Читать книгу Чего не сделаешь ради любви - Марго Эрли - Страница 1

Логан, Западная Вирджиния

Мэри Энн Дрю сидела за своим рабочим столом в объединенной редакции газет «Логан стандарт» и «Шахтер», когда Камерон принесла новости. Камерон, которая была двоюродной сестрой и ближайшей подругой Мэри Энн, схватила стул и, оседлав его, повернулась лицом к Мэри Энн.

– Они решили пожениться!

Мэри Энн не потребовалось спрашивать: «Кто?» Она только с мольбой выговорила:

– Не может быть!

Камерон, по лицу которой было видно, что она сознает, какую боль причинила, продолжала дальше:

– Правда-правда! Вчера вечером Анджи с подружками пила мартини в «Мордашке», а Ронда как раз их обслуживала. Она-то мне и рассказала новость. Правда, пока обошлись без колечка.

Это никак не могло быть правдой, в чем Мэри Энн несколько раз уверила себя, чтобы немного успокоиться. Уже много лет она любила Джонатана Хейла, еще с той поры, как он приехал в Логан из Цинциннати, чтобы руководить муниципальным радио. Прежде она не испытывала ничего подобного. Сначала высокий, темноволосый молодой человек в очках в проволочной оправе, с суховатыми манерами не произвел на нее особенного впечатления. Потом она узнала, что он долго работал за рубежом в качестве военного корреспондента агентства Рейтер, что ему приходилось видеть страшные картины в зоне боевых действий, однако увиденного он ни с кем не обсуждал. Однажды, когда она пришла записывать на радио свой очерк, он сидел в сторонке и сосредоточенно наблюдал за ней, а потом сказал:

– Неплохая работа, Мэри Энн. Попробую договориться, чтобы ваш очерк передали и другие радиостанции.

Она посмотрела в его голубые глаза, и словно стрела пронзила ей сердце. До сих пор Мэри Энн не понимала, откуда взялся этот образ крылатого Эроса с луком и стрелами, однако в ее случае стрела сына Афродиты буквально сразила ее. Впечатление было настолько сильным, что не оставалось сомнений – Джонатан Хейл предназначен ей судьбой.

Она и сейчас в это верила.

– Как ты, нормально? – спросила Камерон.

– Конечно.

Но разумеется, она выпала из состояния нормы. Она просто погибала! Мэри Энн не была уверена, что протянет еще хотя бы пять минут, не то что сможет жить дальше, зная, что ее Джонатан хочет жениться на этой липучке, на этом вульгарном ничтожестве Анджи Уокман, владелице «Цветущей розы», магазинчика, который находится по соседству с «Логан».

Спеша доказать, что услышанная новость ничего для нее не значит, Мэри Энн спросила:

– Ты разве сегодня не работаешь?

Камерон возглавляла в Логане Центр помощи женщинам, находившийся за соседней с редакцией дверью.

– Вышла на минутку выпить кофе. Сейчас пришла мать одной клиентки и заявила, что сама она выходила замуж на всю жизнь и ей стыдно, что ее единственная дочь хочет развестись с мужем, хотя знает, что на прошлой неделе тот сломал своей жене три лицевые кости! Дама назвала меня и нашего юриста отпетыми мужененавистницами. Мне просто необходимо остыть… – Камерон снова переключилась на заботы Мэри Энн. – У меня родилась первоклассная идея. Стоит попробовать, хотя бы шутки ради. Не факт, что она сработает. Но если сработает, будет забавно.

Мэри Энн взглянула на кузину. Камерон, как и сама Мэри Энн, была блондинкой – ну, во всяком случае, до некоторой степени блондинкой. Волосы у обеих девушек были светло-каштановые, казавшиеся на солнце еще светлее. Но на этом сходство заканчивалось.

Камерон, к зависти Мэри Энн, обладала стройной фигурой. Гены даровали ей мальчишески узкие бедра и грудь, на которую заглядывались мужчины. Еще она была прирожденной спортсменкой, никогда не садилась за руль автомашины, если можно было пройтись пешком, пробежаться или проехаться на велосипеде. Она имела черный пояс по тхеквондо и увлекалась спелеологией.

Мэри Энн же сознавала, что ее тыльная сторона только выиграла бы, не сиди она столько за столом или за рулем.

Камерон была ростом пять футов пять дюймов, а Мэри Энн – пять футов десять дюймов.

Еще Мэри Энн питала слабость к модной красивой одежде – ведь до того, как обосноваться в Логане, она работала в Нью-Йорке в двух женских журналах и могла поклясться, что продемонстрированное фильмом «Дьявол носит Прада» – чистая правда.

А Камерон одевалась на распродажах и в магазинах эконом-класса.

Мэри Энн активно пользовалась косметикой, а для Камерон это не имело значения. Мэри Энн была редактором и корреспондентом «Логан стандарт» и «Шахтера», Камерон, как уже упоминалось, отдавала все силы защите и борьбе за благополучие женщин и детей.

Будучи такой, какая она есть, Камерон предъявляла к каждому встречному мужчине ряд требований. Мэри Энн была благодарна кузине за то, что она помогала ей завоевать Джонатана Хейла. Джонатан почти удовлетворял непременным условиям, необходимым, по мнению Камерон, для будущего мужа. Он имел работу, не был алкоголиком, но сестры сомневались, что Джонатан когда-либо посещал психотерапевта, что, по убеждению Камерон, требовалось всем мужчинам. Сама Камерон искала мужчину, который не стремится непременно иметь собственное потомство, а готов был усыновить ребенка.

«На свете столько несчастных детей, которые уже родились и которым нужен хороший дом», – говорила она.

Правда заключалась в том, что Камерон была свидетелем, как мучительно рожала ее родная сестра. Дело закончилось кесаревым сечением, после чего Камерон заявила Мэри Энн: «Чтобы я тоже? Никогда в жизни!»

Мэри Энн нравилась мысль о том, чтобы иметь детей. Она их даже страстно желала. И это придавало ее мечтам о Джонатане оттенок отчаяния.

– Ну и что это за идея такая? – спросила она.

Карие глаза Камерон повлажнели, стали почти черными.

– Любовное снадобье! Приворотное зелье.

В этой идее была вся Камерон. Можно было бы предположить, что женщина, которая наслушалась жутких историй о домашней тирании, насилии и повседневных бытовых дрязгах, навсегда, до последней капли, изгнала из себя романтику. Сама Камерон утверждала, что так и есть. Однако дело обстояло иначе. И, впадая в романтические настроения, Камерон не знала удержу…

На осенней ярмарке предсказательница напророчила Камерон, что та выйдет замуж за темноволосого мужчину с карими глазами, а астролог сказала, что девушка соединится с избранником «нетипичным путем».

Были еще «письма счастья»: «Вы встретите истинную любовь в течение пяти дней, если отправите это письмо пятерым адресатам. Не прерывайте цепочку!»

В своих эксцентричных затеях Камерон не забывала и о Мэри Энн.

Мэри Энн попробовала возразить кузине, вооружась здоровым скептицизмом:

– Положим, даже если такие штуки и помогают – но где их взять?

– У матери Пола, – не задумываясь ответила Камерон. – Она акушерка – принимает роды на дому.

Пол заменял Камерон бойфренда и по статусу скорее был ближе к собаке, которую тоже держала Камерон. Пол Курье был ее другом детства, категорически не приемлющим никаких обязательств – хотя Мэри Энн и отмечала, что он темноволосый мужчина с карими глазами! Поскольку Камерон находила изъяны в каждом встречном мужчине, она и Пол договорились создавать на людях впечатление, что они – любовники. Тогда Камерон не придется отбрыкиваться от мужчин, никогда не посещающих психотерапевта, которого Пол, кстати сказать, тоже не посещал. А Полу не придется прятаться от женщин, стремящихся выйти за него замуж и нарожать ему детей.

Мэри Энн никогда не понимала смысла этой договоренности, тем более что Полу, который по выходным выступал на вечеринках, играя на гитаре и распевая баллады, приводившие в состояние любовного томления каждую услышавшую его женщину, очень даже нравилось, что в него влюбляются. Однажды Мэри Энн спросила кузину:

– Ты к нему что – совсем равнодушна?

– Я равнодушна ко всем мужчинам, – ответила Камерон, – кроме Бога.

Она говорила об очень личном. По мнению Мэри Энн, мужчина, которого подразумевала Камерон, ни в малейшей степени не был божеством. И мысли в его голове определенно не были в том идеальном порядке, на который рассчитывала Камерон.

– Значит, мать Пола готовит приворотное зелье? – уточнила Мэри Энн.

– Да! Разве ты забыла? По радио как-то еще передавали интервью с ней.

Мэри Энн не помнила такого интервью. Она ответила:

– Нет. – Но имела в виду не то, что не помнит, а то, что не готова испробовать на себе подобную глупость.

Камерон пожала плечами:

– Решать тебе, конечно. По-моему, быть одной совершенно нормально, но ты – другое дело. И тебе этот парень уже давно нравится, хотя с ним ты наверняка была бы несчастна.

Последнее замечание Мэри Энн решительно отвергла. Она знала, что Камерон не находила в Джонатане Хейле ничего особенного, но ее возмущало предположение Камерон, что в нем есть скрытая червоточина.

Сейчас Мэри Энн только покачала головой:

– Мне нужно работать.

Камерон встала и закинула за спину свои длинные волосы.

– Пойду на шахту. Если зайдешь на радио, передай от меня привет ему.

– Я не разговариваю с этим типом без крайней нужды.

Когда Камерон ушла, Мэри Энн заперлась в своем кабинете и попыталась сосредоточиться на заметке о праздничном чаепитии по поводу сбора урожая. Текст необходимо было отредактировать да еще до десяти доделать светскую хронику. Должность девушки называлась помощник главного редактора, и на практике это означало, что она занималась всем понемногу. Мэри Энн вела разделы науки и искусства, а также освещала последние новости и события.

Итак: «Барбара Роллинз, президент общества Престола Храма Святого Луки, собственноручно приготовила большой бисквитный торт…»

Но праздничное чаепитие никак не могло затмить катастрофу, которой являлась помолвка Джонатана Хейла. Джонатан всегда был неизменно вежлив с Мэри Энн, но решительно не замечал ее как женщину. Это могло иметь только одно объяснение – его сердце занято. Так и оказалось.

Может, Камерон права? Стоит взять и попробовать последнее отчаянное средство – пока еще не поздно. Но любовное снадобье не подействует! Мэри Энн вспомнила то интервью с Кларой Курье, хотя Камерон и ошиблась насчет темы. Тема была – «Поставщики натуральных сельскохозяйственных продуктов». Мэри Энн слышала, как Джонатан Хейл ответил решительным возражением на вопрос Грэхема Корбета, несносного ведущего ток-шоу на логанском радио, который верил, что именно он прославил Логан в Западной Вирджинии. Джонатан сказал тогда:

– Она не заговаривала о приворотном зелье, а я не спрашивал.

Приворотное зелье – что за бредовая идея! Мэри Энн поймала себя на мысли, что ищет предлог, чтобы заглянуть на радио. Они на самом деле помолвлены? Может быть, это только пустые слухи? Она еще минуту раздумывала, потом встала с кресла, надела серый пиджак, повесила на плечо сумочку на длинном ремешке. Торопливо проходя мимо кабинета главного редактора, она приветственно взмахнула рукой, радуясь, что он как раз в этот момент говорит по телефону и не может спросить ее, куда это она отправилась. Не нужно придумывать митинг общества «Дочери американской революции…».

Она сбежала вниз по ступенькам кирпичного здания и вышла на улицу. В воздухе чувствовалось приближение осени, пахло увяданием, дул резкий ветер. Ушла летняя жара, от которой липнут к голове волосы…

Мэри Энн подошла к бордюру, посмотрела направо – налево, пропустила одиночный грузовик и перебежала Главную улицу перед несущимся на нее потоком машин. Миновала автомат с содовой и вошла в кирпичное здание старой постройки, Посольский дом, где и размещалось муниципальное радио.

«Только бы это оказалось неправдой», – думала Мэри Энн. Может быть, информация, услышанная Камерон, вовсе не соответствует действительности?

Когда Мэри Энн подошла к стеклянной двери радиостанции, какой-то мужчина распахнул ее перед ней изнутри.

Мэри Энн испытала острый приступ неприязни, который, как она надеялась, не отразился на лице.

Этот молодой человек был ростом шесть футов, а его каштановые с золотистыми проблесками волосы волной поднимались надо лбом и спускались ниже воротничка. Люди часто принимали его за актера Джона Корбета, но Грэхем Корбет даже не приходился ему родственником. Д-р Г. Корбет. Доктор философии, не медицины. Мэри Энн знала, что он два раза в неделю консультирует клиентов, но считала, что приставка «д-р» перед фамилией – всего лишь дань склонности порисоваться. Если бы он узнал, что Камерон именует его божеством, он воздвиг бы храм в свою честь.

– О! – сказал он. – К нам явилась дама, чья задница просто создана для радио.

Мэри Энн, помедлив, улыбнулась ему ядовито-сладкой улыбкой.

– А мне казалось, что самая выдающаяся задница на радио – это вы.

– Мой ангел, – проворковал он, – так как идут дела у нашего бывшего редактора модных журналов и нынешнего кусачего комментатора местных демонстраций мод?

– Я жду не дождусь, когда кто-нибудь напишет вашу скандальную биографию, – парировала она.

Ответу не хватало остроты ее предыдущей реплики. Мэри Энн слишком хорошо знала, что с Грэхемом Корбетом лучше не затевать разговоров. Как она могла забыть, что передача у него именно сегодня, а он, пунктуальный, как «ролекс», обычно является за полчаса до начала. Не дожидаясь ответной реплики, она прошла мимо него в помещение студии. Сквозь стеклянное окно кабинки звукозаписи она увидела Джонатана, который брал интервью у шахтера, больного пневмокониозом и силикозом. Она еще вчера слышала, как Джонатан говорил об этом материале. Джонатан являлся директором радио, но Логан, пусть и главный город округа, был совсем небольшим, да Мэри Энн и представить не могла, чтобы Джонатан захотел совсем отказаться от репортерской работы.

Его глаза лишь на мгновение задержались на ней, когда она проходила мимо, а она ответила коротким кивком и прошла дальше к компьютерному терминалу с архивами. Совсем не потому, что ей что-то там понадобилось, просто это был наилучший предлог для ее появления здесь.

– Чему мы обязаны этим визитом?

О боже, Грэхем Корбет идет за ней по пятам!

Мэри Энн ответила:

– Разве вам здесь некому больше отравлять день?

– Абсолютно некому! У меня есть кое-какие новости для редактора светской хроники «Логан стандарт». Журнал «Новая Англия» назвал меня одним из самых завидных холостяков страны, а «Нация» включила меня в число пятидесяти наиболее красивых людей мира.

– Им понадобится целый разворот для вашей физиономии. Оставьте меня, пожалуйста. – Не глядя на него, она принялась искать что-нибудь о праздновании в округе окончания сбора урожая. Разумеется, она не надеялась найти ничего особенного, но это не имело значения. Грэхем Корбет нагнулся к самому ее уху и сказал драматическим шепотом:

– Они обручились.

Рядом с компьютером стоял чей-то недопитый кофе в бумажном стаканчике, только и ожидая, чтобы подвернуться под руку. Мэри Энн нервно дернулась и смахнула его со стола, но Грэхем успел подхватить стаканчик.

Мэри Энн наконец-то посмотрела на него. Он подмигнул, оскалил зубы в усмешке, которую Камерон называла «его неотразимая улыбка», и убрался наконец, по пути бросив стаканчик в корзину для мусора.

Мэри Энн не стала провожать его взглядом. Она рассудила, что если бы он знал ее тайну, то не стал бы пытаться произвести на нее впечатление, упомянув о себе как о самом желанном холостяке, если, конечно, добивался именно этого. Мэри Энн питала отвращение к знаменитостям, считала, что для журналиста недостойно стремиться к дешевой популярности. Никому не удается прославиться и одновременно сохранить достоинство. И Грэхем Корбет, по ее мнению, не был исключением. Он и правда становился знаменитым, и люди узнавали его голос, как узнавали голос Гаррисона Кейлора, а почитателей у него насчитывалось побольше, чем у доктора Лаури. Его уже несколько раз приглашали на телевизионные ток-шоу.

Мэри Энн кинула взгляд в сторону кабинки звукозаписи, увидела сочувственное лицо Джонатана, спрашивающего о чем-то шахтера. Вот совсем другой тип журналиста. Джонатан никогда не станет знаменитостью, даже если получит Пулицеровскую премию. Помимо собственной персоны его интересуют и другие люди, и мир вокруг.

Она никак не могла взять в толк, что такого Камерон нашла в Грэхеме Корбете. Но Джонатан… Черт побери, конечно, никакое приворотное зелье здесь не подействует!

Но если попробовать просто на всякий случай, эксперимента ради?..

Она встала из-за компьютера, через стекло кабинки на одно короткое электризующее мгновение поймала взгляд Джонатана и, выходя из студии, сунула руку в карман за мобильником – позвонить Камерон.

Камерон была погружена в работу в своем центре. Вызывала водопроводчика, чтобы починить трубы в общежитии. Сочиняла объявление в газету, приглашающее волонтеров для работы в службе поддержки. Камерон и сама дежурила на телефоне. Она знала, что умеет дать добрый совет женщинам, попавшим в беду, убеждала их воспользоваться помощью центра. Всякий раз, когда женщина решалась уйти от мужа или сожителя, Камерон сопереживала так, словно сама подверглась плохому обращению. Муж одной из женщин сломал машину, чтобы не дать жене уехать от него. Любовник другой, полицейский, грозился застрелиться из служебного револьвера на глазах у своей подруги и ее трехлетнего ребенка. Иногда звонили мужчины, угрожали ей, прочим сотрудникам центра, своим бывшим супругам и любовницам, сбежавшим женам, волонтерам.

Камерон думала, что Грэхем Корбет стал бы для нее идеальным партнером. Во время своих радио-шоу он казался добрым и мудрым, давал разумные советы. Камерон решительно не могла представить, чтобы он превратился в деспота, собственника. И еще он очень хорош собой…

Камерон подозревала, что Грэхем интересуется Мэри Энн. Она чувствовала, что между ними пробегают какие-то токи. Вот только чувствует ли их сама Мэри Энн? Впрочем, она сосредоточена на своем Джонатане. Кроме того, ее отец – известный актер, музыкант, чью жизнь вовсю смакуют таблоиды, популярная фигура. Мэри Энн все это претит, она никогда не увлечется мужчиной, который живет и работает под пристальным вниманием публики.

Мысль о любовном снадобье казалась пустой забавой. Но в глубине души Камерон очень хотела, чтобы у Мэри Энн все получилось с Джонатаном, просто потому, что сама она мечтала получить шанс поближе познакомиться с Грэхемом Корбетом, который все-таки явно предпочитал ей кузину…

Нет, видно, ей лучше забыть эту радиозвезду.

Зазвонил мобильный, и Камерон взглянула на экран. Мэри Энн!

Камерон с улыбкой нажала кнопку ответа, гадая – не решила ли кузина в конце концов испробовать любовное снадобье?

– Зачем ты все это хранишь? – спросил акушер Дэвид Курье свою бывшую жену.

Он спустился за ней в цокольный этаж и обнаружил там целый шкаф, заставленный пенопластовыми лоточками из-под мяса. Еще в цоколе хранились старые журналы, полная подборка ежегодника «Акушерство сегодня», масса подарочных коробочек, занимавших площадь в двадцать четыре квадратных фута, еще коробка аптечных резинок и другая – с мотками веревки. Эта женщина в своей жизни ничего никогда не выбрасывает, но все же Дэвид никак не мог представить, для чего ей понадобились лоточки.

– Нам это пригодится, если дела пойдут совсем плохо, – ответила она.

Под делами, насколько знал Дэвид после долгого и сложного совместного проживания с этой женщиной, подразумевалась цивилизация, как она есть. Его бывшая жена воспитала двух детей, которые теперь с тихим ужасом вспоминали о детстве, проведенном среди зловещих предсказаний женщины, которую они до сих пор почитали пророком. Хотя и научились с тех пор не обращать внимания на ее пророчества о вселенской катастрофе.

– Можно будет скрепить их изоляционной лентой и построить дом, – продолжал размышлять Дэвид над лоточками, – или даже театр.

– Не ломай себе голову. Давай перенесем все это наверх.

«Все это» относилось к двадцати с лишним коробкам, слишком тяжелым для шестидесятивосьмилетней женщины, чтобы она сама сумела втащить их вверх по ступеням. В коробках лежали телефонные справочники с 1968 по 2005 год. Дэвид подозревал, что справочники в разное время списаны и выброшены за ненадобностью почтовыми отделениями штата Западная Вирджиния.

– Я хочу поскорее доделать эту работу, – сказала Клара, имея в виду вывоз коробок, что ее бывший муж и обещал осуществить на своем пикапе. Кларе не хотелось с ними расставаться, но она понимала, что все издания журнала «Роды» уже невозможно держать наверху. Так что журналы отправлялись вниз, а телефонные справочники съезжали совсем. – Скоро ко мне придут за приворотным средством.

Человек, плохо знающий Клару, сделал бы один из следующих выводов: первое – она заранее условилась с кем-то, желающим получить от нее снадобье, второе – ей позвонили по телефону или прислали сообщение с просьбой быть дома в конкретное время, к которому подойдет лицо, заинтересованное в любовном зелье.

Но Дэвид понял это так, что Клара просто «знает» о приходе клиента. За любовным зельем обращалось немало людей, поэтому ожидать внезапного визитера можно было со значительной долей вероятности. Если бы клиент появился в течение последующих пяти минут, Дэвид отнес бы это насчет популярности своей бывшей жены как травницы. Но их жизнь была полна таких вот примеров, когда Кларе заранее становилось известно о том, что должно случиться. Как-то в разгар рыбалки она сказала: «Бриджит поранилась. Надо немедленно возвращаться домой». Бриджит в самом деле сломала тогда руку!

У Дэвида эти прозрения вызывали только досаду, потому что она всегда ожидала от него каких-то немедленных шагов и в результате странных совпадений почти всегда оказывалась права.

Если же речь шла не о совпадениях, то наверняка существовало научное объяснение феномену, о котором ему было неведомо. Когда он заговаривал об этом с Кларой, она отвечала рассеянно: «Ну конечно, оно существует». Сама Клара считала, что умеет предвидеть и что этому явлению есть строго научное объяснение.

Мозг Дэвида, мозг естественника отказывался верить, что любовные зелья действуют. Конечно, это чистое шарлатанство, просто люди, влюбленные настолько, что обратились к подобному средству, часто так или иначе добиваются взаимности естественным путем. Тут действовал эффект плацебо во всех его проявлениях – самовнушение, сила позитивного мышления. Безраздельная вера способна обеспечить «успех» любому приворотному зелью.

Дэвид приподнял коробку со справочниками. На случай, если очередная жертва и правда находится на пути сюда, а за зельем, само собой, приходили преимущественно женщины, он предпочитал не встречаться с ней. Не нужно, чтобы его видели здесь. Близились перевыборы в городской совет, и он не хотел, чтобы причастность к раздаче сомнительного снадобья подорвала его шансы. Он так и сказал бывшей супруге:

– Могла бы и обо мне подумать.

– Я и подумала, – ответила она, неправильно истолковывая его слова. – Тебе полезен физический труд.

«Давайте примем еще один звонок. До нас дозвонилась Джулия. Здравствуйте, Джулия».

Мэри Энн включила радио. Они вместе с Камерон ехали домой к Кларе Курье в Миртовую Балку за любовным снадобьем. Услышав самый ненавистный из всех голосов, она протянула было руку к выключателю.

– Не трогай! – вскричала Камерон, отталкивая ее руку.

«– Привет, Грэхем, – прозвучал смущенный девичий голосок. – Я хотела спросить про своего жениха.

– Вы помолвлены? Великолепно. Парню повезло».

– Вот лицемер, – пробормотала Мэри Энн. – Сам-то он наверняка ни разу не встречался дважды с одной и той же женщиной.

– Он ждет появления истинного чувства, – возразила Камерон, должно быть, в шутку.

«Спасибо», – ответила радиослушательница серьезно, и голосок ее звучал так трогательно, что Мэри Энн невольно стала вникать, в чем заключалась проблема юной особы, которую она рассчитывала разрешить с помощью передачи «Жизнь» с ведущим Грэхемом Корбетом. Сама про себя она называла эту программу «пожизненным приговором».

«В общем, мы помолвлены уже полгода и собираемся пожениться на Рождество, и я очень люблю моего жениха, но кое-что меня смущает. Он говорит иногда такие вещи… Я знаю, что он просто так шутит. Но мне все равно обидно. Например – что я не то чтобы сверхжирный продукт, но и далеко не обезжиренный. А когда я показывала ему свадебное платье в каталоге для новобрачных, он спросил: точно ли есть такое для крупнокалиберных дам?»

– Вот козел, – прошипела Камерон.

«Да, не слишком приятно», – отозвался Грэхем с оттенком сочувствия в голосе.

«И это говорит человек, заявивший, что моя задница создана для радио! Вот скотина».

«– Я преподаю английский в начальной школе, но мечтаю писать, и кое-что уже отсылала в издательства, но он говорит: «Те, кто может, – делают, кто не может – те учат».

– А вы говорили ему, что чувствуете при этих его словах?

– Да. Но он ответил, что я гиперчувствительная».

Грэхем многозначительно хмыкнул.

«Джулия, я хочу, чтобы вы кое-что сделали. Представьте, хорошенько представьте, что именно вы чувствуете, когда слышите от вашего жениха подобные вещи. Теперь закройте глаза. Закрыли?»

Сейчас он говорил, как заботливый старший брат, – слушатели обожали эту его интонацию. Мэри Энн, знавшая, насколько несвойственна такая манера истинному Грэхему Корбету, начинала испытывать тошноту.

«Да», – ответила девушка, помолвленная с идиотом.

Рядом, на соседнем сиденье, зажмурила глаза Камерон.

«А теперь представьте, что всю жизнь вам предстоит провести с человеком, который заставляет вас переживать подобные чувства».

Бедняжка издала сдавленный вздох. Камерон эхом его повторила.

– Просто не верится, что ты на это можешь купиться! – отозвалась Мэри Энн.

– Тшш!

«А теперь давайте проделаем эксперимент, – снова заговорил Грэхем. – Представьте, каково вам будет с человеком, который любит вас так сильно, что никогда не скажет ничего, что может задеть ваши чувства. С уверенным в себе человеком, которому не требуется самоутверждаться за ваш счет. Он станет говорить нечто подобное: «Я уже вижу тебя в этом платье. Ты будешь в нем потрясающей красавицей. Но для меня ты всегда самая красивая. Я очень люблю тебя! И не могу дождаться, когда ты станешь моей женой».

Мэри Энн не отличалась сентиментальностью, но сейчас должна была признать, что Грэхем совершенно прав. Умеет он найти верный путь к сердцам слушательниц. Камерон тихо вздохнула.

– Все вранье, Кам! На самом деле он вовсе не такой. Уж поверь мне.

– Тшш! Он для меня как лекарство. Помогает не сделаться отпетой мужененавистницей.

«– Да, – выдохнула Джулия. – Я понимаю.

– Мне вы вовсе не кажетесь гиперчувствительной, а этот клоун, похоже, точно бесчувственный. Ему еще предстоит повзрослеть, и надеюсь, он поторопится с этим, прежде чем вы пойдете к алтарю».

– Все, аминь, – проговорила Мэри Энн. – Или ты остановишься на человеке, который говорит, что твоя задница просто создана для радио.

– Это кто так говорит? – встрепенулась Камерон, поворачиваясь к ней всем корпусом.

У Мэри Энн зазвонил мобильный. Она знала, что в Миртовой Балке может не быть связи, и, притормозив у исторического моста Хенлосон, ответила:

– Мэри Энн Дрю.

– Привет, Мэри Энн, это Джонатан.

Джонатан? Зачем он звонит? Свой очередной материал она должна записывать только в будущий вторник, а сейчас четверг.

– Знаешь, мы с Анджи обручились и по этому поводу устраиваем в субботу маленькую вечеринку на студии. Я хочу быть уверен, что ты придешь. Анджи мечтает с тобой познакомиться.

Мэри Энн словно громом поразило. Услышать такое из его собственных уст! Испугавшись, что от потрясения ее сейчас затошнит, девушка с трудом выдавила:

– Это здорово. Я приду.

Она отключила мобильный, закрыла глаза и попыталась представить, как Джонатан Хейл говорит ей, что для него она всегда самая красивая. Камерон удивленно глядела на нее. Мэри Энн повторила ей то, что сейчас услышала.

– Вечеринка? – проговорила Камерон. – На вечеринках люди обычно выпивают…

Мэри Энн по ее зловещему тону быстро поняла, к чему она клонит. Она мрачно нажала на газ и устремилась к своей последней надежде, за средством, которое на самом деле конечно же бессильно было помочь.

Миртовая Балка

Дом на самом деле правильнее было назвать хижиной. Мэри Энн подъехала к ней в тот момент, когда седовласый мужчина с бородкой грузил в пикап тяжелые картонные коробки. Он покосился на девушек в автомобиле, и она увидела, как его глаза полыхнули бирюзовым огнем.

– Это отец Пола, – пояснила Камерон. – Акушер. Кстати, живет по соседству с тобой.

– Знаю, Дэвид Курье. – Мэри Энн с неприязнью вспомнила о еще одном соседе Дэвида Курье – Грэхеме Корбете. – Член муниципального совета и, возможно, замешан в неправомочном расходовании городских средств.

– Не может такого быть, – возразила Камерон. – Они с Кларой вообще-то в разводе, но остались добрыми друзьями. Во всяком случае, он всегда помогает ей по хозяйству. У Пола, – заявила она, – сложные отношения с матерью. Ему бы не повредила консультация психотерапевта…

– Ну еще бы, – отозвалась Мэри Энн. – Ведь его мать в свободное время варит приворотное зелье.

В этот момент на крыльцо вышла босая женщина, ее все еще темные, лишь слегка подернутые сединой волосы были заплетены в длинную косу. Годы оставили на ее оливковой коже густую сеть морщин. Темные глаза почти без интереса скользнули по Мэри Энн и устремились на седовласого мужчину, строго следя за его действиями. Одета она была во фланелевую рубашку и голубые джинсы.

– Она никогда не носит обувь, разве только нужно идти куда-то, где без нее невозможно. Пола от этого коробит. А мне она нравится.

– Она знала, что мы приедем?

– Наверное, но я с ней предварительно не договаривалась, если ты это имела в виду.

Мэри Энн в нерешительности взялась за ручку дверцы. Что за идиотское предприятие она, в самом деле, затеяла?

– Дэвид, – сказала женщина, – может быть, ты узнаешь в библиотеке – не нужны ли им эти справочники?

– Зачем библиотеке справочники тридцатилетней давности? Сама бы давно пустила их на растопку.

Клара явно призадумалась над его словами. А Дэвид поспешно нырнул в кабину, очевидно испугавшись, что она потребует выгрузить назад коробки, которыми он только что до отказа набил кузов. Производительница любовных снадобий нахмурилась.

– Расточительство, – обратилась она к Камерон. – Потом, когда все пойдет прахом, люди горько пожалеют о тех вещах, которые в свое время выбросили.

– Здравствуйте, Клара, – сказала Камерон. – Это Мэри Энн Дрю. Мы к вам приехали за…

– Любовным снадобьем, – закончила за нее Клара. – Проходите в дом.

Камерон выразительно взглянула на Мэри Энн, призывая ее отдать дань прозорливости этой женщины. А Мэри Энн больше всего захотела оказаться у себя в редакции и с достоинством признать поражение.

Стены кухни в хижине были уставлены шкафчиками, забитыми банками с высушенными травами, кореньями и еще какими-то непонятными штучками.

– Чаю хотите? – предложила Клара.

– Нет-нет, спасибо, – быстро отказалась Мэри Энн, которой стало немного не по себе от перспективы принять чашку чая из рук женщины, изготовляющей любовные зелья. И вообще – не повредит ли стряпня этой особы Джонатану? А что, если он отравится?..

– А я выпью, – улыбнулась Камерон. – Крапивный у вас есть?

– Да, – одобрила Клара ее выбор.

А Мэри Энн в который раз удивилась, почему Камерон не возьмет и не выйдет за Пола – ведь он и красив, и неглуп, и вполне обеспечен: как-никак днем – смотритель и экскурсовод в заповеднике, а вечером – музыкант. Разве что Камерон никогда особенно не рвалась именно замуж, и, по ее словам, Пол тоже не стремится к браку, да и не настолько она его любит… Однако в атмосферу этого семейства Камерон вписывается идеально.

Сама Мэри Энн чувствовала себя здесь совсем не в своей тарелке, а именно такой, какая она есть. То есть женщиной, которая носит высокие каблуки и делает педикюр, пользуется кремом для загара, обожает ходить по магазинам, любит Нью-Йорк, не ужасается при мысли о ботоксе и отбеливании зубов, способна просмотреть подряд все серии «Секса в большом городе».

Они расселись вокруг красивого столика ручной работы на разнокалиберные стулья.

Мэри Энн пробормотала:

– Камерон, может быть, не стоит?

Камерон свирепо взглянула на нее.

– Нет так нет, – сказала Клара.

Мэри Энн моргнула. Странно, что женщина, торгующая средствами от всех болезней и невзгод, не нахваливает свой товар.

– А я уверена, что оно действует, – настаивала Камерон.

– Оно действует, – согласилась Клара. – Но, как правило, не так, как ожидают люди.

Мэри Энн была заинтригована. Хотя ей никак не верилось, что Камерон может относиться к этому серьезно.

– Что вы имеете в виду? – спросила она у Клары.

Женщина посмотрела на нее пронизывающим взглядом василиска:

– Я ничего не скрываю. Объясняю людям, как правильно воспользоваться снадобьем. Они выполняют. Тут-то и происходят самые неожиданные вещи. Вот вы, например, хотите дать средство мужчине, у которого уже есть подруга.

– Они даже уже помолвлены. – Профессиональная честность Мэри Энн не дала ей солгать. – А… откуда вы узнали?

Клара пропустила вопрос мимо ушей:

– Так вот, если он отхлебнет достаточную дозу и влюбится в вас, с той женщиной у вас могут быть проблемы. Вам надо еще раз заглянуть в свое сердце и убедиться, чего именно вы хотите. Потому что человек, однажды выпивший снадобье, полюбит вас так, что вы уже не сможете остановить это или как-то переиграть.

– Подобных проблем не будет, – отрезала Мэри Энн. – Я хочу сказать – с моей стороны.

Клара взглянула на нее едва ли не с осуждением:

– Видите ли, предпочтительнее позволить действовать самой природе. Вам кажется, вы знаете, чего хотите, но важно понять, что все может обернуться не совсем так, как вам представляется.

Мэри Энн нисколько не сомневалась, что, каким бы образом Джонатан ни ответил взаимностью на ее чувство, все одно – это будет чудесно. Она пожала плечами:

– Все равно я готова рискнуть.

Снова эта женщина смотрит на нее так, словно хочет предостеречь от какой-то беды… и понимает, что клиентка глуха к ее предостережениям. Вот она надела очки, открыла записную книжку и сделала в ней огрызком карандаша пометку. Какая она стройная для своего возраста, и спина у нее совсем не сутулая. Вот Клара решительно выдохнула и перевернула страницу книжки.

– Так вы сможете его приготовить? – спросила Мэри Энн.

– Конечно.

Засвистел чайник, и вскоре перед Камерон оказалась чашка варева, пахнущего мокрой газетой.

– Крапивный чай, – пояснила она. – Чтобы гуще росли волосы.

Мэри Энн представила кузину с локонами, как у Рапунцель, впрочем, Камерон и сейчас была недалека от этого.

Пока Клара смешивала всевозможные компоненты, растирала, фильтровала, разбавляла, в Мэри Энн проснулась журналистка. Что за состав у этого любовного снадобья? Единственный из компонентов, который она успела разглядеть, был кусочек шоколада. Поймав ее любопытный взгляд, Клара сказала:

– Натуральный, горький, черный. Попробуйте.

Мэри Энн с опаской взяла в рот кусочек. Шоколад был необыкновенно вкусный.

– Оно ведь не навредит ему? – спросила она. – Любовное снадобье?

Камерон положила голову на ладони и покачала ею. Клара только посмотрела.

– А теперь записывайте, – велела она. – Листок можете вырвать из блокнота. Только чистый.

Мэри Энн сделала как было сказано, взяла сточенный почти до основания карандаш.

– Вот что нужно сделать, чтобы привести средство в действие, – рассказывала Клара, помешивая жидкость, которая постепенно превращалось в прозрачный раствор. – Вы должны трижды сделать добро, и каждый раз человеку, которого не любите, к которому испытываете стойкую неприязнь. Это может быть один и тот же человек, или двое, или трое. Распределите, как вам угодно. Главное – чтобы человек был вам неприятен, даже отвратителен.

В голову Мэри Энн мгновенно пришел Грэхем Корбет.

– Вы должны дать одному из этих людей что-то для вас очень ценное. Должны поговорить с антипатичной вам личностью по-доброму. И наконец, должны тайно сделать такому человеку приятное.

– Значит, это может быть один и тот же человек?

– А, вы уже подумали о ком-то? – спросила Клара. – Люди обычно сразу находят нужную особу.

– Да, – призналась Мэри Энн и, закончив записывать инструкцию, перечитала текст Кларе вслух.

– Все правильно. – Клара отошла от раковины, закрутила крышечку на флаконе с кристально прозрачной жидкостью и протянула его Мэри Энн. – Влейте это ему в любое питье. Он не почувствует никакого привкуса.

– А разве вам не нужен мой волос или еще что-нибудь такое? – неуверенно спросила Мэри Энн, решив оставить попытки прояснить вопрос, не причинит ли состав вред Джонатану.

Акушерка бросила на нее испепеляющий взгляд.

– Нет, не нужен, – отрезала она. Но поскольку лицо Мэри Энн все еще выражало сильное сомнение, она, по-видимому, сжалилась над ней и пояснила: – Ваша сущность уже здесь. Поверьте.

Мэри Энн вырвала листок из блокнота.

– Сколько я вам должна?

Если окажется, что это дорого, Камерон не жить!

– Двадцать пять долларов.

Дешевле, чем тональный крем. Мэри Энн живо выложила наличные. Клара посмотрела ей прямо в глаза:

– Да, и еще одно, очень важное.

– Что?

– Смотрите, чтобы снадобье выпил именно тот, кто надо.

Камерон и Мэри Энн дружно засмеялись.

– Ошибки не будет, – ответила Мэри Энн.