Читать книгу Я тебя так ненавижу, что, наверное, влюблюсь - Маша Гладыш - Страница 1

Глава первая

Николаев уснул еще до того, как машина выехала за пределы Москвы. Маша хоть и нервничала, но старалась не выжимать газ, опасаясь, что ее остановят за превышение скорости и помешают осуществить задуманное.

Она обеспокоенно покосилась в зеркало заднего вида. Невозмутимый Егор смотрел в окно, постукивая подушечками пальцев по спинке переднего сидения. Почувствовав, что Маша на него смотрит, он наклонился вперед, осторожно дотронулся по плеча Николаева. Тот не отреагировал. Его голова склонилась на бок, а когда Маша резко затормозила на светофоре, она упала на грудь, туго затянутым ремнем безопасности. Егор вернул телу Николаева позу безмятежно спящего пассажира и перевел взгляд на Машу.

Обычно Маша выглядела неплохо. Ухоженная, загоревшая, волосы хорошо прокрашены, «уши» над джинсами не висят. Не плохо выглядела Маша. Но не головокружительно. Встречал Егор в своей жизни девок, от которых ком в горле – схватить бы такую, по башке дубиной бухнуть и в пещеру унести. Слишком много Егор таких встречал, что уж говорить. Всех в пещеру не перетаскаешь. Егор усмехнулся по себя. Не говоря уже об уголовной ответственности.

Сейчас Машка явно была не в себе. Даже тушь на верхнем веке отпечаталась – как будто граблями по верхнему веку прошлись. Взмокла что ли? Ну тут удивляться нечему. Придумала себе приключение. К счастью, это не его проблема. Он-то следов точно не оставит.

– Чего он так быстро отрубился? –  Егор кивнул на Николаева. –  Ты сколько ему таблеток закинула?

Маша тоже посмотрела на Николаева. Виновато. Черт его знает, может, и переборщила. Что она каждый день хороших людей снотворным травит?

В том, что Николаев хороший человек, Маша не сомневалась. Чуть-чуть высокомерный, но хороший. И воспитанный. Таблетки Маша кое-как у себя в кабинете на столе мобильником расколотила. Надо было в порошок, а там большие куски остались. Но Маша рукой махнула, а как только Николаев с непроницаемым как всегда лицом вошел в ее кабинет и замер на пороге, она лучезарно улыбнулась, надеясь скрыть за оскалом свои темные мыслишки:

– А не выпить ли нам чаю, Андрей?

Николаев удивленно поднял бровь. Маша и на работе-то редко появлялась, а уж чай/кофе с подчиненными и вовсе никогда не распивала.

– Спасибо, я воздержусь.

Если бы Маше тогда не удалось настоять, то ехал бы сейчас Николаев на своей дешевой KIA в свою маленькую квартирку на окраине Москвы. Но Маша, опешив в первую минуту, быстро нашлась.

– Николаев, не выкаблучивайтесь. Я даже сама его заварю. Будет, что внукам рассказать.

Николаев поморщился, но промолчал. Маша догадывалась, что ее, как бы он сам сказал, «манера выражаться» с его точки зрения заслуживает всяческого порицания. Тоже мне граф наследный. Или принц? Черт с ним. В отместку Маша высыпала таблетки в чашку буквально на глазах. Отвернулась, конечно, для приличия к окну. Внизу у стоянки возле машины уже дежурил верный Егор.

– Вам с ядом или без? –  улыбнулась Маша еще раз, оборачиваясь и яростно размешивая лекарство, которое никак не желало растворятся. –  Да что же вы все стоите-то, Николаев? Сядьте.

Все его чертово воспитание. Они уже два года работали вместе, и он ни разу без дозволения (это слово Маша произнесла мысленно и причмокнула) не сел в ее присутствии, а стоило ей приподняться в кресле, как он немедленно вскакивал тоже. Такой абсурд. Как в кино, честное слово. Из позапрошлого века.

– Если вы, Мария Игоревна, имеете ввиду сахар, –  спокойно уточнил Николаев, проявив как всегда свою знаменитую прозорливость, –  то я предпочитаю обычный черный чай. Без добавок.

Никто на свете, даже Егор, не называл ее по имени отчеству. Когда Николаев так к ней обращался, Маше казалось, что он дополнительно подчеркивает свое к ней пренебрежение.

– Ок, –  Маша чуть ли не с разбега плюхнулась в кресло. – А чай – огонь! Попробуйте.

То ли из вежливости, то ли еще из-за чего, но Николаев больше не спорил и выпил все.

– Значит, не передумали? –  без плавного перехода от предыдущей темы в лоб спросила Маша.

Но он в этот момент как раз добрался до не растворившихся, острых, как маленькие зубки маленькой кошечки, осколков снотворного и, с удивлением покручивая в руках чашку, рассматривал осадок.

Но и тут ничего не сказал. Браво! Какая выдержка, Николаев!

Но вырубился он и правда быстро.

– Сколько ты ему всыпала? –  спросил Егор, откидываясь на сиденье.

Маша на секунду отняла руки от руля, чтобы демонстративно развести их в стороны.

– Не знаю. Не считала. А что будет, если я переборщила?

Егор пожал плечами и отвернулся. Маше уже за тридцать, а ведет себя хуже ребенка. О последствиях не подумала. Может, на Егора рассчитывала? А зря. В конце концов, он работает на ее свояка, а помочь согласился, скорее, по дружбе. Ну еще потому, что Маша слишком много знает о его похождениях в нерабочее время, в которых и сама активно принимала участие. Но она – член семьи. Хоть и та самая паршивая овца в стаде.

Маша обеспокоенно поглядывала на Егора, пытаясь угадать, что он думает и поможет ли, в случае чего, избавиться от тела. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно.

– Я своим сказала, что на эти выхи в Стокгольм лечу, –  сообщила она не то Егору, не то сама себе, чтобы убедиться, ничего ли не забыла.

Егор про себя хмыкнул, а вслух спросил, не поворачивая головы –  они выехали за город, и машина, наконец, заметно прибавила в скорости, хотя по дороге тянулся хвост, уезжающих в область дачников.

– А этого… твоего никто не хватится?

Николаева Егор знал поверхностно. Тот, хоть и работал в галерее почти восемь лет, ни с кем близко не сходился, на корпоративы не ходил, с вернисажей сбегал сразу после официальных речей, бокала с алкоголем в руки не брал. Закодированный что ли?

Маша включила поворотник, пропустила пару встречных машин, улыбнулась водителю третьей и свернула на проселочную дорогу. Другого места, где спрятать Николаева, кроме как старая дача, оставшаяся в семье с тех времен, как Маша была ребенком, а ее сестра еще не вышла замуж за богатого Толю Кравцова, пожалуй, что и не было. После удачного, мягко говоря, замужества Машиной сестры вся родня постепенно обзавелась симпатичными квартирами в хороших московских районах, а на выходные, если оставались в России, собирались в большом загородном доме Кравцовых. О старой даче, естественно, все давно забыли. Ключи, правда, были у всей Машиной семьи, но представить, что кому-то из них придет в голову именно в эти выходные заявиться в старый, почти заброшенный дом с удобствами на улице, было сложно.

Дорогу со времен Машиного детства, когда дедушкину «копейку» подбрасывало так, что все пассажиры дружно подлетали к потолку, несколько раз ремонтировали. Но грузовики со стройматериалами, шныряющие по ней, начиная с ранней весны, уже к середине июня убивали свежий асфальт. Что говорить о сейчас? В середине октября все было уже совсем плохо.

Бесчувственное тело Николаева мотало из стороны в сторону, что даже Егор сжалился над ним и стал придерживать, хотя и сам с трудом сохранял равновесие.

– Он дышит? –  обеспокоенно поинтересовалась Маша, все еще обдумывая предыдущий вопрос Егора.

Егор пощупал пульс и кивнул.

– Живой. Пока. А что ты делать будешь, если твой спящий принц не проснется?

Маша нахмурилась.

– Позову гномов, и они его закопают.

– Безжалостная стерва.

– Спасибо.

Все будет в порядке. Ничего с Николаевым не случится. Если все получится, завтра он уже вернется к своей скучной жизни и будет с благодарностью вспоминать этот эпизод, как самое яркое пятно его биографии.

– Егор, у него в кармане заявление должно быть. Вытащи, пока мы не доехали.

Таблетки стали действовать довольно скоро. Еще до того, как она с помощью Егора довела его до машины. Николаев вдруг сделался обеспокоенным, начал тереть глаза и теребить манжету рубашки, точно прощупывая пульс. Маша поняла, что надо торопиться.

– Значит, Андрей, вы не передумали? –  повторила она вопрос, из-под ресниц наблюдая, как он отчаянно борется с туманом, который уже навис над ним, открыв беззубую белую пасть.

– Нет, Мария Игоревна. Все решено. После двухнедельного отпуска я уже не выйду на работу. Все материалы по проекту я вам передал. Проблем быть не должно.

Ага, ни каких проблем. Вот с этого все и началось.

Хотя изначально к Машиным проблемам Николаев не имел никакого отношения. Даже наоборот. Если бы не он, проблем было бы намного больше.

Началось все с того, что семье сестры надоело ее содержать. Нет, конечно, с голоду бы умереть они ей не дали. Но когда Маше перевалило за тридцатник, она стала с подозрением замечать, что родственники во главе с мамой готовят против нее заговор.

Сначала ее так и эдак подбивали выйти замуж. На каждое общесемейное сборище внезапно заявлялась дальняя родственница друзей семьи, у которой совершенно случайно был припасен отличный жених из Ирландии (Швеции, Швейцарии, на худой конец – из России, но тоже перспективный).

В шутку эту историю Маше перевести не удалось. Даже сестра переметнулась в лагерь бунтарей и перестала иронизировать над очередным кандидатом. А после того, как она предложила Маше перестать выкаблучиваться и получше присмотреться к очередному ирландцу, Маша поняла, что в ее жизни грядут перемены.

Перемены ворвались в лице свояка, который внезапно предложил Маше работу в своей галерее. Вообще-то галерея принадлежала его матери, но он уже почти десять лет управлял ею наравне с другими многочисленными объектами бизнеса, которыми владела их семья.

Маша обалдела.

– Ты хочешь, чтобы я тебя разорила? –  спросила она с привычной ноткой кокетства.

– Ты и так это делаешь, –  брякнул свояк, но заметив, что Маша надула губы, сразу добавил. – Шучу, кончено. Но тебе определенно пора задуматься о будущем. Не можешь ты всю жизнь по цветкам мотылять?

А почему, собственно, нет? Сказать, что Машу не устраивала ее жизнь, было трудно. У нее было куча свободного времени, чтобы заниматься своим здоровьем, внешностью, тусить с друзьями. И, к счастью, не имелось семьи и детей, как у сестры, чтобы отвечать хоть за что-то на этом белом свете.

– Я не справлюсь, –  уверенно заявила она, присаживаясь на стол, где ее уже ждал охлажденный бокальчик шампанского.

– Справишься, –  не менее уверенно отозвался свояк. –  Я сделаю тебя начальником выставочного направления. Работа творческая. Тебе понравится.

Маша скривилась. Энтузиазма свояка она не разделяла. В галереи и на выставки любила ходить только в день открытия, чтобы в очередной раз услышать от подруг «как, черт возьми, тебе удается, так классно выглядеть?»

– Кроме того, у тебя будет Николаев, –  добавил шурин. Он –  что идиот свою любимую галерею под откос пустить, доверив ее безалаберной сестре жены?

В тот день Маша впервые услышала о Николаеве. Она сразу представила себе скучного старикана в советском еще костюме, с дебильной бородкой, бабочкой на шее и неиссякаемым энтузиазмом касаемо всего, что хоть как-то связано с искусством.

– Кто это? –  скорее, чтобы поддержать разговор, спросила Маша. Она до последнего всерьез не верила, что сестра способна ее так подставить.

– Нормальный мужик. В галерейном деле разбирается лучше меня. Решит даже те вопросы, которые нельзя решить.

Когда спустя неделю Маша, к своему неприятному удивлению, все-таки заняла кабинет начальника, первым, кого ей представили, был Николаев. Никакой не старик. Бороды и бабочки тоже не наблюдалось. Высокий, статный, темноволосый, с идиотской старомодной прической и небольшими баками. Он действительно носил костюмы, но не советские деревянные, а элегантные тройки, всегда безупречно сидящие на нем.

С Машей Николаев с первого дня держался вежливо, но холодно. Ее слабые попытки пофлиртовать, не замечал.

Завидовал, небось, что Маша, а не он стала начальником.

Впрочем, Маша не особенно расстраивалась. Николаев оказался ее спасательным жилетом. За все два года работы в галерее, Маша даже не попыталась вникнуть в организацию даже самой захудалой выставки. Все делал Николаев. Встречался с художниками, дизайнерами, занимался таможней и монтажом. А Маша, как всегда, блистала на вернисажах.

Так было до этого понедельника. Николаев позвонил и напросился на аудиенцию. Да-да, он так и сказал – аудиенцию. Умора же, да? Не подозревая подставы, Маша приехала в галерею и огребла лопатой по голове.

Николаев оказывается получил заманчивое предложение от одной весьма уважаемой галереи в Амстердаме, поэтому в срочном порядке берет отпуск, на входные уезжает на встречу с будущими работодателями, а сюда, с вероятностью 99 % не вернется.

От такой наглости Маша чуть мимо кресла не села.

– А как же Дали? –  домашние ей все уши прожужжали про выставку графики Сальвадора Дали, которая должна стать самым серьезным проектом их галереи за последние годы. Маша, естественно, всю информацию пропустила мимо ушей.

– Материалы по проекту я вам выслал. Проверьте почту. Проблем быть не должно.

Маша притормозила у шлагбаума, дождалась, пока охрана, поздоровавшись, откроет дорогу, и заехала в поселок. Николаев по-прежнему мирно спал на переднем сиденье. А в воздухе все еще витал неприятный вопрос Егора.

Действительно – хватится кто-нибудь на свете блестящего специалиста по галерейной работе Николаева, или он никому на фиг не нужен?

– Родителей у него точно нет, –  размышляя, заговорила вслух Маша. Егор встрепенулся. Он уже давно потерял нить разговора и не без удовольствия строил планы на вечер. –  В Амстердаме просто решат, что он передумал принимать их предложение. Девушка.., – Маша задумалась. – Егор, как думаешь – есть у Николаева девушка?

Егор вспомнил, что несмотря на все свои усилия, так ничего и не узнал о личной жизни Николаева, и поморщился. Его это подбешивало. Ну не бывает таких людей, чтобы возникали в девять утра на работе, точно ниоткуда, а в шесть исчезали, растворяясь в переулках Москвы. Николаева даже обсуждать перестали. Иногда Егору казалось, что Николаев – человек-невидимка. Он как-то пытался выяснить его прошлое, но Кравцов его осадил: «Не надо. Спугнешь еще. Меня все устраивает. Не лезь в это дело». Егор и не полез.

– Понятия не имею. Но, если девушка имеется, думаю, она тебе скандал почище этого закатит.

Ха-ха. Скандала от предполагаемой девушки Маша не боялась. Главное, чтобы Николаев закончил проект с Дали. А потом пусть катится, хоть к девушке, хоть на Майорку.

– Не понимаю –  оно тебе надо? Еще под суд за похищение пойдешь, –  покачал головой Егор. Он никогда не был на Машиной даче, но когда она остановилась возле высокого дощатого забора, когда-то имевшего насыщенно-зеленый цвет, догадался, что они прибыли на место.

– Егор, не смеши меня, –  Маша посмотрела на себя в зеркало, обнаружила, наконец, черные разводы на веке, послюнявила палец и начала сосредоточенно их оттирать. –  Не мне тебе рассказывать, какие связи у Толи. Он никогда не позволит, чтобы сестра жены была замешана в какой-то темной истории. А если Николаев будет ерепениться, я скажу, что он все эти годы ко мне приставал, а уходит –   потому что обесчестил.

Егор бросил на Машу быстрый взгляд и понял, что она не шутит. Сделает, как сказала. Даже на секунду не задумается о последствиях. Жаль мужика, конечно.

Наскоро приведя себя в порядок, Маша перегнулась через Николаева, открыла бардачок и, недолго покопавшись в обычном женском хламе, достала небольшую связку ключей.

– Откроешь ворота?

Под ногами хрустел рыжий гравий. Чистая для городского жителя тишина прерывалась редкими вскриками птиц и шелестом листьев под натиском теплого октябрьского ветра. Не без удовольствия вдыхая пахнущий дымком загородный воздух, Егор дошел до ворот, вставил самый большой ключ в замок, поднажал и толкнул дверь. Ворота оказались тяжелые. Пока он открывал две створки, чтобы машина могла свободно заехать внутрь, даже вспотел. Давненько физической работой заниматься не приходилось. Позади взревел мотор.

Егор посторонился, с интересом осматривая двор. Посреди высокой травы росли яблони и груши. На земле валялись гнилые яблоки вперемежку с еще съедобными, поздними сортами. Возле высокого и даже на вид скрипучего крыльца, покрытого как и забор выгоревшей и потрескавшейся зеленой краской, росла очевидно еще в детстве сестер посаженная ель. Теперь она вымахала выше двухэтажного дома, раскидывая вокруг уютную мохнатую тень.

Послышались негромкие шаги. Маша, оставив Николаева в машине, подошла к Егору, с любопытством оглядела сад и дом.

– А ведь когда-то я думала, что это самое прекрасное место на свете. Вон там, –  она махнула рукой в противоположную сторону участка, – росли две березы. На них отец в начале лета вешал гамак. Да… уж… это тебе не особняк Кравцовых.

Егор пожал плечами, как бы говоря, что это не его дело, хотя место ему определенно нравилось. Впрочем, он тут ненадолго.

– Что теперь? Я еще нужен? –  спросил он Машу, выразительно посмотрев на часы.

– Естественно! Как я его, по-твоему, сама в дом втащу?

Хотелось ответить что-то резкое, но Егор сдержался. Еще максимум минут десять, и он укатит отсюда. Пусть сама со своим приключением разбирается.

– Ты забрал у него заявление? –  вдруг вспомнив, спросила Маша.

Вместо ответа Егор вернулся к машине, взял с заднего сидения все, что нашел у Николаева во время дорожного обыска. Сложенное вчетверо заявление, мобильный телефон, портмоне, носовой платок с вышитыми вручную инициалами А.Н., гребень, сделанный под старину и… и, собственно, все.

– Вот жлоб! –  негромко рассмеялась Маша, увидев платок. –  Нет, ты когда-нибудь видел, чтобы взрослый мужик вышитые платочки с собой таскал? Да он просто чокнутый.

Не желая вступать в обсуждение личности Николаева, Егор хотел, было, передать Маше вещи похищенного, но та энергично замотала головой.

– Нет, нет, нет. Будет надежнее, если ты все это с собой увезешь. Когда вернешься за нами послезавтра, вернешь ему, – она задумалась. Насколько была способна. – Нет, мобильник мне оставь – вдруг его все же кто-то будет искать. Хочу быть в курсе.

Не говоря ни слова, Егор передал Маше мобильник, вернулся к машине и забросил вещи Николаева обратно.

– Куда его? –  спросил он в нетерпении. На вечер у Егора были планы, отказываться от которых по Машиной прихоти не хотелось.

– Дай подумать, –  Маша наморщила лоб. –  Давай на первый этаж –  там при кухне маленькая комната есть с кроватью. Чтобы тебе не далеко тащить было, –  она мило улыбнулась, но эта улыбка вызвала у Егора отвращение, смешанное с презрением.

– Открывай дом. Я пошел за ним.

Видимо Маша почувствовала его настроение, потому что, не споря, легко поднялась по ступенькам, которые действительно поскрипывали, на крыльцо и открыла дверь.

Тяжелый сырой воздух с облегчением вырвался из заточения. Маша зажала нос пальцами и вошла.

Сколько она не была здесь – два года, пять? Прикинула в уме и пришла к выводу, что почти семь. На кухонном столе стояла неубранная во время последнего визита чашка. Рядом открытый графин, вода из которого давно испарилась. Резиновые сапоги разных размеров валяются при входе. Маша чуть не запнулась о них, когда устремилась проверить, есть ли замок в той комнате, куда она предложила временно послелить Николаева.

Крошечная комнатушка –  чуть побольше кладовки. Кроме кровати только стопка детских книг и журналов в углу на полу, покрытая, как салфеткой, слоем серой пыли и трупиками ос. Малюсенькое окошко под потолком даже на половину не освещает комнату. В общем то, что надо.

Услышав позади шум, Маша обернулась. Егор, закинув одну руку Николаева себе на шею, втащил его в дом, неуклюже ударив спящее тело о косяк. Ноги Николаева безвольно волочились по грязному полу.

Маша проявилась заботу, стряхнув ладошкой грязь с покрывала, и с досадой посмотрела на почерневшую враз руку.

– Клади сюда его.

Сжав зубы, Егор сделал последний рывок и почти бросил Николаева на кровать. Все пространство вокруг окутал ядовитый туман взлетевшей вверх пыли.

– Слушай, он у тебя если от снотворного не окочуриться, точно здесь задохнется, –  предупредил Егор, когда Маша, надежно заперев Николаева, вышла его проводить.

– Так ему и надо, –  отмахнулась Маша. –  Значит на связи? Послезавтра я тебя жду. Если произойдет что-то непредвиденное –  позвоню. Эй, –  окликнула она Егора, вспомнив что-то в последний момент. Возьми мою толстовку с капюшоном – чтобы у охраны меньше вопросов было.

Последних слов Егор, усевшись на Машино место за рулем, слушал в пол уха. Кофту взял автоматически.

Он прикидывал за сколько доберется до города, если будет ехать, по крайней мере, в два раза быстрее, чем тащилась Маша.

Уезжая, он ни разу не посмотрел в зеркало заднего вида.

Однако все сложилось совсем не так, как планировала Маша.

На другой день Егору с утра позвонил встревоженный шеф и сообщил, что на даче тещи случился пожар.

«Сгорело все на хрен. Там никого нет, но съезди, проверь на всякий случай, как и чего. Страховки на дом, конечно, нет. Эх!»

Егор собрался за три минуты. На дачу он помчался на своей машине. Машину Маши еще вчера оставил во дворе возле ее дома, и сейчас радовался своей предусмотрительности. Все-таки не зря он свой хлеб ест.

Знакомая дорога заняла у него гораздо меньше времени, чем накануне. Возле зеленого забора его встретила небольшая кучка людей во главе со вчерашним охранником. Егор прикинул, что видеть его, а, тем более, узнать, охранник не мог – заднее стекло было затонировано, а на выезде, сидя на водительском кресле, он был в Машиной толстовке. Как удачно ей эта мысль в голову пришла.

Прошло меньше суток, а дача изменилась до неузнаваемости. От деревянного дома остался черный труп с пустыми глазницами. Рядом вместо красавицы-ели торчала обугленная палка.

– Хозяйка вчера приезжала, –  рассказал охранник Егору, узнав, что тот прибыл как доверенное лицо семьи. –  Вроде с мужиком каким-то. Только очень быстро уехала. Может, включила что, да впопыхах выключить забыла? Пожар долго мы тушили. Но спасти-то, конечно, ничего не удалось.

– А внутри никого? Вы проверяли? –  сдерживая волнение, спросил Егор.

– Все чисто. Ну как чисто. Грязно, конечно. Просто так говорить принято, что все чисто. Я в кино видел.

Вздохнув, Егор решил сам удостовериться, что внутри обгоревшей дачи нет тел Маши и Николаева. Оставив болтливого охранника на улице с дачниками, он с опаской вошел внутрь.

Второй этаж и крыша выгорели начисто. Кое-где сохранились обугленные балки, над которыми висело необыкновенно синее небо.

Осторожно ступая по хрупкому полу, Егор исследовал останки дома и пришел к выводу, что ни Маши, ни Николаева тут действиетльно нет. Он в очередной раз набрал Машу, но вежливый женский голос терпеливо сообщил опять, что набранный им номер недостуен. Что здесь вообще происходит? Или не так – что здесь произошло и куда они делись?

Ответа на этот вопрос Егор так и не нашел. Как, впрочем, и полиция, которая потом еще много лет под натиском Машиных родственников пыталась разыскать ее следы.

С Николаевым история вышла странная. Егор первым делом избавился ото всех его вещей, опасаясь, что, если их у него найдут, он станет первым подозреваемым в деле об его исчезновении. Однако выяснилось, что фактически Николаев никогда и не существовал. Исчезать было некому.

Его паспорт оказался поддельным. С квартиры, которую Николаев снимал восемь лет, он накануне похищения вывез все вещи. Друзей и знакомых у него не было. Совсем. Подозрения Егора, что на работу Николаев приходил ниоткуда были не такими уж фантастическими.

II

Проводив Егора, Маша не торопилась возвращаться в дом, где под замком спал Николаев. Она бесцельно бродила по участку, невольно вспоминая, казалось, навсегда стертые из памяти эпизоды своего детства. Нашла пеньки от тех самых берез, на которые отец крепил гамак для дочерей, не удержалась и попробовала не опасное на вид яблоко с земли – кислятина! И как им только раньше нравилось? Ведь чуть ли не дрались с сестрой за первые яблочки.

День, тем временем, угасал, благородно уступая место раннему осеннему вечеру. Маша, отдавшая толстовку Егору, начала зябнуть. Если не затопить печь, ночью они с Николаевым задубеют.

За домом, в конце участка, стояла старая поленница. Там же хранились отцовские инструменты, поэтому раньше она всегда запиралась на замок. Сейчас заржавелый замок валялся на земле. Дверь в поленницу была приоткрыта – очевидно кто-то из соседей (а, может, и пришлые) заглядывали сюда поживиться. И действительно, почти все отцовские сокровища, которые он так трепетно оберегал, исчезли. Да и дров заметно поубавилось. Но Маша не расстроилась. На сегодня им хватит.