Читать книгу Тазовое дно. Сборник коротких и смешных (но это не точно) рассказов - Мария Косовская - Страница 1

Глеб никогда не оставлял телефон без присмотра. По дому ходил в шортах, а телефон клал в задний карман. Но в тот раз ехали на машине. Глеб был за рулем. Телефон выпал прямо под Маринкино сиденье, да так, что пролезала только ее тонкая рука. Она достала, и пока подавала супругу, невольно взглянула на экран. Всплыло уведомление – сообщение от Наташи: «Мой сладенький» – сердечки и смайлики в два ряда. У Марины только немного дрогнула рука и заледенел голос:

– Что это за Наташа? – спросила она.

Опустим двухнедельную пикировку супругов, тут ничего нового: Глеб убеждал Марину, что у него с этой Наташей ничего нет, просто такой уровень общения, сам же при этом дебильно улыбался. Марина мысленно с ним разводилась: неделю плакала, вторую неделю сидела на «Афабазоле». Короче, кое-как вырулила: ходила на работу, делала вид, что все нормально. «Нормально, я сказала, отвали!» Она убедила себя, что гульнул разок и как бы хрен с ним, не стоит из-за этого ломать семью и устраивать детям психологическую травму. И все вроде потихоньку наладилось, вошло в русло. Оба забыли. Или сделали вид.

В выходные Марина захотела паштета. Домашнего, из говяжий печени – они с Глебом поехали в магазин. У витрины с субпродуктами Глеб неожиданно спросил, кладя в корзину упаковку с куриной печенью:

– А не хочешь ли приготовить по рецепту настоящего кулинарного гуру?

– Какого? – не поняла Марина.

– Наташи. Помнишь, ты ее сообщение прочла. Только она, обычно, из куриной готовит.

Марина застыла. Надо было пульнуть куриную печень ему в бородатое табло и сказать что-то типа – вот и жри паштет от своей дуры. Но Марина была не из таких – она не любила скандалить, всему предпочитала здравый смысл и холодный анализ, не зря работала начальником аналитического отдела в банке. Но в словах Глеба здравого смысла не было – какая-то дурацкая игра под кодовым названием «Паштет».

– Хорошо, – сказала она вкрадчиво, – давай приготовлю.

Домой из магазина ехали молча. Глеб усердно крутил баранку, на светофорах так же усердно клацал смартфон – муж запрашивал рецепт паштета. Марина анализировала, пытаясь понять стратегию своего супруга. Она нашла три варианта объяснения и теперь просчитывала, какой из них наиболее вероятный.

Первый вариант – бредовый: он таким образом хочет дать ей понять, что с Наташей у них чисто кулинарные отношения – обсуждают блюда, делятся рецептами, а если и встречаются, то исключительно опробовать новый способ приготовления яйца-пашот. Но дома Глеб никогда не готовил, не мог даже пельмени нормально сварить. Значит, первый вариант отпадает.

Вариант второй – идиотский: у него с этой Наташей действительно что-то есть, он, возможно, даже запал на нее, и, как многие мужчины, наивно мечтал о большой счастливой семье, когда сразу две женщины его любят. А на чем можно свести двух баб? Конечно же! На готовке. Они всегда смогут обсудить какой-нибудь рецепт. Но, хотя Глеб, как многие мужчины, имел слабо развитый эмоциональный интеллект, то есть плохо понимал чувства детей и женщин, идиотом все же не был. Или был?

Третий вариант – он хотел ее уязвить. Вообще-то Марина гордилась своим кулинарным искусством, считала свой паштет одним из лучших среди возможных. И вдруг – такое, практически, нож в спину. Возможно, он ей за что-то мстил.

Она решила не подавать виду, как обычно, идти до конца – и попросила Глеба переслать ей рецепт. Он выслал голосовое сообщение из ватсапа. Прокуренный, развязный голос отвратительно сюсюкал, будто у его обладательницы разболтались шарниры в горле и в голове: «Обжариваешь куриную печень, лук, морковочку, сливочное маслице, соленые огурчики, можно хренка лупануть. Я бы, вообще, все, что в холодильнике, лупанула. И хорошенько взблендерить!».

Марину взяла оторопь. При ее-то тонкой французской кулинарии! Лупануть? Взблендерить? Не, тут явно никакой не гуру, а дура набитая и хабалка! – размышляла Марина, машинально открывая бутылку Божоле Виляж 2016 года. В том году они Глебу, кстати, купили «Рено», на ее, Марины деньги. А теперь он, значит, подкладывает ей такой… паштет!

Но говорить мужу она опять ничего не стала. А лупанула все, что было в холодильнике, точно как предлагала «гуру»: хрен, горчицу, оливки, каперсы, анчоусы, «Китикет», пачку снотворного «Доромнил» (Марина плохо засыпала последнее время) и «Виагры» (у него в последнее время плохо вставал). Далее она, как указано в рецепте: хорошенько взблендерила. Поставила в холодильник. А к ужину, перед подачей, накормила детей сладкими хлопьями, паштет украсила веточками петрушки, себе налила вина. Глеб, не подозревая ничего, с удовольствием накладывал паштет на хлеб ломтями. «Хороший какой, питательный, необычный!» – нахваливал он. Марина сидела с мрачным видом, пила и на каждую похвалу мысленно отвечала колкой фразой.

После ужина Глеб прилег в спальне с телефоном, пролистывал дурацкие ролики в телеграмм: котики смешно карабкались на заборы, псы ловили свои хвосты, тупые мужики задорно падали, доказывая свою крутость. Он уснул, даже во сне не выпуская телефон из рук.

Прибравшись на кухне, а Марина делала это даже в стельку пьяная или на пике истерического психоза (включался автопилот «хозяйка 4.0»), прокралась на цыпочках в спальню и только хотела вытащить из сонных ладоней мужа мобильник, как неожиданно заговорил с китайским акцентом Ферби: «А? Что? Это ты?». У Марины с перепугу сердце чуть не застряло в горле. Она тихо выругалась, нашарила под ногами этого мехового ушлепка, сунула под майку, надеясь заглушить звук, и понесла. «Не делай этого! Не делай! Ай-я-я-я-я-й», – вопил он, предчувствуя недоброе. Марина нашарила в ящике кухонного стола нож и закрылась с игрушкой и холодным оружием в ванной комнате.

– Щекотно! А! Ферби любит тебя!

– Киборг недоделанный, детей перебудишь, – Марина ковыряла пластиковое дно ножом. Единственный способ заткнуть эту китайскую игрушку – вытащить батарейки. Но мелкие винтики не откручивались. Разъяренная, Марина стала колотить дном Ферби о раковину. Он орал:

– Танцы! Музыка! Смешно!

И, наконец, заткнулся. Закрыл глаза и сделал вид, что уснул. Марина закапала его в корзине с грязным бельем, обещая завтра же отнести на помойку.

Вернувшись в спальню, она решительно вырвала у мужа телефон и по-очереди приложила к кнопке все пальцы мужа. Ничего. Поводила камерой перед лицом – заблокировано. На телефоне был пароль, и никак иначе он не открывался. Марина стала перебирать все памятные в их жизни даты: день знакомства, день первого поцелуя, день свадьбы, дни рождения детей, дату взятия ипотеки, день рождения его матери, своей матери (на всякий случай), дату смерти их кошки, день, когда купили попугайчика, день когда он улетел – ничего не подходило. Отчаявшись, Марина бросила телефон и решила еще раз все обдумать. Откупорив вторую бутылку Божоле, она вернулась в спальню и села в свое любимое плетеное кресло.

– Знаешь, что я думаю? Ты пытаешься поставить меня в такую ситуацию, когда я сама захочу подать на развод. Просто спихиваешь на меня решение вопроса. Как ты всегда это делал. Для этого ты придумал паштет? Умно. И подло! Я, в итоге, остаюсь злобной стервой, а ты – белым и пушистым кроликом, жертвой истерички, которая что-то там напридумывала себе? Так? Или… ты все же мечтаешь воплотить идею о двоеженстве? Типа, ты любишь ее, она любит тебя, я зарабатываю на всех нас. Тут же еще наши дети. И ты сидишь во всей этой куче любви, как какой-нибудь долбаный падишах? Это твоя мечта? … Ты, дорогой, либо слишком умный, либо полный дебил… Но в обоих ситуациях я проигрываю. Да, шах и мат, сучка. Шах и мат. Каким-то сраным паштетом… Ну уж нет. Посмотрим, кто победит.

Марина с энтузиазмом его раздела. Глеб, чуть уже располневший, но еще вполне привлекательный физически (не зря ходил в зал и стриг бороду в барбер-шопе) разметавшись, спал младенческим крепким сном и мечтательно улыбался. У него стоял. Марина усмехнулась, сфотографировала на телефон, подумала, отхлебнула вина и притащила свою косметику. Нанесла мужу тон, хайлайтеры, румяна, тени, нарисовала стрелки, брови, ресницы и алый рот – все в лучших традициях Верки Сердючки. Когда макияж был готов, притащила из коридора неоновую гирлянду, которая висела еще с нового года, обмотала мужа и включила в сеть. На кровати мигало и переливалось спящее, возбужденное и очаровательное существо, похожее одновременно на клоуна из шоу Славы Полунина, Джокера и леди Ди из шоу трансвеститов, которое Глеб, ради прикола, показывал ей недавно в сети.

Нафотографировавшись и насмеявшись, Марина незаметно допила вино. Но она по-прежнему не знала, что делать. Очевидно было одно – он ей изменял. Вопрос был в другом: хотел он или не хотел развода.

– Ну почему ты, сука, такой кобель! – всхлипнула Марина. Ей вдруг захотелось принести нож, которым она пыталась вскрыть Ферби, и воткнуть мужу в грудь. Или положить подушку на лицо и придавить. Или перетянуть гирлянду на шее и затягивать, затягивать, пока не задохнется.

Глеб будто почувствовал, что его душат, резко и шумно выдохнул, захрипел, схватился за грудь и скорчился в позу эмбриона.

– Эй, ты чего, – не на шутку испугалась Марина.

Он замер, покрывшись потом. И лежал так, будто не дыша.

– Эй! – ей показалось, что он умер.

Вот дура! Ваигра и снотворное – это же нагрузка на сердце, а он не мальчик. Что, если она убила его?

Она отступила на шаг, еще один, споткнулась о кресло, встала. Сдавило все внутренности, заболело в груди. Будто его сердечная боль как-то передалась Марине. Боже мой! Что же она наделала! Убила отца своих детей!

– Глеб! Глебушка!? Проснись, – тормошила она его. Он безвольно лежал, бледный, холодный. Но дышал. Тело его казалось дряблым, будто обмякли разом все мышцы. Но он дышал. Под веками двигались зрачки.

– Живой! Живой! – зашептала Марина. – Глебушка, хороший мой. Что же я творю! – она засуетилась. Сквозь пьяный морок в сознании проступил весь ужас того, что сейчас чуть не произошло. Она принесла мокрое полотенце, тоник для снятия макияжа, ватные диски. И, сперва отерев его всего и накрыв одеялом, смыла косметику. Потом легла рядом с мужем, обняла его, прижалась всем телом и закрыла глаза.

Наутро они проспали до одиннадцати. У Марины с похмелья гудела голова, но она все равно была счастлива. Глеб, растерянно улыбаясь непривычной жизнерадостности жены, и, похоже, ничего не запомнивший из ночных приключений, с аппетитом ел омлет.

– Слушай, а там паштет остался? – спросил он.

– Мне ночью плохо от него было, – соврала она. – Я его выкинула. Прости.

– Так я и думал. Ну какая он баба? Наташка, Наташка. Колян и есть.

– В смысле?

– Да прикинь, Колян решил пол сменить. Хочет операцию сделать. Сейчас на каких-то гормонах сидит. А я ему говорю, ну какая из тебя баба. Никто не поверит. А он такой, спорим, твоя жена ничего не поймет.

– Что?

– Да я сам в шоке. Скажи, что ты же его сразу раскусила? Я видел, как ты скептически смотрела на этот паштет.

Маринка, поперхнувшись омлетом, закашлялась, потом засмеялась, но в глазах почему-то стояли слезы.

– Да ладно тебе, – успокаивал муж. – Сейчас это легко делается. Я почитал, мужика в бабу переделать – вообще фигня, внутрь вывернуть и делов-то. Наоборот, вот, сложней. Я поэтому и хочу его отговорить. Может, ты ему скажешь, что сразу же не поверила, что он баба? А то я не знаю вообще, как с ним теперь дружить.

– Пусть звонит мне, – откашлявшись и вытирая со щек слезы, сказала Маринка. – Научу его, как настоящей женщиной быть.