Оглавление
Марк Уральский. Достоевский и евреи
Предисловие. От табуирования к парадоксальности
Вступление
Глава I. Парадоксы и антиномии Федора Достоевского
Глава II «Черный бриллиант русской литературы»: Достоевский в критическом зеркале литературной борьбы
Глава III. Российские евреи в эпоху правления Императоров Николая I и Александра II
Глава IV. Достоевский в общественнополитическом дискурсе 1860-х – начала 1880-х гг
Глава V. Федор Достоевский как выразитель идеологии «Blut-und.-Bod.en»»[294]в русском «формате»
Глава VI. «По моему взгляду Германия… страшно жидовится»: письма и «заметки по случаю»
Глава VII. «Чем заявил я ненависть к еврею как к народу?»
Глава VIII. На весах Иова
Глава IX «Записки из Мертвого Дома»: Смешной еврей на каторге в Сибири
Глава X. Фантомы и конспираторы: от Вечного Жида в «Преступлении и наказании» до шута-революционера в «Бесах»
Глава XI. Статьи «Похороны “общечеловека”» и «Единичный случай»: от «Дневника писателя» к «Братьям Карамазовым»
Заключение
Библиография
Список литературы по теме «Достоевский и евреи»
Общий список литературы
Указатель имен и сокращений
Отрывок из книги
В любой науке, тем более гуманитарной, «недосказанность» порождает искажения и очень часто становится почвой для опасных легенд и значимых лакун, мешающих адекватному и полноценному подходу к изучаемым вопросам. При любых (сознательных или неосознанных, добросовестных или тенденциозных) стараниях пренебрегать некоторыми данными/темами или отводить от них взгляд, недосказанность насылает тень на научное исследование. А тень, со временем, может легко превратиться в «темное пятно». Пятно образовывается тогда, когда продолжительная недосказанность принимает характер запрета, «табу».
Борьба против наследия культурного и идеологического запрета требует, с одной стороны, смелости и навыков, а с другой – особенно осторожного и тщательного анализа проблем, связанных с находящимися в тени сюжетами или предметами. Запрет, одним словом, находится на основе несостоявшейся, «заглушенной» дискуссии. К «просветительному» действию против запрета исследователю следует всегда подходить наподобие реставратора, внимательно наблюдающего тусклые наслоения, наложившиеся на «фресковую роспись», для того, чтобы восстановить ее подлинный вид и вернуть его к достоверному историческому контексту.
.....
После кончины писателя Вл. Соловьев, С. Булгаков, Н. Бердяев и др. русские философы ХХ в., развивая эту концепцию Достоевского, давали ее более или менее развернутые определения.
Все наднациональные идеи одинаковы в своей основе, корни которой уходят в ветхозаветный Израиль: тот или иной народ объявляет себя «новым Израилем», претендует на исключительность и роль флагмана всего человечества. В эпоху всеобщего расцвета национализма, когда начался процесс разрушения мировых империй, Достоевский обосновывал историческую значимость русского великодержавного шовинизма, что в первую очередь импонировало чаяниям власть имущих. Потому его и привечал наследник престола Великий князь Александр Александрович, махровый антисемит и ретроград, свернувший после восшествия на престол под именем Александр III политику либеральных реформ, начатую его отцом. Именно нежелание его и его сына – будущего императора Николая II, считаться с реальным миром вещей, и привело к тем великим потрясениям, которых так страшился Достоевский и которые, в конечном счете, сокрушили трехсотлетнюю династию Романовых и Российскую империю. При этом, как ни парадоксально, фантазия Достоевского о «русской идее», в которой, как показало время, не высвечивается даже «крошечное зернышко правды», тем не менее, оказалась очень живучей. Пройдя на отечественной почве целый ряд модификаций своего национал-патриотическое обличья, она в наше время стала звучать примерно так:
.....
