Оглавление
Мария Бурас. Лингвисты, пришедшие с холода
Предисловие
Собеседники
Начало эпохи
Наука без идеологии. «Казалось, перед нами открылись бескрайние горизонты нормального существования»
Герои
Апресян. «Он создал новую науку фактически»
Жолковский. «Он это все попридумывал»
Зализняк[6] «Сразу стало ясно, что это гений»
Ива́нов. «Он действительно впередсмотрящий»
Мельчук. «Нестерпимый блеск его научных и человеческих достоинств»
Падучева. «За ней открывался какой-то новый мир ненашей лингвистики»
Розенцвейг. «Он был одним из главных создателей условий»
Успенский. «Никто другой не умел так наводить мосты между математикой и лингвистикой»
Места их обитания
Семинар «Некоторые применения математических методов в языкознании» «Разрешено было не понимать докладчика и гордиться этим»
Лаборатория электромоделирования. «Машина будет отвечать на вопросы голосом любимого артиста»
ВИНИТИ. «Все время нужно было спасать отдел»
Объединение по вопросам машинного перевода. «Статус и границы Объединения были умышленно задуманы совершенно аморфными»
I Всесоюзная конференция по машинному переводу. «Конференции был придан характер неотвратимой победы структурной лингвистики»
IV Международный съезд славистов. «Говорили, что такой способной молодежи нет нигде в мире»
Лаборатория машинного перевода. «Мы занимались открытием тайн языка»
Совет по кибернетике. Постановление Президиума АН СССР о развитии работ по структурной лингвистике
Отделение машинного перевода в 1-м МГПИИЯ. «На этом отделении учились какие-то люди, которые потом сделали карьеру»
ОТиПЛ / ОСиПЛ «Математика для филологов – это была самая субдительная сюперфлю
Лингвистические задачи и Олимпиада по языковедению и математике. «Для лиц, незнакомых с баскским языком»
Экспедиции. «Экспедиции становятся третьим семестром в обучении»
Сектор структурной типологии славянских языков Института славяноведения АН СССР. «Занимались мы в меньшей степени славистикой, в большей степени семиотикой»
Кетская экспедиция. «Мы бегали смотреть, как они учат кетов их языку и мифологии»
Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. «Это была почти что игра»
Сектор структурной лингвистики Института русского языка АН СССР. «Собралась довольно разношерстная, но очень интересная публика»
Сектор структурной и прикладной лингвистики Института языкознания. «Общего плана работ у нас не было, каждый делал свое»
Походы. «Народу собиралось временами человек до ста»
Конец эпохи
Подписантство. «Хорошо известная машина стала на глазах набирать обороты»
Ценности шестьдесят пятого года: дело не сделается само. Дайте мне подписать письмо
Эпилог
Примечания
Благодарности
Отрывок из книги
В 1975 году я поступила на отделение структурной и прикладной лингвистики филфака МГУ. Там все было не так, как вокруг, – и в узком смысле, в отличие от филологического факультета, и в широком, в отличие от общепринятых способов говорить и думать. Математика, а не литература и история, дружеские связи не с однокурсниками по факультету, а со старше- и младшекурсниками этого же отделения, общение с преподавателями не только на занятиях, но и в походах. Своя абсолютно узнаваемая манера речи: «в силу ложности посылки», «не вижу однозначного соответствия», «неверифицируемое высказывание», «ровно так». И свой пантеон – набор имен и историй создания нашей науки, связанных с этими именами.
Пантеон включал как тех, кого мы регулярно видели на лекциях или спецкурсах, например Зализняка и Успенского (Владимир Андреевич Успенский за глаза назывался просто Успенским, в отличие от своего брата, которого звали БорисАндреичем), так и тех, о ком ходили только рассказы. Рассказы становились своего рода тайным знанием о былых временах, открывающимся только посвященным, действующие в них лица – мифическими героями или злодеями.
.....
А когда была война, нас отправили в эвакуацию. Хотя отец был в большом положении, но единственное, что он сумел сделать, – может быть, он не хотел использовать свое служебное положение, – но нас с бабушкой и сестренкой отправил в эвакуацию в теплушках. Каким-то третьесортным эшелоном, в середине августа, когда немцы подходили к Москве. Эшелоны, конечно, бомбили, дважды разбивали наш паровоз. В общем, весело было.
В эвакуации я заболел дистрофией, чуть не умер. В городе Асбест, потом в Свердловске. Меня спасло то, что выжили и нашли нас тетка и дядя, сестра матери и ее муж, которые чудом выбрались из Одессы с последним военным транспортом и добрались до нас в Свердловске. Они сдавали кровь в госпитале, регулярно, дважды в неделю. Получали специальное питание и кормили нас с сестрой и бабушкой.
.....
