Читать книгу Директория «Мусорщик». Карантин - Мария Волощук Махоша - Страница 1

Меня судили.

Не менее трех месяцев исправительный работ…

Ну кто, кто просил лезть, вмешиваться? Заставили бы прочесать все эти кусты, или дали бы пару недель с метлой и сдачу экзамена, так нет же – от трех месяцев, как рецидивисту! Год жизни придется попустить. В университете после трех месяцев не догнать, работать придется и потом на тот же курс возвращаться, если возьмут ещё. Все планы разрушены парой глупых слов, чтоб их…

Когда со всей нашей дружной компашкой случилось, наконец, совершеннолетие, отмечать придумали все разом – одно всеобщее безвозвратное взросление, подтвержденное документально. Мы к тому времени были уже такие взрослые и повидавшие, что осознавали вполне – наотмечаемся до беспамятства, поэтому предусмотрительно сняли коттедж подальше от людских глаз и возможностей встречи с другим, еще более совершеннолетними людьми, особенно с людьми в форме. Нет, не достаточно оказалось опыта – я и представить себе не могла, что в лесу тоже камеры понатыканы повсюду, и на суде мы смотрели кино, достаточно качественное, чтобы разглядеть как из окна нашего суперэкологичного электромобиля высовывается моя рука в клетчатой рубашке с отворотом, и на ходу выбрасывает бутылку в придорожные кусты.

Позицию адвоката – мол, такая рука может быть у каждого, и клетчатых рубашек полно, и кольцо после выпускного именно такое, получили 62 человека, и маникюр такой нынче в моде, – судья назвала очень слабой. Адвокат с судьей согласился – слабая позиция, и покраснел. Старорежимная болтовня ничто в сравнении с анализом ДНК. Судья похожа была на самую справедливую пожилую учительницу, а мы все: и общественный обвинитель, и адвокат мой, и тем более я с совершеннолетними друзьями, как будто выпускники её школы жизни. Она резонно предложила сделать анализ ДНК, но стоимость его в случае подтверждения будет возложена на счет ответчика. Делать мне нечего, платить деньги за то, что всем и так понятно – моя рука, моя бутылка. Я отказалась от анализа и во всём призналась. Стыдно было, конечно, безумно – с детства азы экологической безопасности нам в голову вбивают накрепко. Почему я вообще так поступила – не понимаю до сих пор. Скорость, лес, ощущение полной свободы, желание нарушать – да не было этого ничего. Помутнение какое-то секундное, и всё, бутылка полетела.

Судья выглядела доброй, словно не хотела крови, осталось смириться и подождать, но мама не выдержала, и после моей покаянной речи прямо с места выдала:

– Простите её, пожалуйста, она больше так не будет!

В зале захихикали, мне стало совсем стыдно, что со мной как с маленькой, и я теперь тоже раскраснелась, как адвокат, а судья спрятала улыбу и изрекла, как могла строго:

– С места высказываться запрещено. Если Вам есть, что сказать, попросите слово и скажите.

Мама зачем-то послушалась, попросила слово и сразу растерялась. Не станешь ведь говорить под протокол: «Простите её, пожалуйста…», глупо это, такое только с места можно сказать. Это она потом нам объясняла, дома уже. А тогда мама начала под протокол говорить всякие умные слова:

– Уважаемый суд, уважаемые участники процесса. Много лет назад был внедрен стандарт, благодаря которому все упаковочные материалы, включая банки, бутылки, пакеты, производятся из специализированного биоматериала. Они не только разлагаются в течение трех лет полностью, но и являются хорошим экологичным удобрением, – мама начала так, словно выступала на симпозиуме по проблемам мировой экологии.

Зал притих. Одинокий журналист, ошивающийся без дела в ожидании хоть чего-нибудь стоящего стать новостью, встрепенулся, начал записывать и фотографировать. В глазах судьи я без труда почла дружескую рекомендацию: «Не делай этого, остановись», но маму уже несло безудержно туда, где ей казалось, всех нас ждет прощение, понимание:

– Угроза превращения планеты в мусорную свалку давно миновала, поэтому назначение срока исправительных работ за брошенный на улице мусор, можно считать пережитком прошлого. Ребенок… – тут мама запнулась, исправилась, – ответчик, таким образом, не только не мусорил, она своими действиями удобряла придорожные кусты. Её не наказывать – поощрять нужно. Поэтому я прошу не судить её строго за проступок и ограничиться предупреждением.

После таких слов мамы, судье, я понимаю, не оставаясь ничего иного, как осудить ответчика по максимуму, чтоб никому неповадно было. До маминого спича содеянное мной было невинной шалостью, заслуживающей «атата» и метлы в руки на пару дней, а теперь, с её легкой доброй руки, превратилось в свод законов, правил и стандартов, которые я имела неосторожность нарушить. Судебный прецедент изменения позиции судей по вопросу экологической безопасности создан не был, местные газеты подтвердили, что всё в порядке и каждый поросёнок получит по заслугам. «Не сорить» – осталось в основе правил добропорядочного гражданина планеты Земля. Я получила три месяца минимум исправительных работ, исполнение наказания в резервации «Мусорщик» и противное прозвище «удобрительница» в газетах.

«Вот пусть пойдет, и посмотрит, что угрожает планете из-за таких действий своими глазами». Эта фраза судьи войдет в учебники и станет назиданием потомкам. Мама! Как я тебя люблю, дорогая, но ты бываешь совершенно невыносима, ты знаешь. Зачем? Хотя этим вопросом уже ничего не исправишь, а тебе и так сейчас плохо.