Читать книгу Восемь сказок про Владимира Путина - Марис Фрицевич Друва - Страница 1

Предисловие. Юбилеи

  Только кот-священник Базиль знает, почему так много времени проводили вместе Владимир Путин и Пол Маккартни перед его концертом на Красной площади 24 мая 2003 года. А также кот знает, где живёт ветеран Великой Отечественной войны, который последним уйдёт из жизни на этой земле.

  Правда ли, что Божественный гранит Раймонда Паулса придумал и поставил молодой Володя Путин, а потом криминальные группировки просто хотели присвоить эту идею и владеть над ней? Базиль расскажет об этом подробно.

  Но главная забота кота-священника и его команды о том, чтобы народы и власти жили в дружбе и вместе могли бороться против терроризма в мире.

  В 2022 году Владимиру Владимировичу 70 , а Андрею Тарковскому 90 . Спектакль- сказка "Иваново детство.Тогда и сегодня" посвящается этим юбилярам. В моих сказках они вместе представляют Россию и я представляю свою родину Россию и село Беласток Омской области.

  Некоторые сказки и идеи из этой книги уже опубликованы в моих книгах "Восемь сказок о великих котах,людях и собаках " и "Восемь сказок про Михаила Барышникова ",но здесь новая редакция и все тесно связано в одно целое.

  А самое главное, что в сказках всегда много правды.

                      Марис Друва

Путин и Тарковский

  На съемочной площадке было жарко, но режиссер Андрей Тарковский все не появлялся. Все его ждали. Ну куда это мог запропаститься молодой начинающий режиссер? Нагнал тут людей, собак, кошек, лошадей, а сам, видите ли, не соизволит появляться! Да как это можно – опаздывать, да еще в такой жаркий июльский денек?!

  Хотя бы и вот это, что-то непонятное: эти проверки ежечасно. Ну и куда ты тут убежишь, да и какой смысл – все ведь сюда пришли по своей воле. Хотя, если бы у маленького Володи сейчас спросили, хочется ли ему здесь находиться, в ответ, скорее всего, прозвучало бы «нет». Потому что этот жаркий июльский день он, Володя, с большим удовольствием провел бы на своем ленинградском дворе, а не находился бы здесь, на этом далеком, выжженном солнцем лугу, на полпути между Ленинградом и Москвой. Луг этот напоминал сковородку, на которой все они сейчас жарились. А мучеников тут много, и судьбы их совсем безвестны.

  Да, известно вот про того и про этого и что этот, мол, работает шофером, а этот, значит, администратор, а вот этот – осветитель, и все они – взрослые люди, у каждого своя семья, и каждый из них работает на «Мосфильме» уже не первый год и, скорее всего, проработает еще немало лет, и это – лишь их очередной фильм, а вот это – их очередные гадания, прогнозы: каким же он будет, этот новый фильм. Ох уж эти прогнозы на съемочной площадке! Ну что за роскошный букет! Так ведь каждый на «Мосфильме» – большой специалист, критикам бы поучиться.

Хотя бы и сейчас – умудренные опытом мужчины и женщины начинали уже роптать по поводу вседозволенности какого-то юнца. Да что это он себе вообразил! Еще только первый фильм, а вон уже какие амбиции. Да тут фильмом-то еще и не пахнет, так, всего лишь кинопробы, однако же с размахом. С таким размахом!

  А молодой режиссер Андрей Тарковский все не появлялся, и ассистентка режиссера Клара тем не менее начала очередную проверку. Клара была пухленькой женщиной в очках и имела железную хватку. Слово «железную» здесь следует воспринимать буквально. Обычно Клара хватала правой рукой каждого названного ею претендента и тащила его на известное лишь ей одной место, будто бы тот не сумел бы дойти туда самостоятельно. Сейчас же все вызванные ею должны были расположиться в самом центре площадки – близ колодца.

  Слава про Кларину хватку распространилась чуть ли не по всему «Мосфильму». Кстати, так она хватала не только каких-то там мальчишек или девчонок, но также и собак, кошек, даже лошадей – да-да, лошадей! Вот, например, вызывает она лошадь по имени, а затем хватает ее за гриву, да так запросто и тащит на отведенное той место. За руку, а то и за плечо Клара хватала даже известнейших артистов, в том числе и заслуженных. На «Мосфильме» широкой популярностью пользовались такие фразочки, как: «Ну и что, схватила тебя Клара?» или «Коли Клара хватанула, хорошо будет». Само собой, выражения эти имели отношение лишь к кинопробам. Кого, значит, первого схватит железная Кларина рука, тот и будет иметь больше всего шансов на желаемую роль. И так было всегда: отчего-то первыми Клара хватала именно тех, кто мог победить реальнее всего. Это была какая-то мосфильмовская мистика, которой, кажется, подчинялись и режиссеры. Так, приводят на кинопробы сотню пацанов, а Кларина хватка безошибочно определяет первую десятку. И если уж рука Клары тебя не коснулась, то преспокойно можешь отправляться домой и сюда больше не возвращаться: на роль-то тебя все равно не утвердят.

  Можно уже было сбиться со счета, в который раз проводилась проверка и в который уже раз железная рука Клары утверждала первую тройку мальчишек. На самом-то деле это означало, что остальные уже могут быть свободны, хоть официально последнее слово и было за режиссером. В данном случае – за автором его первого фильма под названием «Иваново детство» Андреем Тарковским.

  Сперва Клара подносила к глазам левую руку, в которой она всегда держала сценарий, распорядок дня и огромное множество списков с содержащимися в них именами актеров; а затем громко, так, чтобы было слышно по всей площадке, выкрикивала фамилию. И тут же она подходила к названному, брала его за плечо, руку, лапу, крыло, гриву или все равно что и чуть ли не волоком тащила беднягу прямо к колодцу.       Мальчуган, значившийся в Клариных списках как Путин Владимир Владимирович, чуть не закричал от боли, ибо на сей раз Кларина хватка была почему-то особенно железной и, по-видимому, более напряженной, наверное, это было связано с трудно объяснимой задержкой режиссера. Сейчас Клара сжимала плечо парнишки ближе к спине, а спина-то вся обгорела от особенно свирепо жегшего в последние дни солнца. Спина и так обгорела и саднит, а тут еще Кларин захват! Однако кричать-то нельзя, нельзя и виду подать, что больно, – фильм-то ведь какой, про этого, как его – Бондарева! Уж больно нравился Володе этот Бондарев, да и рассказ Богомолова «Иван» он прочел.

  Все же на съемочную площадку Володя угодил отнюдь не по своей воле, а, скорее, наоборот – на пробы его привела соседка, тетя Маня. Тетя Маня была глубоко набожной христианкой, преданно служившей православной церкви и неустанно повторявшей:

– Боженька всех нас видит и водит, надо только верить в Бога, и ничего плохого с нами не приключится.

Так всегда говаривала путинская соседка тетя Маня. И еще она утверждала, что Господь послал ей добрый глаз и именно поэтому она, мол, видит больше других.

– У тебя особенный мальчик, Мария Ивановна, ты уж береги его, – объявила она однажды Володиной матери, на что та, сильно смутившись, лишь отмахнулась:

– Ну что ты, теть Мань, что ты! Пацан как пацан, ничего особенного.

Но как-то раз, когда отец Володи, Владимир Спиридонович, дома отсутствовал, соседка, заглянувшая к Путиным просто так – посидеть, попить чайку, – заявила:

– У тебя парень особенный, следовало бы его москвичам показать-то.

Тетя Маня произнесла это как раз в присутствии самого Володи, поэтому ничего удивительного, что мать Володи поинтересовалась:

– Что это за москвичи такие, теть Мань? Да и зачем, собственно, путинского мальчонку им показывать?

  Тут соседка и объяснила, дескать, надо бы поехать на кинопробы, и до тех пор уговаривала и убеждала, пока наконец семейство Путиных не согласилось с нею вместе отправиться на «Ленфильм», где москвичи собирались просматривать ленинградских мальчишек на участие в главной роли в фильме «Иваново детство» какого-то начинающего режиссера по имени Андрей Тарковский. И еще вся троица условилась между собой на коммунальной кухне о том, что главе семейства пока что вовсе незачем знать про попытку внедрения его сына Володи в мир киноискусства. Надо отметить, что Мария Ивановна давно уже прознала о беззаветной любви ее соседки ко всякому искусству, как и про то, что та не раз уже, и успешно, приводила людей к таким известным режиссерам, как Калатозов, Ромм, Авербах, Герасимов и т. д. Да кто ж его знает, глядишь, а вдруг из ходки ее сынишки к этому молодому – как там его, бишь, Тарковскому – что путное и получится? Верила она в тетю Маню и в ее добрый глаз тоже.

  Маленького Володю же в этом мероприятии более всего прельщала военная тема. Он-то был самым обычным мальчишкой, а кто из них не любит играть в войну? Вот так, не прошло и двух недель, а ему уже несколько раз довелось вытерпеть Кларину хватку, а это означало: он все еще в строю.

  Поначалу Клара выхватила его из огромной толпы, состоявшей из сотен мальчишек, затем уже – из сотни, потом – из пятидесяти и т. д. Все эти мальчишки тусовались одной гурьбой: кто из Ленинграда, кто из Москвы, кто из Пскова, да и из многих других городов России. А Клара их всех сортировала, распихивала, придвигала и отодвигала до тех пор, пока изо всей кучи не остался примерно лишь десяток «схваченных». Все они и стояли здесь, на этом знойном июльском лугу. Все были уже настолько бывалыми, что хорошо понимали, что же именно означает «Кларина хватка». И именно Володя Путин, Коля Бурляев и Саша Кольцов прекрасно знали, что они-то и входят в первую тройку претендентов, а значит, наверняка именно один из них и будет исполнителем главной роли.

  Однако не сама война даже – более того, Володю привлекали, будоражили борьба, поединок. В книжке, которую тетя Маня принесла потом, уже после того, как рука Клары впервые коснулась плеча мальчишки, и которую он в тот же день прочел, Володю заинтересовало, привлекло упрямство, да нет, скорее, воля к борьбе. Вот это да, вот это парень, этот Бондарев! Это в его-то возрасте суметь оказаться наравне с закаленными бойцами! Об этом явно стоило и поговорить, и поразмышлять, да и потерпеть ради этого неоднократную Кларину хватку. Просто надо победить, и именно здесь, на этом самом лугу с колодцем!

Ну и пусть эта строгая тетка приходит и больно-пребольно хватает мою болящую спину, пусть приходит – я все вытерплю! Но строгая тетя уже была занята собаками, кошками, птицами и лошадьми, поэтому для мальчишек на какое-то время наступил отдых.

  Володя лежал под единственным на весь луг деревом, да и то полузасохшим. Руки свои он сложил на затылке, голова его опиралась на ствол дерева, правая нога была полусогнута, а левая опиралась на нее. Вот так он и лежал, пожевывая стебелек травинки и глядя на то, как ассистент режиссера отлавливала собак. Первым под ее рукой вот уже второй день оказывался большой черный пес, следовательно, претендент номер один на победу в этом конкурсе. Была там среди остальных и маленькая беленькая собачка, просто замухрышка какая-то, по кличке Белобровик. Белобровика Клара ни разу так и не удостоила своим захватом, а все лишь кивала: иди сюда или ступай прочь. На самом же деле Белобровик был весьма смышленым и коммуникабельным, дружелюбным и даже в некоторой мере болтливым псом. И сейчас тоже, едва дождавшись Клариного взмаха, милостиво дозволившего ему отправиться на отдых, Белобровик тут же подбежал к лежавшему Володе и сразу стал трепаться, при этом совсем по-приятельски расположив свою правую лапу на Володиной ноге. А лапа у него, у Белобровика, была мягкая-премягкая.

– А ты вообще-то знаешь, Володя, где мой дед служил в молодости? Не поверишь – в царской семье! А это, знаешь ли, было великой честью, и будь нынче другие времена – жизнь моя и вовсе сложилась бы по-другому. И не гонялся бы я тогда за маленькой ролью в фильме какого-то режиссера-дебютанта!

  Сказать по правде, Володя не слишком внимательно слушал песика – опять он болтает про распрекрасную жизнь своего дедушки в Екатеринбурге. Володя из его рассказа мало что понимал, да и внимание его сейчас больше привлек большой и независимый Черный Пес, который именно в этот момент, надо же, вдруг осмелился перечить самой Кларе. Но вот в миг, когда Клара стала вызывать и затем вести вдоль колодца лошадей, держа их за гриву, на съемочную площадку вдруг влетела желтая «Победа» – это наконец-то привезли долгожданного Тарковского.

  Молодой режиссер вышел из машины, долго глядел куда-то вдаль, затем подошел к ближайшей лошади и о чем-то с нею поговорил. Затем Тарковский поговорил с оператором Юсовым, они вместе подошли к колодцу и подозвали также и Клару, а еще через мгновение Тарковский широким взмахом руки не то указал, не то приказал:

– Здесь!

  Это сработало как стартовый выстрел: сразу же на съемочной площадке началась привычная оргсуета. И если бы удалось взглянуть на все это с высоты, то могло бы показаться: ну прямо как пчелки возятся. Прошло, быть может, минут десять, а может, чуть побольше, но вот уже и камеру расположили подле колодца, и прожекторы, и сам режиссер застыл возле него, опять зачем-то долго вглядывается вдаль, а затем кивает. Это послужило сигналом для Клары, и она тут же прокричала на всю площадку:

– Путин!

– Путин! – еще раз воззвала Клара, находясь уже совсем рядом с мальчиком, который к тому времени успел подняться и теперь стоял возле дерева, левой рукой держась за ствол, правой же – по-прежнему сжимая лапу пуделька-болтушки. Так они оба и стояли, рука к лапе.

Володя собрался, внутренне напрягся, даже дыхание задержал, а вот и оно – знаменитое «хвать!». – Это Путин?Крепкая рука жестко схватила за левое плечо и поволокла Володю к самому центру площадки, однако в правой отчего-то по-прежнему оставалась зажатой лапка Белобровика, но сразу и не разобрать, может, это как раз Белобровик и не отпускал руку мальчишки. Но факт тот, что песик так и заковылял вместе ним в направлении колодца. Клара заметила это лишь в самом конце, остановилась и подняла руку с зажатым в ней сценарием и ворохом других бумажек прямо к глазам, будто бы защищая их от солнца. Словно не веря им, она смотрела прямо на Белобровика, однако тот и не собирался отпускать руку Володи, но, может, это именно мальчик не выпускал из своей руки лапку собачки.

  Нет, ну где же это видано, чтобы Клара схватила одного, а следом за ним вот так запросто потащился и другой! Нет, это какое-то невообразимое несоответствие, наглость неописуемая – вот так взять и вмешаться в раз и навсегда заведенный Кларой порядок. И случилось нечто невообразимое: Клара вдруг взяла и отпустила Володино плечо! Да, вот именно так: не доведя вызванного до цели, Кларина хватка внезапно разжалась. Несколько мгновений ее правая рука оставалась поднятой, и она так и стояла перед всеми на съемочной площадке, с поднятыми вверх руками. Капитуляция?! Ну уж нет, как бы не так! Надобно знать Клару: она никогда не сдается. Ее правая рука вдруг резко упала вниз и коршуном вцепилась в свою добычу – прямо в мягкое предплечье Белобровика. Собака громко зарычала, тут же вырвала свою лапку из руки Володи и, что уж тут поделаешь, вновь заковыляла вслед за Кларой, которая на сей раз поволокла песика и вовсе за пределы площадки. Собачка взвизгнула еще разок, но Клара лишь еще быстрее потащила несчастного Белобровика. Он даже споткнулся, однако ему быстро удалось вскочить на ноги и поспешать в заданном Кларой темпе. Так они и неслись вдаль, а вся группа лишь стояла и глядела им вслед.

  Тарковский глянул на часы.

– Неужто в Москву его? А если даже и в Москву, когда вернется-то? Снимать же надо!

  Последнюю фразу он прямо-таки выкрикнул по направлению к удалявшейся парочке.

– Снимать же надо! Клара, снимать!

  Клара все слышала. Клара вдали обернулась к съемочной группе и смотрела сюда. Она как будто говорила издалека: «Ну что ты, Андрей! Сначала следует порядок навести, а лишь потом думать о съемках. Да ты что, Андрей!»

Издалека можно было лишь видеть, как Клара жестикулировала, все время что-то настоятельно объясняя Белобровику, затем схватила его за плечики, сильно потрясла и потом резко оттолкнула, как будто говоря: «Марш отсюда, и чтоб ноги твоей возле съемочной площадки больше не было!»

  Оттолкнув его, Клара возвращалась. Тарковский же все глядел на часы. Все ждали Клару, и она вернулась. И хотя Володя уже находился всего в нескольких шагах от колодца, он отчетливо понимал: самому ему перемещаться никак нельзя – надо дождаться Клару. Володя был смышленым мальчиком, и он не ошибся. Все – птицы, собаки, кошки, лошади и люди – как бы образовали некую дорожку, по которой сейчас она шла назад.

– Это Путин ?– снова прокричала ассистент режиссера, заново схватила Володю и подвела его к Тарковскому. Но в это мгновение опять случилось нечто неожиданное, что-то такое, что даже никому и не могло бы прийти в голову. Никто даже представить себе не осмелился бы, что можно так откровенно проигнорировать Кларины распоряжения. Внезапно громко и отчетливо зазвучал голос ушедшего было, как все подумали, Белобровика. А он, оказывается, и не уходил совсем, а находился рядом с краем площадки. Будучи отвергнутым, отправленным восвояси, он все-таки вернулся. И пусть голос его звенел и задыхался от еле сдерживаемых слез и глубочайшей обиды, нанесенной ему, все же он звучал вполне внятно и громко – достаточно, чтобы можно было разобрать каждое слово, сказанное им.

– Нет, я этого так не оставлю! Вы слышите?! Этого я просто так не ос-тав-лю! Но вот тебе, безумная женщина, придется обо всем этом пожалеть особенно! Какое ты имеешь право так относиться ко мне?! Да ты вообще знаешь, кто я?! Я собака, дед которой служил в семье царя! Да мой дедушка провел в Екатеринбурге, в царской семье, лучшие мгновения своей жизни! Ты хоть представляешь себе, сумасшедшая баба, что это означает?! На кого ты осмелилась поднять свою руку?! Самому царю лично мой дед служил, слышишь?! И был застрелен вместе с царём! И всякому, кто поступил со мной не по справедливости, придется горько, горько сожалеть об этом! Потому что однажды все переменится! Царь вернётся!

  Смертельная тишина, по-другому и не назвать, наступила вдруг разом на всей площадке. И, наверное, навек, так показалось Володе, запомнится ему лицо старого реквизитора Эйжена в тот момент. Старик стоял неподалеку от них, и в руках у него было ведро. Наверное, кто-то заранее объявил, что сегодня у колодца будет нужно ведро, и теперь старик нес его – ведь Клара-то уже подвела юного героя фильма к режиссеру, а это значит, что режиссер сейчас начнет с ним репетировать, вот тут-то его ведро и понадобится. Сильно пожилой Эйжен весь свой весьма немалый век проработал в мире кино в качестве реквизитора. Даже и не перечесть список всех фильмов, в которых ему довелось принимать участие. И до войны, и во время, и сразу после нее, и вот сегодня, в шестидесятых. А дома у него – в красном углу, рядом с иконой – стоит корзинка с орехами, грибочком и белочкой, которая была в фильме «Летят журавли». Да что может быть святее этого?! Эйжен ведь самолично раздобыл все это, показал Калатозову, ну да, а как же его тогда благодарила за них актриса Самойлова! В этом фильме ведь так много того, что он вложил туда, и во многих других – тоже. А сколько же благодарных слов довелось ему услышать от известнейших режиссеров! Да что там говорить – скажите, много ли сегодня осталось таких, которые могли бы сказать: «Лично я свой путь в кино начинал на площадке у самого Эйзенштейна»?

Таким вот был старый Эйжен, который сейчас исправно служил в фильме начинающего режиссера. И теперь он нес это ведро, из которого вроде придется пить этому самому мальчишке, Володе Путину. Эх, сколько всего перевидал на своем веку старый реквизитор, и ничтожно мало, в особенности после войны, было в его жизни таких моментов, как этот, чтобы он почувствовал себя настолько потрясенным и беспомощным и чтобы в его душе вдруг оказалась затронутой столь чувствительная струна. Почти что и не было после войны такого, чтобы так вот пронзительно поразило и разбередило его душу. Старик весь будто застыл и не осмеливался пошевелить даже пальцем. У Эйжена была маленькая острая бородка клинышком, которая сейчас сильно дрожала, и унять эту дрожь было нельзя. И сердце, ему тоже нечего было сказать в это мгновение.

Смертная тишина на площадке нестерпимо затягивалась. И вдруг в этой пронзительной тишине один из осветителей, крепко державшийся в тот момент за ручку угольного прожектора, вдруг произнес вполголоса, но как-то обреченно:

– Ах ты, бедная собачка. Теперь-то ты попадешь гораздо дальше Екатеринбурга. Дай бог тебе хоть с матерью успеть попрощаться.

Осветитель говорил достаточно тихо – так, что лишь немногие могли услышать сказанное им. Путин, однако, услышал. Он инстинктивно почувствовал, что следует взглянуть на этого человека. Володя и впрямь несколько секунд смотрел на немолодого уже мужчину, но вскоре взгляд его опять обратился к Эйжену. Произошло это потому, что почти сразу же после этих слов осветителя ведро в руках старого реквизитора задрожало. Оно было жестяным, и его проволочная ручка теперь судорожно билась о корпус, порождая резкий металлический звук, чем-то похожий на звон колокольчика. Нечто ужасное творилось вокруг него, Володя это чувствовал, но все никак не мог понять: что и отчего? Царь и Екатеринбург. Почему? Кто такой царь? И что это за город – Екатеринбург? И отчего вдруг такая тишина воцарилась после слов белого песика, Белобровика?

  Володе ясно было одно: собачку обидели. Так Кларе явно не следовало поступать. Ну и что, что песик был болтливым и иногда даже надоедливым, утомлявшим своими бесконечными разговорами, зато они с Володей как-то сдружились за эти дни, и он отчетливо чувствовал, как ему будет теперь не хватать маленького рассказчика. Он даже почувствовал себя виноватым перед Белобровиком из-за случившегося. Кто его знает, а вдруг он сам слишком сильно сжал лапу песика, и тот попросту был вынужден идти вместе с ним к колодцу. За что и был изгнан.

Ну зачем же вот так, сразу, взять и прогнать? Белобровик ведь вовсе не рассчитывал на значительную роль, ему всего лишь хотелось поучаствовать в съемках картины, и нате вам, из-за небольшого недоразумения его раз – и прогнали. Песика очень глубоко обидели, может, поэтому он в сердцах и назвал Клару «сумасшедшей бабой». Ну, допустим, переборщил, но отчего такая свинцовая тяжесть нависла над всей площадкой? Наверное, было в этом что-то такое, о чем он, Володя Путин, даже представления не имеет. И тем не менее он почувствовал: случилось что-то особенное, в этом он был убежден. Ладно, Эйжен, осветитель, сам режиссер и многие другие взрослые люди – они, скорее всего, понимали смысл происходящего, но интересно, а вот что сейчас думают Володины сверстники – тот же Колька Бурляев, например, вон, тоже раскрыл рот и только моргает. А что, спрашивается, думает вон тот пестрый петух, который попеременно косит то левым, то правым глазом на того же Эйжена, в руках у которого все еще продолжает дребезжать ведро, будто похоронный звон? Володе вдруг подумалось, что не только эти, только что упомянутые лица, но и многие другие, подобно ему, так же недоумевают по поводу случившегося. И все же ,что такое- этот таинственный Екатеринбург?

И вдруг Путин увидел коня. Про себя он его всегда называл Умником. Это был тот самый конь, с которым давеча разговаривал Тарковский. Володя был просто уверен в том, что уж Умник-то точно получит свою роль, и Клара тоже первым хватала за гриву именно его. Умник не смотрел ни на Эйжена, ни на осветителя. Умный конь все смотрел и смотрел на уходящую вдаль маленькую собаку – он смотрел на Белобровика. К тому времени песик успел дойти до того места, где ранее Клара его трясла и толкала, чтобы уходил прочь. Он уже поднимался по пригорку, а за ним Белобровика не будет видно.

Кому и зачем может понадобиться увозить Белобровика куда-то далеко, задумался Володя. А если и повезут, то куда? И если так, то почему бы ему не дать хотя бы попрощаться с отцом и матерью? В голове Володи крутилось много доселе не существовавших вопросов, а ведро в руках Эйжена все дрожало, и все время продолжал звенеть печальный колокольчик.

  Андрей Тарковский подошел к Эйжену и вынул из его рук ведро. Все так же с ведром в руках он подошел к колодцу и кивнул Володе. Дескать, давай-ка сюда, актер. Наконец-то странная, необъяснимая и непонятная Володе минута молчания прервалась. Вокруг засуетилась съемочная группа, и каждый теперь делал свое, наиболее ему привычное и знакомое дело.

  Тарковский встал по одну сторону колодца, Володя же должен был оставаться на другой, оператор Юсов встал между ними на третьем краю, а на четвертой стороне было ведро.

Так они там все и стояли, и через некоторое время Юсов показал: пусть Тарковский с Володей поменяются местами.

  Но нет, так не стало лучше, и они встали по-прежнему. Колодец имел бетонные края, которые доходили Володе до пояса. У него не было крышки, только ворот с рукояткой и цепью на нем. Тарковский с Юсовым завели разговор по поводу кадра, о расположении камеры, а Володя в это время перегнулся через край колодца и посмотрел вниз.

  Это было каким-то чудом! Удивительно, насколько глубоким все-таки оказался колодец! Странно, что Володя лишь сейчас это заметил. Голова его закружилась, и ему стало страшно от этой глубины, в которой воду скорее можно было почувствовать, нежели разглядеть. И ему вдруг стало так страшно, что захотелось резко выпрямить спину и оторваться от этого колодца.

Ну уж нет! Володя даже не шелохнулся, он выдержал эту глубину колодца, положил широко расставленные руки на бетонный край и даже нагнулся еще больше. От злости, а также назло страху. Мальчик задержал дыхание: казалось, даже у дыхания должно быть громкое-прегромкое эхо, что уж говорить о произнесенном слове.

Наверное, Володя достаточно долго глядел вниз, в глубину колодца. Тарковский окликнул его, и, подняв голову, Володя рядом с режиссером увидел черное окно камеры.

– Сними рубашку, – скомандовал Тарковский, а сам взял ведро и, прицепив его к цепи, перекинул через край, позволив тому свободно падать вглубь, лишь чуть-чуть притормаживая ворот руками. Затем он поднял наверх наполненное до краев водой ведро. И вот наконец оно стояло на самом краю. Тарковский сказал Володе, чтобы тот придерживал ведро, а сам расположился рядом с камерой.

– Ты можешь напиться воды? – спросил режиссер.

– Да, – просто ответил Володя.

– Вода очень холодная и очень прозрачная. Ты сможешь выпить очень холодную воду?

– Да, я смогу пить очень холодную воду, – очень громко и уверенно ответил Володя и стал пить. Как и прежде, когда он смотрел в колодец, ему стало страшновато от того, насколько все же эта вода была прозрачной и обжигающе холодной. И все-таки Володя пил, и пил бы еще, но режиссер велел остановиться.

– Ты сможешь держать ведро одной левой рукой, а правой умыть лицо, пригладить волосы, поплескать себе на грудь?

– Да, я смогу, – снова громким и уверенным голосом произнес Володя и стал выполнять задание режиссера. Это было почти то же самое, что прыгнуть в холодный омут, однако мальчик, стиснув зубы, мужественно проделал все это. В этот момент ему показалось, что теперь он один сражается за всех и своей выдержкой отвечает за всех остальных, которые стоят вокруг и смотрят только на него.

– Стоп! – крикнул Тарковский, но Володя, увлекшись, все продолжал плескаться и остановился лишь после третьего «стоп». Ведро уже было почти пустым. Тарковский, подойдя, взял ведро и начал медленно-медленно лить оставшуюся воду на землю, показав: пусть Володя попеременно подставляет под струйку то одну, то другую ладонь. Когда ведро опустошалось, режиссер снова кидал его вглубь колодца, опять руками чутьчуть притормаживая барабан и позволяя цепи размотаться до конца. Потом он ушел на прежнее место и встал за камеру, рядом с Юсовым.

– Посмотри в колодец, – велел он Володе. – Кукушку сможешь услышать?

– Где? – глядя в колодец, спросил Володя Путин. Он уже напрочь забыл прежние страхи, когда боялся даже вздохнуть, и теперь из глубины колодца полетели, понеслись наверх звонкие, громкие и немного пугающие «Где, где, где?..». Эхо несколько выпрямило Володю, и он, глядя на режиссера, переспросил еще раз:

– Где кукушка?

– В России, – ответил Тарковский. – Смотри туда, вниз, и сумей услышать кукушку там, в глубинке, в России.-

  Володя медленно нагнулся к колодцу и долго смотрел туда, в невообразимую глубину, в которой где-то там, в недосягаемой дали, глухо и отчетливо падали непонятно откуда капли воды. И точно так же, как во время происходившего здесь, наверху, с этим царем и Екатеринбургом, этой странной установившейся вдруг тишиной, незабываемым лицом Эйжена и странными словами осветителя и мелким звоном дребезжащего ведра, Володя опять ничего не понял. Только почувствовал, что именно сейчас происходит что-то большое и значительное, могущее преобразить жизни многих людей, и его, Володи Путина, жизнь тоже.

Володя вдруг почувствовал этого хрупкого, упорного паренька, Бондарева, упрямого парня, от которого зависят жизни многих сотен и тысяч взрослых уже людей. Жизни взрослых, зависевшие от маленького упорного разведчика Вани Бондарева.

– Ты можешь услышать кукушку? – будто издалека донесся до него голос Тарковского, и Володя быстро ответил:

– Да! – потому что другого ответа здесь просто не могло быть. И в этом поединке нужно было побеждать.

– Да! – повторил Володя, и эхо вторило ему: «Да, да, да!» Колодец как бы подтвердил сказанное. Эхо больше не пугало, и Володя все продолжал глядеть в необъятную глубину.

– Тогда услышь кукушку и скажи об этом маме.

  Володя выпрямился, взглянул на Тарковского и спросил:

– Где мама?

– Прямо напротив тебя. Я – твоя мама. Смотри на меня и говори: «Мама, я кукушку услышал».

  Володя смотрел на режиссера по имени Андрей Тарковский. Худой, угловатый, запыленный. Надо пойти с ним вместе и победить, думал Володя. Вот это и есть вкус победы. Почти ничего непонятно, но сердцем он чуял: происходит что-то очень важное, огромное и значительное. Что-то, что в жизни может больше и не повториться. Главное – не испугаться. Надо сделать лишь одно – победить.

Володя опять перегнулся через край колодца и снова смотрел вниз. Кукушка все не появлялась, но Володе сейчас очень важно было подумать о маленьком белом песике, Белобровике, который сейчас идет куда-то вдаль. Он смотрел в глубину и все вспоминал собачку, которую прогнали. Но ведь у Белобровика дома остались папа, мама, братишки и сестренки, которые наверняка надеялись, что их Белобровик будет сниматься, что вернется домой с хорошими новостями, обрадует известием, что его утвердили на какую-нибудь, пусть крохотную, роль. Вся его семья тогда порадовалась бы за него. А сейчас он вернется изгоем, и вряд ли его сердечко сильно утешилось от того, что он, Белобровик, смог произнести оправдательную речь в свой адрес, что создал на площадке такую странную, волную- щую тишину.

  Володе вдруг стало невыразимо жаль песика, с которым они дружили. Собачки больше нет, кукушка тоже не кукует, и стало Володе тоскливо, грустно и одиноко. Настал миг, когда следовало поднять голову, посмотреть на режиссера и сказать: «Мама, я кукушку услышал». Но как тут скажешь что-нибудь, когда до слез жаль ушедшего Белобровика? Поэтому Володя смотрел прямо в глаза режиссера, глаза которого, в свою очередь, ждали от Володи текста, поэтому мальчик начал:

– Мама, я… – и запнулся. Он чувствовал, что вот-вот расплачется из жалости к прогнанной собаке. Но чтобы кто-нибудь видел Володины слезы – да никогда! Ни-ког-да! Ни в жизнь! Володя стиснул зубы, сжал губы и молчал. Пусть его спрашивают о чем угодно, пусть говорят, что хотят, он не скажет больше ни слова. Он выстоит!

  Молчание все затягивалось, и все это время Володе пришлось выдерживать цепкий взгляд неотрывно следившего за ним Тарковского. Юсов дотронулся до плеча режиссера, наклонился к нему и прошептал:

– А парнишка-то очень эмоциональный.

  Володе удалось расслышать сказанное оператором. После этих слов Тарковский перестал в упор смотреть в Володины глаза, а стал его изучать внимательнейшим образом – с головы до пят. Чтобы получше рассмотреть, он даже отошел от колодца. Исследование он начал с выгоревших на солнце вихров, а завершил на босых, запыленных пальцах ног. Затем его взгляд так же медленно пополз вверх, на сей раз не дойдя до волос, а остановившись на глазах.

– Ладно, ты ступай пока, – медленно произнес он и даже указал рукой, куда именно Володе идти. – Ты ступай, но запомни весь текст, который тебе потом надо будет сказать: «Мама, я кукушку услышал».

  Володя, натянув рубашку, отошел и лег под тем же самым деревом. И лежал он совершенно так же, как и прежде: руки под голову, голова упирается в ствол, нога на ногу. Даже травинку он жевал все так же – вот только Белобровик больше не подбежит, не упрется лапой в Володину коленку и не начнет в сотый раз рассказывать про своего дедушку, царя и Екатеринбург. Он ведь уже ушел. Володя наблюдал, как к колодцу подводят других мальчишек, как просматривают, пересчитывают птиц, как работают на площадке кошки и как скачут вдали кони. Казалось, работа над фильмом спорится, приближалось уже время пополудни, и вот – новое происшествие, и опять в связи с собакой.

  Большой Черный Пес, за которым так часто нравилось наблюдать Володе и который с самого утра уже позволил себе перечить Кларе, опять-таки проявил себя. Да, Черный Пес сказал свое слово, и снова по всей съемочной группе случилось волнение, и вновь виноватой оказалась собака. В тот момент, когда Клара назвала Черного Пса и уже вела его к режиссеру, тот внезапно вырвал свою лапу из Клариных клещей, надменно взглянул на нее, развернулся и покинул съемочную площадку. И, уже пройдя некоторое расстояние, находясь уже за последним связанным со съемками лицом, он остановился и торжественно протянул свою лапу по направлению к Тарковскому.

– Все это – не для меня, – сказал Черный Пес. – Я создан не  для того, чтобы размениваться по мелочам. А тебе, Андрей,я еще пригожусь для более важных дел. И тогда, Андрей, ты меня разыщешь. Желаю успеха. До встречи!

  Черный Пес развернулся и не спеша удалился, а вся съемочная площадка молча наблюдала за его уходом. Это великолепное зрелище завершилось лишь тогда, когда Черный Пес исчез за горизонтом.

  Смятение на съемочной площадке совпало с тем обстоятельством, что подвезли обед, и, хочешь не хочешь, пришлось действовать сообразно обстоятельствам и приниматься за еду. После обеда творческая группа долго совещалась с дирекцией в автобусике «Кубань», который стоял особняком, поодаль от остальных технических единиц «Мосфильма».

Наконец двери бусика растворились, и все ведущие прошли в сторону колодца, а еще через мгновение можно было увидеть, как некоторые те единицы, а также люди и животные стали отправляться в близлежащую деревню. А еще через какое-то время в центр съемочной площадки прошла Клара и, словно судья перед оглашением приговора, подняв левую руку со сценарием и прочими листками, громко выкрикнула:

– Путин!

  Это была самая последняя хватка Клары – Это Путин? ,которую довелось испытать на своем плече Володе. В тот миг, когда ее рука взялась за плечо мальчишки, в голове Володи как вспышка молнии промелькнула мысль: «Все, я победил. Я победил!»

  Но ни на следующий, ни в какой-либо из последующих дней Володя на съемочной площадке так и не появился. Естественно, что теперь уже и отец был в курсе событий, как именно обстоит дело с опытами его сына на актерском поприще. Но он не сказал ни «да», ни «нет», со стороны лишь только наблюдая за происходящим. Даже в тот момент, когда сам Володя принял окончательное решение по поводу съемок, сказав: «Мне предназначено нечто другое. Я сам так решил». И тогда отец не лез со своим советом: сын ведь сделал уже свой выбор, и мама тоже промолчала, а тетя Маня в то время уехала в гости к дочери, в Москву.

  Много лет спустя, когда Владимир Путин впервые посмотрел фильм Андрея Тарковского под названием «Сталкер» и когда увидел на экране Черного Пса, он поздоровался с ним как со старым знакомым. Путин тепло приветствовал собаку, которая находилась рядом с ним в тот миг, когда в жизни ленинградского мальчишки произошло нечто весьма и весьма знаменательное. Они ведь были вместе тогда, на том самом, далеком жарком июльском, лугу.

  Мог ли в то время кто-нибудь предвидеть, кем для России станет Тарковский и кем – Путин?!

Спички

   Ленинградский студент Володя Путин стоял около Невского проспекта недалеко от площади Восстания. Эта была ниша между огромными домами, как двор, как заезд, где торговали пивом в кружках. Володя находился совсем недалеко от места, где разливали по кружкам тёплое пиво и где вокруг высоких столов собирались мужчины, женщины и другие живые существа и это пиво жадно пили. Из какого-то открытого окна звучало «Come together» Битлз. Тусклый свет фонарей, тусклый истоптанный двор и серые стены близлежащих домов, по крайне мере, такими они казались в темноте.

   Ленинград. 26 января 1974 года. Скоро на часах будет шесть вечера, значит, ещё несколько минут Володя может тут задержаться. Володя видит, как его давний партнёр по борьбе дзюдо – Коля Сивцов, трясущимися руками хватает кружку пива, ставит эту кружку на высокий стол, вынимает из внутреннего кармана грязной шубы маленькую бутылочку, откручивает пробку, выливает содержимое бутылочки в тёплую пивную кружку и встряхивает её. После этого двумя руками хватает пивную кружку и подносит её к покрытому соломенной бородой лицу. Come together! Что Володе было делать? Бежать к Коле и отбирать у него пивную кружку, кричать- «Не надо, Коля! Не пей! Пойдём обратно в спортивный зал!»? Глупости!

   Коля Сивцов был на пять лет старше Володи. Когда Володя познавал первые настоящие бои, Коля уже был в сборной СССР, ездил по миру и завоевал множество призовых мест. Коля был талантливый спортсмен, открытый, сердечный человек, авторитет для начинающих. Володя с Колей встречались на татами три раза. Первые два боя Володя проиграл, но последний, в Ленинградском чемпионате, который состоялся полтора года назад, выиграл. Правда, тогда Коля уже начал свой путь навстречу к погибели.

   Конец января. Ленинград. 1974 год. Город и блокада. Пискарёвское кладбище сегодня и тридцать лет назад. Оттепель. Течёт с высоких крыш. К Коле Сивцову подходит какой-то беспородный пёс.

– Привет, Коля! – пёс завыл так, как-будто Коля от него находился на расстоянии ста метров. Пёс в своих лапах держал такую же бутылочку, какая была у Коли недавно, но пивной кружки у пса не было. Пёс продолжал стоять перед Колей, морда перекошена, уши сползли вниз, хвост облез, на спине тонкая потрёпанная шубейка. Видимо, они были знакомы долгое время и видимо такая ситуация не впервые. Коля взял пустую пивную кружку с соседнего стола, налил туда из своей и протянул псу, который радостно взвыв, схватил кружку лапой.

   Володя – беспомощный наблюдатель. Он нервно мнёт коробок спичек в кармане пальто. Течёт с высоких крыш. Ленинград и блокада. Тридцатая годовщина.

   Это полностью необъяснимо! Это так непонятно! Володя не может понять, почему и откуда у него в левом кармане пальто коробок спичек. И даже не важно-в левом или правом кармане, а почему коробок вообще находится у Володи? Такого никогда не было. Володя уже который раз, как обнаружил этот спичечный коробок в своём кармане, ходит в задумчивости, но не может найти объяснение или ответ на странный факт: спичечный коробок появился совершенно непонятно и необъяснимо. И почему?

  В гневе от осознания полной беспомощности, Володя буквально вырвал коробок из кармана, на вытянутой руке поднял его на уровень глаз, сдавил его так крепко, что коробку и спичкам надо было бы рассыпаться на мелкие части от такого силового давления, но нет, когда Володя раскрыл ладонь, в ней находился целый коробок спичек, только выглядел он немного помятым.

   Володя даже как-то распрямил коробок, как будто разгладил, чтобы можно было его открыть. Он открыл коробок и указательным пальцем правой руки пошевелил спички, потом быстро вынул из коробка одну спичку, зажёг её и поднёс к лицу. Когда пламя стало жечь пальцы, Володя отпустил спичку, взял следующую и опять держал её зажжённой у лица. Володя даже сделал пару шагов в сторону пивной лавки, где люди, собаки, а также некоторые коты пили пиво. Володя держал голову высоко поднятой и продолжал держать у лица зажжённую спичку. Если Коля Сивцов сейчас посмотрит в его сторону, он же рассмотрит освещённое лицо, он же вспомнит дзюдоиста Владимира Путина, вспомнит хотя бы проигранный бой. Проигранный Путину бой Коля Сивцов безусловно вспомнил бы, ведь Коля редко проигрывал даже тогда, когда уже был близок к пропасти. Коля увидел бы лицо Путина и услышал бы, как его зовут, услышал бы как Володя Путин ему говорит: Коля, прекрати пить! Коля, уже завтра пойдём со мной вместе в спортивный зал! Тебя же будут любить и уважать молодые! Коля, ты будешь великолепным тренером! Коля, прекращай пить!

   Володя, словно в азарте, жёг и жёг спички, он уже зажигал их по две-три разом. Спички заканчивались, в коробке их оставалось всего несколько. Володя хотел зашвырнуть полупустой коробок в сторону пивнушки, но ещё раз сжал его и запихнул обратно в карман пальто.

   Никто из тех пьяниц, что пили пиво, не повернул головы в сторону освещённого лица. Никто! Только тупые взгляды в пивные кружки и тупые разговоры.  В тот момент, когда в правой руке Володи горели последние три спички, знакомый Коли беспородный пёс завыл и полускуля-полувоя начал петь «Гори, гори, моя звезда…».Освещённое спичечным пламенем лицо студента-дзюдоиста и фоном песня подвыпившего орущего пса «Гори, гори, моя звезда…». Битлов больше не было слышно. Володю мучала злость от беспомощности и неспособности спасти знакомого спортсмена от гибели, но времени больше не было, и надо было уходить из этого места. Не хотелось опаздывать на договорённую встречу. Володя вышел на Невский проспект.

  По Невскому проспекту в сторону площади Восстания шёл немного разозлённый, немного несчастный, немного влюблённый студент Владимир Путин.

   Немного влюблённый. Можно ли так назвать отношения Володи с Жанной? Нет! Всё было намного сложнее, глубже и драматичнее.

   Володя и Жанна были знакомы с 1972 года, в том году Жанна закончила Институт Международных Отношений. Когда у неё спрашивали: «Где ты работаешь?», она неохотно отвечала: «На дипломатической службе».  Кто знал Жанну и её родословную, только тот и мог понять этот тон, как будто бы безразличный и равнодушный к высоким должностям и высокопарным словам. Она могла упомянуть какого-нибудь человека из политбюро, который встречался с Брежневым чуть ли не каждый день, и говорить об этом человеке как о близком, говорить, например: «Сашенька виски не пьёт», или «Сашеньке очень нравится клубника». После таких или подобных фраз никто и никогда не спросит у Жанны, что именно она делает «на дипломатической службе». Жанна владела английским и французским языками, её отец был дипломатом очень высокого уровня и позаботился о том, чтобы его дочь уже с ранней юности познакомилась с красивейшими городами мира. Достаточно долгое время Жанна жила и в Лондоне, и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Риме. Ещё Жанна говорила, что много помогает Кировскому театру, и что Кировский театр она ощущает как своё главное место работы и главную любовь. Когда-то Жанна училась в балетной школе и даже мечтала о карьере балерины, но отец, видя и понимая, что Жанна не станет там звездой первой величины, постепенно отучил дочь от этих мечтаний, но Жанна всё равно осталась близким и верным балету человеком. Жанна говорила и так: «Мне нравится балет и борьба, люблю балет и борьбу». «Любимый дядюшка» Жанны, как она сама его называла, был многократным чемпионом мира по дзюдо и в настоящем – тренер команды «Труд» – Всеволод Васильев. За кулисами говорили, что он станет тренером сборной СССР.  Да и ученики Васильева отличались особенными успехами, и многие среди них владельцы медалей, отчеканенных из самого ценного металла.

  Случилось так, что в начале 1972 года Путин победил несколько учеников Васильева, и что все бои видела Жанна, так как она часто посещала соревнования по борьбе и особенно переживала и поддерживала учеников «любимого дядюшки» Васильева. Несмотря на то, что они были из одного спортивного клуба, всё же Путин не был учеником Васильева. А раз так, то, что же он тут себе вообразил?! – огорчать «любимого дядюшку»! Этого нельзя было так оставлять, нужно было вмешаться, и после очередной победы Володи Путина, когда он шёл сквозь вестибюль спортивного дома «Динамо», чтобы отправиться к выходу, а затем к метро, к Володе подошла красивая женщина и спросила, не поможет ли он отнести ей сумку.

   Володя был удивлён и встревожен. Ведь он уже давно заметил эту молодую женщину и вначале думал, что она дочь Васильева, но оказалось – племянница. И разве Володя единственный увидел то, что было невозможно не увидеть? Такая особенная, хрупкая и неповторимая выглядела она на фоне борящихся и всегда рядом с Васильевым, и всегда вокруг неё представители карате, дзюдо, самбо и других видов борьбы. А внешний вид! Каким-то непонятным способом можно было догадаться, что модная одежда на ней была выбором её самой и куплена заграницей её собственными руками. Нет, это не кем-то привезённая или добытая фарцовщиком, спекулянтами одежда – всё куплено ей самой. Как? Каким образом? Как об этом догадаешься или узнаешь? Но факт остаётся фактом.

   Володя же шёл через вестибюль «Динамо» с ощущением хорошо проделанной работы. Несомненно, последние дни подняли его самооценку, а также высветили его спортивное имя – выигранный турнир и побеждённый в финале очень сильный ученик Васильева. С поднятой головой Володя шёл к выходу и, вдруг, это обращение: «Ты мне не поможешь?» – спросила молодая, привлекательная женщина, а имя её Володя знал.

   Сказать, что исполнилось его тайное желание и вот, с ним заговорили, нет, это не так. Ничего такого Володя не ждал, да и сам не стал бы пытаться заговорить с родственницей Васильева. Эту молодую, привлекательную женщину Володя видел на зрительских трибунах, но она не была целью володиной победы. Да, его интересовала эта женщина, но не так, чтобы потерять самоконтроль и самоуважение. Что, ему подходить к группе людей, в центре которых находятся знаменитый тренер Васильев и его родственница? Что, подходить к ним и начинать какие-то разговоры только для того, чтобы его заметила какая-то женщина? Нет, такого Володя никогда бы делать не стал. Он умел владеть собой. И в тех жизненных ситуациях, когда Володя осознавал, что сумел совладать с собой, он имел обыкновение шептать и множество раз повторять перенятые от старой соседки тёти Мани слова: «Слава Богу!». Володя даже не задумывался над этими словами, не пытался их анализировать и никогда их не говорил в присутствии кого-то. Эти два слова просто прицепились к нему с детства и сопровождали его до сегодняшнего дня и вряд ли когда-нибудь отступят от Володи. Тётя Маня так часто заканчивала всё своё сказанное фразой «Слава Богу!». Для маленького Володи, видимо, эти слова стали словно милый маленький репейник, который прицепился к штанине, пока мальчик бежал сквозь детство.

        Володя очень хорошо понимал, что пока ещё не может быть рядом с этой женщиной. Разве он в своём поношенном, истрёпанном студенческом пальто может идти по улице рядом с дамой, которая только что, две недели назад, купила в Лондоне шубу и, вот, вышла в ней на улицы Ленинграда. Одежда тоже определяет место каждого человека, и поэтому Володе пришлось сказать: «Слава Богу!», что он там, где он есть, и не пытается быть там, где сейчас ещё ему не место. Когда-нибудь… – так подумал Володя. С ним заговорили. Почему?

– Ты мне не поможешь отнести сумку? – уже конкретно повторила женщина и подала руку, – Меня зовут Жанна.

– Владимир, – пожав протянутую руку ответил Володя и подумал, что всё очень логично, просто и банально: ну как ещё он может помочь, если не взять с плеча Жанны довольно большую чёрную кожаную сумку? На втором плече у Жанны была чёрная дамская сумочка.

– Да, да, конечно, я тебя знаю, Путин! – очень бытово и по-дружески сказала Жанна, отдавая большую сумку, а маленькую переложив на другое плечо, – Я буду звать тебя Володей, тебя же так все называют? И, кроме того, я старше тебя.

  Это уже нападение, подумал Володя, который, в отличие от Жанны, не сравнивал их года.

   И вот у Володи в каждой руке по сумке, и разница между сумками такая же явная, как у дешёвого пальто и шикарной шубой. Сумка Володи была из самого простого брезента, а сумка Жанны из мягкой и, казалось, очень дорогой кожи, и кроме того, на чёрном фоне сумки ярко-ярко выделялись красные рекламные знаки. Сумка не была тяжёлой, нет, такую сумку Жанна могла бы нести и сама, и не потому она заговорила с Володей.

– Ты расстроил моего дядюшку, Володя, видишь, какой ты негодный мальчишка, – сказала Жанна, как только они вышли за двери спортивного клуба. Жанна сказала это немного театрально. Володя отреагировал молниеносно, спортсмен ведь.

– Боюсь, что через неделю случится то же самое.

– Ого! – усмехнулась Жанна, остановилась, дёрнула рукой за свою большую чёрную сумку, остановив этим Володю и неожиданно поцеловала его в щёку.

  -Мне нравятся победители! Особенно мне понравилось, как ты одержал победу в последнем бою, расстроил дядюшку, а от меня, видишь, получил поцелуй. Да, ты выиграл! О-гоши был великолепен и потом ещё кансецу-ваза. Безжалостно, но хорошо.

   Если честно, то Володя даже не смог оправиться от такой неожиданности: то просьба, то поцелуй в щёку, то профессиональный разговор про дзюдо. Да, да, это было, может, настолько неожиданное удивление, что больше не пришлось и думать про убогую одежду, такую же убогую сумку и ситуацию в целом. Началась профессиональная, захватывающая беседа о боевых искусствах, которая завершилась лишь на поверхности станции метро «Площадь Восстания». Жанна взяла у Володи свою чёрную сумку и сказала, что дальше провожать не надо, она уже почти что дома.

   Таким было знакомство Володи и Жанны, которое длилось два года. Они  знакомиться.

   Течёт с высоких крыш. Ленинград вспоминает блокаду. Сейчас 1974 год, 26 января и ленинградский студент Владимир Путин отправляется на встречу с Жанной. Невский проспект, простой студент, зимний вечер и что-то из Достоевского.

   День такой, что надо думать про 30тую годовщину  завершения блокады Ленинграда и надо думать про несчастье, которое происходит здесь так близко: о том, что талантливый спортсмен Коля Сивцов продолжает пить и скоро погибнет. Это большое несчастье, и у Володи сердце неспокойно от того, что он не может ничего придумать, что не может помочь. Это наверно, было по-детски держать пламя спичек у лица, чтобы кто-то это лицо увидел как предупреждение. Но что другое, что другое Володя мог бы сделать? Встать между пьяным псом и Колей, попытаться вырвать из Колиных рук пивную кружку? Глупости! Даже уважающая себя жена алкоголика так не сделала бы.

   И всё же – спички могут кого-то спасти или, наоборот, погубить?

  У Володи было беспокойство, переживание в душе. Кто знает, может это переживание было частью предчувствия? Володя ведь шёл на их обыкновенное, как они сами говорили, «вечное» место встречи на перекрёстке Невского проспекта и Площади Восстания. Ведь здесь два года назад Жанна сказала: «Дальше меня не провожай, я уже почти дома». И в этом самом месте они встретились на следующий день и первый раз вместе обошли весь Невский проспект до самого Зимнего дворца. Как часто они ходили этой дорогой за два года! Они редко когда сворачивали с маршрута, лишь иногда и только в особых местах. Чаще всего останавливались у гостиницы «Англетер» на Большой Морской улице 39. «Остановимся, отдохнём у последней гостиницы Есенина», часто предлагала Жанна по дороге от Площади Восстания до Зимнего дворца. «Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?».Сергей Есенин.

   «Последняя гостиница Есенина», про себя тихо отметил Володя, вот, сейчас он встретит Жанну.

     Возможно, возможно, что именно это предчувствие и делало беспокойной душу Володи, а не только тупая пьянка спортсмена Коли. Жанна на встречу с Володей пришла не одна. А именно пришедших вместе с ней он увидел первыми, и только потом Жанну, которая шла за ними и которая, возможно, немного неловко себя чувствовала, что сделала Володе такой сюрприз. Два года ведь прошло после знакомства, и мероприятие будет именно в честь этого юбилея, и вот тебе на: вдруг понадобились сопровождающие. Да ещё какие сопровождающие!

  Одним из «непрошеных гостей» был пёс Жанны породы лабрадор, которого так и звали – Лабрадор, таким было его имя. Ну настоящий франт! В длинном чёрном пальто с красным шарфом и шляпой на голове. Шляпу Лабрадор обычно носил на одном ухе, и можно только удивляться, как шляпа может так криво держаться на голове. «Так привлекательней!», Лабрадор обычно объяснял свой стиль ношения шляпы. Этой зимой Лабрадор начал ходить с тростью. Нет, не потому что старость или что-то случилось с ногами, нет. «Так выглядит стильно», опять объяснял самоуверенный пёс. Если говорить о самоуверенности, пса Жанны невозможно упрекнуть в её отсутствии, да и у самой хозяйки тоже не было недостатка ни в этом, ни в чувстве собственного достоинства. И когда они вдвоём, такие самоуверенные, прогуливались по Невскому проспекту, то многие оглядывались на них. Впечатляюще, нечего сказать! Трость Лабрадор обычно держал в левой лапе, а в правой всегда была трубка , дымящаяся или потухшая, не важно, но правая лапа Лабрадора без трубки, по мнению пса, не выглядела достойно.

   Как с Жанной, так и с Лабрадором отношения у Володи были очень сложные. После знакомства с Володей Лабрадор ещё сильнее стал интересоваться борьбой, хотя был достаточно знающим в этой области. Ещё через какое-то время Лабрадор начал сопроваждать Володю на тренировки и всегда находил момент, когда можно было бы вызывающе воскликнуть: «Поборемся!». И тут же мог схватить Володю за руку то в переодевалках, то в коридорах, то в вестибюлях и стал настолько бесстыдным, что даже норовил влезть прямо на татами в тренировочном зале. Ну разве борец этот пёс ,по имени Лабрадор, несмотря на свою большую смелость? И чтобы сердце у пса было спокойно, и чтобы он не думал, что Володя смотрит на него с высока, иногда всё-таки приходилось кидать пса на землю, ведь это не составляло труда. Никогда по отнощению к Лабрадору ему не было жалко применить какой-нибудь точный приём борьбы.

  Когда у Володи появились первые недопонимания в отношениях с Жанной и связанные с этим боль и отчаяние, Лабрадор стал ему как утешителем, как советчиком, как посредником, ведь по его же словам, он знает про Жанну всё, и знает её не только как хозяйку, но и как лучшего друга и, что бы там ни было, Володя смело может довериться лучшему другу Жанны и рассказывать всё, что есть на сердце. Как бы странно это ни казалось, Володя стал доверять псу Лабрадору так, как ещё никому. Володя даже стал ждать вызовов от этого пса – «Поборемся!». И тогда справившись с псом, не очень больно опрокинув его на пол, или на ковёр, или куда-то ещё, Володя говорил:

– Иди посиди, боец, отдохни, расскажи, что нового в твоей жизни.

И тогда Лабрадор садился рядом с Володей, часто изображал, что замучен, что Володя к нему применил слишком больной приём и что, вот, у него теперь болит лапа. Лабрадор какое-то время сидел, высунув красный язык, и специально тяжело дышал, положив якобы больную лапу на колено Володи. Потом они могли так сидеть какое-то время, затем Лабрадор второй лапой дотрагивался то до головы, то до ушей, то до боков, дескать, говоря, что надо посмотреть, не сделал ли мне ты, Володя, ещё что-то ужасное. Но пёс был умён, он хорошо знал, что у Володи небольшой интерес к личной жизни Лабрадора, Володя хотел что-то узнать про Жанну и пёс, в свою очередь, всегда угадывал, что Володя желает услышать.

  Например, когда все подозрительные места на теле пса были прощупаны, когда уже и тяжело дышать не имело смысла, он говорит:

– Жанна страдает. Жанна очень страдает. Ты делаешь ей больно, Володя, – кроме того, Лабрадор этот текст говорил очень трагичным собачьим голосом, очень трагично и низко опустив голову, как бы кланяясь жанниным страданиям.

– Я так не думаю, Лабрадор, – возразил Володя, – я стараюсь к Жанне относиться хорошо и с уважением.

   Лабрадор стал медленно качать своей собачьей головой:

– Но Жанна страдает, ты мучаешь её своей ревностью, – всё ещё качая головой безысходным голосом сказал пёс.

– Ревностью?!, – Володя был поражён, – Как, и в каком же виде я выражаю ревность? Что за чушь!

– Видишь, Володя, – Лабрадор прекратил качать головой, поднял её вверх, посмотрел на Володю, да ещё и положил ему лапу на плечо, – Видишь, Володя, в том-то всё и дело, что ты стараешься не показывать ревность, за это я тебя уважаю, но в сущности, ревность тебя мучает, отнимает душевный покой, делает тебя нервным и Жанна это чувствует, и это её беспокоит. Разве ты правильно оцениваешь свои отношения с Жанной? Подумай об этом!

   Шло время и премудрости пса Лабрадора стали Володю угнетать и раздражать. На второй год их знакомства, после предложения «Поборемся!», Володя начал применять более болезненные приёмы, через колесо – в технике ваза.  Всё сильнее пёс летел на ковёр и уже на самом деле приходилось щупать лапой бока, голову и живот. Но всё же Лабрадор был упрямый и возгласы «Поборемся!» не становились реже, если даже не наоборот. Володя больше не задавал псу вопросов, не пытался таким способом узнать что-то про Жанну. Лабрабор сам навязывался ему с назойливыми рассказами и советами, в нём стремительно быстро выросло тщеславие, гордыня, высокомерие. Кроме того, Лабрадор всё чаще стал выпивать, появилась уже упомянутая трость и трубка.

  И вот, в этот раз, когда в Ленинграде грустно плачут высокие крыши, когда талантливый спортсмен тупо пьёт с какой-то бродячей беспородной собакой, когда раздражает непойми откуда взявшийся коробок спичек в кармане, вот, именно в этот раз опять придётся слушать премудрости Лабрадора! Нечего сказать!

  Вторая личность, что находилась вместе с Жанной, была звезда балета Кировского театра Михаил Барышников. Михаил Барышников! У Володи в Кировском театре есть и другие знакомые, и они как-то рассказали Володе, что Барышников влюблён в Жанну. Но зачем? Разве Володя в ответе за чувства другого человека? И кроме того, разве он хотел собирать какую-нибудь информацию об этом? Жанна ведь сама много рассказывала про Барышникова. «С ним произойдёт что-то особенное», случалось Жанне говорить, и когда она говорила эти слова, то всегда смотрела в какую-то далёкую неизвестную точку. «С Барышниковым непременно случится что-то особенное, Миша это заслужил», Жанна долго смотрела в даль, а потом следовала вторая часть текста: «И с тобой Володя, тоже произойдёт что-то особенное».

   Что нужно было делать Володе? Спрашивать, почему Жанну видели с Барышниковым то там, то там, а со Смирновым опять же в другом месте, и почему в Лондоне она ужинала вместе с Полом Маккартни, а в Нью-Йорке с Глесовым? И действительно ли альбом «Битлз» «Abbey road» создан под влиянием Жанны? Нет, Володя ничего такого спрашивать не будет. Не будет спрашивать и всё! Точка!

   Что нужно было делать Володе сегодня вечером, когда через полтора часа начинался спектакль «Чайка» в театре Ленсовета, куда ему нужно было отправиться вдвоём с Жанной, а не в сопровождении пса Лабрадора и танцовщика Кировского театра Барышникова? Что делать?

   Ситуация была напряжённая и, возможно, Володя немного себя не сдержал. Случилось следующее: выпивший Лабрадор, да, пёс опять был навеселе, лишь увидев Володю громко залаял «Поборемся, Володя!». Пальто у пса нараспашку, концы шарфа перекинуты через плечи, лапа с тростью поднята вверх и лапа с трубкой тоже. Пёс повторно заорал, громко завыв: «Поборемся, Володя!». Он никогда так не говорил: «Поборемся, Володя!», всегда только «Поборемся!», а в этот раз вот, дополнение, вот, особенный случай.     Володя всё же был и остаётся лишь человеком, и как у человека у него своя мера терпения. Но эта мера терпения переполнена, и Володя как взял, как схватил пса, как сделал подсечку коленом, что пёс уже лежал кверху лапами в грязной, расстаявшей куче снега.Трубка у пса выпала из лап, трость тоже, шляпа катилась в сторону Зимнего дворца.

– Володя! – вскрикнула Жанна, – Что ты делаешь, Володя!

   В тот самый момент, когда пёс Лабрадор упал в грязный снег и, открыв рот и вывесив красный язык, удивлёнными глазами смотрел на Володю, сам обидчик уже успокоился, приём этой борьбы остудил напряжение нервов и Володе стало жаль гордого пса. Пока Жанна хватала пса за лапу и помогала подняться, Володя подобрал трость и трубку Лабрадора, поймал шляпу. Володя остыл и уже мог оправдаться.

– Что мне было делать? Прикинуться гордым или недооценить противника? Лабрадор ведь сам приглашал на бой!

– Шуток не понимаешь? – Жанна казалась злой из-за оскорбления своего пса, – Идите в спортивный зал и там деритесь, а псу в хорошей одежде негоже валяться в грязи.

– Я думал, противник будет драться серьёзнее, – сказал Володя и отдал принадлежности Лабрадора Жанне, пока сам пёс был занят тем, что поправлял шарф.

– Ну, Путин! Ну, Путин! – театрально преувеличено сказал Барышников и протянул Володе руку. Они поздоровались.

– Ну, Путин, я точно буду осторожнее и никогда в твоём присутствии не скажу: «Давай поборемся!».

– Я твой вызов, Миша, принял бы с осторожностью. Ты соперник посерьёзнее, – возразил Володя и продожил: – Ведь так?

   Володя и Барышников были знакомы почти год. Прошлой весной после спектакля «Жизель» Жанна их познакомила. Был ли в тот раз юбилейный спектакль или что-то вроде этого, но после выступления были торжества, банкет и Жанна уговорила Володю пойти с ней, так сказать, за кулисы. А там уже и сам Альберт. Знаменитый, ожидаемый, известный во всём мире Альберт – Михаил Барышников!

– Это Путин? Да, да, Жанна мне рассказывала, внегласно мы знакомы, только жаль, что не видел ещё в спортивном костюме и на поле боя. При первой возможности постараюсь посетить какое-нибудь соревнование с участием Путина.

    И так с первого же знакомства, Барышников Володю называл только по фамили: «Путин» он говорил. Встречались они редко, если только иногда на каком-нибудь мероприятии, связанным с Кировским театром. Хотя, один раз Барышников действительно посетил соревнования, на которых, какая случайность, Володя опять победил одного из учеников жанниного «любимого дядюшки», известного тренера Васильева. Барышников и Жанна на трибунах, он, Володя Путин, на татами, с глазу на глаз с противником. За мгновение до схватки Володю взволновала внезапная мысль, суровая, резкая как вспышка: «Кто такой Барышников? Соперник ли Барышников мне в какой-то неизвестной борьбе?». Заныло сердце, надо было начинать дуэль и победить ученика Васильева. Когда работа была сделана, ученик «любимого дядюшки» побеждён, то оставив татами, у него опять возникла безжалостная вспышка: «Возможно ли вообще победить Барышникова?»

   И сегодня вечером, в тот момент, когда Лабрадор валяется в грязной куче снега, опять безжалостный вопрос: как долго это будет продолжаться?

    Лабрадор опять в форме, Жанна ещё осматривает его, да, всё в порядке. Володя за эти два года узнал Лабрадора, знал, что теперь нужно ждать ответ на применённый приём дзюдо. Лабрадор смортел сквозь Володю, и долго так смотрел, будто увидел что-то невероятно интересное на крыше железнодорожной станции «Московская», он даже морду вытянул в сторону вокзала. Потом как будто бы подготовительный период закончился, Лабрадор три раза ударил тростью по тротуару и сказал:

– Ты выиграл, Володя Путин! – громко и торжественно произнёс пёс эти слова и продолжил: – Миша от нас уезжает!

   Володя не совсем понял смысл сказанных слов, только чувствовал, Барышников и Жанна не ожидали такого текста от пса и что для них эти слова оказались сюрпризом, Володя это чувствовал. Среди них четверых установилась неловкая тишина, в которой Лабрадор всё-таки считал себя главным, казалось, только от него зависит то, как долго ещё будет продолжаться эта неловкая тишина. Пёс медленно, равномерно стучал тростью по тротуару, считал тишину, потом как дирежёр палочку – поднял трость вверх и продирижировал ею:

– Володя Путин, ты победил! Барышников ушёл!

   Лабрадор повернулся ко всем троим, кивнул своей собачьей головой в шляпе на одно ухо и сказал Барышникову, повернув морду к нему:

– Время, Миша, нам же надо идти!

   Все сразу оживились, все как будто знали, что случится дальше. Барышников опять протянул руку Володе и сказал: – Да, нам действительно, пора, Лабрадор пойдёт со мной в Кировский театр, – тогда Барышников как-то странно, как-то необъяснимо посмотрел Володе в глаза и тихо добавил: – До свидания, мы ещё встретимся. Мы непременно ещё встретимся.

   Почему-то Володю больше всего удивили эти тихие слова Барышникова «Мы непременно ещё встретимся», а не отважные тексты пса Лабрадора.

   Тогда Лабрадор зажёг трубку и, высоко подняв вверх собачью морду, выдохнул первый пышный, пахучий клуб дыма. – Хороший табачок, хороший, – причмокивая ртом хвалил Лабрадор, – это мне Жанна из Лондона привезла, такой табачок сам Маккартни употребляет, – и Лабрадор опять выпустил пышный дым. Лабрадор, как всегда, после зажигания трубки хвалил табак: то ему Жанна его из Рима, то из Копенгагена, то ещё откуда-то привезла, и этот, глядите-ка, прям чуть ли не из «личных запасов» Маккартни. Ничто, ничто не могло сдерживать хвалу табачка сразу после зажигания трубки. Даже сегодня вечером, когда между ними четверыми тут только что такое случилось. Даже после того факта, что сам куритель трубки только что валялся в грязном снегу, нет, как будто ничего такого не случилось, – табачок, смотри, очень хороший. Но многократное упоминание Маккартни, это тоже была часть ответа на Володин только что применённый приём борьбы дзюдо.

   Лабрадор, значит, похвалил табачок, даже подошёл к Володе, подал ему лапу на прощанье и повернулся, чтобы идти к станции метро, но Барышников за ним не последовал, он стоял и смотрел на Жанну, которая, в свою очередь, как застенчивая школьница рассматривала свои сапоги.