Читать книгу Свет маяка галактики Млечный Путь. Книга первая. Прибытие - Марина Юрьевна Гончаренко - Страница 1

И сколько не гонись за чем-то не знаешь, что приобретешь в итоге.

Изгнание.

Он падал ветер свистел ураганом в ушах огромные крылья пылали и с Земли казалось, что летит комета, или потерпевший аварию космический корабль, небо было освещено ярким разноцветным огнем.

– За что!? – слезы душили и не проливались, закипая лишь только выступив. В голове до сих пор звучал спокойный усталый голос отца: «Ты наказан, и я не могу простить тебя, пока… – Он надолго замолчал, казалось на целую вечность. Уходи, я подумаю, как искупись тебе вину, и ты подумай. Дни потянулись напряженной чередой, они словно застыли, потерялись во времени, их невозможно было пришпорить как коней. Прошла неделя, ожидание стало напоминать ему изощренную пытку. И любимейший когда-то ангел, сам пришел, не дождавшись приглашения:

– Прости Отец мне совершенный проступок, не знаю, как объяснить его и чем оправдать, скука, быть может. В тот момент я искал развлечения, думал и тебя потешить: «И Он смеялся, громом грохоча, и слезы брызгали из туч на Землю». А, впрочем, за что ты полюбил их как никого и ничего другое в этом мире, во всех вселенных и галактиках? Ну чем, чем они так хороши? Меня ты тоже сотворил, и почему все внимание, и любовь, нежность и забота. Досталась двоим?! Ответить! Молчишь!?…

Так вот, я сам буду решать судьбы людей, а ты не сможешь управлять ничем, ты стар и многое перестал понимать, особенно про тех, кого создал, тебя ослепляет любовь. Даже от этого шага не смог уберечь, всё твоя излишняя доверчивость и надежда на совесть и послушание. Отступись, отдай власть мне, я знаю, как должно быть, и наведу порядок, на небе и на Земле, заставлю восторжествовать правду и накажу всех виновных.

– Ты и правда поглупел от зависти и злости! Хочешь убить меня?

– Да, нет сил больше тянуть, по-хорошему никогда этому не случиться! Эй, помощники, пора вершить суд…

За его спиной выросла «черная сотня» готовая на всё, правда глаза у всех без исключения были опущены, внутренне содрогаясь от задуманного их вождём, они жаждали, каждый чего-то для себя, и готовые на любые меры ради этого.

– Ну что ж, я и правда слишком долго терпел, но у меня есть оправдание, я очень любил тебя, придется помочь тебе и на сей раз, да будет так, как должно быть, прощай…

Потух свет, весь, во всем мире, словно провалился в огромную черную дыру, сверкнула молния, одна, другая, в одной бешеной огненной пляске заплясали они вокруг, выхватывая из темноты страшные картины суда. И вот, как будто тысячи солнц взорвались в зале, разверзлись полы и «опальные» ангелы, один за другим стали отправляться на Землю, за своим несостоявшимся владыкой, возгораясь кострищами пожаров при входе в атмосферу планеты, и отчетливо слыша раскаты речи вслед:

– Наказаны, все тринадцать Демон, Кардель, Стан, Тельпос, Манарага, Легион, Кумардак, Вулкас, Грандий, Рифей, Вердель, Сатан, Чертиг, теперь, никогда, не подняться вам вверх на небеса. Забираю у вас крылья, свою помощь, горите в аду во веки веков, ждите и добивайтесь прощения моего, ищите моего тайного обращения к вам, каждую секунду, призыва моего, исполняйте волю мою, вовеки веков, живите до скончания времен.

Высылаю с небес и всех ваших сторонников и соглядатаев, черти они, а не ангелы, ими и будут, мне черные души здесь без надобности, прочь из небесной страны, чтобы не духа и запаха не осталось, будут вас ощущать теперь все по серному духу – опалы, он теперь отличительный признак для всего прогнанного отребья.

Глаза Отца были полны слез, горькая улыбка лежала на устах, тяжело вздохнув он глубоко и надолго задумался, сложив на коленях руки крест на крест и взгляд его пронизав века ушел в вечность. Добро и зло, свет и тьма, выбор у каждого остается…

Детский дом.

Холодная, непреступная цепь, называемая Уральские горы является горной системой, расположенной между Западносибирской и Восточно-Европейской равнинами, и представляют собой своеобразную границу, отделяющую Европу от Азии. Образовались они путём столкновения Африканской и Евроазиатской литосферных плит, в результате чего одна из них буквально подмяла под себя другую.

С точки зрения геологов, эти горы возникли сложным способом, так как состоят из пород разного возраста и типа. Протяженностью более чем 2000 км, Уральские горы формируют Южный, Северный, Приполярный, Полярный и Средний Урал. Из-за такой длины их ещё в первых упоминаниях XI века называли Земным поясом. Повсеместно там можно увидеть горные ручьи и реки, которые выливаются потом в Каму, Урал, Белую, Чусовую и Печору.

Высота Уральских гор не превышает 1895 метров. Полярный Урал является средним по уровню (600-800 м) и самым узким по ширине хребта. Для этой части характерны пико образные и резкие формы с крутыми склонами и глубокими долинами. Наибольший подъем (1500 м) имеет вершина Пай-Ер. Приполярная зона немного расширяется и считается наивысшей частью хребта. Здесь расположены следующие вершины: гора Народная (1894 м), которая является самой высокой, Карпинского (1795 м), Сабля (1425 м) и многие другие Уральские горы, средний подъем которых колеблется от 1300 до 1400 метров. Они также характеризуются острыми формами рельефа и большими долинами. Примечательна эта часть и тем, что тут существует несколько ледников, самый большой из них тянется в длину практически на 1 км.

В северной части Уральские горы, высота которых не превышает 600 метров, характеризуются сглаженными и округлыми формами. Некоторые из них, сложенные из кристаллических пород, под воздействием дождя и ветра принимают забавные формы. Ближе к югу они становятся ещё ниже, а в средней части они принимают форму пологой дуги, где наиболее значительную отметку (886 м) занимает вершина Качканар. Рельеф здесь сглаженный и больше равнинный.

В южной зоне Уральские горы заметно повышаются, образуя множество параллельных хребтов. Из высших точек можно отметить (1638 м) Ямантау и (1586 м) Иремель, остальные – чуть ниже (Большой Шолом, Нургуш и др.).

Уральские горы являются кладезем полезных ископаемых, к которым относятся такие: руды меди, хрома, никеля, титана; россыпи золота, платины, серебра; залежи каменного угля, газа, нефти; драгоценные камни (изумруды, малахит, алмазы, яшма, хрусталь, аметист и пр.).

И так… В маленьком, деревянном двухэтажном домике, продуваемом всеми четырьмя ветрами, жили, были наши будущие герои. Они конечно и не догадываются об этом, ну да всё по порядку, давайте заглянем в комнату на втором этаже и послушаем, о чем там говорят и что делают.

– Нет, нет, ещё рано спать, пожалуйста, милая тетя Надя, расскажите, нам очень нравится слушать ваши истории, – кричал черноглазый Андрюшка, умоляюще собрав ладошки вместе.

– Да, да, – подхватили ребята, пожалуйста, не уходите, расскажите нам что-нибудь, а то мы не уснем, и будем ещё долго бегать по комнатам.

Насупившись и выкатив для пущего страха глаза, Надежда зычным голосом, ругалась на детей, то и дело, укрывая их и подтыкая концы одеял, никто из детей не обижался на нее, и не боялся, все знали о ее бесконечно добром сердце.

– Ах вы, сорванцы, ужо не спится пострелятам, ночь на дворе, да, непогода какая, самое время засыпать. Вон, как пурга поет свои колыбельные, слушайте, и закрывайте глазки, а гости сидите смирно, а поет она, про снег и про зиму, и про то, как хотелось бы ей к нам в теплую комнату, запорошить непослушных детей, забрать к себе в услужение. спите, хватит бурогозить.

Но дети, не сдавались, а забежавшие из других комнат, более взрослые дети, наперед зная, что доброты их воспитательница исключительной и продолжали свою наступательную стратегию, называя её Наденькой и милой, и любимой, поочередно заглядывая в глаза.

– Ну, хорошо, – сдалась она с улыбкой, и, усевшись на низкий табурет между кроватями, придвинув его ближе к горячей батарее под небольшим окном и ещё раз посмотрев на залепленное снегом стекло, сказала, вдруг притихших голосом, – слушайте, но при условии, чтобы все закрыли глазки и старались уснуть, а если кто – то хоть слово скажет, уйду не обернусь и дверью бабахну со всего маха, всем ясно? – Полная тишина, повисшая моментально в комнате, была самым правдивым ответом на её вопрос. Еще немного помолчав, Надежда прищурила глаза, будто всматриваясь в далекое прошлое и начала нараспев свой рассказ…

Давно это было, ещё, когда я девочкой жила с родителями, отцом Геннадием Ивановичем и мамой Марией Дмитриевной в деревне Жуково в великих и дремучих кировских лесах. Деревня наша была в десяти километрах от большака, так называли дорогу, по которой ездили машины из одного городка в другой, и если не было попутной лошадки, ехавшей до деревни, или машины «бортовушки» то и в снег, и в грязь с дождем, иди себе вперед не кашляй. Главное быть одетым и обутым по погоде и запастись терпением, часто идти приходилось по непротоптанным дорожкам, тяжело ступая по снегу или грязи, но в детстве все кажется не таким тяжелым, как сейчас, было весело и беззаботно и большие расстояния нас не пугали, главное была цель, к которой мы так стремились.

Вот, и приключилась в те года с нами такая история. Школа была как раз за большаком, в поселке Матвинур, по другую его сторону и так как не набегаешься особенно, по десять километров туда и столько же обратно, обычно дети из дальних деревень пять дней учились и жили прямо в школе-интернате. И только в пятницу после обеда, а директор всегда старался отпустить детей пораньше, чтобы все успели придти домой засветло, на выходные, ученики уходили по своим деревням, а в понедельник уроки начинались с двенадцати, дети возвращались в школу. Так и в этот зимний день я собралась после обеда с подругой Татьяной и братом Виктором, остальные дети ушли пораньше из-за болезни учителя, вот и пошли мы втроем, в свою деревню, несмотря на начинающуюся пургу.

Шагали весело, хоть и мело, но было светло, грела мысль о скорой встрече с родными, матушка обязательно пекла в русской печи, открытый пирог с малиной и из картошки запеканку на сметане с яичной заправкой. Дорога была знакомая, сначала полем три километра, затем два лесом, потом опять полем, лесом и вот уже и родная деревенька должна показаться. Но, в этот раз, что-то пошло не так, то ли валенки сильно промокли, а может, есть хотелось сильнее обычного, но скорости в движении было, почему-то меньше чем всегда. Вечерело, а мы всё шли и шли, и не видно было конца пути, а ещё встречный ветер и бьющий в глаза снег, в сердце закрадывался холодный огонек непонимания и тревоги. Мы бодрились и по-детски поддерживали друг друга разными веселыми восклицаниями, но происходило это, пожалуй, от испуга.

Первой стала уставать Танюша, самая младшая из нас, она ходила в третий класс, да и валенки у нее были старшего брата, на пару размеров больше, подшитые тяжелой резиной.

– Не могу я больше идти, давайте сядем и немножко отдохнем, – капризно, предложила она и остановилась, показывая всем, что не намерена дальше ни шагу шагнуть.

– Нет, что ты, – говорю ей, – нельзя, осталось нам совсем немного чуть-чуть, вот сейчас закончится лес, а там триста метров до первого дома. нашего, там и отдохнем, и отогреемся, можешь у нас на ночь остаться, твой то дом в конце деревни, еще километра полтора пути.

– Но мне кажется, мы заблудились, сколько идем, а не видно, конца пути. Я не могу больше, устала, – и она села на край дороги, прямо на затвердевший снежный отвал, оставленный трактором.

С уговорами и угрозами, что бросим Таню одну, мы подняли её и стали медленно продвигаться вперед. И вот сумерки превратились в непроглядную ночь, а вьюга стала всё сильнее запрокидывать полы коротеньких детских пальтишек, наш шаг становился всё короче и медленнее, ноги в валенках тяжелели, казалось, что снега всё больше, и нет силы продолжать путь.

В итоге решили, куда нам спешить, лучше сесть и переждать, вот тут, прямо на дороге, авось или пурга закончится, не век же ей мести, или найдет кто. И вот мы присели отдохнуть, рухнув как подкошенные на снег, прижались спинами друг к другу, подняли, как могли воротники, отвернулись от ударов ветра, и стали клевать носами, разговаривать не хотелось и зубы стучали от холода.

Согревшись кое-как друг от друга мы стали понемногу засыпать. И видится мне, то ли снится сон, осветилась в темноте пурги дорога лунным светом, а сама луна опустилась почти до земли и висит прямо над головой можно рукой достать. Пурга как будто поутихла, метет, но рядом, а на дороге по тише, и впереди идут двое.

Женщина около трех метров роста, в дорогой, белой, длинной шубе с капюшоном, красоты неземной, с лицом задумчивой королевы, и маленький беленький, сухонький старичок не выше кухонного стола, аккурат своей спутнице чуть выше колена похож немного на благородный гриб и одеждой и повадкой. Идут себе разговаривают, голоса сильные, и даже вой пурги не может их заглушить, у женщины грудной голос, с растяжечкой, а у старичка звонкий с усмешкой, поглядывают друг на друга, хмурятся, видно, спорят. Как идут, не видно, будто летят над дорогой неспешно, так и добрались они до засыпающих ребятишек, остановились в задумчивости, замолчали, постояли несколько минут.

– Вишь, ли, ты, замерзают детки-то,– проговорил с горечью дедушка, не поднимая головы на спутницу, как будто сам себе.

– Да, – потянулась белая королева, равнодушно, – но, тебе-то, что, мои они теперь, и нет на них запрета, разве, что мальчонку отпущу, если хочешь, а девочки со мной пойдут, есть у меня для них работа на многие века.

– Да ладно тебе, посмотри какие молодые да красивые девочки-то, им жить да жить, любить, мечтать, рано, рано, отпусти, пусть поживут на белом свете, раз пришли в него, потрудятся, порадуются, попечалятся.

– Ох, Мороз Иванович, не понимаю я тебя, вечная у тебя жалость к пьяным, да малым, в чем секрет? На земле огромное количество людей, двумя больше, двумя меньше, не заметит никто особо, сгинули в пурге и всё тут. Вон у Надюшки девять человек в семье, они и не заметят потери, да и Таня шестая, в деревне сытой жизни нет, да и счастья особенного. А у девчонок будущее не сладкое, хапнут горюшка. Зачем им мучиться, страдать, пусть уснут крепким, сладким сном, а я о их душах позабочусь.

– Отступись Зимушка, матушка, их жизнь, их горюшко, но мила человеку жизнь любая, не написана в их судьбах такая кончина, я уже и тракториста Николая разбудил стуком снежка в окно, в данную минуту он заводит свою машину, с помощью мата и ручного, заводного механизма, и поедет с соседом Геннадием, детей искать. А, вон уж и фары пробиваются сквозь снег, отступись Матушка, пойдем, каждому человеку свою книгу жизни надо написать, зачем-то пришли они в сей мир, пойдем, – и с этими словами, старичок потянул за подол свою собеседницу дальше по дороге в сторону чернеющего леса.

Неохотно, но все-таки поддалась на уговоры Мороза, Снежная Королева, прежде чем уйти заглянула в лицо каждому из нас. Глаза её были огромные, голубые с белым, строгие и внимательные, а потом улыбнувшись безразлично и последовала за своим невысоким спутником, который будто и не ждал её, напоследок она обронила:

– До встречи детушки, авось свидимся. – раздался громкий и страшный смех, путники растворились в воздухе, в уже ярком свете фар и все стихло.

С легким дуновением ветра, стал доносится рокот мотора, а потом и пурга с новой силой загудела и стала забрасывать уснувших детей липким снегом, словно прорвалась сквозь заслон. А трактор выпрыгнул из темноты и заглох, увидев детей. Я потом подумала, что всё мне приснилось. Папа Танюшкин, мой отец Геннадий и его сосед Антип, местный лесничий, погрузили нас в кузов, закинули одеялами и поехали в Жуково так скоро, как только могли. Оказалось, что деревня была всего-то в полукилометре, но поди знай.

Конечно, все мы трое заболели, особенно Витя, у него был очень сильный кашель, мама даже к соседке знахарке Семь ходила, несколько раз за мазями и травками.

Прозвище свое получила местная ведунья за присказку, которую всегда повторяла, обращающимся к ней соседям, – Семь травок надо смешать и всё пройдет. Мальчишки даже на дом её, находящийся на отшибе от деревни, на другой стороне оврага, возле леса, табличку прибили с цифрой семь, откуда только взяли сорванцы.

А знахарка, ничего, даже снимать не стала, добрая она была, набожная, детей очень любила, и дети её любили, помогали весной, летом и осенью травы собирать, ягоды, коренья, а она угощала их чаем с медом, так как за домом держала пасеку и пекла тыквенные оладьи. Когда спрашивали ее, как стала ведуньей говорила, отвечала всегда одно и тоже, – Господь благословил, – нет в округе ни докторов, не младшего медицинского персонала, а люди болеют, попадают в разные беды, как и везде происходят разные случаи и все к ней бегут, а она помогает как может, никогда, никому не отказала. Кому просто ласковым словом, кому травами, кому молитвой, а кого и в Санчурск, посёлок городского типа, где есть много врачей, просила везти спасать.

В церковь ходила Семь в любую погоду, не пропускала ни одного воскресного дня, взгляд темных глаз был внимателен и строг, внутри мелькали огоньки тихой ласки и вселенской тревоги, её все любили, но и по темноте своей, многие боялись и помогали кто чем мог. Так вот она нас и выходила, всех, через две недели были как новые.

– Ох, заболталась я с вами детушки, а спать, кто будет? – очнулась вдруг от воспоминаний тетя Надя, как будто выпрыгнув из прошлого, многие конечно уже уснули под ее тихий напевный рассказ. Еще раз, пройдя в каждую комнату и проверив детей, Надежда пошла к себе отдыхать, всё еще вздыхая по прошлому, ушедшей навсегда детской беспечности и ласки родителей.

Вера.

Сигареты намокли, на улице творится невообразимая погода, все вверх дном , Арктика дышит в оба легких, ветер воет как волк, длинно и протяжно, остановку где спряталась Вера, занесло наполовину снегом, шутка ли «вариант» дует третий день. Угораздило же именно сегодня заняться богоугодным делом, назначенным ей от церкви, поиск спонсорской помощи для детского дома, малоимущих и храма. Медленно перебирая малахитовые четки в белой пуховой рукавичке, она опять вспоминала разговор с мэром города. Невысокого роста, худым, с бегающими глазами и перекошенным в привычной ухмылке ртом, он всё время пытался заглянуть ей в глаза, взять за руку, приобнять за плечо:

– Не понимаю, что такая молодая девушка делает в церкви с больными, немощными, да с фанатичными бабульками. Среди батюшек, монахов и ладана?! Ваше место Вера, в центре софитов и элиты города, в зеркало смотритесь?! Так, давайте вместе посмотрим, – и он подвел её к своему большому трюмо, – я круто изменю вашу жизнь, проведу в светлое и богатое будущее. Вера, потом скажите мне спасибо, когда паутина упадет с глаз, забили бедной девочке голову! Что такое двадцать один, это же молодость, счастье, любовь, время открытий, танцев под луной, свиданий, наконец, гонка без тормозов! Все дороги перед вами растелились мягкой ковровой дорожкой, а двери, можно постучать в любую и ее откроют, работа, учеба, путешествия!

Нет, конечно, она не вслушивалась, поняв (привыкла), что будет говориться, ушла в себя, свои мысли, не мигая смотрела на собеседника. Отец Сергий упоминал на проповеди сегодня утром, что у искушений много разных лиц, слов, обстоятельств, надо отличать и различать, глазами души, ничего плохого не сможет проникнуть в сердце наполненное любовью к Богу и ближнему. Да, он конечно же понимал, как трудно, (бывший моряк, закончивший карьеру военного в Мурманске), молодой девушке, среди акул, выше предержащих, но Вера вызвалась сама, желая испытаний и приключений, молодость желает всё проверить на слабо и это не плохо. Закончив медицинский вуз с отличием, она поняла, что её место в церкви, Господь позвал её, и теперь она была если не ее сердцем, то кровеносной системой точно. С утра до вечера крутилась по разным послушаниям, когда было свободное от работы время, часто, находя их там, где другие не видят ничего. Искала возможность помочь, подсказать, научиться и научить, отец Сергий ласково называл ее доченькой и не мог нарадоваться такой помощнице, влившейся в христианскую семью так гармонично, словно была здесь всегда.

Что ж, у каждого своего видения как управлять с делами угодными Богу, и потребности в реализации жизненных сил. Никто не противостоял ей, наоборот радовались и обращались к ней, а уж если заходили, пожаловаться у кого-что болит, то бесконечно долго длился разговор… Да, искушений в жизни много и как жаль, что в школе нет богословия, информация о Всевышнем Отце сосредоточена только в одном месте, и если случайно не попасть в этот мир, не наткнуться на нужного человека ты просто можешь никогда в жизни не попасть в церковь, а ведь для человека это порой заканчивается катастрофой…

И маленький человек порой не знает к кому взывать о помощи, когда вокруг никого не интересно, что у него на душе, а тяжело, просто невыносимо, куча проблем, внешних и внутренних, решать надо немедленно, и, если бы он был посвящен в целительное православие – был бы спасен. Родители… этот взрослый, разный, свой мир, где сотни тысяч, почему и как, неуверенность в себе и близких, конкуренция, желание отдохнуть, работа наконец, уводящая всех, кого возьмет за руку навсегда с собой. Порой они сами ещё, тысячу раз дети, недолюбленные, не выслушанные, и теперь вырвавшись на простор выбора, ищущие человека, наполненного любви к ним, чтобы припасть к нему и насладиться, наконец, досыта.

Непонятые окружающими и стремящиеся само реализоваться и показать всем своим оппонентам кузькину мать, неудачники. Больные, не пролеченные родителями от не внимания, алкоголизма, неверия в такие болезни или просто тихо протестующие против них и не принимающие мер к излечению, тихо вступившие в мир взрослых и часто уже обзаведшихся семьей, в силу страха быть одному. Озлобленных на несправедливость этого мира и желание отомстить всем. А ребенок он уже родился, а родителей как мы знаем не выбирают, да порой и таких-то нет, есть детский дом, и ответов на вопросы ещё меньше.

Учителя… мир похожий на конвейер, каждый кто закончил школу помнят двух, от силы четырех которые видели в них личность, а в основном это абсолютно чужие тебе люди, желающие одного, чтобы ученик не портил показатели, не вдаваясь особенно спал ты, голоден или болен, часто подозревая в симуляции. Далее вообще черная дыра, воспринимается в массе, разрезе, кучке яблок, червивое, не червивое, в какую-то большую или меньшую сторону, если нужно принять решение в ту или иную сторону, можно заглянуть к другому предметнику в журнале и с чистой совестью поставить итоговую. Если бы всё изменилось, думается, домашние задания просто ушли бы в небытие, а классы стали хотя бы по пятнадцать человек. К сожалению, только единицы отдают тепло своего сердца, остальные далеки от психологических сентенций, опять же в силу разных обстоятельств.

А дитя смотрит и ждет, он гость в этом мире и ещё не чувствует сил, совсем, просто подмигните грустным глазкам, похлопайте по руке или плечу, да просто улыбнитесь адресно, именно глядя в глаза этому, почему-то сегодня озабоченному проблемами ребенку, и дальше он точно найдет силы, чтобы противостоять тяготам дня.

Загляните подростку в глаза, да, у вас и так сегодня всё наперекосяк, муж пролил кофе на рубашку, а ребенок заболел, мама позвонила с утра и попросила вечером завезти продукты, в школе очередное собрание, а тут еще их поддерживать. И все-таки с вашего «Держись!», объятий перед дорогой, могут начаться успехи в учебе, появиться жизненная мотивация. И, наверное, спустя десятки лет ребенок будет помнить и рассказывать друзьям про этот случай, и вспоминать вас добрым словом, и поставит свечу за здравие в церкви, и ваше здоровье будет улучшаться, спасибо Господи…

– Вера!! – мэр тряс ее за плечо, выпятив в обиде вперед нижнюю губу – да ты не слушаешь меня, что ж, неинтересно тебе?! Ладно, перечислю вашему детскому дому помощь, много не обещаю, конечно, сама понимаешь, но, сколько смогу, обязательно. Ну и дому престарелых, пожалуй, немного, может еще пару машин угля, но для храма не проси, не резиновая казна. Над предложением моим подумай, дурочка, пробросаешься, молодость и красота быстро промелькнут, не успеешь оглянуться, и зима катит в глаза, телефон мой, вот возьми, на случай если надумаешь всё же. Красавица, ты понимаешь, ты, красавица, этим пользуются все умные девушки! Ладно, иди.

– Спасибо, – улыбнулась Вера в ответ, и закрыв за собой дверь тихо прошла, мимо сузившей в презрении злые глаза, полные возмущенных слез стареющей секретарши.

– Всего доброго, – прошипела она ей вслед и вскочив побежала в кабинет мэра…

Да, где ж автобус-то пропал, скорее всего занесло все дороги, ползет где-то в колонне за снегоочистителем, или еще хуже… эх, сейчас, наверное, градусов двадцать пять, холодина, благо остановка с батареей, не слишком горячая, но замёрзнуть не даст. Четки побежали в рукавичке побыстрее, губы зашептали привычную молитву:

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй грешную меня.

Ангелы.

– Ты присмотришь за ним, тяжелая длань легла на мое плечо, не представляю сколь бед он может натворить сгоряча на Земле. Дам в помощь семь сотен ангелов, хранителей человеческих душ, создадите обители, в Арктике и рядом с расположенной грядой Уральских гор, места там глухие, не хоженые, звери не пуганные, самое место для вас.

Главной миссией назначаю – противостояние злу и несправедливости, добро против зла, свет против тьмы, вселяю в головы людей точное понимание момента выбора, совесть как глас Божий, право на свободу выбора. Не последнее в вашей миссии, а скорее первостепенное будет защита людских душ, не важно, плохой или хороший человек, запрещаю судить вам, в глубине души он всегда хороший, и в итоге выберет путь ко мне так или иначе, но у каждой души на земле своя задача, свое воплощение, свой опыт, и предназначение. Оценку душам ставить запрещено для вас, спасайте всеми силами, взывайте вместе с ними в критических ситуациях ко мне. Просветленным людям помогайте в семь раз сильнее, утверждаться в чудесах моих, укрепляя их в вере, одаривая победами и хорошими компаниями, мыслями, действиями. Они всегда на виду, полны сомнений и часто прут напролом, чувствуя свою силу, падают и встают в каждый момент своей жизни, у них сотни недоброжелателей и множество преград, им часто завидуют и подражают, они мои монахи в миру, почти всегда даже неподозревающие об этом, а осознающие в глубине души, думают, что это гордыня. Да будет так!

Вот Михаил, тебе в помощники сотники;

– Гавриил, – вперед выступил, ангел такой же высокий как Михаил, голубые глаза смотрели грозно, и казалось, что где-то в глубине все время мелькают молнии, и вот-вот грянет раскатистый гром, и в тоже время они были по-осеннему печальны, это придавало взгляду непередаваемый магнетизм, и желание бояться, доверять и любить.

Вперед вдруг вырвался младший из семи ангелов, назначенных быть сотниками.

– Прости, Отец, а как я пойму, кто из светлых душ достоин, быть защищенным, а кто нет?!

Смех покатился по Вселенной и затерялся в созвездии Гончих Псов.

– Еще раз повторю для тебя, маленький Кристалл, они все достойны, они все дети мои, как и вы. Души людей наделены собственными достоинствами, каждый человек – это Я. Защити каждого, в чьих глазах прочтешь – радость, грусть, надежду, сомнение, устремление, сопереживание, стыд, желание знать, крушение надежд и понимание, что на всё есть Божья воля, любопытство к жизни своей и ближних, стремление к развитию, желание помочь ближнему хоть каплей, хоть крови. Желание, отдать последнее другому, отчаянно нуждающемуся человеку, положить жизнь за други своя, да, и борьба с самим собой, ежечасно, постоянно, ты и сам поймешь, продолжать этот список можно бесконечно.

Ангелы точно знают кто перед ними, это я заложил в ваших душах. Итак, если ты это увидел, знай перед тобой твой подзащитный до смертного одра, будь рядом с ним, пиши его жизнь, тщательно, без остановок и пропусков. Сверяй со Священным писанием, затворяй от страшных дум, но волю его свободную не отягощай, мирными будьте. Ибо, на страшном суде, вам воевать за его душу, и с вас я спрошу за каждый его день, час, мысль, вздох.

Просветленные же души, в основном – это мои посланники человечеству в помощь, в напоминание о добре и любви, двигатели культуры, искусства, ученые, подвижники, белые вороны, так их называют в обществе, они сильно не похожи на людей, которые их окружают. Жизнь часто не сладка для таких избранных, но во всем есть смысл, всё не просто так на земле, встречи с другими людьми, им необходимы, для исправления искривлений сердца, злобы души, неправильно выбранного пути, воспоминания обо мне.

Светлые души созидатели по-умолчанию, они умеют радоваться мелочам, плачут над ситуациями на первый взгляд очень простыми, радуются красивым цветам и дождю, любят ветреную погоду, и улыбаются вопреки. Молчать с ними тоже, одно удовольствие, все вокруг их наполняется смыслом, а люди разбиваются рядом с ними непроизвольно на два лагеря. Первый лагерь, ярые ненавистники, те, которые сразу отвергают их, делясь друг с другом словом странные, крутя пальцем у виска, с приветом, или не от мира сего, или со злостью – себе на уме, с взмахом руки, блаженные, одно слово, и прочее, чаще нарочито обидные названия.

Они сразу открыто, а чаще негласно объявляют им войну, ставят палки в колесо их и так не простой жизни, унижают, объединяют против них многих людей, в так называемые стаи, накручивают нервы, пытаются вызвать их неуверенность в себе и много еще чего есть в арсенале зависти и лжи.

Порой они даже сами поражаются своей изобретательности, не понимая, что это уже и не они, куда им, а орудует их руками кто-то более могущественный, радуясь, как удачно нанесен удар. Слепые, глупые котята, называют себя вершителями судеб, но ввергают свою душу в гиену огненную погибая навеки. Трудно отказаться от власти над людьми, это сладчайшее ощущение в их мире, от безнаказанности, иллюзия обмана власти, могущества, застилает их глаза, тщеславие – сладкий грех, на этом их и ловит темная сторона.

Итак, Гавриил поведет первую сотню месторасположение Уральские горы, близ Воркуты, там, где и обосновался «царь тьмы» как он себя назвал, держите его и его приспешников под контролем, не давайте распоясаться. Хотя, власть на земле принадлежит им, я так решил, многое им подвластно, но не все, разберетесь.

Руководить второй сотней будет Игорь, вперед выступил высокий ангел с любопытным взглядом, волосы, глаза и крылья, все было пепельного цвета.

Третий Терлокий, было что-то не так в его глазах, а волос рыжий как огонь в печи. Особенно когда ангел встряхивал головой, казалось маленькие огоньки костра перескакивают с макушки до плеч и обратно, взгляд его невозможно было поймать в нем была буря эмоций, страх и вызов одновременно.

Четвертый Тор был жгучий брюнет. Волосы убраны в две огромных косы, длине которых позавидовала бы любая девушка, крылья чернея ночи, лисий разрез глаз и цвет их был подозрительно рыжий, огромные плечи, ноги словно две колоннады, и на всем этом изваянии колосса, сияла как флаг, улыбка добра и света, радостью излучаемой Тором невозможно было не заразиться.

Пятый был наоборот тонкого телосложения, и, пожалуй, больше походил на девушку, ой всё, признаю, он ей и был, Ангелика, так звали руководителя пятой сотни, прекрасная и нежная, также и вся ее сотня была исключительно девичьей.

– На вашу сотню возлагается организация штаба, осмотрись, выбери место, на Новой земле, можно в Ледяной гавани, там наилучшим образом можно укрыться от любопытных глаз. Заведите картотеки, на свет и тьму, координируйте действия остальных сотен, будьте прибежищем и скорой помощью нуждающимся. Легкие ресницы опустились на светло голубые глаза и руки сложились в знакомый жест согласия – ахха.

– Шестая сотня полетит под руководством Кирилла, дислоцируется непосредственно в городе Воркуте, защищая каждого из немногочисленного населения города, приют можете найти подле монастыря.

– Седьмая сотня, поселится в Карских воротах, и Кристалл возглавит ее. Вперед выступил кареглазый, невысокий ангел со взглядом мечтательного моряка и такой же походкой, крылья его были белы как крыло чайки, а по краям шла синяя волна. Кристалл – огромная энергетика, балагур, везунчик, откликался на любой призыв о помощи, и сейчас радовался такому серьезному заданию.

– Я не подведу!

– Итак, – продолжил Господь, – никто не увидит вас, не услышит, если на это не будет моя воля, или ваши экстремальные ситуации, но человек будет знать или чувствовать, чью-то присутственную помощь, используйте это, спасайте людей. Вы не должны испытывать эмоции, хотя не защищаю вас от этого, они будут только мешать, но и это не плохо, души человека, это Вселенные, развивающиеся и изменяющиеся ежесекундно. Все вы частицы вечности, перемешивающиеся, и каждое мгновение обогащающие друг друга, единый разумный сложный организм галактик, обновляющийся и мчащийся по нескончаемым коридорам вечности.

Вы не должны нашептывать, со своими многовековым опытом, советы, никто из вас не знает, чем может обратиться для человека ваш совет, что для них добро, что зло, у каждого свой путь, своя судьба, своя предыстория сюжета. А перед этим было начало, где зародились взгляды, принципы, привычки, наследие предков и он идет своим путем, выбранным его доброй и свободной волей.

«Право выбора – это мой дар», – сказал Господь, – всему человечеству, она так сладка, эта свобода, но и полна опасных поворотов, пользоваться ей трудно и очень ответственно, может человека привести прямо в рай, ну а может и наоборот… Жизнь даю, зачастую, длинную, чтобы разобраться.

Страшные истории.

Итак, свет потух, затихли Надины шаги, и кроме воя вьюги ничего не нарушало тишину. Дети ещё не спали, но не возились и не разговаривали, каждый думая и мечтая о своем, кто-то переваривал услышанный рассказ. Этот обычный детский дом, как тысяча таких же по бескрайней России, находился на окраине города Воркуты, или лучше сказать вначале ее. Сюда приходили поезда по одноколейке, построенной на человеческих костях, как рассказывали старожилы города. Поезда было видно в окна детдома, памятник – паровозу, да одноэтажное здание вокзала, вот и все картинки, и то видно их было только с поздней весны до ранней осени, остальное время стекла были замерзшими, а нижний этаж и вовсе заносило в начале ноября снегом. Но в те дни, когда можно было увидеть в окно окружающий мир, дети с удовольствием смотрели на приходящие и уходящие поезда, мечтая о том, как приедут на них папы и мамы за ними или они сами уедут в них на встречу своему счастью. Дети жили на втором этаже, в маленьких уютных комнатах по двое и четверо в зависимости от комнаты, и тетя Аня, нянечка, детского дома, называла их сотами, так было их много. А ребятишек пчелками, они жужжали с утра и до вечера, наполняя его смехом, криками и суетой.

С другой стороны дома, в хорошую погоду, были видны Уральские горы, покрытые вечными серебристыми льдами, не тающим даже в самое жаркое лето, бывающее в заполярном круге не долгим гостем. Сегодня ночь была необычной, и детская интуиция сильнее, чем взрослая чувствовала это, повозившись в своих кроватках, Алексей и Дмитрий пришли к девочкам, Софии и Лидии и все вместе решили попить чай со сгущенным молоком и большим белым батоном, эти нехитрые, но абсолютное чудесные продукты были принесены сердобольной женщиной, рабочей на путях Яной.

Она иногда заходила с небольшими угощениями, для бедных сироток, чаще всего их забирала повар или кто-то из персонала детского дома, вечно снующих туда-сюда по длинному коридору. Яна, на вид была лет сорока, сорока пяти, невнятно одетая в ватные штаны, шапку-ушанку и форменную телогрейку, так что ни спереди, ни сзади и не разберешь, кто перед тобой мужчина или женщина. Жила она в третьем районе недалеко от вокзала у сестры с мужем, еще у них был ребенок, мальчик семи лет. Сестра выделила ей комнату, но Яна всегда очень стеснялась, что притесняет сестру с семьей и старалась, когда вся семья была в сборе, ничем не выдавать своего присутствия.

На самом то деле сестра была ей очень благодарна, они оба работали проводниками и мотались сутками по стране, просто как все простые люди, она не умела найти нужных ласковых слов для Яны и только иногда улыбалась приходя домой, грустно и коротко. За сыном то и присматривала Яна, бегая на обед домой она кормила его и вечером укладывала, покупав спать. И мечтала о собственном ребенке уже давно, но мужчины на нее не обращали внимания, кругом было полно молодых девушек и Яна решила, что приголубит ребенка из детского дома и воспитает как своего, но очень стеснялась перед сестрой, поймет ли, а о том, чтобы к ней привести еще одного ребенка не могло быть и речи.

Она уже стояла на очереди в малосемейное общежитие, но не знала, как рассказать сестре, чтобы и не обидеть, и не выглядеть предателем, бросающим мальчика сестры одного. Нет, конечно она будет и за ним приглядывать, но ей очень хотелось растить и своего ребенка, обрести смысл, почувствовать себя матерью, прожить эту жизнь не зря. Но духу поговорить не с сестрой, не с администрацией детского дома пока не хватало, и она просто приходила, отдавала немудренные продукты и уходила домой всегда, заливаясь горячими слезами.

Яна сердилась на себя, но была так застенчива, что решила даже обратиться за помощью к психологу, знакомые хвалили местную докторшу Маргариту и записавшись на прием, она решилась с помощью врача объявить войну своей немощи. Сегодня Яна опять пришла в детский дом захватив батон и сгущенку, но почему-то в коридоре не было ни души, но не уходить же! По счастливой случайности, когда та, топталась неуверенно у двери проходила Лида, увидев в авоське сгущенку и белый батон, спросила, что хочет женщина, и к кому она пришла, та улыбалась и охая, отдала пакет и потискав ребенка, убежала восвояси, на ходу отирая слезы рукавом форменной куртки. Почувствовав запах исходящий от Лиды и ее худое, напряженное тельце под тоненьким застиранным свитерком, она еще раз твердо себе пообещала, что непременно дойдет до этой Маргариты и начнет новую жизнь, станет решительной и прогонит от себя все страхи.

Так у Лиды остался чудесный трофей, который сейчас и разделен был по-братски с гостями. В окно стучал ветер, комьями снега, бушевала сильная пурга, и сквозь нее прорывался то ли стон, то ли плач, не разберешь, но от звучавшей в нем пронзительности, почему-то появилось чувство беспокойства. Было какое-то изменение в эфире земли, не известное ранее, пришедшее из других миров и оставшееся здесь на всегда, и это не лучшее приобретение для мира, в котором и так много своего не очень светлого настоящего и прошлого.

Дети, оставшиеся без родителей, перенесшие большие взрослые потери, удары судьбы, которые не переносили порой и взрослые, разочарования, просто вынуждены становиться взрослыми раньше своих сверстников, думать и поступать осознанно, взвешивать почти каждый шаг, каждое следующее слово. Вот и наши «старички» не понимали происходящею, просто теснее сжимались вокруг маленькой тумбочки с голубой банкой сгущенки в центре, тревожно мерцал свет от свечи, и взгляд их невольно обращался в сторону горной гряды, которую не было видно сейчас, но так как эта картинка часто представала ребятам, они точно знали, как она выглядит.

– Сегодня особенно сильно воет пурга, у нее появился свой голос –, не выдержав, поделился с друзьями Алексей.

– Да, – подтвердила пухлощекая София, медленно отхлебывая горячий чай, стараясь перевести разговор от страшной темы, – вкусно как, хорошо, так бы и провела всю ноченьку.

– А давайте страшные истории рассказывать?! И погода подходящая, – предложил Димка, – я могу начать,– все молчали, не говоря нет, но и да, тоже, было страшновато, но любопытство конечно брало верх, Димка тихонько завел рассказ. – чистая правда, это было со мной в прошлый четверг, просыпаюсь, а возле кровати домовой стоит, тихо так дышит и смотрит на меня, или показалось, что смотрит, я сначала испугался, а потом набрался смелости и спросил к худу или добру как Наденька нас научила, помните? Так вот, а он улыбнулся в мохнатые щеки и пропал, я решил, что добрую весть принес мне ночной гость.

– А как же он выглядит-то? – недоверчиво, с хитринкой в глазах спросила Лида.

– Как, как, обыкновенно, высокий метра два, два с половиной, шеи нет, и сразу голова растет, будто квадратная, но к шее чуть шире расходится, а сам домовой будто серый туман сгустился, плотный, но еле различимый.

И опять дети примолкли, сосредоточенно слизывая струящиеся по ладоням белые дорожки сгущенки, и прислушиваясь к вою ветра за окном.

– Хорошо, что всякие темные силы, знают свое место и не пугают людей днем, а ночью все спят и не видят ничего такого, – вдруг не удержалась София.

– Да, представляешь, как было бы страшно жить, – Алексей посерьёзнел, для своих семи лет, – а сейчас вам не страшно, ничего у нас нет своего, родных, свободы, будущего? Вот как сложится наша жизнь дальше, я так бы хотел увидеть своих маму и папу, они у меня есть, я это точно знаю. Или бабушку с дедушкой, наверное, им забыли написать куда меня увезли и они ищут, переживают.

– Не думай об этом, – попросил Дмитрий, – надейся лучше на Бога и проси у него то, чего тебе не хватает, вот уборщица Зина, всегда говорит «просите и дастся, стучите и отворят», «все по Божьей воле, только верьте и горы сдвинутся с места и все исполнится…» И всем четвертым, затерянным в забытом всеми, детском доме, утопающем в сугробах, теряющемся в темноте полярной ночи и завываниях пурги, маленькой точке во вселенной, стало спокойной и веселой. Очередным, более сильным ударом ветра со снегом открыло форточку, и в комнату ворвался холод и вой, горящая свеча на тумбочке вмиг погасла, комната девочек погрузилась во тьму…

Встреча.

Время шло медленно, а наша Вера всё ждала автобус на заметенной снегом остановке. Устав от бездействия она решила выйти, как любят почти все люди, и посмотреть, вдаль, не приближается ли долгожданный транспорт.

Впереди шла по дороге огромная снегоуборочная машина, откидывая снег в сторону, и создавая в пурге дополнительные завихрения, за ней конечно невозможно было ничего увидеть. И Вера решила подождать, когда, она пройдет, прежде чем вернуться назад, только отвернулась, спиной к дороге, ветер со снегом забивал глаза и сбивал дыхание

Снегоочиститель прошел и за ним проехали несколько занесенных снегом машин, последняя притормозила у остановки, автобуса не было. Это была большая машина, непонятного цвета, вся в снегу и наледи, водитель открыл дверь пассажира, и прокричал,

– Девушка, садитесь, я Вас подвезу, а то скоро превратитесь в сугробик, – Вера никогда не садилась в незнакомые машины, не собиралась этого делать и сейчас.

– Нет спасибо, автобус вот-вот должен подойти.

Но мужчина не собирался сдаваться, он сказал еще несколько приглашающих слов, и увидев, что Вера, решительно развернувшись уходит к остановке, вышел вслед за ней из машины:

– Девушка, милая, я не хотел, вас напугать, просто прекрасно понимаю, что стоите вы здесь очень давно, а я еду за снегоуборщиком с кольцевой дороги второй час и не встретил ни одного автобуса, ну не ночевать же вам здесь, ну, не бойтесь, я не обижу вас, честное слово, просто если мы сейчас отстанем от колонны, берите на себя ответственность за ещё одного замерзшего водителя. Я еду в сторону вокзала, давайте, ну, решайтесь, мы можем запросто свалиться потом с дороги, видит Бог.

Последние два слова, заставили вздрогнуть сердце девушки, она подняла глаза на собеседника,

– Правда, Бог, всё видит! – они уже зашли в удушающий запах помещения. Внутри остановки свет был тусклый, но даже в этом плохо освещенном ее удивили эти пронзительной силы глаза, такие смотрят из глубины своей души, в глубину твоей души, не обращая внимания на красные прожилки, уставшие от напряжения, морщинки вокруг глаз и еще другие мелочи, иначе упустишь момент познания, а он важен, он главный сейчас, все говорится сразу, но без слов, определяется отношение друг к другу. Считывается аура, которая пересеклась с твоей, телепатия, будущее и принятие решения, в первые несколько остановившихся секунд, как капля воды летящая в воздухе и попавшая в луч солнца, сама на секунду становится солнцем преломляя свет, проходящий сквозь нее и замирающая в воздухе. «Все! Мой человек!» Или просто молчание сердца.

Испугавшись внезапно нахлынувших, противоречивых, но явно симпатизирующих чувств к незнакомству, и странно присвистнувшего сердца, Вера приняла решение согласиться, правда, вдруг автобус не придет, и они, сгибаясь под ударами вьюги двинулись назад к машине, друг за другом, держась за руки.

Усевшись на сидение, девушка постаралась снять с себя рукавицы и обогреть руки, потирая их друг об друга, мокрые, они скользили, не слушались, были красными и пощипывали.

– Константин, – представился мужчина, взял ее руки и завернул в небольшое, мягкое, сухое полотенце, сверху весь этот сверток он обхватил своими большими руками, – от латинского «постоянный или стойкий», звезды говорят, что мне свойственно терпение, верность, щедрость, усердие, ясный ум.

– Вера, – коротко ответила она, и подняла полные благодарности глаза, успокоившись окончательно.

А он включил свет внутри машины и опять их взгляды встретились, повисла неловкая пауза, остановилось бегство млечного пути, замерла вселенная, даже пурга приостановила буйство на мгновение, с любопытством прильнув к лобовому стеклу, качаясь весело на мотающихся дворниках, высунув от удовольствия белый язык. И только разговор двух сердец полился через глаза собеседников, ничего не мешало им, они встретились, это произошло, и что бы не случилось дальше, этот вечер останется в их душе навсегда.

Девушка улыбалась, утонув вдруг в этих зеленых глазах, покой сразу а ушел из сердца, оно подпрыгнуло и замерло, хлопнув в ладоши и затем вытянув их обе в сторону Константина сказало – он! Было непонятно, чем так наполнилось оно, но там был страх, боль, сопротивление, тоска, огромная радость, сладкое тепло, желание выбросить белый флаг и вырыть глубокий ров, заполнив его кипящей смолой, и еще тысячи искр, разных чувств незнакомых Вере. Тут же подсознание подключило всех прототипов романтических героев из огромного количества прочитанных ею книг, все закружилось, понеслась дальше млечная дорога, завертелась с огромной скоростью вселенная, завыла пурга.

– Ой! – очнулась девушка, и подумала, я должна сопротивляться, что это за наваждение, и тряхнула головой, как будто стряхивала снег с верхушки шапки.

– Ха! – подумал он, – совсем ребенок, повезло ж мне. нажал на газ, машина мягко рванула с места, и понеслась в темноту и снег догонять колонну.

Их разговор лился независимо от ментального, как бы параллельно, и от этого было еще страшнее, Константин задавал простые вопросы своим тихим, глухим, вкрадчивым голосом, она отвечала чуть с опозданием, как в полусне, согревшись, полу дремала, радуясь теплу, продвижению к дому, приятному попутчику, ругая себя за неуверенный тон и заплетающийся язык. А еще надо бы нагрубить ему за иногда слишком личные вопросы, для ясности, но мысли путались, переключались, трудно было вести два диалога параллельно внутренний и внешний, с собеседником и с собой, тем более, что темы менялись хаотично, машина медленно ползла по дороге, и сон окончательно победил Веру, она провалилась в черноту сладкого сна. Мужчина замолчал, интуитивно почувствовал, что говорить больше пока не с кем, сладко зевнув чуть убавил свой любимый канал классической музыки, и каждые несколько секунд посматривал на спящую девушку, улыбка не сходила с его лица,

–Ты та, что предназначена мне небом… – тихо прошептал он, проехав полчаса в серьезной задумчивости, Рахманинов старался как мог, не отвлекать юношу, вкрадчиво играя сквозь шум мотора, машина съезжала с кругового движения и появились первые дома третьего района, Константин, понимая, что теперь дорога сузится, усилил напор воздуха на ветровое стекло. Дорогу, которую преодолевал он за пять семь минут, при хорошей погоде, сегодня одолел за полтора часа, местами приходилось просто стоять, пропуская встречные обваленные как снеговики машины. Но Костя был рад этим остановкам, он тихонько подпевал вдохновенному композитору и улыбался, даже иногда давя восторженные смешки и смотрел на нее, такую уставшую, его незнакомку.

– Я люблю тебя, Вера, – одними губами сказал он и опять усмехнулся, собственной смелости.

Наконец-то машина остановилась, у железнодорожных путей, заехав за здание вокзала, Вера проснулась от того, что легкий ветерок дунул ей в лицо, и смутилась под ласковым и игривым взглядом Константина, пошарив в сумке достала кошелек, в котором было совсем немного денег, мужчина остановил ее, взяв за руку:

– Нет, ну, что вы, мне было приятно спасти чудесную незнакомку из снежного плена, тем более нам было по пути, я живу здесь на Привокзальной… оставьте надежду, что мы еще увидимся, очень хочется продолжить наше знакомство, если я хоть немного не противен вам, с таким именем и прекрасной работой, быть хозяйкой детского дома в столь юном возрасте, выше всяческих похвал. Обязательно включусь в помощь вашим ребятам и знакомых подключу. Разрешите? – и лицо Константина освятила обворожительная улыбка, мелькнул ровный ряд некрупных зубов, на мгновение дохнуло хищной энергетикой и Вере почудилась волчья голова на плечах водителя сверкнувшая глазами как фотовспышка, она отшатнулась с испуга зажмурила глаза и проснулась. Все повторилось в точности, как и во сне только без волчьей головы и блестящих глаз. Надо же, приснится же такое. Как в кино, но вслух произнесла безразлично и даже прохладно:

– Да, спасибо, многие обещают, но единицы доходят до конца, и почти никогда не приходят второй раз, – взявшись за ручку дверцы, лихорадочно думая, да, что со мной, что не так, почему я вдруг стала грубить этому милому и доброму парню, предлагающему помощь, хотелось выпрыгнуть из машины и бежать куда глаза глядят.

Глаза! Да, да, подальше от его глаз, зря я в них так глубоко заглянула, ушел радостный восторг из души, первое впечатление, когда он остановился посередине пурги и снега. Красивый, на шикарной машине, подтянутый и галантный. Все, все это какое-то наваждение, обман, она вдруг это остро почувствовала, кровь предков забурлила по венам, подсказывая, что это начало, но далеко не конец их истории.

– Спасибо, ещё раз, побегу, поздно уже, – и выпрыгнув из машины, Вера как могла быстро, пошла в сторону детского дома. Она спиной чувствовала, как Костя смотрит ей в след, даже заметающая пурга не мешала, ему ничего не мешает, эта мысль почему-то согревала её. Что хорошего если бы она не согласилась ехать, наверняка стояла бы до сих пор в остановке, какая я легкомысленная, гордячка, а о детях совсем не подумала.

Перейдя через пути, вышла к тропинке, ведущей к дому, ей почудилось, что прямо на тропе, метрах в десяти кто-то стоит высокий в черном. Приглядываться не было сил, ветер бросал снегом в лицо со всех сторон, и Вера пошла вперед, по мере приближения к детскому дому, видение исчезло, оставив в сердце девушки смутные опасения. Она всё-таки оглядывалась, уверенная что ей не показалось, но тропинка до самого входа, который теперь призывно маячил впереди, лампой на крыльце забранной в пластиковую колбу.

– Ну наконец, – радостно выдохнула Вера. И тут чья-то рука легла ей на плечо. Ноги вмиг сделались ватными, сердце подпрыгнув к горлу упало в живот, руки похолодели. Медленно поворачиваясь, Вера дрожала всем телом.

Прибытие на землю.

Пробив землю глубоко, и широко он упал, рыдая и крича от боли. Крылья, огромные, являющиеся его особой гордостью, сгорели без следа, остались сзади два огромных поднимающимся над головой и загибающихся к телу острых рога не менее пяти метров. Тело, которое он обрел после падения, было обожжено, почти до костей, всё нестерпимо болело и вой, страшный вой, перекрывающий свист бури несся над горами, беспрерывно. Да, было больно, но сильнее всего резала вены обида, он изгой, это навсегда, он проклят и изгнан Отцом, и гордыня, кипя, выплескивалась из горячего тела, воем зверя.

В этом рыке обнажалась сущность зверя, злоба, неотвратимости наказания, его справедливости, зависть к оставшимся и невозможность возвращения, горечь разочарования, страх перед будущим, сознание своей слабости и никчемности. Рыдая в конце концов, он забылся сном, в своей пробитой кратерной норе, и проспал много дней, не чувствуя ни холода, не боли, пришло спасительное, неведомо кем посланное забытьё. Очнувшись, огляделся, вокруг опять бушевал снежный ураган, рядом лежали двенадцать ангелов без крыльев, взявших сторону Сатана, все они еще спали, глаза у каждого были закрыты и заледенели от слез.

Ладно, все не так уж и плохо, главное боль уже не так терзала отдохнувшее тело, он встал, вокруг стояли молчаливые горы, а в центре гряды, приглянулась скала окруженная непроходимыми болотами.

– О! Я вижу сквозь землю, всю землю, читаю всех как книги, все здесь принадлежит мне, моя мысль имеет вход в любую живую сущность! Беспомощная планета! В несколько прыжков Сатан оказался на вершине понравившейся горы, удивившись своей ловкости, и направил мысленный взор к первому попавшему по дороге строению, и с удовлетворением услышал тут же телепатическую волну ответа, наполненное ужасом маленькое сердце, смех чудовища загрохотал по горной гряде, да я остался всемогущим! Спасибо и на этом.

Да, хорошее здесь местечко, удачно приземлился, свежих следов вокруг не было на сотни километров, даже многие птицы облетали эти места стороной. В скале он обнаружил огромную щель, уходящую в глубь земли и расширяющиеся книзу пещерой, из которой веяло угрозой и нежитью, и давящей на грудь тоской. Но это уж точно его не испугало, свистнув внутрь, он обжег всё не утушающим огнем, словно дракон и опять удовлетворенно хохотнул.

Разбудив остальных, спустились в пещеры, здесь и предстояло обосноваться корню зла, и они как безумные принялись за работу, каждый из двенадцати, вместе со своими последователями, стали рубить тоннели под землей в своем направлении, было решено охватить весь земной шар, прорыв ходы ко всему к чему только возможно. Внутри планеты было жарко, тоннели были глубокие, падшим ангелам это очень понравилось, в груди у каждого был вместо сердца лёд изгнания с небес и никакая магма не могла растопить этого холода. Он сковывал сердце мрачными думами, обидой, гордостью и злостью.

Во время прокладывания переходов, темные ангелы нашли огромное количество несметных сокровищ, что хранит земля и теперь эти богатства решено было пустить на покорение людей, войн, пробуждение в них алчности, зависти, сребролюбия, корысти, гнева, тоски и всех прочих греховных страстей. И конечно захват власти везде где только возможно.

– Я не смог захватить власть на небесах, но здесь я чувствую, что все покорится мне, – смеялся Сатан, начиная получать все больше удовольствия от новой своей роли, – покорю всех и вся. буду править безраздельно, а там наберусь сил, и кто знает где моя заканчивается мечта.

Монастырь.

Возле реки Усы на выезде из города Воркута, стоял монастырь Троицы Живоначальной был он перестроен из бывшего трудового лагеря для заключенных в нем жили всего восемь монахов, да настоятель отец Сергий, и прибившиеся из зэков, которым некуда было возвращаться четверых человек, они помогали монастырю. Небольшой православный храм ещё изначально находился в этом месте, рядом стояла колокольня с несколькими колоколами, а лагерь был построен уже позже вокруг этих построек, поглотив их внутри себя словно кит. Но благодаря этому может и не был снесен, а даже служил складом продовольствия во время работы лагеря, а на колокольне была организована вышка охраны.

Заключенные оставшиеся после закрытия лагеря были по характеру весьма различны и у каждого из них оставаться здесь был свой резон. Вот, например, Витька-звонарь, человек был не пьющий, не курящий, в свое время закончивший музыкальную школу, любил и знал колокольную грамоту ещё с малых лет, далеко и красиво разносились трели перезвонов, радуя всех живущих рядом и низкое северное небо. Остался он, по глубокой вере, в то что Господь его призвал на монашескую службу, чтобы тем вымолил он для своей многочисленной родни царствие небесное. И теперь ходил в послушниках, пока.

Степан был поваром, по своей породе ему подошло бы быть пиратом на корабле, но готовил отменно и всегда с шуточками, роста был большого, и ума ему было не занимать, рыжий с лисим прищуром он мог часами рубить дрова во дворе, при любой погоде, подпевая что-то себе под нос, и всегда был в веселом настроении. Он при всей своей настроенности на позитив, не давал никому приблизится к себе, дружбы не искал, бесед не заводил.

Григорий – казначей, назначенный настоятелем, был страшной скрягой, волосы носил с челкой на глаза, имел вид лесовика, спину его украшал горб, и сам он был росточком метр сорок, и никто и никогда не встречался с ним глазами, «Грига-лесовик» если и поднимал глаза, они были надежно спрятаны под густой черной челкой, разговаривал он мало, в основном отвечая на вопросы, опять же кратко и крайне раздражительно и никому не хотелось продолжать долго разговор с «горбулей».

Марк четвертый заключенный был из заволжских немцев, настоятель отец Сергий попросил его стать водителем, был у него талант к технике необыкновенный, причем к любому виду ее, также он выполнял обязанности завхоза и администратора, часто уезжал в город и поселки, решая множество вопросов самостоятельно, принимая единственно правильные решения. Ему и самому нравилось быть нужным и полезным монастырю, тем более что всё получалось как по маслу, вся ближайшая родня его покинула сей бренный мир, кто от тяжелых условий жизни в заключении, кто от других бед, но теперь жизнь для Марка имела только один смысл, одну цель – служение Господу и настоятелю. И если бы вдруг спросили у него счастлив ли, то по десятибалльной шкале это было бы восемь. Грусть по родине и ушедшим родным навсегда поселилась в сердце бывшего зэка, переселяя их на север им дали 24 часа на сборы обвиняя их в том, что они диверсанты и шпионы, ждущие приказа от Германии.

Жизнь монастыря текла размеренно, тихо, в одной из верхних келий жил монах Агафий, очень увлеченный астрономией, за что братия прозвала его звездочетом, пришел он из мира с ученой степенью физика-ядерщика, Господь позвал его, и он, будучи 24 лет от роду не задумываясь ушел в монастырь. Да ни в какой-то питерский или московский, а поехал на крайний север к другу своего отца, который был распределен в Воркуту настоятелем монастыря.

Отец Сергий любил умного и трудолюбивого парня, разделял его увлечение астрономией и при любой возможности снабжал его книгами и приборами достававшимися ему разными путями, а к канун нового года даже подарил дорогой телескоп, для любительского, домашнего пользования, запрошенного у друзей астрологов специально в Москве.

Вот за этим прибором и сидел сейчас Агафий наблюдал необыкновенный звездопад, который начался внезапно, и он как, впрочем, и все астрологи земли был в полном недоумении. Такого не видел еще ни один любитель звездного неба, ровным, не гаснущим дождем, летело к земле огромное количество метеоритов, или чего-то ещё, летело к земле салютом наоборот, от разыгравшегося воображения волосы становились дыбом, а разум отказывался своим глазам. Что это, так не бывает, не должно быть, может конец наступает земле, а может инопланетяне!?

Особенно повезло астрономической группе на острове Новая Земля, небо над ними сегодня, было чистое, ни облачка, вся эта прекрасная, святящаяся эскадрилья летела прямёхонько в Арктику. На вахте у телескопа в эту ночь было дежурство Ивана, скучая, он налил себе чашку ароматного кофе и жуя бутерброд с сыром, изредка бросал взгляд на приборы. Мерно постукивали самописцы, вырисовывая привычные кривые синими чернилами. Трансляторы на экранах мониторов показывали разные фрагменты звездного неба, как вдруг на одном из мониторов отразилось движение, через секунды на втором, а еще через мгновение на третьем и вмиг, все мониторы озарились ярким белым светом. Что это! Иван машинально отхлебнул кофе и чуть не промахнулся, пытаясь с размаху поставить чашку на край стола, – ух ты!

Все мысли молодого ученого застывшие на мгновение, яростно, во весь апорт, понеслись вперед. – атака метеоритов !? новое, незнакомое явление природы!? Аномальное северное сияние!? Что за ровные ряды!? Сколько их!? Пришельцы!? Конец света!? Руки не просто дрожат, а прыгая вверх и вниз потянулись к сигналу тревоги. Да, ладно, что я как салага разволновался, попробую сам разобраться, а то засмеют потом старшие коллеги, и ещё раз взглянув на экран, с размаху ударил по кнопке, попав ребром ладони по выступающему углу, взвыл, как щенок, но тут же смолк, нет это должны видеть все!

Сон веры.

Манящая мечта песнь, слетающая с губ, довольно сидеть взаперти! Я лечу на встречу мечте и мой путь лежит в бесконечность. Крылья трудно спрятать и часто видим мы рядом этих людей. Почему они раздражают? Страшно становится, вот и весь ответ.

Когда почва под ногами, тогда ты стоишь. А они, поди ж ты, летают и во сне и наяву. Сейчас поразздражаем их… скажем, например, грубость, толкнем, оболжем ой, ой слезки, глупцы, – это роса очищения, я плачу о вас. Идите к себе в коробочку, подумайте о завтрашнем дне, завтра может быть последним, или не наступить никогда, (Прим. Автора. моя подруга, например, умерла во сне, оторвался тромб, ей было 27, осталось двое маленьких детей). А кто может и чувствует! АУ! Люди, распахните крылья, они есть у нас, но их не видно, как ангелов-хранителей, можешь только почувствовать, по великой воле Божьей, распахните, похлопайте ими, и я уверена, что складывать их уже больше не захочется. Нет крыльев!? На чем вы прилетели на землю? Всякая душа крылата…

А вот еще момент, у каждого было так и не однажды, когда канаты натянуты и слезы, крик, отчаянье, и на краю… а завтра или через часы приходит помощь, и всё, ты опять живешь и счастлив, и забыл откуда пришла помощь…Жизнь какая ты разная, добрая к нам, не смотря не на что, люблю (24.03.2012)

Вера вздохнула и проснулась, улыбаясь страшному, не понятному сну, замерла, прокручивая мысленно, все что говорилось во сне, чтобы ничего не забыть и потом записать в свою записную книжку.

– Каждая душа, ищущая покаяния, сможет найти прощение, Господь милосерден, и всё же, – перекрестившись, прошептала она и задумалась.

Смотрите, на такой путь встает душа перенесшая, например, смерть или огромную боль, испытавшая на себе или подглядевшая где-то чудо Божье, путей много, и неисповедимы они. Но вот душа опомнилась, выскочила, из этой огромной спешки, и встав рядом с этим торнадо нашей жизни, смотрит и не понимает, как раньше не замечала всех странных и страшных выборов дороги, по которой шла. Каждый день, несколько раз, мы выбираем, как «витязь на распутье» на картине Виктора Михайловича Васнецова, куда нам идти направо, налево, прямо, а может вернуться назад. И на самом-то деле факторов принятия решения множество, миллионы вариантов, но! Только от человека зависит, как сложится следующая минута его жизни, свободная воля, твой выбор – душа.

Вот он отступил и, например, не позвонил любимой девушке, а завтра она уехала навсегда в другой город, так и не дождавшись звонка, который определил бы ее и его судьбу раз и навсегда, но посчитала, что само обманывалась и не нужна ему, и вот две половинки так трудно шедшие сквозь года навстречу друг к другу не сложились из-за гордыни, не зря она считается смертным грехом, а может из-за русского авось, отложим до понедельника или ещё вернее, до нового года. Любишь позвони, встреться, поговори, а если есть сомнения тем более выходи в чисто поле определять свою судьбу, не пускай на самотек, надо не страшась, понять и принять, смелее – жизнь твоя делается тобой.

Ты не сказал маме как любишь ее, да ладно скажу завтра, всё равно звоню каждый день, но на следующий день никто не сможет подойти к телефону на той стороне и больше о своих чувствах может быть до конца твоих дней не кому будет рассказать. Не обратиться к врачу из-за пустяшной слабости с которой борешься в течении дня и вот звучит, ну что же вы, вот если бы еще месяц назад. И таких эпизодов в нашей жизни огромное количество, в течении дней, недель, месяцев, а жизнь летит как падающая с неба звезда, скоро потухнет, все имеет в этом мире конец. Свобода выбора, самое большое счастье и в тоже время несчастье человечества. Не многие умеют ценить и использовать правильно отведенные им мгновения жизни. Человек не живет, а играет, не понимая, что его конструктор может в любой момент превратиться из крепкой металлической конструкции в горстку пепла…

Ему сорок три он с Ростова на Дону, а ей пятьдесят два она с Йошкар-Олы, познакомились в Москве куда приехали на заработки. Он не многословен, но мужик работящий, в свои многие лета так и не отважился к женитьбе, в меру выпивающий, как многие по праздникам, в еде неприхотлив, готов сам и приготовить, и постирать, и погладить. Ее жизнь пригнала в столицу, чтобы оплатить кредит, оставшийся после смерти отца, да и детям немного помочь, с мужем пьяницей давно в разводе. У него родня не приняли выбранной будущей невестки – старая, не было жены и это не жена, так времянка на подработке от скуки, говорили они ему. И тогда он сам принял решение и пошел в загс с той которую полюбил. Прожили год…

Летом поднакопив денег решили приобрести однушку в сталинке, даже взяли кредит на него, чтобы не сильно наличку тратить, да и не было много то денег. Подали объявление, а тут соседка по даче, узнав о их нужде, сказала, что может им помочь. Раз они ищут квартиру, рядом с объединением дачным, где ей ещё от бабушки небольшая дачка досталась в наследство. Чтобы на дачу пешком ходить, не тратиться еще и на дорогу, проезд все дорожает да дорожает, а пенсия не за горами, да и болячки одолевать стали.

Так вот, соседка по даче и сказала, что у нее соседка по лестничной клетке была уже в почтенном возрасте, а дочка вышла замуж за литовца, потом вся эта катавасия с отделением пошла и вот теперь соседка переезжает к дочери насовсем, а свою однокомнатную планирует к продаже. Вечером приходите посмотреть, так и порешили. Соседи по даче пришли к восьми, посмотрели комнату, кухню, остались очень довольны, созвонились с хозяйкой о цене, и решили через две недели все оформить. На следующий день, красивый и полный сил мужчина умер, на даче днем, поливая огород…тромб оторвался. Вот теперь эта «старая» жена, и несостоявшаяся родня, будут вместе хоронить мужа, все приедут в ее дом, проститься с ним… Не мешайте чужому счастью, оно и так хрупко, помогите лучше, чем сможете, не можете, хотя бы порадуйтесь за близкого человека, что не один он в этом суровом мире, сыт и любим…не знаешь день и час свой…

Так Вера лежала и думала, закрыв глаза, и ещё вспомнился Константин, он и понравился ей и испугал. Захотелось воскресить его в памяти, и… о ужас! Парень так четко всплыл в ее голове, что стало страшно, показалось, что она опять уснула, а если нет, то сейчас откроет глаза и увидит его прямо перед собой, он предстал в ее памяти почему-то абсолютно нагим, с усмешкой на губах и со сложенными сзади на бедрах руках, отсвет костра в глазах и сам он слово на костре, весь в языках пламени. Сквозь пламя мелькает то его голова, то волка, зубы щелкнули в коротком смешке.

Вера застонала, заметалась и усилием воли заставила себя открыть глаза. Видение исчезло, оставив испуганный укол в сердце, боль переходила в тоску и какую-то безнадегу, холодный пот проступил по телу, как будто Вера испытала паническую атаку, сев на кровати, сказала себе, вот что бывает, когда слишком долго валяться в кровати. Хватит витать в облаках, делай зарядку, умывайся и пора приступать к своим обязанностям.

Закончив учиться, Вера вернулась в Воркуту и сразу была направлена комсомольской организацией больницы в детский дом воспитателем и заместителей директора, а должность в больнице врач общей практики по экстренным вылетам на побережье и Арктику сделали как ординатуру. На протест Веры, почему сразу на две должности, сказали, что предыдущий воспитатель неделю назад скончалась от рака и дом остался без мамы Оксаны, добрейшей души немки, присланной ещё в годы войны из Поволжья в ссылку. А как только подберут нового воспитателя, будет она только заместителем, молодому директору нужны квалифицированные помощники, рук не хватает. А так как воспитатели там есть и кроме неё, будет ими руководить, как это делала Оксана, да кадровый учет надо поставить, в общем разберешься, и отправили без разговоров.

Семью мамы Оксаны расстреляли, а ее, девочку, успели посадить в эшелон с остальными детьми «врагов народа» и увезти на два дня раньше облавы. Вот так и попала Оксана в заполярный город, выросла. Закончила училище и работала до кончины в своем детском доме. Ее все очень любили, и она платила тем же всем, кто встречался на ее пути.

Теперь воспитанием деток занималась Вера, помогали ей нянечки Анна и Валя, второй воспитатель и по совместительству завхоз Надежда, повар Людмила, уборщица Инна, сторож Юрий, директором в доме был Кирилл, по годам не на много старше Веры, но он был очень серьёзен, погружен в себя, яркий интроверт, но также успевал всех обогреть своим вниманием, если люди обращались к нему.

Текущих вопросов конечно всегда была масса, дом стоял на семи ветрах, Воркута и так не баловала погодой, так ещё и постройка была каркасно-засыпного типа, деревянная под шифером, который давным-давно пора было перекрыть. При сильных бурях, которые случались здесь очень часто. Старая проводка иногда искрила, доходило до самовозгораний, проводка внутри помещения часто была просто накручены друг на друга, старые отрезаны и не убраны, а новые не выдерживали долго перепадов и быстро изнашивались. Электрики, вызываемые Кириллом. Часто были или низкой квалификации, или молодые, или по попросту не трезвы, так что почти все обитатели детского года умели обращаться с электричеством самостоятельно.

О том, чтобы перевести дом в другое место, администрация города и слушать не хотела, нет свободного жилья, строительство нового идет крайне медленно, пока землю отогревали кострами, затем вдалбливали сваи, северная специфика, люди ютятся в бараках, в которых нередкие гости крысы и мыши, а этим видите ли новое помещение подавай, отложим этот разговор на пару лет, и так каждый раз. А многочисленные обращения администрации детского дома, подшивались в дела, и отправлялись в архив.

Администрация старалась не вспоминать об этом никому не нужном строении до следующего обращения. Ну и всё прочее конечно, свет, вода, тепло, одежда, питание, работники крутились как белки в колесе, не покладая рук – энтузиасты, слава вам, на вас родимых держится всё в этом мире, и прежде всего добро, вы свет нашей родины. Они были одной большой, дружной семьей, не дожидаясь зова о помощи, пришли туда где трудно, но необходимо помогать и отдавать свое сердце, помогали друг другу, звали на помощь окружающих, молились за этих детей Богу, и всё, изо всех сил, на пределе, не требуя ничего взамен.

Сторонние организации помогали мало, у каждого дел своих по горло, да это и понятно, колесо жизни: утро – работа – вечер – сон и всё по новой, никакой развивающей выгоды там не было и в общем не интересно. Детей в детском доме было много, возраст от трех до двенадцати лет, младшие жили на первом этаже в правом крыле, снег заносил его полностью и там было потеплее, там же, на первом этаже находилась столовая, только в левом крыле, игровая комната – спортзал, столовая, комнаты двух воспитателей, уборщицы и нянь, сторожа и повара, на втором этаже располагались комнаты более старших детей, с семи лет, и кабинет директора, кладовая, медицинский пункт и в нем изолятор, канцелярия, она же рабочий кабинет Веры, следом шла ее комната, где она жила .

Все кроме директора работали и жили прямо в доме постоянно. У них не было своего отдельного жилья, и гостеприимный дом нашел каждому уютный уголок.

Сторож Юрий худой, высокий, всегда задумчивый, получил в военные годы десять лет, за то, что воровал с голодухи со товарищами, колоски, на колхозных полях. И никто не хотел его даже слушать, что поля были давно замерзшие, и по большому счету, силос был не пригоден к еде, а еще чтобы его достать целиком, требовалось много трудов, и ни вкуса, ни особенной сытности в нем не было. После окончания срока, так вышло, что возвращаться было не куда и не к кому, он был единственным ребенком у матери. которая умерла от приступа аппендицита через полгода как его увезли органы. В детском же доме нужен был сторож, умеющий делать мужскую работу, плотничать, столярничать, электрик. В детстве деревенскому мальчишке приходилось и в артели подсобить, и с электричеством разбираться, класть бани и дома. И еще много других дел, мужчин в деревне почти не было, и на тракторе, и на комбайне, а потом и на бортовушке. Так что пришелся ко двору Юрий в детском доме и как мог трудился вместе со всеми.

Надежда, приехала к сестре, на заработки или как в деревне сказали «за длинным рублем», но характер был слишком боевой, голос громкий, нрав простецкий и горячий – душа нараспашку, не могла ужиться «со своей правдой», подстроиться, уступить. Родственники тоже натерпелись и рекомендовали вернуться назад в кировскую, так как с работой не выходит. Но возвращаться в родную деревню, «позориться», Надежде не улыбалось, народ злой, заклюют, так от скуки, и тут в парке на лавочке разговорилась с Юрием, он и предложил ей идти к ним в дом.

И, о чудо! Она нашла здесь себя, кров над головой и смысл всей жизни, раскрылось на полную, ее большое, мало кому понятное и интересное, золотое сердце. Работая с раннего утра до глубокой ночи, она не ведала усталости, веселила всех смешными и интересными историями и как мы уже слышали, страшными былинами. На праздниках, пела и плясала, не жалея ног, была первой везде, все её очень ценили и любили. Часто можно было видеть синеглазова милиционера Петра, из транспортной прокуратуры, ожидающего ее у входа, виновато прячущего глаза от всех проходящих мимо. Но пока Надежда, не очень отзывалась на чувства юноши, он был немного младше ее и одинакового с ней роста, метр восемьдесят один, играла с ним в строгость и непреступную возмущенность, чем всегда вызывала улыбку у сторожа Юрия. Он вздыхал, выходил на крыльцо дома, закуривал беломорину и махал рукой – ну девка. Дом жил кипучей жизнью, и у каждого было чем себя занять, с горкой.

Маргарита.

Удивительно как быстро, хорошие люди, забывают о плохом случившимся с ними. Марго медитировала сидя на широком подоконнике, который был сделан специально по заказу, эскиз которого разработала она сама, смотря вглубь своего сердца и не замыкаясь в нем, энергия мысли текла медленно не задерживаясь, дверцы были раскрыты, вход и выход, вдох и выдох.

Она обожала свой широкий теплый подоконник, сделанный для того, чтобы сидеть на нем и заниматься практиками души, иногда, дремать, медитировать, мечтать, или просто чувствовать себя котенком, смотрящим на жизнь, протекающую снаружи, на окнах стояли обогреватели по типу машинных и лед не заволакивал окно. Это ей сделал любимый братишка, золотые ручки, когда шел ремонт, он вспомнил о привычке сестренки сидеть на подоконнике в любую погоду, смотреть в окно и думать и решил порадовать, дополнив кабинет этой изюминкой.

Итак, взгляд в душу, там бил колокол, набат, он разносился по всей Вселенной, но кроме ее его никто не слышал. Опять надо поразобраться в себе и определиться. успокоиться, – вода, я вхожу в озеро, не спеша. погружаясь в воду миллиметр за миллиметром, бесконечно долго, коже тепло и вдруг, вокруг стало очень тихо, так тихо, что немного звенит в ушах, затих колокол, цунами тишины поглотило целиком. Невзгоды отступают, а мысли вдруг хлынули всей мощью и завертели в хаосе прошедшего дня. Марго старается не цепляться за них, а просто наблюдать, никак не оценивая теперь, как учила ее любимый инструктор по йоге Светлана, про себя Марго звала ее «светлая», ей нравилась ее жизнерадостная и целеустремленная натура, улыбка, а еще больше безудержные вспышки честного смеха, и серьезность к профессии и несомненный профессионализм.

Что ж это прошлое, прожитое и невозвратимое, с пришедшими в этот день учителями и уроками, мудрость дня окутывала разум как туман по утру, слегка колыхаемая не чувствительным ветерком, даже скорее сквознячком, то набегая непроглядной пеленой. То разрываясь и предоставляя простор для мимолетного взгляда и тревожного вздоха. Когда-то Марго читала о шамане, который мог поправить прошлое, чтобы помочь себе в настоящем, кровавая работа, назад в прошлое, боль неизбежна в этом случае, порой страшная, наверное, она может убить.

– Господи, прости мне мои грехи, я буду стараться не делать людям зла, помоги видеть зло вовремя его рождения во мне, заступись за мою душу Ангел хранитель, помилуй. Как же тяжело человеку в этом мире жить отчетливо, мы все почти в автоматическом режиме и только отчаянные поступки, как ведро холодной воды, приводит нас ненадолго в чувство, и вновь съезжает на старую колею привычной жизни.

Любим, ненавидим, злимся, смеемся и насмехаемся, открываем и закрываем двери, улыбаемся и здороваемся, строим планы на будущее и вспыхиваем от прошлого, все сразу и все, всё на автопилоте, по привычке. Мозг запоминает и выделяет, только врагов и то не всегда, если у человека доброе сердце, он отходчив, не злобив, для того чтобы ему запомнить человека, тот должен обозначить себя, выделиться из толпы, зацепить чем угодно, иначе никак, не обернемся и не вспомним.

И так практически всё и со всем, нам некогда, не сегодня, и уж конечно не сейчас, да и наверняка не в этой жизни, держимся за то, что имеем, не готовы выйти ни на мгновение из зоны комфорта, там страшно, трудно, и главное слишком честно, там ты и всё чувствуешь кожей, и там реально железом по стеклу и по сердцу, ты белая ворона, ты освещен огромными прожекторами и гол!

Марго обожала смотреть на звездное небо. Мечтать и просто, каждый раз удивляться, там за видимой Галактикой, ещё одна, а за ней… как уместить это в голове, невозможно, а так хотелось бы, но нет, мы все так думаем, но в основном в молодости, а затем забываем, нам некогда мы добываем хлеб насущный, учимся, спим, едим, интригуем наконец.

Сила, которую дал нам Господь, мы в силу разных обстоятельств, не можем использовать со всей мощью, наверное, не зря? И дело даже не в нашей слабохарактерности, лени, суете, жадности, зависти, просто табу, нельзя и не про нас. Уверена, что когда-то оно будет снято и, наверное, снижается при каких-то обстоятельствах и сейчас, нет, нет, да и услышим о феноменальных случаях, но не со всеми, и так будет… а пока это единичные случаи и только. Есть ещё одна гипотеза, что после окончания земного пути, вырвавшись в общий эфир, душа тут же вспоминает каким огромным потенциалом обладает, но жажда обучения и практики неудержимо тянет назад, что-то исправить и ещё, разные причины, но там правило, все добывается с нуля.

Над Воркутой не часто бывает звездное небо, зима, длится девять месяцев, и, если небо чистое, чаще всего в это время морозно, и на улице долго не простоишь, или вьюжно и тогда облака висят над самой головой, а вокруг снег и ничего не видно. Летом же солнце не уходит за горизонт, старательно даря свет северу, за недоданные зимние ночи.

Льды, холод, ночь. Время года зима, заполярный круг, на все времена, невыносимые условия для жизни всего живого. Воркута самый восточный город Европы, название свое получила по реке Варкута-яха, с ненецкого «река, изобилующая медведями». В августе 1930 г. Открыта была из-за нахождения в почве месторождений угля. Расположена на Западных склонах Полярного Урала, на реке Воркуте в ста пятидесяти километрах севернее Полярного круга и всего в ста восьмидесяти километрах от побережья Северного Ледовитого океана.

Сюда приходили составы с заключенными, часто их вина была в том, что они оказались не в то время не в том месте. Слишком умные, или удачливые, красивые, талантливые, в общем зависть, донос, воронок, допрос, состав, заполярный круг. Иногда пустяковый проступок, многие сейчас если разобраться не поймут даже суть вопроса. И всё-таки… тысячи поломанных судеб и огромная потеря генофонда и элиты России.

Юрий Борисович, отец Марго рассказывал ей, когда она была ребёнком, о том, как в послевоенные голодные годы, они с друзьями ходили ночами в замерзшие колхозные поля, ползали с топорами, в поисках картошки. Потом пекли ее потаенно на костре, и жевали с наслаждением, голод был постоянным спутником этих мальчишек, а картошка была грязная вперемешку с землей, мягко-сухая и все-таки самая вкусная на Земле. До конца своей недолгой жизни, отец Марго, не ел картофель ни в каком виде.

– Я наелся её в детстве, – говаривал он, когда жена Алевтина, пыталась хоть как-то приготовить ему картошку. Он ел мясо, утром полстакана сметаны, в обед обязательно первое. Никогда не ел сразу первое и второе, до конца жизни был худощавым, шустрым и сильным мужчиной, был лёгок на подъем даже после восьмичасового рабочего дня, никогда не ел досыта.

Воркута – столица мира, так называют свой город, все, кому он дорог, более семидесяти народностей, а сколько разных судеб и жизней, – ссыльные, зэки, политические, охотники за лучшей жизнью, длинным рублем. Этот город всегда отличала особая стать, или статья, кому как вспоминается, крепкая дружба, искренность, душевная теплота. Очень редко кто то в этом городе замерзал насмерть по причине подпития, только если забредал в нехоженый район, а так ни один воркутинец не пройдет мимо человека лежащего или сидящего на улице, поднимут и в крайнем случае заведут в подъезд, прислонят к теплой батарее, а если может говорить то и домой доведут бросив все свои дела и на время забыв про проблемы, Все знают что оставить человека на улице это верная смерть, даже если на данный момент не очень холодно, в Воркуте погода меняется мгновенно и может за час упасть на много градусов. Мелочь? Ну подумаешь? Нет, человечность, жертвенность если хотите, пройдешь, грех и память о нем на всю оставшуюся жизнь, он умрет через тридцать, шестьдесят минут, замерзнет, север не прощает прохладные человеческие отношения. Спасала, и спасает людей только любовь и человеколюбие, и опять любовь. Многие даже летом держат на работе теплую одежду и обувь, потому что придти на работу ты можешь в легкой рубашке, а после работы одеваешь куртку на подстежке. Вздохнет Арктика и лету конец!

Планы.

Он шел спокойным шагом и думал обо всем сразу, что будет делать в ближайшее время, как завоевывать сердца и души людей, и как подтянуть фанатиков. Вот кто поможет мне, – усмешка перекосила лицо Сатана. Человек не живет, а играет, и нужно подкидывать правильные карты вовремя. Оглядывая планету зорким внутренним зрением, ему открывались все мысли и все желания, и не было секретов не в чем. Да, я буду повелевать этим миром, и может когда-нибудь…?! Нет, мотнув рогами от крыльев, прогнал глупую надежду, залетевшую из сердца полного раскаяния, и побрел дальше.

Как много нужно человеку и как мало ему на самом деле нужно. Он ищет всю жизнь, добывает, выбивает, страдает, рыдает и никак не может утолить голод поиска. Почему? Ну, наверное, потому что, точно не уверен, что же он ищет. Почему получивший всё золото мира, вдруг давится в петле? Почему добившийся победы, идет дальше, а покоривший вершину идет на следующую, даже если он потерял в предыдущем восхождении друзей! Почему в школе, часто мечтая о девушке месяцами, а то и годами обретая взаимность, с легкостью бросаешь её! Почему идя домой, мечтая, как ты сейчас обнимешь своего любимого мужа, увидев его на пороге холодеешь и цепенеешь? Почему, ожидая Новый год, много месяцев, засыпаешь у телевизора едва куранты пробили двенадцать, а то и раньше!

Почему, зайдя в храм задыхаясь от счастья, а чаще от горя, чувствуя присутствие Бога, ты с горечью, вдруг отвлекаешься на местных старушек, в большом количестве работающих в церкви, не обращающих особо внимание на службу, нескончаемо терзающих свечи на подсвечниках, мешающих сосредоточится и делающих со злыми лицами замечания, это не во всех церквах конечно, но часто встречающееся явление. Хорошо бы было хотя бы во время службы запретить им носится по храму, болтать друг с другом, и что запретить навсегда, делать замечания прихожанам. Любой психолог скажет, что в 99.9 процентах случаев, критика не воспринимается сердцем, только обидчивым тщеславием, поэтому вредна и бесполезна для пополнения паствы. Почему, желая утром, всем добра, идешь на работу и сникаешь видя, как бабушка роется на помойке!? Почему, зачем. куда, как?!

Сколько разных чудес происходит с верующими людьми, представить трудно, но чаще всего если кто-то об этом и знает то сугубо ближний круг, а то и ему боязно признаться, чтобы не засмеяли, а то и жалко делиться, понимаешь, что здесь сугубо для тебя и про тебя. Но чтобы нам спасти больше людей, нужно говорить, писать, хотя бы мне, я не потеряю ни один ваш сердечный рассказ и напишу об этом. Часто дорога, по которой они идут непостижимо складывается и расстилается шаг за шагом. И порой кажется, что нет выхода, но по молитве открывается нужная дверь. Молитесь и дастся вам, просите, только обязательно просите, чтобы получить.

Мы ищем любовь, большую, светлую, сияющую, бескорыстную, которая просто так, за то, что ты есть на этом свете. За шумящие берёзы, за текущую воду, за яркие лучи солнца, за снежинки, тихо падающие в ночи в свете фонаря, за улыбку близкого человека, за теплое объятие, за заглядывание в глаза, именно так, когда вам последний раз это делали, незаметное пожатие или поглаживание руки, за чувство заботы, за уверенность в Божьей милости. Но пока мы сами не превратимся в этот свет, тепло, улыбку, радость, прощение и сострадание – ничего не найдем. Бог есть любовь, а мы частица Господа, и всё, что способствует спасению души, всё во благо.

Сатан прервал поток мыслей, вдруг полившийся сверху ему в сердце и вздохнул, да, я суд на Земле, искушение и страх, но здесь я не просто так – показать и оттенить. Битва! Добро и зло, свет и тьма, до скончания всех времен, вам жалкие людишки придется выбирать каждый день, час, секунду, уж я-то постараюсь, не сомневайтесь, и буду терпеливо ждать, каждого, ошибитесь, поскользнетесь, соблазнитесь, и всё. Раскалённой железной палицей ударю вам в самое сердце, только откройте его темноте, и познаете смрадность своего духа, сладость и оправданность греха. Быть достойным Его не легко, и я заставлю вас страдать, буду орудием, чистилищем, берегитесь глухие сердца, страшитесь мертвые души, я иду, я рядом, я везде, я докажу Отцу, что нет среди вас достойных Его любви!

Кот.

Свеча погасла, и не видимый глазу, но терпко ощутимый запах парафина защекотал ребятам носы.

– Пора расходиться!? – взволнованно пролепетала Лида, боясь стронуться с места, хоть и сидела ближе всех к открывшейся форточке, – вот и свеча наша погасла.

– Давайте еще посидим, – заупрямилась Соня, – Алеша, ты повыше нас, закрой форточку, а я зажгу свечу, есть и у меня для вас история, которую ещё не слышал никто.

Алексей очнулся из оцепенения, от внезапного испуга накрывшей темноты и щупая рукой вокруг воздух двинулся к окну. В комнате сразу стало холодно и появился странный запах то ли гари, то ли серы, который, наверное, принесло ветром с железнодорожных путей. Остальные дети оцепенев не двигались, не искали спички, и сидели зажмурившись, молча, ожидая, чем закончится поход Алексея к окну.

Казалось время остановило свой бег, замерло, наполнилось туманом и сгустилось, мальчик шёл медленно, переставляя негнущиеся от ноги, боясь наткнутся на невидимое препятствие, которое интуитивно чувствовал. Дети вдруг в один миг почувствовали, как в этом сгустившемся воздухе повисла, небывалая тишина, которую даже не нарушали шаги Алеши, он передвигался для них и для себя беззвучно, всё вокруг было до краев наполнено молчанием, не стало слышно пурги, звуков с железной дороги, скрипа стен деревянного барака, свет в окне, освещенный с обратной стороны яркими прожекторами вокзала тоже померк, наступила гнетущая и ужасающая непонятность.

Громко стукнула закрывающаяся форточка, выводя всех из оцепенения, дети все разом зашарили по тумбочке ручонками ища спасительные спички, и сбив свечу, которая тут же укатилась по полу в неизвестном направлении. Тут же все бросились на пол, в каком-то азарте, искать злополучную свечку.

– Нашел, – крикнул Димка, каким-то сдавленным голосом, и все двинулись назад.

И тут в темноте зажглась спичка, Алексей от окна, а остальные дети из-под кроватей, побрели как бабочки на свет спички, Димка, с вытянутой рукой, подставил свечу под спичку, и она сразу подхватила предложенный огонек, он как будто перешел со спички на свечу и тут же потух, так же неожиданно, как зажегся.

– Кто зажег спичку? – недоуменно прошептала Соня, оглядываясь по сторонам, – вон, коробок лежит под стулом, я сама его туда уронила нечаянно. Дети аккуратно, чуть прикрыв глаза стали испуганно озираться. Но в комнате кроме них и огромного рыжего кота, никого не было.

– Странно, но мне не понятно, откуда появился огонь – серьезно сказал Алеша, – кто из вас, его зажег? Дети смотрели молча друг на друга, поджимая ноги, то ли от холодного пола, то ли от страха.

– Рыжий кот!!, – одновременно у всех прыгнули сердечки, откуда в закрытой комнате, появился кот, все живности в детском доме были наперечет, во дворе жила старая немецкая овчарка Динка, сторож сколотил ей просторный домик, а повариха кормила ее. Два кота жили на первом этаже, держали их из-за крыс и мышей, которые водились в округе, и имели легкий доступ в деревянные дома, ни яд, ни мышеловки, особенного успеха не имели, а эти два хвостатых были настоящими крысоборцами.

Первый по кличке Волк, обычный полосатый, короткошерстный, с огромным количеством своих личных привычек и капризов. Не раз он доводил повара Людмилу до пред инфаркта, по ее словам, вот, например, как-то вечером она резала мясо на кусочки, готовя его для фарша на котлетки. В детском доме стояла тишина, все давно спали, именно это время любила наш повар, никто не мешает, тихо ворчит радио на стене, возле разделочного стола, тихо текут мысли в голове, а руки знай себе режут и лепят. И вдруг кто-то жестко стучит ей по плечу, чуть не выронив нож, Людмила с опаской медленно поворачивает голову, но сзади никого нет, да и кому же быть, после ужина к ней никто никогда не заходит, ибо не за чем. Сзади никого нет, и бедный работник пищевого блока, начинает мелко стучать зубами, еще раз хорошенько посмотрев себе через плечо, она идет с скрипучей двери, выходящей из кухни в столовую, та закрыта, выглядывает наружу, производя петлями тихий скрежет. От чего ей становится еще страшнее, громко произносит, – Показалось, – неуверенно машет рукой, также неуверенно пытается улыбнуться, и почему-то на цыпочках идет назад, так и не закрыв дверь, интуитивно оставляя себе путь к бегству, в случае чего.

И что же она видит, здоровый и веселый Волк, жрет мясо прямо на столе, и дерзко посматривает на повариху, вся его прищуренная сущность будто нагло вопрошает, что напугалась? Курица! С шага переходя в карьер, на ходу сдергивая сплеча полотенце, Людмила со словами, – «Ах ты, усатая сволочь, пугать меня, мясо мое лопать,» – начинает атаковать кота, который схватив кусок побольше, стрелой кидается к спасительному выходу из кухни, распахнутому настежь, милой поварихой.

Секунда и Людмила опять одна, в смешанных чувствах, но успокоившись, продолжила свою работу. И это только небольшой эпизод из жизни вороватого и отчаянного кота. Обычное его время препро вождение было где- ни будь на шкафах, дверях или между оконных рам, где его никто не мог достать, независимый, не желающий ласки, он жил своей жизнью, отличной от всех других, но исправно ловил грызунов,

Второго кота звали Малыш, он был фантастической расцветки, белая грудь, белые кончики лапок, будто в коротких носочках и легкие мазки белого вдоль усов и глаз, белый кончик хвоста, все же остальное было сине-черным. Породы Малыш был сибирской и оттого мех его пушился как букет одуванчиков, размеры у кота были очень внушительные, а имя свое он получил от того, что, когда его нашли был он не больше детской варежки. Оба кота абсолютно не поддавались никаким сюсюканьям, их кормили также с кухни, но и эту еду они ели не всегда. Независимость котов иногда даже раздражала людей их окружающих, но благодарность за то, что в детском доме практически никто не вздрагивал от испуга за прошмыгнувшую серость под ногами, перевешивала. Что же еще удивляло окружающих это дружба Волка с овчаркой Динкой, он часто делился с ней едой, спал на ее теплой спине и ел из ее миски, иногда их заставали за беседой, когда сидя напротив друг друга они кивали и слегка жестикулировали хвостами и ушами. Малыш дружил только с поваром Людмилой, спал на ее кровати и имел еще множество привилегий по этому поводу, Волка и Динку он игнорировал как класс, не вступая с ними не в дружбу ни в драку.

Так что никаких рыжих котов, да еще размером почти-что с ребят в доме не было Кот сидел на подоконнике, покрытый мокрым снегом, глаза его были зеленые с черным отсветом, лапы толщиной напоминали руки, да и всё в нем больше напоминало невысокого человека нежели кота. Он неотрывно смотрел на ребят, немигающим взглядом, сразу на всех, каждый из детей ощущал невозможность оторвать глаз и пошевелиться. Ребята просто сидели и смотрели, также вел себя и рыжий кот, прошло пять минут…

Вдруг, кот потянулся, встряхнулся от усов и до хвоста и пошел к детям, которые совсем выбились из сил сидя без движения. Подсев на задние лапы, он засунул переднюю в сгущенку и с нескрываемым восторгом и какой-то оголтелой лихостью сунул ее в пасть, став громко чмокать, облизывая покатившиеся по лапе струйки сладкого молока. Другой он уже запихивал в пасть кусочек батона, тут же успевая поворачивать морду к каждому из детей и им казалось, что черно-зеленые глаза беспрерывно подмигивают или дергаются, было не очень понятно. От страха дети даже не пытались думать или как-то анализировать происходящее, они просто были зачарованными зрителями потрясающего действия, разворачивающегося у них перед глазами.

Пухленькая Софья смотрела, смотрела на все это безобразие и вдруг с силой тряхнув головой накрыла банку ладошкой,

– Хватит лопать, – сердито, сказала она рыжему обжоре, испугавшись собственного голоса, но отступать она не собиралась, – это нам на всех, на несколько дней!

Кот не противостоял, и как будто даже заулыбался, сразу перестав черпать огромной лапой сгущенку, медленно облизывая остатки лакомства, он уставился в конец комнаты, около двери, отвернув морду от ребят. Дети инстинктивно тоже посмотрели туда, но из-за сумерков комнаты ничего не увидели. Лида встала и пошла к двери, как будто ее кто-то взял за руку и повел, там в углу стояла черная сумка в форме квадрата посылки, десять на десять сантиметров, она расстегнула молнию, в сумке в два ряда ровненько стояло десять банок сгущенки и кулек печенья топленое молоко, на вид килограмма два не меньше.

– Ух, ты, – только и смогла сказать девочка, дети гурьбой подбежали к ней, любопытство взяло вверх над испугом, все склонились, стараясь дотронуться, в восторге, рукой до этих несметных сокровищ, и тут, опять со звоном, открылась злополучная форточка. Свеча мгновенно погасла, но дети вместо того, чтобы закрыть ее с криками кинулись вон из комнаты. Они побежали в комнату мальчиков, а Димка не смог расстаться с заветной сумкой и прихватил ее с собой, сумка была тяжелая и очень драгоценная, поэтому старательно пыхтя он пытался всё же не идти, а бежать по мере сил.

Комната была не далеко, заскочив внутрь и дрожа от возбуждения, затянули сумку под кровать и принялись хохотать безудержно, сверкая белыми зубками и хлопая друг друга по плечам, затем одновременно смолкнув, и легли спать. Девочки вдвоем на одну кровать, мальчики на другую, уснуть сразу не получалось, мысли скакали бешеным галопом, как взбесившиеся кони, и всё же позднее время, холод и стресс, а также беззаботная молодость, сделали свое дело, дети согрелись, приткнувшись друг другу и мирно засопели, почти одновременно.

Сны долго не приходили в их головки, только под утро неясные тени пережитой ночи все-таки навестили ребят. Дмитрий увидел Уральский хребет с высоты птичьего полёта, он летел, взмахивая огромными крыльями и ища что-то? Он не мог во сне ответить на этот вопрос, но знал. Что увидев поймет сразу.

Алексею снился кот, они сидели с ним на лавочке возле детского дома и ели семечки, болтая лапами и ногами, и весело обсуждая прыжки собаки Динки в их сторону.

Лидии снилось, что она надела новое розовое платье, с белыми кружевами и новые розовые туфельки с небольшими каблучками, и собирается она идти вниз, встречать своих папу и маму, которые наконец-то разыскали её и спешили забрать из детского дома. Тетя Надя расчесывает ей локоны, а она не может насмотреться на себя в зеркало, за что воспитательница сердится,

– Не крутись, как обезьянка, успеешь, не приехали они ещё, рано, – ничего не помогает, и Лида притоптывает ножкой от нетерпения, скорее увидеть родителей. Но Надя не торопится, и приговаривает своим зычным голосом:

– Куда ж ты нечесаная пойдешь, напугать всех хочешь? Девочка должна быть опрятной, милой, спокойной, с головы до ног! Поняла меня. обезьянка! – и весело улыбаясь продолжает свою работу.

И только маленькая, решительная наша Соня, не видела ничего во сне, сладко сопя и обняв крепко подушку, она размеренно дышала, напрочь позабыв все приключения минувшего вечера, или заставив себя это сделать…

В келье.

Агафий наблюдая странное явление на небе тихонько завел молитву: «Дево Владычица Богородице, паче естества и слова рожденная Единородное Божие Слово, Творца и Владыку всея твари видимая и невидимая, Единого от Троицы Бога, Бога же и человека, со делавшаяся обителю Божества, вместилище всякия святыни и благодати, в немжеблаговолением Бога и Отца, содействием Святого Духа, телес не обитаже полнота Божества, – он шептал и не заметил, как в темноте его келии возник темный силуэт. Воздух сгустился и вдруг волосы на всем теле Агафия встали дыбом, молитва пошла с запинаниями и потом замерла на полуслове. Агафий резко обернулся, так быстро, что в шее что-то хрустнуло и заныло, глаза напряженно вглядывались во тьму кельи, но не нащупывали ничего, после рассматривания в темном небе яркого зрелища, перед глазами плясали огненные ручьи и больше ничего не было видно. Неожиданно, раздался голос:

– Не пугайтесь юноша, и ради всего на свете, простите меня, я просто гость в вашем гостеприимном монастыре, шел в свою келью, которую мне любезно предоставил настоятель Отец Сергий для ночлега, но заблудился и попал к вам. Я весьма огорчен, что помешал, но вот, что заставило меня остановиться здесь, – телескоп! Пожалуй, это последнее, что я ожидал увидеть в мужском монастыре города Воркуты. Хотя, нет, буду честен до конца, совсем, совсем не ожидал! Вы астроном!? Астролог? Вам, простите мне мою назойливость, кажется не разрешается заниматься этими науками?

– Доброй ночи, вам, и да, вы абсолютно в теме – спокойно ответил Агафий в темноту, взяв моментально себя в руки, и стараясь утихомирить скачущее во весь опор знающее всё наперед сердце – я не всегда был монахом, это хобби, с благословения Отца Настоятеля, прибежище же для гостей следующая за моей дверь, только ваша дверь с левой стороны, с окнами на монастырский двор, приятного отдыха добрый паломник.

Смех, в ответ на слова монаха прогремел как очередь из раскатов грома вдалеке, от которого вздрогнула даже местная кошка Вафля, пробегающая через двор монастыря, в воздухе же, запахло чем-то знакомым.

– Нет, любезный Агафий, я вовсе не паломник, и уж добрым меня назвал, пожалуй, первый человек за всю мою жизнь, – и незнакомец подошел поближе к окну, а потом внезапно сев на табурет монаха и приставив глаз к телескопу, зловеще произнес, – летят, и летят…

Агафий привычно пошел по направлению к тумбочке, решив, что нужно зажечь свечу, испытывая большой дискомфорт от разговора с незнакомцем в полной темноте. Но незваный гость вдруг оторвал свой взгляд от телескопа и задал очередной вопрос:

– Не надоело взаперти сидеть? Молодой, умный, образованный парень, высокий, косая сажень в плечах, белые кудри, синие как небо глаза, чувственные губы. Там на воле, девчонки заждались такого как ты, работящего, не курящего, не пьющего красавца. Что держит тебя здесь!? Не могу понять! Хочу предложить тебе работу, деньгами не обижу, сразу поставлю своим заместителем, ибо навел справки, и точно знаю, что ты, это то, что мне нужно.

Агафий остановившийся было на пол пути, стоял не поворачиваясь, только слегка склонил голову влево, и вдруг шепотом продолжил прерванную молитву:

– «…несравненно превознесенная боголепным достоинством и преимуществующая пред всякою тварию, славо и утешение и неизреченное веселие Ангелов…», – и опять двинулся к тумбочке.

– Да хватит уже! – прикрикнул на монаха неведомый гость, голос заметно погрубел – потом помолишься, когда я уйду, время у тебя есть, вся непрожитая жизнь впереди, а пока будь гостеприимен, поддержи разговор, или я не вовремя, может неприятен? В чем дело?!

Агафий молча продолжил свой путь по келье к свече, занимаясь этим он перекрестился и нащупав на тумбочке коробок, чиркнул спичкой…

– Фуу, – пронесся холодный ветерок над пальцами монаха, а затем ледяной холод ударил ему в лицо, а прямо в ухо зашипела змея:

– Я разве просил зажечь свет, я просил ответить на мои вопросы, – коробок спичек выбитый, грохотнул об пол, а затем, улетел в темноту, – но теперь и сам вижу, не готов ты, на них отвечать, что ж подумай, не тороплю. Скоро зайду за ответом, пять дней думаю хватит?!

Агафий тихонько продолжил «…царственный венче апостолов и пророков преестественное чудное мужество мучеников…»

– Хм, а ты упорный, – перебил его незнакомец, – значит не хочешь со мной говорить? Интересно всё же знать почему? Испугался, скорее всего, что ж ты темноты боишься, гостей боишься, что же ты за воин Христов!? Да ты знаешь сколько я намерен платить тебе?! Ты будешь самым богатым юношей в этом городе! У тебя будет всё самое лучшее! Ну как?! Подумай!!! Не будь дураком, таких предложений ты не получишь больше никогла!

Дверь кельи открылась и закрылась тихо словно легкий сквозняк поиграл с ней, воздух разрядился и опустел…

Агафий вытер со лба холодный пот и сел на стул возле телескопа, руки дрожали и зубы выбивали чечетку, которую он заметил только сейчас, и запах, теперь он понял, столь знакомый запах, это сера, по щеке обжигающе покатилась горячая слеза …

– … «Поборнице в подвизех и Подательнице победы…», – прошептал он продолжение молитвы преподобного Ефрема Сирина ко Пресвятой Богородице, и вскочив побежал в коридор. Вокруг было темно и тихо, не звука не нарушало морозную тишину, Агафий прошел до комнаты паломника и уже занес руку, чтобы постучать, но почему-то передумал и побрел во двор монастыря, опустив голову, со стеклянными глазами, опускаясь со ступеньки на ступеньку и шепча молитву.

На дворе монастыря было пустынно, свет ни в одном окошке не горел, все спали, устав от работ прошедшего дня, не мудрено, была глубокая ночь. Сев на крыльцо, перед входом на колокольню, Агафий положил подбородок на правый кулак, долго сидел глядя перед собой серьезным и задумчивым взглядом. Напротив, тут же нарисовалась трехцветная красавица Вафля, покрутившись и потеревшись об ноги безучастного ко всему Агафия, и поняв, что ему не до неё, и поесть он ей ничего не предложит, степенно пошагала в сторону продовольственного сарайчика, соседствующего с кухней. Там светилось окошечко, монастырский повар ложился как правило поздно, любил побаловать чем-нибудь интересным братию, затем помолиться.

А молодой монах всё сидел. Не было в голове никакого осмысления происходящего, а в сердце образовалась какая-то пустота, в душу опустился неприятный мутный осадок. Пойду к батюшке утром на исповедь, решил Агафий, но все сидел на пороге, не замечая холода и смотря вперед перед собой. Сбившись он начал с самого начала

Дева, Владычица Богородица, паче естества и слова родившая единородное Божие Слово, Творца и Владыку всей видимой и невидимой твари, Единаго от Троицы Бога, Бога и Человека, соделавшаяся обителию Божества, вместилищем всякой святыни и благодати, в котором, по благоволению Бога и Отца, при содействии Святаго Духа, телесно обитала Полнота Божества; несравненно превознесенная боголепным достоинством и преимуществующая пред всякою тварию, Слава и Утешение, и неизреченное веселие Ангелов, царственный венец апостолов и пророков, преестественное и чудное мужество мучеников, Поборница в подвигах и Подательница победы, уготовляющая подвижникам венцы и воздаяния вечныя и боголепныя, честь и слава преподобных, непогрешительная Путеуказательница и Наставница безмолвия, дверь откровений и духовных тайн, Источник Света, врата вечной жизни, неистощимая река милосердия, неисчерпаемое море всех боголепных дарований и чудес, Тебя просим и Тебя умоляем, сострадательнейшую Матерь человеколюбиваго Владыки, будь милостива к нам, смиренным и недостойным рабам Твоим, воззри благосердно на пленение и смирение наше, уврачуй сокрушение душ и тел наших, рассей видимых и невидимых врагов, будь для нас, недостойных, пред лицем врагов наших крепким столпом, бранным оружием, сильным ополчением, Воеводою и непреоборимою Поборницею, покажи ныне на нас древния и чудныя милости Твоя, да познают беззаконные враги наши, что Сын Твой и Бог един есть Царь и Владыка, что Ты воистину Богородица, родившая по плоти истиннаго Бога, что все Тебе возможно, и чего ни восхощешь, Владычица, имеешь силу все сие совершить на Небе и на земле, и на всякое прошение даровать что кому полезно: больным здравие, сущим на мори тишину и доброе кораблеплавание. Путешествующим спутешествуй и охраняй их, пленных спасай от горькаго рабства, утешай печальных, облегчай нищету и всякое другое телесное злострадание: всех свобождай от душевных недугов и страстей, невидимыми Твоими предстательствами и внушениями, дабы, хорошо и непреткновенно совершив путь сей временной жизни, улучили мы через Тебя и оные вечные блага в Царстве Небесном. Верных, почтенных страшным именем Единороднаго Сына Твоего, уповающих на Твое предстательство и на милость Твою, и во всем имеющих Тебя своею Ходатаицею и Поборницею, укрепляй невидимо против окружающих врагов, рассей облако уныния, облегающее души их, избави их от душевнаго обстояния и подай им светлое благодушие и радость, возставив мир и безмятежие в сердцах их. Спаси молитвами Твоими, Владычице, сию Тебе преимущественно посвященную паству, весь, город и страну, от голода, землетрясения, потопления, огня, меча, нашествия иноплеменников, междоусобной брани, и всякий праведно подвигшийся на нас гнев отврати, по благоволению и благодати единороднаго Сына и Бога Твоего, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение, со Безначальным Его Отцем, с Совечным и Животворящим Его Духом, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Гость.

Вера услышала крик на своем этаже, выглянула, и увидела улепётывающую со все ног детвору. Вот полуночники! Однако, она не стала преследовать их и читать нотации, улягутся всё равно, уже очень поздно, детский организм требует подпитки сном каждые двенадцать часов, Вера тихонько прикрыла дверь канцелярии и сев за стол, склонилась над личными делами. Сегодня у нее была бессонная ночь, и не потому что был форс мажор, нет, ей не хотелось спать.

Какая-то жалость ко времени которое летит так быстро, молодость, звон эфира, встречи, разговоры, недели и дни. Как жаль тратить всё это на банальный сон, хочется вдыхать полной грудью жизнь, летящую тебе на встречу, требующую от тебя особенного внимания и чувственности. Вера взяла в руки следующее дело.

Лида, девочка с рыжеватыми локонами, поступила в детский дом совсем недавно, родители пропали без вести во время пешего перегона заключенных по этапу, бабушка Лиды сошла с ума от навалившихся переживаний за всю семью и поместив ее в психиатрическую больницу, ребенка забрали. Бабушка Лиды была активным партийным деятелем, уважаемым человеком и когда стали происходить аресты многие люди стали обращаться к ней за помощью, она то и дело писала, звонила, просила и требовала, но вот беда постучала и в ее семью, и она просто не смогла себе объяснить всё это.

Стала потихоньку заговариваться, плутать, забывать Лиду на улице, но девочке везло, ее приводили то соседи, то знакомые встречаясь с ней в подъезде, магазине или на улице. Нет, Лида не была беззащитной, как многие дети в детском доме, она могла постоять за себя, а то и сплести маленькую интрижку в свою пользу. В ней было много тепла, но света меньше, и Вера старалась всеми своими силами зажечь этот свет, пока сердце ее ещё поддавалось влиянию и впускало в себя посторонних.

Освещение, из-за пурги, наверное, погасло, обрыв проводом был обычным делом, Вера зажгла свечу, стоявшую, неизменно, тут же на краю стола в старом медном подсвечнике в виде русалки, роскошь, доставшаяся ей от предыдущей воспитательницы, семейная реликвия Оксаны, посмотрела на часы, они показывали второй час ночи. Надо бы уже ложиться.

Читая дело Лиды, она то и дело уходила в свои мысли, ей уже хотелось найти свою любовь, мужчину, который ворвется в её жизнь, вдруг, ураганом, сердце прыгнет и упадет глубоко в омут и все вокруг обретет звенящий смысл бытия. А потом белая фата, смех и шампанское, и конечно счастье без конца. Какое оно?! Так трудно всё представить сразу, не очень понимая, что главнее.

Вера сидела, опершись рукой на стол и положив голову себе в ладонь, смотрела на свечу и улыбалась, мечты уносили ее далеко, туда где она надеялась обрести своё счастье, огонь колыхался от сквозняков и от этого танца было тепло на сердце. Девушка незаметно для себя стала дремать.

Внезапно дверь со скрипом отворилась и в комнату вошел человек в длинном, мокрым, черном, кожаном плаще с глухим капюшоном, что немного напоминало облачение монаха, он был весь покрыт снегом. Роста необычайно высокого и огромные плечи закрыли половину комнаты

– Здравствуйте, – деловым басом проговорил он, – мое имя Кумардак, и я хотел бы заполучить всех ваших детей себе.

Вера, хлопая спросонья глазами, и ещё раз посмотрев на часы, закрыла недочитанное дело Лиды. Сон улетучился, и недоуменная гримаса повисла у нее на лице, глаза в упор уставились на глухой капюшон, казалось, что она ещё не до конца проснулась, из-под него не было видно лица пришедшего, лишь очень острый подбородок.

– Как вы вошли? – недоумевающе спросила она, выставив вперед пятерню, словно для рукопожатия.

Капюшон даже не вздрогнул, снег таял и скатывался ему под ноги, быстрыми струйками, посетитель смотрел вниз, стоял величественно, не шевелясь и не отвечая на вопрос.

– Вы знаете который сейчас час вообще?! Сейчас ночь. – сама себе ответила на свой же вопрос Вера, – все спят, кто вас послал?! Я ничего не понимаю?!

– Ну вот вы допустим не спите, а вы старший воспитатель, заместитель директора, стало быть, вопросы, которые я хочу решить, мне есть с кем обсудить прямо сейчас, не смотря на внеурочное время, а ночь на дворе или день, для человечества не имеет значения, и я, как и вы человек крайне занятой. Отдайте детей.

– Да, что значит отдайте, это что вам горшки с цветами на окне, – повысила голос Вера, окончательно просыпаясь, она встала и пошла к окну, инстинктивно переставив горшок с амариллисом дальше по подоконнику, – я вас не понимаю, вы решили усыновить двоих детей, почему такая спешка, это не дело пяти минут. Вам придется предъявить в детский дом справки, обратитесь в отдел попечительства, процедура не быстрая.

– Во-первых, я сказал, что хочу забрать всех детей, находящихся в вашем домишке, который вообще не предназначен для проживания людей на мой взгляд, а уж детей особенно, во-вторых, никаких бумаг я оформлять не намерен, вы ноги мне должны целовать, что забираю их отсюда спасая от сиротской доли, у меня они будут как сыр в масле кататься не зная не забот, не хлопот, – глухо затараторил гость, так и не подняв голову от пола, создавалось такое ощущение, что у него какой-то дефект шеи, который не дает ее приподнять. Пожимая плечами и поджав губы, Вера не знала, что ей отвечать:

– Мне кажется, вас неправильно кто-то проинформировал по поводу закона и правил усыновления и на данный момент, я вынуждена вам отказать. Изучите всю интересующую вас процедуру, обратитесь туда куда я вам объяснила, оформите бумаги, познакомьтесь с ребенком, который вам по душе, найдите с ним контакт. А пока дождитесь дня, знакомство с детьми у нас происходит с 12 до 14 часов ежедневно, включая выходные дни, приходите, познакомьтесь с населением нашего дома. Наверняка вам кто-то приглянется, и дети и персонал всегда очень рады гостям, а уж если малыш обретет семью, о которой мечтает каждый день, это будет настоящее счастье. И не могли бы вы снять капюшон, хочется увидеть глаза собеседника.

Повисла долгая пауза, Вера села за стол сложив ладонь на ладонь, и смотрела снизу-вверх, слегка склонив голову в левую сторону, на гостя, а он возвышался в трех шагах от стола над ней, молчаливой черной горой.

И тут на стол прямо сверху на руки Вере прыгнул огромных размеров рыжий кот, непонятно откуда взявшийся, он бесцеремонно разлегся на весь письменный стол, около свечи, поверх личных дел и ладоней Веры, тяжелым весом сильно прижав их к столу, заняв его весь целиком, свесив передние лапы и сбив при этом кружку с остывшим чаем, которая тут же разлетелась вдребезги.

От неожиданности Вера, выпучив глаза, смотрела на кота, шевеля губами и не в силах произнести ни слова. В свою очередь кот, буравил ее, черно-зелеными глазами, снизу-вверх покачивая хвостом словно готовясь к прыжку и вся прежняя решительность стала покидать девушку, ей почему-то вдруг расхотелось спорить со странным гостем, она просто сидела завороженная огромным котом, всё кружилось вокруг, как будто она каталась на карусели, стены дома исчезли, и ей привиделось, что вокруг дома стоят стройными рядами тени, шеренга за шеренгой, и тонут во мраке ночи и нет им конца. Вере почему-то захотелось заплакать, но о чем, было не ясно, тоска, безысходность и безразличная покорность судьбе накрыли её с головой. Пропала, пропала я, билось в висках, а карусель все кружила среди черных безликих теней и невозможно было с нее сойти.

Очнулась Вера от стука в дверь, в комнате было жутко холодно, ее даже припорошило снегом, свеча погасла не догорев, а стол был чист, на нем не было уже личных дел, сейф, который она открыла, и где хранились дела, тоже был пуст, исчезли только дела, больше ничего не украли. В комнату заглянула озадаченная повар Людмила:

– Вера, у тебя всё хорошо, – и увидев всю картину, побежала закрывать форточку, – с ума ты сошла, замерзнуть решила, холод то какой собачий, совсем себя не бережешь красавица наша, – и обняла обеими пухлыми руками девочку сзади за грудь, пытаясь своим телом отогреть девушке спину, – заболеешь ведь оглашенная, куколка моя! Пойдем скорее ко мне под теплую печь.

– Мама, Людмила, – прошептала Вера, – у меня беда, обокрали ночью, забрали все личные дела детей, что теперь делать-то!

– Да, кто ж это, кому понадобились? Когда? – посыпала вопросами повариха, осматривая в сумерках комнату, свет так и не дали, пурга все мела, свет от прожектора с железной дороги немного подсвечивал заледенелое окно, вокзал работал на дизелях, – давай я зажгу свечу, эх где-спички-то у тебя? Под ногами Людмилы захрустела разбитая кружка, – да что ж тут за война приключилась, – охала она, зажигая спичку.

Свет заливший лицо Веры оживил ее, она шумно выдохнула и сказала решительно,

– надо вызывать милицию, – и пошла в общий коридор к телефону, набрав ноль два, быстро и сбивчиво объяснила случившееся и попросила срочно приехать, ответив на все заданные дежурным вопросы. Положив трубку вернулась в свою комнату-кабинет и ещё раз внимательно огляделась, личных дел нигде не было…

Прием.

Быть психологом модно, но не востребовано в России, люди боятся доверять свои тайны другим, им не понятен специалист, занимающийся душой. Подруге выплакаться, с мамой посоветоваться, с мужиками обговорить, и небольшой процент на исповедь, и очень незначительный на разговор с духовником. Маленький одинокий человек, на огромной планете Земля, родился, если повезло, крестился, и с тем заделом, что получил в генах, пошлепал по жизни, часто с завязанными глазами, босой в духовном смысле и оглушенный пожившим до него миром.

Если сильно отличается от сверстников, награждается белым цветом, или диагнозом, либо само изгнанием, человек придумал огромное количество защит, которые работают или не работают, но мы стараемся интуитивно, черпая сведения из разных источников защитить себя. Одиночество всё равно будет сопровождать нас всю жизнь, не смотря на друзей, учебу, работу, семью, душа – не компания, вопреки поговорке, она личность, которая повышает свой статус для себя самой, имеющая свою строгую программу.

Идя по жизни гористыми тропами, Марго по началу не слишком искала ответы, рядом почти не было людей, которым названия духовник, гуру, мудрец, учитель, а остальные были просто прохожими идущими, бегущими, стоящими, но по своим делам. Крест на теле прятали, как и глаза. Но когда появляется правильный человек в жизни, душа интуитивно понимает это, становится тише, прислушивается, сбавляет шаг, стараясь расслышать в шуме толпы шепот незнакомой до селе науки, но безумный самолет повседневности уносит с огромной скоростью дальше против воли и теряется девяносто процентов знаний, а то и все сто, забываются и нет возможности восстановить хоть каплю. Марго сто раз себе говорила, записывай, запоминай, но разве выполняешь задуманное на сто процентов, едва ли.

Эпизоды, научись видеть сигнал жизни, часто повторяем мы себе, жить отчетливо, но привычка, как известно она же вторая натура не дает сосредоточиться на главном, возвращает за руку в колею повседневности. Привычки, это то из чего мы устроены, все в нашей жизни привычка. Зачем напрягаться, с непонятной целью, когда и так все замечательно, а если и нет, все так живут опять-же. Так проходит жизнь.