Читать книгу Почему они поженились - Мари Беллок Лаундз - Страница 1

Джон Кокстер сидел спиной к паровозу в вагоне первого класса ночного поезда Париж – Булонь. Во всей его худощавой и все еще активной фигуре читалось, что он был не просто англичанином, но англичанином определенного класса лондонского государственного служащего.

Был конец сентября, и на вокзалах началась обычная давка желающих попасть домой после летнего отдыха и, будучи человеком аккуратным и пунктуальным, Кокстер заранее зарезервировал угловое место. Однако как раз перед самой отправкой поезда на парижской платформе к нему подошла молодая вдовствующая леди, некая миссис Арчдейл, с которой он был знаком, и которой он уступил свое место. Впрочем, Кокстер охотно принес эту маленькую жертву своему личному комфорту, но тут же был раздосадован глупым альтруизмом миссис Арчдейл, которая, в свою очередь уступила это удобное место какому-то молодому французскому парню, громко прощающемуся со своими родителями.

Когда же поезд тронулся, а юнец и не подумал вернуть вежливой англичанке принадлежащее ей сиденье, Кокстер, раздраженный происшествием больше, чем оно того стоило, с огромным удовольствием влепил бы оплеуху нахальному оболтусу. И все же теперь, сидя прямо и глядя перед собой в вагоне, раскачивающимся и трясущимся так, как только и может раскачиваться и трястись французский железнодорожный вагон, он обнаружил, что даже выиграл от отсутствия честности у парня. Отдав, таким образом, то, что ей не принадлежало, миссис Арчдейл вынуждена была теперь сидеть, сильно и неудобно зажатой со всех сторон, прямо напротив Кокстера.

Хотя Коксетер прекрасно осознавал, что пялиться на женщину – это верх дурного воспитания, но подсознательно он видел большую разницу между тем, что считается хорошим тоном, когда за тобой наблюдают, и тем, что ты делаешь, когда нет никаких шансов быть пойманным. И теперь, когда Нэн Арчдейл безо всяких усилий с его стороны целиком попала в поле его зрения, и он позволил своим глазам остановиться на ней с невольным чувством, что в мире не было ничего другого, на чем бы он предпочел, чтобы они остановились. Ее внешность радовала его привередливый и довольно старомодный вкус.

Миссис Арчдейл была одетая в длинный серый плащ, на голове у нее была темная шляпа, отделанная крыльями Меркурия; она легко лежала на бледно-золотистых волосах, которые так приятно контрастировали с ее темно-голубыми глазами.

Кокстер не верил в удачу. Этому слову, так много значившему для других людей, совсем не было места ни в его словаре, ни даже в его воображении. Но все же внезапное появление миссис Арчдейл на большом парижском вокзале было приятным сюрпризом, одним из тех происшествий, которые именно из-за своей неожиданности заставляют человека чувствовать себя не только довольным собой, но и в согласии со всем остальным миром.

До того, как миссис Арчдейл подошла к дверце кареты, у которой он стоял, было несколько вещей, которые привели Кокстера в дурное расположение духа. Его критической британской флегме казалось, что он был погружен против своей воли в неприятные потоки эмоций. Среди его попутчиков преобладали французы. О, небеса! Как они разговаривали – точнее было бы сказать, болтали – смеялись и плакали! Как они обнимали и тискали друг друга! Глядя на это всеобщее воодушевление, Кокстер благодарил Бога за то, что он англичанин.

Его чувство скучающего отвращения усилилось поведением длинноносого желтоватого мужчины, который положил свой багаж в тот же вагон, где было зарезервировано место Кокстера. Странно, как сохраняются особые черты, присущие еврейской расе, какой бы ни была их национальность! Этот мужчина тоже прощался, его жена была темноволосой, худой, энергичной женщиной очень обычного французского типажа. Кокстер критически оглядел их; ему стало интересно, была ли эта женщина тоже еврейкой. В целом он думал, что нет. Она наполовину плакала, наполовину смеялась, ее руки то сжимали руку мужа, то нежным жестом поднимались к его мясистому лицу, в то время как он, казалось, скорее терпел, чем отвечал на ее ласки и экстравагантные выражения привязанности.

– Прощай, мой маленький обожаемый малыш! – наконец воскликнула она, как раз в тот момент, когда собирали билеты, и, к удивлению Кокстера, обожаемый ответил очень английским голосом, хотя и немного хриплым: «Там, там! Так и будет, моя дорогая девочка. В конце концов, это всего на две недели». Кокстер почувствовал укол искренней жалости к бедняге; без сомнения, грубиян, но английский грубиян, проклятый эмоциональным «Жена-француженка!»

Затем его внимание было самым счастливым образом отвлечено неожиданным появлением миссис Арчдейл. Она очень тихо подошла к нему сзади, и, прежде, чем увидеть ее, он услыхал:

– Мистер Кокстер, вы возвращаетесь в Англию или просто приехали кого-то проводить?

Но даже и в этот момент Кокстер не "выдал себя". Он почувствовал трепет довольно абсурдного восторга, услышав этот тихий вопрос. Но когда он нетерпеливо повернулся к ней, на его лице и на его тонких решительных губах все еще сохранялся след надменной улыбки, с которой он оглядывался вокруг, осознавая с чувством самодовольства, насколько во всех отношениях эта французская станция уступала любому из великих лондонских вокзалов.

Однако, несмотря на приятное впечатление, которое она на него произвела, несмотря на то, что она была единственным человеческим существом, которое ему хотелось бы сейчас встретить, Кокстер не одобрял миссис Арчдейл. В данный момент он не одобрял ее гораздо больше, чем обычно, потому что, если она собиралась уступить это угловое место, то почему она не устроилась так, чтобы сесть рядом с ним? Вместо того чтобы сделать это, она теперь разговаривала с французским мальчишкой, сидевшим на том, что должно было быть ее местом.