Читать книгу Громовое колесо. Каленая стрела - Мария Борнякова - Страница 1

C Варяжского моря дул сырой пронизывающий ветер. Предрассветный, злой. Налетал то порывами, то едва заметно касался лица, раздувал накинутый капюшон. Ткань плаща была тяжелой, и ветер никак не мог с ним совладать.

В руке тускло блестел нож, когда-то подаренный мне Соколом, по широкому лезвию стекали багряные капли, будто рубины в свете нового, затянутого тучами утра.

– Спасите! Убивают! – заголосили совсем рядом, и сразу же эхом далеко за моей спиной запел тяжелый лук. Я хорошо помнила его песню, красивую, смертоносную. Лук одного единственного человека умел так петь при стрельбе. Казалось, я была к этому готова, ведь знала же, что пытаться менять судьбу – себе дороже. Но горечь все же успела затопить мое сердце за мгновенье до того, как каленая стрела сорвалась с тетивы…

***

Далеко-далеко от Ладоги, за бескрайним Варяжским морем, лежит неприступный остров Буян. Правит там древний, могущественный род руянских князей, в незапамятные времена поклявшихся служить верховному богу Свентовиту и его детям, живущим от Ладоги до Уральских гор. Мощь Арконы, княжеского града, такова, что перед ней покорно склоняют головы все народы словенские, а враги день и ночь мечтают стереть город с лица земли. Аркона – неприступная белокаменная крепость, непробиваемая защита всех, кто просит о помощи. Сюда стекаются торговцы и воины со всех сторон света, в храм Свентовита просящие несут богатые дары, здесь может получить заступу любой несправедливо обиженный, каждый, кому требуется суд по суровым законам Арконы. Флот и войско руянов являются силой, которую до дрожи боятся и во Франкии, и в великом Царь-граде. Латиняне да цареградцы, хищные стервятники, меряют всех по себе. Будь у них подобная мощь, ни мгновенья они б не промедлили, прошли бы по словенским землям огнем и мечом. А Аркона молчит. Великий князь руянов, Финист Ясный Сокол, сдержан и не по годам дальновиден, взвешивает любое свое решение, бережет каждую жизнь, которую взялся хранить, но уж если приходит пора воевать, нет воина бесстрашнее и лепше него в ратном деле. Потому ненавидят латиняне да цареградцы Финиста, желают увидеть его мертвым али плененным навеки.

А вот фигушки им! Я любимого человека им в обиду не дам!

Я нервно надкусила морковку, захрустела в тишине. И мне дела нет до того, кем Финист стал. Я полюбила его простым дружинным, и вряд ли разлюблю, когда увижу великим князем на резном троне. Конечно, Финист позабыл и меня, и шесть долгих лет на службе у Рарога, но я-то ничего не забыла и сделаю все, чтобы вернуть ему память.

Я зло стукнула кулачком по борту княжеской лодьи. Не отдам Сокола Желанне, ни за что! В том, что произошло, я виновата ничуть не меньше купеческой дочки, но видят боги, я все исправлю. Сердцем клянусь, своей душой! Велес побери эту чернявую дуру! Я выхватила из корзинки еще одну морковку, в порыве отчаянья разломила ее пополам. Хрустнуло так, словно…

– Желанна привиделась, не иначе, – понимающе усмехнулись у меня за спиной, и Леший, дружинный знахарь, облокотился о борт рядом, поглядел на меня, весело прищурился, посоветовал по-доброму. – Как в Аркону прибудем, обожди хоть денек, сразу шейку-то ей не ломай. Не по-людски как-то будет. Тут и кроме тебя желающие найдутся.

Я открыла было рот ответить, но с другой стороны от меня неожиданно объявился Рарог.

– Почто вперед князя лезете? – тихо, но деловито поинтересовался он. – Кто Желанне первым шею свернет, жребий кидать станем, а иначе улизнет зараза чернявая, пока мы подле нее толкаться будем, решаючи.

И воины стали лениво смотреть в ночь. Я глянула на одного, на другого. Оба – сама невинность и расслабленность. Как два лесных кота – пушистых, грациозных и опасных до жути. И серьезны до самых подошв на крепких словенских сапогах. Но ведь не взаправду говорят, да и глаза у них больно насмешливо в темноте мерцают. Промолчу-ка я лучше. Я вздохнула и захрустела поломанной морковкой.

– Хм, и года не прошло, как сестрица молчанию выучилась, – негромко заметил Рарог. – Неужто поумнела так споро?

– Морковью подавиться боится, – в тон ему откликнулся Леший.

– Нет, ну это уже слишком! – возмутилась я, все же теряя терпение. – Вы надо мной теперь до Арконы прикалываться будете?!

Мне ответил согласный мужской смех. Я выдавила кислую улыбку в ответ. Правильно они надо мной потешаются. Пока ждали доброй погоды да собирали в лодьи товар, я извелась в нетерпении. Брат гнал меня с корабля, лишь бы не мешалась под ногами, Леший едва ли не за ухо возвращал меня в терем, чтоб не заболела перед дальней дорогой. Погода стояла сырая да студеная, а ко мне, прожившей в конце двадцатого века пятнадцать лет, простуда прилипала как репей – не оторвешь.

Пока корабли грузились, запирать меня в тереме князю приходилось раз так пятнадцать. Леший и Стоян, как две заботливые няньки, следили, чтобы я не сбежала обратно на пристань, и терпеливо выслушивали все, что у меня на сердце накипело. А я злилась, ох, как же я злилась! И в первую очередь на себя. Не попроси я у франкской принцессы те зелья, и не случилось бы ничего! Да и Желанна хороша, стерва общипанная! Однажды за трапезой я представила, что с ней сделаю, когда дотянусь. Рарог в этот момент с улыбкой протягивал мне краюху хлеба, увидел мое лицо да так при этом вздрогнул от моего свирепого вида, что зацепил рукой горшок с борщом. Обляпались все. С тех пор брат не давал мне проходу, при каждом удобном случае поминая, что мне-де зверские рожи почаще пробовать надо, в ратном деле оно нам ох как сгодится.

– Стояна на вас нет!

– Куда ему, – чуть скривился Леший. – Пускай в избе лежит, спину у очага греет. Чтоб вдругоряд поленья на морозе не колол. Чай не отрок.

Досада знахаря была мне понятна. Стояна он предупреждал, и не раз. Но тот не послушал, позабыв, что молодость уже помахала ему вслед на прощанье. И вот результат.

– А ты шла бы спать, сестрица. Назавтра к вечеру в Арконе будем, негоже тебе носом клевать, – Рарог зевнул, потянулся, разгоняя подступающую дремоту, и направился к правилу.

Я машинально откусила новый кусок морковки, устало поглядела в непроглядную даль. Как тихо, лишь поскрипывают канаты да плещут за бортом невидимые волны. Что ждет нас там, впереди?

Леший словно прочел мои мысли.

– Нам всем не хватает Сокола, – негромко заметил он, задумчиво поглядывая на небо, полное сапфировых звезд, казалось, что на неунывающего знахаря внезапно перекинулась моя зимняя хандра. – Но великий князь Финист – не дружинный лучник Сокол, Ольга. Каждому из нас лепо бы помнить об этом.

– Думаешь, он нас вышвырнет с Буяна, не дав и пару слов сказать?

– О том мне не ведомо. Но поостерегись его злить, княжна, Перуновыми молниями заклинаю. Мы шесть лет сражались бок о бок, не единожды смерть в лицо повидали, потому Сокол переменился, властность да гордыню растерял. А каким мы его нынче отыщем, коли он обо всем позабыл?

– Зато Мила тебя помнит.

– Почто оно ей? Она уж за мужем надежным давно.

– Леший, Мила любит тебя. Она никогда…

– Ты лепше о себе бы помыслила, – перебил Леший. – Ежели ныне простынешь, как красным да мокрым носом сердце великого князя покорять собираешься?

– Нашел-таки аргумент, – раздосадованно пробормотала я, зябко поведя плечами. А ведь и правда, в открытом море ветра дуют на совесть. Я представила, как войду к Финисту, одетая в парчу и жемчуг, гордо вскинув голову под белой пелериной, шмыгну простуженным носом да ка-а-ак чихну прямо великому князю в лицо… Тут он, конечно же, сразу меня вспомнит, от такого-то шока, и тут же замуж позовет со страху, чтоб вновь не чихнула.

– То шантаж, то аргумент, – Леший потянулся, вгляделся в черный горизонт впереди. – Как ты выжила, княжна, в грядущем своем, ежели оно столь чудными зверями полно?

Ответить я не успела. Леший подался вперед, нахмурился, ругнулся сквозь зубы. Потом обернулся, коротко свистнул. Встревоженный Рарог появился из темноты неожиданно и быстро. Братец чувствовал себя в море как дома, по качающейся палубе передвигался едва ли не устойчивее, чем по земле, и я даже вздрогнула, когда он возник рядом, будто слепился из мрака.

– Что стряслось, брат? – без привычной усмешки бросил князь, встав рядом с Лешим. Тот молча указал рукой вперед. Рарог вгляделся и вздрогнул. Нехорошо. Брат никого и ничего не боялся.

– Что там у вас? – я тоже изо всех сил пыталась увидеть, что так встревожило Лешего и напугало Рарога. Но перед носом лодьи плескалась уже привычная ночная тьма.

Князь перевел взгляд на меня, попытался улыбнуться, не сумел, зажмурился, медленно вдохнул и наконец растянул губы в широкой, какой-то деревянной улыбке:

– Да мелочь сущая. Ты не волнуйся, сестрица. Пойди лепше к мачте, помысли, что назавтра в Арконе наденешь, когда в княжеский терем отправимся?

Я недоуменно оглянулась через плечо. Леший будил воинов на лодье, те вскакивали, сонно моргая, звеня оружием и доспехом. На второй лодье, судя по звукам, творилось то же самое. Да что ж там впереди такое? Я снова вгляделась в черноту ночи. И увидела… На далеком невидимом горизонте сверкнула длинная изломанная нить, рядом с ней вторая, третья… и еще одна, теперь гораздо ближе, еще ближе, из тонких нитей на глазах превращаясь в яркие голубые вспышки. Каждая освещала пространство вокруг, являя нам огромный, набухший фронт грозовых туч, протянувшийся по всему горизонту. Ветер усилился, подул порывами, завыл. Вспенились одичавшие волны. Лодья вздрогнула от носа до кормы. Захлопал, замахал крыльями на парусе падающий с неба священный сокол – Рарог.

– Убрать парус! – заорал князь. – Закрепить весла! – и уже мне. – Иди к мачте, сестрица, схватись за нее покрепче да моли богов о милости. Она нам понадобится.

– Мы погибнем? – едва ли не беззвучно просипела я, горло сжало спазмом от страха.

– Почто? – Рарог весело хмыкнул, похоже, окончательно взял себя в руки. – Я Перуновой ярости еще ни разу не сдался. Не отдам ему людей своих и теперь. Верь мне, сестрица.

Последние слова князь уже прокричал мне сквозь воющий ветер. Я успела кивнуть, добраться до мачты, и начался кошмар…

***

Стена черной воды в который уже раз бесшумно и тяжело поднялась перед носом ладьи и рухнула сверху, разметав воинов по палубе. Я обхватила мачту обеими руками, зажмурилась, прижалась щекой. Корабль задрожал, вскинулся, будто норовистая лошадь, и начал стремительно падать вниз, под новую волну.

– Не робей, сестрица, и не в таких бурях дорогу находили!

Брат спешил с носа к правилу и приостановился на пару мгновений меня подбодрить. Напрасно. Не иначе, и правда, сами боги из прихоти решили не пускать нас в Аркону, потому что подобного шторма никто из воинов ободритского князя не помнил. Вторую лодью мы давно потеряли из виду, а нас самих швыряло меж волн, будто щепку. Ревел ветер, лил дождь и яркие голубые молнии со всех сторон прорезали угольное ночное небо, набухшее низкими жирными тучами. Одно неверное движение кормщика, и нам настанет конец.

Лодья ухнула в яму меж волнами будто в черную пропасть. Ужин снова запросился наружу, уши заложило. Неужели бывают на свете такие шторма? Безумные, нереальные, словно созданные чьей-то злой волей. Как же боги в своих небесных чертогах допускают подобный кошмар?

И тотчас, словно в ответ, базальтовая масса воды обрушилась на корабль, раскидав людей в стороны и смыв за борт часть груза. Я моргнуть не успела, как у меня из-под ног выбило опору, оторвало от мачты и протащило вдоль борта, окунув в пенящуюся воду по самую макушку. Я ухватилась за канат, сумела встать на ноги и с ужасом увидела исчезающего за бортом Рарога, подхваченного волной. Рывок – и я успела сжать пальцы на его воинском поясе. Он, тяжеленный мужчина, вмиг утянул бы меня за собой, не зацепись я ногой за канат, и мы повисли над бездной.

– Отпусти! – сквозь дикий вой ветра услышала я, мертвой хваткой сцепив разгибающиеся под неимоверной тяжестью пальцы. – Оба сгинем!!! Дура-девка, отпусти!!!

– Ни за что! – я все силилась втянуть его обратно.

Рарог извернулся и схватился за край борта, подтянулся на руках, глянул мимо меня. В расширенных глазах мелькнул ужас. Брат попытался перехватить меня за рукав, не успел – новая стена ледяной воды накрыла корабль, тяжело ударила меня в спину, князя в лицо и вышвырнула нас обоих в открытое море.

Я не успела сделать и вдоха. Удар, жгучий холод, звенящая тишина в ушах – и я изо всех сил заработала руками, выныривая из глубины, в которую меня затянуло. Последний рывок наверх – и огромный выпуклый борт ладьи тяжело и неспешно надвинулся на меня, навис сверху, закрывая собой сошедший с ума мир. Сейчас корабль швырнет меня обратно в мутную бездну, из которой я только что выбралась.

С ладьи мелькнул черный силуэт, плеснуло в лицо новыми брызгами, и Леший буквально оттащил меня от мечущегося среди волн корабля. Я отчаянно искала глазами плывущего брата, но вокруг царили только ужас и мрак.

– Не потонет князь! Сам видал, на помощь ему кинулись! – выдохнул хазарин и, обняв меня, спешно погреб прочь. Лодья вскинулась на новой волне, ее развернуло и потащило в сторону.

Я вцепилась в кожаный нагрудник дружинного непослушными пальцами, закрыла глаза, чтобы бы не видеть творящегося вокруг. Почему-то погибать вместе с Лешим стало вовсе не страшно. Слишком часто он защищал меня от беды.

– Держись, княжна, – выдохнул знахарь, старательно удерживая мою голову над водой. – До ладьи нам не доплыть, но берег уж недалече.

Нас еще долго швыряло по волнам. Море успокаивалось. Постепенно я погрузилась в полудрему-полузабытье и вскинулась, лишь почувствовав под ногами твердую землю. Леший из последних сил вынес меня на сушу и лишь тогда обессиленно упал рядом. Гроза продолжала греметь вокруг, но нам обоим она совсем не мешала. Живы… Быть не может… И откуда такая буря взяться могла?

– Черномор, – хрипло проговорил Леший, закрыв глаза и c наслаждением подставив лицо холодным дождевым каплям. – Его рук дело.

– А?

– Лишь ему одному Меч-кладенец подчиняется.

– Меч. Кладенец. Ага, ну чего ж тут непонятного…

Дружинный едва заметно улыбнулся, не открывая глаз. Он вытащил меня из моря, спасся сам, и ему было одинаково радостно слушать что мою болтовню, что грохот волн.

– Не веришь, будто меч волшебный способен из ясной погоды бурю сотворить?

– Быть не может, – мы разговаривали лениво, будто в полудреме, как люди, чудом избежавшие смерти и еще не до конца поверившие в спасение.

– И то бает девица, ловчим соколом от барона избавленная, – вновь улыбнулся Леший.

«Сокол… Где ж ты теперь… Мне так одиноко без тебя…»

Волшебное золотое перо давало любимому свободу по желанию превращаться в хищную птицу, и Сокол, тогда еще дружинный Рарога, сполна воспользовался волшебной силой пера, чтобы спасти мне жизнь. Я вспомнила торчащий из груди лучника толстый арбалетный болт, дыхание перехватило от запоздалого ужаса, голова закружилась сильнее.... Может, мне пора картинно грохнуться в обморок?

– Даже не помышляй, – знахарь медленно сел, огляделся вокруг. – Ежели в краткий срок тебя в сухое не приоденем, ты у меня к вечеру от горячки сляжешь. Как после перед князем встану?

– О чем ты только думаешь, Леший, – сумела изумиться я, с трудом проморгалась от соленой воды. Надо бы тоже сесть как-то…

– О чем мыслю… О моркови, на корабле забытой, – внешне абсолютно серьезно ответил воин, поднимаясь на ноги и помогая встать мне. И где только силы брал. Я оперлась на его плечо, обхватила рукой за воинский пояс. – У Рарога на лодье три корзины остались, кто морковь ломать-то будет, кроме тебя? Для княжны же брали. Что ж, пропасть ей теперича?

В сердце горячими угольками вспыхнул смех. Я попыталась улыбнуться, вслед за воином посмотрела, наконец, вокруг.

Нас вынесло на пустынный каменистый берег то ли матерой суши, то ли большого острова. За спиной бурлили волны, впереди навалились друг на друга высокие гранитные валуны. Занималось промозглое дождливое утро. Стальная вода, кровянисто-черные камни, набухшие темные тучи – они окружили нас двоих, нависли со всех сторон. Как мрачно и тоскливо. И ни следа наших лодий на горизонте. Неужели они уже на морском дне?

– Ладное местечко, – Леший даже не думал унывать. – Что ж, добро, поглядим, куда это нас вынесло Перуновыми стараниями. Идти можешь, княжна? Поднимемся повыше, осмотримся, а там и решим, что делать станем.

– Но как же Рарог?

– Князя непросто в Ирий отправить. Выберутся! В Аркону придут, как буря стихнет. Вот увидишь, Василек.

Васильком в детстве звала меня мама, а после и Сокол. Больше никто меня так не называл. А Леший вот запомнил и ведовским чутьем понял, как тепло на душе становится мне от моего давнего прозвища. Пока вокруг были те, кто мог обо мне позаботиться, знахарь никогда не переступал невидимой черты, а попали в переплет, и он догадался, как можно меня поддержать.

– Спасибо тебе. За все, – я благодарно сжала мозолистую ладонь.

Мы начали карабкаться вверх. Руки дрожали от усталости, пальцы соскальзывали. Леший удерживал меня и помогал, но забираться приходилось самой. Вот и вершина. Ветер хлестнул мне крошками морской пены в лицо, раздул тяжелые складки насквозь мокрой рубахи. Как же холодно, великие… Я ойкнуть не успела, как меня резко сдернули с каменного лба вниз. Хорошо хоть я руки успела подставить.

– Я чуть нос не разбила! – зашипела я знахарю.

Дружинный не ответил, даже не поглядел на мою, изволившую сердиться, княжескую милость. Я проследила за его холодным взглядом и сама сильнее вжалась в камень.

Попали мы все же на остров. Большой, каменистый, нелюдимый. И хорошо, что полезли наверх, а не пошли обходить вдоль кромки воды – по берегу нам бы ни за что не пройти. С обратной стороны каменной кручи обнаружилась небольшая бухточка, способная укрыть от шторма и бури, а в ней прятались от погибельных волн три корабля: купеческий с Буяна и два норманнских драккара. И норманны грабили руянскую лодью. Вернее, грабили они до того, а сейчас всем скопом наседали на витязя в кольчуге из золотой чешуи, в украшенном самоцветами плаще. Он стоял спиной к морю и один отбивался от пятерых, сколько поместилось вокруг. Остальные норманны топтались чуть поодаль, ожидая возможности включиться в схватку. Шансов у воина в золотом доспехе не было ни одного.

Леший присмотрелся, глаза его удивленно округлились – дружинный даже привстал на камне, чтобы лучше разглядеть происходящее, а после повернулся ко мне:

– Ну, Ольга… – выдохнул он едва ли не с осуждением. – Коли уж влипнуть в беду, так чтоб непременно со смыслом? Иначе не умеешь? – и уже куда строже. – А теперь лежи и не двигайся!

С этими словами воин скатился с валуна в сторону, выхватил свою саблю из ножен и растворился среди редких кустов и гранита.

Ээээ… Ну, насчет "лежи и не двигайся" мне понятно. Не в первый раз слышу, но остальное… Что я опять успела натворить, не заметив?

Я аккуратно сползла с камня на землю, спустилась пониже, внимательно пригляделась к воину в самоцветном плаще… и едва не потеряла опору под ногами. Потому что с норманнами сражался великий князь Арконы.

– Сокол…

Разбойники сомкнули круг, еще немного, и Финисту будет не замахнуться.

«Улетай! – я закричала лишь в мыслях, зная, что он меня не услышит. – Ну улетай же, идиот! Они же тебя убьют!»

Финист оступился, бросил стремительный яростный взгляд, казалось, прямо на меня. Один из норманнов ушел в сторону, метнулся под княжеский меч, торопясь достать пропустившего выпад противника, и тут же рухнул Финисту под ноги с боевым ножом под лопаткой.

– Помощь примешь, княже? – долетел до меня нарочито веселый голос Лешего. Тот как раз ленивой походкой вышел из-за ближайшего к сражавшимся валуна, махнул изогнутой хазарской саблей и остановился неподалеку, вопросительно изогнув бровь. – Мне б тоже поразмяться не мешало.

Ответ не требовался никому. Скучающие в ожидании норманны переглянулись и двинулись на Лешего, на бегу занося мечи для удара. Знахарь довольно улыбнулся, будто иного и не ждал, развернулся в удобную для боя позицию, и от скрестившегося оружия только искры полетели.

«Мужчины… Вам что погибнуть, что по берегу прогуляться – никакой разницы. Ну ладно Леший, ему в драку лезть в удовольствие, но ты, Сокол! Сгинуть геройски решил? Где твои воины, где лодьи? Княжеская спесь умение думать отбила?!»

Я злилась. У меня пальцы сводило от страха за жизни дорогих мне людей, а эти люди, привычно посмеиваясь, стояли вдвоем против десятерых с таким видом, будто случайно заглянули на веселую пирушку.

«Совести у вас нет! Гонор один!»

На скулах великого князя вспыхнули красные пятна гнева, он стиснул зубы и удвоил напор, только глаза яростно сверкали из-под шлема. Будто услышал.

– Невозможно, – уже вслух сама себе пробормотала я, отчаянно пытаясь защититься руками от ледяного промозглого ветра.

Боги, как же холодно-то!

И я аккуратно сползла с кручи прямо к натянутым кожаным навесам, под которыми разбойники сложили награбленное. Соколу и Лешему под руку лезть не стоило, хоть это я вызубрить сумела. Значит, пока они сражаются, мне стоит выпутаться из мокрой холстины, иначе температурой накроет. Никому сейчас до меня дела нет, может в сундуках что найдется? Заодно и то, чем поезда под откос пускать будет сподручно. Уж мне не привыкать!

Я в спешке перерывала короб за коробом, сундук за сундуком, схватила в охапку рубашку на пару размеров больше своей, льняные штаны, брошенную рядом с товаром разбойничью безрукавку медвежьего меха и почувствовала на себе чей-то взгляд. Ох, не нравится мне это… Я медленно подняла голову и едва не выронила одежду из рук. На меня в молчаливом ступоре таращился Афиген. Хм-м-м, а зачем мы в Аркону спешили, если почти все уже на безымянном острове собрались?

Купец смирно сидел на бочонке под навесом, ни во что не вмешивался, но увидав, кто перед ним, потерял дар речи. А на меня неожиданно напало беспричинное веселье.

– Бу-у! – в шутку припугнула я Афигена, старательно и широко улыбнувшись.

– А-ай! – едва ли не взвизгнул купец, падая с бочонка на землю.

Хм, нервный он какой-то. Может, не признал? Я аккуратно сняла с головы приклеившиеся водоросли и миролюбиво поинтересовалась:

– Это Вы норманнов наняли?

Каюсь, я лишь пошутить хотела. Ясно же, что не мог он быть нанимателем – слишком труслив. Наоборот, это его сейчас грабили.

Каково же было мое изумление, когда Афиген покраснел, как маков цвет, и смущенно выдал:

– Мне смертью грозили… Молвили, коли не призову Финиста, живым не уйду от них…

– Чего? – я пораженно вытаращилась на купца. Этот человечишка, и правда, позвал Финиста на помощь прямо в расставленные силки? Так, дышим, глубоко, вдумчиво. Убийство еще никого не красило. Да и замерзну я так совсем, пока убивать стану.

Оставив под навесом начинающего нервно дергать щекой Афигена, я быстро юркнула за кожаную стенку, стянула прилипший к телу княжеский наряд, больше напоминавший грязный ком неизвестного тряпья, переоделась, вернула на пояс нож, когда-то подаренный мне Соколом. Штаны оказались продраны на коленях, рубаха висела мешком, медвежья безрукавка топорщилась в разные стороны, и Афиген едва не упал с бочонка снова, увидев меня в новом наряде.

– Так что ты там говорил? – по-деловому уточнила я, стараясь не думать, как сейчас выгляжу. Получалось плохо. Может, бусы яркие поверх нацепить? Были же где-то в одном из сундуков…

– Мы домой возвращались, а тут норманны, – тяжело вздохнул Афиген, глядя в землю. – Окружили нас, повязали. Мне велено было отписать Финисту, что де разбойников на острове немного совсем, а мне на рассвете голову отрубят, поторопиться ему следовало. Я голубя дочке отправил. Они разумели, Финист тогда один прилетит, вперед своих лодий. Ведь не успели бы на помощь его корабли. Слишком уж срок ему малый дан был до моей безвременной смерти… Вот он и явился, как задумано.

– Но он может погибнуть!!!

– Финист – воин полепше многих. Справился бы… Я так помыслил… А тут вона как вышло, у них еще воины в засаде сидели, – еще тише заключил купец и вдруг с живостью вскинул аккуратно стриженную бородку. – Выходит, ты с разбойниками в доле, княжна? Сама наняла их али кто помогал? Разбойничий промысел он выгодный да бойкий. Долго думы лелеяла нас с Финистом отловить?

Совсем он от страха спятил, что ли? Арена абсурда какая-то…

– Угу, не поверишь, каждую ночь мечтала! Рулоны бумаги на разработку плана извела! – вскипела я. – Всю зиму потратила!

– А что, ежели я откуплюсь, княжна? – предложил купец, не заметивший сарказма. – А уж с Финистом вы меж собой потолкуете. У него казна богатая. Зачем тебе я?

Нет, я ошиблась. Тут не арена абсурда, тут психлагерь на выезде.

– Зачем? А и правда, зачем? – я изобразила глубокую задумчивость, хотя у меня уже кулаки сжимались от злости. – Наверное, оттого, что вы с дочкой любимой лишь о выгоде своей всегда пеклись. Ты, купец, Золотое перо Соколу не вернул, выдал, что он в дружинных скрывался, а сам меж тем по-тихому, по-купечески у Сокола под носом рэкетом промышлял. Про сегодня я вообще молчу. Желанна так совсем берега потеряла, не мне тебе говорить. Думаешь, мне мстить не за что? Серьезно?!

Глаза Афигена округлились от осознания содеянного.

– Я тебе сосуд божественный принес, княжна, – все же напомнил он, чуть заикаясь. – Я венец хранил… И Сокола за все годы не выдал, перед Рарогом за князя вступился.

– А что из всего этого ты сделал ради Сокола, а не ради себя?

– Не дерзи мне, девка, – ощерился торговец, видимо, попала я прямо в яблочко. – На землях руянов ты боле никто. Венец отдала, Финист тебя не помнит. Ежели я вымолвлю, что ты разбойников наняла, великий князь отрубит тебе голову, пикнуть не успеешь. Что твое слово супротив моего, отца невесты княжеской?

– Вот ты как заговорил? – я зло прищурилась, ярость медленно подбиралась к сердцу, оно горело и стучало гулко, будто далекий набат. – Все, что вам с дочкой нужно – богатства Арконы, княжеский трон. Ради него вы ни перед чем не остановитесь, правда?

– Ой, смотри, девка, поклонюсь в ножки великому князю, уважит он мою просьбу да и бросит тебя собакам на съедение! – едва ли не гавкнул Афиген.

Я посмотрела ему в лицо и поняла, что купец перепуган до полусмерти. Он боялся, что я расскажу Финисту правду и на этом закончится его власть и поток золота, наверняка уже льющийся в бездонные карманы. Афиген не думал о жизни великого князя, об Арконе – великом городе руянов, да ни о чем он не думал, кроме богатства и возможности посадить дочку на резной княжеский трон. Сокол однажды давно точно это подметил. И ведь пока Желанне было до Финиста не дотянуться, Афиген сохранял степенность и разум, выжидал, перед каждым соломку стелил, а теперь, когда до несметных богатств ему один шаг остался, уже и не скрывает душонку свою подлую.

– Иди отсюда, девка, подобру-поздорову, – угрожающе сдвинул брови купец, неверно истолковав мое молчание. – Жива покуда. Иначе пожалеешь.

Едва сдерживаемая ярость прорвалась в сердце, затопила его, вспыхнула белым пламенем. И я отчеканила, вложив в голос весь яд, который смогла отыскать у себя в душе:

– Никуда. Я. Не. Пойду! А еще не успокоюсь, пока по миру не пойдете вы, подлая семейка! Не будь я толмач ведовской!

Прямо над нами громыхнул удар такой силы, что я едва не присела, закрываясь руками, а Афиген все же свалился с бочки. Ну и грозу наслал на владения руянов Черномор. Я нервно рассмеялась, едва ли не истерично. Только вот остановиться никак не выходило. Великие боги, что же за день сегодня такой!

Купец робко показался из-за бочонка, уставился на меня. Холеные пальцы в дорогих перстнях подрагивали, будто на клавишах играли. Трус Афиген, подлец и трус! Пусть потрясется лишний раз, с него не убудет. Да и Велес с ним, в конце-то концов!

Я осторожно выглянула из-за навеса – Леший и Сокол стояли в полосе прибоя спина к спине, норманны окружили их и готовились бить разом, чтобы наверняка. Если их не отвлечь…

– Дура-девка! – ворчливо раздалось за моей спиной. – Глупости городишь. По чужому добру роешься. Чуть масло заморское мне не разлила. Оно на вес золота будет!

Афиген на удивление быстро пришел в себя, открыл один из ларей, внутри заполненный бутылками темного стекла, и рассматривал их одну за другой, вытаскивая пробки и принюхиваясь, не испортилось ли.

Масло! Костер!! Подрыв поезда!!!

Я выхватила из рук купца бутылку и с размаху опустила ее на матово поблескивающие в ларе горлышки. Хруст, звон и вопль Афигена слышно было, наверное, за Варяжским морем. Но тут крик незадачливого торговца перешел в визг, потому что я подцепила из небольшого костерка горящую ветку и швырнула ее в ларь с маслом.

Бахнуло и полыхнуло сразу же и с размахом, мы только пригнуться успели – среди открытых мной сундуков у Афигена между тряпок всякого было припрятано – от редких трав до флакончиков с духами. Белорусские партизаны бы сейчас мною гордились.

– Мой товар!!! – еще на более высокой ноте взвыл опомнившийся купец.

Между нами плавно оседали с неба горящие клочки навеса и черные угольные ошметки. Ма-а-амочки-и-и… Стоп, Василек! Потом испугаешься, сейчас не до того.

– Эй вы!!! – я выскочила из-за укрытия, призывно замахала руками. – Сюда-а-а! Пожа-а-ар!!!

Помнится, Добрыня учил своих воинов не отвлекаться на посторонние звуки. И Леший, и Сокол его науку выучили крепко. Пока норманны повернулись на девичий вопль и разгорающееся пламя, дружинный и великий князь переглянулись – молниеносно, будто искра вспыхнула и погасла – и единым движением уложили двоих. А нечего было отвлекаться, сами хороши. Остальные сбились с шага, смешались. Побратимы отточенным десятками общих сражений движением поменялись местами, удобнее перехватили оружие – и подходящий момент разбойники упустили. Их главарь, высоченный викинг в шлеме с наглазниками, коротко указал на меня рукой:

– Потушить огонь! Взять девку!!!

О-ой, в этом и заключаются минусы импровизаций. Я рванула от норманнов, только каблучки замелькали, запетляла между валунов и низкорослых деревьев. Ничего, убегать от разбойников мне не впервой! Хорошо, есть где развернуться. Лишь бы штаны не по размеру не потерять.

За спиной бедлам усиливался. Часть викингов бросилась тушить пожар. Другие торопились поймать наглую и обоснованно шуструю девку. Оставшихся поделили на двоих Леший и Финист. Разбойникам просто не свезло. Окружить и схватить великого князя представлялось им несложной задачей. Не улетит же все равно, купца не бросит. И надо же было Черномору устроить бурю, а нам с Лешим из-за нее оказаться в нужном месте в нужное время. Кому-то в божественных чертогах понравилось причудливо переплетать нити судьбы.

Я притаилась за большим валуном, подождала, пока тяжело вооруженные норманны с топотом и пыхтением пробегут мимо, подтянула штаны, свернула назад и выглянула из зарослей как раз неподалеку от того места, где сражался с врагами Финист. Князь Арконы был великолепен. Суматоха в разбойничьем лагере унесла Лешего далеко в сторону, я только и слышала, как свистит его сабля, но не видела из-за валунов его самого. А Финист остался добивать врагов у самой кромки воды. Он, конечно, устал, русые волосы слиплись от пота, скинутый шлем поблескивал золотым боком в набегающих волнах. Но движения князя не потеряли ни стремительности, ни четкости. Словно он был той самой волшебной птицей, в которую превращало князя золотое перо.

Прячась за валунами и редкими кустиками, я подкралась поближе. Думала, вдруг Финисту помощь понадобится. В крайнем случае выскочу из укрытия, явлю всем черную от копоти физиономию, торчащие рукава рубахи, сползающие штаны, повою – норманны от хохота обороняться не смогут, такого чучела они давно не видали. Но нет, Финист справился сам. Потом опустил меч, огляделся вокруг, смахнул пот со лба.

Краем глаза я выхватила быстрое смазанное движение – в отдалении, на высоком валуне норманнский воин натянул тугой лук, острие стрелы смотрело прямо князю между лопаток.

Я прыгнула так, что сайгаки бы обзавидовались, и изо всех сил толкнула Финиста в спину.

Вжик! Стрела резанула воздух у моего плеча, прямо над ключицей. Вспыхнул острой короткой болью порез. И сразу за тем неведомой силой меня швырнуло на землю – великий правитель пожалел для меня дорогого меча, наградил затрещиной. Конечно, он-то увидел лишь очередного разбойника, который наскочил на него исподтишка… Увидел, и все же пожалел недоумка.

– Глупый, – снисходительно заметил он, глядя на меня сверху вниз. – Почто со спины нападаешь?

– Да не нападала я! В тебя же стреляли!

Финист изумленно вздернул вверх брови и легко приподнял меня за воротник меховой безрукавки.

– И правда, в грязи перепачканная, будто Чудо-юдо заморское, а все ж девка, – усмехнулся он. – Смотри, штаны не по размеру не оброни.

Я хотела возмутиться, но глянула ему за спину и успела лишь взвизгнуть:

– Берегись!

Князь резко крутанулся на носках, так и не выпустив мою безрукавку из левой руки, молниеносно выставил меч перед собой – звон кованого острия о лезвие – и вторая стрела булькнула в набегающем прибое.

– Добро же, – недобро процедил Финист. Взвилась белесая дымка, и пестрый сокол устремился к ошеломленно опустившему лук норманнскому воину. Тот бросил оружие и собирался сбежать, но спасения от княжеского гнева не сыскал.

Я оторопело моргнула, оглянулась вокруг. В бухте стало на два корабля больше – теперь у самого берега, тесня бортами драккары да купеческий корабль, разворачивались яркие боевые лодьи Арконы, с их бортов сыпались на мелководье воины в кольчугах из золотой чешуи. Ой-ёй, а я как разбойник одета. И если уж Финист меня за одного из норманнов принял, то эти зарубят и не заметят.

Я стала медленно отступать от шелестящей кромки волн и уткнулась спиной в чей-то доспех. Замерла, сглотнула, обернулась…

– Попалась!!! – вождь норманнов зло и резко схватил меня за полы многострадальной безрукавки и подтянул повыше к своему лицу. – Прирежу, убогая! Меня из-за тебя жизни лишат! Как я ему растолкую, что девка нам все дело порушила?!

Я отчаянно и напрасно пыталась разжать его стальные пальцы, чтобы освободиться. И, великие боги, почувствовала, как злополучные штаны все же начали сползать вниз. Ну что ж так некстати?! Меня тут убивают вообще-то!

Мелькнул занесенный нож, что-то коротко свистнуло, и разбойник, выпустив из пятерни меня, судорожно схватился за руку, продырявленную узким метательным лезвием. Такие в голенищах сапог прятал Леший. Сам дружинный с разбега налетел на норманна и безо всяких предисловий врезал тому кулаком в лицо. Разбойник мешком повалился на гальку – и шлем не спас – а знахарь перевел горящий взгляд на меня. Ой, мамочки, сейчас мне влетит…

– Да мне холодно было, – краснея, зачем-то решила объяснить я очевидное, подтянула штаны повыше и покаянно развела руками, признавая свою неправоту. – Что, обратно в мокрое платье вернуться? Так мне как-то не хочется…

– Ты почто с кручи слезла? – Леший, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не рычать. – Тебя бы убили! Не терпится по Лебединой дороге пройти?!

– Это вас двоих чуть не прирезали! И потом, ведь не убили же меня! Чего ты злишься?

– Выдеру, – с чувством пообещал дружинный, так и не отыскав приличных моей дурости слов, – и не посмотрю, что княжна!

– Рарог…

– Князь любимой сестрице еще и от себя на орехи отсыплет, – сквозь зубы процедил Леший. Похоже, быстро он не остынет. Но переодеваться в ледяную горку мокрого тряпья мне совершенно не хотелось. Что же делать-то?

– Вы, двое, оружие – на землю! – неприязненно раздалось у нас за спинами.

Я обернулась нервно и резко, а Леший – будто вальяжно сидящий до того кот – лишь саблю перехватил крепче, да в желто-карих глазах мелькнула сталь.

К нам спешил воин в кольчуге из золотой чешуи с обнаженным мечом. Широкоплечий, темноволосый, с коротко стриженной бородкой и недобрым внимательным прищуром.

– Сами сдавайтесь, не то хуже будет! – вновь потребовал он.

– Он нас что, за разбойников принял? – шепотом поинтересовалась я у Лешего. Тот не ответил, лишь загородил меня собой да саблю перенес в боевое положение, давая понять незнакомцу, что так просто с нами не сладить.

– Сдохнуть захотели? – не спешил успокаиваться воин, верно распознавший движение.

– Глаза раскрой, – негромко, но с хорошо различимой угрозой, произнес Леший. – Девка перед тобой. Да и я рази ж на норманна похож?

– А мне то без разницы! Мало ли какого отребья у разбойников не сыщешь. Афиген молвил, вы заодно с ними. Вот с ними же и получите по Правде.

– Ну попробуй нас взять, коли умный такой, – мрачно усмехнулся Леший.

Воин с готовностью кивнул.

– Яромир!!

Мы трое вздрогнули от громкого повелительного окрика – к нам, все еще с обагренным кровью мечом наголо, шел Финист. Русые волосы разметались на ветру, серые прищуренные глаза горели негодованием. Я почувствовала, как сердце ухнуло в яму и забилось быстро-быстро. Как же безумно я скучала по нему все эти долгие месяцы!

Я даже качнулась вперед. Леший остановил, тихо проговорив мне на ухо:

– Он тебя не помнит, княжна.

И я будто врезалась в ледяную стену. Действительно, не помнит. Только как же унять быстро-быстро колотящееся сердце?

– Княже, – угрожавший нам воин отступил на пару шагов, почтительно склонил голову, прижав руку к сердцу.

– Эти люди под моей защитой, – проговорил Финист, вставая между Яромиром и нами.

– Они – разбойники, – недовольно буркнул воин. – Афиген успел известить. Девка сама ему призналась.

– Неужели? – правитель Арконы перевел не обещающий ничего хорошего взгляд на меня, заметил мое возмущение и сжатые в гневе кулачки, глянул на окаменевшего Лешего. Уголки губ дрогнули в усмешке. Мгновенье, и великий князь вновь развернулся к Яромиру, лишь богатый плащ блеснул самоцветами.

– Я сам порешаю, кто они да откуда. Не твоего ума то забота, – Финист дождался, пока Яромир неохотно кивнет и уберет меч в ножны, и повернулся к Лешему. – И ты саблю спрячь, воин, пока никого не поранил.

– Ежели ты, княже, сомневаешься в нас, – негромко произнес хазарин, – то могу жизнью своей поручиться: нет ничего меж норманнами да нами. Мы им не друже. Рядом волею богов очутились. Буря наши корабли разметала.

Финист поморщился, но ответил:

– Бурей дядька меня остановить попытался. Не поверил он письму Афигена. Не помыслил только, сколь много купцов сей ночью к морскому хозяину в гости отправятся. Но кто поручится, что вы правду речете? Ведь ты – воин ладожского князя Рарога. Так, дружинный?

– Верно, княже, – не стал отпираться Леший. Матерые воины по доспеху умели отличать принадлежность друг друга, Финист не стал исключением, зачем же было отказываться.

– Нет у меня боле веры вашему князю. Почто ж мне довериться людям его?

– И я о том же реку тебе, княже! – обрадованно вскинулся было Яромир, но Финист взметнул руку, и он смолк.

– Да какие ж мы разбойники морские, великий князь, – пожал плечами Леший и окинул меня неодобрительным взглядом. – Сам погляди, девка со мной. Какой из нее подлый убийца? Ежели кого и доведет до смерти, то рази только от хохота. Штаны одни чего стоят.

Финист глянул, усмехнулся едва заметно.

– Не верь им, княже, – обеспокоенно прогудел Яромир. – Соврут – не поморщатся!

– Они жизнь мне спасли, воевода. Как здесь очутились да почто, о том мы с ними еще перемолвимся. Проводи их на мой корабль да не забижай боле. Буря уходит. Вели лодьи готовить.

И больше на нас не взглянув, Финист пошел восвояси. Яромир скрипнул зубами, бросил злой взгляд на внешне безмятежного Лешего:

– Глаз с вас обоих не спущу. Идите за мной, разбойничьи люди!

Княжеская лодья подошла к самому берегу, зашуршала носом по мокрой сероватой гальке. С борта нам споро перекинули сходни, помогли мне взобраться на палубу. Леший легко взбежал наверх сам, ни разу не потеряв равновесия. И где только силы да ловкость брал после всего случившегося.

Пока воины из Арконы освобождали с драккаров пленников, собирали остатки непогоревших товаров Афигена, заталкивали в трюм сдавшихся норманнов, я тихонько присела у мачты. Великие боги! Оказывается, двигалась до того я просто чудом каким-то. Стоило опуститься на палубу, как навалилась усталость, окутала вязкой тяжестью, мысли заволокло туманом.

– Поспи, я постерегу, – донесся откуда-то издалека голос Лешего.

– Тебе тоже поспать нужно.

– После, – коротко откликнулся хазарин, и спорить я не посмела. Умела уже различать, что к чему, когда он говорил. Я лишь благодарно улыбнулась и провалилась в сон.

Корабль заворочался, зашуршала под днищем галька, захлопал тяжелый парус – ладьи великого князя выходили в открытое море.

– Вставайте, княжьи люди, перемолвиться нам надобно, – негромко позвал голос Финиста. Великий князь присел на корточки рядом с нами, протянул руку тронуть меня за плечо. В темно-серых глазах плескались волны студеного Варяжского моря.

Леший сидел у мачты рядом со мной, сторожил. Он кивнул князю, увидел, что я проснулась, поднялся и подал руку, помогая встать. Меня качнуло. Все время хотелось поднести руку к глазам и потереть переносицу, потому что мир так и норовил стать нечетким, будто покрытым тонкой пленкой воды. Что ж мне плохо-то так?

Леший перевел задумчивый взгляд на меня, я выпрямила спину и широко улыбнулась – не хватало еще больную изображать. Со знахаря станется снова мне мухоморов наварить. А они же горькие-е-е… Отосплюсь, и все пройдет.

– Что встали? Шевелитесь, лиходеи! – бросили нам из-за спины. Это Яромир с мечом наголо нетерпеливо похлопывал себя крестовиной по бедру и хмурился почище великого князя.

– У тебя дел иных нет, Яромир? – поморщился Финист.

– Я тебя, княже, одного с ними не оставлю, – еще больше посуровел воевода. – Вдруг пером железным порешат тебя продырявить. Вона, у девки нож-то имеется.

– Неужто обучена ножом махать? – совершенно не встревожился Финист. – Почто нож тебе, Чудо-юдо, коли ты не разбойник? Штанов нелепых мало тебе?

– Это подарок, – огрызнулась я. – Нож мне дорог. Как память.

– Велишь отобрать, княже? – прогудел Яромир.

– Только попробуй, – дружелюбно предложил Леший.

– Довольно! – Финист вскинул руку. – Идите за мной, ободриты. И ты, Яромир, коли охота есть, с нами ступай.

По кивку великого князя мы с Лешим присели на ковры под богатым пологом, воевода остался стоять за нашими спинами и меч не убрал. Меня его хмурый воинственный настрой начал уже раздражать. Вот чем, скажите, мы ему не угодили? Штаны мои ему так сильно не приглянулись, что ли?

Финист снисходительно оглядел меня с головы до ног и неожиданно протянул расшитое полотенце:

– Утрись, Чудо-юдо. Вымазана будто хрюшка.

Похоже, мои мечты предстать перед ним в богатом наряде с надменным лицом только что окончательно рассыпались в труху. Это, знаете ли, уже талант – при первой встрече с дорогими мне людьми получать от них одно и то же прозвище.

– Спасибо, – я попыталась оттереть сажу с лица и рук. Не скажу, что получилось, но князь, кажется, остался доволен.

– Сказывайте с начала, – велел он.

Леший перевел вопросительный взгляд на меня, я кивнула – а и правда, раз уж так все обернулось, зачем начинать с вранья?

– Перед тобой, великий князь, княжна Ольга, младшая сестра ободритского князя Рарога. А я, верно ты вымолвил, дружинный брата ее. Побратимы меня Лешим кличут, – послушно начал знахарь.

– Мы с тобой не раз бились вместе, воин, – заметил Финист. Мне показалось, что с одобрением.

– Бились, княже.

Финист помолчал, испытывающе поглядел на Лешего:

– А отчего же дале не вымолвишь, дружинный? Мы побратимами были? Одним щитом прикрывались? Может, мне одарить тебя чем за те годы, что мы плечом к плечу службу несли? – в его насмешливом голосе мелькнуло предупреждение. Но Лешему оно не понадобилось.

– Братом мне был лучник Сокол, – не опустил взгляда хазарин. – Тебе, княже, я прошлое навязывать не стану. Куда мне в друже тебе набиваться?

– Добро, – Финист улыбнулся уголками губ так, как я всегда любила. – Но ты жизнь мне спас, дружинный, я уж того не позабуду.

– Спас, как же! – негромко процедил надо мной Яромир. – В доверие втереться порешил.

Финист даже не посмотрел на преданного воина, хотя замечание несомненно услышал.

– Выходит, княжна ты словенская, так, девица? – хмыкнул он почти весело. Только глаза у князя вновь были холодные будто бездна морская. – Не похожа ты на княжну. Воин твой лепше одет, нежели ты.

– А ты, правитель, всегда по внешнему виду о людях судишь? – вяло огрызнулась я. Замечание задело меня за живое, но Финист был прав – из всех словенских князей пугалом огородным полюбила выглядеть я одна. – А если я в беде оказалась? Так что же, я уже не княжна?

– Верно молвишь, – медленно кивнул великий князь. – И что же ты, княжна, мне вымолвить желаешь? В какую беду ты попала? Наговорил на тебя Афиген али правду Яромиру поведал?

За моей спиной недовольно запыхтели. Перечить правителю воевода не спешил, но вопросу его не обрадовался. Финист глядел все так же спокойно, чуть склонив голову. Только темно-серые глаза холодно поблескивали, предупреждая, что прежнего Сокола передо мной больше нет. Леший вот сразу понял. Я проглотила комок в горле, заговорила, сипло и скомкано:

– Соврал Афиген. Мы в Аркону на двух кораблях плыли. Брат решил помочь мне, княже… Я рассказать тебе хотела о том, что у Рарога с тобой случилось, с нами…

– О том мне уж дядька поведал. А также молвил, что ты венец мой другой за драгоценность отдала. Правда ли?

– Отдала. Но, княже…

– Так то все ж наемники брата твоего на Афигена напали, чтобы отомстить?

– Мой брат – не разбойник! – не на шутку рассердилась я. – И никогда слабого не тронет! Он и тебя когда-то давно от смерти спас просто так, как друга! Вчера в море шторм был, меня за борт смыло. Леший за мной нырнул. Мы здесь на сушу выбрались, я и переоделась в разбойничьи шмотки. Холодно, знаешь ли, в мокром платье на ледяном ветру спасения ждать!! А тут Афиген. Признался, что по норманнской указке на остров тебя одного заманил. Спросил зачем-то, не я ли разбойников наняла. Ну, съязвила я. А нечего мне вопросы идиотские задавать!

– Вр-решь! – рыкнул Яромир так неожиданно, что я едва не подпрыгнула на месте. – Отец невесты княжеской нипочем бы…

– Помолчи, – велел Финист и перевел на меня взгляд, строгий и задумчивый. Нехорошо.

– Ты мне не веришь, – скорее сама себе, нежели князю, сообщила я.

– Княже, – поправил Финист.

– Ну, княже.

– А почто мне верить тебе, княжна Ольга? Сама посуди, басни одна другой небывалее плетешь. Что брат твой друже мне был, что жизнь мне спас, что тебя в шторм в воду зашвырнуло да мне на порог вдруг вынесло. Будто путь держала в Аркону правду неведомую мне открыть? Что Афиген, богатый да честный купец, отец невесты моей, на предательство решился, жизнь свою спасая? Не многовато ли удивительного баешь? Еще молви, что люба ты мне, и довольно будет.

Меня будто обратно в морскую воду бросили – что ж наплели князю доброхоты, раз он о моей любви так зло отзывается?

– Княже…

– Ежели уж зашла о том речь, дядька мой молвил, что служил я брату твоему, Ольга, без права на вольную. И Рарог повелел мне венец самоцветный тебе, девка, отдать, чтоб ты княгиней на Буяне стать могла после моей смерти. Что ж ты другой отдала столь великий дар? Настолько не люб я тебе был? Али уразумела, что не ровня ты мне ни родом, ни ликом? Стал бы я на таком Чудо-юде жениться!

– Да как ты… – вскипела я, от ярости позабыв, что собиралась сказать Финисту правду.

– Не оскорбляй Ольгу, княже, – с тихой угрозой предупредил молчавший до того Леший. – Как бы ни был ты ей люб, а не посмотрю, что побратим мне да великий князь, ежели обижать ее станешь.

– Ты мне угрожаешь, дружинный? – сощурился Финист. – И не боишься?

– Княжну в обиду не дам, – коротко бросил хазарин, не опуская взгляда.

– Да вы что?! – вскинулась я. – Вы же одним щитом прикрывались!

– Сруби им головы, княже! – не сдержался молчавший до того Яромир. – За вранье да непочтение! Я сам за топор возьмусь, коли велишь.

– Остынь, воевода, – поморщился Финист. – Нынче ободриты ничем меня не обидели. А мнить их разбойниками лишь со слов Афигена я не стану. Коли ошибся купец, ты им головы заново на место приставишь?

Яромир отвел взгляд. Я просто затылком чувствовала, что слова князя его не убедили, и воин злится.

– Не дело девице в дела мужей нос свой совать, – приговорил правитель Арконы. – Вы с сестрицей моею – два сапога пара. Радимира тоже промолчать не умеет, когда требуется. Не трону я дружинного твоего, княжна, не ярись. Ныне на лодье вы – мои гости. В Аркону придем, помогу вам корабль до дому найти, ежели не докажет никто, что с разбойниками морскими вы заодно будете.

– Но…

– Остаться не позволю, – стужей в голосе великого князя можно было заморозить все вокруг, и ведь даже тон не повысил, будто о чем неважном говорил. – Не о чем мне разговоры долгие с тобой вести, княжна. То, что было – прошло, я дорогу назад искать не стану. Отдала венец – на себя пеняй.

– Да, отдала! – вскинулась я, покраснев от незаслуженной обиды. – За драгоценность! За жизнь твою, не за золото!!!

– Кто ж на мою жизнь остров Буян променяет? Почто так нагло врешь мне, девка? – с непередаваемой издевкой проговорил Финист. Князь разозлился, даже желваки на скулах ходили, глаза потемнели от гнева. – Ты ври да не завирайся, княжна ободритов.

Сердце волной затопила горечь – он не помнит меня, да и не желает вспоминать. Ненавидит скорее. Презирает за то, чего я не совершала. И правду выслушать не готов. Великодушный и рассудительный Сокол стал гордым и не терпящим возражений повелителем. Мне показалось, что воздуха не хватает, голова закружилась.

– Да это тебе с три короба наплели! – едва ли не заорала я. – Что с тобой стало, великий правитель?! Княжья спесь умение думать отбила?! Неужели не видишь, где ложь?! Тебе правду сказать пытаются! Где тот воин Сокол, которого я полюбила?!! Власть да богатство по темечку стукнули?!!!

– Замолчи! – Яромир попытался сграбастать меня за шиворот.

Леший взвился на ноги – я моргнуть не успела. Наверное, чего-то подобного от меня да от воеводы ждал – и рукой перехватил протянутую ко мне пятерню.

– Как ты смеешь, смерд?! – Яромир попытался выдернуть руку из захвата Лешего и не преуспел. – Убью!

– Что вы делаете?! – я подхватилась на ноги, схватила воеводу за другую руку. – Прекратите!

Финист тоже уже был на ногах и собирался вмешаться.

– Удружу князю, – мрачно заметил Яромир, отбросил наконец Лешего, схватил меня в охапку и швырнул в сторону.

Воин оказался силен – меня легко перебросило через борт, саданув по нему плечом, мелькнули крашеные доски – и я неуклюже плюхнулась в ледяную воду, сразу провалившись в глубину.

От удара вышибло дух из легких, перед глазами замелькал цветной вихрь, я инстинктивно попыталась вдохнуть, но лишь наглоталась воды и почувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Сил на борьбу не осталось, и я стала медленно проваливаться в мутное ничто. Перед глазами проплыло тяжелое днище лодьи, будто огромная черная клякса среди мерцающего вокруг водного мира.

Две резкие тени прочертили толщу воды, меня подхватили под локти и выдернули на поверхность. Я закашлялась, с трудом протолкнула воздух в горящие огнем легкие и зашлась в кашле снова.

– Успокойся, Чудо-юдо. Ты жива, не плачь, – проговорил на ухо голос Финиста, и только тут до меня достучалось, что я изо всех сил цепляюсь за его плечи, всхлипываю и прижимаюсь холодным мокрым носом к золотым звеньям кольчуги. Леший поддерживал меня с другой стороны, но у князя отобрать не пробовал.

– Задушишь, девица. Я держу тебя, не бойся, – вновь терпеливо произнес Финист, потому что от холода я перестала чувствовать пальцы и попыталась вцепиться в него еще крепче. – Нам споро помогут, погляди.

Лодья разворачивалась, грациозно и стремительно, только хлопья пены летели во все стороны, будто волшебные крылья. Меня начинала бить нервная дрожь. Яромир хотел меня убить, несмотря на повеление князя. И ведь почти преуспел. И плечо от удара разболелось так некстати…

Финист почуял неладное, немного отстранился, окинул меня придирчивым взглядом и вдруг окаменел лицом. Я тоже повернула голову – в воде у моего плеча расплывалось багряное пятно.

– Дружинный!

Леший перехватил встревоженный взгляд великого князя и без каких-либо лишних слов отогнул в сторону мою набрякшую меховую безрукавку да прилипшую к телу рубаху, ругнулся на хазарском.

Порез от стрелы изначально был неглубоким, недаром я про него практически позабыла. Но удар при падении через борт добавил к узкой кровавой полоске лоскут содранной кожи да приличную ссадину. Края пореза не выдержали соседства, разошлись и теперь прилично кровили. Я поморщилась от резкой боли.

– Несносная девчонка, – не сдержался Леший. – Ранена, а молчишь!

– Гляжу, у ободритов не в чести князей почитать, – насмешливо отметил Финист.

– Не надо меня почитать, – буркнула я ему в плечо. – Леший мне названый брат. Пусть зовет как хочет.

– Как же я жил-то без вас, ободриты? – снисходительно улыбнулся великий князь. – То не жизнь была, а уныние беспросветное. Отныне не соскучусь. Не грусти, княжна, на ладью вернемся, мигом тебя подлатаем.

– Под-д-латаем?! – я представила длинную иглу и шершавую толстую нить, и меня замутило.

– Давненько я крестиком не вышивал, – невинно заметил Леший.

– Что ты, дружинный?! – старательно округлил глаза Финист. – Не овцу зашиваешь. Княжне стежок затейливый требуется!

– И то верно. Не помыслил я, княже. Спасибо тебе за совет.

Мужчины переглянулись и рассмеялись, будто не среди ледяных волн на плаву держались, а в тереме вместе пировали. Спелись – запоздало догадалась я. У меня от холода уже зуб на зуб не попадал, пальцы соскальзывали с плеч Финиста, я дрожала все сильнее, и воины решили втянуть меня в разговор, отвлечь от гибельных мыслей. Понятно, как они смогли подружиться когда-то.

– Я вам не мешаю? – простучала зубами я. В ночном море в бурю вода оказалась куда как теплее. Она тоже была ледяной, но ноги от нее судорогой не сводило. А сейчас то ли мы в течение холодное попали, то ли ночью волшебство Черноморова меча воду нагрело, то ли все же не прошло мне даром ночное купание, но мне казалось, будто сердце в груди едва бьется тяжелыми, глухими ударами. Жаловаться я не стану, Финисту с Лешим и так несладко – они-то в воду за мной сиганули как были – в кольчугах да при оружии. А Финист еще и меня на плаву держит, я ему не помощница.

– Что, девка, опять хороборишься? Али штаны потерять боишься? – миролюбиво поинтересовался великий князь и прижал меня к себе чуть крепче, снисходительная улыбка спряталась в глубине темно-серых глаз. – Вот же бедовое Чудо-юдо.

Я устало закрыла глаза, а меж тем лодья подлетела, осторожно развернулась всем корпусом, задрожала от усилия. Нам скинули веревки и помогли подняться на борт.

– Одеяла несите, – без предисловий повелел Финист, стаскивая с меня тяжелую набрякшую безрукавку. Хотел было разорвать и рубаху, но понял свою ошибку, выпустил ворот из рук и понес меня под полог, подальше от любопытных глаз. Я стучала зубами от холода, руки дрожали.

– Глупая девка, – вздохнул князь. – Меня лаять не боишься, а в море искупалась – дрожишь, будто заяц, лисой в ловушку загнанный. Погоди, одёжу тебе принесу. Замерзнешь же вконец.

– Мне т-т-т-т-теп-п-п-ло, к-к-к-к-н-няже, – проклацала зубами я.

– Вижу, – Финист двумя руками вновь рванул на мне ворот рубахи. – Дале сама снимай. Я взборе вернусь.

– Переоденься сперва. Заболеешь, – тихо сказала я, глядя в пол.

Финист будто споткнулся на мгновенье, сверкнул глазами сверху вниз, но суровой отповеди «без девок разберусь» я от него не услышала.

Под полог заглянул Леший. Хазарина мокрая одежда да доспех совершенно не беспокоили. Он помог мне стянуть липнущую к телу ледяную рубаху, нарочито показательно глядя вверх на трепещущий на ветру холщовый полог. Ореховые глаза дружинного невинно поблескивали. Конечно, чего у меня там знахарь не видал.

Финист вернулся быстро, но свою рубаху сменить успел. Сунул внутрь стопку одежды с вязаными синими носками сверху и лекарскую сумку в придачу. Я натянула одеяло до подбородка.

– Коли помощь нужна, позови, дружинный, – Финист присел на пороге, кинул на меня лишь мимолетный взгляд. – Княжна у тебя с норовом, вдруг держать потребуется.

– Стреножу, – Леший ничуть не обиделся замечанию и перевел взгляд на меня. – Слышишь, княжна? Подставляй плечо, али вдвоем с тобою управимся.

– Больно же будет, – покусывая губы с досады, заметила я.

– А ты как хотела? Ежели в беду попасть, тут ты ни у кого совета не спрашиваешь, а как потерпеть после, так охоты особой нет?

– Кто ж такое терпеть захочет.

Леший нехорошо прищурился:

– Выходит, держать тебя?

Я отрицательно помотала головой. Прав Леший, во всем прав. Великие боги, сколько ссадин и шишек я уже получила за прошедший год, и сколько их еще у меня впереди…

Леший наложил мазь, осторожно прикрыл рану льняным полотном, а после провел над повязкой рукой, помрачнел, призадумался и внимательно вгляделся мне в лицо:

– Голова не кружится? Зрение не плывет?

– Думаешь, я все же простыла? Это я могла. Я умею!

Еще бы! Уже дважды купалась за сутки. Странно, что меня до сих пор горячка не свалила.

– Разумеешь, о том мне неведомо? – мрачно поинтересовался знахарь.

Великие боги, еще немного, и Леший вспомнит про мухоморы. Меня передернуло.

– Знаешь, мне почти совсем хорошо. Правда, правда!

Финист молча вскинул брови – такая живая непосредственность, как я, в Арконе, видимо, ему еще не попадалась. Ну да, у них тут девицы не чета мне: плывут лебедушками, косы лентами цветными убраны, глаза долу опускают, никому не перечат…

– Довольно мне зубы заговаривать, – поморщился Леший. – Хорошо ей. Простыла! Да лепше б и верно простыла! Норманны стрелу свою ядом смазали, не скупясь. И где ж ты, княжна, такую гадость найти-то успела?

– Погоди-ка, дружинный, – нахмурился Финист. – Молвишь ты, будто в меня отравленной стрелою целились?

– В тебя, княже?! Великие боги… Дурень я, не понял… За ради кого еще Ольга под стрелы полезет. Завсегда у нее ум отшибает, ежели одного непутевого лучника уберечь надобно.

Финист нехорошо сощурился, но смолчал.

– Врачевать княжну должно, княже, иначе до заката она в Ирий отправится, – продолжил Леший и склонил голову, как и подобало просящему. – Помощи прошу у тебя, великий князь, и защиты для княжны моей Ольги. Выполню любое твое повеление, кровью слово скреплю.

– Леший! – охнула я, едва не выпустив из рук спасительное одеяло.

– Не нужно мне твоего слова, дружинный, – отказался Финист. – Просишь помощи – получишь ее. Вы жизнь мне сегодня спасли, да не единожды, как погляжу. Я в долгу у вас обоих, не вы. Одевайся, девица, покуда совсем не замерзла. Нос уже синий, будто ягода виноградная.

Финист ушел на нос корабля. Я быстро просунула голову в ворот поданной мне расшитой рубахи, натянула плотные мужские штаны, затянула широкий узорчатый пояс. Все не княжеское, но добротное, хоть и немного висящее на мне по размеру. Зато носки пришлись впору. Я усмехнулась – мой имидж на корабле и так уже испорчен бесповоротно, погуляю в веселеньких синих носках с кисточками, хоть не замерзну больше, чем есть. Хотя, погуляю – это я сильно сказала. Полежу скорее. Подобной разбитости я не чувствовала давненько. Словно я стала расколовшимся о земляной пол кувшином. Меня то и дело пробирал легкий озноб, зрение пыталось расплыться, приходилось несколько раз моргать, чтобы картинка становилась четкой. Голова кружилась, словно я перекаталась на карусели. Нехорошо да и страшно, если уж начистоту. В девятом веке ни антибиотиков, ни уколов я бы нигде не нашла…

Леший прислонился спиной к одному из сундуков и незаметно уснул. Я знала, что он мигом скинет с себя сонное марево, если услышит хоть один резкий звук, и старалась не двигаться – Леший устал, ему нужен был отдых.

– Держи, Чудо-юдо, – Финист откинул край полога, протянул мне кубок с горячим медовым напитком и, совершенно для меня неожиданно, изящный женский гребень. Князь вовремя заметил спящего знахаря и говорил негромко и мягко, тоже будить не желал. – Причешись, коли желаешь.

– Почему ты это делаешь?

– Княже.

– Ладно, ладно. Княже.

– Ты спасла мне жизнь, Чудо заморское, – уголками губ улыбнулся Финист, случайно – или намерено – упустив присказку «юдо».

Я взяла и мед, и гребень, и удивленно следила, как великий князь присаживается рядом. Неправильный он какой-то правитель – позаботился о чужой ему девке, которую и видеть-то особо не желает. Не верит, сердится, а в воду нырнул и напиток согреться принес. Да и гребень неспроста. Уж он-то на мою жизнь никак бы не повлиял, а вот порадовать мог…

Я поняла, что сейчас начну всхлипывать, а там и до рыданий недалеко. Только их мне и не хватало.

– Выходит, ты, и верно, оттолкнула меня от той первой стрелы, княжна, – проговорил Финист. – Почто, не ведаю, но, как бы то ни было, я в долгу у тебя.

Я только вновь шмыгнула носом – нужна мне была его благодарность, как же! Какая разница, верит он мне или нет, если в остальном считает подлой и жадной девицей.

– С чего такая милость? А вдруг я и правда наняла тех разбойников? Чтобы тебя, княже, вынудить венец мне обратно вернуть?

Вот знаю же, что правителя Арконы злить не стоит, а все равно не сдержалась. Точно жить надоело.

– Дерзишь князю, – совершенно для меня неожиданно не обиделся Финист. – Мыслишь, не вижу, что хороборишься изо всех силенок? Норманнов наняла? Чтоб венец возвернуть? Что ж, может и так. На подлость любой человек способен, муж али девица, в том разницы нет. Но в твоих глазах я не вижу жажды наживы. Сомнения, страх, злость да обиду сумел разглядеть – ты будто тетива лука натянутая, чудо заморское. Небось и плечо болит, вот и шипишь как дикая кошка. А потому обвинять без нужды я не стану. О том же, что Афиген на тебя наговорил, мы с ним еще перемолвимся.

– Значит, ты мне поверил?! Правда?!

Финист посмотрел на яркое голубое небо, такое чистое, будто и не рвала мир на части недавняя буря, опустил взгляд на меня. В темно-серых глазах заклубились ушедшие с неба тучи.

– Я, девица, здесь князь. А вот кто ты, мне ведь не ведомо. Правду ли сказываешь али врешь, не краснея. Нет средь моих людей того, кто на тебя укажет да кивнет, что княжна ты из града Изборска. По нраву мне дружинный твой, добрый он воин, его не могу разбойником морским величать. Да только тебе он служит, на что ради тебя пойдет? Я один раз уже вымолвил, и от слова своего не отступлюсь, княжна – нет боле веры моей ободритам.

– Не отступишься? А как же то слово, что ты осенью давал мне?! Оно уже ничего не значит?!

Финист долгим взглядом поглядел на меня, в серых радужках полыхнуло незнакомое мне пламя то ли сожаления, то ли досады:

– Не серди меня, девка. Коли ты жизнь мне спасла, я глаза на козни твои в Новограде закрою, но поперек дороги мне боле не становись.

– Знаешь, что! – вспыхнула я. – Посади меня тогда лучше в трюм к норманнам, тебе ж спокойнее будет! А то мало ли что, я ж такая коварная тварь!

– Да откуда ж ты столь дерзкая взялась?! – уже всерьез рассердился Финист. – На плахе жизнь торопишься закончить? Али, и правда, к норманнам в трюм попасть?!

Я молчала. Сердце сжимала тоска. Сокола и княжны Изборска здесь больше не было, были великий князь и чумазая девка, поверить которой до конца Финист не мог. Кто бы посмел его винить. Он и так изо всех сил старался быть рассудительным и справедливым, но со мной не выходило. Что ж, ничего нового. Я даже дружинного лучника Сокола несколько раз выводила из себя, что уж говорить про грозного правителя, не привыкшего к подобному непочтению. Но до чего же обидно, несмотря ни на что…

– Ты правда меня к норманнам отправишь, княже? – уткнувшись взглядом в расшитые подушки, тихо спросила я.

– А ты как мыслишь?

– Отправишь.

Я ответила честно, понимая, что великий князь Арконы поступил бы именно так. Тем удивительнее стало для меня воцарившееся под пологом долгое молчание.

– Ну девка… – наконец сумел произнести Финист. Развел руками и снова замолчал.

– Что я опять не так сказала?

– Что я, чудище какое? – даже немного обиженно откликнулся великий князь. – Девиц разбойникам скармливаю, коли в их невиновности сомневаюсь.

– Но ведь ты мне не веришь, княже. Почему б не скормить? Я же сама предложила.

На сей раз Финист молчал гораздо дольше. Я зябко повела плечами, поморщилась, задев порез от стрелы. Интересно, о чем он сейчас размышляет?

– Виноват я перед тобой, – неожиданно тихо проговорил Финист. – Прости дурака, а хоть бы и князя. Ведь ежели правду ты речешь, то ты брата нынче потеряла, едва с жизнью не простилась, а я тебе угрожать взялся. Негоже воину девицу пугать. Не по-людски это. Не помыслил я, что ты взаправду мне поверишь и чудищем меня посчитаешь. Слово тебе даю, не стану я боле тебе грозить, никогда. И Яромиру не позволю.

Я резко обернулась к князю. Говорил он совершенно серьезно и смотрел без привычной нынче надменности, прямо и спокойно. Как смотрел когда-то в иной жизни дружинный лучник Сокол. Мне выть захотелось от его взгляда.

– П-прости меня, пожалуйста, – всхлипнула я. – Я не хотела тебе дерзить.

– Неужто? – вскинул брови князь Арконы, его глаза заискрились смехом.

– Как-то само собой выходит. Честно!

– Княже, – спокойно поправил Финист и, уже не дожидаясь ответа, добавил. – Не узнаю я себя нынче, словно разум мне отказывать стал. Будто с тобою вместе ко мне былое в душу стучится. Вспомнить не могу, но сердце сжимается. Не на тебя я сержусь, на себя. За то, что поверить тебе хочу боле всего на свете, но не могу через себя переступить. А ведь не красит гнев правителя, разумею и ничего поделать с собой не могу.

– Тебе нужно прошлое вспомнить.

– Прошлое… О нем мне дядька да невеста моя уж поведали. А сестрица моя да и все, кто со мною в Новоградском княжестве был, молчат, будто воды в рот набрали. Что им стоило молвить, будто Черномор да Желанна правду мне открыли? Выходит, не во всем была та правда. До сего дня не мыслил я о том, что родные мне люди солгать могли, а нынче упали вы мне на голову. Душу перевернули.

– Мила тебя любит и никогда не предаст! Если молчит, значит, нельзя ей сказать, княже… – я сама выговорила и сама же запнулась от нехорошего предчувствия. Ну вот что такое страшное могло заставить великую княжну молчать? Неужели ей настолько приятнее увидеть в невестках купеческую дочку, чем меня?

– Вот у нее и повыспросишь, коли захочешь. Вам, девкам, только позволь рядышком сесть, до утра прощебечите. Мне она правду все одно не откроет. А с тебя, княжна, я боле глаз не спущу, пока домой не отправлю. Уж больно ловка ты дерзить, не глядя, кто перед тобой. Так и до беды недалеко. А спорить ежели будешь…

– В темницу посадишь.

– Не придется, – мрачно усмехнулся Финист. – Ты и без моей помощи там окажешься, с твоей-то выдумкой.

– Но…

– Делать мне более нечего, как глупых девок из темницы вытаскивать. Али мыслишь, у меня забот иных нет?

– Есть, но я…

– Отдыхай, Чудо-юдо, силы тебе пригодятся, чтоб яду норманнскому жизнь не отдать. Мои люди тебя тревожить не станут.

Финист ушел. Что ж, Чудо-юдо, так Чудо-юдо. Видимо, у меня судьба такая – являться перед дорогими мне людьми цирковым клоуном и перепачканной хрюшкой в одном лице. Братец вон тоже меня вначале Чудом-юдом кликал.

Потом я долго лежала под одеялом и рассматривала хлопающий на ветру край расшитого полога. Мне бы уснуть, но не выходило. Мысли путались, хаотично сменяли друг друга, толкались, мешали. Одеяло не спасало от студеного ветра. До чего же холодно вокруг, или это мое сердце медленно покрывается изморозью, уступая норманнскому яду?

Я вздохнула чуть слышно, вспомнив все случившееся с прошлого лета и оценив юмор судьбы. Я всегда знала Финиста дружинным моего брата. Обычным воином, пусть и одним из лучших в дружине. Он звал себя Соколом, беспрекословно выполнял, что велено, и никогда никому ни единым словом не обмолвился о том, что его род во много раз древнее и могущественнее нашего ободритского княжеского рода. Наоборот, Сокол не раз напоминал мне, что княжне даже глядеть в сторону дружинного негоже. А ведь стоило ему хоть заикнуться Рарогу о свадьбе, мой брат не посмел бы ему отказать, уж он-то прекрасно знал, кто такой Сокол. Но таков был князь Арконы – дав слово, он ни за что бы не отступил от него.

И вот прошел без малого год. Все изменилось безвозвратно. Отныне я была княжной не такого уж и большого новоградского княжества, владелицей всего одного города, а Финист вернул себе самый богатый удел в словенских землях, его города на Буяне могли поспорить в богатстве с Царь-градом, войско надежно сдерживало алчность франков, норманнов и цареградцев разом. Он мог пожелать в жены любую девушку, даже дочь короля. Он стал прежним, властным и грозным, истинным суровым правителем. И больше не верил княжне ободритов. А я все надеялась, что он вспомнит меня и свою любовь ко мне. Какая я все же глупая, наивная дурочка. Великие боги…

– Ты ж воин, Яромир. Где это видано, чтоб воин девку слабую утопить пытался? Где честь твоя? – услышала я неподалеку.

– Лепше б она в море сгинула, – прошипел в ответ злющий голос Яромира. – От нее беды одни.

– Много берешь на себя, воевода, – откликнулся ничуть не менее злой голос Финиста. – Коль успел с Афигеном на острове перемолвиться, мысли свои при себе держи.

– Отец невесты твоей, княже, мудр да дальновиден, – не сдавался воин. – Ежели вымолвил, что девка Арконе беду принесет, то так уж и есть. Да и Желанна княжну ободритскую поминала не раз. Лишь худое баяла, смерти ей желала, а ты, княже, за ней в воду прыгнул.

– А ты в няньки ко мне заделался, я погляжу? – Финист говорил негромко, стараясь меня не тревожить, но злость в его голосе не различил бы только глухой. – Да и суд заместо меня взялся вершить? И оттого лишь, что Желанна да папаша ее худое о княжне нашептали?

– Желанна тебе, княже, лепой княгиней станет. Казиста она, нраву кроткого…

Я едва не закашлялась, кое-как взяла себя в руки. «Это она-то нраву кроткого?! Серьезно?!!»

– …а ты на девку чумазую готов ее променять…

Я затаила дыхание. На палубе тоже воцарилась тишина.

– Иди за парусом следи, воевода, – наконец повелел Финист. – Ольгу али дружинного ее боле трогать не смей. Ослушаешься – пеняй на себя, не погляжу, что боярского рода, спрошу за все и за то, что нынче случилось.

Тишина. Похоже, Яромир пытался взять себя в руки.

– Воля твоя, великий князь, – наконец хмуро бросил он и ушел.

Я все еще боялась шевельнуться, чтобы Финист не услышал, как я шебуршусь.

– Ты бы поспала все ж, княжна, – с легкой насмешкой раздалось совсем рядом, за холщовой стеной полога. – Не поведали тебе в тереме брата, что подслушивать плохо?

Я все же закашлялась. Князь еще раз усмехнулся и тоже отправился восвояси.

Щеки пламенели от стыда, я полежала, повертелась с бока на бок. Сон не шел, зато все сильнее саднило горло, плечо разгоралось огнем, в голове закручивалась невидимая, противная, нарочито медленная воронка, заставляющая сжимать пальцами виски и представлять самое страшное, что будет со мной, если Леший вовремя не успеет уничтожить яд. Эдак я и до Арконы не дотяну, слягу только от страха. Надо встряхнуться как-то.

Я высунула нос из-под полога и не пожалела. Впереди лежал остров Буян. А на нем, над высоким обрывом, стоял огромный город-крепость. Мы были еще далеко, и белоснежные каменные стены с торчащими коньками крыш казались открытым ларцом с самоцветами, раскрывшимся среди безбрежного морского простора и черных грозовых туч, клубящихся на горизонте.

Великая Аркона, столица древнего народа руянов. Неприступные ворота в словенские земли. Богатейший город с золотым храмом верховного бога Свентовита. В двадцатом веке от него остались лишь стертые обломки некогда неприступных стен и зыбкая, обрывочная память о сгинувшем величии. И еще песни, что исполняли у подножия Старой Ладоги реконструкторы. Странно и немного жутко было помнить об их словах и смотреть на невредимый город, полный сияния и славы. Еще каких-то двести-триста лет, и от Арконы не останется камня на камне. Если бы не Финист и его дядька Черномор, может быть, города бы уже не существовало.

Лодья стремительно летела вперед. Финист оценил сказанное знахарем обо мне, о норманнском яде да о путешествии в Ирий и велел гребцам садиться на весла, чтоб прибавить в скорости. Корабль Афигена и пленные драккары могла охранить и вторая боевая лодья.

Я поборола усиливающуюся слабость и осторожно подошла к борту. Морские брызги сразу же окатили меня, заставили вздрогнуть от внезапного холода. Будто наяву в ушах зазвенел голос из далекого будущего, певший песнь о правителе Арконы и молодой ладожской княгине… Песнь могли сложить много раньше или столетие спустя о любом из руянских князей, но похоже, не просто так словенские боги наделили меня волшебным даром менять прошлое и будущее на ведовском камне. То, что я списала на грусть и растерянность в тот далекий солнечный день на развалинах Ладожской крепости, было неясным предчувствием беды.

Я зажмурилась, крепко и отчаянно, стиснула гладко тесаный борт княжьей ладьи так, что побелели костяшки пальцев. Я услышала свист стрелы, увидела, как колыхнулись перед глазами две одинокие травинки, всего за мгновенье до черноты… Ничего не изменить. Финист убьет меня, каленой стрелой, как однажды осенью предсказал Рарогу старец Велирад. Ладожская княжна не сможет победить судьбу. А после умрет и Финист, тогда-то и падет великая Аркона… Нет, нет, нет!!!

Голова закружилась, я покачнулась, неуверенно нашаривая рукой опору, и меня тут же поддержали надежные мужские руки – князь, оказывается, внимательно следил за мной и вовремя оказался рядом, чтобы не дать мне свалиться за борт уже третий раз за сутки. Я благодарно и чуть удивленно кивнула.

– Что с тобой, Чудо-юдо? – негромко и обеспокоенно спросил Финист, внимательно вглядываясь мне в лицо. – Ты побелела вся, будто холст некрашенный.

Побелеешь тут! Горькая правда – она вот такая, острая и колючая, будто колотый лед. И очень-очень простая – останусь, мы оба погибнем, а следом враги уничтожат великий город. А если не останусь, предам Финиста и себя.

– Укачало что-то…

– Иди ложись да не вставай боле. За борт свалиться – дело нехитрое. Купались уж нынче, довольно.

– Я могу. Брат меня ругает, но все без толку, – я смахнула со лба волосы, смущенно улыбнулась Финисту. – Кажется, это у меня в крови – влипать в неприятности.

– Что ж, добро, запомню впредь, – весело сощурился в ответ князь, и я подумала, что может, он не так уж и изменился. А Финист вновь стал серьезным и повел рукой вперед. – Погляди, мой дом.

– Красота какая, – тихо выдохнула я.

И то была чистая правда. Аркона и раньше блистала, но детские воспоминания давно потеряли четкость. Нынче передо мной возвышалась высокая неприступная стена из белого камня с частыми сторожевыми башнями. Иногда выше стены тянулись вверх расписные коньки крыш. В одном месте продолжением стены, над крутым обрывом виднелся каменный терем со стрельчатыми окнами, полукруглым балконом и высокой башней-смотрильней.

– Рассвет заглядывает ко мне раньше всех на Буяне, – проговорил Финист, не торопясь оставлять меня в одиночестве. Проговорил спокойно, но я будто наяву увидела, как он стоит на башне и смотрит в морскую даль, пытаясь отыскать правду о годах, что стерлись из памяти. Князю было горько на душе, и я услышала это.

Я вгляделась ему в лицо, с болью в сердце заметила едва различимый след глубокой печали в глубине красивых глаз и неожиданно брякнула:

– Княже, не надо грустить. Обещаю, я буду тебя защищать!

Финист оторопело поглядел на меня и расхохотался.

– Ты?! Защищать?! – сквозь слезы смеха произнес он.

– А что тут такого? Чем я хуже твоих воинов? Брат меня давно предлагал впереди войска на врагов напускать. Для пущего устрашения.

Я хотела состроить зверскую гримасу, но голова опять закружилась, я судорожно схватилась за борт. Пальцы легко соскользнули с отполированной древесины, и я бы упала, если б Финист не успел меня подхватить. Я обняла его руками за шею, прижалась щекой. Услышала, как бьется сердце под золотой кольчугой да расшитой рубахой. Почувствовала, какие у Финиста сильные теплые руки. По спине прокатилась горячая волна. Захотелось, чтобы он сжал меня в объятьях и поцеловал в макушку, потом в ямочку на шее, потом… Ох, точно, замуж мне пора.

Финист опустил меня на подушки под пологом, присел рядом и вдруг заметил:

– А ведь то ты была, Чудо-юдо.

– Что?

– Ты обругала меня там, на острове, что княжья спесь умение мыслить у меня-де отбила. Я узнал твой голос, когда ты мне нынче то же самое в ухо кричала.

Князь перевел взгляд на меня, в темно-серых глазах разгорались смешинки. Я вспыхнула.

– Ты, – повторил Финист. – И как же удалось тебе дозваться меня? Я ж не соколом был, человеком. Никому никогда такое сотворить не по силам было. А ты смогла. Неужто столь сильно разозлил я тебя?

– Я…

Финист с улыбкой наблюдал, как малиновеют мои уши, лишь уточнил с легким укором:

– Неужто, княжна, совсем меня не боишься?

– Не боюсь.

Финист вопросительно приподнял бровь.

– Ну не всем же тебя, княже, бояться! Для разнообразия хотя бы!

Князь моргнул, а потом расхохотался вновь. Я очень давно не слышала его беззаботного смеха. Оказывается, мне так мало нужно было, чтобы стать счастливой.

Финист почувствовал мой взгляд, посмотрел в глаза, едва заметно мотнул головой, словно прогоняя наваждение.

– Я так рада снова увидеть тебя…, княже, – тихо призналась я, вовремя вспомнив о подобающем обращении. – Не помнишь ничего обо мне, и ладно. Главное, что с тобой все хорошо.

Ой, кто меня за язык-то тянул… Если бы можно было расцвести красными пятнами еще ярче, чем прежде, то я бы сумела. Мне и так казалось, что лицо полыхает жаром от смущения.

– А ведь ты не врешь, – вдруг серьезно ответил Финист. – По глазам твоим вижу…

Больше он ничего не добавил, отошел к борту и стал придирчиво оглядывать каменные стены города-крепости, вдруг где какая трещина пошла, чтоб укрепить.

Лодья обогнула высокий мыс, и перед нами открылась уютная бухта с длинными рукавами пристаней. Такого большого скопления кораблей всех форм и расцветок я не видела даже в двадцатом веке. Над пристанью кружили чайки, стоял гомон и шум.

Кормщик осторожно провел корабль мимо опасных скал и после меж разгружающихся у пристани судов, отыскав удачное место. Лодья скатала парус, подтянулась на веслах и встала среди непрекращающегося гула и криков на разных языках земли.

– Идите за мной, ободриты, – строго велел нам с Лешим Финист, вновь ставший надменным великим князем. Бросил быстрый взгляд на меня, чуть смягчился. – Сама дойдешь, княжна? Тут недалече.

– Дойду, – я упрямо мотнула головой. Не хватало еще, чтобы меня через полгорода на руках тащили.

– Я прослежу за ними, княже, – прогудел из-за спины голос Яромира.

Вот пристал, репей бородатый! Интересно, с чего бы воеводе верить Афигену, а не нам? Мы, вроде, лично его ничем еще не обидели, не успели. Афиген – натура трусливая и подлая, за зиму ничуть не изменился. Яромир же, хоть и совсем не дурак, верит ему, как себе, вперед княжьего слова. Вот что общего может быть у папаши княжеской невесты и воеводы правителя?

– Лепше сыщи мне дядьку, воевода, – велел Финист, пропустив слова Яромира мимо ушей и вскользь поглядывая, как его воины вынимают из трюма связанных норманнов. – Перемолвиться мне с ним надобно, – пауза, и уже куда холоднее. – Обо всем.

Мы с Лешим двинулись за великим князем.

– Как ты, княжна? – едва слышно спросил у меня знахарь.

– Ничего, дойду, – так же тихо откликнулась я, хотя голова у меня кружилась все заметней. Подумаешь! Главное, чтобы больше никаких проблем не возникло по дороге.

Размечталась!

Первая проблема нарисовалась перед нами сразу же, такая черноглазая, богато разодетая и одним взглядом мечтающая обратить меня в пепел. Желанна! А, собственно, кого еще я ожидала здесь встретить? Эта стерва стояла на пристани и сперва большими коровьими глазами пожирала корабль, отыскивая на нем великого князя. Вот углядела, обрадовалась, расцвела вся и заметила меня. Сразу узнала, не поверила, протерла глаза белыми ручками, убедилась, что не мираж, зло сощурилась, сжала кулачки в дорогих перстнях. Леший легонько стиснул мне пальцы, напоминая, что он рядом. Вмешиваться знахарь не станет, если только девичью драку не придется разнимать, но с ним рядом я чувствовала себя защищенной. Мимо Желанны нам не пройти, прятаться я тоже не стану. Схлестнемся, значит, так тому и быть.

Финист легко сбежал по мосткам, и купеческая дочка попыталась заключить его в объятья. Князь что-то проговорил, Желанна вспыхнула и покорно отошла в сторонку. Непохоже было, чтобы Финист мечтал на ней жениться. Хотя что я снова выдумываю на пустом месте? Я же с осени его не видела. А вдруг он, и правда, влюбился в чернявую нахалку, когда позабыл обо мне.

Я начинала дрожать. Обида и раскаянье вновь накрыли меня до самой макушки. Я, я одна была во всем виновата. Не попроси я тогда у франкской принцессы то зелье…

Желанна преградила мне дорогу. Остановился и Финист.

– А ты кто такая? – купеческая дочка уперла руки в бока. – К жениху моему дорожку протаптываешь?

Гм, дура она, конечно, но не признать меня умишка хватило. Куда как проще уничтожить незнакомую, позарившуюся на чужого жениха девку, чем объясняться перед всеми, с чего это ободритская княжна Ольга, сама продавшая ей самоцветный венец, вдруг объявилась в Арконе рядом с нелюбимым ею мужчиной.

Ну не отвечать же ей прямо здесь, при всем честном народе? Финисту только скандала девичьего у себя дома не хватало. Он, кстати, произошедшее оценил, хмыкнул понимающе и сразу же Желанну и осадил, спокойно так:

– Почто поперек дороги князю встаешь, невестушка? Что ж мне, опосля свадебки из терема выйти будет негоже, коли ты уже нынче всех девок вокруг меня облаиваешь? Али ведомо тебе все же, кто перед тобой?

– Не ведаю! – вздернула носик купеческая дочка. – А только вижу я, как она на тебя глядит, курица общипанная.

Финист с любопытством на меня покосился. Испортил все Яромир. Воевода встал рядом и пояснил громко и весомо:

– Князь разбойников в плен захватил, разбойничью девку при себе оставил, спросить с нее многое хочет. Ведь сбежит без его пригляда, больно шустра.

Финист удивленно приподнял бровь, но промолчал. Даже усмехнулся едва заметно. Кажется, у него за сегодня случилось развлечений больше, чем за прошлые месяцы жизни на Буяне. Тут целый скомороший балаган выступать взялся.

– При себе? Разбойничью девку? – призадумалась Желанна и отступила назад. – Прости, любый, за помеху. Пойду я. По лавкам еще заглянуть надобно.

Мне достался убивающий на месте взгляд, и Желанна поспешила прочь.

– И куда торопится? – нахмурился Финист. – Яромир, иди за ней, чтоб не измыслила чего нам на голову.

Воевода коротко кивнул. Не понимаю, что князь Арконы в нем нашел? Импульсивный, упертый, вспыльчивый. Ну разве что сильный и преданный. Но разве ж этого достаточно для воеводы?

– Сам не ведаю, что с ним приключилось, – негромко проговорил будто бы сам себе стоящий рядом великий князь. Я даже вздрогнула от неожиданности. – Сам не свой у меня воевода. И думы твои я не слышал, княжна. У тебя на лице все написано.

К терему дорога оказалась неблизкой. Мы поднялись на крутой берег, прошли в высокие городские ворота – огромные, толстые, кованые, способные выдержать любую осаду – и углубились в шум городских мощеных улиц. Финист ни от кого охраной не прикрывался, а ему в ответ под ноги старались не лезть – правителя хоть и побаивались, но уважали и любили. Со стороны это хорошо было видно.

Я устала и то и дело запиналась о каменную кладку под ногами, даже Финист стал на меня обеспокоенно поглядывать.

– Дороги перемостить велеть, что ль, раз о них девки молодые спотыкаются? – невзначай заметил он, в очередной раз успев подхватить меня под локоть.

Я не ответила – сил осталось только дойти до терема да и рухнуть, где велят – хоть на плахе, все отдых. Но когда у меня в жизни все случалось так, как я хочу?

На торговой площади прямо перед нами разгорелась драка. Кто уж там с кем и что не поделил изначально, мы не увидели, но впереди неожиданно закричали, с треском надломился торговый навес, прыснули в стороны перепуганные люди и куры. Взвилась в воздух густая пыль от пропоротого мешка с мукой. А побоище неожиданно быстро навалилось на нас.

– Назад! – успел рявкнуть Финист, за рукав отшвыривая меня к себе за спину.

Прямо на него несся мужик с занесенным топором и обезумевшим взглядом. Финист машинально схватился за меч, потянул его из дорогих ножен. Все, что он успевал, это отклониться вбок, но тогда удар пришелся бы по мне. Князь даже не попытался увернуться, лишь вскинул руку, собираясь перехватить занесенный топор.

– В сторону! – выкрикнули у нас из-за спин.

Финист среагировал мгновенно. Развернулся спиной к бегущему с топором, схватил меня в охапку и отпрыгнул на два шага вправо. На его месте оказался Леший с саблей наголо. Неуловимо быстрый замах, бросок вперед, удар – и мужик, все еще держа одной рукой бесполезный обрубок древка, а другой зажимая сломанный нос, начал медленно оседать на землю.

– А ты мне по нраву, дружинный! – широко улыбнулся Финист.

– А вот ты мне, княже, как-то не очень, – недовольно заметил Леший. – За зиму все уменье растерял! И можешь мне голову рубить за непочтение!

– Не дождешься! – расхохотался правитель Арконы. – На Буяне мне правду лишь двое без страха лепят: ты да княжна твоя.

– Куда мне до княжны, – обреченно вздохнул знахарь, разворачиваясь и ударом саблей плашмя отправляя очередного налетевшего драчуна носом в дорожную пыль.

– Ну-ка, Чудо-юдо, посиди-ка в сторонке, – заботливо предложил Финист, пристраивая меня меж брошенной подводой с горой сена и мешками с репой. – А то зашибут ненароком.

– Не уходи, – прошептала я.

Финист поглядел на меня. Красивые глаза великого князя потемнели, будто гроза налетела, меж бровей залегла складка – правитель пребывал в бешенстве, которое не очень-то и пытался скрыть. Еще бы! Если бы у Рарога в Новограде подобное случилось, тот бы тоже долго не раздумывал – пресек бы побоище быстро и жестко. А ведь Аркона давала возможность без обид торговать любому, и Финист отвечал за безопасность каждого внутри ее стен.

– Прости, Чудо-юдо, но нынче я тебя вперед воинов своих не пущу, – улыбнулся одними губами великий князь, вынимая из ножен меч.

Взметнулся самоцветный плащ, и сражение пошло не в пример веселее. Тут и стража подоспела, воины в доспехах из золотой чешуи кинулись растаскивать и вязать драчунов.

А я… мне оставалось только вжаться в пыльные мешки и следить за происходящим. Картинка мутилась перед глазами, я старательно фокусировала зрение и в какой-то момент разглядела за спинами все еще мутузивших друг друга торговцев Хулу, советника василевса. А он откуда тут взялся? Если мне сквозь пыль и свистящие мимо горшки не померещилось, то это уже совсем нехорошо. Хула поклялся перед своим императором, что без Финиста в Царь-град не вернется. Можно даже поиграть в угадайку, чего это он в Арконе позабыл.

Я устало закрыла глаза. Буря, Афиген, норманны, ненависть Яромира, Хула, драка эта несуразная. Будто кто-то горсть мозаичных кусочков зачерпнул, не складывая… Нет, не буду сейчас ни о чем думать, и так голова раскалывается от боли.

Треньс! Возле моего виска со звоном врезалась в подводу крынка из-под молока, только черепки брызнули. На четверть локтя б левее, и шишкой бы не отделалась.

– Вот бедовое Чудо-юдо! – ругнулись неподалеку, и Финист вздернул меня на ноги свободной рукой, прижал к себе, не выпуская из другой руки меч. – Присмотрю за тобой, пока тебя еще чем не зашибли.

Я в который раз поразилась, насколько он силен. У меня от слабости ноги подгибались, я практически мешком висела на князе, а тот лишь сильнее и бережнее прижимал меня к себе, закрывая и защищая. Я же все сильнее теряла нити реальности и все глубже провалилась в тягучий холодный водоворот.

«Сокол, мне так одиноко без тебя… Слышишь?»

– Слышу, слышу. И уже не впервой за сегодня, – недовольно фыркнули над моей головой и уже кому-то еще сквозь грохот уличной драки да звон стали. – Беги сюда, дружинный! Княжне совсем худо… Неси-ка ее в терем да Парацельса на помощь кликни. Мы тут сами управимся.

«Да потерплю я, подумаешь», – в мыслях вяло откликнулась я.

– В терем, глупая девчонка! Тебе князь велит! – рявкнули мне и едва слышно. – И за какие прегрешения меня тобой боги наградили…

«Так, и правда, не впервой же…»

Картинка перед моими глазами окончательно потемнела, схлопнулась, в ушах завыл невидимый ветер, и я словно провалилась сквозь мостовую прямо в подземное царство.

***

– Княжна умирает, – где-то я уже слышала этот тихий мягкий голос. Вот только где?

– Так спаси ее! Ты же лекарь княжеского дома! – это уже Финист. Неужели он, и правда, за меня переживает? Но почему вдруг?

– Я не смогу. Я – грек, княже. А яд норманнский. Ничегошеньки я в нем не смыслю. Горячку от водицы морской победить сумею, но только не яд.

– И что же, дать девке молодой погибнуть? Она меня от той стрелы оттолкнула. Иначе я бы ныне умирал, не она.

– Леший уже снадобье варит. Ты, княже, позволь ему в тереме остаться, он знахарь полепше многих. Ему же ты веришь?

– Верю, – в голосе Финиста не нашлось места сомнениям.

– А Ольге – нет?

Теперь Финист умолк и молчал очень долго. А мне было так важно услышать, что же он скажет.

– Конунг Бьерн, вожак норманнский, давеча с пеной у рта мне доказывал, будто изборская княжна с ним в долю вошла, – наконец нехотя заметил правитель Арконы. – А жизнь мне спасла, чтоб доверие заслужить…

– Чушь несусветная! – оборвал своего князя греческий лекарь, теперь я его вспомнила. – Умнее твой норманн ничего измыслить не мог?

– Чушь? – с легкой угрозой поинтересовался Финист. – А что же правда тогда? Вымолвишь? Молчишь… Все вы молчите! Выходит, и верно, стоит мне у Ольги спросить, что ж такого в княжестве ладожском со мной приключилось, что вы все воды в рот набрали! Глядишь, и удивит она меня чем!

– Княже…

– Али мне пленным норманнам поверить все же?

– Дурень ты, княже, – обреченно вздохнул Парацельс. – Дальше носа своего не видишь…

– Не часто ли все вокруг дураком меня величать начали?! – разозлился великий князь. – Дядька, Радимира, Бьерн конунг, ты вот теперь.

– Говорю, как уж есть, – буркнул грек. – С каких это пор ты разбойникам норманнским верить стал вперед ободритов? Ты спросил, княже, я ответил: девица – та, кем назвалась. Тебе она лишь добра желает, хоть и дурости в ее головке умной шибко уж много. А чтоб с Бьерном водиться, так Ольга ни за что бы на то не пошла. Хочешь, голову за то под топор подставлю?

– Не много ли берешь на себя, лекарь? Коли разумеешь, кто мне добра желает, молви, откуда Бьерн ее имя проведал, ежели они до того не встречались?

– Откуда ж мне знать, княже? Ты лепше сердце свое слушай, а не то, что всякий сброд тебе наболтает. Сердце тебе не солжет.

Финист промолчал. На его месте я бы тоже задумалась, откуда норманнский вожак узнал мое имя. Ведь в лицо мы знакомы не были, а на острове меня кликали только девкой. И если князь все же поверит Бьерну, что будет со мной?

– Где сестрица моя? – раздалось чуть погодя.

– Так, она, княже, знахарю дружинному помочь собиралась…

Бахнула тяжелая дубовая дверь. Кажется, Радимире и Лешему вместе остаться будет непросто. Эх, вот открыть бы глаза да сказать ему. Но как тут скажешь, если я умираю… Вокруг снова зашумел невидимый ветер. Черная воронка продолжала медленно вращаться перед глазами, уши словно забило невидимой ватой. Как же мне плохо… И что это за гадость льется в рот…

– Вкуснее ничего не нашлось? – прямо из воронки возмутилась я, не выдержав сводящего зубы вкуса и даже позабыв, что почти умерла.

– Пей, что дают, а не то мухоморов тебе отварю, не обрадуешься, – по-знахарски деловито посоветовал Леший.

Я резко очнулась, будто толкнули, хотела сесть, но меня остановила железная рука дружинного.

– Лежи, попрыгунья. Сумела на пороге у Финиста отравленную стрелу отыскать, не плачься теперь.

– Стреляли в князя? – деловито уточнил стоящий рядом Парацельс.

Леший коротко кивнул. Грек помрачнел:

– Эти твари давно на него охотятся, разбоем в море выманивают. Черномор даже бурю поднял в последний-то раз, чтоб Финиста не пустить, а все одно не сдержал, только зазря корабли чужие потопил во множестве. Но чтоб стрелой отравленной в князя целиться, первый раз о том слышу.

– А почто тебе о подобном слыхать, лекарь? Сам же признался, ничего ты в северных ядах не смыслишь. Ранили бы Финиста, он через сутки замертво бы слег, и ты ничего поделать бы не сумел. Ежели б ты о том яде загодя прознал, то за книги ученые б сел. Вдруг да нашел бы ответ. Меня иное гнетет, почто норманнам Финиста ядом потчевать? Коли уж убивать, так чтоб наверняка. А не хитромудрой отравой действовать.

– Так пытались они, раз пять уж на моей памяти с тех пор, как на Буян Финист вернулся. А цел и невредим великий князь. Вот и помыслили…

– Как же, – невесело хмыкнул Леший, – помыслили! Столь хитро мыслить-то они не умеют… Да и яд у норманнов непростой. Через день с ног валит, после человек в сон впадает, тяжелый да страшный, на смерть похожий. Со стороны и не отличишь, жив али мертв уже. Ежели ядом травленного успеть снадобьем напоить, он быстро на ноги встанет. Коли же в сон успеет уйти, долгой дорога к жизни окажется. Финиста б похоронили в усыпальнице княжеской, и никто б после не хватился тела его. А тут…

– Хула! – четко определила я. – Я его видела, пока вы дрались. И кстати, не он ли Бьерну под шумок про меня нашептал?

А ведь и правда, ему ничего не мешало. Там в толчее к пленным норманнам подобраться способен был любой. А устроить ради возможности перемолвиться драку на площади Хуле было бы лишь в удовольствие. Но затевать все только ради моего имени? Да и откуда ему было знать, что я появилась в Арконе?

Последовала тишина.

– А вовремя мы приплыли, – с непередаваемой интонацией заметил Леший, ласково так. На месте тех, кто покушается на Финиста, я бы немедленно бросилась прочь, теряя тапки.

– Да, только вас тут и не хватало! – не очень-то радушно бросил Парацельс, невысокий греческий лекарь явно пребывал не в духе.

Леший резко развернулся к нему, нахмурился:

– А ну-ка, выкладывай все без утайки, – велел он.

Парацельс ответить не успел. За дверью раздался шум, торопливая женская речь.

– Замолчи! – услышали мы громкое и отчетливое. Финист, на моей памяти, не говорил так почти никогда, выходит, сейчас был разгневан не на шутку. – Твои слова я услышал, чего еще от меня желаешь?

– Я люблю его, брат! – явственно раздалось в ответ. О, кажется, я знаю, кто за дверью яростно спорит с великим князем и отчего. Кажется, сейчас нас погонят взашей…

Резная узорчатыми листьями дверь широко распахнулась, и внутрь буквально влетела красавица с толстыми русыми косами, в тяжелом парчовом наряде. Радимира. Добрейшей души молодая женщина, вспыльчивая, порой заносчивая, сейчас она выглядела истинной княжной богатейшего города: в расшитом платье и кафтане с собольей опушкой, в тяжелом золотом венце с самоцветами, в красных расшитых сапожках.

Леший и Парацельс сразу же встали, поклонились сестре великого князя Арконы как подобало. Радимира замерла на пороге, залилась румянцем, в сильном волнении стиснула руки.

– Так и помыслил, что пустишь вас на порог – добром не кончится, – хмуро заметил Финист, входя следом. – Молвит моя сестрица, будто люб ты ей, знахарь, и ни за кого иного она не пойдет.

– Я свое место лепо ведаю, княже, – без заминки откликнулся Леший, учтиво склонив голову.

Финист оценивающе приподнял бровь, скрестил руки на груди, но промолчал.

– Брат, прошу тебя, – взмолилась Радимира.

– Жизнь в словенской земле не заменит Радимире отчего дома, – поднял взгляд на князя Леший. – Она привыкла к жизни в Арконе, в богатом городе на берегу моря. Здесь нет лютых зим, нет безжалостных соседей, от которых можно не суметь отбиться. Наших сил может не достать, чтобы защитить ее. Я не хочу ей такой судьбы.

Мне на миг показалось, что взгляд великого князя Арконы потеплел. Но Финист давно уже не был тем, кого мы все знали, что сразу же и доказал.

Радимира стиснула было кулачки:

– Опять за меня решаешь, дружинный?!!

– Решать за тебя, сестра, буду я, и никто иной, – холодно оборвал ее Финист. – Знахарь ободритов ясно молвил – тебя он защитить не способен.

– Но брат…

– Войска ободритам для твоей защиты не дам, и покончим споры на этом, – великий князь развернулся, чтобы уйти, оглянулся через плечо. – Ольга пусть отдыхает, сколь ей надобно. После подыщу вам справный корабль до дому добраться. А тебя, дружинный, чтоб я в тереме своем в ночи не видал. Найдешь, где устроиться.

– Где твое хваленое гостеприимство? – вспыхнула Радимира.

– По пути в горницу растерял! – едва ли не рявкнул Финист. – Коли у вас со знахарем дружинным столь лепо все слажено, я с тебя, сестрица, глаз не спущу.

– Ну смотри, брат, – в ярости прошипела Радимира. – Убегу с ними, не удержишь!

Финист, уже собирающийся уходить, медленно обернулся, в серых глазах заклубились грозовые тучи. Радимира смутилась, отступила назад.

– Только посмей. Головы все лишатся, кто тебе поможет. И не погляжу, кто зачинщиком станет. А тебя, сестра, запру до замужества. Тебе ведомо, что я правду реку. Слово князя!

Хлопнула дверь.

– А ты внове его злишь, княжна, – беззлобно заметил Леший, закинув руки за голову и потянувшись до хруста в пальцах. – Ничему-то тебя жизнь не научила. Неужто обидел он тебя чем опять?

– За любого идти не дает, чем не обида?! Мыслит, я дурочка какая, сама свое счастье построить не сумею!

– Ежели за ум не возьмешься, княжна, дурочкой и останешься. Твой брат не позволит мне взять тебя в жены. Найди себе уже мужа надежного да родовитого наконец.

Радимира гневно прищурилась:

– Погоди еще, – пригрозила она вполне серьезно, – вот велю тебе голову отрубить за непочтение, что тогда делать станешь?

– Издевки закончились, так грозить начала? И чем? Княжеской плахой? – не сдержал снисходительной улыбки знахарь. – Придумай кой-чего посложнее, ежели истинно напугать порешила.

Радимира обиженно отвернулась, проговорила негромко:

– Ко мне верховный жрец уже дважды сватался. Черномор повелел мне идти с ним под венец. Все, что не дает свадьбе свершиться, это нежелание брата неволить меня. Но как содею что не по нему, так сразу про жреца поминает. Финист зол на меня, и поделом. Ведает он, что я, как и он, все годы прожила в новоградском княжестве, велит правду молвить, а я… не могу.

– Но почему?! – поразилась я. – Почему вы с Парацельсом молчите?! Нам Финист не поверит, это я поняла, но вам?! Ему и нужно-то всего сказать несколько слов.

– И Финист простится с жизнью на этом, – с готовностью подсказала Радимира, поглядела на мои взлетевшие вверх брови и перевела удивленный взгляд на скромно замершего в сторонке Парацельса. – Ты что же, до сих пор не удосужился ей поведать обо всем? Вот учудил.

– Так я ж…

– Ольге не до того было. Она, видишь, в Ирий сбежать торопилась, – мрачно перебил Леший смутившегося грека. – Нынче лишь передумала. Коли заглянула, княжна, сама уж поведай.

– Подумаешь, температурой прибило, чего обзываться-то сразу, – буркнула я, устроилась поудобнее, Парацельс взбил мне за спиной подушку. – Рассказывайте с начала. А то я дурой себя чувствую.

– Сперва ответь мне, княжна, – Радимира уперла руки в бока, – верно ли люб тебе брат мой? Где ты прежде была, его одного оставив и венец Желанне отдав? Отчего, прознав, что княжна ты, не потребовала у брата своего клятву Финиста исполненной признать? Ведь и до того он жизнь тебе спасал не раз. А ты ему чем отплатила?! Из-за тебя у Желанны зелья в руках очутились! А молвишь, будто любишь его!

Я опустила голову. Мда, возразить мне было нечего. Радимира еще по осени не пожелала со мной говорить, когда я стала княжной, и была совершенно права…

– Мила, довольно уже на Ольгу наскакивать, – осуждающе покачал головой Леший, по привычке назвав княжну прежним, новоградским именем. – Али ты нынче не в духе? Кто из нас ошибок никогда не свершал? Видишь же, мы не за отрезами шелка приплыли.

– Не вижу я главного, – подбоченилась Радимира, – правда ли княжна лепше моему брату подходит, нежели дочка купеческая!

И тут я обиделась. Радимира никогда не считала меня достойной парой своему брату, и я с этим смирилась, но сравнить меня с этой жадной стервой, из-за которой он едва не погиб?!

Она говорила правду, я отдала Желанне венец Арконы, самый драгоценный дар, поднесенный мне Соколом, но не сделай я этого, мы бы никогда не спаслись от барона, и Финиста ждала бы мучительная смерть в Царь-граде. Теперь истину знали только я, Финист и Желанна, а значит, не знал никто. И любая попытка оправдаться выглядела бы просто смешно.

Я смахнула злые слезы с глаз – поделом мне за подлость, за те приготовленные в Новограде зелья. Неужели теперь никто никогда меня не простит?

Кто-то легонько тронул меня за плечо – Радимира неслышно приблизилась и встала рядом со мной.

– Прости, – искренне повинилась она. – Я перегнула. Страшно мне за Финиста, веры уже никому нет.

– Я не могу жить без твоего брата, – я умоляюще глянула на княжну снизу вверх. – Без него мне просто нечем дышать.

Радимира вздохнула, присела рядом.

– А ежели твоя любовь приведет его к гибели? – тихо спросила она. – Ежели случится так, что, оставшись, ты убьешь вас обоих?

Я крепко зажмурилась, сжала в руках расшитое одеяло. Если Финист выстрелит в меня и я погибну, что спасет его и великую Аркону? Может ли случиться так, что судьба не свершится? Как бросить любимого один на один с не знающими жалости врагами?

– Кто тебе это сказал? – не открывая глаза, тихо спросила я.

– Жрец верховный, – так же негромко откликнулась Радимира. – Боги ему грядущее открыли. Оно для тебя не тайна, верно?

Как же больно там, где бьется сердце…

– Там, где я жила, в будущем, пели баллады о ваших временах. О том, что великий князь Арконы убил ладожскую княгиню и после погиб сам. Следом под натиском врагов пала и Аркона. Я видела развалины. Просто кусок основания крепостной стены. И ничего больше. Даже памяти о могущественном городе… Сотни людских жизней…

– И все же ты здесь.

Я вздрогнула, покраснела, открыто посмотрела в глаза Радимире. Странно, но рассердившись, я сразу поняла, что хотела ответить ей, жрецу, да и самим богам:

– Я здесь, потому что верю, что судьбу можно изменить. Потому что не могу бросить Сокола одного. Потому что, если я не попытаюсь, я предам свою любовь к нему. Я никогда не причиню ему зла. Если я могу стать причиной его смерти, я уеду домой и больше его не потревожу. И если с другой он найдет свое счастье, я отойду в сторону. Но только если буду знать, что с ним все хорошо. Желанне же нужна только Аркона, и плевать ей, с Финистом или нет.

Я заглянула в свое сердце – да, я сказала истинную правду. Как только я увижу, что представляю опасность для жизни великого князя, сразу же уеду домой. А там уж я и без чужой помощи яд или обрыв найти сумею.

Стало тихо, лишь Леший, позвякивая оружием, отошел к окну и стал задумчиво разглядывать вечереющее небо.

– Мой брат любит тебя более жизни своей, – после долгого молчания призналась Радимира. Я нервно глянула ей в глаза и поняла, что прощена.

– Любил, – грустно поправила я.

– Нет, любит. Ты снишься ему каждую ночь, хоть ему и не разглядеть твоего лица. Но мне-то ведомо, что пред ним стоишь ты. Брата снедает тревога, будто он слово дал да не исполнил. Финист места себе не находит. Тревожусь я, как бы не заболел он часом от своей тоски по тебе и тому, что из памяти стерлось.

– Сказывай с начала, – напомнил Леший. – А ежели что упустишь, так Парацельс добавит.

Радимира помолчала, припоминая.

– Ведомо вам, Финист уплыл с Черномором не по своей воле, – послушно начала она. – Но, пусть боги мне будут порукою, ни о чем ином, кроме данного Ольге слова, брат мой не мыслил. Он твердо порешил вернуться за ней, едва позволят ему раны да данное дядьке слово. Он сам мне о том обмолвился как-то.

– Вернулся, аж три раза подряд…

– Брат не виновен! Едва минул положенный срок, и дядька ему волей-неволей Буян во владение отдал, Финист встал перед ним и молвил, что за тобой, княжна, вернуться намерен. Брат был готов к ярости Черномора, но не ведал он главного – что у дядьки нашего намедни Желанна побывала…

Я знала, что все равно эта стерва вылезет непременно, и не сомневалась, кто подлил Финисту зелье, но к прямому рассказу оказалась не готова и стремительно закипала от переполнявшего меня ослепляющего гнева. Леший покосился на меня краем глаза и хмыкнул:

– Ты б, княжна, поменьше как-то дочку купеческую поминала бы, а то Ольга ей прямо сейчас шейку ломать отправится, не дослушав. Вдруг чего важного упустит. Да и мне за ней в темницу ломиться охоты особой нет.

– Ничего, ничего, я потерплю, – кое-как выдохнув, заверила я. – Так что там дальше было-то?

– Желанна ранее приходила и к Финисту. Потребовала она у брата взять ее в жены, раз уж княжеский венец у нее. Финист наотрез отказался да пригрозил: ежели она не вернет венец той, кому он подарен, он всем поведает о ее проделках. Народ у нас на Буяне суров да справедлив, Желанне с позором осталось бы только ноги уносить.

– Чтоб эта стерва сама от мечты отказалась? Ни за что не поверю! – фыркнула я.

– Твоя правда. Я была там и все слышала. Желанна сперва сыпала оскорблениями и угрозами, но Финист и бровью не повел. Будто купеческая дочка со стеной переругивалась. Вот тогда она и отправилась прямиком к Черномору.

– Что-то у меня уже кулаки зачесались… – пробормотал Леший.

– У нас коллективная аллергия на Желанну, – эхом буркнула я.

– Парацельс меня поправит, ежели совру. Случилось ему оказаться у Черномора в тот день. Поведала дочка купеческая дядьке об отказе Финиста и назвала вероятную тому причину. Черномор посмеялся над ее словами – привык он, что Финиста в железной хватке держит. Желанна настаивать не стала, а помянула, что де есть у нее способ, как заставить Финиста об ободритской княжне позабыть. А вскорости и сам брат с правдой к Черномору пожаловал. Тут уж дядька разъярился не на шутку. Пригрозил он брату, что велит войскам Арконы молодому великому князю не подчиняться, покуда Финист за ум не возьмется. А ежели брат не послушается, найдет на него Черномор другую управу – ведомо уже ему было от Желанны о проступке Финиста. Брат увидел, что не даст ему дядька жизни на Буяне, и велел Окуню готовить корабли, чтоб в новоградское княжество вернуться, едва позволят шторма в Варяжском море. Позабыл он, что Черномор медлить не привык, особливо ежели шла речь об Арконе. Дядька никогда не желал править и давно вынашивал думу передать Финисту весь Буян, как и обещался когда-то. Если бы мы с Финистом уплыли вновь, у Черномора не осталось бы наследников, и Аркону рано или поздно сожрали бы налетевшие враги.

– Мы? – напряженно переспросил Леший.

Радимира окинула знахаря надменным и презрительным взглядом:

– А понравилось мне под Новоградом огородец пропалывать, чего ж не вернуться-то было, – едко бросила она и грустно добавила. – Дурак ты, дружинный…

Повисла неловкая тишина. Парацельс смущенно кашлянул в кулачок, Леший недоуменно моргнул. Ох уж эти мужчины… Радимира вспыхнула и поспешила продолжить:

– Потому порешил дядька, что за ради продления рода и защиты острова даже дочка купца вполне сгодится в жены племяшу, коли уж она заставит его дома остаться и позабыть об ободритской княжне. Позвал Черномор к себе Желанну вновь и согласился на ее условия: в обмен на франкское зелье та станет женою Финиста, а Черномор молодому князю свою правду поведает и солжет о том, как венец Арконы у Желанны оказался.

– И как же? – едва не прошипела я.

Радимира покраснела до кончиков ушей, но все же проговорила, сбиваясь и глядя в пол:

– Еще до исчезновения своего из Арконы Финист порешил Желанну в жены взять, полюбил он ее за ласковый взгляд да казистость. Оставил он у ее батюшки венец самоцветный, чтоб в свой час венчать ее княгиней на Буяне. Рарог же про тот венец прознал и повелел Финисту подарить его сестре своей, Ольге. Хотел Рарог Ольгу княгиней Арконы сделать. Финист повеления ослушаться не посмел, иначе ждала его лютая кончина. Но Ольге венец не был дорог, да и самого Финиста она невзлюбила. Отдала она Желанне венец за злато да каменья, едва померещилось ей, что Финист погиб. Так венец к истинной хозяйке вернулся.

Повисла тишина.

– Вот с-с-стрер-р-р-рва-а-а-а… – только и смогла выдавить я практически беззвучно – от злости мне было даже воздуха в легкие не набрать. Сомнений, кто придумал такую забирающую за душу историю неземной любви, я не испытывала – Черномор ни за что бы до такого не додумался. – И Финист поверил?!!

– О том не ведаю, – вздохнула Радимира. – Выслушал он дядьку молча и более ни с кем о том, что было, разговоров не разговаривал. А ты… ты почто венец отдала? Ясно же, что не за злато.

Я глубоко подышала – шум в ушах медленно отступал – и коротко рассказала, как все случилось на самом деле.

– Вот стерва… – негромко проговорила Радимира после долгого молчания, во время которого княжна не могла подобрать приличных слов. А потом она склонилась передом мной в земном поклоне. – Прости, Ольга, за неверие мое. Ты спасла брату жизнь. Финист никогда о случившемся у барона речей не заводил, а я, глупая, сама не спросила.

– Да он просто не подумал, что его предадут у него же дома, – раздосадованно огрызнулась в пространство я. – И что дальше случилось?

– Да молвить-то несколько слов осталось. Едва купчиха подлила Финисту зелье да память ему стерла, Черномор повелел всем, кто знал истину, молчать. Мы своего князя всею душою любим, никто не посмеет открыть ему даже доли правды, иначе ждет его смерть.

– Так, стоп, – рассказанная история прилично горчила, но не объяснила мне главного. – За что Финист должен проститься с жизнью? Не поняла.

Леший пожал плечами, он тоже не знал.

Парацельс исподлобья глянул на нас, пробурчал недовольно:

– Черномор на Финиста люто зол да за дело. Однажды он на службе у твоего брата, княжна, слово, данное Арконе, нарушил, и Черномору о том известно стало. Наказание за то – смерть.

– Но он же Черномору – родная кровь!

– Черномору родная кровь – Аркона да остров Буян, только править ему совсем не по сердцу. Финист же – прирожденный великий князь, железной рукою город держит, судит строго, но всегда справедливо. Чтоб удержать его подле себя, дядька на все пойдет. А заодно и Радимиру из своей хватки не выпустит, чтоб род не прервался. Мало ли что.

– Ты так смерть Финиста называешь? – в свою очередь разозлилась я.

– Я говорю, как оно есть, – Парацельс и бровью не повел. – А вот ты, княжна, помнишь ли, когда по милости твоей Финист себя под дядькин меч невольно подставил? Я помню.

Мне оставалось только обреченно вздохнуть – я отлично помнила тот день. Я побежала за Лешим, торопясь предупредить его и Радимиру о лесных разбойниках, а в результате оказалась проданной византийскому купцу. Спас меня Финист. Вот только пришлось ему для этого вырядиться дерзким да богатым цареградцем и предложить купцу в оплату цельный ларец дорогущих самоцветов из богатств Арконы. Так Финист и нарушил данное им самим слово никогда никаких дел с византийцами не иметь. Слово было дано не на пустом месте, оно ценилось словенскими народами более золота, но Финист решил, что моя жизнь для него дороже. А ведь предупреждал тогда и меня, и его Леший, что прознает кто лихой, не оберется Финист беды.

– Афигену да дочке его языки укоротить бы не мешало, – мрачно заметил хазарин.

– Твоя правда, – покладисто согласился лекарь. – Да только что уж теперь, опоздали мы сокрушаться. Ежели Финист хоть одну ошибку допустит, Черномор велит ему идти к жрецу в вечную кабалу. А коли князь норов покажет да откажется, дядька обещался перед нами снести ему голову с плеч. Таковы законы Арконы, ежели захотеть их исполнить. Упустить Финиста вновь для Черномора страшнее его же смерти.

– Бред какой-то… – только и смогла подвести итог я. – Так он, что же, сам вспомнить должен, и тогда ему ничего не будет?

– Не знаю, – развел руками Парацельс. – Черномор мыслит, это невозможно. Я сам, в тайне от него, испробовал все снадобья и заговоры, какие только нашел. Снять заклятье никому не по силам. Даже ты не смогла, княжна. Вот и выходит, что тебе нет нужды боле в Арконе оставаться. Ты лишь смерть Финиста приблизишь, но память ему не вернешь.

– Я никуда не поеду.

– Но, княжна…

– Я. Никуда. Не. Поеду, – я зло сжала кулаки. – Я не скажу ему правды, обещаю. Но одного здесь не брошу. Ему плохо, его убить хотят, как я уеду?

– Да уж, пропадет без твоей заступы великий князь, – не сдержал невеселой усмешки Леший.

– Есть еще кое-что, о чем тебе, княжна, следует знать, – кашлянул в кулачок Парацельс. – О твоей жизни речь идет… Я что молвить-то хотел… Купчая… Нет ее у Финиста, а была ведь.

Леший выругался сквозь зубы.

– Да ладно тебе, Леший, – примирительно подняла руки я. – Разберемся мы с этой купчей.

– Не разберетесь, – все так же тихо вздохнул Парацельс. – Пропала купчая. Финист сыскать ее не мог, ко мне пришел с расспросами. Да только и я ее не видал.

Знахарь резко развернулся, в волнении прошел от окна до двери и обратно, задумчиво покусывая губу с досады. Мы с Милой притихли, ожидая взрыва.

– Едва на ноги поднимешься, сразу же в море выходим, – наконец решил Леший. Сказал, как отрубил.

– Да какая купчая! – взвыла я, понимая, что он не шутит. – Купчая у Сокола дома остаться должна была! Он здесь, а его домик в Новгороде!

– Я его сундучок привезла с собой, – негромко произнесла притихшая было Радимира. – Брат спрашивал и меня. Когда сундучок в Новограде был, купчая внутри лежала. А как в Аркону вернулись, ее там он уже не сыскал. Кто пергамен взял, не ведаю…

– Но про купчую никто не знал, – сумела выдавить я, вдруг осознав, что у кого-то где-то лежит документ, по которому я… Ой, мамочки… Нет, так не годится. Вот встану и выясню, какая скотина…

– Даже не мысли ни о чем подобном! – резко оборвал мои мысли Леший. – У кого-то в Арконе купчая на тебя лежит, нашей ошибки дожидается, а ты внове неприятностей ищешь?!

– Да с чего ты взял, будто купчая здесь?! Потерялась, и не жалко! Никуда я не поеду!

– Ольга, – Леший выдохнул и подступился ко мне с другой стороны, – ты ж помысли, а ежели Рарог не найдет дороги в Аркону, ежели он… он уже на дне морском Хозяина морского веселит. Кто защитит тебя заместо родного брата? Я – лишь дружинный, моему слову никто не внемлет. Саблей своей я всегда тебя закрою, но я – один. Власти у меня нет.

Я зажмурилась, схватилась руками за пульсирующую болью голову. Слишком все сложно, слишком уж быстро события нахлестываются друг на друга… Норманны, Хула, гибель Арконы, любовь сестры великого князя к простому дружинному…

– Шел бы ты, дружинный, и верно, на пристань, корабли своего князя ждать, – проворчал Парацельс. – Тебе спокойней будет и нам. Я прослежу, чтобы Ольга твой отвар пить не забывала. К ночи приходи в мой дом, устрою тебя как дорогого гостя.

Леший вопросительно поглядел на меня.

– Не бросай меня, а? – умоляюще пробормотала я.

– Великий князь мне ясно дорожку указал, – пожал плечами хазарин. – Коли велишь, останусь. Но злить Финиста я б не спешил. Успеется еще, утро вечера мудренее.

– Ежели ты Желанну опасаешься, – поспешно вставила Радимира, – так Финист тебя под защиту взял. Я сама слыхала, как он Яромиру велел тебя охранить. Яромир брату верно служит. Лишь ему одному. Он подлости свершиться не даст.

– Ну да, он меня уже один раз убить попытался, и тоже из чувства долга перед князем, не из подлости!

– Яромир князя защищал, – смутилась Радимира. – Но нынче ведает он, что вы не разбойники. Он перед Финистом слово дал. Все дни, что ты спала, его люди справно службу несли.

– Дни?

– Три дня в беспамятстве пролежала, – просветил Парацельс.

– Не люба тебе студеная водица, Ольга, – строго добавил Леший. – Коли б не искупалась дважды за день, легче б тебе было. Лепо, что отвары да снадобья тебе помогли, поутру уж на ноги встанешь. А я прослежу, чтоб ты в воду даже носком сапожка боле не ступала.

Я только кротко кивнула – кажется, в девятом веке я оставалась единственной, на дух не переносящей ледяное купание. Оставалась надеяться, что плавать мне больше не придется.

Леший нехотя ушел на пристань. Сестра Финиста посидела у меня еще немного и распрощалась. Парацельс убедился, что я не собираюсь умирать, и тоже ушел. Сгущались сумерки. Я посидела на постели, полежала, полистала толстую книгу, оказавшуюся неподалеку на лавке – в свете дрожащего свечного пламени картинки расплывались, и я бросила бесполезное занятие.

Из высокого стрельчатого окна пахло морем и свежестью. Можно, нельзя – я все равно встала и осторожно выглянула наружу. Сколько хватало глаз, передо мной плескалась тьма и шумели невидимые волны. Восхитительно. Вечно бы так стоять. Я даже на мгновенье забыла, что уже давно живу в древней Руси, и поймала себя на том, что пытаюсь разглядеть вдалеке электрические огни какого-нибудь большого торгового судна. Отпустит ли меня когда-нибудь будущее насовсем?

Виски противно гудели, мысли разбегались по одной и галдящими кучками, потом собирались вместе вновь. Так не годится, нужно сосредоточиться. Ведь я наконец у цели и должна уберечь Финиста от беды. Пусть великий князь смеется, когда вспоминает о моем обещании его защищать. Заодно с ним похохочут и враги, а я меж тем успею помочь. А может быть, даже если Парацельс прав и заклятье с Финиста не снять, великий князь сможет полюбить меня вновь… Эх… Размечталась… Я перед ним себя уже во всей красе показала, какая уж тут любовь… И все же, кто в Арконе хочет убить Финиста? Кому нужна его смерть?

– Хула, – повторила я. Алчный и жестокий советник василевса. Зимой Рарогу донесли, будто тому заказали путь обратно в Царь-град без плененного великого князя Арконы, живого, годного на медленную расправу. Вот Хула и не торопился возвращаться, чтобы подставлять свою шею под топор. Никто не верил, что он рискнет сунуться на Буян. А Хула не только сунулся, но еще, похоже, и норманнов нанял. Ведь, и правда, похоронили бы Финиста, а он бы «тело» выкрал, да и был таков.

Только вот Хула не любил идти одним продуманным путем, у него всегда было множество решений в рукаве. Он привык добиваться своего исподтишка, используя деньги, подлость и чужие руки, которые и замарать не стыдно. И на торге оказался вовсе не случайно. Или с самого начала следил, или его кто-то успел упредить. Советник василевса без труда обогнал нас, подстроил крупную драку и… Что же он мог сделать дальше? Я уперлась локтями о широкий оконный проем, облокотилась подбородком на ладони.

Если просто попробовать поиграть в вероятности… Хула мог проверить, ранен ли Финист и не пришла ли пора забирать его тело. Мог попытаться ранить его снова. Мог дать повеление норманнам очернить меня перед великим князем. А мог что-то им сообщить, что-то важное, чтобы они… что? Что могут сделать Финисту сидящие в темнице викинги?

Жаль, я никогда не была сильна в подлых играх Царь-града. Я и в прошлый раз сильно недооценила жадность Хулы да Хельмута, за что поплатилась. Нынче барон был мертв, значит, Хуле нужен был другой помощник. Желательно, близкий к князю и вхожий в его терем.

– Яромир, – мстительно подумала я.

А что? Он беспричинно нервничает, злится, в последнее время сам не свой, так Финист сказал. Убить меня, между прочим, пытался!

Скрипнула дверь. Я лениво обернулась и застыла – прямо к моей постели метнулась черная тень, блеснула сталь – и только перья полетели во все стороны от пуховой перины. Ой…

Убийца резко обернулся, впился глазами в меня. Кто-то только что подумал про убийство? И так вот меня Яромир защищает, да?!

«Сокол, на помощь!!!» – я взвыла лишь от отчаянья. Вряд ли великий князь услышит меня посреди ночи и поспешит спасать заморское Чудо-юдо.

Мужчина сделал крадущийся шаг в мою сторону. Я, не глядя, подхватила с блюда на окне пару увесистых яблок и запустила в приближающегося убийцу. Ему такой поворот не понравился. Нет, а что? Меня ножом можно дырявить, а яблоком по физиономии получить обидно?

Мужчина в черном с пол минуты уворачивался от яблок, пока те не кончились, потом нехорошо ухмыльнулся, сделал еще шаг… Я схватила с подоконника блюдо и запустила ему в голову. Но тяжелое блюдо не яблоки – совершив немыслимый пируэт, будто летающая тарелка из будущего, импровизированный снаряд вместо убийцы с размаху огрел по виску вбегающего в дверь великого князя Арконы. Финист тяжело оперся рукой о стену и замотал головой.

Убийца оценил ситуацию, перехватил нож поудобнее и направился к князю, решив для начала покончить с ним. А Финист все еще до конца не пришел в сознание. Он же пострадает из-за меня!

– Вперед, краснокожие!!!! – дико завопила я первое пришедшее в голову и прыгнула ошалевшему от звукового удара мужчине на плечи. Тот завертелся волчком, но сбросить меня было не так-то просто.

– Скальп сниму, урод недобитый!!! – и я изо всей силы укусила его за ухо.

Убийца заорал, дернулся, резко рванулся в сторону. Руки соскользнули, и я отлетела к бревенчатой стене. Перед глазами яркие цветные круги весело принялись наяривать лезгинку. Ого, и даже со звуком – едва слышный топот и крики быстро набирали громкость. Интересные у меня галлюцинации!

Загрохотало и в горнице – Финист, которому отсрочка позволила прийти в себя, выбил нож у убийцы и прижал его к стене крестовиной меча. Мужчина дернулся было, но князь держал крепко.

– Кто тебя подослал? Говори, пока жив, – велел он.

– Не твое дело, – огрызнулся убийца. – Не к тебе приходил!

– Как ты прошел через стражу? Кто тебе помогал? – Финист надавил на лезвие, мужчина в черном отчаянно вытянул подбородок вверх, чтобы оказаться от острия подальше.

– Дурак ты, князь, – оскалился он. – У тебя под носом предательство вершится, а ты ни сном, ни духом.

Финист гневно прищурился. Что-то каждый, кому не лень, его дураком стал обзывать, еще б тут не рассердиться.

Кованые подошвы загрохотали совсем близко, по стенам горницы разлился густой свет принесенных факелов – это Яромир со своими людьми прибежал на шум.

– Цел, княже?! – с порога выдохнул он и поскользнулся на яблоке. Чвяк! Воевода едва не растянулся на полу и забористо выругался.

– А почто у Ольги не спросишь, она-то цела ли?

Яромир бросил на меня неприязненный взгляд сверху вниз, пробурчал недовольно:

– И так вижу, княже.

Финист, мне показалось, в свою очередь хотел выругаться, но взял себя в руки и на удивление миролюбиво поинтересовался:

– Как убийца в терем проник?

Я бы после такого вопроса, заданного подобным почти ласковым тоном, бежала бы из терема без оглядки. Тут Финист с Лешим друг друга стоили. А Яромир ничего, выдержал.

– О том мне не ведомо, – еще больше помрачнел и насупился он. Даже в неверном свете факелов заметно было, как жаром вспыхнули уши воина. Неужели стыдно стало, что не уследил? Или я права, и именно он тот человек, что помогает Хуле добраться до князя, ведь все сходится? Яромир разозлился на нас с Лешим, что не дали норманнам схватить Финиста. Он пытался убить меня, он постоянно обрывал меня, едва я заикалась Финисту о правде. И вот теперь он позволил убийце спокойно войти ко мне с ножом в руке. Почему же этого не видит князь Арконы? Он настолько верит своему воину?

Финист внимательно поглядел на воеводу, поразмыслил и толкнул убийцу охоронцам в руки.

– За него я с тебя утром спрошу, – предупредил он. – А теперь вон все пошли, пока я не передумал. Увижу кого до рассвета, враз на плахе окажетесь!

Яромир оценил угрозу, лишь согласно кивнул и вместе со своими воинами вытолкал убийцу за дверь.

– Ты не ранена, Василек? – Финист опустился рядом со мной на колено, помог подняться на ноги, обнял, чтобы не дрожала, усадил на лавку.

– Я не говорила, что меня зовут Васильком, – оторопело заметила я, все еще тяжело дыша.

Князь помолчал.

– Само вырвалось, – будто извиняясь, ответил он.

– Ты всегда меня раньше так называл…

– Княже.

– Ну, княже…

– А ты завсегда того, кто на помощь спешит, убить пытаешься?

– Зато про Василька вспомнил. Может…?

– Нет!

– Что «нет»?

– По голове получать более не желаю!

– Жаль…

– Да ты… да как… ну, девка… – великий князь не сумел найти достойных слов. Замолчал. Развел руками. Потом вспомнил, с чего начинал. – И все ж ответь, ты не ранена?

– Нет, – я зябко повела плечами, только сейчас ощутив, как замерзла. Финист все понял и подал мне шаль, я благодарно кивнула, заметила несколько кружащих в воздухе перьев и задрожала снова.

– Что ты, княжна? – участливо спросил князь, присаживаясь рядом.

– Этот моральный урод едва меня не зарезал. А твой Яромир, княже, обещал…

– Помню, – хмуро кивнул Финист. – Я с ним утром перемолвлюсь. Однако у меня и к тебе, девица, вопросы имеются.

– Если про Бьерна, то мы не знакомы.

– А ежели память напрячь?

– Сокол, – я резко повернулась к мрачно поглядывающему на меня великому князю, – что будет, если ты решишь, что именно я наняла Бьерна пакостить вокруг Буяна?

– Разумею, ты весьма споро лишишься головы, – медленно ответил призадумавшийся Финист. – Твой брат мне не простит, быть сече.

– А Хуле только того и нужно. Словенские княжества крошат друг друга в бесконечных битвах, до тебя становится куда как легче добраться, ты узнаешь, что срубил мне голову зря, а главное, кому срубил. И Царь-град остается в дамках. Отличная партия!

Финист молчал достаточно долго, меж бровей пролегла резкая складка. Я его не торопила – мои домыслы оставались рассуждениями девки, политический расклад вокруг Арконы я представляла лишь в общих чертах, и правителю самому нужно было просчитать вероятности, он за свои решения отвечал жизнью каждого на Буяне…

– Правду молвишь, княжна ободритов, – наконец проговорил Финист. – Но отчего ж ты про Хулу вдруг вспомнила?

– Так видела я его на торге, когда драка пошла. Он все рядом с норманнами пленными терся. А там, на острове, конунгу лишь Леший прирезать меня не дал. Если конунг и есть ваш Бьерн, то именно он мне в лицо сообщил, что я классный план кому-то порушила. Вряд ли наше островное знакомство можно назвать крепкой дружбой да наймом.

Я передернула плечами – оправдываться неизвестно за что было зябко и неприятно.

– Добро, тебя я услышал, – тяжело вздохнул Финист и вдруг усмехнулся. – А ты, девица, могла бы и поболе уважения великому князю оказывать. Никто на моих землях не смеет меня Соколом величать, а у тебя как что приключится, немедля в голове слышу «Сокол, на помощь!». Дождешься – разгневаюсь.

– Не разгневаешься, – обессиленно улыбнулась я, опираясь затылком на бревенчатую стену. – Ты, княже, добрый. И великодушный. Глупую девку не станешь понапрасну обижать.

Финист расхохотался:

– Это кто ж тут у нас глупая девка? Кровожадна без меры – то правда, а что о глупости баешь, в то лишь полный недотепа бы поверил.

– Да я мухи не обижу!

– А кожу кто с убийцы снять грозился да ухо ему зубами в мочало раскромсал?

– Тебе от удара по голове послышалось. Княже.

– Ухо тоже примерещилось?

– Да кого я обидеть могу?!

– Жаль мне Рарога. Это ж за что его такой головной болью боги порадовали?

– Не тебе первому интересно, княже, – я не сдержала зевок. От пережитого стресса захотелось уснуть, где сижу. Да и голова противно кружилась. Но как спать на развороченной пуховой перине там, где меня только что пытались убить?

– У меня ночь скоротаешь, – неожиданно решил Финист. – И тебе сон спокойный не помешает, и мне через пол терема бегать не лепо, ежели опять что с тобой приключится.

– Н-но…

– Я так порешил, – отмахнулись от меня. – И не спорь, девка. Хоть раз окажи милость великому князю.

Тут он привычно уже подхватил меня на руки и пошел по коридорам терема. Я уткнулась князю в ложбинку у шеи и замерла, боясь спугнуть волшебство. Мне стало так хорошо, тепло и правильно. Может, стоит дотянуться и поцеловать Финиста самой? В конце концов, девчонки в двадцать первом веке не сильно бы раздумывали в похожей ситуации. В далеком будущем вопрос ухаживаний решался куда проще… И пусть мама успела вбить в мою юную головку нужные премудрости до того, как меня забросило сквозь века Громовое колесо, почему бы не использовать полученные в будущем навыки здесь и сейчас? Ведь Желанна играет нечестно, неужели я…

– Никогда, – я даже пробормотала это вслух, вспомнив о зельях. До сих пор, засыпая, я часто видела перед глазами ту резную деревянную коробочку с тремя пузырьками: сонным зельем, зельем забвения и зельем желания. Купеческая дочка подлила Финисту первые два.

– Ма-амочки… – только и сумела выдохнуть я, сообразив, что у Желанны до сих пор остается забытый мною последний колдовской пузырек. А может, она его уже и использовала?!

– Не мешаю я тебе, девица? – насмешливо раздалось у меня над головой.

– Вовсе нет, – смущенно просипела я, сообразив, что Финист с интересом прислушивался к моему обрывочному монологу.

– Добро, – хмыкнул Финист. – Руки можешь разжать, княжна.

– Что? – пока я витала в беспокойных мыслях, мы оказались в большой горнице в высокими расписными потолками, резными лавками и широким ложем по толстыми шкурами. По центру одной стен располагались двойные двери, сейчас распахнутые в ночь. За ними едва виднелись каменные перила балкона и шумело невидимое море.

Я с сожалением опустила ноги на толстый мягкий ковер, нехотя разжала пальцы на шее князя. Как же хорошо мне было рядом с ним.