Читать книгу Сто первый мир - Маша Храмкова - Страница 1

“Судьба человека записана в книге”,

Коран

Когда-то доктор Боев говорил мне, что для того, чтобы справиться со своим страхом, мне нужно познать его природу. Увидеть, кто на самом деле передо мной. И понять, настолько ли он опасен по-настоящему.

Что ж, Владимир Петрович, теперь во мне больше нет страха. Последний испустил дух, когда я выбежала из купе, чтобы позвать Проводника. Того самого.

Я все еще здесь. В поезде, не имеющем начала и конца, который мчится сквозь черноту. Немирье – так называется это место. Если мы когда-нибудь встретимся, я расскажу, что любой страх можно преодолеть, если на другой чаше весов находится нечто по-настоящему значимое.

Меня зовут Сторми. Точнее, Саша, конечно, но ведь у многих супергероев есть супергеройские имена, не так ли? Сторми – мое имя в сто первом мире, и однажды я обязательно расскажу, как забавно оно прилипло ко мне.

Так вот, меня зовут Саша, и это моя история. Я сижу в темноте и наблюдаю за проносящимися в черноте редкими всполохами: искривлениями в пространстве-времени. Гидеон мирно посапывает у меня в ногах – надо же, как он подрос за это время! Уже не комок сыровяленой шерсти, а самый настоящий кот!

С ним все хорошо. А со мной? Кажется, я потеряла, все, что у меня было. Мне больше не страшно, хоть я совершенно не представляю, как жить дальше.

Я вернулась к началу, но я больше никогда не буду прежней. До самой смерти эта зараза в моей голове останется со мной, искривляя мышление, искажая восприятие… что ж, это лучше, чем полное забвение.

Когда же все началось? Похоже, полгода назад. Ха, а ведь тогда я думала, что моя жизнь уже рухнула…

***

Полгода назад

2 ноября 2023 года

“Дорогой дневник!”

Посмотрев на выведенные на бумаге кривым почерком слова, Саша ощутила, как зубы заныли от столь слащавого оборота. “Дорогой дневник?! Серьёзно?” Она покачала головой, решительно вырвала страницу, скомкала её и, не глядя, отправила под кресло, точно в урну.

Нет, никаких дорогих дневников. Это вообще-то была идея психотерапевта, не её – записывать всё, что происходит за день. В особенности моменты, которые приводят к неконтролируемому чувству страха: когда, при каких условиях, физические ощущения, эмоции и так далее. Дневник панических атак должен был помочь ей, Саше Поповой, справится с приступами. Вспомнив об этом, она снова взялась за ручку.

“Ну что, поехали”, – написала она размашистым почерком.

“2.11. 2023.

“5:30 – встала, 6:30 – позавтракала бутербродом с…”

Снова не то. Очередной лист с хрустом оторвался от тетради и полетел под стол к своему предшественнику.

Тяжело вздохнув и подперев подбородок кулаком, Саша уставилась в окно. На улице было ещё темно, хотя уже можно было писать без включенного света. Во дворе, куда выходили окна бабушкиной квартиры, кружился ранний снег, но жить ему оставалось недолго – ледяные кристаллики, словно вампиры, должны были исчезнуть с первыми лучами солнца.

“Разносчики не ходят в такую рань”, – сказала себе Саша, ощутив, как привычно ёкнуло сердце.

Нет, если она действительно хочет победить панические атаки, заполнение дневника в формате “на отвали” ей точно не подойдёт. Доктор Боев хотел, чтобы эта красивая тетрадка винного цвета стала для Саши не просто сводкой марш-бросков за день, а кем-то вроде друга.

Друга… Неожиданно Саше в голову пришли слова стихотворения, которое так любит с выражением декламировать ее бабушка, Наталья Ивановна. Скоро уже год как Саша живет вместе с бабулей; за этой время они сильно сблизились, хоть и причина такого сближения была отнюдь не веселой.

“О, тетрадка в линейку в обложке лиловой, собеседник, всегда меня слушать готовый. Ставлю дату. И душу открою тайком…”. Кажется, дальше там было что-то про предательство этой самой тетрадки, ну да ладно.

“Дорогой дневник! – снова задумчиво вывела Саша. – Сегодня второе ноября 2023 года. Хотя, наверное, это не так важно… Я опять проснулась среди ночи от странного кошмара, который преследует меня с недавних пор: моя бабушка сидит напротив окна с остекленевшими глазами. Глазами, совсем как у родителей когда-то…”

Почувствовав, как тяжело становиться дышать, Саша оторвалась от тетради. Так всегда происходило, когда она думала о маме и папе. Но доктор Боев велел не прятаться от воспоминаний, прописывать их, проживать, хотя бы на бумаге.

“Я не видела Разносчиков, в моих снах они всегда лишь чёрные тени. А вот лицо бабушки из сна я помню кристально ясно: задумчивый взгляд в никуда, доброжелательно-безразличная улыбка, как у всех тех, кто прочитал Истину”.

Так, хватит. Резко захлопнув блокнот, Саша поднялась со стула. На цыпочках прокралась на кухню, чтобы поставить чайник. Спохватившись, сняла с металлического носика свисток – не хватало ещё тяжелую артиллерию разбудить.

В этот момент телефон в кармане Сашиной пижамы бодро завибрировал: вот и будильник, который она по привычке ставила на семь пятнадцать. Что ж, у неё ещё оставалось несколько минут на быстрый чай перед Академией.

Сашина одежда была категорически не предназначена для внезапно наступивших ноябрьских холодов. Поэтому она надевала сразу несколько слоёв: вначале колготки и водолазка, затем хирургический костюм (облачился заранее – сэкономил несколько драгоценных минут в раздевалке), тёплые шерстяные носки, широкие джинсы, синий свитер с надписью Stormi поверх летящих в разные стороны комет и в довершение пальто, правда, совсем тоненькое.

На шорох в коридоре зажёгся свет в бабушкиной комнате.

– С добрым утречком, – сонно улыбнулась Наталья Ивановна, кутаясь в халат с разноцветными цветочками, – Позавтракала уже?

“Сейчас начнутся расспросы”.

– Так точно, – отозвалась Саша, надевая конверсы, которые когда-то давно были белыми. – Сегодня важный день, помнишь?

– Так и есть, – кивнула та, – Большой шаг для всего человечества.

– Большой шаг, который я встречу с не почищенными зубами, – запоздало сообразила Саша. Времени на гигиенические процедуры уже не было, и она просто отправила в рот пластинку Spearmint. – Ну ничего, человечество как-нибудь переживет.

– Саш, а ты во сколько придёшь? – бабушка принялась хлопать себя по карманам в поисках очков. Чаще всего очки находились у нее на голове.

– Как обычно, после четырех, – Саша взглянула в зеркало и накинула шарф поверх светлых, десять сантиметров назад окрашенных в кислотно-розовый, волос. Вдруг взглянула на бабушку и добавила: – Ты это, никому не открывай. Не пускай… посторонних.

Обе знали, кого именно Саша подразумевает под “посторонними”. Разносчиков – тех самых, кто носит Истину.

Наталья Ивановна энергично замахала руками, мол, а чего мне их пускать?! К сожалению, в прошлом месяце бабушка точно так же не пустила настройщиков интернета, перепутав их с мошенниками, и Саше пришлось вызывать их снова.

– Сашенька, не переживай за меня, – сказала бабушка. – Не нужна мне никакая Истина с ее тайнами вселенной. Я слишком стара для этого.

– Стара, говоришь? – Саша фыркнула, обновляя черную подводку вокруг глаз, не смытую с вечера. – И тайны вселенной, значит, не интересуют?

Бабушка надменно поджала губы и взбила облако седых волос на голове.

– Стало быть, и запуск Falcon 13 смотреть не будешь? – продолжала Саша с ухмылкой.

– Почему не буду? Такой шаг для всего человечества!

Сегодня ровно в полдень глава SpaceX планировал запуск первой экспедиции на Марс. Раньше это заинтересовало бы Попову, но после того, как Илон Маск прочёл Истину (кстати, одним из первых), её интерес к талантливому изобретателю как-то сдулся.

Никто не знал, что движет теми, кто читал Истину. Кроме других таких же.

“Никого нельзя заставить прочесть Истину”, – так гласит первый пункт на форзаце Книги.

– Ладно, я пошла, – чмокнув бабушку в щеку, Саша исчезла за дверью.

Выйдя из подъезда, она по привычке обернулась на бабушкины окна на первом этаже. Наталья Ивановна махнула ей и скрылась в ещё тёмной квартире.

Бабушкины окна… пора бы уже называть их своими. С тех пор, как родители совершили переход, прошло уже десять месяцев и тридцать два дня – срок приличный.

Выдохнув клубочек белого пара в замёрзший воздух, Саша поспешила на учёбу. Лиловые сумерки ещё не развеялись до конца, и, бредя по скованной морозцем земле, Саша с трудом различала идущих навстречу людей, пока те не оказывались достаточно близко. Чаще всего попадались мамы, ведущие детей в садик. Вот группа студентов школьников устремилась за гаражи, а вот бодро шагает старушка с одной-единственной лыжной палкой в качестве трости. Вид у нее был достаточно воинственный, чтобы ехать в час пик на другой конец города.

Саша подняла глаза, и сердце её оборвалось. Высокая фигура в длинном плаще неспешно двигалась по аллее прямо на неё. Разносчик? Нет, кажется, просто высокий человек в пальто. Через минуту они поравнялись, и Саша поразилась своей недальновидности: ну как можно было спутать дворника Дядьженю с Разносчиком? Кивнув знакомому, Саша усилием воли заставила себя дышать. Вдох, выдох, шаг за шагом.

Дунув на пальцы, она достала из кармана телефон, немного помотала ленту вниз. Обычно такие нехитрые манипуляции неплохо переключали ее, но сегодня в ленте не было ничего интересного, кроме запуска Falcon 13… ску-ко-та!

С аллеи Саша свернула в парк. Когда-то здесь был заповедник с непугаными птицами и белками, но в прошлом году добрую половину территории обнесли высоким забором, за которым был возведён Институт Новых. Таких было много по всей стране, ведь совершив переход, многие Новые решали посвятить свою жизнь науке. Блогеров становилось все меньше, а вот агрономов, лингвистов, геологов и других специалистов – больше.

Тропинка лежала совсем близко к забору и, проходя мимо, Саша ощутила, как давят на неё эти массивные бетонные плиты.

Интересно, что Новые делают там? Обычных людей туда не пускают, да Саше не особо и хотелось: ребята из соседней школы лазили через забор и потом рассказывали, что часть деревьев бывшего заповедника сожжена дотла, а из лаборатории доносится низкий гул, после которого весь день болит голова.

“Наверное, те, кто читал Истину, просто знают, что все мы скоро умрём”, – подумала Саша. – Илон на Марс переселяется, а эти товарищи наверняка изобретают какое-то лекарство. Или оружие. Интересно, через пять лет, когда я окончу академию, врачи вообще будут нужны?”

“Прочитав Истину, ты узнаешь все тайны мироздания”, – так гласит второй пункт на форзаце Книги.

Не то, чтобы Саше хотелось работать врачом… Её родители были гематологами, настоящими профессионалами, впрочем, они и есть – прочитавшие Истину ведь не умирают. Да, когда-то она и сама мечтала с гордостью носить белый халат и распутывать сложные диагнозы, но после того, как ее мама и папа прочли Истину (это случилось на первом курсе) едва поступившая в Академию Саша вмиг утратила опору под ногами. Родители больше не поддерживали ее, не мотивировали, не сопротивлялись ее протестам и легко принимали плохие оценки. Профессия врача как-то вдруг потеряла шарм, да сама Саша все чаще и чаще стала думать, медицина не для нее.

Иногда Саше и вовсе казалось, что всё, что её интересует – это наблюдать за людьми и рисовать скетчи на последних страницах тетрадок. С тех пор, как родители стали Новыми, Саша ощущала, что жизнь ее пошла под откос.

“Что было бы, если бы они остались прежними?” – подумала Саша, ухватившись за мшистое дерево: конверсы нещадно скользили по утреннему ледку.

В автобусе было свободно. Новые, как обычно, заняли “хвостовую часть”; Саша видела их нашивки: белый тессеракт на чёрном фоне. И почему эти бесчувственные всегда располагаются в конце автобуса? Какой в этом смысл? Или они как рыбы, сбиваются в стаи, ведомые инстинктами выживания?

Воткнув в уши наушники и встав возле окна, Саша принялась сочинять в голове комикс из четырёх панелей. В нём автобус с Новыми съехал с трассы и свесился задними колёсами с обрыва. Водитель кричал им: “Всем бежать в голову салона! Иначе мы упадём!”, но молчаливые товарищи не двигались с места – тайные знания, прочитанные в Истине, не позволяли им занимать другую часть автобуса.

Поймав отражение своего подведённого чёрным глаза, Саша ухмыльнулась. Конец мог быть как плохим (автобус с Новыми падал в реку), так и хорошим (сердобольная старушка при помощи лыжной палки со встроенным гарпуном вытаскивала пазик на дорогу).

Саша вздрогнула, когда кто-то прикоснулся к ее плечу. Обернувшись, она заметила парня из параллельной группы. У него были темные волосы до плеч, нос с горбинкой, а еще россыпь прыщей на щеках. Про себя она называла его “Пьеро” еще с первого курса: нескладный, длинный, со вселенской грустью во взгляде, студент всегда казался ей неразговорчивым и даже социопатичным. Интересно, чего он хочет от нее?

– П-привет, – сказал Пьеро, дождавшись, пока Саша вынет наушники.

“Заикается”, – отметила про себя Саша. Это была ее привычка: замечать за людьми их особенности.

– Привет, – несколько удивленно отозвалась Саша.

– Кажется, я знаю, куда ты едешь, – улыбнулся он, но Попова не спешила подыгрывать. Очевидно было, что они едут в одно и то же место – в анатомичку.

– Кажется, я тоже, – натянуто улыбнулась она и отвернулась.

Но вернутся к комиксу было не суждено.

– Ты никогда не думала, почему они всегда ездят в конце автобуса? – неожиданно наклонившись к Саше, прошептал Пьеро.

Зрачки Саши расширились от удивления:

– Не поверишь, только что размышляла о том же! – сказала она, оборачиваясь. – Будет забавно, если когда-нибудь они погибнут из-за этого.

Саша и её собеседник покосились на группу людей с нашивками. Новые были совершенно разными – настолько, насколько могут быть непохожи между собой жители одного города. Молодые и старые, маленькие и большие, симпатичные и совершенно обычные. И только одно роднило всех бесчувственных – остекленевший взгляд и доброжелательно-пофигистичное выражение лица.

“В обмен на тайны мироздания ты потеряешь все чувства”, – так гласит третий пункт на форзаце Истины.

– Странные они, – заключила Саша.

– У моего приятеля есть гипотеза, что люди, читавшие Истину, обладают единым разумом, – оживился Пьеро. – Если один из них принимает решение, ну например, ехать в конце автобуса, его решение поддерживают все.

– Поэтому они так мало разговаривают? – прищурилась Саша. – Типа, знают всё друг о друге?

– В точку, – Пьеро ехидно прищурился, и Саше на мгновение показалось, что эту теорию придумал не приятель, а он сам.

– Не понимаю, как можно стать таким добровольно? – Саша заправила выбившуюся прядку за чуть оттопыренное ухо и взглянула в окно. – В смысле… это стремно. Даже в обмен на тайны вселенной.

– Моя мама прочитала Истину сразу после моего рождения, – пожал плечами Пьеро. – Говорят, у неё была п-послеродовая депрессия, и она просто хотела перестать чувствовать.

– Как и мои родители, – кивнула Саша. – То есть, я не знаю наверняка, что ими двигало, но они тоже…

– Обратились к Разносчикам, – продолжил фразу Пьеро, и Саше вдруг стало неловко из-за того, что он так хорошо понимает ее.

Устав стоять, Саша заняла освободившееся место. Пьеро хотел сказать что-то еще, но Саша сделала вид, что читает нечто невероятно интересное в телефоне. Тогда студент достал из рюкзака атлас Синельникова по анатомии и углубился в него.

“Ботаник, похоже”, – снова заметила Саша.

“Начав читать Истину, нельзя остановится, пока не прочтёшь всё до конца”, – так гласит четвёртый пункт на форзаце Книги.

“И почему мы раньше не разговаривали? Надо было спросить, как его зовут, – подумала Саша, изредка поглядывая на Пьеро. Пока они ехали, они вспомнила, что этот парень в Академии слыл кем-то вроде аутсайдера. – Интересно, друзья у него есть? Или девушка? Мог бы быть симпатичным, если бы не прыщи”.

Почувствовав, что краснеет, Саша убрала телефон и достала тетрадку с конспектом. Ехать было еще минут двадцать.

Схематичные рисунки сосудов верхней конечности быстро погрузили Сашу в тревожную дрему. Кажется, Пьеро тряс ее за плечо, чтобы разбудить, но окончательно Саша проснулась лишь на своей остановке – внутренний таймер работал идеально.

– Саша! – окликнула девушку одногруппница, стоило той выйти из пазика, – Как дела? Про Нового знаешь?

– Какого еще Нового? – без особого энтузиазма откликнулась Саша. Надя, как всегда, была со смены: забранные в высокий хвост волосы, ни грамма косметики, усталые воспалённые глаза и одухотворённое лицо. Учась на втором курсе, Надя Лёвина умудрялась работать в больнице в ночную смену, а еще была тем самым “врачом от Бога”, которым Саша даже не мечтала стать.

– Это Вадим Удегов, его переводят из двести третьей, – так и не дождавшись вопроса подруги, продолжила Надежда Всея Медицины. Взявшись под руки, чтобы не упасть, девушки направились к анатомичке. – Он стал Новым три месяца назад после развода родителей.

– А почему переводят? – Саша посильнее закуталась в шарф. – Разве так можно?

– Нуу, в двести третьей уже есть один Новый, – Лёвина поджала губы. – Деканат не хочет допускать… скученности.

– Типа бесчувственные могут устроить бунт? – фыркнула Саша. – Или будут своим кислым видом отвлекать других студентов?

– Саш, ну зачем ты так? Ведь твои же родители…

“Ну вот, опять. Опять меня жалеют из-за выбора моих родителей”, – Саша мысленно сосчитала до десяти, чтобы не вывалить на подругу всё, что она думает по этому поводу.

– Надь, не всё тут как Мать Тереза, – спокойно сказала она. – Мои папа и мама выбрали быть Новыми – я почти смирилась с этим.

“Но не простила”, – хотела сказать Саша, но осеклась.

Пикнув пропусками, девушки прошли в набитый первокурсниками холл анатомички.

– Бедняжки, больно смотреть, – прокомментировала Надя, наблюдая за тем, как испуганно жмутся к стенкам студенты-первогодки. Одни судорожно листали атласы, вторые что-то объясняли третьим, четвертые вообще выглядели так, словно готовы были вот-вот упасть в обморок. И было отчего: огромный объем информации, который упал на головы еще вчерашним школьникам был поистине ужасающим. По сравнению с ними почти все второкурсники чувствовали себя без пяти минут богами. В среде освоились, несколько экзаменов уже сдали и в большинстве своем были наглыми, громкими и голодными.

– Подвинулись бы, ну, – проворчала Надежда, кидая тяжеленную сумку на скамейку между двумя первокурсницами. – Саш, я сегодня честно скажу, что не готова. Если меня спросят, конечно.

Саша закатила глаза. Так было всегда. Надя была “не готова”, а затем получала очередную пятёрку, в отличие от Саши, которую то и дело отправляли на отработку.

Через несколько минут девчонок засосала учебная жизнь: конспекты, отрезанные конечности, настоянные в формалиновом бульоне, белые колпачки (“Попова, спрячь уже свои волосы!”) и короткие перерывы. Опомнилась Саша уже в столовой после трёх пар: голова буквально взрывалась от загруженной туда информации, но на сердце было легко – кажется, сегодняшний день обещает обойтись без инцидентов.

– Слышали, что с Цусимой произошло? – взволнованно произнёс Доктор Хаус, подсаживаясь за столик к Наде и Саше. Он был старше всех остальных, потому что поступил в Академию после медицинского колледжа и, кажется, службы в армии. А прозвище “Доктор Хаус” получил за то, что успел поработать в сфере медицины и, обладал по-настоящему клиническим мышлением.

– Боже мой, что? – Надя Лёвина округлила глаза, отодвигаясь вместе с подносом, так, чтобы обширный Хаус не зацепил ее.

– Он сгинул, – Хаус с восторгом потёр руки: интересно, скольким он уже сообщил эту новость?

– Серьёзно? – Саша почувствовала, как начинают дрожать коленки.

По негласному закону никто не мог причинить вреда Разносчикам. Точнее, мог, конечно, но тогда его участь была короткой: этот человек попросту исчезал. Хлоп – и нету. Сгинул, по-другому и не назовешь; наверное, именно поэтому столь красочный глагол и прицепился.

– Он что, напал на Разносчика? – спросила Софья Юдина, третьекурсница, которая сидела за соседним столом и слышала беседу.

– Это уточняется. Будут видеокамеры смотреть, – Доктор Хаус приглушил тон и мрачно оглядел жадно внимающих ему девочек. – Мамка его приходила к директору… рыдала – жесть. Он сразу после пар сгинул, так домой и не пришел.

Василий по прозвищу “Цусима” был весёлым парнем, вздорным, конечно, но чтобы напасть на Разносчика… вряд ли.

– Не люблю я этих… существ, – покачала головой Юдина, и в этом Саша была полностью с ней солидарна. Разговоры о Разносчиках не добавляли ей хорошего настроения за обедом: курица с картошкой вдруг перестали быть аппетитными; отодвинув тарелку, она с болезненным любопытством прислушалась к рассуждениям.

– Соф, да это не существа, а самые настоящие твари. – Ты их когда-нибудь вблизи видела? Вот прям чтобы рассмотреть.

– Нет.

– Я тоже нет, – Хаус щёлкнул языком, – Но мой приятель из морга один раз видел мёртвого Разносчика… Его машиной раздавило.

Кажется, Доктор Хаус решил скормить наивным студентам очередную байку из своей насыщенной медицинской жизни; покосившись на мясо, Саша поняла, что сегодня она точно не будет обедать.

– Они не живые. Ну, то есть, они ведут себя как люди, иногда даже слишком, словно напоказ… Но снаружи целиком состоят из доспехов. Из металла, – шёпотом, цедя каждое слово, произнёс Доктор Хаус.

– То есть, как роботы? – переспросила Саша.

– Да, метр в кепке, как роботы, – Хаус с жаром покивал.

– А почему про этот случай в новостях не сообщали? Мёртвый Разносчик – та ещё диковина… – начала было Юдина, но Доктор Хаус как-то резко потух.

– Так, ребят, – сказал он. – Хорош болтать. Времени мало, а я есть хочу.

На несколько минут столик возле окна погрузился в тишину. Медленно ковыряя салат из капусты, Саша думала о том, что же стало с Цусимой. Куда исчезает тот, кто затевает споры с Разносчиками Истины? Ну не может быть такого, что был человек – и вдруг нет его. И даже следа не осталось. А как же закон сохранения энергии? “Энергия не возникает из ничего и не может исчезнуть в никуда”?

Саша так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как прямо напротив окна – и надо же было этому случиться именно сегодня? – встал Разносчик.

Большие окна студенческой столовой выходили во внутренний дворик, отдохнуть в котором мог, однако, любой желающий с улицы. Должно быть, именно так Разносчик и попал сюда.

Нет, на этот раз это точно был не Дядьженя: высокий, одетый в длинный, поношенный плащ всех оттенков грязи, Разносчик определённо являл собой существо из другого мира. Он стоял возле наполовину облетевших, аккуратно подстриженных кустов, а его рука с длинными тонкими пальцами, обтянутая в чёрную перчатку, крепко сжимала большую книгу. Ту самую Истину – однажды поделившую мир на Старых и Новых людей. На голове у Разносчика был котелок: необычно, чаще всего эти товарищи рассекают в надвинутых на лицо капюшонах. Впрочем, лица конкретно этого Разносчика всё равно было не различить: большие очки гогглы и воротник-стойка скрывали его почти полностью.

Он стоял спиной к окну, то и дело легонько оборачиваясь на студентов, словно приглашая их подойти и прочитать Истину. Совсем как заправский наркодилер.

Ощутив, как тяжело становиться дышать, Саша принялась толкать локтем Надю. Заметив Разносчика, Лёвина негромко вскрикнула, но это была лишь доля той атомной реакции, что происходила в организме Саши.

“Он за окном, он не тронет меня, пока я сама к нему не подойду, – твердила она себе, пока рука ее крепко сжимала дневник в сумке: ее надежду, ее спасательный круг. – Никто не сможет влезть в моё личное пространство, я в безопасности”.

– Только помяни чёрта, – мрачно покосился на Разносчика Доктор Хаус. Сидящие за столом студенты молча рассматривали иномирного посланника и зловещий дар, который он держал в руках. Если бы Саша смогла нормально дышать, то с уверенностью сказала бы, что каждый из них в этот момент думал об одном и том же: “Я ни за что не подойду к нему”.

Первые Разносчики появились около двадцати лет назад. С тех пор они ничуть не изменились: длинные плащи и котелки стали своего рода символом эти диковинных тварей. Никто не знал, откуда они пришли и куда исчезают, но ходили слухи о том, что Разносчики появляются именно в тот момент, когда о них говорят или думают.

Были времена, когда обычные люди считали, что с появлением Новых мир треснет пополам, начнётся межвидовая война и истребление тех, у кого всё ещё остался такой рудимент, как чувства. Но вопреки ожиданиям и опасениям властей, человечество не спешило прикасаться к тайнам вселенной, а Новые, коих было в те времена совсем немного, оказались существами спокойными, не затевающими конфликтов и не претендующими на чужое.

По последним подсчётам сегодня в мире существовало около тридцати процентов Новых: мужчины и женщины, политики и учёные, преподаватели и студенты. Самому юному зарегистрированному Новому было три года и, разумеется, в соответствии с первым постулатом Истины, никто не заставлял малыша читать её.

Кто-то считает, что в Истине тысячи страниц, а кто-то – что она с каждым говорит своим языком. Одни читают книгу знаний за считанные минуты, у других же на это уходят десятки часов.

Трехлетний ребенок прочел Истину за пять минут, при том, что читать он, конечно, еще не умел. Как это было возможно? Никто не знал, точнее, Новые наверняка знали, вот только совсем не спешили делиться своими знаниями.

– Саш, в порядке? – Надя склонилась к одногруппнице.

Та помотала головой из стороны в сторону.

– У тебя губы синие, – заметила Надя, с опасением в глазах наблюдая за соседкой. – Давай, дыши!

Сама Саша ощущала себя беспомощным котёнком: советы психотерапевта Боева не помогали, и рука в сумке давно уже отпустила дневник и теперь на автомате шарила в поисках сальбутамола…

В этот момент раздался звук упавшего подноса. Повернувшись на грохот, Саша увидела своего утреннего собеседника, Пьеро. Должно быть, бедняга споткнулся, так как лежал, растянувшись на полу, а весь купленный им обед был размазан по линолеуму.

Доктор Хаус захохотал первым, а за ним – и добрая половина столовой. Кое-кто даже зааплодировал. Это было жестоко, но Саша почувствовала, как легко ей стало дышать, словно этот всеобщий ажиотаж нейтрализовывал ее страх. Покосившись в сторону окна, Саша заметила, что Разносчика больше нет, и от этого на душе ее совсем посветлело.

В этот момент Саша увидела, что Пьеро смотрит прямо на нее. Он заметил, что она улыбается (от облегчения конечно!), и на его лице отразилось разочарование, смешанное с обидой. Не обращая внимания на остаточные смешки, Пьеро собрал на поднос разбитую посуду и поставил на ближайший пустой столик. Ему не терпелось покинуть место происшествия, что он и сделал, не оглядываясь больше ни на кого.

“Как по-дурацки получилось!” – Саша почувствовала себя просто отвратительно. – “Он подумал, что это я над ним”.

– Спасибо, чувак! Сумел разрядить обстановку, – сказала Надя, поднимаясь из-за стола.

– Да уж… кстати, а как его зовут? – спросила Саша. Она посмотрела в сторону выхода из столовой, но Пьеро уже скрылся из вида.

– Без понятия. А тебе зачем? Понравился что ли? – проворчала Надежда.

– Не дури, – отмахнулась Саша. – Просто интересно.

***

Саша возвращалась домой по темноте. Прождав нужный автобус минут двадцать и замёрзшая как чёрт, она забежала внутрь и устроилась в самом конце по соседству с радиатором. Достала скетчбук и принялась незаметно зарисовывать колоритную пенсионерку в шляпе, поедающую пирожок с чем-то вроде капусты.

Саша была измотана долгим учебным днём, копанием в анатомическом материале почти до закрытия Академии, но ещё больше – тем самым происшествием в столовой. Может быть, Разносчики, как дементоры, незаметно высасывают всю радость и счастье? Покосившись на своё отражение в оконном стекле, Саша заметила, что подводка окончательно размазалась – ну да ладно.

Вечером парк казался ещё более зловещим. Проходя мимо высокого бетонного забора, Саша вжала голову в плечи и закрыла уши руками – и все же, ей казалось, что она слышит тот самый низкий давящий звук.

Она не доверяла Новым. Даже родителям; впрочем, после перехода Саша жила с ним совсем недолго.

Все случилось без каких-либо предвестников. Вернувшись домой как-то раз, Саша застала родителей… измененными. Они занимались домашними делами: мама наводила порядок в уже без того идеально вылизанной квартире, а отец… отец по обыкновению предпочитавший листать каналы телевизора или сидеть с телефоном на диване, заклеивал корешки старых медицинских книг!

Вместо привычной домашней одежды на них были элегантные костюмы в блевотных пастельных тонах. Костюмы с нашивками Новых. Мама была с укладкой и макияжем, а папа гладко выбрит и свеж. Но самое странное и пугающее было в глазах родителей – взглянув в них всего один раз, Саша поняла, что отныне хочет держаться от этих роботов подальше.

В ту ночь она впервые ушла из дома и ночевала у Нади Лёвиной.

Второй раз Саша пересеклась с родителями якобы случайно. Бабушка Наталья Ивановна попыталась устроить им “неожиданную” встречу в кафе. Но едва завидев своих Новых родителей, потягивающих через трубочку аминокислотный коктейль, Саша сбежала.

При этом папа и мама продолжали говорить, что любят Сашу, что хотят, чтобы она вернулась домой. При необходимости Новые могли неплохо имитировать чувства, однако Сашу было не провести. Она слишком хорошо помнила, какой нежной была мама, а папа – веселым и чудаковатым. Перемена в поведении родителей была не то, чтобы на лицо, она таилась внутри. В глубине родных глаз, в разгладившихся морщинках, в уголках губ, которые улыбались теперь словно по расписанию.

– Мам, почему ты сделала это? – однажды спросила Саша.

– Мы с твоим отцом хотели быть полезными обществу, – ответила та.

– Стоило оно того? Чего такого ты узнала? – не унималась Саша. На мгновение глаза мамы вспыхнули странным огнем, засияли, словно озаренные изнутри.

– Я знаю… – только и смогла сказать она, глядя куда-то вдаль, поверх головы своей дочери, и в этот момент Саше показалось, что она видит саму вселенную в зрачках матери. Но уже в следующую минуту углубившиеся было морщины на лице мамы расслабились, взгляд потух, и она и переключилась на домашние дела.

Именно в ту ночь Саша ушла из дома окончательно.

“Никому нельзя рассказать, о чём Истина”, – так гласит пятый пункт на форзаце Книги.

Бабушка, как всегда, ждала Сашу возле окна. Поймав её взгляд, Саша на мгновение ощутила, как ёкнуло сердце… а вдруг и она тоже? Но нет, Наталья Ивановна радостно помахала ей рукой и побежала открывать двери.

“Привет, дневник!” – признаться, Саше так не терпелось открыть “винный” блокнот, что даже пришлось отложить подготовку к коллоквиуму по биохимии.

На этот раз ей было о чём рассказать, вот только через пару предложений Саша поняла, что именно беспокоит её.

“Он так на меня посмотрел, этот Пьеро! Словно я такая же, как все остальные – смеюсь над чужой неудачей. Больше всего мне хотелось подойти и сказать ему, что он все неправильно понял… Но я не успела, – подумав немного, Саша зачеркнула последнюю строчку и переписала её, – Но я не стала делать этого в присутствии одногруппников”.

Откинувшись на спинку стула, Саша похвалила себя за честность.

Ей было неудобно подходить к Пьеро в присутствии друзей и уж тем более помогать ему, словно тогда клеймо аутсайдера прилипло бы и к ней. Совсем как в детской игре “сифа” или “ляпы”.

Поставив жирную точку в дневнике, Саша отправилась спать: сил не было ни на подготовку, ни даже на неоконченные скетчи.

А утром она проспала. Решив, что всё равно опоздает, спокойно позавтракала, почистила зубы и отправилась сразу ко второй паре.

Было что-то романтичное в том, чтобы ходить по пустым коридорам академии, мягко ступать стоптанными у внутреннего края стопы белыми сандалиями и заглядывать в приоткрытые двери.

Ноги сами привели Сашу к кабинету физиологии. Дверь была, как всегда, приоткрыта (преподаватель был помешан на свежем воздухе), а за ней – заканчивала заниматься Сашина группа. Кажется, студентам двести пятой подкинули внезапную проверочную: сквозь небольшую щель Саша могла видеть, как напряжено лицо Левиной, строчащей бисерным почерком на вырванном из тетради листе. Странно, но место рядом с Надеждой Всея Медицины не пустовало – на ее, Сашином месте, сидел парень из другой группы.

Парень с нашивками в виде черного тессеракта на белом фоне.

“Значит, это тот Новый, о котором Надя говорила, – Саша невольно нахмурилась. – Придется тебе подвинуться, приятель!”

После обеда (сегодня он был скромным: булочка и кофе три в одном) Саша поплелась в деканат за допуском на отработку. С прогулом пар в Медакадемии было строго: проспал, заболел – не важно, придется отрабатывать занятие во внеучебное время. Существовала, конечно, одна лазейка: можно было сдать кровь, и тогда, вместе с шоколадкой и небольшим денежным бонусом ты получал целых три отгула! Вот только Саше такой вариант не подходил: она весила меньше пятидесяти килограммов, а это ставило табу на добровольном кровопускании. Другое дело – Доктор Хаус. Мог своей кровью прокормить не одно поколение Вольтури.

Из деканата – путь наверх, на все ту же кафедру физиологии. Преодолев пять лестничных пролетов бегом, Саша, тяжело дыша, уставилась на бумажку, которую лаборанты уже успели приколоть к дверям кафедры. В коротком списке на отработку было всего два имени. Первое – Сашино, а вот второе было не на слуху; странно, обычно пары пропускали одни и те же люди.

Кафедра физиологии, отработка, 4.11:

Попова Александра Сергеевна, гр. 205

Ревень Дмитрий Александрович, гр. 201

“Ревень Дмитрий… это кто? В двести первой ведь одни отличники учатся”, – Саша наморщила лоб, припоминая студентов своей параллели. Но, по правде сказать, ее больше беспокоило время отработки, стоящее в самом низу – 17:45! Это означало, что придется второй день подряд торчать в универе до самого вечера.

“Может, попрошу его проводить меня домой?” – подумала она.

Каково же было удивление Саши, когда студентом по фамилии Ревень оказался Пьеро! Зайдя в стерильно-белую, точно операционная, аудиторию ровно в семнадцать-сорок, девушка на несколько секунд замерла в дверях. Пьеро, точнее, Дима, сидел за второй партой. Его белоснежный халат был чуть помят сзади, а медицинская шапочка была нахлобучена на длинную шевелюру на манер поварского колпака.

“Что сказать ему? Может, извиниться?” – подумала Саша.

Но Пьеро, казалось, забыл о случившемся: быстро скользнув по девушке взглядом, он коротко кивнул и уставился в учебник. При этом губы его что-то бормотали, а левая нога с маниакальной скоростью стучала по полу.

“Ладно, проехали”, – подумала Саша, садясь позади него на соседний ряд. Преподавателя пока что не было. Достав конспект, Саша принялась бегло просматривать свои заметки.

“Интересно, получится быстро свалить отсюда?”

За окном уже стемнело, и редкие снежинки свободно парили в воздухе, создавая красивые завихрения вокруг жёлтых фонарей.

Мягкий звук закрываемой двери заставил Сашу резко выпрямиться на стуле. Доцент Виноградов, пожилой мужчина, напоминающий не то фермера, не то винодела (Саша не знала, как выглядят виноделы, но слишком уж говорящей была фамилия доцента) проник в аудиторию почти бесшумно и теперь с сочувствующий улыбкой смотрел на прогульщиков.

– Ну что, полуночники? Домой хотите? – он подмигнул, и Саша охотно покивала. На миг ей показалось, что сейчас добрый преподаватель действительно отпустит их, но не тут-то было. Отлучившись в лаборантскую, Виноградов вернулся с большой коробкой.

– Тема – иннервация мышц, – сказал он, доставая из ящика живую лягушку.

Возможно, Саше просто показалось, но, увидев амфибию, Пьеро еле слышно ругнулся.

– Мы с вами проведём эксперимент, – Виноградов осмотрел лягушку, точно собирался съесть её. – Подключим лягушку к электродам и увидим, как импульсы заставляют ту или иную группу мышц сокращаться.

Саша равнодушно кивнула: в стенах универа она не воспринимала подопытных животных непосредственно как животных. Только лишь как материал.

– Но вначале, – продолжал Виноградов, подбирая со стола длинную иглу. – Нам придётся лягушечку убить…

Сказав это, он сделал прокол в основании черепа лягушки, уничтожая вначале головной, затем спинной мозг. Лапки безвольно повисли, точно у какой-нибудь резиновой игрушки.

Саше не видно было лица Димы, но она не могла не заметить, как изменилась его поза: откинувшись на стуле, он ещё интенсивнее застучал ногой, так, что парта закачалась.

“Он что, боится лягушек?” – подумала Саша, наблюдая за торчащими лопатками студента. Впервые разглядев его по-настоящему, Саша невольно отметила, что во внешности Пьеро худоба самым невыгодным образом сочеталась с высоким ростом. Взять хотя бы щиколотки, которые на целых десять сантиметров торчали из-под брюк.

– Всё понятно? – тем временем закончив эксперимент с электродами, спросил Виноградов. Студенты кивнули, и доцент раздал каждому по “набору юного садиста”: почкообразный лоток, электроды, инструменты и земноводное в количестве одной штуки.

– Тогда приступайте. У вас двадцать минут, – доцент попытался незаметно спрятать зевок.

Лягушка Саши так раздувала горловой мешок, точно ей было всё равно: убьют её сегодня или нет.

– Ладно, подруга, – негромко сказала Саша. – Ты уж прости меня. Сегодня ты, а завтра – кто знает? – может быть, буду я.

Взяв инструмент, она вздохнула и глубоко воткнула иглу, как показал преподаватель. Кости мерзко заскрипели под остриём, но рука Саши была верна. Через несколько секунд лапки лягушки повисли, а прохладное тельце обмякло в руке.

– Хорошая работа, – похвалил Виноградов. – Теперь подключайте её к электродам.

Услышав странные звуки с соседнего ряда, Саша покосилась на Пьеро. Кажется, дела у того шли не очень: нависнув над столом, он трясся, словно от плача.

– Эй? – Саша, не задумываясь, встала и направилась к нему. – Ээ… Дима, ты в порядке?

Светло-карие глаза Пьеро остекленели от ужаса, рот скривился, а рука с иглой дрожала так, что вот-вот могла проткнуть кого-нибудь.

– Дим? – позвала Саша, наклоняясь к нему. – Что с тобой?

– Я… ч-черт! – сдавленно проговорил он, гипнотизируя глазами лягушку. – Я не могу… она ведь живая!

На мгновение они столкнулись взглядом, и Саша ощутила всю его боль до последней капли. Ей захотелось сказать, что она понимает его, что порой чувствует себя точно так же, но в этот момент Виноградов громко произнёс:

– Опять вы за своё, Ревень! – на этот раз голос “доброго винодела” был строгим. – Убейте уже эту лягушку, или снова отправитесь на отработку!

– Он не может! – резко воскликнула Попова. – У него паника, как вы не понимаете?!

– Давайте сюда! – Виноградов забрал мученицу с лотка Димы и уверенной рукой совершил необходимые манипуляции. – Всё, дальше сами.

Машинально протянув руку, Пьеро позволил профессору уронить мёртвое тельце себе на ладонь. На мгновение в его глазах промелькнуло сочувствие, которое, впрочем, быстро сменилось отстраненностью. Даже пустотой, совсем как у Новых.

– Мне жаль, – тихо сказала Саша, заправляя розовую прядку за торчащее ухо. Внезапно она собралась и выпалила шепотом: – И тогда в столовой я не смеялась над тобой! Я просто была рада, что Разносчик ушёл!

– Я знаю. Я понял, – Дима (теперь, когда Саша узнала его настоящее имя, ей больше не хотелось называть его “Пьеро”) кивнул. – Спасибо, что сказала.

Больше они не разговаривали. Закончив эксперимент за двадцать минут, студенты получили свои отметки и разошлись по домам.