Читать книгу Солнечный страж - Мария Фир - Страница 1

Глава 1

Я родилась на равнинах Вестена среди бескрайних полей и нескончаемых тёплых ветров. Быть может, поэтому так тяжело привыкнуть к высоким каменным стенам? Здесь, у северной границы Предела, в последнем человеческом оплоте с древним названием Ольден, стены на каждом шагу.

Перво-наперво, сама крепость окружена двойным кольцом плотно подогнанных друг к другу камней, следом идут лабиринты улиц, угрюмые серые дома с неприветливо захлопнутыми ставнями. Тёмные и холодные, с острыми углами крыш, они нехотя жмутся друг к другу, как чужие люди, которых опасность заставляет сбиваться вместе, и они, скрипнув зубами и покрепче прижав к груди самое ценное, всё-таки держатся рядом.

Между домами частенько нет даже проходов – ни одной лишней щели, чтобы спрятаться. По вечерам на город ложится магический голубой свет фонарей, и каждая из главных каменных улиц превращается в ловушку: даже крохотная летучая мышка или мотылек не пролетят незамеченными! Надо ли говорить, что незваного гостя заметят здесь прежде, чем он успеет оглядеться? Должно быть, по этой самой причине даже местные не слишком-то любят прогуливаться после захода солнца.

Рамина утверждала, что здесь безопасно, и я поверила ей. Сейчас, когда мой взгляд в отчаянии скользит по безучастным стенам и намертво запертым воротам, я не чувствую себя в безопасности. Скорее – в клетке. В глубоком каменном мешке, из которого видны только несущиеся в недостижимой выси осенние облака и чёрточки стремительных птиц.

Прошлой ночью мне снилось, будто я стою, запрокинув голову вверх, и окошко неба вдруг становится меньше, меньше, словно невидимые пальцы затягивают верёвку на горловине мешка. У моих хозяев живут в сетчатом садке два причудливых хвостатых зверька из-за моря: дни напролёт они спят, а по ночам устраивают такую возню и писк, что приходится закутывать клетку рогожей, чтобы экзотические крысята не распугали весь народ в таверне. И всякий раз, когда я делаю это, зверьки встают на задние лапки и с сожалением смотрят, как их лишают возможности глядеть на окружающий мир.

Проснувшись, я решила во что бы то ни стало сегодня – именно сегодня – взобраться на стену и посмотреть на мир снаружи.

Я знала, что делать и к кому идти. Несколько недель я приглядывалась к лейтенанту ольденской охраны по имени Вильгельм и наконец решилась. Этот кряжистый широкоплечий человек с копной соломенных волос и короткими щетинистыми усами был суров на вид, но мягок изнутри. Такие, как я, имеют возможность разглядеть кое-что, спрятанное за внешней неприступностью. Такие, как я, слышат множество случайно оброненных или произнесённых во сне слов. Такие, как я, знают о людях гораздо больше, чем они сами пожелали бы рассказать о себе. Замкнутые северяне, улыбчивые и загорелые жители равнин, хитрые торговцы с юга и властные волшебники с запада – мало кто задумывается о языке жестов и тела, когда доходит до отдыха.

Я вздохнула и решительно направилась к служебной лестнице у северной стены, возле которой топтался продрогший лейтенант.

– Эй, сюда нельзя, красотка. – Рука в тёмно-синей перчатке предостерегающе вскинулась.

– Доброго дня, Вильгельм, – я учтиво поклонилась, как это делали девицы из магических академий и служанки в домах знатных господ. На мгновение мужчина нахмурил лохматые светлые брови, а потом расхохотался, узнав меня.

– Сония, ну надо же! А я было подумал, что какой-то академичке приспичило ловить ветер на стене, – и он хлопнул меня по спине с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

Длинная юбка, позаимствованная у Рамины, и вязаная кофта с капюшоном сделали своё дело. Меня приняли за волшебницу. Эх, если бы… Впрочем, я тут же вцепилась в его предположение:

– А что, ученикам академий разрешают взбираться на стену?

Охранник почесал висок, насмешливо глядя на меня:

– Ну разрешают, а тебе какая печаль?

Я вскинула подбородок и посмотрела на него, снизу вверх, как можно проникновеннее:

– Давай представим, что я всё-таки академичка, а? Пожалуйста?

Он вновь притворно нахмурился и оттеснил меня от перил лестницы, за которые я невзначай схватилась.

– Послушай, я на службе. Если уж тебе так не терпится, то дождись четверга и тогда поиграем во что захочешь. Договорились?

Конечно, что ещё он мог сказать – мне. С такими, как я, вообще редко разговаривают по делу. Мог бы ухватить за косу, дёрнуть посильнее и наговорить грубостей. Уж чего, а тумаков от северян получить можно запросто, причём совершенно бесплатно. В Пределе люди не церемонятся с чужаками, и уж тем более с чужачками с равнин. Если только это не маги, конечно. Маги после войны и Раскола – на вес золота, особенно целители. Даже самоучки, не говоря уж об уважаемых всеми выпускниках академий.

– А если я докажу, что владею волшебством? – не обращая внимания на сарказм воина, спросила я упрямо.

Вильгельму надоело, он сделал недвусмысленный жест, означавший, что мне следует убираться, пока он совсем не рассердился. Я прикусила губы и помотала головой. Капюшон окончательно сполз с затылка, и коса выскользнула наружу, приглашающе легла на плечо, мол, дёргай и смейся. Лестница была всего в двух шагах – чугунной скрученной лентой она вздымалась над моей головой, как спасительный трос, брошенный утопающему. Лейтенант охраны проследил мой взгляд.

– Да ничего там нет интересного, бес тебя забери! Пустырь, сосны да ёлки. В первый раз вижу, чтобы девку из таверны интересовал пост наблюдения. Белены объелась, что ли?!

– Может, и белены.

Мне пришлось основательно сконцентрироваться, чтобы вспомнить позабытую за два года формулу и призвать белое пламя. Призрачный светлый огонь окутал мои ладони и заставил воина отшатнуться в изумлении.

– Пустишь на стену?

– Ну, – он обескураженно смотрел, как я изо всех сил поддерживаю ускользающее, стекающее по пальцам пламя. Мне казалось, будто внутри моих рук вспыхнула кровь, настолько горячо обжигала приведённая в движение магическая сила. – Ну ладно, будь по-твоему.

Я облегчённо выдохнула и прижала ладони к груди. То ли от того, что заклинание удалось, то ли от предстоящего подъёма на стену моё сердце билось в сумасшедшем ритме. Вильгельм велел обождать его и нырнул в неприметную дверь, что скрывалась в нише неподалёку от лестницы. Мне оставалось только ждать и смотреть вверх – на кромку тщательно обточенных камней, которая была лишь немногим темнее пасмурного неба.

На одной из сторожевых башен восседала огромная взъерошенная ворона. Время от времени она оглядывала внутренний двор и пронзительно орала: кррра, кррра, мол, совсем с ума сошли, жалкие людишки, вместо того чтобы сидеть в тепле у каминов, шастаете по улицам!

– Накинь, – скомандовал лейтенант, протягивая мне белую с красным мантию из лучшей во всём свете шерсти.

– Это… чьё?

Я недоверчиво приняла одежду из рук Вильгельма. Позолоченные пуговицы на алой планке сияли так, что можно было забыть, насколько пасмурным и холодным выдался первый день октября. Мантия Солнечного стража. И вот так, запросто, девке из таверны – «накинь»?

– А тебе какая разница? – проворчал охранник. – Сказано, значит одевайся.

Добавив что-то про вышестоящее начальство и сдобрив высказывание приглушённой бранью себе под нос, он подтолкнул меня к лестнице, и мы начали подниматься. Ступени были решётчатыми, подёрнутыми пылью ржавчины, а перила, напротив, блестели. Было видно, что по ним часто скользили руками, а особо лихие молодцы скатывались и на бедре по широкой спирали, протирая казённые штаны. Первые несколько метров я преодолела с лёгкостью, но после глянула вниз – и дыхание перехватило. Вильгельм придержал меня за плечо, увидев моё замешательство, и усмехнулся:

– Дальше пойдёшь или налазалась?

Ноги дальше не шли, голова кружилась. Мы, дети равнин, испытываем врождённый страх высоты, что служит у других народностей прекрасным поводом для шуток и подколок. Я неловко вцепилась в холодный поручень, сжала зубы и заставила себя сделать шаг. За ним ещё один и ещё. Другой рукой я придерживала тёплую и слишком длинную мантию, опасаясь наступить на её белый с красной оторочкой край и испачкать башмаками. Да, я думала именно так – испачкать. Мысль о том, что я могла бы ещё и споткнуться, не приходила мне в голову. Внутри всё дрожало от страха высоты и ожидания: что если там, на стене, я попросту потеряю сознание, так и не увидев обещанных сосен и ёлок? Десятая ступенька, двадцатая… Внезапно налетевший ветер ударил мне в лицо и заставил поднять голову. Лестница закончилась небольшой квадратной площадкой, с которой мой провожатый спрыгнул раньше и, подхватив меня под мышки, поставил на ноги.

– Ну, гляди, – Вильгельм обвёл рукой широкую стену, соединявшую две сторожевые башни, и указал вперёд – туда, где редким и нестройным частоколом начинался Ничейный лес. Он сказал что-то ещё, но за новыми порывами ледяного, пронизывающего ветра я не разобрала его слов, только последние. – К краю не подходи, не хватало проблем с тобой.

А потом он ушёл, скрылся в полукруглой двери одной из башен и оставил меня созерцать открывшиеся виды. Разве не этого я хотела?

Разве не ветер, выдувший из моей непокрытой головы последние частицы разума, принёс с собой нежданные, сумасшедшие мысли? Я осторожно приподняла колючий воротник и прижала его к щекам. От чужой мантии еле заметно пахло топлёной еловой смолой и дымом костра. Улыбнувшись, я расправила плечи и вспомнила недавнее прикосновение к источнику магии у меня внутри. Я – чистокровный маг по рождению, а сейчас ещё и Солнечный страж. На пять, на десять минут. Мне вдруг стало непривычно радостно внутри, когда я подумала о том, что меня могут увидеть горожане, задрав голову и посмотрев на стену. Увидеть и шепнуть друг другу: «Стражи в городе». Это добрый знак, он означает, что в округе всё хорошо и никакой угрозы не ожидается.

Но… В этом промёрзшем каменном мешке только приезжие имеют привычку задирать голову. Местные всегда смотрят прямо перед собой или же себе под ноги, надеясь, верно, найти однажды бриллиант под носками собственных сапог.

Верхушки деревьев раскачивались в такт ветряным волнам, а я никак не могла раскрыть глаза пошире и рассмотреть, куда ведёт почти невидимая, петляющая меж стройных стволов дорога. Вдали как будто мерещилась причудливая постройка – не то арка, не то мост, соединяющий цветастый смешанный лес справа с непроходимой хвойной тайгой, конца и краю которой было не видать. По тёмному, кое-где украшенному пучками жухлой травы полю, которое отделяло замок Ольдена от Ничейного леса, бодро трусила северная остроухая лисица. Время от времени она останавливалась, водила чёрным носом и смотрела в сторону города. Я помахала ей рукой. Лиса недоверчиво встряхнулась и принялась вынюхивать что-то под ногами – должно быть, учуяла мышиную нору.

– Как дежурство? На границе всё спокойно? – окликнул меня незнакомый голос, и я вздрогнула. Голос был звонким и сильным.

Лейтенант возвращался ко мне, да не один, а в компании высокого молодого стража, который и выкрикнул эти вопросы, весело смеясь. Его волосы были взъерошенными на затылке и рыжими, как весеннее степное солнце, что вспыхивает на лепестках маков. Я моментально поняла, чью одежду позаимствовал Вильгельм, потому что мужчина был одет лишь в форменные брюки и плотно сидящий на крепких плечах вязаный свитер с воротником под горлышко. Белый. Цвета Солнечной стражи – белый и красный, они символизируют светлую магию и кровь, которую хранители границ проливают, чтобы защитить мир живых. Их узнают издалека, им распахивают ворота и предлагают стол и кров безвозмездно. Даже на Севере. Люди знают, какой ценой досталась нам свобода после второй магической войны и Раскола. Стражи знают, какой ценой удаётся её сохранить.

Я поклонилась, пробормотав невнятное приветствие как раз в тот момент, когда мужчины приблизились, и незнакомец смерил меня взглядом лучистых голубых глаз:

– Тебе идёт, пожалуй, хотя размерчик не твой. – Это он, конечно же, о мантии.

Моя рука немедленно потянулась к единственной застёгнутой пуговице у горла, мне стало невыносимо чувство того, что я ни на секунду не заслужила права даже прикасаться к освящённой одежде воина Солнца. Он остановил меня и спросил у Вильгельма, кто я такая и по какому случаю приехала в Ольден. Настал миг моего падения – сейчас, сейчас лейтенант охраны откроет рот и произнесёт пару небрежных слов, которые низвергнут меня с волшебной стены и припечатают к бренной земле намертво. «А, так, шлюха из местной таверны». Или «девка». Или выберет словцо покрепче, чтобы уж никаких сомнений точно не осталось – самое место мне внизу.

– Это Сония, – Вильгельм махнул рукой и посмотрел в сторону, пряча смущённый взгляд, – просто знакомая.

Солнечный страж кивнул, без раздумий принимая ответ, и сказал:

– Я Эдвин Сандберг, родом из Фоллинге.

Насколько я знала, они называли место, где родились, но не где живут сейчас. Солнечные стражи принадлежат не месту, но всему живому миру.

– Фоллинге? Это ведь всего в тридцати милях от Вестена! – невольно вырвалось у меня.

– А я знаю, что ты из Вестена, – заявил Эдвин, подходя к самому краю. – Городские девчонки всегда смотрят на деревенских парней свысока. Даже если при этом мило улыбаются.

Это я-то смотрю свысока? Или же это волшебный эффект мантии, в которую я кутаюсь, – придавать человеку уверенности в себе? Страж небрежно обернулся, как будто стоял не на осыпающейся каменистой кромке древней стены, а посреди базарной площади:

– Забралась посмотреть на нашу заставу?

– На самом деле – нет, – тихо ответила я. – А где она?

– Во-о-он там, – он бесцеремонно ухватил меня за рукав и пододвинул к себе, вытягивая руку вперёд. – Мост видишь? Это и есть застава. А дальше к северу уж никаких людских приютов нет, если не считать землянки да стоянки.

– Значит, мне не показалось, – прошептала я, разглядев на этот раз не только арку, но и шпиль наблюдательной вышки, и мерцающий бело-золотым огнём флаг с изображением алого Солнца.

Интересно, в каком отряде он служит? Я знала только, что в Стражу охотнее всего принимают мистиков и магов огня: первым удаётся незаметно выслеживать врагов, начиная от прытких маленьких лесных эльфов с отравленными стрелами и заканчивая беспокойной нежитью, вторым – убивать так, чтобы у врага, живого или мёртвого, не оставалось шансов на возвращение. В том, что Эдвин Сандберг маг, я ни на мгновение не усомнилась: его дар чувствовался на расстоянии нескольких шагов. К тому же воины редко когда расстаются с любимым оружием, а у него не было при себе даже заткнутого за голенище ножа. Я почему-то знала это наверняка.

– Дай угадаю, – сказал он, впервые заглянув мне в лицо. – Вестенская Академия, Медицинский факультет, первый курс?

Я молча смотрела в его смеющиеся глаза, не в силах даже вымолвить «нет». Что мне надо было сказать? Нет, я не целительница и никогда не поступала в академию… Дешёвая девчонка из придорожного трактира, которую «коллега по цеху» притащила в северный город на заработки. Можно обмануть человека или эльфа, но мага обмануть без подготовки трудно. Он ведь точно так же чуял мой дар, как и я его. И я не ответила, а он пожал плечами и отступился, пояснив:

– Да я просто сам его оканчивал пять лет назад. И с выпускного сразу пошёл служить.

Выходит, он лекарь. Про себя я тут же прикинула, что он старше меня примерно на десять лет. Пять лет на службу и пять – на обучение в академии. Получается, если он поступил туда в моём возрасте, то ему должно быть двадцать шесть – двадцать семь лет. Странно, он показался мне моложе, быть может, потому, что всё время улыбался.

За этими подсчётами я словно забыла о существовании Вильгельма и о том, где нахожусь. Оторвалась от земли и мысленно летела над миром, что лежал сейчас передо мной, – меня бил в лицо ветер, но холода не чувствовалось, только воздух, только беспрерывное, нежно-цветастое одеяло осени внизу, коричнево-зелёное и туманно-серое. Ворона, наблюдавшая за нашей троицей с карниза башни, негромко кррракнула и лениво спланировала вниз. Почти сразу за этим раздался гулкий, дрожащий бой церковных часов, возвещающих о середине дня. Моё сердце упало, я опомнилась и спохватилась. Торопливо вернула солнечную мантию растерянному Эдвину и поспешила назад к лестнице, чуть не забыв поблагодарить Вильгельма.

– Увидимся в конце недели! – шепнул он мне в спину, и я готова была зажать уши, чтобы не слышать того, что скажет Солнечный страж. А я чувствовала, что он не промолчит.

– Эй, где тебя искать? – крикнул Эдвин Сандберг, перегнувшись через перила.

– Не ищи меня, – одними губами ответила я, не оборачиваясь. – Пожалуйста, не ищи меня!

***

Таверна «Усатый волк» встретила меня привычным гомоном горожан, пришедших на обед, и разъярённым воплем Кьяры, старшей кухарки. Ко мне она направлялась, засучив рукава и крепко сжав в кулаки красные от свёклы руки:

– Где тебя носит, тварь эдакая?! Я сказала, чтоб после полудня ни шагу за порог!

Я прошмыгнула в кухню, где среди дымящихся кастрюль и шкворчащих сковородок прыгал шеф-повар, он же «усатый волк», он же единоличный и полноправный владелец нашего развесёлого заведения. Рамина сверкнула чёрными глазами и немедленно швырнула в меня недочищенной картофелиной. Я увернулась. Уж что-что, а уворачиваться от летящих в меня предметов я умела с детства. Овощ врезался в пышную юбку Кьяры и посадил на неё мокрое пятно. Женщина схватила меня за локоть и ударила по лицу, оставив на щеке красный свекольный след, после чего оттолкнула прочь и, тяжело дыша, затопала к Рамине.

– Эй, девочки, девочки, прекратите сейчас же! – запротестовал хозяин, размахивая поварёшкой. – Вы опрокинете кастрюлю и обваритесь, а вам ещё работать!

Да, подумала я, усаживаясь на лавку рядом с подружкой и оглядывая корзины с нечищеными овощами. Нам ещё работать до заката, а затем – приводить себя в порядок и снова работать до рассвета… Кормить гостей, ублажать гостей. Щека пылала, но слёз почему-то не было, будто ударили не меня, а какую-то пустую оболочку, по случайности оказавшуюся в распоряжении моей души.

Так было в самом начале, когда меня вытолкали из церковного приюта в большой мир и я не могла поверить в то, что происходит с моим телом. Внешнее и внутреннее, казалось, не имели никаких точек соприкосновения. Потом я перестала думать об этом, мне было попросту некогда. Я должна была заботиться о том, чтобы моё смертное обличье находилось в порядке, не умирало от голода и жажды, не подхватывало случайную хворь, не зарастало волосами или, не приведи Господь, прыщами. Свои мысли я затолкала куда-то на самое дно сознания. Туда, где ещё раньше до этого был спрятан мой некстати полученный по наследству магический дар.

Солнечный страж прикоснулся ко мне – не руками, не глазами и не голосом. Он всколыхнул во мне всё, что уже давно пряталось под семью замками и не должно было показываться на белый свет. Так бывает, когда в распахнутые зрачки попадает яркое солнце – больно, и потом мучительно мешается чёрное пятно. От солнца, но слепое, мешающее пятно, которое никак не удаётся сморгнуть. Моя жизнь – это самое пятно, всё, что происходит со мной уже больше года, – одно чернильное, невыводимое пятно. Нож соскользнул по пальцу, и я порезалась. Мои руки дрожали. Рамина толкнула меня в бок и указала на капающую в котелок кровь:

– Ты заснула, что ли?

Я вскочила, умылась из кувшина, перевязала палец и взялась за работу – на этот раз спокойно. Меня здесь не было. Я стояла у сторожевой башни в мантии Солнечного стража, и ветер трепал мои распущенные волосы. Спустилась ночь, и моё, ставшее теперь абсолютно чужим, тело оказалось в цепких и жадных руках какого-то купца, затем – в мозолистых ладонях солдата, а затем Рамина лежала взлохмаченной головой на моих коленях и говорила, говорила что-то, пока мы обе не провалились в сон. И даже во сне я не вернулась в город, чернеющий под высокой стеной. Я шла из Ольдена прочь по запорошенной снегом тропинке, а впереди бежала серебристая остроухая лиса и заливисто лаяла.

Глава 2

Несколько дней после всех этих событий я словно отсутствовала в мире живых. Были это проделки моей девичьей фантазии или недоразвитого дара, но время и люди будто бы проплывали мимо меня, как жухлые листья в сточной канаве, а я с замиранием сердца снова и снова проживала те несколько счастливых минут, проведённых на городской стене. С того дня угрюмые пейзажи Ольдена стали для меня совсем невыносимы.

До полудня нам позволялось отсыпаться и отдыхать, но обычно я успевала подняться пораньше, закутаться потеплее и пройтись до базара или посмотреть на чинно прогуливающихся после завтрака господ из графского замка. Сейчас я не хотела и носа показывать наружу. Не из-за холода: я опасалась встретить на улице Эдвина Сандберга. В таверне одни гомонили о том, что лорд Эральд принимает у себя не кого-нибудь, а самого предводителя Солнечной стражи в сопровождении элитного отряда. Другие, основательно приняв на грудь, горячо рассуждали о том, что в Ольдене ожидают прибытия Инквизиции, третьи утверждали, что сам лорд намерен выбраться на Север и лично осмотреть Ничейные земли.

Я давно убедилась в том, что людям совершенно всё равно, о чём чесать языками. У них всё заслуживает внимания: и попавшая в тарелку муха, и соседская жена, и красные демонята, которых и в природе-то, наверное, не существует. Удивительно, но именно этим загадочным демонятам я и оказалась обязана своим следующим приключением.

Однажды утром хозяин поднялся не с той ноги. Не успев позавтракать, он вломился в нашу с Раминой каморку и бесцеремонно сдёрнул с нас единственное одеяло. К рассвету угли в камине общей залы, которая находилась за стенкой, окончательно остыли, и всё тепло, что нам удавалось удерживать, было заключено под тонким слоем дырявой шерсти, в которую мы кутались.

Лишив нас одним ловким движением последнего тепла, «усатый волк» принялся надрывно орать, раздувая свои пушистые усы и топорща коротко остриженную бороду. Я сжалась в комочек, натянула на согнутые колени спальную сорочку и спрятала лицо, оставив лишь щёлочку для глаз. Рамина бесстыдно развалилась поперёк кровати и подпёрла кулаком подбородок, другой рукой поглаживая себя по обнажённой груди.

– … как деревянные! – донеслось до меня, как будто из иного мира.

Надо признаться, когда на меня орут, я не могу разобрать ни слов, ни смысла – всё сливается в единый неразборчивый поток.

– … шевелить задницами, разнося тарелки! Улыбаться! Стрелять глазами! А не подпирать стену кухни и не сидеть на бочке под лестницей!

Крик хозяина остывал, переходя в сварливое ворчание. Метод Рамины всегда срабатывал безотказно – хозяин попросту не мог оторвать взгляда от её проворных пальчиков, скользящих по нежной коже сверху вниз. Она, конечно, в сравнении со мной была красоткой: чёрные брови и чуть раскосые лукавые глаза, копна густых каштановых волос, тончайшая бронзовая кожа. Её словно задумали хитрые и охочие до людских слабостей демоны древности – смешали между собой крови трёх континентов и нескольких рас, чтобы создать девушку, которая будет по нраву любому мужчине.

У меня во внешности и крови ничего подобного не было. Серые глаза, курносый нос, волосы цвета сухой соломы – такими были женщины Вестена с незапамятных времён. Матушка Евраксия, прежняя настоятельница приюта, в который меня определили после рождения, рассказывала, что моя мать в юности была светловолосой, весёлой и неугомонной девчонкой. В детстве она пела в церковном хоре, что не мешало ей, впрочем, лазать по деревьям и тайком от взрослых практиковаться в огненных заклинаниях. Мой отец, напротив, был сдержан и немногословен, в Академии сразу же прослыл нелюдимом и букой, но, когда годом позднее пришла война, первым из студентов вызвался в солдаты. А второй, кто сделал шаг вперёд, едва объявили сбор добровольцев, была моя мама.

Отряд боевых магов, куда их определили, продержался почти целый год, после чего был полностью уничтожен эльфийской армией. Но мама успела оставить в этом мире меня, и добрые люди из рук в руки умудрились переправить младенца нескольких дней от роду в лоно Вестенской церкви.

Хозяин, тяжело дыша, удовлетворялся Раминой, пока я украдкой натягивала тёплые чулки и рубашку, трясясь от озноба и омерзения. Подруга покусывала губы и притворно стонала. Я не желала всего этого ни видеть, ни слышать. Мне хотелось, чтобы это гадкое утро поскорее закончилось, а за ним закончился день и самое ненавистное моё время – вечер и ночь. Чтобы колесо времени раскрутилось изо всех сил, замелькало спицами, как крутятся колёса роскошной повозки, в которой лорд Эральд выезжает на большой тракт осмотреть близлежащие деревни и поля. Если бы только это было возможно! Если бы дни замелькали мимо меня с ослепительной скоростью и я перестала бы с содроганием влачить эти жалкие часы отдыха, когда таверна была ещё закрыта, дожидаясь горячего грохота кухни и вечерних клиентов!

У меня внезапно вырвался нервный смешок: и что бы тогда произошло? Что бы случилось, если бы время полетело вдвое, вдесятеро быстрее? Я бы быстро состарилась, сгорбилась, и меня вышвырнули бы просить милостыню к местному храму – а там, глядишь, подобрали бы в приют, чтобы я не замёрзла на улице. Чудесная жизнь и возвращение в обитель бога Солнца на этой грешной земле, ничего не скажешь. Всё-таки как некстати мне вздумалось забираться на эту проклятую стену, ведь жила же я как-то все эти месяцы и почти не вспоминала ни о матушке Евраксии, ни о родителях, ни о магическом даре, будь он неладен!

Дар. Что это за дар, если не знаешь, как с ним обращаться? Дай конюшему карту звёздного неба или микроскоп – драгоценные предметы академиков и волшебников, стоящие непомерных денег, – он только удивится и скажет: «Да на что это мне?» А на что мне светлый дар магии? Если бы с его помощью можно было отдраить кастрюли или выпечь хлеба, или сделать так, чтобы у каждого, кто желает развлечься с юной девушкой, вырастали бы козлиные рога и хвост!

Я думала, что неприятности этого утра закончились и можно притулиться с краю одного из пустых столов, плеснув в кружку горячего чая и отломив от вчерашней краюшки ржаного хлеба, но не тут-то было. Кьяра, уже красная и свирепая, налетев на меня вслед за хозяином, больно оттаскала за косу и осыпала оплеухами. Она была очень сильной тёткой, и вырваться из её мускулистых рук, привыкших к неподъёмным чанам с водой и огромным кастрюлям, мне было не под силу. Я только пыталась закрывать лицо, чтобы к вечеру не быть в «неподобающем виде» с фингалом под глазом или ссадиной на щеке.

– … дармоедка проклятущая! – выдохлась она, выпуская меня и решительно направляясь в каморку.

Я закрыла уши, чтобы не слышать ни визга Рамины, ни вновь разгоравшейся ругани. У меня горело лицо и дрожало всё изнутри. Дар. Может быть, я просто вообразила, будто он у меня есть? Я ведь не могу произвести ни огненного шара, чтобы спалить это ненавистное заведение, ни молнии, чтобы засадить её Кьяре прямо в лоб, да так, чтобы у неё перекосило всё лицо и язык отнялся. Навсегда. Как это случилось с Уной.

Тихая Уна размеренно скоблила доски стола тупым лезвием. Она не терпела ни пятнышек, ни малейшего мусора на полу – должно быть, поэтому её никогда не били и не называли дармоедкой. А скорее всего, не срывали на ней злость потому, что Уна была немой. Неинтересно орать на того, кто не заплачет и не запричитает в ответ, это ведь всё равно, что лить вино в серый песок. В войну, семнадцать лет назад, боевая молния какого-то мага задела её лицо, необратимо повредив нервы и лишив дара речи.

Заметив, что я рыдаю под лестницей, она аккуратно отложила нож, вздохнула и подошла ко мне, протянула руки и коснулась моих плеч. Я уткнулась в её фартук и замолчала. Уна гладила меня и тихо гудела себе под нос – этот звук был похож на колыбельную, когда матери укачивают детей, не открывая рта. «Ммм-ммм…» Хороший лекарь из академии наверняка бы мог исцелить её, да вот только где ей было взять денег на лекаря? Она работала за миску похлёбки и соломенную лежанку в задней комнате – мела, чистила, мыла, отскребала.

– Надо отсюда когти драть, – заявила мне Рамина, когда дело наконец дошло до еды и чая. – Бьют тут и холодрыга неимоверная. И это только начало октября, а зимой мы что делать будем?

Насколько я знала, никаких накоплений у моей подружки не было. Если мне удавалось припрятать монету-другую, то Рамина всё до последнего тратила на украшения, помады и краски для лица, духи и прочие девчачьи премудрости. Она «вкладывала в красоту», но клиентов у нас было примерно поровну. Как-то раз мы в шутку измазали мне брови, густо подвели глаза и наложили на губы толстый слой винно-красной мастики – и получилось форменное чучело. Хозяин увидел эти художества и велел немедленно смыть, решив, что так я только распугаю посетителей.

– Куда? – односложно спросила я, проглатывая обжигающий напиток и испытывая облегчение от того, что его жар унимает мою нервную дрожь.

– На юг, куда ж ещё, – пожала плечами она.

Ну да. Несколько месяцев назад было то же самое, только «на север». Мол, пограничный город, военный форт, заставы рядом – и защита от всякой швали, вроде разбойников или изгоев, и мужчин хоть отбавляй. Она была права только в одном. Сбежать действительно хотелось, это верно. Но мне было уже почти семнадцать, и разум подсказывал, что накануне зимы лучше не пускаться в путешествия по северному краю. Не говоря уже о людях, есть ещё и дикие звери, и лесные эльфы, и разбуженная нечисть.

А ещё есть те, кто был повинен в последнем, те, кто разбудил мёртвых и заставил их бродить по земле, нападая на всё живое. Они называли себя Гильдией призывателей теней, но у церкви есть для таких магов куда более короткое слово – некроманты.

– Не знаю, – сказала я честно.

В прошлый раз на дорогу ушли все мои деньги, а часть пути пришлось всё-таки отработать натурой. Рамина с тех пор всё обещала вернуть свою долю серебром, но где уж ей было сэкономить серебра, когда даже погнутый медяк не задерживался надолго в её карманах! И снова мы, ни до чего не договорившись, помогали на кухне, носились с тарелками и ловили на себе сальные взгляды подвыпивших гостей заведения. И этот день был бы лишь одним из сотни точно таких же, похожих друг на друга, как песчинки в старых часах, дней. И я бы, наверное, начала уже забывать о том чудесном происшествии на стене и знакомстве с Солнечным стражем. Если бы не то, что случилось после заката.

Непроглядные чёрные сумерки спустились на город, и мы с Раминой разожгли все масляные светильники на стенах и подпирающих крышу колоннах таверны. Тихая Уна неторопливо засвечивала свечи на столах, когда дверь вдруг с треском распахнулась и из уличной тьмы в нашу дешёвую харчевню вошли трое господ. Солнечные стражи. Кто-то раскрыл рот от неожиданности, кто-то присвистнул, кто-то даже попытался принять приличествующий вид и перестать жульничать при игре в кости. Хозяин мигом вытянулся по стойке смирно, словно перед ним стоял армейский старшина, и расплылся в натянутой улыбке:

– Доброго вечерочка, господа стражи. Али чего изволите откушать, а то вина поднести или чего ещё погорячее? Похлёбка есть гусиная, картошечка с грибочками с пылу с жару…

– И тебе не хворать, любезный, – ответил первый из стражей, обводя зал напряжённым взглядом.

Он был строен и высок, на поясе его висел великолепный меч в позолоченных ножнах, тёмный чуб лихо завивался надо лбом. Глаза – как талый лёд. Истинный северянин. По правую руку его стояла молодая женщина в мантии из красного сукна, лишь по рукавам отороченной белыми полосами, – огненный маг. А слева… Он. Эдвин Сандберг. Огненно-рыжий, усмехающийся, без доспехов и оружия, да и к чему они лекарю с такой-то охраной. Я хотела метнуться к лестнице, взбежать наверх, но знала точно, что незаметно этого сделать не сумею. Оставалось только стоять не дыша. И смотреть, что будет дальше.

– Нам тут доложили, – сказал чубатый страж, – что ты, хозяин, демонят в клетке держишь, как диковинных зверушек. И за монету показываешь тому, кто пожелает.

У «усатого волка» отвисла челюсть и вид стал ну совершенно растерянный. Таким я его никогда ещё не видела. Кьяра вылетела из кухни, как пробка из бутыли с забродившим вином, и открыла было рот, чтобы выяснить, что творится в зале, но заметила Солнечных стражей и попятилась к стеночке.

– Ка-к-к-ких таких ещё демонят, ваше сиятельство? Сроду никаких демонят в глаза не видел, Господом клянусь! Крысок заморских и верно держим…

– «Сиятельство» своё себе оставь, я не граф, – ответил мужчина. – Предъяви зверушек, а мы сами решим, крыски это или дрянь потусторонняя.

Ещё несколько мгновений в таверне висела звенящая тишина, а потом все заговорили наперебой. Одни галдели: «крысы, крысы, я сам видел», другие готовы были поклясться, что зверьки хотя и безвинны на вид, а глаза у них светятся красным, третьи вообще никаких питомцев в глаза не видывали и требовали участия в грядущем разбирательстве. Суровый страж поморщился и поднял руку:

– А ну, тихо! Не то мой лекарь сейчас вмиг позатыкает всех крикунов «молчанкой».

«А я потом поотрезаю вам глупые языки», – мысленно продолжила я то, что читалось на лице у стража. Крохотными шажочками я продвигалась к столбу, за которым можно было бы спрятаться.

– Со-Сония, принеси клетку, – странно высоким голосом выкрикнул хозяин, и у меня едва не подкосились ноги. – Сония!

Как во сне я направилась мимо притихших столов, мимо лениво мерцающего камина в одну из дальних комнат и спустя пару минут вернулась с закутанной в мешковину клеткой. Зверьки уже проснулись и отчаянно требовали еды, стараясь ухватить меня за пальцы сквозь прутья и ткань. Я поставила клетку на пол и никак не могла поднять головы.

Он смотрел на меня – прекрасный Солнечный страж не сводил с меня глаз, и я чувствовала это. Выдержать это не было никаких сил, но так вышло, что за моей спиной уже стояли двое любопытных гостей и закрывали мне путь к отступлению.

Чубатый сдёрнул тряпку с клетки. Лохматые длинноносые крысы взъерошились, как ежи, и принялись ожесточённо шипеть. Огненная волшебница потянула за пальчики своих перчаток, освобождая изящные руки в магических кольцах.

– Говоришь, ты не знаешь, что это такое?

Хозяин в очередной раз потряс головой и пробормотал про экзотических крысок. Женщина тряхнула рукой, и на её ладони взвилось пламя. Любопытные тут же шарахнулись прочь, да и я отстранилась бы тоже, если бы ноги слушались меня. Лекарь не смотрел на клетку со зверьками – он осторожно рассматривал меня, и я кожей чувствовала прикосновение его внимательного взгляда. Волосы, лицо, плечи, обтянутую платьем грудь, сцепленные в замок руки. Я подняла голову, и он тут же поймал мой взгляд, как будто только и ждал этого – что я посмотрю на него. Улыбнулся – странно, даже как-то смущённо. И спросил меня, одним взглядом: «Ты боишься?» «Да, – я опустила глаза и уставилась на беснующихся крыс, – да, я очень боюсь». И тогда он зачем-то обошёл своих коллег и встал рядом со мной, едва заметно задев плечом.

– Это демоны, – пояснил он как будто только мне одной и перехватил руку, приготовившую огонь. – Позволь, я сам, Нора.

– Не можешь без представления, да? – Стражница собрала огонь в кулак, как трепещущий шёлковый платок, стряхнула искры и упёрла руки в боки. – Спалить их, да и все дела! Тьфу, гадость какая!

Не могу сказать, что грызуны были моей слабостью, но я находила этих странных зверушек вполне забавными, особенно когда они мирно спали, обняв лапками носы и развесив большие уши, или устраивали возню из-за кусочка сырого мяса. До этой минуты мне почему-то не приходило в голову, что нормальные крысы едят всё на свете, даже свечи и мыло. А эти – только истекающие кровью мясные кусочки. Но ведь никто не знает, что за обычаи там, за морем, откуда их привезли. Говорят, там люди черны как смоль и поедают собственных младенцев, если те родятся слабыми или надвигается голод.

Эдвин Сандберг присел на корточки перед клеткой и протянул руки, словно пытался снять невидимую паутину. Шептал заклинание, а сам плавно, почти бережно распутывал какие-то узлы в воздухе. Крысы стояли на задних лапках и вместо того, чтобы кидаться на прутья в надежде откусить ему пальцы, раскачивались в такт его движениям. «Усатый волк» Мартин шумно выпускал из ноздрей воздух и отирал со лба капли пота. Кьяра осеняла себя святым знаком, не решаясь подойти к месту действия, её лицо было странно пятнистым.

Наконец раздался хлопок, будто бы порвалась туго натянутая струна, и зверьки начали превращаться, а точнее – возвращать себе первоначальный облик. Они заверещали, повалились на спинки и извивались так, будто их живьём жарили на сковородке. Их шерсть удлинилась, лапы вытянулись, глаза увеличились в несколько раз, и то, что явилось на свет, было настолько неприятным, что зеваки застонали, заохали и принялись плеваться и ругаться. Кое-кто, увидав превращение, решил выпить и закусить в другом месте. Дверь то и дело хлопала, впуская и выпуская людей. Сомнений в том, что твари в клетке оказались демонами, замаскировавшимися под крыс, не осталось.

– Стало быть, инквизицию вызывать надо, дело заводить, – рассудил кто-то трезвый и очень смелый.

Хозяин громко икнул, и все посмотрели на него, включая расколдованных тварей. Я не могла оторвать от них глаз. Так бывает, когда видишь что-то отвратительное или очень страшное, но почему-то всё равно продолжаешь смотреть, смотреть. Существа были не из мира живых, они словно расплывались, меняли очертания, хотя и длинные щупальца-руки, и согнутые в коленях навыворот тонкие ноги были хорошо различимы. А глаза – будто бы пропасти, чёрные с красным зрачки, впивающиеся прямо в душу. Один из демонят уставился на меня, и я почувствовала, чего бы он хотел. Выпить мою жизнь. Высосать все силы до дна и оставить хрупкую сухую оболочку, какую паук оставляет от мухи или бабочки.

– Господа, – дрожащим голосом начал Мартин, заглушая шепотки и возгласы. – Нельзя ли обойтись без… сами понимаете, без протоколов? Всем святым клянусь – не знали мы!

А потом, пользуясь тем, что я ближе всех стояла к Стражам, хозяин указал на меня пальцем:

– Сония, ну скажи им, что мы не знали! Не губите…

Старший из Солнечных стражей пнул сапогом клетку и отдал распоряжение:

– Тварей спалить, клетку тоже, и всё закопать, – после чего развернулся и широкими шагами направился к выходу.

У меня сжалось всё внутри при мысли, что вот сейчас эти жуткие существа будут метаться, визжать и гореть, а гости трактира – свистеть и улюлюкать. Да, они были опасны, да, за укрытие в доме потусторонних тварей Инквизиция могла и на костёр отправить. Да, они озирались в поисках новых тел, поскольку крысиные шкурки под их ногами уже ни на что не годились, но всё-таки мне не хотелось видеть, как их убивают. Должно быть, порча сумеречного мира уже проникла в меня, потому как я давно не была невинной телом и чистой мыслями. Я думала, что стражница вновь призовёт огонь, но всё произошло моментально. Эдвин что-то шепнул, и белое пламя охватило существ, которые тут же вспыхнули и сгорели, как тончайшие бумажные салфетки. Только седой пепел взвился над клеткой и медленно осел на полу.

– Пошли отсюда, – сказала женщина и потеребила Сандберга за плечо.

– Иди, я догоню, – тихо ответил он, выпрямляясь.

Люди начали расходиться, кто обратно за свой стол, кто на улицу – все обсуждали инцидент, кто с возмущением, кто со скрытым восторгом (будет о чём рассказать знакомым за кружкой пива). Мартин поспешно выволок клетку на задний двор. Кьяра – сама! – замела пол и окропила святой водой все углы трактира. А я неведомо как оказалась на крыльце с глазу на глаз с Солнечным стражем. Поодаль на дороге стояли его спутники и поглядывали на меня с нескрываемой усмешкой. Эдвин всё глядел на меня, будто силился узнать во мне кого-то знакомого по иным мирам или прошлым жизням, он так сосредоточенно рассматривал моё лицо, что даже сдвинул рыжие брови и нахмурился.

– Ты работаешь здесь, да? – проговорил он как-то обречённо, будто сам не хотел верить тому, что видел.

Я кивнула и опустила глаза, несмотря на то, что хотелось смотреть на него ещё и ещё. Но для чего? Он Солнечный страж, выпускник Вестенской Академии, у него наверняка есть небедная семья в Фоллинге и подруга где-нибудь среди знатных девушек, живущих в замке. А может быть, даже жена и дети, огненно-рыжие и синеглазые, как он сам. Всё это не более чем наваждение, и не исключено, что виною ему – те самые демонята. Когда в дом проникает демон, люди начинают и думать, и вести себя по-другому, не как обычно.

– Завтра мы отправимся патрулировать лес, – прошептал он. – Вернёмся, когда выпадет первый снег… Ты только не исчезай. Я найду тебя.

Он как будто чувствовал, что исчезнуть я хочу прямо сейчас, сию же минуту. На крыльцо выскользнула Рамина и, открыв было рот, осеклась и уставилась на Стража. Впрочем, её замешательство длилось пару ударов сердца. Она тут же всё смекнула. Она была просто-таки экспертом насчёт всего, что касалось влечения, а потому тут же подмигнула Стражу и ляпнула:

– Что, понравилась тебе Сония? Так бери, всего-то пять монет в час! – и она расхохоталась, чрезвычайно довольная своей деловитостью.

Я видела, как его губы дрогнули, но он ничего не сказал. В последний раз пронзил меня глазами, резко развернулся на каблуках и пошёл прочь. Я понимала, что он никогда не вернётся, что глупо было скрывать очевидное, что бесцеремонная подруга избавила меня от ужасных мучений – ну как бы я призналась ему в том, кто я есть на самом деле? Когда призналась бы? Когда он зашёл бы в следующий раз и увидел меня на коленях у какого-нибудь пьяного торгаша или офицера? Но всё-таки это было невыносимо. Смотреть, как Солнечные стражи уходят прочь по вымощенной камнем дороге. Их старший, растеряв всю серьёзность, отпускает шуточки, огненная волшебница громко смеётся, и только Эдвин смотрит себе под ноги и раздражённо поводит плечом, когда его пытаются подбодрить. Я закрыла глаза – моё солнце погасло. На меня упала нескончаемая тёмная ночь.

Глава 3

В тот вечер я сказалась больной, хотя было очевидно – ни Мартин, ни Кьяра не поверили мне ни на минуту, заставив уплатить штраф в десять монет за «блаженное безделье», в которое я погрузилась, забившись в свою каморку. У меня не было жара, я не покрылась сыпью, да и руки-ноги были на своих местах, но силы покинули меня: я не могла ни открыть глаз, ни пошевелиться. Я свернулась в тугой клубочек, натянула на нос пропахшее пылью и мышами одеяло и пыталась прислушаться: бьётся ли ещё моё сердце? Жива ли я ещё после того, что случилось со мной? И что, собственно, со мной случилось?

За минувший год много чего произошло, начиная с того памятного дня, когда меня с позором выкинули из вестенского приюта, и заканчивая «Усатым волком» на краю света. Мне пришлось познакомиться с такими чуждыми прежде вещами, как пожирающий нутро голод, отчаянный холод, ночёвки в стоге сена и незнакомцы, готовые отнять человеческую жизнь из-за жалких медяков в кошеле или пары серёжек. Один мальчишка, которого я попросила научить меня драться, после нескольких уроков объявил меня абсолютно безнадёжной. Я не могла ударить живого человека ни кулаком, ни палкой, ни тем более ножом. Каким бы негодяем он ни был – это противоречило моей природе.

Матушка Евраксия любила повторять, что, когда я подрасту и придёт время поступать в академию, мой дар целителя окончательно проснётся. И тогда я уясню себе, что долг любого лекаря – помогать людям, даже если для этого сначала нужно причинить им боль. Промыть раны, вправить кость, вытащить наконечник стрелы… Не знаю. Чем больше неприятностей и боли выпадало мне самой, тем страшнее было представить, что когда-то и я смогу со спокойным сердцем делать больно другим. Со временем у меня должна была нарасти непроницаемая корка. Кожура. Броня. Но прошёл год – и ничего такого не произошло. Я по-прежнему не умела дать сдачи, и даже Кьяра как-то сказала, что меня бесполезно лупить, такое воспитание на меня не действует. Мой характер должен был закаляться, повинуясь суровым обстоятельствам, а он этого не делал. Мне удалось лишь научиться отключать сознание от физического тела, а иначе я бы, наверное, не выжила.

Эдвин Сандберг поступил так, как должен был поступить истинный лекарь: он заглянул в меня, увидел мой недуг и одним взглядом, одним жестом исцелил меня. Да, моя душа, болтавшаяся где-то в междумирье, вдруг вернулась в тело. В то место над грудью, где теперь стояла непереносимая боль. Я прижимала руки к этому месту, чтобы выслушивать удары сердца и потихоньку дышать, но легче не становилось. Быть может, маленькие и хитрые демоны обитали не только в заморских крысках? Может, один из них умудрился проникнуть в меня и поселиться там, а теперь, потревоженный святой магией Солнечного стража, он пытается вырваться наружу? Рвёт меня когтями, вцепился в сердце преострыми клыками, похожими на зазубренные иглы…

Это было очень похоже на правду. Когда была жива матушка Евраксия, она нарочно устраивала в приюте посиделки для девочек-подростков. Мне и моим подружкам было тогда двенадцать-тринадцать лет, и нас, конечно же, больше всего интересовали вопросы любви и появления на свет младенцев. Сидя над рукоделием – кто-то вышивал полотенца или салфетки, кто-то плёл кружево, кто-то вязал к зиме рукавички и носки для сирот помладше, – мы украдкой толкали друг дружку, подбивая задать настоятельнице очередной неудобный вопрос. Я всегда стеснялась и отнекивалась, к моим щекам неизбежно приливала кровь, стоило только начаться рассказу о женских премудростях, но матушка Евраксия никогда не оставляла наше любопытство без ответа. Она неторопливо перебирала цветные нити, прикладывая их к работе, вытягивала одну, продевала в иголку, а затем, вздохнув, начинала рассказ.

Так я узнала, что истинный брак обязательно должен быть заключён при свете Солнца и дня, а поцелуев, которые жених попытается сорвать задолго до свадьбы, не должен видеть никто. Что переменчивая и загадочная богиня Луны по имени Ниира дарит детей только в определённые дни, причём у каждой женщины они свои. Что девушка, отдавшая невинность без позволения родителей и богов, становится лёгкой добычей для жителей сумрака или междумирья – особой прослойки между мирами живых и мёртвых.

Родители мои погибли на войне, как и почти у всех девочек вестенского приюта, а потому самая смелая и бойкая из нас, Майя Велль, тут же спросила настоятельницу, у кого ей нужно будет просить позволения, когда придёт время выходить замуж. Матушка Евраксия мягко улыбнулась и пообещала, что, если светлые боги позволят ей дожить до того прекрасного дня, когда Майю позовёт замуж достойный молодой человек, она может привести жениха к ней и получить разрешение. Милая матушка. Будь она жива, клянусь, она бы ни за что не допустила того, что случилось с нами! Но она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать.

Той зимой в Вестене остановились отряды Инквизиции во главе со своим блистательным генералом, победившим в войне могущественного эльфийского колдуна. Все от мала до велика знали, что силой своей магии эльф подчинял многочисленные отряды нежити, а потому его смерть резко переломила ход войны. И, хотя эльфы долго ещё сопротивлялись и удерживали некоторые пограничные города, мы всё-таки победили. О цене этой победы всегда помнили те, кто потерял родителей, супругов, братьев, детей.

Молодого генерала звали Вольдемар Гвинта, и он, как и все искатели теперь, был магом крови. Об этом не принято говорить вслух, да. Не маг крови, но искатель. Орден Инквизиции был основан им же самим во время ожесточённых боёв с отрядами эльфов и мертвецов. Именно тогда стало понятно, что при помощи стихийной или святой магии проклятых некромантов не одолеть просто потому, что их слишком трудно обнаружить. Чёрного колдуна можно сжечь святым словом, примерно как это сделал Эдвин с маленькими демонами из клетки, но как найти его, защищённого слоями иллюзионных экранов? Как пробиться сквозь отряды солдат к цели, которая окружает себя так называемым «мёртвым полем» и становится невидима для магического сканирования?

До войны у мира живых было две основные силы – регулярная армия и Солнечные стражи. Стражи – воины церкви Ксая, бога Солнца, которых никто в здравом уме не назвал бы инквизицией. Веками они не только были хранителями границ, но и поддерживали порядок в стране, тогда ещё триединой Веллирии. Они были лучшими из лучших выпускниками магических академий и военных школ, и слово, данное стражем – будь то клятва королю или обещание любимой девушке, – держали безукоризненно. Никто не вспомнит случая, чтобы среди Солнечной стражи обнаружился человек нечистый на руку, нетвёрдый характером или трусливый. Если такие недоразумения и случались когда-то на протяжении столетий, то история безжалостно стирала имена недостойных, а имена достойных прославляла и бережно хранила в архивах.

Магия крови в Солнечной страже была под неукоснительным запретом. До того самого дня, когда Вольдемар Гвинта представил Высшему Совету план по уничтожению противника. План, построенный на обнаружении главных сил врага при помощи магии крови. Всё оказалось до смешного просто: в лабораториях Королевского магического университета Сюр-Мао было совершено открытие. Дар некромантии прочно связан с кровью носителя этого дара. Если целительство или заклинание стихий доступны любому одарённому магией смертному и выбор определённой школы зависит лишь от его личных склонностей, предпочтений или принятых в семье традиций, то некроманты получают свой тёмный дар только по наследству. А значит, если планомерно уничтожать этих нечестивых колдунов, оскорбляющих своими действиями и мир живых, и покой усопших, и даже зыбкое междумирье, то со временем их количество приблизится к нулю.

План был одобрен Советом единогласно, и в тот же день было принято решение утвердить Орден Инквизиции, который стал бы преемником Солнечной стражи. Но доблестные Стражи разделились во мнениях. Многие из принёсших клятву магов были не готовы ни при каких обстоятельствах признавать нововведение – магия крови законна, если применяется ради спасения мира живых. Произошёл Раскол, во время которого церковь Ксая и правительство встали на сторону нового Ордена.

Был мгновенно забыт тот факт, что многие столетия Страже удавалось охранять границы и ликвидировать демонов безо всякой магии крови, используя лишь оружие, силу стихий и святое слово. Однако нового и пока ещё немногочисленного коллектива Инквизиции на все нужды государства не хватило – и тогда Стражам отдали границы. А Орден принялся за наведение порядка внутри этих самых границ. После войны с эльфами это было необходимо, да. Эльфийские некроманты потревожили не только земные границы с королевствами людей – они надорвали и тончайшую ткань, что отделяет мир живых от сумрака. И её необходимо было заштопать, а прежде всего – изничтожить всех, в чьей крови присутствовали следы тёмного дара. Дара некромантии.

Мы мёрзли на задворках городской площади, когда узнали, для чего нас, воспитанниц приюта, вытащили на такой трескучий мороз. Генерал Гвинта собирался сжигать пойманных колдунов. Для этого поспешно освободили место в самом центре, напротив церкви, а теперь наскоро сколачивали помост для осуждённых. Толпа волновалась, кто-то свистел и улюлюкал, кто-то в страхе перешёптывался. Майя утверждала, будто видела клетку с некромантами: мол, они все были почти без одежды, крепко связанные, но холод им был нипочём. Проклятая кровь позволяла им противостоять холоду, но не позволит противостоять огню. Очищающему пламени костра. Наша новая настоятельница Клара похлопывала нас по спинам и призывала досмотреть зрелище до конца и хорошенько уяснить себе, что бывает, если маг ведёт нечестивую жизнь и пользуется своим тёмным даром. Помнится, я тогда раскрыла рот и не удержалась от вопроса: как же так, ведь раньше сжигали магов крови, а теперь… Настоятельница не ударила меня по губам только потому, что вокруг было слишком много людей.

Вечером она подозвала меня, Майю и ещё двух девочек и сказала, что мы должны прислуживать искателям на торжественном ужине в честь успешно завершённой операции по поимке колдунов. Воины расположились в большом зале, где проходили церковные празднования, они чествовали своего командира, пили вино и крепкий самогон, а мы с девочками бегали с блюдами, тарелками и кувшинами. Вольдемар Гвинта действительно был молод для генерала. Мне довелось оказаться рядом с его креслом и разглядеть его гладко выбритое, словно вытесанное из белого камня лицо. Чёрные брови его были нахмурены, узкие губы сжаты, спина напряжена, ледяные глаза следили за расслабившимися искателями – и по всему было видно, что, несмотря на успех, строгий инквизитор всё-таки не одобряет ни богатого пиршества, собранного жителями Вестена, ни выпивки. Его кубок настоятельница наполняла только холодной колодезной водой. Ужин ещё не закончился, когда генерал сухо поблагодарил Клару и ушёл, наказав командирам следить, чтобы солдаты не перепились и не безобразничали.

Поэтому, когда один из командиров поймал меня за талию в узком коридоре у кухни и попытался поцеловать, я всё-таки умудрилась вывернуться и разыскать Клару, чтобы уточнить, что именно считается за безобразие, а что нет. Пока мы разговаривали, искатель стоял в дверях и самым наглым образом усмехался. Клара вдруг рассмеялась и развернула меня за плечи лицом к подвыпившему мужчине.

– Сония, это наши спасители. Ты должна быть ласковой с ним, моя девочка. Иди.

– Но ведь нельзя. – Я уже понимала, что моих доводов о демонах, которые только и делают, что поджидают, когда девушка расстанется с невинностью, будет недостаточно.

Клара больно надавила костлявыми пальцами мне на плечи. Она была высокой и костлявой, как скелет, но при этом обладала недюжинной силой.

– Иди с ним немедленно, или я вышвырну тебя голышом на двор, где пируют солдаты, – прошипела она мне в ухо и подтолкнула вперёд.

Наверное, в тот вечер мне повезло, только я этого совсем не оценила. Я старалась быть ласковой с тем искателем и не думать о демонах. Я не знала, что Майя ослушается приказа настоятельницы и, спрятавшись в своей келье, выпьет яд. Не знала и того, что на следующий день в приют явится сам генерал Гвинта и предъявит Кларе обвинения в том, что её воспитанницы были уличены в непотребном поведении после торжественного ужина. Что Клара назовёт имена – моё и двух других девочек…

– Мне ни к чему имена развратниц, матушка Клара, ваш долг как настоятельницы состоит в том, чтобы они ушли и не оскверняли своим присутствием лоно церкви, – скажет главный инквизитор. – Мне нужны имена моих солдат.

Клара привела меня в свой кабинет. Я стояла перед генералом и не могла поднять глаз – я знала, что его ледяной взгляд сверлит меня насквозь.

– Не знаю, – только и сумела прошептать я, едва дыша. – Он не сказал.

– Скверно, дитя, – хрипло ответил Гвинта и вздохнул. – Искатели не должны позволять себе пьянства и непотребства, а теперь я не смогу понять, кого мне следует выгнать из Ордена поганой метлой.

– Простите, – промолвила я.

Клара разве что не скрежетала зубами, сжимая кулаки. Едва лишь искатели покинули город, нас, развратниц, вымели из приюта поганой метлой. На улицу. Зимой, ага.

***

Удивительное дело, но вся цепочка этих мрачных воспоминаний позволила мне немного успокоиться и привести в порядок мысли. Устав Солнечных стражей древнее инквизиторского на много веков. И уж кому-кому, а стражам точно не пристало даже смотреть в сторону девушек из таверны, так чего же мне горевать?

Я вытянулась на кровати, расправляя жутко затекшие ноги и спину. Где-то за бревенчатыми стенами гомонила ночная таверна. Быть может, Рамина и права в том, что нужно драть когти в сторону юга. Я с трудом представляла себе море и длинные песчаные берега, при слове «море» мне всегда вспоминались вестенские бескрайние поля. Море травы, говорила матушка Евраксия, которая в юности была паломницей и повидала на юге настоящее море. Трава колыхалась волнами, и в детстве меня это всегда успокаивало. Я представляла себе, что по тонкой колышущейся кромке поля тихо бродят тени магов и воинов, которые пали, защищая эту землю. Иногда я даже различала их воображаемые силуэты и девчонкой махала рукой моим родителям, которые должны были непременно видеть меня в зеркале между мирами.

– Очухалась? – поинтересовалась Рамина, вернувшаяся глубокой ночью. – Думаешь, я не вижу, чем ты заболела?

Она засветила свечи и принялась расчёсывать волосы.

– Чем? – тихо спросила я, всё ещё не отнимая рук от груди, словно там была сквозная дыра и мне требовалось её прикрывать.

И всё-таки боль уходила. Ей на смену внутри разливалось странное тепло. Сначала целителю пришлось сделать мне больно, а теперь я, кажется, выздоравливаю…

– Понятно чем! Симпатичный Солнечный страж отказался пронзить тебя своим солнечным копьём! – Она расхохоталась и поставила на столик у кровати глиняную бутыль. – Предлагаю отпраздновать сей факт распитием вина. Отвечаю, это прекрасное лекарство. Но тебе понадобится закуска, ты ведь ничего не ела с самого утра.

Она исчезла за дверью и вскоре вернулась с тем, что нашла на кухне. В её зубах был зажат большой огурец.

– Как ты думаешь? – Рамина повертела огурцом перед моим носом. – Подходящий размерчик? Или я переоценила твоего Стража? А может, недооценила, а?

– Пожалуйста, перестань, – попросила я. Мне всё ещё было нехорошо, но смех подружки плескался через край, и понемногу и я стала улыбаться. Мы выпили по полкружки вина, и я почувствовала, как боль выпускает моё сердце – должно быть, демоны внутри меня вкусили алкоголя и решили на сегодня слегка передохнуть.

– Ну хочешь, я его изображу? – Рамина набросилась на меня, тыкая в мои грудь и живот длинным огурцом и заваливая меня на спину. – О прекрасная Сония, сейчас я изгоню из тебя демонов и заткну то отверстие, через которое они в тебя проникли!

– Хватит, прошу тебя! – Я не выдержала и засмеялась, сталкивая её с себя и отбирая злосчастный овощ.

Мы ещё какое-то время поболтали, допили вино и потушили свет. Рамина заснула, едва только её взлохмаченная голова коснулась подушки, а я всё смотрела и смотрела в темноту. Внутри у меня медленно, плавно разливался незнакомый мне свет. Я будто приходила в себя – не от сегодняшнего чёрного уныния, но от затяжной болезни, длившейся почти целый год. Я выздоравливала и понятия не имела, что мне принесёт это нежданное исцеление.

Глава 4

Наутро Кьяра придирчиво осмотрела моё лицо, взяв меня за подбородок короткими крепкими пальцами, и заключила, что сегодня моё притворство никто не намерен терпеть: работы было невпроворот. Она всучила мне корзину и наказала купить кореньев, грибов и острого перца. К вечеру ожидалось много гостей. В город прибыло армейское подкрепление для усиления границ на время зимы, на стенах трепетали знамёна: синее – Королевской армии, красное – Ордена Инквизиции и белое с золотым – Солнечных стражей. Наша главная армия всё ещё называлась Королевской, несмотря на то что страной уже почти два десятка лет правил Высший Совет.

Сейчас синие, как августовское небо, мундиры новоприбывших воинов мелькали на всех главных улицах Ольдена, а больше всего их было на базаре, где военные закупались табаком, разглядывали диковинное оружие с востока и юга и вовсю флиртовали с высыпавшими из домов молодыми горожанками. Девушки севера были выше и крупнее нас, равнинных жителей. Они владели мечами, кинжалами и луками наравне с мужчинами, а потому смутить их непристойными шуточками или заставить краснеть от комплиментов было непросто. Многие из простолюдинок отправлялись на службу в армию: это обеспечивало им безбедное существование и возможность показать себя в боях, которые, несмотря на заключённый мир, всё ещё вспыхивали на пограничных территориях. Девушки из семей побогаче обучались этикету и танцам, музыке и рисованию, дипломатии и торговле, а если у них был магический дар – их отдавали в академии или Университет Сюр-Мао на юге.

Набрав полную корзину вяленых красных перцев, сельдерея, петрушки и толстеньких чёрных подосиновиков, я медленно шла по улице, прислушиваясь к удалявшемуся шуму базара, цокоту копыт и еле заметному шелесту багровых клёнов. Деревья здесь, в Пределе, росли неторопливо, были приземистыми и кряжистыми, словно хотели покрепче прикрепиться к земле. Клёны неохотно сбрасывали восковые маленькие листочки – по одному, по два, не желая оголять к зиме крутые и тяжёлые плечи ветвей. Пахло травой, поутру схваченной первым инеем, пахло каминным дымом и горькими привядшими гвоздиками в каменной вазе у одного из домов. Мне было привычно холодно: короткая кожаная курточка нисколько не удерживала тепло, чулки вместо того, чтобы согревать, только кусали продрогшие ноги. Но всё это было ничего. Меня волновало совсем другое. Я остановилась и опустила тяжёлую корзинку себе под ноги. Подняла голову.

Сквозь обрывки перистых облаков просачивалось белое зимнее солнце. Я поняла, почему на флаге стражей два цвета – золотой и белый. Белый – цвет зимнего солнца, золотой – летнего. Белый – цвет ожидания, надежды и сна. Тогда почему я проснулась? Почему со вчерашнего дня во мне горит огонь странного, необъяснимого ожидания? Я с опаской потянулась мыслями в тот миг, когда Солнечный страж посмотрел на меня в последний раз – строго, разочарованно, нежно. Я знала множество оттенков взглядов, но так, как он, никто ещё не смотрел на меня. Видимо, ему тоже было неловко во всей этой нелепейшей ситуации, да и друзья в открытую смеялись над ним. Нашёл, мол, на кого любоваться!

Сердце забилось тревожно, но я заставила себя подхватить корзину и продолжить путь. Дело было ведь не только и не столько в чувствах, о которых Рамина рассуждала с той лёгкостью, с которой может говорить лишь девушка, никогда не ведавшая настоящих чувств. Была ещё одна причина – мой дар. Магия, что таилась в моей крови, встрепенулась одновременно с растревоженным сердцем. И это означало что-то невероятно важное, но что с этим делать, я не имела ни малейшего понятия. Пусть я осталась сиротой и воспитывалась в приюте, я всё же была чистокровным магом по рождению. И я знала, что если к дару не прикасаться и делать вид, что его не существует (как это и было в моём случае), то в один прекрасный день может произойти катастрофа. Матушка Евраксия рассказывала, что бывали случаи, когда неуправляемый дар сжигал человека изнутри или толкал на сумасшедшие поступки, из-за которых гибли другие люди. Бедная матушка, она была уверена, что сумеет пристроить меня в Академию Вестена…

– Ворон считаешь? – раздался над головой знакомый голос, и я встрепенулась. Это был Вильгельм, лейтенант из городской охраны.

– Да, – призналась я, не в силах объяснять ему своё состояние.

– Слыхал, в «Усатом волке» вчера демонов гоняли? – со смешком спросил он. – Никогда бы не подумал, что этот индюк Мартин интересуется запрещённой магией. Да и зачем ему, когда под боком у вас настоящая ведьма! Хуже всяких демонов.

– Да, Кьяра в гневе будет похуже, – согласилась я. – А ты давно не заходил.

Это вырвалось у меня не нарочно. Когда работаешь в таверне, привыкаешь вести обрывочные, ни к чему не обязывающие разговоры. Обменялся парой слов с посетителем, повернулся к другому – и уже забыл сказанное минуту назад. Сейчас я совсем не имела в виду, что несколько раз Вильгельм платил мне за ласку и всё остальное. Он как-то смущённо пожал плечами, тряхнул головой, будто не хотел вспоминать былые дни, и вдруг негромко признался:

– Жениться надумал, понимаешь. Сам от себя не ожидал. – Он даже слегка покраснел и зачем-то отобрал у меня корзину. – Но проводить провожу тебя. Нечего тяжести таскать девчонке.

– Спасибо, – я искренне улыбнулась и не удержалась от вопроса: – А кто она?

– Оружейных дел мастера младшая дочка, бойкая – сил нет, говорит без остановки. Слава богам, волшебной крови в ней нет, не то хрен бы я женился на магичке-то, да ещё с таким острым язычком, – рассмеялся он.

– Значит, на магичках, по-твоему, и не женится никто? – Похоже было на то, что это мой дар, а не я сама, тут же отозвался на нелестное замечание.

– Почему же, женятся, – он поцокал языком. – Такие же и женятся, академики всякие, гильдейские волшебники, стражи… Это раньше было, что всё равно, а теперь надо ухо востро держать. Кто её знает, магичку, а вдруг у неё в крови то самое проклятие? А жить-то всем охота.

То самое проклятие – это была, конечно же, некромантия. После войны Раскол произошёл не только в Солнечной страже и церкви, большие изменения претерпели и магические институты. Магия крови стала легальной дисциплиной, изучаемой в закрытом кругу Инквизиторского Ордена, а вот некромантия, а вместе с ней и все смежные области магии, вроде призыва теней и общения с духами умерших, попали под строжайший запрет. От древней Гильдии призывателей не оставили камня на камне. Колдунов, практикующих некромантию и призыв, разыскивали и уничтожали целыми семьями. Было доказано, что проклятие, позволяющее магам вытаскивать из могил кости и подчинять себе мертвецов, пришло в мир людей с кровью эльфов.

Мир людей изначально был чист, пока мы не стали вести с эльфийским королевством переговоры, торговать, обмениваться послами. В промежутке между первой и второй войнами на свет появилось множество полукровок: эльфы вторгались в наш мир незаметно, действовали украдкой, выжидали подходящий случай. И дождались его. Стоило вспыхнуть гражданской заварушке в бывшем ещё триединым государстве Веллирии, как эльфы воспользовались моментом и ударили. Война шла три с половиной года, но силы эльфов уступали нашим, и в конце концов магия крови позволила выдворить ушастых нечестивцев прочь. После смерти их главного колдуна эльфийский король запросил о перемирии, и вот уже более десяти лет длился натянутый, зыбкий мир. По обе стороны происходили краткие вспышки, обмен захваченными поселениями и пленными, диверсии и похищения, но в целом страна приходила в себя и оправлялась после понесённых утрат. Вновь колосились золотые равнины и наливались яблоками сады, вновь академии принимали студентов и устраивали выпускные балы, вновь рождались дети…

Будут ли у меня дети когда-нибудь? Рамине за прошедший год уже дважды случилось забеременеть, и оба раза она вся исходила злобой, когда нужно было идти к лекарке и тратиться на дорогой, но весьма действенный эликсир, избавляющий от ребёнка. Ради зелья ей приходилось влезать в долги. Это было ужасно – проглатывать отраву и ждать, когда крохотная жизнь внутри погаснет, а тело захочет освободиться от нежданного «подарка», и я очень боялась, что подобное может произойти со мной. К счастью, всё обходилось, и я украдкой благодарила милостивую Нииру за то, что не посылает мне нежеланных детей. После второй войны Ниира попала в немилость у церкви, её стали открыто называть богиней эльфов. Статуи и лики лунной покровительницы убрали с глаз народа, и люди потихоньку начали избавляться от стихов и молитвенников, страшась попасть под гнев Ордена Инквизиции. Всё бы ничего, да вот только луну с неба не сотрёшь – она насмешливо смотрела на всю эту суету и продолжала дарить детей и эльфийкам, и человеческим женщинам.

***

Мой дар никак не хотел униматься: я чувствовала, как пламя разливается теперь уже не только в груди, но и приливает к ушам, к кончикам пальцев. Я умела призывать белый огонь – невысокие, ласковые язычки почти невидимого пламени, отгоняющие нечисть и болезни. В приюте меня побаивался маленький, почти прозрачный дух, живущий в каморке с метёлками и тряпками. Прижав ладони к груди, я могла унять кашель или сердечную боль – себе, потому что никто и никогда не обращался ко мне с подобной просьбой. Они не знали, что у меня есть дар. Обычные люди не могли видеть силу, что несёт моя чистая кровь. «Кровь, быть может, чистая, а сама ты грязная. Падшая девка. Тьфу», – услышала я однажды от старухи в «Усатом волке».

Мне нужно было поговорить с кем-то. С кем-то, кто не накинется на меня с поварёшкой и не начнёт отпускать непристойности, кто выслушает внимательно, не перебивая… В Вестене у меня была матушка Евраксия, а после – её маленькая могилка, которую мы с Майей сплошь усадили анютиными глазками. Ах, Майя, теперь ты ближе к доброй настоятельнице, чем я, мне было бы стыдно смотреть в ваши светлые лица.

Я поднялась по лестнице на второй этаж, туда, где в настежь распахнутых незанятых комнатах прибиралась Тихая Уна. Она была не слишком общительна: немота навсегда отделила её от мира болтливых женщин, но уши у неё были на месте. И сердце, кажется, тоже.

– Что мне делать? – тихо спросила я, в двух словах пересказав ей историю о Солнечном страже и о том, как ожил во мне запрятанный внутри дар, как мешает мне дышать, обжигает.

Уна не торопилась. Она никогда и никуда не торопилась. Истинная северянка – никакой суеты или лишних движений. Подбила опавшие подушки, застелила кровать, смахнула с подоконника табачный пепел и невзначай влетевший в окно сухой листочек. Казалось, моя проблема нисколько не тронула её, но потом женщина повернулась ко мне и пристально оглядела с головы до ног. Прикоснулась к тому месту, где вчера пульсировала боль, покачала головой и задумалась. Я видела, как в её глазах вдруг мелькнуло озарение, она взяла меня за руку и повела за собой – на небольшую площадку вверху лестницы, огороженную резными перилами. Её губы пришли в движение, а руками она помогала себе выразить мысль.

– У тебя дар, – сказала Уна. – Что ты делаешь здесь? Почему ты не в академии?

Я улыбнулась. Этот вопрос мне доводилось слышать уже не один раз. Почему я не в академии? Да потому, что за обучение нужно платить, а мне нечем. Если в прежние времена в магические школы принимали всех, кто обладал способностями, а королевская казна оплачивала содержание сирот, то теперь все средства государства были брошены на усиление границ и наведение порядка после войны. Орден Инквизиции обходился также недёшево, а люди не слишком охотно платили дань, которая шла на поимку некромантов. Простые люди больше боялись инквизиторов, чем некромантов, которые и в мирное-то время были редкостью, а уж после войны и подавно.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – прочитала я по губам немой женщины.

Её губы кривились набок, но всё же я могла разобрать слова. А может быть, дар помогал мне лучше понять говорившую. Я видела сквозь её сухую пергаментную кожу туго скрученные узлы парализованных мышц – от щеки вниз, по шее будто тянулась одна напряжённая верёвка. Когда Уна пыталась говорить, на её лице читалось такое усердие, словно она хотела прорваться сквозь ткань между мирами, ведь её мир мыслей был отделён преградой от мира слов. Я осторожно прикоснулась ладонью к щеке, которую задела когда-то молния, и она испуганно отшатнулась.

– Погоди, прошу тебя! – Я умоляюще попросила её не двигаться и пообещала не призывать никаких молний или огненных шаров.

Нет, мой дар был совсем другим. Как там сказал Эдвин Сандберг? Медицинский факультет или целительский? Я прикрыла глаза. Таверна была ещё почти пуста, на кухне громко гремела посудой Кьяра и две поварихи. Рамина дрыхла без задних ног в нашей каморке. Хозяин отправился за плотником: недавно случилась драка, и нужно было починить пару лавок и разломанный стол. Вышибала Курт болтался на рыночной площади в поисках того, на ком можно было вновь размять кулаки.

Уна придерживала за запястья мои руки, обнявшие её голову. Она готова была в любой момент оттолкнуть меня, и это мешало мне сосредоточиться. Слишком много волнения и напряжения – теперь я поняла, почему лекари часто уговаривают своих подопечных успокоиться. Дар отзывается на эмоции, плещется внутри, как бурлящее в котелке снадобье, его тяжело направлять, если больной оказывает сопротивление. Я прикрыла глаза, но продолжала смотреть в неё – не знаю как, прежде ничего подобного я ни с кем, кроме самой себя, не делала. Я видела, что дело совсем не в уродстве и параличе, которые были оставлены заклинанием. Тихая Уна замолчала вовсе не поэтому – внешние проявления скрывали под собой концентрированный, пульсирующий страх.

Страх закрепился где-то внутри головы женщины, приклеился к её мозгу и обездвижил ту часть, которая отвечает за голос. Нужно только… всего только направить силу в то место и развязать этот невидимый узел. В тот момент я не понимала, что могу по неосторожности убить. Что я ничего не умею. Что мне никогда не поступить в академию и не стать целительницей. Но я решилась. Усилием воли зачерпнула крохотную ложечку от внутреннего белого огня и послала тёплый сгусток энергии в голову Уны.

Она вскрикнула, изо всех сил толкнула меня, и сама едва не скатилась вниз по лестнице, потеряв равновесие. Я кинулась к ней, ещё не соображая, что произошло.

– Что это? – дрожащим голосом проговорила она. Язык ещё не слушался её и вышло «шшшто ешшто».

– Не знаю, я просто… – И я осеклась, потому что пересказать всё случившееся внутри меня за последние минуты было попросту невозможно. Уна сидела на полу и раскачивалась, сжимая пальцами виски. – Тебе больно?

– Н-н-нет, – полушёпотом просипела она, – шшшстрашшно…

– Мне тоже, – призналась я и обняла её.

Мы украдкой перебрались в её комнатку в задней части таверны и с час или около того приходили в себя. Постепенно руки женщины перестали дрожать, и она всё реже ощупывала свой рот, удивляясь, что ей удаётся вновь произносить слова. Её лицо понемногу прояснялось, когда она повторяла раз за разом:

– Какое чудо, какое чудо… Сония. Ты должна учиться. Ты станешь лечить больных…

Мне вдруг представилось смеющееся лицо Солнечного стража Эдвина и его искристые глаза, будто он вновь посмотрел на меня и чуть снисходительно поднял бровь:

– Чудо? Какое же это чудо? Медицинский факультет, первый курс. Да это заклинание на первом же занятии изучают!

Если бы только увидеть его ещё раз… Чтобы поблагодарить за те мгновения, что мы были вместе. За то, что прикоснулся ко мне на стене, что стоял рядом, когда разоблачали демонов, что задержался со мной на крыльце. Если бы! Я отчаянно обманывала себя: ещё одного раза мне было бы мало. Я бы хотела смотреть на него всегда, каждое утро, каждый день, каждую ночь…

И тогда я решила, что сейчас же разыщу Рамину и мы этой же ночью совершим побег. Отправимся в Вестен, найдём какую-нибудь лачугу на первое время. Я устроюсь в Академию – кем угодно, хотя бы мыть склянки в лабораториях или отскребать полы. Может быть, мне удастся проникать таким образом в библиотеку и добывать там книги для самостоятельного изучения. Да, я проснулась, и мой дар требовал немедленных действий. Вся прошлая жизнь казалась мне наваждением. Страшным сном, который Эдвин стряхнул с меня своим появлением. После окончания кухонных дел я отправилась в каморку, но вместо того, чтобы обтираться и переодеваться к вечеру, я кинулась собирать вещи. Мой потайной мешочек с монетами хранился под левым краем матраса, в изголовье кровати.

Каково же было моё удивление, когда его там не оказалось!

Но хуже всего было то, что Рамины тоже нигде не было. Она взяла мои деньги и уехала с торговым караваном в сторону юга. Больше я никогда её не видела.

Глава 5

Как странно это бывает: жизнь идёт своим чередом, каждый день ничем не отличается от предыдущего и от тех, что были неделю назад, месяц назад. Закатывается и поднимается над высокими стенами города солнце, сквозь тучи мерцают звёзды – россыпь святых душ, приближённых Нииры. Чтобы не потеряться во времени, беспрестанно заглядываешь в растрёпанную тетрадь, что лежит за стойкой у Мартина. В ней хозяин отмечает дни, записывает выручку и долги. А теперь вдруг всё закружилось, покатилось цветным колесом, хочется хотя бы ненадолго остановить это неумолимое течение, смывающее всё привычное и подхватывающее, несущее куда-то в неизвестность.

Не успела я опомниться от чудесного исцеления Тихой Уны, как теперь Рамина. Злюсь ли я на неё за воровство и побег? Не могу понять. «Усатый волк» рассердился так, что едва не выдернул от досады собственные усы. Как выяснилось, моя бывшая подружка успела задолжать и ему, и даже Кьяре, хотя мне трудно представить себе, каким образом ей удалось выпросить у сварливой кухарки хотя бы одну монету в долг. Хозяин сыпал проклятиями и с досады пинал ногами всё, что попадалось на его пути, – кочаны капусты, корзину со свёклой, мешок с перловой крупой. Когда худой бок мешка не выдержал натиска и прорвался, выпуская зерно золотистым ручьём прямо Кьяре под ноги, он вдруг остановился и перевёл взгляд на меня. Я застыла в дверном проёме со стопкой чистых и насухо вытертых Уной тарелок. Предстояло наполнить их тушёным мясом и гарнирами, собрать на подносы, разнести многочисленным гостям. Мартин упёр мясистые руки в бока и грозно глянул на меня из-под лохматых бровей:

– Слышал, эта негодница вытащила у тебя кошель?

– Это правда, – кивнула я.

Ко мне тут же подлетела Кьяра со скалкой наперевес.

– Ну а ты где деньги взяла? – выкрикнула она. От кухарки сильно несло чесноком, вечно красное лицо блестело от жара горящей плиты. – Гляди, если узнаю, что чаевые прикарманивала! Три шкуры спущу с тебя, дрянь такая!

Это правда, иногда мне давали монетку-другую сверх положенного. Когда народ расходился, Кьяра выворачивала карманы всех работниц и выгребала чаевые в большую глиняную кружку. Каждый следующий вечер кружка вновь оказывалась пуста, а когда одна из помощниц возмутилась, старшая тут же топнула на неё и напомнила, что она получает жалованье, а всё, что девушкам дают сверху, должно идти на общие нужды. Не знаю уж, что это были за нужды, у меня даже и жалованья-то не было толком. Всё, что я зарабатывала на кухне и с клиентами в комнатах второго этажа таверны, приходилось отдавать в счёт проживания, еды и редких покупок необходимого белья или мыла и свечек.

Из общей залы доносился стук ложек, крики подать пива или горькой настойки, невнятное бреньканье уже порядком пьяного музыканта, взобравшегося на бочку, – вечерняя жизнь кипела, как обычно, и мне вновь было некогда остановиться и поразмыслить обо всём, что случилось в эти дни. И всё-таки дар теперь бился в моей груди, он требовал от меня выхода, какого-нибудь безумного действия. Недаром говорят, что первозданный, дикий дар необученного мага может уничтожить своего обладателя. У меня больше нет денег, а это означает, что я не смогу покинуть заведение и уйти в предзимнюю тьму, куда глаза глядят. Попроситься в караван или снять комнату на другом конце города. За мной пристально следит Кьяра – за малейшую провинность она может запереть меня в погребе на засов или избить так, что я долго не смогу никуда уйти.

У меня больше нет ничего и никого на всей земле, думала я, выйдя на крыльцо за глотком свежего воздуха и невольно вспоминая Солнечного стража и нашу минуту прощания. Мне хотелось, как безумной, опуститься на истёртые доски помоста и думать только о том, как мы стояли здесь рядом, совсем рядом, и смотрели друг на друга. Люди из разных сословий, разных миров. Искра чистейшего света в моей невесёлой жизни. «Ты только не исчезай, – сказал он тогда. – Я найду тебя». В ту минуту он ещё не знал, кто я. Как странно, что во мне не было ненависти к Рамине! Она опозорила меня перед Эдвином, она обманула меня, в конце концов, она сбежала на юг с деньгами, которые я собирала по жалкой монетке целых полгода! И всё же я не могла проклясть её даже в мыслях, мне никак не шли на ум проклятия. Белый огонь сиял во мне, затмевая ненависть, досаду, злость. Затмевая разум.

Двое мужчин остановились неподалёку от крыльца, о чём-то приглушённо споря. Я облокотилась о перила и смотрела на улицу – их силуэты выхватывал свет мерцающего волшебного фонаря. Тот, что стоял ко мне спиной, был в дорожном плаще с откинутым назад капюшоном. Я видела только, что правая рука его согнута в локте – так бывает, когда воин имеет привычку затыкать большой палец за пояс или держать ладонь на рукояти меча. Второй носил куртку воловьей кожи нараспашку, штаны его были заправлены в высокие сапоги, на боку был приторочен длинный изогнутый кинжал. По правде говоря, больше всего эти двое напоминали разбойников с Лесного тракта. И любая девушка, у которой в голове к семнадцати годам образовалось хоть немного мозгов, по-быстренькому нырнула бы в тепло родной таверны. Так, на всякий случай. Всё-таки в зале немало народу, вышибала Курт, хозяин и Кьяра, которую боялись даже местные хулиганы. Я замечталась о Солнечном страже и не сразу опомнилась – один из мужчин уже направлялся ко мне широкими уверенными шагами, а на крыльце, как назло, не было больше никого.

– Девушка, эй, девушка, – позвал он меня, поманив рукой.

– Чего тебе? – как можно строже спросила я, потихоньку отступая к двери.

– Да не бойся ты, глупышка! – Разбойник вышел на свет, и я увидела его заросшее густой щетиной лицо. – Ты случаем не знаешь лекаря какого-нибудь или знахарку из местных? Частного, так сказать, доктора? Приятеля змеюка укусила… лежит в лихорадке. Боимся, как бы не помер до утра.

– Так в форте же лекари есть, – я махнула рукой на дорогу, что вела к военному гарнизону.

– Во дворце у графа, милочка, тоже лекари есть, – криво усмехнулся он и почесал бороду. – Ты б ещё в церковь нас отправила, добрая душа.

– Вы преступники? – прошептала я, когда догадка крупными мурашками побежала по моей спине вдоль позвоночника. Я запахнула курточку и вновь отступила к двери.

– Да погоди ты, – почти умоляюще вскрикнул мужчина полушёпотом. – Знаешь или нет?

Клянусь, в тот миг я совсем не ведала что творила. Мне было нечего терять. И я сказала:

– Я могла бы попробовать, если поможете сбежать из города.

Он нахмурился, оглянулся на подельника в плаще и шумно выдохнул:

– От кого это ты сбежать хочешь? Мне лекарь нужен, а не проблемы. Проблем и без тебя по горло. Серебром заплачу, если вылечишь нашего дружка. Ну? Идёшь?

– Иду, – сказала я и поспешно сбежала по деревянным ступеням.

Каждому из незнакомцев я была по плечо, такими рослыми и крепкими ребятами они были. Мужчина в плаще оказался старше того, что был с кинжалами, он бросил на меня короткий взгляд и быстро повёл нас по гулкой ночной улице. Я почти бежала, едва поспевая за ними. Ни о чём не думая, даже, кажется, никуда не глядя – только видела, как из моего полураскрытого рта вырываются облачка пара и тут же исчезают в стылом осеннем воздухе. Когда мы свернули с улицы, на которой я жила и работала, до нас донёсся вопль разъярённой кухарки:

– Сония! Сония! Ты где, мерзавка?!

Бородатый фыркнул и обратился ко мне:

– Мать или мачеха?

Я помотала головой, прибавляя шагу и обгоняя мужчин, словно за мной уже гнались с собаками. Больше меня ни о чём не спрашивали. Мы шли по направлению к городским воротам, которые, как я знала, были крепко заперты на ночь. На самой окраине провожатые свернули в узкий переулок, где проходил водосточный канал. В нос ударил тошнотворный запах гнилья и нечистот. Я прижала рукав к носу, стараясь ступать осторожно: мне совсем не улыбалось оступиться и оказаться по колено в вонючей жиже. Мужчина в плаще ухватил меня за локоть и направил перед собой:

– Следующий поворот, смотри под ноги.

О ужас! Я придерживала юбку, чтобы не перепачкать единственных своих башмаков, но теперь, помимо грязи и плывущего дерьма, нас окружали упитанные тела крыс. При нашем появлении зверьки бросились врассыпную, прячась среди сваленного в кучу хлама и старых хозяйственных корзин. Неожиданно мы оказались перед утопленной в стене дверью какой-то хижины, и бородатый обернулся ко мне:

– Ты только не верещи. Наш приятель немного… не такой, как мы.

Меня взяли за плечо и повели в пахнущую сыростью и плесенью темноту. Откуда-то из глубины хижины доносился сдавленный стон, и у меня перехватило дыхание. Я перестала чувствовать, как разливается от сердца, бежит к пальцам и голове волшебный дар – моё наследство от безвременно ушедших родителей, которых я не помнила. Мне вдруг стало страшно. Тот, кто метался в лихорадке среди наспех наваленных покрывал и подушек, не был человеком. Милая, добрая Ниира! Неужели это зверь или – здесь я похолодела до самых костей – оборотень?

– Не вой, – скомандовал старший и сбросил плащ на лавку у стены. Прибавил огня в прогоревшем масляном светильнике и посмотрел в мою сторону. – Мы нашли лекарку.

Существо на низкой лежанке внезапно затихло, и я набралась смелости подойти поближе. Мне поднесли свет, и я ахнула: на вдавленном соломенном тюфяке лежал бледный юноша, совсем ещё мальчишка. Пепельно-серые волосы приклеились к его мокрому лбу, белые губы были плотно стиснуты, но парень изо всех сил терпел и косился на меня странными большими глазами цвета болотной тины. Но самое невероятное было то, что его уши – вне всяких сомнений – были эльфийскими!

– Он… эльф? – прошептала я.

– Ну да, вроде как, – проворчал бородатый, опускаясь на корточки и откидывая одеяло.

Нога эльфа была обмотана грязноватой тряпицей под коленом, и он дёрнулся, когда повязку удалили, а под ней обнаружился распухший змеиный укус. Скрипнув зубами, укушенный вновь застонал. Взгляд его затуманился:

– Гаэлас убьёт меня… он убьёт меня…

– Да ты и сам сдохнешь! – ругнулся на него старший.

Теперь все смотрели на меня, а я стояла на коленях возле лежанки и понятия не имела, с чего начать. Матушка Евраксия много рассказывала нам о целебных травах, об известных ядах и противоядиях, которые добывают из растений и животных, но сейчас страх перед эльфом не давал мне сосредоточиться и вспомнить хоть что-нибудь из церковных трактатов о врачевании. Как им удалось провести парня в город незамеченным? Что если он тоже разбойник или, что ещё страшнее, вражеский шпион, который пробрался в город, узнав о прибытии зимних войск? Трясущимися руками я ощупывала пылающую голень, уже понимая чутьём, что яд распространился по всему организму и вскоре мальчишке придёт конец.

– Даже если я сдохну, – почти плача просипел эльф, – он всё равно найдёт меня. Ему мертвецы нравятся ещё больше, чем живые…

– Не мог бы ты перестать ныть, – попросила я, и мужчины, стоявшие за моей спиной, заржали. – Лучше вспомни, что это была за змея.

– Чёрная гадюка! – уверенно отозвался бородатый и развёл руки приблизительно на три фута. – Вот такенная, здоровая и жирная зараза. Искрошить бы её в куски, да пока Лейс валялся на земле и орал, она шнырь – и под камень ушла.

Я припомнила, что однажды в церковь приходила женщина, укушенная змеёй в плечо. Упав на колени и горько причитая, она рассказывала матушке Евраксии о том, как была неверна своему мужу и как боги наказали её, когда на свидании с милым на лесной поляне змея вцепилась в её руку. Матушка внимательно осмотрела больную, а потом дала ей отвара травы гармалы, велела лечь и как следует выспаться. «В тебе много жизни, – сказала она тогда, – твой организм выведет яд сам, а ты ему не мешай». В эльфийском парне жизни оставалось немного, и единственное, что пришло мне в голову, – попытаться передать ему сколько-нибудь сил, чтобы у него хватило здоровья на борьбу с ядом. Это простенькое заклинание мы разучивали ещё в младшем возрасте, едва у некоторых сирот пробудились первые признаки магического дара. Мы вставали в круг и брали друг дружку за руки, а старшая из девочек – сейчас она, должно быть, уже оканчивала Вестенскую академию – при помощи дара распределяла нашу энергию поровну. А иначе, приговаривала она, поглаживая нас по головам, кое-кого здесь разорвёт в клочки.

***

Эльф судорожно сжимал мои руки, пока я осторожно направляла магические ручейки в его ладони и чувствовала, как постепенно лихорадочный озноб сходит на нет, а лицо мальчишки приобретает живой цвет вместо землисто-серого. Он всё ещё держался в зыбком состоянии между могильным холодом и нестерпимым жаром, но его зелёные глаза уже блестели в свете огня, губы налились розовым.

– Кажется, ему лучше, – я обернулась к двум моим спутникам, и тут у меня закружилась голова.

– Эй, Лейс, мы сможем выдвигаться завтра? – спросил старший, нарезая на низком столике копчёное мясо и ломти хлеба.

– Мы возьмём её с собой, Роб? – всё ещё слабым голосом поинтересовался эльф. – Сам видишь, что случается на прогулках без мага.

– Ах, без мага! – Роб со злостью хлопнул ладонью по столу, да так, что единственное глиняное блюдо подпрыгнуло, а початая бутыль с самогоном завалилась на бок и исторгла из горлышка глоток огненного пойла. – Ты, кажется, забыл о том, что без мага мы остались по твоей вине, паршивец!

– Гаэлас его убил, а не я! – взвизгнул Лейс, поднимаясь на лежанке на локтях. – А всё потому, что твой маг не умел держать язык за зубами!

– Ты как наш проводник должен был предупредить его об этом, – вставил своё слово старший. – Теперь неважно. Это будет наша последняя вылазка перед длинной зимой, и вернуться с пустыми руками мы не имеем права. Мои заказчики заждались. Не забывай о том, что они тоже маги, причём покруче твоего худосочного полумёртвого дружка.

Я осторожно поднялась с кровати эльфа, и тут, кажется, все присутствующие вспомнили о моём существовании и разом замолчали. Лейс торопливо набросил на голые ноги покрывало, думая, будто меня смущает вид его сто лет не стиранных панталон. Мне было всё равно, я твёрдо знала только одну вещь: ни за что на свете я не вернусь в таверну «Усатый волк». Пусть не заплатят мне за помощь укушенному эльфу, пусть возьмут с собой на каких угодно условиях – лекарем, поварихой, служанкой. Пусть где-нибудь в глубокой непроходимой чаще меня, как и предыдущего мага, убьёт этот зловещий Гаэлас. Колесо повернулось. Солнце укрылось за лесом, и Ниира вытащила тонкий серп луны, чтобы выкроить мне новую судьбу.

– Лейс, – отчётливо сказал старший мужчина, которого называли Робом. – Ты должен отблагодарить девушку за оказанную тебе помощь.

– Завтра, – лукаво улыбнулся эльф: ему на глазах становилось всё лучше и лучше. – Не люблю лежать бревном и быть снизу.

Его узкая рука коснулась моего колена, и я звонко хлопнула по ней.

– Ух, горячая, – мечтательно закатил он глаза, отдёрнув руку и откидываясь на подушку. – В тебе много огня. Держу пари, твоя мамка валялась с огненным магом.

– Моих родителей убили эльфы во время войны, – не выдержав, выпалила я. – Не смей говорить о них плохо!

Старший из компании постучал по столу, призывая нас к порядку. Всё это время он сверлил меня тяжёлым взглядом, словно примериваясь, стоит ли взваливать на свои плечи ещё одну обузу, вдобавок к непутёвому Лейсу. В моей голове роилась тысяча вопросов: кто эти люди, что водят дружбу с эльфом, куда они собираются на вылазку и зачем, кто эти таинственные заказчики и о чём в прошлый раз забыли предупредить мага, которого убил Гаэлас. Я чувствовала слабость от того, что отдала эльфу слишком много силы, но в то же время во мне горело жгучее любопытство. Роб скрипнул стулом, откидываясь назад, и отхлебнул из бутыли с самогоном. После подхватил из миски и забросил в рот мелкую рыбёшку и вновь уставился на меня:

– Говоришь, ты сирота?

Я кивнула.

– Это хорошо, – заявил он и протянул мне бутыль. – Пей.

Ничего хорошего в своём одиночестве я не находила, но тон Роба не оставлял мне возможности для возражений. Выдохнув, я сделала глоток обжигающего пойла и чуть не вспыхнула изнутри – слёзы так и хлынули из моих глаз. Главарь одобрительно похлопал меня по плечу и продолжил:

– Это хорошо, потому что ты не станешь трепаться. Надеюсь, подружек у тебя тоже нет?

Перед мысленным взором на миг промелькнуло смеющееся лицо растрёпанной Рамины, но тут же померкло, погасло.

– Нет, – тихо сказала я.

– Ну а парень? Неужто у такой милахи нет какого-нибудь ухажёра?

Я вздохнула. Попробуй я сказать, что мне нравится один красавчик из Солнечной стражи, – представляю, как бы повеселились окружающие меня разбойники. Странно, почему я так называла их про себя, ведь я ничего не знала об этих людях и эльфе?

– Нет, – ещё тише ответила я.

Роб покачал головой:

– Если ты хочешь пойти с нами, то не должна ничего скрывать. Пей ещё.

С огромным трудом мне удалось проглотить ещё два глотка самогона, и я почувствовала себя значительно лучше. В двух словах я поведала новым знакомым свою невесёлую историю, умолчав только о том, что помимо работы на кухне мне приходилось и ублажать клиентов Мартина. Мужчины так устроены: скажи им о том, что ты хотя бы раз отдавалась кому-либо за деньги, и они будут видеть в тебе только шлюху, что бы ты ни говорила и ни делала потом. Мы неторопливо пили и ели, Лейс беспрестанно пытался острить, пока его ослабевший организм не отключился после единственного глотка горячительного, – эльф провалился в глубокий сон.

– Мы вроде как искатели, – сказал наконец Роб. – Ну-у, не как инквизиторские ищейки, а вроде кладоискателей. Ты ведь знаешь, что в этих лесах полным-полно древних эльфийских развалин и кладбищ?

Об этом факте я была наслышана – в таверне часто гудели слухи о том, что северные границы уязвимы оттого, что проклятых некромантов как магнитом притягивают Ничейные леса из-за обилия костей в земле. Холодный климат и глубокие каменные склепы позволили древним костям и мумиям сохраниться в относительной целости. А где старинные храмы и кладбища – там полно искателей приключений. Всегда будут охотники за богатствами и редкостями. Эльфийское оружие, что не затупляется столетиями. Доспехи, которые блестят, как новенькие, даже пролежав в склепе три сотни лет. Драгоценные украшения, серебряная и золотая посуда, статуэтки богов, искусно вырезанные из аметистов, малахита и кварца…

– Вы забираете богатства у мёртвых? – осторожно спросила я.

– Нет, детка, – подумав, сказал Роб. – Мы ищем портальные камни. Для Гильдии магов.

– Что это ещё такое – портальные? – Я медленно, по ниточкам отщипывала вкусное мясо.

– Да хрен его знает, что это. Вроде таких кристаллов, – он посмотрел на свою руку, – с ладонь примерно или чутка побольше. Маги говорят, что эти штуки концентрируют магию, а потом рассеивают, вроде так. Мне плевать, я не магистр какой-нибудь. Гильдия очень порядочно платит за такие камни. Если найдём каждый по камню – безбедная зима нам обеспечена.

О портальных камнях до этого дня я ничего не слышала, знала, что магия перемещения относится к волшебству высшего порядка, а потому используют её только взрослые и опытные маги. Ученикам академий строго запрещалось даже тренироваться в перемещениях, поскольку неверно заданные координаты портала или ошибка в расчёте могли привести к катастрофическим последствиям. Телепортацией пользовались обычно маги из Гильдии, имеющие специальный сертификат, либо преподаватели Университета или одной из академий. Конечно, в Веллирии были и другие волшебники: на службе у Высшего совета, приближённые маги правителей городов или регионов, в конце концов, были и самоучки, живущие обычно отшельниками или на окраинах деревень. Но мне не доводилось видеть, как выглядят магические порталы, и, насколько я знала, отряды Ордена Инквизиции перемещались тоже исключительно по земле – на лошадях или в закрытых повозках.

Я поёжилась от холода и сырости и бросила взгляд в сторону закопчённого старого камина. Словно услышав мои мысли, Роб сделал знак бородатому, и тот нехотя поднялся и начал греметь кочергой, выгребая угли.

– Можно было и так пересидеть ночь, – проворчал он себе под нос.

– У нас теперь не только этот доходяга, но и девка, а девкам нельзя простужаться, Снори, – разъяснил ему старший.

– Раз она магичка, – не унимался занудный Снори, – так пусть наколдует огня.

– Может, тебе ещё глинтвейну и бабу для сугреву наколдовать? – расхохотался Роб, вновь протягивая мне початую бутылку.

Я отказалась: от выпитого у меня уже шумело в голове, но самогон почему-то не согревал, а только обжигал внутренности. Хотелось придвинуться поближе к живому огню, прикрыть глаза. Моей душе нужно было немного времени, чтобы справиться с переменами, – так было и в прошлый раз, когда мы с Раминой бежали из Вестена на далёкий север. Снори плеснул на отсыревшие дрова толику масла из железной фляги и поднёс свечу – пламя взметнулось вверх и осветило наши лица тёплым светом.

Много ли нужно простой смертной? Едва только комната наполнилась живительным теплом и в мои заледеневшие пальцы, покалывая иголочками, начала поступать застывшая кровь, голова сама собой опустилась на колени, и я прикрыла глаза. Мой дар тихо тлел внутри. Моя магическая сущность была чрезвычайно довольна тем, что я начала её использовать по назначению, – пока интуитивно и неумело, но то ли ещё будет! Почему-то я чувствовала себя в безопасности. Подумать только! Я ночевала где-то в безымянном переулке среди весьма подозрительных личностей, но сейчас мне было здесь гораздо лучше, чем среди знакомых и, скажем прямо, опостылевших лиц. Мне было только неловко, что я ушла и не попрощалась с Уной – единственной моей знакомой, которая относилась ко мне по-человечески все эти полгода и которая беспрерывно плакала от благодарности за своё неожиданное исцеление. Об этом мы решили пока никому не рассказывать…

Роб и Снори вели приглушённый разговор. Я попыталась прислушиваться, но не могла разобрать в ворчании бородатого ни единого слова.

– Эй, лекарка, ложись со своим больным. Или, если хочешь, я скину его на пол, он привычный, – обратился ко мне старший.

Только сейчас я поняла, что, кроме единственной лежанки, в комнатке не было никаких спальных мест. Тощий эльф занимал не слишком много места, поэтому, когда Роб, как ребёнка, сгрёб его в охапку и отодвинул к стене, для меня осталось довольно пространства, чтобы улечься.

– Будет распускать руки – бей по морде или нас кричи, – посоветовал мне Роб.

Я осторожно улеглась. Сложно было осознать ту смесь чувств, которая клубилась где-то внутри меня, я хотела бы разобраться в ней, но мне недоставало концентрации, чтобы из цветастого клубка произошедшего вытянуть хотя бы одну нить и как следует обдумать её. Волны каминного тепла обволакивали меня. На всякий случай я проверила состояние Лейса, ощупав его лоб и выслушав дыхание: лихорадка отступила, парень вспотел и теперь крепко спал, восстанавливая силы. Если наутро ему станет лучше, мы выступим за стены города и отправимся в лес на поиск портальных камней. Может быть, нам повезёт и мы немного разбогатеем, и тогда… тогда я смогу если уж не поступить в академию, то хотя бы добраться до неё и устроиться в прислуги.

Уже сквозь призрачные видения сна я расслышала, как слегка захмелевший Снори повысил голос и на всякий случай уточнил у Роба:

– Ты уверен, что стоит брать с собой девчонку? От бабы в походе одни проблемы. Они вечно устают, треплются, да и… сам понимаешь. Нет девчонок – нет соблазна, думаешь только о заработке, а не о титьках.

Я затаила дыхание, изо всех сил напрягая слух и выныривая из приятной дремоты. Мне не приходилось путешествовать пешком, хотя я считала себя довольно выносливой и не собиралась жаловаться.

– А ты не о титьках думай, а о том, что она магичка, – посоветовал старший. – Такая, если что не по ней, проклясть может так, что ни на одну бабу потом не встанет. А то и совсем отсохнет.

Снори тихо хохотнул и подлил себе ещё:

– Ты её лицо видел? Проклясть… Это же цыплёнок желторотый.

Роб заёрзал на скрипучем стуле и понизил голос:

– А ты не будь дураком. Магов судят не по внешности, они знаешь как притворяться умеют. Я вот знаю, потому как женат был.

Они посмеялись и какое-то время молча сидели, прислушиваясь к треску прогоревших поленьев и подвыванию ветра в каминной трубе. На этот раз я так и не дождалась, когда мои новые знакомые возобновят разговор: сон окончательно сморил меня.

Глава 6

Тропинка терялась в бесконечном ковре подсушенной ветром листвы. Вырвавшись из стен города, я жадно вдыхала густые ароматы осенних деревьев, утреннего тумана, перезрелых грибов и диких прелых яблочек размером с орех, что то и дело попадались под ногами. Ах да, на моих ногах были теперь не потёртые башмаки служанки из таверны, а запасные кожаные сапожки Лейса, которые пришлись мне в самую пору. Как оказалось, к походу у компании всё было заготовлено: уложены спальники и запас провианта, смена белья и крепкие мешки для добычи, два остро отточенных топорика, различные зелья и даже отпугивающие нежить амулеты. Правда, когда мне дали подержать один из оберегов, выточенных из желтоватой кости и украшенных магическими рунами, я не ощутила внутри ни капли волшебства. То ли защитная магия была мне неподвластна, то ли эти амулеты были чистым надувательством для простофиль. Ведь каждый знает, что в Ничейном лесу не разгуливают в середине октября – это предзимнее, беспокойное время, когда все нечистые силы стремятся как следует повеселиться перед зимней спячкой и попить горячей крови, чтобы продлить своё теневое подобие жизни до весны.

Лейс с удовольствием размотал платок: чтобы у городской охраны на воротах не возникло подозрений, ему пришлось притвориться прокажённым и скрыть за разлохмаченной серой тряпицей бледное эльфийское лицо и длинные острые уши. Сейчас эльф, как и я, наслаждался запахами леса. Мы шагали бодро, и мне даже хотелось напевать какую-нибудь песенку, так хорошо было этим утром на душе. Перед нами разворачивался золотистый, зелёный, бронзовый пейзаж редколесья, и белое сияющее солнце всходило в прозрачной синеве меж весёлых деревьев. Серая белка с тёмной полоской на пушистой спине взялась прыгать с ветки на ветку, сопровождая нас отрывистыми, похожими на чириканье звуками. Эльф поманил её рукой – и зверёк прыгнул прямо на его ладонь. Порывшись в кармане, Лейс вытащил кусочек сушёного яблока и протянул мне.

– Можешь попробовать угостить её, – улыбнулся он.

Белка посмотрела на меня чёрными бусинами глаз, недоверчиво чирикнула, а затем проворно выхватила яблоко и перескочила эльфу на плечо. Мол, этому парню я доверяю, а тебе, странная человеческая девчонка, ещё подумаю. Кто знает вас, людей, уж не за беличьими ли шкурками вы направляетесь в лес поутру?

Ушедшие далеко вперёд спутники обернулись и, заметив нашу возню со зверьком, принялись возмущаться.

– Так я и знал, Роб! Девицы и эльфы в походе – что может быть хуже?! Не удивлюсь, если скоро начнутся танцы на полянах и любовные утехи с волками и медведями!

– Мы и без медведей справимся, – спуская белку на листья, заверил его Лейс.

– Если ты так дружен с местным зверьём, то какого беса змеюка тебя ужалила? – поинтересовался Роб, не замедляя хода.

– Она почуяла, что он предатель, – буркнул через плечо Снори, и эльф презрительно фыркнул на эти слова.

– Вас, людей, тоже иногда кусают дворовые собаки, – огрызнулся он.

Я не стала вмешиваться. Что-то подсказывало мне, что это брошенное невзначай замечание глубоко задело мальчишку. Быть может, путешествуя с людьми, он предавал свой народ, несмотря на объявленное перемирие? Или нарушал обещание, данное своим эльфийским старейшинам или жрецам? Недаром ведь в горячечном бреду вчера он раз за разом повторял имя того, кого до смерти боялся. Гаэлас – кажется, так. Эльф, которому мертвецы нравятся больше живых, – эти слова невольно впечатались мне в память, и сейчас при одном воспоминании о страхе, который пылал вчера в глазах отравленного Лейса, мне стало не по себе. Да, я тоже слышала болтовню о том, что в местных лесах разгуливают некроманты. Но ведь для того и существует Солнечная стража – защищать живых от нежити и демонов. Беречь границы мира людей. И где-то в этих лесах именно в эту минуту совершает свой дозор отряд, в котором служит он – Эдвин Сандберг. Украдкой я сложила пальцы в защитном жесте и пожелала ему вернуться в форт целым и невредимым.

Мы шли очень долго. Низкое солнце миновало свой полуденный пик и померкло среди густых ветвей. Я невольно подняла голову и огляделась, удивляясь тому, как быстро настал сумеречный вечер, но на самом деле всё ещё была середина дня, сменились деревья вокруг. Под ногами теперь то и дело попадались переплетённые сосновые корни, никакой тропинки не было и в помине, ветви елей загораживали проход и цепляли нас за одежду. Первым теперь шёл Лейс – наш проводник. Сперва он ступал легко, перепрыгивал через поваленные старые стволы и проползал под нависшими ветвями, но спустя какое-то время начал хромать и признался, что укушенная нога опять разболелась.

– Нужен привал, – осмелилась сказать я, и пыхтевший передо мной Снори согласно кивнул головой.

– Недалеко ещё, скоро будет поляна, – глухо сказал он. – Давай, остроухий, поднажми. Я тебя не собираюсь тащить на закорках, как в прошлый раз.