Читать книгу Там тебя никто не ждёт - Мария Сакрытина - Страница 1

Книга 1

Глава 1

– И запомните: вас там никто не ждёт! – потрясая указкой, повторил профессор. – Никто!

– Заладил! – простонала Таня, отбрасывая ручку.

Я зевнула и врубила музыку погромче. Плеер голосом Мари из Roxette советовал слушать своё сердце. Я прислушалась. Сердце желало поездку в Париж и новый айфон. Мда.

А ещё сердце страдало от жуткого, кошмарного предательства Никиты из Бауманки. Не то чтобы нас связывала  большая любовь, но у него был такой симпатичный Ниссан… А теперь он катает какую-то рыжую заучку. «Ты блондинка, а она – умная», – заявил на прощание Никита, прежде чем получил сумкой по лбу. Блондинка!..

И потому сердце жаждало мести. Немедленной и жестокой. Симпатичной такой мести, непременно при деньгах и на машине. А то вторую неделю на метро езжу! Предки почему-то на машину не раскошеливаются…

– Представьте: когда вы вступите во взрослый мир, – пробился сквозь музыку голос препода, – и будете искать работу…

Да кому нужна его работа!.. На втором-то курсе.

Зевая, я в который раз оглядела плавающую в сонном мареве аудиторию. Впереди, на ряд ниже, Рома – наш отличник – всё-таки рухнул на парту. Понимаю: когда ещё спать ботанику, как не во время таких вот рассуждений «за жизнь»?

Слева Алиса с Таней склонились над свежим номером «Космополитена» и дружно что-то обсуждали, закатывая глаза и вздыхая.

Я придвинулась ближе.

– Что там у вас?

Таня повела плечом, открывая обзор.

О-о-о, блин, снова французский! Да-да, мы учимся в ин.язе, на французском факультете, и любая литература у нас обязательно на французском, и все преподы непременно его знают. А уж как модно говорить на «языке любви» во время перерывов… Бр!

   Да, у меня с французским не очень. Ну, не то, чтобы совсем не очень, но… Обязательный для поступления английский я знаю лучше. Хотя статью в журнале с горем пополам, конечно, пойму – основную мысль, точнее. Здесь, в колонке что-то вроде «холостяк месяца» рассказывали про некоего Эдмона, двадцати лет, младшего сына известного во Франции бизнесмена. Из очевидных достоинств вышеупомянутый Эдмон имел… так-так-так… виллу в Ницце, гоночную машину (и вроде бы не одну), кучу денег и пачку телохранителей, почему-то запрещающих «холостяка» фотографировать. Из-за этого на странице напротив красовалось нечто размытое, сильно смахивающее на фоторобота. Хм. Ну и что? Уж с виллой в Ницце и гоночными машинами он просто обязан быть красавчиком!

   Я со вздохом отвернулась.

– Ну как? – хихикнула Алиса, поднимая голову от журнала.

   Я выключила плеер и пожала плечами с видом «где он, а где мы».

   Алиса хмыкнула и хитро прищурилась.

– А ты в курсе, что он через месяц к нам приедет?

   Плеер довольно громко грохнулся о парту. Я скорчила умильную рожицу поморщившемуся преподу («Так о чём я? А, так вот, чтобы подняться по карьерной лестнице мне потребовалось…»).

– Шутишь?

– Да ладно, Кать, ты что, правда, не знала? – прощебетала Таня, тоже отрываясь от журнала. – К нам посол из Франции снова с визитом заедет. Точнее, не к нам, а к ректору, но нам его, конечно, тоже покажут.

   У-у-у! Покажут? В прошлые разы по целых три часа показывали! Насмотрелись до отвалу – я даже поспать в кресле успела, пока он с «приветственной речью дорогому университету» выступал.

– И Э-э-эдмон тоже… будет, – мечтательно улыбаясь, протянула подруга. – Представляешь, раньше он вообще никуда не ездил, а тут к нам… впервые… м-м-м!

М-м-м! Учиться он у нас, что ли, решил? Или – ха-ха! – невесту высматривает?

   Я перевела взгляд на Алису. Та пожала плечами.

– А что? Правда. Не заметила, у нас охрану увеличили?

– Юные леди, у вас тоже есть, что сказать? – вклинился в беседу препод.

   Алиса фыркнула и как ни в чём не бывало уткнулась в журнал. Я врубила плеер. Таня, самая серьёзная из нас, улыбаясь, приготовилась записывать.

   Вздохнув, профессор продолжил – на этот раз, для разнообразия, лекцию.

   Покачиваясь над тетрадкой от недосыпа, я смотрела на расплывчатые нестройные буковки.

   Через месяц, значит?

   ***

– Вам, девчонкам, только принца подавай, – обиженно буркнул Ромка, пытаясь вклиниться между мной и Таней.

   Я открыла пудреницу, в который раз скептично поглядела на отражение. Нет, а что? Симпатичная я, да! Все говорят: «Миловидная». Ну, когда я спрашиваю. А со специально наведённым макияжем так и вовсе хороша! Что, зря всё утро в салоне сидела? Лекции прогуляла.

   Впрочем, не я одна. По всему университету царило просто небывалое оживление. Никогда ещё посла у нас не ждали с таким нетерпением. Причём одни девочки. Мальчиков, как обычно, наблюдался недобор – в основном все с нашего факультета, да переводчики. Ну, с этими всё понятно, завкафы пригнали. Социологов, вон, их дядя Образец и вовсе за шкирку притащил – сама видела.

Зато девочки – отовсюду. И что-то мне подсказывает: рассчитанного на сто с лишним мест актового зала всем не хватит. И именно поэтому мы с Таней дежурим здесь уже час – у окошечка, на подоконнике. Удобно. Жарко только – в нашем универе вечно летом духота. Напротив Алиса с кем-то из немок мается. Девочки – в боевой окраске на тропе войны – вооружились телефонами. Ой, чувствую, Ютюб после этого приёма взорвётся.

   А, самое забавное: девочки осаждают актовый зал, а универ осаждают журналисты. С камерами, фотоаппаратами, блокнотами и криками. Из окна куда ни глянь – армия штурмует родной ин.яз. И наша охрана – цари и боги, студенческая притча во языцех – возвышается над всем этим столпотворением. Кого хочу – пропускаю, а ты рожей не вышел – не пропущу… Я после обеда внутрь с трудом попала, прямо-таки с боем. Еле доказала, что студак у меня не поддельный и я честное слово тут учусь. Вообще, ничего удивительного – журналисты пробовали нагло лгать, что они тоже местные студенты. Ну-ну. Я себя просто королевой почувствовала, когда один из преподов меня через пропускной пункт проводил, а журналюги снаружи остались. (Преподу я потом врала, что с утра стою, в универ попасть не могу).

   Занятия сегодня, считай, отменили. Парни и так редко ходят, а тут все девчонки побежали краситься-причёсываться, соседние салоны красоты взяли штурмом, в «Кофе-хаусе» через дорогу и вовсе студенческое столпотворение. (Ну да там привыкли. Я на секунду заглянула – чизкейк купить, ко мне нервный официант тут же подлетел: «У вас что, уже сессия?») В общем, в аудиториях почти никого, а главное – и преподы сбежать порываются. Таня рассказала, что англичанка включила очень странное кино (но на английском) и сбежала. Подозреваю, в тот салон, что через дорогу. Очень зря – туда за две недели все наши записались. С француженкой две пары обсуждали Э-э-эдмона. Периодически по-русски – дублировали, если кто не понимает. Только на истории языка преподша как ни в чём не бывало выдала упражнения и заставила делать. Бр! В такой-то день! Таня меня потом нашла и мы вместе к актовому залу помчались – окно отвоёвывать. Я с подругой чизкейком поделилась, она со мной – кофе. Мда, знаменитости стоят жертв. Например, пропуска обеда.

– А чем тебе принц не нравится? – буркнула Таня, глядя в зеркальце.

– Угу, – Ромка со вздохом уселся на пол. – Богатый, француз. Блин, девчонки, да вы его даже не видели!

– И что? – фыркнула я.

   Нет, серьёзно! Видели, не видели – что такого? Я, может, с детства принцессой быть хочу! А замуж за богача – вообще мечта любой девушки. Ой, вот не надо носом крутить «не в деньгах счастье». Не лицемерьте. Мечта, мечта. Я, конечно, понимаю, что вряд ли мне повезёт и всё такое. Но надеяться-то можно? А мечтать как сладко!

   Ромка приуныл.

– А если я тебя в субботу на свидание позову, пойдёшь? – буркнул он какое-то время спустя.

   Таня только носик сморщила. Я закрыла пудреницу.

   Хм, на безрыбье оно, как говорится, и рак рыба. Но… Не настолько.

– Не-а.

– Я ж говорю – глупые, – ничуть не обидевшись, фыркнул Ромка. – А Лена, вон, пойдёт.

– Так ты тут гарем собираешь?! – воскликнула Таня. – А ну… пшёл отсюда, султан недоделанный!

– Если б я был султан, я б имел трёх жён! – завопил Ромка, отбиваясь сумкой с единственной тетрадкой-блоком. – И тройной красотой…

– Я тебе покажу красоту! – пыхтела Таня, вертясь вокруг парня, но не отходя, впрочем, от окна.

   А я выглянула наружу. Толпа журналистов росла как на дрожжах. Они уже заполнили весь дворик перед университетом и теперь кучковались в переулке.

   Бедный посол.

   Кстати, по Остоженке выруливал целый кортеж иномарок.

– Тань! Иди сюда! Быстро!

   Подруга бросилась к окну, таща за собой Ромку на буксире.

– Чего? Чего там?!

   Я потянулась показать и – звяк! – пудреница от Герлен (моя мечта целых две недели!) красиво полетела в открытое окно.

– Кать, ты чего? – изумилась подруга, когда я, выдав забористый мат (ой, извините, обсценную лексику), метнулась к выходу из коридора. – Катя!

   Да я на эту пудреницу у отца целую неделю деньги выпрашивала! А потом искала во всех Рив Гошах и Летуалях! Это же лимитированная коллекция! Да я же себя не прощу, если кто-то из этих, с микрофонами, её сейчас растопчет. Или хуже того – присвоит! Мою! Пудреницу! От Герлен! Не-е-ет!

   В общем, я понимаю, что это было глупо. Но это я сейчас понимаю. А тогда – летела, как оглашённая. У главного входа был ад, так что я бросилась к курилке во внутреннем дворике, а оттуда к калитке, обычно закрытой. Но сейчас через неё кто-то из преподов проводил парочку журналистов. Я со свистом пролетела мимо и, лихо расталкивая всех, кто попадался под руку, кинулась к переулку – окно туда выходит.

   И самое интересное: я нашла пудреницу. Да, у кого-то под ногами поползала (прощай чулки, и мини-юбка… хотя нет, мини-юбке-то что?). И увидела: моя малышка от Герлен прямо на оцепленной проезжей части, куда я, не замечая никого, и пролезла.

   Ну конечно же, где-то в этот момент ко мне кинулась охрана, а в переулок вылетела белая Ломбарджини. Я, точно кролик перед удавом, застыла, глядя, как красиво (в моём восприятии – жутко медленно, с громким "хрясь!") колёса переехали… мою пудреницу. Я, можно сказать, остолбенела от такого варварства и несправедливости!

   А очнулась, когда колёса непосредственно приблизились.

   Завизжали тормоза, завизжала я, ещё разок «хрякнула» пудреница (наверное, под задними колёсами), на меня дохнуло жаром, перед глазами потемнело. А в голове мелькнуло жутко обидное: «Я ещё слишком молода, чтобы умирать!». Нет, серьёзно – восемнадцать лет! Да это ж не возраст! У меня же ещё вся жизнь впереди.

   Была.

   А вообще, это довольно иронично – умирать под колёсами белого Ломбарджини. Всё равно, что под копытами белого коня того самого принца.

   Впрочем, со сказками мне всегда не везло.

Глава 2

  Сначала был холод. Затем – сырость. Даже нет: сы-ы-ырость! После – запах. Помоечный. Или туалетный. А может, всё вместе. Дальше – мысль: «Так вот он какой – тот свет». И, наконец: «А как там моя пудреница?».

   Наверное, пудреницы попадают в рай, потому что рядом моей малышки не обнаружилось, а Небесами я назвать это не смогла бы, даже очень сильно стукнувшись головой. Впрочем, на ад в моём представлении это тоже не походило. Больше на подворотню какого-то европейского города. Да хоть Стокгольма – там у них тоже есть такие узенькие улочки с теснящимися невысокими домами. Правда, в Стокгольме чисто. А тут – ма-а-амочки…

   Лужа расплылась, куда хватало глаз (недалеко, пока я голову не подняла). И в ней этак красиво плавало… всё. Мусор, помои пенились, доски какие-то гнили (наверное, мостки). Пахло всё это оду… оше… кошмарно.

   Что ж они в аду-то не убираются?

   А самое главное: я в этом уже вся. Наверное, достаточно сказать, что стоило с грехом пополам подняться, и с меня потекло: с волос, розовой мини-юбки (уже цвета детской неожиданности), вышитых рукавов платья…

…! (цензура) …! (снова цензура)…! (ну, вы поняли?) Я вчера пол маминой зарплаты в салоне оставила! Чтобы угодить в лужу?!

   И пахла я совсем не духами от Герлен.

   А уж какие ошеломительные впечатления испытала!

   Нет, серьёзно, зачем делать тривиальные котлы с чертями? Дайте моднице лужу, вываляйте её там, как свинюшку, и отправьте к честному народу хрюкать! Куда уж хуже-то?

   Я как раз вытаскивала из волос остатки чьего-то обеда (супа, судя по обилию зелени), когда мне на голову вылили ещё… хотя, кажется, это был ночной горшок.

   Это точно ад. Определённо.

   А пока я растерянно пыталась утереться, ещё и визгливо что-то крикнули. Три раза. Я замерла, чувствуя, как по телу побежали мурашки. (Посидите в мокром платье на ветру, у вас и не то побежит. Учитывая помои-то.)

   Язык.

   Язык не был русским.

   Медленно, не особенно хорошо соображая и только трясясь от холода, я поплелась по луже (прощайте алые туфельки на шпильке) к просвету между домами.

   Зря я это сделала. Лучше бы в подворотне сидела, честное слово. И лучше бы мне и правда всего не видеть.

   Площадь, показавшаяся громадной, кучки навоза кое-где, собственно, лошади, его оставляющие, телеги и моросящее дождём серое небо.

   Что это?!

   Не в силах больше стоять, я упала на колени.

   Люди в маскарадных костюмах. Лошади. Певучий язык, абсолютно – абсолютно, чёрт возьми! – мне непонятный.

   Господи… Где я?

   Одна из проходящих мимо женщин – тоже в маскарадном платье – вдруг споткнулась и, резко побледнев, обернулась. Практически сразу же её окружили четверо мужчин в чём-то похожем на латы. Только не с ног до головы, как у нас рыцарей рисует, а в этих… э-э-э… кирасах? Ну, пластины такие на груди. И… ну… как каски. Зелёные.

   Женщина завопила.

   Я непроизвольно сжалась, скорчившись у стены.

   А мужчины, выдав пару фраз – довольно грубо – попытались женщину поднять. Та заорала, как резаная и… мамочки… вдруг начала с остервенением биться головой о землю. То есть о камни – площадь именно ими (в отличие от мостовой) была выложена.

   Вокруг стали собираться зеваки. Ни один не попытался остановить женщину или помочь мужчинам. Они просто смотрели, периодически обмениваясь репликами.

   Мужчины между тем всё-таки схватили голосящую, рвущуюся женщину и потащили к моей подворотне. Дело у них плохо продвигалось – женщина не просто вопила, она то и дело порывалась врезать «каскам», вырывалась, дёргалась, точно муха в паутине. Странно, но у «мухи» получилось, она бросилась к моей подворотне, когда оттуда, обдав грязью из знакомой лужи, вылетела телега. Мужчины, кинувшиеся было за женщиной, успели шарахнуться в сторону. Зеваки тоже. А вот женщина угодила прямо под колёса-копыта.

   Я судорожно прижала руки к ушам, заглушая крик. А когда осмелилась посмотреть, увидела, как женщина, с окровавленными ногами, на локтях ползёт прочь от бросившихся к ней «касок».

   Наверное, в этот момент я и завопила.

   Не знаю. Не помню. Может, я и вовсе не кричала. Только вся эта толпа зевак вдруг повернулась ко мне и перебросилась парой реплик. В их центре вдруг возникли двое этих… в латах и касках.

   Один из них указал на меня.

   ***

   С трудом помню, что происходило потом – но, кажется, я оббегала весь город (если это мерзкое, грязное, серое поселение можно назвать таким громким словом). Знакомиться поближе с местными стражами порядка (или местной мафией – здесь, похоже, один чёрт) не хотелось совершенно. Мне хватило зрелища несчастной, которую двое из них куда-то всё-таки утащили.

   Я спряталась за грудой отбросов где-то очень далеко от той злополучной площади и боялась вдохнуть. За мной давно никто не гнался, но даже выползти наружу было страшно. Хотя куча смердела – и ещё как.

   Ноги представляли собой синяк, сочащийся кровью – бежала я босиком, скинув шпильки ещё в самом начале. А вы побегайте на шпильках! Надолго вас хватит, ну-ну. Эх, жаль не догадалась бросить их в этих… с касками. Глядишь, может, попала бы?

   Я действительно с трудом помню, что было дальше. Память – забавная штука, всё очень страшное отсекает. А мне было страшно. Холодно – до полной бесчувственности, мокро, голодно (несмотря на мерзкий запах гниющего мусора). Помню, с неба всё время моросил дождь – прямо как у нас в Москве осенью. Я вжималась в сырую грязную стену, а мимо постоянно кто-то шлёпал по склизкой дороге (здесь она в отличие от площади камнями покрыта не была).

   Наверное, я забрела в трущобы. Ну, мне так казалось. Дома здесь стояли не то каменные, не то деревянные, а местами и то и другое, покосившиеся, с дырами в стенах (щелями, что ли, для кондиционирования?). А жители – всё те же странно одетые мужчины и женщины – не имели привычки закрывать двери. При желании можно было рассмотреть, как они обедают (ужинают?), молятся (не уверена, но очень похоже), готовятся ко сну.

   К вечеру улочку, где я спряталась, буквально заполонили компании пьянчужек, горланящих песни, выясняющих отношения (поверьте, не нужно знание языка, чтобы понять их крики), валяющихся в помоях, не дойдя каких-то пять шагов до дома…

   Я тряслась от страха быть замеченной. И от холода. Не уверена, от чего больше.

   А ещё это саднящее чувство пустоты, когда не знаешь, ни куда идти, ни где переночевать. Господи, а я-то воображала, что представляю, каково это – быть несчастной! Фиг! Несчастье – это куча мусора, я в ней, и ни-че-го впереди. В лучшем случае. В худшем… ладно, не буду.

   Мой случай оказался средним.

   Посреди ночи меня вырвал из полудрёмы лай.

   Не знаю, так или нет, но эта собака, на мой предвзятый взгляд могла посоперничать с приснопамятной рода Баскервилей. Глаза у неё горели, шерсть дыбилась и ростом она точно превышала среднестатистического ротвейлера.

   А за ней этак ещё десяток таких же. И все ко мне. Точнее, кажется, к моей куче мусора, потому что догонять они меня почти не стали. Так, ещё только улочек пять.

   А вот где я свалилась в следующий раз, точно не скажу. Здесь в воспоминаниях очередной провал – помню только, как привидением скиталась по городу, кутаясь в найденный где-то дырявый платок (сильно дырявый, ага), не чувствовала себя от холода, боролась с головной болью, ноющими болячками на ногах и руках, першением в горле и начавшимся насморком. Дико хотелось есть. Ещё сильнее – выпить чашку горячего молока с мёдом. Я мечтала о ней, как о манне небесной – кто бы подал.

   Ага, дождевой водой, оказывается, тоже можно напиться…

   Не знаю, прошёл день, или два, а может и месяц… или даже год.

   Помню, как упала в руинах какого-то пересохшего фонтанчика. А ещё помню, как вдруг стих шум на улочке, в которой я оказалась. И такие же бродяжки поплелись-поползли прятаться. Помню, тоже пыталась (инстинкт самосохранения ещё работал), но места мне, конечно, не нашлось. Из подворотни я вылетела как раз обратно к фонтанчику.

   А потом началось это.

   Это сначала слышалось как перестук копыт. Потом как их же чваканье. А после появился ужас. Нет, вот так – Ужас.

   Я всё никак не понимала, чего ещё-то боюсь, но тряслась, как проклятая, и на этот раз вовсе не от холода. Скорчилась на дне фонтанчика, прилипла к остаткам стенок, сжалась, почти не дыша.

   А они ехали мимо, эти, на вороных конях. Чвакали. Высокие фигуры в плащах и надвинутых на лица капюшонах. Ну вылитые ролевики, честное слово! Вот только Ужас исходил от них – и я закрыла глаза, стараясь сделаться незаметней, вообще исчезнуть, если только возможно.

   Ха-ха. Копыта зачавкали рядом с моим убежищем. Остановились. Я ясно понимала, что открой сейчас глаза – увижу этого, под капюшоном, в деталях.

   Что-то не хотелось.

   Ужас достиг апогея, когда копыта зачавкали снова – в обратную сторону. Скоро затихли совсем, а я всё продолжала, скорчившись, лежать, обнимая колени руками и тихонько поскуливая от страха. Сколько так провалялась – не знаю, но звук приближающихся на этот раз шагов чуть не свёл с ума окончательно. Правда, вместо того, чтобы вскочить и бежать, я только сильнее сжалась. В голове билась мысль: «Ну и пусть. Не могу больше. Хватит».

   Шаги замерли. Какое-то время единственным звуком был шум дождя, тихо шелестящего по камням бывшей фонтанной чаши.

   И я чуть не пропустила миг, когда раздался голос. Приятный мужской голос с вопросительной интонацией:

– Kiestoue?

   Для меня он прозвучал музыкой.

   Голос продолжал говорить, что-то спрашивать – знать бы, что. Я же, наконец, осмелилась повернуть голову.

   Сквозь слёзы (или дождевые капли?) на ресницах проступал медленно, очень медленно, невыносимо медленно образ…

   Кажется, я всё-таки свихнулась от страха. А может, давно уже свихнулась – ещё там, под колёсами?

   Или это и правда ад?

   Тогда что здесь делает ангел?

   Странно одетый, без крыльев, с лицом того принца, о котором я грезила по ночам. И застывшей  в зелёных, красивых глазах жалостью.

   Я сразу же вспомнила, как выгляжу. И возжелала, по крайней мере, провалиться сквозь землю.

   Как обычно кто-то сверху пропустил желание мимо ушей.

   Золотоволосый «принц» снова что-то спросил. Опять не дождался ответа. И, поколебавшись, протянул мне руку.

   Вот этот момент запечатлелся в моей памяти очень отчётливо. Рука в тёмно-бордовой перчатке, украшенной золотистыми узорами у запястья. Замысловатая вышивка – тоже золотом, – в которой я не сразу узнала гарцующих единорогов (таких, как на гербах рисуют), и каёмочка самых настоящих французских лилий на швах.

   Мои руки были по локоть в грязи – остальное закрывали обрывки рукавов, которые тоже впору было выжимать. Причём отнюдь не от дождевой водички. И я даже представить не могла, как коснусь в ответ этой перчатки и – о, боже мой – оставлю на ней жирные серые следы.

   Юноша снова что-то сказал – на этот раз тоном понастойчивее:

– N’aïepeor.

   Я приподнялась на локтях, вглядываясь в его лицо.

   Надо же – несколько дней в скотском состоянии ещё не вышибли из меня стыд и желание сгинуть подальше, лишь бы меня такой не видели. Особенно он. Такой красивый и холёный.

   Поймав мой взгляд, юноша на мгновение замер. Потом улыбнулся – красивейшая из всех улыбок, какие я когда-либо видела. У меня даже дыхание перехватило, пока сидела и, как дура, пялилась на это золотоволосое чудо – ну просто… нет, правда… принц из сказки.

   А ещё помню: теряя, наконец, сознание (кажется, больше от голода, чем-таки от страха), думала, что вот такое – принц, спасающий нищенку – бывает только в сказках.

   Нет, серьёзно – я на его месте ни за что бы не стала себе такой помогать.

   А значит, он мне всё-таки мерещится.

   Рука в тёмно-бордовой, богато украшенной перчатке сжала мою ладонь, серую от грязи.

   И потянула наверх.

Глава 3

Просыпалась я долго и  мучительно. Балансировала между туманной дрёмой и серо-красным забытьём. Очень болела голова – я даже сквозь сон её чувствовала. А ещё – горло, и что-то в груди безумно мешало дышать.

Мне постоянно слышались голоса: визгливые женские и уже знакомый мужской, после которого, точно по заказу, появлялся мой «принц», красивый, как картинка. Снова и снова я окуналась в его изумрудные глаза – и всё это, конечно, сильно смахивало на сон.

А ещё были колокола – чистый серебряный перезвон и гулкий, монументальный «бом» намертво врезались в память. Наверное, я бредила. И треск костра – его не должно же быть? А ещё – непонятный язык, звучащий на удивление знакомо. Я различала отдельные слова, и они напоминали латынь.

Зачем кому-то разговаривать на латыни рядом со мной?

–…In nomine Patris, et Filii, et Spiritus sancti…

Голос тоже был знакомым. Я уже слышала его, тогда, у фонтана. Тот светловолосый юноша-видение. Наверное, я окончательно помешалась, если моё видение заговорило на латыни. Да как бегло!

–…MisereáturtuiomnípotensDeus…

И свет, странно колеблющийся, точно от свечи.

Отвернувшись, я уткнулась носом в подушку и заснула снова – по-настоящему, без всякой латыни и колоколов.

 Я надеялась, что проснусь дома. Пусть даже мама и станет сердиться, что я сняла с карточки пол её зарплаты. Плевать. Зато дома – и не надо больше скитаться невесть где в грязи и холоде.

 Я ворочалась на мягких простынях и опять не могла вынырнуть из сна.

 Иногда мне почему-то чудилась музыка. Кажется, флейта.

 Голоса, мелодия, образ принца – всё это красиво переплеталось, путалось в моём сне, точно в паутине. Так что, наконец, очнувшись, я ничуть не удивилась окружающей обстановке, не вполне уверенная, что всё это – реально.

 Сумрак. Причём сумрак необычный, а какой-то просвечивающий, что ли? Точно туман, когда глаза протрёшь и…

 Я протёрла.

 Мда… Так вот он какой – балдахин изнутри! Я его видела как-то в музее. В Лувре, если ничего не путаю. Там есть покои этого… Наполеона Третьего? Неважно – кровать с балдахином там имеется, правда, лежать на ней нельзя. А ещё она богаче. У моей же кровати не имелось никаких золотых кисточек и финтифлюшек вроде резьбы и позолоты. Внутри, по крайней мере.

 С любопытством естествоиспытателя, дорвавшегося до музейной ценности, я подёргала занавески (что за ткань такая мягонькая?) и осторожно выглянула в комнату.

 Первым в глаза бросился камин. Не мог не броситься – очень большой. Чуть не в полстены высотой – точно дыра с огнём. Ага, вход в ад. Но  краси-и-и-ивый – как на картинках, где всякие штуки под готику.

 И неподалеку этак величественно – ворох соломы. Блин, ну нельзя же так, а? Вся эстетика насмарку.

 Я огляделась. Так… И куда я, спрашивается, попала?

Пол щедро усыпан засохшими (или засушенными?) цветами. Очень щедро. Я бы ещё могла решить, что тут букет рассыпали или, там, гербарий, но не с таким количеством «сена». При этом запах в комнате стоял настолько пряный, что в носу тут же засвербело. Чёрт возьми, у меня же аллергия на сушёную траву!

Я наморщила нос и, шмыгая, продолжила осмотр.

 Из мебели в комнате больше ничего не нашлось. Ну, не считать же мебелью громадный сундук и охапку соломы, застеленной тканью типа коврик?

 В довершение – стены здесь были каменные. Местами – сырые и зелёные.

 И окно с другой стороны кровати (когда я, наконец, туда перекатилась – громадная!). Без стёкол. Зато с решёткой.

 Мда… Между прочим, дует. Хоть бы чем занавесили, что ли?

 Скрипнула дверь. Нет, не так – скри-и-ипнула. Тут такая дверь – будто это замок и местные к осаде готовятся. Так сказать, последнее убежище короля, хе-хе.

 Я поскорее задёрнула занавески и улеглась. Но сквозь щель всё же разглядела, как в комнату вошёл мой давешний «принц».

 И сразу же почувствовала, что на мне ну абсолютно, вообще ничего не надето.

 Мамочки!

 Ага… Пустая комната (давайте называть вещи своими именами), громадная кровать, я без одежды. Связь я уловила мгновенно, и золотоволосый красавчик из категории «принц» немедленно переместился в категорию «извращенец».

 Натянув одеяло чуть не на нос, я настороженно наблюдала за незнакомцем в щёлочку. А он, глянув мимоходом в мою сторону (я затаила дыхание), подошёл к сундуку, открыл и принялся… раздеваться.

 Та-а-ак… Куда я там попала-то?

 Первыми в недра сундука полетели перчатки. Не знакомые тёмно-бордовые, а зелёные, под цвет его глаз, наверное. Но тоже с золотой каймой и вышивкой. Дальше – весьма странного (я бы даже сказала – смешного) вида шапочка. Ну, вроде той, которую понтифики носят. Ни тогда, ни сейчас не вспомню, как называется – но этот золотоволосый на понтифика был похож, как я на… архиерея, ха-ха!

 Шапочка, кстати, не белая и не красная, а, как и перчатки, зелёная. И тоже с золотой каёмочкой. Предназначена, наверное, чтобы греть самое ценное – мозг. А ещё точнее – макушку, потому что ни на что больше она бы не натянулась.

Дальше юноша через голову стащил… э-э-э… ну, такая штука, которую в моём любимом "Ромео и Джульетте" восьмидесятого года выпуска все мужчины носят. Ну, вроде короткой туники, только эта была длиннее. Получилось вроде платья с поясом. Ага, и с рукавами, узкими и длинными.

На юноше остались неширокие (красные, ха-ха!) брюки и рубашка, а я мысленно сравнила его с капустой. Ну в самом деле, не удивлюсь, если под костюмчиком у него ещё одно платьишко прячется. Или даже два.

На этом бесплатный стриптиз не закончился, а как-то… прервался. Только я приникла к щёлочке, сделав её чуть-чуть пошире… и облом.

В общем, юноша вдруг замер. А потом медленно обернулся.

 А тут я, приподнявшись, на локтях, у щёлочки.

 Смех у золотоволосого незнакомца оказался таким же красивым, как и голос. Я их тут же и сравнила, стоило ему что-то произнести-пробормотать, всё ещё улыбаясь.

 Зато когда он отдёрнул занавеску (полог?), стало не до романтики. Я чуть не с головой нырнула под одеяло. Только тронь, чудо симпатичное, я тебе… я…

 А трогать меня, судя по всему, никто не собирался. Высказавшись (не понимаю я, не по-ни-ма-ю – слишком быстро и, кажется, снова по латыни), юноша прошуршал к двери. Та скрипнула… и стало тихо.

 Я осторожно высунула нос, огляделась.

Что происходит? Не по-ни-маю…

 Оставшись одна, я уселась на кровати и снова принялась осматриваться. В комнате ничего не изменилось – кроме открытой крышки сундука.

Тогда я уставилась в окно.

 За окном покачивали ветвями деревья. Где-то в их кронах купалось закатное солнце, расцвечивая небо золотом. Ещё приятно пахло не то жасмином, не то розой, и тихо вздыхал где-то неподалёку ручеёк.

 Ничего такой садик, в общем.

 Так… А что если этот «принц»… взаправду принц? Комнатка у него, честно говоря, так себе, но если вдуматься… Нет, я помню-помню, это всё мой бред, может, даже предсмертный. Но! А ну как это сказка, а я у принца в гостях? Мой же бред, в конце концов. А в сказке героиня всегда помучаться вначале должна. Вон, Золушка сколько страдала! И заслужила же… Чем я хуже?

 Дверь снова скрипнула, я на всякий случай зарылась в одеяло. Только вместо золотоволосого юноши в комнату ввалилась (точно, именно так) орава полуголых девиц болезненно-не выспавшегося вида. Вся эта орава замерла перед кроватью – только чтобы обменяться шепотками и смешками… кажется, по поводу меня.

 На принцесс дамочки что-то не катили.

– Привет, – протянула я. Ну и что если не поймут. По тону разберутся! – Что-то потеряли?

 Дамочки зашептались оживлённее. А одна, наверное, самая смелая, шагнула к кровати.

 Нет, я не буйная. Просто денька два (или три?) провела в трущобах. Нет, я приёмами борьбы не владею. Но если кто-то сейчас же, сию минуту не прекратит теребить мои волосы – своих у этой дуры вовсе не останется!

 Девицы восхищённо глазели на мои пряди.

 Да, я наследственная блондинка в третьем поколении. Ну и что?

 Смелая дамочка, получив (пока) шлепок по руке, замерла… и уставилась на мои ногти.

 Что? Ну, французский маникюр. Классический. Ну, Шеллак – сел намертво, на скитания в подворотнях ему плевать. И?

 Схватив меня за пальцы, дамочка заверещала. Не то восторженно, не то испуганно – так сразу и не поймёшь. Мгновение спустя ей вторили остальные. Учитывая их количество, гомон поднялся – уши заложило.

 Вот в разгар этой суматохи и появился мой герой, точнее «принц». Красавчик нёс поднос и очень удивился, увидев в комнате этих. А вот эти не удивились нисколько. Более того – поменяли тональность криков, пристав к моему (моему!) «принцу», точно курицы к единственному на весь курятник петуху.

 Надо сказать «петух» справился. Спокойным голосом, в котором слышалась немалая доля привычки, угомонил девочек, и те гуськом, зачарованно оглядываясь на меня, потянулись из комнаты.

 Я выдохнула, стоило двери закрыться.

 Уф. Дурдом какой-то. Тоже мне, гурии.

 Гурии. В мыслях зашевелился червячок подозрения – но быстренько успокоился, когда «принц», забрав с пола поднос, поставил его мне на колени. Что-то тихо сказал, кивая на еду.

 Я изучила содержимое. В чашке, больше напоминающей большую кружку, кажется, суп. Пахнет, во всяком случае, приятно. А рядом лежит нечто, напоминающее бутерброд – громадный ломоть хлеба с зёрнышками и шмат не то солёного, не то копчёного мяса с зеленью.

 Кажется съедобным. Только где столовые приборы?

 Я недоумённо покосилась на юношу. Тот ответил таким же недоумённым взглядом.

 Я показала на чашку и честно попыталась изобразить ложку.

 Кажется, моя пантомима повергла золотого красавчика в крайнюю степень изумления. Поколебавшись и что-то переспросив, он взял чашку, поднёс ко рту…

А-а-а, так вот как это у вас делается, да?

 Мда. Точно скажу: выпивание супа из чашки (даже напоминающей кружку) требует бо-о-ольшой сноровки. У юноши на раз получилось. У меня… ну… не облилась – уже хорошо. Но на суп ушли все силы.

 Голова закружилась, когда я примеривалась к бутерброду. В глазах потемнело, грудь сдавило – не вздохнуть. Очнулась я, полулёжа на кровати, а юноша, поддерживая меня за шею одной рукой, другой настойчиво прижимал к моим губам кружку. Почти «уплывая» от слабости, я выпила (что-то пряное) – и сразу же провалилась в сон.

 Ну, почти сразу. Взволнованное выражение в зелёных глазах мне, надеюсь, не приснилось.

 А он за меня уже волнуется, да?

 ***

 Из следующего сна я выпутывалась, точно муха из паутины. Песок в глазах, горько-мятный привкус во рту, потрескавшиеся от жажды губы… Прелесть!

Я привычно потянулась посмотреть который час. Рука всё щупала и щупала бесконечные подушки, простынь и шерстяное одеяло на необъятной кровати.

 Что?..

 Рука нащупала занавеску.

 Я задержала дыхание, сжимая полог. Нет, ну хватит, это уже, в конце концов, не смешно! Когда я уже проснусь?!

 Сквозь щели полога проникал свет. Неяркий, даже какой-то испуганный, но уютный. Электрический таким не бывает.

 Я села на кровати, замотавшись в одеяло. Голова немного кружилась, горло словно плёнкой покрылось, но грудь отпустило. Уже хорошо.

Сощурившись со сна, я отодвинула занавеску.

 Золотоволосый юноша сидел на охапке сена у камина, вполоборота ко мне, странно (молитвенно?) сложив руки и закрыв глаза. Какое-то время я, не шевелясь, смотрела на него, размышляя.

 Нет, в конце концов, язык жестов ещё никто не отменял. Надо же хоть как-то познакомиться да выспросить, где я, чёрт возьми, оказалась. Заодно, может, и пойму, брежу или… Или.

 Надо. Не отрывая взгляда от юноши и придерживая одеяло, я свесила ноги на пол, красочно представляя, сколько в сушёных цветочках, его покрывающих, спряталось жуков по мою душу.

 Юноша, не шевелясь, продолжал молиться. Я поколебалась с минуту. Вряд ли сейчас подходящий момент для выяснения отношений, но…

 Треснуло и со свистом выпустило воздух полено. Юноша не пошевелился, а я медленно встала, кутаясь в одеяло, и, стараясь шуршать посильнее, подошла к камину.

 Забавно, меня не услышали и не заметили, хотя простояла я для острастки минуту точно. Кто-то здесь слишком много думает…

 Я зашуршала активнее, устраиваясь на соломе рядом, и осторожно коснулась плеча золотоволосого.

 Обычно, если я кого-то трогаю, он или спрашивает, что мне нужно, или жмурится от удовольствия, или кричит: «Отстань!». Зависит от того, как трогать (правда, глубокая мысль?). А вот реакцию в виде шараханья от меня точно от привидения что-то не припоминаю.

 Юноша содрогнулся всем телом, отпрянул. И только потом посмотрел в мою сторону. У него вырвался вздох и пара очень-очень тихих слов. Хм, может, правда не стоило его беспокоить? Я пожала плечами и попыталась обезоруживающе улыбнуться. Поёрзала на соломе – ничего  так, удобненько – устроилась и уставилась на золотоволосого: вроде как «я готова к переговорам и вся внимание». Юноша в ответ абсолютно точно повторил мой взгляд и, чуть погодя, добавил несколько слов – громче и отчётливее:

– Qu'estsiaveni?

Я нахмурилась. «Кес»… чего?

– Est-toue enferme?

«Э-ту»… Эту, эту, эту… что-то мне это напоминает. Ой, что-то мне это напоминает…

Поймав мой взгляд, юноша вздохнул и, кивнув на кровать, добавил:

– Dormiunpou.

 И вот тут настала моя очередь шарахаться.

 Я узнала слова. Почти все, и… мамочки, я их узнала!

 Для верности я их даже повторила – с тем самым проносом, на который потратила целый семестр, цистерну воды и три зеркальца. Боже мой, как мне это г'аси'ованное "р" не давалось! Как вспомню – вздрогну, честное слово.

 Теперь уже на меня уставились, как на чудо света. И выдали та-а-акую тираду… Я сходу, чувствуя себя попугаем, повторила половину.

 Мгновение мы молча пялились друг на друга – я не выдержала первой. Старательно выговаривая звуки (где этот чёртов автоматизм в речи, когда уже придёт?), попыталась спросить:

– Quiestu? – Кто ты?

 «Как тебя зовут?» могло не прокатить, сложнее, а так…

 Теперь повторил он, по-своему: «Kiestoue?» Наклонил голову, с интересом и удивлением глянул на меня.

 Я указала на грудь и ответила:

– Катя… э-э-э, – пауза, – Катерина.

 Если я права, то сейчас он скажет…

 И он сказал, указывая на меня:

– Catherine?

 Ну что ж, теперь я точно знаю, что брежу. «Катрин» – так зовут меня на занятиях французского. И этот странный, поющий язык очень, очень похож на тот французский (смесь латыни), который мы учили на уроках истории языка.

 Господи, неужели в универе мне его не хватило? За что здесь-то?! Я же не знаю его ни черта. Я же в прошлом семестре дифзачёт еле-еле сдала, и то с пересдачей!

 Жизнь ужасна и несправедлива.

 Я повторила вопрос и указала на юношу. Тот слабо улыбнулся и чётко произнёс:

– Édouard.

 В таком антураже имя даже не удивило.

– Enchanté, – «приятно познакомиться», – машинально отозвалась я, чувствуя, как с непривычки начинает неметь «нижнее нёбо».

 Юноша… Эдвард мгновение смотрел на меня – потом расхохотался, громко и беззаботно.

 Хм. Я что-то не то сказала?

 ***

 Вот так потихонечку я и начала учить язык. Очень потихонечку, потому как большинство  знакомых французских слов здесь мистическим образом изменилось, превратившись чёрт знает во что. Зато всегда срабатывали немногие слова и выражения, с трудом зазубренные для дифа по истории языка.

И латынь, которая у нас полгода на первом курсе и я её ни черта, ну вот совсем уже не помню.

 Знала бы – вызубрила весь учебник заранее.

 Да и грамматические конструкции тут просто рок-н-ролл отплясывали. Времена такое творили – мамочки! От порядка слов я за голову хваталась – говори, что называется, как хочешь, никаких правил. Я говорила, и меня не понимали. Мы полвечера с Эдом проболтали, пока он всё на пальцах объяснял (а вы пытались учить язык на пальцах?). Заодно я слова зубрила. Латинские. А ещё у меня акцент прорезался, потому что здесь было меньше носовых гласных – ура, и почему-то межзубные согласные, и нет таких смягчений… В общем, я банально не узнавала произнесённые, особенно быстро, слова, хотя наверняка бы поняла и значение, если бы увидела написанными. Или не поняла?

 Но, честно говоря, это был самый интересный урок языка, который мне когда-либо давали.

 Наутро меня снова свалила простуда, и ещё дня три пришлось проваляться в постели. Я молчу про ссадины, шишки и ушибы, которые раздулись, воспалились и изрядно меня мучали.

 Странные девицы – по одной, по две или скопом – пытались зайти «в гости» ещё несколько раз, так что я заметила: Эдвард стал запирать дверь. На вопрос: «А это вообще кто?» юноша ответил что-то невразумительное и объяснять, как обычно делал, не стал.

 Может, я просто не так спросила? Наверняка.

 Язык, хоть и улучшался за эти дни, но всё же не семимильными шагами.

 Разговаривать мы с Эдом могли в основном по ночам. Днём и вечером он вечно куда-то исчезал. Куда – тоже пока оставалось секретом.

 Я скучала, в одиночестве катаясь по широченной кровати, повторяла слова и фразы, стараясь освежить в голове ну хоть что-нибудь.

Из странного: колокола тут, кажется, звонили постоянно. Ну, почти постоянно – очень часто. Они как-то отмеряют время, что ли, но я с ним ещё не разобралась. И сделала мысленно заметку – спросить у Эда.

А из страшного: в сене были насекомые. Я их видела. А ещё там были мыши. Их я тоже видела. Нет, я мышей не боюсь (в отличие от насекомых). Но есть что-то неправильное в бегающих туда-сюда по комнате мышах. А ещё я пару раз слышала, как они копошатся где-то под кроватью. Было очень страшно.

 Кстати о кровати. Ночными рубашками и пижамами здесь, похоже, не пользовались, а в кроватях спали не в одиночку. По крайней мере, Эд без зазрения совести улёгся рядом со мной утром, после той ночи у камина, и безумно удивился, получив подушкой по лбу.

 Моего французского (или как этот язык у них называется?) не хватило ни его понять, ни самой объяснить, что, собственно, меня не устраивает. Жесты оказались бессильны. В итоге Эд, приняв это за… хм… забавную странность, принёс откуда-то второе одеяло и преспокойно устроился на другой стороне (учитывая размер кровати – на другой стороне комнаты). Правда, в одежде, хотя здесь это, похоже, не принято.

 Всё это не помешало мне проснуться где-то в районе полудня, обнимая его плечи и прижимаясь грудью к спине.

 Опять же Эд нисколько не удивился. Пробормотав, что-то про «холод с улицы», он оставил краснеющую меня дожидаться завтрака.

 А ещё Эдвард не знал слов «ложка» и «вилка». Заинтересовавшись моими сумбурными объяснениями, принёс порядком исписанную бумагу и… (чёрт, каменный век какой-то!) перо с чернильницей. Попросил нарисовать.

 Я и перо оказались несовместимы, и наше жалкое сотрудничество в результате выдало только проколотую в нескольких местах бумагу да пару клякс.

 Эд с интересом смотрел на мои попытки совладать с «доисторической ручкой» и сначала молчал. Потом осторожно спросил, умею ли я писать. Я обиделась, сказав, что, естественно, умею, только не этим.

 Надо ли говорить, что рассказ о ручке или хотя бы карандаше не прокатил. Хотя я в доказательство устроила «наскальную» живопись угольком на стене. Вывела своё имя по-французски. Эд, склонив голову, постоял, посмотрел. И, забрав у меня уголь, исправил две буквы, а одну добавил.

 Так стыдно мне не было даже на пересдаче.

 ***

 Спустя три дня мне полегчало: горло успокоилось, кашель больше не мучал и даже многочисленные синяки и ссадины перестали отзываться ноющей болью – но, конечно, выглядели всё ещё неаппетитно. Посовещавшись с Эдом, мы решили, что пора бы мне вставать.

 В честь этого Эдвард принёс мне охапку одежды. Те самые разноцветные капустные костюмы. Разложил на кровати и, оценив мою перекошенную физиономию, предложил помочь.

 Проблема усугублялась тем, что я абсолютно не понимала назначения все этих платьев – штуки три, между прочим – и не хотела отказываться от одеяла, в которое куталась в присутствии Эда.

 На первых порах ограничились устными объяснениями. Спокойный, как удав, Эд разобрал платья, разложил их в рядок и, указывая на каждое, сосчитал: «Первое, второе, третье…». Потом покорно отвернулся.

 На белом и тонком возникли некоторые проблемы – но! – я его натянула. Напоминало оно сорочку, только присборенную, с рукавами, воротничками и манжетами.

 Я крутила в руках нечто широкое и тряпкоподобное, но жёсткое, когда Эд (наверное, не выдержав), обернулся. Посмотрел на меня с тряпкой, улыбнулся. И в следующую минуту уже оборачивал тряпку вокруг моей груди и талии, сноровисто шнуруя. Я обалдело втянула животик, сзади Эд затянул – получилось что-то вроде корсета.

 Какая жалость, что здесь нет зеркала!

 Следующим шло платье, украшенное вышивкой, с подолом до середины икры. Что-то вроде туники только с широкой лентой-поясом и широкой же горловиной, в которую вытащились воротнички из "сорочки".

– Симпатичное платье, – озвучила  я, поправляя юбку и рассматривая вышивку на рукавах.

– Блио, – улыбнулся Эд, указав на моё платье и на…хм… его. (У Эдварда – короче, темнее и без ленты. Вот и всё отличие).

 Блио, так блио.

 А вот дальше шли… хм… чулки. С подвязками. Нет, не ажурными. И не капроновыми. Вообще, бред какой-то – не то чулки, не то панталончики. Эд обозвал их шоссами. Гадость.

 Ну хоть туфли оказались привычными. Только каблук маленький. Зато удобный!

 Порывшись в сундуке, Эд извлёк гребень и золотой (или золотистый?) обруч. Усадил меня на кровать и спокойно, ни слова не говоря, принялся расчёсывать мне волосы.

 Я удивлялась минуту, потом не выдержала и спросила, зачем он здесь-то помогает. Не прерываясь, Эд усмехнулся, осторожно приглаживая мне чёлку. И сказал что-то вроде:

– Если уж ты с одеждой не справилась…

 Я проглотила язвительную реплику, чувствуя, как его пальцы осторожно перебирают мои пряди. Несмотря на комизм ситуации это оказалось безумно приятно. Особенно когда Эдвард вдруг задержал локон в руке.

 Я обернулась, когда пауза затянулась – осторожно, чтобы он не сжал ладонь и не дёрнул.

 Медленно, как-то до странности медленно, Эдвард поднял голову. Наши взгляды встретились – на мгновение.

 Я вздрогнула, чувствуя странную лёгкость – почему-то в животе. Эти… как их… бабочки?

 По губам Эда скользнула и исчезла улыбка.

– У тебя красивые волосы, – вернувшись к расчёсыванию, буднично произнёс он. – Ты знаешь? Только очень короткие.

 Я моргнула, ошалело глядя на мягко скользящий по прядям гребень.

 Это что сейчас, комплимент случился?

– И очень странные руки. Мягкие и…, – дальше я не поняла. И потому на всякий случай промолчала.

 Закончив, Эдвард выдал мне перчатки – алые, под цвет платья… тьфу ты, блио. И красивые – тоже с вышивкой.

Я встала, пытаясь привыкнуть к новому образу. Покружилась по комнате. Эх, мне безумно, дико нужно зеркало! Можно сказать, смертельно. И фотоаппарат. Когда ещё в таком маскараде поучаствую?

 А вообще удобно. Жаль, что вместо нижнего белья тут какие-то – прости господи! – панталончики, а корсет (и то доисторический) заменяет бюстгальтер. Но, в общем… Неплохо. Особенно туфли. Чувствую себя почти принцессой!

 Я повернулась к «принцу» и замерла.

 Эдвард всё ещё сидел на кровати и во все глаза смотрел на меня… Да ещё и с таким выражением, что в пору вешаться. Будто вместо красивого пла… блио (ага! выучила!) я облачилась в чёрный балахон с капюшоном и стою тут, потрясая серпом… э-э-э… косой, то есть.

– Эдвард? Со мной что-то не так?

 Он вздрогнул, и тут же потрясённо-тоскливое выражение исчезло, сменившись вежливой улыбкой.

– Ты отлично выглядишь.

 Я усмехнулась, проводя рукой по волосам, некстати вспоминая, как он меня расчёсывал.

 В комнате на минуту повисла неудобная тишина.

– Ты давно не была на улице, Катрин? – с видом человека, который думает совершенно о другом, произнёс Эд. – Хочешь прогуляться?

– Э-э-э… Д-д-да…, – отгоняя мысль, что так иногда свидание предлагают, пробормотала я. – Конечно.

 ***

 Садик мне понравился. Большой, красивый. Без глупых клумб с цветочками – так сказать, дикая красота.

 Хотя, честно, я больше думала о странном, если не сказать чудном, доме. Оказался он трёхэтажным (наша комната на самом верху), круглым – этакая башня. Винтовая лестница, по которой мы спускались, сильно напоминала такую же в главном здании нашего универа. Сколько я на её ступенях шишек набила – не счесть. Да там все бьют.

 Но здесь ступеньки были не такими обкатанными. Поколения студентов, наверное, не бегали.

 Больше удивляло, что, судя по планировке – это не единственная лестница и, получается, вышли мы отнюдь не через парадный вход. Почему?

 А ещё по дороге встретилась парочка полуголых девиц, которые так на меня и Эда посмотрели… Я чуть сквозь землю не провалилась и тут же принялась проверять юбки – не зацепились ли. Вроде не пышные, но… чего они тогда так пялятся?

 А ещё у всех девиц темнели мешки под глазами, и вид был исключительно потрёпанный. Это днём-то, считай, в полдень? Болеют? Только проснулись, а легли поздно? Чем занимались?

 Эдварда я даже спрашивать не стала. Но он заметил мою задумчивость и предложил выйти в город. Наверное, ему просто надоело сидеть со мной молча в беседке.

 Не скажу, что я очень рвалась в город, помня все эти грязные вонючие улочки, страх и мерзость, и собственное бессилие. Но, честно, зря боялась. Забавно: теперь этот же город виделся совершенно в ином свете. Гуляя с Эдом по тем же – или нет? – улочкам и площадям, я замечала грубую красоту странных зданий – мелких, точно деревенские домишки.  Яркие цветы и флюгеры, красивые ограды, фонтаны. А ещё в этот раз сияло солнце, и мне было совсем не холодно. И почему-то становилось очень спокойно на душе в присутствии Эда. Я не вздрогнула даже, когда мимо прошли эти… в зелёных касках. Впрочем, меня они и не заметили.

 Странно: на улицах было совершенно не людно. Впрочем, вскоре стало понятно, почему: все собрались на площади, куда мы с Эдом вышли совершенно случайно. Горожане столпились, предвкушающе глядя куда-то в центр и увлечённо что-то обсуждая.

Грянул колокол, и Эд, вздрогнув, сразу же попытался меня увести, но это оказалось практически невозможно: народ всё прибывал, и живым течением нёс нас к центру площади.

 В общем, скоро и я это увидела: помост, костёр… и женщина, та, что несколько дней назад ползла от "касок".

 Всё, что я видела в первый вечер, резко всплыло в голове. Резко и отчётливо. Сердце ухнуло в пятки, я поскорее отвела взгляд и вцепилась в Эдварда.

 Мы всё-таки нашли свободную дорожку среди людского моря и выскользнули на край площади. Странно бледный Эд (хотя вряд ли и я сейчас алела майской розой) прислонился к стене, обессиленно закрыв глаза.

– Эдвард? – шепнула я, беря его за руку.

 Вопрос «что это?» застыл на губах.

 Позади, с помоста, перебивая гомон толпы, прозвучал громкий, леденящий душу крик.

 Я застыла. Эдвард, содрогнувшись всем телом, прижал ладони к ушам.

 Ещё один вопль.

 Красивое лицо юноши жалко исказилось.

 Господи, что с ним? Да, мне тоже страшно, но как-то… отвлеченно, что ли? Я же знаю, со мной такого никогда не случится!

 Ещё один крик, протяжный и резко оборвавшийся.

 Я, задыхаясь от странного запаха (думала, всего уже нанюхалась), схватила Эда под руку и потащила в первый же переулок.

 Какое-то время мы шли молча – Эд, глядя в одну точку, я – пытаясь вспомнить дорогу. Потом, словно встряхнувшись, юноша вздохнул, расправил плечи, искоса глянул на меня и сам свернул на ближайшей развилке.

 Мы молчали до самого дома… то есть парка. Усевшись на скамейку в беседке, Эд стащил свою забавную клириковскую шапочку и, принявшись обмахиваться ею, как веером, улыбнулся, глядя на меня.

 А я – как дура, ну правда! – зачем-то выдала:

– Это ведьму там… жгли? Да?

 Сначала он меня не понял («ведьму» по-французски я не помнила, нашла английский эквивалент). Потом, потемнев лицом – точно облако солнышко закрыло, – помотал головой.

– Нет, это не ведьма…

 Я напряглась, но облако уже исчезло – Эд снова улыбнулся и весело спросил:

– А почему ведьму?

– Ну, ведьм же обычно сжигают,  – пробормотала я, чувствуя себя… не очень умной, в общем.

 Эдвард снова (и уже привычно) уставился на меня как на восьмое чудо света.

– У вас ведьм… сжигают? – выдохнул он таким тоном, будто я говорила про убийство младенцев. Мы ещё во время первой беседы, когда я не смогла внятно объяснить, откуда такая взялась, решили, что я из другой страны… земли… города? Иностранка, в общем. Эд, по-моему, не очень-то в это верил, но почему-то решил подыграть.

– Сжигали, – осторожно поправилась я, раздумывая, можно уже снимать ту штуку на голове – кусок белой тонкой ткани вроде платка, который Эдвард зачем-то надел мне под обруч, стоило выйти в город. – Только это были не настоящие ведьмы.

 Эдвард задумался. Я подёргала платок, стащила вместе с обручем. Эд машинально потянулся помочь, поправил пряди, снова уложил их под обруч. Потом, серьёзно глядя на меня, спросил:

– А зачем же их тогда сжигали?

– Э-э-э, – хороший вопрос. – Ну… не знаю… раньше в колдовство верили… э-э-э… суеверие, в общем…

 Эд моргнул.

– Раньше?

– Ну да, – что его так удивляет? – Раньше. Теперь все знают, что колдовства не бывает…

– Не бывает? – переспросил Эд.

– А что, – заподозрила неладное я, – бывает?

– Конечно! – рассмеялся юноша.

 С минуту мы недоверчиво таращились друг на друга. Я не выдержала первой.

– Только не говори, что ты умеешь колдовать!

– Нет, конечно, – рассмеялся Эд. – Но ведьмы точно умеют.

 Я хихикнула. Ага. Ведьмы. Колдуют. Ну-ну. А у кого-то здесь крыша едет…

– И король, – со странным выражением добавил Эдвард.

– Король? – переспросила я. Та-а-ак, у них тут ещё и монархия. И ведьмы. Ха-ха.

Вот я попала-то, а!

– Верховный правитель, – машинально пояснил юноша, глядя куда-то в глубь парка. – Ты видела его Тёмных посланцев.

 Час от часу не легче. Теперь ещё Тёмные посланцы какие-то появились.

– А где я их видела? – осторожно поинтересовалась я, отодвигая ветвь винограда и делая в беседке окошко. На что он там так пристально смотрит?

 Эдвард снова моргнул, быстро перевёл взгляд на меня и тут же отвернулся.

– Вряд ли ты забыла. В…, – он выдал странную фразу, оглянулся на меня и тут же исправился. – В тёмном. И на конях.

 В тёмном и на конях. Я помнила – ещё бы. И безотчётный ужас тоже помнила.

 Эдвард снова обернулся и, мягко улыбнувшись, сжал мою ладонь.

– Их все боятся. Это нормально. Они же мёртвые.

– Кто мёртвый?! – ахнула я, но Эд вдруг вскочил и торопливо вышел из беседки – к высокой полной женщине, которую я разглядела в «окошко».

 Кто-то из нас явно «того». Причём сильно. Магия. Ведьмы. Разъезжающие на конях трупы.

 А у моего «принца» с головой точно всё… в порядке?

 Толстуха, возвышающаяся над Эдвардом, точно башня, и что-то ему втолковывающая, вдруг посмотрела на беседку. Не знаю, как именно (не рентгеновское же у неё зрение, да? Сквозь ветви и листву смотреть), но я почувствовала, что её взгляд прошёлся по мне – изучающе, оценивающе.

 Я отвернулась и зачем-то принялась надевать обратно тот платок, что на волосы.

 И почему-то сильно захотелось натянуть его ещё и на лицо, как паранджу.

– Катрин, – произнёс чуть погодя голос Эдварда. Сам юноша стоял у входа в беседку и с весёлым изумлением смотрел на меня. – Нам пора возвращаться. И… зачем ты спрятала все волосы? Я правильно понял, ты ведь ещё не замужем?

 Я помотала головой. Эд, улыбнувшись, подошёл ближе, поправил платок со словами:

– Тебе незачем их полностью скрывать, они для этого слишком красивы,– что прозвучало слишком буднично для комплимента.

 Возвращались мы снова через чёрный ход.

 И мне всё чудился тяжёлый взгляд башни-толстухи.

 А ещё – вопль той несчастной «не-ведьмы» на площади.

 ***

 Я сидела на кровати, глядя, как гаснут на небе последние алые всполохи. Эдварда всё не было. Давно уже колокол прозвонил эту… э-э-э… чёрт, я же учила… по-ве-че-рию, вот! Если я всё-всё правильно поняла и проверила, то, получается, местный колокол звонит примерно (ну очень примерно) через каждые три наши часа. Пока мои собственные наручные часы не приказали долго жить, я это ещё в подворотне проверяла (а чем ещё было заниматься?). Эдвард потом объяснял, что колокол (который просто «бом», а не «тили-тили» – тут колокола, похоже, на все случаи жизни имеются) звонит восемь раз в сутки, и каждый звонок называется по-разному. В основном, отмеряет он время молитвы.

 Какие тут у местных отношения к церкви я не понимала. Но они кому-то молятся. Эдвард, вот, периодически молился. Особенно перед сном.

Так вот, их повечерие соответствует нашим девяти часам вечера. Но о-о-очень примерно.

 Обычно Эдвард возвращался после неё. Иногда – после полунощницы (полуночи, да). Так что он и сегодня, в принципе, не опаздывает. Но ушёл Эд раньше, так что… Да, я волновалась.

 Очень хотелось спать. Я уже дремала пару раз, но всё время просыпалась – от привидевшегося взгляда этой пухлой тётки. Ух, уже во сне мерещится. Чем он меня так напугал – не понимаю.

 Может от него разило подворотней, которую я благодаря Эду уже умудрилась забыть?

Огонь в камине давно погас, и я не знала, как его разжечь. Холодало.

 Я завернулась в одеяло и  всё равно заснула, слушая колокол на полунощницу. Помню, как ветер перебирал мои волосы, без труда проникая в комнату через оконную решётку.

 А внизу знакомо пела флейта.

– Катрин?

 Я вздрогнула, просыпаясь.

 Эдвард сидел у камина с кружкой в руках и, как обычно, улыбался. Я заметила, он часто улыбается. Похоже, этакая маска, скрывающая волнение, печаль, или горе.

 Юноша указал на вторую кружку – рядом на полу.

– Я принёс шахматы. Ты играешь?

 Я на всякий случай пожала плечами – а правильно ли его поняла? Ну, я в принципе, умею… в шахматы… только… Я всё-таки привыкла к чёрно-белым шахматам, а не однотонно-белым.

 Эдвард положил на солому шкатулку с плоской крышкой, где клетки не выделялись, а еле-еле виднелись. Фигурки тоже удивляли. Костяные, небольшие по размеру и очень красивые. Король в виде старичка с короной, ферзь – дама (намёк на королеву?), слон (Эд упорно звал его альфином) представлял собой клирика (ну, вроде епископа, что ли?), а ладью я вообще не узнала – рыцарь, пронзающий копьём дракона.

 А ещё одни фигурки были белыми (как и привычно), но вот другие не чёрными, а красными. Забавно смотрелось на однотонной доске.

 В процессе ещё выяснилось, что дама-ферзь почему-то ходит только по диагонали и, как пешка, лишь на одну клетку за раз.

 В общем, вы уже поняли, что я проиграла?

 И весьма быстро.

 И во второй раз тоже – пусть не так скоро.

 Эдвард же управлялся с фигурками играючи, искоса поглядывая на доску и думая о чём-то своём.

 Зато я злилась. Ненавижу проигрывать. Да ещё и так обидно.

– Катрин, – улыбнулся Эдвард после второй партии, протягивая мне кружку с каминной полки. – Извини, я не подумал, у вас эта игра, наверное, не так популярна? Я просто хотел время скоротать.

 Я хмуро уставилась в кружку.

– А ты давно играешь?

– Как и все, – недоумённо откликнулся юноша. – С шести лет.

 Я играю с девяти – в школе факультатив по шахматам обязательным был. И да, я знаю, что выигрывала в основном благодаря моей неземной красоте, подвешенному языку и угрозе смахнуть нафиг эти чёртовы фигурки, если соперник не согласится на ничью. Обычно все соглашаются, но проворачивать такой номер с Эдом почему-то не хотелось.

– Скучаешь, Катрин? – сказал вдруг юноша, глядя на меня исподлобья. Сам смахнул фигурки, молча сложил их в шкатулку и убрал в сундук. – Музыку?

 Я промолчала – в  сон клонило нещадно. Да и вообще всё это – шахматы, вчерашние кости (на мой взгляд, сильно смахивают на «камень-ножницы-бумага», хотя вариантов и побольше) – очень похоже на попытку занять руки и отвлечься от тяжёлых мыслей, потому что иначе не получается. А что – я вот, когда с парнями ссорюсь, полы мою во всей квартире. Очень помогает. А особенно сильный терапевтический эффект получается, если рядом скачет кто-нибудь из подружек или мама, уверяя, что «он тебя не стоит», ну и дальше в том же духе. Со зрителями-то оно всегда веселее.

Почему-то чувствую себя сейчас именно зрительницей.

 Эдвард тем временем достал… кажется, флейту, посмотрел на неё с секунду. Почему-то поёжился. И поднёс к губам.

 Мелодию я сразу узнала – слушала, пока ждала его сегодня. Интересно кому он тогда играл?

 Где-то далеко колокол пробил эту… хвалитню… хвалитну… как-то так. Три часа ночи, в общем.

 Я повернулась, удобней устраиваясь на соломе. Эх, а первое время аллергия мучила на пару с простудой. Ничего, привыкаю…

 Эдвард играл, внимательно смотря на меня – странный взгляд. Пугающе серьёзный. Я поёжилась.

 А если подумать, мне ещё никогда никто из парней не играл. Даже на гитаре. И волосы не расчёсывал. И в шахматы никому и мысли не возникало предложить…

 Отчего тогда здесь и налёта романтики не чувствуется?

– Эдвард? – тихо позвала я. – У тебя что-то случилось?

 Музыка на время смолкла, а я поймала странно-настороженный, грустный взгляд.

 Потом Эдвард снова заиграл – немного другую мелодию, но тоже красивую.

 Я так и заснула под неё, как под колыбельную.

 ***

 Следующим утром (по ощущениям – сильно после полудня или шестого часа, как здесь говорят) я проснулась, нашла на кровати со стороны Эдварда сменную одежду, у камина – завтрак-обед… А вот самого Эда, конечно, уже не было.

 Сидеть в комнате одной не хотелось.

 Через чёрный ход – а как ещё? – я проскользнула в парк. И тут же услыхала флейту.

 Ага! Сейчас-то я узнаю, чем ты днём занимаешься…

 Мелодия – не та, что прошлой ночью, повеселее – лилась ручейком со стороны беседки.

 Я проверила на всякий случай, хорошо ли держится на волосах обруч и в порядке ли пла… блио. И поспешила на звук.

 Вообще, по сторонам, конечно, стоит иногда смотреть. Так, может, и не налетела бы на эту страшную толстуху-башню… Я шарахнулась от неё, как от чумной и, честно говоря, совсем не ожидала, что тётка протянет руку, схватит меня чуть не за шиворот – а точнее за шею. Лапища у неё – зубы ротвейлера отдыхают.

 Что-то тётка шипела, не знаю, не расслышала. Помню только, что флейта вдруг смолкла, эта… толстуха, наконец, отодвинулась, и мне открылся отличный обзор на беседку.

 Эдвард целовался. С какой-то дамочкой. Разодетой в пух и прах. С колпаком, как у фей в сказке про Золушку.

 Бр-р-р!

 Меня толкнули назад, резко повернули, чего-то снова зашипели. Я уловила только последнюю фразу, сказанную чуть громче и понятнее:

– … и если ты ещё раз… Поняла?

– Поняла,– машинально отозвалась я. «Поняла» – самая ходовая фраза на уроках французского. Впрочем, и тут сработало. Тётка отпустила, снова зыркнула и встала живым знаком «проезд запрещён».

 Пришлось вернуться в комнату.

 Но ждала я Эда на этот раз с больши-и-им нетерпением.

 И конечно он пришёл ещё позже, чем обычно – в третьем часу ночи, в эту, которая хвалитны (господи, напридумывали!). Усталый и ещё более задумчивый.

 Не замечая мой нетерпеливый взгляд, прошёл в комнату, стукнул засовом, свалился на кровать и с тяжёлым вздохом закрыл глаза.

 А я впервые решила: хорошо, что стёкол в окнах здесь нет. От Эда стойко и очень странно, точнее непривычно, несло женскими духами. Противный такой аромат розы и чего-то… фрезии? Чего-то резкого.

 Моя аллергия очень «вовремя» решила напомнить о себе.

 Я всхлипнула-хлюпнула, отодвигаясь к окну, к свежему ветерку, со всей силы зажала нос. Эд повернул голову, посмотрел на меня сквозь ресницы.

– Катрин? – измученный голос. – Как ты?

 Хреново! Особенно сейчас.

 Я отдышалась и с трудом выдавила:

– Чьи это… духи… запах (в оригинале «тяжёлый аромат» получился)? С кем ты…

– Графиня де Лиакруа, – пробормотал Эд, не дослушав, и снова обессиленно закрыл глаза.

 Графиня. Угу. Это, конечно, многое объясняет.

– Ты её любишь? – вспомнилась сцена в саду. – Эту… графиню.

 Я тут же пожалела о вопросе – ну в самом деле, как ревнивая девчонка: «Ты её любишь? А меня?» Бред!

– Что? – выдохнул Эд, снова открывая глаза и с удивлением смотря на меня. – Конечно, нет!

 Э-э-э… А меня?

– Но ты с ней целовался! – выпалила я, отодвигаясь ещё дальше к стене.

– Ты видела? – устало шепнул Эдвард. И замолчал.

– Ну… я… просто…, – а пусть не думает, что подглядываю! Я не такая! – Ну… А зачем тогда, если ты её не любишь?

 И почему я чувствую себя теперь полной идиоткой?

 Пока Эд молчал, в голове пронеслось сразу много всего: от коварного соблазнения до поругания женской чести.

 Только Эд в роли коварного соблазнителя как-то… не представлялся.

– Катрин,– глядя в потолок, произнёс, наконец, юноша. – Ты знаешь, где сейчас находишься?

 Ну-у-у… А что?

 Поймав мой взгляд, Эд вздохнул и выдал:

– В доме терпимости.

 Э-э-э… Это в дурдоме, что ли? Нет, я, конечно, подозревала, что с катушек съехала ещё там, у универа, но… но…

 Зелёные глаза пристально смотрели на меня, не отпуская.

– В борделе, Катрин.

Глава 4

Уф… Не в дурдоме. Уже хорошо. Всего лишь… Где?!

   Эдвард устало закрыл глаза и отвернулся.

   Т-т-то есть к-к-как в борделе? Почему в борделе? В каком… в каком ещё борделе?!

– Эдвард, – тихо позвала я. – Пожалуйста… скажи, что ты не сутенёр.

   Мне пришлось раза три объяснить значение слова, прежде чем Эдвард понял и, глядя на меня с каким-то болезненным изумлением, рассмеялся – по-моему, истерически.

– Что?! Ну конечно, нет, Катрин! Что ты… Господи, Катрин, ну ты и придумала!

   А мне вот совсем не весело.

– В таком случае, – медленно произнесла я, – что ты тогда здесь делаешь?

   Смех резко оборвался.

   Какое-то время Эдвард пристально смотрел на меня. Потом спросил:

– Катрин, сколько тебе лет?

   Я опешила.

– Восемнадцать.

   Эд кивнул. И невыразительным, тусклым голосом (каким у нас обычно лекции читаются) продолжил, тщательно подбирая слова:

– В восемнадцать благородные дамы обычно уже давно замужем. Но их мужья часто старше их – намного. И больше увлечены управлением и войнами.

   Да-да, я в курсе, пояса верности и всё такое…

– Но юным дамам, – продолжил Эд, – необходимо развлечение… и подходящий эскорт…

– И их мужья не против? – усмехнулась я.

   Эд тоже улыбнулся – как обычно фальшиво.

– Только за. Такое… общение не приводит к дуэлям и войнам. Они… не чувствуют себя оскорблёнными.

   Мда. Если мой будущий муж будет ходить по проституткам, очень сомневаюсь, что дома его встретит нечто кроме сковородки… или скалки…

   Стоп.

– То есть ты, – выдавила я. – Ты…

   Я не могла его произнести. Очень французское слово – все слова этой категории насквозь французские.

   Но губы просто не слушались.

– Ты…

– Да, – спокойно отозвался Эдвард, отворачиваясь.

   Я стиснула оконную решётку, та, кажется, даже задрожала.

   Нет. Не может быть. Не может… Он же «принц»!

– Катрин, ложись спать, – минуту спустя позвал Эд. Как ни в чём не бывало.

   Забавно – я машинально послушалась.

– Эдвард, – он в который раз повернулся ко мне, посмотрел выжидающе. – Скажи, зачем я здесь? Зачем ты меня… забрал?

«Ты решил и меня сделать…», – не было произнесено, но Эдвард понял.

   Юноша приподнялся на локтях, зелёные глаза глянули в упор… Я оцепенела.  Почему никогда раньше я  не замечала, какие выразительные у Эдварда глаза? И каким тяжёлым может быть взгляд.

Я почти ожидала, что он сейчас закричит или ударит.

   Но Эдвард просто лёг и отвернулся.

   Молча.

   ***

   На душе скребли кошки.

   Я промаялась всю ночь, то и дело прислушиваясь к дыханию юноши рядом.

   Стойкое чувство гадливости и отвращения царапало, не давая расслабиться. Я чувствовала себя обманутой, преданной и… бессильной. Снова.

   Мерзкое ощущение.

   «Принц» из борделя… Да что же мне так не везёт-то?

   Я даже всплакнула в подушку, но, против обыкновения, это не очень-то помогло. Под утро, к их первому часу, а нашему – шестому, провалилась в сон, как в омут.

   Слава богу, мне ничего не снилось.

   Зато после пробуждения раскалывалась голова, а стоило подняться – атаковала слабость.

   Чёрт возьми!

   Я буквально вытолкнула себя из постели. Огляделась. Конечно, Эдварда не было. Интересно, он сейчас с кем-нибудь…

   Я поморщилась и мысленно запретила себе об этом думать. Вообще не думать про Эда. Совсем.

   Учитывая головную боль, получалось неплохо.

   У камина стыл обед (судя по солнцу сейчас около полудня), на сене лежала одежда. Всё как обычно.

   Я сжала виски, села, покачиваясь из стороны в сторону. Наконец, придя к выводу, что голая и голодная я нафиг никому не нужна – в том числе и себе, – переоделась и пообедала.

   И кой чёрт меня понёс потом в парк?

   Эдвард методично обрывал с куста светло-розовые и жемчужные хризантемы. Только-только распустившиеся цветы…

   Поди, для очередной… клиентки.

   Я резко развернулась и решительно направилась было в противоположную сторону, но…

– Катрин?

   Я остановилась. Обернулась.

   Непринуждённо улыбаясь, Эдвард протягивал мне букет.

– Я всё ждал, когда ты проснёшься, – сверкая, точно солнышко, произнёс он. – Катрин, ты не заболела? С тобой всё хорошо?

   Я внимательно изучала хризантемы, пытаясь сосчитать до десяти.

   Как он может делать вид, что ничего не произошло?!

   В зелёных глазах, там, за налётом спокойствия и уверенности, промелькнула обречённость.

   Я зажмурилась. В конце концов!

– Катрин?

– Да, Эдвард, мне восемнадцать. Но я не графиня. И даже не замужем. Так что оставь это, – я кивнула на букет, – для кого-нибудь другого.

   Почему-то отвернуться и уйти прочь было очень тяжело. Я знала, что всё делаю правильно, надо сразу… обезопасить себя, а не лицемерить. Просто дать понять, что он не сможет мной пользоваться. Никогда. Что между нами… никогда…

   Я всё-таки обернулась, когда дошла до рощицы.

   Цветы валялись на земле – шёрсткой брошенного котёнка трепетали пушистые лепестки.

   Эдвард исчез.

   Я со вздохом повернулась… и с криком схватилась за щёку.

   Одна из тех полуголых девиц – высокая, статная, рыжая – размахнулась снова, но, точно передумав, схватила меня за руку. Зашипела рассерженной кошкой:

– Дура!

   Я дёрнулась – вырваться.

– Что ты о себе возомнила, принцесска? – тряхнув мной, точно половой тряпкой, выдавила девушка (с переводом тут возникли проблемы, половину слов я ещё не знала, но оставшуюся часть поняла). – Думаешь, чем-то от нас отличаешься? Думаешь, ты лучше нас?

– Пусти! – пискнула я.

   Щас! Девица только сильнее сжала пальцы. И, дёрнув, зачем-то потащила меня обратно к дому.

– Хочешь, я докажу, что ты ошибаешься?

– Пусти! Эд… М-м-м! – девица с силой зажала мне рот, заставив прикусить губу. – М-м-м!

– Ты имени его произносить не достойна! – с глубоким убеждением прошипела рыжая, втаскивая меня на ступени. – Глупая, высокомерная девка… (дальше мои познания во французском кончились. Но очень сомневаюсь, что мне говорили комплименты).

   Лестница, ещё одна, но прямая, незнакомая – и меня втолкнули в комнату. Мраморный пол, гобелены, громадная роскошная кровать, камин, аж три окна (правда, узеньких, точно бойницы).

– Видишь? – прошипела девица, хватая меня за подбородок и вынуждая смотреть. – Запомнила? А теперь пошли!

   Уже знакомым манёвром меня втащили на два этажа выше – кажется, под самую крышу. Распахнули низенькую дощатую дверцу.

– Ну, смотри, – мрачно произнесла девица, стоя позади и крепко держа меня за плечи. – Смотри!

   И я смотрела.

   Больше всего это напоминало казарму – как про неё в газетах и книгах пишут. Маленькая, в сущности, комнатка. И кровати, кровати, кровати. Около тридцати штук. Вполовину не такие большие, как у нас с Эдом, но и не узенькие. В остальном – вылитые больничные койки. Большинство оказались пусты, на остальных по двое лежали встрёпанного, больного вида девушки. Одни переговаривались между собой, другие спали… наверное. На спинках висели эти… их… типа пеньюаров, в общем. На полу, ближе к единственному окошку (расщелине в стене) – тазики с водой. Я даже от двери видела, насколько она мутная и жирная.

   А хуже всего был запах, какой бывает в маленькой аудитории после двух мужских групп и трёх лекций безвылазно. Хотя нет, этот был хуже. В комнате царила невероятная духота, о вентиляции здесь, наверное, отродясь не слыхали. Я задыхалась, даже стоя в дверях.

– Нравится? – холодно произнесла девица и чуть отодвинулась. – Наш курятник.

   Я вздрогнула, обернулась.

   Девица хмыкнула.

– Хотела бы здесь жить? Нет? Комната Эдварда лучше, не правда ли?

– Почему? – выдохнула я, отступая и прижимаясь к стене. Сырой и пахнущей…

   Боже…

– Почему лучше? – хмыкнула девица. – Посмотри на меня. И на него. Таких, как он очень мало. Хозяйка на него не надышится. Любой каприз исполнить готова. Даже когда он девку притащил, – она сделал паузу, бросив красноречивый взгляд на меня, – смолчала. Но это пока. У тебя, милочка, есть все шансы оказаться здесь же, – девица кивнула на дощатую дверь. – Хозяйка давно к тебе присматривается. Ты молода, невинна и красива. Поначалу будешь стоить дорого.

– Нет, – прошептала я, цепляясь за каменные выступы.

   Девица фыркнула.

– Нет? Куда ты денешься! Идти тебе, как я понимаю, некуда. Я же помню, какой ты была – нищенка с улицы! Ты останешься. Как и все мы. Или подохнешь в подворотне. Что, милочка, не думала об этом? Решила, мы все здесь по доброй воле оказались?

   Я зажмурилась и мотнула головой.

   Неправда. Этого со мной никогда не случится. Никогда. Нет!

– Катрин? – голос Эдварда раздался громом среди ясного неба. – Что ты здесь делаешь? Катрин!

   Я буквально рухнула ему на плечо, плохо соображая, что вообще происходит. Голова взорвалась, алые всполохи затанцевали перед глазами, постепенно разрастаясь и заполняя собой всё пространство.

   Кажется, Эд, что-то говорил этой… девице. Я слышала голоса, но не понимала, господи, ничего не понимала…

   Потом снова была лестница, знакомая комната и не менее знакомая кровать.

   И красные всполохи отступили перед ароматом глинтвейна. А вкус и тёплая, пряная горечь напитка их добили совершенно.

   После глинтвейна жизнь ощутимо пошла на лад. Но не сильно. Как говорится, не всё сразу.

   Не, ну правда – а то всё пиво, да пиво! Представляете, у них тут пиво – женский напиток! Мужчины его вроде как вообще не пьют.

   Кому скажу – засмеют!

   Эдвард взволнованно смотрел на меня, кажется, что-то спрашивал.

   А я наслаждалась хор-р-рошим чувством экстаза – головная боль постепенно, легонько, постоянно оборачиваясь, – но уходила.

   Итак, проблема: мне некуда идти. Да. Безысходность и бессилие. Угу. Оставаться здесь – тоже нельзя. Рано или поздно райская жизнь с защитником под боком закончится – и вуаля: подворотня или…

   Размышлять об этом спокойно не получалось. Ответ перед глазами не маячил.

   Зато маячил козёл отпущения. Хор-р-роший такой козёл, красивый, с грустными зелёными глазами.

   И нахлынуло!

– Не трогай меня!

   Эдвард мгновенно выпустил мою руку, отстранился.

– Катрин?

   Я швырнула кружку с остатками глинтвейна в камин. Кружка железная, ей хоть бы хны. А глинтвейн пламя радостно выпило. И вспыхнуло ярче.

– Ты! Это всё ты виноват! Ты! Зачем ты вообще меня сюда притащил?! И лгал! Ты! Как же… Как же я тебя… ненавижу!

   На этой ноте меня обычно принимаются утешать все, кто рядом. Правильно, представьте рыдающую блондинку. Жалкое зрелище, от него все сразу хотят избавиться. Вот и…

   Эдвард повёл себя очень странно. Вместо оправданий, злости или того же утешения он… сбежал. Нет, серьёзно. Всё время моего сумбурного, прерывающегося всхлипами монолога отступал к двери, странно глядя на меня этими чёртовыми зелёными глазами.

   И так за дверью и исчез.

   Совсем!

   Я повопила ещё для острастки. И разрыдалась.

   Мда… и за что ему клиентки платят? Нет, я понимаю… но куда же без истерик?

   ***

   Давно пробило повечерие – девять часов.

   Эда не было.

   Он обиделся, что ли?

   Я лежала на кровати, и уже около получаса, наверное, слушала вопли откуда-то снизу. Судя по голосу – толстухи. Я так понимаю, она тут местная хозяйка. Вопит знатно. Кто-то из девиц, кажется, рыдает ей в унисон. Я аж заслушалась и чуть не пропустила момент, когда дверь открылась.

– Я бы на твоём месте пряталась, – заявила знакомая рыжая девица, стоя на пороге.

– Почему? – буркнула я, думая: залезть под одеяло и действительно спрятаться или не стоит. Как ещё яснее показать «меня все достали»?

   Рыжая фыркнула – интересно, она что-нибудь другое делать умеет? – и кивнула в сторону окна.

– Слышишь, Мелисса вопит?

   Да уж. Наслаждаюсь.

– И что?

– А то, что её очередь быть девственницей.

   Я минуту обдумывала фразу. Потом повернулась к девице.

– Это как?

– Просто, – снова фыркнула та. – Несколько дней воздержания, мазь и уксусная ванна. И всё. Так вот, Мелисса не воздержалась. Поэтому лучше прячься. Или беги – сейчас. Хозяйка герцогу никогда не откажет, девственницу из-под земли достанет, – красноречивый взгляд в мою сторону.

   Я показательно зевнула.

   Угу. Дурочку из меня решили сделать. Девственница, уксусная ванна… Ха-ха. Может, я, конечно, что-то неправильно поняла…

– Ну, как знаешь, – фыркнула рыжая, исчезая за дверью.

   Честно говоря, чуть-чуть я засомневалась. Но ещё честнее – всё это просто не укладывалось в голове. Чтобы вот так… меня… да ну, бред.

   Эх, сейчас бы закрыть глаза – и этот дурдом закончится…

   Я закрыла.

   Дурдом только начался.

   Меня чуть не за волосы (за шиворот, точнее – я слышала, блио порвалось!) вздёрнули вверх.

   Мы с хозяйкой уставились друг на друга.

   Её взгляд мне оч-ч-чень не понравился.

– Так, личико ничего, – бормотала толстуха, разглядывая меня и так, и эдак. – Волосы – загляденье. Жене! Стяни с неё эти тряпки!

   И когда из-за спины толстухи выдвинулась чахоточного вида девица, я поняла, что это не сон.

   И завизжала.

   ***

   Следующий час я только и делала, что визжала, царапалась, кричала и поливала этих двух… такими словами – в основном на русском.

   Ничего из вышеназванного не помогало. Даже когда я запустила флакон с духами в дохлячку, помощницу толстухи, и они разлились по её рябой физиономии – это нисколько не замедлило приготовления.

   Ванна – впервые за всё то время, что я здесь, – кружева, богатое блио, мягкая нательная рубашка, драгоценности (наверняка фальшивые)… Допотопная косметика.

   Я всё думала: почему они меня не успокаивают, только держат, чтобы совсем уж макияж не размазался да прихотливая причёска не растрепалась.

   Потом дошло: истерика выпила все силы. Вниз, к стоящей неподалёку от парадного (Дождалась! Увидела!) входа карете меня практически несли – я пошевелиться не могла, обвисая на руках у толстухи, точно сломанная кукла.

   Зато в шелках и парче.

   Толстуха давала мне последние наставления, прежде чем запихнуть в карету. А у меня в ушах звенело от ужаса и перед глазами плясали чёрные мушки.

   Потом они увеличились. Десять штук.

   Потом они ещё увеличились.

   И, наконец, превратились в очень знакомых всадников в чёрных плащах.

   Ха, а на последний визг у меня силы-то нашлись!

   ***

   Колоритная, наверное, сцена: бьющаяся в истерика девица на пороге кареты, застывшая не то от ужаса, не то от изумления толстуха и пытающаяся вытереть последние капли духов из глаз чахоточная.

   Всадников она нисколько не удивила. И не остановила – ни на секундочку.

   Они строем спешились и шагнули к входу.

   Толстуха всхлипнула, отмерла и тоже бросилась к двери. Кажется, сейчас повторится подвиг солдата с амбразурой…

   Чахоточная метнулась мимо меня в карету и захлопнула дверцу. Судя по звукам – ещё и забаррикадировалась.

   Кучер, до этого мирно дремлющий и даже временами похрапывающий, спрятался под козлами и не подавал признаков жизни.

   А я что? Я своё уже отбоялась.

   Ну ладно – просто застыла посреди всего этого дурдома… и на-блю-да-ла.

   Эти, в плащах (а что, правда, что ли, мёртвые?), отодвинули – а это силища нужна немалая – толстуху и шагнули внутрь. Очень скоро на улицу посыпались девицы – кто в чём и кто как. Толпиться вокруг здания они не стали, сразу по углам попрятались.

   Откуда-то изнутри донёсся вой толстухи.

   А меня вдруг словно подбросило. Чего я стою?! Бежать отсюда, скорее!

   Скорее не получилось: ноги не слушались. Подобрав подол блио, я медленно, как нашкодивший котёнок, принялась отступать… Легонько, шажочек за шажочком… Доотступалась до моста – совсем рядом, хорошо… Под мост я первым делом и сиганула. А там по бережку, да по камушкам, да вброд кое-где (чёрт с ней, с обувью, выдержит!). А на том берегу уж я припустила!

   Всё время в ушах чудился конский топот.

   Я петляла подстреленным пьяным зайцем, натыкалась на тупики, поворачивала обратно, плутала по переулкам…

   А город словно вымер. И все двери-ставни заперты, ни души… Кладбище, ага.

   Так, невесть каким образом я выбралась на окраину. Дома здесь стали пониже, целиком за оградами прятались. Да и победнее – вон, краска на стенах облупилась. Дорога и вовсе никакая. Я несколько раз падала, вставала, снова падала…

   Остановилась только, когда замаячила городская стена и открытые – господи, спасибо! – ворота. Ха, ворота! Калитка, а не ворота, но стражи рядом не оказалось. А, наверное, должна быть.

   Я уже примеривалась подойти и воочию убедиться, как…

   Всё-таки стук копыт мне не мерещился.

   А уж это «хлюп-хлюп» я везде узнаю.

   Чёрная тень со стороны переулка приближалась.

   А я замерла пойманной птичкой, пригвождённая вновь проснувшимся страхом.

   Хлюп-хлюп.

   Да что же такое! Вот же, калитка эта чёртова! Да там лес, поди, меня и не найдёт никто. Ну же, всего шаг… и ещё…

   Хлюп.

   У меня и один-то не получился.

   Хлюп-хлюп.

   Мне казалось, я уже слышу дыхание лошади. И уж точно вижу очертания всадника…

   Хлюп…

   Ну всё.

   Примерно в этот момент меня дёрнули за руку. И, слава богу, что закрыли рот – я бы завопила. Думала, голос от страха кончился – щас! Когда надо – найдётся.

   Я сдавленно мычала в чью-то руку, а меня уже тащили в какой-то закуток и с силой усаживали на колени в грязь.

   Почему-то сейчас вдруг стало жалко платье. То есть блио.

   Всадник остановился совсем рядом. Покрутился.

   Я чётко слышала чужое дыхание в ухо – и от этого становилось ещё страшнее, чем от…

   Мамочки!

   Подъехав совсем близко, всадник… э-э-э… выпрямился, что ли? В общем, капюшон упал, и в красивом лунном свете матово блеснул череп.

   Колоритный такой череп. Что там – мясо, сухожилия, сосуды – на нём остались. И от костей это  отлипало очень живописно…

   Господи, меня сейчас вывернет.

   Ходячее пособие для медиков, блин. Реквизит фильма ужасов…

   А глаза сияют голубыми яркими звёздами. Холодными. Можно сказать, ледяными. Колючими.

   Я всхлипнула, отводя взгляд.

   Всадник проехал почти вплотную.

   Так вот он какой, трупный запах! О-о-о, лучше б не нюхала.

   Всадник пошёл на второй заход.

   Что он ищет? Не меня же, нет? Нет? Нет?!

   Третий круг… Я почти ожидала, что сейчас он взовьётся на дыбы, как в каком-то фильме, и мелодично завопит.

   Нет, он просто уехал.

   Медленно, постоянно поворачивая лошадь. Лошадь, у которой в глазницах вились черви!

   Меня отпустили, стоило чёрной тени скрыться из виду.

   Та-а-ак. Теперь упасть вперёд на руки – корсет тоже жалко. А так хоть перчатки пострадают.

   Обернуться.

– Эдвард?! – выдохнула я.

   Не глядя на меня, юноша встал, закинул за плечи нечто вроде походного мешка (или котомки?) и… прошёл мимо.

– Эдвард! – неверяще прохрипела я ему вслед.

   Он что, сейчас уйдёт?

   И оставит меня? Одну?!

– Эдвард! – вот теперь голос не слушался. Чёрт!

   Подхватив подол, я бросилась вслед за идущим к воротам-калитке юношей.

   Он соизволил отреагировать, только когда я схватила его за плечо – уже за стенами.

– Что?!

– Ты… уходишь? – выдавила я.

   Юноша сбросил мою руку, окатил хмурым взглядом и отвернулся.

– Не оставляй меня!

   Эдвард обернулся.

– Мне казалось, ты теперь вовсе не рада меня видеть, – ледяным голосом произнёс он. И снова отвернулся.

   Сейчас он уйдёт, а я… а я…

   А я куда пойду?! Да он же здесь единственный, кого я знаю. Единственный… э-э-э… нормальный!

– Эдвард, я не смогу без тебя! – вырвалось отчаянное.

   Юноша замер. Снова обернулся. И, тяжело дыша, показал на калитку.

– Там – Тёмные Посланцы. Они ищут… меня. Рано или поздно найдут. Так что возвращайся, Катрин… Так тебе безопаснее.

   Я вспомнила толстуху и будни в подворотне. И содрогнулась.

   Да какие, к чёрту, посланцы! Были и нет. А подворотня – она, вот она. И этот… любвеобильный герцог.

– Эдвард.

   Юноша посмотрел на меня в упор.

– Пожалуйста. Возьми меня с собой, – тише и как можно спокойнее произнесла я.

   Лицо Эдварда исказилось. И я поняла: на самом деле он очень хочет мне уступить. Потому что…

   Почему?

   Я вздохнула и… та-дам – заключительное:

– Прошу тебя.

– Ты сама же пожалеешь, – выдохнул Эд после паузы. – Глупая. – И, отвернувшись, добавил. – Идём.

Глава 5

Путешествовать по тёмному лесу – то ещё удовольствие. Ни черта не видно. Совсем. Какая там луна – под эти деревья солнце-то хоть проникает?

   А ещё – я как-то больше к парку привыкла. Дорожки асфальтированные, там, скамейки, лотки с мороженым… Ну, или хотя бы тропинки! Здесь же – ну никакого удобства. Зато море листвы. Судя по ощущениям – по колено.

   А вот интересно, змеи ночью спят?

   А пауки?

   Здесь же не водятся гигантские пауки, как… э-э-э… в каком-то фильме? Нет? Точно?

   И гробовая тишина ночной чащи… господи, как представлю, что сейчас… кто-то… тот же мёртвый всадник… подкрадывается… сзади…

– Мамочки!

– Тише! – прошипел идущий впереди Эд. – Прекрати. Немедленно!

– Что прекратить? – всхлипнула я.

– Разговаривать!

   Я честно замолчала… и через секунду очень красноречиво хрустнула веткой.

   Что?! Я не вижу ничего в этом мраке!

– И это тоже! – потребовал Эд.

   Я надулась и снова хрустнула веткой.

– Извини. Оно само.

– Твоё счастье, что Посланцы не слышат, – выдохнул Эд какое-то время спустя.

   Тогда чего ты ко мне пристал?!

– Совсем не слышат? – пискнула я.

– Совсем! – прошипел Эд. И чуть тише добавил: – Они же трупы.

   Угу. Заметила. Чего ж тогда они на лошадях разъезжают? И вообще, почему им в могиле не лежится?!

– Ну а как же мистическое колдовство, всякие там заклятья? – не выдержала я.

– Я же сказал – тише! – трагичным шёпотом простонал Эд, оглядываясь (его силуэт на фоне деревьев я ещё худо-бедно различала. И деревья, к несчастью, тоже – пугали они меня изрядно. О-о-о, блин, ёжик в тумане!). – Катрин, ты будто вчера родилась!

   Следующие… м-м-м… очень долгое время мы молчали. Эдвард крался впереди, невесть как находя дорогу (или без дороги, уж не знаю), а я во всей полноте ощущала прелесть хождения по лесу в платье.

   Ладно… Будем надеяться, что у змей и пауков чуткий сон и достаточно ума, чтобы уйти с дороги махины вроде меня… Потому как перевес в росте – это всё, что у меня против них есть.

   Ещё спустя очень долгое время мы выбрались на узкий пятачок нелесного пространства. Точнее – обрыва. Внизу – далеко-о-о внизу – шумела речка. Нашу прогалинку со всех сторон обступили деревья, точно в плен нас брать собирались.

   Эд остановился, осмотрелся и скомандовал:

– Отдыхаем.

   Я скептично глянула на обрыв. Далековато лететь…

– А может, всё-таки, в лесу? А то вдруг дождь?

   И на меня та-а-ак посмотрели…

   Кому там сыра земля пухом? Мёртвым? К тому времени, как небо над головой посветлело, я им уже завидовала. Холодно, выданный Эдом плащ ни черта не греет, с обрыва туман ползёт (явно неестественного происхождения!), мокро, твёрдо. И грязно.

   А Эд спокойно дрых, положив руку под голову вместо подушки.

   Ему я тоже завидовала. И чему нас в универе учат? Вот это я понимаю – навык! Мне, несмотря на всю усталость и сонливое состояние, никак не удавалось даже задремать. Эх, а на лекция так хорошо обычно получается! Правда, там леса нет.

   И кто нашёл шелест листвы романтичным? Или пение птиц? Жаворонка? Птичка-невеличка – а как грянула утром, я чуть в обрыв не свалилась. Будильник в кастрюле отдыхает!

   А Эдвард спокойно спал себе до полудня, завернувшись в плащ (накидку?) и то и дело подкатываясь ко мне.

   А потом мы снова шли – и снова молча. И, несмотря на то, что был день, дорогу я видела, а лес, живой и громкий, просто лез в глаза, наслаждаться какими-то там красотами дикой природы просто не получалось. Безумно хотелось спать.

   Я шла, спотыкалась, может, даже падала (точно – пару раз) и снова шла за маячащей впереди спиной Эдварда.

   И думала, как юноша, ещё пару дней назад такой заботливый, мог оказаться таким угрюмым, бесчеловечным, равнодушным незнакомцем.

   Солнце стало катиться к горизонту, и Эд вдруг остановился.

   Кажется, там же я и упала.

   И земля действительно показалась пухом… Наконец-то.

   ***

– Катрин?

   Не-а. Я сплю. Отстаньте.

– Катрин!

   Тс-с-с! Мне безумно нравится лежать на этом… м-м-м… сене и смотреть сквозь ресницы на всполохи огня…

   Так что отстаньте.

– Котёнок.

– Почему "котёнок"? – удивилась я.

   В ответ раздался смех.

– Ты похожа на брошенного котёнка, – успокоившись, произнёс Эд. – Такая же беспомощная.

– Ну, спасибо, – фыркнула я, приподнимаясь и оглядывая… пещеру? – Это мы где?

   Сидящий у небольшого костерка Эд пожал плечами.

– Ты упала в обморок, когда мы не прошли ещё и половину пути. Пришлось искать укрытие на ночь.

   Половину пути?

– А куда мы идём? – промычала я, потирая глаза. Мда, голова тяжёлая, а выгляжу я сейчас, наверное… А пахну…

   Долгий, пристальный взгляд.

– Марцеис, – отозвался Эд, наконец. – Но ведь это тебе ни о чём не говорит?

   Я помотала головой и выдавила:

– Чудесно. А вода у нас есть?

   Эд, изумлённо вскинув брови, подал мне кружку с кипятком.

– Да не! – я снова потёрла глаза. – Умыться.

   Снова долгий взгляд.

– Здесь неподалёку озеро. Если выйдешь и сразу повернёшь налево, а потом всё время прямо – не заблудишься.

   Я скатилась с сена (стогом не назовёшь, маловато… подстилка?), ко всему прочему оказавшемуся еловыми (или сосновыми?) лапами. И, шатаясь, побрела к выходу.

   Брошенный Эдом мне вслед взгляд был очень удивлённым.

   Та-а-ак, налево, говорите?

   Деревья здесь росли пореже, лунный свет проникал практически свободно. В общем, озеро я нашла. Действительно неподалёку. Лягушки, опять же, очень громко квакали – иди на звук и не заблудишься.

   Я замерла на берегу. Вода, конечно, не ледяная, но… Но и не Красное море в бархатный сезон.

   Ещё какое-то время я решала: а там внизу, на дне, если я на кого наступлю, оно меня не цапнет?

   Гигиена победила. Когда ещё помыться получится? Такими темпами по мне скоро блохи поскачут.

Поколебавшись, я забралась по грудь. Ещё чуть-чуть подумав, окунулась с головой.

   Эх, завтра ил из волос не выскребу…

   Привыкнув к температуре, улеглась на спину и лениво побарахталась – пресная вода плохо «держит», не то, что солёная. Но плавать я всё-таки умею, вот!

   Громко хрустнула ветка.

– Катрин, ты забыла одежду, – раздался с берега совершенно спокойный голос.

   Я повернула голову, размышляя, неприлично или всё-таки сойдёт плавать нагишом перед… хм… проституткой.

   В конце концов, чего он там не видел?

   Но всё равно – извращенец.

– Ты же не собираешься ходить в этих обносках? – добавил сидящий на берегу Эд, так и не дождавшись ответа.

   Я нырнула и встала, осторожно переступая по дну (коряги тут никто не отменял).

– Чем тебе не нравится лучшее блио госпожи хозяйки борделя?

– Лучшее? – Эд скептично глянул на остатки парчи.

– Ну, она уверяла: для герцога – самое лучшее.

– Герцога? – удивился Эд, морщась и отводя взгляд. – Извини.

   «Извини» – это всё, что ты можешь мне сказать?!

– Знакомы? – хмыкнула я, выходя из воды и стараясь хоть немножко стать похожей на Венеру. – Эдвард, отвернись немедленно.

   Забавно, но он послушался – именно что немедленно.

– Нет, но наслышан. Послушай, Катрин, я не хотел…

– Угу, – буркнула я. – Не хотел… Это ты что тут положил вместо… вместо моего блио? Что это за тряпка? Я из неё что, тунику должна скрутить?!

   Юноша поморщился.

– Уж извини, другое платье тебе здесь достать негде. Есть только моя сменная одежда, но она мужская, и ты же не будешь…

– Буду! – фыркнула я. – Где?

   Обомлев не то от моей наглости, не то от культурного шока, Эд протянул свёрток.

   Да! Нормальная рубашка и нормальные штаны! Всё, о чём я мечтала в этом чокнутом мире.

   Ну, штаны не совсем нормальные, больше эти… шоссы напоминают, очень облегающие, но… ну и что!

– Катрин, это…, – пролепетал Эд, ошалело разглядывая меня. – Это....

– Что?! – буркнула я, скручивая из волос мокрую косичку-колосок.

   Только скажи, что тебе не нравится. Только скажи!

– Идём, – вместо ответа произнёс Эд. И, чуть тише добавил. – Но в город я тебя в этом не пущу. Сожгут.

Наверное, я неправильно расслышала. Не могут же здесь сжигать из-за одежды?

   ***

   Кажется, мы с Эдом пришли к компромиссу.

   Во всяком случае, я так думаю.

   Мы успешно делали вид, что гуляем (если это можно назвать прогулкой) по лесу в одиночку и рядом никого нет.

   Да, весь остаток ночи мы шли. Куда-то. Вот интересно, зачем, когда можно с комфортом (ну, почти) погулять днём и получить массу удовольствия.

   Эд молчал, на меня не смотрел совсем – я старалась делать то же самое. Хотя смотреть приходилось, конечно. Он же впереди шёл.

   Интересно, мы ещё не заблудились?

   На следующем привале под утро – где-то в овраге, у ручейка – я об этом спросила. И получила категоричное «нет».

   А вообще – ещё несколько таких походов и я стану заправским сталкером. Или как там это называется? Уже умею искать хворост. Костёр, правда, разжигает Эд. Веточку крутит. Очевидно, спичек здесь нет…

   Тёмные века.

   Что тут, интересно, есть, кроме капустных одежд?

   Ещё мне снова соорудили лежанку. «Не хочу, чтобы ты опять свалилась по дороге», – заявил Эд. Хм, учитывая, что сам он спал на земле, закутавшись в один лишь плащ… Возмущаться было как-то неудобно.

   Но я сходила за водой. Заодно и умылась. И насмотрелась на лягушек.

   Очень надеюсь, что о дизентерии здесь не знают так же, как и о спичках.

   Поднималось солнышко… Мы молча перекусили… чем-то. (Макдоналдс! Хочу в Макдоналдс! Пустите меня!!!). Я на их солёном мясе скоро в дверь проходить не смогу (учитывая здешние косяки – очень скоро). А ещё они его хранят, конечно, без холодильника и потому вкус у него весьма… специфический.

   Также молча, не став, как в прошлый раз, тушить костерок, Эд устроился спать.

   А мне было холодно, местами голодно (Хочу гамбургер! Ничего, что по калорийности он, наверное, как здешнее мясо. У нас косяки шире!), а в лежанке обнаружился паук. Прогресс! Я не стала вопить – я его прогнала… веточкой. Хотя, подозреваю, шум получился ещё больше.

– Катрин, если ты ночью упадёшь от усталости, я тебя на себе тащить не стану, – буркнул Эд.

   Ночью? Что, ещё одна ночь?!

– Да когда ж мы придём?! – вырвалось у меня. – Сколько от нас до этого… Марселя?

   Когда уже будет, наконец, цивилизация?!

– Марцеиса, – дотошно поправил юноша, поворачиваясь на другой бок. – Ещё как раз ночь. Спи.

   Не-а!

– А почему мы ночью идём, а днём спим? – тщательно проверив лежанку на наличие пауков, спросила я.

– Потому что мы здесь не одни, – отрезал Эд.

   Ну да, ну да. Ещё пауки и бабочки. И вон там белка на дереве.

– Ага, – фыркнула я. – А разве этих… Посланцев не ночью бояться надо?

– Посланцы. Не ездят. По лесным тропинкам, – прошипел Эд, кутаясь в плащ.

   Во-о-от! Как белые люди! А не как некоторые…

– Так, может, и нам стоит по дороге пойти, только днём? – рискнула предложить я.

   Эдвард сел, прислонившись к дереву, потёр глаза – долго и основательно.

– Посланцам без разницы – день или ночь. Они трупы, поднятые колдовством. Почему ты решила, что днём они снова ложатся?

   Потому что в моих детских сказках зомби днём отсутствуют! И гуляют только ночью. И даже в страшилках так. Все же знают, что время страха – тёмное.

   А тут всё не как у людей.

– Катрин, откуда ты? Как ты здесь оказалась? – спросил вдруг Эд, искоса глядя на меня.

   Хороший вопрос. Понять бы ещё, где это – здесь?

– Я… э-э-э… я… не помню, – вот! Выкрутилась?

   Судя по лицу юноши – нет.

– Помнишь, – отмахнулся Эд. И принялся вслух размышлять. – Язык еле-еле знаешь, хотя будь ты откуда-то из соседних земель, понимала бы и говорила прекрасно, – у них тут ещё страны есть? – За столом себя вести не умеешь, одеться нормально не можешь, даже волосы уложить – тоже не можешь, к тому же они у тебя слишком короткие. При этом держишь себя то как аристократка, то как плебейка, – красноречивый  взгляд на мой наряд. – Ну и откуда же ты?

– Иногда мне кажется – что из другого мира, – вырвалось у меня.

   Эдвард громко хмыкнул, издевательски улыбаясь.

– Ты выдумщица, Катрин. Я не знаю, что там у тебя за земля такая, но очень хотел бы понять, как ты смогла пересечь нашу границу и при этом выжить?

   А у них что тут – Железный занавес?

   Эд выжидающе смотрел на меня. А я что? Я пожала плечами и глупо улыбнулась.

– Эдвард, я не знаю. Правда. Я вообще не помню, чтобы что-то там пересекала. Я просто оказалась у вас на улице… и всё.

   Эд прищурился, но взглядом я прожигалась плохо.

   Юноша отвернулся и разочарованно вздохнул.

– Жаль.

– А почему ты меня спас? – быстро спросила я. Ну, раз уж у нас тут утро откровений.

   Эдвард поднял голову, снова посмотрел на меня. И тихо выдохнул:

– Потому что я знаю, каково это – бояться и быть беспомощным. И потому что мне в своё время тоже помогли. А тебе помочь было некому. Потому мне тебя жаль.

   Надо же. Альтруист?

   Я закусила губу, но вопрос всё равно вырвался:

– А от чего тебе помогли? И зачем ты нужен Посланцам?

   Эдвард долго молчал. Очень – я  даже решила, что он всё-таки уснул.

   Но он, в конце концов, ответил:

– Помнишь костёр на площади? Ты ещё тогда решила почему-то, что это ведьму жгут.

   Я кивнула. О да, такое забудешь!

– На самом деле она просто была меченой, – продолжил Эд. – Меченые – те, на ком стоит знак короля. Те, кого потом сожгут. Жертвы.

– Жертвы? – ахнула я. – Жертвы кому? Зачем?

– Тёмным силам. Аду, – совершенно спокойно откликнулся юноша. – Заклинания вроде оживления умерших имеют цену.

   Класс. И этот их король, который колдун, платит за такое… чужими жизнями?

   Я не пойму этот мир. Никогда.

– То есть и тебя… Тоже… когда поймают…

   Эдвард молча кивнул.

– И давно.., – начала я, но Эд перебил:

– Десять лет.

   Я присвистнула. Ух ты. Десять лет в роли затравленного зайца… положа руку на сердце, я бы так точно не смогла.

– Поэтому я и говорил, что без меня тебе безопаснее, – пробормотал Эд.

   Я посмотрела на него. И вдруг очень резко – словно ветер по спине ледяными пальцами прошёлся – ощутила, насколько же мы разные.

   Я просто представить не могу, как можно прятаться и сбегать десять лет, как можно продавать себя, как можно спокойно говорить, что рано или поздно тебя поймают…

   Как можно спасти незнакомца только потому, что пожалел.

– Я так не думаю. Без тебя я точно пропаду. А с тобой – ещё вопрос, – улыбнулась я.

   Странно, но Эд тоже улыбнулся в ответ. Грустно, коротко, но всё же.

   А у меня в голове на секунду блеснула догадка, почему он согласился взять меня с собой, хотя наверняка понимал, что я ему нужна, как собаке пятая нога.

   Со мной – пусть и обузой – он не чувствовал себя одиноким.

   Как же всё это грустно.

   ***

– А всё-таки – почему мы путешествуем ночью? – не выдержала я. – Эд!

– Эд? – тут  же вскинулся юноша, впрочем, и не думая останавливаться. А у меня, между прочим, с вечера нога болит! И, кажется, я мозоли натёрла…

– А что? Ты называл меня Котёнком, – погоди, я тебе ещё и не такое прозвище придумаю! Дай только отдохну… И поем… желательно, что-нибудь сладкое…

– А тебе не понравилось? – искренне изумился Эдвард, оглядываясь. – Всем, кого я так раньше называл, очень даже нравилось.

   Нет, вы посмотрите… Нет, это… Хам!

– Хочешь, я покажу, как мне понравилось? – зловеще прошипела я. В антураже ночного леса очень ничего получилось.

   Эдвард долго смеялся.

– Ладно, ладно, прости, Котёнок!

– Прекрати! Лучше бы «Катя» выучил!

– Ка-тьа-а? – старательно делая ударение на последний слог, повторил Эд.

   Да чтоб тебя!

– Эд-вар-р-рд! – с сильным русским акцентом передразнила я. – Ну хватит! И ответь, наконец, почему мы путешествуем по ночам?

– А ты, правда, хочешь столкнуться с разбойниками? – усмехнулся Эд. – Что? Только не говори, что не слышала. Вы там, у себя, что, совсем не путешествуете?

– Путешествуем, – буркнула я, некстати вспоминая, как вроде бы совсем недавно планировала летний отдых с подругами во Франции. – С комфортом и днём.

Разбойники, ага. Вон, как глаза бегают – врёт. И зубы заговаривает.

У-у-у, я домой хочу!

– И разбойников у вас нет? – саркастично осведомился юноша.

– Конечно, нет!

– Катрин, – медленно, и наверняка улыбаясь, произнёс Эд. – А ты вообще из дома когда-нибудь выходила?

– Конечно, да!

   Эдвард кивнул.

– Но, кажется, недалеко.

– Эдвард!

– Катрин, – спокойно перебил юноша. – Нормальные люди действительно путешествуют днём, потому что именно в это время люди бодрствуют. Как и наёмники. И, – усмешка, – рыцари с большой дороги.

   Э-э-э… В голове почему-то всплыла фраза: «Спрос рождает предложение».

– А что ж ваш король, который трупы поднимает, не может с этими рыцарями справиться? – хмыкнула я.

– Он пытается, – уклончиво произнёс Эд. – Ещё два года назад по всей страны рейды устраивал. Но в прошлом году был неурожай, так что… думаю, у него сейчас другие проблемы.

   Какие проблемы могут быть у человека, который договаривается с этими… силами Ада? Пожелал – и нет голода. Правильно?

А вообще, что-то здесь не так…

– Ты же говорил, к утру будем в городе! – проныла я, какое-то время спустя увидев, как сквозь листву пробивается солнечный лучик.

– Будь я один – добрался бы, – откликнулся Эд.

   Ой-ой. Какие мы.

– Вон там остановимся, – юноша махнул в сторону лощины.

   Я вздохнула. Как же всё достало… Надеюсь, это наша последняя такая ночёвка.

   Больше мы не разговаривали. Спустя где-то час, наскоро позавтракав, – а я видела, у нас запасы еды кончились! – я буквально рухнула на ворох веток, накрытый плащом Эда.

   Надо будет ему спасибо сказать. Потом, если не забуду.

   Засыпая, я видела, как Эдвард вырезает из ветки что-то вроде лука.

   Может, я даже завтра увижу, как он из него стреляет?

   Наверное, это не как в кино?

   Вот бы, правда, увидеть…

   ***

   В дерево рядом со мной, красиво просвистев, вонзилась стрела.

   Мама!

   Я скатилась на землю, тут же чуть не полностью зарывшись в листья. Но успела осмотреться.

   Эд, сжимая что-то напоминающее короткий меч (или очень длинный нож?) стоял совсем рядом, внимательно рассматривая… это что, этих здесь рыцарями с большой дороги называют?! Да я в подворотне, поди, лучше выглядела. Форменные звери, от медведя не отличишь! Наверное…

   Но у этих медведей оружие было посерьёзней, чем у Эда. И ещё – их было больше.

   И они полукругом обступили наш… э-э-э… лагерь, пока не приближаясь.

   И тишина… Вечер, солнышко алые лучики пускает. Птички молчат…

   Хрустнула ветка, когда эти… робин гуды шагнули ближе. И заговорили.

   Мда… Общаясь со мной Эд специально делал темп речи медленнее и к тому же постоянно менял слова на те, что попроще. В общем, я этих разбойников ни черта не поняла: ни то, что они говорили, ни то, что Эд им сквозь зубы отвечал.

   Но судя по тону реплик – и слава богу. Местами это, наверное, было даже похабным, потому как пялились некоторые из этих громил на меня и весьма сально. А ещё при этом хохотали!

   Мерзкое чувство, когда на тебя показывают пальцем и при этом ржут, как лошадь.

   Это было последним, что я видела.

   Хотя нет, вру – физиономию того придурка, который мне врезал по голове, я рассмотрела.

   Только что толку-то?

   ***

   Её-то я первой и увидала, когда очнулась. Ни с чем несравнимое удовольствие – больная голова и… какой гад прикрутил меня верёвкой к дереву?! Да ещё и между грудей. Больно..!

   Я сдуру подёргалась. Очень зря – кора у дерева шершавая. А ещё – на меня заинтересованно смотрел этот – стукнутый… стукающий… В общем, грязный, вонючий, немытый мерзавец с синяком на полфизиономии и заплывшим глазом. Ф-ф-фе!

   А потом он ещё и высказался – я снова ни слова не поняла, но тон мне не понравился.

   Чего он на меня так пялится? Тоже мне – Робин Гуд!

   О, да, да, правильно, давай, вали отсюда. Хоть осмотрюсь.

   Так. Картина маслом – разбойники на отдыхе. Куча немытых мужиков и ни одной женщины.

   Что-то меня это уже напрягает.

   Эд обнаружился привязанным к дереву не так и далеко от меня. Тоже синяк на скуле, но в целом живой, хоть и немного потрёпанный.

   И его взгляд мне тоже не понравился. Слишком настороженный.

   Мда…

   Вот так и сидим.

   Чего-то ждём.

   Вечер длился и длился, эти… которые с большой дороги… объедались чем-то, сильно напоминающим по запаху шашлыки весной. Урчал мой животик, трещал костёр, туда-сюда за пазухой бегал муравей (надеюсь, что не блохи с этих «медведей»), и очень хотелось сообщить всему миру о своём недовольстве и прочих чувствах, но – благодаря ли настороженному взгляду Эда? – я молчала.

   А потом всё как-то резко закончилось – самый немытый и бородатый из «рыцарей» вдруг поднялся, толкнул речь (чего он так согласные-то жуёт, я ни черта не понимаю!) и шагнул… ко мне.

   Вот тогда-то мне впервые стало действительно страшно. До этого происходящее воспринималась как ролевая игра – ну связали, ну мало ли как тут народ развлекается? А вот когда этот… своими пальчищами потянулся к моим губам – игра закончилась.

   Я смотрела на его руку и мгновение размышляла: заорать или укусить.

   Из прошлого опыта: крик ещё ни разу не помог. А значит…

   Цапнутый выругался – судя по тону. И с чувством вмазал мне по лицу.

   Тварь! Мне! По лицу?!

   Из глаз сами покатились слёзы – больно, блин! – я захныкала… но это не помешало цапнуть мерзавца ещё раз. На этот раз цепко и до крови.

   Вот от кого я точно подхвачу дизентерию.

   Мне снова съездили по физиономии. А потом ещё и добавили – под дых.

   И, пока, я хватала ртом воздух, этот… под хохот всей честной компании… стал развязывать пояс.

   Йа-а-а-а!!!

   Впрочем, вопль получился исключительно мысленный – у меня язык к нёбу прилип от страха, а сама я замершей птичкой следила за показушными движениями этого… этого…

   Относительную тишину и нереальность происходящего прервал голос Эдварда.

   «Этот» замер – прямо так, держась за пояс – и повернулся к юноше.

   Переспросил.

   Как же меня злило, что я не понимаю, о чём они говорят! И как же хотелось уцепиться за эту беседу, как за соломинку.

   Ну, пожалуйста! Пусть чудо, что угодно, только…

   «Этот» шагнул к Эду. Наклонился, буркнул ему что-то в лицо. Эдвард на удивление спокойно ответил. А «этот» потянулся к Эду, так мерзко улыбаясь, что…

– Та-а-ак! Я, кажется, говорила: в моём лесу не буянить? – прошелестел негромкий старушечий голос.

   Слово даю – мы все как один повернулись на голос.

   А «рыцари» вытаращились так изумлённо и испуганно, что я даже на минутку поверила: спасатели явились.

– Ма-а-атушка! – проблеял «этот» настолько отчётливо, что даже я поняла.

– Говорила, – усмехнулась проковылявшая на середину поляны старушка-божий одуванчик –почему-то вся в чёрном и с остроконечной шляпой на седых кудрях.

   Это тут мода такая у бабулек, да?

– Ну что, мальчики,– объявила старуха. – Как обычно – я считаю до трёх, а кто останется – чинит крышу. Раз. Два. Три.

   Пустая поляна сиротливо потрескивала забытым костерком.

– Ну, – прокряхтела старуха, поворачиваясь к нам с Эдом. – И кто у нас тут… остался…

   Пронзительные синие глаза уставились на меня. И весело подмигнули.

Глава 6

– Хм, радость моя… ты девушка?

   Я покосилась на клюку, которой старуха тыкала мой подбородок, и буркнула:

– А что, кто-то сомневается?

   Клюка ткнулась мне в грудь.

– Думаю, нет, – хмыкнула старуха, как ни странно, поняв мой местный ломаный. И тут же добавила. – Уже… А вообще, немолода я, глаза подводят.., – она обернулась и уставилась на Эда. – Эдвард, сынок!

   Сынок?!

– Добрый вечер, матушка Ганз, – со вздохом откликнулся тот.

   А старуха уже ковыляла к его дереву.

– Как я рада тебя видеть! Что же ты не зашёл, не навестил старуху? Я же тут неподалёку… Ты же знаешь, как я люблю гостей… Непутёвый мальчишка, а похудел-то как! И с лица спал! Ай-ай-ай! И водишься невесть с кем!

   Я поперхнулась. Что значит, «невесть»?

– Это Катрин, матушка, – потирая запястья, вставил Эд, хитро улыбаясь. – Вы её освободите, ладно? И мы дальше пойдём.

   Старухина клюка, абсолютно без участия самой старухи, метнулась ко мне. Я все глаза проглядела, пытаясь понять, на чём она держится… где там леска, за которую эта клоунша дёргает…

   Клюка, тем временем, потыкала в верёвки и те упали… сами! Я подалась вперёд, рухнула на клюку, перекатилась, зажала эту… волшебную палочку и принялась водить над ней свободной рукой.

   Лески не было!

   Клюка, точно живая, дёрнулась раз-другой, потом врезала мне по носу и, высвободившись, метнулась обратно к старухе.

– Что-то она у тебя какая-то.., – выдала та, пристально меня разглядывая. И, уже обращаясь ко мне, позвала. – Деточка, тебя, чай, заколдовали?

   Всё это время клюка, явно выделываясь, плясала вокруг старухи. А я, разинув от удивления рот, таращилась на неё.

– Матушка, мы, наверное, пойдём, – не выдержал Эд, сдерживая улыбку. – Спасибо вам огромное! Катрин? Катрин!

   Я с трудом оторвалась от клюки.

– Никуда вы не пойдёте! – загремела старуха. – Эдвард Дебуа! Ты сейчас же отправишься ко мне в гости и первым делом как следует поужинаешь! Ну а после как следует поспишь! Это я тебе как целительница прописываю! И только посмей мне отказать! Ясно?! Ну а… эта умалишённая пусть идёт, куда хочет.

– А я с ним хочу, – буркнула я. – И объясните, наконец, как эта ваша трость работает?

   Старуха недоверчиво хмыкнула и повернулась ко мне.

– Что значит – как работает?

– Ну, как вы её летать заставляете?

   Старуха покосилась на Эда.

– Она точно головой не стукалась?

– Нет, матушка, – только что не смеясь, отозвался юноша, подходя ко мне. – Она всегда такая… И спасибо вам за гостеприимство, мы его с удовольствием принимаем. Да, Катрин?

   ***

– Совсем эти разбойники распоясались. Появился этот… Гийом, обозвал себя Страшным и принялся безобразничать. В моём лесу! Около моей избушки! – разглагольствовала старуха.

   Идущий рядом Эд молча кивал.

   Ну а я и трость тащились позади, изучая друг друга с взаимным интересом.

   Синяков на мне заметно прибавилось.

– Я его, охальника, – продолжала старушка, – к порядку-то, конечно, призвала – когда он в мою избушку заявился и стал требовать… э-э-э… поквартироваться. Ну, я его… поквартировала кочергой. А остальные ребята мне садик выкопали. Как же я давно хотела яблочный садик! Чтобы цвёл по весне, и на сердце теплело… А ещё вот недавно королевские мертвяки проезжали – я так и подумала, что тебя, Эдвард, скоро встречу. Вот, даже пирожков твоих любимых напекла, с перепелами.

– Вы очень добры, матушка Ганз, – откликнулся Эд.

   Старушка кивнула и повернулась ко мне.

– Ну а ты? Даже не попросишь ничего?

   Э-э-э… в чём тут связь?

– А должна? – выдавила я, поглядывая на активизировавшуюся клюку.

– У ведьм всегда что-то просят, – усмехнулась  старуха. – А друзьям Эдварда я не отказываю. Ну, говори, что хочешь?

   Ха!

– Верните меня домой! – выпалила я.

   Эдвард обернулся. Старуха закрыла глаза и покачала головой.

– Твой дом… здесь, – немного удивлённо произнесла она. – Не понимаю… ладно, придём, всё и расскажешь.

   Домик у старухи оказался форменной хижиной. Нечто, только издали выглядящее как каменное, а вблизи – скорее глиняное, с торчащим там-сям тростником и – мда – соломенной крышей. Хор-р-роший такой ворох соломы, даже издали несвежей.

   И стояла эта избушка не где-нибудь, а на берегу болота. Старуха сразу предупредила – туда ходить не стоит. И красноречиво показала, что будет с теми, кто пойдёт – кинула в трясину камешек. Оттуда мигом вынырнула плоская змеиная голова, клацнула челюстями, облизнулась и заинтересованно уставилась на меня.

   Я заверила: ходить не буду. Не больно-то и надо.

   С другой стороны избушки колосились яблони. Именно колосились: маленькие, хилые деревца с кронами странного, пшеничного вида.

– Лучшие саженцы из самой Загории! – с гордостью сообщила старуха. – Весной будут цвести розовым и сладко пахнуть. Говорят, от их аромата на душе не только тепло, но и… как же там… в общем, сны приятсвенные снятся, вот!

   Я мысленно предположила, что старуху обманули и подсунули коноплю. Хотя на коноплю это тоже не походило.

– А если не зацветут, мне эту… слово дали, – продолжила старуха. – В общем, из этой самой Загории прилетят и всё поправят.

   Я живо представила, как угрюмые рабочие привинчивают к деревцам розовые глючные цветочки.

– А на чём прилетят? – вырвалось у меня.

– Как на чём? – в который раз опешила старуха. – Конечно, на мётлах.

   Конечно. Ага. И как же я не подумала.

– Ну, заходи, деточка, чего стоишь? – хмыкнула между тем старуха. – Эдвард, милый, попроси! Моя старушка любит твой голос.

   Эд покосился на меня и скороговоркой выдал:

– Избушка-избушка, повернись к болоту задом, ко мне передом.

   Я заподозрила, что цветы у старушки всё-таки зацвели, а «приятсвенный» сон уже видится – мне.

   Избушка повернулась. Спокойно и очень тихо. Я даже заглянула посмотреть, есть ли у неё там, ну, внизу, ноги.

Внизу обнаружилась юбка. Из соломы. Гниющей. Но – юбка.

– Ты знаешь, это очень невежливо, деточка, – спокойно заметила старуха.

   Избушка согласно скрипнула-фыркнула и гостеприимно распахнула дверь.

   Внутри оказалось совсем не интересно – громадная печь (как я и ожидала), только вот дымоход у неё, похоже, выводился вниз, под дом. Впрочем, вверх тоже чего-то тянулось и это «чего-то» (в виде трубы) поймало пролетающую мимо птичку, засосало и окорочком выбросило на стол, к стоящим там яствам.

   А ещё здесь совсем не оказалось кровати. Никакой – ни с балдахином, ни без. Только лавки, две штуки, да сундук, как у Эда там, в городе. Кстати, тоже на замке.

   И всё. Остальная мебель отсутствовала.

   …А вообще вечерок ничего прошёл. Первым делом нас усадили ужинать – при этом на меня смотрели так пристально, что кусок в горло не лез. Но пару пирожков (нормальные, кстати, хотя кости можно было при готовке и выкинуть) съесть получилось. А старуха громко пробормотала:

– Значит, живая…

   Эд толкнул меня под столом, и я промолчала.

   А вообще единственная тут на голову стукнутая – это старуха.

   И я даже знаю, чем.

   Её клюка радостно скакала вокруг меня весь вечер.

   Недолгий, однако. Стоило поесть, как нам предоставили что-то вроде баньки – в соседнем сарае. Но – господи! – какое блаженство! Нормально попариться, да после этого глинтвейнчика глотнуть! Эх!

Баня-а-а! Наконец-то!

   Правда, старуха очень нетактично вслух изумилась, почему я отказываюсь париться вместе с Эдом.

   Ещё чего!

   Ну а потом подвыпившую и с трудом держащуюся на ногах меня устроили всё на той же лавке, которая, оказывается, и не такая твёрдая, а очень даже удобная.

   Во сне мне снилась всё та же старуха, которая смотрела моими глазами на мой же универ и громко удивлялась.

   Забавно, да?

   ***

– Да говорю же вам, я, честное слово, из другого мира!

   Старушка хмыкнула и как ни в чём не бывало продолжила раскатывать по столу тестовую «сосиску».

– Но вы же сами сказали, что видели! В моём сне – видели! – простонала я. – Да поверьте же мне!

   Белым облачком взлетела в воздух мука, и на столешницу лёг очередной ком теста.

– Ну поймите! Слышите, я даже языка вашего толком не знаю! И не только языка, я и…

– Лично я, деточка, считаю, – перебила старуха, сосредоточенно похлопывая по тесту белыми от муки руками, – что тебя кто-то очень могущественный попросту проклял. Не знаю, кто, и почему, но кому-то ты, деточка, сильно насолила. Кстати, подай мёд.

   Я машинально протянула нужную миску.

– Но…

– Знаю, знаю, – голосом препода, которого очередной студент упрашивает поставить хотя бы «удовлетворительно», отозвалась старуха. – Ты не веришь в волшебство. И даже я с моей избушкой для тебя… э-э-э… как там… исключение, подтверждающее правило, так вроде?

   Я промолчала. Ну да, да, так и есть. И что?

– Милая, – вздохнув, подытожила старуха. – От всего сердца советую тебе просто жить дальше.

   Жить? Та-а-ак? Вот здесь, в этом… в этом…

– Поверь, деточка, – философски заметила старуха. – Время лечит. Ты привыкнешь, всё образуется… Знаешь, помню, был случай: одна принцесса тоже вот, как ты, себя забыла. Возомнила, что она вроде как лягушка, и, представь, каждый раз, когда ей надо было «стать человеком», её отец шёл на соседнее озеро за лягушачьей шкуркой. Вроде как, если та принцесса видела такую шкурку, то уверенно считала, будто именно она её и сбросила. И снова «становилась» человеком. Правда, ненадолго.

   Наверху что-то бухнуло, на стол посыпалась пыль. Старуха хозяйственно стёрла её растопыренными пальцами, обдала меня мукой, и снова взялась за тесто.

– Но так же не бывает, – слабо пискнула я. – Не бывает же, чтобы…

– Деточка, поверь мне, – авторитетно заявила старуха. – В мире бывает всё. Но вот параллельных миров, как ты там говоришь, к несчастью не существует. Есть только наш мир – и потусторонний.

– Потусторонний? – живо заинтересовалась я.

– Нет, милая, – улыбнулась старуха. – Он не для тебя. Это мир мёртвых.

   Я со стоном сдавила виски пальцами.

   Ничего не понимаю! Ничего! Какой ещё мир мёртвых, что городит эта старая ведьма и, чёрт возьми, что со мной-то происходит?!

– Так, милая, а ну-ка, хватит! – гаркнула вдруг старуха. – Давай, помоги мне с пирогами разобраться.

   Я покосилась на тесто.  Старуха сосредоточенно лепила пирожки. Снаружи и сверху Эд – наверняка не менее сосредоточенно – чинил крышу.

   Ну что ж…  Живи дальше, да?

   ***

   Пирожки закончились. Вытащив откуда-то из-под досок бутыль с чем-то мутным и красным, старуха плеснула в кружку мне и себе и, покосившись наверх, громко «прошептала»:

– А теперь рассказывай, милая, что у тебя с Эдвардом.

   Я поймала себя на том, что тоже смотрю наверх. Наверняка там всё-всё слышно. Солома-то… Хотя есть ещё прослойка досок, собственно и составляющих для нас потолок. Но хилых каких-то досок.

– Ну? – поторопила старуха, одним глотком заправски осушив кружку.

– А у вас? – машинально отозвалась я.

   Старуха каркающе захихикала.

– Ох, милочка, я всего лишь старая, выжившая из ума ведьма, – она красноречиво глянула на меня, – которая когда-то спасла бедному мальчику жизнь. Видишь ли, я единственная, к кому Дерик… наш король никогда не сунется, а значит только у меня Эдвард в безопасности.

   Я взяла кружку, поболтала эту… наливку – хотелось чем-то руки занять.

– Король? Вы имеете в виду тех мертвецов?

– Мертвяков, ага, – радостно кивнула старуха. – Видела уже, да? Давненько за Эдвардом ездят. Эх, а ведь говорила ему, непутёвому: «Чего тебе со мной на болоте не живётся?»… Так нет, предпочитает с места на место бегать. Уж годков-то сколько… А ведь я его ещё такусеньким, – старуха быстро отмерила расстояние от пола до стола, – видела… Я ведь его на коленях ещё… А оно вон как обернулось… Эх!

– Как? – попыталась уточнить я, впрочем, отлично понимая, что найти в словах старухи зерно истины всё равно не удастся.

– Как? – встрепенулась старуха. – Так ты ничего не заешь, деточка?

   О-бо-жа-ю, когда из меня делают дуру. «Ха-ха, все знают, а ты нет? Ну ты даёшь!»

– Ну, значит, и не я тебе рассказывать должна, – подвела черту старуха. – Эх, а я-то как тебя с ним увидала, думала, наконец-то мальчик остепениться решил… Он же нелюдимый, недоверчивый… ну да это и понятно, после всего-то… Ну, после того… ну…

   Я с размаху стукнула кружкой по столу.

– После чего?!

– Ну ка-а-а-ак же, – лукаво щурясь, протянула старуха. – Что, и род Дебуа тебе ни о чём не говорит? Эк, тебя милочка колданули-то, а!

   Так, ведьма, щас я ка-а-ак озверею!

– Нет, а я-то думала, он тебе и так всё рассказал, – продолжала гнуть своё старуха. – После того, как он тебя перед разбойничками-то выгораживал…

– Выгораживал? – вырвалось у меня.

– А ты, чай, оглохла тогда от страха? – хихикнула старуха. – Как есть – выгораживал. Так и сказал, что ты принцесса заграничная и твой отец будет рад отдать за дочку много-много золота… Хотя какая из тебя принцесса, милочка! Ни рожи, ни кожи, ни манер… Так и не пойму, что Эдвард в тебе нашёл…

– Эдвард? – вырвалось у меня, – что он нашёл?! Да кто на него самого позарится, после всех…

– Чего? – мгновенно прекратив веселиться, сощурилась старуха.

   Чёрт, ну надо же было сорваться…

– Я просто хочу сказать, – глядя в кружку, выдавила я, – кому нужен человек, который продаёт себя за деньги?

   Повисло длинное неприятное молчание – словно затишье перед бурей.

– А ты, деточка, оказывается, дура, – глотнув наливки, заявила старуха.

   Я редко краснею. Наверное, повода не находилось. Зато тут нашёлся – шикарный. И как назло все слова из головы точно выветрились. Ну ничего, сейчас я как придумаю… Как отвечу…

   Скрипнув, распахнулась дверь.

– Готово, матушка, – стряхивая солому с рубашки, отрапортовал Эд. И уставился на меня. – А…

– Эдвард, наконец-то! – голосом любимой бабули заюлила старуха. – Вот и пирожки тоже готовы, с пылу, с жару. А вот ещё попробуй твою любимую наливочку…

   Я молча поставила кружку и, не глядя на удивлённого Эда, вышла на крылечко – воздухом подышать.

   Ну я же была права, разве нет? А?

   Только почему тогда на душе так гадко?

   ***

– Катрин, что случилось?

   Я обернулась. Эд сидел на крыльце двумя ступеньками выше.

   И, конечно же, улыбался. Как обычно – фальшиво.

– Ничего.

   Эд хмыкнул и зачем-то пересел на мою ступеньку.

– Ну конечно, закат отсюда куда как краше, – фыркнул он. – Если, конечно, ты его разглядишь сквозь листву.

   Где-то за домом булькнула трясина – надеюсь, что сыто. Чем этот ящер питается, кстати? Случайно заблудшими путниками? Камень он, правда, проглотил вполне себе радостно… Но, поди, на каменной диете свежего путника съесть – самое оно, а?

   Эд, искоса глянул на меня. Отвернулся. Зачем-то оглянулся на дверь. И придвинулся ещё ближе ко мне.

– Сегодня ночью уходим, – заговорщически шепнул он.

– Звучит, будто убегаем, – зачем-то тоже шёпотом откликнулась я.

– Значит, убегаем, – усмехнулся юноша. – Если хочешь, конечно.

   Я задумчиво глянула на него.

– Я думала, тебе здесь нравится… Обед всегда готов и даже «твоя любимая наливочка», – передразнила я. – Что? Я бы осталась.

   Мгновение Эдвард с весёлым изумлением смотрел на меня. Потом тихо рассмеялся.

– Катрин, ты бы правда могла бы провести всю жизнь… здесь? В лесу? В компании зверей, разбойников… Всю жизнь?

   «У чокнутой ведьмы», – добавила я про себя.

– А почему нет?

   Улыбка сползла с лица Эда.

– Знаешь, может, тебе и правда стоит остаться… С твоим проклятьем…

– Я. Не. Проклята! – прорычала я. Тоже почему-то тихо. Почти шёпотом.

   Взгляд Эдварда сделался… ну… таким обычно на буйных сумасшедших, наверное, смотрят.

– Конечно, Катрин. Я имел в виду… Тебе здесь безопаснее… И, если тебе тут правда нравится, матушка наверняка будет рада… Оставайся!

– Мне здесь не нравится, – буркнула я.

Юноша, разом помрачнев, замолчал.

–А если ты меня здесь «забудешь», пойду за тобой. И утопну в трясине.

–Приставучий Котёнок, – пробормотал Эд. – Ладно. Тогда после полуночи будь готова.

– Эдвард! – тихо позвала я после паузы. – Мы… правда сбегаем? Разве это правиль…

– Эдвард, милый, – раздалось из дома, – твои любимые рулетики готовы! Ты обязан их попробовать! И ватрушечки, Эдвард, твои любимые!

   Эд молча скривился и кивнул на дверь. А я не выдержала и рассмеялась.

   Мда. В таком случае лучше бегства выхода действительно нет.

   ***

   Зелёный болотный огонёк метался от печи до сундука и обратно.

   Я следила за ним из-под опущенных ресниц. Надо же, обычная, оказывается, козявка. Вроде светлячка. Маленькая, и тупая – не может в окно обратно попасть. По идее надо бы, как случайно залетевшую муху, метлой гнать.

   Утром на подоконнике с десяток таких вот козявок наберётся. Мёртвых. Погибают почему-то от солнечного света – даже такого тусклого, еле-еле заметного сквозь листву.

   Жаль.

   Огонёк трепыхнулся раз-другой – и его заслонила тень.

– Катрин? – шепнул Эд. – Пора.

   Я осторожно свесила ноги, нашла туфли. И, стараясь не очень спотыкаться в темноте, поспешила за Эдвардом.

   Наверное, как тот огонёк выглядела. С четвёртого раза только дверь нашла. И ещё раза два в подоле запуталась – сменную одежду Эда старуха конфисковала, вроде как в стирку. А мне выдала то же капустное платье, только попроще. Сильно попроще: серо-жёлтое, без вышивки, да и ткань, честно говоря, оставляла желать лучшего. Зато чуть покороче. Но всё равно для меня слишком длинное.

   Всё время моего переодевания и поиска двери старуха старательно храпела на печке.

   Слишком старательно, на мой взгляд.

   Ну а потом мы снова шли. Эд каким-то образом вывел нас через трясину, дальше шагать стало легче. И я почти и не вымазалась!

   Из леса мы вышли на рассвете. Пасмурном таком рассвете, когда долина внизу покрыта дымкой, а ты сверху, на холме, стоишь и смотришь на неё, как на облако. И ёжишься от холода, потому что конфискованная у старухи накидка не спасает.

– Марцеис, – Эдвард указал на сгусток тумана внизу. Сквозь белую пелену кое-где, точно могильные кресты, торчали башенные шпили.

   Ну, угу. Ура.

– Эдвард, и что? – спросила я, не отрывая взгляда от «крестов». – Куда теперь?

   Эд пожал плечами – ну точно нахохлившийся воробушек!

– Как обычно. Проскочим ворота и пойдём искать работу… Ладно, – глянув на меня, поправился юноша. – Я пойду. А ты подождёшь в таверне.

   Что-то мне эта идея уже не нравится.

   Иначе истолковав мой взгляд, Эд улыбнулся.

– Катрин, не беспокойся. Я знаю здесь отличный дом тер…

– А это обязательно? – перебила я. – Проституткой? Обязательно? Ты же, наверное, мог бы…

   Эдвард отвернулся.

– Не мог, – бросил он. – Катрин, ты, правда, считаешь, что мне хочется этим заниматься?

   Я вытаращилась на него.

   А если нет, тогда почему…

– Потому что именно публичные дома король всегда игнорирует, – словно читая мои мысли, ответил Эд. – И только там меня не будут искать. Какое-то время.

– Почему? – выдохнула я.

   Эд пожал плечами.

– Может, потому, что Его Величеству тоже противно даже думать о проститутках?

   И, не дожидаясь меня, закинул мешок с вещами на плечо и стал спускаться со склона.

   А я стояла, чувствуя себя так, будто это на меня вылили горшок нечистот, да ещё и посмеялись.

   Рядом громко и, по-моему, весело каркнула ворона.

   Я машинально обернулась.

   Птица сидела на нижней ветке, нахохлившись, и странно косилась на меня.

   Честное слово, я узнала её взгляд.

   «А ты, деточка, оказывается, дура».

   Ворона вскрикнула ещё раз и посмотрела мимо меня – на удаляющегося Эдварда.

   Ох, чёрт!

   Я подхватила подол и поспешила следом.

   ***

   Ворота мы именно проскочили. Пристроились за какой-то телегой, и, пока ту осматривали, пробежали мимо.

– Повезло, – усмехнулся Эд, останавливаясь какое-то время спустя. – Иной раз приходится по полдня такой случай ждать.

– А мы не могли нормально пройти, потому что.., – начала я, но Эд перебил.

– Потому что у нас нет лишних денег на уплату пошлины, – фыркнул он. – Не бойся, Катрин, стража не умеет отличать меченых.

   Я хотела было спросить его про тех, которые в касках, показавшихся мне в первый день стражниками. Но передумала. В конце концов, Эду неприятно слушать про Посланцев. Может, «каски» тоже какие-нибудь… не трупы, конечно, но…

– А кто умеет? – всё-таки вырвалось у меня.

   Эд снова усмехнулся и зачем-то взял меня за руку.

– Король. Его посланцы. Городской совет – у них есть нужные амулеты. И приказ – выдавать меченых. Они всегда с удовольствием его выполняют.

– Э-э-э… Городской совет?

– Да, разряженные купцы, в основном. У них здоровенная восьмиугольная звезда на коте, – весело откликнулся Эд. – Не беспокойся, просто так по городу они не ходят. И даже ездят нечасто. А вообще, их легко узнать – по этой самой звезде.

   Я попыталась вспомнить, видела ли раньше таких… звезданутых.

   Кажется, нет…

   Улочки этого города ничем не отличались от того, где я «появилась». Такие же узенькие и многими местами грязные.

   Эх, а вот в Стокгольме они же смотрелись очень… романтично. Ну естественно, там же не приходилось постоянно перескакивать через лужи, да выискивать себе местечко почище.

   И ещё воздух там не смердел.

   Я никогда не привыкну к местным городам. И лесам. И одежде. И…

   Верните меня домой!

   В каком-то переулке Эд неожиданно остановился, огляделся и поманил меня к двухэтажной каменной громадине, больше смахивающей на крепость, а не на таверну. Но Эдвард, по-прежнему держа меня за руку, спокойно открывал дверь. И как обычно улыбался.

   Я уже начинаю ненавидеть его фальшивую улыбку.

– Катрин, не бойся, сейчас мы найдём комнату и отдох…

   Он неожиданно замер и подался назад, но дверь за нами уже захлопнулась.

   А?

   Тёмный, точнее даже сумеречный (но какой-то опасно сумеречный – утренний солнечный свет сюда вроде и не проникал, а три факела и горсть свечей только дополняли ощущение замка с привидениями) зал казался маленьким – наверное, из-за избытка столов.

   Не для привидений, конечно, те здесь вряд ли водились. Зато у стойки и за столами восседали пятеро толстяков в забавных местных одеждах.

   На груди у каждого горела восьмиконечная звезда.

   Эд прильнул было ко мне, но тут же отпрянул, точно от прокажённой. Очень тихо прошептал:

– Катрин, уходи. Скорее.

   А сам шагнул в середину залы. Отцепил от пояса кинжал (короткий меч? длинный нож?) и, не вынимая из ножен, отбросил подальше от себя.

   Оружие бухнуло по доскам пола, отгремев у меня в ушах похоронным звоном.

   Один из толстяков совершенно по-жабьи улыбнулся.

– Вы заставили себя ждать, господин, – издевательски протянул он, кивая невесть откуда вынырнувшим «каскам».

   Я почему-то ожидала, что Эдвард станет сопротивляться, как та сгоревшая женщина. Но он только ощутимо напрягся… и тут же расслабился, позволяя связать себе руки.

– И девчонку прихватите, – скучающе произнёс другой толстяк. – Его Величество наверняка захочет с ней побеседовать.

   Со мной? Да ладно!

   Я запоздало метнулась к двери, но, конечно, не успела.

   А Эдвард, до этого совершенно спокойно стоявший в окружении стражников, вдруг рванулся вперёд.

– Стойте! Не…

   Последнее, что я помню: кто-то из стражников хорошенько ему врезал, а другой затолкал в рот какую-то тряпку.

   А потом то же самое сделали со мной, и мир как-то странно померк.

Глава 7

Голова пыталась взорваться. Причём в одном конкретном месте – на затылке. Сквозь алую дрёму я бессознательно потянулась тронуть – и тут же сознание пронзило ещё одно ощущение: чья-то рука у меня за пазухой. Шершавая тёплая рука – чужая.

   Я инстинктивно замерла, одновременно сражаясь с красной паутиной перед глазами – их открыть почему-то не получалось.

– Эдвард? – слова застыли ещё в районе горла, наружу вырвался только еле слышный сип. А может, только для меня он был еле слышным. Не знаю – в уши словно вату напихали.

   Рука сместилась с моей спины на грудь. И принялась совершенно бесстыже её мять.

   Меня словно током ударило: кто посмел?!

   Слабость как рукой сняло, паутина порвалась в мгновение ока. Я дернулась, чужая рука инстинктивно сжалась.

   Все девушки знают, как это больно, когда бьют в грудь, да? Наверное, примерно как мужчину в пах.

   Крик вышел сиплый, но определённо получился. А уж с каким энтузиазмом я метнулась в сторону – за одно это «отлично» можно ставить, если кто-нибудь соблаговолил бы оценить энтузиазм.

   Звякнула цепь – меня отбросило в сторону. Обратно. Под ноги этому… владельцу руки.

   Мне некогда было его рассматривать – он сразу постарался восстановить статус-кво. Видимо, в честь этого мне со всей силы врезали по щеке, а потом ещё и рванули рубашку.

   Рубашку?

   Думать об этом тоже было некогда.

   Я отбивалась и пыталась звать на помощь. Не помогало.

   Если ты хрупкая девушка без пояса по какому-нибудь восточному боевому искусству (а если даже и с ним?), тебе очень сложно отбиться от верзилы, превышающего тебя по весовой категории раз в тридцать минимум, да ещё и твёрдо вознамерившегося удовлетворить свои низменные мужские потребности. Ударов он словно не чувствовал. Зато его руки обрабатывали меня очень качественно. Спустя какие-то мгновения (очень долгие мгновения, практически вечность) я серьёзно уверилась, что как минимум одно ребро мне сломали, а уж от физиономии точно кроме синяков ничего не осталось.

Щёлкнул замок на двери. Раздался чей-то голос. Но ни я, ни верзила его не заметили. Я всё ещё пыталась отбиваться и скулила от ужаса, а эта… эта сволочь одной рукой потянулся к поясу – как тот разбойник в лесу. И…

   Кричал он знатно. Громко. Как музыка. Даже с какой-то детской обидой.

Я же, вырвавшись, забилась в угол, во все глаза наблюдая, как двое «касок» держат верзилу за руки, а  третий, показывая на меня что-то ему внушает. Кажется, про божью справедливость и невинных дев. Верзила сучил ногами, рычал и вырывался. В итоге получил по физиономии. Раз. Второй.

   Да что б ты вообще больше не встал, кретин!

   Его в итоге утащили – куда-то за дверь, которую тут же заперли. А я, дрожа от пережитого, попыталась запахнуться в длинную, но безнадёжно порванную рубашку – единственное, что на мне имелось.

   И наконец-то смогла оглядеться.

   Это не только напоминало камеру, но, я уверена, ею и было. Вот только в странной рубахе с нашитыми на ней алыми символами я оказалась одна. И с цепью, кстати, тоже. На остальных была «обычная» одежда – в смысле, обычная для местных.

   За что ж такая честь?

   Впрочем, это всё пришло в голову много позже – сначала я просто дрожала в уголке и рыдала от страха.

   Но больше ко мне никто не лез. Долго.

   А в принципе – было кому. Маленькая, грязная камера, полная мышей (такие, серые, пушистые и быстрые. Вроде не крысы) и жуков, больших и малых, вмещала кроме этой живности ещё и с десяток людей – в основном мужчин. Была, правда, парочка женщин – древние старухи. Одна точно слепая. Другая не шевельнулась ни разу. Может, уже того?

   Эда не было.

   А ещё тут имелось окно. И слава богу, потому что уборной как раз не было. Если бы не ветер снаружи (внутренний двор, как я потом разглядела), вонь бы стояла адская.

   А так она была просто терпимой.

   А порядки, скажу я вам… Кормили меня почему-то отдельно. И, поили. Остальным просто швыряли тазик – а мне кружку. Сколько капель на донышке осталось, после того, как она в пределы досягаемости цепи докатится – все мои.

А кухня тут… Мда, и ведь ели. И я тоже. А что? Голод не тётка, несмотря на вонь и жажду.

   Я вообще много нового о себе узнала за это время.

   Например, поняла, что все мои принципы, типа «со мной ничего не случится» конкретно тут не стоят ничего. Особенно представление день, кажется, на третий очень сильно вправило мозги.

   Я смотрела в окно – насколько цепь позволила. Там кого-то казнили – женщину вроде. Я видела только, как ей последовательно отрубили руку и ногу. И так оставили.

   Не сожгли. Я даже радовалась за неё сначала – жива.

   Ага.

   Она умерла дня через три. На помосте. Под дождём. От потери крови или голода, или холода – не знаю.

   И ей никто не помог. Альтруистов вроде Эда не нашлось.

   ***

   Где-то в промежутке – уже после этой казни, но ещё до смерти несчастной – меня вызвали на допрос.

   По крайней мере, так это у них называлось.

   Сама процедура допроса меня к тому времени уже не волновала. Просто я очень хотела есть, помыться и узнать, что с Эдвардом. Примерно в таком порядке.

   Меня накормили. Помыли – бадья с лягушками впечатлила. Выдали новую рубаху. Слава богу!

   А разговаривать – слишком большая честь, оказывается.

   Вот так, босиком, мокрую, жалкую впихнули в допросную – совершенно нестрашную комнатку, чем-то напомнившую небольшую университетскую аудиторию.

   Картина маслом – сидит за столом дяденька благообразного вида. Точь-в-точь наш завкаф. Смотрит на меня – устало и с привычкой. А потом этак лениво – и тоже устало да с привычкой – не то диктует, не то спрашивает:

– Знаете ли вы, за что вас арестовали?

   Я тупо на него уставилась. И не поняла сначала, чего он от меня хочет.

   Дяденька подождал с минуту. Вздохнул. И заговорил – уже внятнее и намного медленнее.

– Вас обвиняют в том, что вы еретичка, что ваша вера противна учению святой Церкви и Его Величества Дерика Дебуа.

   Чё?

   И снова минута ожидания. Потом (очень грустно):

– Веруете ли вы в Господа нашего Его Величество короля Дерика VII, Повелителя-на земле-и-на-небе?

   Э-э-э… Не-а.

   Я моргнула.

   Они что здесь, свихнулись все?

   А «завкаф» продолжает:

– …Заступника нашего и Благодетеля, Вседержителя и Пастыря ныне и во веки веков… Веруете?

   Чего ради я должна верить в какого-то короля?

– Э-э-э…

   Взгляд дяденьки стал почти просящим.

– Признаёте ли вы, что не молились, не исповедовались…

– Э-э-э…

   Типа «ingnoratia non est argumentum» – незнание законов не освобождает от ответственности?

   А секретарь тем временем строчил, кажется, что-то вроде: «Обвиняемая упорствует во грехе». Своими глазами видела!

   Дурдом.

   Наконец:

– Поклянитесь, что веруете. Веруете в  Господа нашего Его Величество короля Дерика VII, Повелителя-на земле-и-на-небе…

– Клянусь, – послушно отозвалась я, когда он закончил, – что верую в… э-э-э… а можно ещё раз – в кого я должна верить?

   Дяденька вздохнул и постучал пером по виску.

   Секретарь подчеркнул фразу «упорствует» два раза.

– Я вас не принуждаю давать присягу, – как-то заученно забормотал дяденька, – ибо вы, веря, что клясться запрещено, перенесёте грех на меня и…

– Да-да, – закивала я, – понятно. Я просто имя короля забыла. Как там его?

   В общем, экзамен я провалила.

   Блин, они тут в короля веруют! Ну не чокнутые?!

   ***

   Ещё три дня – медленное, пустое ожидание.

   Сырые стены – хоть облизывай, кошмар, так пить хочется!

   Взгляды искоса – меня сторонились, точно чумной. И почему?

   По ночам, дрожа от холода (босиком да в одной рубашке… даже клока сена никто не дал, сволочи!) я злилась на весь мир, тщательно представляла, как и мне отрубают руку, боялась до колик (хотя последние были, скорее, от голода или от местных «блюд») и видела в кошмарах, как там, за решёткой, во внутреннем дворе сжигают Эдварда.

   В общем, незабываемо проводила время!

   А потом меня снова вызвали. Выволокли, если быть точной. Цепь не позволяла встать, и ноги онемели до бесчувственности. Или замёрзли. Фиг знает, но ходить не могли.

   Мыть и кормить на этот раз не стали. Просто втолкнули в какую-то очень светлую комнату. Не привязали и не прицепили, так что я тотчас метнулась в первый же тёмный угол.

   Привычка.

– Катрин?

   Звякнула цепь.

   Я повернула голову, всё ещё обнимая себя за плечи.

   Эд оказался рядом – через мгновение.

   И вдруг всё стало на свои места. Хорошо и безопасно. Снова. Тоже на мгновение.

   Не слушая, что он там бормочет, я рассматривала его лицо – как и у меня, наверное, с синяками. Глядела на рубашку – такую же, как моя, только порванную. На потёки крови в уголке рта.

   И всерьёз думала, что если кто-нибудь хотя бы посмеет тронуть его при мне – я за себя не отвечаю!

   А ещё мне почему-то очень хотелось его поцеловать. Совсем озверела с этими… мышами.

   Скрипнула, открываясь, дверь.

   Эдвард вскочил, потянув меня наверх и вбок – и себе за спину.

   А я вцепилась мёртвой хваткой в его руку и замерла.

   За громадный письменный стол вслед за секретарём проплыла (именно так) девица в чёрном платье. И чёрной остроконечной шляпе.

   Я окончательно впала в ступор.

   Для полного образа дамочке не хватало только метлы. И тыквы с рожицей.

   Ведьма в роли инквизитора… Этот мир окончательно сбрендил. Точно.

   Девица уселась за стол, подняла голову. И встретилась взглядом с Эдвардом (я из-за спины только выглядывала)

   Замерла.

   Минуту эти двое переглядывались.

   Потом девица этак царственно махнула рукой, без слов отсылая секретаря. И, когда за ним скрипнула дверь, выдохнула:

– Эдвард?

– Здравствуй, Камилла, – напряжённо откликнулся Эд.

   И тишина…

– Значит, ты снова попался, – констатировала очевидное дамочка, удобнее устраиваясь в кресле. – И кто это с тобой?

   Эдвард повернулся, потянул меня за руку – подойти ближе.

– Катрин. Это Камилла – моя должница, – напряжённо сказал он.

   Девица поморщилась, точно лимон проглотила. Целиком.

– Милый, не жди, что я тебя вытащу, – проворковала она. – И эту красавицу тоже.

– Вытащи только её, – ровным голосом откликнулся Эд.

   Брови девицы взлетели вверх – прямо под полы шляпы.

   Я вздрогнула.

– Нет!

   Девица… Камилла хмыкнула. И, снова обращаясь к Эду, пропела:

– Ты же понимаешь, милый, что в противном случае я потеряю это место… и это звание.

– Ты получила его благодаря мне, – парировал Эд.

   Снова усмешка.

– И мне здесь нравится, хороший мой. Я не собираюсь ради тебя рисковать будущим.

   Очередная дуэль взглядов.

– Не со-би-ра-юсь, – с  нажимом повторила девица.

   Эд отвернулся. И тихо что-то произнёс-пробормотал – сплошь из незнакомых мне слов.

   Девица содрогнулась. И тут же завопила:

– Стража!

   Короче, я ничего не поняла – нас быстро увели. Но, похоже, последняя дуэль взглядов девицы и Эда закончилось полной победой юноши.

   Ведьма Камилла сидела белая, как мел, и что-то строчила – кажется в протоколе.

   Эд сжал мне руку напоследок. Шепнул:

– Всё будет хорошо. Вот увидишь.

   ***

   «Хорошо» запаздывало.

   Я по-прежнему сидела в камере, где пол не мыли, наверное, с самой постройки, где дуло из каждой щели (а щелей там много), где никто и не знал о «Конвенции по правам человека» и где даже другие заключённые сторонились меня, как проклятую.

   Прошла неделя. Меня ещё разок вызывали на допрос, но с тем же результатом.

   Эда я больше не видела. Как и ту ведьму.

   Дней через восемь некто умный додумался повесить у нас перед окнами какого-то несчастного. Смердел несчастный отвратно. А его перекошенная физиономия с высунутым синим языком до сих пор иногда снится мне кошмарах.

   Интересно, он тоже в здешнего короля не верил?

   Ещё денька через три моя психика из состояния постоянного шока перешла в апатию. Наверное, это какая-то форма защиты. Не знаю. Но жить стало ощутимо легче. Например, я перестала чувствовать голод. Только жажду – да и то потихонечку привыкала. Хотя выглядела я, наверное, совсем неважно. По крайней мере, волосы стали как-то активно выдираться, когда я всё-таки решалась расчесать их пятернёй. Да и ногти с кожей оставляли желать лучшего. Сейчас, наверное, даже мой любимый крем марки «Шисейдо» не помог бы.

   Зато я вроде бы похудела до тех сорока пяти килограмм, о которых когда-то мечтала.

   Похудеешь тут – на заплесневевшем-то хлебе и жуткой каше.

   После них, кстати, живот болит. Сильно. Наверное, желудок не знает, что природный пенициллин – это жуть как круто.

   Ещё денька через три (может, больше, может, меньше – сбилась со счёта) меня снова вызвали. И сунули в бадью с лягушками, но кормить, правда, не стали. Гады.

   Дяденька допрашивающий был незнакомым, его секретарь – тоже, и огромная крестовина в их кабинете, формой напоминающая букву «Х» мне сильно не понравилась.

   Секретарь – паренёк моего возраста, жутко смахивающий на крысу – ещё почему-то таращился на эту «конструкцию». И на меня. Будто сравнивал – подходим ли мы друг к друг.

   А дяденька гипнотизировал взглядом только меня – босую, переминающуюся с ноги на ногу и периодически почёсывающуюся (блохи – они такие!).

– Итак, обвиняемая, признаётесь ли в ереси?

– Да! – прохрипела я.

   Ну серьёзно, я при всём желании не смогу сказать, что верую – хотя бы потому, что не знаю, в кого!

– Чудесно, – отозвался дяденька тоном, в котором ничего чудесного не было. – А признаёте ли вы, что подстрекали народ к восстанию против Его Величества?

– Когда? – опешила я.

   Дяденька почесал пером нос.

– Вы много раз подстрекали?

   Прямо над ухом кто-то квакнул. Я порылась в волосах и с удивлением извлекла вместе с клоком лягушку.

– Ни разу.

– Упорствуем, значит.., – протянул дяденька.

   Я закусила губу. Блин, как разговаривать с буйными сумасшедшими, а?

   Скрипнула дверь.

– О, Гийом, ты занят! – проворковали вдруг с порога. – Жаль…

   Дяденька встрепенулся.

– Камилла! Заходи, мы уже заканчиваем. Ты же не будешь против немного подождать?

– Нисколько, – улыбнулась ведьма, проходя мимо и не удостаивая меня даже взглядом.

   Допрос продолжился в том же ключе. Секретарь скрипел пером, дяденька пытался просверлить во мне дырку, я пританцовывала на холодном каменном полу и чувствовала себя единственным нормальным человеком в этом дурдоме (только очень грязным).

– В Мертеннесе случилась эпидемия лошадиного бешенства – признаёте ли, что наслали её, возвращаясь с мессы?

– В Антропе три дня шёл проливной дождь и размыло дороги – признаёте ли, что именно вы вызвали непогоду вашим неверием в Господа нашего короля-на-небе-и-на-земле?

– В Квертесе погибла любимая овчарка графа – признаёте, что наслали на неё чуму, дабы люди поверили вашей ереси?

   И так далее. И всё абсурднее.

– Не признаю, – устало выдохнула я.

   Дяденька в который раз приложился к стоящему перед ним кубку. Поболтал его, удивлённо посмотрел на секретаря. Тот быстренько наполнил кубок заново – и себе заодно.

   Камилла сидела с другой стороны, увлечённо перелистывая какой-то фолиант.

– В таком случае, – вздохнул дяденька, – мы вынуждены применить божий суд.

   Секретарь снова глянул на странную конструкцию.

– А может, мы лучше разум применим? – вырвалось у меня. – Ну вы же сами понимаете, что я никак не могла всё это совершить!

– Почему же? – изумился дяденька. – Если вы еретичка – а вы еретичка – то очень даже можете. Вера, как гласит трактат от .., – он закашлялся, аккуратно прикрываясь вышитым платочком, – от…

   Теперь они кашляли с секретарём в унисон.

   Камилла отложила книгу.

   Дяденька покраснел, силясь вдохнуть. Вытаращился на ведьму – и ничком рухнул на стол. Секунду спустя к нему присоединился секретарь.

   Ещё минуту в кабинете царила мёртвая тишина.

   Потом Камилла поднялась, последовательно проверила у каждого пульс, оттянула веко. Выдохнула:

– Ну наконец-то! Я уж думала, они всё-таки тебя подвесят, – порылась где-то в ящике стола, нашла цепь – точь-в-точь мою. Быстро шагнула ко мне, клацнула замочком – и намотала свободный конец себе на руку.

– Ну, чего уставилась? Пошли.

   ***

– Дорогу леде-ведьме! – вопила Камилла, таща меня по бесконечным коридорам за цепочку – как какую-то собачонку! – Дорогу, я сказала!

– Куда ты меня ведёшь?! – прохрипела я, чуть-чуть придя в себя. – Где Эдвард?!

– Заткнись! – бросила ведьма, дёргая цепочку. – Дор-р-рогу!

   И все быстренько шарахались в стороны, освобождая путь – словно подобное здесь было обычной процедурой.

   А, может, и было.

– Я без Эдварда никуда не пойду!

   Камилла молниеносно развернулась – и заехала мне по многострадальной щеке.

– Прекрати пищать!

   Дальше я, слегка оглушённая, бежала за ней молча. До дворика – вроде бы внешнего (я краем глаза заметила ворота).

   И по лужам, и по лужам… Камни были лучше.

– Шевелись! – подгоняла ведьма и так почти таща меня за собой.

   Длинное одноэтажное помещение с конями – наверное, конюшня. Только я всё равно ничего рассмотреть не успела – Камилла уже метнулась к стойлам.

– Госпожа! Что вы здесь делаете?! – рявкнули вдруг от входа.

   Я обернулась – на секунду всего, потом меня швырнули в сено.

   Но этих, в касках, разглядеть успела.

– Зачем вы привели сюда заключённую?!

– Что, не видишь – сбегаем! – гаркнула в ответ ведьма, возясь с уздечкой.

– Сбе… Взять её! – быстро сориентировались «каски».

   Свистнула стрела. Ещё одна. И ещё.

   Последний в каске рухнул прямо у моих ног. Со стрелой в горле.

– Ты почему коня не приготовил? – прорычала Камилла, в который раз кое-как пытаясь приладить уздечку.

– Ну извини, – фыркнул Эдвард, опуская лук. – Не успел.

   Я закрыла глаза и подумала, что сейчас самое время потерять сознание.

   Но вот как раз времени хватило только на облегчённый вздох.

– Катрин! – возясь с конём (или лошадью?) ведьмы, позвал Эд. – Белый в яблоках – третий слева – твой.

   В яб…

– Я не умею! – взвизгнула я.

   Как они на меня посмотрели! По-моему, все, включая лошадей.

– Не умею… верхом, – проблеяла я.

   Ближайший конь фыркнул.

– Где ты её нашёл? – проворачиваясь к Эду, выдохнула ведьма.

– В канаве, – тут же откликнулся юноша.

   Ведьма выразительно усмехнулась.

– Ясно.

   Эд швырнул поводья Камилле – та тут же лихо вскочила в седло – схватил меня за руку и потащил к белому – пятому справа.

– Поедешь со мной.

– Эдвард… я правда… вообще никогда на конях не каталась, – пропищала я, когда он вскочил в седло – тоже лихо.

– Значит, будешь очень крепко держаться за меня, – отозвался юноша, наклоняясь и подавая руку.

   Уже тогда я догадывалась, что возненавижу коней на всю оставшуюся жизнь.

   ***

   Наверное, в галоп мы перешли ещё с шага. Я не знаю, я крепко держалась. От Эда сильно пахло потом, сеном и чем-то ещё – но от меня воняло ещё хуже, так что куда уж тут привередничать. Я быстренько обхватила его пояс руками – но даже так меня мотало во все стороны.

   И как он с этой белой зверюгой управляется?!

   Да я даже коров в деревне у бабушки боюсь! А что? Они громадные и смотрят так, словно размышляют, устроить ли корриду прямо сейчас или подождать, пока эта дура с хворостиной сама уберётся.

   «Приятные» ощущения поездки верхом – тыдыц-тыдыц– вверх-вниз-ай, я, кажется, соскальзываю! – прекратились неожиданно.

   Я почувствовала, как Эд вздрогнул, а спустя секунду зычный незнакомый голос повелительно произнёс:

– Камилла де Рауте! Что всё это значит?!

   И тут же повисла томительная тишина.

   Ну а мне как раз времени хватило оглядеться. Так вот – «касками» оказался заполнен весь двор.

   Похоже, нас тут ждали? Или это мы так удачно подъехали?

   Ворота впереди как раз закрывались. Очевидно вслед за десятком всадников в белых плащах с нашивками почти как у нас с Эдом на рубахах. Правда, без перечёркивающих линий.

   В общем, я разглядывала всадников, а те смотрели на нас.

   А «каски» тут вроде как для массовки? Забавно. Наверное, чтобы уж наверняка показать: всё, ребята, вам крышка.

– Господин Дебуа! – вдруг расплылся в улыбке… э-э-э… передний всадник – тот самый, с зычным голосом. – Вы, наконец, почтили нас своим присутствием! А то, знаете, искать вас по всей стране столько лет…

   Я почувствовала, как Эд напрягся и со всей силы стиснул поводья.

   А этот… голосистый… снова улыбнулся – довольно так, мазнул по мне равнодушным взглядом и повернулся к побледневшей ведьме.

– Леди, я убедительно прошу вас спешиться. Ваш отец ждёт вас. И, насколько я знаю, ваш жених – тоже.

   Камилла словно воздухом подавилась – казалось, ещё чуть-чуть и спешиваться ей не придётся, с коня и так свалится – в обмороке.

– Леди, не усугубляйте ваше положение! – повысил голос всадник. – Господин Дебуа, вас это тоже касается! Поверьте, камера в Монтебле понравится вам и вашей подруге куда меньше, чем эти, – он с усмешкой кивнул на здание позади нас, – покои.

   Эдвард только сильнее стиснул поводья. А вот Камилла, побледнев точно покойница, еле слышно пролепетала:

– Да, милорд.

   И всё-таки свалилась с коня – отнюдь не так лихо, как на него садилась. И тут же с мольбой потянулась к седлу «голосистого».

– Милорд, прошу Вас! Не отправляйте меня к отцу, умоляю!

   Всадник, усмехнувшись, наклонился к ней.

– Леди, как бы мне ни хотелось…, – и, захрипев, ничком рухнул на землю.

   Дальше я не видела. Эдвард со всей силы рванул поводья, наша зверюга скакнула на дыбы – и прямо оттуда перешла в галоп.

   Остолбеневшие было всадники да и ребята в касках быстренько отмерли и бросились к воротам. По-моему всей толпой.

   Они серьёзно думали, что мы так жаждем расплющиться о закрытые створки?

   Вообще-то я тоже так думала. И уже почти решила, что Эд обладает магическим умением поднимать пудовый засов на всём скаку.

   Конь (если лошадь – потом перед ней извинюсь) снова взвился на дыбы и так, на двух задних ногах, точно в танцевальном па развернулся к зданию.

   Я в очередной раз почувствовала себя мешком – и в очередной же раз чуть не вывалилась из седла. Камни двора оказались прямо перед глазами (вместе с чьей-то зверской рожей). Потом Эдвард за шиворот втянул меня обратно, попутно порвав многострадальную рубашку.

   Зато уж теперь я вцепилась в него, как утопающий в соломинку.

   В ушах свистел ветер и чья-то ругань, хрипел конь, кусая удила… Перед нами снова возникли ворота – на этот раз другие… А потом была крутая лестница, проём входа, в который мы стрелой влетели, сшибив дверцу (благо на ней засова не оказалось) и понеслись по коридору.

   Двери, стены и решётки замелькали с головокружительной быстротой. Сзади, судя по звукам, тоже кто-то скакал, но мне было совершенно не до этого.

   Господи, у них улицы-то не всегда предназначены даже для одного всадника, не то, что коридоры!

   Я уж молчу про потолки!

   Нас преследовали, нам пытались загородить дорогу, пока Эд правил невесть куда, потому что в этих лабиринтах сам чёрт ногу сломит – я постоянно ждала, когда вон та дверка или вон та стенка окажется тупиком. Обратно мы не смогли бы повернуть при всём желании – кажется, весь народ со двора повалил за нами. По крайней мере, звуки были соответствующие.

   Когда впереди замаячили особенно большие двери, а также человек пять стражи с мечами наголо, я зажмурилась, уткнувшись носом Эду в спину. Сейчас нас этими ножичками да из седла....

   Эд даже не попытался остановить коня. Похоже, им обоим уже море было по колено – мы на всём скаку втемяшились в «засаду». И, не сбавляя темпа – в двери.

   Не знаю, какая женщина способна коня на скаку остановить, но мужчине, даже вооружённому это оказалось не под силу. «Засаду» мы просто смели. Как собственно и двери.

   А дальше словно из-под земли вырос алтарь. И трёхметровая фигура какого-то не то святого, не то местного короля – я не рассмотрела. Помню только, что священник (одежда у них везде характерная) шарахнулся в сторону – а мы рванули по пустому коридору между лавок.

   Обалдевшие прихожане глазели нам в спины. Какая-то экзальтированная дамочка у входа, правда, попыталась кинуться под копыта, но не успела.

   Даже думать боюсь, что с ней сделала вторая лошадь и погоня.

   Ну а потом было много солнца, улицы, по которым мы плутали хлеще, чем по коридорам (впрочем, погоня плутала тоже). И, напоследок – ворота. И почему-то ров с водой.

   А я ещё думала, чего они там сзади орут: «Поднимай!».

   Ну, хм, подняли.

   Мы вниз соскочили, когда мост уже был в метре над землёй, как там за нами справлялись – не знаю.

   Я боялась только, что у коня подломятся ноги, и мы кубарем полетим в ров. Лететь было бы далековато, честно говоря. Рыли тут на совесть.

   Коней тренировали – тоже.

   Мимо ещё свистнуло несколько стрел – и, наконец, замелькали деревья.

   Сколько мы так скакали, не знаю – конь хрипел, дрожал и постепенно замедлял шаг, пока вовсе не остановился. Эд спешился, буквально сдёрнул меня следом – и принялся водить бедное животное по кругу. Через секунду рядом свалилась Камилла, бросила Эду поводья и растянулась на земле, закрыв глаза.

– Ну? Теперь ты доволен? – пробормотала она, кривясь.

– Да, – спокойно отозвался юноша, сосредоточенно осматривающий лошадей. – Вполне.

   Камилла тихо вздохнула.

– Ну всё – гнить мне теперь в лесу, как и остальным «свободным» ведьмам – до самой старости, – с тоской в голосе произнесла она.

   Эдвард на этот раз промолчал.

Глава 8

– Предлагаю поехать в Эркс, – неожиданно заявила Камилла, подбрасывая в костерок пару веток. – Там нас точно никто не ждёт.

   Я посмотрела на Эдварда – тот зябко кутался в плащ «голосистого», найденный в его чересседельной сумке (Камилла постаралась. Когда мы переполох во дворе устроили, ведьма вскочила на его коня и была такова… вслед за нами).

   Не понимаю, на черта таскать в сумке плащ? Да ещё и сменный. Лучше бы еду возил.

   Есть хочется.

– Не ждёт. Вот именно, – тихо произнёс юноша, выдержав паузу. – Никто. Не ждёт. Почему ты решила, что нам там будут рады?

– И кстати – почему это «нам»? – вставила я, грея над костром руки и постепенно пропитываясь дымом. А оно и к лучшему – может, вонь выкурит. И блох.

   Камилла искоса глянула на меня.

– Потому что я пока не готова строить избушку, селиться в лесу и гонять разбойников, – и, повернувшись к Эдварду, добавила. – Ну и куда же ты собираешься отправиться?

– В Понтьен, – подумав, откликнулся юноша и снова поёжился.

   А я вдруг поймала себя на мысли: «Не заболел бы».

– Ха! – фыркнула ведьма. – Вот уж в Понтьене тебя точно ждут! Напомни, это там ты перебудил весь город, когда сбегал через звонницу?

   Эд укутался в плащ с головой и промолчал.

– Да, это надо суметь – запутаться в колокольных «языках», – хохотнула Камилла. – Бедные жители отправились служить заутреню во время хвалитны… Так что да, Эдвард – тебя там очень ждут. Как и в Прейде, Тарисе и Тирэле – и по всему побережью, если не ошибаюсь.

   Ничего себе послужной список! И везде вот так сбегал?

– А в Эрксе, насколько я знаю, – продолжала рассуждать ведьма, – ты ещё не был. Тебя там не знают. Так? Как и меня.

– Эркс – далеко, – вставил Эд.

– Вот именно! – ведьма расплылась в улыбке. – Представь, как им захочется послушать менестрелей. Между прочим, ты всё ещё играешь на флейте?

– Играю, – из кокона плаща вытянулась рука, подбросила ворох веток в костёр и тут же втянулась обратно. – И что толку? Флейты у меня теперь нет.

   Камилла фыркнула и победно достала из наплечной сумки… флейту.

– Так и думала, что пригодится. Кстати, я ещё и сменную одежду захватила. И для этой замарашки тоже, – ведьма кивнула на меня.

– Что? Как ты меня назвала?! – вскинулась я, а ведьма продолжала, точно не слыша:

– Эдвард, что мы теряем? Отдохнуть пару деньков в Эрксе – а оттуда до границы рукой подать!

– Она закрыта, и ты это знаешь, – мрачно отозвался юноша.

– Ну я же ведьма, – улыбнулась Камилла. – А теперь ещё и учёная. Что-нибудь придумаем. К тому же, если нам удастся набрести на купцов у границы и договориться, чтобы они нас провезли… Может сработать. Я слышала, ограничение действует только на тех, кто ходит пешком.

– Глупости, – бросил Эд.

– Ну, другого плана у нас всё равно нет. И ещё....

– И ещё Эркс – одно из немногих мест, где твой отец не имеет власти, – вставил Эдвард. – Я понимаю, почему ты так рвёшься туда. Хорошо-хорошо. Я подумаю. Ладно?

– Ладно, – протянула ведьма. – Тогда, пока думаешь, может, займёшься поиском ужина? А я отмою эту красавицу, – ещё один косой взгляд в мою сторону. – Жуть как блох не люблю.

   И, не дожидаясь ответа, встала, подхватила сумку, меня – за руку – и потащила прочь от тёплого, уютного костра.

– Далеко не отходите,– донёсся спустя минуту голос Эда.

– Конечно, – усмехнулась Камилла. – Идём, милая, я слышу неподалёку ручей…

   ***

– Она холодная, – объявила я, пробуя воду босой ногой. – Я туда не полезу.

– А ты думала тут целительные источники Реймса? – хмыкнула Камилла. – Давай, красавица, я не собираюсь вечность тебя ждать.

– Меня зовут Катрин, – буркнула я.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась ведьма… и толкнула меня в озеро.

– Ты! – завизжала я, дрожа. Бо-о-оже! Как холодно! А-а-а-а! – Я-а-а с-с-сейчас-с-с т-т-теб-бя…!

– Да-да, конечно, – вздохнула Камилла, стаскивая нижнюю рубашку и спокойно шагая в воду. – Утопишь. Окунись-ка, милочка.

– Чт-чт-что?!

   Камилла театрально вздохнула – и макнула меня с головой в воду.

– Милая, – буль-буль! – я хочу, – буль! – чтобы ты запомнила, – буль-буль-буль! – это Эдвард у нас добрая душа и подбирает всякую мерзость в подворотнях, – бу-у-у-уль! – а я тебя, красавица, – буль! – терпеть не намерена, – буль! – Так что давай, Катрин, жить по правилам, – меня нещадно дёрнули за волосы и поставили на колени. – Моим. Ясно?

– Ай! Пусти!

– Конечно, – меня снова макнули в воду. – Ясно?

– Да! – побулькала я и, изловчившись, утащила её за собой на дно.

   До-о-олго мы так барахтались – сначала всерьёз пытаясь друг друга утопить, потом – шутя.

   Уж что-что, а как вести себя с зарвавшимися дамочками, я знаю – средняя школа очень хорошо этому учит. Лучше сейчас дать сдачи, чем потом выяснять отношения с криками, слезами и Эдвардом.

– Ты забавная, – сквозь смех вынесла вердикт, Камилла. – Особенно, когда волосы торчком, как сейчас. Давай помогу. О-о-о, да они у тебя светлые?

– Золотистые, – улыбнулась я, вытирая лицо рукой.

– Красивые. Только короткие, – добавила ложку дёгтя ведьма. Да уж, у неё самой волосы – тёмные, почти чёрные – стелились за ней шлейфом. Наверное, чуть не до колен будут. – Знаешь, а ты ничего. Понимаю, почему Эд позарился. Он тебя, правда, на улице подобрал?

– Правда, – тихо отозвалась я.

– По тебе не скажешь, что ты бедная крестьянка без роду, без племени, – заметила Камилла. – Отца сожгли? Или мать?

– Нет, – я в последний раз присела, наслаждаясь ощущением чистоты и приятной нежностью воды, уже не кажущейся такой холодной. – Я не помню, как там оказалась.

– Угу, – фыркнула Камилла, давая понять, что объяснение её не удовлетворило. – Эй, ты что делаешь? Нижнюю рубашку вниз и надевают!

   Да, да я снова запуталась в этих «капустах». Пока Камилла не вылезла из воды и не помогла одеться, так и плутала в крючках, поясах и прочей ненужной мишуре.

– Такое чувство, что ты никогда сама раньше не одевалась, – заявила ведьма, помогая мне натянуть блио. – Серьёзно, Катрин, ты как ребёнок.

   Я промолчала.

   А на ужин нас ждало нечто на вертеле. Ну, палка, параллельно ей – палка. И на них сверху – третья. Во-о-от. Вертел по-походному.

   А на третьей палке – не-е-ечто…

   Пахло оно, золотистое, со стекающим в шипящий костёр аппетитным жирком, просто обалденно. Полагаю, на вкус тоже… пальчики оближешь, особенно после хлебно-пенициллиновой диеты.

   У костра как ни в чём ни бывало сидел Эдвард, по-прежнему зябко кутаясь в плащ.

   Надо будет спросить Камиллу, не знает ли она каких травок от простуды. И как они выглядят.

   В конце концов, она же ведьма.

   Только почему-то не колдует…

   ***

   Надо же, и это мне раньше не нравилось спать на земле?

   В нормальной одежде и (наконец-то!) обуви да на полный желудок – очень даже неплохо спится. Честно, я задремала практически сразу, как только наш «ужин» закончился. После камней и сырости свежий лесной воздух, тепло костра и мягкость накидки – просто рай на земле.

   Забавно, как всё познаётся в сравнении, а?

   Эдвард с Камиллой ещё о чём-то разговаривали, пока я дремала, кажется, снова спорили, куда ехать.

   Меня это не волновало совершенно.

   Да-да, знаю, если бы не Эд, ни в какой темнице я бы не оказалась.

   Но, если уж на то пошло, чем подворотня настолько уж лучше?

   Так что я просто нормально выспалась. И ошейник с цепью, слава богу, наконец, не мешал. И кошмары не мучили.

   Утром Камилла заваривала какие-то травы. Может, сама догадалась насчёт противопростудных? Не знаю, но согревали они хорошо, хоть нормальный чай и не напоминали.

   А ещё мне не понравилось, каким взглядами обменивались они с Эдвардом. Словно был у них общий секрет.

   А я впервые почувствовала себя лишней.

   Зато путешествовали мы теперь с комфортом! На конях. Когда-нибудь, я может, тоже научусь кататься верхом. Сама. А пока просто наблюдала, как с нашей норовистой белой зверюгой управляется Эдвард. Получалось у него отменно.

   Как, впрочем, и у Камиллы – с её чёрной лошадью.

   Ещё один повод вспомнить, что именно я здесь обуза.

   Гр!

   Лес кончился быстро, сменившись довольно-таки холмистой местностью, изрешеченной мелкими ручейками и красиво освещаемой солнцем. Вдалеке белыми остроконечными облаками высились горы – иногда настолько яркие и чёткие, что, казалось, я могу различить каждый склон, сверкающий в золотых солнечных лучах.

   Эдвард уверял, это к дождю.

   Эдвард… Мы молчали – практически весь день. У меня много вопросов крутилось на языке: почему на этот раз мы путешествуем днём, что у него с Камиллой, как мы смогли так «сравнительно легко» сбежать, зачем, наконец, королю понадобилась бы я, в конце концов, я же не «меченая».

   Но Эдвард молчал. Ехавшая чуть позади Камилла – тоже.

   А я стеснялась нарушить тишину.

   Только один раз – уже под вечер, когда мы проезжали симпатичную равнину, всю в цветах (кажется, сиреневых колокольчиках), Эд вдруг спросил:

– Катрин, ты не передумала? – и, не дождавшись ответа (я дремала, если честно), продолжил. – Теперь ты видишь, что со мной опасно. Ты могла бы взять коня и отправиться в Стрерг – замок неподалёку отсюда. Всего день пути. Там можно устроиться служанкой, и наверняка быть в безопасности.

– Мне и так хорошо, – буркнула я, зевая.

– Катрин, – Эдвард даже обернулся на мгновение, поймав мой взгляд. – Будь благоразумна. Нам сейчас просто повезло. Прятаться и бродяжничать – жизнь не для юной… леди. Поэтому, прошу тебя, подума…

– Хочешь от меня избавиться? – перебила я. – Тогда так и скажи.

– Не хочу, – после выматывающей нервы паузы откликнулся юноша.

– Ну и отлично, – буркнула я, в который раз жалея, что не умею ездить верхом. Или что здесь не придумали машины… Хотя водить машину я тоже не умею.

   Какая-то я никчёмная.

   К ночи, когда закат почти погас, набежали тучи. Как-то резко поднялся ветер, мгновенно похолодало, сине-чёрное небо гротескно прошил алый солнечный луч – последний.

   И наступила томительная тишина.

   Мы свернули в маленькую рощицу, в которой – с ума сойти! – довольно быстро обнаружили покосившуюся избушку. Дверь болталась на одной петле, так что стучать мы не стали – вошли так.

   И сразу же, словно того и дожидался, ливанул дождь.

   Эд засуетился, кинулся устраивать коней, а мы с Камиллой остались разбираться с капающим потолком, давным-давно забывшим про костёр очагом и едой.

   Самое забавное – дрова нашлись почти сразу. Хорошие поленца, горели чудесно.

   Да и при свете избушка выглядела хоть и запущенно, но не так, будто её покидали в спешке. Словно собирались вернуться – и не смогли. Или не стали.

   Это настораживало.

   А ещё гром, молния снаружи… У-ух!

– Глупости, Катрин, – фыркнула Камилла, когда я поделилась своими опасениями. – Там с другой стороны от входа наверняка есть могилка. Здесь раньше ведьма жила, неужели неясно?

– Ага. Сама умерла – сама закопалась, – я поёжилась. – А ночью закусывает неосторожными путниками.

– Выдумщица ты, Катрин! – рассмеялась Камилла, открывая люк в подвал и смело шаря там рукой. – Закопал ветер или, что наверняка, знакомый из соседней деревеньки. А трупы сами по себе никогда не встают. Без некроманта.

– Кого? – я придержала люк, подвигаясь так, чтобы не загораживать свет.

– Некроманта, – повторила Камилла, извлекая на свет свёрток с душистыми травами – завоняло на всю комнату. – Волшебник, имеющий дело со смертью. Наш король – некромант. Не знала?

   Я чихнула и закрыла нос рукой.

– Эдвард говорил, что он сжигает жертв, чтобы забрать у них силу. Как-то так.

– Еретиков он сжигает, – хмыкнула Камилла, победно доставая из-под пола завёрнутую бренную (что удивительно – не сгнившую) тушку какой-то птахи. – Так, поможешь мне теперь её ощипать… Кому понравится, когда веру хулят?.. Катрин, ты что, птицу никогда не щипала?

– Да как-то не приходилось, – буркнула я.

   Камилла смерила меня странным взглядом и фыркнула.

– Учись. Смотри, вот так… Ты сама-то в кого веруешь?

   Я с тоской вспомнила окорочка, продающиеся в наших супермаркетах. Готовые – раз и на сковородку…

– Ни в кого.

– Так не бывает, – хохотнула ведьма. – Ладно, не хочешь – не говори. У нас здесь раньше в Бога верили. Триединого. Как в Святой империи. У меня с ним тоже, если честно, не складывалось, ведьм он не любил. Но это давно, я ещё девочкой была. А потом, как король на престол взошёл – резко всё переменилось. В церквах появились изображения нашего Дерика-некроманта, ведьм зауважали, стали даже в инквизицию брать. А про прошлого бога забыли. Забавно, а? Я подозреваю, это какое-то королевское заклинание, но волшебникам оно на руку. Так что, когда я смогла, наконец, от папиной опеки избавиться – сразу в инквизицию отправилась. Единственный способ оказаться на высоте и поближе к трону. И доход немалый, – Камилла весело подмигнула.

– А как ты с Эдвардом познакомилась? – быстро спросила я.

– О, это забавная история, – Камилла вытащила откуда-то котёл, спокойно набрала туда дождевой воды из накапавшей в тазик и сунула туда ощипанную птаху. – Эдварда отец пригласил – чтобы я перед свадьбой совсем уж дурой жениху не показалась.

– Жениху? – изумилась я.

– Ну да, – Камилла осторожно подвесила котёл и подложила ещё поленце в костёр. – Граф де Тридете. Старый, седой, как лунь. Всё время думала – зачем ему жена, лучше б духовника пригласил. Но богатый. Отец очень на его земли рассчитывал, когда граф окочурится. Как ты понимаешь, я под венец не рвалась. Пару раз даже сбежать порывалась – вот мне и пригласили Эдварда в качестве… ха-ха… дуэньи. Я боялась – всё, пропала, Эдвард же знаешь какой исполнительный. Даже слезами его уговаривать пыталась. А он, представляешь, как узнал имя жениха, так сам предложил побег устроить. Он в этом деле мастак, таких только поискать! Правда, слово взял, что я ему в ответ когда-нибудь помогу. Эх, знала бы я тогда, чем оно обернётся… А у тебя, Катрин, – спросила она вдруг доверительным голосом, – был жених? Может, как и я… того?

   Я вздохнула.

– Нет.

– Жаль. От интересной истории я бы не отказалась, – улыбнулась Камилла.

   Вскоре вернулся Эд – мокрый до нитки. Тут и наш суп с травками вскипел.

   А после я дремала, а Эдвард с Камиллой снова о чём-то говорили. И смеялись.

   А я почему-то даже во сне чувствовала себя ненужной.

   Обидно.

   ***

   Проснулась я от вездесущего запаха сушёных трав. Не знаю, для чего там готовила их бывшая владелица, но сейчас злополучный «веник» на столе вонял так, что я пропахла вся – от одежды до волос.

   Носу запах не нравился – внутри от него всё чесалось и шмыгало.

   Я попыталась перевернуться на другой бок, запахнувшись в накидку, но толку-то? Ткань впитала запах так, будто травки именно в неё и были завёрнуты.

   Жажда свежего воздуха превратилась в насущную потребность.

   Я медленно поднялась, досадуя на аллергию. В воздухе (запаха мне мало?) красиво летала пыль, вихрясь в столбиках солнечного света.

   Что ж, похоже, дождь кончился?

   Очаг погас – в принципе, рядом лежали поленья и эти… камешки для разжигания, но я всё равно ими пользоваться не умею, так что…

   Эдвард с Камиллой обнаружились неподалёку. Вместе. Под одной накидкой. Её голова у него на плече – ну просто сладкая парочка!

   Медленно, насколько возможно тихо, я поднялась и выскользнула на улицу. Дверь, правда, всё-таки скрипнула.

   Я уселась на крыльцо и обхватила голову руками.

   Да что же это, а?

   Словно в насмешку надо мной пели птицы и шелестели в солнечном мареве листья. Мягко постукивая маленькими, аккуратными копытцами на полянку выбрался олень – и удивлённо уставился на меня, даже не думая убегать.

   Какое-то время мы переглядывались, потом рогатый потерял ко мне интерес и, как я ни гримасничала, прося его подойти, лишь хвостиком подёргивал, невозмутимо щипля травку. А только попробовала приблизиться посмотреть получше – уж очень рога у него красивые – фыркнул и сбежал.

   Ну и ладно!

   Наши лошади оказались в полуразвалившемся сарае позади дома. Там же обнаружился и холмик, подозрительно напоминающий могилу.

   Кажется, права была Камилла…

   А вот интересно, если… если бы я и правда уехала… Если бы я могла уехать…

   Я осторожно подошла к нашему с Эдом белому. Конь шумно втянул воздух и ткнулся мордой мне в руку.

   А почему нет? Я могу. Шагом, чуть-чуть рысью. С трудом, да, но я вчера за целый день ни разу ведь не упала. Поводья тут есть… где-то. Разобраться с ними самой? Можно попросить Эда – всё-таки сбегать, никому не сказав…

   В конце концов, он мне ничего не должен. И я ему.

   Ну, помог он мне… и что? Ведь именно благодаря ему я оказалась в темнице. Меня могли казнить, покалечить, меня чуть не изнасиловали, в конце концов! И, если я останусь, бог знает, сколько раз подобное возможно! Когда-нибудь он обязательно попадётся – и что буду делать я?

   К тому же он сам советовал мне уехать. И вообще…

– Катрин.

   Я вздрогнула, оборачиваясь.

   Эдвард подошёл ближе и протянул мне запутанный-перепутанный кокон из ремешков.

   Улыбнулся:

– Уздечки. Смотри, как нужно, – и преувеличенно медленно натянул-застегнул весь этот кокон на белом. Бросил мне поводья. – Ты всё-таки решила уехать. Это хорошо.

   Как я ненавидела Эда в этот момент! Вспоминала даже его спокойное, расслабленное во сне лицо, руку на плече у темноволосой ведьмы – и больше всего на свете хотела, чтобы прямо сейчас нагрянули это чёртовы Посланцы, разверзлось небо или земля, и он бы провалился к дьяволу в пекло. Если оно здесь, конечно, есть.

– Смотри, если сейчас поедешь обратно до равнины, помнишь? Там будет развилка, – продолжал ничего не подозревающий Эдвард. – Повернёшь направо, доедешь до леса. Это будет…

– Эд, хватит, – перебила я. – С чего ты взял, что я собралась уезжать?

   Не-е-ет, я останусь.

   И буду портить тебе жизнь – до первого города, в который мы непременно поедем. Когда-нибудь. Там я тоже смогу устроиться служанкой. И вообще, в языке поднаторела, может, изобразить из себя принцессу? Найти местного мага и пожаловаться на «колдовство», перенёсшее меня из другого мира…

   Столько возможностей!

   И путешествие одной невесть куда на коне, которым я не умею управлять, вовсе необязательно.

   Во-о-от!

   Эдвард смерил меня долгим пристальным взглядом. И молча принялся надевать уздечку на лошадь Камиллы.

   ***

   Солнце поднялось в зенит, когда мы подъехали к развилке. На покосившемся указателе значилось: «Эркс».

   Эдвард остановил коня и повернулся к ехавшей рядом Камилле.

   Та безмятежно улыбнулась.

   Уговорила, значит.

   Я же с преувеличенным вниманием рассматривала луг, весь в фиолетовых цветах. По запаху – ваниль с лавандой. Слушала птичек.

   В конце концов, я тоже не против отдохнуть в каком-то там замке. Пусть эти чудики менестрелей изображают. Мне это не нужно.

   А там и правда до границы недалеко, м-м-м?

   Может, свалить из этого чокнутого королевства с взбесившейся верой – и дело с концом, а?

   Эдвард натянул поводья. И мы поскакали к Эрксу.

   Чем бы это ни было.

   ***

   Ночевать на этот раз пришлось под открытым небом – но, слава богу, дождя не намечалось.

   Камилла лучилась от удовольствия – даже не стала припрягать меня к готовке. Только хворост пришлось для костра собирать, пока она заячьи тушки разделывала.

   Интересно, а если бы не Эд с его луком, чем бы мы питались?

– Камилла, а ты, правда, ведьма? – спросила я, подкармливая огонь очередной веточкой.

– Неверие в колдовство есть ересь, – со смешком откликнулась девушка, подвешивая тушки на вертел. – Правда. А что?

– Почему тогда не колдуешь?

   Тут они оба уставились на меня: Эд – весело, Камилла – недоумённо.

– То есть ты хочешь знать, почему я не порчу погоду, не насылаю мор, не пью кровь младенцев и не вызываю демонов? – фыркнула ведьма.

   Я отвела взгляд.

   Эдвард с Камиллой переглянулись.

– Слушай, Катрин, – преувеличенно бодро заявила вдруг ведьма. – Я вот думаю, а может, ты одержимая? Нет, в припадках ты, конечно, не бьёшься, но все эти странные вопросы… Даже ребёнок знает, что почти каждому заклинанию приличествует чуть не недельная подготовка, и вот так сразу… Знаешь, сколько придётся готовить травы, рисовать схемы, ждать указания звёзд… А «абракадабра» только в сказках бывает, милая. Если ты об этом.

   Я промолчала.

   Только вспомнила, что у старухи той, на болоте, клюка без всяких звёзд очень радостно скакала. Как и избушка.

– Завтра вечером будем в Эрксе, – сменила тему Камилла. – Эдвард, может, подготовимся?

   Юноша пожал плечами и достал флейту.

   Весь вечер я слушала, как они «тренируются». У Камиллы прекрасный голос. А Эдвард с его музыкой всё-таки прекрасно сошёл бы за принца, если бы не был проституткой.

   И засыпать пришлось под их репетиции.

   И мне всё равно, до чего они там дотренируются.

   Всё. Равно!

   ***

   Следующим вечером мы и правда подъехали к замку. Всё как надо – ров, мост, ворота, башни, алое небо, закат.

   Камилла выехала вперёд.

   Эдвард тихо вздохнул и, расслабившись, покачал головой, словно в ответ на какие-то свои мысли.

   И направил коня следом.

   Я смотрела на тонущий в алых лучах замок и думала… Почему же ты так не хотел сюда ехать, интересно, а?

Глава 9

Ну не знаю, где там нас не ждут, а тут – ну очень даже ждали. Серьёзно, обрадовались, точно мы пророки какие и благую весть принесли.

   Ворота открыли очень быстро. Я ещё удивлялась – ну что так несерьёзно для такого с виду мощного замка: решётка какая-то, да две дверцы за ней. Ха, да мы, когда из церкви сбегали, такую хилую преграду на раз бы сшибли. И сшибали.

   А на самом деле у них тут всё продумано. Потому как ров начался исключительно после ворот, а за рвом ещё одни ворота… В общем, «капуста» тут не только в одежде.

   Честно говоря, как-то не по себе стало, когда все эти ворота-решётки вслед за нами закрывались.

   И Эдвард волновался. Нет, с виду спокойный, конечно, но я чувствовала: вздрагивал при каждом подозрительном шорохе, взгляде, движении местных. Зато Камилла – как к себе домой приехала. А может, и впрямь практически к себе. Поди, в таком же с детства жила, раз графская дочка.

   Во дворе – небольшом, свободном от всяких сарайчиков месте – нас встречали если не все домочадцы, то большинство точно. Вместе с хозяйкой и её детьми.

   Переговоры вела Камилла – уверенно, по-свойски. А смотрели на нас всех, изучающе, но дружелюбно. Права была ведьма: менестрелей тут любят.

   Чуть позже я поняла, почему. Пока нас устраивали в комнате… м-м-м… назовём, её с натяжкой, «для гостей», рассказали, что сеньора «дома» нет – уехал охотиться. И рыцарей с собой прихватил. И мужскую часть челяди.

   Глобально тут охотятся.

   А вот жена и дети очень, очень желают нас послушать после вечерни, которая уже вот-вот, но если господа менестрели очень устали…

   Камилла заверила, что нет, мы не устали (говорила бы за себя, а?) и с удовольствием… э-э-э… усладим слух хозяев.

   А Эдвард всё это время осматривался пойманной птицей.

   Я не понимала, почему он нервничает. И нервничала тоже.

   ***

   Камилла поймала меня, когда мы вместе… э-э-э… освежались, так это тут называется? Что-то вроде бани – пристройка во дворе. И разделение на мужскую и женскую.

   Неудобный, продуваемый всеми сквозняками мира сарай.

– Катрин, давай я помогу, – сладко улыбаясь, предложила ведьма и тут же принялась напяливать на меня этот… местный недокорсет. – Послушай, милочка, если ты попробуешь хотя бы пикнуть сегодня вечером или хоть словом с кем-нибудь обмолвишься, о том, кто мы с Эдвардом такие, поверь мне, девочка, я устрою так, что ты попадёшь снова в темницу и будешь гнить там, больная и безумная, долгие, до-о-олгие годы. Ясно?

   Когда я опомнилась, она уже поправляла на мне блио.

– Почему ты решила, – голос дрогнул, – что я это сделаю?

   Камилла развернула меня к себе и широко улыбнулась.

– Я вижу, как ты на нас смотришь. Так вот, дорогуша, не делай глупостей. Договорились?

   Её взгляд не отпускал, пока я не кивнула.

– Умница.

   И как ни в чём ни бывало держа меня за руку – точно лучшую подругу – вышла в залитый закатным солнцем двор.

   ***

   Меня представили как сестру Эдварда: Камилла уверяла, что раз мы оба светловолосые, то прокатит. Не знаю, кажется, поверили. Надо же было как-то объяснить моё полное неучастие в представлении. Вообще, ведьма пыталась вчера заставить меня петь… Но быстро об этом пожалела.

   Эд выглядел нервной заводной куклой. Играл безукоризненно, но поющая Камилла заработала, по-моему, куда больше аплодисментов. Ещё бы, такая харизма, такой голос… Звезда на гастролях!

   Хозяева остались довольны. Их, правда, пришлось потом развлекать ещё и разговором, но здесь тоже ведьма выручила. Она знала, кажется, все сплетни королевства: кто у кого родился, кто на ком женился, кто кого убил… Да уж, мадам инквизитор разошлась, выдавая на-гора такие пикантные истории… Даже Эд бы, наверное, покраснел, если бы внимательно слушал.

   Мне тоже было не до разговоров – я пыталась освоиться с местными застольными традициями. Начать с того, что тарелками тут не пользовались вообще. Симпатичного поросёнка, которого, кажется, исключительно к нашему приезду закололи, раздавали на кусках хлеба. Вилки нет, ложки нет. Острый нож положение спасает слабо.

   Заметивший моё отчаяние Эдвард разрезал свою порцию и передавал мне. На чей-то удивлённый взгляд объяснил заботой о сестре.

   Впрочем, мало кто удивился. Тут, видите ли, заботятся не только о сёстрах, но и о соседях. О да, один кубок с вином на двоих – каково? Ладно, Эд, а вот из Камиллиного я бы пить поостереглась…

   И вино здесь было очень качественное. К концу застолья у меня шумело в голове и качало… Под предлогом усталости (а что? святая правда!) Эд меня и увёл – осоловевшую – спать. И остался – впрочем, мне было всё равно. Лишь бы нашлось, куда голову приклонить.

   Снился почему-то перестук копыт по камням двора и гомон всадников. А ещё откровенный испуг в зелёных глазах Эдварда.

   И голос Камиллы, сообщающий о возвращении в замок сеньора и приезде ещё какого-то гостя.

   ***

– Говорю тебе, так только лучше! Ну, приехал этот толстопуз из Азвонии, что с того? – голос Камиллы звучал устало и немного напряжённо. – Мы же всё равно хотели ловить кого-то из купцов и договариваться, чтобы помог нас перевести. А тут и искать никого не надо – наоборот, всё так удачно!

– Это ты хотела, – голос Эдварда еле слышно дрожал. – Я не поеду в Азвонию.

– Почему? – изумилась ведьма. – Ты же мечтал сбежать? Чем тебе Азвония не угодила? Красивая страна, тепло, море рядышком. Сядь на корабль и плыви хоть к иберийцам, хоть на Изумрудные острова!

   Я потёрла виски и осторожно подняла невероятно тяжёлую, точно чугунную голову. Чего это, голубки ссорятся?

   Эдвард стоял у окна, прямой как струна и такой же напряжённый. И ещё – красивый…

   Я поспешно перевела взгляд на Камиллу – та выхаживала рядом, от стены до стены, шурша юбками.

– Эдвард, я тебя не понимаю, почему ты так боялся ехать сюда, и теперь ведёшь себя, как загнанная мышь. Тебе чем-то не угодил местный лорд? Всё-таки уже встречались?

   Эдвард покачал головой.

– Ни разу его не видел.

– Тогда в чём дело? – наконец останавливаясь, выдохнула ведьма.

   Эдвард повернулся и бросил на неё такой взгляд, что я на месте ведьмы заткнулась бы и не трогала бедного парня, пока он сам себе там что-то не решит.

   Камилла, наоборот, продолжила выяснять отношения.

– Граф Де Лири очень известен как в Авзонии, так и у нас, и, слава богу, он здесь инкогнито, потому что тогда мы можем…

   Я отвернулась и потихоньку стала сползать с кровати.

   Неужели она не понимает? Как она может не видеть, что Эд её не слушает? Не доверяет, не хочет слышать, не хочет понимать ни единого её довода.

   Что-то всё-таки было. Имелась у Эда причина – и молчать, и не любить эту… Авз… Азвонию.

   И ничего он нам не скажет – ни мне, ни Камилле.

   Странно, что до ведьмы никак не дойдёт.

   Кровать, наконец, кончилась, и я медленно, пытаясь не привлекать к себе внимание, попятилась к двери – а оттуда в холл, к лестнице, точнее – люку в полу.

   Кажется, стоит оставить этих двоих в покое и хотя бы попробовать найти дворовую баню да умыться. А там, может, они что-нибудь, наконец, решат.

   ***

   Знающий человек всегда найдёт, где заблудиться.

   Вообще-то в теории (точнее – в рассказе Камиллы) донжон устроен довольно просто – около четырёх этажей, ярусами. Нижний – подвал, потом – главный зал, где мы вчера ужинали. Этажом-двумя выше – комнаты хозяев. Ещё выше – слуг и наши.

   Я запуталась в этих этажах напрочь. А ещё тут круглые стены. Ненавижу круглые стены. Сбивают с толку. На каком-то ярусе я тыкалась везде, куда только можно, но ни одна дверь не открылась.

   Замки не для меня, это точно.

   Главный зал всё-таки нашёлся – когда я чуть не упала в люк, но успела зацепиться за крышку и лестницу внизу. Печально было бы ещё и руки-ноги переломать.

   Внизу проходила домашняя пирушка – в самом разгаре. Я собиралась тихонько, вслед за слугами проскочить мимо, но долго выбирала момент… и засмотрелась на пирующих. Один – очень колоритный тип: темноволосый, смуглый, кровь с молоком, щёки – во, плечи – во-во, а грудь… эх… Даром что ему под шестьдесят, а может и больше. А уж черты лица просто кричали о том, что этот человек достоин, по меньшей мере, мирового господства. Представьте – высокомерный взгляд, нос крючком, частая и быстрая улыбочка… Сидящий напротив господин сильно ему во внешности проигрывал. Ровным счётом ничего примечательного: худощавый, светлые волосы ёжиком, маленькие водянистые глазки. Хозяин местный, я так понимаю. Видела кого-то из детей – точная копия папочки.

   Господа обильно напивались и болтали про охоту. Я уже совсем собралась было улизнуть, как разговор неожиданно повернул в другое русло, а слуг как ветром сдуло.

   Ой-ёй! Застряла я тут, не сбежала вовремя.

– Я бы и рад остаться, Арен, – улыбался смуглый, – но не могу, сами понимаете, наш король, да будут дни его радостны, при смерти. В такое смутное время…

– Раз так, – отозвался лорд Эркс, – вам следовало бы оставаться в Азвонии.

   А мне вдруг почудилось, что разговаривают они шифром. Что обоим известна какая-то тайна, которой, конечно же, нет нужды делиться…

– Бедный Король Баорд, – вздохнул лорд Эркс, – пятая жена так и не подарила Его Величеству наследника.

   Смуглый гаденько усмехнулся и словно невзначай отсалютовал кубком.

– Кто же теперь сядет на трон? – хитро глядя на смуглого, поинтересовался хозяин замка. – Всем известно, что вы были его фаворитом и советником вот уже двадцать лет. Что же вы посоветуете Его Величеству написать в завещании?

   Смуглый снова улыбнулся – быстро и с каким-то тайным смыслом.

– К сожалению, наш король не хочет, чтобы династия прервалась, – вздохнул он с вполне, вроде бы, искренним сожалением.

– Но что же остаётся, если наследников крови больше нет, – его собеседник тоже посерьёзнел.

   Смуглый закусил губу, внимательно глядя на хозяина замка.

   Лорд Эркс вскинул брови.

– Арен, у вас ведь неплохие связи при здешнем дворе, не так ли? – сказал вдруг смуглый. – Не откажите мне в одной просьбе, и я, поверьте, в долгу не останусь.

   Напряжение за столом достигло апогея.

– Что же я могу для вас сделать, Дрэго? – отозвался лорд Эркс.

– Вы, конечно, помните, – медленно произнёс смуглый, – что нашу принцессу отдали вашему королю-некроманту и тот… использовал её в одном грязном, мерзком обряде.

   Я ожидала всплеска негодования: в конце концов, этого некроколдуна здесь так любят, даже в церквах почитают! Но лорд Эркс промолчал.

– У принцессы был сын, – продолжал смуглый. – Мы много лет считали его мёртвым – но у нас много лет также не было никакой связи с вашей страной. Нашим магам удалось обеспечить мне переход, но не думаю, что в следующий раз это будет также легко. Так что… любое известие о мальчике – большая удача, – саркастичный смешок. – И я, Арен, крайне заинтересован в том, чтобы известия эти попали именно в мои руки.

   Лорд Эркс кивнул.

– Мальчика легко узнать – копия Её Высочества, – произнёс смуглый после паузы. – Конечно, он должен носить имя другого рода – Дебуа. Эдвард Дебуа. Но я уверен, найти человека его внешности и происхождения будет крайне легко…

   Я зажала рот рукой, чтобы заглушить вздох.

   Эдвард?!

   Ты знал. Не понимаю, как, каким этим вашим, чёрт… колдовством… но ты знал… и потому не хотел сюда ехать! Ты этого боялся! А теперь, стоит нам появиться на глазах хоть у кого-нибудь из этой парочки… Не знаю, что насчёт жертв, «меченых» и прочей чепухи, но вот как погибают в борьбе за трон я помню даже из скудных уроков истории.

   И как мрут свидетели этой борьбы – тоже.

   Медленно, каждый миг ожидая, что меня заметят и схватят, я по-змеиному втянулась обратно в люк – а оттуда сломя голову кинулась в нашу спальню.

   Боже, боже, валить отсюда надо – сейчас же!

   ***

   Спор, похоже, был в самом разгаре, когда я ворвалась в комнату и тщательно закрыла за собой дверь.

– Эдвард, я не собираюсь ради тебя терять такой шанс! – вопила Камилла, вышагивая вокруг сидящего на кровати и молчащего, как партизан, Эда. – Из-за тебя я оказалась в этом…, – непонятная череда слов, – и попасть потом на костёр ради тебя я не…

   Она могла ещё долго так разоряться – по себе знаю. Когда собеседник молчит, а ты вся в расстроенных чувствах, беседа становится иллюзорной. Ответы другого можно ведь и придумать, правда?

   Камилла так и делала.

   Я по стеночке, чтобы не попасть под раздачу, прокралась к сундуку, в котором сейчас лежали наши вещи – и что было сил долбанула стоящей рядом кочергой по крышке.

   Звук хороший получился. Надеюсь, за дверью не услышали, а тут так и эхо, кажется, прокатилось.

   Камилла замолчала. Даже Эдвард обернулся, хоть и не сразу.

– Катрин? Что…

– Там… внизу, – с паузами, тяжело дыша и с трудом подбирая слова, произнесла я, – пируют хозяин замка и его гость.

– Да, граф де Лири, мы зна…

– Камилла, заткнись, – прошипела я. – Так вот, этот самый граф только что говорил про трон этой его… Авз… Азв…

– Азвонии, – перебил Эд. – Что он сказал?

– Он сказал, что король умирает, – выпалила я, а Эдвард резко выдохнул и на мгновение закрыл глаза. – А ещё он сказал, что теперь они ищут наследника.

   Эд быстро перевёл взгляд с пола на меня.

– У азвонского короля нет наследника, это все знают! – вставила Камилла. – Катрин, к чему…

– Есть, – я посмотрела на Эда в ответ. – Сын какой-то там принцессы. Эдвард Дебуа.

   Эдвард закрыл глаза и резко отвернулся.

– О, небо! – выдохнула Камилла, оседая на кровать с другой от Эда стороны. – Дебуа! Ну конечно! Так вот почему он тебя ищет… Вот почему…  Я думала, внебрачный…

   Я честно дала ей и ему минуту, чтобы свыкнуться с мыслями… о чём бы они сейчас ни думали.

   А потом снова долбанула кочергой по сундуку. И выпалила:

– Эй! Вам не кажется, что пора отсюда сваливать?! И как можно скорей!

– Интересно, как? – саркастично поинтересовался Эдвард. – Улетим, как птички? Катрин, выгляни в окно, как тебе вид? Нравится? Наши тела во дворе его непременно украсят.

– Наши головы на пиках у ворот украсят его куда лучше, – выдохнула Камилла. – Катрин права. Бежать надо.

– Камилла, может, и ты в окно посмотришь? – мёртвым голосом произнёс Эд.

– К дьяволу окно, – отозвалась ведьма. – Подземелье. Здесь непременно должен быть потайной ход.

– А если его здесь нет? – хмыкнул Эд. – Мы окажемся заперты в каменном мешке. Чудесный вариант, Ка…

– Есть! – с мрачной решимостью откликнулась ведьма. – Я знаю.

   Эд хмыкнул.

– Послушай, наследник! – ведьма снова сорвалась на крик. – Твоё Высочество как предпочитает: помереть, здесь или отправиться сначала к папочке?! Что?! Не надо на меня так смотреть, ты знал, что он на тебя по всему королевству облаву устроил – особенно в последнее время. Ты же поэтому рискнул поехать сюда, к границе. Что, не учёл, что дед умирает? Ну откуда тебе это было знать, да?! А сейчас, раз всё плохо, готов сдаться?! Так вот, ты как хочешь, а мы с Катрин уходим!

   А чего я, я вообще молчу!

   «Уходим» перешло в процесс быстрого кидания вещей в сумку, по словам Камиллы, только самых нужных (как выяснилось их куда больше, чем ненужных). Закончив, ведьма схватила меня за руку и, словно так и надо, потащила к двери.

   На пороге вдруг развернулась – я еле в сторону отпрыгнуть успела – и, оглядев сидящего на кровати юношу, произнесла:

– Ты всегда сбегал один, да, Эдвард? Думаешь, так легче? И даже ведьма тебе не в помощь? Я говорю, что знаю: там есть потайной ход. Потому что я действительно знаю.

   Эдвард обернулся и окинул нас с Камиллой уже знакомым отчаянным взглядом.

– Ты можешь нам доверять, – вырвалось у меня. – Ну… мне, по крайней мере.

   Камилла вскинула брови, а Эд, вздохнув, неожиданно улыбнулся.

– Ну что ж, ведьма… Это с самого начала была твоя идея. Помогай.

   ***

   Идущая впереди Камилла махнула рукой и мы с Эдом, стараясь не шуметь, сползли-съехали по лестнице на следующий ярус. Обеденный зал оказался пуст – со стола слуги уже всё убрали, а время завтрака ещё не настало.

   За окнами мигала звёздами ночь.

   Камилла быстро отыскала люк на нижний ярус. Действительно быстро для такого огромного зала.

   Дольше возились с замком, но, в конце концов, заколка решила дело.

   Мы предусмотрительно взяли с собой факелы, тут, внизу, они действительно помогли: когда Камилла закрыла люк, темнота стала именно что кромешной.

   Потом мы все втроём пытались найти чёртов потайной ход. Страхов я тут уже достаточно натерпелась, но этот был изощрённей других – ждать, что вот-вот люк откроется, а мы тут, как идиоты… И понимать: выйти отсюда мы вряд ли сможем – вопрос, зачем нам хозяйский погреб, возникнет точно.

   Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался радостный крик Камиллы.

– Я же говорила! Я же чувствовала!

   Три ведьминых заколки сломались, пока мы пытались открыть замок. В конце концов, получилось у Эдварда – никто и не удивился, что он специалист по замкам. Это, наверняка должно входить в квалификацию профессионального… э-э-э… сбегальщика?

   А дальше мы шли – по узкому, больше похожему на лаз коридору, невесть куда, только сейчас понимая, какое всё это, в сущности, безумие.

   Лично я очень удивилась, когда вдали забрезжил огонёк. Тусклый, серебристый свет яркой луны…

   Мы оказались внизу холма, с другой стороны от парадного входа. Неподалёку чернела рощица, мы проезжали через неё по пути в замок. Помнится, дубы…

   Вот в эту рощицу мы и припустили, как только осмотрелись.

   И, когда уже казалось, что вот-вот – и всё, спаслись… Раздался собачий лай.

   Тогда я воочию смогла убедиться, с каким азартом охотятся местные лорды.

   ***

   Нас с Камиллой держали за руки – причём, почему-то вырывалась только одна я и то быстро бросила это гиблое дело. Ни поддержки, ни зрителей, ну в конце концов!

   Камилла, первое время кричавшая что-то про благородство и «как вы смеете», быстро умокла и вообще словно решила поспать – закрыла глаза, обмякла на руках у рыцарей… только время от времени шевелила губами зачем-то.

   Никому до нас не было дела – все смотрели на Эдварда. Его, кстати, отпустили, но нас окружало человек пятьдесят – при всём желании не сбежишь. Да к тому же и без оружия – его, конечно, сразу же предусмотрительно отобрали.

– Я же говорил, Арен, что его не придётся долго искать, – довольно заявил смуглый, подъезжая к центру круга и спешиваясь. – Доброй ночи, Ваше Высочество. Куда-то собрались?

   Эдвард молчал, глядя прямо на ухмыляющегося лорда.

   Обречённо.

   А тот, по-прежнему улыбаясь, вдруг спешился и опустился на одно колено.

– Ваш дед ищет Вас, Ваше Высочество. Позвольте же мне Вас сопровождать.

   Сволочь.

   В круг въехал лорд Эркс, быстро глянул на нас. Кивнул смуглому.

   Сразу несколько рыцарей шагнули к Эдварду, а моё сердце ушло в пятки, когда прозвучало спокойное:

– Девчонок – убить.

   Мне тут же заломили руки, где-то рядом равнодушно скрежетнул, покидая ножны, меч.

   Никакая жизнь перед глазами вопреки ожиданиям не пронеслась. Просто мелькнула мысль, что глупо всё это и неправда, не может так быть…

   Относительную тишину звёздной ночи вдруг прорезал холодный, издевательский смех.

   Я вывернулась, пытаясь оглядеться – а смех всё звучал и звучал, и от него кровь стыла в жилах. Невозможно было поверить, что эти ужасные звуки издаёт человек, но…

   Камилла хохотала, запрокинув рот и выгибаясь в руках держащих её рыцарей.

   Из рваной раны на её шее хлестала кровь, а она хохотала.

   А потом резко тряхнула руками – и эти мужланы, всё ещё держащие ведьму, посыпались на землю, как семечки. Камилла же выпрямилась, оглядела застывших людей ярко-зелёными глазами, горящими в ночи, как фонарики на новогодней ёлке…

   Крик «Отходим!» опоздал.

   Они загорелись. Все до единого, кроме нас с Эдом, загорелись зелёным пламенем.

   А потом был взрыв, и меня отбросило куда-то дальше от горящего круга вопящих от боли людей. Помню, спину ломило ужасно, голова кружилась, а перед глазами плыло…

   Ещё помню Эдварда, лежащего тут же рядышком. В его широко раскрытых от ужаса глазах отражалось искристое, похожее на фейерверк пламя, а губы еле слышно шептали… молитву?

   ***

   Камиллу мы нашли потом, когда луна проплыла половину пути к горизонту и всё, наконец, стихло.

   Ведьма лежала чуть в стороне от идеально правильного круга полусгоревших трупов. Как и мы – нетронутая огнём.

   И смотрела в усыпанное звёздами небо остекленевшими, мёртвыми глазами.

Мы не могли похоронить её – боялись погони из замка. Там уж наверняка всё слышали, и вряд ли этот лорд Арен всем гарнизоном на нас охотился, кто-то в замке оставался с его женой и детьми…

Эдвард закрыл Камилле глаза, накрыл чьим-то плащом и, опустившись рядом на колени, молитвенно сложив руки и глядя совершенно безумными глазами на дымящиеся трупы, забормотал:

– Requiem aeternam dona eis, Domine…

И это абсолютно точно была чистая латынь, без примеси французских слов, странно уместно звучащая в этом аду.

– …et lux perpetua luceat eis…

Я опустилась на землю и закрыла лицо руками. И только сейчас поняла, что тоже плачу.

– …Requiestcant in pace. Amen, – раздалось в мёртвой тишине.

А я, вытирая щёки руками, думала, молились бы о нас люди лорда Арена, если бы убили?

   ***

   Горизонт посветлел, когда мы, наконец, остановились около романтичного, хоть и маленького водопада. Тут же неподалёку нашлась пещера, больше похожая на нору. Красиво – стена воды вместо входа…

   Эдвард сидел, обняв колени и мелко, болезненно дрожал.

   Я устроилась рядом, обняв его за плечи.

   Помню, было очень-очень спокойно. Шум воды в тишине… Усталость и это спокойствие…

   Наверное, я просто никак не могла поверить…

– Катрин? – срывающимся голосом попросил вдруг Эдвард. – Твой мир… какой он?

   Я закрыла глаза.

– Другой… У нас нет магии. И каждый может чувствовать себя в безопасности. Мы верим в то, во что хотим верить. У нас нет инквизиции. У нас нет ведьм. А ещё мы можем путешествовать, куда захотим.

   Я увлеклась. Глотая слёзы, я рассказывала ему, как в прошлом году ездила отдыхать к Красному морю. Подробно описывала полёт на самолёте. Отель… Потом, совсем чуть-чуть, Москву…

   И остановилась, только когда заметила, что он уже спит. Отодвинулась, поудобнее прислонилась к земляной стене, закрыла глаза. И неожиданно услышала тихое:

– Хотел бы я, чтобы всё это было по-настоящему…

Глава 10

Близился полдень, жужжали пчёлки, сильно, даже удушливо пахли цветы. Моя аллергия в который раз громко сообщала о себе безудержным насморком. Я зверски устала – мы с утра на отдых не останавливались, – а Эдвард продолжал целеустремлённо (и молча!) идти вперёд.

   Завтрак сегодня даже не подразумевался, привал и разговоры, похоже, тоже. Эд вообще очень успешно делал вид, что меня тут нет.

   Ближе к вечеру я не выдержала.

– Эдвард! – не помогло, пришлось ускорить шаг и поймать за руку. Только тогда этот чудик обернулся, да ещё и с таким удивлением в глазах, словно недоумевал, а кто я такая и что вообще тут делаю. – Эдвард, куда мы идём?

   Юноша пожал плечами.

– Не всё ли равно?

   Откуда-то возникло и стало утверждаться сильное желание съездить этому красавчику по физиономии и хотя бы так растормошить.

– Мне – нет. Эдвард, тебе не кажется, что уже пора поговорить?

   Юноша вздохнул, всем видом показывая – нет, не кажется.

– О чём?

   О-о-о, у меня к тебе много вопросов!

– Например, что случилось вчера с Камиллой? – ударила я по самому больному.

   Вздохнув ещё тоскливей, Эд, наконец, остановился… и уселся, где только что стоял – в траву, разогнав пчёл и бабочек. Выжидающе посмотрел на меня снизу вверх.

   Господи, лучше бы он истерику закатил!

   Я села рядом, кое-как поправив юбки.

– Вы же сами недавно утверждали, что колдуют только с подготовкой. Да ещё и многодневной, – произнесла я, когда пауза совсем уж затянулась. – Что-то я не припоминаю, чтобы Камилла вчера чертила пентаграммы или варила зелья.

   Эдвард закрыл глаза и, выдержав ещё одну паузу (наверное, чтобы я полностью ощутила собственную глупость), тихим, невыразительным голосом произнёс:

– Считается, что ведьма может обратиться к демонам и стать на какое-то время одержимой.

– Чего ж она раньше не обратилась? – буркнула я, вспомнив и странный смех и «сияющие» глазки. Долго они мне в кошмарах будут сниться…

– Потому что демоны всегда берут свою плату, – отозвался Эдвард.

   Я нахмурилась.

– То есть…

– Обычно чью-то жизнь, – пожал плечами Эдвард.

   Да-да, помню, король сжигает жертв, обращаясь к демонам. И чего-то сам никак не помрёт.

– Так вон вчера сколько народу окочурилось. Их бы и предложила, – вырвалось у меня.

   Эд снова вздохнул.

– Без соответствующего обряда призвать демона ведьма может только перед смертью. Желательно, в её момент. И то раньше я думал, что это всего лишь слухи.

   Я потрясла головой. Ни фига себе слухи!

– Так, так, ещё раз: она знала, что умрёт, поэтому призвала демонов, сожгла врагов – и отошла в мир иной. Но, Эдвард, мы же могли сбежать! Зачем же так радикально…

   Юноша перевёл взгляд на меня.

– Катрин, ты, правда, считаешь, что мы могли сбежать, находясь в тройном кольце рыцарей? Посреди поля? Ты что, не понимаешь, что они специально дождались, пока мы выберемся из замка, потому что там у нас была бы возможность! У меня была бы возможность – потом, может быть, потому что убивать при свидетелях принца никто бы не стал. Дрэго удобнее устроить «несчастный случай» по дороге, чем терпеть междоусобицы, когда король Азвонии умрёт. А вот вас убили бы точно, потому что вы видели, а ты ещё и слышала – слишком много, для того чтобы остаться в живых.

   Мда… на уроках истории всё это как-то оптимистичнее звучало.

   Я побарабанила пальцами и задала сакраментальный вопрос:

– И что теперь?

– А теперь, Катрин, – язвительно продолжил юноша. – Тебе надо бежать от меня – и подальше, потому что ты и так уже по уши вляпалась.

– Не собираюсь я никуда…

– Катрин, – явно  с трудом сдерживая гнев, продолжил Эдвард. – Когда ты уже поймёшь: ты для меня – обуза. Мне куда легче спрятаться без тебя, чем с тобой. Я знаю, как. А ты мне мешаешь.

   Ха. Ха. Ха. Ну что – дождалась? Вот тебе и сказали в открытую.

   Я глубоко вздохнула.

– И куда же мне пойти? Я-то прятаться не умею.

   Эдвард пожал плечами.

– Замки уже не подойдут, города тоже, уверен, там сейчас всех светловолосых девчонок проверяют и допрашивают с особой тщательностью. Можешь найти какую-нибудь глухую деревеньку, здесь в округе их полно, в горах – ещё больше. У матушки Ганз тебе не понравилось – а я очень хотел тебя там оставить. Ну что ж…

  Я сжала кулаки. Так ты меня ещё у той старухи бросить думал?!

– А ты? Избавишься от обузы и пойдёшь к дедушке-королю?

Эдвард невесело усмехнулся:

– У «дедушки-короля» меня убьют спустя сутки, стоит только заявить права на трон. Там своих желающих хватает, уж поверь. К тому же, Катрин, это не твоя забота. Иди.

   Я закрыла глаза, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

   Нет, в чём-то он прав. Неприятности притягивает он, а не я.

   И потом – сама же хотела уйти, разве нет?

– Уходи, Катрин.

– Что ж, Эдвард,  – я встала, расправила подол. – Приятно было познакомиться. Удачи.

– Тебе она тоже понадобится, – хмыкнул юноша.

   Он так и остался сидеть – я несколько раз оглядывалась, пока шла прочь. А потом побежала.

   Ну и…

   Ну и пожалуйста!

   Мешаю, значит! Обуза, значит!

   Всё, счастливо оставаться!

   ***

   Какую глупость я совершила, стало понятно только к вечеру, когда сумерки сгустились, а вместо деревушки я забрела в какой-то лес.

   Короче, заблудилась.

   Я даже пробовала вернуться на тот луг, где Эдвард остался (хотя маловероятно, что он там так и сидит да меня ждёт), но что-то же надо было делать?

   В итоге заблудилась ещё конкретней.

   Темнело. Голодная и усталая, я брела по еле заметной тропинке, проклиная собственную гордость.

   Нет, ну до этого я же зачем-то была ему нужна! Ой, подумаешь, мешаю, зато он хоть охотиться умеет… в отличие от меня! Что теперь – забреду в какую-нибудь глушь или, что ещё хуже, наткнусь на местных разбойников и будет мне полное счастье!

   Так я «утешала» себя, пока не стемнело окончательно. На небо снова выкатилась луна, замерцали звёзды, а лес, к счастью, поредел, так что дорогу я различала уже очень хорошо.

   А потом я услышала это: шорох. Раз-раз… и ничего. И снова шорох.

   Я остановилась.

   Тишина.

   Огляделась. Ничего и никого.

   Пошла дальше – снова шорох.

   Та-а-ак… В зарослях слева что-то сверкнуло – и я сдуру припустила со всех ног.

   А если бы это и правда был волк или другой какой зверь? Остались бы от меня только рожки да ножки.

   Нет, впереди на дороге неожиданно вырос человеческий силуэт, и я затормозила. Оглянулась – сзади то же самое.

   Силуэты не двигались, и я попробовала начать переговоры.

– Чт-что в-в-ам нужно? – жалким, дрожащим от страха голосом.

   Силуэты молчали и приближались. Хуже – к ним присоединились ещё по двое с обеих сторон.

   А совсем плохо стало, когда на один упал лунный луч, осветив пустую глазницу и костлявый оскал с ошмётками гниющей плоти.

   Я осела на дорогу и открыла рот, из которого не вырвалось ни звука – если не считать слабого сипа.

   Господи, за что?!

   Мертвяки приближались, а я вдруг услышала спокойный уверенный голос совсем рядом.

– Никогда не понимал, почему люди так боятся мёртвых.

   Я обернулась.

– А…А…А-а-а!

   Рука в кожаной перчатке зажала мне рот.

– Успокойся, девочка. Они тебя не тронут.

   Рука отпустила, переместившись на плечо, помогая подняться.

– Почему? – сдуру пискнула я.

– Потому что я им этого не приказывал.

   Я обернулась.

   Невысокий, худощавый, сутулый мужчина всё ещё держал меня за руку. Нос крючком, усталый взгляд, тёмные волосы вихрами, мелкие черты лица, мятая, но дорогая одежда…

– О, не-е-ет! – выпалила я, вырываясь.

   Мужчина вскинул брови.

– Это же вы.., – лепетала я, продолжая отступать, пока не наткнулась на мертвяка. – Это же вас… Ваши статуи… в церкви…

   Мужчина вздохнул.

– Обычно ко мне обращаются «Ваше Величество». Тебе этому тоже стоит научиться, девочка. А ты, если я не ошибаюсь, Катрин, приятельница моего сына Эдварда?

   Го-о-осподи..! Ну а это-то мне за что-о-о?!

   ***

   Перекошенная, с горящими зелёными глазами харя скалилась, уставившись на меня с явным гастрономическим интересом.

   Я поспешно перелистнула пару страниц. Больше картинки не попадались, зато текст оказался, право слово, специфическим. Причём на латыни.

   «… С тех пор была приручена Смерть, и демоны Нижнего мира отправились к людям, дабы нести службу, как…», – зачитала я по привычке вслух. Точнее пробормотала, проглотив большую часть слов.

   Экзамен по древним языкам и культурам мы сдавали именно что устно. Были там, в основном тексты и, конечно, переводы. И тупые вопросы.

– Ты умеешь читать? – изумился голос за спиной.

   А вы меня совсем за дуру держите, Ваше Величество?

   Естественно, этого я не сказала.

   Король забрал у меня книгу, глянул на название.

– Интересный выбор… История и мифы? – и, захлопнув, поставил обратно на полку. – Интересно… может, ты и писать умеешь?

   Да! Но с ошибками.

   Я снова промолчала, а взгляд сам собой метнулся к гвардейцам у двери. Мёртвым гвардейцам.

   Король оглянулся.

– Что? Всё ещё боишься?

   А по-вашему, я должна уповать на жалость и сострадание? Это же не мои мертвецы.

   И вообще, мне, что, одной здесь кажется, что поднимать трупы из могилы – противоестественно?

   Не дождавшись ответа, король сделал знак рукой, и один из мертвецов поставил на стол подносы с едой.

   Мой живот тут же сообщил, что он очень, очень хочет кушать. Несмотря на специфический трупный запах, исходящий от «официанта».

   Король улыбнулся.

– Присаживайся, Катрин. Ты, конечно, проголодалась.

   Я снова покосилась на мертвецов. Да, их вид всё же был достаточно не аппетитным, и бунтующий желудок наконец-то унялся.

– Ваше Величество, что вам от меня нужно?

   Король нехорошо прищурился.

– Я не разрешал тебе задавать вопросы, девочка.

   Блин, ну и порядочки!

   Я села за стол. Подумала ровно минуту – под выжидающим взглядом колдуна. А кто его знает, что в эти кушанья по дороге с кухни (или в самой кухне) добавили?

   Но голод снова потребовал своё, и осторожности пришлось уступить.

   Я неумело взялась за нож и принялась пилить мясо.

– А вести себя за столом не умеешь, – хмыкнул король. – Откуда ты, Катрин? Кто твои родители?

   Мой папа – маркетолог, а мама – специалист по продажам. И чего?

   Я отпилила, наконец, кусочек, наколола его на кончик ножа (кажется, Эд так делал) и пожала плечами.

– Я не помню.

– Ты сирота?

   Я снова пожала плечами, сражаясь со следующим куском.

– Я, правда, не помню.

   Король хмыкнул, не сводя с меня тяжёлого взгляда.

– Хорошо… А теперь расскажи, что тебя связывает с моим сыном, девочка? Я знаю, но хочу услышать от тебя.

   Я снова покосилась на гвардейцев и почему-то вспомнила Посланцев.

– Ничего, Ваше Величество.

– Осторожней, девочка. Я не люблю, когда мне лгут, – бросил король, откидываясь на спинку кресла.

   А я не люблю, когда мне не верят.

   Особенно, когда я лгу.

– Я говорю правду, Ваше Величество. Нас ничего не связывает. Это те, кто утверждали обратное, лгали.

   Странно, но в комнате вдруг стало очень жарко. Голова закружилась и потяжелела, как с похмелья.

   Я поморщилась, пытаясь отогнать сонливость.

   Король коротко рассмеялся.

– Что ж, очень интересно. А теперь, девочка, скажи, как вы встретились?

– Эдвард спас меня, – произнесла я, не задумываясь. Пред глазами поплыло, шум в ушах нарастал, как рокот моря. Только голос короля до сих пор слышался отчётливо:

– Спас от чего?

   Я моргнула.

– От трущоб. Я оказалась одна в незнакомом городе, я.., – что я несу?! Почему я ему отвечаю?! Я же не это собиралась сказать! – Я думала, что умру там, на улице. Эдвард отвёл меня.., – я снова моргнула. Господи, да что это? Пот катится по лицу чуть не градом, а у меня даже нет сил до лба дотронуться.

– Отвёл тебя… куда? – Вертя в руках медальон – очень яркий, золотой, сияющий – поторопил король.

– В бордель, – грудь словно обручем сдавило.

– Дальше, – спокойно напомнил мужчина.

– Дальше… когда он решил сбежать, я попросила взять меня с собой. Он согласился.

– Почему?

– Я не знаю, – с трудом выдавила я. – Я думаю, может, он устал быть один… Я не знаю.

– Потом вы попали в тюрьму в Марцеисе, – это никак не походило на вопрос… хотя, конечно же, он знал. – Эдвард в очередной раз сбежал. Но снова взял тебя с собой. Почему?

– Я не знаю, – честно ответила я.

– Почему? – настойчиво повторил король.

   Я покачала головой.

– Я не знаю.

   Король поморщился.

   С трудом – комната кружилась перед глазами, словно в адской пляске – я сфокусировала взгляд на нём.

– Что… что вы со мной сделаете?

   Губы Его Величества скривились в гротескном подобии улыбки.

– Мне нужен мой сын, девочка. Но вот беда, он что-то не спешит возвращаться домой.

– За…зачем вам тогда… я? – получилось шёпотом, но король всё равно услышал. А может, просто продолжил:

– Десять лет я ловлю этого паршивца. И десять лет он ускользает. Видишь ли, милая Катрин, ты единственная, кого видели в обществе моего сына достаточно долго, чтобы сделать вывод: он к тебе не равнодушен. Я не знаю, дружба это или простое сочувствие, а может быть…

– Вы ошибаетесь.

   Глаза короля опасно сузились.

   Я снова покачала головой, пытаясь отогнать наползающий со всех сторон туман.

– Я только мешала Эду. Он прогнал меня. Именно так я попала к вам.

– И это только доказывает, что мой сын не дурак, – усмехнулся король. – В чём я уже неоднократно убеждался… Итак, Катрин, ты хотела знать свою дальнейшую судьбу? Изволь. Через месяц на главной площади этого милого города соорудят помост, поставят шест, положат дрова и хворост. Тебя привяжут к шесту… и да, прилюдно сожгут.

– Почему… через… месяц? – туманом заволокло всё окружающее пространство, туман поселился даже у меня в голове. Наверное, поэтому мысль о смерти не испугала.

– Чтобы весть о твоей казни достигла даже самых отдалённых уголков королевства, – улыбнулся колдун. – И мой сын успел приехать, в надежде тебя спасти.

– А если он… не… приедет? – шепнула я.

– Значит, девочка, ты умрёшь.

   На этой оптимистичной ноте сознание помахало мне ручкой.

   И я заблудилась в тумане.

   Как ёжик.

   Хи-хи.

   ***

   На следующий день у меня была истерика. С утра до вечера. Я кидалась письменными принадлежностями со стола, пыталась сбежать вслед за слугами, приносившими мне еду (у двери была поймана мёртвыми гвардейцами и водворена на место), пробовала сорвать с окна решётки (на черта – там не окно, а одно название. Щёлка – я в неё и не протиснусь) и голосила на всю округу.

   В итоге легла спать голодная и окружённая грандиозным бардаком.

   Зато на следующий день на меня напала такая апатия и равнодушие, что лень было даже двигаться. Я лежала на кровати, глядя, как суетятся в комнате живые (слава богу!), напуганные слуги. И больше не пыталась их разговорить.

   Будь у меня господин колдуном, я бы, наверное, тоже молчала.

   Король, кстати, уехал.

   Нормально, да – оставил меня взаперти невесть где, а сам умотал по «делам государственной важности»!

   Я ж здесь свихнусь за месяц.

  Тут я ошибалась. Свихнуться оказалось куда проще. Уже в конце первой недели я только и делала, что смотрела в узкую прорезь окна на внутренний двор внизу. Людей там практически не было, только рыцари в доспехах, и я сомневалась, что все эти вояки живые.

   Ещё можно было рассматривать здешнюю архитектуру. Нечего сказать, красиво. Грандиозно даже – серые башенки, никакого излишества. Правда, витражи кое-где, солнце на них так симпатично светит…

   Я выучила окружающий пейзаж наизусть.

   Так что теперь просто сидела, наблюдая за сменой караула, иногда подрёмывая, иногда разглядывая небо (только оно здесь непредсказуемо и менялось).

   А спустя дней восемь, вечером, в комнату явился гвардеец, напугав меня до смерти, закинул на плечо и понёс.

   Всю дорогу я орала, требуя меня отпустить. Причём по-русски – а чего их, мертвецов. Всё равно ж не понимает. А так хоть душу отвела.

   Комната, в которой меня, наконец, бросили, была больше моей раза в три. Только место кровати занимал громадный письменный стол, богато украшенный резьбой. Ну и парочка гобеленов. Совершенно не понимаю, что в них такого – тусклые, люди изображены странные, звери – ещё хуже. Да и пылесборники, наверное.

   А ещё в кресле напротив витражного окна сидел Его Величество в обнимку с бутылкой и глядел на меня сверкающими, мутными глазами.

   Я уставилась в ответ.

   А чего?

– Вставай, девка, – буркнул, наконец, Его Величество.

   Заметьте мою вежливость: послала я его по-русски. Зато далеко.

– Так и знал, что иностранка, – заявил король, ставя бутылку на стол и подходя ко мне. – Ну, вставай.

   Я поднялась и снова оглядела комнату: разбросанные по столу бумаги, кубки в самых неожиданных местах, бутылки на полу у двери…

– Ну а сейчас-то я вам зачем? – озираясь в поисках второго кресла, поинтересовалась я.

– Мне скучно и одиноко, – хмыкнул король, снова наполняя кубок.

– А мне весело и радостно, – съязвила я, взбираясь на стол (ну не стоять же перед ним солдатиком!).

– Не груби королю! – отрезал колдун

– А то что? – хмыкнула я, оглядывая исписанные мелким, неразборчивым почерком бумаги. – Вы ж меня всё равно казните.

– Через три недели, – улыбнулся мужчина. – И эти три недели ты рискуешь провести в пыточной.

   Я пожала плечами. По сравнению с поджариванием на костре мне твоя пыточная…

– А ты забавная, – хмыкнул вдруг король. – Совсем не боишься?

– Было бы что терять, – фыркнула я в ответ, подозревая, что просто не знаю, чего бояться.

   Его Величество криво усмехнулся и одним глотком осушил кубок. Тишина затягивалась.

   Я покосилась на окно и неожиданно выдохнула:

– А зачем вам Эдвард?

– А ты представь, что твой сын невесть где гуляет, – хихикнул король. Потянулся за бутылкой. – Вообще-то я собираюсь его убить.

   Оригинальное применение отцовских чувств!

   Я вытащила из-под вороха бумаг кубок и протянула колдуну. Тот как ни в чём не бывало налил. М-м-м, прелесть какая… Арманьяк?

– Просто в нём моя кровь, – слегка заплетающимся языком продолжал король. – А раз моя, то ею можно отменить мои заклинания… и вообще использовать против меня. Поэтому я скормлю его демонам Нижнего круга, а они помогут мне с этой чёртовой прошлогодней засухой.

   В голове приятно зашумело.

– А не жалко? Он же ваш сын.

   Король громко фыркнул.

– Сын?! Ха! Он скорее сын Маргариты, чем мой. Даже лицом в неё. Маленький ангел. Вечно хмурился, когда я на него смотреть приходил. И Марго, тоже постоянно: «Он боится вас, Ваше Величество!», – король скривился и снова потянулся за бутылкой.

– Маргарита – это та принцесса, которую вы в каком-то грязном обряде использовали? – мой язык тоже перестал меня слушаться.

   Король неожиданно расхохотался.

– Обряде? Ну да, был обряд – после десяти лет супружества. И все десять она хвостом вертела перед каждым рыцарем. Прекрасная дама, светлая королева! Конечно, я убил её, когда она с очередным любовничком на трон облизываться стала. Зато её смертью я исправил эту бесовскую веру. Ты, девка, может, и не знаешь, а плебеи раньше верили в Триединого бога…

– А теперь верят в вас. Очень удобно.

– Раньше они на каждом шагу жгли и пытали ведьм! – вскинулся король.

– Теперь ведьмы на каждом шагу жгут и пытают их, – пожала плечами я. – А ещё эти ваши «жертвы», которыми вы подкармливаете демонов.

– Это кто тебе такую глупость сказал? – изумился король. – Жертвы, ха-ха! Это заговорщики, которым очень не нравится моя персона на троне.

– А может у вас просто паранойя? – заявила я. И поправилась. – Мания преследования?

– Нет, у меня просто глаза везде, – фыркнул в ответ король. – Везде, кроме этих проклятых борделей, и если бы не это, мальчишка бы никогда в жизни столько не продержался.

– Он не приедет за мной, – грустно сказала я пустому кубку. – Он боится вас. Да и потом, это глупо. Я ему никто.

– Посмотрим, – усмехнулся король. Закрыл глаза и обмяк в кресле.

   Я, пошатываясь, подошла к двери. Прокричала в коридор:

– Отведите меня домой! – имея в виду настоящий дом.

   В общем, рассвет я встречала в своей комнатушке, мучаясь мигренью, тоской и похмельем.

   ***

   Спустя сутки я попыталась снова сбежать. Открыла дверь, выглянула наружу и потребовала, чтобы меня отвели к королю.

   Гвардейцы не шелохнулись. Интересно, мысленно им король приказы отдаёт, что ли?

   Я дождалась обеда и потребовала то же самое у слуг.

   Мне ответили, что Его Величество уехал.

   Да что б его!

   В общем, я снова принялась смотреть в окно, сама себе напоминая барышню из рыцарских баллад. Там, правда, ещё платочек прилагался… А вот кого я, собственно, жду? Короля? Зачем? Эдварда? Глупо, он не приедет.

   Дни шли.

   Спустя две недели я наблюдала, как внизу строят помост. И думала, а не устроить ли как-нибудь самоубийство, просто так, назло.

   По мере возведения помоста мысль вдохновляла всё больше и больше. Так что к вечеру, когда ребята внизу закончили, я уже вовсю перебирала варианты самоубиения. Всласть насладиться этим интереснейшим занятием мне, впрочем, не дали.

   ***

– Ваше Величество, вы и так уже в стельку, может, хватит?

– Кто ты такая, чтобы говорить с королём?! – на удивление связно возмутился колдун.

   Я пожала плечами – какой король, такое и поведение.

– А вопрос задать можно? – и, не дожидаясь ответа, выпалила. – Какого чёрта вам всё это надо?

   Король угрюмо уставился на меня. И вдруг выпалил:

– А ты знаешь, как это… холодно каждый раз возвращаться в пустую спальню? Знаешь, как хочется иногда… просто поговорить… с живым…

– У вас слуг мало? – фыркнула я. – И целый двор в наличии. Разговаривайте.

   Колдун скривился.

– Лицемеры. Раньше они готовы были меня убить, за то, что я некромант. Сейчас они на меня молятся. Думаешь, они меня полюбили? Или стали понимать?

   Я помотала головой.

– Ваше Величество, я вас тоже не понимаю. К чему этот разговор?

   Но пьяный король продолжал, совершенно меня не слыша:

– Они как плели заговоры против меня, так и плетут. Они набрали себе волшебников, хотя ещё десять лет назад отправили бы их на костёр. И прекрасно видят себя на троне. На троне?! Я двадцать лет вытаскивал эту страну из той выгребной ямы, в которую её затащили мои предки! Я просто не могу позволить, чтобы кто-то, воспользовавшись кровью моего сына, уничтожил всё, все мои усилия. Я не для того вкалывал все эти годы!

   Да, печально, понимаю. Вот так вот готовишься, делаешь шпоры по билетам, а потом – хрясь! И на экзамене другие вопросы. Обидно.

– Ну а я тут при…

– Умолкла! – рыкнул вдруг король. – Сиди и слушай своего монарха!

   Чёрта с два ты мой.

– Кстати, так о чём там я…

– Вы говорили о том, какой вы бедный, и как вас никто не понимает, – я в который раз отказалась от кубка. – А всё-таки, пить-то зачем?

   Король смерил меня долгим, изучающим взглядом.

– Ты глупая девчонка. И к тому же грубая. Ты мне надоела.

   Я с готовность встала с пола.

– Ну я тогда пошла? Кстати, Ваше Величество, а сожжение завтра когда?

– На рассвете, – буркнул король после паузы. – Пошла вон.

   Ну я и пошла.

   Провалялась, как дура, на кровати до этого самого рассвета, размышляя…

   Забавно, Эдвард действительно не похож на короля. Но взгляд у обоих одинаковый: настороженный, недоверчивый. А когда Его Величество пьёт, то его глаза и вовсе искрятся от боли.

   Странно…

   Король прав, я действительно не понимаю. Ни его, ни Эда.

   Обидно.

   ***

   Утром я впала в ступор. Кажется, так называется состояние полного равнодушия и отрешённости от происходящего?

Я просто не могла поверить, что всё, что со мной происходит – реально.

   Заглянул король вместе с мертвецами. Осмотрел с ног до головы. Вздохнул.

– Знаешь, я бы тебя сначала удушил.

   Я изумлённо уставилась на него.

– Вы уж разберитесь, Ваше Величество, Вы меня повесите или сожжёте?

– Сожгу, – махнул рукой король. – Но, чтобы от огня не мучилась… А, всё равно Эдвард не дурак. Ладно, давай, собирайся, девочка. Пора.

   И ушёл.

   А у меня где-то глубоко внутри, там, где живёт глупость, появилась надежда… а может, того, пронесёт?

   Во внутренний дворик натолкалась целая толпа.

   Я, не очень-то помню, как меня туда вели. Но толпа чего-то орала и кидалась гнилыми яблоками. По ощущению, наверное, мягче, чем камни.

   А я не завтракала и меня тошнило…

   И ещё мне чудилось, что всё это – нелепый сон.

   К мертвецам здесь боялись приближаться. Не будь этого, меня разорвали бы на части раньше, чем я дошла до помоста.

   Но я до него дошла.

   И только когда почувствовала спиной деревянный столб (все занозы, каждую неровность) и запах поленьев… Я поверила.

   Такой истерики у меня ещё не было. Да. Да, я слабая девушка, да, я не умею умирать гордо. Да, чёрт возьми, я не хочу умирать! Отпустите меня, ну пожа-а-алуста!

   В итоге мне заткнули рот.

   Король прокаркал какую-то речь, народ согласно проорал. Его Величество взял факел…

   Я не поняла сначала, почему колдун его выронил. Не до того было. Но вместо дров загорелись мертвецы – один за другим.

   В фильмах они красивее горят. И без запаха.

   Толпа рычала, как беспокойное море, а у меня вдруг оказались развязаны руки…

   Уплывая в забытьё, я осела на помост, и меня тут же дёрнули, как мешок с зерном, перебрасывая через плечо. И, кажется, куда-то понесли.

   На этом месте я потеряла сознание.

   А очнулась снова на помосте. Кто-то из недогоревших мертвецов суетился, привязывая меня заново.

   Но худшим было не это.

   Внизу, в кольце гвардейцев стоял Эдвард с заломленными назад связанными руками. И смотрел на короля – с болезненной, ненавидящей безысходностью.

   А король в ответ пожирал юношу довольным взглядом и торжествующе улыбался.

   Как я могла подумать, что у них есть хоть что-то общее?

   Усмехнувшись, Его Величество махнул гвардейцам. Ближайший мертвяк подтолкнул Эдварда, и конвой двинулся в сторону ворот, сквозь раздающуюся толпу.

   Я смотрела им вслед, тяжело дыша, не понимая, что происходит…

   …Король, наклонившись, зажёг ещё один факел. И швырнул в поленья.

   Я судорожно выдохнула, следя за тем, как огонь пожирает дерево.

   Почему?! Эд же пришёл!

   В конвое мертвецов Эдвард вдруг споткнулся и, резко обернувшись, отчаянно закричал, кажется, обращаясь к отцу:

– Pater, venia..!

Крик резко оборвался: Эду, похоже, как и мне до этого заткнули рот.

А я зажмурилась, чувствуя дым и, пока ещё слабый жар.

   Нет… Не со мной. Не может быть. Это же неправда…

   Золотистый язычок добрался до моих ног и вдруг вспыхнул, взвился вверх – пока ещё достаточно далеко от меня, но…

   Задыхаясь от дыма, сквозь пляску огня я видела, как напряжённо замерла толпа. А король вместе с гвардейцами скрылся за воротами.

   Тогда жар стал невыносимым, боль пронзила всё тело, и я закричала.

Глава 11

– Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetri…

Латынь – значит, Эдвард где-то рядом. Это ведь его голос…

–…sanctaDeiGenetri…

Или нет?

Я купалась в сером тумане, отстранено отмечая, что голова раскалывается, будто по ней раскалённым молотом дубасят. А вот ноги… Да и всё тело выше… Я, что, перезагорала?

   Дайте мне быстренько пантенольчика…

– Ма-а-ам, – попыталась позвать я, но из пересохшего горла вырвался только несодержательный сип. И, чуть тише. – Эдвард…

  Тут же, словно по заказу, между губ втолкнули кружку с чем-то мятным…

– Спасибо, Эд, – шепнула я, снова уплывая. Но меня тормошили.

– …nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus…

– Как ты себя чувствуешь? – перебил латынь незнакомый голос.

– Хреново, – честно выдохнула я. – А ты кто?

– Что она говорит? – донёсся другой голос, до этого говоривший на латыни. Это его я приняла за Эда…

   Вместо ответа мне на лоб положили тающий лёд. Струйка потекла за ухо, к шее…

   Распахнув глаза – что до этого никак не получалось, – я подскочила.

– Уберите это!

   На меня с разной степенью изумления уставились сидящий тут же на кровати белобрысый конопатый подросток – максимум лет четырнадцати – и стоящий у окна мужчина… Очень красивый темноволосый мужчина. Блестящие локоны до плеч, правильные черты лица, карие глаза, угадывающаяся под богатой одеждой накаченная фигура…

   Впрочем, мне было совершенно не до его фигуры. Я смотрела на… Мои ноги! Что они сделали с моими ногами?! Откуда эти волдыри?! И почему они красные?!

– Твою… … …! – выдала я, пытаясь наклониться и дотронуться до этого уродства.

– А теперь что она говорит? – с живым интересом спросил мужчина.

   Морщась от боли, я перевела взгляд на него. Щас повторю!

   Не обратив внимания на вопрос, мальчишка перехватил мою руку, сжал, а потом ещё и толкнул, заставив улечься обратно на подушки.

– Что вы со мной сделали?! – заорала я, вырываясь.

– Госпожа, – пропыхтел мальчишка, удерживая меня в лежачем положении. – Не могли бы вы говорить на нашем языке?

   На вашем…

   Твою..!

   Я обмякла на кровати, заново изучая комнату. Похоже на спальню в замке короля… и ещё чуть-чуть – на комнату Эда…

   Эдвард!

– Где Эдвард? Что с ним?!

– Простите, леди, мы не смогли спасти принца, – откликнулся мужчина у окна. – Нам пришлось потрудиться, чтобы вытащить хотя бы вас.

   Перед глазами заплясали языки огня.

   Взять себя в руки, взять себя…

– Кто вы? – чуть спокойнее выдавила я. – Где я?

   Губы мужчины скривились в улыбке… довольно симпатичной улыбке.

– Прошу прощения, леди, – и с немало удивившим меня поклоном он ответил. – Я лорд де Лашете. И вы сейчас гостья в моём замке Верисете в Ауреле. Прошу прощения, у меня не было возможности должным образом передать вам приглашение, так что пришлось доставить вас сюда… что называется, силой.

   Что он городит?

– И зачем я здесь?

   Мужчина и мальчишка переглянулись.

– Вам нужно отдохнуть, леди, – отозвался лорд-как-его-там. – Позже мы это обсудим.

   В пыточной или на плахе?

   Я хотела возразить, но голову точно раскалённым кинжалом пронзило. В ту минуту я была уверена, что умираю.

   Но где-то за серой пеленой тумана на меня с отчаянной надеждой и страхом смотрели зелёные глаза. И знакомый голос умолял короля-отца пощадить меня.

   Я просто не могла умереть.

   Пока Эдвард там, я не имею на это права.

   ***

   Ало-жёлто-розового цвета короста, кое-где идущая трещинами. Стоило шевельнуться – тотчас же выступала кровь, и я кусала губы от боли. Да – вот что представляли мои ноги до колен. Дальше ситуация была получше – всего лишь волдыри. Много, но, в конце концов, не в первый раз. В Тайланде, помню, как-то вся ими покрылась – забыла про солнцезащитный крем, а потом лень было идти. После всю стипендию и папины отпускные потратила на крема.

   А с этим же… я вообще когда-нибудь встану?

– Успокойтесь, госпожа, – улыбнулся конопатый белобрысый мальчишка, неожиданно для меня возникая в дверях. – Всё будет хорошо. Я вас быстро на ноги поставлю, хе-хе.

   Хе-хе. Тебе бы так, мелочь рябая.

– Ты кто? – не очень вежливо поинтересовалась я.

– Жиль, – улыбка у мальчишки на лице сидела как приклеенная. – Я здесь целитель. Ну и ещё по мелочи.

   Мелочи? Я с подозрением смотрела, как он ставит на стол поднос с какими-то склянками, вдумчиво их перебирает.

   Этот мир подозрительно напоминал Средневековье, а о медицине в эти тёмные времена я слышала отнюдь не лучшие отзывы.

   Цапнув пару пузырьков и моток не то ткани, не то бинтов, парнишка шагнул к кровати.

– Это что? – потребовала я, вспоминая красочные описания гангрены и ещё более красочные методы её лечения.

   Мальчишка… Жиль перевёл взгляд на меня.

– Это? А это то, что вас на ноги-то и поставит, – и с непосредственностью ребёнка, играющего в больничку, капнул того-другого на сложенную вчетверо ткань. Воздух мгновенно наполнился резким ароматом, сильно напомнившим мне «Звёздочку».

– Госпожа, лежите спокойно, или мне придётся вас связать, – спокойно объявил Жиль, когда я попыталась забрать у него компресс.

И резво приложил эту мерзкую, вонючую, жгучую гадость к моей ноге.

   Я взвыла.

   Местную ненормативную лексику, я, конечно, слышала, но запомнить так и не получилось – обычно она произносилась в весьма экстремальные моменты. Так что я просто высказала парню, что думаю о его медицинском образовании вообще и воспитании в частности – по-русски. Конечно, Жилю от этого было ни жарко ни холодно.

   Зато я вдруг осознала, что нога не очень-то и болит.

– Вы должны выздороветь через пять дней – настолько, чтобы смогли ходить, – говорил тем временем мальчишка.

– А почему не завтра? – выпалила я, пережидая вспышку боли во второй ноге.

– Потому что полнолунье – через пять дней, – деловито отозвался Жиль. – И потому что именно в полнолуние король сможет провести тот обряд, во время которого убьёт принца.

   Я откинулась на подушки, тяжело дыша.

– Я правильно понимаю, вы собираетесь спасти Эда… принца?

– Конечно, госпожа, – улыбнулся Жиль, подавая кубок. – Он же наш принц.

   Логика сказанного от меня явно ускользнула.

– Лежите, леди, отдыхайте. И не трогайте, пожалуйста, ноги, – попросил мальчик, ставя склянки обратно на поднос. – Я вернусь вечером. Тогда вам надо будет хотя бы немного поесть.

   От мысли о еде, особенно местной, к горлу подступила тошнота.

– Зачем? – закрыв глаза и пережидая очередную вспышку боли, выдохнула я. – Зачем я? Я же ни черта не умею и всегда только мешаю. Зачем?

   Но услышала всё то же:

– Отдыхайте, госпожа. Вам нужно выздороветь как можно скорее.

   Чего ради? Это Эдвард, у которого всё всегда получается, смог проникнуть в замок и даже практически вытащил меня.

   Интересно, он понимал, что это ловушка?

А я даже нисколько не сопротивлялась, когда меня вели на этот чёртов помост. А ведь могла бы, как и он, хотя бы тогда попытаться сбежать. Но нет, всё, что у меня выходит – истерики устраивать.

   Может, будь я посмелее, и Эдвард сейчас был бы рядом, в безопасности?

   Я открыла глаза, изучая каменный потолок.

   Что бы они от меня ни хотели, чтобы им ни было нужно, я в любом случае сделаю всё, лишь бы они вытащили Эда.

   Потому что именно я виновата в том, что он сейчас в плену.

   ***

– Жиль, почему ты называешь меня «леди»? – задала я давно мучивший вопрос.

   Мальчишка, только-только закончивший перевязку, перевёл изумлённый взгляд на меня.

– Разве наш принц мог бы выбрать простушку?

– А вы знали, что ваш принц занимается проституцией? – вырвалось у меня.

   Жиля это нисколько не удивило.

– Конечно, госпожа. Правда, Его Высочеству не откажешь в утончённости ума? Оригинальный способ задобрить будущих сторонников.

– Что? – не выдержала я. – Жиль, каких сторонников?

   Мальчишка собрал все склянки и с достоинством ответил:

– Его Высочество станет великим королём. Как только он убьёт чудовище, что сейчас на троне, в стране снова воцарится мир и покой.

   Что за бред?

   Жиль, как обычно, тихонько ушёл… хотя, может, он и шумел, я бы всё равно не заметила.

   У меня было о чём подумать.

   А вечером слова мальчишки-целителя практически слово в слово повторил лорд… Как там его?

– У Его Высочества не было возможности выступить против тирана-отца, но теперь, когда мы собрали для него армию…

   У меня лапша с ушей свисала, наверное, до пояса.

   Да-да. Где же вы, ребят, были, когда нас в инквизицию забирали?

   И где вы были, когда Эдвард пришёл меня выручать?

– Милорд, скажите, – прервала я очередное пространное объяснение. – Зачем я вам?

   Милорд запнулся. И спустя минуту выдал:

– Видите ли, госпожа, Его Высочество славится недоверчивостью. Это, безусловно, прекрасное качество, но, когда нам удастся пробраться во дворец короля, времени на объяснение не будет… а вам он верит. Вы же сможете убедить принца, что здесь его ждут друзья?

   Друзья?

   Я как могла, пыталась сохранить улыбку. Да за кого меня держит этот напыщенный лордик?

– Здесь его ждут соратники, готовая к выступлению армия…

   Я улыбалась.

– Милорд, прошу вас, откройте секрет, как вы собираетесь попасть к Эдварду? И как вам удалось спасти меня?

– О, у нас есть волшебники, – воодушевился лорд. – Они создали проход и с помощью него…

   А кого они убили ради этого?

   Ночью я наблюдала за лунным лучом на кровати и пыталась понять, как мне спасти Эдварда без помощи этой… оппозиции.

   Интересно, знал ли Эд, что он пешка в игре за трон?

   А теперь ещё и я.

   ***

– Госпожа, что-то вы загрустили. Не хотите ли поглядеть на турнир?

   Нет, я хочу домой. Я хочу забрать Эдварда и перенестись обратно в Москву. Я хочу показать ему нормальную жизнь. Я хочу, чтобы он улыбался.

   Турнир в эту систему желаний совершенно не вписывается.

– М-м-м, Жиль, а мне кажется, или мы должны сейчас усиленно готовиться к спасению… принца?

– Конечно, госпожа! – разулыбался мальчишка. – Мы готовимся! Но вам ещё рано ходить… и, знаете, у лорда здесь несколько тысяч солдат… их надо чем-то занять.

   И все эти тысячи (или чуть меньше?) участвовали в турнире «стенка на стенку». А потом – в поединках. Неподалёку от замка нашлось поле, на нём соорудили арену…

   Жиль вынес меня на балкончик, усадил в кресло и вызвался быть комментатором.

   А я глядела на это поле, на этих рыцарей… и видела зелёный огонь, которым горели несчастные, которым не повезло нарваться на Камиллу.

   И ещё видела саму Камиллу, смотрящую в звёздное небо пустыми, мёртвыми глазами.

– Жиль, неужели король ни о чём не подозревает? – прервала я очередное описание рыцаря такого-то с гербом таким-то на коне таком-то.

– Король? – Мальчишка странно улыбнулся. Очень по-взрослому, одними губами. – Миледи, у нас очень сильные волшебники.

   На черта вам тогда, сильным и справедливым, принц?

   Вместо штандарта?

   На арену как раз выехал рыцарь в позолоченных доспехах, сверкающих, как миниатюрное солнце. И помахал нам.

– Лорд де Лашете, – улыбнулся Жиль.

   А спустя минуту с поля складно и многоголосо донеслось:

– За даму принца! За королеву справедливости!

   Лучше бы «шайбу» вопили.

   ***

   Они уже сделали и из меня пешку.

   После турнира мне пришлось присутствовать на пиру. Благородный лорд де Лашете приказал привезти ради такого случая стул на колёсиках. Вообще-то он даже отдалённо не напоминал кресло-каталку. И был жутко неудобен.

   После даже Жиль рассерженно кусал губы, снимая с моих ног насквозь сырые от крови повязки.

   Но сражавшиеся на турнире рыцари ждали подругу принца. И я должна была прийти.

   Плевать им на меня было на самом деле. Да, они красиво салютовали мне кубками. Да, все как один дали обет моим именем. Кто-то даже порывался отдать дары… приютившему меня лорду де Лашете.

   А я чувствовала себя будто на каком-то безумном маскараде. Сижу практически во главе длинного стола, красивая, в дорогущем блио, а вокруг талантливо разыгрывается представление, очередной ход какой-то сумасшедшей игры.

   Только вот я тоже на поле.

   Зато теперь я начала понимать, почему Эд всегда норовил сбежать. Конечно, можно корчить из себя великого героя. Поднимать кубок за короля или самому стать королём. Но в итоге будешь пешкой, потому что у тебя нет сил, чтобы стать ферзём.

   У короля эта сила была… И у лорда де Лашете – тоже. Разная, но итог всё равно один: куча трупов, когда силы схлестнутся. И неважно, что потом по воле короля, они снова встанут…

   ***

– Госпожа, аккуратней. Держитесь за меня…

   Осторожно, боясь наступить, я сделала ещё шаг. Да что ж такое?!

– Леди, я же просил аккуратнее, – вздохнул Жиль, подавая мне руку. – Не наступайте на всю подошву сразу…

   Я в который раз выругалась и снова попыталась шагнуть.

– Госпожа, могу я спросить? – после долгой паузы, правда, заполненной моим шипением и вскриками, произнёс мальчик.

– Чего? – простонала я, добираясь, наконец, до кровати. И они наивно полагают, что завтра я смогу бегать?

– Леди очень грустна. Леди скучает по принцу?

   Я вдохнула-выдохнула…

– В том числе.

   Мальчишка неожиданно улыбнулся и сжал мою руку.

– Миледи, завтра я пойду с вами. Может, это вас… развеселит?

   Да, блин, уже смеюсь.

– Ты?!

– Я немножко волшебник, госпожа, – засмущался целитель. – И чуть-чуть знаю некромантию…

   Я подняла голову и встретилась взглядом с «немножко волшебником».

– Слушай, а мысли ты случайно читать не умеешь?

– Что? Мысли? Госпожа, никто не может читать мысли! – зачастил парень. – И управлять человеком… Это сказки!

   Я закрыла глаза.

   Да, раньше мне всё это чёртово Средневековье тоже казалось сказкой…

   То есть теоретически местный лорд может знать, что я думаю и «заставить» меня убедить Эда, если вдруг откажусь?

   И Эда потом заставить…

   Хм, раньше я думала, что отсюда нам с Эдвардом будет легче сбежать, чем из дворца короля.

   А легче ли?

   ***

– Это что?!

   Пойманный за ухо парнишка обиженно взвыл:

– Магия! Мазь волшебная, отпу…

– А что, раньше нельзя было?! – я тряхнула Жилем, как котёнком. Удобно: ухи – во! Как моя ладонь плюс пальцы.

– Раньше не готово было-о-о-о!

   Парнишка извернулся, всё-таки умудрившись вырваться. И тут же рванул к двери.

– Ах, не готово?! – пропыхтела я, соскакивая с кровати – по привычке становясь на носок, а потом уже на всю стопу. – Я тебе сейчас утрою "не готово"!

   Нет, ну серьёзно: просыпаюсь вечером… хрясь! И ни царапинки. Здоровенькая, как огурчик, хоть прыгай, хоть танцуй.

   Где раньше твоя магия была, шарлатан доморощенный?!

– А ну иди сюда! Быстро! Кому сказала?!

   Мальчишка попытался скрыться за дверью, налетел на кого-то и отскочил… прямо мне в руки.

– Ну всё, – злорадно прошипела я, – щас без ушей останешься.

– Не стоит, миледи, – вмешался знакомый голос. – Уши Жилю ещё пригодятся.

   Не отпуская ужом извивающегося парнишку, я покосилась на лорда де Лашете.

– Вам стоит переодеться… и спуститься в обеденную залу, полночь уже скоро, – добавил мужчина.

   Я поморщилась, швыряя мальчишку лорду на руки.

   Ладно, живи, обманщик малолетний.

   ***

   Планировалось, что мы с Жилем окажемся в королевском замке «Речная Заводь» практически перед полуночью. Король будет занят подготовкой заклятья и не сможет нам помешать, его мертвецами займётся Жиль, а я должна буду пробраться к Эду. И убедить. Да, я помню.

   Не стоит, наверное, говорить, как я относилась к этому «плану».

   Начнём с того, что, помнится, у короля дикая паранойя, и мертвецов-гвардейцев он наклепал целый ворох. И не надо меня убеждать, что Жиль – вот это конопатое, лопоухое, дующееся нечто – сможет со всеми справиться.

   И потом – что если король приготовил пентаграмму (или что там ещё) заранее?

   И откуда я знаю, где искать Эда?

   Мне сказали: «Вот тебе, милочка, амулет, он точно приведёт тебя к принцу».

   Ну и буду я стоять с одной стороны запертой (наверняка!) двери и «убеждать» Эдварда, который с другой стороны.

   Вот король-то посмеётся, когда увидит…

   Мне, конечно, объяснили – очень терпеливо – что всё будет хорошо, и на самом деле они всё продумали (это я, дура такая, ничего не понимаю) и усадили смотреть, как Жиль вертится у пентаграммы.

   Честное слово, я «классики» в детстве лучше рисовала!

   Лорд хотел было подарить мне кинжал. На черта – разве что пафосно заколоться, когда поймают? Обращаться с ним всё равно не умею… В общем, отказалась.

   Зря, наверно.

   И вот – ночь за окном, откуда-то слышится удар колокола, и Жиль изображает птицу в «центре» пентаграммы. Да, да, взлететь пытается. Безуспешно пока.

   Интересно, а в этом Средневековье нет попкорна?

   Наконец, по линиям пробегает искорка… одна… вторая…

   В который раз убеждаюсь, что до наших голливудских спецэффектов средневековому колдовству – как до луны на велосипеде. Ну и что – горит схема трупно-зелёным цветом, Жиль, бледный, как смерть, стоит и машет мне: давай, мол, иди сюда. Я пожала плечами, подошла. Ещё спросить хотела: «Что, и всё?».

   А потом ка-а-ак жахнуло!

   ***

   Я наконец-то поняла, почему в мультиках, когда герой ударяется, над ним летают птички и звёздочки.

   Звёздочки настойчиво толкались в глаза, а птички – орали в ухо. Интересно, мультяшки то же чувствуют?

– Леди! Катрин! – настойчиво шептали рядом. – Очнитесь! Ну же! Вставайте!

   Чего? После такого?! Да меня на американских горках в Диснейленде так не укачивало! Какой теперь «очнитесь», да ещё и «вставайте»?!

– Леди, ну же! Ла-а-адно, тогда я… сейчас… заклинание… чтобы вам стало лучше…

   Заклинание?!

– Мне уже хорошо! – гаркнула я, подскакивая. Жиль отшатнулся. – Если ты ещё раз… меня… заколдуешь…

   Договорить я не смогла. Случайно бросила взгляд в сторону и…

   Трупы – живописно и по всему коридору. Много. И, кажется, отнюдь не все были мертвы, когда их тут уложили…

– Леди! – воспользовавшись замешательством, парнишка сунул мне в руку «амулет, который точно приведёт к принцу». – Леди, идите!

   Я ошалело посмотрела вглубь коридора.

– Куда? Туда? Одна?!

   Жиль прорычал что-то ругательно-неразборчивое.

– Там уже никого нет, обещаю! Все слуги короля сейчас будут здесь! Идите!

   Словно в подтверждение раздались знакомые мерные шаги королевских гвардейцев – и отнюдь не со стороны коридора.

   Ну, если выбор между трупами ходячими и трупами лежачими, то я, пожалуй, за последние.

   ***

   Я бежала по пустым коридорам, спускалась по лестницам, поднималась по лестницам и так много-много раз.

   А что прикажете делать, когда «амулет, который…» оказывается, работает как магнит. Пробовали магнит к железке подносить? Во-о-от, для полного комфорта я должна была нестись с такой же скоростью.

   Ну хоть Жиль не соврал, действительно никаких гвардейцев по пути не встретилось, даже просто слуг – никого.

   У двери в тупичке (когда я уже красочно представляла, как с разбега в неё врежусь) «амулет», наконец, успокоился.

   Я покрутилась туда-сюда, пытаясь отдышаться.

– Эдвард? Эдвард, ты там?

   Тишина…

   Чёрт, никогда ещё так глупо себя не чувствовала.

   Я потянулась к ручке.

– Эдвард, это я. Мы пришли тебя спасать и…

Дверь распахнулась.

– Я заметил, – отозвался король. – Особенно мне нравится это «мы».

   ***

– Знаешь, мне очень по душе наблюдать за вашими… м-м-м… действиями.., – на ходу рассуждал король.

   Мертвецы тащили меня следом, скрутив руки и зажав рот.

   И да, первые секунд десять я вырывалась. Но упавшие на тебя чьи-то внутренности (кого я там так неосторожно толкнула?) очень успокаивают…

– М-м-м-м!

   Не оборачиваясь, колдун махнул рукой – рот мне освободили.

– … особенно, когда тебя украли практически у меня из-под носа…

– Вы хотели меня сжечь! – пискнула я.

– Да, это я сглупил, – хмыкнул король. – Знаешь, куда выгоднее принести тебя в жертву перед обрядом. Эмоциональный выброс у моего сына будет очень сильным, не сомневаюсь…

   …!…!

– И сейчас мы это устроим, – улыбнулся король. – Раз уж тебя так кстати спасли… Ну, Катрин? Где же крики «Благородный лорд де Лашете вам обязательно отомстит»?

– Да пошли вы со своим лордом в…!

   Король снова махнул рукой – и рот мне зажали.

– М-м-м-м!

– Время, время… опаздываем.., – поморщился колдун, больше не обращая на меня внимания.

   Один из гвардейцев распахнул дверь, перед которой мы остановились, шагнул внутрь…

   Король покосился на окно-бойницу, в которое вовсю светила луна, сдавленно выругался и махнул гвардейцам.

   Мы всей процессией зашли в комнату. Причём меня втащили первой.

– Эдвард, – устало вздохнул король. – Игра в прятки сейчас совершенно неумест…

   И мягко осел на пол.

   Эд опустил обломки стула и красиво швырнул их в кинувшихся было к нему мертвецов.

   Конечно, гвардейцам было от этого совершенно ни жарко ни холодно, и беготня по комнате их тоже вряд ли сильно расстроила… зато впечатлил золотистый кнут, которым их с размаху огрел невесть откуда взявшийся Жиль.

   В полной тишине стон приходящего в себя короля показался похоронным колоколом.

   Мигнул и погас в руке парнишки кнут, а комнату вдруг стал окутывать чёрный искристый туман.

– Портал! – заорал Жиль.

   И действительно что-то где-то сверкнуло, но что и где – различить в тумане было совершенно невозможно.

   А потом ещё и загрохотало.

   Я вскрикнула, когда меня схватили за руку – потом снова, но уже за другую, дёрнули и куда-то потащили.

   В свистопляске и пронзаемой молниями тьме блеснуло что-то яркое.

– Катрин, успокойся! – выдохнул мне в ухо Эдвард, когда я попыталась вырваться. – Обними меня!

   Туман неожиданно рассеялся, явив чудесную картину сражающихся магов. В основном их «сражение» было чисто зрительным: Жиль, прижавшись всем телом к стене, пялился на вышагивающего вокруг короля.

   Знакомо заискрилась схема у нас под ногами.

– Катрин, скорее!

   Я неуклюже обхватила Эдварда за плечи и пропустила мгновение, когда он вдруг полоснул себя по руке невесть откуда взявшимся кинжалом.

   Жиль закричал, рванувшись вперёд, к нам, но схема (портала?) засияла, вспыхнула и… жахнула, как в прошлый раз.

   Последнее, что я успела разобрать – метнувшихся к нам наперегонки колдунов. Причём у Жиля как-то странно исказились черты лица, а тень у него за спиной совершенно точно принадлежать ему не могла.

   ***

   Шумело море, воздух терпко пах солью, ветер гнал по серому небу тяжёлые тучи, а вдалеке высился замок… точнее, руины замка.

– Где мы? – выдохнула я, закашлявшись.

   Зажимая рукой рану, Эдвард поднял голову, посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

– Не там, где они хотели.

Глава 12

Шелест дождя… Отдалённое ворчание грозы, редкие вспышки молнии… И флейта.

   Прислонившись к поросшей мхом стене, я сидела, поджав ноги, на каменном полу – поближе к камину. Для такого огромного – чуть не в полстены – костерок в нём был, конечно, маловат. Но когда-то приготовленные дрова, кучкой лежащие неподалёку, давно отсырели, потихоньку сгнивая. А из хвороста большой огонь не получился.

   Рядом, поглядывая то на огонь, то на меня, сидел Эдвард, прижимая к губам флейту. (Похоже, этот музыкальный инструмент у него как «Я всегда с собой беру…». Вот-вот.) Под мягкие, нежные переливы мелодии хотелось закрыть глаза и дремать, да так, чтобы снилась сказка про красивых дев, водящих хоровод, проезжающего мимо рыцаря, замок, где его ждёт невеста… Антураж располагал.

   Так успокаивающе шелестел дождь за окнами… и в дыры потолка, лужицами стекая вниз, на следующий ярус.

   Повезло нам с этими руинами. Груда камней – всё, что осталось от стен. Но главную башню, похоже, только разграбили. Да верхний ярус снесли почти начисто, зато главный зал сохранился полностью. Даже остатки столов и подгнивающие гобелены на стенах.

   И ни души… Что нас очень даже устраивало.

   Жаль только, еды совсем не было, но Эдвард сказал, что это поправимо – рядом море, а вдали – даже лес. Завтра нормально поедим. Точнее уже сегодня, но, может быть, вечером.

   Где-то за серыми тучами, наверное, вставало солнце, но особой разницы пока не ощущалось – дождь по-прежнему деловито шептал, да и гром тише не становился. Зарядил…

– Эдвард, а научи тоже играть на флейте, – вырвалось у меня.

   Музыка смолкла. Я поймала удивлённый взгляд и сама встрепенулась. Сон как рукой сняло.

   Эдвард задумчиво покрутил инструмент с таким видом, будто раздумывал, а стоит ли его вообще доверять такой… такой как я.

– Ладно… А зачем?

   Хороший вопрос.

– Ну…

   Эдвард протянул флейту мне.

– Попробуй.

   В смысле? То есть… прямо так?

   Хотя… помнится, нам на первом уроке французского тоже выдали текст и сказали: «Читайте». Ну, мы, знатоки английского, и читали… Преподаватель хохотала, как ненормальная.

   Я взяла флейту аккуратно, точно редкое насекомое… Надо же, такая лёгкая. И дырочки разной величины. Я интереса ради в них даже заглянула. Потом поднесла инструмент к губам, рассмотрела тот конец, который пошире и не дудочкой. Поднатужилась и выдохнула.

Флейта тоскливо ухнула.

   Эд тихо рассмеялся.

   Я обижено отдала ему флейту и, не выдержав, спросила:

– Эдвард, скажи… А почему ты тогда… за мной вернулся?

   Смех стих, а вот улыбка стала ещё шире. Юноша улёгся на пол, и с интересом уставился на меня.

– А ты почему?

   Я моргнула.

– Ну… Меня вообще-то никто не спрашивал. Запихнули в этот их… портал, как мешок с мукой… и…

– Ну, конечно, – фыркнул Эдвард. – Без тебя бы у них ничего не получилось. И не ври, Катрин, ты хотела вернуться. Иначе вы никогда бы не попали в нужный замок.

– В смысле? – удивилась я. – А как же тот волшебник?

– Волшебник только создаёт портал, – откликнулся Эд. – Но ему нужен человек, близко знакомый с тем, кого он ищет. И желающий к нему попасть. Что-то вроде маяка для моряков.

   Класс. Я смотрю, меня использовали на полную катушку.

– Ну да, хотела, – выдохнула я после паузы. – В конце концов, виновата была я… ты же пришёл за мной и… ну… в общем…

– Глупости, Катрин, – вздохнул юноша. – Тебе не в чем себя винить. Это я бросил тебя невесть где. Я не должен был, просто после Камиллы… Надо было сначала дойти хоть до какой-нибудь деревушки, проследить, чтобы ты устроилась… Ты же беспомощна, как ребёнок…

– Но если я тебе так мешала, – буркнула я, – то к чему церемониться?

– Катрин, – сокрушённо покачал головой Эдвард, – неужели ты так и не поняла? Со мной ты в большей опасности, чем без меня. Посмотри сама: король хочет меня убить, ненавидящие его лорды, к которым ты наверняка и угодила, жаждут заполучить меня в качестве знамени. И даже если они победят, на трон меня посадят только как марионетку… лорда де Лашете, допустим. А потом я скоропостижно скончаюсь, успев написать завещание в пользу этого самого лорда. А в соседней Азвонии вот-вот умрёт король и его лордам, поверь, тоже не нужен наследник. Теперь ты понимаешь, что со мной тебе нельзя? Помнишь, что стало с Камиллой? А теперь даже если ты снова уйдёшь, тебя будут искать, так же как и меня… и как раз из-за меня!

– Вот и чудесно, – устало улыбнулась я. – Значит, вопрос снимается, и я остаюсь с тобой. Эдвард, ну что ты? Я же не ведьма, чтобы это… как там… вызывать демона и взрывать всё вокруг. Ладно, ладно, извини. Но, в конце концов, раз уже все вокруг так уверены, что я тебе дорога, то что поде…

– Ты мне дорога, – неожиданно перебил юноша, отводя взгляд. – Они правы. А я дурак. Катрин, ты даже не представляешь, насколько. Я ведь знал, чем всё это грозит – в отличие от тебя. И всё равно… всё равно.., – юноша покачал головой… и наткнулся на мой взгляд.

– Э-э-э, – проблеяла я, потому что пауза как-то неудобно затянулась. – То есть…м-м-м… я тебе на самом деле не мешаю и…

– Ну конечно нет, – покачал головой Эдвард. – Нет, Катрин, ты конечно… не от мира сего, но… – он замялся.

– То есть ты тогда солгал, – хмыкнула я. – Так?

   Эдвард улыбнулся.

   Я нервно прикусила губу. И легла рядом с ним – глаза слипались уже по-настоящему.

– Эдвард, врать не хорошо, – пробубнила, мешая слова с зевком.

   В ответ раздался тихий смех. И ещё более тихое – на грани сна, когда я уже задремала:

– Я рад, что ты жива, Катрин. Прости меня.

   ***

– Эдвард, ну вот зачем он мне, а? – я помахала кинжалом. Солнечный лучик красиво блеснул на лезвии. – Я же им пользоваться ну совсем не умею. И что я с ним делать буду? Харакири?

– Хара… что? – засмеялся юноша. – Поверь, Катрин, если на тебя вдруг нападут, а меня рядом не окажется, кинжал тебе очень пригодится.

   Я с сомнением покосилась на клинок. Да я его даже из ножен вытащить не успею! Ну его к чёрту!

   Я взяла Эдварда за руку и вложила в его открытую ладонь злополучный кинжал.

– А давай ты лучше окажешься. И желательно хорошо вооружённый. Слушай, а может, стоит тут поискать, в этих развалинах – может, меч найдём.

   Эд прикусил губу, словно пряча улыбку, и перехватил мою руку. Кинжал снова перекочевал в мою ладонь.

– Катрин, хватит. У меня есть лук. Или ты хочешь поменяться?

   Я фыркнула. Ну уж, с луком я точно не совладаю. Разве что за тетиву, да разбойнику по физиономии. Но вряд ли это поможет.

– А, может, всё-таки поищем меч, а?

   Эдвард улыбнулся и промолчал. Но искать со мной пошёл, правда, больше ходил рядом и зачем-то осматривал камни, абсолютно не реагируя на мои злобные взгляды и пыхтение.

   Оружие мы так и не нашли. Да и вообще ничего – словно от всего нужного хозяева очистили замок хорошенько, пустым оставили и уехали. А потом вернулись и разбомбили несколько башен. Или просто сожгли. Камень местами почернел, а кое-где, сковыривая мох, я натыкалась на чёрно-серые «потёки».

   Оставшиеся полдня мы с Эдом провели на берегу – рыбачили. Я продрогла насквозь, даже заботливо отданный Эдвардом плащ не помог. И брызги, и ветер – бр! В общем, ненавижу рыбалку. Всё время кажется: я тут сижу, как дура, а рыба наблюдает из воды и хихикает. Так что собранную из подручных материалов удочку держал Эд, а я чуть позже следила за процессом готовки.

   Господи, чувствую себя просто никчёмной неумехой! Нет, я всегда знала, что не могу очистить рыбу… да вообще не знаю, что с ней делать, что можно есть (ну, кроме головы и хвоста), а что нельзя. А Эдвард ещё и долго хохотал над моим предложением нанизать улов на кочергу и тыкать в камин, пока не закоптится.

– Катрин, ты явно никогда не готовила, – заявил юноша, разделывая рыбу.

– А может, просто забыла? – буркнула я. Очень хотелось надуться и послать всё ещё улыбающегося юношу куда подальше, но голод не тётка. Поем и пошлю.

– Такое ты бы не забыла, – покачал головой Эдвард.

   Я бросила на юношу обиженный взгляд «ну-не-все-же-такие-умные». Эд широко улыбнулся в ответ.

– А сам-то где научился? Во дворце, поди, слуги готовили, – «кольнула» я.

   Улыбка моментально увяла.

– Я же не всегда жил во дворце, Катрин.

– Расскажешь, кто научил? – после паузы попросила я.

   Эдвард окинул меня задумчивым взглядом.

– Позже, хорошо?

   Хорошо. Позже. После ужина.

   …– Эдвард! Ну, Эдвард! Ну, расскажи-и-и! Ну что ты, а? Ну пожа-а-алуйста! – наседала я.

   Юноша возвёл очи горе и с видом «ладно-ладно, только отстань», вдруг спросил:

– А ты, правда, никогда не готовила?

– Готовила, конечно! – моментально вскинулась я. – Только разделывать не приходилась. А так – я, знаешь, какую рыбу в муке запекаю! Пальчики оближешь.

   Эдвард нахмурился.

– То есть у тебя есть слуги, которые очищают, но не готовят?

   Я удивлённо уставилась на него.

– Я просто пытаюсь понять твоё место в том обществе, про которое ты с таким упорством рассказываешь, – невинно улыбнувшись, добавил юноша.

– Нормальное у меня место, – буркнула я. – А слуг у нас вообще нет.

– Врёшь, – после короткой паузы заявил Эд.

   Я насупилась.

– Ну, у большинства нет.

– У нас тоже, – улыбнулся юноша. – Большинство и есть слуги.

   Я уставилась на него, открыв рот.

– Да нет же! У нас не так! Вообще по-другому! И королей у нас нет, и графов, и этих… кто у вас тут ещё? Титулов всяких. Ну, по крайней мере, как у вас…

   Как же меня бесит, когда он смотрит на меня, как на маленькую, несмышлёную девчонку!

– То есть, у вас нет лордов… правителей? – улыбаясь, уточнил Эдвард.

– Есть! – я вскочила. – Но мы их сами выбираем! Сами!

   Какое-то время Эдвард пристально смотрел на меня, потом отвернулся к камину. Я, скрестив руки на груди, уселась на остатки подоконника. А море вечером краси-и-ивое, та-дам…

   И, уже почти задремав под вздохи волн, услышала тихое:

– Как хорошо, что у нас не выбирают.

   Да что ж тут хорошего?!

   ***

   Камилла хохотала, захлёбываясь кровью – алая тонкая полоса на шее дёргалась, выпуская тёмные струйки. Белые скрюченные пальцы тянулись ко мне…

– Извини, девочка, – вздохнул прислонившийся к каменному косяку король. – Ты мне, конечно, нравишься, но так надо.

   Холодные, твёрдые, точно у манекена пальцы вцепились мне в горло, сжали…

   …– Катрин, ты в порядке? – обеспокоенно спросил Эдвард, внимательно рассматривая меня.

   Я зевнула и помотала головой.

– Да, просто не выспалась. Всё хорошо.

   Эдвард нахмурился и покачал головой. Потянулся и осторожно положил ладонь мне на лоб.

– Ты не заболела?

   Я закрыла глаза и снова зевнула.

– Да нет, наверное… А можно я с тобой сегодня охотиться пойду? Хоть посмотрю, как это. Никогда не охотилась.

– Мне было бы спокойнее, если бы ты осталась здесь, – после удивлённой паузы отозвался Эдвард. – Тут безопаснее.

   Я махнула рукой.

– Безопаснее мне рядом с тобой. Если буду мешать, так и скажи.

– Не будешь, – опустив взгляд, тихо ответил юноша.

   На самом деле мне было просто страшно. Сидеть одной в развалинах, где ветер воет (а местами и повизгивает) и ждать, пока мой защитник и добытчик вернётся… Ну просто средневековая дама сердца! То есть совершенно не я.

   Мешала я на охоте, конечно, мешала. По лесу ходить бесшумно не умею, в засаде сидеть не умею, стрелять из лука тоже не умею. В общем, ничего не умею, а с первого раза всё это не получается, как ни старайся. В общем, Эд, в конце концов, уговорил меня остаться «отдохнуть во-о-он на той красивой полянке».

   Как выяснилось, я не умею даже отдыхать, чтобы не нажить себе проблемы. Или в здешнем мире все мужчины низкого ранга – озабоченные самцы и при виде даже не очень опрятной и симпатичной девушки (смотрим правде в глаза) начинают думать не головой, а тем, что ниже?

   Я беспомощно замычала в грязную ладонь, закрывшую мне рот. А чья-то рука уже шарила по моей спине, груди…

   Как я могла их не заметить, а?

   Запах давно не мытого тела шибанул в нос, перед глазами стояла (честнее – плыла) чья-то физиономия (и это я ещё польстила), на ухо мне что-то не то шипели, не то шептали. Не знаю, как я не потеряла сознание. Может, просто понимала, что это не поможет?

   Плача от страха, я ужом извернулась и укусила того, кто держал меня за руку. Ну, близко стоял мужик… В общем одна рука оказалась свободна – укушенный попытался (скорее всего, рефлекторно) выбить мне зубы. Я полоснула его невесть как найденным в закромах блио и вытащенным кинжалом. Правда, сразу же получила в зубы от второго – зато мне отпустили ноги.

   Мда… ярость – страшная сила. Я умудрилась отбежать. Сердце бухало, к горлу подкатывала тошнота, в рот заливалась кровь – кажется, из носа. Я дрожала, судорожно сжимая кинжал, глядя как эти мерзавцы приближается… А потом красиво так заваливаются… со стрелами в горле – один за другим.

– Катрин! – всё ещё целясь, позвал Эдвард.

   Я завороженно следила, как он осматривает… уже трупы. Но на секунду мне показалось, что сейчас они как вскочат, как вцепятся…

   Эдвард перевёл взгляд на меня. Быстро выпрямился, убрал лук.

– Катрин, ты в порядке?!

   Меня колотило, так что ничего умного я бы точно сейчас не сказала.

– Катрин, кинжал. Убери.

   Я вцепилась в рукоять, как утопающий в соломинку.

– А-а-а-а… о-о-они…, – проблеяла я, указывая на мертвецов. – О-о-они… н-н-не…?

   Побледневший Эдвард вымучено улыбнулся.

– Катрин, они мертвы. Идём.

   Я выронила кинжал.

Да, это не первая смерть, которую я здесь наблюдаю… Вру. У меня на глазах – первая.

– Катрин, идём, – настойчиво произнёс, Эдвард, подбирая кинжал и ставя меня на ноги. – Идём, ну же!

   Он всё-таки увёл меня оттуда. Точнее, унёс, потому что ноги у меня подкашивались. И тошнило – до вечера.

   Эдвард мокрой тряпкой вытирал мне лицо, прикладывал компресс, подавал щербатую чашку с водой и вымученно улыбался.

– Тише, Катрин. Всё хорошо. Успокойся.

   Я плакала, уткнувшись ему в плечо. Кажется, так и уснула.

Рухнул очередной воздушный замок моей иллюзии спокойной жизни.

   ***

   Снаружи было холодно. Это я поняла, попытавшись устроиться поудобнее. В итоге в тёплом коконе где-то появилась дырка, да ещё дунуло так: у-у-у! Я скрючилась, пробуя укрыться с головой.

   А ещё терпко пахло мятой…

   Мя-а-а-той?

   «У-у-у-у! – взвыл ветер. – О-о-о-у-у!» Что-то треснуло в погасшем камине, стукнуло на столе и с надсадным звуком покатилось-покатилось-покатилось… и упало на пол.

   Я откинула одеяло, оказавшееся плащом Эда, выпуталась и огляделась.

– Эдвард?

   Ветер снова засвистел, нарастая, застонал.

   Я вскочила.

– Эдвард?!

   Что-то со звоном упало на пол. Я машинально наклонилась.

   Кинжал в ножнах. Тот, что Эд отдал мне. Тот, которым я вчера… человека…

– Эдва-а-ард?! – завопила я, шарахаясь к камину.

   Вой ветра в ответ.

   Дрожащими руками я опёрлась о выступ стены.

   Да что же это… Он меня бросил?!

   Не чуя ног, я метнулась к провалу окна, наклонилась, тщетно пытаясь рассмотреть среди камней золотую макушку.

– Эдвард!

   Ветер, радостно взвыв, подхватил и унёс имя к морю.

– Эдвард, – всхлипнула я. Ноги подкосились, в ушах взревел ветер, вздохнуло море, а перед глазами застыл туман.

   Всё-таки бросил… Одну. Снова.

   Да как же я… как же я одна?!

   Обняв руками колени, я заплакала уже навзрыд, кусая жёсткую ткань блио.

   Почему… Зачем… врал… и…

– Катрин?

   Я замерла.

   Медленно, очень медленно подняла голову, обернулась…

   Эдвард стоял у камина, изумлённо глядя на меня.

– Что случилось?

– Ты ушёл, – всхлипнула я.

   Эд округлил глаза и открыл рот – возразить, успокоить, удивиться… не знаю. Не важно.

– Ты. Оставил. Меня. Одну! – взвилась я. – Как ты мог?! Я чуть с ума не сошла! Мне знаешь, как было страшно?! Ты! Да ты! Ты-ы-ы!

– Тише, – выдохнул, юноша, хватая меня за плечи. – Тише, Катрин, успокойся.

   Я всхлипнула и дёрнулась.

– Пусти!

   Эд разжал пальцы.

– Извини. Я думал, что ты не успеешь проснуться.

   А я успела!

   Я насупилась и уселась у камина. А вот возьму и не извиню! Будет знать, как меня пугать! Да я, может, и без него бы справилась! И вообще…

   Эдвард тяжело вздохнул и неожиданно улыбнулся.

– Катрин, держи. Это тебе.

   …И вообще я самостоятельная и… и… чего я вообще так испугалась. Да он…

– Малина?

– Это так она в твоём языке называется? – рассмеялся Эд, глядя с каким энтузиазмом я тянусь к  ягоде. – Красиво.

   Я хмыкнула. И, только когда ягод осталось с мой кулачок, спохватилась:

– А ты не будешь?

   Эд покачал головой.

   Ну и ладно. Мне больше достанется.

   ***

   Эдвард целеустремлённо метался из угла в угол, собирая чашки-еду-плащи и бросая всё это на стол. Молча.

   Я заинтересованно наблюдала.

   Малина кончилась, злость прошла, прихватив с собой страх. Способность здраво размышлять вернулась.

– Эдвард, мы уходим? – спросила я, наблюдая, как юноша устраивает из обрывка гобелена что-то вроде заплечного мешка.

   Эд кивнул. Вытащил откуда-то полуистлевшую верёвку и принялся что-то там в мешке перевязывать.

– Уже?

– Мы и так слишком долго отдыхали, – пробормотал юноша. – Катрин, я боюсь, что вчера мы столкнулись со следопытами.

   Надо же! А с виду – натуральные бомжи.

   Я последний раз оглядела руины зала и, вздохнув, принялась помогать Эду.

   Сборы много времени не заняли: вещей у нас – кот наплакал. Так что очень скоро мы уже шагали к лесу. Замок печально чернел позади, грустно вздыхало море, тоскливо стонал ветер. Да-да, я тоже буду скучать!

   Эдвард осматривался, когда думал, что я не вижу. Хм… Я проверила, на месте ли кинжал (у-у-у, какая я кровожадная!) и поинтересовалась:

– А куда мы идём-то?

   Эд долго молчал, прежде чем ответить:

– В Мэир. Это порт. Если границы открылись… вдруг, то оттуда можно уплыть аж на Изумрудные острова.

   Да, мне это о многом говорит.

– Изумрудные острова, – протянула я. – Красиво звучит.

   Эд смущённо улыбнулся и покосился на меня.

– Тебе нравится? Ты поедешь со мной, Катрин? Если мы, правда, сможем выбраться?

   Я хмыкнула.

– Конечно, поеду, – а куда я денусь?

– Говорят, там лето круглый год, – мечтательно произнёс Эд. – И ещё это очень далеко. Так далеко, что там меня никто не найдёт…

   Я улыбнулась.

– Главное, что никто не найдёт, да?

   Эдвард обернулся ко мне и серьёзно добавил:

– Я просто хочу жить, Катрин. Чтобы меня, наконец, оставили в покое. Просто жить и всё…

– А я домой хочу…

   Эд мягко улыбнулся, протянул мне руку… и замер.

   Очередной порыв ветра принёс со стороны леса отдалённый, но всё равно чёткий собачий лай.

   Мы с Эдом переглянулись. И дружно бросились в сторону моря.

   ***

   Двух псин Эд подстрелил, когда я споткнулась о какую-то корягу – невесть откуда на этом поле возникшую. «Ещё собак пять – и дело в шляпе», – мелькнуло в голове… когда из леса, понукая лошадей, выскочили всадники.

   Побледневший Эдвард жестом указал в сторону моря. Собственно, другого пути и не было – собаки, да и всадники живо отрезали дорогу к лесу. Только чем нам море-то поможет?

   Спустя буквально минуту стало ясно, чем. Эд решил сделать заплыв.

   Да, блин, это не Египет! Холодно, а-а-а-а!

   Я затормозила у самой воды, не решаясь лезть дальше. Позади азартно лаяли псы, отрывисто переругивались всадники, а впереди вода пенилась о здоровенные валуны так, что если бежать, одной отбитой ногой я вряд ли отделаюсь. Впрочем, выбирать и на этот раз не пришлось. Эд ванькой-встанькой возникший из-за валуна, дёрнул меня за руку. Шаг – и берег неожиданно кончился.

   Цепляясь за Эда, я ухнула в воду с головой, вынырнула, отфыркиваясь.

– …влево, – донёсся до меня шёпот юноши.

   Господи, какое счастье, что я умею плавать! Жаль только, к холодной водичке не привыкла. Здесь хоть градусов пятнадцать есть?

   Проплыв под водой следом за Эдом влево, я скрючилась рядом с ним среди камней. Тело колотило, лицо то и дело окатывало водой и брызгами, а ещё приходилось дышать аккуратней, потому что в отличие от собак всадники в воду лезть не побрезговали и вполне могли нас если не увидеть, то услышать. Правда, с берега, там, где мелко. А потом кто-то умный решил спешиться и попрыгать по камням…

   Эд знаком приказал мне нырять. А потом ещё пришлось бороться с течением и… Плавать в тёплом Красном море среди рыбок намного приятнее, чем в обжигающе-ледяной воде, которая так и бросает тебя о камень, так и бросает! Нам нужно было за этими камнями прятаться, то есть в идеале не шевелиться, но как – если тут прибой? Не будь рядом Эда, я бы давно пошла ко дну. Но он держал меня за руку и он же ладонью закрывал мне рот.

   Ревело море, красиво пенясь у камней, раз за разом окуная нас с головой. Очень отдалённо, словно сквозь вату, доносились голоса всадников. Эдвард обнимал меня, сосредоточенно глядя вверх, на камни.

– Как только они появятся, ныряй и плыви к замку, – шепнул он мне на ухо.

   Я замотала головой, пытаясь возразить.

– Ваше Высочество! – завопили вдруг совсем не с той стороны, откуда мы ждали (ладно: я ждала).

   Эдвард вздрогнул, оборачиваясь и с силой толкая меня в воду. Я и пикнуть не успела, как окунулась с головой. Рука юноши разжалась, меня тут же подхватило течение и поволокло от берега.

   Да чтоб вас всех!

   Отфыркиваясь, я вынырнула, без труда нашла камни, где мы с Эдом прятались: сейчас вокруг толпились люди, кто-то даже прыгнул в море, стоя в воде по грудь.

   Та-а-ак… «Плыви к замку» значит? А потом Эда уведут, я останусь одна – снова, и заметьте: абсолютно не обладаю навыками скрываться по деревням и весям. А искать меня станут, это уже недвусмысленно дали понять и король, и лорд этот… как там его? Ну уж нет, такой вариант мне не подходит.

   Кинжал лёг в руку, словно того и ждал. Я глубоко вдохнула и нырнула снова.

   А! Умирать – так с музыкой!

   Звуки в воде искажаются сильно. Кажется, травившие нас собаками господа пытались Эду что-то внушить. Причём на повышенных тонах. А у меня уже кружилась голова и не хватало воздуха. В общем, первые же ноги, топчущиеся под водой я и пырнула. Колготки, в смысле шоссы, вроде не Эда. Да, точно! Красиво пырнутый свалился, да-а-а! Я снова ткнула кинжалом, на этот раз вслепую – судя по воплю, попала – и вынырнула.

   В общем, имей я больше практики, больше кровожадности и хоть немного представляй, сколько на самом деле человек окружило Эда – всё бы могло получиться. А так, стоило вынырнуть, меня тут же схватили за шиворот и хорошенько приложили о ближайший камень.

   Эдвард что-то кричал, по крайней мере, его голос я различила. Ещё, когда голова перестала звенеть, отчётливо услышала шёпот на ухо:

– Катрин, да? Ну-ка, убеди принца пойти с нами.

– Да пошёл ты, – сплёвывая солёную воду, прошипела я по-русски.

   Меня тут же снова дёрнули и – вот класс! блеск просто! – прижали к горлу мой же кинжал.

   Я замерла, очень-очень хорошо чувствуя шеей острое лезвие. Если вздохнуть чуть посильнее, кровь точно пойдёт…

– Хватит! – раздался голос Эдварда. – Я иду с вами. Отпустите её.

– Я думаю, принц, вы пойдёте вместе, – отозвался тот, что держал меня. – Давайте, Ваше Высочество. Вы же не хотите, чтобы у вашей подруги появилась ещё одна улыбочка? Или шрам на лице? Тогда отдайте лук. Хорошо. А теперь…

   Что «теперь» мы так и не услышали. Рука с кинжалом у моей шеи дёрнулась и разжалась. Кто-то закричал, потом этих «кто-то» стало больше. А ещё через мгновение я поняла, что свободна и мягко оседаю в воду.

   Господи, ну что опять?

   Меня снова поймали за руку, на этот раз, слава богу, Эдвард.

– Что происходит? – с трудом выпалила я, глядя на корчащихся в воде людей. – Что…

   В ответ Эдвард с силой прижал меня к себе и развернулся в сторону берега.

– Выходи, мальчик, – донёсся спокойный женский голос. – Я не собираюсь лезть за тобой в воду.

   Эд вздрогнул и обречённо закрыл глаза.

– Ну же, мальчик. Не заставляй меня ждать.

   Эдвард отпустил меня и, словно на привязи, медленно пошёл к берегу. Я мгновение тупо смотрела ему в след. Потом нагнулась, подобрала упавший на камень кинжал и побежала следом.

   На берегу нас ждала женщина – немолодая, с тонкими морщинками на лбу, в уголках глаз и губ, но явно красивая в молодости. Распущенные тёмные волосы трепал ветер (как и полы дорожной накидки), тонкие губы кривились в усмешке, чуть раскосые пронзительные глаза смотрели в упор: сначала на Эдварда, потом на меня.

   «Ещё одна родственница», – мелькнуло в голове. А женщина, улыбнувшись одними губами, шагнула навстречу Эду. Схватила юношу за подбородок, поворачивая голову вправо-влево.

– Ну наконец-то, мальчик. Как, оказывается, трудно тебя найти…

   Эдвард отшатнулся. Быстро повернулся ко мне.

– Катрин, уходи!

   Я дёрнулась. И, к своему изумлению, выронила кинжал. Тело словно одеревенело и абсолютно не желало слушаться.

– Никуда девочка не уйдёт, – усмехнулась женщина. – Люди лорда де Лашете оцепили весь лес. Нет, мой милый, ни тебе, ни ей идти некуда. Так что вы поедете со мной.

   Откуда-то появились ещё всадники. Женщина что-то произнесла и двое выехали вперёд.

– Скажи спасибо, мальчик, что я так вовремя вас нашла, – снова одними губами улыбнулась женщина.

   Судя по взгляду Эда, у него много было чего сказать – и совсем не благодарностей. Но он промолчал. И молча же позволил одному из всадников подсадить себя в седло. Только напряжённо следил, как второй пытается втащить на лошадь меня. Потом шепнул что-то своему всаднику, тот поморщился, но снял плащ и кинул мне. Я укуталась в него с головой, с трудом держась за луку. Тело била крупная дрожь – непонятно, то ли от холода, то ли от страха. Но, по крайней мере, сейчас оно меня более-менее слушалось.

   Ну и к кому на этот раз нас занесло?

Глава 13

– Эд, – пробормотала я непослушными губами. Во рту пересохло, в глаза словно песок насыпали, по вискам тёк пот. Странно, учитывая, что меня морозило. Я попыталась укутаться получше, но тонкий плащ от холода не спасал. – Эд… вард!

   В глаза вдруг ударил резкий, слишком яркий свет. Я дёрнулась, пытаясь заслониться. Сразу откуда-то появились звуки – словно из ушей вдруг вату вытащили. Шорох, стук, чьи-то незнакомые голоса, произносящие непонятные мне слова.

   Я вдохнула сильнее и согнулась в приступе кашля. Господи!

– Эд… вард! – задыхаясь, прохрипела я. – Эд!

   Какая-то тень метнулась ко мне, заслонила свет. Я инстинктивно отшатнулась и вдруг почувствовала прохладную руку у себя на лбу.

– Тс-с-с, Катрин, тише-тише,  – произнёс голос Эдварда. – Расслабься.

   Я стиснула зубы, пережидая внезапный приступ боли в животе. Тень перед глазами превратилась в расплывчатый образ Эда. Я облегчённо выдохнула. Он рядом. Хорошо. Я не одна.

   В губы упёрся твёрдый край чашки. В нос ударил запах мяты, и к горлу тут же подкатила тошнота.

– Катрин, выпей. Пожалуйста, – голос Эдварда раздавался словно издалека.

   Я попыталась отвернуться, но деревянный край ткнулся в губы настойчивее.

– Не надо, – попыталась пробормотать я, но в итоге чуть не захлебнулась прохладным мятным настоем.

   Желудок снова скрутило – внутренности будто в узел завязались.

   Что со мной?

– Чш-ш-ш, – шепнул Эд. – Всё хорошо. Отдохни, Катрин. Ты должна отдохнуть.

   Да. Я посплю, и всё пройдёт. Может, я даже проснусь дома. Может, всё это просто очень затянувшийся сон.

   Я с благодарностью закрыла глаза и провалилась в серый туман, почему-то пахнущий мятой. И Эдвардом.

   В следующий раз, когда я проснулась, живот уже не болел – только чуть-чуть ощущалась неприятная тяжесть. Зато безумно страдало горло. А стоило вдохнуть поглубже – лёгкие взорвались в приступе кашля.

   Я, стиснув зубы, попыталась не шуметь – вроде получилось. Немудрено, где-то рядом слышался гул голосов, кто-то орал песню – несвязную и наверняка неприличную.

   Я с трудом выпрямилась и огляделась. Маленькая каморка, тёмная, грязная.

   Кашель снова дал о себе знать, я согнулась, пытаясь облегчить раздирающую грудь боль.

   Прислонившийся к стене у двери Эдвард открыл глаза. Резко повернулся ко мне.

– Катрин? – хрипло шепнул он. – Как ты? – добавил мгновение спустя, оказываясь около меня.

   Я молча помотала головой. Эд отвернулся, пошарил рукой и протянул мне чашку.

– Воды?

   Чашка плясала у меня в руках, но, несмотря на холодную, почти ледяную воду, горло перестало скручиваться в спазмах, да и лёгкие уже не пылали, как раньше.

– Где мы? – возвращая чашку, выдохнула я.

– На границе Азвонии, – откликнулся Эд, внимательно вглядываясь в меня. – Катрин, как ты себя чувствуешь? Ты была без сознания три дня, я…

– Три дня?! – перебила я. – Господи! Что со мной?!

– Травник сказал, что ты наглоталась морской воды. А ещё у тебя был жар, я боялся, что ты подцепила лихорадку, – ответил Эдвард.

   Морская вода, значит?.. Ну да, наглоталась, конечно. И наверняка простыла, отсюда и температура. Ну ещё бы – сколько я в воде бултыхалась.

– Мы едем в Азвонию? – пробормотала я, снова укладываясь на ворох соломы: перед глазами заплясали чёрные точки. – Почему в Азвонию? И как мы пересечём границу?

– Уже пересекли, – тихо произнёс Эдвард.

   Я уставилась на него.

– Как? Ты же говорил, границы закрыты! Они открылись?! Мы можем уехать на эти твои… как их там… острова?

   Эд покачал головой и грустно улыбнулся.

– Границы по-прежнему закрыты. Нам удалось проехать только благодаря леди Адриане. И я очень сомневаюсь, что она так просто нас отпустит.

   Леди… Та женщина с пронзительным взглядом?

   Я глубоко вздохнула.

– Кто она? Эта леди.

   Взгляд Эдварда метнулся к закрытой двери.

– Леди Адриана де Сорсес, – тихо откликнулся юноша. – Придворный маг короля Азвонии.

– Маг, – эхом повторила я. – То есть она ведьма…

   Эд молча кивнул.

   Ну конечно… Моё тело отказалось мне повиноваться, напавшие на нас воины вдруг оказались не способны сражаться…

   Господи, это когда-нибудь кончится? Ведьмы, магия, закрытые границы… Сумасшедший мир. Сумасшедший сон.

– И зачем ты ей? – тихо произнесла я, глядя на Эдварда.

   Юноша прикусил губу и уставился в пол.

– Полагаю, она отвезёт меня к королю Азвонии.

– Как наследника, – закончила я, хмурясь. Что-то тут не сходилось. С наследником обычно получше обращаются. А тут заперли в каморке без удобств. Прямо тюрьма какая-то.

– Скорее как пленника, – Эдвард принялся чертить на пыльном полу странные фигуры. – А ещё точнее – заложника.

– Заложника? – удивилась я. Зачем, интересно, Азвонии заложник из страны, которая ко всему прочему ещё и закрыта для въезда-выезда? Ну, почти закрыта.

   Эдвард искоса глянул на меня.

– Насколько я понял, ходят слухи, что наш король собирает армию мёртвых. В последний раз так было, когда он напал на Азвонию. Азвонцы проиграли и до последнего время платили довольно крупный откуп, чтобы ожившие мертвецы держались от их границ подальше. Сейчас они боятся, что король нарушит мирный договор.

– Вот даже как! – вздохнула я. Азвонцы, откуп, мертвецы, король-колдун вертелись в голове в хаотичном порядке, не складываясь в цельную картину. – Эдвард… что теперь с нами будет?

   Эд глянул на меня и снова уставился в пол.

– Не знаю.

   Я с силой прикусила губу. Господи, да когда же всё это кончится? Хватит. Я не могу так больше. Хватит.

   Больше по наитию, не задумываясь, я потянулась и взяла Эда за руку. Сжала.

   Юноша удивлённо посмотрел на меня. Я улыбнулась и закрыла глаза. Сон укутывал мягким, тёплым покрывалом, заставляя забыть все проблемы и просто… просто жить дальше?

   Засыпая, я почувствовала, как рука Эдварда осторожно высвободилась – только для того чтобы прижаться снова. Наши пальцы переплелись, и от этого простого жеста стало тепло-тепло и очень спокойно.

   Всё будет хорошо – пока он рядом.

   Всё будет хорошо. Не может не быть.

   ***

   Нет ничего «чудесней», чем трястись весь день в седле – поверьте на слово. Ха, это я раньше на сдвоенных лекциях думала, что знаю все прелести долгого сидения на одном месте. Ха-ха. К концу этого дня мне удалось узнать о себе много нового – например, о тех частях тела, о которых я и понятия не имела. Внизу болела каждая точечка, каждая клеточка, вся попа и все ноги превратились в сплошной синяк, а, может, и кровавую ссадину. О, как я мечтала даже не просто оказаться дома, а потерять сознание. Когда меня лихорадило, ничего подобного даже не волновало. Зато сейчас я сполна насладилась всем букетом ощущений!..

   В общем, когда мы, наконец, остановились у какого-то трактира, я, охая и кусая губы, съехала с седла и мешком свалилась на землю, думая, что сама точно не встану.

   Эдвард дёрнулся было ко мне, но ему загородили дорогу. А меня подхватил кто-то (может, мой же всадник) и буквально волоком оттащил в какую-то комнатушку. Точнее, каморку – маленькую, грязную и пустую.

   Туда же скоро заявилась неопрятная служанка, поставила передо мной тазик с водой и кружку с отваром. Отвар одуряюще пах мятой и приятно холодил горло, когда я в один присест его выпила.

   С водой пришлось повозиться: хоть какого-то полотенца или даже тряпки мне принести и не подумали. Да и тазик оказался удручающе маленьким. Я кое-как обтёрлась, также кое-как умылась и натянула на мокрое тело всю эту «капустную» одёжку. Очень хотелось помыть волосы, но оставшаяся вода посерела, так что я не стала и пытаться. Толку, если всё равно грязная…

   Не успела я управиться с мытьём, как дверь распахнулась, и какой-то силуэт, напомнивший сопровождающих нас с Эдом всадников, что-то требовательно произнёс – я абсолютно ничего не поняла. Не дождавшись ответа, силуэт сунулся внутрь, схватил меня за шкирку и выволок в коридор.

   Мда, феминисток на них нет. Я мечтала обладать хоть какими-то навыками рукоприкладства, в смысле, единоборства, или, на худой конец, знать местный язык – чтобы этому мужлану жизнь малиной не показалась. Пока что малиной (да что там – кислым крыжовником) она не казалась мне.

   Комната, куда меня втолкнули, была на порядок лучше каморки. Но, увы, Эдварда в ней не оказалось. Зато присутствовала та ведьма, как бишь её… Ариадна? Адриана? Высокая, статная, с распущенными тёмными, до пояса волосами, в синем платье… блио, то есть. Забавно, уж кому-кому, а ей бы и вовсе удобней было в штанах путешествовать. Тоже ведь верхом ехала, а одежду даже не измяла. Мда, на-а-авык…

   Женщина стояла у окна, что-то там пытаясь разглядеть в темноте, а я смотрела на соседнюю комнату. Сквозь щель открытой двери и косяка хорошо виднелась… ванна. О-о-о..!

– Итак, ты и есть Катрин? – тем же спокойным, властным голосом произнесла ведьма.

   И, обернувшись, глянула на меня, как на блоху. Даже брезгливо поморщилась, мерзавка. Последнее особенно добило – я уставилась в ответ, да так, что глаза слезиться стали.

   Женщина усмехнулась.

– Смелая. Интересно…

   Смелая, ага. Потому что не знаю, чего бояться.

   Я сморгнула слёзы и прищурилась.

   Улыбнувшись, женщина прошла к креслу с высокой резной спинкой.

– Ты знаешь, кто я?

   Глядя, как она садится – изящно, привычно подхватывая длинный «капустный» подол, так, что ткань ложится красивыми складками, – я прикусила губу и пожала плечами.

   Женщина какое-то время разглядывала меня, потом повернулась к камину.

– Ты можешь звать меня леди Адриана, – высокомерно произнесла она.

– Где Эдвард?

   Кажется, «леди Адриана» ожидала другой реплики.

– Тебе стоит вспомнить своё место, – холодно откликнулась она.

   Ага. Уже.

– Моё место рядом с Эдвардом, – раздельно произнесла я, не опуская глаз.

   Брови леди удивлённо поползли вверх.

– Изумительно. Девочка, ты мне всё больше и больше нравишься. Раньше я считала, что ты обыкновенная девка, которую юный Дебуа по странному капризу судьбы вытащил из подворотни. Но ты, похоже, та ещё плутовка… Расскажи мне о себе. У кого ты служила?

– Служила? – удивлённо повторила я.

– Именно, – руки Адрианы, облачённые в элегантные синие с золотом перчатки, покоились на резных подлокотниках. – Дай угадаю… лорд де Лашете? А, может, сам король? Хотя нет, конечно, нет… Итак?

– Я понятия не имею, о чём вы говорите, – отчеканила я, пытаясь скрыть растерянность.

   Адриана замолчала.

– Хорошо, – произнесла она, наконец. – Откуда ты?

– Не помню, – соврала я, отводя взгляд.

   Леди усмехнулась.

– Чудно, – задумчиво протянула она. И уставилась на меня, как коршун на перепёлку.

   Прошла минута. Две. Три…

   Я переступила с ноги на ногу и снова с тоской покосилась на соседнюю комнату.

   Ну и чего мы ждём?

   Тяжело вздохнув, Адриана откинулась на спинку кресла.

– Изумительно. Просто изумительно. Тебя заколдовали, милочка!

   Где-то я это уже слышала…

   Я снова пожала плечами.

– Наверное. Не помню.

   Леди мгновение смотрела на меня – и рассмеялась.

– Чудесно, просто чудесно. Меня ты не боишься, прочитать твоё прошлое никто не в состоянии… Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – отозвалась я, снова покосившись на ванну. Когда этот глупый разговор закончится?

– Смелая, отчаянная, молодая и к тому же девственница, – подытожила ведьма. – Очень хорошо, очень.

   В горле странно пересохло, я тяжело сглотнула, чувствуя неприятный, металлический привкус.

   Щёку ожгла резкая боль.

– Вставай, – вдруг приказала Адриана, возвышаясь надо мной. – Пошевеливайся, милочка.

   Я потрясла головой и, шатаясь, встала. Когда я успела упасть на пол?

– Ты ужасно выглядишь, – поморщилась ведьма, подцепив пальцев мою прядь. – Идём. Только вшей мне ещё и не хватало.

   И неправда! Вшей у меня точно нет!

   ***

– Ты будешь присматривать за Эдвардом, – заявила Адриана, глядя, как я пытаюсь вымыть из волос дорожную пыль и морскую соль. – И докладывать мне. Обо всём. Что он говорит, что думает, что собирается делать. Поняла?

   Шпионить? Для тебя? За Эдом?

– А вам зачем? – буркнула я, макая волосы в воду. – Вы же мысли читаете и всё такое. Сами, поди, можете.

   Ведьма снисходительно улыбнулась.

– Девочка, волшебство помогает, но пользоваться им всегда – впустую тратить собственные силы.

   Уж конечно. Зачем собственные – когда есть шикарная возможность потратить мои.

– Эдвард мой друг, – сообщила я. – И я не собираюсь его предавать.

– Друг? – рассмеялась Адриана. – Девочка, Эдвард – опальный принц и наследник двух государств. Его песенка спета, что бы он – или ты – об этом не думали. Но он тебе верит – отлично! Будешь служить мне, и я устрою тебя во дворец. А может, даже дам азвонское подданство.

   Я отпустила волосы и посмотрела на ведьму из-под мокрой чёлки.

– Зачем вам Эдвард? Что вы с ним сделаете?

– А это не твоего ума дело, милочка, – одними губами (зато сладко) улыбнулась ведьма.

   Я хмыкнула и потянулась за полотенцем.

– Я не буду вам служить. И шпионить не стану. Ясно?

   Здесь леди Адриане полагалось рассвирепеть и позвать стражу. А, может, выкинуть голую меня за дверь (поэтому я на всякий случай крепко вцепилась в полотенце). Или чего-нибудь колдануть.

   Адриана улыбнулась и развела руками.

– Как хочешь, милочка. Но в таком случае я тебе не завидую.

   Ага. Я себе тоже не завидую. И давно.

   ***

   Эдвард ходил по комнате – из угла в угол. На столе стыл ужин (довольно бедненький), в камине весело танцевал огонь, на кровати валялась новенькая флейта.

   Меня втолкнули в комнату и старательно закрыли дверь на засов.

– Катрин! – выдохнул Эд, бросаясь ко мне. – Ты в порядке?

   Я увернулась, осторожно положила рядом с флейтой сменную одежду на завтра, распутала полотенце и потребовала:

– Отвернись.

   Эд широко улыбнулся и круто повернулся к стене.

– GloriaDomini…

   Чего «слава богу»? Какая-то расфуфыренная тётка с паранормальными способностями взяла нас в плен и невесть куда тащит. Впереди – ничего хорошего. А он – «слава богу»?!

– Тогда уж – Дьяволу, – пробормотала я по-русски. – Какой уж тут Бог…

   Эд без спроса обернулся – я только-только справилась с сорочкой и решила, что этим и ограничусь.

– Катрин, я тебя люблю, – со странной нежностью глядя на меня, выдохнул юноша.

– Ага, – хмыкнула я, убирая одежду на лавку. – Я тебя тоже. Эд, ты будешь ужинать? Я голодная, как не знаю кто. И ещё: ваши лошади – великое зло. Срочно пора переходить на машины. А ещё лучше – на самолёты.

   Эдвард, рассмеявшись, шагнул к столу, соорудил нечто вроде бутерброда и подал мне.

– А фы? – вгрызшись мясо, пропыхтела я.

– Не хочу, – покачала головой Эд. – Катрин, Адриана предлагала тебе стать её служанкой?

– Офкуда фы фаешь? – отдавая должное еде, прошепелявила я.

– И ты отказалась, – на губах Эдварда снова заиграла улыбка. Для разнообразия – печальная.

– Фа, – кивнула я.

– Дурочка, – вздохнул юноша, садясь рядом со мной. – Катрин, ты невозможная дурочка!

– Фам факой, – хмыкнула я, наслаждаясь его взглядом и бутербродом.

   Не-е-е, может, я и дурочка. Но, это, чистую совесть ещё никто не отменял, а?

   ***

   Под окном чего-то орали. Может, и не под окном. Не знаю – порой, казалось, словно со всех сторон кричат. Но одно и то же.

   Больше всего меня бесило, что ничегошеньки непонятно. Вот прямо ничегошеньки.

– Эдвард? Ты спишь? – прошипела я в промежутках между криками.

– Да. И тебе советую, – мрачно откликнулся юноша, не поворачиваясь. – Завтра снова весь день в седле.

 Очередной крик заглушил мой стон.

– Такое чувство, что там кого-то убивают, – пробормотала я.

– Скорее уж любят, – хмыкнул Эд.

   Я ошеломлённо прислушалась и изумлённо выдохнула:

– А голос вроде мужской…

   Эдвард всё-таки повернулся ко мне, содрогаясь от смеха.

– Катрин, откуда ты такая наивная, а? Касьон аморе это.

   Я узнала слово «аморе». Умная я.

– Какая страстная у них аморе…

– У него, – задыхаясь от смеха, с трудом проговорил Эд. – В любви он признаётся. Даме сердца.

   Я нахмурилась.

– Э-э-э… а дама что?

– А дама не слышит, поскольку, – икнув, закончил юноша, – далеко.

– Это ей повезло, – протянула я, слушая завывания за окном. Касьон аморе, получается, что-то вроде серенады? – Слушай, я теперь понимаю, почему эти… с молодыми жёнами тебя нанимают. Чтобы всякие под окном не орали.

   Эдвард захохотал, покатившись по кровати.

– Катрин, ты невозможна. Напомни мне как-нибудь, я сыграю настоящую касьон аморе. Тебе понравится.

– А сейча-а-ас? – сложив губы трубочкой, провыла я.

– А сейчас гитары нет, – вздохнул Эд.

   Я покосилась на окно.

– Слушай, Эдвард, я всё спросить хотела… Эти, как их, азвонцы, они на другом языке, что ли, говорят? Я их вообще не понимаю.

   Эд лёг рядом, положил руки под голову.

– Ты и меня не всегда понимаешь. Но да. На азвонском они говорят. Конечно.

   Ну, если на азвонском…

– А Адриана со мной не на нём разговаривала, – поделилась я.

   Эд усмехнулся.

– Леди Адриана – придворная дама. Вполне естественно, что она знает другие языки, кроме родного.

   Угу. Латынь, например.

Я потеребила краешек покрывала.

– А ты этот их… азвонский тоже знаешь?

   Эд улыбнулся.

– Моя мать была азвонкой. Конечно, знаю.

   Я пожевала губу.

– Научишь меня? Как-нибудь. Я тоже языки люблю.

– Как хочешь, – зевнув, отозвался Эд.

   Я покосилась на окно. Вот бы иметь подоконник, горшок с цветком – и скинуть на этого кота мартовского с его серенадой. Да чтоб насмерть. Насмерть…

– Спи, Катрин, – пробормотал Эд. – Спи.

Я положила голову ему на плечо – да, как Камилла когда-то. Закрыла глаза. И спустя какое-то время услышала тихое, напевное:

– …Swefns of summor niht cwæþ hit, þæt wooer weardaþ swa in niht slǣpþ, mīn idesa slǣpþ…

Я ничего не поняла, на старофранцузский и даже на местный, азвонский, это совершенно не походило, но надо отдать Эдварду должное – в отличие от чудика за окном у него получалось не в пример мелодичнее.

И я очень надеялась, что он поёт для меня.

   ***

   Спустя три дня мы впервые оказались у какого-то большого города. Правда, большого, я тут таких ещё не видела. Одна стена крепостная чего стоит. И ворота. С завитушками – мило. Позолоченные. Блестят. И флаги такие забавные. Со львом и единорогом в венке роз. Класс.

   Стражники нас приветствовали. И даже некоторые жители приветствовали, когда из-под копыт не шарахались.