Читать книгу #неклассика. Сборник стихов - Мария Романовна Затонская - Страница 1
ОглавлениеМАРИЯ ЗАТОНСКАЯ
***
всем, боящимся прыгнуть с высокой скалы, – посвящается.
не обычной, конечно, а больше метафорической.
всем, впитавшим в себя
вместе с манной кашицей
с детства нравственность пышную – её величество:
стыдно выкрикивать, быть растяпой и
не дай бог, обидишься -
и губу закусишь.
но может быть, (исключая библейские заповеди)
мораль – это всё-таки дело
вкуса?
не нравится, пережуй (и – делов-то). швах с ней.
есть и другое, за что душе уцепиться.
так хорошо самому по себе -
шляться,
быть не одним из, а целостной единицей,
ты ведь большой, ты сможешь, когда увидишь -
как позвоночник вытягивается – сквозь время,
сквозь опустевший город, сквозь своды крыш и
ты вырастаешь над прежним собой и всеми.
***
Люди уходят в безвестность, просвет двери.
И хотя они есть – по ту сторону твоего мира -
для тебя – это не факт, потому что внутри
комнаты не разглядеть квартиру,
дом, облезший фасад – всё же, он для других,
стоящих под козырьком, во дворе, – напротив.
Для уносящих с собою свои шаги,
последний взгляд на блёклую краску бросив.
Для них -
едва встреченных или – совсем совпавших -
и тем не-присутствие тягостней и больней.
Становятся неощущаемыми, вчерашними,
растворяясь в пространстве за,
в бесконечном вне.
***
В доме у моря, там, где причал долговязый и
где пена дней
на берег белёсый брызжет,
я вижу, как,
улыбаясь,
тебе рассказываю
о самой лучшей
из всех наших прошлых жизней.
Они друг на друга похожи, но, если серьезно, -
эта была как будто бы совершенная…
Люди ходили не в шубах, а в небе звёздном,
оттиснутом
прямо на теле
в момент рождения.
И нет рисунка, на следующий похожего.
Каждый здесь под своим созвездием-талисманом.
И если б мы все собрались – то мог быть сложен
по миллиметру
купол вселенной над нами.
Я говорю тебе: наше с тобою небо,
как выяснилось, продолженье одно – другого.
Ты хмуришь брови, думая: я нездорова,
и обнимаешь меня
под флисовым пледом.
Я не сержусь, ты считаешь: мне снилось чудо
в доме у моря
солнечной акварели.
Дурочка, в самом деле. Тогда откуда
я
знаю
каждую из
этих звезд
на
твоем теле.
***
давай отменим на завтра все наши планы,
пусть гости набухнут, останутся по домам.
а мы с тобой на полинявшем диване
будем смотреть кино про чопорных англичан.
такое размеренное, неумолимо скучное,
про камердинера, пышные платья дамы.
пусть чернота за окном наступает, скучивается,
дрожью дождя по подоконнику барабанит.
в комнате тоже почти темно, лампочка в абажуре
отсвечивает в телеэкране, моя спина
чувствует твою руку. я слышу дежурное
"да, сэр" – голос, натянутый, как струна:
дворецкий откланялся, интрига не накалилась.
завтра дадут отопление, и будет уже не ясно нам,
почему горячи плечи и на животе линии
там, где ты водил пальцами, -
раскаленные,
ярко-красные.
***
Босыми ногами пройти по спине океана,
вдохнуть в себя небо – пусть в легких оно полощется.
В мире, по швам растянутом долгими днями,
люди не говорят;
и не приходит почта.
Пишется только в стол,
в комод расшатанный
сложены чувства. И мне бы туда – с ними.
Я выхожу на улицу косолапую,
вижу тебя – ты, в тесном пальто увязая,
медленно вырастаешь Над, опускаешь глаза и
пробредаешь мимо.
Если бы рот не слипнут был вязко, едко -
я бы тебе закричала, как кричат "грабят!"
или "пожар!", размахивая береткой.
Не отпустила, не выпустила тебя бы,
как зверь не выпустит жертву из пасти.
Если была бы разница хоть ничтожная:
чтоб быть услышанной – говорить, молчать ли…
Кричи-не кричи – вникуда, всё одно и то же.
В маленькой лодке
к застывшей в тумане пристани
игрушечными вёслами себе раздвигаю путь я.
Если б ты смог на мгновение обернуться!
Хоть словом тебе
звучащим бы
в душу
выстрелить!
***
мАстера высекли. вытащили на площадь зубами исклацанное тело.
он подволакивал ноги, мотался разбито, едва не падал.
авторитетно с трибун голосили – правильно, мол, за дело.
где это видано, чтобы на улицах – тысячерукий дьявол
жёг фонари-папиросы и сбрасывал пепел мимо
урны, а также шлёпал босыми – в уши спокойно спящих.
если всмотреться поближе – выходит: бродит такая махина -
что пульсом гремящим
можно свободно гвоздить
и выдалбливать марши,
дыханием – вместо трубы трубить, а носом свистеть – как флейта,
(мыши – в подвалы забились, невольно выпучились мэтры),
щёки горите, руки дрожите, губы – сейчас – алейте -
здравствуйте, перед вами здесь – (бам-с!) человек-оркестр.
только слишком уж громкий, басистый, мясистый и – больно жилистый.
бабушка поднесла иконку высеченному уродцу:
"вы бы его того, в лесок тихонечко отпустили бы…"
"дура! если отпустим его, то он никогда не заткнётся!"
***
Судьба ограждает меня от славы – я слышала, это благо:
чудо должно быть робким, остерегаться чужих ладонищ.
Чудо пугливых слов, рассыпанных по бумаге,
будто дрожащих под пальцами, если ты их чуть тронешь.
Наверное, чуда должно быть немного, и лучше спрятать -
а спрятанное – твоё, пока не закостенеет.
Так до конца игры не вскрывают карты,
и тем безрассуднее ставят, чем масть крупнее.
И крепче вцепляются – чу!– не дай бог увидят -
ты береги его,
не спеши к толпе.
Как вечный миф, сакральная Атлантида,
будь незаметен. Сиди в своей скорлупе.
Судьба ограждает меня от глаз, осматривающих священное:
кутает в плащ, натягивает капюшон.
Стихи, день и ночь стучащие дробью в темя мне -
мой проводник
между миром-вне и душой.
И только сквозь них я
вижу. Мыслю. Чувствую.
Отдать их под суд? Уж лучше бы просто взять и
Оставить себе. В себе. Укрыть. Не мучить их.
Судьба ограждает меня.
Хватит.
Хватит!
Я хочу знать, что
случается с теми,
кто наконец прогремел, обрушился -
громом, грохочущим божье имя в забвении.
Стать черным небом, яростным, всемогущим.
И разразиться, разверзнуться, разбросаться б мне
морем из слов,
дрожащих
под вашими
пальцами.
***
Человек без хребта, здравствуй!
Садишься за стол клеёнчатый.
Непрозрачные занавески
чуть подрагивают тревожно.
У меня не слова – железки,
и не каждому по позвоночнику
эту тяжесть ночную вынести,
и меня выносить тоже.
Правда – горе. И осознать её
иногда – будто сердце выколоть,
непорочное тело выложить
на колоду для палача.
Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу