Читать книгу Огни Химеры - Марк Вадимович Розин - Страница 1

ОГНИ ХИМЕРЫ

(В ПОИСКЕ ЖЕНЩИНЫ)

Моим сыновьям…

В октябре я взял отпуск на работе, отпросился у жены и поехал в Турцию отдыхать и писать книжку. Оказался я в поселки Чиралы. Путеводители пишут, что Чиралы – нетипичное место для Турции. Здесь нет гостиниц, где «все включено», нет развлечений, нет ни одного многоэтажного дома – только море и горы. Зато в Чиралы – чистейшая вода, в горах удивительные цветные скалы, глубокие пещеры, а самое впечатляющее и пугающее – гора Химера с ее вечно манящими огнями…

Я не пожалел денег, снял «пятизвездочное бунгало» и стал отдыхать. Утром бежал плавать, долго завтракал, затем писал заметки, готовился к работе над большой профессиональной книгой, шел гулять в горы, сидел там среди сосен и смотрел вдаль моря, возвращался, опять плавал, иногда говорил по телефону с женой, а вечером смотрел фильм.

Меня привлекала гора Химера. По преданиям, кто увидит огненное чудище ночью, тот обречен. Но я решил быть храбрым, и в один из вечеров взял фонарик и по тропинке поднялся на гору. Все было зыбко, и я увидел огни, которые то тут, то там мелькали среди деревьев. Подойдя к ним вплотную, я обнаружил, как и следовало ожидать, горящие выходы естественного газа.

В Турции много русских туристов и со мной часто заговаривали. Я человек вежливый, всем отвечал, но тяготился общением и при первой возможности сбегал. Вся моя работа связана с людьми, и я хотел побыть в одиночестве. «Я люблю свою жену и буду любить ее еще больше, если иногда буду от нее отдыхать», – говорил я сам себе и ставил песню Вертинского «Как хорошо без женщин и без фраз…».

Люди на отдых в основном ездят парочками – и молодым парочкам я все же завидовал. Приятно идти вместе за ручку – быть молодыми, сильными и любить друг друга. И глядя на них, я начинал сомневаться, уж не дурак ли я, что не уговорил свою жену оставить нянькам ребенка и поехать со мной – а ее и уговаривать особо было не надо – наоборот, мне пришлось специально объяснять, почему мне нужно побыть одному. Но эта легкая зависть не отменяла радости одиночества.

Через неделю я немножко загорел, чуть-чуть окреп, написал кучу заметок, запутался в них, книгу писать не решился, соскучился по жене, ребенку и по работе…

В последний день я нарвал диких гранатов и пошел купаться в дальнюю бухту. На камнях лежала парочка: он – с русой бородой, худой, красивый, хипповский с книжкой в руках, и она – худенькая незаметная девушка. Искупавшись, я сел рядом с ними и разломил гранат. В этот момент девушка встала и пошла в море. Парень не обратил на нее ни малейшего внимания, продолжая читать книгу. Девушка легко вошла в воду и поплыла – очень красиво и профессионально – медленно и правильно делая каждое движение как в замедленной съемке. Кроль, потом брас, потом перевернулась на спину и пошла, по очереди взмахивая руками.

– Хорошо плавает, – сказал я вслух, обращаясь в пространство.

– Хочешь, возьми себе, – сказал парень, не отрываясь от книги.

Я обомлел. Подумал, что ослышался.

– Я…

– Давай у нее спросим, – сказал парень, – если ты ей понравишься, возьмешь ее себе.

Я прибалдел. Настолько сильно, что остался сидеть, открыв от удивления рот. «Шутка, – подумал я, – надо в ответ пошутить, только в голову ничего не приходит» …

Тем временем, девушка описала в воде большой круг и вернулась к берегу. Она вылезла из воды и подошла к нам.

– Хочешь тебя возьмет этот мужчина? – спросил ее парень

– Я не против, – сказала девушка, даже не взглянув на меня.

Я же пялился на нее. Маленькая, худая, загорелая, довольно спортивная. Лицо астеничное, скорее некрасивое, серьезное. Стрижка короткая, волосы чуть с рыжиной. Лет, наверное, 25.

Девушка положила шорты и майку в рюкзачок, одела его на плечи, сунула ноги в шлепки и сказала:

– Я готова.

– Ни пуха, – сказал парень, не отрываясь от книжки. К кому он обратился? К ней? Ко мне?

– К черту, – девушка, поцеловала парня в ухо и подошла ко мне.

Что-то надо было сказать, но я так ничего и не придумал, и потому, немой, пошел вперед, а девушка пошла рядом со мной.

«Приключение, – подумал я, – на одну ночь – завтра самолет». Еще я вспомнил, что мы с женой договорились, что один раз мы можем изменить друг другу. Только единожды – одна ночь, не больше – и тогда никому ничего не надо рассказывать.

Когда я обрел дар речи, я сказал:

– Привет. Как тебя зовут.

– Привет, – ответила она. – А как звали твою первую жену?

– Маша, – на автомате сказал я.

– Вот и меня зовут Маша, – сказала девушка.

– А на самом деле?

– Меня на самом деле зовут Маша – такое совпадение.

– А откуда ты вообще взяла, что у меня была первая жена?

– Просто предположила, – сказала она, – у большинства мужчин твоего возраста есть жена – и у обычно она не первая.

– Да, ты права, – сказал я, – у меня была первая жена, и сейчас я тоже женат, и у нас с женой ребенок. А завтра я улетаю в Москву.

– Я на одну ночь, – сказала девушка, – завтра исчезну.

– Тебе надо за вещами? – спросил я, – чемодан есть?

– Все мои вещи в рюкзаке, – сказала Маша, показывая на свой миниатюрный рюкзак за спиной, – тут все, что мне нужно.

– А документы?

– С собой, – сказала Маша, – она расстегнула рюкзак и протянула мне паспорт. Я открыл его и с удивлением обнаружил, что ее действительно зовут Маша.

– Я, кстати, не представился. Я – Антон.

– Здравствуй, Антон, – сказала Маша

Мы пришли в мое бунгало. Я неловко топтался, не зная, что дальше.

– Что будем делать? – спросил я

– Что хочешь, – ответила она, – я теперь твоя.

Я подумал, что было бы клево заняться с ней сексом. Она была довольна привлекательная, и при этом не слишком яркая – не страшная.

– Можем заняться сексом, – сказала Маша.

Я взял ее за руку. Она по-прежнему на меня не смотрела.

– Ты, похоже, телепат, я ровно об этом подумал… Давай сначала немного познакомимся. Пойдем есть и будем разговаривать. Ты голодная?

– Конечно, – сказала Маша, – я всегда голодная.

Она достала из рюкзака и натянула на себя майку и шорты.

Мы пришли в прибрежный ресторанчик, и я заказал всякой вкусной еды. А еще по бокалу вина – ей и себе.

– Ты откуда такая взялась? – спросил я.

– Со дна морского, – ответила Маша, – ты же видел, как я хорошо плаваю

– А если серьезно?

– Если серьезно, я из Москвы.

– Ты учишься? Работаешь?

– Нет, не учусь и не работаю.

– А чем занимаешься?

– Всем понемногу. И ничем всерьез.

– Ты поняла, что я завтра улечу и что я женат?

– Я не дурочка – я все поняла.

– И что ты тогда будешь делать?

– Плакать…

– А если серьезно?

– А если серьезно, ты завтра никуда не улетишь.

Я засмеялся.

Так мы потихонечку разговаривали и ели. Ели и разговаривали. А потом пошли назад в бунгало.

– Ты не боишься, что я окажусь воровкой? – спросила Маша, – ты заснешь, а я тебя обкраду?

– У меня очень мало наличных, – сказала я, – вот, хочешь покажу. У меня 200 лир – воруй себе на здоровье.

– А карточки?

– Ты же не знаешь Pin

– А ты мне его скажи

– Глупая шутка – я действительно могу подумать, что ты хочешь меня обворовать.

– Ну, если боишься, не говори.

Я зачем-то достал карточку и сказал Маше Pin. «Не так уж там много денег», – подумал я.

– Маша, – сказал я, – имей в виду, у меня в сексе может ничего не получится.

Маша оскалилась и прошипела:

– Я стра-а-ашная… – у тебя ничего не получится

– Ну, глупо, согласен, но я должен был тебя предупредить

– Я уже со всех сторон предупреждена, – сказала Маша, – Ты женат, у тебя ребенок, ты завтра улетишь в Москву и у тебя ничего не получится…

– Примерно так, – сокрушенно сказал я.

– А я русалка, и когда ты заснешь, я уплыву, – сказала Маша, – я тоже тебя предупредила.

Я понятливо улыбнулся.

Мы пришли домой, и я взял Машу за руку. Маша покорно ждала – на меня она по-прежнему не смотрела. Когда я начал ее раздевать, она мне помогала: поднимала руки, чтобы я снял ей майку, расстегнула шорты.

Я тихонечко довел ее до постели и у меня сразу все получилось. Маша была очень тихая и послушная. Сама она тоже кончила, но как-то почти незаметно. Я занимался с ней сексом и понимал, что мне это нравится, и одновременно вспоминал жену, а жена у меня очень страстная и секс с ней намного ярче – и я недоумевал, зачем я вообще все это делаю, когда дома у меня есть жена, которую я люблю и по которой соскучился, и откуда вообще взялась эта Маша – зачем свалилась на мою голову – и почему я не отшутился и не ушел, а зачем-то привел ее к себе. А вдруг она действительно воровка, а я ей сказал pin. А может быть, она больна, и я сейчас заражусь.

Все эти мысли плыли на заднем плане, но, как не удивительно, они не мешали мне заниматься сексом и получать удовольствие. А еще я успокаивал себя тем, что ночь пройдет и, дай бог, я не заболею, прилечу домой и забуду об этом приключении.

– В тебя можно кончать? – спросил я

– Ну, конечно, – сказала она, – ты же не хочешь ребенка, так что завтра будут месячные

– А если захочу? – глупо спросил я

– Рожу тебе ребенка…

– Ты сумасшедшая?

– Шучу, – сказала Маша

Я кончил не в нее.

Мы лежали в постели. За окном шелестело море.

– А вот теперь я скажу серьезно, – сказала Маша, – я действительно русалка, и в середине ночи я должна вернуться в море или я умру.

– Ты дурочка, – сказала я и крепко прижал ее к себе.

На утро Маша оказалась в моей постели. Я по-прежнему прижимал ее к себе, как будто боялся, что она исчезнет.

«Жаль, что не исчезла, – подумал я, – теперь придется прощаться, а это неприятно»

«Пора вставать, через час такси, – продолжал думать я, – а я еще не собрался»

Маша открыла глаза и молча лежала, глядя в потолок – мы еще не сказали друг другу не слова.

Я подумал пошутить: попросить показать русалочий хвост, но вместо этого прижал к себе и опять занялся сексом. Все было, как и вечером, только все время крутились тревожные мысли, что я сейчас опоздаю на такси.

Секс получился быстрый – десять минут, не больше, я вскочил и начал собирать чемодан. Маша лежала, натянув простыню, и спокойно смотрела на меня.

– Собирайся, – сказал я, – тебе нельзя тут оставаться, когда я уеду.

– Не волнуйся, – сказала она, – мне быстро. И действительно, встала натянула шорты, майку и через минуту была готова.

– У тебя есть другая одежда? – спросил я

– Другая тут не нужна, – резонно ответила Маша.

– Ну что, милая русалка, милая воровка, бездомная хиппушка – все у нас было прекрасно, спасибо тебе, иди теперь ищи себе нового мужчину.

– Со мной все будет хорошо, – сказала она.

– Давай посидим перед дорогой.

Мы сели. Я взял ее за руку.

– Хочешь я еще на одни сутки останусь, – сказал я, – могу поменять билет.

– Хочу, – сказала она.

Я позвонил жене, сказал, что отменили рейс и следующий будет только завтра. Глупое вранье, конечно – проверяемое, но лучшего я сходу не придумал. Потом я позвонил в авиакомпанию и с доплатой поменял билет. Потом побежал на рецепцию и продлил гостиницу на сутки.

Когда я сделал все эти организационные дела, я сел между Машей и чемоданом и задумался, зачем я все это сотворил. Вот ради чего, если меня дома ждут жена и ребенок. И даже секс не был чем-то особенным. Секс как секс – с женой лучше. И зачем???

Ну, сделал так сделал – одни сутки ничего не решают – будем как-то развлекаться.

И я разобрал чемодан, повел Машу завтракать, а сам все время помнил, что я уже вышел за лимит, о котором мы договорились с женой. «Один раз не пидарас» – сказала жена, – когда мы договаривались, что даем друг другу право переспать, но не больше одного раза.

Я повел Машу в горы. Я уже изучил окрестности, и знал потрясающе красивое место в сосновом лесу, устланное упавшей хвоей.

– Тут очень красиво, – сказала Маша

Я подумал, что было бы хорошо заняться сексом прямо тут на этой горе с видом на море – прямо на колких иголках – только я буду сверху, а колоться будет Маша.

«Фу, какая дурная фантазия» – подумал я.

– Догони меня, – крикнула Маша и побежала. А я побежал за ней. Она добежала до дерева, перекрутилась, поманила меня и бросилась бежать дальше. Я за ней. Бегала Маша явно лучше меня – так что, как я за ней ни гонялся, догнать ее не мог, пока она не поддалась, дала себя схватить, я повалил ее на хвою, содрал шорты, майку и трахнул. Контроль я до конца не потерял, поэтому кончил опять не в нее.

На меня смотрели ее спокойные глаза.

– Маша, извини, – запричитал я, – тебе, наверное, было больно, – и стал отлеплять от нее иголки и одевать ее.

– Откуда ты знаешь мои фантазии? – спросил я, – Да, я действительно подумал о сексе здесь в лесу, но как ты об этом догадалась?

– Ты читал японские сказки? – спросила Маша

– Не помню.

– Так вот, на самом деле я – оборотень. Оборотень – это лиса, которая днем оборачивается женщиной. Видишь, как я быстро бегаю. И я рыжая.

Маша потрогала свои волосы с рыжиной.

– Только не вздумай ночью меня искать, – сказала Маша, – если увидишь меня в моем настоящем обличье, то умрешь

– Осталась только одна ночь, – засмеялся я

– Если я тебя не заколдую…

– А ты можешь?

– Могу, – сказала Маша. – Но не буду. А то ты так и не улетишь к себе домой.

Я глупо улыбался. Маша очень хорошо шутила – я так не умею.

Я решил расслабиться и еще сутки получать удовольствие. Собственно говоря, а что мне оставалось делать?

Весь день мы бродили по горам, потом плавали, валялись на гальке, потом прыгнули со скалы в море: Маша легко и изящно – я неуклюже и со страхом. Когда прыгали второй раз, я ободрал о скалу руку. В морской воде было адски больно. Маша подхватила меня под голову и отбуксировала к берегу. Пресной воды не оказалось, и Маша вылизала мне ссадину языком. Я вспомнил свои фантазии, как женщина слизывает с меня кровь – но еще ни разу эта фантазия не реализовалась. Ссадина оказалась небольшая, мы купили медицинский клей, заклеили ее, и я стал как новенький.

Стемнело, мы ели, потом опять занимались сексом, а потом, не одеваясь, побежали в ночное море купаться.

– Смотри, – сказала Маша, – видишь лунную дорожку – я уплыву по ней и не вернусь.

– Не надо, – сказал я.

– Как хочешь, – сказала Маша.

Мы вернулись в бунгало и соленые без душа залегли в кровать – я опять обнял Машу, чтобы она ночью не убежала, и мы уснули.

Утром я понял, что опять никуда не поеду.

С невероятным страхом я позвонил жене.

– Знаешь, – сказал я. – У меня пошла книга. Я чувствую, что мне нужно еще несколько дней, чтобы продвинуться дальше.

– Продвигайся, милый, дальше, – сказала жена, – с ребенком я справлюсь

Потом я позвонил на работу и сказал начальнику, что заболел. Потом перенес билет еще на три дня. Затем пошел на рецепцию, выяснил, что у них нет свободных номеров, обзвонил соседние гостиницы и нашел для нас номер.

Когда со всеми этими неприятными делами было покончено, я вернулся в бунгало к Маше.

Маши не было.

Я сразу почувствовал громадное облегчение – я свободен! И громадную жалость – я немедленно начал по ней скучать. Не было ни Маши, ни ее рюкзака. Где она? Я просидел в номере час в ожидании, что она вернется. Но она растворилась.

«Жалко-жалко-жалко, – думал я, – Маша, найдись! Господи, что же я думаю – хорошо, что ты ушла. Маша, я еду в Москву. Жалко, как же жалко! Неужели я влюбился? Нет, конечно. Она холодная как рыба. Ура – я свободен. Как жалко, неужели она ушла навсегда?»

Я пошел плавать и в море встретил Машу. Да-да, именно так – я плыву и вижу, что навстречу мне очень профессионально и красиво – как только она умеет – плывет Маша.

– Ты куда делась? – спросил я.

– Я разве тебе нужна?

– Нужна, – ответил я.

– Зачем?

– Сам не знаю, чем ты меня приманила. Может быть, ты сирена?

– Да, – сказала она, – Сирены и русалки – это одно и то же существо. И они родственники оборотням. Со мной ты погибнешь. Уплывай от меня как можно быстрее.

Я подплыл к Маше и обнял ее. Она улыбнулась.

– Видишь, что я с тобой сделала?

– Вижу, – сказал я, – сгубила.

И я попробовал прямо на плаву заняться с ней сексом. Это не получилось. Но затем мы приблизились к берегу и там, где смогли стоять, полюбили друг друга. Ощущение было очень странное. Невероятно странное – полностью сумасшедшее.

В следующие дни мы бродили по горам, плавали и разговаривали. По вечерам сидели в обнимку под звездами, и Маша показывала мне созвездия – откуда-то она их все знала.

Что-либо узнать о Маше мне не удалось. Она уходила от всех вопросов о своей жизни. А я постепенно начал рассказывать ей про себя. Рассказал про все свои женитьбы и про свои разводы, и про профессиональную книжку, которую много лет хочу написать и пока дальше заметок не продвинулся, и про свое детство, и разные печали и радости. Маша очень внимательно слушала, почти никак не комментировала, на меня не смотрела, но я видел, что она слышит. Она по-прежнему угадывала мои мысли и исполняла все мои желания. Я хотел пить – она приносила мне воды, хотел есть – вела в ресторан, всегда и в любом месте была готова заняться сексом. Надо сказать, что есть, пить, спать, купаться, гулять – она тоже была готова в любой момент. При этом сама никаких желаний не высказывала.

– А что ты сама хочешь? – допытывался я.

– У меня нет желаний.

– Как такое может быть???

При этом она все время была очень спокойная, немного отстраненная, как за стеклом.

На третий день мы с ней залезли на гору Химера.

– Увидеть Химеру – дурной знак, – сказала Маша. – Ты не боишься?

– Все дурное уже произошло, – ответил я – я похерил свои дела, не знаю, как вернуться к жене – куда уж хуже.

– Я скоро тебе надоем, – сказала Маша, – ты не умеешь столько отдыхать.

– Да, мне все скоро надоест, – сказал я, – никогда не думал, что смогу столько не работать и столько заниматься сексом.

– Как только надоест, скажи – сдадим меня и все будет хорошо.

– Кому сдадим? – спросил я

– Другому мужчине

– Ты хочешь, чтобы я ревновал?

– Можешь отдать меня женщине, если тебе так будет приятнее.

Я долго решался и все же задал глупый вопрос:

– Ты что, меня полюбила?

– Нет, – сказала она, – это ты меня полюбил.

– Я – точно нет, – сказал я, – временное помрачение.

Через три дня я перенес билет на целый месяц.

Я позвонил жене и сказал, что у меня на границе отняли паспорт, что-то в нем оказалось не так, и теперь мне месяц будут делать новый паспорт в консульстве, а до этого я не смогу вылететь. Полная чушь. Конечно, она не поверила:

– Ты завел себе девушку?

– Нет, – сказал я.

– Тебя кто-то околдовал? Приехать тебя забрать?

– Пока не надо, – сказала я.

И вот перед нами расстилался месяц. Денег осталось мало, и мы переехали в кемпинг, уговорили каких-то туристов продать нам за две копейки свою палатку. В рестораны мы ходить перестали – соорудили очаг, покупали в магазине продукты и сами готовили. Наступил ноябрь, начались дожди. Плавать под дождем было по кайфу. А затем я мерз и согреться мог только в палатке. Теперь мы по многу часов сидели в палатке и молчали.

Я как будто раздвоился. Одна часть меня и днем, и ночью находилась в невероятном ужасе. Я не понимал, что и, главное, зачем я делаю. Зачем я гублю свою жизнь?! Я знал совершенно точно, что очень люблю свою жену и ребенка и работу – и совершенно равнодушен к Маше. Маша была какая-то запредельная, она была всегда не со мной, даже когда мы обнимались. Зачем я здесь?

И одновременно вторая часть меня успокоилась и просто жила. Жила намного тише, чем в Москве. Она – эта моя часть – позабыла про работу, про Москву, про семью, разгуливала в шортах по горам, купалась, ела, пила – и жила так безмятежно, как я еще никогда раньше не жил. И чем безмятежнее была одна часть – тем ужаснее было другой. И чем я больше приходил в ужас, тем больше успокаивался.

Мы обзавелись небольшим хозяйством. Купили сковородку, и Маша пекла на огне блины. Вообще все у нее в руках ладилось – она чинила старую палатку, готовила, раздобыла где-то спальники. Она легко взбиралась на гору, прекрасно плавала, никогда не раздражалась и, казалось, что ей абсолютно все нравится.

«Пора писать книгу, – подумал я, – раз уж я оказался тут взаперти, нужно воспользоваться и написать книгу, о которой я всю жизнь мечтал». И впервые после появления Маши я открыл компьютер. У меня было много-много подготовительных материалов, которые должны были стать основой книги. Я читал их, дописывал, систематизировал, писал новые заметки, и чем больше писал, тем сильнее запутывался. Еще в палатке было ужасно неудобно: сидеть по-турецки я не умел, и у меня болела спина. Не говоря уж о том, что надо было часто ходить в ближайшее кафе заряжать компьютер. Все время писать в кафе – не было денег. Если бы Маша мне мешала, можно было бы сорваться и накричать – свалить на нее неуспех моей писательской затеи. Но Маша стала образцовой подругой неудачливого писателя. Пока я мучался над текстом, она гуляла, плавала, но к моменту, как я отчаивался, она всегда оказывалась рядом и уводила меня подальше от компьютера. Постепенно мои заметки стали казаться мне огромным безобразным распухающим монстром, и если бы я писал их как встарь на бумаге, я бы в какой-то момент отчаяния просто их сжег. Но они жили в компьютере – сжечь их можно было только вместе с компьютером, стереть несложно, но не эффектно – так что они сохранились, просто со временем я стал все реже открывать компьютер.

Через три недели я проснулся, поглядел на Машу и понял, что пора возвращаться. Мы встали, окунулись в море, вскипятили чайник, и я сказал.

– Мне пора

Маша сразу поняла:

– Хорошо, – сказала она, – только сначала передай меня другому мужчине.

– Как передать?

– Ну так же, как ты меня получил – найди того, кто меня возьмет.

– А сама не можешь?

– Так будет по-честному, – сказала Маша, – раз ты меня взял, теперь найди следующего.

– Но ведь я тебя не брал – ты сама со мной пошла.

– Ты мог отказаться, мог уйти – но ты согласился.

И я начал искать, кому сдать Машу. Это оказалось не так-то просто. По пляжу ходили одни парочки. И в кэмпинге тоже жили в основном парочки.

Однажды я увидел молодого парня, который сидел один на берегу и медитировал на море. «Хиппи, – подумал я, – свободная любовь, как раз то, что нужно». И подвел к нему Машу.

Мы дождались, пока он закончит медитацию, и я сказал:

– Здравствуйте, у нас к вам необычное и совершенно серьезное предложение, вы только не отказывайтесь сразу, сначала обдумайте.

– Здравствуйте, – сказала парень, – вы меня заинтриговали – вываливайте ваше «необычное предложение»

– Я предлагаю Вам взять эту девушку.

– Как так взять, – удивился парень, – зачем она мне?

– Вы ей понравились, – сказал я, – а я уезжаю в Москву… у нас был курортный роман…

– А мне она не нравится, – сказал парень, – и она мне не нужна. Женщины меня отвлекают от внутренней работы.

Ну почему я не ответил так же, когда мне ее предложили? Почему? Почему этот хиппи смог отказаться, а я нет?!

Мы пошли дальше. Я придирчиво осмотрел Машу, хотел сделать ей наставление, чтобы она лучше флиртовала – вернее, хоть как-то флиртовала, а не стояла как истукан, но понял: она не изменится. Кроме того, лично мне она казалась очень привлекательной – и два месяца жизни с ней только усилили это чувство.

Мы подошли еще к нескольким молодым людям с тем же результатом. Большинство воспринимали это как шутку, думали, что мы их разыгрываем, или, может быть, мы поспорили, что Маша сможет охмурить первого встречного.

– А можно, я отдам тебя турку, – сказал я, – они очень любвеобильные.

– Попробуй, – сказала Маша.

И мы начали искать турков. Молодые турки очень веселились, слыша наше предложение, шутили, готовы были взять Машу на одну ночь, но у каждого оказалась любимая девушка-турчанка и никто не был готов променять ее на Машу.

– Раз ты не можешь меня отдать, – сказала Маша, – поеду с тобой в Москву, будет у тебя две жены.

– Ты что, с ума сошла? – закричал я, – я совершенно не собираюсь брать тебя в жены – у меня есть моя любимая жена! Наш роман кончился, расстаемся.

– Не сердись, – сказала Маша.

В этот день мы больше не встретили одиноких мужчин. Мы вернулись в лагерь, вкусно поужинали блинами с сыром и сидели в обнимку под звездами. Я уже выучил много созвездий, и радовался как ребенок, когда показывал их Маше.

– Может быть, ты не из моря, а с неба? – сказал я, – свалилась мне на голову.

– Да, я инопланетянка, – сказала Маша, – прилетела из другой галактики, изучаю вашу цивилизацию.

– Ты можешь хоть раз что-нибудь серьезное о себе сказать?

– Могу, – сказала Маша, – я колдунья, и я тебя заколдовала, чтобы ты погубил свою жизнь.

– Расколдуй меня, – попросил я, – пожа-алуйста.

– Я пошутила, – сказала Маша, – я не умею колдовать, это ты, дурень, сам все придумал – и сам испортил свою жизнь

Я потащил Машу в палатку. Раз я испортил свою жизнь, остается только любить Машу и плакать. Мы занимались сексом, и я плакал. Плакал о своей погубленной жизни, плакал, потому что скучал по жене, скучал по ребенку, скучал по работе. Очень скучал. До слез скучал. И еще мне безумно надоела Турция. И море. И Маша мне тоже надоела. Обнявшись, мы заснули.

На следующее утро мы продолжили поиски одиноких мужчин. К вечеру увидели мужчину, лет 40, с животиком, дебильноватой наружности. Он только что пришел в кемпинг, спустившись с гор, и пил пиво. Мы подсели поговорить.

– Один иду по горам, – сказал мужчина.

– Ты женат?

– Был женат, но жена меня бросила. Сказала, что я никчёмный человек.

– И как же ты?

– Да так, помаленьку, неделю уже брожу, еще две похожу и забуду.

– А как ты без женщины обходишься? – решился спросить я.

Мужик не обиделся.

– Плохо обхожусь, – сказал он, – сам виноват, пить надо меньше, – и он открыл следующую бутылку пива.

Я посмотрел на Машу. Мне было ее безумно жалко. Но я не мог оставаться в Турции больше ни дня.

– Можно я тебя отдам ему? – шепнул я Маше

– Можно, – ответила Маша

– Давай я уйду, а ты его соблазнишь? Это совсем несложно.

– Нет, – сказала Маша, – как ты меня взял, так и отдай. Ты должен с ним договориться.

Я сказал мужику:

– Эту девушку зовут Маша, она не моя девушка, мы случайно встретились. Ты ей понравился. Хочешь, она пойдет с тобой?

– Правда что-ли? – поразился мужик, – я правда ей понравился?

– Да, – сказал я и строго посмотрел на Машу, чтобы она подтвердила.

Маша кивнула и тихо сказала:

– Ты мне нравишься.

Мужик ухмыльнулся:

– Прикольные вы ребята, но я не могу – о женщине заботиться нужно…

Я ужасно испугался, что и этот шанс уплывет из рук.

– Я дам тебе денег, – закричал я, вынимая из кармана последние оставшиеся лиры, – ты не будешь ее кормить на свои.

– Да нет, что ты, – ответил мужик, – я человек серьезный, так просто девушку взять не могу. Вот если пить перестану, если влюблюсь, тогда другое дело. А поматросил и бросил – это не для меня.

Я поверил мужику. Подумал, что он лучше меня – правильнее мыслит. Я взял Машу за руку и повел ее вместе оплакивать мою погубленную жизнь.

– Тогда я просто уеду и оставлю тебя здесь, – сказал я, – собственно говоря, я не обязан искать для тебя мужчину. Моя жизнь – это моя жизнь. Твоя жизнь – это твоя жизнь. Я уезжаю, а ты как-нибудь устраивайся.

– Так не пойдет, – сказала Маша. – Но есть еще один выход. Ты можешь не отдавать меня, а убить.

– ????

– Пойдем, – сказала Маша и повела меня в горы.

Она привела меня на гору Химеру. У нижних огней располагался разрушенный античный Храм.

– Это языческий Храм, – сказала Маша, – с этой стены бросали жертвы – прямо в огонь – задабривали огненных чудовищ.

Мы залезли на чудом сохранившуюся стену – она располагалась прямо над выходом основного подземного огня. Маша взяла ветку. Она бросила ее со стены, и ветка угодила прямо в огонь – вспыхнула и сгорела.

– Если хочешь спастись, принеси меня в жертву, – сказала Маша, – столкни с этой стены.

Я как сумасшедший смотрел на нее и вращал глазами.

– Столкни, – сказала Маша, – это не страшно. Полиция подумает, что я сама залезла, не удержалась и упала.

И Маша подошла к самому краю. Она стояла крепко, уверенно, со своим вечно серьезным лицом и смотрела в пространство. Худенькая и некрасивая. Столкнуть ее было очень просто. Она стояла крепко, но у самого края… маленький толчок в плечо…

Я взял ее за руку, крепко сжал и повел вниз. Когда мы вернулись к палатке, я ни слова не говоря залез внутрь, завернулся в спальник и пролежал весь оставшийся день, не сказал ей ни слова. Ночью мы не обнимались, я спал лицом к стенке. Утром я продолжал лежать и молчать. Маша тоже не вставала и очень тихо беззвучно дышала сзади. И хотя я не видел и не слышал ее, мне казалось, что она заполняет всю палатку.

Маша сказала:

– Давай поплывем в море. И будем плыть весь день. Пока один из нас не утонет. Тогда другой вернется.

– Ты плаваешь лучше – утону я.

– Может быть, тебе повезет.

– Не надо, – сказал я, – видимо, наша судьба – жить вместе

Я, не дотрагиваясь до Маши, вылез из палатки и пошел умываться. Маша тоже вылезла и стала жарить на завтрак омлет.

Наступил декабрь. Холодало. Все чаще лил дождь. Я купил себе свитер и куртку, а Маша продолжала ходить в шортах и майке, и не мерзла, как будто она не человек, а чайка.

Море стало холодным и штормило. Я перестал купаться, но Маша плавала, как и раньше. В самый шторм она раздевалась, складывала шорты и майку на мокрую гальку и ныряла в черную волну. Напрасно я высматривал ее голову – я не видел ее за пенящимися темными волнами. В непонятной тревоге я неотрывно смотрел на море – десять минут – двадцать – сорок – пока наконец волна не выбрасывала Машу; она приземлялась на ноги и шла ко мне. Мое сердце жутко и радостно стучало, как будто это я только что избежал смертельной опасности. Маша натягивала на себя мокрые шорты и майку, я брал ее за руку и уводил вглубь берега.

Жене я больше не звонил. Я написал ей смску, что точно вернусь, но не знаю когда, и не могу ничего объяснить, что я уже в другой стране и потому искать меня бесполезно. Я постеснялся признаваться жене в любви, хотя мне этого очень хотелось. Зато я много-много раз написал, как я люблю нашего ребенка, и просил сказать ему об этом и передать, что папа скоро приедет.

На работу я позвонил, сказал, что нахожусь на лечении в другой стране, ничего страшного, но в ближайшее время работать не смогу. Еще пришлось позвонить родителям, нескольким друзьям – и всем что-то наврать.

Затем мы начали учиться зарабатывать деньги. Это оказалось не так сложно. Маша давала русским отдыхающим уроки плаванья – делать это, правда, приходилось в подогреваемом бассейне, а я собирал группы и водил их ранними темными вечерами на Химеру, показывал волшебные огни. Мне доставляло неизмеримое удовольствие рассказывать им, что древние греки верили, что увидеть огни Химеры – к несчастью, а единственный способ спастись – принести человеческую жертву, сбросив ее прямо со стены древнего храма в огонь. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей увидели в темноте огни Химеры. Я радовался, чувствуя их испуг, и фантазировал о несчастьях, которые скоро их постигнут, и я буду не одинок в своей катастрофе.

Зарабатывали мы хорошо, и скоро смогли снять квартиру. Маша, как я обнаружил, заговорила на турецком, и даже я начал понимать отдельные слова. Я купил турецкую симку, русскую отключил и почту больше не проверял.

Недалеко от нашего поселка были высокие цветные скалы, на которых постоянно тренировались скалолазы. И мы с Машей решили освоить новое занятие и начали лазить по скалам.

Маша лазила великолепно – буквально распластывалась по скале и цепляясь за малюсенькие трещинки мгновенно взбиралась вверх. Я еле успевал отпускать страховочную веревку.

Я лазил намного хуже.

– Я думаю, ты не русалка, а ящерица, – сказал я ей.

– Я – дракон, – сказала Маша, – это такой вид ящериц

– И ты меня уже съела, – продолжил я.

– Да, – сказала Маша, – И скоро выплюну.

Через пару дней мы опять тренировались на скале. Выбрали сложный маршрут, Маша взлетела вверх, спустилась, прицепила меня к веревке, и я медленно полез. Я чувствовал силу в пальцах и мне казалось, что я лезу не так плохо, как обычно, и гордился собой. Когда я был довольно высоко, к Маше подошла высокая очень красивая южная женщина. Вначале я подумал, что она турчанка, но она заговорила по-русски.

– Хорошо лезет, – сказала женщина, показывая на меня.

Сверху мне было все прекрасно слышно.

– Да, – сказала Маша – он вообще хороший. Хочешь его взять?

– Хочу, – сказала женщина, – он мне нравится.

Я хотел закричать, убежать – а почему не спрашивают меня??? Но я висел наверху, держался на маленькой зацепке и даже, если бы я попробовал спрыгнуть, я бы просто повис, раскачиваясь на веревке. Я молчал.

Маша отцепила от себя карабин, с помощью которого была закреплена моя страховочная веревка, и закрепила его за ремень женщины.

Затем Маша, даже не взглянув наверх и ничего не сказав, ушла, только мелькнул рыжий лисий хвост.

Я весь дрожа медленно спускался. В последний момент я сорвался, и повис на веревке, которую крепко держала женщина.

Она спустила меня, стряхнула с меня пыль, отцепила веревку и взяла меня за руку. Смотрела она на меня своими черными веселыми глазами.

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– А как звали твоего первого мужчину? – спросил я

– Педро, он был португалец

– И меня зовут Педро, – сказал я и, предвосхищая вопросы, добавил, – это случайное совпадение.

– Где ты живешь? – спросила женщина

– Теперь у тебя

Женщина улыбнулась, очень крепко сжала мою руку и повела меня к себе домой.

…моим сыновьям,

которые разыгрывают другие сюжеты.

УЙТИ НЕЛЬЗЯ ОСТАТЬСЯ

Эту историю я вспомнил, когда мы с семьей были в горах, катались на горных лыжах, а по вечерам вели философские беседы. Мы снимали шале у горы. Утром выползали в огромных ботинках из дома и ковыляли к подъемнику. Старшие сыновья шли лихачить на черные трассы, младшего сына и внучку мы отводили в лыжную школу на занятия, а все остальные – жена, дочка, сестра, друзья и подруги – расползались по склону, чтобы кататься в соответствии со своим уровнем и пристрастиями. Вечером, усталые, собирались на кухне: женщины готовили ужин, дети играли рядом на полу, а старший сын вовлекал нас в приятные интеллектуальные разговоры.

Вы, наверное, уже поняли, что наша большая семья представляет собой довольно сложный конгломерат любовных, родственных и дружеских связей. Чтобы не утомлять читателя подробностями, упомяну лишь, что в ней уже три поколения: есть дедушка (это я), моя сестра с мужем, мои дети, а еще – самая маленькая и миленькая внучка. И что еще важно для дальнейшего рассказа – наша семья выросла через множество моих браков. Я женился, разводился, опять женился и опять разводился и так, пока не сбился со счета. Со мною сейчас была моя нынешняя бойкая и непоседливая жена, а все мои предыдущие жены оставались в своих домах, от Москвы до Сан-Франциско, зато наши дети вплелись в закрученный семейный клубок и с удовольствием катились по горному склону.

В один из вечеров старший сын – который перенял у меня амплуа главного провокатора – задал нам такой вопрос: «Представьте, что пара: мужчина и женщина в первый раз поехали кататься на горных лыжах. Оба долго ждали эту поездку. Но один из них в первый же день заболел и не сможет идти на склон. Спрашивается: должен ли второй остаться дома вместе с первым или он может идти кататься?»

Дальше сын последовательно отрезал нам все пути, которые могли бы помочь выскользнуть из дилеммы:

– Насколько короткая поездка? Можно ли начать учиться на день позже?

– Поездка короткая, а заболел человек, по всей видимости, надолго, так что, если ждать, пока он выздоровеет, все будут упущено. Нет, такой компромисс не пройдет.

– А нужно ли ухаживать за больным? Если ответ «да», вопрос автоматически отпадает.

– Нет, не нужно, болезнь не столь серьезная: кататься на лыжах нельзя, но человек легко может налить себе чай.

И тогда начался спор, который от минуты к минуте становился все жарче.

– Конечно же, он должен остаться, – горячились одни, – иначе они не пара, больному будет обидно.

– А как же свобода, – отвечали вторые, – больной безусловно должен отпустить здорового, а не держать его взаперти

– Что значит взаперти? – негодовали первые, – пусть катится на все четыре стороны, но тогда он вообще не нужен; если он уйдет, значит на него нельзя положиться.

– Стойте, стойте, почему нельзя положиться?! В серьезных вопросах положиться можно, он не подведет, но здесь – это совсем другое дело, ведь реальная забота заболевшему не нужна, – возражали вторые…

Так мы разделились на два лагеря. Лагерь первых, которые отстаивали «право больного на солидарность» (остаться!) и лагерь вторых, сторонников «права здорового на свободу» (кататься!).

Догадаться, где прошла линия размежевания довольно просто – в первый лагерь («право на солидарность») вошли женщины, а во второй («право на свободу») – мужчины. Так что все пары оказались разделены пополам и яростно спорили друг с другом.

Была только одна пара, которая не разделилась: я и моя боевая подруга – жена. Мы – тертые калачи, столько раз женились и разводились, столько времени провели по отдельности, что привыкли к свободе. А, может быть, мы старше и слишком остро чувствуем ход времени, и все чаще понимаем, что второго шанса что-то сделать может и не случиться.

Так что моя жена оказалась единственной женщиной, которая поддержала идею свободы. Чему я был, безусловно, рад. А подростки, еще не обзаведшиеся парами, разделились по полу, как и взрослые.

Я произнес несколько речей. Одна была такая: «Если мы действительно пара, то я могу смотреть на мир глазами своей жены. И если я заболел, то мне особенно важно, чтобы она пошла на склон, и я увидел горы хотя бы через нее. Мне будет ужасно обидно, если она останется, потому что и я тогда не поеду на подъемнике, не вдохну горный воздух, не скачусь по склону, а так я буду наслаждаться ее руками, ее ногами и ее глазами. И если я когда-нибудь стану инвалидом, прикованным к креслу, то мне не хотелось бы, чтобы моя жена приковала себя рядом со мной, наоборот, пусть путешествует, смотрит мир и рассказывает мне о нем». А про себя я подумал, что если умру, то не хочу, чтобы моя жена вечно горевала и оставалась одна, наоборот, пусть побыстрее найдет себе мужчину и веселится с ним, а я присоединюсь к ним с того света. Но от озвучивания этой мысли я благоразумно воздержался, чтобы не напоминать детям слишком часто о том, что меня тяготит приближение старости. Жена уже ко всему привыкла, а дети пусть думают обо мне немного лучше, чем я есть.

Мои аргументы казались мне железными. И действительно, женщины временно заколебались. «Да, – сказала одна из них, – если уж ушел, то пусть тогда присылает фотографии и пишет смски о том, что видит». Но их ряды дрогнули ненадолго. Видимо, представить, что мужчина катается, а она сидит дома в одиночестве, было невыносимо, и женщины опять возмутились.

Я тоже стал горячиться, сказал, что я бы обиделся на свою подругу, если бы она осталась дома и лишила бы меня возможности радоваться ее радостью (а про себя подумал, что, может быть, мне даже и приятно было бы поплющиться в одиночестве при наличии такого законного повода).

Но моя битва за женские души была проиграна. И тогда мне пришел в голову аргумент от противного. Я сказал, что знаю, в каком случае второй должен безусловно остаться. «Представим, – продолжил проповедовать я, – что на лыжах поехали кататься тайные любовники. И тогда, конечно же, главное для них – это редкая возможность побыть вместе, а лыжи явно вторичны. И второй, конечно, останется с заболевшим». Дети притихли. Повеяло запахом запретной любви. Я невзначай напомнил, что мы с моей нынешней женой долгое время были именно такими тайными любовниками. И они, наверное, вспомнили, как вместе с мамой оставались дома, а я уезжал от них якобы один покататься на горных лыжах. Может быть, я зря так сказал? Нет, нет – все это было давно и неправда. Я уже дедушка, а жена уже сто лет как жена и давным-давно подружилась с моими детьми от прошлых браков. Старший сын легко разорвал тишину, заулыбался и сказал: «О, да – это случай особенный». Он лукаво посмотрел на свою собственную жену и спор завертелся дальше.

И тут-то я вспомнил историю.

Впрочем, прежде чем рассказать ее, скажу, что тема, поднятая сыном, оказалась исключительно актуальной для всех нас, а также, я уверен, для многих современных пар. Эта тема баланса между близостью и наличием своего пространства. Мой старший сын бесконечно качался на качелях – то стремился слиться с женой, страдая, что она к нему недостаточно ласкова, то мучился от этой близости и сбегал пожить отдельно. Сын поменьше еще школьником влип в роман и немедленно сгорел от неумеренного слияния.

Мы с женой долго были любовниками, но между нами всегда стояла прочная преграда – необходимость хранить тайну. А когда тайное стало явным, и мы оказались вместе, на помощь пришли мои дети, а также многочисленные занятия и увлечения моей жены, которые не дали нам раствориться друг в друге.

Так что простенький вопрос о том, должен ли второй человек в паре проявить солидарность и остаться вместе с болеющим, или он может (а как я утверждал, даже должен) получить удовольствие за двоих, попал в яблочко.

А вот вспомнившаяся мне история. Речь тогда шла о болезни чуть серьезнее насморка, и все о том же выборе: уйти или остаться

Это было давно, во время моего предыдущего брака. Я купил только что появившийся первый айфон и был очень доволен этим замечательным девайсом. Холодным вечером, ранним, но темным, как это бывает в середине московской зимы, я шел в офис. И разговаривал по своему новенькому девайсу с одним приятелем. Я уже давно и увлеченно говорил и уже почти дошел до офиса, как вдруг кто-то ударил меня по голове, повалил на асфальт, вырвал телефон и чем-то твердым стукнул по уху. Человек напал на меня сзади и, сделав свое черное дело, немедленно исчез, так что я даже не успел его разглядеть. У меня в памяти остались только его дыхание и тень. Добивал в ухо он, думаю, специально, чтобы я не поднялся и не пустился в погоню.

Своей цели он достиг: вот я лежу в центре Москвы, оглушенный и растекаюсь мыслями по асфальту. Прохожие, игнорируя меня, идут мимо. И так я полежал-полежал, затем встал на колени и стал искать телефон, чтобы кому-нибудь позвонить. Например, приятелю, с которым я только что разговаривал. А может быть, и не ему. Но телефона не было. И тогда мои мысли собрались в кучу, я понял, что стал жертвой ограбления, что в общем-то ничего страшного не произошло, что я, похоже, жив, и вряд ли особо пострадал, а телефон, даже дорогой айфон, можно купить заново. И я потихонечку поднялся и продолжил свой путь в офис. В офисе я почувствовал, что ухо болит и из него идет кровь. Кто-то помог мне добраться до моего кабинета, положил на диван и стал слизывать с меня кровь. Это, конечно, мне показалось – кровь с моей щеки аккуратно стирали салфеткой. Сознание мое продолжало проясняться, и я опять подумал, что все хорошо, но лучше показаться врачу – потому что кровь неплохо бы остановить и проверить, нет ли сотрясения мозга. И я пришел в свое обычное начальническое состояние и стал командовать. Я велел дать мне воды и вызвать скорую помощь.

Когда все было исполнено, и я возлежал на диване на высокой подушке, кровь остановилась, я пил воду и ждал скорую помощь, в кабинет вошла моя жена. Предыдущая жена.

Она оказалась в офисе случайно вместе со своей лучшей подругой, которая по профессии ветеринар. Они собирались то ли в кафе, то ли в театр – я совершенно не помню. Я им все рассказал и повторил свою любимую шутку: попросил подругу-ветеринара меня осмотреть. Она это тут же сделала, и сказала, что беспокоиться не о чем – все заживет. Поранено внешнее ухо – из него и текла кровь, внутри все в порядке, ну а проверить, нет ли сотрясения на всякий случай нужно.

Они еще посидели, поболтали, спросили, нужны ли мне, и, когда я их отпустил, отправились восвояси.

В машине скорой помощи я ехал один. И в приемном отделении больницы ждал тоже один. Потом мне зашили ухо. Сотрясения мозга не обнаружили, и я, с починенным ухом, вернулся домой.

Вот такая история. Моя жена покинула меня не во время банального гриппа, а в куда более неприятной ситуации. И ушла она не ради уникальной возможности научиться кататься на горных лыжах, а ради запланированного рандеву с подружкой.

А на самом деле: была ли нужна мне помощь? Объективно, нет. Я нормально себя чувствовал и мог действовать самостоятельно. Может быть, мне требовалась моральная поддержка? Я был в стрессе? Конечно, я был в стрессе, но мог справиться с ним сам.

О чем же эта история? О том, как меня бросила в трудной ситуации моя жена, что и стало одним из очередных шагов к нашему разводу? Или о том, что даже в такой ситуации я предпочту, чтобы близкий мне человек лучше развлекалась, чем болтался со мной в раздолбанной машине скорой помощи?

И я решил, что правильный вывод последний. И что я сейчас расскажу эту историю, как пример того, что свобода в паре должна быть всегда – и что ограбление одного не должно стать помехой для развлечения второго.

И я уже было открыл рот, чтобы своей историей положить всех женщин на лопатки – а такой исход казался мне в тот момент предрешенным – как вдруг взглянул на наших с предыдущей женой детей-подростков. И мне показалось, что им будет неприятно слушать такое про свою маму. Они ведь не знают про этот эпизод. И особенно неприятно им будет, что я позорю их маму в нашей тесной семейной компании. Потому что окружающие – в отличие от меня – точно осудят ее поступок.

И я замолчал.

И в этот момент я вдруг вспомнил еще одну часть этой истории, которая почему-то затерялась в закоулках моей памяти. И мои воспоминания как видеокассета открутились назад, и фильм на ускоренной перемотке запустился заново. Вот я достаю свой новенький айфон – иду, разговариваю – меня ударяют, валят, выхватывают айфон – еще раз ударяют, теперь уже больно в ухо – я лежу, поднимаюсь на колени, шарю в поисках телефона, кому-то хочу позвонить… кому? Не ей ли? Иду в офис, меня кто-то встречает и ведет в кабинет. И в этот раз я явственно вспомнил, кто эта «кто-то» – эта была она, та, что сейчас сверкала глазами, сидя рядом со мной. Моя нынешняя жена – но только на 15 лет моложе и еще не жена, а тайная любовница. И работала она со мной вместе в одной компании. И войдя, одуревший, в офис я прямиком отправился к ней, она взяла меня за руку, отвела в мой кабинет и стала слизывать кровь (салфеткой – салфеткой, конечно), и вызвала скорую помощь, и вообще развила такую активность по моему спасению, какая ей свойственна во всех ее делах. Конечно, это была она, и к ней я приполз оглушенный. В своем первом воспоминании я просто забыл об этом, поскольку она была моя тайная любовь и говорить об этом мне тогда было нельзя, и потому даже в воспоминаниях я заменил ее имя словами «кто-то».

Когда моя тогдашняя жена вошла в кабинет со своей подругой, она застала там любовницу – о чем конечно же не знала – и я был уже весь обихоженный, и вокруг меня суетилась прекрасная женщина. И как только я это вспомнил, я подумал, что моя мудрая предыдущая жена в тот момент почувствовала, что она не нужна, что ее место занято, что все уже сделано. Я ведь ей даже не позвонил, и потому она совершенно свободна и лучшее, что она может сделать – это продолжить прогулку со своей подругой. Я думаю, что она интуитивно все поняла, но, не сформулировала в словах и потому позже и сама не могла объяснить, почему так быстро ушла и не поехала со мной в больницу. А я – подлый человек – еще много лет удерживал тайное тайным.

В машине скорой помощи я действительно ехал один. И было мне одиноко и хотелось, чтобы кто-то держал меня за руку и прикасался губами к щеке, по которой уже не текла кровь. И конечно же, она – моя тайная любовь – рвалась поехать со мной, когда приехала скорая, но я ее не пустил, потому что это было бы уж совсем подозрительно и могло вскрыть нашу тайну.

И теперь, сидя в шале вместе со своей семьей, я подумал, что моя предыдущая жена интуитивно приняла правильное решение, потому что не ее я в тот момент ждал, и наша с ней любовь уже была на излете – а росла и крепла любовь вот с этой маленькой женщиной, которая сейчас сидит рядом со мной. И мне нельзя рассказывать детям историю в первой версии, потому что их мама – моя бывшая жена – будет ложно обвинена; а рассказывать можно только правдиво – о том, как ее интуиция оказалась на высоте, и как она все просекла, ничего не поняв. И я уже было раскрыл рот, чтобы изложить историю во второй версии, как вдруг осознал, что моим детям будет неприятно слушать такое про своего отца.

И я промолчал. Дважды пронеслись воспоминания перед моим внутренним взором, и каждый раз я лопался от эмоций и инсайтов, но сидел как рыба, набрав в рот воды, пока моя семья продолжала с жаром спорить. И я промолчал. И подумал, что, может быть, все же мужчины не совсем правы. Но моя семья об этом моем выводе не узнала.

ВИРУС ДЕВСТВЕННИЦ

Петя гладит одежду, собираясь встречать ее в аэропорту. Чуть короткие джинсы, идеально белая облегающая рубашка, белые носки – а еще красные кроссовки и красная пуховая жилетка. Все это стоит целое состояние, но ему все равно. Он разработчик. Она оценит.

Петя смотрит на себя в зеркало. Красавец. Зачем она ему? Просто у него нет выбора – когда она звонит, он отменяет все свои дела и делает то, что она скажет.

Он не любит никого приводить домой. Ирена – единственное исключение, которой всё позволено. Ну, Катю он иногда пускает, но нехотя. Один раз пришел Катин ребенок, мальчик, вел себя смирно – тихо катал теннисные шарики. И все равно Петя нервничал. Он не любит детей. Будут ли у него дети? Он сомневается. Скорее всего он проживет всю жизнь один – и с каждым годом будет становиться все красивее, все благороднее – как коньяк. Высушится, растрескается, женщин будет в достатке – чем старше, тем он будет привлекательнее… В фитнес он ходит каждый день, играет в теннис, жрет минералы и витамины. Впрочем, пока ему только 38 – даже морщин толком нет – кожа гладкая, как свежая рубашка.

Вчера он был дома у Кати. Он не хочет, чтобы Катя приходила в его металлическую нору – она недостаточно аккуратна. А кроме того, если он пришел к ней, можно в любой момент уйти, а если она в его доме, то чаще всего приходится ее прогонять. Катя обижается, становится еще бледнее, молча собирается и уходит. Когда он у Кати, он никогда не говорит ей, останется ли ночевать. Приехал, она положила ребенка, секс, посмотрели фильм, а затем, может быть, он заснет. Или ему станет невыносимо, и он поедет домой. На своей красной гоночной машине, которая всегда ждет его у подъезда. Единственно, с кем он готов провести годы – это Ирена, но она вечный жид: то в Перу, то в Австралии, то на Филиппинах, а вот сейчас была в Катаре.

Петя сказал Кате, что на неделю уезжает в Новосибирск в командировку. Он должен быть абсолютно свободен. Никто не должен ему мешать.

Что в Ирен такого, Петя не знал – и, собственно, не интересовался. Он не скучал по ней, но ждал ее всегда и в любой момент по ее указанию был готов ехать на край света. Сегодня ехать на край света не требовалось. Просто встретить ее в Шереметьево: самолет из Дохи, Катар.

Петя смотрит на себя в зеркало: идеально голубые джинсы, идеально белая рубашка, полоска голой кожи между джинсами и носками. Красные кроссовки и жилетка в тон. Зачесанные вверх волосы. Тонкие губы. Одна серьга в ухе – очень скромно, ничего выпендрежного. Он подпрыгивает, хватается за турник и подтягивается пятнадцать раз. Дыхание в норме, пота нет. Затем выходит на улицу, покупает огромный букет роз, садится в гоночную машину и медленно и аккуратно выезжает на дорогу. Спешить некуда – он едет заранее.

Ровно час, прямой как солдат, с букетом наперевес он стоял перед выходом из международной зоны прилета. В Катаре она провела последние два года – и вот теперь сообщила, что приезжает. И вот появляется она: в кожаных брюках, с голым пузом, кричаще нелепой куртке, ярко накрашенная.

Она чмокает его в лоб и начинает болтать. «Смотри какой браслет. Это Серж подарил, настоящие бриллианты. Говорят, у дочери Сафара такие. Я тебе рассказывала о Серже? Он покупает алмазы в Южной Африке. Прибыльный бизнес. Он хорошо замаскировался, поэтому его нет в Форбсе. Позвал меня к себе заниматься пиаром, но что я забыла в Африке? Арабы мне нравятся больше, чем негры. У Сержа жена и семь детей, а вообще он хочет на мне жениться. Но я сказала: фиг тебе, сначала разведись. Я, кстати, вчера стреляла из пистолета. Хамад меня позвал в мужской клуб. Про Хамада в Википедии написано – посмотри. Я там была единственная женщина. Арабы не любят женщин в своих клубах. Это недалеко от Дохи – час на машине – прямо в пустыне. У Хамада мазератти, он за мной заехал. Мне офигенно понравилось, я выбила 75 из 100 – не первое место, конечно, хвастать не буду, но мужчины обзавидовались – предложили мне постоянный билет. Слушай, ты такой милый, что меня встретил. Цветы как пахнут, как пахнут, люблю тебя. Мне новый паспорт нужно быстро сделать, дней за пять. А то мне в Швейцарию лететь на инвестиционный форум. Меня Джордж пригласил, говорит, если я не смогу, придется форум переносить. Шутит, конечно. Можно паспорт как-нибудь по срочному купить? У меня только денег нет – ты не можешь мне одолжить пару тысяч? Я сейчас сужусь со своим работодателем, я считаю, что они должны мне полмиллиона, а их представитель не явился в суд – наглец. Слушай, я собираюсь заняться вазами – продавать в Катаре. Арабы очень любят вазы, я уже договорилась с одним салоном. Ты не знаешь, кто тут в Москве хорошие вазы лепит? Я сама на гончарном станке работаю – моя ваза за один день ушла за тысячу долларов – я даже пожалела, что так дешево выставила. Но я не собираюсь становиться скульптором – ты же знаешь, я – бизнесмен. Я за год собираюсь сделать бизнес, который будет приносить 10 миллионов в год. Слушай, какой у вас холод, можно дуба дать – хорошо, что я скоро отсюда улечу…»

Петя несет огромный сиреневый чемодан Ирены. Катить его невозможно, потому что одно колесо сломано. Интересно, в этом чемодане уместились все ее вещи? Пташка небесная, перелетает с места на место с огромным сломанным чемоданом. Он еще и скотчем подклеен. Петя несет его очень легко, играючи – он хорошо накачан – Ирена любит мускулы.

Лицо Пети непроницаемо. Невозможно понять: он рад встретить Ирену, он вообще влюблен в нее или просто делает свое дело.

С таким же спокойствием он срывает машину с места, и, резко меняя ряды, всех обгоняя, мчит в Москву.

У Пети однокомнатная любовно отделанная квартира. Он и готовить умеет, если что. Обычно утром он ест овсяную кашу на воде, днем – стейк в мясном ресторане, а вечером – коньяк и орешки под сериал. Но сегодня он, конечно, приготовил ужин. Купил на рынке помидоры, буратту, сварил спагетти, сделал салат. Салат ждет на столе, накрытый пленкой, вместе с бутылкой вина. Спагетти на плите.

Ирена сбрасывает куртку, сапоги, один носок рванный, выглядывает большой палец с покоцанным педикюром. Она обвивает Петю за шею, прижимается к нему всем своим крупным телом и долго-долго целует в губы.

Многообещающий поцелуй.

Петя сохраняет бесстрастие.

А Ирена продолжает болтать. «Салат – это хорошо, я ем белки и сырые овощи. Похудела за последний месяц на пять килограмм, собираюсь за лето еще восемь сбросить. Смотри…» – Ирена демонстрирует Пете свой круглый как у Хоттея живот.

Петя накладывает Ирене полную тарелку спагетти, салата, буратты, и она начинает с аппетитом есть, запивая красным вином. Петя как живительную влагу впитывает ее речь. Он не показывает это, но смакует каждое ее слово.

«Я тут познакомилась с Ли Ван – ну, это китаец, он миллиардер. Захотел посмотреть подпольную Доху. Ты же знаешь, все запрещено, за все расстрел – я отвела его в опиумный клуб, а потом в казино. Он говорит: поставь за меня, у тебя рука легкая. Я ему говорю: иероглиф твоего имени можно прочитать как цифру 17. Он обалдел – не любой филолог смог бы так расшифровать. Я немного иероглифами занималась. Ну, я взяла все его фишки и поставила на 17. Он побледнел, затрясся – он на 20 тысяч фишек купил – но виду не показывает, держит лицо. И я держу лицо. Колесо покрутилось-покрутилось, он весь аж позеленел – 16… ну нет, я стрелку чуток подтолкнула – 17. Двести тысяч выиграли, представляешь?! Половину мне отдал.»

«Ты теперь богатая!»

«Я на следующей день опять пошла, дура, решила потренироваться. Толкала-толкала стрелку и все потеряла. Еще и чужие деньги проиграла. В общем, зареклась я в казино ходить. А Ли поручил мне свою виллу продать. Она у него на Сейшельских островах. Мне бы туда слетать, но сейчас денег нет. Он дал мне на поездку, но я ими долги закрыла. Ничего, скоро мой бизнес заработает. Да, я не сплю с ним, не смотри на меня так – ему 80. Мне мумии не нужны».

Так проходит час, еще час. Они съедают кастрюлю макарон, выпивают бутылку вина, Петя открывает вторую. И Ирена засыпает прямо на стуле. Лицо некрасивое, с какими-то бугорками, замазанными косметикой. Рот приоткрыт. В пупке серьга.

Петя дожидается, чтобы ее дыхание стало глубоким, разбирает постель, берет ее на руки и переносит на кровать. Весит она прилично, но Пете легко. Ирена бормочет что-то во сне на непонятном языке.

Петя стаскивает с нее одежду. Джинсы ей малы и трещат. Петя раздевает ее и некоторое время смотрит на ее плотное красивое тело. Затем выключает свет и ложится рядом. Ирена шумно дышит. Петя не спит.

Секс случился под утро. Оба были в полусне, и потому он явился Пете каким-то сказочным видением, как будто два дракона трепыхали крыльями и наскакивали друг на друга, обжигая жарким дыханием. Она заполнила всю комнату, навалилась на него, подмяла под себя, но он предельным напряжением горячих мышц, сбросил ее и воспарил. Дракон-мужчина махал крыльями под потолком, дракон-женщина раненная, распласталась на постели. А затем они заплелись и заснули.

Петя проснулся резко, взглянул на часы, аккуратно высвободился из ее объятий и засобирался на работу. Очень горячий душ, феном уложить волосы, подгладить новую рубашку и джинсы. Она что-то тихо нашептывала во сне. Петя аккуратно собрал для нее турку, кофе, положил 10 тысяч и ключи от квартиры – и поехал на работу.

Вечером он застал ее дома, как будто она только что проснулась – она не взяла деньги и ничего не съела – только выпила пол пачки кофе.

Петя начал ее обнимать. «Не сейчас, не сейчас, милый…» Петя готовил ужин, а она весело щебетала. Он узнал еще о нескольких ее мужчинах, узнал о ее экстрасенсорных способностях, не исчерпывающихся умением передвигать стрелки в казино, выслушал про несколько стартапов, которые она основала. А больше всего ей нравилось рассказывать, как она скачет на лошади и стреляет из пистолета.

Длинный ужин, умятая кастрюля макарон, бутылка мартини – оказалось, что она любит мартини. Петя не вспоминал про свой любимый сериал, потому что она была лучше сериала. Петя пытается заняться сексом, но она кривится, и в конце концов ее речь замедляется, пластинка скрипит, повторяется и она засыпает на полуслове.

Так и пошло. Петя работал, а Ирена спала. Затем она смотрела видики, с кем-то переписывалась, пила кофе, не вылезая из кровати, ела килограммами яблоки, засовывала огрызки под диван – с дивана она вставала только, когда Петя возвращался с работы. Ключ и 10 тысяч призывно лежали на столе, но ей они не требовались.

Петя возвращался с работы, тогда она переползала на кухню и начинала болтать, а он мыл посуду, оставшуюся со вчерашнего вечера, готовил новый ужин, выковыривал огрызки из-под дивана, убирался, стирал одежду, гладил… Вопросов Ирена не задавала, зато все время болтала, иногда что-то смотрела в телефоне и хохотала. А он при ней не смел открыть телефон, не смел пойти в фитнес клуб, он только слушал ее и дожидался секса. Секса обычно не было. К ночи она становилась совсем веселая, совсем пьяная, вешалась ему на шею, танцевала и, наконец, спала.

И он наслаждался наступившей тишиной и смотрел на нее, а она дрыгала ногой, наблюдая свои сны.

Через две недели она сказала: «Завтра мы идем на флюоресцентнуювечеринку, мне нужна косметика и платье». Этот вечер они провели в торговом центре.

На следующий день, вернувшись с работы, Петя застал Ирену в новом платье со зловещим фиолетовым ртом. «Почему ты так долго?!» – говорит она недовольно.

И вот в девять вечера из подъезда выходит потрясная пара: она вся фиолетовая, с голым пупком, он – в майке, бабочке, с железными мускулам и зачесанным хохолком. Пританцовывая, они садятся в его красную машину и мчатся в закрытый клуб.