Оглавление
Марк Уральский. Чехов и евреи по дневникам, переписке и воспоминаниям современников
Предисловие: Тема «Чехов и евреи» с позиции современности
Введение: К постановке темы[3]
Глава I. Антон Чехов в окрестностях Таганрога: становление личности[23]
Глава II. Антон Чехов и «эпоха великих реформ»
1879 год
1880 год
Глава III. Антон Чехов и Николай Лесков
Глава IV. Чехов эпохи реакции и контрреформ
Глава V. «Самый большой талант в современной русской беллетристике»: «бытие-в-себе» и евреи в «бытие-для-себя»[176]
Глава VI. Антон Чехов и А.С. Суворин, «Новое время» и «нововременцы»
Чехов и Суворин
Глава VII. Чехов и Левитан
Глава VIII. «Глубинный Чехов»: опыты интерпретации
Елена Толстая. «Корчма и будуар» [Толстая Е. С. 28–34, 36]
Семен Сендерович. «Рассказ Чехова „Тина“. Опыт чтения вглубь»
Чехов и евреи
О языке Чехова и чеховской глубине
Сендерович С. Дополнительные размышления (из статьи «Вишневый сад» – последняя шутка Чехова)
Henrietta Mondry (University of Canterbury). Об одном крипто-еврее у А. Чехова
1
2
3
4
Список литературы
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж, З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х, Ц
Ч
Ш, Щ
Э
Ю, Я
F, G, Н
J, K, L
M
P, R, Т
Указатель имен и сокращений
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж, З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У, Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Щ
Э
Ю, Я
Отрывок из книги
Для читателей, знакомых с книгами Марка Уральского «Горький и евреи», «Бунин и евреи», данная книга будет, несомненно, воспринята как следующий логично мотивированный шаг писателя в направлении раскрытия исследуемой им темы русско-еврейских культурных связей конца XIX – начала ХХ века. Тема, затрагиваемая Уральским, по целому ряду исторических причин мгновенно вызывает ассоциации с полемикой по «еврейскому вопросу», что имела место в русском литературном сообществе того времени. Однако в ряду классиков, о которых пишет Уральский, только сильно политизированный Максим Горький публично заявлял себя в этом дискурсе. И Лев Толстой, и Чехов, и Бунин, декларировавшие свою аполитичность, от него всячески дистанцировались. И действительно, от «портретного» Чехова в интеллигентском пенсне и аккуратненьком пиджаке читатель никак не ожидает грубых антисемитских выпадов, которые позволял себе Федор Достоевский и – в особенности, Василий Розанов.
Если мы посмотрим на Чехова с точки зрения современного мировидения, когда визуальные репрезентации воспринимаются как «имидж», а фотографии – как «перформанс», то его привычный нам со школьной скамьи «иконографический» образ приобретет совсем иные очертания. Затрапезный чеховский люстриновый костюм окажется тщательно подобранной стратегией, суть которой была в том, чтобы создать устойчивый образ «скромного человека дела». Материал костюма в этой знаковой системе был маркером демократичности. По словам Бунина, Чехов в первый период их знакомства держал дистанцию, подчеркивая разницу в их происхождении, и с достоинством заявлял значимость своего положения в социальной иерархии тогдашнего общества. Вот именно в этом моменте, содержащем риторический вопрос: какое место я, с учетом моего происхождения, могу занимать в современном обществе, мне видится главная завязка темы «Чехов и еврее».
.....
Кончили мы таганрогскую гимназию в 1879 году. Учился Чехов неважно и из двадцати трех учеников выпускного класса занимал одиннадцатое место. За сочинения по русскому языку дальше тройки не шел, но всегда отличался в латыни и законе божьем, получая за них пятерки. Знал массу славянских текстов, и в товарищеских беседах увлекал нас рассказами, пересыпанными славянскими изречениями, из которых многие я впоследствии встречал в некоторых из его первых литературных произведений. Несмотря на свои средние успехи, Антон Павлович пользовался особым вниманием нашего учителя русского языка Мальцева и директора гимназии, общего любимца Рейтлингера. Товарищи, все без исключения, любили Чехова, хотя ни с кем из нас он особенно не сближался. Со всеми он был искренен, добр, прост и сердечен, но ни кто из нас исключительной дружбой его похвалиться не мог. Несмотря на общее к себе расположение, Чехов все-таки производил впечатление человека, ушедшего в себя. Никого он не чуждался, не избегал, но от товарищеских пирушек уклонялся и в свойственных школьному возрасту шалостях не участвовал. Всем была известна его исключительная склонность к чтению беллетристических произведений, которому он отдавал все свои досуги. О домашней жизни Чехова мы почти ничего не знали. Все почему-то считали его принадлежащим к духовному званию. Это, вероятно, благодаря его слабости к славянским текстам, которые он часто декламировал в гимназии, и знанию многих изречений из священной истории.
М. Д. Кукушкин. Из воспоминаний об А. П. Чехове – здесь и выше [СУХИХ. С. 7].
.....
