Читать книгу Последний билет в рай - Марина Серова - Страница 1

Это был один из самых громких процессов в нашем городе. Судили извращенца-педофила, надругавшегося над маленьким мальчиком и затем убившего его. На суд меня пригласил мой знакомый, журналист газеты «Горовск сегодня» Антон Ярцев. Ему было поручено освещать этот процесс в нашей любимой прессе. Мы с Антоном сидели в зале суда вместе с многочисленными слушателями и внимали каждому слову, звучавшему как со стороны обвинения, так и со стороны защиты.

В клетке находился худощавый мужчина лет тридцати пяти, довольно-таки противненький на вид. Он был плюгавый и какой-то бесцветный, его вороватые желтые глазки беспокойно бегали по лицам судьи, адвоката, прокурора… Это и был подсудимый Степан Суруляк. Он кричал, что невиновен, что очень любит детей и сам мечтает иметь сына. Его сожительница, нагловатая особа лет тридцати с хвостиком, клятвенно всех заверяла, что ее возлюбленный в тот вечер был с ней дома, устроил ей романтический ужин при свечах, плавно перетекший в бурный секс. При этих словах сожительница кокетливо опустила глаза и покраснела. И вообще, продолжила она после небольшой театральной паузы, зачем, мол, ему какой-то мальчик, когда у него есть такая женщина, как она, дородная, темпераментная и преданная? Сожительницу звали Евдокия Курочкина. Она, не в пример своему худосочному мачо, действительно была женщиной достаточно крупной и, что называется, видной. Ненатуральная блондинка с круглым курносым лицом и губками бантиком.

Надо отдать должное прокурору: он буквально лез из кожи, доказывая вину обвиняемого. Даже охрип от чрезмерного старания. Адвокат был молод и великолепен. Он вел дело так спокойно, уверенно и грамотно, что с каждой минутой мне становилось все яснее: Степана Суруляка признают невиновным. Старый судья был строг, но справедлив. Перед оглашением приговора все замерли, словно решалась судьба лично каждого человека, присутствующего на процессе. За недоказанностью обвинения судья вынес оправдательное решение.

В зале словно взорвалась бомба. Все кричали, что Суруляк – убийца, насильник, и требовали его казнить. Некоторые уверяли, что сами покарают его, третьи… Впрочем, что именно кричали люди, было уже неважно. Конвоиры выпустили оправданного из клетки и скрылись в боковой двери. К Суруляку подошла его пассия и еще несколько каких-то слишком самоуверенных типов, они все обняли его и, загораживая своими телами от толпы, повели к выходу.

Я тоже вышла из зала и встала в углу коридора в ожидании моего друга. Антон показался не сразу, очевидно, ему было необходимо увидеть все до конца. Когда спустя несколько минут он подошел ко мне, убирая диктофон в сумку, то сказал, криво усмехнувшись:

– Знаешь, Полина, я себе просто удивляюсь: сколько лет пишу репортажи о всяких подонках и мерзавцах, а все никак не могу привыкнуть!.. Слушай, давай сходим в кафе, немного развеемся, а то как-то тошнотворно на душе!..

Уж чего-чего, а свободного времени у меня было хоть отбавляй, и я согласилась.

Мы вышли из здания суда. Я увидела, как к крыльцу подкатила крутая тачка, Суруляк со своей дамой сердца и еще двумя типами быстро прыгнул в нее, и машина рванула с места. Остальные его «телохранители» уехали следом за ними, на другой машине.

– Почетный эскорт увез невинно пострадавшего на реабилитацию, – съязвил Антон.

Мы с Ярцевым приехали на моем неизменном «Мини-Купере» в кафе «Восток-Запад». Уселись в уютном зале за добротным столиком, заказали себе по чашке эспрессо, взяли пирожные и принялись обсуждать процесс. Так как оба мы еще не отошли от увиденного и услышанного, нам просто не терпелось обменяться впечатлениями.

– Ну, и как тебе этот урод? – спросил Антон, отхлебывая ароматный горячий кофе.

– Всем уродам урод, – ответила я. А что еще можно было сказать о подсудимом?

– Как считаешь, это он убил мальчика?

Я посмотрела на Антона.

– Ты спрашиваешь меня как человека или как юриста?

– А что, у человека и юриста на этот счет разные мнения? – Ярцев удивленно вскинул свои прямые брови.

– Разные. Если ты спрашиваешь меня как специалиста в области юриспруденции, отвечаю: Суруляк невиновен. Его адвокат, как это ни печально, прав: доказательств недостаточно. Сперма, обнаруженная у мальчика, не принадлежит оправданному сему гражданину, это неоспоримый факт. Ты сам слышал: в деле есть заключение биолого-медицинской экспертизы. На месте преступления Суруляка тоже никто не видел. Вернее, видеть-то видели, но свидетельница не уверена, точно ли это был подсудимый. А сомнения всегда трактуются в пользу обвиняемого, ты знаешь… Но если ты спросишь меня как человека, я отвечу: считаю, что в виновности подсудимого нет ни малейших сомнений! Вернее, теперь уже оправданного.

– О как! Нет сомнений?

– Ни малейших.

– Обоснуй.

– Антон, ты видел его глаза?

Ярцев на минуту задумался. Он перестал помешивать кофе и уставился в одну точку на столе.

– А знаешь, ты права. Этот Суруляк – последняя мразь! Больше всего меня поразило, что он ни грамма не сочувствовал родителям мальчика, его матери и бабушке, плакавшим в течение всего процесса… Даже если это не он убил, то, просто как человек, он должен был хотя бы сопереживать чужому горю. А он нагло ухмылялся, и волновала его, похоже, исключительно собственная судьба.

– Согласна, Антон. Я во время процесса думала о том же самом. Если доказательств недостаточно, то поведение подсудимого никуда не денешь. А потом, ты же знаешь, интуиция меня редко подводит. Да ему и было о чем волноваться: по статье сто тридцать четвертой плюс сто пятой этому уроду светило до двадцати лет, а то и пожизненное!

– Да… Педофилия плюс убийство… – задумчиво протянул Ярцев.

За те несколько лет, что он занимался криминальными хрониками, он достаточно хорошо изучил Уголовный кодекс.

– Честно говоря, Полина, я ведь уже сталкивался с этим Суруляком, – неожиданно сказал Антон.

– Неужели? И когда же?

– Года четыре тому назад… Нет, кажется, больше. Он тогда умудрился стать соучастником одного преступления, о котором я писал. Я даже помню его кличку – Обмылок. Так его подельник называл. Они совершили разбойное нападение на одного парня. Нанесли ему тяжкие телесные повреждения, отняли кошелек, дорогой мобильник и часы.

– Обмылок, говоришь? Умеют же урки давать друг другу клички! Вот уж действительно – Обмылок… А почему он на разбой пошел? Ему что, денег не хватало, такой бедный?

– Скорее такой наглый… А вообще, Полин, я думаю, дело тогда было вовсе не в деньгах. Хотя следователь уверял, что именно в них. И сам Обмылок-Суруляк пытался изобразить эдакую заблудшую овечку: мол, друг меня сбил с пути истинного, ему деньги были нужны, а я – так… взялся помочь приятелю «подзаработать». Да и не бил, мол, я пострадавшего, только на стреме стоял… Но я хорошенько тогда покопался в этом деле, навел справки по своим каналам…

– И что откопал?

– Откопал такие сведения, которые ставят версию простого ограбления под сомнение. Например, я узнал, что наш Обмылок – вовсе не такой уж бедный и несчастный и в деньгах не нуждался. Его родной братец – господин Суруляк номер два с редким русским именем Иван Иванович – является владельцем ночного клуба «Троян».

– О! Так вот кто у нас заведует ночной жизнью города!

– А ты знаешь этот клуб?

– А что ты удивляешься, Антон? Да, мне приходилось там бывать. Представь себе, я тоже иногда позволяю себе развлечься с друзьями. Коктейли, танцы…

– Зря! Лучше не ходи туда. У этого заведеньица дурная репутация. – Антон положил в рот последний кусочек пирожного. – Что-то мы мало заказали. Давай еще по одному?

Он заказал еще по пирожному и по чашке кофе заодно. Когда официантка принесла наш заказ, я спросила:

– Так что там насчет дурной репутации ночного клуба? Уточните, пожалуйста, господин журналист.

Антон сначала откусил кусок пирожного, прожевал, проглотил и только тогда ответил:

– Полный джентльменский набор: наркотики, девочки…

– Что, прямо в клубе распространяют? Я там бывала пару раз, но ничего не заметила…

– Зато замечают те, кому надо. Там есть отдельные номера… Ну, ты меня поняла.

– Значит, вот так: все известно, и никто ничего не предпринимает? В плане чтобы пресечь зло.

– Почему? Предпринимают…

Антон снисходительно усмехнулся:

– Полин, ну ты же знаешь, как это делается… Суруляк-старший, скорее всего, откупается. Ночной клуб, как я понимаю, приносит Иван Иванычу неплохие доходы. И на хлебушек с маслом ему хватает, и на то, чтобы «подмазать» где надо… Да и деньжата на магазинчик братцу-извращенцу, скорее всего, тоже он подкинул.

– У Обмылка есть свой магазин? Антон, ты шутишь?

– А что, преступник, по-твоему, не может быть владельцем магазина?

– Да как-то не похож этот Суруляк на добропорядочного «ипэшника».

– Не то удивительно, что у него есть магазин, а то, какой это магазин!

– Неужели магазин французской моды? Или он постеры продает?

– Куда ему! Он держит магазинчик под названием… ты хорошо сидишь? «Игрушки для взрослых»!

Я даже присвистнула:

– Вон как! Мне бы такое и в голову не пришло.

– Да, вот так. Не надо было к началу слушания опаздывать, прокурор об этом магазине говорил в начале своей обвинительной речи.

– Да я в «пробку» попала на улице Жен Декабристов. Там ремонт дороги идет… Я хотела развернуться и уехать, но сзади меня уже подперли… Слушай, Антон, а что все-таки с тем делом? Ну, как там… разбойное нападение с ограблением? Срок этому субчику дали?

– Два года. И то условно.

– Всего-то?! За разбойное?..

– А что ты хочешь? Не было ведь доказано, что он лично избивал того парня, к тому же его подельник… кажется, Чепуров была его фамилия… Так вот, этот Чепуров почти все взял на себя. Да, я, мол, подговорил Суруляка пойти со мной, я дубасил своего должника, деньги из него выколачивал, а Обмылок только на стреме стоял… Правда, потерпевший утверждал, что они оба его били. В общем, судья проявил к Обмылку снисхождение, а Чепуров получил тогда по полной, пять лет. Да теперь уже, должно быть, он гуляет на свободе.

– А может, судье помогли стать снисходительным?

– Все возможно. Братец-то нашего Обмылка уже тогда держал свой ночной клуб, так что денежки у него наверняка водились.

– А теперь этот урод вообще ушел от наказания… Преступления его становятся все серьезнее, наказания никакого… Растет парень!

– Согласен: обидно. А что поделаешь?! – Антон посмотрел в потолок. – Слушай, а музыка здесь очень хорошая. Успокаивающая.

– Я тоже люблю блюз… Антон, не отвлекайся!

– От чего не отвлекаться-то? Все уже обговорили. Дело закрыли, убийцу оправдали… Молодцы, ничего не скажешь! Я сейчас еду в редакцию, готовить статью…

Но Ярцев не успел договорить: в зал зашел адвокат. Тот самый, который только что на суде оправдал Суруляка. Мы с Антоном, помимо нашей воли, уставились на него.

– Явился – не запылился! – прошипел Ярцев и неожиданно крикнул: – Павел!

Я удивилась:

– Ты с ним знаком?

Адвокат повернул к нам голову, кивнул Ярцеву и направился в нашу сторону. Пока он подходил к нашему столику, Антон успел мне шепнуть:

– Знаю, как видишь. Сейчас и тебя познакомлю. Интересный человек, между прочим!

Адвокат остановился рядом с нами, поздоровался и сел, наконец, на стул по приглашению Антона. Он был высоким и плечистым. Я бы даже сказала, что он был весьма красивым мужчиной лет тридцати – тридцати двух. Хотя и на суде я успела рассмотреть его достаточно хорошо, теперь, вблизи, он казался куда привлекательнее. Его пышная темная шевелюра была зачесана назад, а взгляд умных выразительных глаз выдавал в нем человека незаурядных способностей. Дорогой темно-серый костюм сидел на нем великолепно, синий галстук подчеркивал белизну рубашки, а золотые запонки гармонично завершали его элегантный наряд.

– Знакомьтесь: Полина Казакова, моя приятельница, – Павел Аржанов, адвокат. Я когда-то писал статью об одном уголовном деле. Тогда мы и познакомились…

Мы с Павлом кивнули друг другу. Он заказал себе кофе, какой-то салат и десерт.

– Об этом кренделе ты тоже будешь писать? – спросил он Антона.

Разумеется, Ярцев понял, о ком речь, и неохотно ответил:

– Придется: задание редакции. Я-то человек подневольный, да и пишу я о таких подонках для того, чтобы люди знали, какая мерзость рядом с нами живет, и опасались их… А вот ты… Как ты его великолепно защищал, Паша! Я пришел в неописуемый восторг! Такие перлы речевые! Ты же просто соловьем заливался!

В голосе Антона явно сквозила издевка. Но Павел, к моему изумлению, вовсе не обиделся. Он спокойно, с достоинством ответил:

– Я тоже человек подневольный, Тоша. Я призван защищать подозреваемых. Статью четырнадцатую никто пока не отменял.

– Это что еще за статья такая? – с сомнением спросил Ярцев.

– Каждый невиновен, пока его вина не доказана, – блеснула я знанием Уголовного кодекса.

Павел удивленно посмотрел на меня:

– Полина, вы – юрист?

Я кивнула.

– Она – юрист, а ты – артист, – сострил Ярцев. – Как ты играл свою роль! Роль прекрасного адвоката. Не сомневайся, Паша: теперь все авторитеты уголовного мира нашего Горовска запишут тебя в свои личные адвокаты.

– Слушай, Антон, ты что, хочешь поссориться со мной? – Павел перестал есть свой салат. Он смотрел на Ярцева спокойно, но с некоторым удивлением.

– Очень хочу. Но не буду.

Настала моя очередь удивляться. Я уставилась на Ярцева. Я давно не видела его таким.

– Антон, ты что? Человек выполнял свою работу…

Мои слабые попытки высказаться в защиту справедливости только подлили масла в огонь. Ярцев вскипел:

– Полина, ну хоть ты не делай вид, что все нормально! Этот урод убил мальчика, предварительно хорошенько поиздевавшись над ним. Ведь ясно же, что Суруляк – законченная мразь! А он, – Ярцев кивнул на Павла, – его защищал! Защищал этого подонка! Да я бы… я бы… своими руками его задушил! Честное слово…

– Меня или подонка? – Павел вообще отодвинул от себя тарелку и снова прямо и спокойно посмотрел в глаза Ярцеву. – Да, Антон, я его защищал. Защищал, потому что это – мой долг. Как ты знаешь, у нас каждый имеет конституционное право на защиту. Даже такая мразь, как этот Суруляк. Он – мой клиент, и я всего лишь выполнил свою работу. Выполнил честно, так же, как ты сам сейчас пойдешь в редакцию и будешь там выполнять свою. И другой адвокат на моем месте сделал бы то же самое, уверяю тебя! Суруляка оправдали, потому что улик действительно было недостаточно, коллега не даст мне соврать, – при этих словах Павел кивнул на меня. – А все сомнения в доказательствах трактуются в пользу обвиняемого, таков закон.

Он замолчал и посмотрел на меня, как бы ища поддержки. Я промолчала, так как опыта адвокатской практики у меня не было и на звание коллеги Павла я уж точно не тянула. Но мое молчание каждый из них расценил по-своему.

– До твоего прихода мы с Полиной как раз говорили о том, что Суруляк виновен, это и козе понятно. Бегающий взгляд выдавал преступника с головой, мы за ним весь процесс наблюдали!

Адвокат печально усмехнулся:

– Взгляд! Ну, Антон, ты даешь! Взгляд, как говорится, к делу не пришьешь… Я скажу вам больше, ребята. Суруляк сам признался мне, что это он изнасиловал и убил мальчика!

Мы с Ярцевым застыли, разинув рты. Мы смотрели на Павла, не зная, как реагировать на такое сообщение. Несколько секунд длилась эта немая сцена, пока Антон, очнувшись первым, не вскрикнул:

– Так какого черта!..

За соседними столиками обернулись и посмотрели на нас. Я тронула моего друга за руку. Тот немного притух. Адвокат между тем продолжал:

– Я же сказал: мой долг – защищать, а не обвинять. Обвинитель на суде, если ты заметил, был. А когда во время следствия я приходил на беседы к Суруляку, то просил его рассказать мне всю правду без утайки, чтобы знать, как выстраивать линию защиты. Чтобы, говорю, сюрпризов на суде у нас с вами не было. А его вдруг как прорвало! Я даже сам не ожидал и вначале растерялся. Он начал мне все рассказывать, Антон. Причем с таким наслаждением! Как он случайно увидел мальчика во дворе какого-то дома, какой тот был хорошенький – чистенький и симпатичный, как девочка… Как у него возникло его скотское желание и он обманом увел мальчика со двора. Как заманил его в сарай, в котором предварительно сломал запор, и как надругался там над ребенком… Поверьте, ребята, когда Суруляк с подробностями мне рассказывал, как он насиловал и душил ребенка, я сам чуть не задушил этого ублюдка. Клянусь, еле сдержался! Руки так и чесались! Я же сам отец, ты знаешь: у меня сын четырех лет. Вот и представьте теперь, каково мне было это слушать?! Мне казалось, что этот изверг издевается над моим Тёмкой, и у меня все поплыло перед глазами… А он нагло так ухмылялся и даже радовался: ну, что, мол, адвокат, деньги тебе заплачены, давай, старайся, оправдывай меня! Убить-то я убил, но улик и доказательств против меня у них нет!

– Неужели действительно ничего нельзя было сделать? – спросила я.

Павел перевел на меня взгляд своих выразительных темных глаз, вздохнул и опустил голову:

– Вы же были на суде и все слышали. Нет, поверьте мне: ничего!.. Суруляк намекнул, что его братец, владелец ночного клуба, подкупил кого надо… В общем, анализы, похоже, подменили. Да и свидетельница, вначале указавшая на этого урода, потом «вдруг» засомневалась…

– Ты, Паш, на грубость нарываешься!.. Ты что, не мог сказать следаку, что подозреваемый сам признался тебе в преступлении? – спросил Антон.

– Какой ты умный, Тоша! Не мог. Мои слова – это не доказательство. Это всего лишь слова. Что бы я сказал следователю? Как в том фильме – «Место встречи изменить нельзя»? «…Что, со слов Маньки-Облигации, вор Копченый подарил ей браслет? Да кто мне поверит?!..» Слова, как известно, к делу не пришьешь. А доказательств у меня не было. Суруляку действительно помог его братец, и хорошо помог. Анализ крови подменили, как пить дать. Соседка вот тоже… Тварь! Думаю, и ее купили. То ли он, говорит, то ли не он… Похож, говорит, но точно, мол, сказать не берусь. Сомневается она, видите ли! А сначала дала другие показания… Да что я вам рассказываю, вы же сами были в суде и все слышали. И что я мог при таком раскладе? Или вы думаете, мне доставляло удовольствие защищать этого ублюдка?! А если бы я его, как ты говоришь, задушил своими руками, то сейчас сам сидел бы на скамье подсудимых. Чем бы я оказался лучше этого Суруляка?.. Тьфу, черт! Су-ру-ляк… Фамилия-то какая противная! На слизняка похоже, даже произносить мерзко…

Павел поморщился и потянулся к кофе.

– Значит, вот так, да? На свободу – с чистой совестью? – Ярцев нервно постукивал ложечкой по столу. – И что теперь? Спустить все этому уроду с рук? Забыть? А может, и простить? Сейчас эта мразь гуляет, небось, в ресторане с друзьями, водку пьет, шашлык жрет и жизни радуется! И тому, как он всех «сделал» там, в суде… А вы подумали, каково сейчас родным убитого мальчика? Его матери, отцу, бабушке?! Они… да они сейчас, наверное, второй раз его похоронили! Потому что убийцу их ребенка оправдали. Еще и признали за ним право на реабилитацию! Перед этим гадом теперь что, еще и извинятся? Денежную компенсацию ему дадут за моральный вред? Сколько он там провел в КПЗ? Полгода, кажется? Или больше?

– Таков закон, – вздохнул адвокат.

– Нет, каково родным мальчика, я вас спрашиваю?! – продолжал кипятиться Ярцев.

– Риторический вопрос. – Я допила свой кофе и отодвинула пустую чашку.

– Ах, риторический?!..

– Антон, тише. Успокойся, наконец. Что мы можем сделать?

– Нет, Полин, мне это нравится! Что мы можем сделать?! Лично я сейчас поеду в редакцию и напишу в своей статье всю правду.

– О чем? – спросил Павел. – О том, что Суруляк признался мне в преступлении? Брось, Антон: тебя обвинят в клевете, и меня заодно. Доказательств у нас нет…

– Да плевал я на доказательства! Вот пусть следствие и ищет эти самые доказательства! Это их работа. Нет, Павел, ты как хочешь, а я молчать не буду. Надо общественность поднимать, надо потребовать провести повторную экспертизу… Несправедливо, что все так закончилось.

– Закон и справедливость часто не совпадают, а справедливость – понятие относительное…

Я не договорила, Антон перебил меня:

– Полина, ты что?! Ты хочешь сказать, что готова смириться с тем, что преступника оправдали?

Павел недоуменно посмотрел на нас:

– Антон, а при чем здесь Полина? Какое она имеет отношение к этому делу?

Ярцев усмехнулся:

– Паша, а ты что-нибудь слышал о Мисс Робин Гуд?

– Ну, слышал…

– Антон, не надо, – попросила я, но Ярцев и ухом не повел:

– И кто такая эта Мисс, как, по-твоему?

– Ты что, экзамен мне устраиваешь?

– Ответь, если не трудно, прошу тебя.

– Ну, это девушка, которая, насколько мне известно, борется со злом в нашем Горовске. Наказывает тех, кто ускользнул от правосудия… Помогает пострадавшим… и все такое…

– Правильно, – кивнул Ярцев. – Так вот, познакомься еще раз: перед тобой – Мисс Робин Гуд!

Брови Павла взлетели вверх:

– Как?! Полина?! Серьезно? Это вы?..

– Антон! – возмущенно зашипела я на Ярцева. – Кто тебя за язык тянул?..

– Да ты не кипятись, Павел – свой парень. Он – никому!..

– Нет, Полина, если это действительно вы, я очень рад нашему знакомству. Наслышан. Впечатляет, поверьте! И позвольте пожать вашу руку…

Он протянул мне свою широкую ладонь. Я ее пожала.

В этот момент зазвонил мобильник Ярцева. Он извинился и включил телефон.

– Я… Могу. А что случилось?.. Что?! Когда?! Черт!

Мне показалось, что он побледнел. Пару минут он слушал говорившего, потом поблагодарил за звонок и убрал мобильник. Антон смотрел на нас мрачно, вернее, смотрел он только на меня. Мне показалось, что он избегает взгляда Павла. Мы ждали, что журналист нам что-нибудь скажет, но он только кусал губы и мрачнел все больше, уставившись в одну точку.

– Антон, что случилось? – не выдержала я. – Плохие новости? Да не молчи же!

– Abyssus abyssum invocat (Абуссус абуссум инвокат), – пробормотал он мрачно, – одно бедствие влечет за собой другое…

– С чего это ты на латынь перешел? – встревожился Павел. – Какое бедствие, о чем ты?

– Это звонили знакомые ребята из ментуры. Только что мать мальчика покончила с собой, выбросившись с балкона пятого этажа… Пришла после суда домой и… сразу…