Читать книгу Где сокровище ваше - Марина Анатольевна Мозолева - Страница 1

История 1. Снегурочка

Глава 1

Я вспоминаю… Небольшой городок к северу от столицы, районный центр. Много частных домов, и маленьких, и больших, двухэтажных. Сады, цветники, огороды. Лес кругом. Река… Катера, лодки. Солнечные блики на воде, вода набегает на песок мелкими волнами.

Большое дерево прямо у реки. Прохладная тень под ним. Я любила прятаться там от солнца, с книжкой или без. Любила смотреть на плывущие высоко в небе облака и представлять, как выглядят река, лес и наш городок оттуда, сверху. Мне никогда не нравились яркое солнце и жара, ни в этой жизни, ни в каких бы то ни было ещё. Всегда старалась уползти в тенёк, любила тень и прохладу. Как Снегурочка. Меня все так и звали-дразнили: Снегурка, Снегурочка. Где твой Мороз, куда подевался, где заплутал?

Дело в том, что я всегда говорила не «Дед Мороз», а просто «Мороз». Почему-то я никогда не представляла Мороза дедом. Тот, который был на новогодних ёлках, которые устраивали в клубе или ТЮЗе нашего городка – это было одно, это был действительно Дед Мороз, и он был для всех. Но был ещё один, который никак не желал соединяться в моём детском сознании с дедом. Мои братья, родители и бабушка с дедушкой много лет спустя вспоминали, что заметили они это за мной, когда мне было года четыре. Именно в этом возрасте я, по какой-то неведомой причине, начала разделять Деда Мороза и Мороза. Как мне ни пытались втолковать, что не бывает просто Мороза, я твёрдо стояла на своём. В конце концов, все решили, что это я так называю Морозко из сказки, и отстали от меня. Мама по этому поводу сказала, что я, слава Богу, в детский сад не хожу, я бы там всех воспитателей с ума свела своим Морозом.

Я вспоминаю… Я росла среди мальчишек. В основном. Так уж получилось. У меня были два брата. Один из них, Мишаня, был старше меня на четыре года, другой, Никита, на шесть. Ну а у них была своя мальчишеская компания, естественно. Примерно тех же лет, что мои братья. Когда я была маленькой, мне казалось вполне естественным, что они обо мне заботились, можно сказать, нянчились. Каждое утро меня приводили к бабушке с дедушкой. Когда родители, когда Мишаня с Никиткой по дороге в школу. После уроков они приходили к бабушке, мы вместе обедали. Ну а потом или во дворе придумывали себе развлечения, или шли на речку с друзьями братьев. Бывало, что к кому-нибудь в гости заваливались все вместе. И моя любимая тётя Дина тоже меня к себе забирала, когда могла. С бабушкой я, конечно, оставалась чаще, пока была маленькой, лет до восьми. Особо пристального внимания я не требовала, капризной не была, развлечь меня было легко. Бабулиным увлечением, даже, можно сказать, страстью были сад и огород. Чего там только не было! Особенно мне нравились пряные травы. Что-то росло в теплице, что-то в открытом грунте. Я до сих пор люблю эти запахи: вскопанной и политой земли, цветущей черёмухи и бабушкиных трав, шиповника, над которым в тёплые солнечные дни вились шмели и осы. Бабуля выращивала мяту и чабрец, тархун и розмарин, шалфей и базилик, майоран и фенхель, даже лаванду в теплице и дома, на кухне, не говоря уже о кинзе, петрушке и сельдерее с укропом. Мы с ней вместе поливали по вечерам грядки с морковкой и редиской, устраивали душ кустам смородины, малины и крыжовника, собирали в теплице помидоры, сладкий перец и огурчики в пупырышках. Она мне рассказывала, из каких стран пришли к нам пряные травы, и в какие блюда их кладут, чтобы придать вкус и аромат. И нам никогда не было скучно вдвоём.

А уж зимой, когда особо никуда не походишь, кроме как днём на санках покататься, мне с бабулей и вовсе хорошо было. Кроме книжек с картинками, которые к пяти годам я и сама читать умела, была у неё шкатулка, даже две: одна – рабочая с нитками, иголками, булавками, пуговицами, собранными на суровой нитке как ожерелье, и мелками, а другая… Просто так и не расскажешь. У меня до сих пор замирает сердце и перехватывает дух, когда я про неё вспоминаю. Вроде бы ничего особенного там и не было. Никаких алмазов-рубинов-сапфиров, но мне в детстве она казалась сказочно-волшебной.

Была там серебряная брошка, овальная, с пёстренькой яшмой и подвесками на тоненьких серебряных цепочках. Цепочек было пять, и каждая заканчивалась бусинкой из яшмы. Были бусы из горного хрусталя, речного жемчуга и розового кварца, черепаховый гребень, украшенный резьбой. Были золотые серьги и кольцо с ониксом.

Но особенно много было янтаря. К янтарю бабушка питала особую любовь. И началась она вскоре после свадьбы, когда бабушка с дедушкой поехали летом в Прибалтику, в Клайпеду. Дедушка к тому времени, то есть к свадьбе с бабушкой, уже два года работал в леспромхозе инженером по лесной технике. А бабушка год проработала в школе, преподавала химию и биологию. Оба были с высшим образованием, в областном центре учились, а встретились в нашем городке. Тогда, в начале 50-х годов, он был совсем небольшим. После свадьбы они поселились в одном из частных домов. Хозяева у этого дома были, но незадолго до войны уехали, то ли в Сибирь, то ли на Алтай, то ли ещё куда, толком никто не помнил. Какое-то время от них приходили письма соседям, в которых они просили их присматривать за домом, писали, что пока нет возможности приехать, потому что и ехать сейчас тяжело, и за стариками-родственниками ухаживать надо, не на кого их оставить. В общем, когда вернутся, сказать точно они не могут. Вскоре после войны эти родственники, ради которых хозяева дома уехали, умерли, и соседи получили письмо, в котором сообщалось, что они, хозяева то есть, собираются возвращаться. Они и вправду вернулись, только вот пожили в своём доме недолго, то ли год, то ли полтора, не больше, сделали кое-какой ремонт, привели в относительный порядок участок и снова уехали. Соседям сказали, что вроде как на юг собираются, хотят у моря домик купить и там поселиться. А когда те спросили, на кого же дом оставляют, сказали, что будто бы нашли дальнего родственника, который сейчас в Лесотехническом институте учится, а по распределению сюда приедет. И дом они на него оформили. Это, конечно, хорошо, и очень предусмотрительно с их стороны было, что они заранее о документах позаботились, а с другой – этот факт соседей очень удивил. Почему бы им не дождаться приезда этого молодого родственника и тогда уже документы ему отдать?

И дедушка потом тоже говорил, что выглядело это куда как странно. Он об этих родственниках и не слышал никогда. Почему они именно его выбрали? Неужели никого ближе не нашлось? Узнал он о них только на последнем курсе, незадолго до окончания института, когда к нему пришёл человек, назвавший себя нотариусом, показал документы, сказал, что действует по поручению таких-то (фамилию он назвал, но дедушка её не смог вспомнить). И сообщил, что в городке, куда он должен ехать, его ждёт дом по такому-то адресу и отдал ему документы. До дедушки даже не сразу дошло, что это не шутка и не розыгрыш. Ну, во время защиты дипломной работы и государственных экзаменов ему, конечно, было не до того, чтобы проверять подлинность документов. Да и не воспринял он всерьёз этот визит. Но документы на дом с собой всё-таки взял. А когда приехал в Климов и решил на всякий случай показать их в паспортном столе, куда пришёл оформлять прописку, оказалось, что всё это – чистая правда. И документы в полном порядке, нет в них никакой путаницы, и дом стоит в указанном месте, по указанному адресу.

В общем, повезло дедуле. Тогда ведь в Климов много молодых специалистов приезжало – врачей, учителей, инженеров, библиотекарей. И многим приходилось по несколько лет жить в общежитии. А тут – только приехал, и сразу дом! Это было большой удачей. Всем бы таких родственников!

Документы эти дедушка сохранил, естественно, и я не раз их видела и читала. Фамилия дарителей была Бобровы, но дедушке она была совершенно незнакома. И его родители, и другие старшие родственники тоже никогда никаких Бобровых не знали. Не было среди них Бобровых.

Так вот, бабушке с дедушкой дом достался неплохой, крепкий, с большой кухней, тремя комнатами на первом этаже и тремя на втором и застеклённой верандой. На первом этаже, рядом с кухней, была кладовка и дверь на лестницу, которая вела в подвал. Там находились, как и в каждом подвале, старые вещи, садово-огородный инвентарь, хранилась картошка и разные другие овощи. Соседи говорили, что давно, лет тридцать назад, на участке был ещё флигель, но его снесли. Почему-то прежние жильцы решили, что он не нужен. Постепенно дедушка обновил все постройки – и дом, и баньку, и сарай. На чердаке дома в процессе ремонта находились разные старые вещи, мебель. Дедушка, как мог, реставрировал их время от времени, и постепенно они занимали свои места в доме. На чердак он со временем провёл отопление и устроил там ещё одну комнату, а рядом с ней – мастерскую. Мой дедуля был вообще на все руки мастер. Казалось, не было такого дела, которого он не мог бы сделать, такой вещи, которой он не смог бы отремонтировать. Особенно любил работать с деревом. Тут с ним вообще мало кто мог тягаться. Ну, так вот, дом этот особого ремонта не требовал, и бабушка с дедушкой, взяв отпуск, со спокойной душой укатили в Клайпеду. Оба тогда в первый раз оказались на море. На бабушку море, честно говоря, особого впечатления не произвело, а вот в янтарь она, можно сказать, влюбилась на всю жизнь. Домой вернулась с целой коллекцией: дедушка подарил ей там янтарные бусы оттенка цветочного мёда, серебряные серьги с янтарём и кольцо. Да ещё несколько камешков они на берегу моря нашли. И они так и остались камешками. Бабушка с дедушкой решили оставить их так, как они были найдены, необработанными. На память о прогулках по морскому побережью. Бабушка часто подсаживалась ко мне, когда я открывала эту шкатулку и рассказывала снова и снова: как они с дедушкой поженились и приехали к морю, как увидели там чаек и песчаные дюны. И как они подолгу гуляли по берегу моря и находили там янтарь. И мне совсем не скучно было снова и снова это слушать. Дедушка потом часто дарил ей янтарь. И меня не удивляло присутствие в шкатулке украшений с янтарём – серёг, перстеньков, подвесок, пары браслетов – в серебре и золоте. Янтарных бус было ниток шесть, не меньше, разного оттенка и размера.

Все эти украшения лежали, конечно, не просто так, а каждое в своем футляре, кроме, разве что, бус, которые лежали россыпью. И это тоже было отдельным удовольствием – открывать футляр и видеть там очередное чудо, и рассматривать его как в первый, раз и любоваться им.

Глава 2

Но нет-нет, да и находилось там нечто особенное, на что я то ли просто внимание раньше не обращала, то ли этого и правда там не было. Вроде этой бусины. Откуда взялась она – крупная, тёмно-красная, как клюква и гладкая? Когда я показала эту бусину бабушке, она очень удивилась и спросила:

– Стасенька, откуда она у тебя? Где ты её взяла?

– В шкатулке, бабушка. Она в самом низу лежала, в уголке, под бусами и футлярами. Интересно, кто её туда положил? Ведь раньше её там не было.

– А вот придет дедушка, мы у него спросим. – Ответила бабушка. И надолго замолчала, занимаясь своими делами. А потом меня что-то отвлекло, и я забыла про эту бусину, а бабушка не напоминала. Вечером, когда родители, возвращаясь с работы, зашли за мной к бабушке, и я пошла за своей любимой куклой, я услышала, как бабушка спросила дедушку об этой бусине. Дедушка ответил, что нашёл её на чердаке в старом комоде, когда разбирал его, чтобы посмотреть, как его можно отремонтировать. Почему-то всё время так получалось, что до этого комода у него никак не доходили руки. То времени не было, то ещё по каким-то причинам на потом откладывал. Задняя стенка комода была растрескавшейся и покоробленной, и бусина как-то попала туда. Дедушка вытащил её из той трещины и положил на стол в кухне, а бабушке сразу сказать забыл. Бабушка, правда, призналась, что не помнит, что убирала бусину в шкатулку. Но ведь не могла же бусина сама в шкатулку попасть! Значит, её кто-то из нас туда положил, ну а кто именно – это не так уж и важно. На том и порешили. Видимо, она от прежних хозяев осталась. Как-то уж так получилось, что она или оторвалась от ожерелья, или это была серёжка, у которой отломилась застёжка, а может, она была подвеской. Что это был за камень, никто из старших тоже не знал. Дедушка предположил, что это гранат и решил показать его ювелиру, когда поедет в областной центр по делам. Ювелир дедушкино предположение подтвердил, сказал, что это действительно гранат и, судя по части сохранившегося крепления, сделанного из золота, и по способу обработки камня – вещь довольно старинная, никак не позднее середины девятнадцатого века. В общем, тайна как будто бы раскрылась и все успокоились. А дедушка с папиной помощью тот комод отреставрировал и поставил в гостиной. Очень красиво получилось.

Вообще в доме бабушки и дедушки было на что посмотреть. Ну, во-первых, у них была старая швейная машинка «Зингер» с ножным приводом, которая очень хорошо работала и не раз выручала бабушку, когда ломалась новая, навороченная, с множеством функций. Были красивые китайские веера и ширмы, расписанные цветами и птицами, которые присылал бабушке в подарок её младший брат, служивший на Дальнем Востоке. Был граммофон с большой трубой и патефон во вполне рабочем состоянии с коллекцией старых пластинок, которые мы с бабушкой часто слушали зимними вечерами. Был письменный прибор из уральского малахита, который стоял на бабушкином столе, за которым она проверяла тетради и готовилась к урокам. Сохранилось и несколько серебряных предметов – сахарница, четыре подстаканника и шесть чайных ложек. Был небольшой туалетный столик со створчатым зеркалом в резной раме. Да и сама шкатулка, в которой бабушка хранила свои украшения, тоже была не абы какая. Высокая, на изогнутых ножках, с резьбой по бокам и крышке в виде усеченного конуса, изображающей цветы, ветки с листьями, ягоды и птиц. С внутренней стороны крышки было вделано зеркало. Бабушка говорила, что эту шкатулку дедушка тоже нашел на чердаке. Похоже, это была просто пещера Али-Бабы, а не чердак!

И как же мне нравилось, сидя перед этим зеркалом, увешивать себя бусами, надевать кольца, несмотря на то, что они сваливались с моих пальцев! Прикладывать к ушам серьги! Обматывать руки браслетами! И представлять, что я – Марья-царевна или Василиса Прекрасная. И, бывало, до того заигрывалась, что видела в зеркале не то себя, не то кого-то другого.

Но стоило кому-то из взрослых позвать меня, как грёзы сразу же отлетали, и я возвращалась в привычный мне мир. Да, мне очень нравилось фантазировать, но и действовать в обычной реальности мне нравилось ничуть не меньше. Я с удовольствием откликалась на просьбы взрослых и охотно им помогала: бабушке – поливать грядки из маленькой лейки или собирать ягоды, сматывать пряжу вместе с мамой, подавать дедушке гвозди, а папе ключи или отвёртки, когда они что-то мастерили или ремонтировали.

И вот как-то раз, увешавшись всем этим великолепием и рассматривая резьбу на шкатулке, я вдруг возьми да и скажи:

– Бабушка, а когда ко мне Мороз придёт?

– Какой Мороз, Стасенька? Новый год ещё не скоро, Дед Мороз только в Новый Год приходит. – Ответила бабушка.

– Да нет, бабуль, про новогоднего-то я знаю, я про своего Мороза спрашиваю. Когда он меня найдёт?

Бедная бабушка собрала в кулак весь свой педагогический опыт и ответила как можно дипломатичнее:

– Ну, Стасенька, своего Мороза ты встретишь, когда вырастешь. Вряд ли он придет к такой маленькой девочке.

– Бабуль, а как я его узнаю?

– Узнаешь, Снегурка моя, обязательно узнаешь. – Засмеялась бабушка. На этом разговор и закончился.

Где же ты, Мороз, Морозко, Морозушко. Видно, потерял дорогу в своих скитаниях по бескрайним, неведомым мирам. И откуда появился в моей памяти этот Мороз? То ли фантазия, то ли воспоминание, то ли сон. Не помню, не знаю.

Глава 3

Я вспоминаю…

Как-то раз, поздней осенью, случилось так, что я осталась дома одна. Мы ждали дядю Германа из командировки, он должен был зайти к бабушке с дедушкой, отдать какие-то вещи, и все собрались там, чтобы его встретить: и мама с папой, и тётя Дина, и братья должны были после тренировки пойти к ним. На севере темнеет рано. В ноябре в восемь часов вечера уже ночь. Вообще-то мне и раньше приходилось оставаться одной на час-другой. Дело в том, что мама работала в поликлинике, в физиотерапевтическом кабинете, а вторая смена у них длилась до семи часов вечера. А папа работал на электростанции мастером, и у него бывали ночные смены. Братья порой задерживались на тренировках, в общем, бывали разные обстоятельства, и я не боялась оставаться одна, тем более, что мама сказала, что их не будет совсем недолго, полчаса от силы. Я была простужена и дремала в постели. Дверь была заперта на замок. И вдруг я услышала, как скрипнула половица, потом донесся звук чьих-то шагов. В доме кто-то был. Может, вернулись мама с папой? Или братья раньше пришли с тренировки? Но тогда почему голосов не слышно? Я встала с постели и вышла из своей комнаты. В гостиной стоял незнакомый мужчина. Комната освещалась только настольной лампой, и я не могла хорошо его разглядеть. Видела только, что он высокий, пожалуй, выше папы и дедушки, широкоплечий, с тёмными короткими волосами. До сих пор не понимаю, почему я не испугалась. Я подошла к нему ближе и спросила:

– Дяденька, вы кто?

Он улыбнулся, хмыкнул и сказал:

– Зови, как хочешь. И можно на «ты».

– Тогда я буду называть тебя Морозом.

– Почему Морозом? – Кажется, он слегка опешил и удивился.

– Сама не знаю, наверное, ты на него похож. Я одна дома, побудь со мной, пока мама с папой не пришли.

– Давай побуду, чего не побыть.

Мы пошли на кухню, пили чай с мёдом и вареньем, я рассказывала ему про бусину, которую нашла в шкатулке и с которой пока не знаю, что делать, потому что она вроде бы как ни от чего. Про нашего кота, который охраняет дом не хуже собаки и рычит на чужих людей. Про братьев, которые ходят на тренировки, а меня с собой не берут. Говорила обо всём, что приходило в голову. Он внимательно и серьёзно слушал, спрашивал, уточнял. Бусина его явно заинтересовала, он переспросил меня, когда и где дедушка её нашёл, и сказал, чтобы я берегла её. Про кота сказал, что раз он не рычит на него и даже не вышел посмотреть, кто пришёл, значит, считает его своим. Мне и так было это ясно. Время летело. Вдруг он повернул голову в сторону двери и прислушался.

– А вот и твои мама и папа пришли.

Тут у двери в кухню появился кот и муркнул.

– Ну, беги, встречай. – Сказал гость.

И я побежала в прихожую навстречу маме, папе и дяде Гере. На радостях я забыла про своего странного гостя и кинулась обнимать дядю, которого не видела больше месяца. Потом мы прошли на кухню, и тут мама увидела на столе две чайные чашки и вазочки с вареньем и мёдом.

– Настюша, а кого это ты тут угощала? – Мама спросила в шутку, уверенная, что я просто играла в «гостей», заскучав в одиночестве.

– Ой, мамуль, ко мне же в гости Мороз приходил! Настоящий! А вы мне всегда говорили, что его нет!

Папа с дядей Герой переглянулись, а мама засмеялась:

– Ну и фантазёрка ты, Настя! Это же надо такое выдумать! Ну ладно, Мороз не Мороз, а сейчас у нас в гостях дядя Гера, давай его угощать.

И мы сели за стол, и дядя Гера обратился к маме с папой:

– Послушайте, а ни у кого из вас ключи в последнее время не пропадали? Может, потерял кто-то, а потом они нашлись? Если Настя говорит правду, и этот человек смог войти в дом, значит, он открыл дверь ключом, и значит, он этот ключ где-то взял. А где он мог его взять? Только украсть!

– Не мог он ключ украсть! – Заявила я. – Он не вор. Он же в доме ничего не украл.

– Ну, это ещё проверить надо. Но даже если он ничего не взял, тогда что ему здесь понадобилось? – Спросил папа. – Ради чего он сюда приходил? Кстати, ни у кого из нас ключи не пропадали. А воровать ключ, чтобы сделать с него слепок, а потом подложить обратно – это детективный фильм какой-то! Не может такого быть! Что у нас красть? Секретных документов у нас нет, несметных сокровищ тоже.

И тогда дядя Гера стал спрашивать меня про Мороза, и я всё-всё ему рассказала, до самой последней мелочи. Что никуда больше, кроме кухни, он при мне не ходил. И что кот мирно где-то спал и не рычал, когда Мороз вошёл в дом, и что я совсем не испугалась, а пригласила его посидеть со мной, потому что мне было неуютно одной в пустом доме. Дядя Гера спросил меня, из какой чашки пил мой гость и положил её в целлофановый пакет. Потом родители прошли по всем комнатам, проверяя, всё ли на месте. А дядя Гера осмотрел двери и окна, обошёл вокруг дома, прошёл по тропинке от крыльца до калитки и сказал, вернувшись, что вокруг дома следов нет, а тропинка так истоптана, что чужие следы, даже если они там и есть, совсем незаметны. И что это всё очень странно – в доме ничего не пропало, со мной он просто поговорил. И если это не моя фантазия и в доме действительно кто-то был, то цель этого посещения совершенно не ясна. А самое странное и непонятное, на его взгляд, это то, что я ничуть не испугалась незнакомого человека, а даже совсем наоборот – пригласила его за стол и болтала с ним легко и непринуждённо, как с давним знакомым, как со всеми нами. А ведь подавляющее большинство детей моего возраста, увидев в доме незнакомца, попытались бы убежать и спрятаться, а не заводили бы с ним дружескую беседу.

Глава 4

Мама и папа были сильно встревожены, на следующий день об этом посещении узнали бабушка и дедушка, ну и братья, разумеется, тоже. А дядя Гера пригласил Андрея Михайловича Крымова. Я его знала, видела несколько раз у дяди Геры, когда приходила к нему в гости.

– А кстати, как он вошёл в дом, Настя? Ты слышала, как дверь открывалась? Она ведь на замок была закрыта, правильно?

– Нет, дядя Гера, не слышала. Я проснулась, когда он уже был в доме. Мне было скучно одной, поэтому я попросила его остаться. Он не сделал ничего плохого, просто побыл со мной до вашего прихода. – Твердила я. Я была абсолютно уверена, что его целью было именно это.

– Значит, не слышала. – Задумчиво сказал Андрей Михайлович, обращаясь к маме и папе. – Мы тут с Германом ещё раз всё осмотрели и предположили, что уйти он мог через заднюю дверь. Она ведь у вас только изнутри запирается, а наружного замка на ней нет. Хорошо, что вы сохранили чашку, которой пользовался этот её друг Мороз. На ней обнаружили следы, которые не принадлежат никому из живущих в доме. С соседями мы тоже аккуратно побеседовали, но посторонних возле вашего дома никто из них не заметил. А поведение девочки действительно очень странное, я бы сказал, нестандартное. Никогда не встречал таких детей. Не убежала, не спряталась, встретила как знакомого.

– Да, очень странный визит. – Подытожил дядя Гера. – Поменяйте-ка замки, вот что я вам скажу!

– Да поменять-то недолго. – Сказал папа. – Знать бы только наверняка, что это его остановит.

– Ну что ты говоришь! – Вступила в разговор мама. – Это же не супергерой из комиксов, а обычный человек. И если это вор, то он, конечно, узнает, что у нас была милиция и больше сюда не сунется. Да, неприятная история! И за Настю тревожно.

– Может, он и обычный, конечно, но мы ведь наверняка так и не выяснили, как он вошёл в дом и как из него вышел. – Сказал папа. – Никто же не слышал, как он выходил, всё равно как – в заднюю дверь ли, в окно, или ещё как-то. Ведь если судить по рассказу Насти, когда мы входили в дом, он ещё был на кухне.

Дядя Гера и Андрей Михайлович ничего на это не ответили, только переглянулись и ещё раз посоветовали поменять замки на входной двери и поставить замок на заднюю дверь.

Глава 5

Я вспоминаю…

Этот разговор состоялся через два-три дня после моей встречи с Морозом. Который я частично подслушала. Мои родители, бабушка с дедушкой и дядя Гера с тётей Диной весь вечер допоздна обсуждали это событие. Наконец, дядя Гера предложил, чтобы я вместе с братьями ходила в спортзал на тренировки. Мои братья, Мишаня с Никитой, парочка двоюродных братьев и их друзья занимались борьбой два раза в неделю и два раза в неделю ходили в бассейн после школы. Таким образом, до обеда я была бы у бабушки, а вторую половину дня находилась бы в людном месте, среди множества взрослых и детей, часть которых были одного со мной возраста. Да и для моего здоровья и физического развития это будет гораздо полезнее, чем всё время проводить с бабушкой и дедушкой. Мама, правда, говорила, что детский сад был бы ещё более полезен, но папа ей напомнил, что ей недавно отказали, сказав, что мест пока нет. И мама была вынуждена согласиться на спортзал, как на временную меру. Я поняла, что садик откладывается и спокойно уснула.

Вот так я и стала посещать спортзал. Как выяснилось, тренер по борьбе, у которого занимались мои братья, был другом дяди Геры, который рассказал ему эту историю. Дядя Гера несколько раз за время своего отпуска, который он взял после командировки, побывал вместе с нами на тренировках и в бассейне. Врач и тренер определили мои возможности и способности и пришли к выводу, что делать из меня спортсменку ни к чему, мне нужны просто общеукрепляющие и оздоровительные упражнения, по крайней мере, первые несколько месяцев, а там видно будет. Сильно меня никто не нагружал, я вместе с другими малышами под присмотром тренера играла в мячик, прыгала со скакалкой, кувыркалась на мате, ходила на беговой дорожке, делала упражнения с гантелями. Потихоньку осваивалась в бассейне.

Поначалу я не особенно обращала внимание на то, чем занимаются парни. Я была увлечена новой для меня деятельностью. Но вот как-то раз, утомившись от кувырков и прыжков, я подошла ближе к той части зала, где шли занятия борьбой. То, что я увидела, привело меня в дикий восторг, и я стала просить тренера разрешить мне попробовать. Я уже знала, как его зовут – Ярослав Викторович. Он сказал мне так:

– Стася, дорогая, зачем тебе это надо? Ты ещё маленькая, к тому же девочка. Я понимаю, что девочка тоже должна уметь за себя постоять в случае чего, но заниматься для этого борьбой совсем не обязательно. Есть такие приёмы, которые не требуют большой физической силы. И когда отпор даёт хрупкая с виду девушка, это производит куда большее впечатление, уж поверь мне. Но скажу тебе сразу – в такие ситуации лучше не попадать. Давай договоримся так: ты пока будешь заниматься общеукрепляющими упражнениями, а когда подрастёшь немного и станешь сильнее, я с тобой позанимаюсь. Ты согласна?

Конечно, я согласилась.

После тренировок мы не сразу шли домой, а какое-то время гуляли: или в парке рядом со спортклубом, или в небольшом леске возле реки. Там парни обсуждали какие-то свои дела, боролись, отрабатывая движения и приёмы, бывало, что и курили, хотя тренер строго запрещал курение. Особенно, когда стало ясно, что у братьев с друзьями есть шансы попасть на серьёзные соревнования в область. И всё-таки случалось, что они нарушали запрет. Парни могли себе позволить курить при мне, потому что никогда не было такого, чтобы я проболталась взрослым. Наверное, именно поэтому никто из парней не был против того, что я нахожусь в их компании. Даже наоборот, зная, что в наш дом забрался неизвестно кто, когда я была там одна, они считали своим долгом присматривать за мной и не оставлять одну. А вдруг ко мне подойдёт какой-нибудь незнакомец, и его намерения будут совсем не дружелюбными!

А к тому факту, что я не испугалась совершенно постороннего человека, не подняла шум и не попыталась сбежать, они отнеслись снисходительно – маленькая, мол, ещё, глупая, не понимает, что взрослые бывают разные.

– Слишком ты доверчивая, Настасья. – Солидно, как взрослый, сказал мне один из них. – Вспомни, что говорил нам тренер – что с незнакомцами откровенничать не стоит, мало ли что у них на уме. От них вообще надо держаться подальше.

Конечно, я это помнила. Я это слышала и от мамы с папой, и от бабушки с дедушкой. Но это был совсем другой случай. В том-то и дело, что этот мужчина не был незнакомым. Я собралась было возразить, но передумала. Всех не переубедишь.

Глава 6

Я вспоминаю…

В следующем году я пошла в школу. Было всё как положено: школьная форма с белым фартуком, белые банты, коричневый блестящий ранец с тетрадями и букварём, пенал с запасом ручек и карандашей. Одноклассники. С некоторыми из них я была знакома по спортклубу, были и совсем незнакомые, приехавшие из других мест. Среди них была девочка Кира, Кирюша. Нас в тот же день посадили за одну парту, и мы быстро подружились. У неё был брат, Антон, которого я первый раз увидела на тренировке в клубе. Он был на пять лет старше нас с Кирюшей.

И полетело-побежало школьное время. Я приходила из школы, переполненная впечатлениями и взахлёб рассказывала родителям и бабушке с дедушкой о том, чем мы там занимались. Нас водили на экскурсии то в Краеведческий музей, то в Художественный, то на занятия в гончарную мастерскую, а в сухую солнечную погоду выводили в парк, собирать листья для гербария, сухие ветки и шишки для поделок. Мишаня и Никита слушали меня снисходительно, а взрослые радовались моему энтузиазму. Училась я не то, чтобы совсем легко, но с большой охотой и интересом, частенько заваливая учительницу вопросами. Она, бывало, шутила, что когда-нибудь утонет в океане моих вопросов. А не совсем легко я училась потому, что наша учительница Елизавета Александровна, чтобы у меня не пропал интерес к учёбе, давала мне задания не те, что были в учебнике, а более сложные и более интересные. Например, к уроку природоведения найти что-то о каком-нибудь природном явлении, или о каком-то растении или животном, к уроку литературы – материал о писателе. И благодаря этим заданиям я научилась искать и находить информацию, научилась пользоваться справочной литературой. К четвертому классу, бывало, даже помогала братьям и их друзьям находить необходимый материал, особенно при подготовке к контрольным, сочинениям или английскому языку.

К английскому языку я начала проявлять интерес, когда мне было шесть лет. Как-то раз я увидела в библиотеке, куда уже несколько месяцев ходила самостоятельно, новую книжную выставку для детей. Среди них были книги по английскому языку – учебники и адаптированные издания для дошкольников и детей младшего школьного возраста – стихи, сказки. Об этом я узнала от библиотекаря. Я, конечно, рассказала дома маме и бабушке об этой выставке и сказала, что хочу учить английский язык, хочу читать эти сказки. Мама с папой и бабушка согласились и стали искать учителя для занятий со мной. А вскоре после этого разговора я увидела в спортклубе девочку с книжкой на английском языке, очень красочной и яркой. Я подошла к ней и попросила её почитать, а потом сказать названия предметов из этой книжки. Наш разговор услышала мама девочки, которая привела её на тренировку. И дала мне записку, чтобы я передала её маме. Там был телефон и адрес учительницы, которая занималась с малышами. Учительницу звали Ольга Леонидовна. Вот так я и начала заниматься английским языком.

Мы очень сдружились с Кирой и её братом, и они часто у нас бывали. Они быстро влились в нашу компанию. Мама не могла нарадоваться, что у меня наконец-то появилась подружка.

У нас с Кирюшей было довольно много общего: мы обе любили читать, особенно детские энциклопедии, любили английский и шоколадное мороженое, и терпеть не могли всё розовое. Ну и на тренировках обе занимались с большим удовольствием. Вместе ходили в библиотеку и вместе возвращались домой с уроков и с английского. Мы жили по соседству, наши дома были на одной улице, через пять домов друг от друга, на противоположных сторонах, причём наш дом стоял дальше от автобусной остановки. Вместе ходили на соревнования по борьбе и болели за наших парней. Было, правда, одно существенное отличие, к которому я не сразу смогла привыкнуть – Кира любила рукодельничать. У неё было несколько кукол, и ей очень нравилось шить для них одежду. Я поначалу отнеслась довольно скептически к этому занятию, но спустя какое-то время начала ей помогать, а позже и сама начала шить – то одежду для своих кукол, то плюшевых мишек и зайцев, то кукол из ткани.

Глава 7

Однажды случилось так, что Миша и Никита уехали с командой на областные соревнования, и я в один из вечеров возвращалась одна. Вообще-то в нашем районе было спокойно, но порой случалось, что городские разборки докатывались и до наших улиц, а то и просто ни с того, ни с сего забредали сюда криминальные компании. В тот вечер я возвращалась с занятия по английскому языку, на котором Киры по какой-то причине не было. Было ещё совсем не поздно, но дело было зимой, и уже час, как стемнело. Улицы были хорошо освещены, но как-то так случилось, что людные места остались позади, пешеходы виднелись далеко впереди, а передо мной оказался совсем пустой участок улицы. Я остановилась и повертела головой. «Неужели все соседи уже дома? – подумала я. – Или наоборот, задержались где-то все разом?» Я уже собиралась шагнуть вперёд, как вдруг в проулке услышала быстрые шаги и голоса. Я замерла на месте. Бежать не было смысла, если бы они захотели меня догнать, то легко бы это сделали. Тут из переулка вылетела компания парней и, увидев меня, остановилась. Какое-то время мы просто стояли и смотрели друг на друга. И тут в одном из них я узнала Лёху Волкова. Он жил на соседней улице и был старше меня, кажется, лет на семь. Он тоже довольно долго ходил в спортклуб, но год назад его выгнали за драку. Говорили, что он связался с криминалом.

– Снегурочка, ты, что ли? – Спросил он.

«Надо же, узнал!» – подумала я. И почувствовала облегчение. Я всегда знала, что он относится ко мне доброжелательно. Может быть, потому, что был знаком с дядей Германом. Дружбы между ними не было, но иногда они общались, и я помнила, что дядя хорошо о нём отзывался и очень сожалел, что его выгнали из спортклуба, хоть и говорил при этом, что выгнали за дело.

– Ты почему одна?

– Братья с командой на соревнования в область уехали.

Лёхины дружки заржали:

– Хороша у тебя подружка! Ей сколько лет-то?

– А ну, заткнитесь! – Рявкнул на них Лёха. – Валите-ка лучше отсюда. Вы что, не знаете, чья она племянница?

Парни переглянулись, похмыкали и убрались.

– Лёш, проводи меня домой, – попросила я.

– Ну, пошли, что ли, Снегурка.

– Пошли, Серый Волк, – сказала я. – А это правда, что ты сразу три языка изучаешь? А ещё я про тебя слышала, что ты вроде мистикой увлёкся. Это правда?

– Ну, насчёт языков – правда. А про мистику – чушь. Я интересуюсь не мистикой, а такими событиями, которые наука объяснить не может. Она от них просто отмахивается, а изучать не желает. Вот, например, то, что произошло четыре года назад, когда в ваш дом проник незнакомый мужчина. Я помню, этот случай соседи долго потом обсуждали. Время-то было не позднее, народу на улице хватало и незнакомца в вашем дворе кто-нибудь, да заметил бы. А он и вошёл незаметно, и вышел непонятно как. Просто исчез – и всё.

– Да, это действительно очень странно. Мы об этом до сих пор с удивлением вспоминаем. Ведь когда мы пришли на кухню, его там не было. Правда, дядя Гера и Андрей Михайлович предположили, что он мог уйти через заднюю дверь. Но мы бы тогда шаги услышали, ведь кухня совсем рядом с прихожей. И как дверь открывается, тоже было бы слышно. И как снег скрипит под ногами. Но ведь ничего этого мы не услышали! Совсем никаких звуков! Просто фантастика! Да и как пришёл, тоже не очень понятно. Я его шаги услышала, когда он уже в доме был. А как замок открывался, не слышала, как входная дверь открылась – не слышала. Правда, я сказала тогда, что спала, но это не так, я не спала, просто лежала в постели, ждала родителей с дядей Герой и прислушивалась к звукам на улице. А знаешь, Лёха, дядя Гера говорит, что с твоими мозгами в университет поступать надо, а не с пути сбиваться. Жаль будет, если твои способности пропадут.

– Ну, может, он и прав, твой дядя Гера. То же самое он и мне говорит. Только вот сбиться с пути не проблема, проблема назад вернуться.

– Все иногда с пути сбиваются, – сказала я. – Вот мой дом. Мы пришли. Спасибо, что проводил. Моя бабушка говорит, что хорошо, когда есть проводник. Лёха, мне холодно. Пока, я пошла. – И я побежала к крыльцу.

– Пока, пока. – Услышала я вслед. – Странная ты, Снегурка.

Странная… Я не в первый раз слышала это про себя.

– Странный ты ребёнок, Настасья, – говорила мама, когда я не хотела дружить с девочками, которых она мне выбирала в подружки. – Ну, посмотри, какие хорошие девочки Лиза и Катя, почему ты не хочешь с ними дружить?

– Потому что мне с ними неинтересно, – отвечала я, – их интересуют только куклы.

– Странная девочка. – Говорили родители одноклассников, когда узнавали, что я занимаюсь борьбой вместе с братьями, и что меня совсем не интересуют танцы и гимнастика.

– Какая странная у вас дочка. – Говорили родителям соседи, когда видели, что я вместе с братьями занимаюсь разборкой-сборкой мопедов и катаюсь на них во дворе.

– Какая странная у вас внучка. – Говорили они дедушке с бабушкой, когда видели, что я помогаю деду мастерить что-то из дерева. – Вместо того, чтобы в танцевальный кружок ходить или в куклы играть, она у вас с лобзиком! Что из неё вырастет!

– Она у нас ещё и с паяльником! – С гордостью отвечал дедушка. – Вы бы лучше на своих детей посмотрели! Ваши внуки чем занимаются? По танцевальным кружкам ходят? Бездельничают с утра до вечера, а наша Настасья по хозяйству помогает, весь день чем-то полезным занята.

Бабушка тоже находила, что ответить: «Дорогие соседи, не надо завидовать! А что из неё вырастет, будущее покажет».

Это они ещё не знали, что мне нравятся книги и фильмы про вампиров и вообще всякая мистика.

Глава 8

Время шло, и родители моих одноклассников, и наши соседи постепенно свыклись с моими странностями. С четвёртого класса мы с Кирой начали изучать немецкий, но Кире он не понравился, и она сначала переключилась на французский язык, а потом и вовсе решила заняться танцами.

Ну, а два года спустя, в шестом классе, моих одноклассников накрыла волна первых влюблённостей. Началась пора записочек, перемигиваний, перешёптываний. Кирюша тоже не избежала этой участи. Она влюбилась в нашего одноклассника. Неплохой парень, в меру симпатичный, не скандальный и не драчливый, вполне вменяемый. Но я не могла понять, что она в нём нашла. Она же могла говорить и думать только о нём, о чём бы мы ни начинали разговор, в итоге всё сводилось к Андрюхе: что он сказал, как он посмотрел, Андрюха то, Андрюха это. В общем, жуть! Тихое помешательство! Мы с Кирюшей и раньше влюблялись – в актёров, певцов, музыкантов, в наших комнатах висели фотографии и афиши с их изображениями. Но когда Кирюша влюбилась в одноклассника, я поняла, что это разные вещи – влюбиться в того, кто близко, или в кого-то недосягаемого, кто на твою влюблённость в принципе ответить не может в силу многих причин, одна из которых – возраст. Взрослому мужчине вряд ли может понравиться девочка лет тринадцати, а даже если такое случится, это вызовет сильные подозрения, и от него лучше держаться подальше.

И ещё я тогда думала, что влюблённость – сродни болезни, влюблённый становится просто одержимым. Я и относилась к Кирюше, как к больной, успокаивала её и говорила, что Андрюха, конечно, классный парень, потерпи немного, всё пройдёт. Она обижалась, сердилась, говорила: «Вот подожди, сама влюбишься, тогда поймёшь, что это такое». Слава Богу, длилось это безумие недолго, всего несколько месяцев. Началось лето, каникулы, все разъехались, кто куда, и к осени всё было благополучно забыто.

Кирюшу с Антоном родители повезли оздоравливаться сначала в Сочи, потом в Хорватию. А меня с Мишаней дядя Гера отвёз сначала в Москву, к тёте Нине, потому что Мишка собирался поступать в столичный вуз, а потом, после поступления, в котором никто не сомневался, нас в очередной раз повезли сначала в Австрию, а потом в Швейцарию. Эти страны, плюс Францию, Бельгию и Германию дядя Гера знал, как свои пять пальцев. Знал так же хорошо, как Москву и Питер с окрестностями. И каждое лето возил сначала моих братьев, а потом и меня в какую-нибудь из этих стран. Мы ездили туда не с туристическими группами, а самостоятельно, своим ходом. Брали машину напрокат, селились, где хотели, общались, с кем хотели, осматривали, что хотели. К нам в этих поездках часто присоединялись друзья дяди Геры, то с детьми, то с племянниками, которых мы хорошо знали, и тётя Дина. В общем, собиралась хорошая, дружная компания. Так же было и в это лето. А когда мы возвращались домой, в Москве встретились с Антоном и Кирой, ну и с их родителями, разумеется. И целую неделю провели вместе. К тому времени Кира про Андрюху и думать забыла, впечатления от поездки затмили всё. До десятого класса она влюблялась ещё не раз, и в одноклассников, и в ребят постарше, кто-то отвечал ей взаимностью, кто-то нет, среди одноклассников кипели страсти, я же оставалась от всего этого в стороне, всё своё время отдавая учёбе, спортклубу и прочим не менее интересным занятиям. Даже учителя обратили на это внимание и иногда в шутку говорили: «Кто же растопит нашу Снегурочку? Интересно было бы посмотреть на этого человека!» И когда я слышала эти слова, всегда думала: «Мне тоже было бы очень интересно на него посмотреть!»

Глава 9

Как-то раз на новогодних каникулах я осталась ночевать у бабушки. Был уже поздний вечер, мы готовились ложиться спать, я зашла в бабушкину комнату поболтать перед сном. Села перед створчатым зеркалом вполоборота. На столике стояла её шкатулка с украшениями.

– Открой-ка её, – сказала бабушка, – я хочу тебе кое-что подарить.

– Ещё кое-что? – Удивилась я, потому что бабушка и так уже подарила мне на Новый год очень симпатичные серёжки с ярко-синим афганским лазуритом.

– Ты не забыла про гранатовую бусину? Видишь синий футляр сверху? Возьми и открой его. – Сказала бабушка.

Конечно, я про неё не забыла. Она хранилась в бабушкиной шкатулке, мне казалось, что так будет надёжнее. Я открыла маленькую коробочку. Там лежала та самая бусина.

– Дедушка отдавал её в ювелирную мастерскую, а там из неё сделали подвеску. Теперь ты можешь носить её на цепочке, или на браслете, когда он у тебя будет. А можешь подарить кому-нибудь. В старину девушкам твоих лет специально для этого и покупали бусы – чтобы они дарили их своим избранникам. С одобрения родителей, конечно. Но иногда это случалось и без их одобрения.

Я часто думала об этой бусине. Как получилось, что она попала в трещину в комоде? Была ли это серёжка или часть какого-то большого украшения, колье, например? Что случилось с хозяйкой этого украшения? Эти вопросы волновали меня. У бабушки было несколько больших альбомов с репродукциями картин из Эрмитажа, на которых были изображены женщины прошлых веков. И я часто рассматривала ожерелья, серьги, броши, которые были на них, пытаясь угадать, каким могло быть украшение, от которого осталась эта бусина.

А дня через два-три после этого разговора к нам с бабушкой ввалилась Кирюша и предложила погадать. То есть, она, конечно, не бабушке предложила погадать, а мне, но разговор происходил при бабушке. И попросила для этой цели бабушкино зеркало. Отговаривать от гадания бабушка нас не стала, разрешила нам вынести из её комнаты зеркало в гостиную, а сама осталась в спальне. И свечки дала. Сказала только, что гадать ведь одной надо.

– Знаю, что одной, – ответила Кирюша, – но ведь одной-то страшно!

Кстати, насчёт зеркала. Я сказала Кирюше, что, мол, не всё ли равно с каким зеркалом гадать. Но подружка посмотрела на меня так, будто я сказала невесть какую глупость, и заявила, что гадать нужно только при старых зеркалах, это все знают. Откуда она это взяла, совершенно непонятно. В общем, выключили мы свет, зажгли свечи, поставили возле зеркала, всё, как положено. Гадаем, значит. Заговор какой-то прочитали, который Кирюша из какого-то журнала переписала. Сидим, ждём. А говорить-то нельзя, надо молча сидеть. А сколько времени сидеть надо, чтобы что-то увидеть – Бог его знает. Десять минут прошло, пятнадцать. Мы с Кирюхой устали, я уже хотела сказать: «А ну его, это гаданье!» Уже встать собралась, как вдруг в зеркале что-то мелькнуло, что-то мне почудилось. Я заморгала, потёрла глаза и посмотрела на Кирюшу. Она ухватила меня за руку и сделала «страшные» глаза, призывая молчать. Я посмотрела в зеркало внимательнее, придвинулась к нему чуть ближе… фигура! Вроде как в тумане, и вроде как движется, и вроде как знакомая! Да, очень знакомые очертания мужской фигуры! И походка знакомая! Ещё чуть-чуть, и я увижу его лицо, узнаю! Да, как же, не тут-то было. Фигура почему-то остановилась, я заморгала, не выдержав напряжения, и всё пропало. Мы с Кирюшей вышли из оцепенения, вскочили, включили свет, стали наперебой спрашивать друг друга: «Видела? А ты видела? А что ты видела? А кого?» В общем, выяснилось, что обе видели знакомую фигуру, но кто это был, то ли один и тот же человек, то ли разные люди, мы так и не поняли. Позже, когда мы немного успокоились, я сказала Кирюше, что это гаданье нельзя считать настоящим, ведь фигура-то была одна, а при настоящем гадании мы не могли видеть одно и то же.

– Ну и что, что одна фигура? – Сказала Кирюша. – Фигура одна, а видели мы всё равно каждая своё. Да и не факт, что фигура одна была, может, их две было, а видели мы с тобой по одной фигуре.

Я в очередной раз позавидовала способности Кирюши представить ситуацию так, как желательно ей, а потом долго сожалела и досадовала на себя, что сморгнула и не смогла разглядеть, кто же это был в зеркале.

Хотелось думать, что Мороз. Интересно, увидимся ли мы, удастся ли нам когда-нибудь встретиться?

Глава 10

Я вспоминаю… Вот подошёл к концу восьмой школьный год, наступила весна, впереди были экзамены. В нашем классе было трое отличников и несколько ребят, у которых были все шансы получить серебряную медаль после десятого класса, если, конечно, они останутся на прежнем уровне. Мы с Кирой готовились к экзаменам вместе. Отрывались от учебников и тетрадей только вечером и шли на огороды, помочь родителям с посадкой, с поливкой, с какими-то другими делами. С утра мы уходили то на консультации в школу, то в библиотеку, то оставались заниматься дома. Говорили, что на экзаменах будут присутствовать преподаватели из вузов областного центра и даже Москвы. Наша школа стала привлекать внимание преподавателей столичных вузов по той причине, что в выпускных классах время от времени было много медалистов, больше, чем в среднем по школам области. Потом наблюдался спад в несколько лет. И, видимо, кто-то, может, вузовское начальство, может, кто-то из преподавателей отследил такую динамику. А когда мы учились в седьмом классе, обратили внимание и на нас. Ведь довольно редко бывает, что в одном классе несколько лет подряд держится одно и то же количество отличников и хорошистов, причём эти отличники и хорошисты одни и те же ученики. Это, можно сказать, нечто не совсем обычное. В общем, почти каждый год в наш город весной, как раз в период экзаменов, приезжали, как нам объясняли директор и учителя, преподаватели вузов – то биологи, то химики, то физики. Когда по двое по трое, а бывало, что к ним присоединялись и преподаватели других дисциплин – историки, филологи. Особенно в те годы, когда наша школа была первой на каких-нибудь олимпиадах, а это бывало нередко. Они, конечно, посещали не только нашу школу, но и другие тоже. Проводили разные тесты, опросы, беседовали с классами и с отдельными учениками. К нам, к нашей группе отличников и хорошистов, они проявляли внимание не первый год. И уделяли нам больше внимания, чем другим, что, в общем, понятно. Если они выбирали для себя студентов, для чего им было распыляться. Они били точечно. Проверяли наши знания по разным предметам, причём, выходя за рамки школьной программы. Если, например, хотели выяснить уровень знаний по математике или физике, то давали задания из олимпиадных сборников разных лет, как мы потом выяснили, а то и вообще непонятно откуда. Если проверяли знание иностранных языков, то, опять же, отнюдь не по школьным учебникам. И, по нашим впечатлениям, были очень довольны ответами. Я как-то невзначай проговорилась, что мне нравится латынь, так мне произнесли на латыни несколько латинских изречений, причём не самых ходовых, типа modus vivendy, и попросили перевести.

И ведь какие хитрецы! Проверки устраивали не только на уроках. Могли и в школьной столовой интересный разговор завести или даже в коридоре во время перемены – то о какой-нибудь археологической находке, то о чём-нибудь новом в технике, физике, да о чём угодно, даже о политике и экономике. Кто-то из учеников всегда вступал в беседу. Ну, а потом, на уроках мы, конечно, чувствовали себя свободнее и высказывались гораздо смелее.

И порой во время этих бесед я видела человека, который не вступал в разговор, а просто слушал. Но странное дело! Когда я пыталась узнать, кто же этот человек, спрашивала одноклассников, не знают ли они, кто это, они отвечали, что не понимают, о ком я спрашиваю. Учителя говорили, что это один из университетских преподавателей, ведь комиссия сформирована именно из них. Но как-то раз я случайно услышала разговор нескольких учителей в школьном коридоре во время перемены.

– О ком это Настя постоянно спрашивает? – Сказал один из них.

– Никак не могу понять! – Ответил второй. – Она и ко мне как-то раз подходила с этим вопросом. Но под её описание ни один из наших гостей не подходит. Я ни разу не замечал, чтобы кто-нибудь из них стоял в стороне и просто наблюдал. Может, он просто приходит не каждый день. К тому же и мы-то ведь с вами не находимся в школе с самого утра и до позднего вечера. Кто-то из нас действительно мог его не видеть, мы могли просто разминуться.

– Да так-то оно так, но ведь у нас были общие собрания и педсоветы, на которых присутствовали все учителя и вузовские преподаватели. Особенно самое первое собрание, когда мы знакомились. Неужели он не был ни на одном из них? В общем, странная ситуация с этим человеком.

Не был ни на одном собрании? И никто его не видел? Это что же получается? Только я одна его вижу? Очень интересно! Но задумываться тогда над этим мне было некогда.

А каких только слухов не ходило по школе по поводу такого пристального внимания к хорошо успевающим ребятам! Чего только не выдумывали! И что выбирают учеников для службы в секретной агентуре, и что нас будут готовить для каких-то неведомых спецзаданий, и что намечается межзвёздная экспедиция к экзопланетам, чтобы оценить возможности их освоения. А тех, у кого есть выдающиеся способности к языкам, ждёт встреча с внеземным разумом. А эти преподаватели – они, конечно, преподаватели, но преподают они не совсем то, что говорят. В общем, пришлось вмешаться директору школы и призвать всех учеников умерить свою буйную, а местами даже не совсем здоровую фантазию. Она охладила пыл фантазёров, сказав, что сейчас нужно готовиться к экзаменам и итоговым контрольным, и напомнила, что некоторым до выпускного класса ещё два, три, а то и четыре года, а за это время кто-то вполне может сойти с дистанции. Так оно, кстати, и случилось в дальнейшем.

Глава 11

Ну, а пока мы готовились к экзаменам, был месяц май в середине, и всё было впереди. Как-то раз, вечером, отдыхая от учёбы, я рассматривала в очередной раз бабушкину шкатулку, её резьбу на крышке и стенках. И в очередной раз мне показалось, что в сплетении листьев, цветов и веток кроются какие-то символы, зашифровано какое-то сообщение, какое-то письмо, послание. Мне так казалось и раньше, но тогда это было не так отчётливо, как сейчас. Мне чудилось, что они вот-вот обретут чёткость и ясность, вот-вот я пойму, что это за символы, прочитаю их, но они прятались, убегали в извивы веток, скрывались за цветами. Я подумала: «Ну вот, приехали, совсем от учёбы переутомилась, надо немного сбавить темп. Пожалуй, завтра надо будет закончить заниматься до обеда. А может, вообще денёк пропустить? Кстати, и мама с папой уговаривают сделать перерыв в занятиях. И вообще, не мешало бы, пожалуй, поговорить с бабушкой о странностях её шкатулки. Или о своих!»

И на следующий день я подкатила к бабуле с вопросами. Бабушка сказала, что и сама хотела бы знать больше об этой шкатулке. Например, какой мастер её сделал, какой смысл вложил в рисунок. И не только о шкатулке, но и о других вещах, обнаруженных на чердаке и отремонтированных дедушкой. О туалетном столике с зеркалом, о комоде, в котором обнаружилась бусина, о самой бусине, о буфете, который стоял на кухне и о многих других, оставшихся от прежних хозяев. Все эти вещи – мебель из дорогих пород дерева, гранатовая бусина, малахитовый письменный прибор, пара бронзовых подсвечников, серебряная посуда – явно не могли принадлежать простым людям. Кто же были их хозяева? Куда подевались? Погибли во время революции и Гражданской войны? Или сумели спастись, но не смогли вернуться? Эти вопросы много раз задавали себе бабушка с дедушкой. Они пытались узнать, что за люди здесь жили раньше, до Бобровых, почему оставили мебель (могли ведь и продать!), когда и куда уехали. Но так и не смогли этого выяснить. Никто из прежних хозяев или их потомков так и не объявился. Бобровы были явно не в счёт. Дом был выстроен давно, ещё до революции, и, по словам соседей, они были не первыми его владельцами. Бобровы поселились в этом доме, по словам соседей, году эдак в восемнадцатом, приблизительно. Звали их Тимофей Петрович и Лидия Игнатьевна. Тимофей работал в отделе кадров в Леспромхозе, а Лидия – там же бухгалтером. Говорили, что родом из Сибири, что в наши края их занесла революция, но так ли это было на самом деле? Вообще с этим домом была связана какая-то тёмная история. Его хозяева то ли сбежали во время революции, то ли погибли, то ли пропали без вести. Я выслушала бабулю очень внимательно и сказала:

– Бабуль, а тебе не кажется, что ты и дедушка поселились здесь не случайно? И эта бусина попала ко мне не просто так? И рисунок на шкатулке не просто так привлекает внимание. Как будто вещи хотят нам что-то рассказать.

– Ну и фантазёрка ты, Снегурочка моя! – Засмеялась бабушка. – Хотя как знать, может, ты и права.

Разговор на этом закончился, а потом начались экзамены, и мне на какое-то время стало не до старинных вещей с их тайнами. Экзамены нашей тройкой были сданы на отлично, отшумел выпускной бал для нас и десятиклассников. Кто-то из нашего класса действительно выпустился и пошёл учиться в техникумы. Кстати, на этом балу я танцевала! Да-да! В седьмом классе Кирюша всё-таки сумела затащить меня в танцкласс. Она мне сказала: «Вот представь, вдруг тебе всё же кто-то понравится. Он пригласит тебя танцевать, а ты не умеешь! Неужели не будет обидно?» Я представила… и согласилась. На удивление, мне понравились вальс и танго, и я с удовольствием отзанималась целый год. Да и потом заходила, чтобы не терять форму.

Глава 12

В общем, шум праздника остался позади, и наши с Кирюшей родители и дядя Гера с тетей Диной решили подарить нам путешествие в Швейцарию, Бельгию и Австрию. Но дядя Гера со своим другом Андреем Михайловичем могли поехать только в середине июля, а пока нам было предложено съездить на Байкал. Поехали мы туда, конечно, не одни, с нами вместе поехали Миша с Никитой и Антон. Тётя Дина планировала вылететь двумя днями позже. До Иркутска мы летели самолётом. Оттуда поехали в городок, выбранный для отдыха. Миша и Никита там уже бывали. От Иркутска этот городок совсем недалеко, мы поехали туда на электричке и через три часа были на месте. В ожидании дяди Геры и Андрея Михайловича мы решили пока познакомиться с городом – побывать в Музее минералогии, осмотреть и сфотографировать водонапорную башню, деревянную церковь рядом с вокзалом, а заодно и вокзал осмотреть, и на Шаманский мыс съездить. Через двое суток прилетела тётя Дина. А буквально ещё через несколько дней к нам присоединились и дядя Гера со своим другом. Им удалось приехать раньше намеченного срока. Для поездок по окрестностям мы взяли напрокат две машины. Мы уезжали куда-нибудь подальше от цивилизации с самого утра, выбирали местечко побезлюднее, наслаждались тишиной и покоем, красотами природы и обществом друг друга. Не часто нам удавалось собираться в таком составе. Мы облюбовали небольшую полянку, вдоль которой шла заброшенная просёлочная дорога, а сразу за полянкой начинался лес. Хорошее место для хорошего отдыха.

И потекли беспечные летние каникулы, наполненные погожими, ясными днями, поездками то к реке, то к озеру, долгими прогулками, разговорами обо всём на свете. Мы часто приезжали на выбранную нами поляну. Там, на просёлочной дороге, дядя Гера и Андрей Михайлович учили нас с Кирой водить машину. Мы с ней давно об этом мечтали, наблюдая за тем, как водят наши парни, и учёба у нас с первых же уроков пошла как нельзя лучше. Мы ездили по дороге вдоль поляны на разных скоростях, учились трогаться с места, останавливаться и разворачиваться. Этой дорогой пользовались очень редко, иной раз за весь день на ней не было ни одной машины, и для обучения вождению она подходила идеально. Кира как-то заметила, оглядываясь вокруг, какое это тихое и безопасное место, тут уж точно не может случиться никаких неприятностей в виде столкновения неопытного водителя вроде нас с какой-нибудь машиной. Мы все воззрились на неё с недоумением.

– Как тебе вообще такое в голову могло прийти? Какие ещё столкновения? Дорога практически пустая! – Возмутился Антон.

А я вдруг подумала, что эта тишина может быть обманчивой, а безопасность – мнимой. И беда на самом деле может прийти откуда угодно – вон из той деревушки неподалёку, или вон из того леска, с виду такого безобидного. И тут же обругала себя за такие мысли. Действительно, какие ещё столкновения, какая ещё беда?

Подходила к концу вторая неделя нашего отдыха. Через два дня мы должны были уезжать, нас ждало обещанное путешествие за границей. И вот как-то раз дядя Гера и Андрей Михайлович собрались встретиться с друзьями, которые тоже приехали сюда отдыхать. Тётя Дина осталась в тот день в гостинице. Никите с Кирюшей захотелось провести время вместе, и они уехали на какую-то экскурсию, а мы с Мишкой и Антоном отправились втроём на ту же самую поляну, оставили машину на обочине и пошли в лес, посидеть в прохладе у родника, который мы нашли несколько дней назад примерно в полукилометре от поляны. Мишаня взял с собой сумку с термосом. Посидели, поговорили о том, о сём. День был жаркий, а в лесной тени хорошо, прохладно, рядом холодный ключ булькает. Мы проголодались, и я пошла к машине за бутербродами. Едва успела открыть багажник, услышала шум, крики, какие-то хлопки. Увидела, что на поляну выбежали Миша с Антоном. На плече у Мишани болталась сумка. Они бежали, спотыкаясь, опираясь друг на друга. Кто-то мелькнул у противоположного края поляны, между деревьями, но погони не было и выстрелов тоже. Антон пошатнулся, упал, Мишаня поволок его на себе. Я быстро открыла заднюю дверь машины и побежала на помощь. На парнях была кровь. Кое-как они дошли до машины, и мы с Мишкой усадили Антона на заднее сиденье, а потом Мишаня уселся сам. Я достала аптечку, помогла перевязать и перетянуть раны. Вопросов не задавала, потому что понимала, что сейчас это бессмысленно. Оба были в полубессознательном состоянии. Я завела машину и тронулась с места. Всё было, как во сне. Бледные лица парней в зеркале, кровь на их одежде, яркое солнце и леденящий душу ужас. Я вела машину, мыслей не было. Вообще никаких. Все мои действия были подчинены только одной цели – спасти парней. Вдруг вспомнила: «Телефон!». Позвонила дяде Гере. Он ответил сразу.

– На парней напали на поляне! Они ранены! Я везу их в город! – Крикнула я в трубку.

– Доезжай до развилки и остановись. Я выезжаю навстречу. – Сказал дядя Гера. От звука его голоса мне стало чуть спокойнее. На развилке мы стояли недолго, минут через пятнадцать-двадцать я увидела машину, и тут же зазвонил телефон.

– Настя, не пугайся, это я.

Дядя Гера был не один. С ним был Андрей Михайлович и ещё какой-то мужчина. Я вышла из машины, ноги не держали, я опустилась на землю. Мужчины осмотрели Мишу и Антона, сказали, что угрозы для жизни нет, что нужно обработать раны и сделать уколы. Я осталась с дядей Герой, а парней увезли в медкабинет того незнакомого мужчины, который оказался врачом. Много рассказать я не могла, поскольку нападения не видела. На поляну дядя Гера, конечно, не поехал, по крайней мере, сразу. Сначала он отвёз меня в гостиницу, где мы остановились, потом позвал тётю Дину, коротко рассказал, что произошло, и сказал, что поедет к своему другу-врачу, который забрал парней. Тётя Дина напоила меня горячим чаем с коньяком, потом уложила в постель и оставалась со мной, пока я не уснула.

Мишаня с Антоном вернулись на следующий день вечером. Они, конечно, бледно выглядели, но хотя бы стояли на ногах. Через три дня мы уехали. А я так и не узнала в тот раз, что же произошло на той поляне. На все мои расспросы ответ был один: «Меньше знаешь, крепче спишь». И я решила оставить это дело, тем более что моя миссия была выполнена. Парни долго потом смотрели на меня с каким-то странным выражением лица и глаз, как будто не верили, что это я, едва умея водить машину, вывезла их оттуда и не впала при этом в истерику.

Глава 13

А после девятого класса у меня случилась поездка на Урал, к тёте Лизе. Наши родственники в основном жили на Урале. Тётки, дяди, родные и двоюродные братья и сёстры. В детстве я с ними общалась мало, каникулы в основном проводила с дядей Герой, тётей Диной и Андреем Михайловичем, которые вывозили нас с братьями каждое лето в Европу на месяц-полтора, ради изучения языков в основном, ну и для общего развития. На Урал в отпуск ездила чаще всего мама, почти всегда она брала кого-нибудь из братьев или меня. До окончания школы я бывала у наших уральских родственников раза четыре или пять. Гостили мы там недолго – дней десять-пятнадцать, и назад. Несколько дней занимала дорога туда и обратно. Две недели жили у кого-нибудь из родственников в таёжных сёлах. Мне там не очень нравилось. Горы почему-то всегда действовали на меня удручающе и угнетающе, я всегда старалась держаться поближе к дому, даже если и приходилось выходить в горы вместе с родственниками – за грибами или ягодами, удовольствия я от этого никогда не испытывала.

Но одна поездка запомнилась мне очень хорошо, потому, что была связана с загадкой, с тайной. Бабушка мне уже говорила, что они с дедушкой пытались узнать, кто же был хозяином тех вещей, которые обнаружились в их доме. Им это так и не удалось сделать. Не получилось отыскать хоть какие-то документы, указывающие на хозяев.

И вот как-то раз в одну из поездок на Урал случилась интересная история. Я тогда закончила девятый класс. Маме дали отпуск в начале июня, и она собралась ехать на Урал к тёте Лизе. Тётя Лиза мне нравилась, мы были у неё уже три раза, и мне захотелось поехать с мамой. Она с удовольствием согласилась взять меня с собой. Тётя Лиза обрадовалась, узнав, что я тоже приеду. Нам нравилось разговаривать, тётя Лиза любила рассказывать мне о своей семье, о родственниках, уехавших из села. Кто-то погиб на фронте во время войны, кто-то переехал в город. Она могла рассказать даже о родственниках, живших здесь, на Урале, до революции. У неё сохранились старые письма, фотографии, какие-то мелкие памятные вещицы. Просто удивительно, как она смогла сохранить всё это. Она была старше мамы почти на десять лет, и тогда ей было ближе к шестидесяти.

Она встретила нас на станции, приехала с соседом на его машине. Дело было к вечеру, мы устали, и я без конца проваливалась в дрёму. Пока доехали до поселка, в котором жила тётя Лиза, была почти ночь. Мы вымылись в бане, поужинали и легли спать.

Как же там хорошо спалось! Это почти единственное, кроме тёти Лизы, конечно, что мне там нравилось! Воздух, такой лёгкий и вкусный! Туман перед восходом солнца, мычание коров, собирающихся в стадо, кукареканье петухов! Я встала рано, когда мама ещё спала, а тётя Лиза выгоняла корову в стадо. Мы вместе с ней приготовили завтрак, и пока собирали на стол и ели, она рассказала мне подробно, почему она встретила нас одна. То, что дядя Матвей уехал в город к старшему сыну, мы узнали от неё вчера вечером, когда она нас встретила. А теперь оказалось, что ему придётся там задержаться сверх того, что он планировал. У него что-то случилось с машиной в дороге. До города он доехал, но теперь машину надо ремонтировать, чтобы она выдержала обратную дорогу, а справятся ли они с сыном своими силами или придётся прибегнуть к услугам мастерской – большой вопрос. Так что увидимся ли мы с дядей Матвеем в этом году – неизвестно. С огородом мы ей, конечно, обещали помочь, хотя помощники и без нас были. В этом посёлке жили двоюродные братья тёти Лизы и мамы, а к ним на лето приехали внуки, ну а их-то припахать – святое дело! Вот так и пошло время: утром и вечером на огороде, если было, что делать. Днём, в жару, уходили к реке – загорать и купаться. Ну, я-то, в основном – в тени с книжкой. Или с тётей Лизой. То она мне что-нибудь рассказывала, то я ей. И вот как-то вспомнила я про шкатулку, про бабушкин туалетный столик, про бусину. Про то, как мы с Кирюшей гадали с помощью зеркала на этом столике. И рассказала обо всём тёте Лизе. Я, вроде бы, и раньше упоминала, то про одно, то про другое, но в этот раз впервые собрала эти вещи воедино и рассказала обо всех вместе. Тётя Лиза выслушала меня внимательно и сказала:

– Настюша, а когда мы с тобой в последний раз фотографии смотрели?

– Давно, тётя Лиза. Я тогда, кажется, в шестой перешла.

– Ну да, вроде. А давай-ка старые альбомы посмотрим. Может, там что-нибудь интересное увидим.

И после того, как мы пообедали, тётя Лиза достала несколько старых альбомов с дореволюционными фотографиями. Некоторые из них я помнила. Вот, например, эту: на ней сфотографированы мужчина и женщина, рядом с ними стоят пятеро детей, шестой сидит у женщины на коленях. Дата под фотографией: 5 июня 1860 года. Вот ещё одна: на ней в центре пожилые мужчина и женщина, вокруг них разместились молодые и не очень мужчины и женщины, рядом с ними дети, кто сидит на маленьких стульчиках, кого-то держат на руках. По виду, семья не очень богатая, но одеты элегантно, со вкусом, женщины красиво причесаны, мужчины аккуратно подстрижены и выбриты. У некоторых небольшие бородки и усы. Тётя Лиза говорит, что нужно искать на этих фотографиях предметы, о которых я рассказала. Говорит, что вроде бы в каком-то альбоме их видела. Пока ничего нет. Листаем дальше. Рассматриваем лица давно ушедших людей, одежду. На многих детях я вижу форменную гимназическую одежду, на некоторых молодых людях – университетскую форму. Очень богатых среди них нет, если судить по одежде. Ну ладно, туалетный столик и шкатулка красного дерева, но золотое украшение с гранатом, оно-то откуда могло взяться? Может, подарил кто? И стало украшение семейной реликвией, а потом как-то сломалось, затерялось, и осталась от него одна только бусина. А почему, интересно, Мороз сказал, что её хранить и беречь надо? И вообще, возможно ли найти по этой бусине всё украшение целиком? Хоть бы на фотографии его увидеть, узнать, каким оно было когда-то!

И вот, наконец, знакомые вещи: туалетный столик, а на нём – шкатулка. Точь-в-точь, как у бабушки! Я говорю об этом тёте Лизе, мы обе с волнением рассматриваем фотографию. На ней молодая симпатичная девушка, одетая по моде 60-х годов девятнадцатого века, с красиво уложенной косой. Сидит возле туалетного столика, повернувшись к зрителю. На фотографии дата: 17 мая 1863 года. На ней украшение – небольшой медальон на цепочке. Какого металла – непонятно, но, судя по тому, что появилась дорогая мебель, мог быть и золотым. На обратной стороне фото надпись – Зуева Ольга.

Листаем дальше. Та же самая девушка с другими людьми, из подписи ясно, что это её родители, братья и сёстры, тёти и дяди. Фотографии сделаны в разных местах при разных обстоятельствах: в саду, на террасе, в доме. Это – то чей-то день рождения, то окончание гимназии, то получение диплома о высшем образовании, то празднование Рождества или Нового года. Некоторые фотографии сделаны перед отъездом кого-то из молодых людей на учёбу за границу. Иногда на снимках оказывается только кто-то один из большой семьи, как, например, та самая девушка. Порой присутствует туалетный столик и шкатулка на нём. На многих женщинах украшения, но не очень дорогие – цепочки с кулонами, серьги, кольца, но нет среди них того главного – с гранатом.

И вот, наконец, я вижу эту девушку с интересным украшением на груди: золотое ожерелье, украшенное мелкими камнями, а в центре три камня побольше – овальные, гладкие, без огранки, по форме напоминающие клюкву, в виде подвесок. Я вспоминаю свою бусину. Очень похоже. Смотрю на подпись под фотографией и дату – Ольга Владимировна Чибисова, 1865 год. А фамилия дяди Геры – Чибисов. На Ольге белое атласное платье с кружевами, на голове – фата! Так значит, колье – свадебный подарок! Ну вот, теперь понятно, при каких обстоятельствах появилось в нашей семье это украшение. Кроме колье на ней серьги и кольцо с похожими камнями – такими же гладкими и овальными. Рядом с ней – мужчина, её муж. Он мне смутно кого-то напоминает, да и девушка кажется знакомой. Хотя чему тут удивляться. Это же фотографии наших родственников. Но я в них особо не вглядываюсь. Я смотрю на украшения и говорю тёте Лизе:

– Кажется, это оно и есть. И по фотографии понятно, что были ещё серьги и кольцо. И ещё, если жених мог делать такие подарки, возможно, он дарил своей жене и ещё что-то. Может быть, мы ещё что-нибудь увидим на фотографиях. Хорошо бы отыскать это всё, узнать, где и у кого оно сейчас.

– Интересно, кому эти подарки потом переходили, и кто был их последним владельцем, – говорит тётя Лиза. – Знаешь, Настюша, я думаю, надо внимательно перечитать письма, начиная с 1900 года. А дальше искать в библиотеках, в старых подшивках газет. Одно имя нам уже известно – Ольга Владимировна Чибисова, отыщутся и другие. Из писем попробуем узнать, кто они, ну а потом в газетах поищем. Вернее, ты поищешь. Мне ведь некогда, не могу я хозяйство бросить. А ведь эта бусина неспроста к тебе попала, Настасья. Это ведь она тебя к поискам подтолкнула. Я этих фотографий и писем уже много лет не касалась. И если бы ты про эту бусину не заговорила, мне бы и в голову не пришло какие-то розыски проводить. В общем, дальше сама этим занимайся. Архив этот можешь с собой забрать, отдаю его тебе, теперь уже ясно, что я свой долг выполнила – сохранила его для тебя. Он тебе предназначен.

Тётя Лиза уходит, а я продолжаю рассматривать фотографии. Время от времени попадаются фотографии всё той же О. В. Чибисовой. Теперь на ней и другие украшения – серьги с жемчугом и золотая брошь в виде банта, браслеты, кольца. На чёрно-белых фотографиях не разобрать, какие именно, но судя по нарядным платьям, дорогие. Часто она сфотографирована вместе с мужем, Ильёй Григорьевичем Чибисовым. Рядом с ними появляются дети, сначала маленькие, потом постарше. Семейство растёт. Среди детей – девочка, самая старшая. Ирина Ильинична Чибисова. Вот фотография, на которой ей восемнадцать, как ясно из подписи. Это 1884 год. На ней гранатовое колье, серьги с гранатами. Следующая фотография, три года спустя. 1887 год. Свадебная. Теперь она уже не Чибисова, а Ручейникова. Её муж – Александр Ручейников. А это тоже одна из наших фамилий, то есть из тех, которые мне знакомы по нашим родственникам. Ручейниковы – это мамины двоюродные брат и сестра. Мама поддерживает с ними отношения, и я виделась с ними несколько раз.

Всё-таки молодец мамуля, со многими родственниками не просто переписывается-перезванивается, ещё и встречается. То мы к ним в гости заезжаем, то они к нам. К пожилым родственникам, конечно, чаще мама с папой ездят, чем они к нам. И время от времени то меня с собой берут, то кого-нибудь из братьев. Мне особенно нравится бывать в Питере, у тёти Оли.

Что-то я отвлеклась. Ладно, идём дальше.

Дальше фотографии начала двадцатого века. Японская война, революция 1905 года, Германская война, Февральская революция, Октябрьская. Вот фотография 1907 года. И. И. Ручейникова с мужем и детьми. Старшей дочери Лизе четырнадцать лет, младшей, Кате – одиннадцать. Сыновьям – девятнадцать и семнадцать. Листаю дальше. Фотографии 1910, 1912, 1914 годов. Я слежу за знакомым уже колье, серьгами и кольцом. Особенно пристально – за колье. Наше с тётей Лизой предположение верно: эти вещи передаются по наследству старшей дочери. Но дальше будут войны и революция. В этом водовороте люди исчезали тысячами, не говоря уже о вещах, пусть даже очень дорогих. И вот последние фотографии в этом альбоме – 1917 год. Елизавете Александровне – двадцать пять лет, Екатерине – двадцать три. На Елизавете Александровне я вижу то самое колье. Это – последняя с ним фотография. Оно и понятно. Если колье и осталось в семье ещё на какое-то время, то одевать его было чистым безумием. Не те времена настали, чтобы в драгоценностях щеголять. Тогда вообще не до драгоценностей было, самим бы уцелеть. Многие их тогда прятали, да не многие за ними возвращались. Ну что ж, последнюю владелицу я теперь знаю, это Елизавета Александровна Ручейникова. Но, возможно, драгоценности были поделены между сёстрами, и колье могло оказаться у Екатерины, а может, и вообще достаться кому-нибудь другому. Кому то из братьев, например. Может, их вообще нет в России, может, этой семье удалось уехать за границу, поменять документы, сменить фамилию. Всё, что угодно могло быть. Но если эта семья жила на Урале, то как они оказались на Западе? Как им удалось унести ноги из революционной России? Впрочем, они могли сначала переехать в одну из столиц, чтобы быть поближе к центру событий и иметь возможность быстро среагировать в случае опасности, ну и быть поближе к границе на всякий случай. На случай смены правительства. После Февральской революции были, конечно, люди, которые верили в возможность счастливых перемен, но эти надежды очень быстро угасли. А может, какое-то время они жили в нашем городе? Не даёт мне покоя наш чердак с этой бусиной. Я боюсь поверить в удачу. Неужели в нашем доме жил кто-то из Ручейниковых?

Глава 14

В то лето мне больше ничего узнать не удалось. Архив я забрала с собой, спасибо маме, она не возражала, даже наоборот, сказала, что это будет для меня полезно, если я ближе познакомлюсь с семьёй. Сначала я хотела взять с собой только несколько фотографий – те, что с колье, но тётя Лиза настояла, чтобы я забрала все альбомы и письма.

Но я не сразу продолжила его разбирать. На протяжении последнего учебного года я несколько раз принималась читать письма, но ничего не нашла, возможно, потому, что голова была занята совсем другим. Их и было-то не так уж много, всего несколько десятков, большей частью послевоенные, которые, на мой взгляд, и хранить-то не стоило. Было десятка два-три писем с фронта и вообще военной поры и совсем мало – довоенных. В общем, тогда я не смогла в этом архиве ничего обнаружить. Ходила пару раз в библиотеку, листала старые подшивки газет, но знакомых фамилий не находила. Да и не было в нашей районной библиотеке настолько старых газет, чтобы там можно было найти фамилии наших предков. А если те, кто жил в бабушкином доме сменили фамилию и жили по другим документам, как их вообще найти? Да и времени на розыски особо не было. Всё-таки это был последний школьный год, впереди были экзамены, и выпускные, и вступительные, какая уж тут возня с архивом! Даже о подработке пришлось забыть на какое-то время.

Дело в том, что мне хотелось как можно быстрее стать самостоятельной, и уже в восьмом классе я стала искать возможность заработать. Я обдумала несколько вариантов, но ни один из них мне не подходил. И не потому, что я была слишком разборчивой. Я могла бы и на почту пойти, корреспонденцию сортировать, и в кафе, тем более что там подрабатывали по вечерам некоторые из моих одноклассников, в том числе и Кира. Дело было в том, что для этого пришлось бы тратить время на дорогу туда и обратно. К тому же два раза в неделю я ходила в спортзал заниматься на тренажерах.

Я посоветовалась сначала с папой и мамой, потом с бабушкой и дедушкой, но они тоже не смогли ничего придумать. Тогда я рассказала об этом дяде Гере и тёте Дине. Они обещали подумать и перезвонить. И вот через день раздался звонок от тёти Дины.

– Стасенька, ты сможешь зайти ко мне сегодня после уроков? Или завтра-послезавтра?

Я ответила, что смогу сегодня, и после уроков побежала к ней. То, что она мне предложила, было выше всех моих ожиданий.

– Настя, дело вот в чём, – сказала мне тётя, – я сейчас перевожу книгу, ну, ты знаешь, я тебе о ней говорила. И перевела уже больше половины. А меня просят перевести побыстрее, чтобы взять следующую. Собственно, её уже прислали неделю назад. Ничего особо сложного там нет, ты же знаешь, я перевожу в основном фэнтези, мистику, ну ещё литературу для подростков беру иногда. Конечно, это тоже не ахти как легко, но это всё же не научная литература. Я понимаю, что это звучит немного странно, но мне нужна твоя помощь. Книга довольно интересная и не хочется отказываться от удовольствия с ней поработать. Для начала просто прочитай её. Потом мы с тобой её обсудим. Затем ты будешь переводить, ну, скажем, по две-три страницы в день и пересылать мне, я буду проверять и исправлять, если понадобится. Английский ты знаешь хорошо, я думаю, вместе мы справимся. Ну, и естественно, часть гонорара я буду отдавать тебе.

У меня просто дух перехватило. Конечно, я согласилась. Тётя отдала мне книгу, и я побежала домой, поделиться радостной вестью со своими родственниками. Вот так у меня появился заработок на три последних школьных года. Да и впоследствии эта работа не раз выручала.

Кружок по информатике, в котором мы с Кирой занимались с пятого класса, я тоже не бросила. Дядя Гера время от времени меня, так сказать, тестировал и неизменно оставался доволен моими успехами. Мама с папой, конечно, тоже были рады слышать похвалы от учителей в адрес дочери и даже гордились тем, что я не только учиться успеваю, но и зарабатывать.

Иногда приезжали на выходные Мишаня с Никитой и Антоном. Мы ходили вместе гулять в парк, заходили в тир пострелять, в кафешки поесть мороженого и блинчиков, катались на аттракционах.

Как-то раз я услышала разговор бабушки с Никитой в один из его приездов. Это случилось вскоре после моего дня рождения, когда мне исполнилось семнадцать.

– Ну, как наша Снегурочка, всё в трудах и заботах, на личную жизнь времени как не было, так и нет, так ни с кем и не встречается? Её одноклассники вовсю романы крутят, а она ничем ничего? – Спросил Денис бабушку. Причём так спросил, что непонятно было, беспокоит его тот факт, что у меня нет парня, или же радует.

– Нет, милый, ни с кем. Здесь она ни с кем и не будет встречаться, потому что здесь она не останется. Не здесь её судьба.

– Что, в самом деле? Вот прямо-таки не судьба? Бабуль, а ты не слишком всё засерьёзниваешь?

– Да, Никита, для неё – да, серьёзно. Не будет она встречаться только ради того, чтобы как у всех всё было, чтобы от остальных не отличаться.

– Да… уж! Насчёт этого наша Снегурка – кремень, это уж точно. Вот только не промахнулась бы наша мисс «Не Как Все». Как-то иной раз тревожно за неё.

– Вот об этом можешь не беспокоиться, её ведь всего семнадцать, куда спешить-то?

– Ну что ж, пожалуй, ты права. И то, что к ней пробовали подкатывать то один, то другой, ничего не значит, так, бабуль?

– Так, Никита, так. Да ты чего так взволновался-то?

Никита что-то пробурчал в ответ, а я подумала: «А и правда, чего это он?»

– Ты ведь, Никита, на выпускной-то пойдёшь?

– А то, бабуль! Не могу же я пропустить выпускной наших девчонок?

Глава 15

И вот, наконец, экзамены. Отличников из нашей тройки осталось двое, и до серебряной медали тоже дошли два человека. Трое сошли с дистанции за время учёбы в девятом и десятом классе. Жаль, конечно, что духу не хватило. У кого-то по глупости, кто-то, наверное, престал видеть в этом смысл. Наверное, так и должно было случиться, может, и правда не нужны были им эти медали и сверхпрестижные вузы, которые планировали для них родители. Да, экзамены в десятом классе – совсем не то, что в восьмом. Десятый класс – подведение итогов, что-то исправлять поздно, назад не повернёшь, надо идти вперёд, дальше. Вот когда чувствуется, что жизнь набирает обороты! Впереди учёба в вузе, потом работа, полностью самостоятельная жизнь! Но это впереди, а сейчас – получение аттестатов и выпускной бал. Кирюша прибегала ко мне взволнованная, запыхавшаяся: «Какую причёску сделать? Какое платье выбрать? Какие украшения одеть? Снегурка, помоги! Может, у твоей бабушки одолжить? Я у неё такой классный браслетик видела!» Я знала причину её переживаний – Никита! Вот кто был предметом её девичьих мечтаний.

– Успокойся, – говорила я, – ты ему в любом наряде нравишься.

– Снегурка, я тебя не понимаю! Неужели ты ни капли не волнуешься? Ведь это выпускной бал! Школу только раз в жизни заканчивают!

Конечно, я тоже волновалась, но ведь кто-то должен был сохранять трезвую голову! Хороши бы мы были – обе безголовые!

И вот наступил этот день – день выпускного бала. Вещи были собраны, билеты куплены, можно было не волноваться и спокойно развлекаться, ни о чём не думая. Мы с Кирюшей, нарядные, красивые, как только могут быть красивы девушки в семнадцать лет, в пёстрой толпе одноклассниц пытаемся пробиться к зеркалу, чтобы ещё раз убедиться, что всё в порядке, платье сидит как надо, а причёска не растрепалась. Танцы уже начались, но Никиту с Мишей и Антона что-то не видно. И вдруг мы с Кирюшей слышим за спиной голоса:

– Девчонки, вас просто не узнать! Еле нашли вас!

Тёплая ладонь ложится на моё плечо. Я дёрнулась или нет? Оборачиваюсь. Антон. Пристально смотрит на меня. Улыбается. Моё сердце колотится у самого горла. В голове звон. Что это с ним? Что за странный взгляд, странный жест?

– Ну что, Снегурочка, пойдём, потанцуем?

Он подхватывает меня и вот мы уже среди танцующих пар. Краем глаза успеваю заметить счастливую Кирюшу в паре с Никитой, Мишаню с одной из моих одноклассниц. Мы танцуем один танец, другой, третий. Наконец, я устаю. Антон уводит меня с танцпола, усаживает на стул, говорит:

– Никуда не уходи, я сейчас.

И исчезает в толпе. Возвращается с Кирюшей и Никитой. Говорит:

– Ну что, девчонки, с окончанием школы вас! Мы с Никитой решили подарки вам сделать.

И они протягивают нам с Кирюшей маленькие коробочки, обтянутые тёмно-синим бархатом. Я открываю свою и вижу там маленькую подвеску с голубым топазом. У Киры – точно такая же. Она не визжит от восторга, как обычно, а говорит почти спокойно:

– Никита, спасибо огромное! Какая прелесть! Я как раз такую подвесочку хотела.

Чудеса, да и только! Старается вести себя как взрослая, благовоспитанная барышня и так смотрит на Никиту, что я испытываю смущение. Мы благодарим своих кавалеров и я говорю Антону:

– Пойдём, ещё потанцуем.

Потом он провожает меня домой, и я ещё раз спрашиваю его о том, что же произошло два года назад на той поляне. Два года они с Мишаней уходили от ответа, говорили, что ничего толком про тот инцидент не знают, что про напавших на них людей ничего выяснить не удалось. Но даже если личности тех людей не установлены, то пусть хотя бы расскажет о том, как всё произошло!

Антон молчит минуту-другую, потом произносит:

– Что-то странное случилось тогда. Едва ты дошла до машины, как из-за деревьев вышли четверо, и один из них сказал другому:

– Ты беги за девчонкой, а мы задержим этих. И поторопись. Как бы нам не помешали. Уходи прямо оттуда, от машины, сюда не возвращайся.

Потом оставшиеся трое кинулись на нас, завязалась драка, они вытащили ножи и успели полоснуть нас по разу. Но тут неведомо откуда выскочили трое мужчин, один кинулся к тропинке, по которой ушёл за тобой один из напавших, а второй начал стрелять по тем, с которыми дрались мы. Ну, они, не будь дураки, кинулись от него бежать, а мы с Мишкой поковыляли к машине. И, когда возвращались, слышали в лесу крики и выстрелы. А того, который пошёл за тобой, видно не было. На тропинке вообще было пусто. Ни того бандита, ни твоего спасителя.

Ах, да, твой дядя и Андрей Михайлович всё-таки съездили на ту поляну, но никаких следов посторонних там не обнаружили. Ни на поляне, ни возле родника, где была драка, ни в лесу. Ни поломанных веток, ни гильз. Ничего. Если бы не наши с Мишкой раны, то можно было бы подумать, что ничего и не было.

И ещё вот какая странность. Там как раз в это время, в июле, то есть, земляника поспевает и грибов всегда много, то одних, то других. И жители двух-трёх ближайших деревень каждый год их там собирают. Ну, так вот на следующий день они туда и сходили.

Андрей Михайлович сказал, что они с дядей Герой встретили там нескольких человек, семь или восемь их было. Ну, спросили, не видели ли они кого постороннего, не слышали ли выстрелов, не попадались ли им стреляные гильзы. Местные были озадачены этими вопросами, сказали, что летом здесь никто не охотится, поэтому гильз быть не может, а посторонних, кроме нас, в эти две недели никого и не было. Вот так, Настасья!

– А зачем я-то им понадобилась? – Спрашиваю я.

– Настя, честное слово, не имею ни малейшего представления. Мы за эти два года просто голову себе сломали, думали, кому же мог перейти дорогу пятнадцатилетний подросток.

– А эти люди… Антон, а точно никто из них не показался вам с Мишкой знакомым?

– Ну, Настя, вообще-то у нас не было времени их разглядывать, но нет, никого из них я не узнал. Да и Мишаня тоже. По крайней мере, он ничего об этом не говорил.

Я думаю о странной и таинственной встрече с Морозом двенадцать лет назад, сопоставляю со словами одного из бандитов: «Уходи от машины, назад не возвращайся», но Антону решаю ничего по этому поводу не говорить. А может, он ослышался, может, не так понял? Может, они планировали увезти меня в нашей машине, поэтому и было сказано: «Назад не возвращайся». И всё же я не могу отделаться от мысли о похожести этих двух ситуаций. И Мороз, и эти люди – и напавшие на парней, и те, которые пришли на выручку – все они пришли и ушли каким-то странным, никому не известным способом. Непонятно, откуда взялись, непонятно, куда ушли. И как.

Ладно, больше ведь никаких посягательств на мою персону не было? Не было. Значит, или преступников всё-таки задержали те трое, что кинулись нам на помощь, или они были убиты в перестрелке. И то, что туда ходили местные жители за грибами-ягодами ровно на следующий день, тоже дело обычное – простое совпадение, уговариваю я себя. Ну не могли же они в параллельный мир уйти!

На прощание Антон целует меня в щёку и говорит, что может быть, я всё же когда-нибудь перестану думать о своём мифическом Морозе, и переключусь на реальных парней. Чего это он? Не потому ли Мишаня так усердно выспрашивал бабушку, не встречаюсь ли я с кем-нибудь? Хотел узнать, есть ли шансы у Антона? Но эта мысль задерживается в моей голове ненадолго. Мне и без того есть о чём подумать.

Глава 16

Утром я уехала в Москву подавать документы в университет. Меня поселила у себя тётя Нина, старшая сестра папы. Мы давно договорились, что я буду жить у неё. Она считала, что жизнь в общежитии не способствует нормальной учёбе. И когда я несколько раз навестила знакомых, которые учились в том же университете и жили в общежитии, я с ней согласилась. А на следующий год, летом, тётя Нина уехала в Краснодар, о чём давно мечтала, а квартиру оставила мне, оформив дарственную. Она была довольно обеспеченным человеком, поэтому вполне могла себе это позволить. Муж оставил ей дом в Подмосковье, машину с гаражом. Так что ей было что продать, чтобы купить квартиру в Краснодаре. А так как недвижимость там была дешевле, чем в Москве, то у неё после покупки квартиры осталась значительная сумма, и она совсем не бедствовала. Так я стала обладательницей двухкомнатной квартиры почти в центре Москвы.

Я хотела закончить обучение на год раньше положенного срока, поэтому, как и в школе, много времени тратила на занятия, то в библиотеке, то дома. Развлекалась редко – и времени не было, да и денег на излишества всякие жалко было. Я продолжала подрабатывать переводами, которые время от времени предлагала мне тётя Дина. Конечно, ничего крупного она мне не поручала, в основном это были несложные тексты, чаще всего рассказы на разные темы или фэнтези, но всё-таки за них платили, а это было для меня главное. Активно занималась информатикой, осваивала разные компьютерные приложения, программы, продолжала изучать языки. Часто выходила в парк погулять. Или рядом с домом, или рядом с университетом. Пару раз в неделю созванивалась с Кирюшей. Она училась в Питере, поэтому видеться с ней мы теперь могли нечасто. Вечера, примерно часов с семи, я освободила для отдыха. Усваивала я всё быстро и даже при больших нагрузках могла себе позволить не засиживаться допоздна. Вечером обычно что-то читала. Сам собой вспоминался выпускной вечер в школе, танцы, тот момент, когда Антон подарил нам с Кирюшей подвески. Его глаза, когда я взяла её. Странно. Неужели и впрямь влюбился? Я росла с ним рядом, привыкла считать его другом, просто другом, я относилась к нему как к ещё одному брату. Я знала, что он проходит стажировку где-то за границей, потом, возможно, будет там работать. Во всяком случае, в России будет нескоро, не раньше следующего года. Мы обменялись телефонами, и время от времени перезванивались.

Кирюша очень живо интересовалась, о чём мы говорили тогда, в вечер выпускного бала. Что ж, её можно понять, ведь это её брат. Я думаю, она уже нарисовала в своём воображении свадьбу и даже семейную жизнь лучшей подруги и любимого брата. Но мне пришлось её разочаровать, спустить, так сказать, с небес на землю. Она поначалу немного обиделась, сказала, что это я витаю в облаках со своим Морозом, но потом всё-таки поняла, что я права – зачем давать парню ложную надежду.

Глава 17

После первого курса на летних каникулах я поехала на Урал к тёте Лизе, решив, что настало время разобраться в этой истории с бусиной. Мы с родителями договорились, что я поживу там месяц-полтора. Сначала я заехала в деревню к тёте Лизе, пожила у неё дней десять, а потом уехала в Екатеринбург к родственникам, чтобы посидеть в библиотеке, порыться в старых газетах. И вот сижу я в читальном зале, листаю старые газетные подшивки. Чего там только нет! И статьи на политические темы, и о технических новинках, и о разных происшествиях, и реклама, и даже объявления об услугах магических салонов. Я убеждаюсь, что с тех пор мало что изменилось, всё как всегда. О благотворительных концертах и светских приёмах тоже пишут. Я просматриваю всё подряд, не пропускаю ничего, вдруг где-нибудь да мелькнёт знакомая фамилия или фотография. Вот оно! Есть! 1904 год, сбор средств для госпиталя. В числе жертвователей – Александр Егорович Ручейников. Ну, наконец-то! Хоть что-то. Листаю газеты дальше. Сбор средств на строительство школы, храма, приюта – везде Александр Егорович Ручейников. Светские рауты – на многих фотографиях он с женой и детьми, то с сыновьями, то присоединяются и дочери. На жене – то самое колье. Ручейников помогал содержать больницы, народные столовые, швейные мастерские, библиотеки. Последние фотографии – новогодние, конец декабря 1916 года, и начало января 1917 года. Потом стало не до фотографий. Забеспокоились, видимо, после Февральской революции. Александр Егорович был владельцем чугунолитейных заводов, и хотя много жертвовал на народные нужды, настроения народа знал хорошо, и не надеялся, что это ему поможет в случае переворота и смены власти.

Я пролистала подшивки до 1920 года – больше об этой семье никаких упоминаний не было. Ну что ж, надо возвращаться домой. Всё, что можно было здесь найти, я нашла. В дороге меня не оставляли мысли о том, где и как искать дальше. Где ещё могут быть сведения об этой семье? После февраля 1917 года о ней в Екатеринбурге не было слышно ничего. Значит, они уехали. Их не арестовали, не расстреляли, ведь будь так, бусина не попала бы в бабушкин дом. Интересно всё же, как они оказались в нашем Климове, почему выбрали именно этот город? Может, решили родственников навестить? Ведь у нас есть родственники в Москве, в Петербурге, почему же кому-то из них не жить и в Климове? А заводы оставил на управляющих. Наверняка он и раньше так делал, и раньше куда-то ездил, вполне вероятно, что и за границу тоже. В девятнадцатом веке среди состоятельных людей было принято подолгу жить за границей. На водах, например. В Баден-Бадене, Виши, в Спа. Надо внимательно прочитать письма, которые отдала мне тётя Лиза.

Глава 18

Дома я погружаюсь в тщательное изучение своего маленького архива. Отбираю те, которые написаны не позднее 1920 года. Может, всё же были от Александра Егоровича какие-то вести. Или от членов его семьи. И среди этих писем нахожу-таки одно, которое привлекает моё внимание. Адресовано оно родственникам на Урал из Вятки. Пишет сам Александр Егорович. Сообщает, что поездка проходит благополучно, без сюрпризов, что сначала они, как и собирались, навестят родителей жены и других родственников в обеих столицах, а потом поедут в Климов, к старшей дочери Лизе. Судя по этому письму, их отъезд вовсе не был бегством. В конце письма дата – 5 мая 1917 года. Господи, неужели на этом всё?! Где, ну где же искать дальше? Где ещё может быть информация? Время тогда было неспокойное, забастовки, стачки, страну лихорадило. Неудивительно было бы, если бы семья Ручейниковых уехала за границу. А как в таких случаях, то есть в случаях потрясений и нестабильности, люди прячут что-то ценное? Вещи, документы? И тут меня осеняет совершенно бредовая идея. Я бормочу себе под нос, что я совсем помешалась на детективах и надо бы поменьше смотреть сериалы и не мечтать о кладах, которые по какой-то неведомой причине могут быть спрятаны в доме, но всё-таки подскакиваю и сломя голову мчусь к бабушке с дедушкой.

– Бабуль, – кричу я с порога, – дедушка дома?

– Да здесь я, Настя, что случилось? – Отвечает дедушка.

– Деда, ты, когда шкатулку, зеркало, комод, буфет на чердаке нашёл, ты их хорошо осматривал?

Чердак и подвал дедушка переделывал сам, и стены обшивал, и полы стелил, если бы что-то нашёл, вряд ли стал бы хранить у себя, ведь тогда никто не знал, что в этом доме могли жить наши родственники, а тем более что-то там прятать. Не то, чтобы это было так уж опасно – в советские времена хранить такие вещи, но всё же проблематично и смысла не было: куда их одевать-то? Сразу вопросы начались бы разные неприятные – да что, да откуда, да на какие деньги… Откуда у обычной советской семьи, состоящей из учителя химии и лесотехника, могли взяться жемчуга и бриллианты? Это же не обычные золотые цепочки или колечки с янтарём, которые могли позволить себе многие. Ну, одно-два украшения – это ещё куда ни шло, а вот больше – это уже проблематично. Наверняка нашлись бы желающие отобрать. В общем, проще было сдать найденное государству, получить причитающийся процент и спать спокойно. Дедуля с бабушкой удивились моему вопросу и взволнованному виду, но дедушка всё же ответил:

– Ну, комод с буфетом-то я снизу доверху перебрал, а шкатулку с зеркалом не трогал, незачем было.

– Деда, а можно за зеркало заглянуть, ну, между зеркалом и доской?

– Можно, только зачем?

– Деда, долго рассказывать, сними, пожалуйста!

Дедушка вытащил зеркало из пазов, положил его на стол и отогнул крепления. Мы с бабушкой подняли зеркальное полотно с каждой створки. И под двумя из них увидели исписанные листы линованной бумаги! До дедушки с бабушкой постепенно доходил смысл происходящего. Они ведь знали, что я ездила в Екатеринбург искать следы наших родственников, неведомо куда исчезнувших после февральских событий 1917 года. Про найденные письма я тоже им рассказала. И вот я осторожно разворачиваю листы бумаги и начинаю читать. Почерк знакомый, я уже видела его в письме из Вятки. Это писал Александр Егорович.

«Пишу просто на всякий случай. Не очень надеюсь, что это прочитает кто-то из родственников. А может, и вообще никто не прочитает. В свете последних событий случиться может всё, что угодно. В этом доме уже несколько лет живёт моя старшая дочь Лиза, Елизавета Александровна. Её муж – лесопромышленник, не сказать, что богатый, но вполне состоятельный и очень надёжный человек. Я ни разу не пожалел, что выдал за него свою дочь. Мы с женой и младшей дочерью, Катей, приехали сюда в мае, а сейчас уже середина августа. Мои сыновья уже давно живут за границей, сначала учились там, теперь работают в Швейцарии, оба женаты. Мы должны были приехать к ним ещё летом, но Катенька наша не совсем здорова, её утомила дальняя дорога, поэтому нам пришлось задержаться. Сначала думали, что на месяц, но сначала одно помешало уехать раньше, потом другое, и в итоге остались здесь почти до осени. Я очень надеялся, что удастся уговорить уехать с нами кого-то ещё из родственников, но согласились ехать только двое – старший брат мужа моей дочери и его племянник, Дмитрий и Игнат Рудневы. Но и они говорят, что с нами уехать не смогут, им надо задержаться на какое-то время, чтобы привести в порядок записи опытов (с электричеством, как они говорят), собрать приборы в лаборатории – они хотят взять их с собой. Дольше медлить нельзя, положение в стране всё сложнее, надо поторопиться. Ждать и уговаривать больше никого не будем. Мы, конечно, надеемся, что катастрофы не случится, но всё может быть. После Февральской революции мы тоже думали, что всё ещё может поправиться, но что-то поправок пока не видно, даже наоборот – везде забастовки, стачки. И всё же мы колеблемся – надо ли забирать всё с собой, или же часть оставить? У нас много ценностей, не будет ли слишком непредусмотрительно забирать с собой всё? Может быть, часть всё-таки оставить? Но если оставить, то где? Не в доме же в сейфе – это считай, что на виду, ведь сейф легко найти и взломать. Большую часть денег я храню в швейцарском банке, мой зять тоже. Часть этих средств мы потратили на покупку домов в Бельгии и Швейцарии. Мы почти каждый год ездили туда летом, даже в прошлом году. В конце концов, я решаю оставить часть ценностей Дмитрию и Игнату. Ведь они поедут позже, им тоже понадобятся деньги. Ну, Бог даст, это ненадолго, зиму проведём в Бельгии, а весной, ближе к лету, вернёмся. Хотя не очень-то я на это надеюсь. В сейф мы с Дмитрием решаем положить всё-таки какую-то сумму ассигнациями и золотом и несколько колец и серёг для отвода глаз, чтобы больше нигде не искали и не крушили мебель и стены. Сейф оставляем в обычном месте – в нише за картиной Айвазовского в кабинете зятя, если его найдут (а скорее всего, найдут), то, может быть, решат, что это всё, что осталось. Надежда на это довольно шаткая, но ничего другого не остаётся. Это предложил Дмитрий. Светлая голова у него всё-таки! Деньги для Дмитрия и Игната и кое-какие драгоценности я кладу в шкатулку, которую предложила Лиза, и отдаю Дмитрию перед самым нашим отъездом. Столовое серебро тоже почти всё оставляем на виду, то есть там, где оно хранится обычно – на кухне. Книги и ноты дочерей давно уложены, вещи тоже. Посуду и часть серебра складываем в коробки и уносим в подвал. Журналы, которые выписывала Лиза, связываем и уносим туда же. Лизонька всё же хочет кое-какие вещи взять с собой – щипцы для сахара, сахарницу, ложки, вилки, любимую пепельницу мужа. Я ей не мешаю. Пусть возьмёт на память о доме. Кто знает, когда мы сможем вернуться. Лиза, чтобы занять чем-то дочь, даёт ей колье, она очень любит играть с ним. Она довольна, смеётся, и мы можем спокойно заниматься своими делами. Но вот пора выходить, извозчики нас уже ждут, до станции мы поедем лошадьми, а дальше – поездом. Ехать мы решили через Финляндию. Сначала в Швецию, в Стокгольм, а потом – в Бельгию. Мы все выходим на улицу, начинаем заколачивать окна первого этажа, на втором ставни закрыли ещё вчера вечером. Прислугу отпустили три дня назад. Лиза берёт у Сонечки колье, чтобы спрятать его в саквояж, и вдруг замечает: в колье не хватает бусины! Но где же теперь её искать! Да и некогда. Я в последний раз захожу в дом и прячу записку в зеркало».

Вот это письмо! Мы с бабушкой и дедушкой ошарашенно смотрим друг на друга. Потом я обращаюсь к дедушке:

– Деда, вы ведь с бабушкой много раз в доме обои меняли. Ничего необычного в стенах не заметили?

– Это ты про сейф что ли, Настя? Не было ничего необычного. Стены, как стены. Да и поди знай, в какой комнате тут кабинет был.

Да, действительно. К тому же в этом доме до дедушки с бабушкой Бобровы жили. Вполне могли сейф вытащить, а нишу заложить. Я решаю, что об этом можно и попозже подумать, а сейчас лучше переключиться на предмет, который всегда под рукой.

– Бабушка, – говорю я, – а ведь Ручейников о твоей шкатулке пишет! А вдруг и там что-то есть! Давай проверим.

– Когда я нашёл эту шкатулку, она была пустая. – Говорит дедушка.

– Конечно, пустая! Ведь деньги и драгоценности Дмитрий с Игнатом забрали с собой, а шкатулка-то им зачем? Под одежду её не спрячешь, в руках нести неудобно, внимание привлечёт. Скорее всего, они решили содержимое шкатулки поделить, деньги положить в кошельки, а драгоценности спрятать в одежде. Дедушка, а ведь там может быть второе дно! Давай проверим! Вдруг там всё-таки что-то есть.

Бабушка встаёт и вынимает из шкатулки украшения.

– Давай проверим, – говорит она дедушке и подаёт ему шкатулку, – ну-ка, попробуй подцепить донышко.

Дедушка выходит из комнаты, возвращается с инструментами. Производит какие-то манипуляции, вытаскивает тонкую дощечку, откладывает её в сторону. Мы опять видим исписанные листы бумаги. Ещё одно письмо! Я достаю его. В этот раз почерк совершенно незнакомый, но вполне разборчивый. Это просто чудо, что никто раньше эти письма не обнаружил. Интересно, как же это так получилось? Я не замечаю, что говорю это вслух.

– И правда, чудеса, – говорит дедушка, – вот Александр Егорович пишет, что прислугу вроде как рассчитал и дом заколотил, а давно, когда я только приехал сюда, соседи мне говорили, что жили здесь двое, не то брат с сестрой, не то муж с женой. Бобровы эти самые, которые мне дом оставили. Да я про это уже рассказывал. Вот интересно, ведь столько лет они в этом доме прожили, прежде чем мне его подарить, и что же, ни разу не полюбопытствовали? Ведь всё же целёхонько было, разве что от времени где-то что-то покоробилось да рассохлось.

– Деда, давай всё-таки письмо прочитаем, – говорю я и начинаю читать.

Пишет в этот раз Дмитрий Руднев. «После отъезда Александра с семьёй мы с Игнатом занялись приведением в порядок документов и лаборатории. С лабораторией было проще – какие-то приборы мы просто разобрали, какие-то уничтожили, чтобы лаборатория соответствовала тому, что мы о ней говорили, то есть, оставили только те приборы и инструменты, которые подтверждали, что здесь проводились эксперименты и опыты с электричеством. Сложнее было с описаниями действительных опытов и экспериментов. На самом деле мы занимались вопросами времени и иных миров. Звучит, конечно, дико и странно, но это есть факт, подтверждённый экспериментально – иные миры существуют, и некоторые из них пересекаются с нашим. И к тому же есть среди них такие, которые сдвинуты во времени! Я нашел такое место недалеко от Климова, через которое можно попасть в другой мир. Точнее, это тот же самый наш мир, но сдвинутый по временной шкале на пятьдесят лет. Можно перепрыгнуть этот отрезок времени в случае опасности, чтобы избежать её. Я побывал там много раз, не меньше нескольких десятков, чтобы подготовить, так сказать, плацдарм для отступления. И Игната тоже туда часто водил, чтобы он имел представление о том мире, в который попадём мы с ним. И в котором, по всей видимости, нам предстоит жить. Я бы, конечно, выбрал другой мир, но нет времени на его поиски. Мы с Игнашей в этом-то едва успели освоиться.

Я увлёкся иными мирами давно, ещё в молодости, когда был студентом. Было у меня тогда такое увлечение – я любил ходить в книжные магазины, букинистические в том числе. Любил рыться в книгах. Интересные экземпляры порой среди них попадались! На эту книгу я набрёл случайно, во всяком случае, мне тогда так казалось. Это была удивительная книга! Очень старинная, в богатом переплете. Она была напечатана на латыни. Ну, а поскольку у меня с латынью было всё в порядке (спасибо нашему гимназическому преподавателю), то прочитал я её без труда. Это был перевод какого-то древнего автора. Его имя почему-то не было указано. Там были описания врат времени и рассказы о людях, проходивших в эти врата и вернувшихся обратно. И ещё были рассказы более позднего времени о людях, побывавших в иных мирах. И даже рассказы очевидцев, на глазах которых исчезали люди. Просто таяли в воздухе. Некоторые из них возвращались, некоторые – нет. Поначалу я не принял эту книгу всерьёз, решил, что этот какая-то мистификация, фантастика, сказка, может быть, неудачная и не очень умная шутка. Но всё-таки оставил её у себя. У меня просто не было сил с ней расстаться. Хоть я и считал то, что в ней написано, сказкой, но сказкой интересной. Мне нравилось её перечитывать. И со временем, постепенно, эта книга захватила меня. Как ни странно, тому, что я поверил этим рассказам, способствовало изучение физики. Более того, я не просто поверил, я приступил к поискам таких мест-переходов в иные миры, врат, как их называли в этой книге. И мне удалось найти одно такое недалеко от Климова. Ещё парочка таких врат оказалась под Архангельском. Есть такие места и на Урале. Наверняка они есть и в других местах. Но я сосредоточился на Климове, потому что он был недалеко от Петербурга, добираться туда было несложно. Мало было найти, нужно было ещё и попытаться придумать способ пройти туда и обратно. Через несколько лет мне это удалось. Сначала я задерживался там недолго, боялся отходить далеко от места перехода, проводил там поначалу буквально полчаса-час. Потом убедился, что врата не смещаются ни тут, ни там, стал оставаться в том мире на более продолжительный срок – два-три дня, один раз осмелился провести там неделю. Очень скоро я заметил, что время там сдвинуто на пятьдесят лет вперёд от нашего мира. Я определил это по газетам. Покупать их я не мог, потому что деньги там были другими. Но я нашёл выход – сдал в ломбард того мира перстень. И получил взамен тамошние деньги. Через некоторое время сдал серебряный портсигар в антикварный магазин, купил одежду и обувь, чтобы соответствовать тому миру и не привлекать внимание. Изучил цены на товары первой необходимости и продукты. Ну, товары-то были мне пока без надобности, поскольку одежду я приобрёл, а вот обедать в кафе приходилось, потому что я проводил там довольно много времени. Часто покупал газеты и журналы, чтобы быть в курсе событий и овладеть тамошним языком. Регулярно брал с собой Игната, всё-таки он намного моложе меня, и должен был быстрее привыкнуть к новым условиям. Нам нужны были ещё и документы, мало ли как могли повернуться события. Правда, тогда мы ещё не думали, что нам придётся там жить, просто с документами всё же спокойнее. Тем более, что мы планировали съездить куда-нибудь, да в тот же Екатеринбург хотя бы, посмотреть, каким он стал спустя пятьдесят лет. И изменившийся Петербург посмотреть хотелось, и Москву. Пришлось бы жить в гостинице. В общем, документы были нужны. Игнат, рассматривая карту, купленную в том времени, обратил внимание на то, что некоторые города переименованы, а из книг, приобретённых там же, мы узнали о событиях, случившихся за эти пятьдесят лет. Мы поняли, что надо быть очень осторожными, потому что малейшая оплошность могла привлечь к нам ненужное внимание. Ну, в общем-то, мы и раньше это понимали и старались вести себя незаметно.

Через какое-то время мы обзавелись документами. Об этом позаботился Игнат. Мы с ним съездили в Екатеринбург, который в том времени назывался Свердловск, в Новосибирск. Побывали там в некоторых учебных заведениях. Много разговаривали с местными жителями. Постепенно выкристаллизовался план, по которому мы могли бы там обосноваться, овладеть знаниями, приобретёнными человечеством за эти годы и, возможно, даже продолжить работу, начатую здесь. Мне это казалось очень заманчивым, особенно в свете последних политических событий. И не только политических. Возможно, сказывается тревога за семью и напряжение последних лет, но мне кажется, что за нами наблюдают. То один, то другой нет-нет, да и спросит о наших отлучках. Может быть, это всего лишь обычное любопытство, а может, и нет. А не бываем дома мы в последнее время действительно довольно часто. В общем, мы с Игнатом решили уходить вскоре после отъезда моего брата с семьёй. Описания всех опытов и экспериментов за последние годы мы забираем с собой. Оставлять здесь ничего нельзя. Хорошо, что я не публиковал ничего на эту тему. И ни с кем не обсуждал. Кроме Игната, конечно».

Вот это письмо! Вот это номер! Какое-то время мы сидим молча, переваривая прочитанное. Бабушка с дедушкой недоумённо переглядываются: «Какие такие параллельные вселенные, какие иные миры, что за нелепая фантазия?» Я аккуратно складываю письмо и прячу в карман. Надо будет перечитать его ещё раз. В отличие от бабушки с дедушкой я отнеслась к нему серьёзно. Единственный вопрос, который у меня возникает, это почему Дмитрий вообще его написал? Неужели не предполагал, какая на него будет реакция? Да нет, наверняка мог себе представить. Но всё-таки оставил! Откуда он мог знать, что письмо попадёт в мои руки и окажется значимым именно для меня? Откуда мог знать, что я вообще начну поиски? А если бы его обнаружил кто-то другой раньше меня? Ну, что ж, этот другой мог подумать, что это всего лишь шутка, розыгрыш. Нелепая фантазия, как подумали бабушка с дедушкой. И не придать этому письму ровно никакого значения. Я вспоминаю о людях, живших здесь до дедушки с бабушкой. Что же, они были кем-то вроде сторожей? Может быть. И хотя в те годы люди в основном были заняты выживанием, мало кто думал о научных изысканиях, тайниках и прочих загадочных вещах, могли ведь найтись и такие люди, которым просто захотелось бы поживиться чужим добром. Если бы не эти Бобровы, они могли бы вывезти из дома дорогую мебель, шкатулку и туалетный столик в том числе, и продать их. И никогда не нашла бы я этих писем. Хорошо и то, что Дмитрий оказался очень предусмотрительным человеком, ни с кем не говорил о своём открытии. И Игнат, по всей видимости, тоже. Потом я говорю:

– Всё это хорошо, но надо искать дальше, а где – пока неясно. Александр Егорович пишет, что они решили ехать в Бельгию. Видимо, там и придётся искать.

– Настя, а ты письма все изучила? – Спрашивает бабушка.

– Нет, я их толком и не читала, два или три только просмотрела.

– Давай их все прочитаем, вдруг наткнёмся на какое-то упоминание кого-то из семьи, чтобы поточнее знать, где искать дальше.

Я соглашаюсь. Действительно, надо прочитать все письма. И тут я вспоминаю про бусину. Так вот как она оказалась в комоде! Она отломилась от колье, когда им играла дочка Елизаветы. И лишь спустя многие годы она попала ко мне. Надо непременно восстановить колье, сделать так, чтобы бусина вернулась на своё место. Почему-то мне это кажется очень важным. И ещё, мне кажется, очень важно найти тех людей, у которых сейчас находится это колье. Ведь эти люди – мои родственники, которые оказались далеко от родины много лет назад. Родственники, о которых много лет никто не знал. Я думаю о дальнейших поисках. Я могла бы попросить Антона помочь мне. Да и дядя Гера, я думаю, не отказал бы мне в помощи. Но я хочу сделать это сама. К тому же Антон может быть занят. Он на стажировке сейчас, и я даже не знаю точно, где. Может, во Франции, может, в Швейцарии. А мне, по всей видимости, придётся ехать в Бельгию. Только вот куда именно и к кому?

От моих размышлений меня отрывает стук калитки. Это кто же сюда идёт? Бабушка смотрит в окно и говорит:

– А вот и Герман пришёл с инструментами.

Дядя Гера заглядывает в дверь и говорит:

– Папа, я твои инструменты принёс, сейчас коробку на место поставлю и приду.

Через несколько минут он заходит, и бабушка говорит ему про письма, которые мы только что нашли и прочитали.

– Что за письма, от кого? Ну-ка, ну-ка. – Дядя Гера берёт их в руки и начинает читать. – Так это, выходит, наши родственники? – Говорит он, прочитав первое письмо.

– Выходит, так. – Отвечает дедушка. – Всю жизнь мы в этом доме прожили, и ни сном, ни духом, как говорится. Гадали, кто же в этом доме жил, а разгадка под рукой была. Если бы не Настя, до сих пор бы не знали, чей это дом.

Дядя Гера читает второе письмо, перечитывает, потом какое-то время сидит молча, что-то напряжённо обдумывая. Потом обращается ко мне:

– Настасья, ты позволишь эти письма Андрею Михайловичу показать?

Я не возражаю, и дядя Гера забирает их с собой.

Глава 19

На следующий день мы с бабушкой приступаем к чтению писем. Обычная переписка родственников – кто вышел замуж, кто женился, кто развёлся, у кого родился очередной ребёнок, кто умер. Половину из тех, кто упоминался в письмах, я не знаю. Бабушка тоже знает не всех. Девери, шурины, золовки… Я и слов-то таких почти никогда не слышала. А вот бабушка узнаёт то одного, то другого. Приходит дедушка. Бабушка рассказывает об одном из родственников. Оказывается, он был священником в небольшом городке на Урале. Его постигла печальная участь многих – арест, лагерь, потом ссылка. Он умер после войны. Бабушка видела его несколько раз и хорошо помнит. Вот ещё одна родственница – из так называемых раскулаченных. Тоже хлебнула горя. Её родителей арестовали, и их дальнейшая судьба была неизвестна, а её с братом за месяц до ареста увезли родственники, и им как-то удалось поменять их фамилию на свою. У других мужья на фронте погибли. В общем, всё, как у многих.

Мы читаем очень внимательно, стараемся не пропустить ни слова. Ещё одно письмо, и ещё. Мы уже начинаем думать, что всё без толку. Осталось не больше десятка писем. И вот, наконец, удача. В одном из писем, написанных не так уж давно, лет пятнадцать назад, мы читаем, что в одной из загранкомандировок один наш дальний родственник, Илья Сергеевич, встретился в Бельгии, в Шарлеруа, с одним господином, работающим в компании по производству электротехники, неплохо говорившим по-русски. И он рассказал довольно забавную историю о том, что во время отъезда его предков из маленького северного городка в России буквально накануне революции случилось так, что от одного очень дорогого колье отломилась бусина и потерялась, а искать её было некогда. Так и пришлось бусину оставить, а колье увезти без неё. Колье бельгийский господин показать не мог, потому что оно хранилось в Швейцарии, у его двоюродной сестры, Габи Беренс. Разумеется, Илья Сергеевич ничего не знал ни об утерянной бусине, ни о колье. Но его внимание привлёк тот факт, что господин из Бельгии назвал фамилию и имя своего предка – Ручейников Александр Егорович. Правда, он не помнил название того северного городка, из которого уехала его семья. Больше Илье Сергеевичу в Бельгии бывать не доводилось, да ему и в голову не приходило всё бросить и сорваться на поиски этой мифической бусины. Он вообще не воспринял этот рассказ всерьёз. Было это давно, да и было ли вообще – кто знает? Да и все остальные родственники отнеслись к этому так же – как будто других забот нет, кроме как искать пропавшую бусину с совершенно непонятной целью! Но мне-то цель была понятна и пути ясны.

Глава 20

На наше счастье, бабушка и дедушка знали этого родственника, и мы буквально за несколько дней выяснили, что он жив-здоров, и одна из родственниц дала номер его телефона. Жил он в Петербурге, и я, предварительно с ним созвонившись, отправляюсь туда. Он, конечно, понял, почему я не захотела подробно говорить по телефону. Он вообще был очень понимающим.

– Знаешь, – сказал он мне, – в последние несколько лет я немного покопался в этой истории. Я ведь уже на пенсии, и времени у меня теперь гораздо больше, в том числе и на решение всяких загадок и ребусов. Недавно выяснил, например, что это в доме твоих бабушки и дедушки жили те самые теперь уже заграничные родственники. Рассказывать об этом не торопился, да. Хотел сначала узнать о них побольше. Ну вот, пока узнавал, да пока раздумывал, как вам рассказать об этом, бабушка твоя позвонила, потом ты. Ну, я и решил поговорить обо всём при встрече. Впрочем, заграничные родственники – это был, так сказать, побочный эффект. Главный мой интерес состоял в другом. Ты ведь, наверное, уже знаешь, что после отъезда Александра Егоровича с женой, зятем, дочерью и их детьми (у них были девочка и мальчик) в городе остались старший брат мужа дочери Александра Егоровича, Дмитрий Алексеевич Руднев, и его племянник Игнат. Дмитрий работал в петербургском университете, преподавал физику и математику. Увлекался опытами с электричеством, кстати, на его лекции по электричеству чуть не весь институт собирался, включая преподавателей. Но году этак в двенадцатом Руднев оставил преподавательскую деятельность и занялся исключительно наукой. В Климове он снимал дом по соседству с братом, там же оборудовал лабораторию. И, говорят, любил гулять по лесу, грибы собирал. Иногда и Игната с собой прихватывал, когда он на каникулы приезжал.

Ну, так вот, месяца за два, значит, до революции Елизавета с мужем, детьми и родителями уехали за границу, а Дмитрий Алексеевич с племянником остались. По всей видимости, они хотели уничтожить лабораторию и записи все подчистить, чтобы ничего не оставлять. Когда произошла революция и всех состоятельных людей объявили врагами, по городу прокатилась волна арестов. Пришли и к Рудневым с обыском, но дома их не оказалось, и обыск ничего не дал. Искали в первую очередь ценности, но Рудневы, естественно, всё забрали с собой. Лаборатория была почти пустая и выглядела так, будто там действительно занимались только электричеством, судя по тем приборам, которые там остались. Соседи сказали тем, кто пришёл с обыском, что профессор с племянником ушли не очень давно, но вряд ли отправились на станцию, потому что видели, что они пошли по другой дороге, не той, что вела к станции. Ну, командир, возглавлявший отряд, производивший обыски, отправил несколько человек вслед за ними. Но те вернулись через какое-то время ни с чем. Говорили, что почти догнали их, видели уже. Но они спустились в довольно глубокий овражек, где всегда было сумрачно и туманно и как в воду канули. Земля там сырая была, и следы хорошо были видны. Две пары следов было, которые вели в овраг и в этом тумане обрывались. Командир к этому оврагу сам ходил всё осматривать, велел всю местность прочесать в радиусе пяти километров, да только всё без толку. Никого не нашли. Обыскали и дом Ручейниковых, но кроме того, что было в сейфе, ничего не обнаружили. Его, кстати, быстро нашли. Видать, командир этого отряда понаторевший был в обысках, знал, где чаще всего тайники устраивают. Ну, ещё столовое серебро забрали. Но его было немного, судя по описи. Меньше, чем можно было бы ожидать от такой состоятельной семьи. Да-да, список сохранился, я его видел. Кстати, тогда ведь многие не поверили, что Рудневых не нашли. Долгое время ходили слухи, что их или убили и закопали в том овраге, или сразу же, как догнали, отвели на станцию и увезли, то ли в Вологду, то ли в Петроград. И ещё вот что мне удалось узнать совершенно точно: дом ваш, точнее, твоего дедушки, простоял пустым буквально считанные месяцы. Ближе к весне там поселилась супружеская пара. По крайней мере, так они представлялись.

Тот командир, который обыском руководил, буквально через несколько дней после того, как он Рудневых по всей округе искал, уехал в Петроград, вроде телеграммой его вызвали. И больше о нём в тех краях никто ничего не слышал.

Ну, а адрес того господина из Бельгии я для тебя нашёл. Его зовут Марк Лангрен. И телефончик я тоже раздобыл. Ты ведь язык знаешь? Вот и умница. Договаривайся и поезжай. Да, если ещё какая помощь понадобится, обращайся. И расскажи потом о поездке. Уж очень хочется узнать, чем всё закончится. Стариковское любопытство, знаешь ли.

Я прощаюсь с Ильёй Сергеевичем, обещаю держать его в курсе. Сдаётся мне, что желание узнать об этом деле побольше вызвано не только стариковским, как он сказал, любопытством. Сразу я, конечно, не могла поехать, потому что почти все деньги, которые заработала переводами, уже потратила. И ещё потому, что скоро начинались занятия в университете. Пора было возвращаться в Москву, продолжать учёбу и зарабатывать на поездку в Бельгию. А заодно обдумать всё, что я узнала, и решить, обращаться ли за помощью к Антону. В конце концов, я решила всё же сказать ему, что я еду в Бельгию. Будет здорово, если он сможет меня встретить и сопроводить в Шарлеруа.

Глава 21

Так уж получилось, что с Марком Лангреном я смогла связаться только через два года, в апреле. Я сдала сессию досрочно и была готова выехать в ближайшие дни. С Антоном я тоже договорилась о встрече. И вот я в Брюсселе. С Антоном мы встретились вечером за ужином, и наш разговор затянулся допоздна. Кое-что я рассказывала ему и раньше, но совсем немного и только при личных встречах, а встречались мы нечасто, если уж совсем точно – то всего три раза за два года, один раз на зимних каникулах, и два раза – летом. В общем, поговорить нам было о чём. На следующий день мы выезжаем в Шарлеруа. У Антона выдалось несколько свободных дней, и он смог поехать со мной. Это очень кстати. Язык я, конечно, знаю, и в Бельгии бывала, но всё-таки мне предстоит серьёзное дело, и меня радует, что Антон меня сопровождает. В его присутствии я чувствую себя спокойнее.

В Шарлеруа мы останавливаемся в небольшой гостинице и сообщаем Марку Лангрену о своём прибытии. Он говорит, что будет ждать нас в четыре часа. У нас есть несколько свободных часов, и мы отправляемся на прогулку по городу. Я говорю Антону, что хотела бы посетить Музей стекла и Музей фотографии. Музей фотографии находится в здании бывшего монастыря кармелитов и в нём собран настоящий архив, где хранятся старые публикации и снимки, отражающие всю историю фотографии. В Шарлеруа я была уже несколько раз и знаю, какие достопримечательности здесь есть, куда можно пойти пообедать. И мне всегда нравилось здесь бывать, особенно нравились эти два музея – стекла и фотографии. Но сейчас мне почти всё равно, куда идти и что делать. Я очень волнуюсь перед встречей с Лангреном. Судя по голосу, это ещё не старый человек, ему должно быть немного за пятьдесят. И вот, наконец, мы едем к нему. Ровно в четыре часа мы с Антоном входим в его квартиру. Хозяин довольно симпатичный, хорошо выглядит, подтянутый. Видно, у него есть время и деньги, чтобы следить за собой. Марк приглашает нас в гостиную, и мы начинаем разговор. Я показываю ему бусину, фотографии женщин из нашей семьи с колье на шее и спрашиваю, то ли это колье, которое хранится в его семье. Он внимательно разглядывает фотографии и бусину и отвечает утвердительно. Тогда я говорю, что хотела бы повидаться с нынешней обладательницей украшения и спрашиваю, как это можно сделать. Оказывается, Марк уже говорил обо мне с Габи, и она выразила желание со мной увидеться. Габи – это сестра Марка, точнее, его кузина, ей за сорок, у неё двое сыновей. Марк даёт нам её телефон, и мы уходим. Придя в гостиницу, я звоню Габи, и мы договариваемся встретиться через два дня.

На следующий день я еду в Швейцарию, в Цюрих. Еду одна, потому что Антону нужно возвращаться на работу. В Цюрихе я встречаюсь с Габи. Я опять показываю бусину и фотографии. Она достаёт из ящика письменного стола футляр, открывает его, и я вижу то самое колье, в центре которого не хватает одной бусины. Моей бусины. Я подношу бусину к колье, мы смотрим на него и убеждаемся, что это та самая бусина, от этого самого колье. Я осторожно и аккуратно вставляю застёжку бусины в крепление на колье. У меня возникает странное чувство. Как будто это не бусина после долгих лет забвения, безвестности и ожидания вернулась на своё место, а я сама обрела то, что мне было предназначено от века, это я встала туда, где и должна была находиться. Габи говорит, что я могу забрать это колье себе, ведь у неё нет дочери, которой она могла бы передать его. А я проделала такую огромную работу, чтобы найти это колье, найти эту ветвь семьи. Поэтому могу по праву считать его своим.

Глава 22

И вот я снова в России. Вернувшись домой, первым делом звоню бабушке и родителям, говорю, что поездка прошла успешно, и я скоро приеду в Климов. Потом созваниваюсь с Ильёй Сергеевичем, рассказываю о поездке, о том, что колье теперь у меня. И несколько дней провожу в Петербурге у тёти Оли, потому что мне надо отдохнуть. И подумать. Мне крайне необходимо подумать и осмыслить произошедшее за последнее время. То, что мне удалось вернуть бусину на место, и я оказалась владелицей колье – это, конечно, хорошо и приятно. И можно считать это удачей. Но это, так сказать, вписывается в рамки реального и нормального. А вот то, что рассказал мне Илья Сергеевич – это из ряда вон. Мистика. Я, конечно, не вправе сомневаться в его словах. На шутника он совсем не похож. А ведь этот овражек совсем недалеко от Климова! Он ведь так сказал! А что, если проверить? Нет, конечно, идти туда, в этот туман я не собираюсь, по крайней мере, одна, но хотя бы убедиться в том, что это место существует, посмотреть на него… Почему бы и нет? Но в то лето я не смогла приступить к поискам: попал в аварию сын тёти Лизы, Женя, и мы с мамой ездили на Урал, помогали по хозяйству, мотались по магазинам за продуктами, по аптекам за лекарствами. Тётя Лиза с дядей Матвеем в тот год переехали в город, чтобы облегчить жизнь сына с невесткой. Квартира у них там была, и пока они жили в деревне, её сдавали. Ну, а вот теперь в самый раз оказалась. Мы с мамой долго там прожили, не меньше месяца, а когда вернулись, как-то не до поисков было, хотелось отдохнуть, отвлечься от забот, расслабиться. А потом – зима, учёба в институте, подработки. Но, несмотря на все хлопоты, рассказ Ильи Сергеевича не выходил у меня из головы. Мне хотелось убедиться, что, по крайней мере, это место действительно существует. Я всё чаще стала вспоминать Мороза. Его таинственное появление и не менее таинственное исчезновение. А вдруг он пришёл как раз оттуда, из тумана в овраге, из параллельного мира? При этой мысли меня каждый раз охватывало волнение. Я непременно должна найти это место! Я должна с ним встретиться! Я хочу увидеть его, поговорить с ним. Убедиться, что он действительно есть. Но в ближайшие годы я должна большую часть времени и сил отдавать учёбе, я не хочу отставать.

Через два года я, наконец-то, получаю диплом. Теперь можно отдохнуть и расслабиться, как следует! На работу я должна выйти осенью, а пока у меня целых полтора свободных месяца. И можно, наконец, заняться поисками «кроличьей норы». И, разумеется, я никому не сказала о том, что мне пришло в голову всерьёз принять письмо Дмитрия и рассказ Ильи Сергеевича и взяться за поиски портала. Для начала изучаю карту окрестностей, почти каждый день выхожу в лес. И я совершенно не думаю об осторожности! Мне и в голову не приходит, что кто-то может обратить внимание на то, что я так часто хожу в лес и ничего не приношу оттуда – ни грибов, ни ягод. Но с другой стороны, что в этом странного? Не все любят собирать грибы и ягоды. Некоторым просто нравятся прогулки. Хорошо, хоть карту с собой не ношу, а то от вопросов отбоя не было бы. Мне попадаются разные овраги – глубокие и не очень, в некоторых из них из-за сырости даже был туман, который держался в них немного дольше по утрам, но, в конце концов, рассеивался, и я понимала, что нужно искать дальше. А самое главное, ни у одного из них не было Мороза! Почему я была так уверена, что возле перехода в параллельный мир я непременно встречусь с Морозом? С чего взяла, что он сидит возле портала и ждёт меня, словно ему заняться больше нечем? Что за детский сад, в конце концов? Ведь могло быть и так, что Дмитрия с Игнатом действительно убили в лесу, как и считалось долгое время, и закопали в овраге. И нет никакого перехода. Так-то оно вроде и так, но куда же бесследно исчез Мороз и откуда появился? И откуда-то я знала совершенно точно, что мои поиски обязательно завершатся встречей с Морозом, так или иначе. Я пытаюсь вспомнить, как он выглядел, но картинка плывёт, размывается. Помню тёмные короткие волосы, большую фигуру, приятный голос, внимательный, доброжелательный взгляд. Сколько ему могло быть лет тогда? Тридцать? Тридцать пять? Мне-то было всего пять тогда, и я не могла правильно оценить возраст человека. Помню его руки, помню, как он держал чашку, как помешивал чай ложечкой. Почему я так много думаю о нём? Почему мне так важно его увидеть? Я продолжаю поиски с упорством маньяка. И мне кажется, что на свете немного таких вещей, которые могут меня остановить.

И вот наконец-то, мне, кажется, повезло. Я обнаружила очередной овраг ближе к полудню. Место довольно тёмное, и в овраге стоит туман. Я сажусь на поваленное дерево, отдыхаю, перекусываю бутербродами, прихваченными из дома, пью холодный чай из термоса, наблюдаю за туманом и заодно осматриваюсь. Я довольно далеко зашла сегодня. Это одно из последних мест, где на карте обозначен овраг. Раньше я никогда здесь не бывала. Невесёлое местечко, должна сказать. Довольно угрюмое. Почти сплошь ельник, много валежника. Солнце почти не пробивается сквозь ветки. Вспоминается рассказ братьев и Антона: как-то раз, когда им было лет по двенадцать-четырнадцать, они забрели в какое-то странное, по их словам, место. Было там сумрачно и невесело. Мало того, они почувствовали себя очень неуютно и тревожно, и задерживаться не стали. Даже не осмотрели всё толком. Так не об этом ли участке леса они говорили? Может, спросить Мишаню или Никиту? Нет, не буду. Незачем привлекать внимание и выдавать свой интерес к этому месту. И вот что странно – несмотря на свою угрюмость, на меня это место не действует угнетающе, не вызывает тревоги. Проходит час, другой, третий, но туман и не думает рассеиваться. В других местах туман исчезал вскоре после восхода солнца, до полудня уж точно. Я прихожу к этому месту несколько дней подряд, в разное время – то днём, то вечером. Туман не меняется, остаётся в точности таким, как я увидела его в первый раз. Я всё-таки нашла портал, переход в параллельный мир. Меня огорчает только одно – отсутствие Мороза. Почему он не приходит? Мне кажется, он должен знать, что я его ищу. Господи, он мне даже снится! Желание встретиться с ним становится нестерпимым. Я прихожу туда, к оврагу, снова и снова, сижу там по несколько часов подряд и жду. И думаю, что же мне сделать, чтобы привлечь его внимание, как позвать. Может быть, позвать во сне, раз он мне всё равно снится? Сон – это ведь тоже портал в другую реальность. Вот таким размышлениям я предаюсь каждый день. Ни с того, ни с сего вспоминается Лёха, тот самый сосед, который однажды проводил меня к дому. Тоже вот исчез, несколько лет никто его не видел. Родители, правда, говорят, что он за рубежом живёт. Может, и так. Дядя Гера говорил про него, что он замечательный парень, несмотря на то, что когда-то, было дело, со шпаной связался. В компьютерных программах отлично разбирается, к языкам способности имеет, вообще светлая голова. Он ведь после школы в институт поступил, окончил с отличием. Видимо, дядя Гера смог на него повлиять. Правда, где работает, не знаю. Не до него мне было, своих забот хватало. Но вот дядя Гера, наверное, знает. Почему-то эта мысль заседает у меня в голове.

В конце концов, я решаю оставить возле оврага знак, что я здесь была – рисунок гранатовой бусины. Сначала хотела оставить записку, но потом передумала – я хоть никого и не видела за то время, что сюда приходила, но мало ли… Я подумала, что рисунок всё же лучше. Рисую, как могу и оставляю, придавив камнем.

На следующий день я бегу к оврагу ближе к вечеру. Сразу вижу, что моего рисунка нет. На его месте лежит лист бумаги с нарисованной снежинкой. Какое-то время я сижу на поваленном дереве, пытаясь собраться с мыслями и унять сердцебиение. Так, значит, он был здесь? И он знает, что я хочу его видеть! Мне вдруг вспоминается наше с Кирюшей давнее гадание под Новый год. Я тогда увидела в зеркале мужскую фигуру, показавшуюся мне знакомой. Теперь я уверена, что это был Мороз.

Проходит довольно много времени с тех пор, как я пришла сюда. Волнение постепенно стихает, я успокаиваюсь и решаю, что пора возвращаться. Лист бумаги с нарисованной снежинкой аккуратно складываю и прячу в карман. По дороге домой прихожу к выводу, что к оврагу больше приходить не надо. Мороз, кто бы он ни был, знает, где меня найти. Да и меня и искать не надо, я же от него не прячусь, наоборот, сама ищу встречи.

На следующий день иду к бабушке. Мне хочется посмотреть в её зеркало, то самое, возле которого мы гадали с Кирюшей. Я, как всегда, помогаю бабуле по хозяйству, потом мы пьём чай и разговариваем. Бабушка что-то спрашивает про Антона, я отвечаю, но мои мысли сейчас очень далеко. Моим воображением всецело завладела фигура Мороза. Мне вдруг приходит в голову, что я воспринимаю его как идеал, но я ведь не ребёнок, не подросток, я уже понимаю, что идеальных людей не бывает, что фантазии редко совпадают с реальностью. И реальный Мороз может оказаться не тем, совсем не тем, что я о нём нафантазировала, будучи подростком. Это самый обычный человек с обычными человеческими слабостями и недостатками. И когда я это осознаю, мне ещё больше хочется узнать, какой же он на самом деле. Я подхожу к зеркалу, касаюсь его рукой, смотрю в него, и мне кажется, что в его створках мелькают фигуры. Появляется прозрачная дымка, и в ней в одной из боковых створок я вижу лёгкий женский силуэт, а в другой створке – мужской. Я моргаю, трясу головой, видение исчезает. А я потом долго думаю, что же это было. Наверное, померещилось от переутомления в последние дни. Хватит бегать по лесам и оврагам, пора, наконец, отдохнуть и подумать о будущей работе.

Поскольку я окончила университет с красным дипломом, мне настойчиво советовали поступать в аспирантуру. Даже, можно сказать, уговаривали целый год. Конечно, это было очень заманчиво и соблазнительно. Заниматься наукой мне казалось очень привлекательным. Но тогда пришлось бы согласиться на преподавательскую деятельность, а это мне совсем не нравилось. И вообще, меня больше привлекала работа аналитика. К тому же я уже несколько лет сотрудничала с издательством, переводила для него зарубежные издания, в основном детективы, фантастику и фэнтези. И когда моя учёба подходила к концу, издательство предложило мне постоянную работу. Я долго колебалась между работой переводчика и работой в информационно-аналитической службе. Разговаривала на эту тему и с родителями, и с бабушкой, и с дядей Герой. Родителям больше нравилась профессия переводчика, потому что была для них более понятной. Они считали её интересной, творческой, что, в общем-то, так и есть. И самое главное – безопасной. Дядя Гера считал, что мне больше подходит работа аналитика – и по способностям, и по складу характера. Андрей Михайлович тоже звал меня к себе. В результате всех обсуждений и разговоров я решила согласиться на предложение дяди Геры и Андрея Михайловича и в начале сентября вышла на работу в отдел аналитики, которым заведовал Андрей Михайлович. В конце концов, оставлять работу в издательстве было необязательно, ведь можно же было заниматься переводами и в свободное от работы время, в отпуске, например, или в праздники. И выходные тоже никто не отменял.

А одним из первых, кого я увидела, придя в отдел, был тот самый человек, который приезжал в нашу школу с комиссией, состоящей из вузовских преподавателей.

– Вы? Вы здесь? – Я ошарашено смотрела на него, пытаясь вспомнить имя и понимая, что ведь имени-то его я никогда и не знала.

– Юрий Викторович. – Улыбается он.

– Вот это неожиданность! А я-то думала, что вы преподаватель. Хотя нам никто Вас не представлял, как других членов комиссии, когда они на уроках присутствовали.

– Правда? Нет, я думаю, ты всё-таки догадывалась. А преподавать я действительно преподаю. Не постоянно. Время от времени.

Я хочу спросить его о тех днях, когда он посещал нашу школу, а именно – почему никогда не вступал в разговоры с другими учениками, а только слушал, стоя в стороне, но не решаюсь.

Прошло несколько месяцев, как я работаю в отделе аналитики. Работа увлекла меня, я погрузилась в неё с головой. Но она не могла отвлечь меня от мысли о рисунке снежинки, который я нашла летом в овраге. Этот рисунок не даёт мне покоя. Неужели он не мог написать хоть что-нибудь? Когда он появится в нашем мире? Чёрт, и ведь не спросишь ни у кого! Вот если бы я действительно спросила: «Дядя Гера, помнишь, ко мне в детстве приходил кто-то, кого я называла Морозом, и которого никто не видел, кроме меня? Так не скажешь ли, когда он вернётся?» Интересно, что бы дядя Гера при этом подумал?

Вот так я беспокоилась и волновалась довольно долго, но спустя какое-то время волнение как-то само собой улеглось и неизвестно откуда появилась уверенность, что наша встреча состоится совсем скоро.

Глава 23

И вот как-то раз Андрей Михайлович пригласил меня в свой кабинет, и когда я пришла, сказал, что хочет познакомить меня с сотрудниками, которых я еще не видела. По крайней мере, за то время, что здесь работаю. Дядя Гера тоже был там. Я уже бывала в этом кабинете, и он мне нравился. Такой деловой и уютный одновременно, с матовым стеклом во всю длину кабинета и с жалюзи. Сейчас они раздвинуты. В ожидании этих самых сотрудников мы разговариваем, Андрей Михайлович спрашивает меня, как мне нравится моя работа, дядя Гера интересуется, удобно ли мне ездить к половине девятого утра. Как будто они и сами не знают! Что за странные вопросы? Уж не случилось ли чего? Я смотрю на них с недоумением, и мной начинает овладевать беспокойство. И тут я слышу шаги в коридоре, мужские голоса. Один я узнаю сразу – это голос Антона. Интересно, когда он приехал? И почему не позвонил? Второй… Второй будит какие-то смутные воспоминания. Я вижу силуэты сквозь стекло. Дверь распахивается, и в кабинет входят двое мужчин – Антон и ещё один, незнакомый. Или знакомый? Они оба садятся напротив меня. Андрей Михайлович представляет мне второго мужчину. Его зовут Артём. Артём Мороз. Да-да, именно такая у него фамилия. Он лет на десять старше Антона и в звании повыше – майор. Он что-то говорит дяде Гере и Андрею Михайловичу. Я смотрю на его руки, слушаю его голос, и мне становится не по себе. Это тот самый мужчина, которого я привыкла называть Морозом. Тот, который приходил ко мне в детстве, которому я рассказала про бусину. Его волосы сейчас длиннее, чем тогда, и собраны в хвост. Я в смятении и в смущении, понимаю, что это неприлично, но не могу отвести от него взгляд. Я, конечно, не ожидала, что он появится с грохотом, в дыму и пламени, или окутанный морозным туманом и мириадами снежинок, но чтобы вот так, в кабинете Андрея Михайловича, да ещё и вместе с Антоном… Они что, вместе работают?

Я проваливаюсь в детство и слышу свой голос:

– Бабушка, а когда ко мне Мороз придёт?

И ещё:

– Мама, а ко мне Мороз приходил!

И ещё:

– Я буду называть тебя Мороз.

И недоумение на его лице, и опешивший взгляд в ответ.

Я почти не слышу, что говорят вокруг, едва замечаю, как все поднимаются и выходят из кабинета.

Он видит моё состояние, берёт мои руки в свои и говорит:

– Настюша, милая, ну чего ты так разволновалась? Знаешь что, пойдём-ка отсюда, посидим в кафе, поговорим.

Звук его голоса действует на меня успокаивающе. Я прихожу в себя, смотрю по сторонам. Все ушли, кроме Андрея Михайловича. Он стоит у окна с чашкой чая в руке, задумчиво смотрит на улицу, потом на нас. Артём кивает ему, и мы покидаем кабинет и выходим на улицу. Артём ведёт меня в кафе неподалёку от управления. Там почти пусто сейчас. Мы занимаем столик, заказываем кофе и пирожные. На меня опять накатывает смятение. Как мне к нему обращаться, как называть? По имени-отчеству, товарищ майор? Господи, ну и чушь приходит в голову! Ладно, попытка не пытка, как говорится.

– Ну что же, Артём, рассказывай, – говорю я.

И Артём рассказывает. Я слушаю его очень внимательно, не перебивая, хотя кое-что из того, что он говорит, я знаю из письма Дмитрия Руднева. Но одно дело – прочитать письмо, а совсем другое – слушать человека, которого я знаю лично. То, что дядя Гера и Андрей Михайлович давно интересуются параллельными мирами, переходами из одних миров в другие, я узнала, начав с ними работать. Но кое-что было мне неизвестно. Оказывается, мысль о параллельных мирах впервые возникла у них, когда они в очередной раз столкнулись с непонятным исчезновением сразу трёх человек в одном месте, а потом ещё двоих в том же месте, и в третий раз в том же самом месте почти полгода спустя опять трёх человек. Сначала они, было, отмахнулись от идеи о параллельных мирах как от бредовой, но они были людьми умными и опытными и понимали, что иногда даже бредовые идеи могут оказаться верными. Как говорил Нильс Бор: «Эта идея безумна, но достаточно ли она безумна, чтобы оказаться верной?» В общем, оба полковника решили, что идея безумна вполне достаточно. А уж после того давнего случая, когда кто-то неизвестный, которого девочка Настя называла Морозом, оказался у неё в гостях, а потом исчез самым невообразимым образом, оба майора были совершенно твёрдо уверены, что они правы в своих предположениях. Что параллельные миры существуют и надо работать в этом направлении.

У всех следователей, занимающихся этими делами, как водится, возникло предположение о проделках маньяка, но какой силой должен обладать маньяк, чтобы справиться сразу с несколькими людьми! Тем более что никаких следов преступления обнаружено не было – ни следов падения тел, ни следов крови, ни следов волочения, ни каких-то там подкопов или тайных ходов, если люди исчезали в помещении. Ничего! А люди пропали!

И тогда дядя Гера и Андрей Михайлович стали отбирать такие случаи для статистики и анализа – в каких местах происходили исчезновения, сколько человек пропало, с какой периодичностью, в какое время. Оказалось, что люди не только пропадали, но и возвращались. Правда, поговорить мало с кем из них удалось, поскольку кто-то умер за много лет до того, как эти случаи привлекли внимание двух полковников. Кто-то был сильно не в себе после возвращения. А тот, кто вернулся вменяемым, не спешил делиться впечатлениями, и стоило больших трудов убедить этих людей в серьёзном интересе к их путешествию и уговорить рассказать, как было дело. Свой интерес они, естественно, не афишировали, действовали осторожно и скрытно.

И всё же их деятельность не осталась незамеченной с той стороны. Уж какую они там ниточку дёрнули, Бог весть, но что-то, видать, задели, если в близком к нашему параллельном мире что-то было услышано, и был послан в наш мир тогда ещё старший лейтенант Артём Мороз. И время вроде было рассчитано правильно, но вместо двух майоров, Чибисова и Крымова, Артём встретил маленькую девочку, которая не испугалась его, а пригласила на кухню и угостила чаем с вареньем и конфетами. Он долго вспоминал потом этот визит, вспоминал глаза этой девочки, улыбку, как они сидели вдвоём за столом, и она рассказывала ему про кота, про братьев, про бусину… Было ясно, что с майорами он не встретится. Не в этот раз. Чибисов-то пришёл, но пришёл вместе с родителями девочки, а Мороза это совсем не устраивало. И вообще, время вышло, и пора было уходить. И он исчез. Рассказал пославшим его людям о встрече с этой девочкой, и все решили, что они просто чего-то не учли, что-то выпустили из виду, и надо наблюдать за событиями в этом секторе дальше.