Читать книгу Margiza - Мария Георгиевна Mary Evil - Страница 1

Оглавление

Посвящается трем родным женщинам.


Что есть сны?

Отголоски нашей прошлой жизни. Цепкое переплетение минувшего, настоящего и будущего…


Сафэлус

Уникальность этого мира в его разнообразии.

Накинув на головы ночные колпачки, прикрывающие хрупкие лепестки-огоньки волосиков, три чудаковатых человечка крались сквозь окутанный мраком тронный зал. Одеяния их белоснежные, из редкого шелка, напоминающие длинные сорочки в пол. На ножках, с шестью пальцами, мягкие тапочки из лебяжьего пуха, сшитые умелыми ручками ночных фиалок в полнолунную ночь. Первый человечек нёс на горбу расшитую золотыми нитями кожаную котомку, украшенную узорными хлястиками и серебряными шнуровками, в дополнение к которым шли пуговички из драгоценных камней. Второй человечек приподымал колпачок, освещая путь, и часто оглядывался по сторонам. А третий смотрел в потрепанную карту и всё причитал, чтобы его братья вели себя тихо, хотя те и не думали шуметь.

Мраморный, добротно начищенный пол роскошной залы отражал свет лепестка-огонька. Рождённые от этого незыблемого сияния лучики, то и дело издавали смешки и разбегались по высоким колоннам и стенам. Они скользили по расписным балкам, переползали на изрисованный историей замка потолок и безмолвно умирали, не прекращая улыбаться.

Человечки остановились перед полукруглой, опутанной ветвями пахучей глицинии, аркой. Тот, у которого была карта, указал направо, и все трое шмыгнули за ближайший угол. Итогом их путешествия стал королевский кабинет. Когда братья до него наконец добрались, то выдохнули с облегчением. Они уселись немного передохнуть на пушистый ковер, сотканный, скорее всего, в стране дальней, теплой и прекрасной. Всё же котомка была до жути тяжелой. Да и тащить её пришлось с высокого холма во мраке. При этом ни в коем случае нельзя было попадаться на глаза людям или даже некоторым животным. Например, крысам, они довольно болтливы. Коты вообще хитрецы: за даром никого в людской мир не пускают. А обойти стражу замка с такой вот ношей на маленьких плечиках было не так-то уж и просто. До утра оставалось немного времени, человечки поспешили расправиться с делом, которое и привело их в королевскую обитель.

***

– В-в-ваше… В-в-ваше… В-в-величество… – дрожащим голосом позвал герцог Дарий Хонестас Третий.

Король тот час проснулся и, сладко зевнув, посмотрел на своего подданного.

– М-м-мы не хотели В-в-вас будить… – герцог сложил на груди трясущиеся руки. – Н-н-но дело отлагательств не терпит!

– Серьёзно? – король сел на постели, потер глаза и окинул просторную спальню сонным взглядом.

Вокруг его изящной кровати собралась многочисленная знать замка, даже начальник бравой гвардии присутствовал.

– Что же такого произошло? – улыбнулся Его Величество король Вербонур Фидель Десятый.

– Бра… гла… ва-а-а… – вымолвил пожилой герцог, продолжая сотрясаться чуть ли не всем телом.

– Да что с Вами, Дарий? – спросил король. Он присмотрелся и понял, что все окружающие болезненно бледны. У барона Витериса Террири Второго трусились колени, он был на грани паники. Придворная дама Амиса фон Бене ин Дутус вцепилась в руку баронессы. Обе стояли, приоткрыв рот, и смотрели перед собой пустым взглядом.

– У Вас в каб… у вас… – вновь попытался ответить герцог, слова давались ему с трудом. Подобно анаконде фразы намотались на язык и сжали его так, что сквозь губы засочилось невнятное кудахтанье писклявого птенца.

– Что?! Да говорите же! – не выдержал Вербонур, он откровенно забеспокоился.

– Голова! – воскликнул Фортэмус Аудакс Лорус Третий, начальник гвардии и удалой вояка.

Вербонур округлил свои мудрые глаза. Большим и указательным пальцем правой руки он пригладил шелковую, отливающую серебром бородку. Он принял задумчивый вид, затем резко, громко засмеялся.

– Умеете рассмешить, – но также скоро притих, понимая, что подданные не потехи ради собрались в его покоях. – Какая еще голова? – тихо спросил король, чуть сдвинув брови.

– Ваше Величество, – Фортэмус сделал два шага вперед. – У Вас в кабинете, на рабочем столе, огромная голова!

– Позвольте! – опешил король. – Чья голова?!

– Не знаем, – протянул мужчина и пожал плечами. Он пытался всеми силами побороть смятение и страх.


Ровно через минуту Вербонур, лишь накинув халат, даже не позавтракав, поспешил в личный кабинет. Его придворные и свита бежали вслед за ним.

– Служанка пришла протереть пыль и обнаружила сей феномен! – доложил герцог, быстро перебирая ногами. У короля довольно широкий шаг, да и сам он намного выше, крепче и сильнее других знатных мужчин, живущих при королевском дворе.

– Бедняжка до сих пор в обмороке! – отозвался барон, также поспевая за Его Величеством. Фидель в свою очередь еще пуще забеспокоился.

***

Синие яблоки, парящие в небе киты, поющие водопады, – многое повидал король Вербонур на своем веку. Он часто принимал заморских гостей, а те наперебой пытались удивить его. Но подобного – никогда! Даже во сне не привидится то, что узрел сейчас правитель…

Прямо в его личном кабинете, посреди большого стола, вырезанного из пепельного дуба, лежала здоровенная голова и храпела! Туловища не наблюдалось, да и признаков того, что голова отрублена не было!

И так как король отважился сам лично войти в помещение, дабы разглядеть подробней явленное диво, ему пришлось ухватиться за спинку ближайшего стула. Ноги так и подкашивало, и, если правитель рухнет, рядом не окажется никого, кто мог бы помочь ему подняться.


Абсолютно лысая, жирная, мерзкая и вызывающе криповая! Она покоилась на вытканной спицами белоснежной салфетке, прикрыв тяжелые веки. Несколько подбородков, усыпанных бородавками, и густые рыжие брови…

Король пару минут не мог поверить своим глазам. Но взяв себя в руки, отважился подсесть поближе и рассмотреть чудо-голову внимательнее.

Та мирно посапывала и, наверное, видела приятные сновидения. Огромные ноздри широченного носа, то раздувались, то сужались от тяжелых вдохов-выдохов. Через мясистые, пухлые губы вылетал свист, так крепко спала голова.

Дожидаться пробуждения Чудины пришлось недолго, она несколько раз причмокнула упитанными губами, издала звучный вздох и медленно разомкнула заспанные, покрытые тонким слоем испарины веки.

Вербонур оцепенел. На него в упор глядела красная пара выпученных глазищ. Заговорить первым король не решился. И чего ждать от башки, он не знал. Может она испепелит его своим жутким взглядом? Или возможно извергнет пламя изо рта?

– Не верь в дивный её аромат,

Сочится из этой лилии яд!

Настанет момент, без тени сомненья,

Сруби сей цветок, во имя юных дев спасения! – грубым, охрипшим голосом пропела головеха и тихонечко икнула.

– Простите? – брови короля удивленно приподнялись на лоб. Он не смел шевельнуться, хладный испуг пробрал короля до костей.

– Не верь в дивный её аромат,

Сочится из этой лилии яд!

Настанет момент, без тени сомненья,

Сруби сей цветок, во имя юных дев спасения! – повторила башка еле слышно и притихла. Она и потом будет напевать эти же строки, словно они её любимые.

***

До самой поздней ночи Чудина более ничего не сказала. Она лишь громко втягивала воздух через массивный нос, иногда кряхтела и пару раз откашлялась.


Король не покинул кабинет, решил, что оставлять головеху без присмотра не стоит, а заставить стражу нести караул рядом с подобным уродством довольно жестоко. Он ведь глава государства. Его задача заботиться о благе своего народа, подавая пример для подражания другим правителям. Люди должны ощущать защиту и покровительство, иначе для чего тогда его на трон посадили?

Так и уснул Вербонур, сидя на кресле, пока его не разбудило тихое улюлюканье…

– На дне большого ущелья,

На острове, средь морских вод,

В гнезде Голубого орла

Кот трёхглавый живёт.

Он мышей не ловит, пичужек не ест.

Он покой короля стережёт! – улыбнулась башка и даже подмигнула Его Величеству.

– Простите за бестактность, – Вербонур, оторопев, сел ровно, выпрямив осанку. – Но-о-о… что Вы такое?

– А король та еще сволочь!

Коту попить не даёт!

День и ночь бранится,

Да шкуру с котейки содрать грозится! – шепнула Чудина и присвистнула.

– Я правитель этого государства. Зовут меня Вербонур Фидель Десятый, – представился король. Он бы и ладонь для рукопожатия протянул, но это, по его мнению, будет неуместно. Учитывая тот факт, что у собеседника нет ни рук, ни ног. А касаться, допустим маленьких грязных ушей башки, Вербонуру не хотелось. – А Вас как зовут?

– Да шкуру с котейки содрать грозится! – повторила голова и замолчала.

В дверь кто-то постучал. Стоявший за ней войти не решился. Вербонур понимал, что Чудина наводит на обитателей замка несусветный ужас. Правитель сам поднялся на ноги и, пройдя мимо башки, которая не обращала на него внимания, вышел из кабинета.

– Вербик, поел бы. Отощаешь ведь, сокол, – ласковый голосок пожилой кухарки звучал тихо. Эта заботливая женщина вырастила короля, нянчила на своих коленях. Он любил её, как родную мать.

– Поем, Матушка. Чуть позже. – Мягко улыбнулся правитель и одарил женщину добродушным взглядом. Та быстренько обернулась, схватилась за ручку серебряного сервировочного столика на колесах, подкатила его к правителю. Накрытый на нём обед соблазнительно пах, пробуждая дикий аппетит. Вербонур вдруг осознал, что последний раз трапезничал позавчера.

– Покушай. – Еще раз напомнила кухарка и направилась вперед по длинному коридору. Её миниатюрный силуэт казался таким крохотным в величине высотных стен и широченных окон, окаймлённых громадными гардинами, сшитых в стиле барокко.

Правитель открыл крышку блестящего блюда и с удовольствием вдохнул упоительный аромат свежеиспеченных пряников. Схватил один, сунул в рот. Лакомство таяло на языке, Вербонур даже прикрыл от удовольствия глаза. Но, едва разомкнув веки, увидел гравировку на серебряной крышке птички Пеночки-весничка. Эта маленькая, но проворная пташка являлась символом его королевства. Она олицетворяла искусство и великолепное пение. В ту же секунду правитель вспомнил о своей ненаглядной Дэличее. В ушах зазвенел её чудный голосок. Порхающим облачком проплыли воспоминания о красавице…

Она в саду, поливает цветы и поёт самую красивую песенку нежным голоском.

– Пеночка! – так ласково Вербонур звал Дэличею в честь пташки. Девушка была той самой служанкой, обнаружившей Чудину ранним утром. Вербонур ужаснувшись, осознал, что забыл про всё на свете, так был поражен появлением башки. Даже не удосужился поинтересоваться состоянием дорогой Дэличеи. Правителю сделалось до жути стыдно. Отодвинув столик, он бегом помчался в крыло замка, где обитала прислуга.

– Пеночка? – король постучал костяшками пальцев и чуть приоткрыл дверь.

– Да?! – звонко воскликнула Дэличея и поспешила слезть с широкой кровати. – Фидель! – она кинулась в его сильные объятия. Обхватила миниатюрными рученьками крепкую шею и прижалась к широкой, сильной груди своего короля.

– Не бойся, моя хорошая, – он погладил возлюбленную по голове. – Я не дам тебя в обиду. – Вымолвил он чуть тише, вдыхая тонкое благоухание её шелковистых волос.

До сего момента Дэличея лишь смущенно улыбалась Вербонуру и отказывалась от любого подарка, на пирах тоже показывалась редко. Она часто благодарила правителя, хотя он и не понимал за что. Но никогда не подпускала его настолько близко к себе. Прежде девушка не подавала вида, что готова ответить на светлые чувства правителя. А теперь, когда она вжималась своим прекрасным личиком в ворот его рубашки, такая хрупкая, теплая и живая, король сердечно надеялся, что в сердце его любимой тлеет огонёк. Она, конечно, ему неровня. Вся такая талантливая и красивая. Вербонуру до неё еще расти и расти, но он питал неуёмное желание завоевать благородными поступками её сердечко.

***

Башка тараторила дни напролёт! На вопросы не отвечала, представиться не спешила. Вместо красивых четверостиший теперь выдавала непонятную белиберду.

Как трактовать ту несусветицу, что несла Чудина король не знал. По сути, это полнейшая чушь! От подобного вздора хочется отплевываться, более того, Вербонур порой искренне желал прикрикнуть на башку с требованием заткнуться. Но он был слишком сдержан и хорошо воспитан, чтобы вести себя таким недостойным образом. Тратить время на стишки и глупости не в характере короля. Он уважал высокодуховные диалоги, наполненные философией, рассуждениями. Будучи человеком ответственным, ценил своё время и время собеседников. Решал важные вопросы, часами беседовал с мудрецами. Безусловно, Вербонур увлекался искусством, обожал слушать музыку, но не сутки же напролет.

Наступившее утро исключением не стало. Король присел напротив уже наскучившей башки на свое привычное место. Он временно отложил личные дела, желая сперва разобраться с головехой. Люди боялись, на этой почве стали распускаться всякие слухи. Король с аппетитом жевал кусочек свежеиспеченного хлебушка, сдобренного подсолнечным маслом и солью. Всё думал о том, как бы порадовать кухарку. Вербонур обожал дарить щедрые презенты слугам. Ведь они выполняют довольно грязную, а порой тяжелую или даже опасную работу. А те, кто на полях трудятся? Временами королю становилось совестно, если он, справив все свои обязанности, сидел сложа руки, тогда как в этот момент кто-то буквально впахивал, словно конь. Допоздна правитель задерживался в библиотеке. Читал, узнавал что-то новое, развивая навык управления государством, работая на улучшение качества жизни своих граждан.

– Бязы-Азы! – буркнула башка и издала череду хриплых смешков. Его Величество даже не обратил на неё внимания, так был погружен в свои мысли.

– А стрижики летали над водою, всё летали, – запела голова. – А стрижики покоя всё не знали, не знали! Рыбешек дразнили, водицу мутили!

– А я хлебец жую, да песенки слушаю. Тоской упиваюсь, дурью маюсь. Мне до стрижиков дела нет, да и рыбу сегодня подадут на обед… – пропел король, отрешенно глядя перед собой.

– Доброе утро, Ваше Величество! – вдруг выдала головеха и ухмыльнулась.

Правитель так и замер на месте! Корочка, что осталась от хлебца, выпала из его руки. Вербонур медленно повернул голову и уставился на башку. Это первое, самое адекватное, что сказала Чудина за прошедшие семь суток.

– Д-д-доброе… – проговорил Вербонур и тяжело сглотнул.

– Как Ваше здоровье? – рыжая бровь поползла вверх, образуя на широком лбу волны параллельных морщинок.

– Потрясающе… – растерянно вымолвил король, скорее выражая свое восхищение, нежели отвечая на заданный вопрос. – А Ваше? – спросил он уже чуть тише.

– О, право-право, крепкое! – голова издала три гортанных смешка. – Вы, помнится, спрашивали, как меня зовут? Так позвольте представиться, я Сафэлус.

Вербонур прикрыл разомкнутые от изумления губы и кротко кивнул.

– Я бы поклонился Вам, Ваше Величество, но думаю, Вы и сами сообразили, что у меня нет шеи.

– Не стоит беспокоиться, Сафэлус – Вербонур немного расслабился. – А я с Вашего позволения! – правитель поднялся во весь рост и чуть склонил голову, выражая свою признательность. Не страх или подхалимство, а именно проявляя уважение.

***

На данный момент Вербонура тяготила лишь одна дума: несёт ли Сафэлус какую-либо угрозу его королевству и жителям? Благополучие народа и родных земель превыше всего! Если честно, то на уме правителя вопросов было превеликое множество. Конечно, он не решился в лоб спрашивать, не уготовила ли мерзкая башка страшной участи для его государства? Даже если Сафэлус и ответит, где гарантия, что это будет чистая правда?

«Стоит подождать немного с расспросами!» – решил Вербонур, намереваясь дружеской беседой развязать голове язык.

Пришло время ужина. Дэличея подкатила накрытый сервировочный столик к двери и три раза стукнула в неё.

Вербонур поцеловал тыльную сторону ладони своей возлюбленной, ласково улыбаясь при этом. Закатывая столик в кабинет, он всё еще пребывал в легкой эйфории. Чудина заметила сияющий вид правителя, она слышала их голоса, и игриво проговорила…

– А Вы влюблены, Ваше Величество, – башка изогнула свои большие губы в ухмылке и несколько раз кротко моргнула.

– Влюблён – с лёгким смущением кивнул правитель и присел в кресло.

– Небось, и жениться надумали?

– Да. Я на ней женюсь, – кивнул Вербонур.

– А она-то согласна?

– Я предложу. Надеюсь, не откажет.

– Наверное, она знатная персона? – спросил Сафэлус будто с хитринкой.

– Нет. Она служанка в моем чертоге.

– А разве короли на слугах женятся? – сощурилась башка.

– А почему бы и нет? – Вербонур спокойно посмотрел Сафэлусу в глаза. – В моем королевстве разделений и гонений в соответствии индигената* нет! Каждый выполняет свою работу и выбирает то, что ему по душе. Лишь главное, чтобы это не было во вред другим или самому себе.

Сафэлус озарился всем своим видом.

– Знавал я одну женатую пару… – задумчиво протянула Чудина. – Довольно печален их роман.

Правитель выразил мимикой лица свой интерес. Ему хотелось услышать историю, башка это поняла и заговорила…

– Один граф долго ухаживал, а затем женился на мухе… – сказал Сафэлус и посмотрел в удивлённые глаза Вербонура. Рассказчик выжидал, слегка прищурив веки.

– Простите, Сафэлус, Вы сказали… на мухе? – ошеломление выскользнуло вперед фразы.

– Да-да, – оживленным голоском проговорил Сафэлус и продолжил повествовать.

– Поначалу они были безумно счастливы. Граф боготворил свою супругу. Они всё делали вместе. Гуляли, катались на лошадях и устраивали пикники. Муха кормила мужа ежевичным вареньем, которое казалось графу самым вкусным блюдом. Вот граф ладошку выставит на стол, муха прыг и усядется на неё! Да как начнёт крылышками жужжать, напевая весёлую песенку. – Башка замолчала, давая правителю время осознать и спросить…

– Сафэлус, это очень странно, – Вербонур приложил указательный палец к щеке, опираясь подбородком на кулак, а локтем в столешницу. – Как мужчина мог жениться на мухе?

– Совершенно обыкновенно, – обыденно ответила голова и продолжила. – Виною раздора меж супругами стала пчела. Граф случайно забрёл в густую чащу, когда охотился в лесах. Он наткнулся на улей, где и жила пчёлка. Она пожалела заблудшего. Бедняга устал и оголодал. Кокетка накормила графа душистым мёдом и исполнила ему звонкую песенку. С того момента мужчина не мог уже её забыть. Он стал тайком сбегать к улью и всячески увивался за пчелой. Вскоре муха прознала об измене мужа и, обидевшись, поспешила уйти от него, но тот уговорил не покидать их дом. Муха простила прегрешения супруга не без усилий. Идиллия продлилась недолго. Граф вновь начал гулять к полосатой красавице. Муха устроила мужу скандал, когда тот нагрубил ей, сказав, что устал есть кислое варенье, что надоело ему глухое брюзжание жены, та улетела из замка. Кота в мешке не утаишь! – Сафэлус издал кроткий смешок. – Пчела тоже узнала о том, что граф женат. От злости опасная красавица ужалила его в правый глаз, да так, что тот ослеп! Вот и остался гуляка одиноким, несчастным и незрячим на одно око. Теперь пчела уже не казалась ему такой притягательной. Он жалел о содеянном и скучал по своей любимой, ласковой мухе. Дни и ночи напролёт рыдал уцелевшей глазницей!

Некоторое время оба собеседника сидели в молчании. Вербонур размышлял, Сафэлус ожидал.

– Стало быть, – наконец нарушил тишину правитель. – Расстались они с мухой, не потому что были такими разными, а потому что граф сам всё разрушил?

– Верно, – довольно буркнула башка, отчетливо осознавая, что рассказанная история послужила для короля ценным уроком на будущее. Конечно, она несла более глубокий смысл, но Вербонур понял именно тот, который пытался до него донести Сафэлус. – Ежели совершил какой поступок по воле своей, да в здравом уме, так не хныкай, словно дитя малое. Держи ответ за слова, и уж тем паче, за поступки.

Вербонур благодарно кивнул Чудине. В животе у правителя заурчало, и он притянул к себе столик чуть ближе.

– Могу ли я Вас чем-то потчевать, Сафэлус?

– Благодарю, Ваше Величество, но я не ем и не пью. Хотя я буду весьма признателен, если Вы прикроете портьеры от ярких лучей заходящего солнца. Я уважаю небесного царя, но его острый свет режет мои глаза.


*Индигенат – юридический термин, характеризующий гражданский статус.


Чёрная невеста

Маргиза пробудилась ранним утром до восхода солнца. Она подошла к широкому окну своей комнаты и настежь распахнула его. Прохлада улицы обдала бархатную кожу приятным касанием. Маргиза вдохнула дурманящую свежесть, смешанную в непередаваемую композицию ароматов. Прямо за окном расстилался прекрасный сад, а под подоконником росли пушистые кусты пионов, бутоны которых источали невероятное, сладкое благоухание.

Девочка окинула, еще пока спящую, округу внимательным взглядом. Умиротворенный покой укутывал природу незримым покрывалом таинственности. Зелёные очи Маргизы с восторгом рассматривали великолепие и статность цветущих каштанов, высокие ёлки с раскидистыми битыми ветвями также не были обделены вниманием. Порой на глаза попадались причудливой формы валуны, словно бы в шубку одетые, поросшие мхом. Всё это Маргиза видела уже много лет, но не переставала восхищаться! К сожалению, животных и насекомых теперь не найти в этом райском месте. Они стали постепенно уходить из сада после внезапной трагедии. Эта напасть и по сей день обитает в поместье Кариссима, родном доме Маргизы. На самом деле трагедией все называли смертельную болезнь её матери. Хворь иссушила прекрасную, молодую и некогда жизнерадостную женщину. Пила из неё соки жизни, погружая всю семью в чашу страданий, приближая страшный час смерти для Коломиры.

Ни одно назначенное докторами лечение не помогало. Ни одна провидица, либо знахарка, толком не сумела объяснить немощь, обуревавшую добрую женщину. Маргиза часами сидела у постели матери. Коломира напоминала ей дивную розу, срезанную в саду и опущенную в хрустальную вазу. Цветок, насколько бы он не был прекрасен, в итоге вял и усыхал, а потом рассыпался в прах.

Маргиза Авиль Кариссима Первая – юная прелестница. Самая старшая из детей большой семьи, жившей в поместье имени Кариссима. С изящными, правильными чертами лица, густыми, упругими волосами, цвета разливного шоколада с легким отливом спелого баклажана, которые доставали Маргизе до самых бёдер и вились в пружинистые кудри. Девочка росла вызывающе красивой. Пусть выглядела она младше своих лет, но ей пришлось слишком рано повзрослеть. От тоски и печали она начала много читать. Изученные ею книги вызывали интересные мысли. Постепенно Маргиза разучилась быть чересчур наивной. Она даже перестала молиться. Хотя её вера в чудеса не угасала. Всё чаще девочка ловила себя на мысли, что сходит с ума, потому что она видела…

Впервые Маргиза увидела её на пороге парадных дверей. Женщину в чёрном подвенечном платье. Белоснежное лицо незнакомки было сокрыто под чёрной кружевной вуалью. Она вошла в поместье посреди бела дня. Маргиза тогда была на год младше. Она помнит, как играла с братьями и сестрами в саду.

Потом крик. Все на него сбежались. Вопила служанка, она нашла Коломиру на полу. Бледная та лежала и, казалось, почти не дышала. С тех пор мать Маргизы не покидала постель. Утихли музыка и смех в поместье, больше не было гостей и пышных балов. Дом Кариссима окутал мрак. Стены покрывались тонким слоем плесени, кое-где появились трещины под крышей, а каменные статуи медленно рассыпались. Множество друзей покинуло «печальную» семью. Лишь самые близкие наблюдали за долго тянущейся кончиной несчастной женщины и жалели её.

Скоро остановятся стрелки часов. Коломира умрёт…

Чёрная невеста более не покинула их жилища. Она безмолвно появлялась в коридоре, недолго стояла над кроватью Коломиры и также бесшумно уходила. А порой ложилась рядом с больной и что-то шептала ей на ухо целую ночь, а та билась в горячке. Рвала простыни и наносила себе раны, царапая тонкую, отдающую синевой кожу.

Маргиза осознавала, что уродливую женщину никто, кроме неё не видит.

Поначалу девочка жутко боялась. Но потом постепенно страхи и надуманные ужасы улетучились. Маргиза прогоняла Чёрную невесту. Обливала водой или бросала на неё белоснежный шелковый платок. Та исчезала ненадолго, затем возвращалась. Заходила в комнату Коломиры, даже если там кто-то был. Склонялась над женщиной и целовала в потрескавшиеся от температуры уста. После каждого поцелуя в поместье случалась смерть. Не люди, живность. Все животные в поместье, словно болезнь переходила и на них, постепенно вымерли. Остальные бежали прочь. Улетели бабочки, уползли жуки.

Осторожно забравшись на подоконник, Маргиза вылезла в окно. Босые ноги опустились в прохладную рыхлую землю. Девочка обступила цветы и вышла из клумбы на вымощенную гладкими камнями тропинку. Она хотела услышать пение ночных птиц, но кругом было тихо. Пташки больше не вили гнёзд на ветвях сада Кариссима. От этого делалось печально. Но Маргиза точно знала, что где-то на чердаке, под крышей, живёт молодой филин. Иногда она приходила к нему и оставляла что-то съедобное. Ей нужно было кому-то высказываться, изливать печали и она смело раскрывала душу ночному хищнику. Тот внимательно слушал, но никогда не отвечал и не перебивал. Идеально.

Есть такие места в родной обители, где каждый может чувствовать себя особенно уютно и защищенно. Для Маргизы это углубление в стволе пепельного дуба. Она свободно помещалась там, и это уже стало неким ритуалом, приходить сюда, сидеть до зари. В эти блаженные минуты девочка была мысленно далека от своего горя.

Скоро рассвет, но до первого лучика на небе еще есть немного времени. Маргиза закрывает глаза и, глубоко вдохнув, погружается в подлунную грёз наяву. Живо воображает мир, в котором нет бед и горя. То царство красоты и покоя.

Мне нужно преподать тебе урок

Сафэлус и Вербонур не на шутку сдружились. Говорили они обо всё на свете. Башка рассказывала невероятные истории. Грустные, весёлые, совершенно безумные. Вербонур внимал с неистовым интересом, порою делал выводы. От некоторых сказаний правитель хохотал в голос вместе с новым другом, от других оба придавались легкой грусти.

О себе Чудина практически не рассказывала. Лишь только…

– А живу я в огромном стеклянном ларце, сделанном из пурпурного льда. Висит ларец на драконьих жилах в маленькой темнице, внутри затерянного во мраке холма.

– В одиночестве?

– Полнейшем! – отвечал Сафэлус. – Во тьме и тиши.

– И не тоскливо тебе?

– Я только сплю. Пока меня не закинет в очередное королевство с долгом зовущим.

– Но откуда тогда ты знаешь столько историй, стихов и песен?

– Я обладаю редким даром, – улыбнулся Сафэлус, обнажая желтоватые зубы. – Я путешествую в мире снов. Знаешь, ведь мир этот огромен и прекрасен. Он граничит с земным, реальным миром. Грань эта ослабевает с наступлением ночи…

Сафэлус практически не видел белого света. Почти всё его существование прошло в грёзах, да в потаённом царстве Гекаты. Вербонур предложил своему другу устроить настоящую прогулку. На что Чудина охотно согласилась.

Переложив Сафэлуса в серебряное блюдо на сервировочный столик с колёсиками, правитель покатил его по широким коридорам, попутно рассказывая историю замка и государства. Они обошли все залы, посетили небольшой музей и театр при дворе. Исколесили цветущий сад и, наконец, сделали привал у пруда под раскидистой ивой. Рядом журчал небольшой каскадный ручей, стекающий со ступенчатого пригорка. Глаза Сафэлуса лицезрели все красоты бытия с восхищением. Порою он издавал изумленные выдохи или восклицал в голос:

– Вот это да!

Вербонур едва заметно улыбался.


Жители замка привыкли к необычному виду гостя и перестали его опасаться, хотя стороною обходили. Главное – сплетни рассеялись, страхи разбежались. Издали Сафэлус увидел Дэличею, девушка бесстрашно прошла мимо и поприветствовала друзей. Сафэлус неподдельно порадовался за Вербонура.

– Твоя невеста безумно красивая и утонченная, – искренне признался он. – И теперь при виде меня от испуга в обморок не падает.

«А чего тебя бояться? Ты ведь такой хороший!» – подумал правитель, но вслух ничего не сказал.

***

В утро воскресного дня башка открыла тайну своего визита к правителю…

– Мне нужно преподать тебе урок… – таинственно произнесла Чудина и посмотрела в глаза Фиделю.

Таким серьезным государь еще не видел Сафэлуса. Он даже присел на софу.

– Я в чём-то провинился? – еле заметное удивление промелькнуло на лице Вербонура.

– Нет, друг мой. Это на будущее…

Его Величество стал с пристрастием любопытничать. Но как бы он не старался выведать больше, Сафэлус говорить ничего не стал. Он лишь с загадкой отметил, что всему свое время. И настанет момент, когда Вербонур без чьей-либо помощи всё поймёт. А самое главное: за ним стоит великое право выбора. И от этого выбора зависит множество человеческих судеб! Единственное, что уверенно отметил Сафэлус, это…

– Слушай голос внутри себя, когда он начнёт громко взывать.

***

Этим вечером они завели странную тему. Друзья сидели у камина и изредка поглядывали на колышущиеся языки огня, танцующие на костях углей.

– Убивая убийцу убийцей меньше в мире не станет! – утверждал Вербонур.

– Я с тобой согласен, но осмелюсь всё же оговориться – это утверждение! – пробурчала башка. – Суть не в том, чтобы уменьшить количество убийц, а в том, чтобы не допустить большего числа жертв. Убийц меньше не станет в мире – твоя правда, но и покойников более не прибавится. А я с особо точной уверенностью могу сказать, что нет ничего ценнее и прекраснее подаренной Высшим жизни!

– Я бы не смог убить… – отрешенно прошептал правитель, глядя на яркие узоры пламени. Он успел задуматься и решить это для себя. – Даже отъявленного подлеца не смог бы.

– А если подлец, забавы ради, истязает самых слабых: детей и женщин? И за тобой лежит право погубить мерзавца, дабы материнские сердца были спокойны, что их сокровищам нет угрозы, чтобы ты сделал?

Вербонур размышлял долгое время, затем ответил, будучи убежденным в своей правоте:

– Предал бы его суду! Убийство есть ничто иное, как страшный грех!

– Хм… – Сафэлус был явно огорчен. – Правосудие слепо, друг мой! Детей матерям не вернуть. Подлец может избежать наказания. И каково родительским сердцам пережить такую несправедливость? – башка искоса взглянула на правителя. – Ты вообрази себя на их месте! Представь, что испытывают они?! А ты? Ведь мог помочь, но отступил, боясь испачкаться в грехе благородного дела.

– Какая интересная игра слов, – призадумался король. – В грехе благородного дела… – Отчужденно повторил он.

– Каждая ситуация в нашей жизни несет какой-то урок! – объявил Сафэлус. – Ни один разговор, даже самый пустой, не случается просто так. Во всём есть смысл!

– Не уж-то? – наигранное удивление и неверие одновременно смешалось в голосе короля. – А те бредни, что ты поначалу говорил! В чём же заключается их смысл?

– А в том, Вербик, – башка прознала про ласковое прозвище правителя, и оно так пришлось ей по душе, что теперь не только Маушка звала короля «Вербиком». – Что тебе нужно было заговорить со мной на моём языке, так сказать, снизойти до моего уровня, чтобы мы могли выйти на контакт.

– А может мне стоило найти с тобой другие, так сказать, точки соприкосновения?

– Например? – прищурился Сафэлус.

– Допустим… – государь призадумался на мгновение. – Интересы! Вот что ты любишь более всего?

– Спать! – быстро ответил Сафэлус и издал смешок. – Люблю видеть сны. Особенно если они чужие! Они такие красивые и невероятные. Вот вчера мне довелось увидеть трогательное сновидение о чахнущей душе…

– Расскажешь мне? – правитель подсел ближе и, уперев локти о стол, придерживал ладонями голову. Он пылал интересом.

– Расскажу, – ответила башка и улыбнулась уголочком тучных губ. – Но сейчас мы не об этом.

– Да, верно, – согласился правитель. – Мне стоило найти наши общие интересы. Вот ты спать любишь, а я… – и тут Вербонур притих. Чуть поразмыслив, он осознал, что никогда не задумывался о своих вкусах и предпочтениях. Все его увлечения были для поднятия собственного статуса. Правитель должен уметь всё! Правитель – глава государства и пример для подражания! Правитель есть никто иной, как человек несущий на своих плечах громадную ответственность!

***

Сафэлус и Вербонур вели очередную беседу, сидя в беседке дворового сквера. День выдался пасмурный, но друзья этим нисколько не были огорчены.

– После дождя будет радуга, после войны – мир, после смерти – жизнь! Лишь шрамы напомнят о последствиях! Иногда, пульсируя легкой болью, а порой оживая в памяти воспоминаниями. Берегите покой своих государств, потомки! Проповедуйте беззлобие! – Вербонур захлопнул книгу и, прикрыв глаза, сделал глубокий вдох.

– Трогательные строки, мой друг, – раздумчиво промолвила башка.

– Это летопись о тяжелых событиях моей страны. В те горестные, давние времена, когда на землях её лилась кровь. Когда брат убивал в бою брата. Когда отец не щадил сына. – Вербонур читал своему другу о первой войне, произошедшей триста веков назад. Длилась она ровно сто лет и была самой жестокой и кровопролитной. После воцарился мир слишком идеальный для понимания некоторых.

– А ты бывал на войне, Фидель?

– Да, – кивнул Вербонур, вспоминая неприятные для себя моменты, что довелось ему лично узреть. Как же молод он тогда был… – Мы стояли за нашу родину ровно сто дней. Не срок, если сравнивать с первой компанией, которой явно покровительствовали Арес и Энио! Я так боялся, даже стыдно за себя. Тяжело мне было переломить этот гадкий страх. Летописцы потом написали про нас, героями выставили. Не хочу даже перечитывать. Совестно!

– Ох, летописцы всё любят искажать, да приукрашивать. Сказочники не лучше! Вот тебе наглядный пример. Вспомни историю о девочке, потерявшей мать, отец которой женился второй раз на вдове с двумя дочерями. Вскоре он умер, а бедняжку сделали прислугой в родном чертоге.

– Эта та, которой крёстная подарила платье и хрустальные туфли?

– Да, именно. Так вот, на самом деле, когда принц, наконец, нашел её, после того, как она сбежала с бала, обронив хрустальную туфельку, девушка не понравилась ему. Одета она была бедно, в потрепанную ветошь, а не как тогда, придя на бал в роскошном наряде. Лицо её было вымазано сажей, волосы спутаны, а на миниатюрных ножках красовались грубые башмаки. Принц посчитал такую замарашку неподходящей парой Его Высочеству! Влюбился он в роскошную красавицу, а нашел неопрятную грязнушку.

– Постой… – Вербонур приложил к губам палец, он задумался. – Но ведь история кончилась свадьбой?

– Да! Это потому что принц не мог отказаться от своего слова. Он обещал, что женится на той, которой туфелька будет впору. Но не всё так просто, ведь постепенно он смог полюбить сиротку.

– Как всё случилось?

– Принц забрал замарашку в свой дворец. Там её умыли и нарядили. Всеми силами юноша старался оттянуть день венчания, но чем дольше наблюдал за простушкой, чем больше говорил с ней, тем сильней его тянуло к девушке. В итоге он еще крепче полюбил свою невесту, даже больше чем ту незнакомую, коей она впервые явилась на пир. Да и она показала не только внешнюю прелесть, но и свои достоинства!

– Такой расклад мне более по душе, – признался король. Порой он увлекался романтическими историями, особенно теми, что заканчивались счастливо.

Сафэлус взглянул на Фиделя с доброй, чистой улыбкой. Казалось, что он является ему братом или даже сыном.

– Знаешь, а ведь я даже в бою ни разу не был. Все те сто дней мы стояли у границ королевства плотным кольцом, пока мой отец договаривался с врагами. Я не знаю, кому возносить хвалу, но враги отступили и более не возвращались. Грешно даже говорить такое: «Я был на войне». Ну, был, а толку? Я ведь её даже не увидел.

– Вербик, послушай, если очень хороший человек, такой как ты, совершит вынужденный грех, он останется в первую очередь просто человеком, ведь у каждого есть свое предназначение. Не хвастай геройством – это не дар, а проклятие. В отдельных случаях – фатально.

Не успел правитель ответить что-то разумное, башка прикрыла веки и задремала.

***

Поутру Сафэлуса не стало. Вербонур искал его везде, где только можно. Появился с рассветом, а растворился в лучах лунной зари!

Опустошение…

Вот что нынче чувствовал правитель. Ему казалось, что из его груди, прямо от сердца, оторвали кусок, и теперь там открытая рана.

Сафэлус исчез так же внезапно, как и появился. Он оставил после себя на белоснежной салфетке кожаный сверток. Вербонур развернул его и обнаружил письмо вкупе с маленьким резным ключиком, тот был украшен декоративным ушком, обделанным драгоценными камнями и изящной резьбой на стержне. Что именно отпирает этот ключ, в письме не было указано. Но зато Сафэлус желал Вербонуру всех благ и искренне надеялся, что правитель прислушается к зову своего сердца. И главное: не станет игнорировать сны. До встречи с башкой правитель никогда не видел снов, даже не помышлял какие они. Этой же ночью ему впервые приснилось мрачное поместье и плачущая над больной женщиной девочка. Он плохо разглядел её личико, но зато отчетливо услышал надрывные, рвущие душу всхлипы.


Хранитель

Воспитанные девочки не покидают постель среди ночи. Воспитанные девочки не лучатся пламенем злобы. Воспитанные девочки…

Маргиза с силой сжимала стойку античного шандала*. Пламя крупной свечи тревожно колыхалось и тихо потрескивало. Глаза девочки с ненавистью смотрели на неё.

Чёрная невеста застыла в конце коридора. Маргиза не испытывала даже капли страха. Ею обуревал только бесчинствующий гнев!

Бесстрашной походкой девочка направилась прямо к уродливой женщине. Приблизилась и дерзновенно взглянула в её жуткое, покрытое глубокими шрамами лицо, прикрытое филигранным гипюром.

– Уходи! – требовательно выговорила Маргиза сквозь стиснутые зубы. – Убирайся отсюда!

Их окутывал полнейший мрак и тишина, только лепесточек огонька развеивал чернь, словно лучик надежды, пробивающийся сквозь хмурое небо печалей. Маргиза в белоснежной ночной сорочке, шелковистые локоны раскиданы по её плечикам. Уродливая женщина перед ней высокая, тощая, подняла фату, обнажая свой пугающий лик. Она ухмыльнулась. Слова девочки, казалось, лишь позабавили её.

Ничего не говорила Черная невеста. Немым призраком смотрела в живые очи юной красавицы. Всё хотела перепугать, заставить плакать от смятения, а лучше от горя и отчаяния!

Не вышло. И более не выйдет!

Маргиза приобрела силу в своей слабости. Она искалечила страх до такой степени, что тот заскулил, как пёс бродячий, и рванул прочь далеко-далеко. На его место пришли уверенность и жгучее желание бороться!

Теперь они с жуткой обручницей на равных.

– Я сама прогоню тебя, – Маргиза нагло улыбнулась, смотря прямо в побелевшие глаза Чёрной невесты. Их словно застила мутная, молочная пелена, не было видно радужки, и Маргиза лишь гадала, какого цвета она могут быть. Девочка сделала к даме еще шаг и теперь ощущала колющий мороз, исходящий от её блеклой кожи. Она приблизила свое лицо и зашептала невесте в самые губы:

– Ты уйдёшь отсюда ни с чем! Мою маму ты не получишь, мерзкая хворь! – девочка довольно поджала губы, задрала носик к верху и приподняла одну бровь.

Впервые в жизни обручница приоткрыла сморщенный рот, чтобы сделать глубокий вдох. Она зашипела словно змея. Всем телом затряслась, серьги из черного мориона в её ушах заколыхались. Злобно оскалила прогнившие клыки, тихо рыкнула на Маргизу.

– Ступай прочь! – уверенно шепнула юная красавица.

Образ невесты стал тускнеть. Она пригнулась, затем медленно скукожилась, как кусок смятого выползка, кинутого в огонь, и с недовольной гримасой на безобразном лице растворилась впотьмах.

***

Переполняемая отчаянием, она шла к винтовой лестнице в пустое крыло поместья. Как же она устала, как вымоталась думами и печалями. Обозлённая и изнывающая от собственной беспомощности, девочка взбежала наверх. Толкнула ногою тяжелую дверь из пепельного дуба и вошла на чердак. Да уж, поведение неблагопристойное, леди такого себе позволить не может. Только какой сейчас смысл в отчеканенном воспитании по томам про этикет, если это не поможет спасти родного человека?

Куда выпустить этот яд в виде лютой злобы?

Её не смутили пыль и распахнутое оконце. Девочка подошла к крайней балке под потолком, там обычно сидел филин, подняла голову, чтобы рассказать ему.

Она со стуком опустила шандал с горящей свечей на близстоящий стол и, едва сдерживая слёзы, залепетала…

– Я хочу ей помочь! Хочу избавить матушку от мучений. Я хочу… – она ходила из стороны в сторону, а птица цепким взором неотрывно следила за каждым движением Маргизы. – Хочу спасти мою мамочку! Чтобы она как прежде улыбалась и стала вновь здоровой. Но нет, не могу! Не знаю как!

Филин отвернул голову вбок, тихонько ухнул. А девочка сжала кулачки. Она искала ответы. Она горела от желания.

– Я не молюсь давно. Не прошу у Вышнего чуда. Я ничего не прошу, лишь только возможность! Хотя бы подсказку! – Маргиза остановилась, схватилась за голову, вся задрожала. – Я бы на многое пошла! Я бы не испугалась!

Резкий порыв ветра сдул со стола листы запыленных нот. Грозился погасить хрупкое пламя, но оно устояло. Филин повернул голову обратно, взглянул на Маргизу.

– Я искренне желаю мамочке помочь. Я её так люблю… – она всхлипнула. Маленькое сердце болезненно сжалось, затем гулко застучало. Желание, сказанное вслух, было столь ярким, что очередное дуновение из окна погасило свечу, оставляя Маргизу во власти ночи.

Она стояла, часто дыша через приоткрытые губы.

– Хорошо, что ты не давала пустых клятв, Шери, – раздался приятный на слух мужской голос в темноте.

Капельки слёз просохли. Девочка проглотила комок страха, вставший в горле. В какой-то момент она решила, что ей послышалось. Но вдруг скрипнула половица. Кто-то сделал несколько шагов вперед и остановился. Маргиза едва разглядела высокий силуэт.

– Клятвы чересчур откровенны для меня, – прошептала она, немного отступив назад. Ей было очень страшно, настолько, что кончики пальцев закололи морозом, и она перестала их ощущать, только вот сбежать она и не думала.

До её слуха донеслась ухмылка. Силуэт медленно подошел к столу. Мелькнула лучистая искра, неприятно ослепила Маргизу и быстро потухла. Следующая родила дрожащий огонёк. Зажглась свеча, и девочка увидела широкие плечи высокого незнакомца. Когда он обернулся, она заметила мягкую улыбку на его благолепном лице. Это был молодой мужчина, одетый в длинный чёрный плащ. Ярко-бирюзовые глаза короновали роскошные чёрные брови. На плечи спадали тёмные локоны, особенно яркие на фоне его лилейной кожи. Мужчина был в шляпе украшенной перьями, закрепленными филигранной брошью в виде серебряной совы с двумя камешками бирюзы вместо глаз. Незнакомец снял головной убор, учтиво поклонился девочке.

– Здравствуй, Маргиза! Я Вергилий! Хранитель этого дома!

Она поняла. Она всё поняла!

Маргиза приветствовала его реверансом.

– Здравствуй!

Вергилий легкой походкой стал обходить её по кругу, оценивая взглядом. Серебряные цепочки на его кожаных сапогах еле слышно позвякивали.

– Что же ты, Шери, не загадала волшебное лекарство? Или исчезнуть из вашего дома хвори? – он склонился к её уху и вполголоса проговорил: – Тогда вмиг всё бы и получила!

– Нет лекарства от неизвестной болезни, – Маргиза была слишком начитанной. – Она и так исчезает, затем вновь возвращается… – обреченный выдох.

– Верно, – кивнул Вергилий. – Чтобы что-то получить, нужно очень постараться!

– Я готова! – отважно.

– Было бы желание, а способ всегда можно найти, – беззлобно улыбнулся красивый мужчина.

Он снял белоснежную простыню с кресла и пододвинул его к Маргизе, приглашая жестом присесть. Девочка благодарно кивнула, удобно устраиваясь. Сам же хранитель опустился в кресло напротив. Он закинул ногу на ногу и упер локти в подлокотники, сложил ладонь к ладони.

Она ощутила на себе его пристальный взгляд. Мужчина недолго размышлял.

– Я помню Коломиру совсем молоденькой – легкая грусть скользнула по его безупречному лицу. – Она только вышла замуж, за твоего отца, и он привёз её в поместье. Они были безумно счастливы… – Он немного помолчал. – Жаль, что те светлые времена ушли, очень жаль. Дом был полной чашей. А Коломира…

Девочка затаила дыхание. Она немного подалась вперед и внимательно посмотрела на Вергилия.

Он словно отзеркаливал все те чувства самой Маргизы, от которых ей нет спасения уже много дней и ночей подряд.

Margiza

Подняться наверх