Читать книгу Картвелеби. Книга вторая - Мариам Тиграни - Страница 1

Декабрь, 1887 года. Российская империя.

А по ночам мне снятся горы,

Они зовут меня домой…

1

Константин Сосоевич нервничал. Собеседник, которого он надеялся расколоть на «раз-два», оказался крепче, чем хотелось бы. Старый Абалаев был деловитым, породистым чеченцем, которому великий Аллах послал только одно разочарование в этой жизни: хромого неприкаянного сына Исхана. В других обстоятельствах этот гордый кавказский горец ни за что не согласился бы на переговоры с человеком, чья дочь так глубоко опозорила собственного отца и весь свой род. Да и сам князь Циклаури вряд ли захотел бы иметь дело с представителем одной из самых неприступных мусульманских народностей Кавказа, но в сложившихся обстоятельствах ни одной из сторон выбирать не приходилось.

Впрочем, Абалаев всё же считал, что проигрывал больше. Он сидел, насупившись, будто медведь, и смотрел на оппонента исподлобья. После ни к чему не приведших споров, он выждал паузу и повёл разговор в более приятное русло:

– Знаете, ваше сиятельство, – покряхтел он устало, откинувшись на спинку стула. «Ахтамар», куда старый князь повёл Башира Ахмедовича в надежде устроить брак Ламары с его сыном, пустовал в утренний час, и мужчины говорили вполголоса. – А ведь мы родом из одних и тех же мест.

Константин нисколечко не удивился этому признанию, ведь навёл справки обо всех Абалаевых ещё до того, как те прибыли в Ахалкалаки в поисках невесты для Исхана. Покрутив в руках бокал с вином, он льстиво улыбнулся будущему свату.

– Левый берег реки Терек. Да, я знаю. Уж не намекаете ли вы на родство с семейством Турловых?

Уважаемый чеченец, которому лестное предположение сделало честь, смешливо сощурил глаза.

– Боюсь, столь именитыми предками я похвастаться не могу. Но зато наши сердечные друзья, чета Айдемировых…

Почтенные мужи весело расхохотались, обменялись многозначительными взглядами и, чокнувшись, отпили. Башир Ахмедович закусил, пробурчав, что мусульманам запрещено пить алкоголь, но ради будущей йиш-ваша1, он, так уж и быть, сделает исключение. Константин Сосоевич, польщённый благородным жестом, пустил скупую мужскую слезу.

Старый Абалаев поражал высоким ростом, носил внушительную черную бородку, а его густые брови сходились на переносице. Он казался скромным и работящим человеком, который не имел титулов, не владел поместьями по всей стране, но зато заработал хорошие деньги на торговле сукном и другими тканями с Османской империей. Чеченский народ, крайне свободолюбивый от природы, не признавал сословных предрассудков. В то время как половина Кавказа отзывалась на «ваше сиятельство», у чеченцев не имелось князей, и подчинялись они только своим старейшинам. Вайнахи2 не признавали дворянства и придерживались негласного закона о равенстве всех и каждого.

Башир Ахмедович любил свою жену и второй не завёл. В счастливом браке они нажили шестерых детей, из которых только старший, Исхан, лежал на их сердце мертвым грузом. Тридцати одного года от роду, он до сих пор не женился из-за своей «неполноценности», из-за неё же стал немногословен, нелюдим и замкнут. При рождении непутёвая повитуха предрешила его дальнейшую судьбу, слишком сильно дёрнув малыша за ноги. В год или два, когда все его сверстники начали ходить, Исхану это далось с трудом, а в пять лет недуг ребёнка стал настолько явным, что безжалостный к слабостям Кавказ отрёкся от него окончательно. Младшие сёстры, которые не могли выйти замуж до тех пор, пока брат оставался холост, устроили ему настоящую травлю, а братья-недоросли дразнились и помыкали им, как могли. Отец, который не мог смотреть на страдания сына спокойно, пустился в дорогу по бесчисленным уездным городам и губерниями, чтобы, наконец, найти Исхану невесту. Так он и познакомился с князем Циклаури.

– Я вижу, – пожевав лимон, вздохнул Константин Сосоевич, – что вы всё ещё мешкаете. Но я не понимаю причины.

Башир Ахмедович поморщился, когда в трактире запела местная певунья, желавшая скрасить их одиночество. Ну и кто выпустил её на сцену?

– У вас всегда так ужасно поют?

– Не уходите, пожалуйста, от темы. Я хочу знать, чем вас не устраивает родство с нами? – Старый князь непринуждённо развел руками и стал загибать пальцы. – Мой старший сын – капитан в лейб-гвардии Измайловского полка. Средний сын закончил Московский Императорский университет и служит секретарём при генеральном консуле в Риме. До этого полгода очаровывал всех в Вене, где начинал с атташе! А младшая дочь… не будь она женщиной, то придумала бы лекарство от всех болезней. И всё это без ложной скромности, уверяю вас!

– А средняя, – посмеиваясь, перебил его Абалаев, – средняя-то что? Двадцать один год, и всё ещё в девках. А всё потому, что в шестнадцать её поймали за непотребствами с женатым мужчиной.

Пристыженный отец изменился в лице и в изумлении раскрыл рот. Руки бессильно опустились на колени.

– Что же вы думаете, раз я приехал из других земель, то не знаю ничего о вашем позоре? Право слово, ваше сиятельство! – Гордый чеченец покачал головой, зацокал языком и греховно покосился на вино. Не сдержавшись, он всё-таки наполнил свой бокал. – Разве я не расспрошу о девушке весь честной народ, прежде чем взять её в невестки? Знаете, как у нас говорят? Выбирая жену, не смотри, а слушай.

– И что же вы? – мрачно спросил Константин, в глазах которого заметно потух азарт, – передумали женить своего сына на моей дочери?

– Я этого не говорил.

Певичка взяла слишком высокую для своего голоса ноту, от которой потрескались бы стены, будь они тоньше. За окном засвистел ветер, хотя суровой зимы в этих краях почти никогда не бывало. На нервах князь Циклаури схватился за свой стакан и осушил его двумя-тремя глотками. Абалаев наблюдал за ним с осуждением.

– Раз уж мы заговорили начистоту, – продолжил Сосоевич и, забыв о приличиях, вытер рот рукавом, – то мы с вами в одной лодке. Для человека, у которого выбор также невелик, вы слишком придирчивы.

– Неужели? – вскинул брови Башир.

– Ни одна уважаемая семья не согласится отдать за Исхана свою дочь. Если только они не бедны, как церковные мыши, или не охотятся за вашими деньгами!..

– Но вы… не относитесь ни к тем, ни к другим.

– Верно. Я богат, и, к тому же, знатен. А история эта… со временем забудется.

Выслушав собеседника, Ахмедович тяжело вздохнул и не сразу нашёлся с ответом. Недовольное выражение не сходило с лица почтенного мужа, когда он подался вперёд и поманил князя к себе пальцем.

Заинтригованный, тот приблизился, но в ответ получил не очень приятное напоминание:

– В моих глазах, помимо той истории, у вас есть ещё один недостаток, милый князь. Вы, грузины, христиане.

Константин побагровел, но, задумавшись о благополучии дочери, сдержал свой гнев и расплылся в ещё одной угоднической улыбке.

– И что же?

Чеченец снисходительно хмыкнул.

– Вы согласны, чтобы ваша дочь сменила веру? Носила платок? В противном случае я не соглашусь на этот брак.

Внешне старый князь оставался невозмутим, но внутренне кипел и разрывался. Тяжёлый нравственный выбор, который ему предстояло сделать, сломил его решимость. По правде сказать, ни один из детей не заставлял его переживать подобных мгновений, и от этого он – беспечный человек, ставивший комфорт и удобства превыше всего – злился на Ламару ещё сильнее. Где-то они с Дарией упустили эту нечестивицу, где-то оплошали!.. И ведь теперь ничего не попишешь! Либо платок, мусульманство и хромой муж, либо… она даже с братьями и сестрой дружна не была! Если и приткнётся в чьём-то доме, то только из милости!

Нет, ему придётся пойти на этот шаг во благо. А что же она думала? За ошибки надо платить, особенно если это ошибки молодости. Конечно, она будет плакать и проклинать отца, но позже, наверняка, поймёт, что лучшего варианта для неё не найти. Какие унижения он ради неё терпел?! Выслушивал презрительное: «Вы, грузины, христиане!», улыбался на общий превосходнический тон и продолжал, продолжал лебезить! Когда-нибудь она поймёт, на какие жертвы он решился, чтобы худо-бедно пристроить её. Даст Бог, поймет!..

– Что ж! Вы и сами знаете, – с тяжёлым сердцем проговорил Константин, сцепил руки в узел и спрятал глаза в пол. – Мы готовы и на это.

Покладистость христианина несказанно обрадовала Абалаева. Почувствовав явную непрактичность будущего свата, Башир понял, что может продвинуть и другое своё дело, помимо женитьбы сына. Например, потешить свой кошелёк.

– И ещё одно, – поднимаясь, спохватился Ахмедович. Они с Константином пожали друг другу руки и расцеловались в обе щеки. – Приданое. Надо бы его оговорить.

– Да-да, конечно! – поддакнул князь Циклаури и решился пошутить: – Забавно, что у мусульман всё наоборот! У вас сторона жениха выплачивает за невесту калым.

– Но вы же не мусульмане.

«И к тому же товар у вас… так себе», – подумал про себя Башир, но вслух этого, конечно, не сказал.

Немного помолчали, не найдя нужных слов.

– И каким же будет приданое, по-вашему? – проглотил обиду князь, потому что был уверен в своих деньгах. Спасибо предкам, постарались! – Я готов отдать за неё любую сумму…

– Сорок три тысячи, – озвучил свои требования чеченец.

– Сколько-сколько?! – ахнул грузин.

– Сорок три тысячи рублей и ни копейкой меньше. Иначе… ищите для своей дочери другого мужа.

Он не добавил «если сможете», но Сосоевич догадался об окончании и так. Отходя от шока, старый князь задел локтем стул, и тот опрокинулся. Певичка вскрикнула от шума и, к их облегчению, перестала петь. Башир Ахмедович забрал с вешалки меховое пальто и натянул на голову шапку из чистой шкуры песца, которые носил скорее для виду, нежели по надобности. За половину декабря в их краях ни разу не выпало снега. Зато сегодня природа как будто разбушевалась!..

– Думайте, ваше сиятельство, а я пока откланяюсь. Мне пора читать вечерний намаз, – благородно разрешил сват и в последний раз похлопал Константина по плечу. – Я вас не тороплю. Правда, желательно сообщить ваш вердикт завтра к полудню, чтобы я знал, продолжать ли мне путь. Будем надеяться, что в Ахалкалаки мои скитания закончатся.

Мужчины в последний раз обменялись улыбками, когда официант раскрыл для Абалаева двери, и вьюга забрала его в свои объятья. Дунуло холодом, и старый Циклаури, поёжившись, опустился на прежнее место за столом. Схватившись за голову, он зажмурился. Отдать дочку за мусульманина, за непредсказуемого чеченца, и выплатить за неё огромное приданое, лишь бы сбыть её, наконец, с рук… тьфу!.. Шакроевич точно поднимет его на смех!

***

Узнав о выборе отца от матери, Ламара разразилась горючими слезами. Софико, сидя за фортепьяно, стала играть громче, чтобы перебить сестринский визг и материнские причитания. Она лишь изредка попадала в ноты, что делала, впрочем, вполне осознанно. Ламара тем временем ревела всё настырнее и настырнее с каждой минутой, от чего Мцхета, которая не видела со дня пожара пять лет назад ничего ужаснее, содрогнулась до самого основания.

– Хватит! – вскрикнула несчастная княгиня и зажала уши руками. От какофонии звуков у неё нестерпимо разболелась голова. – Милая моя, Вагнер тебе не дается. Лучше выбери что-то из Шопена.

– Как скажете, маменька, – невинно улыбаясь, согласилась младшая дочь и, пряча в краешках губ усмешку, заиграла ещё невыносимее. Разгадав замысел маленькой плутовки, Дариа Давидовна твердо решила, что вытерпит этот концерт до конца и не сдастся. Надо признать, что и у Софико, превратившейся в хорошенькую юную барышню с ангельским лицом точь-в-точь как у любимого брата, тоже хватало упорства. Шалико в своих письмах называл её «львиным сердцем», сравнивая с английским королём Ричардом, ведь, подобно истинной королеве, его юная сестра не знала страха.

– Хватит делать вид, что меня не существует, деда3! – зазывно всхлипнула Ламара и, опустившись на диван в гостиной, звучно высморкалась в белый платок. – Я и так знала, что вы с отцом любите меня меньше остальных своих отпрысков, но отдать меня за мусульманина и заставить покрываться!..

За все эти годы она тоже изрядно похорошела, только глаза потеряли былой блеск, а рот не так часто задиристо кривился. Ошибки своей Ламара до сих пор не признавала и всё ещё винила в своих бедах родных, но со временем сделалась гораздо покорнее и больше не язвила каждый раз, когда кто-то к ней обращался. Как будто, наконец, поняла, что толку в этом мало!..

– Зато какая хорошенькая ты будешь в платке, – захлопала ресницами сестра, отбивая ритм маленькой ножкой. – Представляешь, даико4?

– Софико!.. – осекла её мать, когда Ламара захныкала во всё горло, да и сама чертовка рассмеялась в открытую. – Как тебе не стыдно!

– Молчу, маменька, молчу!

Застыдившись, Софико, словно стала играть чуть лучше, а Дариа устало прикрыла глаза. Сев рядом со старшей калишвили5, княгиня принялась её успокаивать, позабыв на время о своей злости на младшую. Уродились же такие!.. Одну за фортепьяно не усадишь, да и язык – три метра, а второй бог ума совсем не даровал. Ах, как же она скучала по сыновьям!.. Те, хоть и разные, никогда не приносили ей столько хлопот… она ими только гордилась! Правильно, быть может, предки радовались, когда рождался сын, и горевали, когда дочь?..

– Калишвили, у тебя нет выбора, – ласковым голосом заговорила maman и взяла непутёвую дочь за руку, – если ты не выйдешь за Исхана Башировича, то больше никогда не найдёшь себе мужа. Это твой последний шанс.

– Но какой он? – захлюпала носом горемычная невеста, – Исхан Баширович?

Дариа Давидовна застыла с непроницаемой улыбкой на лице в надежде подобрать нужные эпитеты. Ничего ужаснее этого мгновения ей не пережить до самой смерти!

– Какой-какой. – Пока мать медлила, Софико пожимала плечами и, заиграв так, что кошки бы позавидовали, зашептала: – Обычный жених. Какие они бывают? Хромой, молчаливый, на десять лет тебя старше. А приданое за тебя просит!.. Как царицу тебя выдадим.

– Что за напасть эта девчонка! – вспылила княгиня, терпение которой всё-таки лопнуло, и торопливо поднялась на ноги. Ламара округлила глаза и, схватив мать за рукав платья, всё время повторяла: «Это правда, маменька, правда?! Вы за такого меня отдаёте?!».

Кивнув младшей дочери на дверь, Дариа Давидовна с облегчением осознала, что ей не придется и дальше насиловать свои уши, из которых вот-вот полилась бы кровь. Софико, очень обрадованная полученной свободой, юркнула за угол быстрее, чем закончились бессвязные рыдания сестры, а деда проводила её глубоким вздохом. Уже на лестнице она, правда, услышала, как мать сорвалась на Ламаре:

– Об этом надо было думать, когда ты встречалась по углам с женатым мужчиной!..

– Но, деда!..

– Ты выйдешь за Исхана Башировича и будешь ему хорошей женой. Разговор окончен!

Подслушав и эту часть, Софико искренне пожалела сестру. Княжна знала, что поступила плохо, потешаясь над горем даико, и совесть всерьёз замучила её, пока она спускалась по лестнице во двор. Надеясь поскорее убежать от ненавистного фортепьяно, девушка использовала довольно грязные методы, но чем яснее она ощущала морозный декабрьский воздух на щеках, тем меньше ей хотелось думать об этом. Свобода, вай ме, свобода!..

Стояло свежее зимнее утро, и Софико, не помня себя от счастья, остановилась на крыльце, чтобы насладиться им. Впопыхах она накинула на себя пальто, но, не застегнув его до конца, умчалась вперёд по саду. Мажордом, не теряя времени, подбежал к ней и спросил, что случилось. Она ответила ему только спустя время.

– Веди сюда моего Бурого, Иванэ. – Она одарила его блестящей улыбкой и обескуражила бьющей через край энергией. – Я так по нему скучала!..

Бурый был любимым конём княжны и её лучшим другом в те времена, когда она убегала от родителей и сестры в бескрайнее поле за Мцхетой, где наслаждалась одиночеством. Дариа и Константин знали об её чрезмерном увлечении лошадьми и не очень-то его одобряли, но разве калишвили что-то докажешь? Они знали не понаслышке, какой преданностью отличалась младшая дочь ко всему, к чему от души привязывалась. Если вы найдете путь к её сердцу, то точно из него не выберетесь.

Правда, доверчивостью она не отличалась и довольно придирчиво выбирала круг общения, но новым веяниям поддавалась без труда. Ох уж эта открытая для всего мира юность!..

– Вы уверены, что вам не нужно сопровождение, ваше сиятельство? Да и холодно нынче. Не простудитесь? – спросил конюх, поддерживая Бурого за поводья возле калитки в открытое поле. Софико без труда забралась на мужское седло и положила Иванэ в карман несколько монет. Только бы молчал об этом!..

– Я справлюсь, любезный, – сердечно заверила его княжна и, коротко кивнув, пришпорила коня. Она честно выждала, пока «любезный» не ушёл обратно в дом и, оглянувшись через плечо на розовевшую вдали Мцхету, остановила Бурого. Спрыгнув на землю, она стала проворно расплетать ненавистные косы. Собрав горстку шпилек и заколок на ладони, девушка спрятала их в карманы и пару раз встряхнула светло-русой копной волос. Ветер трепал их и, откинув голову назад, она наслаждалась моментом сполна.

– Ну, генацвале6, – шепнула она Бурому на ухо. – Поскакали!..

В жизни младшей княжны Циклаури находилось не так-то много радостей, от которых она сама бы получала удовольствие. Балы, чаепития и бесконечные разговоры о браках утомляли её до смерти, зато в единственном месте, где она могла быть собой, не водилось ни единой человеческой души. Ей становилось душно в светском обществе, но дышалось безгранично легко среди деревьев, лошадей и птиц, и, чувствуя под собой верного друга, Софико испытывала прилив сил.

«Братья бы поняли меня, – подумала она с горечью, привязывая коня у ели. Облюбовав это местечко, она застелила на траву одеяло и села на него, наслаждаясь утренней свежестью. – Шалико уж точно».

Деда ужаснулась бы, увидев, как дочь сидела на холодной траве зимой. Она бы сказала: «Встань сейчас же, бесстыдница, а то застудишь себе чего-нибудь!.. И как ты будешь рожать детей? Что тогда скажет твой муж?!» Дети, муж!.. Неужели в этой жизни нет ничего интереснее?

Странные для кавказской девушки мысли посещали Софико, и она сама это понимала, но справиться с собой так и не смогла. Чем старше она становилась, тем яснее понимала, как отличалась от других барышень своего круга. Прыткий ум тянулся к приключениям, она мечтала вырваться на свободу из душной золотой клетки, испытать себя, стать где-то полезной!.. Оставить, наконец, свой след! Хорошо же братьям, они – мужчины, а для мужчин все пути открыты! Не хочешь воевать, можешь быть дипломатом. Не хочешь и этого, уходи в науку, в медицину, в астрономию, физику! Стань кем угодно, только не сиди на месте! Если уж тебе повезло родиться мужчиной…

«Повезло родиться мужчиной!». Эта мысль пронзила княжну в самое сердце, и ей сделалось больно. Её руки сами потянулись к припрятанному за пазухой листку бумаги, который она получила ещё вчера, но до сих пор не распечатывала, ожидая подходящего момента.

Явные различия между социальным положением мужчин и женщин не остудили её пыл, а лишь всколыхнули изобретательность. Да, Софико знала, что была слишком юна и неопытна, чтобы изменить устои, которые закладывались на Кавказе веками. Однако во все времена находились люди, которые так или иначе обходили эти правила, и всё равно делали то, что хотели.

Ваграм Артурович, главный редактор и издатель «Кавказского мыслителя», писал:

«10 декабря 1887 года

Уважаемая Софико Константиновна!

Или, быть может, мне лучше обращаться к Вам, согласно ставшему столь популярным псевдониму – Никандро Беридзе?

Решайте сами, княжна, я готов принять любой вариант. Теперь, когда наша газета зацвела, будто роза в апрельскую капель, мне остается только пасть к Вашим ногам и извиняться за то, что не верил в Вас раньше. Я надеюсь, что Вы в добром здравии и не скучаете. Впрочем, в последнем я сомневаюсь, зная Ваш неусыпный, занятой ум. Я так же спешу в который раз заверить Вас, что тайна Вашего псевдонима умрёт вместе со мной. Несмотря на то, что я довольно небрежно упоминаю его в обращении к Вам с первых же строк, я далеко не так беспечен в реальном общении. Вы и сами это знаете.

Люди спрашивают меня на улицах, кто же скрывается за замысловатым именем, кто пишет статьи на самые злободневные социальные темы в моей газете? Я только посмеиваюсь, отмахиваясь, что этот секрет может стоить им жизни, а посему оставляю их в святом неведении. Прогуливаясь в неприветливую зимнюю пору по Ахалкалаки, я с удовольствием замечаю в руках прохожих размашистые листы моего издания, а на их устах застывший шепот: «Никандро Беридзе! Никандро!». Я благодарен Вам за то, что вдохнули вторую жизнь в «Кавказского мыслителя» и в наш город в целом. Вы бываете в нём редко, поэтому не знаете, как он переменился с тех пор, как Вы начали писать. Граждане Ахалкалаки стали мыслить, стали рассуждать, стали чувствовать – и всё благодаря Вам, княжна. Эти заявления, должно быть, потешат Ваше самолюбие, но, пожалуйста, примите их без ложной скромности, ведь Вы и сами знаете, что заслужили их.

Я должен признаться, что и я с нетерпением жду следующей Вашей статьи и гадаю, какую тему Вы затронете на этот раз. Только прошу Вас, не пишите про суфражизм! Я знаю, что Вы симпатизируете феминистическим идеям, но размышления о семейных ценностях, о нравственности и взаимоотношениях отцов и детей, которым посвящены Ваши прошлые труды, гораздо актуальнее на Кавказе. Поверьте мне!

Желаю Вам всего наилучшего, ваше сиятельство. На это письмо можете не отвечать. Вдруг Ваш отец что-то заподозрит? Кто знает, как он отнесется к Вашим увлечениям? Если он запретит Вам писать, моя газета лишится золотой жилы.

Искренне Ваш,

Ваграм Арамянц»

Софико спрятала письмо редактора обратно в конверт и, поднявшись на ноги, шлёпнула Бурого по спине. Тот заржал, недоумевая, за что получил незаслуженный тумак, ведь хозяйка не казалась обозлённой. Наоборот, щёки её пылали.

– Ну что, генацвале? – обратилась она к нему, смеясь. – О чём будет наша следующая статья? Быть может, о неравных браках?

Конь фыркнул, выразив тем самым своё одобрение.

***

В Сакартвело весть о предстоящей свадьбе Ламары ещё не пришла, и Георгий Шакроевич в тишине и покое распивал пятичасовой зелёный чай. За окном понемногу темнело, а часы звучно тикали, отмеряя секунды. Саломея сидела рядом с отцом и вышивала. Поправив на глазах круглые очки, старый князь перевернул страницу «Кавказского мыслителя» – с недавних пор он предпочитал его «Ахалкалакскому листу» – и, пробежав глазами по строчкам, одобрительно поджал губы.

– Этот Никандро Беридзе, – рассуждал Георгий, растягивая каждый слог, – неплохо пишет. Мне нравится, как он мыслит.

– Вы знаете что-то о господине Беридзе, папенька? – поддерживая разговор, спросила Саломея, но глаз от вышивания не подняла.

– К сожалению, нет. Никогда не слышал этого имени, – признался князь Джавашвили. На этом их разговор прервался, и только один раз старшая дочь нарушила молчание, когда ойкнула, уколов палец иглой.

После смерти Вано многие вечера под их крышей проходили как этот. Со временем боль, конечно, притупилась, а в их доме вновь заиграла музыка, и зазвучал смех, но горечь утраты никуда не делась. В радостные мгновения Саломея испытывала стыд за себя и обиду за брата, потому что тот больше не мог разделить счастья с ними. Она до сих пор со щемящей тоской думала о тех днях, когда он писал им длинные, полные острот письма, демонстрируя в них свой развитой писательский талант, и пожертвовала бы собственной жизнью, чтобы вернуть те времена. Даже если почивший муж восстанет из пепла и снова начнёт терзать и мучить её… Пусть!.. Она пережила бы всё заново, металась бы, как тигрица в клетке и не находила бы выхода, лишь бы дзма7 был жив!..

Искоса поглядывая на отца, Саломея с горечью призналась себе, что тот заметно постарел. Горцы, благо, жили долго и отличались хорошим здоровьем, но papa так настрадался!.. Потеряв сына, Георгий поседел на полголовы, но всё ещё храбрился изо всех сил перед дочками, друзьями и знакомыми. Три года назад дядя Бадри нашёл для своего старшего сына Николоза хорошую партию из Душетского уезда. На свадьбе племянника Георгий держался молодцом, хотя совсем недавно похоронил швили8. Он отличался недюжинным оптимизмом и любовью к жизни и никогда не показывал на людях своих слабостей! Они с Тиной и Нино придерживались его примера и улыбались, и танцевали, как будто ничего не случилось. Один из молодых родственников невесты посватался к Нино после изящного ачарули в её исполнении, но, конечно же, получил отказ.

Не только отец переменился за эти пять лет. Знал бы Шалико, сколько поклонников оттолкнула его подруга, а некоторых даже на порог просила не пускать!.. Их озорная и подвижная младшая сестра привлекала юных джигитов из самых отдаленных губерний, но в каждом из них ей обязательно чего-то не хватало. Один казался ей недостаточно умным, у другого напрочь отсутствовало чувство юмора, третий – флиртовал слишком откровенно, а четвёртый, Матерь Божья, не знал, кто такой Гёте!.. После столь постыдного разочарования Нино призналась себе в самом сокровенном: она по-настоящему любила только Шалико Циклаури! Она любила его все эти годы и искала его отражение в каждом своём ухажёре, но, не находя его, принималась за новые и новые поиски. Они, конечно, не увенчивались успехом, и, в конце концов, Нино заявила, что умрёт старой девой, и в двадцать лет наденет чепчик. После того, как княжна написала младшему Циклаури письмо с извинениями, а он на него так и не ответил, она сделалась гораздо серьезнее и совсем перестала смеяться.

Тяжелее всех эти перемены в свояченице принимал зять. Игорь Симонович ценил и любил в Нино именно эти качества. Он успел стать для неё сердечным другом и поверенным, заменяя в какой-то мере на этом посту Шалико. И пусть Саломея недолюбливала Игоря, она всё же признавала, что сидзе9 искренне пёкся о благополучии всех и каждого в этой семье. Именно он возвращал в их дом ощущение былой радости, а умиротворение и счастье на лице средней сестры уже пятый год грели им души. Георгий не пожалел, что когда-то предложил почти бездомному парню кров, и, хотя тестя Игорь до сих пор побаивался, старый князь нашёл в этом юноше ещё одного сына. Правда, новый зять, как и его предшественник, ещё не порадовал князя внуками, но Тина в доверительном разговоре со старшей сестрой часто говорила, что вся вина лежала только на ней. Она любила мужа очень трогательной, жертвенной любовью и даже своего милого Шота отдала в хорошие руки, когда у Игоря обнаружилась аллергия на шерсть.

Но что же она сама? Что пережила за эти пять лет, как оправилась от смерти брата и мужа? Уколов палец, Саломея приложила его к губам и почувствовала терпкий привкус крови на языке. Что же!.. Как и предполагалось, слава черной вдовы закрепилась за ней далеко за пределами Ахалакалаки, и пусть люди всё же говорили, что красота её сделалась зрелой и от этого ещё более явной, молодая женщина не тешила себя надеждами. Осенью ей будет тридцать, и тогда она превратится в свою тётку, Екатерину Шакроевну. Жизнь для неё будет окончена. Вано просил не ставить на себе «крест», но Саломея знала – это бесполезно. Она посвятит свою жизнь племянникам и станет ухаживать за престарелым отцом. Будет нянчить детей Тины и Игоря, а там и Шалико вернётся… ну не мог же он всю жизнь дуться на Нино? В Ахалкалаки младший Циклаури не появлялся с тех пор, как уехал в университет, а с родителями и сёстрами встречался где-то ещё – они ездили в Москву и даже в Вену!.. В тоже самое время Давид приезжал почти каждый год. Но ведь это не будет длиться вечно! Нино потеряла надежду на счастливый исход, но, право слово, как это глупо. Ей бы сестринские проблемы!

– Саломе, – немного погодя произнес старый князь и, отложив «Кавказского мыслителя» в сторону, сделал глоток чая. – Можешь позвать ко мне Игоря Симоновича? Тимур уехал по поручению в Сигнахский уезд, так что мне понадобится его помощь со счетами.

– Конечно, papa.

Саломея бесшумно поднялась с места и, поправив на коленках отца плед, зашуршала юбками на втором этаже.

В своей жизни старшая дочь Георгия испытала множество невзгод, но, чем больше времени проходило с тех роковых августовских событий, тем яснее она понимала, что судьбы была к ней не так уж и несправедлива. С детских лет она не знала нужды, семья окружила её теплом и заботой, она жила в роскоши и находилась в центре внимания. Ей не везло только в одном – в любви. Но не слишком ли много значения люди придавали браку, особенно на Кавказе? Не преувеличивали ли его роль? Вот, их тётка, Екатерина Шакроевна…

– Перестань, перестань так делать! – заливисто смеялась Тина, а её голос раздавался по всему коридору. – Мне же щекотно!..

– Вот, значит, как? – наигранно возмутился Игорь. – А так? Так не щекотно?

Саломея застыла на полпути, когда сестра прямо-таки завизжала от счастья, но быстро пришла в себя и добралась до нужной двери. По ту сторону не утихали веселье и хохот, слыша которые старшая сестра испытывала странные, ноющие чувства. Ну и каково это? Тина слишком скромна, не расскажет ведь… а так хотелось бы!..

Но что бы сделала мамида, если бы подслушала подобный разговор? Уши у зятя точно бы горели от её безжалостной, сильной руки! Но, если тётки нет рядом, то разве свояченица не могла её заменить?

– Вы что, стыд совсем растеряли?! – постучалась она в дверь и неосознанно повторила все интонации за Екатериной Шакроевной. – О чём вы только думаете?! У нас Нино незамужняя! Что бы она себе надумала, если бы услышала вас?

– Саломе? Это ты? – стыдливо охнула сестра, и голоса в спальне мгновенно стихли. Зашумели, засуетились, кто-то что-то уронил.

– Вы за Нино не беспокойтесь, Саломея Георгиевна, – откликнулся Игорь, явно не сдерживая улыбки. – Лучше бы за своим воображением следили!

Даико раскрыла рот от возмущения. С ней в жизни никто так не разговаривал! Ну и наглеца привела в дом Тина! Как будто интеллигентных, образованных молодых князей в их краях мало… но нет же, её выбор пал именно на этого, этого… еврея!

Рассвирепев, она забарабанила по двери ещё сильнее, не желая проигрывать в словесной гонке:

– Отец просил позвать сидзе, – сказала она с явным ехидством, – но он у нас слишком занятой человек, куда ему до просьб тестя! Да занятость его плодов не даёт… всё только видимость!

Саломея сокрушённо прикусила язык. Остановиться вовремя она не смогла, и Игорь – бывший актер, имевший смутное представление об этикете – конечно же, не спустит ей этого с рук. Подумаешь! Считаться с выскочкой, который, женившись на княжеской дочери, возомнил себя человеком голубых кровей?..

– Я не сдержусь. Проучу её, – зашептал он жене, но свояченица легко всё подслушала. – Давно руки чешутся.

– Нет!.. – воспротивилась благодетельная Тина, но… что это такое?! Неужели она опять хихикнула? – Игорь, нет!..

Молодая вдова не успела отойти в сторону, когда перед ней появился зять. Он предстал во всей красе и без сорочки, что сделал со злым умыслом, которого, впрочем, добился. Саломея захлопала ресницами, забегала глазами по полу, потом опять их подняла и гордо вскинула подбородок. За это время Игорь успел облокотиться о дверной косяк и нагловато усмехнулся.

– Что такое, Саломея Георгиевна? – как ни в чём не бывало пожал плечами зять. – Здесь всё ещё нет Нино. За чьё воображение вы теперь печётесь?

– Грубиян! – процедила она сквозь зубы и, бросив на прыснувшую со смеху Тину убийственный взгляд, удалилась дальше по коридору.

– Передайте Георгию Шакроевичу, что я скоро буду! – не сдерживая веселья, крикнул ей юноша.

– Плебей! – повторила она, не оборачиваясь.

– И не забудьте снять корону, а то она сильно давит вам на голову!

Саломея призвала к себе остатки самообладания и не опустилась до ответной грубости. За поворотом она, правда, услышала и, выглянув из-за угла, увидела, как Игорь обернулся к жене и покачал головой.

– Нам срочно надо найти ей мужа, иначе она нас всех съест и не подавится! – сказал он с серьезным видом и захлопнул за собой дверь.

– Ах, если бы это было так просто, дорогой! – тяжело вздохнула Тина.

Молодая женщина не стала подслушивать под дверьми и, сбросив наваждение, отправилась на поиски Нино. Помнится, с утра та скрылась в женском кабинете за рисованием и до сих пор оттуда не выходила. Сестра работала над какой-то картиной несколько дней, но никому её не показывала. С холстом в последнее время она делилась гораздо охотнее, чем с семьёй, ведь он не задавал лишних вопросов.

Саломея догадывалась об истинной причине печалей сестры, и эта причина вызывала на её лице снисходительную улыбку. Малышка Нино становилась такой трогательной, когда к кому-то от всей души привязывалась! Если бы Шалико видел её страдания, его сердце наверняка бы дрогнуло!..

Разве пять лет так сильно всё поменяли?

Саломея зашла не спеша, чтобы не спугнуть музу младшей сестры, и, к счастью, ей это удалось. Нино стояла спиной к двери и, высунув язык, сосредоточенно водила кисточкой по холсту. С далёкого расстояния даико не удалось рассмотреть всей композиции, но она разглядела беседку, горный весенний пейзаж, и дождь. Человеческие фигуры, над которыми княжна так напряжённо работала, скрывала рука художницы. Ах, как плавно двигалась эта рука! Через два месяца Нино исполнится двадцать два, и она расцветёт как настоящий бутон розы. Сколько грации сквозило в каждом движении, каким гибким и изящным казался её стан!.. Неудивительно, что так много джигитов – и не только грузинских! – хотели бы видеть её своей женой. Люди давно начали болтать, что старому князю следовало поскорее выдать младшую дочь замуж, и к тому же, приговаривали, что он уже припозднился с этим, потакая её капризам. Такие разговоры не редко заводились на Кавказе и были привычны, но всё равно каждый раз причиняли боль.

Поднявшись на цыпочки, Саломея постаралась увидеть что-то поверх головы сестры, но, увлекшись, опрокинула с круглого журнального столика шахматную доску. Фигуры шумно разлетелись по полу, а попугаи в клетках недовольно зачирикали.

– Саломе! – вскричала Нино и торопливо накрыла картину материей. Старшая сестра не выказала своего разочарования, хоть это и далось ей с трудом, и стала небрежно собирать фигурки обратно в доску.

– Ничего-ничего. Я справлюсь сама. – Она ласково улыбнулась юной художнице, когда та опустилась на колени, чтобы помочь, и непринужденно кивнула на попугаев: – Лучше сходи за кормом для них. Видишь, как расшумелись? Галиа, наверняка, забыла их покормить.

– Да, – понимающе рассмеялась Нино. – Она постоянно так делает.

Посмеявшись над забывчивостью служанки, сёстры расстались в хорошем расположении духа. Младшая убежала в соседнюю комнату выполнять поручение старшей, а та в свою очередь быстрее затолкала фигурки в доску и, захлопнув её, отложила обратно на журнальный столик. Повисла тишина, и Саломея огляделась по сторонам, чтобы убедиться в своём одиночестве. Не боясь разоблачения, она приблизилась и сбросила с картины материю.

«Я так и думала!..»

Даико невольно улыбнулась, увидев на холсте целующуюся под дождём пару. Парень кудрявый и светловолосый!.. Как это похоже на Нино… более трогательного признания в любви Саломея ещё не видела, но как жаль, что тот, кому адресовался этот жест искренней души, не узнал вовремя всей правды. Тем летом они все натворили дел, но не слишком ли жестоко расплачивалась за свою ошибку семнадцатилетняя девочка?

– Что ты…делаешь? – пролепетала за спиной девочка, и Саломея пристыженно отвела взгляд. Нино тоже спрятала от неё глаза и, отложив корм для попугаев, подняла с пола ткань. Она нервно мяла её, перебирая пальцами, но молчала. Ни одна из них не находила нужных слов, но, когда на ткань капнула слезинка, старшая сестра не вынесла этой пытки и прижала юную барышню к сердцу, стала гладить по голове и поцеловала в лоб. Материя выпала из рук и опустилась на пол.

– О, дорогая!

– Я так скучаю по нему…

– Я знаю, чемо карго10. Я знаю.

Острее, чем когда-либо, Саломея почувствовала в ту минуту, какую роль на самом деле играла под их крышей мамида. Она не только ворчала на всех и ругалась, если племянники позволяли себе вольности, но и поддерживала их, успокаивала и утешала, когда в этом появлялась необходимость. Сколько первых влюблённостей Вано она пережила!.. Ведь каждое новое имя она принимала с похвальным спокойствием и хладнокровием. А Тина, которая постоянно заболевала и температурила днями, была, что ли, лучше? Или Нино, для которой не существовало в те годы слова «нет»? Как же много она брала на себя и как же мало они замечали!.. Лаская их маленькую княжну в объятьях и выслушивая её горести, Саломея, пожалуй, впервые стала для неё настоящей старшей сестрой. Горькие воспоминания о том, как несколько лет назад они ругались из-за Пето, вызывали теперь ностальгическую улыбку. Как много воды с тех пор утекло!..

Девушки простояли так некоторое время, прежде чем Нино, всхлипнув, отстранилась и извинилась за влажные следы на платье утешительницы. Та покачала головой, и они обе вгляделись в картину. Теперь Саломея смотрела, не таясь, и с каждой минутой замечала всё больше и больше умилительных деталей. Как сильно он прижимал её к себе, как она обхватила его шею руками… боже, как щемит сердце!

– Мне иногда кажется, – первой нарушила молчание княжна, – что он – плод моего воображения.

Даико подавила улыбку, повернувшись полу-боком. Нино улыбнулась сквозь слёзы, когда почувствовала витавшее в воздухе недоверие.

– Это правда. У меня очень много тёплых воспоминаний о нём, но они так резко обрываются, что я сомневаюсь: уж не выдумала ли я его?

– А остальных Циклаури, – серьезно-насмешливым тоном спросила Саломея, – ты тоже выдумала?

– Ах, это другое!

– Ну конечно, – не осталась в долгу сестра. – Он всегда был «другое». Только ты упорно не понимала почему.

Она пожалела о своей несдержанности, как только решилась на неё. Нижняя губа Нино задрожала, а глаза наполнились слезами. Девушка закрыла лицо ладонями, и Саломея снова прижала её к себе.

– Он так и не ответил тебе на то письмо, но это не повод терять надежду, – подбадривала она, крепко обнимая сестру. Нино отрицательно покачала головой.

– Но я её давно потеряла. Чувствую себя, как птичка в клетке!.. Я кричу, словно в пустоту, но никто меня не слышит.

– Никто не поймет тебя лучше, чем я, милая. Ты и сама знаешь.

Несколько секунд они помолчали.

– Мне не нужен никто из них, – в очередной раз повторила возлюбленная, преданности которой позавидовала бы и прекрасная Лейла. – Мне нужен Шалико. Я хочу только за него!.. Теперь я это понимаю. Но как мне сказать ему об этом? Я не представляю. Я и правда без понятия!..

– Выход обязательно найдётся. – Саломея погладила сестру по гладким тёмным завитушкам и щелкнула по носу. – Вот увидишь! Он так тебя любил! Не мог же он забыть тебя так быстро.

В конце концов, ей удалось уверить в этом даико, пусть прежнего оптимизма в ней и поубавилось. Сестры в последний раз обнялись, когда в женский кабинет неожиданно вбежала Галиа и, ничуть не смутившись их уединением, выпалила:

– Отец зовет вас вниз, барышни. Князь Циклаури пожаловал. Говорят, с добрыми вестями.

– Дай-то Бог, любезная, – эхом отозвалась старшая. – Дай-то Бог.

Нино стёрла с лица дорожки слёз, и Саломея подбадривающе взяла её за руку. Накрыв картину материей, они вышли из кабинета.

***

Константин Сосоевич переминался с ноги на ногу в коридорах Сакартвело, где его оставила горничная, и изводил себя, представляя, как Георгий воспримет весть о будущем муже Ламары. Он специально пришел к Джавашвили с визитом, чтобы самому поведать другу об этом позоре и хоть как-то смягчить его. Он как-нибудь пустит ему пыль в глаза: начнет расписывать богатство Абалаевых, их предприимчивость и хозяйственность. Этим он, конечно, не обманет зоркого генацвале, но, по крайней мере, сможет держать перед ним лицо. Ну и что, что приданое они просят такое, что кошелёк скоро ухнет? Зато видно, что люди хваткие и деятельные, своего не упустят. Ах, до чего Ламара довела своего бедного отца!..

– Дзма, дорогой!.. – Георгий вышел из-за угла и горячо похлопал приятеля по спине. – С добром ли пожаловал?

Константин натянуто улыбнулся и покряхтел что-то похожее на: «Да-да, ещё бы!». Князь Джавашвили, который знал своего друга, как облупленного, настороженно нахмурил брови. За его спинами как раз появились калишвили и Игорь Симонович.

– Всё ли хорошо с вашими дочерями, с женой? – участливо переспросила Тина, пока князь Циклаури пожимал руки её мужу и обменивался любезностями с сёстрами. Константин заметил про себя, что дочери Джавашвили хорошели с каждым днём, и всё же средняя – больше всех. Когда-то невзрачная и тихая, теперь она приковывала взгляд. Цвет лица стал менее болезненным, а в движениях появилась самодостаточность и целостность счастливой женщины. Замужество явно шло ей на пользу.

– Как поживают… ваши сыновья? – как бы невзначай обронила Нино, убрав за ухо локон волос. Гость обернулся к ней и по-доброму сощурился. Малышка Нино – настоящий цветок… стала ещё женственней!.. Главное, чтобы попала к правильному человеку, иначе…

– В прошлый свой приезд мне очень понравился Давид Константинович. Он так прост в общении! И не скажешь, что княжеский сын, – не остался в долгу Игорь, который единственный не догадался, к чему свояченица упомянула молодых Циклаури. Их отец тепло кивнул и ему, рассудив, что со временем сидзе Георгия стал гораздо увереннее носить сюртук и держаться в светском обществе, да и по хозяйству тестю помогал будь здоров. С тех пор, как Игорь появился в Сакартвело, доходы поместья увеличились вдвое, чего нельзя сказать о Мцхете… Неглупый ведь парень, только в среду надо было попасть правильную!..

Говорят, он, правда, часто скандалил с Саломеей, которая со временем переняла все повадки своей тётки Екатерины. Константин не сдержал улыбки при воспоминаниях о сестре друга. Отличный пример выбрала для себя племянница, которая, несмотря на вдовство, оставалась всё той же ослепительной красавицей! О той дуэли, что унесла жизнь несчастного Вано, никто из них вспоминать не любил, а об её причине говорили полушёпотом. Ну и грязная же история!

Помня о приличиях, Саломея сделала вид, что не поняла шпильки зятя, и еле слышно фыркнула. Старый Циклаури, который только сейчас получил слово, безвинно пожал плечами.

– Благодарю-благодарю! Все в добром здравии, а вы, как всегда, очень радушно принимаете гостей, – рассмеялся он со знанием дела, после чего Георгий предложил другу присесть, но тот отказался.

– О, нет-нет, – пробормотал он устало. – Я забежал к вам всего на пару минут. В связи с предстоящей свадьбой старшей дочери у нас с Дарией Давидовной так много хлопот. Приехал, чтобы пригласить вас на званый ужин. Мы планируем пышную помолвку, ведь нам всем нужно перезнакомиться.

– Свадьба старшей дочери? – в один голос удивилась молодёжь, а их отец попятился назад. – И когда же она планируется?

– Я так полагаю, что после новогодних гуляний, но нужно переговорить со сватами. Где-то к середине января…

– Вай ме, Константин Сосоевич! – зацокал языком Георгий. – Ты и правда Ламару замуж выдаёшь?

– Выдаю, дзма, выдаю! – со слезами на глазах признался Константин.

Последовали шумные поздравления и пожелания счастья молодым. Старый Джавашвили ещё раз от души похлопал друга по спине, а девушки, не сдержав любопытства, закидали его вопросами.

– И кто же жених? – как самая старшая, поинтересовалась Саломея. – Даст Бог, хороший человек?

Этого он и боялся! Собравшись с силами, князь Циклаури выпалил на одном дыхании:

– Хороший, будьте спокойны, ваше благородие. Абалаевы – уважаемый чеченский род, а корни их уходят в те же места, что и наши…

Улыбки медленно сошли с лиц всех Джавашвили, хоть они и пытались ничем не выдать своего разочарования. Тина и Нино переглянулись украдкой, а зять озадаченно вскинул брови. Выждав небольшую паузу, Георгий вежливо спросил:

– Твой будущий сидзе – мусульманин, дзма?

Концовку этого разговора вспоминали с тяжёлым сердцем. Чем больше времени проходило, тем яснее становилось: будущий брак Ламары будет далек от эталонного. Нино с горечью думала об этом, представляя, как старшая княжна Циклаури, которая жила мыслями о принце, станет женой тридцатилетнего чеченца, хромавшего на одну ногу, да ещё и голову покроет!.. Да, хорош был принц, нечего сказать!.. Сказки у них не выйдет, но значит ли это, что чудес в этой жизни не существует совсем? Неужели все романтичные барышни вроде Ламары обречены на такой конец, и не слишком ли жестоко обходилась с ней судьба? Да, она сглупила так, как сама Нино никогда бы не стала, но неужели жизнь никому не давала второго шанса? Не позволяла исправить былых ошибок?

– Ты снова такая задумчивая и молчаливая, как горная птичка зимой. – Игорь приобнял её за плечи и увёл подальше в дом, когда князь Циклаури, попрощавшись, откланялся. – Не расскажешь, почему?

Нино искренне улыбнулась зятю и прошлась с ним по коридору к спальням. Он спрятал руки в карманы по старой привычке, от многих из которых ещё не избавился, и, пока она упрямо смотрела перед собой, старался перехватить её взгляд.

Свояченица любила Игоря как брата. Как она и хотела, он во многом заменил ей почившего Вано, но помимо братско-сестринских отношений их связывала ещё и крепкая дружба. Она очень поддерживала его на первых порах, пока он озирался по сторонам и не знал, что говорить и как вести себя, чтобы не вызвать гнев тестя. Он не забыл этого и, безгранично благодарный, поставил себе целью, чтобы и она как можно скорее нашла своё счастье. Игорь не считал, что это будет трудно, ведь их Нино – настоящая жемчужина, бриллиант!.. И умна, и красива, а танцует как! Но увы… вот уже который год негодный червячок терзал душу сестрёнки, а он до сих пор не знал настоящей причины. Если бы ему удалось её выяснить!..

– Я ведь не слепой, – произнес он доверительно, когда проводил Нино до комнаты. В потёмках коридорного освещения проще всего говорилось. – Ты всё время чего-то ждёшь… или кого-то. Поэтому-то и отсылаешь всех поклонников прочь!

– Ах, дзма! – стыдливо раскраснелась княжна и осеклась на полуслове.

– Ты влюблена, – уверенно заявил юноша и лукаво ей подмигнул. – По самые уши, сестричка. Только скажи мне, кто этот счастливчик, и я за шкирку приволоку его в наш дом. Ещё и надаю на орехи за то, что до сих пор не попросил твоей руки.

Ах, сколько искренности сквозило в этих словах!.. Впечатлительная юная девушка не могла не оценить столь трогательного признания. Не придумав ничего лучше, она подалась вперед и чмокнула Игоря в щеку. Он тепло улыбнулся.

– Спасибо тебе, дзма, – промолвила она мечтательно и схватилась за ручку двери. – Спасибо тебе за заботу!..

Под конец Нино, похоже, поняла, что чересчур размякла, и отвесила зятю подзатыльник, чтобы не слишком-то зевал. Он очень обрадовался её внезапному оживлению и, немного успокоившись, отправился восвояси.

Дальше по коридору он пересёкся с Саломеей, которая шла ему навстречу с бокалом вина в руках, и озабоченное выражение на его лице переменилось на насмешливо-враждебное.

– Ну что, ваше величество? – бросил он, шутя, пока свояченица неторопливо проходила мимо. – Всех послов приняли или Филипп Второй сегодня припозднился?

– Ну надо же! – не осталась в долгу старшая свояченица. – Ты знаешь, кто такой Филипп Второй?

Взаимный обмен колкостями на сегодня закончился, и Саломея, очень гордая собой, тронулась с места. Игорь пошёл своим путем, но быстро угадал, куда направлялась «её величество», и поэтому остановился.

Саломея постучалась в спальню Нино два раза, после чего та нехотя откликнулась: «Войдите». Встав в дверном проеме, гостья увидела, что хозяйка комнаты лежала на спине и сверлила потолок глазами. Лицо её ничего не выражало.

– Нино, – пряча хитрую улыбку, позвала даико и покрутила в руках бокал. – Чего ты тут сидишь? Пойдём вниз. Тина сыграет для нас отличный романс.

– Не хочу, – решительно отрезала девушка.

– Ну и зря, – не унималась вредина и сделала смачный глоток вина. – Ах, какое хорошее!.. Надо посмотреть, нет ли ещё в нашем погребе.

Княжна застонала и перевернулась на бок, и Саломея всё-таки отбросила все шутки.

– Ты, что же, совсем не понимаешь, что означает свадьба Ламары?

– Что? – послышался слабый вопрос.

– Знаешь, кто не сможет играть больше в прятки? Кто приедет на обручение сестры?

Нино вскрикнула и поднялась с кровати, как обычно выныривают из глубин неспокойного моря. Старшая сестра больше не сдерживалась и смеялась во всю, пока младшая смотрела на неё, округлив глаза, словно до сих пор не верила своему счастью.

Несколько секунд они переглядывались, после чего барышня, не обувшись, с визгом кинулась на шею Саломее и от души захлопала в ладоши.

– Осторожнее-осторожнее, козочка ты наша!.. – проворчала молодая вдовушка, но, несмотря на причитания, голос её был весёлым. – Я чуть не пролила вино тебе на платье!..

– Он едет, понимаешь?! – сверкая глазами, как сапфирами, повторила княжна. – Шалико едет!..

Она, должна быть, решила, что об этом следует сказать всему свету и, закончив с сестрой, кинулась к зятю. Чуть не сбив с ног ошарашенного Игоря, она и его обняла, чуть не задушив в объятьях.

– Дзма! – шепнула она сидзе на ухо, когда тот, еле удержавшись на ногах, пошатнулся. – Он едет, едет! Шалико!..

Игорь недоуменно мотнул головой и глуповато улыбнулся, но на вопрос: «Какой ещё Шалико?» Нино, конечно же, не ответила. Потрепав молодого человека по голове, она подпрыгнула на месте от нетерпения и залилась хохотом. Наблюдая за этой сценой, Саломея умилялась от души.

– Нужно выбрать самое роскошное платье!.. – вслух думала девушка. – И причёску! Ах, дзма, я хочу быть для него самой красивой!.. На этот раз я не могу оплошать…

– Ты и сейчас красивая, – воспротивился зять, но она не стала его слушать и спустилась по лестнице на первый этаж. Как стремительна бывает юная девушка, особенно если она влюблена!

– И всё же, кто такой Шалико? – смеясь, обратился к свояченице Игорь.

– Младший Циклаури, – таинственно ответила та, а он не без удовольствия подумал, что «настоящая причина» всё же стала ему ясна.

2

Проезжая мимо памятного театра, Тина до сих пор терзалась воспоминаниями. Участь maman долгое время оставалась для неё неизвестной, пока Игорь не выпытал у одного из своих друзей-актёров, которые навещали Татьяну перед самым отъездом, что ссыльным городом назначили Иркутск. Связь с отдалённым сибирским районом налаживали с трудом, но зато теперь дочь каждый месяц получала от матери письма и благодарила за это небо. Со временем обе смирились с положением, в которое загнала их судьба, и смеялись над ним без утайки. Даже вынужденное заключение и Сибирь не переменили maman! В письмах Татьяна всё так же шутила, называла зятя «своим соколёнком», и постоянно пеняла ему, чтобы не обижал «её девочку». Право слово, какие обиды! Если кто кого и обижал, так это она мужа.

Игорь стал для Тины лучшим кмари11, о котором только можно мечтать. После смерти Вано он превратился для неё в настоящее подспорье и, пожалуй, только благодаря ему она пережила те страшные времена. Но тогда она не проявляла к нему той ласки и любви, которых он заслуживал!.. Всецело ушла в свое горе, часами сидела вместе с сёстрами у могилы брата и перечитывала его письма, пересматривала старые фотокарточки. А каково было Игорю на новом месте с новыми людьми, когда ещё и жена, ради которой он бросил привычную среду, казалось, совсем этого не ценила? Ах!.. Порой Тина очень жалела, что не умела, как Нино, носиться по дому от одного упоминания возлюбленного, не крутилась у зеркала часами, выбирая шляпку или платье, а ведь она любила Игоря не меньше, чем младшая сестра своего Шалико!.. Но её любовь была тихой, жертвенной и не приносила явных плодов… вернее сказать, никаких плодов не приносила.

Пятый год она, несмотря на свою тихую и жертвенную любовь, не могла подарить ему ребенка, и – ладно родня, что пошутила разок и забыла! – люди вокруг уже начали не по-доброму шушукаться. Однажды сосед, чьё имение находилось в нескольких километрах от Сакартвело и приносило значительно меньше доходов, озабоченно спросил: «Не получается ли у вас чего?». Саломея глубокомысленно вздохнула, заметив, что и сама в своё время измучилась от подобных вопросов, и посоветовала не принимать их близко к сердцу. Через некоторое время судьба сама проучила наглеца, когда его жена забеременела шестым ребёнком, кормить которого оказалось нечем из-за крайне расстроенных финансов. Вот что бывает, когда суёшь нос в чужие дела!..

Игорю тоже сильно доставалось за то, что, будучи сыном художника и актрисы, рискнул сделать её своей женой. Так она ещё и подливала масла в огонь своей бесплодностью!.. Что это за семья такая без детей? Кавказские склочницы приписывали мужу бесчисленные болезни, которые он, должно быть, подхватил, пока вёл бродячую уличную жизнь, и искренне жалели и её, и её отца за то, что так промахнулись с выбором. Хотя дело только в ней, в ней!.. Ей врачи пророчили чахотку, ей не советовали беременеть из-за хрупкой комплекции, её проверяли каждый год, чтобы ненароком не проглядеть какой-нибудь болезни! И как им это объяснить?

– Я, пожалуй, выйду здесь. – Саломея остановила кучера, постучавшись в окно кареты, и поцеловала сестру в лоб. – Ты доедешь сама до больницы?

– Мне не пять лет, – отмахнулась Тина и заставила себя улыбнуться. – Я могу преодолеть несколько кварталов самостоятельно.

Старшая сестра покачала головой, и, «завайкав», вышла из фаэтона. Павлэ остановился на дороге, которая вела на кладбище, где похоронили Вано. Обе девушки прекрасно знали эту тропинку, так как осенью и зимой восемьдесят третьего года оттоптали себе на ней все ноги, а сейчас посещали могилу по очереди. В тот день пришёл черёд Саломеи, а Тина, как бы ни хотела составить ей компанию, не могла этого сделать. Через четверть часа её ожидал на приеме новый ахалкалакский врач, которого выписали из Эриванской губернии на помощь постаревшему Матвею Иосифовичу.

– Уверена, с твоими лёгкими всё в порядке, – подбадривала даико. – Ты давно уже не болела!

Тина слабо кивнула и в последний раз помахала рукой, прежде чем экипаж окончательно скрылся за поворотом. Саломея тяжело вздохнула, а морозный зимний ветер зашумел у неё в ушах. Ей показалось, или сестра выглядела удручённой? Но что же её терзало?..

С недавних пор Саломея чересчур много думала о других и совсем мало о себе, но такая жизнь ей даже нравилась. В том, чтобы заботиться о ближнем, находилась особенная красота, и теперь она понимала, почему Катя…

Молодая женщина остановилась на полпути и, потоптав кончиком сапог сорняки, иронично усмехнулась. Несмотря на титулы и бесчисленные деньги родственников, покоившихся здесь никто так и не спас от чертополоха и крапивы, а власти не очень исправно следили за ухоженностью могил. Высоко стоявшее в небе солнце заслепило госпоже Ломинадзе глаза, и она прикрылась от него рукой. Решительность покидала её по мере того, как высокий крест на захоронении Вано становился все ближе, а к горлу подступал комок. В голове до сих пор звучала погребальная музыка.

Слёзы наворачивались на глаза, когда она думала о том, как именно потеряла брата. Могилу Пето она не посещала совсем, зато на надгробии дзмы всегда лежали самые свежие цветы – уж она-то постаралась!.. Не забывала она и о скромной, совсем свежей могилке рядом, ведь кроме неё никто о ней не вспоминал. Надпись на той плите гласила: «Не стала твоей женой перед людьми, так стану ею перед Богом».

Кроме неё о последней и самой горячей привязанности Вано не знали ни сёстры, ни отец. Катя просила не рассказывать о себе остальным, так как больше не принадлежала к «светскому» миру, а, чтобы оправдать наличие чужого захоронения так близко, Саломея придумала красивую легенду по Катиной же инициативе. В монахини несчастная девушка не постриглась, но при монастыре жила как своя и помогала в церковно-приходской школе до тех пор, пока в той самой школе не разразилась эпидемия неизвестного гриппа, напоминавшего средневековую потницу.

Саломея стёрла со щёк слезинки и, опустившись на колени, разложила цветы в равном количестве на обе могилки. Воспоминания захлестнули её.

– Ты побледнела, – покачала она головой, когда в один из визитов в Богородинский женский монастырь под Ахалцихом не заметила на щеках Катеньки привычного румянца. – И похудела!.. Ты случайно не подхватила ту лихорадку?

Катя как-то странно улыбнулась и, взяв гостью за руку, повела в сад на прогулку. Девушка одевалась во всё черное, убирала волосы наверх, а на шее висел крупный нательный крест, который Катя то и дело целовала. Со временем несостоявшаяся невестка только похорошела и даже в балахонах аскета смотрелась пленительно женственно. Но глаза!.. Глаза были такие безжизненные, что хотелось кричать от боли. «Светская» жизнь на самом деле осталась для неё далеко позади, и Саломея чувствовала, как бедняжка с каждым днём всё сильнее и сильнее отдалялась. Катенька почти воспарила над миром, который ещё слишком крепко держал её саму, но такое умиротворение на лице юной девочки напугало бы любого. Столь отстранённо смотрят только святые или же те… кто вот-вот умрёт!..

– Может и подхватила, но разве не всё равно? – пожала плечами праведница и подставила нежное лицо под лучи солнца. Эта встреча случилась прошлой весной, и над их головами весело щебетали птицы. – Посмотри, посмотри туда, наверх!.. Как причудливо скользят по небу облака!..

Золовка хотела отругать невестку за это «всё равно», но причитания замерли у Саломеи на губах, когда она вгляделась в облака вслед за Катей и затаила дыхание. Окружающий мир на миг перестал для них существовать, и обе девушки прикрыли глаза, наслаждаясь моментом. Вдыхая чистый апрельский воздух, они с опозданием откликнулись на приветствие попа, который пожелал «Екатерине Петровне доброго дня» с безграничным уважением и почтением. Саломея смотрела ему вслед, раскрыв рот, и в очередной раз испытала за себя безграничный стыд. Почему всё земное так сильно её занимало, когда Катенька так мало придавала этой суете значения? Как мелочны и ничтожны все её порывы по сравнению с этой чистой, невинной душой!

– Тебе всё же не стоит так много бывать у Оленьки, – искренне посоветовала подруга. Она честно выждала, пока собеседница оторвется от созерцания высокого неба и наслушается пения птиц. – Я понимаю твоё христианское желание ухаживать за ней, но ты можешь подхватить заразу.

Девушка снова не ответила, только посмотрела так, что по телу побежали мурашки. Господи!.. Неужели она хотела заразиться? Неужели… сама этого добивалась?

Саломея зарыдала навзрыд. Как и ожидалось, после той встречи Катенька не прожила долго. Больная девочка быстро оправилась, но её благодетельница так и не поборола болезни.

– Спасибо тебе! – говорила Катя, прежде чем испустить дух, и крепко сжала руку золовки. – Спасибо тебе за всё, Саломе!.. Я расскажу о твоей доброте Вано. И пусть Бог тебя вознаградит!

Катя умерла к лету, но её последние дни до сих пор наполняли сердце старшей Джавашвили всепрощением и теплом, что она так неожиданно испытала в тот ясный апрельский день. За брата она могла быть спокойна: на том свете о нём точно позаботятся.

***

Тина прибыла в больницу с небольшим опозданием из-за того, что Павлэ встретил своего знакомого на дороге и долгое время справлялся об его родственниках, супруге и детях. Женили ли сына, выдали ли замуж дочку? Как же это всё по-кавказски!

Выходя из кареты, Тина увидела, что основная Ахалкалакская больница не на шутку разрослась, пусть врачей до сих пор не хватало. В прошлом году губернатор принял решение снести старый особняк графов Майковых на соседней улице и переделать его под ещё одно крыло госпиталя. Это крыло в итоге отдали под нужды раненных в вечных кавказских войнах офицеров, а основное так и осталось для «простых смертных». Матвей Иосифович встретил «душеньку» у того самого здания и лично проводил в кабинет своего протеже. Тот с недавних пор разрывался между флигелями.

– Левон Ашотович делает основную работу в нашей больнице, и я безгранично ценю его за это, – заговорил старый доктор, показывая Тине дорогу в кабинет молодого. На углу они остановились, чтобы пропустить вперёд каталку с юной роженицей. – Я лишь по пустячным вызовам езжу, да и то, если подагра не замучает. Ах, милочка, лучше вам не знать, что это такое!..

Тина вежливо кивнула, заметив, что почтенный медик так много сделал для народа Ахалкалаки, что имел полное право на покой. Тот растроганно покряхтел и, сделавшись на старости лет словоохотливым, забормотал что-то ещё. Кто знает, сколько бы они так простояли, если бы Левон Ашотович наконец не пригласил их войти?

– Вы опоздали на десять минут, – холодно заметил молодой врач и даже не поднял головы от записей. Обескураженная гостья не сразу нашлась с ответом, и, почувствовав заминку, давний приятель поспешил вступиться за неё.

– Не злитесь на Валентину Георгиевну, милый друг, – произнёс он виновато. – Я её неприлично заболтал. Что поделать! Совсем разучился следить за временем.

Левон Ашотович ничего не ответил и всё выводил что-то пером в историях болезней. Тина, которая впервые попала на прием не к Матвею Иосифовичу, не знала, что и делать. Не одобряя её замешательства, старый еврей подмигнул девушке украдкой и настойчиво подтолкнул к письменному столу коллеги.

– Ну, я вас оставлю, – сказал он весело и, юркнув в проём, исчез за дверью.

После его ухода в приёмной комнате воцарилась такая тишина, что, пролети сейчас муха, она бы их оглушила. Тина откашлялась, чтобы привлечь внимание, но тщетно. Для больной стало ясно, что, пока Левон Ашотович не закончит своих записей, он не начнёт осмотра, и тогда, чтобы не терять времени даром, она принялась его разглядывать.

Он казался очень высоким, а его ноги еле помещались под столом. На вид она бы дала ему чуть меньше сорока лет, что, впрочем, вполне молодой возраст для солидного лекаря. Она поняла это по рассказам Матвея Иосифовича, который не уставал нахваливать своего помощника. В родной Эриванской губернии – армянские врачи, должно быть, локти кусали, что им пришлось отдать своего коллегу-соотечественника грузинам, – слава о нём ходила завидная. Тина подумала, что и женихом он, наверняка, был желанным, пусть и вдовец с дочкой семи лет. Ах, старый медик, и правда, чересчур много болтал! Хорошо хоть внешне не расписывал своего подопечного, и княжеская дочь, к примеру, сама для себя решила, что бородка тому не шла. А ещё характер, характер!.. Явно не сахар. Разве можно так долго ждать?

– Я прошу простить меня. Дело не терпело отлагательств, – досадливо вздохнул Левон и, забрав с полок необходимые приборы, встал из-за стола. И правда, очень высокий! – Раздевайтесь.

– Что? – Тина в ужасе отшатнулась, но Левон и бровью не повёл.

– Что вы так смотрите, как будто впервые пришли на приём? – пожал плечами врач и без тени эмоций на лице добавил: – Раздевайтесь. За ширмой. Я послушаю ваши лёгкие.

Бесцеремонность доктора вконец отвратила Тину от него, и она очень пожалела, что Матвей Иосифович неминуемо отходил от дел. Делиться своими тревогами с этим циником совсем не хотелось, и всё же она так ждала этого дня, чтобы получить совет о беременности!.. Придётся набраться терпения. Этому же учит священное писание?

Во время осмотра он не говорил ни слова, только водил приборами по её спине и многозначительно хмыкал. Сердце от недосказанности забилось, как бешеное. Что такое? Сколько ей осталось жить? Как сказать об этом родным, мужу? Ах, ну что за человек?! Будто не понимал, как это всё её тревожило!..

– Одевайтесь, – так же спокойно разрешил Левон Ашотович и, пройдясь по кабинету, принялся за пресловутые записи. Тина проводила его испуганным взглядом и, застегнув платье, села на кушетку рядом.

– Матвей Иосифович говорил, у вас подозревают чахотку, – сказал он несколько погодя и отложил бесчисленные документы в сторону. – Я ничего такого не услышал.

Груз свалился с плеч. Она издала стон облегчения, который Левон пропустил мимо ушей. Лицо его оставалось непроницаемым.

– Спасибо вам, – произнесла она тихо. – За надежду.

– Было бы за что благодарить!..

Сострадательностью он явно не отличался, и пациентка не стала испытывать удачу. Прижав сумочку к сердцу, Тина ещё раз поблагодарила его и направилась к выходу, но у дверей остановилась. Она знала, что шансов мало, но, вспомнив об Игоре и своих надеждах, всё-таки решилась.

– Есть кое-что ещё, – позвала она тихо, а он – о, чудо! – поднял на неё глаза и нахмурил брови.

– Что такое?

– По правде сказать, я пришла к вам не только из-за лёгких. Есть ещё один вопрос, который меня очень беспокоит.

Тина снова опустилась на кушетку и, на свой страх и риск, излила ему душу. И про мужа, которого безумно любила и которому мечтала подарить детей! И про свои беспокойные сны, в которых то и дело появлялась хорошенькая девочка с золотистыми завитками и голубоглазый мальчик, которого отец катал на спине! И про угрызения совести, что она никогда не станет для Игоря настоящей женой, если не родит ему наследника!..

И что же врач ответил на столь горячую речь отчаявшегося человека?

– Я вам не советую.

«Я вам не советую!». Что за неуважение, беспринципность, снобизм!

– При вашей комплекции это равносильно самоубийству. Поверьте, я знаю, о чём говорю, – вещал Левон, хрустнув пальцами. На последних словах его голос почему-то дрогнул, и он снова взял в руки перо. – Ох уж эти ваши княжеские капризы!

– Капризы? – недоумевала девушка. – Я уже давно не княжна и, если Матвей Иосифович не рассказывал вам, я вышла замуж за человека без гроша в кармане. Так что не мне вам говорить о капризах!..

– Всё это, конечно, очень трогательно, но сути не меняет. Перед лицом смерти мы все одинаковы. Что князья, что нищие. А вам рожать противопоказано, и на этом всё.

– Но у вас же есть дочь, – вспыхнула несчастная, поднимаясь на ноги. От возмущения её щёки покрылись румянцем, а на лбу вздулась вена. – Мне говорили. Вы должны меня понять!

– Именно потому, что у меня есть дочь, – прошипел он сквозь зубы, и Тина вздрогнула от жёсткого металлического тона, – я и отговариваю вас. Сомневаюсь, что ваш муж обрадуется столь глубокому альтруизму, если он унесёт вашу жизнь, и ему придётся воспитывать ребенка одному!..

Тина осеклась, не успев возразить, и впервые за весь разговор не заметила на его лице равнодушия. Увлечённость, с которой он говорил, обескуражила её.

– Вы решили все за супруга, а теперь ещё и меня просите стать соучастником? – Надрывистый смешок. – О своём муже вы точно думаете в последнюю очередь! Он вам «спасибо» скажет? Или мне?

Доктор проворчал что-то под нос по-армянски – она точно расслышала, что это был армянский! – но так и не избавился от недовольного тона. Его возмущение передалось и ей.

– И ребёнок, сударыня, ребёнок! – фыркнул он, ударив по столу кулаком. – Ему мать нужна, понимаете? Без материнской заботы и тепла он будет страдать, как бы сильно ни любил его отец!..

– Так значит, вы не будете мне помогать? – Она гордо вскинула подбородок, не показывая своего смятения. – Не выпишите ничего укрепляющего? Не возьмёте на контроль?

– Ни в коем случае. Если ваш благоверный может сделать это неосознанно – благодаря вам же, между прочим! – то я уж точно не стану убивать вас собственными руками.

В уголках её глаз собрались слёзы, и, не желая выдавать своих слабостей, пациентка развернулась к врачу спиной. Это его, впрочем, не разжалобило.

– Сейчас вы думаете только о себе, как бы ни оправдывались!.. – подвел итог мужчина и заговорил почти шёпотом: – Признайтесь себе честно, вы для него ребенка хотите или для себя?

Тина размазала по лицу слёзы и, бросив Левону хриплое «Прощайте!», кинулась вон из кабинета.

***

Помолвку Ламары провели в католическое рождество двадцать пятого декабря. Никто из гостей не присутствовал на её тайном обращении в мусульманство, как и на традиционном застолье между главами двух семей, куда пустили только родителей жениха и невесты и старейшин с обеих сторон. Исхан Баширович на таинственный обряд не явился, да и Ламару пригласили туда не сразу, что крайне удивило Константина Сосоевича и его жену. Они ещё ни разу не виделись со своим зятем, а их дочь – с будущим мужем, но Абалаевы заявили, что таковы обычаи их религии, а нарушать их – харам12 Согласно своду адатов13, они старались ограничить общение молодых людей до свадьбы и не одобряли желания сватов познакомить их до положенного срока. Благо, к вечернему празднеству они обещались это сделать.

Ламара вышла из той комнаты с кольцом на пальце и белым платком на голове, позади неё – да и спереди тоже! – шли старейшины, и она не могла сделать ни шагу без их позволения. Как символично, если учесть при каких обстоятельствах и за кого её выдавали замуж!.. Вид у бедняжки был такой, что сердце княжон Джавашвили облилось кровью. Младшая из них, очень расстроенная тем, что ни Давид, ни Шалико не смогли приехать на помолвку сестры, ещё сильнее поникла головой.

– Как же так!.. – горячо возмутилась Нино. – Разве можно так жестоко с ней обходиться?

Ламара как раз прошла мимо под руку с Баширом Ахмедовичем, и широкий коридор Мцхеты наполнился звуками лютни, бубна и флейты, названия которых на тюркском языке звучали чересчур диковинно для русского уха. Кто-то из друзей жениха заиграл на барабане, а женщины засвистели, запев белхамаш14. Они же раздали гостям баранину. Придвинувшись к сёстрам поближе, Нино зашептала:

– Такое ощущение, что семья просто хочет от неё избавиться!

– Ты так рассуждаешь, будто не знаешь, что стало тому виной, – не осталась в стороне Тина, которая с недавнего визита к врачу сделалась угрюма и печальна. Настоящей причины не знал даже Игорь, который увлечённо отплясывал лезгинку во дворе вместе с другими мужчинами. Несмотря на еврейское происхождение и русское воспитание, это удавалось ему без труда, и, отбросив хандру, юная супруга безгранично радовалась, наблюдая за ним из окна.

– Говорят, тот торговец, с которым она тайно встречалась, очень её любил!.. – не обращая на слова сестры внимания, продолжала княжна. – А жена у него уродливая и склочная, поэтому-то он и не устоял перед нашей Ламарой. Ах, если бы им только разрешили пожениться!..

Саломея, которая не без любопытства озиралась по сторонам – когда ещё они побывают на мусульманской помолвке? – встретила восторженными аплодисментами смельчака, рискнувшего заиграть саламури и напомнить всем о происхождении невесты. Разговор сестёр от неё тоже не скрылся:

– Наша малышка, – проговорила она, смеясь, – никогда не отучится всё романтизировать!.. Пойми же ты, милая моя, что не всякая привязанность – любовь. В случае Ламары ею и не пахло.

– Верно, – поддержала старшую даико средняя. – За что боролась, на то и напоролась. Жизнь преподала нашей подруге хороший урок!..

Нино тяжело вздохнула, подумав, что Саломея и Тина, наверняка, были правы, но ничего не могла с собой поделать. С возрастом она стала такой мечтательной, что сама на себя злилась. Что же это такое?! Почему жизнь неминуемо меняла их? Неужели она никогда не будет той озорной хохотушкой, которой помнил её Вано?

– Смотри, смотри сюда!.. – Саломея поддела её в бок локтем, чем вернула с небес на землю. – Вон там… в другом конце коридора! Кто же это такой?

Девушка ахнула, а улыбка, вопреки последним рассуждениям, сама возникла на лице. Сосо Торникеевич!.. Сколько лет, сколько зим?

Сёстры хихикнули, заметив рядом со старым знакомым беременную толстушку, которая уплетала в обе щеки халву с фуршетного столика, но быстро с ней покончила и взялась за гогалы. Известный в своё время повеса, Сосо выглядел измотанным и весь свой шарм как будто растерял. Он стал прижимистее и совсем не улыбался, а глаза и вовсе потухли. Он тщетно пытался забрать из рук любезной цоли15 сладости, и даже с такого расстояния сестры услышали, как толстушка недовольно захныкала, и успокоилась только когда супруг, закатив глаза, вернул ей тарелку. Дядя Торнике – наоборот, посвежевший и очень важный, – стоял позади рядом с Константином Сосоевичем и глаз с него не сводил. Женили бедного!.. Всё-таки женили!

– Тебе не обидно? – всё время шутила старшая даико. – Твой бывший поклонник, между прочим.

Нино искренне рассмеялась, махнув рукой. На миг Сосо обернулся в её сторону и застыл, заметив в толпе. Она смотрела на него, не таясь и не лукавя, зато он довольно быстро отвёл взор. Как и двоюродная сестра, он пал жертвой своей недалёкой любвеобильной натуры.

Когда шумная процессия высыпала во двор, лезгинка была в самом разгаре. Несмотря на прогнозы, холодно в тот день так и не стало. Только лёгкий мороз щекотал нос и окрашивал щёки, но многие гостьи, выходя из дому, не запахнули шубок. Согретые неприхотливым зимним солнцем, юные джигиты не собирались останавливаться. Барабаны за их спинами не замолкали, а пар валил изо рта, чем, казалось, только раззадоривал их. Господа образовали плотный круг и, пританцовывая, подбрасывали друг друга по очереди в воздух, а дамы испуганно ойкали каждый раз, когда храбрец сменялся.

Нино пригляделась, чтобы рассмотреть их круг как следует. Во дворе толпа распласталась по разные стороны, от чего заметить друг друга стало гораздо легче. Проворная Софико воспользовалась этим и, отделившись от родителей, побежала навстречу подругам. Вся в белом меху – и пальто, и рукавички! – она казалась ангелом, а спадающие на лицо светло-русые завитушки только дополняли образ.

– Генацвале! – воскликнула сестра невесты и, расцеловавшись с ними в обе щеки, поправила слетевшую на ветру шляпу. – Я так рада вас видеть.

– Как она? – участливо спросила Тина, отличавшаяся большой сострадательностью. – Сильно нервничает?

– Она молчит, – с горечью призналась Софико. – И только! Глаза с пола совсем не поднимает. А ведь она так мечтала об этом!.. Но вместо сказки замужество превратится для неё в кошмар.

– Могу себе представить, – съязвила вдова Пето Ломинадзе.

– И мне все желают «того же». – Княжна Циклаури поддержала её ироничный тон и пылко перекрестилась. – Боже упаси меня от «такого»!

– Что вы себе позволяете, ваше сиятельство! – разгорячилась Саломея, пряча в уголках губ улыбку, и остальные девушки, не сразу её заметившие, на миг замерли. – Упоминаете христианского Бога на помолвке, кишащей мусульманами?! Стыд, что ли, совсем потеряли?

– Ах, прошу покорнейше простить! – хихикнула богохульница, изображая на лице искреннее раскаяние. – Бунтарский дух из меня ничем не выбить!..

Старшая Джавашвили и младшая Циклаури весело расхохотались, и даже Тина и Нино, которые не участвовали в разговоре, рассмеялись вместе с ними.

Как раз перестали играть лезгинку, и гости лениво поплелись обратно в дом к пиршественным столам. Закончив с танцами, Игорь подбежал к ним счастливый и запыхавшийся и, извинившись перед всеми, увёл Тину к тестю.

Облегчив смехом душу, Софико обернулась на сестру, которую вели под руку отец и мать, и тяжело вздохнула. Ламара поднимались по ступенькам в танцевальную залу, где старейшины обеих семейств уже принялись за громкие тосты.

– Ах, если бы мои братья были здесь!..

Упоминание старших Циклаури заметно оживило их разговор, а Нино, до этого довольно безразличная, взяла генацвале за руку. Саломея сделала вид, что не заметила этого жеста, но про себя им безгранично умилилась.

В тот день Мцхета принимала своих гостей с помпой, что уже давно себе не позволяла. Константин Сосоевич, который чувствовал пренебрежение, с которым будущие сваты относились к их семейству, счёл нужным утереть им нос, но не придумал для этого ничего лучше. Чрезмерная расточительность, в которой его упрекала жена, не сильно его тревожила. Князья они, в конце концов, или кто?! Да, у чеченских выскочек есть деньги, но разве у него их нет?..

Высокие потолки и не утихавшие танцы, музыканты, в инструментах которых легко запутаться, вино, что лилось рекой: всё это только помолвка!.. Какой будет свадьба, оставалось лишь гадать, но в одном не оставалось сомнений: князь Циклаури, как и любой кавказский мужчина, умел пустить в глаза пыль.

– Знаешь, душа моя, – вдруг заговорила Нино. И она, и Софико оттанцевали с совершенно непримечательными юнцами полонез и мазурку, и молились, чтобы никто не пригласил их в этот раз. – Пожалуй, ты очень права, что сказала: «Упаси нас от такого!». Помнишь, что говорила Элизабет Беннет в одном из романов Джейн Остин?..

– «Только сильное чувство толкнёт меня под венец, – без труда нашлась подруга и тепло улыбнулась, – поэтому быть мне старой девой!».

– Именно!.. Разве мы созданы только для замужества? Неужели единственно в этом наше предназначение?

– Не слишком ли много старых дев на одну танцевальную залу? – зазвучал совсем рядом снисходительный тон. – А, мои хорошие?

С самого утра Саломею не покидало насмешливое настроение, и, не упустив возможности, она выросла за спинами девиц весьма неожиданно.

– Я собираюсь сбросить с себя хандру, – повела плечами Нино. – И вам советую!

Гости, прервавшиеся с танцами на пятнадцать минут, снова заполнили салон, но находиться здесь теперь стало как будто тяжелее. Двери с грохотом раскрылись, швейцары поспешно отпрянули назад, и все взоры обратились на вновь прибывшее семейство. Они быстро выделились среди остальных, приковывая к себе внимание особой статностью, осанкой и довольно высокомерной манерой держаться. Толпа перед ними расступилась, будто государь-император снизошёл до их празднества, хотя сами опоздавшие по сторонам не смотрели совсем.

«Айдемировы, – шумно переговаривались люди, которые, казалось, не дышали, пока красавцы-горцы проходили мимо. – Это Айдемировы!».

Айдемировы прибыли впятером. Все дружно окрестили отцом и матерью семейства ухоженную пожилую даму в платке и крепкого, коренастого старика с приятными благородными чертами лица. Позади них шли старшие отпрыски: поразительно красивая девушка восемнадцати лет – покрытая, как и мать, – высокий, худой юноша с выразительным, точеным профилем и гибкий и сильный, как лев, молодой человек. Он высоко вскидывал подбородок, смотрел на всех свысока, как тот, который не привык проигрывать, а глазами сверкал так, что впечатлительные юные барышни неминуемо падали в обмороки. Его это, впрочем, не трогало, и он так и продолжал свой путь, пока кто-то другой не помогал тем девушкам подняться. Будто коршуны или вороны, они оделись во всё черное, словно выражали тем самым кому-то протест, но, к кому бы он ни был направлен, Абалаевы не принимали его на свой счет.

Отец Айдемиров большими шагами приблизился к Баширу Ахмедовичу, а тот растроганно протёр глаза и от души похлопал приятеля по спине. Они обнимались долго и все о чём-то шушукались, пока младшие Айдемировы покорно стояли за их спинами.

После радушных похлопываний Абалаев сделал музыкантам жест, чтобы продолжали играть, и музыка разлилась на их уши целебным бальзамом после пронзительной тишины. Софико, которая уже что-то знала о лучших друзьях сватов, огорошила их признанием:

– Старый Айдемиров невероятно известный человек в Западной Грузии, – поведала она полушёпотом. – Говорят, они потомки самих Турловых!.. Тех, что стояли во главе чеченского княжества до его распада, после чего бежали на левую сторону реки Терек и обосновались там. Но кровь ведь не вода!..

– По ним так и видно, – с готовностью кивнула Саломея, – что они мнят себя царями. Но разве у них есть сословная иерархия?

– Потому-то Турловых и выгнали. У них не принято иметь властительных князей.

– Но девушка так точно императрица!

– Ирсана Айдемирова, – со знанием дела улыбнулась Софико. – Об её красоте легенды ходят!.. Она даже тебя в поклонниках обгонит, Саломе.

Госпожа Ломинадзе иронично хмыкнула и снова отпила вина. Погоня за красотой давно её не занимала, как и слухи о влиятельности семей – разве красота и влиятельность гарантируют счастье? – да и Нино слушала вполуха. Она за такими вещами точно никогда не гналась.

Несмотря на это, княжна Циклаури продолжала свой рассказ:

– Средний сын Искандер очень воспитанный и вежливый юноша. Чеченские невесты от него без ума, но гораздо больше они мечтают об его брате Джамале. Вот где настоящая бойня не на жизнь, а на смерть!..

– А что в нём такого? – пожала плечами Нино и пригляделась к старшему Айдемирову, который скучающе оглядывал толпу. Так, она заметила, как он запустил руки в слегка отросшие волосы и поправил их резким, порывистым движением. Глупенькие девицы, наверняка, велись на его показную страстность, но её она даже пугала. Разве… скрытая, сдерживаемая страсть не более волнительна? Разве она… не надёжнее?

– С каких это пор ты стала сплетницей, Софи? – Тина обняла младшую Циклаури за талию, покаялась в том, что подслушивала их разговор, и поддержала мнение младшей сестры о старшем отпрыске Айдемировых. – Всё-то ты про всех знаешь!..

Софико смущённо отмахнулась. Редактор хвалил её за статью о самых влиятельных и знатных семьях Кавказа, ради написания которой она перечитала бесчисленное количество литературы, но кто заставлял её делиться накопленными знаниями?!.. Кто тянул за язык?! Если бы Нино и Саломея захотели, то сами бы почитали об Айдемировых в «Кавказском мыслителе», но теперь… не могли же они что-то заподозрить?! Даже сейчас они вряд ли установят связь между словоохотливой подругой и Никандро Беридзе. Ах, да ведь она никогда не была болтливой!..

Внезапная молчаливость, и правда, выглядела подозрительно, и сёстры Джавашвили уже стали странно на неё коситься, но положение спас их зять. Мужчины приглашали своих дам на вальс, а Игорь высмотрел в толпе жену и своячениц и решительно направился в их сторону.

– Что ты задумал? – удивленно спросила Тина, когда он подал ей руку. – Ты же знаешь, мне нельзя танцевать.

– Это всего лишь вальс. – Игорь ничуть не смутился и приобнял жену за плечи. – Ничего с тобой не случится, если мы покружимся в медленном танце.

Девушки дружно переглянулись, с трудом сдерживая смех и умиление, а самая старшая из них коротко добавила:

– Не думала, что скажу это, но я согласна с Игорем Симоновичем. Ты ведь никогда на балах не танцуешь! Позволь чему-то новому войти в твою жизнь.

– Верно, – заговорщицки поддакнула Нино. – Иногда можно себя побаловать!..

На самом деле, этого «нового» – и хорошего «нового»! – появилось довольно много в жизни Тины. Спустя пять лет со дня венчания Игорь по-прежнему окрашивал её обыденность в яркие краски, за что каждый член её семьи – и Саломея в том числе! – безгранично его благодарили. Они с Нино облегченно выдохнули, когда чета Ривкиных вышла в центр залы и закружилась в вальсе. Девушки наслаждались умиротворением на их лицах весь танец, ведь, к счастью, на этот заход их никто не пригласил.

– Спасибо тебе!.. – со слезами на глазах шептала Тина мужу и, когда музыка стихла, не убрала руки с его плеча. – Не знаю, как тебя благодарить…

– Меня и не нужно благодарить, глупенькая, – весело подмигнул ей супруг. – Я ведь тебя люблю!.. Разве этого мало?

Лицо Тины исказила картина жгучей боли, но ни одна из сестёр не обратила на это внимания, ведь Айдемировы всё ещё приковывали к себе взоры.

Как только оттанцевали вальс, Башир Ахмедович дал музыкантам распоряжение, чтобы играли зажигательную чеченскую мелодию, отдалённо напоминавшую рачули. Сыновья и дочь Айдемировых долго ждали своего часа и, желая показать себя, пустились в бешеный пляс. Джамаль Вахитаевич, должно быть, решил, что очарует всех девушек в этой зале, пусть сам на них и не взглянет. При этом он ни за что не позволит, чтобы кто-то слишком откровенно смотрел на его сестру. Он кружился вокруг Ирсаны как орёл вокруг голубки, а Искандер стоял чуть поодаль и, улыбаясь, отбивал им в такт хлопки. Брат с сестрой так плавно и слаженно двигались и смотрелись так красиво, что сразили всех наповал своей энергичностью. Никто не решался выйти и танцевать рядом с ними, боясь сделать из себя посмешище. Отец и мать поглядывали на своих детей из другого конца залы и переговаривались с родителями невесты. Ламара сидела за главным столом и не шевелилась.

– Что они о себе возомнили? – вспыхнула Нино, которая обладала той же свободолюбивой натурой, что и младшая Циклаури. – Что за бестактность? Пришли на чужой праздник и ведут себя, как хозяева!..

– Что у тебя на уме? – подозрительно сощурилась Саломея, когда Софико, помня о предыдущих ошибках, промолчала. – Мне не нравится твой тон.

Нино сверкнула глазами и закусила нижнюю губу, как делала всегда, когда нервничала. Оглядевшись по сторонам, она заметила страх и раболепие на лицах окружающих, и это разожгло в ней огонь неповиновения. Капризная, бездумная затея, за которую Шалико наверняка бы осудил её!.. Она даже услышала в голове его голос. Любимый, родной голос, который шептал: «Не надо, санатрело16, не надо!..».

– Пойдём! – азартно позвала княжна и, дёрнув Софико за рукав платья, кивнула на Айдемировых. – Пойдём танцевать!

– Ты серьёзно? – не менее страстно спросила та. – К ним?

– Почему бы и нет? Мы разве их боимся?

– Забудь слово «страх», генацвале!.. Оно точно не про нас.

Саломея тщетно урезонивала восторженных девиц, которые совсем не слушали старших. Зато одна другую стоила!.. Когда-то и она такой была, и к чему это привело? Ах, ну почему, пока не набьёшь собственных шишек, никогда не поумнеешь?!

– Papa это не понравится!.. – крикнула она сестре и закрыла лицо ладонью. Ну и откуда это странное предчувствие?..

Девушки вышли в круг и, подбадривая друг друга, принялись за исполнение. Безрассудность собственного поступка разгорячала их кровь, а то, как поражённо и немного осуждающе смотрели на них люди, не на шутку кружило голову. Айдемировы изумились их бесцеремонностью не меньше всех остальных. Ирсана обернулась к девушкам через плечо, Искандер нахмурил брови, но Джамаль их не замечал, пока… Нино не наткнулась на него спиной.

Музыканты – пусть и еле заметно – стали играть тише, и несколько сотен глаз обратились на них двоих. Саломея бессильно вскрикнула, затаив дыхание, Георгий отставил бокал с вином, а Тина и Игорь отошли от стены, чтобы в любой момент вступиться за сестрёнку.

Несколько секунд все молчали, и старший Айдемиров не стал исключением. Его брат и сестра многозначительно переглядывались, пока Джамаль всматривался в лицо Нино. Софико стало не по себе от того, как долго и оценивающе молодой джигит смотрел на её подругу, но та этого, казалось, не замечала. После паузы Нино пожала плечами и, по-детски хихикнув, захлопала длинными чёрными ресницами. В её глазах не читалось страха, только смешинка с толикой бунта.

– Прошу прощения, – прошептала она, поклонившись. – Ваше… ваше величество.

Выделив последнее слово голосом, она хихикнула ещё раз, схватила княжну Циклаури за руку и, всё так же смеясь, убежала прочь из залы.

Джамаль проводил их пытливым взглядом, застыл, о чем-то размышляя. Ваша17 коснулся его плеча, а йиша18 попросила вернуться к танцам. Он так и сделал, но Игорь, который прочитал в его глазах что-то нехорошее, так и не поборол тревоги за сестрёнку.

***

– Мне не понравилось, как он на тебя смотрел, – признался Нино зять, как только настиг их с Софико за углом. Девушки тяжело дышали, прикладывая холодные руки к щекам, но до сих пор, похоже, не понимали всей серьезности своего поступка. – Кулаки у меня так и чешутся!..

– Не пугай бедных девочек почём зря, – вовремя вмешалась Саломея и не позволила сестре запаниковать. – Всем сейчас не до них.

Даико кивнула на центр залы, которая внезапно опустела, а музыканты разошлись по своим местам и позволили гостям в тишине и покое пережёвывать еду. Впрочем, это спокойствие продлилось недолго, ведь, не желая откровенно таращиться, толпа именно это и сделала, когда в салоне появился жених.

Исхан Баширович был неприхотливым и скромным человеком. Невысокого роста, он опирался на трость при ходьбе, приковыливая и припадая на здоровую ногу. Он носил аккуратную щетину, которая его ничуть не портила, а карие глаза смотрели измученно, но по-доброму. Черты его лица казались приятными, но в манерах и речи сквозила некая забитость и даже страх, от чего им помыкали все, кто только мог. Взъерошенные тёмные волосы, общая непритязательность в одежде – и туфли как будто сто лет изношенные! – не добавляли ему привлекательности в глазах прекрасной половины человечества, и они его никогда не замечали.

Он не спеша приблизился к родителям, поприветствовал мать и отца, сказал что-то по-чеченски сестрам и братьям, поместившимся за столом чуть поодаль. Князь и княгиня Циклаури, долго ждавшие этого часа, взяли Ламару под руку и повели её к тесному кружку. И хотя гости делали вид, что совсем не подглядывали за этой сценой, она поглотила всё их внимание.

– Я не знал, когда приходить, – промолвил Исхан и, откровенно нервничая, оперся всем весом на трость, – но решил, что сейчас самый подходящий момент. Прошу прощения, если я… рано.

Он забегал глазами по столам и потолку, но решился взглянуть на свою невесту при родителях, ведь ему очень этого хотелось. Ламара выглядела несчастнее, чем до его прихода, но его ласковый, немного печальный тон растопил ей сердце, и она изобразила на лице подобие улыбки. Посторонний наблюдатель, однако, сказал бы, что в ней сквозило больше жалости, нежели расположения.

– Вы верно подгадали момент, милый зять. – В отличие от дочери, Константин искренне рассмеялся. – Я как раз подговорил музыкантов, чтобы они сыграли что-то из свадебных танцев для жениха и невесты.

Довольно затянутый обмен любезностями на этом прервался. Башир Ахмедович осуждающе нахмурил брови и шепнул что-то старому Айдемирову, стоявшему за его спиной, а Сосоевич в свою очередь недоумённо глянул на Георгия, ожидая от него поддержки. Князь Джавашвили удивлённо поджал губы. Ох уж эти различия в нравах!..

– У нас не принято, чтобы молодые люди касались друг друга до свадьбы, – наконец, разъяснила мать Исхана. – К тому же, мой сын не может танцевать с такой ногой.

Последние слова звучали довольно жестоко, особенно из уст матери. Заминка затянулась ещё и потому, что Ламара, не в силах сдержать разочарования, довольно громко спросила:

– Не сможет танцевать? Никогда?

Ещё чуть-чуть, и она бы расплакалась. Исхан, который уловил плаксивые нотки в голосе невесты, заметно поник головой. Дочери Джавашвили, которые, как и дети Айдемировых, присутствовали при этой сцене, безгранично пожалели несчастного.

– Позвольте заменить, ваше сиятельство, – неожиданно заговорил Джамаль Айдемиров, – что Исхан Баширович прекрасный игрок в шахматы. Да, он не танцор, но такой светлой головы, как у моего друга, на всем Кавказе не сыскать!..

Заявить о себе при старейшинах, заспорить с ними, да ещё и вступиться за того, кого обидели? Шутка ли?! Саломея, Тина и Нино не сразу поверили своим ушам. Исхан благодарно улыбнулся на эти слова.

– Это верно, – поддержал сына Айдемиров. – Наши семьи дружат много лет, и я знал этого юношу ещё мальчишкой. Даже я никогда не мог его обыграть!

– Если таков отец, – не унимался Джамаль Вахитаевич, – то представьте себе, какими будут ваши дети!.. Об их интеллекте вам не стоит волноваться.

Сваты и их близкие расхохотались и перевели тему. Старший Айдемиров показал себя прекрасным психологом! Ахиллесова пята всех кавказцев? Он её нашёл! Разве не из-за боязни за потомство солидные семьи не рассматривали молодого Абалаева как полноценного жениха? Но теперь они, возможно, пожалеют, что… упустили его?

Исхана посадили за главным столом рядом с Ламарой, а их родители сели по обе стороны, чтобы не позволить лишних «касаний». Впрочем, невеста выглядела такой несчастной, а жених таким зашуганным, что вскоре все перестали всерьез за это печься.

– Джамаль Вахитаевич умён, – тонко подметила Тина, когда музыка заиграла вновь, и все вернулись к танцам. – И, возможно, не так спесив, как ты думала, Нино. Иначе стал бы он общаться с калекой?

Нино и сама об этом думала, и страх, вызванный словами Игоря и тем пронзительным взглядом, отпустил её совсем. Княжна расслабилась и стала с прежним любопытством озираться по сторонам, когда сёстры и Софико на миг оставили её одну. Этим мгновением и воспользовался Джамаль.

– Прошу прощения, если наши устои немного шокируют вас, – начал он вежливо, подойдя к ней из-за спины. Заметив юношу, она с трудом сдержала смущение. Всё равно ведь сделалось как-то неловко! – Поверьте, в наших традициях есть много чего хорошего.

– Охотно верю вам, Джамаль Вахитаевич, – непринужденно проговорила она. – К тому же, грузинская культура не далеко ушла от чеченской. Разница лишь в вере.

– Да, – с придыханием ответил он. – В ней.

Они немного помолчали, и Нино уже хотела откланяться, когда молодой человек изрёк вновь:

– Вы княжна Джавашвили, не так ли? Вы и ваша семья сердечные друзья всех Циклаури?

«Всех» Циклаури. Девушка вздрогнула, вспомнив о милом Шалико. Ей внезапно стало холодно, и она поёжилась, покосившись на окна. Странно, закрыты!..

– Верно. – Княжна присела перед Джамалем в реверансе, и, поборов смятение, улыбнулась. – Нино Георгиевна. А вы молодой Айдемиров, Джамаль Вахитаевич.

– Вы слышали обо мне, ваше сиятельство? – промолвил юноша с хрипотцой, которая очень ей не понравилась. – Вы слышали одно хорошее, или, быть может… и плохое?

Этот взгляд!.. Он пугал теперь больше, чем когда-либо. Нино отдалась во власть тревоги и на этот раз прислушалась к здравому смыслу, который шептал: «Прочь от него, прочь!».

– Доброго вечера, сударь. К сожалению, меня ждут сёстры.

Игорь, делавший ей отчаянные знаки с другого конца залы, проворно пошёл ей навстречу и подхватил за руки, как только поймал на полпути. Не теряя времени, он увел её к Тине и Саломее.

– Что ты делаешь? – зашипел на неё сидзе. – Зачем ты с ним говорила?

– Я не хотела с ним разговаривать, – бессильно оправдывалась Нино. – Он сам подошёл и…

Сердце в груди ещё долго билось, как птичка в клетке, но, хоть девушка и боялась оборачиваться, она чувствовала даже спиной: Джамаль пристально за ней наблюдал.

3

Из-за новогодних гуляний и помолвки сестры Софико выбралась в издательство только к девятому января. Ваграм Артурович не рисковал писать ещё раз в Мцхету, чтобы случайно не выдать её родным, но она знала, что он с нетерпением ждал новой статьи, и эта мысль повышала её изобретательность. Подводить человека, который единственный поверил в её талант?.. Да разве это справедливо?

Правда, поверил он в него далеко не сразу. Около года назад княжна Циклаури отправила в «Кавказский мыслитель» свою первую горячую статью, но Ваграм Артурович требовательно, хоть и мягко отверг её. В сопроводительном письме он написал, что её труд «любопытен, однако пылок и слишком выдаёт в своём авторе девочку… подростка». Уши Софико горели огнём, но она не сдалась. Замечание про «девочку-подростка» задело её самолюбие, и в отместку она выдумала «пьяницу и циника Никандро Беридзе». Следующий сатирический очерк, который девушка подписала именем господина Беридзе, вызвал у издателя бешеный восторг. Каково же было его удивление, когда оказалось, что за загадочным Никадро скрывалась «та самая девочка»?..

– Дочери Джавашвили планировали поездку в детский приют. Они раздадут крестьянским детишкам рождественские подарки! – говорила матери Софико и широко округляла глаза. – Можно я тоже с ними поеду, маменька? Можно?

Дариа Давидовна, которая гораздо меньше, чем муж, велась на подобные уговоры, подозрительно сощурилась, но не смогла ничего возразить, когда дочь показала ей дружественное письмо от Нино. Приписку о приюте она сделала сама, старательно подделывая почерк подруги, но maman этого, к счастью, не заметила.

– И в эту поездку ты, конечно, откажешься брать компаньонку, как и подобает любой незамужней девушке?

– Но maman!.. Зачем мне компаньонка, когда мы с Нино и её сёстрами едем туда вместе?

– Я лишь об одном тебя прошу: не втяни нас в какую-нибудь историю, – сокрушенно вздохнула Дариа. – Мы до сих пор расхлёбываем ту кашу, что заварила твоя сестра!..

Софико сердечно заверила maman, что никакой «каши» заваривать не собиралась – такой уж точно! – и с самым невинным лицом села в карету, помахав ей напоследок рукой. Княжна дала кучеру распоряжение ехать в Сакартвело, а затем как бы невзначай остановила его у издательства, чтобы «взять для papa парочку новых выпусков».

«Вот выйду, и поедем к Нино, – шумно дышала княжна, поднимаясь по бесчисленным ступенькам на восьмой этаж в типографию, – а маме скажу, что мы заболтались и никуда в итоге не поехали».

И комар носа не подточит!.. Очень гордая собой, девушка остановилась на последней ступеньке и с трудом отдышалась, но так и не успела дёрнуть ручки на двери с колокольчиком: шаловливая девчушка семи лет выбежала из типографии с весёлым смехом и чуть не сбила Софико с ног.

– Вай, балик джан!19– засуетился Ваграм, которого девочка держала за руку. – Куда ты бежала?

Заметив в дверях княжну, и он, и девочка мгновенно посерьёзнели, и пока та улыбалась от всей души, смущённо топтались на месте.

– Прошу простить нас, ваше сиятельство, – оправдывался издатель, притягивая к себе нарушительницу спокойствия. – Это дочка моего брата, Сатеник. Приглядываю за ней, пока он работает. В больнице её отец один за всё отвечает!..

Софико вспомнила рассказы Тины о том, как та ездила в Ахалкалаки на приём к новому врачу, и без особых усилий сложила дважды два. Приезжего лекаря генацвале описала, как грубого и неотёсанного мужлана, но мог ли столь неприятный тип иметь что-то общее с добрым и скромным редактором «Кавказского мыслителя»? Его карие глаза так ласково, хоть и требовательно смотрели на племянницу, а белоснежная улыбка казалась такой искренней, что в это верилось с трудом.

– Ваш брат… Левон Ашотович? – изумилась Софико, заведенная в тупик подобными размышлениями. – Сменщик Матвея Иосифовича?

– Хопар!20 – вдруг позвала Сатеник, так и не позволив ему ответить. – Ес ахчик ова?21

Ваграм позволил себе смешинку в уголках губ, когда заметил полное замешательство на лице Софико, но за несдержанность племянницу всё-таки отругал.

– Тебя не учили, что надо молчать, когда взрослые разговаривают? – попенял он ей пальцем. Сати покорно стихла, а её дядя, наконец, обернулся к гостье. – Да, двоюродный. Я помогаю ему по мере сил, ведь сидеть с девочкой, кроме меня, некому. Видит Бог, с ней нелегко!..

Девушка понимающе кивнула и, почувствовав к чернявой малышке симпатию, с нежностью дернула её за щёки. Сати откликнулась с готовностью и, позабыв на время свои горести, расплылась в счастливой улыбке.

– Ты говоришь по-русски? – спросила княжна безобразницу, когда взаимный мир между ними закрепился.

– Конечно, – без труда нашлась дочь Левона, а Софико с облегчением выдохнула. Будет ещё одна причина бывать в издательстве чаще!.. Наверняка, Сати скучала по папе днём, и ей не помешала бы компания. И как девочка ещё не разнесла типографию до самого основания?

– Она может и не такое, – к месту заметил Ваграм, когда они уговорили девчушку уйти с лестничной клетки и посадили за книжку в углу. Никак не хотела расставаться с новой подругой!.. – Бывает порой жутко навязчивой и не слушается. Но, надеюсь, мы не сильно вас утомили? Я очень рад видеть вас, Софико Константиновна!

Её сиятельство призналась, что и сама соскучилась по «Мыслителю» и его атмосфере, и обязательно пришла бы сюда раньше, если бы могла. Он понимающе кивнул и, раскрыв по-джентельменски дверь, с готовностью пропустил вперёд.

Софико ценила «Кавказского мыслителя» за то, как свободно и глубоко в этих стенах дышалось. Этому во многом способствовал его основатель, много трудов вложивший в то, чтобы газета жила и процветала. За это его называли до кончиков ушей интеллигентом и отчаянным мечтателем. Ваграм был идеалистом. Он несколько лет прожил в Париже у родственников и не понаслышке знал, что такое европейский образ мыслей. Его семья была богата и сделала всё для обустройства сына в Европе. Однако, окончив учебу заграницей, он вернулся на родной, но ограниченный Кавказ и начал развивать здесь идеи, которые пока что приживались со скрипом. «Никандро Беридзе» в её лице не понимал, почему господин Арамянц, так хорошо обустроившийся во Франции – там он помогал своему дяде с юридической конторой – предпочёл бросить процветающее дело стряпчего ради небольшой типографии в маленьком городе. Она и сама мечтала сбежать из закостенелого кавказского общества, а он чудом отсюда вырвался, но так и не воспользовался шансом?! Да если бы её нога хотя бы раз ступила на итальянскую или французскую землю, никто бы не заставил её оттуда уехать!.. Ах, если бы она только смогла уговорить Шалико взять её в Европу с собой…

– Мне до сих пор очень интересно, чему посвящена ваша статья. Я теряюсь в догадках, – произнес Ваграм, шутя, когда они прошли вглубь типографии к главному письменному столу у окна. Рабочее место Никандро располагалось чуть поодаль. Сати, пусть и читала книгу, всё время косилась на него, как на запретный плод.

– О семьях, где супруги разной веры, и один сменил её ради другого, – без обиняков призналась Софико, распаляясь от собственных слов. – Глядя на мою сестру, я не могу их одобрять. Такие браки заведомо неравны. Один из супругов практически всегда своим авторитетом давит на другого. К сожалению, это в принципе довольно частая ситуация здесь, на Кавказе.

Она смотрела на него, не таясь, и говорила всё, что хотелось. Ваграм Артурович так хорошо её понимал!.. В его обществе прекрасно думалось, а на душе царило такое успокоение, как если бы в ушах шумел морской прибой.

Молодой человек не рассердился и, всё так же смеясь, оперся спиной на письменный стол. Девушка прошлась по комнате к своему уголку и, проведя рукой по столу, тяжело вздохнула. Успел покрыться пылью! Как давно она здесь не бывала?

Сати в итоге не устояла перед соблазном и, отложив книгу, закружилась вокруг рабочего места Софико. Заметив одобрение хозяйки, она залезла маленьким носиком в ящики и перебрала кое-какую корреспонденцию. Этого хопар уже не вынес.

– Сатеник!.. – прикрикнул на племянницу Ваграм и нахмурил лоб. – Инчес анум, ахчик джан?22

– Но ты ведь никогда не разрешаешь мне сюда лазать, – ничуть не смутилась малышка. – Мне же интересно!..

Её сиятельство вмешалась быстрее, чем Ваграм обрушил бы на Сати свой гнев, обняла её и, поцеловав в тёмную макушку, посоветовала ей вернуться к книге.

– Снова извиняюсь за неё. Я предупреждал, что она бывает невыносимой. Как, временами, и все дети, – сказал он со вздохом. Девочка, надув губы, засеменила к своему креслу. Софико прислушалась, опустившись на своё место.

– Но вернёмся к теме разговора. Я верно понял, что вы бы не хотели выходить замуж, княжна?

– Я не хотела бы, чтобы муж меня ограничивал, но, поскольку на Кавказе это почти невозможно, я буду избегать замужества, – скептично заключила девушка, но в её голосе не сквозило враждебности. Они лишь обменивались мнениями, не переходя на личности. – А против брака как явления я не имею ничего «против». Только… почему слабый пол у нас рассматривают только в качестве жён?

– Вы рассуждаете слишком рационально для своего возраста, но что мне в вас нравится, вы никого не боитесь, – отвечал он без запинки. – Так что же с вами случилось теперь? Вам, что же, совсем не хочется рискнуть?

– Не хочется рискнуть? Отчего же? Если бы я была чересчур рациональна, как вы говорите, то не стала бы писать под псевдонимом.

– Всё верно. Но в то, что могут быть исключения, вы тоже не верите. Точнее, не верите в свои силы. Зачем же вы тогда пишите, Софико Константиновна?

Этот вопрос застал Софико врасплох хотя бы потому, что она сама вряд ли знала на него ответ. Она писала потому, что ей хотелось писать, потому что она любила это дело, благодаря которому сама себя больше уважала. Отнимите у неё печать, она бы обязательно нашла себе другое занятие, но не поддалась бы обществу, желавшему свести всю жизнь женщин к мужу и детям. Уж лучше утопиться!..

– Я пишу, потому что мне это нравится, – пожала она плечами, поднимаясь с места. Она приметила, как тепло он улыбался, наблюдая за ней. – Мне приятно думать, что я приношу пользу нашему обществу. И, тем не менее, мне безумно хочется узнать Европу!..

– Вы полагаете, у европейских девушек есть выбор?

– Мне так думается.

– Вы ошибаетесь. Из-за чего они тогда, по-вашему, придумали суфражизм? К тому же, во многих вопросах я уважаю армянских, грузинских и лезгинских женщин гораздо больше, чем их.

Ваграм тоже отошёл от стола и сделал несколько шагов вперёд, надеясь продолжить дискуссию. Украдкой он глянул на припрятанные за пазухой карманные часы, которые стали неизменным атрибутом его одежды, и ещё раз посмотрел на дверь. Где там Левон?

– В каких таких вопросах? – заинтересованно спросила Софико и на время отложила мысли о кучере родителей. Если она в ближайшее время не вернётся, то он точно что-то заподозрит, но ведь с редактором так приятно разговаривать!.. Беседа с умным человеком с недавних пор превратилась для неё в несравнимое удовольствие.

– Европейцы совсем несерьёзные люди, – промолвил он тоном, в котором сквозило столько чисто кавказского высокомерия вперемешку с превосходством, что это разом её отрезвило. – Они не знают понятия «долг». Это культура эгоцентриков, зацикленных на своём «Я». Они живут сегодняшним днём, не помнят о прошлом, не думают о будущем. Вам бы такая жизнь не подошла, несмотря на всё ваше вольнодумство.

– Я полагаю, что везде можно найти золотую середину, – прошептала юная журналистка и достала из ящика стола несколько выпусков газеты для отца. Вдруг кучер спросит, почему она вернулась без них? – Взять самое лучшее от них и от нас и двигаться по своему собственному пути.

– Но вовсе необязательно уезжать, чтобы найти свободу самовыражения. Уж вам ли не знать, что не все кавказцы мыслят узко? Ваш брат…

– Да, – Софико невольно улыбнулась, вспомнив о Шалико. – Он не такой.

– И людей, подобных ему, гораздо больше, чем вам кажется. Вам просто… нужно их увидеть.

Заключительное слово осталось за оппонентом. На этом молодые люди поставили точку и рассмеялись один другому, будто благодарили соперника за интересную умственную дуэль. Шпаги отложены, шлемы сняты, свет погашен. Осталась лишь эйфория сродни той, что наполняет тело после привычной физической нагрузки.

– К сожалению, сейчас я должна идти, – без особого удовольствия призналась Софико. – Извозчик ждет меня внизу. Не хочу, чтобы он доложил обо всём родителям.

– Как жаль, что вы так рано уходите. Ну, что ж!.. Надеюсь, наша следующая встреча произойдёт чуть раньше.

В его голосе читалось так много сожаления, что это её очень растрогало. Подумав об этом, она внезапно спохватилась. Придерживая одной рукой стопку газет, она стала шарить второй в своей аккуратной сумочке.

– Ах да!.. Сама статья! – после долгих поисков она всё-таки достала помятые альбомные листы и, извинившись за их вид, протянула их Ваграму. – Столько о ней говорили, а вы всё ещё её не видели. Надеюсь, вам понравится!..

– Разве может быть иначе, ваше сиятельство? – по-дружески подмигнул ей издатель и крепко сжал в руках бумагу. – Я уверен, наши читатели будут в восторге.

Он поцеловал ей на прощание руку, и этот жест показался Софико очень галантным. Пусть юноши и не так изощрялись перед ней, в надежде понравится, у Ваграма Артуровича всё получалось очень просто и естественно, и за это она безгранично его ценила.

Уходя, княжна вновь набрела на Сатеник Левоновну, которая, наслушавшись их разговоров, стояла перед ней ещё более розовощёкая и счастливая.

– Вы ведь ещё придёте, Софико Константиновна? – поинтересовалась девочка, повторяя за дядей все жесты и мимику. – Нам с хопаром без вас бывает очень скучно.

Последнее откровение смутило, пожалуй, не только её, но и хопара, но разве на деток обижаются? Да, но о чём гласила народная мудрость?.. Устами младенца…

Софико думала об этом, не переставая, пока спускалась вниз по той самой лестнице, которую проклинала каждый раз, когда приходила сюда, за количество ступенек. Где-то посередине – на пятом или на шестом этаже – она встретилась с высоким задумчивым мужчиной, в чертах которого угадывалась определённая схожесть с Ваграмом Артуровичем. Да и возраста, он был такого, что вполне мог быть тем самым Левоном, отцом Сати!.. Правда, глаз с пола он так и не поднял, но зато она долго и упорно смотрела ему вслед и с места не сдвинулась до тех пор, пока на восьмом этаже не звякнул колокольчик и не послышался детский смех.

– Хайрик!23  – заливисто смеялась дочка, а брат на заднем плане не в пример себе заворчал:

– Ну, хватит-хватит. Не мучай отца. Он только что с работы.

Левон ответил что-то по-армянски, чего она не поняла, но продолжила свой путь глубоко умилённая и восторженная. Может, Ваграм Артурович и прав, что в гостях хорошо, а дома… всё-таки лучше?

***

Свадьбу Ламары и Исхана запланировали на пятнадцатое января восемьдесят восьмого года. Вариант с девятнадцатым числом – знаменитым днём крещения Руси – сваты-мусульмане отмели сразу же, пусть Константин и имел неосторожность предложить этот день, как очень символический. Дариа Давидовна, присутствовавшая при этом разговоре, изумилась простодушием супруга до глубины души и закатила глаза от усталости и обиды. Ах, ну где же? Где же её славные сыновья, на которых всегда можно опереться? Ей так не хватало их крепкого, сильного плеча рядом, не хватало уверенности, непоколебимости!.. Оба брата теперь твёрдо стояли на ногах, чего нельзя сказать об её простаке-муже. Наивен, как ребёнок!..

– Не знаю, зачем он ввязался во всё это. Мало нам было приказчиков-воров! – жаловалась она Георгию, подливая ему в кружку чаю. Константин несколько минут назад отошёл в свой кабинет переговорить с новым управляющим. – Неужели мы бы совсем не нашли для Ламары мужа?!.. Вай ме!..

– Нельзя касаться друг друга!.. – хитро улыбаясь, заметил князь Джавашвили и откусил смачный кусок пахлавы, крошки от которой посыпались ему на грудь. – Может, они считают, что будущие муж и жена не должны видеться до свадьбы?

– Я не исключаю этого, ваше сиятельство, – обрадованная его участием, пошутила княгиня. – Да, я не отрицаю, что мы чересчур избаловали Ламару, но во всём надо знать меру. Вы и сами отец трёх дочек и должны меня понять!..

Георгий промолчал, вспомнив, что был, пожалуй, не лучшим примером образцового родителя, а с годами стал совсем уж мягок. Единственного сына он потерял при обстоятельствах, которые старые склочницы до сих пор смаковали, старшая калишвили едва оправилась от скандала, поставившего крест на её репутации, а средняя вышла замуж за нищего парня без рода и племени, ни у кого не спросив разрешения. Пусть Игоря тесть и уважал, как человека, и безгранично радовался, видя, какой счастливой рядом с ним становилась Тина, он ещё не до конца избавился от предрассудков, мешавших всерьёз принять бывшего актера как своего зятя. И Нино!.. Малышка изнывала и чахла без любви, а в последнее время ещё и жаловалась на навязчивое внимание одного из отпрысков Айдемировых… Что ж, в этом: «никаких касаний», похоже, был свой смысл. Кто знает, быть может, тогда удалось бы избежать многих трагических событий под их крышей?

– То, как они выставляют своё превосходство, переходит всякие границы, – все изливала душу Дариа. – При моих сыновьях они бы точно на такое не решились!..

Княгиня Циклаури и её гость выждали небольшую паузу и обменялись лукавыми улыбками, после чего каждый отпил из своей чашки, которую отставил на журнальный столик.

– Ну и? – шумно покряхтел Георгий и, не скрывая радости, сложил руки на животе. – Где ваши хвалёные джигиты? Я так давно не видел вашего меньшего! Мне есть, о чём с ним поговорить.

– Не поверите, дзма, дорогой!.. – отозвалась жена друга. – Уехали в Сакартвело!..

– В Сакартвело? С чего бы?

– Давид за последние годы неплохо сдружился с вашим зятем, Игорем Симоновичем, и захотел его проведать. А Шалико поехал вместе с братом!.. Они ещё кое-кого с собой взяли…

Весть о том, что старшие Циклаури, наконец, приехали домой и уже направлялись в Сакартвело, обрушилась на княжон, как молния и грозы. Пока их отец попивал чай в компании княгини, Нино с трудом пробиралась через комнату, полную рюш и бантов, и загнала своих служанок, выбирая подходящее для выхода платье.

– Боже, Боже, Боже!.. – подпрыгивала она на месте, сгорая от нетерпения. – Я так нервничаю, Саломе!.. Неужели сегодня я всё-таки увижу его?!

Старшая сестра снисходительно улыбнулась, сложив руки на груди, хотя сама была спокойна, как удав. После той злосчастной истории они с Давидом виделись два или три раза, но эти встречи так ничего и не поменяли в их отношениях. Она, как и раньше, старалась держать его на расстоянии, когда он, как будто, на что-то ещё надеялся!.. Другое дело Нино, чьё волнение легко объяснить… как давно она ждала этого дня?..

Девушка кружилась перед зеркалом, как волчок, сильно надушилась и постоянно меняла ленточку в волосах. Синяя ей подойдет больше или розовая, или жёлтая? А платье? С узорами или без? Быть может, сильнее затянуть корсет, чтобы талия смотрелась лучше? А щёки, щёки! Не слишком ли красные? Ах, да разве можно так трогательно любить?!

– Ты неисправима, чемо сихаруло24! – Саломея отошла от стены, подошла к сестре сзади, и коснулась её плеч. Они обе вгляделись в отражение, и старшая поцеловала младшую в макушку. – Посмотри, какая ты красивая! Ты его сразишь наповал…

– Правда? Ах, как же оно стучит! Скоро выпрыгнет, – с надеждой откликнулась малышка, потом приложила к сердцу руки и замерла. – Неужели все будет так, как прежде? Мы снова будем дружить и почти не расставаться? Я всё-всё ему расскажу! Скажу, как пожалела, как была глупа!..

– Только не показывай, как сильно по нему скучала, – немного отрезвила её сестра. – А то зазнается!.. Хватит лирики. Знай себе цену даже перед тем, кому отдано твоё сердце.

– Я никогда не смогу так холодно мыслить, Саломе!.. Ты же знаешь.

– И будешь дурой!.. Разве он так уважать тебя больше станет? Вы, влюбленные, как один друг на друга похожи!..

Нино хотела что-то возразить, когда в комнату с заговорщическим видом вбежала Тина, и обе девушки в одночасье позабыли свой спор.

– Они приехали, – не скрывая хитринки, поведала даико и кивнула на окно. – Игорь вышел встречать их, но скоро они будут внизу!..

– Ах!.. – снова засуетилась Нино, а Саломея взяла среднюю сестру за руку и повела к выходу.

– Мы пойдём к ним навстречу, а ты потом выйдешь, как будто и не ждала вовсе, – сказала она всё тем же рассудительным тоном. – И помни: без лирики!..

Они вышли из комнаты, зашуршав юбками, а младшая княжна с трудом подавила желание кинуться следом, несмотря на прозвучавшие здесь мудрые советы. Саломе права: ей необходимо выждать какое-то время, чтобы Шалико не думал, будто она только им и жила… да разве нужно так сильно лукавить, когда твои чувства – столь искренние?

Нино не стала подходить к окнам, хотя ей очень этого хотелось, и со вздохом опустилась на стульчик возле будуарного столика, отмеряя в голове секунды. Зеркало отражало счастливую, беззаботную барышню, но какой подавленной она казалась самой себе ещё пару дней назад?

Тот разговор в саду произошел второго января на приёме, который Башир Ахмедович организовал в честь празднования Нового года. В Ахалкалаки он и вся его семья сняли вместительный особняк, куда пригласили сватов и их самых близких друзей и родственников, чтобы похвастаться перед ними своим богатством. Роскошная помолвка в Мцхете, конечно же, не оставила их равнодушными, и они решили закатить ответный вечер, не желая отставать. Ламара и Исхан встретились на нём во второй раз, а Нино до сих пор не понимала, как его родители такое допустили. Разве это не ещё один харам?

Княжна просидела весь вечер у запотевших окон, по которым водила пальчиком, вырисовывая какие-то очертания, но, в конце концов, ей и это надоело. Сёстры, отец и зять то и дело уговаривали Нино вернуться к столу, но ей не очень-то хотелось. Софико не смогла завлечь её даже танцами. Настроение на сегодня покинуло её!.. Но что же делать? Как поднять его?

Снег на улице падал хлопьями, но не моросило. Подгадав момент, когда старейшины, перебивая один другого, ушли с головой в свои тосты, а сёстры и Игорь о чем-то заспорили, она набросила на плечи шубку и, запахнувшись, сбежала вниз по лестнице. Пейзажи в саду за особняком стояли живописные, и звёзды – а та ночь была на них щедра – рассыпались по небосклону, как бисер. Нино затаила дыхание, рассматривая их, и, когда одна звезда упала, зажмурилась, загадав желание.

«Я хочу, чтобы Шалико поскорее приехал, – царила в голове одна единственная мысль. – И чтобы мы с ним были вместе!».

Распахнув глаза, она бессильно выдохнула, наблюдая за тем, как воздух изо рта превращался в пар, и стала раздумывать о том, чтобы опуститься на скамейку, расчистив её от снега.

– Вы не любите шумного общества, княжна?

Снег захрустел за спиной, но Нино не обернулась, и так догадавшись, кто нарушил её покой. С помолвки Ламары этот человек не сводил с неё глаз и за столом, и во дворе, и его никогда не смущало, если рядом находились её отец или Игорь!.. А сейчас-то он точно не даст ей покоя… как же она не подумала об этом раньше?

– Я люблю балы и приёмы, – как можно беспристрастнее ответила она, упрямо смотря перед собой. – Но сегодня мне не очень-то хочется танцевать.

За это время Джамаль Вахитаевич приблизился почти вплотную и встал по правую руку от неё. Он дышал шумно и глубоко, и она чувствовала его дыхание у себя на шее. От его близости подкашивались коленки, хотелось бежать, не оглядываясь, да и тревожная дрожь по всему телу сопровождала каждую их встречу. Неужели он не понимал, как был ей неприятен? Или он просто… к этому не привык?

– Очень печально это слышать, ваше сиятельство, – грудным голосом вещал юноша. – Ведь будь вы в зале, я бы не упустил шанса пригласить вас.

Нино бессильно прикрыла веки. Что-то глубоко внутри, что заставило её выйти на танец вместе с ним и его семьей, и сейчас подняло в ней голову. Она вспылила.

– Неужели? – недоверчиво усмехнулась княжна. – А как же ваш адат о запрете касаний? Вы готовы нарушить его?

– Ради вас, Нино Георгиевна, – прошептал он на тон ниже приличествующего, – я готов не только на это.

Нино пробрал нервный хохот, который с каждой минутой лишь усиливался. Повернувшись лицом, она решительно взглянула в его искристые голубые глаза и как будто обожглась. Неужели от взгляда можно обгореть?

– Послушайте, чего вы добиваетесь? – усмехнулась девушка, с трудом сдерживая рыдания. – Вы – мусульманин, а я…

– И что же? Разве это помешало Ламаре Константиновне? – парировал Джамаль, сделав шаг вперёд. Она хотела отшатнуться, но наткнулась спиной на высокую калитку, об острые зубцы которой ещё и укололась. Назад дороги нет!.. Она в ловушке!

– Я не стану ради вас менять веру! – прохрипела княжна. – Не буду второй вашей женой или же десятой!

– Ты будешь единственной. Я обещаю тебе! Моя первая и истинная зуда!25

– Нет-нет-нет, вы не понимаете! – из последних сил воспротивилась Нино. Мысль о «зуде» привела её в ужас. Не об этом она мечтала, не об этом! – Я люблю другого. В моих мыслях только он!.. Неужели вас это не останавливает?

Гораздо позже она вспоминала об этих словах, как о роковой ошибке. Упоминать в такую минуту Шалико всё равно, что показать разъяренному быку красную тряпку, а тореадор из неё вышел так себе!.. Так, старшего Айдемирова наличие соперника раззадорило сильнее, чем она могла предположить, и он всё-таки пошел на харам, когда схватил за руку одним требовательным, властным движением.

Это было так неожиданно, что Нино вскрикнула, но отдернуть руки не смогла – он ей этого не позволил.

– Омар Хайям писал: «Страстью раненый, слёзы без устали лью…

– Отпустите сейчас же, иначе я буду кричать!

– «…Исцелить моё бедное сердце молю. Ибо вместо напитка любовного небо кровью сердца наполнило чашу мою!».

Джамаль продекламировал великого восточного мудреца с такой увлечённостью, что не осталось сомнений в его образованности. Однако если он и хотел тем самым её впечатлить, то вновь прогадал.

– Знаешь, как называют меня слуги? «Великим алой»26, – произнёс он довольно спокойно, хотя она всё ещё пыталась вырваться. – Наши корни… восходят к князьям Турловым. Ты станешь чеченской царицей, коль выйдешь за меня! Разве этот твой «другой» может со мной тягаться?

На этом ужасы для Нино не закончились, ведь, не удовлетворившись одним харамом, Джамаль решился вскоре на другой и приложил её руку к своей груди. От его прикосновения ей снова стало не по себе.

– Слышишь, как сердце «великого алы» бьётся из-за тебя? Тебе этого недостаточно?

Эти размышления рассмешили даже в такой момент. Неужели он принял её за меркантильную дурочку? Неужели понадеялся, что она поведётся на титул «чеченской царицы» и прочие громкие фразы? Как же он ошибался!..

– Я выпью уксусную кислоту, если ты не будешь моей!

– Вы шантажируете меня, Джамаль Вахитаевич?

Она гордо вскинула подбородок и, позабыв на время свой страх, сильно сжала кулаки.

– Вы не знаете меня, иначе не посмели бы предлагать мне такое, – гулко отозвалась Нино. – Мы, грузинки, самые верные жёны, но только по собственной воле. Вы слышали что-нибудь о моей тёзке, Нино Чавчавадзе? Её супруг умер молодым, но она до конца своей жизни носила по нему траур, из-за чего в Тифлисе её прозвали «черной розой», – многозначительная пауза. – Вот почему я никогда не буду вашей!..

На миг ему как будто стало стыдно, и он всё-таки отпустил её руку. Воспользовавшись заминкой, она юркнула за угол. Он ещё долго смотрел ей вслед, и уже у дверей она услышала, как он с силой ударил по стене. От этих звуков она снова вздрогнула.

– Это всё в прошлом, – обнадёживала она себя. – Уже точно!..

Теперь, когда приехал Шалико, Джамаль не отважится подойти к ней. Она всегда будет рядом со своим возлюбленным, и, кто знает, возможно, к концу его отпуска они объявят о своей помолвке?

Эти мысли вернули привычный румянец на щеках Нино, и, встав со стульчика возле зеркала, она захлопала в ладоши. Вспомнив о Саломее и её мудрых увещеваниях, она, впрочем, быстро успокоилась и, поправив оборки на платье, сошла вниз.

Нино ругала себя за излишнюю восторженность, которая и её саму порой раздражала, но ничего не могла с собой поделать. Собственное горе, расстояние и годы, проведённые порознь, вознаградили молодого Циклаури в её глазах ореолом прекрасного принца, которого его соперник не мог добиться и благодаря царственным предкам. Она знала, что никогда не станет той героиней грузинского эпоса, что влюбилась в мусульманина, но ни капельки об этом не жалела. У неё будет своя история, и свой счастливый конец!..

Она бежала по лестнице, будто порхала, а ноги почти не касались ступенек. В ушах шумело, щёки пылали, взгляд теплел, а зрачки расширялись по мере того, как шорох внизу раздавался сильнее. В конце концов, она даже позабыла о выбившимся из прически локоне, который следовало бы поправить, когда разглядела на первом этаже родную кудрявую макушку.

– Шалико… Константинович!.. – позвала она горячо, но вовремя спохватилась и поборола желание тут же кинуться ему на шею. Когда она вышла к нему, шаг её казался плавным и грациозным, а губы лишь немного дрожали от недосказанных чувств. «Я скучала, генацвале! – хотелось сказать ей без утайки. – Безумно, безумно скучала!». Но она так и не произнесла этих слов, помня об их последней встрече пять лет назад. Какой же горестной она была! Нино до сих пор помнила каждую его фразу из того дня, когда он признался ей в любви. За эти годы она, пожалуй, успела выучить их наизусть!.. Саломея посоветовала не показывать ему этого, но, глаза – такие робкие и любящие – всё равно выдавали её истинные переживания, сверкая всеми цветами радуги. Это стало совсем явным, когда он приблизился и поцеловал ей руку.

– Ну здравствуйте… Нино Георгиевна, – проговорил он, слабо улыбаясь, и оставил на её ладони невесомый поцелуй.

Он так повзрослел!.. И этот голос!.. Его тон стал как будто ниже, внушительнее. От восемнадцатилетнего мальчишки, с которым они так увлечённо играли в сыщиков, не осталось нынче и следа. Шалико возмужал, раздался в плечах и, похоже, вытянулся. Он заметно отстриг кудри, укладывая их теперь так, чтобы они больше не смотрелись по-юношески невинно. В надежде выглядеть солиднее, он отрастил лёгкую щетину, которая ему очень шла, и чуть-чуть отпустил бакенбарды. В повадках появился европейский лоск, к которому он всю жизнь так стремился, зато исчезла неуверенность парня, который ещё слишком мало знал о жизни. Его энергетика и пышущая через край молодость сшибала с ног. Глядя на сей новый, ещё более привлекательный образ, Нино едва не лишилась чувств.

– Вы так изменились, ваше сиятельство, – пролепетала она в порыве эмоций, что прозвучало, как ей показалось, совсем уж нелепо, и она поспешила добавить: – Вернее сказать… служба в консульстве хорошо на вас сказалась. Вы похорошели!

Молодой князь по-доброму сощурился, признавшись: «Вы тоже!», но всё же оставался таким вежливым и отстранённым, как если бы разговаривал с Тиной или Саломеей. Но разве она и её сестры – одно и то же? Разве его связывали с ними бесчисленные детские шалости, крепкая дружба, уходившая корнями в те годы, когда они ещё ходили под стол, и… любовь, что зрела как вино, для которого сложно найти времени лучше? Но неужели… он по-прежнему держал на неё обиду за тот случай? Ну, ничего… она обязательно расскажет ему, как много о нём думала, как пожалела о своём отказе, и тогда!..

– Вижу, что вы уже поговорили. С добром свиделись! – подытожила Саломея, выйдя из-за угла вместе с Давидом Константиновичем. Тина и Игорь отдавали последние распоряжения об ужине, на который гости обещались остаться, а Нино на время оторвалась от своего возлюбленного и подала капитану Циклаури руку.

– Мое почтение, сударыня, – по-дружески рассмеялся Давид, и она непринужденно кивнула ему в ответ. – Прекрасно выглядите. Надеюсь, мой брат уже сказал вам об этом?

Вот кто ни капельки не переменился!.. Всё такой же учтивый и обходительный, Давид вызвал в Нино самые тёплые приятельские чувства, несмотря на старые обиды. Её захватил прилив нежности. Ей и его захотелось обнять, пусть и не так крепко, как Шалико. Годы стёрли с лица старшего Циклаури былую томность и задумчивость, зато окончательно закрепили за ним амплуа мирного медведя, который давно отошёл от интриг. Он немного раздобрел, что добавило ему серьёзности, но всё так же гладко брился, располагающе улыбался и одевался с иголочки. Но вот выражение глаз… слишком печальное и уставшее. И ведь он всё так же… всё так же смотрел на Саломе!..

– Как бы часто я этого ни говорил, – не остался в долгу Шалико, лукаво подмигнув дзме, – мне никогда не стать таким повесой, как его сиятельство.

Девушки от души рассмеялись, наслаждаясь семейной картиной, а Давид недовольно причмокнул и, схватив брата за шею своей огромной медвежьей рукой, весело потрепал его по плечу.

– Кто тут ещё повеса!.. Сначала Вена, потом Рим!.. – возмутился старший сын и, отсмеявшись, обернулся к Саломее и Нино. – Я вам расскажу об его службе поподробнее, и тогда вы точно меня поймёте!..

Шалико красноречиво закатил глаза, готовясь что-то ответить, когда у старшей из княжон вырвался умилённый вздох:

– Как хорошо, что вы приехали, – прошептала она удивительно серьёзно, а молодые люди моментально стёрли с лиц улыбки. – Мы, и правда, очень соскучились.

Нино поразилась, услышав из уст старшей сестры такое признание, но изумление это оказалось приятным. Даже Саломея, которая строила из себя снежную королеву, отдалась во власть ностальгии. Ах, ну и как тут устоять?

Братья Циклаури, которые расчувствовались не меньше, многозначительно переглянулись, а старший из них, сделавшийся с годами сентиментальнее, громко откашлялся в кулак.

– У вас многое поменялось, пока мы отсутствовали? – Шалико поспешил заполнить паузу, пока она не затянулась, украдкой глянув на Нино. – Я только сегодня познакомился с Игорем Симоновичем, и он с большой любовью отзывается о своей свояченице. А Валентина Георгиевна просто сияет!

– Он отличный малый, – поддержал его брат. – Тебе следует пообщаться с ним поближе. Уверен, вы поладите!..

– За милую Тину можете не беспокоиться, – поддакнула Саломея, придерживаясь определённого умысла. – Пусть я не очень жалую нового зятя, он действительно осчастливил мою сестру.

– А вы, Саломея Георгиевна? – как бы невзначай спросил Давид. Молодая вдова пожала плечами, как будто не поняла его намёка.

– Для меня всё осталось позади. Об этом нечего говорить. А вот Нино Георгиевна…

Нино раскраснелась до кончиков ушей, когда поняла, куда дул ветер. Всё это время она молча стояла и слушала, украдкой любуясь Шалико, и ей, похоже, не следовало ничего менять. Старшая сестра – манипулятор со стажем и лучше знала, за какие верёвочки тянуть в этом театре. Возможно, её заумные ходы к чему-то и приведут?

– Все тоскует о чём-то… – продолжала та, как ни в чём не бывало. – Стольких поклонников отвергла, если бы вы знали. И продолжает отвергать!..

– Саломе… – густо зарумянилась княжна и спрятала глаза в пол. Она не увидела, как брат глянул на Шалико, стараясь перехватить его взгляд.

– Это вы зря, ваше сиятельство, – покачал головой юный дипломат. – Молодость не вечна, а потерянного времени уже не вернуть.

– Mon amour!27

Раскат грома или огнестрельный выстрел прозвучали бы тише. Нино будто окатили холодным душем, и она почувствовала себя затравленным зверем, когда обладательница этого дивного женского голоса вышла из тени. Ею оказалась худенькая, стройная брюнетка, голубые глаза которой непрерывно смеялись. Темные кудри, убранные в новомодную причёску, ниспадали на плечи густым дождем, а во всем её облике сквозили женственность, красота и невинность. Вся в белом, она выглядела как ангел, спустившийся с небес, и так же чудесно говорила. Она защебетала по-французски, как только появилась, и, поцеловав Шалико в щёку, сказала ему что-то на ушко. Он с готовностью ответил ей на таком же чистом французском, приобнял за талию и поприветствовал кивком головы старую морщинистую даму, прошедшую в коридор вслед за девушкой.

– Няня, – скорбным шепотом поведал Давид, пока Саломея и её сестра стояли, вытаращив глаза. – Итальянка. Ни слова по-русски не говорит. Только немного по-французски.

Вскоре они и сами в этом убедились, когда незнакомка обернулась к своей няне и сказала ей несколько слов по-итальянски, чтобы отослать прочь. После них та, кряхтя и ругаясь, действительно исчезла за поворотом. Нино, которая из иностранных языков знала только немецкий, а с французским никогда не дружила, издала еле слышный стон отчаяния.

Ей вдруг стало так больно, что воздуха в грудной клетке перестало хватать. Как утопающий, который понимал, что жизнь медленно покидала его тело, хотя всё ещё мог видеть и чувствовать, она наблюдала за всем со стороны и с трудом сдерживала рыдания. В голове мелькали слова, от которых нестерпимо хотелось плакать: «Я твой, каждой клеткой, каждой частичкой!»; «Я хочу быть с тобой!» или «Я хочу быть только твоим, или ничьим вовсе!». Неужели… всё это осталось в прошлом? Неужели… она упустила свой шанс?

– Прошу простить. Компаньонки такие надоедливые, особенно если они – итальянки, – просто и естественно заговорил Шалико, обращаясь к брату и подругам. – Позвольте познакомить вас с графиней Натальей Алексеевной Демидовой. Ma fiancée28.

– Je m’appelle Natalie, – звонко воскликнула Наталья и подала остальным дамам свою холёную ручку в белой кружевной перчатке. С Давидом они уже были знакомы и сейчас обменялись лишь лёгкими улыбками. Ситуация не позволяла старшему Циклаури выдавить из себя хоть что-то ещё.

Саломея, которая быстро догадалась, что сестра не откликнется, с готовностью приняла на себя удар и пожала протянутую руку.

– Саломея Георгиевна, вдова Пето Ломинадзе, – представилась даико, изобразив на лице радушие, от которого за версту разило фальшью. – А это моя сестра…

– Нино Георгиевна, не так ли? Я наслышана обо всей вашей семье, – без запинки выпалила Натали, впервые заговорив по-русски, пусть её акцент всё-таки чувствовался. – Ах, простите!.. Я всю жизнь прожила во Флоренции и Риме и никак не могу избавиться от итальянского выговора.

Говорила она вполне искренне, и все ей поверили, а Нино вымученно улыбнулась, чтобы не выглядеть чересчур грубой, несмотря на все свои переживания. Эта милая девушка не заслужила такого!..

– В этом нет ничего удивительного, – справедливо заметил Давид. – Ваш отец всю жизнь прослужил в посольстве Российской империи в Риме. Да и Демидовы, считай, обосновались в Италии раньше, чем в России.

– Аh, mon bon ami29, прекратите сейчас же! – честно возмутилась Натали. – Родоначальник нашего рода, Никита Демидов, родом из Тульской губернии, где трудился как обыкновенный кузнец. Где мне зазнаваться!..

«Какая чудесная маленькая мадемуазель! – подумала про себя Саломея, оценив её с высоты своих лет. – И какая красивая… вайме деда!30».

– К сожалению, нам нужно сейчас откланяться, – извинился перед всеми Шалико, приобнял свою fiancée за плечи и мягко развернул к выходу. – Если мы сейчас же не вернемся к няне Королле, она донесет на нас в посольство Рима, и тогда прощай наша свадьба!..

Натали хихикнула со знанием дела и, бросив новым знакомым прощальное: «Au revoir», выразила надежду, что они встретятся вновь, а Шалико сказал, что вернётся к ним, как только отведёт свою невесту к няне. Уходя, молодые люди всё время болтали по-французски и смеялись, и шутили, от чего их смех раздавался по всему Сакартвело. Нино опустилась на кресло без сил и безжалостно выплела из волос ленточки. Ну и какими ничтожными теперь казались её старания?

– Она идеальна, – прохрипела княжна, смотря в одну точку, и застыла, уронив голову на руки. – А я… чувствую себя раздавленной.

– Неудивительно, – причмокнув, вздохнул князь Циклаури, но тотчас же осекся, когда Саломея глянула на него так, словно хотела прожечь в его голове дыру. Он невинно пожал плечами, начал извиниться на всякий лад – я пытался вас предупредить! – но её это не разжалобило. Опять он у неё крайний!..

– Ну и концерт же тут разыграл твой брат!.. – Госпожа Ломинадзе снова «завайкала», опустилась рядом с сестрой на диван и, притянув её к себе, стала утешать. – Ну ничего, душа моя, ничего. Ещё не вечер. Она похожа на тебя внешне практически как две капли воды. С чего бы это?

– Она живет у нас. – Давид подлил масла в огонь, а даико чуть его не растерзала, – знакома с родителями и на свадьбу Ламары придёт. Не знаю, есть ли смысл надеяться.

– Какая же я дура! – всхлипнула Нино, прижимаясь к груди утешительницы, а молодой Циклаури в очередной раз пожал плечами. – Нафантазировала себе! Думала, что всё станет как прежде… думала, что он будет помнить обо мне даже спустя пять лет, что он всё тот же… как же глупо я надеялась, будто его не может привлечь другая девушка! О чём я вообще думала?

Сердца Саломеи и Давида разрывались на куски, но они ничем не могли помочь. Разве кто-то мог это сделать помимо самого Шалико?..

***

– Мне он не понравился, – сказал своё слово зять, когда братья Циклаури откланялись, отобедав в их обществе. – Много о себе мнит, прямо как наша вдовушка.

Саломея даже бровью не повела и, напевая под нос саламури, продолжила вышивать. Тина, которая стояла у окна, наблюдая за тем, как экипаж Циклаури отъезжал от Сакартвело, со вздохом задёрнула шторку. Нино к ним не вышла, закрывшись в своей комнате.

– Он не такой. Ты его просто не знаешь, – заспорила с Игорем жена и опустилась рядом с сестрой на диван в гостиной. – Он так трогательно любил нашу Нино!.. Я всегда этому умилялась.

– Да, а она ранила его чувства в довольно грубой форме. – Даико оторвалась от вышивания и с непроницаемым лицом пожала плечами. – Что вы так смотрите? Мы с Шалико Константиновичем и правда похожи. Я знаю, как он мыслит. Свою очаровательную невесту он не просто так сюда привёз.

– А если мы ошибаемся, Саломе? – с горечью предположила Тина, пока её супруг, фыркая, мельтешил по комнате. – Что мы будем делать, если он на самом деле её разлюбил? Как она… такое вынесет?

– Не знаю, что и хуже!.. – не остался в стороне Игорь. – Если Саломея Георгиевна права, тогда я ещё меньше его уважаю. Использовать одну, чтобы покрасоваться перед другой. Как много в этом поступке истинно княжеского благородства!..

Злость переполняла сидзе. На его глазах девушки непрерывно спорили, рассуждая, как облегчить боль Нино, да и он сам с трудом сдерживался, чтобы не пуститься за Циклаури галопом и не встряхнуть их младшенького за плечи. Ай, может, всё-таки рискнуть?

«Эй вы, сударь! – Он представлял себе эту сцену в красках. – Чему бы вас ни учили в этих Европах, это не дает вам права мучать мою сестрёнку!.. Если я ещё раз увижу, как она плачет из-за вас, то пеняйте, сударь, на себя!».

Давид Константинович, наверняка, не одобрит, если он так грубо обойдётся с его братом, да и перед утончённой графиней из Италии стыдно. Она и так до глубины души подивилась, что бывшего актера приняли в княжескую среду, а он ещё и подольёт масла в огонь!.. Но, воображая смятение и стыд Шалико Константиновича, Игорь всё равно изрядно потешился и ни об одном из сказанных – пусть и мысленно – слов не пожалел.

Острее, чем когда-либо, он вдруг понял, как сильно нуждался в настоящей семье. Так получилось, что настоящей он никогда не знал, да и обычной тоже. После смерти родителей у него остался лишь брат Олег, с которым их пути разошлись ещё в подростковом возрасте после приюта. Игорь смутно представлял, как тот жил и чем зарабатывал на жизнь, а Олег о нём и вовсе не вспоминал после того, как, спутавшись с одной из актрис его театра, получил от антрепренера такой нагоняй, что боялся показываться поблизости. Но благодаря Тине в его жизнь вошли сразу несколько людей, от переживаний за которых щемило сердце. Всю нерастраченную за эти годы любовь он без остатка дарил им!..

Игорь делал всё, чтобы в бухгалтерских счетах тестя дебет хотя бы сходился с кредитом, а то и значительно ему уступал. Замечая одобрение в глазах Георгия, он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, ведь, несмотря на своё происхождение, он всё-таки смог этого добиться. За нежную Нино он бы любому перегрыз глотку. Сначала навязчивый Айдемиров, не понимавший слова «нет», теперь разобидевшийся фигляр из Европы!.. Что за напасть-то такая? Почему ей так не везло с женихами? Ну ничего. Он не успокоится до тех пор, пока не передаст её достойному человеку!.. О почившем Вано он слышал так много хорошего, что проникся к его памяти глубоким уважением. Даже их царицу Тамару сидзе по-своему полюбил!.. Ей бы тоже не помешало кого-то подыскать. Пусть и храбрилась изо всех сил, а ведь сердце всё равно тосковало. Краем уха он что-то слышал о романе, который Саломея завела с Давидом Константиновичем при живом муже. Но быть может, ещё не поздно всё исправить?.. Давид ему нравился. В отличие от брата старший Циклаури всегда знал меру, и после общения с ним Игорь испытывал покой и умиротворение.

Поток его мыслей неожиданно прервал тесть, который с озабоченным видом прошёл в гостиную и сел рядом с дочерями. Из Мцхеты он приехал чуть позже, но всё же застал Давида и Шалико в Сакартвело и обменялся несколькими фразами с Натальей по-французски.

– Да, – тяжело выдохнул Георгий, обменявшись с Саломеей и Тиной взглядами. – Бедная наша Нино!.. Как она?

– Переживает, – в один голос ответили сёстры. – Ей кажется, что всё потеряно.

– Что ж!.. Пока рано делать подобные выводы, но мне всё равно нужно с ним переговорить.

Старый князь всегда умел чётко и по делу описать ситуацию, и на этот раз никто не стал с ним спорить. Прошло несколько секунд, которые они провели в молчании, вслушиваясь в тиканье часов, когда старик вдруг поднял глаза на зятя.

– Игорь Симонович!.. Совсем позабыл. Тимур уже пятнадцать минут сдерживает у ворот какого-то человека. Зовет себя вашим братом и требует себя впустить.

Сидзе в одночасье побледнел и, позабыв на время прошлые тревоги, мигом тронулся с места. Мысли в голове путались, никак не складываясь в связный поток, и, не придумав ничего лучше, Игорь пошел на поводу первых порывов. Тина, которая прекрасно чувствовала мужа, поспешно поднялась на ноги и кинулась ему навстречу, перехватив на полпути. Один или два раза он рассказывал ей об Олеге, но обе беседы оставили у неё не лучшее впечатление о девере. И вот он вспомнил о брате, хотя ни разу за все пять лет их брака не напомнил о себе?

– Я должен, – потерянно прошептал Игорь, пока тесть и свояченица удивленно переглядывались. – Я не могу выгнать его!.. Он – вся моя семья.

– А как же мы? – эхом отозвалась жена, но он не ответил ей, пусть и замялся, и, спрятав глаза в пол, выбежал прочь из гостиной.

Георгий и его старшие дочери замешкались только на мгновение, и, помня о том, что они – семья, вышли к воротам вслед за зятем.

– Гоша! – послышался у ворот прокуренный голос, а его обладатель демонстративно обнял брата за плечи. – Ну наконец и ты!.. Этот небритый чёрт битый час отказывался меня впускать. Не верит, что я княжеский родственник!

Тимур что-то пробубнил, возмутившись сравнением с чёртом, и неодобрительно покачал головой. Гость расхохотался, потрепав его по плечу. Георгий Шакроевич сдвинул брови к переносице, и, останавливая свой взор то на поношенных брюках, то на нечищеных ботинках гостя, с осуждением наблюдал за его жестами и мимикой. Пальто так вообще смотрелось так, будто его сто лет носили, не снимая!.. Замечая реакцию тестя, Игорь с горечью осознавал, что все его старания в один момент пошли прахом.

– Прошу простить нас, любезнейший, – сдержанно обратился к гостю князь. – У нас не принято изъясняться так громко.

– Ну что вы, ваше сиятельство! – быстро нашёлся Олег. – Я всего лишь выражаю своё расположение к вам и вашей семье. В обществе людей, которые мне неприятны, я нем как рыба. Скажите, разве вам нравятся молчуны?

Игорь сокрушённо прикрыл веки, с трудом сдерживая неприкрытую боль. Олега это, впрочем, ничуть не смутило, а его сиятельство совсем перестал участвовать в разговоре. Боже правый!.. Неужели и он раньше считал, что шумный человек – значит интересный? Неужели не понимал, что гремит только то, что пусто? Он так же беспардонно говорил и держался, не от большого ума считая себя центром вселенной? Да как такое вообще может быть правдой?!..

Олег казался гораздо старше Игоря, хотя разница между ними составляла всего пару лет. Тине, как жене брата, досталось больше всех и, вытаращив голубые навыкате глаза, он развязно присвистнул, прежде чем поцеловал ей руку своими шершавыми губами. К тому моменту и Нино спустилась вниз, и они с Саломеей удостоились каждая по сальной шуточке, услышав которые Игорь чуть не провалился под землю от стыда. Зря он позволил им встретиться!..

– Как ты набрёл на нас? – не без сожаления в голосе спросил он брата, когда даже Нино, отличавшаяся большой терпимостью и толерантностью, брезгливо поморщила носик. Внезапно он не обнаружил к Олегу никаких родственных чувств, зато очень расстроился, что младшая свояченица и тесть плохо о нём подумали. Он ожидал, что и Саломея выразит свое «фи» – от неё прямо-таки просилось что-то в стиле: «Я же вам говорила! Ну и с кем мы породнились?», – но она почему-то не сделала этого и только молча наблюдала. Уж с чьим-чьим, а с её мнением он бы точно не стал считаться, но теперь… был ей по-настоящему благодарен.

– Зашёл к тебе в театр, а там мне сказали, что ты пять лет как женат на княжне. Ай-ай-ай, братец! – зацокал языком мужчина, грубо привлёк его к себе и, немного развернув, заговорщически понизил голос: – Как ты её захомутал, а? В тихом омуте, Гоша! Ай, в тихом омуте!.. Но знаешь что? Не обижайся, но мне старшая больше нравится. Прям роскошная. Да и младшая ничего… Ты положением своим, случаем, не пользуешься?

– Каким таким положением? – недоумевая, насупился Игорь.

– Только не делай вид, что не понимаешь. В одном доме живешь с тремя красавицами и их престарелым отцом, который, наверняка, оглох и ослеп. Ты хочешь, чтобы я поверил в твою святость?

– Не смей так о них говорить!..

Сидзе вывернулся из объятий брата и только ради приличий сдержался, чтобы не дать ему между глаз. Что подумают Георгий и девушки, если на их глазах начнётся драка?

– Они мне как сестры, – процедил он сквозь зубы и поправил воротник сюртука, который Олег помял, когда схватил его за шею. – Сейчас ты либо извинишься, либо забудь, что у тебя есть брат.

– Ну, хорошо, Гоша, не злись!.. Какой щепетильный стал! Раньше ты таким не был. Этакий князёк!

Игорь громко выдохнул и обменялся взглядами с женой, которая подбадривающе ему улыбнулась. Он изобразил на своём лице ответное радушие, но мысленно подготовился к самому худшему. Георгий пригласил гостя в дом, обещая накормить его и напоить.

– О, это чисто кавказское гостеприимство!.. – Не скрывая своей радости, Олег принял приглашение. – Что может быть лучше родственника-грузина?

Воспользовавшись моментом, Тина пошла рядом с супругом и, взяв его за руку, поцеловала в щёку. Что бы им ни предстояло на этом ужине, они пройдут через всё вместе!.. Разве могло быть иначе?

Ещё пару часов назад за этим столом сидела утончённая Натали, но Олег Симонович стёр её дух без остатка. Он шутил и смеялся без остановки, а на еду, оставшуюся с новогодних гуляний в большом количестве, набросился с рвением собаки, грызшей кость. Стыдясь за брата, Игорь впервые с юношеских лет налил себе в бокал коньяка.

– Вам нравится пахлава? – учтиво поинтересовалась Нино, стараясь быть вежливой, и протянула свату салфетку. Саломея и Георгий старались хранить молчание.

– Очень, ваше сиятельство, очень! Правду говорят, что восточные сладости самые вкусные в мире. Если вы не возражаете, я даже возьму немного с собой в дорогу.

Игорь осушил второй стакан и перестал надеяться на счастливый исход, когда тесть, сдерживая презрение, сказал, что в дороге она могла испортиться. Когда кмари потянулся и за третьим бокалом, Тина мягко отняла его руку.

– Ты же знаешь, как сильно алкоголь на тебя действует, – прошептала она как можно ласковее. – Не надо.

Он послушался, но весь вечер не поднимал на неё глаз и не откликался на уговоры. Именно эта минута стала для Тины решающей.

«Во что бы то ни стало, я должна родить. Что бы ни говорил Левон Ашотович! – размышляла госпожа Ривкина, с жалостью смотря на деверя. – Тогда Игорь точно будет нашим, и всё это останется в прошлом. Ах, ведь всё было так хорошо! Зачем этот балагур явился?!».

Как будто прочитав её мысли, Олег Симонович вытер рот салфеткой и, убрав локти со стола – как ни странно, он ещё пытался соблюдать приличия! – заговорил:

– Я знаю, что не очень хорошо вписываюсь в ваш быт, – произнес он с неожиданным смирением, которое всех поразило. – Но на это я и не претендую. В отличие от моего брата я не слишком для этого хорош.

Тина заметила про себя, что в этих словах не сквозило злобы, но всё равно предчувствовала неладное.

– Я уйду и больше никогда о себе не напомню. Обещаю вам! – сердечно заверил Олег. – Но перед уходом… я хочу попросить вас об одном одолжении. Как родню. Полгода назад я сильно проигрался в карты, и кредиторы дышат мне в спину. Что для вас сумма в двадцать тысяч рублей? Для них же это… цена моей жизни.

Последние розовые очки спали с глаз. Игорь горько усмехнулся. Не внезапно проснувшиеся братские чувства, не тоска и не разлука заставили его брата прийти сюда. Банальная нужда привела Олега в дом князя Джавашвили, где счастливчик Гоша был женат на одной из княжон!..

– Я сейчас принесу деньги. – Георгий поднялся из-за стола, скрипнув стулом. На этом их встреча подошла к концу.

– Дзма!.. – с нежностью позвала Нино, когда за Олегом Симоновичем захлопнулась дверь. Зять остановился на лестнице, и она повисла у него на шее. – Не расстраивайся! У тебя есть мы.

Он выдавил из себя улыбку и постыдился, подумав, что она, возможно, учуяла спиртное. Саломея Георгиевна тоже вышла из тени и встала за спиной у сестры.

– Пусть всё пройдёт, – проговорила она без тени иронии на лице. – С этого дня.

Игорь кивнул им обеим и, пожелав тестю доброго вечера, поднялся наверх. Руки сами потянулись к бренди, стоявшему на самом видном месте, и он успел сделать ещё два глотка, прежде чем в спальню вошла Тина.

«Лекарств больше не принимаю», – сказала она себе между делом, после чего подошла к мужу вплотную и позволила ему выплакаться себе в жилетку.

– Ты – наш, слышишь меня? – неустанно повторяла девушка, осыпая его глаза и скулы поцелуями. – Мы не дадим тебя в обиду. Никогда.

– Тина, – пролепетал он хрипло, отставив бренди в сторону. Он повернулся к жене лицом, и она увидела, как сильно расширились его зрачки. – Давай уедем. Мы снимем маленькую квартирку в Ахалкалаки, а к твоим отцу и сёстрам просто будем приезжать…

– Т-ш-ш. – Она приложила пальчик к его губам, на которых оставила горячий поцелуй, а затем обвила его шею руками. – Поговорим об этом завтра, хорошо?

В полупьяном бреду он, конечно же, ничего не заподозрил, и она очень этому обрадовалась. Коварный план, которого она с этого дня придерживалась, требовал полной отдачи с обеих сторон.

4

Вечер четырнадцатого числа ознаменовался скандалом. Лишь накануне свадьбы Башир Ахмедович как бы невзначай обмолвился, что не ждал родни невесты на вечернем банкете. Согласно исконным правилам, туда допускались только её сестры, но никак не родители или братья. Они также предлагали провести мавлют вместо пышней свадьбы, но натолкнулись на решительный отказ. Константин Сосоевич был разъярён.

– Вай ме!.. Да что они о себе возомнили? – всплеснул он полными руками и ругнулся в сторону. Жена с трудом сдержала его гнев. – Я им дочку отдаю или корову?! Мы её не в капусте, в конце концов, нашли!..

Шалико и Софико, стоявшие в дверях, прыснули со смеху, за что удостоились осуждающего взгляда от рассудительного старшего брата. Чувствуя приближение «судного дня», Ламара провела в слезах несколько часов, а от разъярённого тона отца захныкала ещё сильнее. Но этим двоим все нипочём!..

Закатывая глаза, Дариа Давидовна с трудом увела мужа к окну и стала успокаивать его по мере сил. Что они могли поделать сейчас? Их дочь давно помолвлена и приняла мусульманство, а о свадьбе объявили всему честному народу. Отдавать кольцо уже слишком поздно!..

Подслушав разговор родителей, Давид тяжело вздохнул. Он, похоже, единственный принимал близко к сердцу страдания сестры, но совсем этим не стыдился и с готовностью опустился с ней рядом, чтобы обласкать и приголубить. Кто-то же должен был это сделать!

– Дзма, не отдавай меня этим людям. Пожалуйста, дзма!.. – лепетала она без устали, крепко вцепившись в его воротник. – На тебя одна надежда… Мама31 и деда не слышат меня, а этим… – короткий кивок на дверь, – лишь бы посмеяться!..

– Тише, сули чеми32, тише, – как можно ласковее проговорил старший брат, погладил её по голове и поцеловал в лоб. – Вспомни Саломею Георгиевну. Разве ей было легко?

Это оказалось выше их сил!.. Младшие Циклаури заговорщицки переглянулись и облегчили души весёлым хохотом.

– Да-а, ваше сиятельство!.. Вы умеете утешить!.. – насмешливо молвил Шалико, после чего понизил голос, чтобы родители не услышали, и, подмигнув Софико, добавил: – Ничего, что твой муж хромой мусульманин. Главное, что не мужеложник!..

Младшая сестра хихикнула в кулачок, а Ламара, на миг успокоившись, заревела вновь. Тогда Давид схватил с дивана увесистую подушку и запустил ею в брата.

– Ваше дипломатическое сиятельство, – язвительно откликнулся брат-капитан, – не могли вы убрать с моих глаз свою самодовольную физиономию? Вы всё портите!..

Немного пристыженные, Софико и её любимый брат извинились и, не желая испытывать судьбу и свой длинный язык, ушли дальше по коридору. Из гостиной комнаты до сих пор раздавался голос Константина, ругавшего сватов, на чём свет стоял, но, глядя на то, как солнце за окном садилось, его младшие отпрыски потеряли последнюю надежду. Сегодня их сестра в последний раз наслаждалась девичеством, а завтра… она станет госпожой Абалаевой.

– Пусть говорят, что хотят!.. – громко фыркая, заключил старый князь. – И я, и вы все придёте на тот банкет, и мне все равно, что они подумают!.. Я её отец и буду с ней до конца.

– Наш papa – истинный горец, – не без гордости подметила Софико, останавливаясь возле лестницы. – Пусть порой и чересчур для него наивный.

– Это правильное решение, – поддержал её Шалико. Теперь он говорил спокойно и размеренно, хотя ещё пару минут назад получил подушкой по лицу за чрезмерную иронию. Он так менялся с теми, кого по-настоящему любил! – Абалаевы нас ни во что не ставят, но мы с Давидом так просто это не оставим. Можешь быть спокойна! Мы заставим себя уважать.

– Боюсь подумать, что вы задумали, но пусть это останется тайной, – хитро улыбнулась княжна, и он рассмеялся ей в ответ. Немного погодя она вдруг произнесла: – Хорошо, что Натали ушла на прогулку вместе с донной Короллой. Наверняка, этот адат про родителей показался бы ей зверским. Точно бы подумала, что все кавказцы – дикари!

– Ей тяжело привыкнуть, но она очень старается, – c удовольствия отметил брат. Его глаза сияли. – Она такая славная!

– Я знаю, дзма. Я знаю! – Софико душевно коснулась его руки и, желая прощупать почву, продолжила: – Я так давно не видела тебя столь счастливым. Лишь когда… ты любил Нино.

– Как давно это было, да? Кажется, будто сто лет прошло! – непринужденно пожал он плечами, затем поцеловал её в щечку и приобнял за плечи. – Хорошенько выспись!.. Нас ждёт великий день.

– Не мне завтра выходить замуж. – Сестра подхватила его шутливый тон и издали подмигнула, но про себя всё же огорчилась его безразличием. – И слава богу!..

Бога Ламара проклинала всё следующее утро за то, что тот оставил её одну в тяжелый момент. Несмотря на обилие людей вокруг – все хлопотали, суетились и куда-то спешили – она слишком остро ощущала своё одиночество. Мать, Софико и дочери Джавашвили не выходили из её спальни, поправляли длинный шлейф ярко-красного платья и платок, который с этого дня она будет снимать только дома перед мужем. Натали смотрела на все восторженными глазами и о чём-то шушукалась со своей няней. Бесчисленные кузины и тётки из Тифлиса, Тулы и Баку сидели внизу и то и дело всматривались вдаль, чтобы не проглядеть жениха и его родни. Шалико и Давид стояли во дворе вместе с остальными мужчинами в дорогих изысканных нарядах и принимали поздравления. Мцхета наполнилась людьми.

– После того, как тебя заберут, поедете в мечеть, – наставляла Дариа Давидовна, старавшаяся говорить вполголоса. – Там проведут никях – брачную церемонию. Имам тебя спросит три раза, согласна ли ты на брак. Ты ответишь, что согласна. Хорошо?

– Конечно, деда, – покорно отвечала Ламара. По её щекам бежали слезы.

– Ну, хватит-хватит, душа моя!.. Исхан Баширович неплохой человек, несмотря на свой недуг, – не вынесла maman. – Но не надо так смотреть, будто мы тебя силком замуж тащим! Ты вольна отказать. Мы тебя не осудим.

– Вас ведь там не будет, не так ли, маменька? – пропустив мимо ушей последние слова, спросила дочь. – Ни вас, ни отца?

– Нет, дорогая. Никого из твоей родни не должно быть на никяхе. Будут ваши с женихом представители и ещё двое свидетелей. Не думай об этом!.. Лучше сосредоточься на словах имама и доверься своей интуиции.

Невеста кивнула, стряхнув со щёк слезинки, когда одна из Бакинских племянниц Дарии игриво повела плечами.

– Мамида, – вдруг позвала девушка, стрельнув зелёными лисьими глазками. – А это правда, что после банкета под дверями остаются три женщины? Ну, чтобы «засвидетельствовать» брак?

Ламара изменилась в лице и, тяжело дыша, молельно посмотрела на мать. Та поджала губы и взяла калишвили за руку.

– Что ты так удивляешься, доченька? Разве у нас всё не так же проходит?

– Да, но у нас не стоят под дверьми!

– Я лишь надеюсь, – заговорила maman после паузы, – что ты знала меру. Иначе завтра мы по-настоящему опозоримся.

На этом Дариа Давидовна со вздохом поднялась и, оставив дочь на попечении кузин, вышла прочь из комнаты. Оставшись наедине с самой собой, женщина припала затылком к стенке и, перекрестившись, устало прикрыла веки. Да поможет им Господь!..

Всё случилось именно так, как и предсказывала деда. Исхан Баширович в сопровождении целой толпы через пятнадцать минут прибыл, а танцы и пляски не замолкали всё то время, пока они шли по двору. Когда белхамаш зазвучал прямо под окнами, Шалико и Давид поднялись в спальню сестры и, взяв её под обе руки, вывели к сватам.

– Выше нос, даико, – подбадривал старший брат, помогая ей спускаться по лестнице. – Циклаури ты или кто?

– Если тебя кто-то обидит, ты только скажи, – неожиданно выступил средний, поддерживая её шлейф. – Ты выходишь замуж, а не умираешь. Мы всегда будем рядом с тобой.

Не ожидая подобной поддержки, Ламара обняла каждого и, представ перед гостями, естественно им улыбнулась. Когда братья передали её в руки Исхану, его пальцы были горячими, как уголь, да и он сам заметно вспотел. Что же!.. Именно этот человек отныне её муж. И с этим… придётся смириться.

– Так-так-так, кого я вижу!.. – зацокал языком Башир Ахмедович и вышел из-за угла, когда старшие Циклаури проводили Ламару, её мужа и четырех свидетелей в мечеть. – Гордость семьи. Те самые братья!..

Давид и Шалико по очереди обнялись со сватом и пожали ему и его компаньону руки. Их отец и мать обхаживали гостей за фуршетными столиками на то время, пока совершался никях, после которого они бы все поехали на съёмный особняк жениха в Ахалкалаки, а оттуда – в банкетную ресторацию. По мере сил им помогали Георгий Шакроевич, его дочери и зять, а также кое-кто из тёток.

– Мы так о вас наслышаны! Жаль, что мы не познакомились раньше, – располагающе ощерился Айдемиров. – Один капитан, другой дипломат. Я всё правильно помню?

Все рассмеялись и за занимательным разговором ни о чём стали друг друга рассматривать. За Баширом Ахмедовичем и старым Айдемировым к ним присоединились и трое молодых людей, которых им представили, как Джамаля и Искандера Вахитаевичей и одного из братьев жениха, двадцатилетнего Мурада.

– В этой зале так много прекрасных дам, – между делом обронил сват, косясь на старшего Циклаури, которого, по его мнению, давно пора было женить. – Причина, по которой вы ещё не обзавелись супругой, мне совсем не понятна, Давид Константинович. Вы столь блистательный жених!.. Куйте железо, пока горячо.

Давид склонил голову набок в жесте, выражавшем глубокое почтение к возрасту и положению собеседника, но его беспардонность вряд ли пришлась ему по вкусу. Кавказ всегда печётся о неженатых!.. Аль племянница какая в девках засиделась? Или сестра?

– Придёт время, и я оповещу вас об этом первым, – расплывчато ответил капитан. – Найти жену не так уж и сложно!..

– Я с вами согласен. Вы можете иметь любую. – Старший сын Айдемирова скучающе зевнул и вяло кивнул на Натали. – А эта француженка… ваша, Шалико Константинович?

Пренебрежение в голосе Джамаля Вахитаевича не понравилось Шалико. Слух резануло то, как презрительно тот охарактеризовал Натали, как четко выявил её принадлежность. Как вещь, как чью-то собственность!..

– Вы ошибаетесь, сударь, – вежливо покачал он головой. – Она не француженка.

– Вот как? Тогда, быть может, итальянка?

– Она русская, – учтиво улыбнулся Шалико, будто только что прибыл с приёма в Вене, хотя внутри почти кипел. – Графиня Демидова. Моя невеста.

– Что ж!.. Теперь ясно, – немного помолчав, вздохнул Джамаль. – Она, безусловно, мила, но лучшей жены, чем горянка, вы всё равно не найдёте. Спросите наших старейшин. Они всегда знают лучше!

Башир Ахмедович и его старый друг покряхтели, а Шалико сощурился, рассудив, что дипломатической тактикой лести Айдемиров, определенно, владел. Но какие ещё секреты хранит гордый чеченец?..

– Это правда, – поддакнул сыну Вахита Айдемиров. – Француженки и итальянки прекрасны для развлечения, но когда дело доходит до семьи…

– А я считаю, что национальность не важна, когда мы говорим о любви, – не остался в стороне Мурад, но тотчас же покраснел, осознав, что перебил старейшину.

– Да, но так ли важна любовь, когда речь идет о продолжении рода? – эхом отозвался Искандер, поддерживавший позицию брата.

Разговор прервался на несколько секунд из-за танца, за который принялись мужчины, чтобы скоротать время до прибытия новобрачных. Вокруг засвистели и оглушительно зааплодировали. За это время старшие Циклаури обменялись мнениями о Башире Абалаеве и его друзьях, перекрикивая один другого из-за музыки.

– Очень странные люди, – решительно заключил Шалико. – Слишком много важности. И к тебе с этой женитьбой пристал!..

– Терпения, милый друг, терпения!.. – успокоил его брат, забрав с подноса шампанское, и сделал глоток. – Помни, что лучший показатель силы – это танец. Сегодня вечером мы им покажем!

Дзма скептично причмокнул и тоже отпил, закусив экзотической чеченской сладостью, которую пробовал в первый раз. Он немного обмазался, но не заметил этого, потому что с другого конца зала к ним уже шла Натали.

Заметив воодушевление счастливого жениха, Давид усмехнулся в кулак и по-дружески поддел его в бок локтем.

– Ты нарываешься.

– Ну и что?

Шалико, и правда, очень потешился осуждением на лицах Абалаевых, когда Наталья с криками «mon cher!33» подошла к ним и, отослав куда-то свою няню-итальянку, с нежностью припала к нему.

– Что это такое у тебя на щеке, mon amour? – строго спросила графиня. – Где это ты испачкался? Как маленький ребёнок, честное слово!..

Девушка медленно провела рукой по его щеке, стараясь вывести пятно, а наречённый зажмурился, позволив ей немного себя попытать. Деверь с трудом сдержал хохот, когда Абалаев, наблюдавший за ними, нахмурился и, покачав головой, шепнул что-то не менее сердитому Айдемирову. Что там гласил их адат? Никаких касаний?..

Из-за поворота к ним направились ещё и Георгий с дочерями, а Шалико с нежностью поцеловал Натали в висок.

– Спасибо, мой ангел! – шепнул он ей на ушко, приобняв за талию. – Ты просто чудо.

После столь приторной сцены, Давид решил оставить влюблённых одних. Так, он пошел навстречу князьям Джавашвили, чтобы отвлечь их внимание, но сам, как и Нино, то и дело косился на брата.

– Ваше сиятельство, – почтительно поклонился он князю, ища глазами его старшую дочь. – Надеюсь, Валентина и Нино Георгиевны хорошо проводят время?

– Не так хорошо, как ваш брат, к сожалению, – нахмурил брови Георгий, когда Натали рассмеялась, услышав от Шалико какую-то шутку, а Нино спрятала взор в пол. – Вы так не считаете?

– Молодость!.. Она ведь зелена, ваше сиятельство, – оправдывал грехи дзмы Давид, как будто сам не считал их грехами. – Кстати говоря, где же ваш зять, Игорь Симонович? Мне не хватает хорошей компании.

– Мы с сестрой сейчас же отправимся на его поиски, – подхватила Тина и, взяв Нино за руку, поспешно протараторила: – Мой муж что-то хотел тебе сказать, дорогая. Ты же знаешь его!.. Если он зовёт, значит что-то срочное…

Совместными усилиями они всё же увели младшую княжну прочь, а Давид постоял ещё немного с Георгием Шакроевичем для приличия, а потом и сам откланялся.

Он заметил Саломею в дверях во время разговора с её отцом, но честно выждал время, пока его общество не надоест Георгию, и только после этого направился к ней сквозь толпу. Старшая Джавашвили стояла в стороне совсем одна и, облокотившись о дверной косяк, уныло оглядывала толпу.

– Вы позволите, Саломея Георгиевна? – галантно обратился к ней капитан и, выйдя из-за угла с двумя бокалами, протянул один своей даме. – Я слышал, вы предпочитаете красное.

Саломея обернулась только на мгновение, забрала из его рук бокал и небрежно вздохнула, отпив напитка Богов.

– Я уже побывала на стольких свадьбах, что перестала испытывать к ним какой-либо интерес, – иронично смеясь, призналась вдова. – На помолвке мусульманские обряды приковывали взгляд!.. Но здесь… всё почти такое же, как и у нас.

Давид увлечённо слушал, заняв место по другую сторону дверного проема, и, когда кто-то из гостей проходил мимо, молодые люди тактично расступались.

– Неужели вас ничего на свете не трогает, ваше благородие? – недоверчиво усмехнулся князь, покрутив в руках стакан. – Никогда в это не поверю. Вы были очень романтичны в молодости!

– Да, и к чему меня это привело? – Молодая женщина иронично фыркнула. – Я стала слишком стара для страстей, Давид Константинович. Теперь я придерживаюсь другой крайности. Нет ничего лучше здорового цинизма!..

Он ей не верил. Саломея всегда умела пустить в глаза пыль, и сейчас, наверняка, строила из себя ту, кем на самом деле не являлась, просто сменив амплуа. Но он слишком хорошо её знал, чтобы повестись на очередной театр!.. Впрочем, подыграть ей всё-таки стоило. Иначе она не подпустит к себе близко. Это будет не так просто, как в прошлый раз!.. И всё же, он своего добьётся.

– Должен признаться, я с вами согласен.

– Неужели?

– Да, наше время постепенно уходит, но зато приходит черёд других. И они наделают тех же ошибок, если мы их, конечно, не предупредим.

– О чём это вы толкуете, князь? – сощурилась Саломея, а собеседник очень обрадовался, заметив в её глазах былые искорки.

– Скажите, ваше благородие, – начал он, кивнув на брата и его невесту, спокойно стоявших чуть поодаль. – Нино Георгиевна тяжело переживает приезд графини?

Ответ не заставил себя долго ждать, так как тема оказалась наболевшей. Старшая Джавашвили красноречиво закатила глаза и снова выпила вина.

– Шутите? – переспросила она ехидно. – Знаете, чем она занимается по ночам последние несколько дней? Штудирует французский язык, который всю жизнь терпеть не могла!.. Да-да, вам смешно, а меня, между прочим, уже тошнит от спряжения глагола avoir!..

– По тону вашего отца я понял, что и он не в восторге от этой ситуации.

– Да, он зол на вашего брата за то, что он так себя ведёт. А наш зять называет его фигляром и изнеженным франтом и грозится когда-нибудь распустить кулаки!..

– Тем более, нам нужно вмешаться. Они же сами не разберутся! – сдерживая смешок, заключил Давид. – Вы будете удивлены, но он плохо спит и всё строчит что-то в своём дневнике. Может быть, любовные признания Натали. Я не знаю! Но вы ведь не верите, что мой дзма…

– Ни капельки.

– У меня уверенности поменьше, так как он скрытный человек, хотя я бы поборолся. Но только с подходящим напарником!..

– Вы предлагаете мне сотрудничество, ваше сиятельство?

– Я предлагаю объединить силы, чтобы помочь моему брату и вашей сестре. Только и всего!.. Поверьте, только и всего!

На этом бывший любовник протянул Саломее руку для заключения дружественного союза во благо их меньших, и, хотя она давно поклялась себе, что отошла от интриг, беспокойство за сестру взяло над ней верх. Да, в прошлый раз, когда он предлагал ей дружбу, ничем хорошим это не закончилось, но и она сильно с тех пор переменилась. Теперь она не позволит играть с собой, всегда будет держать его на расстоянии вытянутой руки, закроет своё сердце на засов. Склеить то, что сломано, невозможно!.. Но рискнуть… всё-таки можно.

– Пожалуй, так действительно будет лучше, – со вздохом подытожила Саломея. – Только скажите, когда приступать.

– Прямо сейчас, ваше благородие. Прямо сейчас!..

***

Банкетная ресторация, которая вмещала в себя пятьсот гостей, показалась Ламаре очень уютной. Местное великолепие настолько ослепляло, что госпожа Абалаева вдруг позабыла, как сильно стены мечети давили на неё ещё час или два назад. Под руку с новоиспечённым майра34 она прошлась мимо круглых столиков, покрытых узорчатыми белыми скатертями, и во все глаза рассматривала высокие потолки, дорогие люстры с подвесками и массивные светло-розовые колонны будто из мрамора. Раскрыв рот, юная невеста разглядывала и горшки со странными цветами, похожими на папоротники, и огромные окна с витражами, и неожиданно для себя осознала, что Абалаевы, должно быть, очень богаты. Возможно, даже богаче, чем её родители!.. В противном случае они не смогли бы снять такое шикарное помещение для этого празднования, а это означало, что, если она будет умело себя вести, то муж выполнит все её капризы. Что ей от богатства родителей, если они всегда её ограничивали? Но из кмари – или, всё-таки, майра? – гораздо легче вить верёвки!.. Тем более, из такого, как Исхан Баширович. При правильном подходе он станет есть у неё из рук! Ну а любовь… так ли она важна?

– Какой цвет вы предпочитаете, Исхан Баширович? – спросила она между делом, заметно просияв, и с нежностью взяла его за руку. От этого жеста несчастный даже вздрогнул.

– Фиолетовый, Ламара Константиновна, – ответил он, запинаясь от волнения.

– Что ж, хорошо!.. Отныне я буду носить только фиолетовый платок.

– Посмотри на даико, посмотри!.. – не удержался от иронии Шалико, когда Ламара повела Исхана к столу, что-то с жаром ему рассказывая. – Увидела люстры с подвесками и окна с витражами и вмиг печаль свою оставила.

– Кто не меняется, так это наша Ламара, – покачал головой Давид, соглашаясь с братом. – Но лучше уж так, чем вечные слёзы о горькой судьбе и жалобы на то, какие мы изверги.

С этим спорить не приходилось, и им осталось только помолиться, чтобы меркантильная головка сестры никогда не сменяла своих ценностей. Они прошли через большие унижения, чтобы устроить этот брак, и ведь до сих пор через них проходили!..

– Что это такое? – недоуменно шепталась между собой чеченская половина гостей. – Что они тут делают? Кто им разрешил?

Константин Сосоевич с женой услышали эти шептания за своей спиной, но твердо решили ещё со вчерашнего вечера не придавать им значения и с видом, полным достоинства, прошли вперед к своему месту. Сыновья поддержали их, как могли, а Софико заявила в сердцах:

– Терпеть не могу этих ханжей!..

Братья обречённо перемигнулись, рассудив, что Бог, наверняка, посмеялся над ними, сделав одну из их сестёр дурочкой, а другую бунтаркой. Благовоспитанная Натали тотчас отругала будущую золовку за несдержанность, но та, пусть и замолкла внешне, так и не перестала кипеть изнутри.

Центр залы понемногу наполнился людьми, когда дяди Исхана и Торнике Сосоевич с женой открыли первый танец. О мазурке и менуэте пришлось забыть: Башир Ахмедович заказал на сегодня только кавказские мелодии. Когда Константин с семьёй подошли к столу жениха и невесты, чеченский Ловзар заиграл во всю, а Джамаль Вахитаевич крепко сжал в объятьях жениха. Рядом с братом стояли верный Искандер и красавица Ирсана, прибывшая на тот вечер в платке собственной вязки. Исхану составил компанию младший брат Мурад, который очень вежливо и обходительно обращался с юной Айдемировой.

– Ну, доттагl35, – проговорил он сердечно и пожал смущавшемуся Исхану руку. – Поздравляю! Отныне ты женатый человек. Но помни: если тебе, твоей жене или вашим детям что-то понадобится, ты волен обратиться к нам за помощью в любое время. Мы с Искандером жизнь за тебя отдадим!

– МашаАллах, брат мой! – отвечал друг с увлечённостью, которой не так-то легко добивались от него другие. – Будь уверен, что я тоже встану с тобой плечом к плечу, когда понадоблюсь.

Трогательность, с которой эти двое общались, вызвала у Шалико невольное уважение, хотя об Айдемировых он уже успел сложить не самое лестное впечатление. Подобно своей невесте, он с большим интересом смотрел по сторонам, приглядываясь к новым людям, чьи характеры ещё предстояло расколоть. Пожалуй, Джамаль Айдемиров был самым непредсказуемым из всех!.. Впрочем, определенный опыт в подобных вопросах помог ему сложить довольно внятный портрет. Старший отпрыск семейства привык слышать о своей исключительности, в которую поверил настолько, что возомнил себя французским королём-солнцем. Осталось только за поеданием цыплёнка вскричать «Государство-это я!» и вытребовать, чтобы все его прихоти выполнялись по щелчку пальцев. Хотя родители, сестра и брат давно, наверное, ходили перед ним на цыпочках, иначе вёл бы он себя столь надменно? Страшно подумать, что этот капризный ребёнок сделает, если желанная «игрушка» когда-нибудь ускользнёт из рук!

Образ французского монарха усугублялся к тому же ролью истинного горца, которую Джамаль отыгрывал без каких-либо отступлений, придерживаясь, в том числе, и её отрицательных сторон. Пожалуй, нет ничего безумнее этого!.. Если бы молодой Айдемиров умел думать, умел рассуждать, то, наверняка, увидел бы в этом жанре минусы, на которые сам Шалико не мог закрывать глаза. Прогрессивная Европа, к которой он тянулся всю юность и в итоге нашёл её в прекрасной Натали, боролась в его душе с домом, с Кавказом, с которым его связывало столько теплых воспоминаний. Здесь остались люди, здесь осталась душа. И всё же!.. Это путь в «никуда». Бесчестно думать, что давно утраченное «былое» можно вернуть, и исход этой борьбы известен!.. Натали лучшее, о чём можно мечтать, а горец в нём умер, даже не родившись!.. Оправдывался ли он перед собой? Что за вздор! Это единственный верный и правильный путь, а зов крови, о котором все так много говорили, затих в нём вместе с джигитским нутром. Европа, Натали и ещё раз Европа!..

– Я полагаю, нам пора переодеться, – сказал под ухом Давид, привлекая его внимание, когда кто-то из Абалаевых спросил их отца, зачем они поощряли страсть Софико к лошадям. Разве они не понимали, чем это чревато?

Таинственный тон брата зажёг на лице Шалико азартную улыбку. Он кивнул дзме и, повернувшись к fiancée, поцеловал ей руку в надежде ещё немного позлить Айдемировых.

– Ma сherie36, – произнёс он весело, – мы с твоим деверем приготовили подарок для нашей сестры и её мужа, но для этого нам понадобится твоя помощь. Ты окажешь нам такую услугу?

– С превеликим удовольствием, Шалико Константинович, – с готовностью кивнула Наталья, которая, впрочем, трезво оценивала свои силы. – Только я очень мало смыслю в кавказских танцах! Вы уверены, что я не испорчу своей неуклюжестью вашу композицию?

– О, сударыня, – по-дружески подмигнул ей Давид, – вы не можете испортить ничего.

Юная графиня хихикнула, и тогда братья Циклаури обернулись к Баширу Ахмедовичу и его родне, чтобы поведать им радостную новость.

– Мы много репетировали, – говорили они в один голос. – Надеемся на ваше внимание!..

– И что вы намереваетесь исполнить, молодые люди? – поинтересовался один из дядек жениха и неряшливо зажёг трубку.

– Кинтаури, – хитро усмехаясь, ответил Давид и убрал руки за спину, а Шалико подпрыгнул на месте от нетерпения.

Саломея и её сестры, стоявшие неподалеку, услышали, как чеченские родственники спросили братьев, те ли самые кинто имелись в виду. Ламара захлопала в ладоши, открывшись, что обожала все городские танцы-представления о жизни простых жителей Тифлиса. Исхан, который до сих пор не отошёл от неожиданных вспышек внимания, тоже признался, что имел много друзей среди мелких уличных торговцев и знал их быт изнутри. Вахита Айдемиров заинтригованно поджал губы, добавив, что по шуточности и виртуозности этот танец ещё не превзошел ни один другой. Услышав всё это, будущие исполнители загадочно улыбнулись.

Через пятнадцать минут молодые князья Циклаури, одетые во всё черное, вернулись в залу и за руку вывели Натали в центр. Мешковатые штаны создавали нужный образ, как и серебряный пояс на талии и подвязанные к нему красные и оранжевые платки. Поправив на голове шляпу, Шалико взял свою невесту за локоток и, разыгрывая целое представление, подошел с ней к шуточному прилавку, за которым уже стоял Давид. Кинто в его лице предлагал молодой паре различные товары: от яблок и апельсинов до бутылок с вином. Шалико от всего отказывался. Спор разгорелся нешуточный, когда «торговцу» надоела привередливость «покупателя», и он жестами попросил девушку отвернуться, а потом отвесил её жениху щелбан. Тот оскорбления, конечно же, не вынес, мягко отодвинул Натали в сторону и, закрывая её собой перед наглецом, кивком головы вызвал его на танцевальную дуэль.

Энергичностью сам танец ничем не уступал его предыстории. От хлопков и изящных пируэтов они перешли к открытому противостоянию, пустив в ход и шляпы, которые подбрасывали вверх, и завязанные на поясе платки, которыми махали в воздухе и повязывали на голове, дразня один другого. Давид перешел к самой многообещающей части выступления, когда забрал со своего прилавка бутылку вина, и, взгромоздив её себе на голову, продолжил с ней танцевать. Когда он начал перебирать плечами, публика разразилась восторженными свистами и аплодисментами. Шалико не отставал, и, как только соперник перестал рисоваться, забрал бутылку у него из рук. Он налил немного вина в бокал, но не дал брату отпить из него и, издевательски усмехаясь, поставил стакан на пол. Молодые люди не позволяли друг другу подойти к запретному плоду, отпихиваясь и борясь локтями, и только наводили вокруг него круги. В конце концов, Шалико с силой оттолкнул Давида, дал ему ненастоящий тумак и, не поднимая стакана с пола, наклонился так низко, что достал его губами. Затем он распрямился и, держа стакан ртом, отпил из него под завистливые взгляды оппонента.

– Это мои мальчики!.. – со слезами на глазах заключил Константин Сосоевич, а Дариа протянула ему носовой платок, прижимая к груди свой собственный. Ламара как можно громче заявила, что всегда гордилась своими братьями, и даже Абалаевы согласились, что повод для гордости у их невестки – несмотря на всю «ту» историю! – всё-таки имелся.

– Должен признать, – пожал плечами старший Абалаев, пока Давид и Шалико, с которых струился десятый пот, шумно восстанавливали дыхание, – что ваш фарс получился весьма искусным. Вы отлично двигались!..

– Вы тоже так считаете, Георгий Шакроевич? – как бы невзначай спросил старший Циклаури, когда родители перецеловали их с братом в обе щеки и обняли. – А вы, Саломея Георгиевна?

– Я считаю, что с такими способностями вам давно пора в циркачи, – посоветовала Саломея, подхватив его насмешливую манеру. – И зачем вы пошли в солдаты?!..

– Раз вашим сватам нравятся, – изо всех сил храбрился Георгий. Весь вечер на сердце у него скребли кошки, – то нам и подавно, мальчик мой.

– Вы отлично справились, – подала голос Нино, когда Шалико показался за спиной у брата, а он вежливо ей улыбнулся.

– Благодарю, Нино Георгиевна. Мы очень старались.

– Magnifique, mon cher, magnifique! Ты был просто великолепен!..

Натали вышла из толпы, не дав им обменяться ещё хотя бы фразой, и, не теряя времени, повисла у своего жениха на шее. Пожилая няня последовала за воспитанницей, и Нино, которая стояла к ней спиной, случайно наступила ей на ногу.

– Я прошу прощения! – извинилась княжна по-французски. По словам Давида, донна Королла немного его понимала, но её лицо и после извинений ничего не выражало, а густые брови сошлись на переносице. Интересно, о чём думала старая донна?..

Шалико тем временем привлёк Натали к себе и, польщённый её похвалой, заметно покраснел.

– Тебе, и правда, понравилось?

– Шутишь? Теперь я тоже хочу научиться.

– Это прекрасно!.. Я возьмусь тебя учить. В чём же проблема?

Все рассмеялись, подыгрывая ей, кроме Георгия и Игоря, озадаченно смотревших друг на друга.

– Вот же… позер! – процедил сквозь зубы муж Тины, и она ужаснулась, заметив, как сильно сжимались его кулаки. – Более откровенный театр я видел только у Саломе!..

– Тише, дорогой, тише, – просила супруга, боязливо озираясь по сторонам. – Нас ведь могут услышать!

– И что же? Я когда-нибудь поставлю ему под глазом синяк. Не удержусь! И что Нино только нашла в этом франте?

Саломея и Давид, от которых не ускользнула озабоченность на лицах родных и близких, повели разговор в другое русло. Натали, впрочем, слишком понравилась затея с обучением и, спустя десять минут после Кинтаури, она напомнила всем о ней. После этого графиня Демидова подхватила младшую золовку под одну руку и молельно взглянула на жениха.

– Я боюсь, без вас мы не справимся, Шалико Константинович. Вы всё-таки возьметесь меня учить?

Он с радостью согласился, и они втроем присоединились к танцующим. Их до сей поры насчитывалось два или три человека, а музыканты, принимая во внимание юность и неопытность ученицы, заиграли какую-то простенькую застольную мелодию. После зажигательного Кинтаури многие отвлеклись на поедание шашлыка и кебаба и лишь иногда оглядывались на них, подбадривающе хлопая. Ламара и Исхан тем временем обходили столы и принимали поздравления. В свадебном вечере нашлось время и для подобной передышки, но, если для кого-то это время и стало спокойным, то младшая княжна Джавашвили не причисляла себя к этим людям.

Нино знала, что вела себя как наивная плакса, но ничего не могла с собой поделать. Горечь и обида душили и сковывали. Когда-то давно – всего пять лет назад!.. – на месте Натали стояла она. Это она улыбалась ему, рисуясь и флиртуя! Это она смущалась и жеманилась, будто у неё не получалось то или иное движение, чтобы он лишний раз коснулся её плеча или талии или подержал за руку!.. Она кормилась его теплом, принимая его как должное, а теперь билась в конвульсиях, изнывая от голода, томясь и погибая. Источник, без которого она не могла жить, перекрыт!.. Почему она не понимала этого раньше? А теперь другая получала желанную ласку и нежность, пока она задыхалась, как рыба, выброшенная на берег. Но разве она сама этого не заслужила? Он приручил её, привязал к себе невидимой цепью, и она слушалась, пусть и неосознанно, она покорилась уже тогда! Но кто виноват в том, что она в упор не видела этой цепи? Она сама перекрыла себе воздух, а теперь сетовала на его невесту?! Натали-то уж точно ни при чём!.. Был лишь один человек, чью голову вовремя не посыпали пеплом, и её звали Нино Джавашвили!..

Нино Георгиевна, как он отныне её называл. Ни генацвале, ни моя Гретхен, Эвридика, Лотте!..

– Позвольте пригласить вас на танец, ваше сиятельство, – прозвучал совсем рядом металлический голос, который ей меньше всего хотелось сейчас услышать. Боже!.. Неужели опять он? Но где papa, Игорь?.. Почему их нет рядом, чтобы защитить?

– По правилам этикета, вы не можете отказать мне, – не без злорадства повторил Джамаль. – Вы же не хотите поднимать шум?

Нино обречённо прикрыла веки и, тяжело дыша, приняла его приглашение. Грудь в корсете поспешно поднималась и опускалась, и её отвратила мысль, что он мог смотреть на неё таким образом. А он смотрел!..

Княжна наблюдала за ним только боковым зрением, но не сомневалась: он испепелял её глазами, готовый в любой момент вцепиться в свою жертву, будто орёл в голубку.

Лицо Нино исказила такая мука, что Шалико вмиг оторвался от своей невесты и её изящных грациозных движений и озабоченно всмотрелся в Джамаля. Танцы перестали для него существовать, и он встал, как вкопанный, прямо посреди образованного круга. Не позволял ли себе лишнего Айдемиров?

– Не стоит. – Давид жестом остановил Саломею, когда та чуть не сорвалась с места на помощь сестре. – Пусть поревнует немного. Быстрее образумится.

С каждой минутой отрешённость Шалико становилась всё более явной, и, в конце концов, её заметила Натали.

– Что-то случилось, mon cher? Куда ты так смотришь?

Софико хватило нескольких секунд и одного кивка от Давида, чтобы всё понять. Она приняла самое естественное выражение лица, и, приобняв невестку за плечи, мягко развернула к себе лицом.

– Натали, mon ange!37 Смотри, какое движение я тебе покажу. Тебя никто такому не научит!

– Но Софи!.. Разве обязательно поворачиваться спиной?

– Конечно, милый друг, конечно!.. Ты не знаешь наших традиций. Нельзя смотреть на мужчину во время танца!

Натали с пониманием вздохнула и покорно вняла советам золовки. Через её голову Софико сделала брату жест, чтобы не переживал. Она своё дело знала!..

– Матерь Божья!.. Что за страсти! – шутя, заметил Игорь. Он отходил к карете, чтобы принести для Тины шаль, а за это время разразилась целая буря. – Ни на минуту сестрёнок оставить нельзя!

Перед глазами зятя развернулась сцена настоящих баталий, которая не могла оставить его равнодушным. Он поцеловал жену в щечку и закутал удобнее в шаль.

– Пойду спасать нашу малышку! – шепнул он Тине, а та одарила его своим благословением.

Поправив воротник, сидзе подошел к Нино и Джамалю и, откашлявшись в кулак, спросил:

– Вы позволите украсть у вас мою свояченицу, Джамаль Вахитаевич? Не могу отказать себе в удовольствии станцевать с милой родственницей.

– Конечно, Игорь Симонович. – Айдемиров недовольно отступил, а от его слов, несмотря на их смысл, за версту разило фальшью. – Зачем же вы спрашиваете?

Молодой чеченец отпрянул назад, передал Нино в руки зятю и, раскланявшись, удалился.

– Я никогда не любила тебя сильнее, чем в эту минуту! – Нино горячо поблагодарила сидзе, а её глаза заблестели. – Что бы я без тебя делала!

– Ну для чего ещё нужна семья? – деланно причмокнул Игорь, после чего обратился к толпе и по-дружески подмигнул жене, старшей свояченице и Давиду Константиновичу.

У дверей Джамаль Айдемиров остановился, схватил со стола стакан и осушил его нервными, порывистыми глотками. Оторвавшись от вина, он заметил, что Шалико Циклаури пристально на него смотрел, и он так же пристально посмотрел в ответ. Затем Джамаль отставил стакан в сторону и, сверкая длинными полами чёрного одеяния, вышел вон из залы.

***

Страсти, что обуревали молодых, почти не трогали их старцев. Вопросы, которые не давали им покоя, касались не личных взаимоотношений, а жизни в целом, и спор, завязавшийся между ними прямо в разгар вечера, стал памятным для каждого из них.

– Маленьким ребенком я часто наблюдал за тем, как мои сёстры и мать вышивали, – заговорил Башир Ахмедович, обращаясь к свату. Музыканты слабо били в барабаны, а гости в обе щеки уплетали вайнахский жижиг-галнаш. – Однажды я сильно увлёкся и попросил свою нана38дать мне в руки иглу. Она так рассердилась, что чуть не снесла мне голову с плеч. Сказала: «Мужчина не должен до этого опускаться. Если ему и приходится зашивать что-то из своей одежды, то он делает это так, что ни одна из женщин не видит его в этот момент и не унижает тем самым своё достоинство».

Вахита Айдемиров и дядя Исхана, Казбек Абалаев, одобрительно поджали губы, а Константин Сосоевич и князь Джавашвили с интересом прислушались.

– Я помню этот случай, брат, – поддакнул Казбек Ахмедович. – Ещё один похожий разговор врезался мне в память. Наша нана изумительно пела, а отец, как военный, занимавший высокий чин, часто давал в нашем доме званые вечера. На одном из таких вечеров её исполнение оценил директор Императорской Консерватории в Петербурге и пригласил учиться и выступать у себя. На что она ответила: «Я не для того выходила замуж за офицера, чтобы петь в опере!».

– Значит ли это, что вы не стали бы ничем помогать своей жене, дочери или сестре, даже если бы она вас об этом попросила? – Выждав время, отец невесты всё-таки подал голос. Георгий коснулся его плеча, предостерегая от бездумных решений, но костёр уже разгорелся.

– Что вы, князь! – искренне возмутился Башир. – Вся наша культура сводится к тому, что женщина – это нежный цветок, за которым нужен постоянный уход, а в Коране об этом говорится прямо.

– И христианская часть горцев с вами согласится, – примирительно отметил Шакроевич. – На Западе почему-то считают, что женщина у нас безвольна, но на самом деле она защищена на Кавказе гораздо лучше, чем у них.

– И всё же, – не унимался Константин, которого сильно ранили слова свата, сказанные с особым пренебрежением к Ламаре до этого. – Вы не станете штопать свои брюки, как солдаты в казармах, даже если придет нужда?

– Не станем, ваше сиятельство, – без обиняков пожал плечами Айдемиров. – Да, мы одариваем женщин заботой, оберегаем их от всех невзгод, холим и лелеем, как хрусталь. А взамен просим заштопать эти несчастные брюки!.. Разве это так сложно, если все остальные заботы мужчина берёт на себя?

– Но, если женщина не рада штопать их, вы прибегните к насилию? – спросил отец трёх дочерей, которого живо волновали эти вопросы.

– Ни в коем случае. К насилию прибегают только худшие из нас.

– Но значит ли это, что она отныне для вас презренна? Что не получит вашей заботы и любви?

– Безусловно, значит, – ответил за брата Казбек. – Но что вы имеете в виду под «не рада штопать»? Что за капризы? Она обута, сыта и одета, а всё остальное – наглость. Если вы будете потакать им, то они сядут вам на голову и свесят ножки. Помяните мое слово!

– Неужели?

– Вы очень странно рассуждаете для горца, Георгий Шакроевич. Неужели грузины дают своим женщинам столько свободы?

«Наверняка, дают, – ядовито подумал про себя Башир, – раз Ламара Константиновна такое себе позволяла!».

– Ни в коем случае, – вступился за обескураженного друга Сосоевич. – Мы ценим и уважаем их прекрасное нутро так же, как и вы, и стремимся во всём облегчать их долю.

– Так в чём же беда?

– Дело в том, что нам важны их мысли, важна их душа. Ведь они так же, как и мужчины, имеют своё собственное мнение, с которым нужно считаться, коль вы действительно их любите. Если хотите, чтобы они чувствовали себя счастливыми рядом с вами! Поверьте, по упорству и уму, они совсем нам не уступают.

– И, если вам важна именно душа, – с улыбкой поддержал генацвале Георгий, – то вы всё-таки возьмёте в руки иглу и сделаете много чего ещё. В Библии проповедуется смирение и, только обуздав свою гордыню, вы найдете мир.

Спор христиан с мусульманами и на этот раз закончился ничьёй, хотя каждая из сторон решила, что всё равно переиграла вторую. Абалаевы и Айдемиров-старший проворчали себе что-то под нос и не до конца согласились с мнением оппонентов. Башир вновь вспомнил о загубленной репутации Ламары и недобро хмыкнул, глядя на свата. Вот что бывает, когда считаешься с женским «мнением»!.. Правда, один из его младших сыновей, Мурад, объявил, что подслушивал их спор, что согласен с Георгием Шакроевичем и что того же мнения придерживались многие его друзья и их отцы. Он также добавил, что его будущая жена будет шить и вязать только в своё удовольствие, так как он очень любил искусных девушек. За это он получил заслуженный подзатыльник и сразу же угомонился.

– Ну как хорошо мы их, а! – подвёл черту Константин и приобнял Георгия за плечи. – Сегодня я наконец перестал чувствовать на себе их снисходительный взгляд!

– Да, – печально вздохнул генацвале. – Только мы сами не справляемся с тем, о чём толкуем, дзма. Ни мы, ни наши дети.

– О чём это ты, друг мой?

Дзма указал рукой на стоявшую в углу молодёжь, а его глаза наполнились болью.

– Твой сын, Константин Сосоевич. Не очень хорошо он поступает с моей Нино.

Константин вздохнул и, устало покряхтев, ответил, что поговорит с Шалико. Вместе они подошли к колоннам, где Тина с умиротворением следила за танцами. Она невольно вспоминала, какие эмоции терзали её в похожих ситуациях раньше. Пять лет назад она смотрела на сестёр и их кавалеров с завистью и большой жалостью к себе самой. А нынче!.. Игорь крепко стоял за её спиной. Правда, в последнее время она очень огорчалась, когда видела его с вином, ведь он так быстро пьянел!..

– Будь спокойна, – отмахивался кмари с беспечностью ребёнка, который просто любил сладости, но бросил бы их есть, если бы захотел. – Я знаю меру. Разве я позволю, чтобы тебя прозвали женой пьяницы?

Тина всё равно очень тревожилась и с руганью и криками забирала у него из рук бокалы. В такие минуты они могли не на шутку повздорить. Ох, не заигрался бы он с этими «сладостями»!

И всё же… кому из трех Джавашвили повезло больше всех? Саломея овдовела при обстоятельствах, одна мысль о которых причиняла такую боль, что она и слышать не хотела о повторном замужестве. Пусть Давид Константинович до сих пор смотрел на Саломе с любовью, вряд ли ему удастся растопить её сердце. А Нино!.. Горечь и на этот раз наполнила душу Тины, но теперь она расстраивалась не за себя, а за сестру. Раньше Шалико был так нежен и внимателен к ней, но сейчас!.. Даико выглядела прелестнее, чем когда-либо, двигалась грациознее лебедя, но его взгляд оставался холодным, а движения казались выверенными до мельчайших деталей. И в них отсутствовала душа! Слёзы наворачивались на глаза, но Нино изо всех сил держала лицо. Давид и Саломея тоже выглядели озабоченными. Игорь и papa пыхтели под боком, сдерживаясь из последних сил. Одна лишь Натали ничего не замечала.

– Наблюдать за вами одно удовольствие. – Тамада похлопал по спинам танцующих и пригласил всех к столу. – Но сейчас я попрошу вас освободить зал для жениха и невесты.

– О чём это вы? – удивились Константин и Башир один за другим. Ламара и Исхан смотрели на него с таким же недоумением.

– Ну что вы, друзья! – продолжал незадачливый старик. – А как же картули – свадебный танец молодожёнов?

Весёлый тамада говорил это всем, кто праздновал свадьбы в его заведении, но на этот раз не учёл одного досадного недоразумения: жених заметно хромал.

Воцарившаяся тишина, впрочем, быстро донесла до глупца совершённую ошибку. Тогда он поспешил исправить ситуацию, схватившись за первую годную мысль, что пришла ему в голову.

– Если молодожены не могут исполнить его сами, то ничего страшного в этом нет. Мы можем попросить кого-то заменить их!

Это шло против правил, но никто не успел выразить своего мнения, потому что тамада уже обратился к Нино:

– Вот вы, сударыня. Как плавно вы двигаетесь!.. Мы выберем для вас подходящего партнёра и попросим станцевать для нас ещё раз.

Всё произошло в один миг. Глаза Джамаля Вахитаевича сверкнули таким огнем, что у девушки подкосились коленки. Нет-нет, только не это!.. Кожа покрылась мурашками, когда она представила, как он простирал к ней руки. Нино отпрянула назад, инстинктивно обернулась к Шалико – пусть они и были в ссоре! – и в отчаянии дёрнула его за рукав. Тысячи созвездий заблестели в этом взгляде. Как только можно так смотреть!..

– Вы не составите мне компанию, ваше сиятельство? – еле шевелились её губы, а голос наполнился такой мольбой, что защемило сердце. – Прошу вас…

Ей хотелось добавить «помогите», но Шалико понял её и так. Впервые с момента их встречи в Сакартвело он посмотрел на неё с прежней теплотой, будто время повернулось вспять. Ещё раз взглянув на Джамаля, чей гнев не сулил ничего хорошего для Нино, он с готовностью кивнул ей. Натали, наблюдавшая и за ней, и за ним, сделала над собой усилие, чтобы не поддаваться мнительности, и с улыбкой проводила их в центр. В отличие от неё молодой Айдемиров так и не сдержал осуждения.

– Разве можно танцевать свадебный танец, если вы не жених и невеста? – шепнул он отцу, шумно дыша. – Что за странный народ эти грузины?!..

Ваша и да39 согласились, что это безнравственно, особенно когда у одного из танцующих есть наречённая, но их возмущения ничего не изменили, и вскоре картули заполнило зал.

На этот раз всё было иначе. Нино ощутила это с первых же минут, и поначалу ей это нравилось. Однако проходило время, и она перестала чувствовать под ногами пол. Как он красовался!.. Перед ней или перед Джамалем? Кому что пытался доказать? Или просто… не сдержался? Ей хотелось смотреть на него без устали, а ведь для приличия надо хоть иногда отводить взор!.. Княжна быстро поняла, что вместо одной западни попала в другую, но пожалела ли об этом? Эта пытка казалась сладостней других! На каждый его смелый выпад она отвечала всё более томным и ласковым взглядом, но потом горько об этом жалела. Ей нельзя его поощрять, нельзя подначивать, нельзя!.. Так почему она раз за разом делала это, почему не останавливалась? Ещё, ещё и ещё!.. Ещё поворот, ещё одна опасная близость! Позорная игра переходила все границы, и они настолько увлеклись, что ястреб и голубка вышли из них слишком натуральными. Что подумает, глядя на них, Натали?! Отец, Игорь! А Айдемиров?.. Ей лучше не попадаться ему на глаза…

Она закрывала лицо ладонями, но он следовал за ней неуёмно, куда бы она ни ступила, и румянец на её щеках превратился в пунцовый. Косы растрепались, дыхание перехватывало, а музыка шумела в ушах. На губах застыла немая мольба: «Не надо, Шалико, не надо!..», но он не послушался, даже если бы услышал её. Она никогда, никогда не видела его таким!.. Боже Всемогущий!.. Как сильно они повзрослели! Но неужели он умел быть таким? Как много неизведанного таил в глубине души её возлюбленный?.. И как… сильно она мечтала это узнать?!..

Она позволила себе эту мысль на последних аккордах картули и, держа во время всего танца оборону, вдруг её ослабила. Шалико подошел очень близко и, не совладав с собой, провёл пальцем от её локтя до кисти руки. Это касание не ускользнуло от Айдемирова.

«Она танцует с этим пижоном, как итальянская куртизанка, когда он помолвлен, почти женат!.. И такого человека она предпочла мне?! Как низко она пала!»

Картули давно замолк, а они все смотрели друг на друга и не двигались. Родным пришлось как можно быстрее вмешаться, чтобы не допустить скандала, что они и сделали, обступив их плотным кольцом. Натали, у которой заметно поубавилось восторга, подошла к ним медленным шагом и сердечно похвалила за талантливое исполнение. В её тоне, впрочем, сквозила такая горечь, что это заметили все. Почувствовав холодок в свою сторону, Нино поникла ещё сильнее. Она честно подождала несколько минут и даже ответила на какой-то вопрос Тины, после чего подобрала пышные юбки и выбежала прочь из залы.

– Если ты ничего не предпримешь, то знай, что ты идиот, – просвистел за спиной Шалико Давид и, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь. Саломея подошла с другой стороны и, хитро сощурившись, спросила:

– Как ваше здоровье, Шалико Константинович?

Юноша, не поборов эмоций, с придыханием ответил:

– Всё отлично, ваше благородие.

– А с глазами у вас всё хорошо? А то вы что-то слеповаты…

Молодой князь вскинул брови и нервно усмехнулся. Видя его реакцию, госпожа Ломинадзе зацокала языком и осуждающе покачала головой:

– Ай-ай-ай, Шалико Константинович… Рыбак рыбака! Я понимаю, что вами движет, но поверьте: гордыня – не лучший советчик.

Затем она присела в реверансе, и, оставив его теряться в догадках, вышла вслед за сестрой.

Прежде чем Саломея настигла Нино, ей пришлось пройтись туда-сюда по второму этажу ресторации и заглянуть в каждый угол. Она встретила официантов, у которых справилась о юной девушке в синем платье, и они указали ей примерное направление. Отдалённые всхлипы у балкона привлекли её внимание, и, пойдя на зов, она обнаружила даико плачущей у стены. Прижавшись к ней затылком, она сползла на пол и тихонечко хлюпала носом. Какой несчастной она выглядела!.. Сердце вдовы облилось кровью.

– Не понравилось, моя милая? – снисходительно улыбнулась Саломея, опустилась на колени и привлекла к себе сестру. Та легко поддалась. – А он годами это терпел…

5

Празднование свадьбы Ламары и Исхана продлилось ещё два дня. На одном из вечеров, где собрались только сваты и их самые близкие друзья, стало ясно, что Абалаевы остались довольны своей невестой, а Саломея только посмеивалась, наблюдая за облегчением на лицах всех князей Циклаури. Жизнь научила её смотреть на всё с иронией, а свадебные обряды давно превратились для неё в фарс. Как много счастья принесла ей собственная свадьба, которую сыграли как по нотам? Это ещё вопрос, станет ли Ламара хорошей женой для Исхана!

После шумных пиршеств, на время лишивших их спокойствия, жизнь вновь потекла своим чередом. Молодожёны стали собираться в путь, а вместе с ними и Башир Ахмедович с его многочисленной роднёй. Правда, потом они отложили свой отъезд на неделю-другую, чтобы лучше узнать сватов. Все вместе мужчины заключили, что для сплочения их семейств неплохо подойдет охота на волка в Цотнэевском лесу. В зимнее время года не найдёшь развлечения интереснее!.. Да и волк всегда был значимым животным для всех чеченцев, в народных преданиях которых не раз упоминался этот выносливый лесной хищник. Укротить его – дело не из лёгких!.. Точно так же обуздать одного из них.

– Охота на волка, милочка? – помешивая сахар в чае, спросила княгиня Бараташвили, и, постучав ложечкой о стенки чашки, отставила её в сторону. – Вы уверены, что это не очень опасное занятие?

Саломея терпеть не могла общества местных меценаток, с которыми ей приходилось общаться по долгу службы раз или два в месяц, но со временем она научилась получать от этих встреч удовольствие. Раньше их мнение задевало и расстраивало её нутро, но с возрастом ей даже понравилось подстрекать их и выводить на ответные эмоции. Сейчас, когда в её жизни осталось так мало радостей, она ни в чем себе не отказывала. Разве та, которой уже нечего терять, не позволит себе маленькие шалости?.. Может ли быть что-то невиннее этого?..

Так, кавказских сплетниц живо интересовали подробности разноверовой свадьбы, на которой недавно побывала их подруга, и они закидали её вопросами. Конечно же, она поведала им самые шокирующие из новостей!

Разговор этот случился в доме одной из их приятельниц, где дамы собрались с целью оговорить благотворительную поездку в главную Ахалкалакскую больницу. Однако обсуждение чьей-то свадьбы, как всегда, оказалось более интересным занятием.

– Не такое опасное, как наша затея позвать в дом провидицу, – пожала плечами госпожа Ломинадзе и, спрятав улыбку в уголках губ, поспешно отпила из своей чашки. Как и ожидалось, благочестивые меценатки ахнули одна за другой, а княгиня Бараташвили горячо перекрестилась.

– Что вы, душенька! – воскликнула несчастная княгиня, обдуваясь веером. – Для верующего человека всякие гадания дурны.

– Да, к тому же, – поддержала её госпожа Аваридзе, – вы не знаете, на кого напоретесь. Сколько шарлатанов нынче развелось!

Несмотря на неодобрительные возгласы, Саломея прекрасно видела по глазам подруг, что те и сами не прочь узнать свою судьбу наперёд, и с заговорщическим видом поманила их к себе пальцем. Благочестивые дамы оглянулись на дверь, чтобы убедиться, что никто точно их не подслушивал, а затем всё-таки поддались соблазну и подставили госпоже Ломинадзе свои прекрасные ушки.

– Дорогие мои, а вы часом… не курили сигарет? Я ощущаю запах дыма… – спросила она, принюхиваясь, и подозрительно сощурилась. Арваридзе и Бараташвили горячо перекрестились, сплюнув через плечо.

– Что вы, Саломея Георгиевна! – с видом поруганной чести заспорила княгиня. – Мы не позволяем себе мужских забав!..

– Что ж!.. Жаль. Вы многое теряете, – томно вздохнула вдова, после чего подозвала к себе слуг и попросила принести себе «тоненьких, женских, с бумажными колечками». Приятельницы старательно отводили глаза, будто смотреть на курящую женщину считалось делом не менее позорным, чем курить самой, но виновницу стыдливого румянца на их щеках это всё равно не смущало. Госпоже Арваридзе даже показалось, что та затягивалась с большим удовольствием и слишком напоказ. Потом она и вовсе протянула им портсигар и, хлопая ресницами, спросила: «Вы точно не хотите, душеньки?».

Саломея от души наслаждалась дикостью и лицемерием старых сплетниц, возомнивших себя апломбом добродетели, и очень возгордилась собой за то, что сумела поставить их на место. Она не курила в принципе, но ради того, чтобы подразнить склочниц, сделала исключение. Они, правда, кусались, когда их загоняли в угол, но и она не далась бы им так просто.

– Ваше сиятельство, – елейно-приторно позвала одна, подливая гостье в чашку зелёного чая, – что же вы всё время говорите о других?! Почему не рассказываете нам о себе?

– Ваш траур по Пето Гочаевичу длится уже пять лет!.. – поспешно встряла другая. – Мы понимаем, как сильно вы его любили, но неужели вам не хочется выйти замуж повторно?

– Капитан Циклаури – ваш давний поклонник и, думается мне, он до сих пор без ума от вас, дорогая!.. Вы совсем не хотите дать ему шанса?

– Я видела его недавно с Шалико Константиновичем и его очаровательной невестушкой. Давиду Константиновичу тоже давно пора жениться, но он, почему-то, всё ещё этого не сделал. Неужто вас ждет?..

Подруги захихикали, прикрывая розовые щёки белыми платками, а Саломея выпустила изо рта клубок дыма, целясь в лицо княгини Бараташвили. Вдохнув облако, нечестивица зашлась кашлем, а госпожа Арваридзе принялась поддувать её со всех сторон веером. Больше эту тему они не поднимали.

«Мерзкие, мерзкие женщины! – думала про себя Саломея, пока обе дамы шушукались между собой, сидя перед ней в душной карете. – Когда мы приедем в эту треклятую больницу? Лишь бы перемыть всем кости! И Давида упомянули, а, как же!.. Почему все так мечтают свести меня с ним с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать?!».

Впрочем, в шестнадцать эти попытки были гораздо более навязчивыми и надоедливыми. Или же это она слишком с тех пор переменилась, чтобы обращать на них внимания?.. Кто знает!.. Только суть все равно осталась той же, что в шестнадцать, что в двадцать девять. Она умрёт старой девой, и Давид Константинович смирится с этим в числе прочих. Неужто он позабыл тот камень, что бросил ей в спину пять лет назад? Она же обладала слишком хорошей памятью для подобной забывчивости. Он показал себя со временем неплохим человеком и хорошим другом – за все эти годы он не раз предлагал их скорбевшему отцу помощь и одним из первых принял Игоря, – но её крест останется неизменным. Не хотела она за него замуж, не хотела! Пусть все вокруг, наконец, поймут это!..

Погода на улице стояла приятная и по-зимнему солнечная, но у Саломеи все равно побежали мурашки, когда она вышла из экипажа вслед за остальными. Во дворе основного здания, где принимали простых жителей Ахалкалаки, их встретил Матвей Иосифович, который со временем стал выполнять в этих стенах чисто административную функцию. Несмотря на то, что старый медик изо всех сил улыбался, выглядел он удручённым, и чуткие меценатки без труда раскусили эту фальшь.

– Что такое, милый друг? – забеспокоились трещотки. – Почему вы так бледны?

– Сегодня утром, – со вздохом признался еврейский врач и спрятал руки в карманы белого халата, – привезли раненых корнетов. В казармах случилась потасовка из-за какой-то женщины, а нам их теперь с того света доставать!

Дамы одна за другой ахнули, а госпожа Ломинадзе усмехнулась про себя, подумав, что юнцы наверняка забыли посвятить в свои распри эту женщину. Все закончилось тем, что Матвей Иосифович, в конце концов, сбросил с себя хандру и, отойдя в сторону, пропустил гостей вперёд:

– Ну что ж!.. У Левона Ашотовича золотые руки, а я ему давно не помощник. Самое полезное, что я могу сейчас сделать, это не мешаться у него под ногами и провести вам небольшую экскурсию.

Несмотря на эти слова, госпожа Арваридзе и княгиня Бараташвили не перестали интересоваться деталями этого необычайного происшествия и отнюдь не смотрели по сторонам, а скорее слушали. Сдалась им эта больница, когда в руки плыла ещё одна чудесная почва для сплетен! Ну и кем являлась эта роковая красавица? Как она вскружила несчастным юношам головы и какому из них отдавала предпочтение?..

– Что значит вы не знаете, любезный?!.. – искренне возмутилась её сиятельство, а Саломея сочувствующе улыбнулась несчастному доктору. Лучше бы он держал свои тревоги при себе. Теперь-то не отделается!..

– Чем же вы тут занимаетесь, если не интересуетесь своими пациентами и их историями? – подхватила её благородие и пылко фыркнула. – Хорошо, что вы понемногу отходите от дел. Настоящий врач должен всё держать в голове, а вы для этого уже слишком стары!

Матвей Иосифович с трудом проглотил обиду, но госпожа Ломинадзе всё равно выступила в его защиту:

– Или слишком умны, – проронила она как будто невзначай и лукаво подмигнула старому доктору. Чтобы не видеть возмущения на лицах матрон, Саломея прошла вперед неторопливым шагом и то и дело останавливалась у коек больных. Почтенный врач не позволил ей подойти и присесть возле них, так как большинство из пациентов в этом длинном вместительном коридоре страдали от заразного тифа, и увёл их чуть дальше к будущим роженицам.

«Разве Катеньке это помешало?», – спросила она саму себя, и горечь воспоминаний пронзила её с прежней силой. Печальная участь возлюбленной Вано постоянно напоминала Саломее о том, как быстротечна жизнь, а атмосфера больницы только усиливала это впечатление. Как ничтожно её собственное существование по сравнению с Матвеем Иосифовичем и ему подобными?! Они приносили настоящую пользу, делали этот мир лучше, избавляли людей от мучений. Почему она не могла быть где-то столь же полезна?..