Читать книгу День ушедших - Maria Kowalsky - Страница 1

День ушедших

Человеку свойственно ошибаться. Возможно, именно это делает его человеком.

Способность же признавать свои ошибки и платить за них иногда превращает человека в героя.

***

Жизнь механика на космическом поисковом корабле на девяносто пять процентов состояла из рутины, и только на пять – из сюрпризов всякого рода. Старки такое положение дел вполне устраивало.

Но когда капитан вызывал его к себе, Старки знал, что грядет один из сюрпризов, и надо готовиться ко всему. Включая смерть от кровоизлияния в мозг, остановки сердца или сильнейшего нервного срыва в результате перенапряжения.

Старки был в курсе, что его шансы на выживание неуклонно стремятся к нулю, и без отсыпаемых встревоженным медиком лекарств он вполне может умереть в самом начале процедуры. Побочный эффект от медикаментов давал о себе знать уже потом, когда в каюте Старки начинало выворачивать наизнанку, или он терял сознание, впадая в кратковременную кому.

Однако он ни разу не ослушался четкого приказа капитана. И вовсе не потому, что боялся его гнева.

Иногда долг становится тяжкой ношей, но бросить его уже нельзя.

В случае Старки долг значил помощь человечеству в избавлении от «ментальных» преступников. Подарок и проклятие судьбы – Дар – позволял скромному механику преображаться в Ловца, которых опасались, почитали, ненавидели.

В того, кто мог «читать» намерения разумных существ, вознамерившихся нанести вред другим разумным существам. Устроить, например, крупный теракт, или государственный кровавый переворот. Уничтожить правительство нажатием на кнопку. Из-за психического заболевания открыть стрельбу по простым людям.

Старки не раз пытался вытащить из памяти хотя бы нечеткие очертания собственной жизни до того момента, как что-то или кто-то невольно активировал его Дар. Бесполезно: для того, чтобы заглянуть в прошлое, даже свое, требовалось куда больше ресурсов, чем он располагал сейчас. И хотя механик чувствовал, что с каждым новым сеансом растет и его сила, пропорционально росла и опасность «сгореть».

Заглядывать в чужое будущее было куда легче, чем в собственное прошлое. И сейчас он ничего не мог с этим поделать. Не дорос, что называется. И без того капитан в последнее время приказал увеличить дозу успокоительного, чтобы парень не погиб от перенапряжения.

Теперь Старки вообще не распоряжался своим Даром: инъекция активатора, «включение» и время для поиска «менталов» (обычно не больше пяти минут, и это уже критический максимум), передача собранных данных аналитику, мрачное лицо корабельного врача, укол… и темнота, после которой он просыпался самым обычным человеком. Никакой возможности погрузиться в Глубину без разрешения и бдительного наблюдения капитана.

Словно бы в его прошлом было что-то такое, что могло представлять угрозу… для кого? Для Старки? Команды поискового фрегата? Кого-то еще?

Ответы были чем-то таким, что надежно укрыто пеленой тумана. Брести в этом тумане можно было долго, и в конце так и не прийти ни к какому результату. Оставалось копить потенциал, в надежде однажды все-таки найти ответы на все свои вопросы.

И надеяться, что он не умрет к тому времени.

***

Капитана «Надежды» Роджера Серенсена на просторах Дальнего космоса знали все, от мала до велика. И вне зависимости от занимаемого ранга или социального статуса, все испытывали к нему завораживающую смесь ненависти, страха и зависти. Прибрать к рукам разбросанное по астероидам и мелким планеткам хозяйство, толково организовать дело так, чтобы со всего получать выгоду – не каждому дано. А уж расползающиеся, подобно дрянному шву на куртке, слухи о том, что на службе у капитана состоит заботливо укрываемый от любопытных глаз Ловец, так и вообще повергали сплетничавших о крутости Роджера в черное уныние пополам с ощущением безнадежности.

Ловца никому не дано перехитрить. Ловец может залезть в твою голову и сделать с твоим сознанием все, что захочет. Ловец может убить тебя одной мыслью. Ловец бессмертен.

Разумеется, на публике Роджер загадочно улыбался, слыша обрывки сплетен и видя направленные на него взгляды. Поддерживал тщательно сфабрикованную легенду. Возвращаясь же на корабль, от души хохотал над этим бредом.

Бессмертен? Всемогущ? Не знает преград?

Роджеру ли было не знать, какими мучениями оборачивается каждый сеанс погружения для безответного меланхоличного паренька с огромными серыми глазами, в которых навечно застыло какое-то непонятное выражение. Кто, как не капитан «Надежды», после окончания процедуры лично следил за состоянием Ловца?

Серенсен встретил парня, когда тот стоял на перекрестке и мучительно пытался понять, по какой дороге ему дальше идти по жизни. Капитан был тонким психологом, и за короткое время сумел разобраться в переживаниях Старки, ошарашенного и испуганного открывшимся Даром. Убедить его, что нужно поставить эту суперспособность на пользу человечеству, отыскивая преступников и обезвреживая их еще до того, как преступление будет совершено, оказалось даже легче, чем предполагал Роджер. Мальчишка был напуган и одинок, нуждался в наставнике и совете – и он, Роджер Серенсен, стал этим наставником для малыша Старки.

А ведь это только благодаря невероятной, космической удаче. И если бы Роджер не верил в нее раньше, то после того, как он своими глазами увидел, на что способен мальчишка, он поверил бы во что угодно, вознося хвалу всем высшим силам, которые только были ему известны.

Всего один стандартный год прошел с момента зачисления Старки в экипаж «Надежды», а Роджер уже не представлял себе корабля без своего механика. И был абсолютно, безоговорочно уверен, что никуда с этого самого корабля механик уже не денется.

Никогда.

А куда ему, собственно говоря, было деваться? С таким-то послужным списком и убийственным талантом?

Только если в могилу, но этого Роджер никак не хотел допускать.

***

Привычная, материальная реальность уходила на задний план неохотно и медленно, словно давая шанс одуматься, отказаться от погружения в Глубину… но столь же привычным было и то, что последовало за активацией Дара.

Сотый, тысячный, миллионный… кто мог сказать с точностью, в какой раз Старки загонял себя в глубины Изнанки, каждый раз увеличивая риск не вернуться? И все равно, по нахлынувшим ощущениям, мигом вскружившим голову, казалось: все это происходит с ним впервые.

Потому что невозможно забыть такое, однажды увидев.

В непроницаемой, сплошной черноте, окутавшей его сознание заботливо подоткнутым пледом, начинали «проклевываться» светлячки далеких звезд, вначале робко и поодиночке, а затем, осмелев, всем скопом. Перед закрытыми глазами ослепительно вспыхивали мириады далеких солнц – так нестерпимо ярко, что инстинктивно хотелось зажмуриться. Через мгновение между светляками начинала появляться из ниоткуда красная паутинка, соединяя звезды друг с другом. Черные дыры, подозрительные туманности и прочие радости космолетчиков выделялись другими цветами, планеты сияли чуть измененным светом, ясно давая понять, пригодны ли для жизни.

Прокладывать маршрут к далеким мирам в таких условиях было для навигаторов делом нескольких минут. Другое дело, что сами навигаторы после процедуры слабели на глазах, и ни на что больше не были пригодны в течение двух-трех дней.

Но это если «нырять» в космосе. А при нахождении Ловца на поверхности или хотя бы на орбите космического тела картина становилась куда более детализированной.