Читать книгу На ловца и зверь бежит - Марина Серова - Страница 1

– Не правда ли, странное совпадение: обе летим из Парижа, обе из Тарасова, обеих зовут Татьянами… – коралловая улыбка моей собеседницы обнажила ослепительный ряд фарфоровых зубов.

Любое совпадение в нашем мире упущенных возможностей действительно кажется странным, как будто еще раз на практике подтверждается сумасшедшая гипотеза о пересечении двух параллельных прямых. Моя попутчица усердно налегала на красное вино, которым ее снабжала предупредительно-любезная стюардесса.

Поначалу тихая и задумчивая, почти отрешенная, она становилась все более разговорчивей, хотя стиль ее общения диктовался не столько желанием обменяться мудрыми или вздорными наблюдениями, оценками, точками зрения, сколько стремлением выглядеть в глазах собеседника неразрешимой загадкой. И тем не менее это была ходячая Мона Лиза, супер-Джоконда, ибо улыбались не только ее глаза и рот, улыбалось все ее тело, сильное и холеное, ее точеные запястья в золотой паутине браслетов, ее колени и негромкий, но глубокий голос, который не раздевал слова до звонкой наготы, но точно пеленал и укутывал их в бесцветную вату равнодушия.

– А чем вы, собственно, занимаетесь?

Моя соседка попыталась проявить ко мне интерес, но я чувствовала, что в ее замутненном алкоголем сознании я пребывала в качестве неброского пятна.

– Ничем из ряда вон выходящим, собираю информацию для одной фирмы.

– Доходное дело? – моя собеседница, очевидно, утвердилась в намерении продолжать словесный пинг-понг.

В ответ я лишь неловко улыбнулась и неопределенно пожала плечами: мол, день на день не приходится. Она понимающе взглянула на меня и, извинившись, встала, что позволило мне оценить всю зрелую красоту ее фигуры: тонкая талия, пышная грудь, крутой изгиб бедер. Узкая черная юбка так плотно облегала ее соблазнительные ягодицы, что казалось, вот-вот лопнет по швам. Пользуясь счастливым случаем поделиться своим горьким жизненным опытом и загубленными сладкими иллюзиями с незнакомым, в первый и, вероятно, в последний раз увиденным человеком, Татьяна рассказала мне, что она любовница крупного бизнесмена, весьма наглого и отталкивающего типа, который тем не менее спонсировал ее запланированные покупки и незапланированные вояжи.

Ну что ж, у сего «нахала» и «скупердяя», как его именовала «Мона Лиза», отличный вкус: с такой дамой, как она, не стыдно появиться в обществе, ей пойдет как деловой строгий костюм, который только подчеркнет обаяние ее царственной женственности, так и самое откровенное декольте, дорогие меха и украшения. Она просто призвана служить великолепной вывеской финансового благополучия ее содержателя.

Даже в изрядном подпитии, когда жесты большинства людей становятся расхлябанно-неуклюжими и резкими, «Мона Лиза» сохраняла неспешный такт и грациозное равновесие. Чуть пошатываясь, она, словно играючи облокачиваясь ладонью об углы спинок кресел, переходила от одного к другому. При каждом толчке ее рука скользила вниз, она обворожительно и высокомерно улыбалась, сознавая свое природное превосходство перед полчищами «серых мышек» и дурнушек и кокетливо отметая любые подозрения трезвых пассажиров относительно ее «неординарного» состояния.

Когда «Мона Лиза» вернулась из туалета и плавно опустилась в кресло, я сидела, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Я повернула голову: ее бледный точеный профиль вновь поразил меня своим благородным изяществом. Я наблюдала, как нарастает ее опьянение, развязывая ей язык, заставляя ее красиво очерченные губы надолго застывать в полуидиотской мечтательной улыбке. Слегка подведенные плутовские глаза Джоконды с каким-то бессмысленным вниманием вперялись в очередной порожний фужер, который она вертела так и сяк, зажав его тонкую стеклянную ножку между большим и указательным пальцами.

Когда она наконец, не поворачивая анфас своего лучезарно-блаженного лика, скосила глаза в мою сторону, мне показалось, что взгляд ее скользит мимо меня, уплывая назад и вправо.

– А вы совсем не пьете? Я вот решила немного расслабиться. – Она неожиданно подалась вперед, ткань ее клетчатого пиджака из тонкого джерси отогнулась, обнажив верхнюю часть груди.

Блестящие каштановые пряди на миг закрыли ее правильный нос и слегка выступающие скулы. Я могла противопоставить ее опьянению рубиновой жидкостью и своему – недельными каникулами с Эриком в Париже – только трезвую прохладу апельсинового сока.

Стюардесса принесла его, стоило мне только нажать на кнопку вызова и сделать заказ. Великолепный западный сервис.

– Но я не сказала самого главного! – спохватилась моя сумасбродная попутчица.

Она резко выпрямилась, загадочно улыбаясь и рассыпая золотые искорки лукавого взгляда.

– Моего любовника, представьте себе, шантажируют… Не то чтобы он потерял аппетит или лишился сна, но я вижу, это для него очень неприятно. Иногда мне кажется, что он даже боится. Порой мне жаль его, но чаще я говорю себе: брось, пускай он сам о себе позаботится, у тебя в магазине дела идут как по маслу, на остальное – наплевать!..

Ну, конечно, живет она с ним в основном из-за денег. Не исключено, что и у нее есть определенная потребность в человеческом тепле, дружбе, понимании, но главный мотив – обеспеченная жизнь, хорошая работа, которую ей дал ее богатый любовник…

Директриса крупного магазина – неплохо для начала, тем более что она со своим спонсором познакомилась совсем недавно. Конечно, ее последнюю реплику можно списать на порыв пьяной откровенности. В одних алкоголь пробуждает безудержное веселье, других провоцирует на дебош и разборки, третьему дает шанс убежать от проблем, от надоевшего человека или себя самого, в четвертом рождает глупый энтузиазм неразборчивой любви ко всему и всем. Почти везде спутником рюмки является неукротимая спорадическая болтливость. Здесь моя тезка неоригинальна.

А все-таки глупый цинизм ее заключительной фразы говорил против нее. Под шелковистой шкуркой домашней кошки я почувствовала вероломство тигрицы. Моя непрошеная собеседница принадлежала к тем женщинам, которые в минуты наивысшего подъема страсти незыблемо хранят в тайниках своего существа лед спокойного отчуждения, позволяющий им после всех вакхических взрывов и извержений с холодным безразличием одиноко курить у окна, губкой молчания стирая свои воспоминания. Хотя их прошлое – свежее парное молоко… Эта морозная игла отстраненности являлась магической осью, вокруг которой вращалась бархатная вселенная обаяния «Моны Лизы». Противоречивость реакций, мимики, характера составляла основу ее обволакивающего шарма. Мы еще некоторое время поговорили о том, о сем, пока моя соседка не задремала.

Эрик, Эрик… Мне даже не нужно опускать веки, чтобы видеть тебя, перед моими глазами по-прежнему жемчужно-серое парижское небо, подернутая нежной рассветной дымкой Сена, набережная Вольтера, где я и ты, забыв обо всем на свете, провели чудесные семь дней!

Это была идея моего русского американца – встретиться в «столице мира». Обилие достопримечательностей, перед которыми вначале широко и удивленно распахивались мои глаза, под конец стали вызывать легкое раздражение… Меня хватило только на четыре дня, остальные три я посвятила заповедным уголкам лица и тела Эрика, чем осталась совершенно довольна.

Представляю: в Москве и в Тарасове дождь осенний, серый, унылый, в рябых лужах вечерние огни, усталые озабоченные лица прохожих, несносные таксисты у аэровокзала… Единственное, что меня успокаивало, – Эрик дня через три-четыре обещал прилететь в Москву, а потом на пару дней заскочить в Тарасов.

* * *

Я окинула взглядом салон самолета. Примерно половина пассажиров дремала, другая половина невозмутимо болтала. Летели в основном мои соотечественники, если не считать нескольких иностранцев. Прямо напротив нас, по другую сторону салона, чернокожий и белозубый сын Африки что-то напряженно подсчитывал на миниатюрном калькуляторе, изредко дружелюбно посматривая в нашу сторону.

Я взглянула на часы: оставалось чуть больше получаса лета. Почувствовав легкий голод, я заказала сандвич с ветчиной. Моя соседка продолжала мирно покоиться с закрытыми глазами в кресле. Обстановка в салоне была совершенно непохожей на ту, которую я наблюдала во время полета в Париж. Дело в том, что самолет тогда попал в изрядную болтанку, и российские нувориши как сумасшедшие метались от бутылок со спиртным к туалету. Я чуть со смеху не померла, видя, как эти обладатели целых состояний в один миг утратили остатки самообладания. Лишь небольшая горстка пассажиров сохраняла гражданское и человеческое достоинство, продолжая сдержанно обмениваться репликами или молча сидеть и почитывать журналы и газеты.

Эта картина живо напоминала мне театр абсурда, на представление которого в Париже водил меня Эрик. С одной стороны, суетящаяся толпа перепуганных богачей, с другой – чрезмерно, для такой ситуации, спокойные homo sapiens'ы, которые, казалось, с непоколебимым хладнокровием могли бы подняться на эшафот, не утратив гордого остроумия и наплевательского отношения к угрозам «курносой».

Мы благополучно приземлились в Шереметьеве-2. Моя попутчица, немного протрезвев, сосредоточенно молчала, наверное вспоминая, не сказала ли она чего лишнего. Миновав длинный застекленный коридор, мы оказались в здании аэровокзала. Светились электрические табло, человеческий муравейник сновал туда-сюда, женский голос, смазанный плохой акустикой, объявлял о прибытии и отбытии самолетов.

Гремучее эхо лавиной обрушивалось на пассажиров, дробилось о стены, отшвыривая внимание и память людей в пределы раздражающей путаницы и неразберихи. Японка, летевшая нашим рейсом, наконец встретилась с ожидавшими ее японцами. Воскрешая сумрачную и грандиозную эпоху самураев, она бухнулась на колени, приветствуя двух мужчин и одного ребенка мужского пола. Что за дурацкий обычай!

Москва встретила нас моросящим дождиком и наглухо задраенными пунктами обмена валюты. Я все-таки нашла одного неказистого на вид мужичонку, который обменял мои 50 баксов на «капусту» по курсу, утешительному для держателей долларов и убийственному для простых «рублевых» граждан.

Мы решили с Татьяной разделить поровну бремя расходов по проезду в город. Таксисты ломили несусветные цены. Столковавшись с одним на взаимовыгодных условиях, мы, бросив сумки в багажник, уселись на заднее сиденье желтой «Волги». Татьяна собиралась пробыть в Москве до конца недели, а я планировала добраться до Тарасова поездом. Черный шлейф дороги был усыпан огнями фар, которые шарили по мокрому асфальту, выбрасывая вперед и назад свои желтые, по-стариковски дрожащие руки. Татьяна попросила высадить ее у станции метро «Комсомольская». Распрощавшись друг с другом без особой теплоты и душевности и даже не обменявшись координатами, мы последовали каждая своим маршрутом.

Без труда купив купейный билет до Тарасова и некоторое время потусовавшись на Павелецком вокзале, я села в поезд, нафаршированный усталыми «челноками» и их неподъемной кладью. Одни шумно разговаривали, другие уже вынимали из пакетов и сумок провизию, дабы восстановить физические силы, лихо растраченные ими в беготне по «сказочным» рынкам столицы.

Прикинутая по последней парижской моде, с сумкой «Duty free» через плечо, я чувствовала себя заморской белой вороной. Ничего, как-нибудь перекантуюсь, всего одна ночь – и я в Тарасове.

* * *

В Тарасове было чуть теплее, чем в Москве, но оцинкованное неподвижными серыми тучами небо не давало вздохнуть в полную грудь. Мне изрядно надоели услужливо-хищные таксисты, и я решила воспользоваться самым заурядным троллейбусом, который не заставил себя долго ждать. Я замерла на задней площадке и опустошенно уставилась в окно, стараясь не замечать обычной утренней толкотни. Люди покорными косяками шли на работу. Их унылые, бледные лица и плоские силуэты, минуя мое сознание, тут же соскальзывали в мертвое осеннее забвение.

* * *

Толком не выспавшаяся и раздраженная, я тем не менее быстро поднялась по лестнице, нетерпеливо предвкушая отдых и горячую ванну. Но, открыв дверь, я первым делом рванулась к агонизирующему телефону. Раскаленный корпус буквально трещал по швам от разрывавших его звонков.

– Алло, – я не узнала собственного голоса.

– Алло, здравствуйте, могу я услышать Иванову Татьяну?

– Это я, слушаю вас внимательно.

Остатки сна и раздражения мгновенно улетучились.

– Меня зовут Шарков Эдуард Игоревич. У меня к вам неотложное дело. Хотелось бы встретиться, разговор не телефонный, вы меня понимаете?

Его приятный баритон излучал спокойную решимость. Голос вполне разумного человека.

– Как вы узнали мой телефон?

– От приятеля. Он весьма высокого мнения о ваших сыскных способностях.

– Хорошо. Приезжайте. Только давайте уточним время. Часа в два вас устроит?

– Нормально.

Я назвала свой адрес Шаркову Эдуарду Игоревичу и, повесив трубку, с большой неохотой принялась перекраивать в уме свой дневной распорядок. Конечно, две-три фразы мало что значат в сфере человеческого общения. С другой стороны, если бы люди, не полагаясь на свое внутреннее чутье, прежде чем вступить в контакт с человеком, пытались бы сначала собрать о нем возможно больший объем информации, они, ввиду того, что сбор интересующих сведений потребовал бы значительного времени, просто шарахались бы друг от друга, не смея довериться своему непосредственному впечатлению.

Эдуард Игоревич был загодя мне симпатичен, хотя истинность моего интуитивного расположения к нему нуждалась в проверке. Возможность такой проверки мне предоставится ровно в два часа пополудню. А что говорил мой нюх опытной ищейки? Дело наверняка серьезное. Судя по его интонациям, Эдуард Игоревич не производил впечатления суетливого человека. Скорее всего бизнесмен. А может… Да ладно, черт с ним, надо же и о себе подумать. Я сняла плащ и отнесла сумку в спальню. Переодевшись в домашнюю амуницию, я достала из шкафа чистое белье, полотенце и направилась в ванную.

Горячая вода, морская соль и сладкий абрикосовый гель вернули меня к жизни. Высушив голову феном и наложив на лицо дневной крем, я занялась приготовлением завтрака. Яичница с помидорами, пара йогуртов и чашка кофе. Потом я вернулась в гостиную и, вытянувшись на диване, решила немного вздремнуть. Но вместо того чтобы, как говорится, спать вполглаза, я провалилась в какое-то тревожное сонное оцепенение, из которого меня вывел резкий звонок в дверь. Я вскочила, взглянула на часы: четырнадцать ноль одна.

Зевнув и пригладив волосы, я кинулась открывать. Предчувствие меня не обмануло: Эдуард Игоревич был солидным мужчиной лет сорока, с лукавым взглядом близко посаженных карих глаз. Высокого роста, довольно плотный, со здоровым цветом лица, массивным подбородком и гладкой кожей, он производил впечатление уверенного в себе и знающего толк в жизни человека.

– Еще раз здравствуйте, – приветливо сказал он.

Я всегда досадовала на то, что, прежде чем приступить к делу, приходилось выполнять весь этот церемониал приветствия, приглашения, предложения кофе, сигарет и т. д. Он вошел, снял свое фетровое кепи, бежевую куртку из микрофибры и, аккуратно пристроив свои доспехи на вешалке, вежливо и благодарно внял моему приглашению пройти в гостиную и сел в предложенное кресло.

Я предупредительно принесла пепельницу, поставила ее перед ним на журнальный столик и приземлилась в кресло напротив.

– Я пришел к вам за помощью по одному щепетильному вопросу. Вот только захотите ли вы мне помочь?

Он достал пачку «Мальборо» и вынул из нее две сигареты, одну из которых предложил мне. Я вежливо отказалась.

– Утвердительно или отрицательно ответить вам я смогу только после того, как выслушаю вас. Не будем терять времени, говорить обиняками, люди мы деловые, знаем цену часам и минутам.

Прежде чем перейти к повествованию, Эдуард Игоревич закурил, и по легкой дрожи его пальцев я поняла, что под оболочкой философского спокойствия таится вполне понятная тревога. Его взгляд неопределенно устремился в потолок, потом, подобно часовой стрелке, сделал круг и уперся в поверхность стола. Глухо кашлянув и собравшись с мыслями, он наконец заговорил:

– Мне нужно найти документы, очень важные бумаги… Чтобы вы могли оценить всю их важность, я должен ввести вас в курс дела. Не знаю, слышали ли вы о торговой компании «Авторитет». В настоящее время это целая империя с сетью многочисленных магазинов. Направление деятельности – торговля всем и вся, начиная с косметики, кончая холодильниками и чем угодно еще.

Ну так вот. Когда все начиналось, нас было двое, я и нынешний генеральный директор Гарулин Аркадий Вадимович. Пай у нас был неравный, в соотношении один к двум. Идейным руководителем являлся он, но я тоже вложил немало средств и времени в наше дело. Кухня была как бы одна, но я знал, что Аркадий на свой страх и риск проводил кое-какие операции, не ставя меня в известность. Я смотрел на все сквозь пальцы, хотя от меня не укрылось, что и менеджеры, и бухгалтеры зачастую извлекали свою выгоду из нашего предприятия.

– Они обманывали вас? – спросила я прямо.

– У меня был свой фронт работы. Я, честно говоря, старался не лезть не в свои дела, ради своего спокойствия игнорировал эту грязную возню. Может, я и сам виноват… – Эдуард Игоревич выпустил струю дыма в потолок, почесал лоб и, вздохнув, продолжил: – Проработав пять лет, я решил уйти из «Авторитета» и при этом должен был получить солидную денежную сумму…

– Но если дела у компании шли, как я поняла, неплохо, осмелюсь спросить, – сказала я с напускной вежливостью, – почему вы решили уйти?

– Одна из причин заключается в том, что, едва возникали какие-нибудь проблемные ситуации, Гарулин перекидывал ответственность на меня, и я должен был сглаживать острые углы, возникавшие из-за его непродуманного руководства. Иной раз он принимал решение не под давлением обстоятельств, не в результате здравой оценки создавшегося положения, а под воздействием своих внутренних интересов, комплексов, детских обид и даже возможности отомстить кому-то, хотя плоды этой мести часто оказывались горькими. Когда же мне удавалось сделать что-то полезное или просто уладить какой-то конфликт, заслугу он бесцеремонно присваивал себе.

Чтобы перечислить все причины, понадобилось бы слишком много времени. Добавлю лишь, что он всячески ущемлял мои интересы. А тут представился случай самому открыть дело, и я решил этим воспользоваться и забрать свою долю из «Авторитета», – Шарков положил потухший окурок в пепельницу, – и когда сообщил об этом Аркадию, он, как мне кажется, затаил обиду. Вообще он считает, что все ему чем-то обязаны. Без сомнения, мои первые деловые знакомства, связи, партнерства сложились благодаря ему, но потом многие наши партнеры предпочитали иметь дело со мной, потому что я умел договариваться, уважая интересы других. В итоге, не говоря уж о дивидендах, я не получил даже своего пая.

– Позвольте задать вам вопрос: ваши отношения с Гарулиным были оформлены официально? Если я вас правильно поняла, вы хотите с моей помощью вернуть свои деньги?

– Да, речь, безусловно, о деньгах, но, хотите верьте, хотите нет, никаких письменных договоров или соглашений между нами не было – все на словах, на дружеской основе и ручательстве.

– Как-то это не очень вяжется с моим представлением о бизнесе. Дружба дружбой, а служба службой. – Я без особой охоты процитировала народную мудрость и в упор посмотрела на Эдуарда Игоревича, который намеревался закурить вторую сигарету. Он отвел глаза в сторону, прикурил и, не глядя на меня, заметил:

– Со стороны судить легко.

– Я не сужу вас, избави бог. У меня нет на это никакого права, да и не должна я этого делать – ведь вы мой потенциальный заказчик. Поймите меня правильно, я просто хочу знать все обстоятельства и детали дела.

Моя дипломатическая гибкость всегда боролась с моим идиотским правдолюбием, сосредоточившим в своих руках арсенал хлестких, но не всегда уместных вопросов «в лоб».

«Ладно, ладно, не гони, – успокаивала я себя, еле сдерживая неподдельный интерес. – Мистика какая-то, бизнес на доверии!»

– Благодаря Гарулину я познакомился с большим количеством самых разных людей, от которых многое, если не все, зависит в Тарасове. Неудобно было демонстрировать ему свое недоверие, подписывать какие-то бумаги… Оставим это. Я знаю, что Гарулин занимался не совсем легальной деятельностью, – Шарков непроизвольно понизил голос.

– Что вы под этим подразумеваете? – я снова прямо взглянула ему в лицо.

– Во-первых, – он откинулся на спинку кресла, удобнее устраиваясь в нем, – администрациям всех магазинов была дана команда не показывать всю выручку по кассе. Во-вторых, и это главное, благодаря связям в областной думе он не так давно взял кредит в Сбербанке – один миллион долларов, такие кредиты дают далеко не всем. По общему согласию заинтересованных сторон подразумевалось, что отдавать этот кредит никто не будет. Пару раз он выплатил проценты по кредиту, а за это время переоформил компанию вместе с долгами на своих приятелей, которых отправил кого в Штаты, кого в Израиль – концы в воду. Сам открыл новую компанию под названием «Раритет». Конечно, поделился с кем надо. В общем, обокрал, говоря нормальными словами, государство. Да сколько всего было…

Есть документы, с помощью которых я мог бы его прижать и потребовать свою долю, но они пропали во время недавней вечеринки из стола главного бухгалтера. Это я уж потом узнал от «моих» людей.

– Не могли бы вы поподробнее рассказать, что представляют собой эти документы.

– Ну, там были платежки, реальные прайс-листы, договоры с поставщиками и тому подобное – они находились в пластиковой синей папке.

– Понятно. А вы не пытались потребовать у Гарулина свою долю?

– Конечно, пытался. В принципе он мне в открытую не отказывает, но, кроме пустяковой суммы, которая составляет меньше половины моего паевого взноса, я ничего не получил. А когда я попытался надавить на него, он пригрозил мне расправой. Если бы у меня были эти бумаги, я смог бы получить причитающуюся мне долю, а она сейчас составляет около полумиллиона долларов. Найдите мне эту папку, и кроме вашего гонорара я отдам вам пять процентов от этой суммы в качестве вознаграждения. Естественно, безо всяких налогов. – Он пристально посмотрел на меня, ожидая, по всей видимости, мгновенной реакции, свидетельствующей об эффекте, произведенном названной суммой.

Но я, ничем не выдавая своей заинтересованности, хранила невозмутимость мраморной статуи, хотя двадцать пять кусков на дороге не валяются.

– Очень соблазнительно, – улыбнулась я, – но мои обычные расценки – двести долларов в сутки плюс расходы, ладно, об этом после, а сейчас мне необходимы еще кое-какие сведения.

Шарков поднял на меня вопросительный взгляд.

– Перечислите мне всех, кто был на вечеринке в тот день, когда пропали бумаги.

– Вот, – Шарков полез в карман и протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги, – я подготовил список, всего было семь человек.

– Очень приятно работать с предусмотрительным клиентом. – Я развернула листок и пробежала глазами список, там были имена, адреса и телефоны.

– Эдуард Игоревич, а не могли бы вы дать краткие характеристики каждого из этих людей?

– Конечно, могу. Ну, Аркадия я вам уже немного обрисовал, можно только добавить – это, конечно, не относится к характеру, – что у него есть еще так называемая служба безопасности. Ее начальник, некий Сергей Люкин по кличке Люк, дважды сидел, и его команда под стать ему.

Так, дальше… Козлова Вера Степановна, главный бухгалтер, мы ее взяли спустя год после образования фирмы, очень знающая женщина, по работе никогда никаких нарицаний. Семья, дети, внуки…

Следующая – Синчугова Галина, директор одного из магазинов, бывшая любовница Аркадия, взбалмошная, высокомерная девица, работает у нас около года, с тех пор как ее подцепил Гарулин. Хотя она довольно эффектна, но Андреевой – это новая любовница Аркадия – она в подметки не годится. У этой масса шарма и обаяния, и хотя она старше Синчуговой, но по всем показателям дает ей фору, не говоря уж об умственных способностях. Она работает в филиале, и я ее не очень хорошо знаю.

Шарков закурил новую сигарету и на мгновение задумался. Воспользовавшись паузой, я тоже достала пачку «Кэмела», настоящего американского «Кэмела», крепкого и ароматного (то, что продают у нас, напоминает «Кэмел» лишь верблюдом на пачке). Дав мне прикурить от серебряного «Ронсона», Эдуард Игоревич продолжал:

– Так, Пуговицын Василий – менеджер по маркетингу, признанный интеллектуал нашей компании, не учредитель, но несколько акций имеет. С виду беззлобный и простодушный, но, по-моему, себе на уме.

Игорь Сидоренко – менеджер по персоналу, молодой исполнительный парень, работоспособный, требовательный, но в некоторых случаях чрезмерно амбициозен.

Рашид Рахмонов – начальник статистического отдела, компьютерный профессионал, въедливый и дотошный, довольно злопамятный человек. Вот в принципе и все, если коротко, – подытожил Шарков, гася окурок в пепельнице.

Пригладив волосы и снова подняв на меня взгляд своих карих глаз, он с надеждой спросил:

– Ну что, беретесь?

«Что я, идиотка, отказываться от таких денег», – подумала я про себя, а вслух произнесла:

– Постараюсь вам помочь, но хочу предупредить, что мне нужен аванс за три дня.

– Само собой, – Шарков достал из кармана портмоне, отсчитал шестьсот долларов и положил на стол.

Из другого отделения портмоне он достал визитную карточку и протянул ее мне.

– Вот здесь мои реквизиты, при необходимости звоните. Разрешите откланяться.

Он тяжело поднялся и направился в прихожую.

– Я надеюсь, вы будете держать меня в курсе расследования.

– Конечно, Эдуард Игоревич, – ответила я и, попрощавшись, захлопнула за ним дверь.