Читать книгу Хранители - Матильда Грин - Страница 1

Часть 1

ГИЛБЕРТ

1

Гилберт Ван Столькен посмотрел на часы. Двадцать минут десятого. Рано. Остановившись перед дверью кафешки у старой часовни, куда Софи велела ему прийти, он увидел, что все три столика снаружи свободны и с облегчением уселся за один из них. Даже если к нему не подойдут, у него будет время для того, чтобы подышать утренним парижским воздухом, собраться с мыслями и настроиться. После их развода с Софи они ни разу не виделись, а ведь прошло уже больше года. Точнее, год и полтора месяца. Судорожно вдохнув свежий весенний воздух, Гилберт повернул голову и всмотрелся в стеклянную стену кафе. Внутри были люди, а его ноздри щекотал соблазнительный запах утреннего кофе и выпечки. Но сейчас его немного мутило то ли от волнения, то ли от раннего завтрака в отеле. Поэтому, когда к нему подошёл невысокий юноша с румяным лицом, Гилберт, кинув брезгливый взгляд на засаленную прядь светло-русых волос, выбившуюся из-под его бейсболки, попросил только эспрессо и бутылочку Перрье. Гарсон отправился за водой и кофе, и через несколько минут Гилберт был уже предоставлен самому себе. С тоской поглядывая на часы и взбалтывая время от времени содержимое зеленой бутылочки он бездумно наблюдал внутри толкотню шипящих пузырьков, понимая, что в его голове сейчас царит такой же хаос. Самые разные мысли беспорядочно метались в ней, ударялись о другие и лопались, прямо как эти пузырьки газа, чтобы их место мгновенно заняли новые. Уже осточертевшие мысли о ней, о них… Гилберт потер пальцами глаза, глядя на стоявшую на столике пепельницу и стараясь не думать о желании закурить. Накануне он долго не мог уснуть, ворочаясь в постели. Ему пришлось дважды принять горячий душ, чтобы наконец успокоиться и провалиться в тревожный сон. Но проснулся он все равно слишком рано. Он не хотел поддаваться слабости и сдерживался, чтобы не купить сигареты по дороге сюда. Если Софи увидит или догадается, что он курил, она также поймёт, как сильно он волнуется. Он и так выкуривал по сотне этих проклятых сигарет, когда бессонными ночами ожидал её возвращения домой. Скашивая глаза на тлеющий край никотиновой палочки, он понимал, что в данный момент тлеет и его душа, точно также съеживаясь в пламени его жгучей всепоглощающей ревности. Тогда он злобно тушил недокуренную сигарету, обжигая пальцы, нервно тёр слезящиеся от бессонницы глаза и толчками вдавливал в свои лёгкие свежий воздух из открытого окна. А она все не возвращалась.

Гилберт поморщился от этих воспоминаний: они всколыхнули былые страхи и ненависть, которую он в те моменты испытывал к Софи. Он ненавидел её также страстно, как и любил. Он боялся задать прямой вопрос, боялся этого её насмешливого взгляда, говорившего, что он окончательно свихнулся на почве ревности. Но еще больше, до противного холодка в паху, он боялся услышать утвердительный ответ. Пока между ними висела эта неопределённость, он мог надеяться, что всё выдумал сам, что она действительно задерживается в офисе и на деловых встречах с партнерами фирмы, как она там говорила….Но Гилберт знал тогда, что если его подозрения подтвердятся, он вынужден будет уйти. Никаких других вариантов он не допускал. Только встретившись с Роландом и рассказав обо всем, он признался ему, что вконец измучился и уже просто не знает, что ему делать. Тот, видя, в каком состоянии находится его друг, мудро советовал собраться с духом и задать Софи прямой вопрос. А если Гилберт находит это для себя невозможным, плюнуть на всё, успокоиться и жить дальше. В конце концов, говорил тогда Роланд, если это будет необходимо, тайное всегда станет явным. Если же нет, Гилберт только навредит себе (что он тогда, впрочем, и делал), но ничего толком не добьётся.

И, даже понимая, что друг совершенно прав, он не решался на откровенный разговор с женой. Каждый раз он малодушно выбирал страдать, не спать, курить, как сумасшедший, и вытворять ещё много такого, о чем теперь ему было стыдно вспоминать. Он даже обратился в контору, чтобы нанять слежку за ней. Но ему не хватило смелости даже на то, чтобы приехать на встречу. Пришлось звонить и врать, что ему самому удалось разобраться в вопросе и что помощь больше не нужна.

Он оглянулся, услышав приближающееся цоканье каблуков по мостовой. Молодая темноволосая женщина проскочила мимо него и нырнула в открытую дверь кофейни. До Гилберта донёсся аромат её духов, такой же дразняще приятный, как окружающая его весенняя свежесть. Он никогда не понимал, зачем женщины пользуются духами. Эти искусственные запахи только сбивают с толку мужские рецепторы и одурманивают, мешая уловить их истинный природный аромат. Сквозь стекло он наблюдал, как мелькает в кафе её джинсовая юбка, а когда она вышла, держа в руке стаканчик с кофе, невольно проследил взглядом за удаляющейся стройной фигуркой.

И вздрогнул, когда ему на плечо легла чья-то рука. В следующее мгновение Софи опустилась на стул напротив, пахнув на него уже своим тонким ароматом. Она была почти так же прекрасна и изящна, как в то время, когда была его обожаемой женой, и они были так счастливы вместе. И сейчас Софи смотрела на него своими развратными зелеными глазами и легко улыбалась как ни в чем ни бывало. Как будто не знала, чего ему стоил их развод и какую боль она ему причинила тогда. Видимо, чтобы усилить начатую атаку, она снова приподнялась и легко коснулась его щеки губами, а потом снова уселась, наблюдая за его реакцией. Реакция была все той же, что и пять лет назад, когда они только встречались. Подавив желание сжать ее в объятиях и ругая себя за эту слабость, он опустил глаза.

– Ты все такой же, Жильбер, – протянула она, и он с изумлением уловил игривую нотку в ее голосе, – твой звонок меня немного удивил…

Он пожал плечами и нахмурился, не желая, чтобы она прочла мысли, написанные на его лице. Глотнул воды, и зеленоватые пузырьки неожиданно сильно обожгли нёбо. Кашель застрял в горле.

К их столику подошёл юноша с волосами. Слушая, как она делает заказ, Гилберт невольно вернулся мыслями в тот вечер, отпечатавшийся всеми деталями где-то в затылке. Он как раз опустошал пепельницу, похожую на грязный разворошенный муравейник, когда услышал, как закрылась за ней дверь. Он выглянул в холл и успел увидеть, как она, томно покачивая бёдрами и на ходу снимая с себя одежду, идёт в ванную. Он глухо окликнул её, но она даже не услышала. Когда она защелкнула за собой дверь, он остановился на полпути, вдыхая тянущийся за ней шлейф её духов, смешанный с какими-то чужими запахами, которые в последнее время заставляли его кулаки сжиматься, и бездумно глядя на валяющуюся на полу сумочку. Промелькнула мысль, что она могла забыть в ней свой телефон. Ему претила идея копаться в смартфоне жены, тем более что все разговоры, которые она вела в пределах досягаемости его слуха, носили исключительно деловой или дружеский характер. Но в тот момент он уже не контролировал себя и готов был на все, чтобы получить хоть какую-то информацию. Неслышно подойдя к сумочке, он открыл её: там действительно лежал её смартфон. Даже не вынимая его, он увидел извещение о новом сообщении на экране. Мысли снова заметались, как летучие мыши, но, прежде чем он успел что-то решить, его дрожащая рука вынула телефон из сумочки, пальцы нажали на кнопку снятия блокировки. Она никогда не паролила доступ к телефону, по её словам, ей лень было каждый раз снимать блокировку. Поэтому Гилберт, под шум льющейся в ванной воды уже читал сообщение, пришедшее только что. Как будто по заказу, оно стало ответом на все его вопросы: нестерпимо вульгарное упоминание того, что произошло сегодня вечером, заставило все его тело задрожать от почти физической боли, бешеной злости и чего-то еще. Беда была в том, что он слишком сильно любил её, слишком. Несмотря на все свои подозрения, он оказался совершенно не подготовленным к такому исходу. Она разбила его сердце, а сейчас бессовестно флиртует с ним и целует в щечку. Он твёрдо вознамерился взять себя в руки и держаться с ней холодно и официально.

– Как поживаешь? – зелёные глаза с заметным равнодушием повернулись к нему. В них притаилось настороженное внимание. Запах ее тела кружил голову, но он холодно посмотрел на неё, выжидая паузу.

– Мне звонила твоя мать, – Гилберт предвкушал ее реакцию, наблюдая за ее лицом, – Ты догадываешься, по какому поводу.

Ее мать могла звонить ему только по одному поводу, и она это прекрасно знала. Софи на вдохе вытянула тонкие, красиво очерченные губы в трубочку и тоже посмотрела внутрь помещения сквозь стеклянную стену.

– Все изменилось, Жильбер, – холодно молвила она.

Он и так это знал, и она знала, что он знает. Когда они были женаты, и все было хорошо, Софи обещала, что, если её мать передаст свой отель в Женеве по завещанию именно ей, то он, Гилберт, станет в нём управляющим совладельцем. Но все пошло далеко не так, как они планировали.

– Если ты полагаешь, что я позвонил тебе ради этого, ты глубоко ошибаешься, – теперь его тоном можно было заморозить Сену.

Она только пожала плечами и сделала глоток кофе, который ей пару минут назад принёс волосатый официант.

– Так значит тебе она позвонила?

– Готфрид скончался, – пояснил Гилберт.

Её губы чуть заметно сжались.

– Где она?

– В Женеве. Ждет Гарри и нас. Гарри сообщил, что будет через пару дней, как раз к ее дню рождения…

– Я не могу…., – поежилась она, – Боже, как мне неудобно… Я сейчас не могу, Жильбер, поверь…

– Понимаю. Поэтому могу позвонить Марьян. Она еще не знает…

– Что? – встрепенулась она. Ход был удачным и неожиданным. Софи терпеть не могла свою старшую сестру, которая каким-то непостижимым образом всегда была в курсе всего происходящего. Она просто не рискнула бы частью наследства, которое уже почти ей принадлежит.

– А Роланд? – подумав, спросила она.

– Он все время в разъездах. Габриэла обещала, что сама ему скажет. Мне не хотелось этого делать.

Она понимающе кивнула и, откинувшись на спинку стула, картинно взъерошила свои прямые каштановые волосы. Всем было известно, как её мать и её второй муж любили друг друга. Только нежелание Роланда заниматься Амстердамским отелем своего отца помешало им открыть новый мини-отель в Харлеме. И именно смерть Готфрида повлияла на решение Габриэлы изменить свое завещание. Софи, разумеется, пока не знала об этом.

– Как он умер? – неожиданно и резко прозвучал ее вопрос, и он с удивлением услышал в её голосе печаль.

– В больнице. Тихо. Во сне. Ты знаешь, что твоя мать тоже плоха?

– Нет, – последовал резкий ответ, – я очень давно ее не видела.

– Если не ошибаюсь, восемнадцатого ей исполнится восемьдесят шесть?

Она даже не повернула головы, упрямо глядя в стеклянную стену. Гилберт знал, что его бывшая жена не общалась с матерью по причине давней ссоры. Его всегда удивляли их отношения, вернее, отсутствие отношений между ними. Мать Софи была волевой властной женщиной, ее стремление контролировать все и вся с детства претили дочери, которая сама была независимой и сильной от природы. Ему Софи порой казалась даже безжалостной, но он слишком сильно любил ее тогда.

– Постараюсь найти время, но не уверена, что смогу присутствовать, – услышал он глухой голос Софи.

– Ты уверена? Думаю, Марьян бы с удовольствием тебя заменила, если хочешь избежать и этой встречи. – Он едва не проговорился о том, что Габриэла просила, чтобы именно Софи, а не её сестра, присутствовала на похоронах отчима. Не стоит тешить её самолюбие.

От него не укрылся гневный блеск ее глаз.

– Я же сказала, что постараюсь, – донесся до него стальной голос, – хотя у меня совершенно нет на это времени. Мне нужно готовиться к отъезду.

– К отъезду? – прищурился он. По спине пробежал холодок неожиданной догадки. Неужели…

– Ах, ты же не знаешь, – Софи снова надела на лицо равнодушную маску, – я переезжаю из Парижа. Совсем.

Он нахмурился. Похоже это будет сюрпризом для всех. Если бы Габриэла знала, не преминула бы ему сообщить. Да откуда бы ей знать, если она сама получала новости о Софи только от него. До определенного времени разумеется.

– Куда же ты переезжаешь? – быстро спросил он, стараясь не выдавать волнение в голосе.

Но, увидев выражение её лица, он пожалел, что спросил об этом.

– В Конфедерацию, куда же еще? – пожала она плечами, – ты знаешь, я всегда мечтала об этом.

– А… как же твой отель? – опешил он, даже не заметив в её тоне намёк на то, что он не смог реализовать эту её мечту, пока они были вместе.

Она снова неопределённо дернула плечом и нахмурилась. Её раздражали его вопросы и похоже было, что она не собиралась посвящать его в свои планы. Не получив ответа на свой вопрос, Гилберт сам догадался:

– Ты собираешься его продать…, – протянул он, поражённый этой мыслью, наблюдая за ее сведёнными на переносице тонкими бровями, и продолжил свои догадки, – но ты знаешь, что Габриэла будет против, поэтому и не хочешь ехать на похороны Готфрида.

Теперь её брови полу-удивлённо, полу-возмущенно поползли вверх. Она посмотрела на него.

– С чего ты взял, что я собираюсь его продавать сейчас? – видно было, что это вырвалось против её воли, просто из стервозного желания опровергнуть его правдивое предположение.

Теперь уже Гилберт в изумлении уставился на неё.

– Как это?

Софи молчала. Её пальцы нервно рвали и крошили круассан.

– Почему ты так уверена, что Габриэла отдаст Женевский отель тебе?

– Перестань! – вырвалось у Софи, – ни в чем я не уверена! Просто мы так решили с Полем.

– С Полем?

– Да! – с вызовом сказала она, – Мы решили пожениться в июне уже в Женеве. И вообще, мне не нужно её одобрение на то, чтобы продать «Ле Велюр».

Гилберт негодовал. Софи оказалась не только неверной женой, но еще и предательницей собственной матери. Собираясь продать непонятно кому обожаемый отель Габриэлы, в который вложено столько сил и средств, её вероломная дочь даже не планировала с той посоветоваться. Решение принималось с каким-то посторонним человеком, судя по всему, очередным её любовником. Хуже того, Софи с хладнокровной терпеливостью дожидалась смерти своей матери, чтобы реализовать свои планы. Это было так дико и одновременно так похоже на Софи, которая в отношении к Габриэле почему-то всегда была сплошным детским протестом. Однако, судя по всему, отель в Женеве был по-прежнему ей нужен. Особенно сейчас.

Софи наконец подняла голову и ответила на вопросительный взгляд Гилберта. Он понял. Она была уверена, что он до сих пор любит её, что он на её стороне. Поэтому и не постеснялась делать такие заявления, уверенная, что из деликатности он не посмеет лезть в их семейные дела и не станет ничего сообщать Габриэле.

– Я был уверен, что ты больше не сможешь меня ничем удивить, – процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить её. Это стало бы полноценным выплеском его эмоций по отношению к этой женщине. В нём бушевали горькая невысказанная обида, ревность и праведный гнев. Но вместо этого он саркастически усмехнулся и спросил, заваливаясь на спинку стула и против воли сжимая пальцами горлышко опустевшей зелёной бутылочки:

– И, если всё пойдёт хорошо, разумеется, управляющим и совладельцем отеля в Женеве станет этот самый Поль?

Она скорчила гримасу, красноречиво говорившую, что это совершенно не его дело. Этого он уже не мог выдержать. Гилберт не успел опомниться, как бутылка в руке сильно стукнула по столу, а он сам вскочил и услышал свой крик:

– Да как ты можешь? Это свинство, Софи, ты просто неблагодарная свинья!

От его неловкого движения шаткий столик едва не перевернулся. Бутылка Перрье опрокинулась и покатилась по тротуару, нелепо подскакивая. Мимо них в этот момент проходили люди, поэтому выкрик Гилберта привлёк их внимание. Из кафе выскочил волосатый гарсон.

– Мсье! – испуганно воскликнул он, – мсье!

Его окрик привёл его в чувство, но не расширенные от испуга глаза Софи. Гилберт понимал, что это непростительная и несвойственная ему несдержанность, но ничего не смог с собой поделать. Его злость сменилась смущением и сожалением за этот взрыв эмоций. Зато Софи быстро пришла в себя.

– Все в порядке, – махнула она рукой, – не могли бы вы убрать это и принести нам еще кофе?

Тот, с опаской принимая у Гилберта из рук пустую бутылку, сунул её под мышку и забрал со столика попадавшие чашки.

– Боже, у тебя вдруг появился темперамент! – презрительно фыркнула Софи, поправляя прическу.

Все ещё ненавидя её, он постарался взять себя в руки и сказал уже спокойнее:

– Я не могу понять, за что ты так с ней. Это же твоя мама. Что бы ни произошло между вами, это вряд ли уже актуально. Она ведь любит тебя, за что ТЫ её предаёшь? Или ты в принципе не можешь без этого?

Последняя фраза явно была лишней, так как она надменно сжала губы и прищурилась.

– Охохо! Ты вдруг решил стать миротворцем? Не выйдет, милый.

Он коснулся пальцами лба и вздохнул, понимая, что его усилия действительно бесполезны. Софи с любовником уезжают в Швейцарию в надежде, что Габриэла отпишет Женевский отель именно ей и забывая, что на него также претендует её брат Гарри и, возможно, старшая сестра Марьян. Софи после смерти матери собирается продать парижский отель, не желая сообщать ей об этом и не сомневаясь, что он, Гилберт, тоже будет молчать. Прежний он действительно не выдал бы её, но сейчас ему нестерпимо захотелось прямо здесь и сейчас набрать номер Габриэлы и рассказать ей обо всём. Руки чесались так сильно, что он откинулся на спинку стула и огляделся. За столик у входа уселась влюблённая парочка.

Им принесли две новые чашки кофе.

– Все в порядке? – спросил гарсон у Софи, поглядывая на Гилберта.

– Да, конечно, – ответила та.

– Не надо ревновать, Жильбер, – поддразнила Софи, когда юноша отошёл к соседнему столику, – я же не лезу в твою личную жизнь. Кстати, как дела в Амстердаме. Я очень сомневаюсь, что ты смог бы оставить свой «Велюр» ради Парижа.

Ему стало стыдно. Ведь его гнев действительно был частично продиктован ревностью к неизвестному Полю. Один Бог знает, сколько таких Полей было у неё за эти полтора года. Правда в том, что, идя на эту встречу, Гилберт втайне надеялся, что Софи осознает, какую боль причинила ему. Если бы она попросила у него прощения, искренне признала свою вину, он мгновенно простил бы. Сейчас же к нему пришло горькое осознание того, что до этих пор он совершенно не знал эту женщину. Она не только не извинилась, но и не испытывала ни малейших угрызений совести.

Подняв на неё глаза, он понял, что она ждёт от него ответ на свой вопрос об Амстердаме.

– Не решай за меня, – машинально парировал он, чувствуя странное облегчение. Как будто обида на неё и эта боль от её предательства все это время камнем лежали на сердце, а гадкие новости от Софи позволяли ему не только наконец-то отпустить её. Он представил себе, как страдала бы Габриэла, узнав обо всём, и странным образом его это успокаивало. Ведь именно Габриэла поддерживала его, говоря, что лучшего мужа, чем он, не могла бы и желать для Софи. Утверждала, что Софи – легкомысленная идиотка, не ценящая своего счастья в его лице. Гилберт знал, что Габриэла была искренна в своем сочувствии. Эту женщину можно было обвинить в чём угодно, но не в лицемерии. Внезапно ему захотелось встать и уйти, словно в присутствии Софи ему не хватало воздуха. Он почувствовал противную горечь во рту, будто только что выкурил десяток сигарет одна за другой.

– Хотя ты права, – не выдержал он, – теперь Париж для меня отравлен одним твоим присутствием.

Это прозвучало так по-детски, что она засмеялась. Но ему уже не хотелось её просто ударить. У него возникло желание воткнуть ей в сердце что-нибудь острое, чтобы она хоть на мгновение ощутила ту боль, которую причинила ему. Он глотнул кофе, чувствуя в его мягкой горечи гадкий привкус глубокого разочарования в человеке, которого он так беззаветно и искренне любил. Где-то внутри шевельнулось дежа-вю этого чувства. Но сейчас от него осталась только саднящая боль даже не в сердце, а где-то в ключицах. Кончено. Они чужие отныне и навсегда. Она не заслуживала его любви. И ненависти его тоже не заслуживает. Гилберт глубоко вздохнул, чувствуя, как проясняется в голове. Но она расценила его вздох по-своему и продолжала нести какую-то неуверенную чушь о ревности и о том, что у них больше нет ничего общего. Хоть в этом она была права…

– Мне пора, – резко сказал он и встал, прерывая её болтовню. Она вскинула на него удивлённые глаза.

– Я передал тебе просьбу матери. У меня ещё дела перед отъездом.

По её лицу было видно, что она не так планировала их прощание. Но ему больше не хотелось находиться рядом с ней. Он вышел из-за стола и вошёл в кафе, чтобы оплатить счёт. Она ошеломлённо смотрела ему вслед, когда он удалялся.

2

Мать Софи и еще двоих детей, со звучным именем Габриэла Моро, рано овдовела. Ее первый муж покинул этот мир, когда Софи, самой младшей, оставалось три месяца до появления на свет. Зная свое подспудное стремление управлять всем и вся, Габриэла не могла контролировать только одно – свой характер и время от времени пускалась во все тяжкие. В такие моменты она становилась невыносимой. Ей было мало пяти уютных мини-отелей в Европе, работа которых была организована безупречно, она порой вела себя совершено деспотично, воспитывая своих чад. Из них троих только Гарри, которого Софи незаслуженно звала тряпкой, с детства отличался крайним послушанием. Повзрослев, он так тонко изучил характер матушки, что помыкал ей с истинно женской ловкостью, а она, души в нем не чая, даже не замечала, что ее регулярно обводят вокруг пальца. Если порой ей случалось раскрыть обман, у нее не было никаких сил злиться, ведь он был единственным ее сыном, и этой привилегией беззастенчиво пользовался. За Габриэлой всегда увивались мужчины, как порядочные, так и не очень, привлекаемые ее красотой и сильным характером. Из них только один смог столько лет этот характер выдерживать. Именно он тихо скончался на днях в Опиталь де ла Тур.

Гилберту была неведома причина разногласий между его бывшей женой и ее матерью, и он подозревал, что она кроется не только в деспотичной натуре Габриэлы. Однако все разговоры на эту тему резко пресекались Софи. Марьян была старшей сестрой, и ей, по большому счету, было наплевать на похороны отчима. Второй муж Габриэлы не был ее отцом, равно как и отцом Софи. Наследство в ее жизни стало бы, скорее, знаком превосходства над младшими детьми. Марьян была замужем за американским бизнесменом, слыла светской львицей, знающей себе цену, и уже давно отдалилась от матери и ее дел. Софи всегда с некоторым презрением упоминала о старшей сестре, и от Гилберта, который и ту, и другую хорошо знал, не могло укрыться, что дело в простой зависти к ее роскошной жизни. Сестры были соперницами с детства. Габриэла всегда была любезна с Гилбертом, и часто по телефону выражала сожаление о ветрености своей дочери, для которой, по ее мнению, во всем мире не сыскалось бы пары лучше Гилберта, выходца из приличной консервативной фамилии. В то время, как сына своего второго мужа, Роланда, она просто обожала.

По мере того, как её дети взрослели, Габриэла мудро распределяла между ними свой бизнес. Удачно выдав замуж Марьян, она отдала свой роскошный мини-отель в Австрии в руки Гарри, а Парижский «Велюр» достался Софи. Никто из них не сомневался, что после смерти матери те отели, которыми они управляли, будут им принадлежать по праву. Еще был самый старый из всех и самый роскошный «Веллуто» во Флоренции, который формально принадлежал Марьян, но фактически с ним управлялся Гарри.

Последнему мужу Габриэлы, добродушному, но строгому голландцу Готфриду, принадлежал Амстердамский «Велюр», который они открыли вместе. Готфрид надеялся, что его сын Роланд будет управлять им. Пока тот никоим образом не интересовался гостиничным бизнесом, Готфрид доверил управление отелем его лучшему другу и тогда еще мужу Софи, Гилберту. Если бы Роланд поддерживал отца, у него сейчас был бы еще один отель в Харлеме. Гилберт же прекрасно справлялся с возложенными на него обязанностями. С Роландом они подружились еще в ранней юности, учились в университете Дельфта, семь лет работали в одной компании и, после того как их профессиональные пути разошлись, заключили соглашение о том, что Гилберт, при желании, останется управляющим «Велюром» в Амстердаме после того, как Роланд вступит в полноправное владение этим отелем. Роланд знал: если Софи станет владелицей отеля в Женеве, то ему, скорее всего, придётся искать нового управляющего. Однако Роланд оказался везучим малым, и пока Гилберт так и оставался его управляющим в Амстердаме.

Сейчас, когда стало известно, что Габриэла изменила своё завещание, Гарри, всегда уверенный в том, что станет претендентом на львиную долю наследства, все же спешил к матери в Женеву, где она ждала детей на вилле рядом с первым и лучшим из своих отелей. Даже своему любимому чаду она не открывала намерений насчет своего завещания. Софи, как оказалось, играла с судьбой, доверившись своей новой пассии, а Марьян, которая, по-видимому, не собиралась присутствовать на похоронах Готфрида, тем не менее поддерживала тёплые отношения с матерью, и имела все шансы получить в наследство «Велюр» в Женеве.

3

Даже вернувшись в свой отель, Гилберт не мог собраться с мыслями. Едва зайдя в номер, он отправился в душ, словно надеясь смыть впечатления от встречи с бывшей женой. Расставшись с ней, он не сразу вернулся к себе, сделав крюк и пройдя пешком внушительное расстояние. Внутреннее облегчение смешалось с не до конца изжившей себя горечью и яростным негодованием в адрес этой бессовестной твари, как он теперь называл её в мыслях. Однако, воспоминание о её растерянном взгляде, которым она провожала его, всё-таки пробуждало в его душе какое-то мрачное ликование. Прогулка на свежем воздухе разбудила зверский аппетит, и зайдя в ресторанчик недалеко от своего отеля, Гилберт с удовольствием пообедал. Ему не хотелось думать о предстоящих похоронах и возможной новой встрече с Софи, да и на задворках подсознания маячила странная мысль, что он что-то не завершил, или сделал как-то не так. Не желая ничего анализировать сейчас, он освежился в душе и растянулся на мягкой кровати. Глаза сами собой закрывались: сказывалась бессонная ночь. Уже в полудрёме вспомнилось, что он обещал отзвониться Габриэле. Позвоню вечером, решил он и тут же провалился в сон.

Спал Гилберт крепко, но и во сне его беспокоило неотступное ощущение незавершённого дела. В половине четвёртого из сумрачных грёз его выдернула телефонная трель. Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. Телефон умолк, и Гилберт, еще находясь под влиянием дремоты, повернулся на бок и увидел прямо перед собой застывшее в предсмертной агонии лицо Софи. Её посиневшие губы закрывала прядь мокрых волос, налитые кровью выпученные глаза смотрели прямо на него. Гилберт дёрнулся, вытягивая руки в попытке оттолкнуть этот кошмарное видение, принявшее почти осязаемый облик. И свалился на пол, больно ударившись головой о край прикроватного столика. Только теперь он наконец проснулся. Сердце бешено колотилось, перед глазами стояла отвратительная маска смерти. Поднимаясь с пола, он глубоко внутри знал, что в этом сне Софи кто-то воткнул в сердце вилку и нож. Что за дикость?! Сразу вспомнились свои мысли, когда он сидел напротив и смотрел в её сузившиеся в усмешке глаза. Нет. Нет. Он больше не хотел этого. Взглянув на экран смартфона, он понял, что ему звонили из «Велюра». О чем это они говорили с ней там, думал он, потирая ушибленный затылок и набирая номер своего менеджера. Ах да, она переезжает….. А Парижский «Велюр» продаст сразу после смерти Габриэлы….

– Алло, Гилберт – услышал он голос Юны.

ВОТ ИДИОТ!

Мысленная вспышка озарила его так внезапно, что он даже опустил руку с телефоном, слыша, что где-то далеко его окликает Юна.

– Я перезвоню, занят, – сказал он ей и, отключившись, с размаху сел в кресло.

Ну конечно идиот. Почему он сразу не предложил ей это? Если он купит у неё Парижский «Велюр», он не только заработает дополнительные очки у Габриэлы, но и станет владельцем роскошного мини-отеля во Франции. Преимущества такого решения были очевидны, но увидеть их сразу помешали его эмоции по отношению к бывшей жене.

Гилберт встал и подошёл к окну, глядя на проезжавшие перед отелем автомобили. Захочет ли Софи иметь с ним дело после сегодняшнего разговора? Надо её убедить, что только этот вариант позволит Габриэле безболезненно принять факт продажи «Велюра». Да о чем речь, он готов даже на шантаж. Пусть Софи не обольщается, что он будет хранить её тайну, особенно в свете их отношений с матерью.

Он чувствовал радостный трепет в груди. Вот что он не сделал, вот что его беспокоило. Согласится ли Софи на рассрочку? Если даже нет, он сможет поговорить с Габриэлой и попросить у неё заём. Либо обратится к Роланду. Но только после того, как пригрозит Софи рассказать обо всём. Даже если каким-то образом та получила гарантии насчет Женевского «Велюра», последнее слово пока только за Габриэлой.

Обдумав все, он набрал номер Софи. Она ответила только после повторного набора.

– Да, – услышал он в трубке отрывистый голос.

– Нужно встретиться, – сказал он, не тратя время на приветствие. Виделись уже утром.

– С чего бы это? – удивилась она.

– При встрече объясню.

– Неужели тебя совесть замучила? – в её голосе снова засквозили насмешливые нотки.

– Почти. Тебе удобно в семь?

Она помолчала.

– Нет. У меня встреча.

– Перенеси её, – решительно сказал Гилберт, – я завтра утром должен вернуться, а дело срочное.

– Что же ты его утром не озвучил? – презрительно фыркнула Софи.

– Был под впечатлением твоего свинства, – его губы произносили какие-то слова помимо воли, но он был этому даже рад. В нём сейчас говорил Гилберт, который выглянул из камышей, росших по берегам Леты, натянул спущенные штаны и наконец-то подал голос.

Даже её молчание отдавало изумлением.

– Знаешь парк Бари? – спросила она.

– Конечно.

– Будь там к восьми. Я постараюсь успеть.

– О-кей.

Он отсоединился и снова набрал Юну.

Гилберт сидел на скамейке в темном парке и с нескрываемым раздражением поглядывал на часы. Была уже половина девятого, а Софи не только не явилась, но и не брала трубку. Неужели она решила и в этот раз его обмануть? Он потарабанил пальцами по деревянной скамье. За то время, пока он её ждал, он успел обдумать несколько вариантов их разговора, варианты её вопросов и своих ответов… А её всё не было. Совсем как тогда. Мимо проходили туристы, парочки, пожилые люди, поскрипывали колеса велосипедов, а он всё ждал и ждал. Ближе к девяти, чувствуя, что больше не может сидеть, он поднялся и не спеша пошёл по аллее. Парижская весна уже не радовала, нежный весенний воздух, напоенный ароматами зелени и цветов, был отравлен. Гилберта возмущала её безответственность и полное отсутствие совести даже сейчас, когда он в душе отпустил её и чувствовал себя свободным. Когда очередной его вызов остался без ответа, он злобно выругался про себя и набрал ей сообщение, в котором угрожал, что завтра же утром расскажет Габриэле все последние новости. Но, перечитав текст, он почему-то стыдливо удалил его. Софи, при всех её особенностях, далеко не дура, и должна была догадаться, что он уже не на её стороне. Хотя бы принимая во внимание эту перемену, она могла бы прийти, уязвлённо думал он, яростно расшвыривая ногами редкий мусор, попадавшийся на дороге. Он побродил ещё с полчаса, понимая, что напрасно тратит время, и чувствуя полную внутреннюю готовность к завтрашнему откровенному разговору с Габриэлой. Что бы ни произошло после этого, Софи всё это заслужила. Поделом ей.

Какая-то псина зашлась бешеным лаем и вслед за этим до него донёсся истеричный женский вопль, неприятно прорезавший мягкость весеннего вечера. Гилберт застыл на месте и хмурясь, оглянулся. Послышался еще один вскрик, но уже ожидаемо не такой громкий. Метрах в ста от него, недалеко от выхода из парка, в свете фонарей уже суетилась небольшая толпа. Ему совершенно не хотелось присоединяться к её нездоровому ажиотажу, ведь там явно произошло что-то нехорошее, но в глубине души ещё теплилась надежда, что Софи позвонит ему. Поэтому он направился туда. Приблизившись к месту скопления людей, он уже слышал от спешащих оттуда слова «кошмар», «жуть», «полиция» и прочие эпитеты. Его любопытство было задето. Приближаясь к сборищу зевак, он гадал, что кто-то, возможно, подрался или напился до полного беспамятства. Людей, однако, было не много, стояли они не слишком скученно, поэтому Гилберт легко просочился к самой оградке, возле которой они торчали, и, вытянул шею заглядывая за аккуратно подстриженные кусты жимолости. Сначала он ничего не увидел, но взгляд его зацепился за огромный чёрный мусорный пакет. Он был сдвинут, и это открывало взору верхнюю часть лежащего на траве женского тела. Внезапно Гилберт услышал чей-то визгливый голос:

– Софи!

Не осознавая, что вскрикнул он сам, он резко оглянулся, чтобы посмотреть, откуда шёл звук. В следующее мгновение, по устремлённым на него изумлённым взглядам он понял, что кричал он. Он узнал это белое лицо с заострившимися чертами, эти выпученные глаза и эти всклокоченные волосы. Именно этими мертвыми глазами смотрела на него Софи в его дневном сне. Гилберт повернулся и побрел прочь, спотыкаясь, не чувствуя ног и рук, не слыша окриков подоспевших полицейских. Перед глазами у него стояла застывшая бескровная маска с прилипшей к синим губам влажной прядью, и пропитанная кровью синяя блузка, из складок которой торчали, зловеще поблескивая, металлический столовый нож и вилка.

Часть 2

РОЛАНД

1

Столько народу я давно не видал: набережная русского города кишела людьми. Запахи вечерней весны кружили голову, в то время как я, продираясь сквозь толпу, искал ресторан, в котором у меня была назначена встреча. Я смутно помнил, где он находится, так как был там всего однажды, в прошлом году, когда в очередной раз посетил этот город. Времени для отдыха катастрофически не хватало, и я прекрасно осознавал, что, возможно, упускаю нечто важное из своей жизни. В пылу работы над очередным проектом, за который я взялся, по обыкновению, мертвой хваткой, я как-то упустил из виду, что на дворе стоит весна. Даже то, что давала мне моя работа, не могло заменить ее… Я нарочно вышел из машины такси раньше, чтобы немного пройтись и сейчас старался запечатлеть в памяти, испещренной хищными яхтами капиталистических акул, этот речной пейзаж с проплывающими мимо прогулочными корабликами. На их палубах творилось нечто невообразимое. Я давно принял во внимание, что понятие «цивилизованный отдых», характеризовавшее некогда русскую интеллигенцию и культуру, по которой вздыхают сейчас тысячи европейцев, стало неким эфемерным понятием, либо, по-прежнему, присуще лишь высшим светским кругам. Везде, где витал хоть намек на страшного зверя, под названием «Русска вотка» (я немного говорю по-русски), можно было забыть о всякой культуре. Нет, я вовсе не против этого напитка… Но как же интересно наблюдать, как застегнутый на все пуговицы, сугубо официальный бизнесмен принимает вас у себя в гостях, и уже через час после начала застолья превращается в панибратски неформального румяного «Муджик» (это я тоже выпендрился), со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Я не буду рассказывать о том, чем я занимаюсь. Во-первых, это и без меня известно, во-вторых, далее станет понятно само собой, а в-третьих – это совершенно не имеет значения в той истории, которую я здесь излагаю. Мне хотелось бы, конечно, небрежно заметить, что в ночь моего рождения в небе над Утрехтом загорелась яркая звезда, но я приберегу свое богохульство для другого случая. Так что не буду тратить время на лишние объяснения. Скажу только, что в тот памятный вечер накануне тех самых событий, меня ждал партнер. То есть, не партнер, а третье лицо, которому не терпелось обсудить варианты оснащения мини-птицефабрики. Должен признать, что Ростов-на-Дону (а именно об этом русском городе идет речь) и многие другие русские города, в которых я работал, открывали мне массу интересных знакомств и возможность лучше узнать эту страну, которой страстно интересовалось столько европейцев.

Кораблики, словно уже предчувствуя убийственный летний зной, лениво двигались вверх-вниз по реке. Некоторые, наверное, плыли как раз к «Притчал Петра»: как мне объяснили, он располагается где-то там, прямо у воды. И назавтра там меня ждал клиент, в гостях у которого я должен был провести несколько дней.

У дверей ресторана, к которому я, наконец, подошел, мне поклонился швейцар с голодными глазами. Внутри меня уже ждали. Из-за столика поднялся серьезный господин, которого мне представляли вчера. Сергей.

– Садитесь, Роланд, пожалуйста, – добродушно указал он на место напротив себя, – я взял на себя смелость заказать для вас салат с морским гребешком на гриле.

Я обрадовался, что сказал ему вчера за обедом, что очень люблю морские гребешки. Оставалось только надеяться, что здесь их хорошо готовят.

– Благодарю вас, вы облегчили мне выбор, – ответил я, раскрывая меню и кивая подошедшему официанту, – а на горячее я бы съел телятину с ежевикой…

2

Следующее утро, как и все другие, послужило знаком, что в моей жизни еще много дел, завершение которых требует прямого моего участия. И это радовало. Сегодня меня ждал он. «Притчал». Я много слышал о нем, но ни разу не довелось побывать в этом по слухам живописном месте. Теперь я радовался такой возможности, и единственное, что удручало – долгая дорога туда из-за недавней поломки главного сообщающего правый и левый берег Дона моста. Чемодан я взял с собой, т.к. по предварительной договоренности планировал остановиться в одноименной гостинице. Мне также обещали совершить небольшую экскурсию по территории, поэтому я взял с собой диктофон, чтобы запечатлеть то, что услышу. Меня, как и многих европейцев, несмотря на мое трезвое и объективное отношение, живо интересовало все, что связано с историей русской земли и русских казаков – народа, о котором у меня было самое туманное представление. В моем сознании они были чем-то похожи на индейцев Майя, с их почти магической силой и будоражащей воображение воинственностью. Мне оставалось надеяться, что сегодня я услышу нечто большее, чем сказку для туристов среднего звена. Далее представлю точную запись всего, что произошло в этот день с моими замечаниями.

14 Апреля

Подъезжаю к Причалу. Погода радует, хотя я нахожу, что для этого времени года в Ростове прохладно. Повсюду весенняя свежая зелень, деревья, природа, это отличает курортную часть Ростова – Левый берег от Правого, который, хоть и может похвастаться несколькими парками, все же представляет собой индустриально-деловой центр. По моей просьбе таксист везет меня более красивой дорогой, так как далее, насколько мне известно, начинается промышленная зона с заводами и многочисленными складами. Реку Дон отсюда уже не видно, слева и справа начинается ряд увеселительных заведений, в том числе гостиниц, которые, по моим сведениям, терпят значительные убытки после закрытия моста на ремонт. С нетерпением жду обещанной экскурсии, хотя визит мой имеет исключительно деловой характер. Вот, наконец, въезжаем во двор мимо каких-то красочных построек, в которых я узнал дома казаков. Надо будет спросить о них у гида……. У входа уже стоит высокая молодая женщина (на вид не старше 25 лет) в строгом костюме, поверх которого накинута куртка. Сразу бросается в глаза ярко-рыжий цвет волос. Понимаю, что это встречают меня и, спешно расплатившись с водителем, выскакиваю на свежий воздух. Со мной выскакивает то, что мне уже давно жестоко докучает при таких визитах: мой чемодан и пальто. Идем друг другу навстречу, причем на ее губах играет нежная полуулыбка, но глаза выдают некоторую тревожность характера. Очень интересная внешность. Костюм скрывает изящные формы, но лицо можно изучать снова и снова. Она с любопытством смотрит на меня, и я смущаюсь, не зная, куда деть свой чемодан.

– г-н Роланд? – дружелюбно-вопросительно протянула она мне руку.

– Да… А вы?

– Арина. Мне поручено быть вашим гидом и переводчиком, – вот это рукопожатие! Имя, однако, женственное, редкое, хотя возможно и распространено среди женщин в России сегодня.

– Предлагаю Вам оставить вещи в номере, так как экскурсия займёт некоторое время, – сказала девушка.

– С удовольствием, – Я улыбаюсь ей в ответ. Ее улыбка завораживает, но чувствуешь, что тебя загодя держат на расстоянии.

С этими словами мы уже двигались по вымощенной дорожке среди ярко-зеленого ухоженного газона, обрамленного вдоль дорожки стилизованными фонарями и черными цепями. Слева и справа я увидел деревья и композиции из хвойных. Чуть дальше впереди возвышалось здание причудливой архитектуры, с золочеными буквами на стене, говорившими о том, что это и есть ресторан. Правее моим глазам открывался вид на деревянный корабль с боковой наземной лестницей, ведущей на верхнюю палубу. Но мое внимание отвлекла моя новая знакомая. После ее бормотания в крохотный микрофон рации, подошел молодой человек в золоченой жилетке, с улыбкой поздоровался со мной и забрал мои вещи.

– Они будут ждать вас в вашем номере, – успокоила меня Арина, видя, как я провожаю его взглядом, – А пока мне поручено устроить вам небольшую экскурсию на территории нашего туристического комплекса. Я очень рада, что хорошая погода позволяет мне показать вам достопримечательности как внутри, так и снаружи.

Я тоже обрадовался этому. Пользуясь случаем, спросил про домики перед въездом. Она прекрасно говорила по-английски, держалась уверенно и спокойно. Казалось, ее тревожность понемногу утихает, по крайней мере, я тешил себя этой мыслью, заглядывая ей в глаза. Похоже, чтобы внимательно слушать, придется прилагать усилия.

– Да, это заведение задумано, как небольшая казачья Станица с элементами музея. Там можно отдыхать внутри, на летних площадках, в домиках, которые называются Курени, обстановка как в старинных казачьих домах. Там очень красиво, плетеные изгороди, цветы, русские печи внутри…, но это скорее кафе, а не ресторан.

– Там местная кухня? – спросил я.

– Да. Домашняя и проще, чем в ресторане. Кроме «Станицы» и ресторана «Причал», наш комплекс располагает уютным кафе «Мельница» и пятизвездочным отелем, в котором вы будете жить. Начну, наверное, с истории создания и исторических предпосылок, они тесно связаны с русским царем Петром Первым.

Увидев, что я достаю диктофон, она засмущалась.

– Я интересуюсь, – объяснил я, – вас это беспокоит?

– Никаким образом. Наоборот, приятно, что это важно для вас.

Тут я почувствовал себя туристом не первой свежести. Пришлось срочно исправлять положение.

– Меня, честно говоря, интересует любая информация. История России интересна многим голландцам, я в их числе, хотя и могу претендовать на некоторое знакомство с вашей страной.

Мы уже стояли у самого входа, и, говоря это, я не удержался от соблазна заглянуть в жерло одной из двух черных пушек, стоявших здесь же. Об их тяжести говорила продавленная под их колесами плитка. Внутри я не увидел и не почувствовал ничего кроме пыли и прохладного терпкого запаха металла, – я изучал историю Нидерландов, Франции…– Арина понимающе кивнула, – Это настоящие пушки?

– Это копии настоящих, – поправила она, – и не единственные пушки, которые вы видите здесь. Как вы, Г-н Роланд, вероятно, заметили, все это место посвящено военной теме: пушки, гренадерская форма солдата на стоянке, фрегат, о котором я буду говорить позже – все это здесь не случайно и посвящено историческим событиям, связанным с военными походами русского царя Петра Первого в XVII веке. Строительство нашего ресторана началось в 1980г. Он был открыт и успешно работал до тех пор, пока в 1996 году страшное наводнение не разрушило ресторан и фрегат.

– Здесь было наводнение? А часто это случается?

– Дон поднимается редко, к счастью. Это довольно спокойная река, в отличие от Кубани с ее водоворотами.

– Да, это не море, – заметил я с претензией на остроумное замечание, – так ресторан был отстроен заново после наводнения?

– Можно сказать и так, потому что здесь мало что осталось от прежнего «Причала». Появился целый комплекс, новые залы, отреставрирован фрегат, построена «Мельница», затем отель… Но я возвращаюсь к историческим предпосылкам. Как я уже говорила, левый берег Дона был выбран для строительства ресторана не случайно. Дело в том, что по историческим данным, дошедшим до наших дней и ставшими уже преданиями, именно здесь, в казачьих схронах (густых зарослях камыша) Петр I Великий прятал свои военные корабли во время своего второго похода на крепость Азов, занятую турками. Эти события имели место в 1696 году. Первый его Азовский поход, предпринятый в 1695г., оказался неудачным. Есть много версий, почему это произошло. Одни историки предполагают, что армия молодого царя была слишком немногочисленной и измотанной другими походами… Другие утверждают, что имела место измена одного из солдат: турки, узнав, что после сытного обеда русские будут спать молодецким сном, атаковали лагерь в разгар жаркого полудня. Но, кроме всего этого, если, конечно, история нам не врёт, сказалась низкая выучка российских войск, отсутствие стратегического опыта, а главное – полноценного военного флота, способного атаковать крепость с моря. Молодой царь чудом остался жив, и остатки войска вернулись в Москву не солоно хлебавши. К чести Петра можно сказать, что он, ничуть не обескураженный неудачей и критикой своих тогдашних оппонентов, в тот же год начинает строительство военных кораблей в городе Воронеже и собирается с силами для нового похода. Согласно историческим записям, первый флот Петра был небольшим: он состоял из 6 кораблей и 17 галер. Все это снаряжение прибыло сюда по суше, и это длительное сухопутное путешествие сделало свое дело: корабли рассохлись и требовали починки. Для этого и послужили здешние казачьи схроны. Кстати, казаков с царем было много, и не только здешних земель. Во многом благодаря их участию второй азовский поход, прославивший царя, оказался весьма удачным.

Она, переводя дух, взглянула на меня. Видимо, на моём лице отражалась крайняя заинтересованность, потому что она чуть улыбнулась и продолжила:

– В мае 1696 года 40-тысячная русская армия вновь осадила Азов, но в этот раз флотилия Петра блокировала подход к крепости с моря. Этот штурм, как я уже сказала, стал победоносным.

С этими словами она подвела меня к кораблю, корма которого все это время притягивала мой взгляд. Я вспомнил прочитанные в детстве книги о морских походах…

– Вы говорите, это настоящий фрегат Петра Первого?– недоверчиво покосился я на него. Она, загадочно прищурившись, покачала головой и повела меня на палубу по боковой деревянной лестнице. Вокруг не было ни души, хотя у корабля по всем признакам, велись реставрационные работы.

– Это было бы грубой ложью. Можно, конечно, помечтать о том, что вы стоите на палубе одного из тех самых фрегатов, с помощью которых Азовские походы Петра оказались победоносными. Дело в том, что этот фрегат запроектирован и построен по чертежам кораблей того времени. Это однопалубный трехмачтовый фрегат. На каждой мачте укреплены смотровые площадки.

Я стоял и любовался видом на индустриальный город и зеленеющий противоположный берег.

– Прямо напротив вы видите наш знаменитый Зеленый остров. С ним, кстати, связано много таинственных легенд, но они уже относятся ко времени Второй Мировой войны.

– Он необитаем? – спросил я, увлеченно снимая панораму острова.

– Сейчас там находятся санатории и живописные пляжи. В советское время на острове располагались лагеря отдыха для детей. Давайте поднимемся на площадку рулевого управления. Тогда у нас будет возможность лучше рассмотреть кафе «Мельница».

Даже если бы такой возможности не было, я поднялся бы туда. Чуть дальше во всей красе открылось здание в виде мельницы с огромным колесом. А прямо передо мной стояло колесо руля в натуральную величину. Меня охватило радостное настроение, в лицо пахнул прохладный ветерок приключений, весны, еды и еще чего-то малознакомого, но приятного, я бы сказал, уютного, что ли… Вспомнились из детства истории о морских приключениях и пиратах, оставленные в наследство моим дедом. Арина, стоявшая рядом и наблюдавшая за выражением моего лица, слегка поежилась.

– Вам холодно? – спросил я.

– Да, еще прохладно, – улыбнулась она, – пойдемте вниз? Я могу еще кое-что рассказать.

Как только я оказался на палубе, над моей головой пролетел толстый канат, бог знает зачем свисавший с кормовой мачты. Я едва успел увернуться – удар толстого узла на конце пришелся бы мне прямо по лицу. Когда мы поднимались, каната я здесь не заметил. Я удивленно посмотрел вверх. Моя спутница побледнела и тоже подняла голову.

– Видимо был плохо закреплен и сорвался, – дрожащим голосом заметила она, – хотя мне с трудом в это верится: здесь постоянно гуляют посетители, и все снасти всегда закреплены должным образом. Тем более ветра почти нет. Минуточку, пожалуйста, г-н Роланд.

Она, встревоженно глядя на меня, проговорила в рацию несколько слов о том, что на палубе неполадки, и мы продолжали спускаться, в то время как канат продолжал угрожающе покачиваться над палубой. Взгляд Арины был таким тревожным, что мне стало неловко.

– Арина, успокойтесь, все в порядке. Ничего же не случилось.

Мой тон, видимо, успокоил ее, и, как только мы оказались у подножия деревянной лестницы, ведущей на верхнюю палубу, она уже улыбалась и продолжала свой рассказ.

– Итак, взятие Петром Азовской крепости было не единственным историческим событием 1696 года. В это же время Петр основал город Таганрог, на месте которого он намеревался сделать пристань для русских военных кораблей, а также, осматривая окрестности, дал имя древнему источнику питьевой воды на правом берегу Дона. Испив из источника, царь назвал его «Богатый кладезь». С тех пор сам источник и спуск к Дону от него называются Богатяновским, именем, которое сейчас известно каждому жителю Ростова.

Она остановилась под лестницей фрегата рядом с большим растением в горшке и продолжала.

– В прохладное время года наши гости очень любят отдыхать внутри фрегата. Там очень уютно, висят картины с морскими пейзажами, а если сесть у окна, то появляется ощущение, что вы плывете по волнам. Сейчас, правда, фрегат закрыт, так как еще довольно холодно, а он не отапливается.

– Однако, там, внутри кто-то есть, – вглядевшись в темноту квадратного крашеного белого оконца, я заметил там темную растрепанную фигуру, которая тут же присела. Когда я отошел, то она показалась снова.

– Вряд ли, – пожала плечами Арина, прильнув к окошку, – но, если это так, я буду рада показать вам фрегат изнутри.

Внутрь вели две двери. Она подергала ручку сначала одной, потом другой. Удивленно посмотрев на меня, пожала плечами.

– Вы уверены, что кого-то видели?

– Конечно. Не переживайте, возможно, кто-то захотел уединиться внутри. Двери же изнутри закрываются?

Она покраснела.

– Насколько мне известно, нет. Хотя, все возможно.

– А у вас тут, случаем, привидения не водятся? – задал я совершенно не относящийся к экскурсии вопрос.

Девушка загадочно заулыбалась.

– Но уж не днем и не на фрегате, уверяю вас! Идемте.

Мое внимание тут же отвлекли небольшие якоря по бокам фрегата. Сверху свисал еще один совершенно другой формы. Всякий опытный человек тут же догадался бы, что все это не подлинные якоря. Однако предчувствие меня обмануло.

– Это якоря XVIII-го века, сказала Арина, указывая на меньшие из них, – они использовались, в основном, на галерах. Те, что побольше, совсем новые, а вот здесь, возле дерева стоит подлинный якорь семнадцатого века, выловленный в Дону. Его историческая ценность неоспорима, это еще одна наша достопримечательность. Остается надеяться, что это именно тот якорь, который был на одном из первых фрегатов Петра I.

Якорь был довольно большой, с острыми тонкими лапами, плоскими на концах. Но, подняв глаза, поверх рыжей головы Арины, я увидел ступеньки, которые вели вниз, на крытую площадку.

– Это мосты, летняя часть ресторана, – заметив направление моего взгляда, сказала она, – Старинное их название – мостки. Мы с вами сейчас пройдем на причал.

Спустившись по ступенькам, она свернула направо, и мы пошли по деревянному настилу в тени прямо над водой. Слева за стеклами я видел накрытые столы, выглядывавшие из-за кремовых занавесей. По-видимому, летние площадки уже были готовы к приему гостей. Но снаружи дул холодный ветер, вода под ногами колыхалась и беспокойно шумела. Но Арина бесстрашно вела меня вперед и, миновав столовую зону, мы действительно вышли на причал, выходящий почти на середину реки.

– Здесь стоит еще одна достопримечательность, – сказала она, – Это пушка, копия турецких стрелковых орудий XIX века. Подойдя поближе, вы можете увидеть выгравированный на ней вензель русского царя Александра I. Эта пушка стреляет. Она стреляет, например, каждый вечер в 9 часов – это наша традиция. Она также может выстрелить в честь наших гостей.

Пушка, действительно, представляла интерес. Она была намного меньше тех, которые я видел у входа, и гораздо более изящной.

– Вон там, на воде стоит еще один фрегат – прогулочный – это уменьшенная стилизация кораблей XVIII века. На нем можно совершить приятное буржуазное путешествие вверх по Дону.

Нижняя обшивка корпуса корабля была выкрашена в белый цвет, на нем развевались флаги и паруса выгибались по велению ветра. Я завороженно смотрел на него и на зеленеющий берег напротив, который теперь был намного ближе. Я с наслаждением вдыхал чистый речной воздух, ветер густо веял в лицо. Не хотелось уходить, но моя спутница уже тянула меня обратно.

– Хочу успеть показать вам наши залы.

Возвращаясь на берег, я любовался фрегатом. Его окна величаво смотрели на речные волны. И снова мне явно показалось, что из глубины первого из них вынырнуло чье-то бледное лицо, обрамленное копной коротких волос. Как бы внимательно я ни вглядывался в темноту окошка, мне все же пришлось моргнуть. Через мгновение привидение исчезло. Заметив, что я остановился, Арина вопрошающе посмотрела мне в глаза.

– Так, ничего, опять показалось, – пробормотал я, – но все-таки интересно, может у вас там живет какой-нибудь лохматый сторож…

Поднявшись с мостов, мы повернули направо. Я сразу обратил внимание на балконы, увитые зеленеющими прутьями вьющихся растений. Нетрудно было вообразить, какая красота встречала здесь посетителей летом. Первое, что я увидел, войдя в зал, была длинная стойка бара и пестрый ковролин. Деревянные колонны подпирали деревянные же своды потолка, который от входа волнами спускался вниз. Свет проникал не только через панорамные окна, но и через застекленные отверстия в потолке. Сразу за баром стояло старое фортепиано с большим канделябром на нем, а следом я увидел сцену, в глубине которой висел обрамленный красными кисточками бархатный герб заведения в виде фрегата. Ресторан был еще закрыт, так как я приехал утром, но зал был уже убран, официанты, сделав свое дело, видимо, разбрелись, чтобы подремать перед приемом первых посетителей, сонный бармен сновал за стойкой. Поздоровавшись со мной, он продолжал заниматься своими делами, а гид, между тем, продолжала:

– Это наш новый Императорский зал. Попасть из него в старые залы, можно по специальному подземному переходу: мы называем его «метро».

Мы повернули за сценой и прошли мимо еще одного дивана на зеркальной площадке с освещенным портретом Императрицы на стене справа. Этот портрет усиливал ощущение царской роскоши, охватывающее посетителя.

Арина щелкнула выключателем, и справа я увидел освещенный тоннель. Гладкие кирпичные стены с низкими потолками были похожи на подземелье средневекового испанского замка. Оставалось добавить факелы на стенах, и впечатление было бы полным. После первого поворота мы попали в длинный коридор, слева открывалась небольшая комната с круглым столом, свечами, диванами и зеркалом в глубине. Рядом с зеркалом еще одна дверь скрывала потайные покои. Справа за деревянными окнами виднелись репродукции дворцовых картин. Моя фантазия разыгралась, атмосфера этого места захватывала воображение. Мы прошли еще одну подобную комнату с таким же столом и различными картинами. Арина вела меня все дальше, и вот, миновав еще одно огромное зеркало, мы повернули направо и, поднявшись по ступенькам, оказались в холле небольшой квадратуры, чьи низкие окна выходили на уже виденную мной ранее зеленую лужайку. Здесь я тоже увидел царские кресла, а также несколько мужских и женских манекенов, одетых в придворные костюмы. Я не мог не сфотографировать их, как, впрочем, и многое из того, что я видел здесь.

Пока я выбирал нужный ракурс, моя спутница вытащила из кармана ключи и с энтузиазмом направилась к еще одной двери.

– Я хочу показать вам нашу особую комнату, впрочем, не единственный здесь зал, больше похожий на музей. Этот зал зовется «Казачий курень» и предназначен для приема особых гостей, встреч на высшем уровне и т.д..

Я замешкался, фотографируя холл и манекены, поэтому Арина вошла первой и, шевельнув тяжелую красную портьеру, скрылась в глубине. Я последовал за ней мимо большого серванта красного дерева, обратив внимание на мертвую тишину, которая царила здесь. Арина стояла у ковра во всю стену, увешанного всякого рода оружием. Я восхищенно раскрыл рот: то, что я увидел, впечатляло. Здесь были мечи и сабли, старинные пистолеты, стрелы, прочее старинное оружие. Мелодичный голос Арины нарушил тишину.

– Здесь, как и еще в одном уникальном зале нашего ресторана, собрана коллекция оружия, которое принадлежало казакам, их атаманам, воинам донской земли. Оружие тщательно подбиралось в течение многих лет и составляет часть коллекции владельца этого заведения…

– Их можно потрогать? – спросил я.

– Можно, только осторожно, – пошутила она и с улыбкой указала рукой на длинные шесты с волчьими хвостами наверху, – бунчуки, которые, по историческим сведениям, появились на этой территории еще в XVI веке и были заимствованы у монголо-татар, не являлись оружием, а служили опознавательным знаком местонахождения атамана на поле боя. – Арина продолжала рассказывать, указывая рукой на оружие, висящее на ковре, – Тут же вы видите булаву – символ атаманской власти, кистень, пер……, – она осеклась и слегка побледнела.

– Странно, – сказала она, – тут должно быть два пернача. Они парные, так же, как и кистени и я совсем недавно видела их здесь.

Она была права: на ковре, напротив железного оружия с длинной рукоятью и множеством отходящих от нее крупных лезвий, которое напомнило мне молдавские буздуганы, на ковре виднелась вмятина и торчала оборванная проволока, которая держала бы его пару в двух местах.

– Может быть его унесли, чтобы наточить, – предположил я, но шутка оказалась не совсем уместной.

– Знаете, у нас все возможно. И все же, это странно…, – она отошла от ковра, прошлась до другого конца комнаты, повертела головой.

Тут я обратил внимание, что в центре комнаты стоит круглый сервированный стол с нависающей над ним тканевой люстрой. По всему периметру зала стояли большие зеленые растения в кадках. В левом углу, то есть сразу от входа висели старинные иконы и лампадка, и я направился к ним, чтобы рассмотреть поближе.

Коренные русские в большинстве своем православные христиане. Ведущими религиями признаны здесь также ислам, иудаизм и буддизм. Однако, помимо этого здесь существует много религиозных ответвлений и общин, которые возникли и процветают после того, как в этой стране прекратил свое существование коммунизм. Атеистические учения, развиваемые в то время, сейчас многие отвергают, либо, становясь, наоборот, чрезвычайно религиозными, либо выбирая для себя ту или иную религию. По моему мнению, как иностранца, этот процесс обязан своим развитием нестабильности как экономической ситуации, так и жизни вообще, чему примеров за долгий мой опыт работы в этой стране я видел немало.

Иконы действительно были очень старые. Пока я рассматривал потемневшие от времени лики святых, Арина вытащила мобильный телефон.

– Шеф звонит, – пояснила она, – Да! Да… ждете? Тогда выходим.

Она посмотрела на меня,

– Роланд, вы не возражаете, если экскурсию я закончу позже? Дело в том, что вас уже ожидают на обед. То есть поздний завтрак, – поправила она себя, – Потом вам необходимо заселиться в ваш номер. Но я бы хотела закончить свой рассказ и показать вам наши старые залы, если вы не против…

– Конечно, я буду рад, – сказал я, искренне надеясь, что наше общение не прерывается.

Дверь закрыли на замок, и я последовал за Ариной обратно по подземному тоннелю. Но не успели мы миновать первую залу с круглым столом и стеклянной дверью, как в тоннеле погас свет. Арина тихо вскрикнула. Это было и забавно, и жутковато одновременно.

– О Боже!

Я позволил себе погрузиться в ощущение, что мы в средневековом замке. Но все очарование обстановки нарушала моя спутница. Она стала тревожно звать кого-то в рацию.

– Вадим, Вадим прием! …. Кто-нибудь, включите свет в метро, срочно включите свет в метро!

В ответ что-то прошуршало. Я удивился, что ей кто-то ответил: здесь все как вымерло.

– Это не смешно, Вадим! – отозвалась она, – Включите свет в метро и ждите у выхода. Роланд, простите за неудобство, тут жутковато в полной тьме!

Наши чувства в тот момент были немного похожи, но верх взял адреналин. По какой-то причине ни у меня, ни у неё не возникло мысли включить фонарик на телефоне.

– Арин, а вдруг именно здесь точили тот самый …перчат, а мы им помешали.

– Что? – она против воли расхохоталась. Видимо, я допустил ошибку в произношении слова. Позже мне объяснили, что так и есть.

Вокруг была кромешная тьма. Мы, держась за стены, медленно продвигались вперед, а впереди нас ждала неизвестность по имени Вадим. Вдруг сверху что-то закапало.

– Должно быть, кровь? – спросил я неизвестно у кого. Арина взвизгнула, и мы понеслись вперед, задевая углы, цепляясь за перначи и спотыкаясь о трупы.

Скрипнуло задетое зеркало, закачалась декоративная ваза в углу – мы, задыхаясь и смеясь от нервного возбуждения, выскочили на свет божий. Все происходящее казалось сном или триллером в стереокино. Впереди была лестница, ведущая к портрету императрицы, на которую мы взлетели в мгновение ока. В этот момент я увидел приближающегося к нам молодого темноволосого мужчину с внимательными смеющимися глазами. Он подошел, уже улыбаясь, и наш встрепанный вид позабавил его еще больше.

– Что произошло? – спросил он у гида.

– Надо шефу сказать. Там… в курене один пернач исчез. Ты не в курсе? Я утром смотрела, все было на месте.

Он с недоумением посмотрел на меня. Я смог лишь вежливо кивнуть головой. Тогда он спустился по ступенькам вниз и щелкнул выключателем на стене, точно так, как это сделала Арина, когда вела меня по тоннелю. Света не было. Он пощелкал выключателем и задумчиво посмотрел на нас.

– Там что-то капает, – добавила Арина.

– Видимо, что-то течет, – резонно заметил он.

– Пойдемте, Роланд.

Но тут к нам подошел поджарый мужчина лет пятидесяти или чуть старше, в джинсах и футболке… Он пожал мне руку, назвался Натаном, директором.

– Что там у вас случилось?

Арина вкратце объяснила ему, что произошло. Он насторожился, но выразил уверенность в том, что это чья-то шутка.

– И не смешная шутка, – добавил он.

– Я посмотрю? – спросил Вадим. Это был, по-видимому, управляющий.

– Мне бы хотелось еще раз взглянуть на оружие, – попросил я.

Мне, к счастью, не смогли отказать. Пройдя мимо бара, откуда выглянул тот же юноша в золоченой жилетке, мы вышли, обогнули ресторан, увитый растениями, и подошли к главному входу, где я увидел две двери. К одной поднимались изогнутые ступеньки, вторая была расположена левее и ниже, ее порог был покрыт красным ковром. Мы воспользовались второй дверью и оказались в просторном холле.

Прямо, мимо гардероба и разодетых в исторические камзолы манекенов… Свернув к полуоткрытой двери, Администратор нажал на ручку и открыл ее.

– Который кинжал? – спросил менеджер, подойдя к стене.

Арина подошла к Вадиму. Я, отойдя от угла с иконами, тоже приблизился к ним.

– О! Пернач! – вырвалось у девушки. Она уставилась на меня, указывая на ковер. Два страшных оружия, как ни в чем ни бывало висели там, напротив друг друга. Тот, которого сначала не хватало, был аккуратно прикручен к стене на своё место.

Вадим с видимым сожалением пожал плечами, Натан внимательно осмотрел зал, и, не найдя ничего подозрительного, тоже пожал плечами. Было очевидно, что нам не поверили.

– У нас здесь много шутников, – заговорил Вадим вежливо, – хотя не представляю, кому это могло прийти в голову.

– Да и дверь была закрыта, никто не мог проникнуть сюда, – добавила Арина, – и зачем?

Тут она опешила, и мы уставились друг на друга.

– Дверь!

– Я ее закрыла. Я точно помню, что закрыла.

Я тоже это помнил.

– Она была не заперта, – возразил Вадим.

– Ариша! Ты уверена? – спросил Натан из другого конца комнаты.

– Абсолютно!

– Да! – вдруг сказал Вадим в рацию. – да, в холле. Сейчас, – и, обращаясь к своему шефу: меня ждут гости. Да, в метро погас свет, и что-то там протекает.

– Займись этим и сообщи потом, что там. Найди Алексея, пусть он нас обслуживает. Ну что ж, пойдем и мы, раз тут все уже видели – обращаясь к нам, сказал Натан, – Ариша! Веди нас в ресторан.

Поскольку я немного говорю по-русски, я понимал, о чём они говорили.

– Закончим экскурсию? – подмигнула мне она. Но очевидно, думала о другом.

– Потом закончишь. Сейчас предлагаю пообедать и поговорить о том, ради чего вы, собственно, и потратили свое время на нас.

Я не возражал, чувствуя зверский аппетит. Мы снова прошли мимо пушек. И мне снова представилась возможность полюбоваться фрегатом.

– Арина вам рассказала нашу легенду? – спросил шеф, оборачиваясь и стараясь идти в ногу со мной.

– Да, очень интересно. А фрегат у вас закрыт?

– Роланд видел кого-то внутри, – встряла Арина, – может там кого-нибудь закрыли?

– Это вряд ли, – засмеялся Натан, – обеденный зал фрегата закрыт с осени, если память мне не изменяет. Однако можно уточнить это у администраторов, все ключи у них.

Мы вошли в зал и сели за один из столиков. Арина раздала меню, села с нами и предложила выбрать что-нибудь на аперитив. Я попросил свежевыжатый сок, и она отошла, чтобы передать заказ. Директор и по совместительству владелец заведения сразу перешел к делу.

– Итак, – начал он, теребя между пальцами лежащий на столе металлический нож, – г-н Роланд, я очень рад, что вы так хорошо говорите по-русски…

– Не очень хорошо говорю, но очень хорошо понимаю, – поправил я.

– Это именно то, что нужно. Ибо, если вы хорошо поймете то, что нам нужно узнать и сделать – это уже означает, что половина дела сделана.

– Главное, чтобы вы сами хорошо это понимали…

– Да-да… вот для этого…, извините, – раздалась мелодия мобильного телефона, и он прервал свою речь.

Подошла Арина с напитками. Переговоры не заняли больше часа, после этого Натан сразу уехал, предложив продолжить разговор вечером и поручив Арине заниматься моим культурным досугом.

– Арина, вы давно здесь работаете?

– Три с половиной года. А у вас какие первые впечатления?

– Просто чудесные! – сказал я выразительно, глядя ей в глаза, – удивительное место.

– Для меня тоже. Здесь все так себя чувствуют.

– У вас нет текучки персонала? На хорошей работе обычно команда постоянная – это верный признак.

– Текучка есть, как и везде. Есть те, кто тут с самого открытия работают – вот это признак, – улыбнулась она, – а еще сюда возвращаются те, кто уходит. Пусть даже через пять и десять лет.

– Это распространенная практика в России или только в Ростове? – удивленно спросил я.

– Отнюдь. Только здесь. Сюда возвращаешься, как в родной дом. Я много раз это слышала. Здесь дают людям второй шанс.

– А третий дают?

– И третий тоже. И четвертый.

Я задумался. Такого философского подхода к рекрутингу я еще не встречал. Дать человеку второй шанс там, где он уже работал когда-то, и откуда ушел по каким-то причинам.

– Дают всем? – переспросил я.

– Да. Кроме самых вопиющих случаев естественно.

– Я так думаю, что если человек ушел с места работы обиженным, он вряд ли вернется туда снова.

Она покачала головой, на губах играла загадочная улыбка.

– Парадокс.

– Звучит так, будто работодатель сам себе тоже дает второй шанс по отношению к конкретному сотруднику. В особенности, если тот ушел чем-то недовольным.

Арина согласно кивнула.

– Кого бы вы быстрее взяли на работу: нового человека, к которому нужно притираться, изучать, проверять, привыкать… Или того, кого вы уже знаете, как облупленного, все его плюсы и минусы, умеете с недостатками работать, а достоинства использовать наилучшим образом. Сюда свои сотрудники приводят новых людей. Человек ценит хозяина, который примет его обратно, неважно, на какой ноте они расстались. Время все расставляет на свои места. Это как …. Как место кармы.

Прозвучало неожиданно, но удивительно точно.

– Ну а зачем возвращаются? – спросил я, – если говорить о той же карме. Ведь свои уроки человек здесь уже прошел, зачем возвращаться на старые круги?

– Я думаю, у каждого свои причины. Кто-то недопрошел уроки. Кто-то не готов идти дальше и предпочитает застой развитию. Кто-то возвращается, чтобы проходить новые уроки. Чаще всего последнее, ведь ни человек, который вернулся, ни это место уже не будут прежними. Все меняется.

Я так глубоко погрузился в размышления о смысле такого ведения бизнеса, что не заметил, как Арина отошла к бармену на пару слов, а вернувшись, увидела, что я допил кофе и сказала:

– Предлагаю вам заселиться в отель, затем, если у вас будет желание, можем продолжить.

Это предложение вернуло меня к реальности, и я обрадовался возможности возобновить экскурсию. В зале уже было занято несколько столиков, официанты по стойке смирно стояли в рабочей зоне, либо проворно обслуживали гостей. Мне захотелось понаблюдать за процессом, но в данный момент больше привлекало общение с гидом. Я чувствовал себя ребенком в магазине сладостей, не подозревая о том, что спустя короткое время мое внимание будет поглощено новыми впечатлениями.

Мы решили встретиться в холле через час и расстались у двери моего номера.

Первым делом приняв душ, я дал себе пятнадцать минут на отдых и спокойные размышления. Отель был роскошным. Создавалось впечатление, что я нахожусь в царских покоях. Когда портье рассказывали мне о дополнительных услугах, я понимал, что мне уже не хочется покидать это место. Даже при том, что такая пышность обстановки была несколько непривычной для голландца среднего звена, каким я себя считаю. Странно, даже у Габриэлы, чей старый отель во Флоренции немного схож с этим по атмосфере, у меня не возникало такого ощущения. Там вас окутывает романтика природы, страны, здесь же очарование составляло само место, именно эта крохотная точка на карте Ростова. Очарование дополнялось любопытным ощущением самобытности и совершенно иной реальности, в которой вы оказались. Я был здесь и сейчас и наслаждался этим.

Необходимо было наговорить на диктофон утренние события, отчетом я решил заняться вечером, так как еще надеялся встретиться с хозяином и обсудить вопросы, которые возникли у меня после нашего разговора. Когда я одевался, чтобы выходить, мне позвонил Гилберт. Звонок оказался для меня большой неожиданностью: мы очень давно не общались, и настолько же приятной. Голос Гилберта, однако, показался мне встревоженным, говорил он рассеянно, будто думая о чем-то своем. На мои вопросы отвечал с какой-то отстраненной озабоченностью. Бывает так, что ты знаешь человека, как самого себя, общаешься с ним много лет, и после долгой разлуки, даже говоря с ним по телефону, чувствуешь: что-то неладно. Разговор с ним занял немного времени, и меня не покидало ощущение, что с ним что-то происходит. Заморачиваться я все же не стал, списав все на его затянувшуюся депрессию после развода и уверенный, что по возвращении в Нидерланды, мы обязательно увидимся. Когда я отключился, был уже почти час дня по местному времени.

В холле меня уже ждала энергичная Арина и бодро взялась за дело. Я надеялся снова пройтись по загадочному «метро», но, поскольку проблему со светом там еще не решили, нам пришлось воспользоваться парадным входом. Арина по дороге объясняла, что все три ресторана и гостиница похожи на отдельные государства: везде своя атмосфера, разные сотрудники, нюансы работы и т.д…. Выйдя в холл, мы прошли мимо комнаты с оружием и направились по лестнице в старые залы ресторана. Арина выразила желание начать рассказ с Атаманского оружейного зала, который был самым дальним. Шли туда молча, неслышно ступая по красному ковролину, миновали зал с огромным камином, синюю с белым банкетную комнату и большой красный зал с затейливыми витражами на стенах. Этот зал заканчивался широкой кирпичной аркой, к которой вели ступеньки и деревянные перила. Дверь в этот зал была прикрыта. По кивку головы моей спутницы я понял, что это и есть «the Ataman hall". Но в этот момент до моих ушей донеслась невнятная ругань, а затем приглушенный и даже как будто придушенный крик. Арина испуганно обернулась и замешкалась, но мы все же приближались к двери, откуда уже явственно различались звуки борьбы. Она знаком попросила меня остановиться, видимо, не желая, чтобы я стал свидетелем некоего внутреннего конфликта или неприятной сцены, по ее изумленному и напуганному лицу было видно, что она сама не знает, что и думать. Несмотря на ее немую просьбу, я поспешил за ней, стараясь ступать как можно тише. Взлетев по ступенькам, она распахнула дверь и застыла на пороге, вскрикнув от ужаса. В следующее мгновение я тоже остановился в дверном проёме. Глазам моим предстало захватывающее зрелище.

Первым, что привлекло мое внимание, был большой восточный ковер на противоположной от входа стене. На нем в изобилии висели образцы старинного оружия, на которое падал яркий дневной свет от правой стены, состоявшей из окон от пола до потолка. Я даже успел заметить выход на деревянную террасу или балкон, на который мне сразу захотелось выйти, ибо с него открывался потрясающий вид на город и на реку. В первую минуту я не понял, что так напугало моего гида, однако, когда мой взгляд упал на левую стену с огромным портретом, я понял, в чем дело. Там, на полу, среди больших горшков с растениями катались по полу два официанта в золоченых жилетах. Их раздавленные в пылу драки рации валялись неподалёку, рукав одного драчуна был разорван. Я уже готов был принять их за обычных нарушающих дисциплину шалопаев, когда вдруг заметил, что один всерьез душит другого, и лицо того другого уже синеет, а изо рта вырываются частые хриплые вдохи. Он уже не мог сопротивляться, нога его еще дергалась в судороге, а лежащий сверху, будто не понимал, что происходит. Его лицо было красным от злости, его трясло, его рот продолжал изрыгать какие-то страшные проклятья на русском. Я расслышал слова «фашист», как созвучное такому же слову на других языках, и «сволочь», потому что уже знал это ругательство. Не спрашивайте откуда.

Преодолев слабость в коленях от первого шока, я кинулся к нему и начал отрывать его от несчастного, которого он душил.

– Вадим! – крикнула Арина в рацию. – Вадим! Скорей! Сюда! В Атаманский!

Она выкрикивала имя душившего, в то время как я отрывал его мощные руки от горла его жертвы. К счастью, мне это удалось, хватка ослабла.

– Семен, Семен, – кричала Арина в слезах, пока я пытался освободить несчастного – остановись, отпусти его, Сеня!… Отпусти его!!!

Семен начал приходить в себя, приступ ярости отпускал его, и он, наконец, разомкнул свои железные пальцы. На секунду мне показалось, что уже все. Лежавший на полу был без сознания. Это был довольно тщедушный малый, в отличие от его мощного противника. Не теряя времени, я стащил с него Семена, в этом мне помог вовремя подоспевший управляющий, который на удивление быстро сориентировался в том, что происходит.

Не было времени на поиски носового платка: грудь лежавшего не двигалась, голова запрокинулась, рот был широко раскрыт в последней попытке захватить воздуха. Не помню как, но я стал резкими толчками вдувать воздух ему в рот. Вадим, удерживая вырывавшегося душителя, что-то крикнул Арине, она послушно подскочила и зажала умирающему его посиневший нос.

Я не помню, сколько вдохов я сделал. Мне показалось, что прошло бесконечно много времени, пока я почувствовал слабое трепетание его грудных мышц. Сам я полностью выдохся. У меня не было сил даже дышать, я сам был готов попросить Арину сделать мне искусственное дыхание, ведь я только что провел показательный урок…. Правда, по моим смутным воспоминаниям о спасении жизни, следовало бы совершить еще какие-то пассы с грудной клеткой… Пострадавший медленно возвращался к жизни: его лицо уже было просто мертвенно бледным, а не бело-синим, но дышал он еще едва-едва.

– Вы спасли его! Роланд, вы спасли его! – она радостно обняла меня и засмеялась от счастья. Я, обессиленный, лежал на полу у ее ног и вдруг физически ощутил, как в эту комнату возвращается жизнь.

3

Море и морской пейзаж наполнены для меня особым смыслом. Но еще больше я люблю горы. Горы, как природу, как жизнь, как элемент ландшафта, флоры и фауны, горы, как живые существа! Горы и холмы, покрытые зеленой растительностью, мхом, травой, с их ущельями, рвами и ложбинами. Горы каменные, с редкими кустиками растений и лишайником. Горы снежные, с их царственной неподвижностью созерцания… Глядя на меня сейчас, трудно поверить, что ранняя юность моя наполнена впечатлениями о путешествиях, совершенных с родителями, друзьями и самостоятельно. Еще меньше верится, по словам моих малочисленных друзей, в мою тонкую созерцательную натуру. Сейчас грубая рабочая проза, занимая все мое время, заставляет забыть об увлекательных горных походах и о возвышенных юношеских мечтаниях, но до сих пор воспоминания о горных склонах скрашивают редкие грустные или тяжелые моменты моего существования. Горы, увековеченные Брилем и Рейсдалом в их поющих гимн природе картинах, Момпером, снежные вершины бессмертного Рериха, похожие на Тибетские божества; и солнечные снега на вершинах кисти Луиджи Премацци; негаснущая страсть скалолазов и горных туристов, влекущая их на смертельные кручи – все это лишь малая часть человеческого бытия, посвященного горной природе. Я люблю таинственный горный лес со сказочными деревьями-гигантами, тянущими ввысь свои ветви, горные поляны, туманные озера, бескрайний покой, умиротворение прозрачного воздуха и радость покорения их вершин (должен признаться, что список горных вершин, покоренных лично мною, слишком беден). Прекрасное природное естество мира и изобилия порой кажется абсолютно несовместимым с ненасытной жестокостью человеческого естества. Одновременно с прекрасным процессом созидания, непрерывно совершаемым Природой, мы также находимся в процессе изобретения новых возможностей самоуничтожения, как внешних: холодное, огнестрельное, метательное, колющее, пушечное, ядерное, атомное оружие, так и внутренних, список которых и вовсе бесконечен… Но нам мало войн и массового уничтожения себе подобных – мы время от времени утоляем жажду крови, убивая соперников, противников, врагов и друзей, братьев, сестер, отцов, матерей, мужчин, женщин и детей. Мы убиваем не только оружием, но и словами, взглядом, поступками… Мы убиваем из зависти, злости, ревности, лени… И это длится испокон веков. За все время существования человечества Земля то и дело обагрялась кровью человека, пролитой его собратом.

      Я за всю свою насыщенную жизнь ни разу не был свидетелем насильственной смерти. И надо же случиться такому, что я едва не нашел ее на юге России, в красивейшем местечке Ростова-на-Дону.

***

Мы сидели на мостах, завернувшись в одеяла, и пили кофе. Мне хотелось не пирожных, которые лежали передо мной на столе, а пачку сигарет, но поразмыслив, я решил, что это хороший способ проверить свою волю на предмет избавления от этой вредной привычки. Руки еще немного дрожали. Мы встретились взглядом с Ариной и оба нервно рассмеялись.

– Как вы думаете, Арина, что это было?

– Вы знаете, Роланд…. – смеясь, проговорила она, – после того, что мы сегодня пережили, вы просто обязаны называть меня на «ты», когда говорите по-русски!

– О'кей. Так… ты знаешь, что это было?

Она шумно вздохнула.

– Я догадываюсь, что это было, но понятия не имею, зачем и почему это произошло. Представляете, чем бы все закончилось, если бы мы не пошли в Атаманский? – ее всю передернуло, как от порыва холодного ветра, – Это ужасно, Роланд.

– Догадываюсь. И да, это ужасно. Но кто эти люди? Судя по одежде, они у вас работают?

– О да! И тем более странно, что один привел на работу другого.

– Вы серьезно???

– Абсолютно серьезно. Семен работает здесь почти год. У него всегда была хорошая репутация. Я его считала сдержанным и умным. Он, возможно, несколько неотесан и прямолинеен в своих суждениях, возможно, иногда ему не хватало такта при общении с коллегами и руководством, однако, как друга и профессионала его высоко ценят…, – она запнулась, – ценили, по крайней мере, теперь не знаю. Мне лично не претит прямолинейность в людях, я сама не всегда слежу за тем, что говорю…

– А второй?

– Второй – Кеша.

– Кешья? – переспросил я, – как Кешью?

– Просто Кеша, – смеясь, поправила меня она, – от полного Иннокентий.

Надо будет посмотреть значение этого имени, решил я. Я уже где-то слышал его, или что-то подобное.

– Так этот ореховый Кеша пришел сюда по рекомендации Семена? Значит они друзья?

– Вот именно. Все так и думали. Правда, они никак не смотрелись вместе…

– В каком смысле?

– Ну… они слишком разные, понимаешь? Кеша с высшим образованием, говорит по-английски. Когда его принимали на работу, я проверяла его на знание языка. И, надо сказать, так хорошо по-английски здесь не говорит ни один из сотрудников…

– Ты близко его знала?

– Я бы сказала, он мне был немного интересен. Как человек. Но у меня не было особого желания сближаться с ним.

– Почему? Насколько я успел узнать тебя, у вас с ним могло быть много общих тем, – мне вдруг стало интересно, была ли у нее связь с кем-то из здешних сотрудников. Я представлял себе, что персонал ресторанов и гостиниц далеко не всегда мог соблюдать этикет и деликатность в общении между собой. Но я и не знал, как обстояли с этим дела на «Причале»…. Мне не хотелось думать об этой девушке, как о легкомысленной простушке, нет… А хозяин? Его образованность и зрелый возраст делали его весьма достойным любовником для умной девушки, которая ищет для себя кого-то не только для секса, но и для интересного общения. С другой стороны, она всего лишь подчиненная, может ли она на что-то рассчитывать? К тому же, я не сомневался, что она далеко не единственная интересная женщина в поле его зрения…. Насколько мне известно, в России, с ее скорее восточным укладом в отношениях полов, решение остается за мужчиной. Есть ли в Росси касты? Меня обуревали вопросы и внезапно вспыхнувшее желание побольше узнать о моей собеседнице.

Она пожала плечами и посмотрела на меня.

– Я не могу объяснить… Я не ищу возможности сближения с людьми, обычно это происходит само собой. По природе я одиночка, особенно в работе. Тем более, что он сам держался особняком. За все время, что он здесь работал, он, в основном, общался с Сеней. Да и с ним как-то никто не успел хорошо познакомиться… Он какой-то скользкий, что ли…

– Скользкий? В смысле, грязный?

Трудности перевода… Арина снова заулыбалась.

– Это переносное значение. Так называют непонятных людей, с хитрецой. Ты с ним общаешься, и не поймешь, что у него на уме.

Перед глазами возникла картина в зале Атаманов… Крики Семена… «сволочь, фашист…»…

– Фашист….., – проговорил я, – Это распространенное оскорбление?

– Нееееет, – протянула она, – знаешь, я только что вспомнила, что он так Кешу называл… Это очень странно…

– Странное слово?

– В том-то и дело, что это у нас очень сильное оскорбление. Это выражение сильных негативных чувств, например, к самому подлому предателю или к жестокому человеку. Ты же понимаешь, что мы сейчас говорим о личных отношениях, а не о каких-то общинах или группировках по политическим взглядам?

– Разумеется, – подтвердил я, любуясь, как солнце играет на ее рыжей макушке и игриво выглядывает из-за выбивавшихся из прически золотистых прядей. Потрясающий цвет волос. Не думаю, что это ее естественный цвет, но очень ей подходит.

Она помешивала ложечкой кофе, раздумывая о чем-то.

– Я не помню, чтобы слышала это слово, как оскорбление в своей жизни до этого случая…

– Что могло его так разозлить?

– Боюсь, нам не расскажут, – с сожалением промолвила Арина, – даже несмотря на то, что ты спас человека.

Я это прекрасно понимал. Уже достаточно того, что я гость, да еще из другой страны, стал свидетелем такого конфуза. И не только свидетелем, а непосредственным участником.

– Он обязан тебе жизнью, – продолжала она. Он останется здесь, под присмотром врача, и просто должен будет тебя поблагодарить…

– Я не видел здесь полицию, хозяин не хочет предавать дело огласке?

– Понятия не имею, что он будет делать. Сейчас вообще не хочу трогать его, думаю, он сам позвонит.

Ее деликатность была очевидной. И нормальной в таких условиях, но я чувствовал, что субъективность моих суждений и оценок принимает угрожающий характер. Я восхищался этой девушкой, думая о том, насколько комфортные условия для работы она создает своим подопечным. С одной стороны…. А с другой… Надо отвлечься, Роланд!

– Твои родители живы, Роланд? – вдруг спросила она, резко сменив тему. Я был рад этому.

– К сожалению, не все. Моя мать умерла, когда я еще был студентом. Отец немного старше нее, но женился на другой.

– Сожалею, Роланд. Но ты же не можешь быть совсем одинок в жизни?

– Нет. С Габриэлой у меня прекрасные отношения. У меня есть старинный друг, с которым мы дружим с незапамятных времен. Так вышло, что мы не встречались и давно практически не общались. Он был мужем одной из дочерей женщины, на которой женился мой отец… До тех пор, пока они не развелись. Примерно год назад, – я вспомнил наш странный разговор с Гилбертом.

Арина подняла глаза к потолку, что-то соображая.

– Интересно… Если я правильно поняла, после смерти твоей мамы твой отец женится на женщине по имени Габриэла. У неё есть дочь, на которой женился твой лучший друг.

Я пожал плечами.

– Ну да. Он был в неё влюблён с того момента, как увидел, на свадьбе Габриэлы и моего отца.

– Удивительное совпадение. Габриэла – красивое имя. Вы с ней общаетесь?

– Да. Но тоже нечасто. Она владелица сети отелей, чем-то похожих на ваш. Очень занятая женщина. Отцу повезло, они счастливы вместе…

Я задумался. Если быть честным, я сам уже лет пять, как с головой окунулся в рабочие проекты, которые один за другим превратившись в густые заросли, отгородили меня от всего, что было мне когда-то таким близким и родным. И несмотря на то, что и в офисе, и в своих путешествиях по миру я постоянно окружен интересными людьми, это нельзя назвать чем-то особенным. Это просто работа, чистый официоз. Только сидя здесь, на прохладной деревянной террасе, кутаясь в плед и глотая остывший кофе, я вдруг остро ощутил нехватку человеческого тепла, желание просто сидеть вот так и молчать рядом с тем (или той), кто тебе по-настоящему близок. Родственной души. Тут я поднял глаза, и на сердце действительно потеплело. Откуда-то из глубины появилась некая догадка, некий зародыш чувства… она начала приближаться, она становилась все больше и больше, пока не охватила меня с головы до пят, как волна, окатившая все тело нездоровым жаром… А может это я был недостаточно здоров для этого волшебного целительного тепла…. Это слишком… Я не готов. От щемящего страха внезапно засосало под ложечкой…

– Товарищи!!! – громко позвала Арина в рацию, – еще два капучино на мосты принесите пожалуйста.

Она так резко ворвалась в мои лихорадочные внутренние метания, что я вздрогнул.

– У тебя так много работы, что не хватает времени на друзей? – спросила она, расслабленно откидываясь на диванчике, – Боже, как мне это знакомо!…

Она будто прочитала мои мысли…

Наши взгляды встретились, и она улыбнулась. А я не смог и стыдливо опустил глаза в пол.

Что же делать…

Я не готов…

Что же делать ….

Ответ пришел неожиданно в виде зазвучавшей в голове песни Пола ван Дайка – Let go….

Так и быть, решил я в своем внутреннем диалоге. И снова посмотрел на нее. Она внимательно наблюдала за мной.

– Ты в порядке, Роланд? Может тебе отдохнуть?

– Наоборот, надо отвлечься. Как ты думаешь, Натан еще будет свободен сегодня?

Она с сомнением покачала головой, собираясь что-то сказать, и вдруг затрезвонил ее телефон.

– Шеф, – изумленно сказала мой гид, поражаясь этому совпадению.

Оказалось, что он уже свободен, и ждет нас на парковке, чтобы ехать на объект, который располагался под Ростовом. Мы радостно выскочили из пледов и направились к выходу из комплекса.

4

Остаток дня оказался очень динамичным. На объекте оставалось много нерешенных вопросов, попутно у меня возникали новые, многие из которых мне приходилось записывать, чтобы не забыть обсудить их позже. Переговоры так нас поглотили, что, когда мы вышли на воздух, уже почти стемнело. Все порядком устали и проголодались, поэтому, не теряя времени, мы понеслись в Ростов. Однако и в дороге обсуждение продолжалось. С Натаном было приятно вести переговоры: свои цели и пожелания он озвучивал четко и ясно, хорошо изучил вопрос, поэтому разъяснять приходилось немногое. Арина тоже оказалась хорошо подготовленной, и это существенно облегчало перевод специфической тематики. В затруднительные моменты она быстро перескакивала с английского на французский, поражая меня беглостью выражения и способностью находить новые варианты.

– Как чувствует себя ваш сотрудник? – я задал давно мучивший меня вопрос, воспользовавшись трехминутной паузой в разговоре.

– Какой сотрудник? – удивленно вскинув на меня глаза, спросил Натан.

– Он говорит о Кеше, – напомнила Арина.

– Ахххх….. у меня из головы вылетело, – Натан поморщился. Видно было, что ему крайне неприятно возвращаться к разговору об инциденте, случившемся сегодня утром. Но ему приходилось считаться с тем, что я оказался непосредственным участником этих событий и уважать мое желание узнать о судьбе пресловутого Кеши. Он справился с собой.

– Роланд, извините, я должен был сразу вас поблагодарить, – обратился он ко мне, – ваша помощь оказалась очень своевременной. Я думаю, он сам вам слишком многим обязан. Я надеюсь, нет нужды просить вас соблюдать нашу тайну, как вашего клиента?

Я заверил его, что все происшедшее не покинет моего личного диктофона, на который я записываю все события моих деловых поездок по миру. Ему было в некоторой степени приятно услышать, что эта поездка для меня уже стала одной из самых интересных.

– Хоть и не очень приятной, – проворчала Арина.

– Отнюдь. Ариша, каждому мужчине отрадно осознавать, что он совершил подвиг по спасению человека. Особенно перед лицом такой женщины как ты!

Бинго! Они не были близки!

Я чуть не присвистнул от облегчения и стал смотреть в окно Мерседеса, летевшего в полумраке. Теперь вечер играл для меня самыми волшебными красками. Но через минуту они стали меркнуть. Кто их знает этих русских…. Let go, let go…

Уверен, что от Натана не укрылись мои эмоции. Verrek!

– Когда я уходил от него, он уже чувствовал себя хорошо. К счастью, все обошлось.

– Могу я узнать, было ли заявлено в полицию о происшествии?

– Это зависит от желания Иннокентия. Я не знаю о причинах их драки. Семен отказался отвечать на мои вопросы, заявив, что оставляет свою судьбу в «Причале» на мое усмотрение и готов взять на себя ответственность за свой поступок. Этот же вопрос будет сегодня задан Иннокентию. В зависимости от ответа будут предприняты дальнейшие действия.

– Арина сказала мне, что такое поведение для Семена несвойственно.

– Она так сказала??? – он обернулся к ней, – тогда она еще мягко выразилась. Я считал после себя двумя самыми спокойными сотрудниками двоих. Первый – это Вадим, которого вы уже знаете, и второй – тот самый Семен. Его вы тоже знаете. Но не так, как я. Сейчас я вижу, как он раскаивается, но для меня причина того, что он сделал, пока загадка. Я хочу еще раз извиниться перед вами, Роланд. Мне не хотелось омрачать ваш приезд и отдых такими событиями.

– 

Все в порядке, – заверил я его. – Я очень рад, что все обошлось. И что я мог быть полезным.

Остаток пути прошел почти в полном молчании. Каждый думал о своем. Когда мы подъезжали, хозяин попросил моего гида составить мне компанию за ужином, сожалея о том, что его ждут дела в городе. Назавтра утром мне давалось время для своих дел и отдыха до 11 утра, после чего Натан будет ждать меня для выезда на следующий объект. Такое расписание меня более чем устраивало. Расстались мы сердечно. После легкого ужина, видя, что Арина очень устала (меня самого уже клонило в сон, несмотря на то что было не больше девяти), я решил откланяться.

– Спокойной ночи, Роланд, – провожая меня в номер, сказала она, – удивительный сегодня день.

– Согласен! И тебе спокойной ночи.

– Мой рабочий день еще не окончен.

– Что? – изумился я, – когда же ты спишь???

– Я уеду после одиннадцати вечера. Если все будет нормально.

– Неужели после такого тяжелого дня тебе нельзя уехать пораньше?

– Может и удастся. Посмотрим, – устало улыбнулась она, – До завтра.

Оказавшись в номере, я написал небольшой отчет о начале работы на месте и тщательно наговорил события сегодняшнего дня на диктофон. Теплый душ освежил меня. Я прилег и начал думать о сегодняшних событиях, об Арине, Натане, Вадиме, тех людях, которых я встретил здесь… Искренность Арины, ее приятные манеры, привлекательная внешность и ум делали ее желанной для любого нормального мужчины. Слава Богу, в ее поведении не было и намека на флирт, хотя, как по мне, артистизма в ней достаточно.

Натан проявил достаточно благожелательности и радушия, держался спокойно и уверенно, мне было приятно находиться на его территории. Этот человек казался интеллигентным, опытным, уверенным в себе; его детище и то, что он из него сделал, не могли не вызывать уважение. Но я по своему опыту знал, что никогда не стоит делать поспешных выводов. Как бы там ни было, в таком красивом и спокойном месте, как оказалось, бушевали нешуточные страсти, и я надеялся выяснить, что послужило причиной столь сильной ненависти со стороны этого Семена к новичку. Мне хотелось верить, что хозяину действительно не удалось выяснить это. Но я не удивился бы, если бы от меня это попросту скрыли из дипломатических соображений. Или политических, или деловых. Или Бог знает, каких еще.

*

Прошло еще немного времени. Я бесстрашно сражался с турками на стороне армии Петра. Турки все-таки решили выйти из укрытия и, как только казаки уснули вповалку в моем номере, переплыли Дон на своих чалах и ползком по набережной добрались до стен Императорского зала. Там, внутри, под огромными окнами, в которых, почему-то, отсутствовали стекла, расположились казаки. Петр Первый, лежащий в засаде рядом со мной, щелкнул затвором Калашникова и шепотом сказал, что повелевает кричать «Ура».

Этот громогласный крик потряс стены. Я вместе со всеми выскочил из укрытия и бросил в удирающих турок первое, что попалось мне под руку. Потом еще раз и еще. Каждый раз мой удар достигал цели, и сражённые враги падали в воду. Когда набережная опустела, и крики затихли, мне стало интересно, чем это я так искусно кидал во врага. Каково же было мое удивление, что оружием оказался кинжал, который я снял с оружейного ковра, когда собирался в свой поход. На острие его вначале чистого блестящего клинка вдруг показались капли крови, потом она потекла густыми красными ручьями, по клинку, рукоятке, прямо мне на руку. Я вскрикнул, выронил его и проснулся в холодном поту, но ощущая себя практически казаком.

На часах было без пятнадцати одиннадцать. Спать больше не хотелось, и я, пребывая еще во власти своих грез, решил выйти на воздух. Мой номер находился на четвертом этаже гостиницы, прямо напротив лифта, и обширный балкон из гостиной выходил прямо на ресторан и на Старую Мельницу. Верно, люди ужинают в тамошних зимних залах. Завтра попрошу Арину показать мне их. Слева поблескивали воды Тихого Дона. Удивительное все-таки место. Неужели судьба привела меня сюда, чтобы я мог получить ответы на давно забытые вопросы? Боже, да я сплю наяву. Я помотал головой и, опершись на перила, стал смотреть на реку, втягивая ноздрями воздух. Ночной запах реки перемежался с другими: ароматы костра, жареного мяса (может это все-таки казаки жарят дичь для царя?) и другой еды смешивались с нотами свежераспустившейся зелени (о, волшебные ароматы весны!) и прочими, непривычными и новыми для меня. Их я встречаю и изучаю в каждой стране, где бываю, создавая для себя новые незабываемые образы и ассоциации. Так я стоял, внимая ресторанной суете внизу, наслаждаясь своим одиночеством среди этих звуков чужой весенней жизни. На палубе корабля находились люди, время от времени я видел вспышки камер. Сколько же людей поднимаются на этот фрегат, чтобы запечатлеть этот миг якобы сбывшейся мечты за штурвалом! А что творится здесь летом? Уже сейчас гости стремились выйти на воздух, там играла какая-то музыка, несмотря на то что было очень свежо. Легкие порывы холодного ветра со стороны реки не беспокоили меня, вызывая своими налетами лишь приятные мурашки на коже и заставляя трепетать от удовольствия в этой блаженной полудреме. Я повернулся к реке лицом и подумал об Арине: неужели она все еще там, среди этой суетной толпы, которая все убыстряла свой бег и шум, все больше заставляя меня верить, что я снова во сне. Как хорошо…

До моих ушей донеслись какие-то крики… Один, потом другой…. Сначала мне подумалось, что кто-то из компании потерялся, и его ищут, потом в небе перед собой я увидел фейерверк… Это было дальше по берегу, из другого заведения. А в этом по-прежнему кто-то шумел… Фонари на дорожке осветили людей: кто-то торопливо шел к выходу, некоторые бежали…. Как крысы с корабля, подумалось мне. Взгляд упал на фрегат. Там уже никого не было. Что-то случилось? Я услышал, как где-то внизу пробежал мужчина, громко крича: ПОЖАРНЫХ!!!!! ГОРИМ!!!!

Горим? Это мне снится? Если так, то после этих слов сон слетел с меня. Шум внизу продолжался. Я решил спуститься вниз, может там нужна моя помощь, может помощь нужна Арине. И как только я об этом подумал, я явственно ощутил не только соблазнительный дух костра, но и усиливающийся запах гари. Слева от меня свет скользнул по чьей-то фигуре. На балконе соседнего номера стоял мужчина в халате и курил.

– А ведь правда горит, – сказал он мне, качая головой, – сгорит ведь нахрен, если пожарные не успеют. Ай-яй-яй…, – он потушил сигарету в пепельницу, стоявшую на столике его балкона, и зашел внутрь.

5

Выйдя из номера, я не стал дожидаться лифта. Адреналин бил в виски. На лестнице царила тишина, я только слышал, как кровь мощными толчками приливает к голове. Этого не может быть. Может это шутка? Тогда зачем тот человек кричал про огонь? Может, горит какая-то служебная постройка, ведь запах дыма был довольно сильным. Огня я не видел, но с моего балкона обзор, хоть и хороший, был далеко не полным. Неужели и правда пожар? Нет, это просто невозможно, нет, нет, просто шутка какого-то пьяного…

Думая так, я бесшумно сбегал по обитым ковролином ступенькам на первый этаж. Спокойно сидевшие портье, едва увидев меня, повскакали со своих мест и с улыбками и готовностью помощь, уставились на меня. Они не успели пожелать мне доброй ночи, как я заорал на них по-датски: Wat is er???

– Извините? Чем вам помочь?

– Что происходит? Тревога????

Они удивленно крутили головами, не понимая меня. Позже я понял, что слова Арины о разных государствах были абсолютно точными. Я был единственным, кто поднял тревогу внутри отеля, и портье так и не поняли бы меня, если бы с бокового входа, ведущего на летнюю террасу и в ресторан, не влетел официант в расстегнутой жилетке и с вытаращенными от ужаса глазами и не завопил на весь холл:

– «Причал» горит!!! Быстро!!! Вызывайте пожарных!!! И скорую!

Вот это была тревога так тревога. Я больше не колебался ни минуты, и, проскочив мимо официанта, вылетел через боковой вход. Через этот самый вход меня сегодня сюда привела Арина, и я уже знал, как отсюда добраться до ресторана.

Пожарных еще не было. Боже милостивый, это правда…. Впереди, по дорожке к выходу бежали люди в форменной одежде. Видимо, гости уже покинули заведение и теперь спасались сотрудники. Шум стоял невообразимый. Какое счастье, что мы с Ариной обменялись телефонами, я и не надеялся найти ее здесь, в этом стремительно нарастающем хаосе. Однако на звонки она не отвечала. Я стоял на дорожке, не зная, что делать, чувствуя усиливающийся ветер с реки, а вместе с ним и запах гари. После пятого не отвеченного вызова я понял, что она еще здесь. Внутренняя паника достигла предела. И я рванулся по мощеной дорожке ко входу в ресторан, расталкивая бегущих в панике людей. На меня налетела невысокая рыжая женщина с полными руками сумок и пакетов. Она закричала с перекошенным лицом:

– Куда вы? Куда вы идете? Уходите, там пожар!

– Арина, – закричал я ей, – где Арина???

– Там, – она махнула рукой в сторону ресторана, и умчалась.

Там. Она там. Где же это там? Я продолжал пробираться к ресторану, из парадного входа в который уже вырывался дым. Я подумал, что горит он со стороны реки и успел заметить людей возле мостов и на мостах. Некоторые в прострации стояли и смотрели на то, что происходит вокруг. Остальные с воплями носились вокруг либо в дикой панике, либо в попытках спасти хоть какие-то вещи из залов, до которых еще не добрался огонь. Меня поразила самоотверженность этих людей, и одновременно с этим я физически ощутил их отчаяние и страх. Но при приближении к мостам опасения мои подтвердились: новый Императорский зал уже был весь в огне. Пытаться что-то сделать уже было бесполезно: огромные языки пламени жадно пожирали то роскошное убранство, которое так поразило меня сегодня утром. Раздался оглушительный треск, и вслед за этим вылетели стекла. Огонь разгорался прямо на глазах со страшной силой стихии, все сметающей на своем пути. Этот страшный зверь, мирно дремавший в зимних каминах этих залов, с ревом разбуженного от вечного сна огненного быка метался от стены до стены, от стола до стола, от доски до доски, и единственной его целью было уничтожение. Внезапно, в разгаре этой беснующейся огненной стихии до меня донёсся отчаянный женский вопль:

– Господи! Сеня! Стой!

Сердце замерло в груди. К первым крикам ужаса присоединились и другие. От дыма глаза щипало, но я глянул вверх, пытаясь разглядеть в стелящейся по головам чёрной пелене, что происходит. Но не успел. Высокая человеческая фигура, подсвеченная снизу страшным огненным прожектором, сорвалась вниз, и сразу вслед за этим раздался оглушительный даже на фоне горящего дерева треск и крик человеческой боли. Стоя посреди невыносимого жара, я похолодел при этих звуках. Я понял, уже известный мне Семен, видимо, из-за непроходимого огня и дыма, не смог спуститься вниз и рискнул спрыгнуть на нижнюю крышу.

– Лестницу! – Крикнул кто-то у меня над ухом.

Это было непостижимо. Пожар и человеческие жертвы. Явно этот человек пытался спасти что-то ценное из верхних залов, рискуя своей жизнью. Но стоило ли оно того? А если он пытался спасти человека? Мои ноги стали ватными, я не мог сдвинуться с места несмотря на то, что каждый вдох в этом огненном аду давался с трудом. Найдя в себе силы отойти подальше от пылающего Императорского зала, я знал, перед моими глазами ещё долго будет стоять эта страшная картина. Сколько лет стоял «Причал»? Сколько бы еще простоял? Сколько поколений людей воспитал бы этот маленький мир, если бы не был уничтожен так, в одну ночь, по мановению руки некоего невидимого творителя кармы? Никто не знает. Такого огня я не видел в своей жизни никогда, и вряд ли когда-нибудь увижу. С трудом оторвав глаза от этого завораживающего по своему масштабу и ужасу зрелища, и содрогаясь при мысли, что спрыгнувший человек мог убиться насмерть, я посмотрел на мосты. По реке плыли лодки. Люди, в тщетных попытках потушить огонь и предотвратить возгорание летних площадок, подплывали с реки, и, выплескивали воду из ведер в огонь (вы серьезно?). Это выглядело так, будто муравей жалит слона. Другие выливали воду на причал и мосты, чтобы спасти их от огня. Мне, совершенно постороннему человеку, захотелось плакать при виде этих людей, с их поразительной силой духа, пытающихся дать отпор стихии и не надеющихся на помощь извне. К несчастью, ветер в эту ночь был на стороне рока. Он усиливался, в то время как огонь уже стелился по деревянному настилу, подбираясь к мостам. От копоти и жара невыносимо свербело в носу, першило в горле, глаза слезились, но я еще искал ту, ради которой пришел сюда, надеясь, что она спаслась с остальными. Я также недоумевал, где пожарные. Их должны были уже вызвать, по крайней мере, из трех заведений и с пятидесяти мобильных телефонов. Неужели на реке Дон не работают пожарные лодки? Я повернулся, чтобы пройти на мосты, с которых уже выбегали по деревянному переходу люди, и вдруг в стороне, где стоял фрегат, увидел Арину. Goddank! Подбежав к ней, я увидел, что она вцепилась в деревянные перила и, стиснув зубы, смотрит на огонь. Видимо, происшествие застало её, когда она уже собиралась домой, так как на ней были джинсы, кроссовки и та самая лёгкая куртка, которая была на ней во время экскурсии. Глаза ее распухли от дыма и слез, но она не двигалась, будто её сковала невидимая сила. Я стал трясти ее и кричать, чтобы привести ее в чувство. Надо было уходить, казалось, жар и копоть уничтожили весь воздух. Когда мы оказались возле фрегата, стекла мостовых окон разлетелись вдребезги. Сами мосты со стороны ресторана уже лизал безжалостный огонь. Боже правый, неужели и мосты сгорят? Чувствуя, как от ужаса у меня леденеет затылок, я всё-таки взял Арину за руку и потянул в сторону выхода. Надо было уходить. Где-то на все голоса завопили сирены, и я с облегчением понял, что наконец-то прибыли пожарные и реанимация. Сотрудники давали дорогу пожарным, которые спешно разматывали шланги. Мимо них протискивались люди в белых халатах с носилками. Это был ад. Когда я услышал, как хлынули первые струи воды, мы уже сидели на зеленой лужайке. Точнее, мы обессиленно упали на нее и просто пытались нормально дышать. После обжигающего жара невыносимо хотелось ощутить прохладу зеленой травы, зарыться в нее лицом….

Мимо нас пронеслись носилки, на которых лежал бесчувственный человек. Несмотря на свой шок, я сразу узнал это лицо. Это действительно был Семен. Я проводил его взглядом, и услышав чей-то сдержанный всхлип, огляделся. Позади нас, на траве и деревянных перилах беседки сидели женщины, которых я видел утром при уборке ресторана и повара. Они разговаривали и плакали. По отчаянию этих людей, по состоянию Арины, официантов, всех, кого я видел здесь в этот момент, я понял, что для них это было все равно, что потерять родной дом. Мне была понятна их боль. Мне не хотелось беспокоить Арину вопросами, но все же я хрипло спросил:

– Зачем ты так рисковала? Почему не ушла оттуда?

– Я не знаю, – я скорее увидел, как она это сказала, ибо из-за окружающего шума слова почти невозможно было разобрать, – Я не могла пошевелиться, наверное, от страха. Мне казалось, что огонь далеко.

– Ты видела Натана?

Она покачала головой, потом подняла руку, указывая на что-то перед собой. Этот жест показался мне странным.

Я поднял глаза, и увидел, что по направлению к «Мельнице» от фрегата идет шатающаяся фигура. Это был хозяин. Я вздохнул с облегчением, что он жив. Арина закрыла глаза руками.

– Постарайся успокоиться. Пожалуйста. Главное, что ты жива, что Натан жив, что никто не пострадал.., – я осекся, вспомнив чёрное от копоти и, возможно, обгоревшее лицо Семена.

Она подняла на меня несчастные глаза и закрыла их руками.

Я не стал повторять бессмысленные слова утешения. Придвинувшись к девушке, я обнял ее за плечи и прижал к себе. Она не сопротивлялась.

Однако, долго мы там оставаться не могли. После начала тушения пожара на нас повалили такие черные клубы дыма, что на территории могли находиться только пожарные в специальных масках. Мы зашли в гостиницу и поднялись ко мне в номер. Какое счастье, что я закрыл окно перед тем, как выйти! Я поражался своему самообладанию и спокойствию. Но мимоходом взглянув на себя в зеркало, еле сдержал нервный хохот: на меня смотрел высокий черный человек с закопченным лицом и всклокоченными волосами, на которых колыхались пепельные ошметки. Заметив краем глаза, что дверь в номер ещё открыта, я обернулся и увидела, что Арина стоит у входа и нерешительно поглядывает в мою сторону, словно вампир, ожидающий приглашения войти в жилище. Выглядела она не лучше меня и действительно чем-то походила сейчас на рыжего вампира или даже призрака: несчастную согбенную фигуру венчало бледное лицо с потёками сажи и покрасневшими припухшими глазами. Отгоняя возникшую в воображении мысль о невесте Дракулы, я ободряюще кивнул ей.

– Заходи, чувствуй себя как дома. Все свои пердачи я давно наточил и спрятал под кровать.

– Что? Кого? – она тут же покатилась со смеху, привалившись о дверной косяк.

Я состроил притворно обиженную мину и сделал приглашающий жест. В душе я порадовался, что обстановка немного разрядилась, однако, её веселья хватило ненадолго. Арина, уронив набитый чем-то рюкзак у двери, сняла грязные кроссовки и, пройдя в гостиную, опустилась в кресло, точно её оставили последние силы. Всё еще силясь вспомнить сложное русское слово с ненавистной буквой из ряда «Ч» и «Щ», я мягко сказал:

– Мне кажется, тебе лучше освежиться, – и включил свет в ватер-клозете.

Она встала, и как сомнамбула побрела в ванную. Я не собирался ее утешать. Видя, как глубоко к сердцу принимают это горе люди, работавшие здесь, я понимал, что бесполезно что-либо говорить. Завтра, когда начнется работа, сотрудники постепенно вернутся к жизни. Задача хозяина – вселить в них веру в то, что все можно восстановить. Судя по царившему здесь настроению, я верил, что это возможно. Я также понимал, что мою миссию придется на время приостановить. Единственное, на что оставалось надеяться: что пожарным удастся быстро потушить огонь, несмотря на поднявшийся ветер.

От этих сумбурных мыслей меня отвлекла Арина, вышедшая из ванной комнаты. Её лицо было еще не совсем чистым, однако, основную часть сажи она смыла. Было заметно, что она взяла себя в руки и приободрилась. Мне хотелось задать волнующий меня вопрос о том, знает ли она, как и где начался пожар. Но я решил сделать всё возможное, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.

– Я, наверное, поеду домой, – нерешительно проговорила она, пока я раздумывал, чем её развлечь, – тебя пожар разбудил?

– Вовсе нет. Может лучше подождем немного здесь? Пока всё уляжется?

Её губы тронула усталая улыбка.

– Возможно так и правда будет лучше. Всё равно от меня никакой пользы.

– Ты не права, – сказал я, отходя к мини-бару, над которым стояла крохотная кофе-машина. Рядом с ней располагался электрический чайник, два чайных набора, кофе-капсулы и несколько пакетиков с чаем. Я знал, что в мини-баре были шоколадки, чипсы, вино, пепси-кола и несколько более крепких напитков.

– Ты можешь принести огромную пользу, выпив чаю или кофе с иностранцем, пребывающим в диком шоке от увиденного. Надеюсь, что тебя это тоже немного успокоит.

Я продемонстрировал ей пакетики с чаем и кофе-капсулы.

– Чай с ромашкой?

Она с вымученной улыбкой кивнула. Я только сейчас осознал, как она должно быть устала после всех событий сегодняшнего дня.

– Хорошо, что сейчас не средневековье, – задумчиво изрёк я, выкладывая в чашки содержимое чайных пакетов и включая чайник, который мне предусмотрительно набрали до краев, когда готовили номер к заезду.

– В каком смысле? – не поняла Арина, поудобнее устраиваясь в кресле и обнимая диванную подушку.

– Ну ты только подумай, – я стал загибать пальцы: жуткая драка, в результате которой едва не погиб один из ваших людей, подозрительное отсутствие коллекционного оружия на своём месте на ковре, а потом его загадочное появление… далее: страшный пожар, в результате которого покалечился сотрудник. И всё это произошло именно в день моего приезда. Я надеюсь, твой шеф не суеверный человек? Иначе не посчитался бы с модным нынче гуманизмом и повелел бы кинуть меня в огонь.

Арина фыркнула и рассмеялась.

– Да уж, выглядит более чем подозрительно, – она притворно сощурилась и взглянула на меня. Я же тем временем поставил чашки на столик и, потирая руки, открыл мини-бар.

– Шоколад?

Она кивнула, делая глоток чая.

– Не откажусь.

– Смотри, здесь даже водка есть. Хотя, почему даже, – поправил я самого себя, – не стесняйся. Водка?

Она усмехнулась и покачала головой.

– Коньяк?

Её бровь комично поползла вверх.

– Если бы я не была такой уставшей и только что не видела себя в зеркале, я бы заподозрила тебя в недобрых намерениях.

Я бы смутился, но не успел, как мой язык выпалил:

– Ну тогда шампанское с клубникой?

Она звонко рассмеялась.

– Перестань, у меня сейчас ромашка носом пойдёт.

Я был доволен: моя цель была достигнута. Я достал шоколад и чипсы. На пол выпал пакетик с арахисом. Я не стал брезговать и им. Высыпав нехитрое угощение на блюдечко, я вынес его в комнату и с галантным поклоном поставил на столик перед моей повеселевшей гостьей.

– Какой сервис! – восхитилась она.

– Все ради вашей улыбки!

– Роланд, прекрати этот бесстыжий флирт, – я находил её смех восхитительным. Эту женщину хотелось обожать и баловать, хотя она совершенно не производила впечатление легкомысленной девицы. Совсем наоборот.

– А если серьезно, ты не находишь, что это какие-то уж слишком странные совпадения, связанные с моим приездом сюда?

Она пожала плечами.

– Возможно. Это не просто какие-то знаковые события, это реальное бедствие. Но не надо так шутить, Роланд. Что бы ни было причиной этого пожара, ты точно вне подозрений.

– Я очень надеюсь, что Семен жив и поправится.

– Семен? – машинально спросила она, думая о чём-то своем, но сразу встрепенулась.

– Он же спрыгнул с крыши.

– Что? – она в изумлении воззрилась на меня, – ты видел, что это он?

– Его же проносили на носилках мимо нас, когда мы сидели на лужайке.

– Я не видела, – Арина ошеломленно покачала головой, и лицо её вытянулось, словно она опять вернулась мыслями в тот момент.

– Как это ужасно, Боже мой, – она уронила лицо в ладони, – везде этот страх, паника, все бегут, мечутся. И самое страшное, что никто толком не знает, что делать. Вот здесь, перед нами творится беда, а мы не знаем, чем помочь. Поэтому люди и кидались в огонь, пытаясь хоть что-нибудь сделать, хоть что-нибудь спасти.

Я понимающе кивнул и легонько погладил её по руке.

– Лет семь назад у наших соседей в деревне горел дом, – продолжала Арина, глядя в пустоту перед собой, – и мама с папой посреди ночи залезли на крышу и поливали крышу и стены водой из шланга, чтобы и наш дом не загорелся. Я даже не знала об этом, они мне сказали только потом, чтобы я не волновалась. Но мама рассказывала, как это было страшно, какой это ужас – понимать, что в любой момент твой дом может загореться, а ты его не спасёшь. Она говорила, что целую неделю после этого у неё от стресса шелушилась и слезала кожа по всему телу. Поэтому я очень хорошо понимаю Натана. Это, как если бы его собственный дом сгорел.

Я пил чай и слушал, понимая, что зря надеялся хоть немного поднять ей настроение.

– Там все обошлось? – осторожно спросил я, – в деревне.

– Нет. В том доме заживо сгорела жена соседа. Ей никто не пришёл на помощь. Она была единственным адекватным человеком из всей их семьи.

Я не нашёлся, что на это ответить. Перед моими глазами снова вставали люди, которые пытались вынести ценные предметы из горящего ресторана, пытались тушить пожар вёдрами, рыдали, глядя на то, как пламя уничтожает место их работы. Не дом, где они живут. Но если в объятом огнём доме остался и заживо горел родной человек, а его никто не спас, то там, по всей видимости, действительно, с людьми что-то не так.

Арина посмотрела в мои глаза.

– Да, – будто прочитав мои мысли, сказала она, – в том числе и из-за этого у моей мамы был такой стресс. Она слышала её крики и видела, что никто ничего не делает. Все они просто стояли во дворе и смотрели, как она погибает.

– Человек погибает в пожаре от удушья, прежде чем начинает гореть, – я понимал, что это слабое утешение, но что я мог еще сказать. Она кивнула и, извинившись, вышла в ванную комнату.

Когда она снова вышла, я спросил, склонив голову набок:

– Еще чаю?

Она одарила меня благодарной улыбкой.

– Одну чашечку, и я всё-таки поеду домой. Нужно переспать с мыслью, что мне, возможно, теперь придётся искать новую работу. Да и у тебя, если не ошибаюсь, есть ещё целый день. И этот день мы с тобой должны чем-нибудь занять.

– Конечно. Только после того, как ты съешь хоть что-нибудь.

Она покорно уселась и положила в рот кусочек шоколадки. Сделав глоток чая и горестно вздохнув, она сказала:

– У меня бывают странные ощущения. Как будто предчувствие, что что-то должно со мной произойти.

Я пожал плечами. Такое время от времени у всех бывает. Наверное. А вслух спросил:

– Относительно чего-то конкретного?

– Нет. Но я знаю, что это будет связано со мной. Бывает, накатывает такое оцепенение, как бы это сказать… словно на меня надвигается гигантская волна чего-то неотвратимого. Глупости, конечно.

– Такие ощущения могут быть результатом стресса или не очень приятных событий. Они отпечатываются в сознании и могут отравлять радость бытия.

– То есть как бы ретроспектива наперёд?

Она подняла на меня глаза, из которых внезапно выглянули безмерная усталость и печаль. У меня защемило сердце.

– У тебя в жизни что-то стряслось? – спросил я.

– Нет. У меня прекрасные, внимательные любящие родители, брат, которым я очень горжусь, любимая работа… Может я просто меланхолик по натуре?

– Я бы так не сказал, – осторожно заметил я, – я знаю тебя совсем недавно, но не подумал бы, что ты склонна к депрессиям.

Я осёкся. Так ли это? Её глаза уже при встрече показались мне чрезмерно серьёзными и даже тревожными. Не стоит делать поспешных выводов, Роланд. Снова я упрекнул себя в чрезмерной субъективности.

Она медленно подогнула под себя ноги, одновременно глубже заваливаясь в кресло, и тем самым отдаляясь от меня. Её взгляд снова стал ласковым, точно эта мягкость по отношению к другим в некоторой степени отвлекала её от собственных переживаний.

– У тебя очень честные глаза, Роланд, – улыбнулась она, – мне кажется, ты умеешь внимательно слушать людей и сопереживать им.

Я ответил на её улыбку, чувствуя непонятное облегчение.

– Мне это качество необходимо хотя бы по долгу работы. Хотя я не так уж часто становлюсь свидетелем откровенных признаний.

– И слава Богу, – она фыркнула, – У каждого из нас свои трагедии, и каждый переживает их по-своему. Понять человека, пережившего горе может только тот, у которого случалось что-то подобное. В противном случае, обоюдные откровения превращаются в словесный чемпионат по первенству. Каждый пытается доказать, что его собственные несчастья – самые страшные.

– Я согласен с тобой, для каждого человека своя боль – самая сильная по сравнению с несчастьями остальных…. Но бывает так, что рассказать просто необходимо. Пережитое горе делает нас более понимающими. В первую очередь, личные проблемы призваны закалять наш характер.

– Субъективность, – подытожила Арина, – хорошо бы ещё вовремя понять, что все твои испытания даются для закалки характера…. Ну еще и жизненные уроки, конечно.

– Не стоит настраивать себя на негатив, – я подмигнул ей, – вот сейчас, например, наш разговор является прямым следствием пережитого стресса.

– Ты прав. – сказала Арина, – Теперь надо его оставить в прошлом и идти дальше. Спасибо тебе за угощение.

Она встала и направилась к рюкзаку.

– Мне нужно вызывать такси. – пояснила она, доставая мобильный, – Иначе завтра я просто не смогу обеспечить тебе должные впечатления.

Мне не хотелось отпускать её, но у меня самого глаза слипались. Да и наш разговор угрожал принять слишком откровенный характер для полночной утешительной чашки чая.

Я проводил Арину до машины. Для этого нам пришлось выйти на дорогу, причём с другой стороны от главного входа, который всё ещё был заставлен пожарными машинами. Мы попрощались и договорились созвониться завтра сразу после пробуждения, чтобы определиться с планами на день. В данный момент ни у меня, ни у моего гида на это не было сил. Вернувшись к себе, я на автопилоте отправился в ванную, после чего упал на кровать и мертвецки заснул.

6

На следующее утро, едва поднявшись с постели, я застонал от ужасной головной боли, толчками сжимавшей виски. Возможно, причиной этому стал отвратительный запах гари, наполнявший мой номер, так как эту боль сопровождали приступы тошноты, да ещё и горло невыносимо саднило. Закрытые окна не спасали: жуткая вонь от вчерашнего пожара расползлась по холлам всех этажей, проникая отвратительной тошнотворной волной под двери, просачиваясь в любые щели. Я задыхался: меня мучили голод и тошнота одновременно. Кое-как приняв душ и одевшись, я понял, что страшно хочу пить. Однако, первый же глоток тепловатой воды из бутылки только ухудшил моё положение. В конце концов, я решил спуститься к завтраку и пожевать корочку хлеба, чтобы отбить хотя бы один из убивавших меня симптомов интоксикации. Я также надеялся, что по дороге смогу раздобыть у кого-нибудь таблетку, в противном случае мне понадобится реанимация.

Однако, все мои надежды на помощь были обмануты. Спустившись на ресепшн, я никого там не обнаружил. Прослонявшись вдоль пустующей стойки, и понимая, что голод побеждает даже мою тошноту, я, шатаясь, как заправский зомби, побрёл в зону завтраков. Накатывавшая при каждом шаге головная боль была такой сильной, что я шёл буквально на ощупь, сжимая зубы и страдальчески радуясь, что в моём желудке со вчерашнего вечера не было ни крошки. Зайдя, наконец, в зал, я даже не удивился, что он совершенно пуст. Видимо, остальные гости также, как я, страдали в номерах, либо уехали, спасаясь от вездесущего отвратного запаха гари. Здесь все окна были открыты, но это не помогало, так как основной источник зловония стойко держался вокруг этого теперь уже ненавистного мне места. Усевшись за столик, я осознал, что в зоне завтраков не было не только гостей: здесь и не пахло завтраком. Официанты отсутствовали. Что это? Неужели во всей гостинице не осталось ни одного человека из персонала? Неужели я здесь один? Очередной приступ тошноты вкупе с тяжелой волной, сжавшей мой лоб и виски болезненной судорогой, заставили меня застонать и уронить голову на руки. Перед закрытыми больными глазами вставали пугающие апокалиптические пейзажи вымерших городов и покинутых мест. Не знаю, сколько я так просидел, несколько минут или полчаса. Меня внезапно привёл в чувство встревоженный оклик.

– Роланд!

Я вздрогнул и поднял глаза. В дверях зала, тяжело дыша, стояла она. Видимо, у меня был такой несчастный вид, что она тут же подбежала ко мне и взяла за руку.

– Тебе плохо?

– Да, – сипло выдавил я, – у тебя не найдётся таблетки от головной боли.

Только тут я увидел в её руках бутылку с пепси-колой.

– Пей, – сказала она, ставя её на стол, – тебе нужна глюкоза. Таблетку я тебе дам.

Мои слабые попытки возразить, что я не пью эту гадость, не имели успеха.

– Я тоже, – заявила она, – но сейчас пей, а я поищу тебе еды.

Она умчалась, а я сделал осторожный глоток, сквозь пелену боли припоминая, что где-то по дороге сюда видел значок мужской туалетной комнаты и оценивая свои возможности по спринтерскому бегу. Мне казалось, что мутная коричневая жижа сразу пойдёт обратно. Возможно, даже носом, как выразилась вчера Арина. Однако пепси оказалась приятно прохладной и уже после второго глотка зрение моё немного прояснилось. Я смог даже выпрямиться на стуле и оглядеться. В следующее мгновение мой желудок стал свирепо требовать пищи. Сглатывая голодную слюну и потирая ноющие виски, я всё же недоумевал, куда делись все гости и обслуживающий персонал. Неужели все до единого заняты на работах по ликвидации последствий вчерашнего бедствия?

Арина вышла из зоны раздачи спустя десять минут, когда я уже подумывал последовать вчерашнему примеру Семена и сброситься с террасы на нижнюю дощатую площадку с расставленными на ней шезлонгами. Сделать красочный кульбит, чтобы спикировать прямо в Дон и потонуть, у меня точно не хватило бы сил, даже при том, что там плавает какая-никакая рыба. Арина с извиняющимся видом сняла с подноса и поставила передо мной блюдо с парой больших сэндвичей и бутылку воды.

– Съешь, что сможешь, и мы сразу уедем.

Я не заставил себя просить дважды, однако жевать пришлось крайне осторожно: головная боль отдавала даже в челюсти. Девушка понимающе смотрела на меня, время от времени гладя по руке.

– Мне очень жаль, Роланд. Сейчас нигде, кроме СПА-комплекса нет электричества. Мне обещали, что к полудню эту проблему решат, но я не собираюсь заставлять тебя ждать. Натан попросил меня сопровождать тебя сегодня, – она тихо фыркнула, как будто кто-то мог в этом усомниться, – он выражает большое сожаление по поводу того, что этот форс-мажор прервал ваши переговоры, и надеется возобновить их сразу, как только сможет.

– О, передай ему пожалуйста, чтобы он не беспокоился по этому поводу. Я буду готов вернуться к сотрудничеству в любое время.

Утолив первый голод, я почувствовал, что возвращаюсь к жизни. Радостная улыбка на лице Арины подтверждала, что я теперь больше похож на человека.

– Неужели все уехали? – задал я волновавший меня вопрос и снова вцепился зубами в сэндвич.

– Все, – подтвердила она, – запах гари стоит повсюду. И выветриваться будет еще долго. Электричества не стало еще ночью. Кухня не работает. Всем, кому успели, раздали ланч-боксы с подобием завтрака. Я попросила сделать тебе бутерброды первого встреченного повара с вменяемым взглядом. И вуаля!

Я хохотнул, представив себе эту картину. И тут же сморщился от болезненного выстрела в висок. Увидев это, Арина сорвалась с места и куда-то ушла. Провожая её взглядом, я понял, что на ней надеты вчерашние джинсы и кроссовки.

– Арин, ты же не провела здесь ночь? – на всякий случай осведомился я, когда она вернулась со своей сумкой.

– Нет, конечно. – засмеялась она и протянула мне коричневый блистер с таблетками, – Вот. От головы.

Видимо, в моих глазах отразилась признательность всего мира, так как она снова улыбнулась.

– Спасибо, – только и мог я выдавить по-русски.

– Да не за что.

Не за что? Я поднял на неё налитые кровью глаза. Я погибал здесь в мучениях, пока она не появилась с этой сладкой гадостью в стеклянной бутылке, а потом ещё и еды мне раздобыла. Как она вообще здесь оказалась? Мы же договорились созвониться. Только теперь я понял, что мой телефон остался в номере, а сам я в тот момент был не в состоянии вести сколько-нибудь конструктивную беседу.

– А… давно ты приехала?

– Только что. У меня с утра тоже была жуткая головная боль. Поэтому и взяла с собой таблетки на случай, если и ты страдаешь. Я подозревала, что сегодня здесь будет полный хаос. Постучалась в твой номер, но ты не открыл. Я и подумала, что ты, возможно, здесь. Сумку бросила на ресепшн, только сейчас о ней вспомнила.

Я промолчал. Я много слыхал о заботливости и самоотверженности русских женщин, никогда, однако, не задумываясь о том, чтобы получить подтверждение или опровержение этому. И вот передо мной сидело живое доказательство и щурилось на бьющее в панорамные окна утреннее солнце. Подспудно я чувствовал, что эта забота продиктована не только тем, что Арина работает в сфере гостеприимства. Мне и до этого приходило в голову, что само слово «сфера гостеприимства» в России звучит несколько нелепо. За годы работы с представителями этой страны, я понял, что русские, за редкими исключениями, просто не могут быть милыми по требованию. Вымученные натянутые улыбающиеся маски, встречающие меня в здешних отелях и ресторанах, смотрятся еще более гротескно, сменяясь искренними и приветливыми улыбками после нескольких минут общения. Официальная приветливость Европы и Запада здесь априори невозможна. Разве что в Москве это новшество кое-как освоили, но уж точно не в регионах. Больше того: я сделал вывод, что русским приятнее приветствовать вас с холодной и кислой миной. И тем мягче и теплее будет их отношение потом, когда вы познакомитесь поближе. Я вспомнил, что и Арина, встречая меня вчера у входа, не сияла искусственной официальной улыбкой. Это, скорее, была мягкая полуулыбка, как старому знакомому, которого рады видеть.

Мой рыжий ангел, как я стал отныне называть про себя Арину, наблюдал за мной. Я понял, что переоценил свои возможности по поглощению второго сэндвича, поэтому поблагодарил её и глотнул воды.

– Ну и отлично, – кивнула она, – теперь надо выпить кофе, чтобы окончательно прийти в себя. И мне, кстати, тоже.

– Хорошая идея, – я отметил, что боль в голове уже не такая интенсивная, – я буду благодарен, если мы уже выберемся на свежий воздух.

Мы вышли из зала. Арина обещала подождать меня у стойки ресепшн, пока я оденусь к выходу. Накидывая куртку, мне пришлось смириться с тем фактом, что все мои вещи до самого дома будут отдавать костром. На ресепшн по-прежнему не было ни одной живой души, кроме ожидавшей меня Арины. Она предложила вызвать такси сразу, но я попросил воспользоваться возможностью и медленно пройтись вдоль левого берега Дона. Я жаждал ощутить, как мы выберемся из плена этого зловонного облака, чтобы, наконец, очутиться на воле и полной грудью вдохнуть свежий чистый воздух.

– Хорошо, – сразу согласилась она, – если устанем, вызовем машину.

Это стало ощутимым избавлением. Тошнотворный горючий туман успел расползтись не только за границы огромного комплекса, но и отдельными не видными глазу клоками висел вдоль всего побережья, напоминая мне о моей утренней пытке. Видя, что моя спутница тоже время от времени страдальчески морщится, я понимал, что и ей не удалось избежать интоксикации дымом, хотя и в гораздо меньшей степени, чем мне.

– Я должна тебя поблагодарить, – сказала вдруг она.

– За что?

– Необходимость заниматься тобой избавляет меня от нахождения там, где я просто не могу дышать, – пояснила Арина, – понимаешь, я очень чувствительна к запахам. И сильный неприятный мне запах может меня просто убивать.

Я очень хорошо понимал её.

– Я не думаю, что тебя заставили бы насильно находиться там, где ты плохо себя чувствуешь, – заметил я.

Она кивнула.

– Долго бы я, конечно, не выдержала. Но там много людей помогают, работают, моют, чистят. Я просто не смогла бы остаться в стороне.

– И помогала бы, пока не потеряла бы сознание? – я с сомнением посмотрел на неё, понимая, однако, что не удивлюсь, если ответ будет утвердительным.

– Ну там бы я не упала в обморок, – возразила она, – домой бы вернулась и там бы упала.

Она рассмеялась, видя мой недоверчиво-озабоченный взгляд.

– Ты же понимаешь, что это неправильно, – уж кто бы говорил, вредным тоном пискнул вредный Фре-Роланд, – если ты сама не заботишься о себе, кто о тебе позаботится?

– Вот я и говорю, – кивнула она, подпрыгивая на неровностях дороги, – я благодарна тебе за своё избавление.

***

Было что-то около двенадцати. Моя головная боль давно прошла, не смея мешать мне наслаждаться неожиданно появившимся в моем расписании выходным днём. Мы сидели на террасе небольшого ресторана в одном из парков Ростова и ели вкуснейшую уху. Это такой русский рыбный суп. Я не мог понять, как нам удалось дойти сюда пешком, но это было так. Поэтому, устало попадав после такого марш-броска на мягкие диванчики, мы пока не собирались отсюда уходить. День выдался очень тёплый и солнечный, словно желая сгладить отвратные впечатления от вчерашнего вечера и в особенности от сегодняшнего утра. Что до меня, я был всем доволен и даже счастлив. После разговора о перспективах восстановления сгоревшего ресторана, Арина стала расспрашивать меня о моих наблюдениях и опыте, полученных в других странах. Рассуждая об этом, я на многое начинал смотреть иначе, открывая для себя новые грани устройства мира и психологии людей.

– Знаешь, – вдруг сказала она, когда пауза в разговоре затянулась, и мы некоторое время молча попивали кисло-сладкий морс, заедая его печёными сладостями, – это прозвучит странно, но мне на прошлой неделе приснилось, что ресторан горит.

Мои брови поползли вверх.

– Ты серьезно?

– Вполне. Я точно не помню, в каких обстоятельствах это все происходило. Мне часто снится ресторан со стороны, которой он выходит к Дону, – она, подумав, добавила, – то есть окнами того большого Императорского зала, помнишь?

Я кивнул, видя, что она сразу погрустнела при мысли о роскошном убранстве того зала, от которого теперь остались лишь руины. Я тоже вспомнил свой сон с Петром Первым.

– И ты видела во сне пожар?

Она рассеянно кивнула, видимо, пытаясь вспомнить подробности сна.

– Я стояла над водой как раз в том месте и смотрела, как из окон валит дым, – задумчиво продолжала девушка, – а по реке плыл наш фрегат. И вот он прям конкретно горел. Мне тоже иногда снилось, что фрегат плывёт. Но никогда в моих снах он не горел.

Я тоже задумался.

– Мне в первую ночь на Причале снилось, что я воюю с турками на стороне армии Петра. Но я, разумеется, был под впечатлением от твоих рассказов.

Арина смущённо хмыкнула. Видно было, что ей приятно моё замечание.

– Возможно, – продолжал я, – если ты вспомнишь обстоятельства своего сна, мы узнаем и о причинах возгорания.

– Ну уж, – в её ответе сквозило сомнение, – вряд ли у меня это получится.

– А если получится, и ты откроешь в себе способности провидицы? – фантазировал я, – Сможешь заглядывать в прошлое и будущее и … ну, всякое такое.

– Я и так это умею, – брякнула Арина и осеклась.

– Умеешь видеть будущее?

– Я экстрасекс, типа того, – она с заговорщицким видом наклонилась ко мне и постучала костяшками пальцев себе по виску, – только не говори никому.

И, увидев, как у меня вытянулось лицо, громко расхохоталась, так, что соседние столики стали оборачиваться, желая узнать причину такого гомерического веселья.

– Это фраза из одной девчачьей комедии, – пояснила Арина, – там девушка грудью чувствовала, когда идёт дождик.

– Ух…, – выдохнул я в тон ей, – а я-то гадал. Либо я что-то о тебе не знаю, и тогда твой вчерашний визит ко мне пропал даром….

Она недвусмысленно фыркнула.

– Либо….

– Либо мне пришлось бы исправлять твои пробелы в знании родного языка. Хотя, экстрасенс, это же не русское слово?

Я почесал затылок и снова озадаченно посмотрел на неё.

– Так ты шутила, говоря, что умеешь?

– Кто знает? – меня немного раздражали её загадочный вид и отсутствие прямых ответов.

– Ты полна тайн, – возмутился я, – ну откройся мне хоть в этом.

Она покачивалась на стуле, продолжая бросать на меня загадочные взгляды.

– Я не развиваю эту способность, поэтому всё происходит по наитию, понимаешь? Когда идёт информация о человеке, я ее считываю. Но нарочно не лезу. Это слишком энергозатратно.

Я сверлил её ошалевшим взглядом.

– Подожди, я запутался. Это ты так шутишь, или правду говоришь?

– Сейчас? Или про дождик? – отшутилась Арина.

– Сейчас, – настаивал я.

– Серьезно.

Я оторопело умолк. Мысли путались в голове.

– А… а что за информацию ты видишь?

– Да что показывают, то и вижу.

Ответ был мне совершенно непонятен.

– Я не понимаю. А у меня ты что-то видишь?

По ее лицу скользнуло лёгкое недовольство. Видимо, она уже пожалела, что проговорилась мне.

– Нет, конечно. Я тебя не просматривала.

– Что значит, не просматривала? – вопрос, хоть и запредельный для моего понимания, увлекал меня все больше.

– Ну… как тебе объяснить… Информация о человеке же не видна крупными буквами у него на лбу. Она выводится на тонком, эфирном плане. И, если я включаю соответствующее зрение, иногда вижу смутные образы или тени событий. Это и есть информация.

– Соответствующее зрение? Ты имеешь в виду третий глаз? – не унимался я.

– Что-то типа того, – уклончиво ответила Арина.

Я вздохнул, совершенно не удовлетворённый этим ответом. Эти экстрасексы такие экстрасексы!

– Я так понимаю, если я попрошу тебя всё-таки меня просмотреть, ты откажешься?

Я ждал, что она начнёт вредничать, судя по предыдущим реакциям, но, к моему удивлению, она повела плечом и бросила:

– Давай попробуем.

Я встрепенулся, готовый на любый подвиги.

– Давай. А что надо делать?

– Сядь ровно и постарайся расслабиться, – скомандовала она.

Какое тут расслабиться, когда тебя просматривают на тонком плане? Ни с того, ни с сего меня охватило нехорошее предчувствие, что зря ввязываюсь в эту шаманскую авантюру. Но было поздно: сам напросился. А она, видно, только того и ждала. Потирая руки, как перед хорошей взбучкой моего эфирного плана, она откинулась на спинку стула и на минуту прикрыла глаза. Было очень интересно наблюдать за её лицом. Его черты постепенно смягчались, разглаживались, принимая умиротворённое выражение. Потом она открыла глаза. Но теперь взгляд её был устремлен не на меня, а куда-то в сторону. Словно мой силуэт портил ей картину мира, и она желала сдвинуть его, но не могла. Я изо всех сих сдерживался от неловкой хохмы чтобы не разозлить своего экстрасекса (это прозвище понравилось мне больше, чем слащавое «рыжий ангел», придуманное под воздействием пытки тошнотой и головной болью).

– За тобой стоит мужчина, – сказала вдруг Арина, продолжая глядеть мимо меня. Я резко обернулся, думая, что он подошёл попросить стул или салфетки, но никого не увидел.

– Он очень печален, смотрит именно на тебя с грустью, – продолжала она, – Хотя по жизни жизнерадостный человек. Почему-то он держит в руках большого скорпиона. То есть не держит, – поправилась она через секунду, – это… как его знак, он висит перед ним. А в руках…. – она помолчала, силясь рассмотреть что-то. Какая-то синяя ткань. Мягкая такая, уютная… Странно…

Она прервала сама себя и замолчала. С минуту еще она смотрела на что-то рядом со мной, потом закрыла глаза руками и глубоко вздохнула.

– Мне грустно от этого, – прошептала Арина, – и хочется плакать.

Она смотрела на меня с горестным сочувствием. Я только таращил глаза, всё еще ничего не понимая.

– Этот человек, – объяснила она, – подошёл к тебе с очень грустным лицом. И укрыл тебя этой тканью. Она не похожа на одеяло, но он словно хотел тебя завернуть в него. Но он был несчастен оттого, что ты отворачиваешься и не хочешь этого. Потом он отошёл к какому-то странному белому ложу, лёг на него и уснул….

– У тебя умер кто-то из родных? – спросила она тихо.

– Мама, но это было очень давно. Я тебе говорил.

– Твой отец скорпион по китайскому гороскопу?

Я задумался…..

– Я не силён в гороскопах, у него день рождения 15 ноября.

– Да, это скорпион, – медленно проговорила она.

– Если честно, я ничего не понял, – вежливо прокомментировал я, стараясь не обидеть её.

– А я – тем более, – рассмеялась она и глубоко вздохнула, – я же говорила, что вижу очень невнятно. Но это, видимо, действительно был твой отец. И видела-то я нечетко. Судила, скорее, по ощущениям.

– Получается, ты ощущала на мне какое-то одеяло?

– Да нет же, это было не одеяло. Меня и удивило, что он тебя хочет укрыть или укутать какой-то синей тканью…Знаешь, типа плюша… Нет, – резко прервала она себя, – нет, это что-то типа бархата или велюра…

Я рассеянно вслушивался в её слова, вяло пытаясь ловить возникающие смутные ассоциации, как вдруг сознание зацепилось за это слово.

– Велюр? – переспросил я.

– Да, синий бархат.

Меня как громом поразило. Я лихорадочно перебирал в уме наши разговоры с Ариной, приходя к выводу, что ни разу за всё время знакомства с ней я не упомянул это название.

– Ты что-то вспомнил? – спросила Арина, делая знак официанту.

Заказав себе американо, она прищурилась, наблюдая за моей физиономией.

– «Велюр» – название амстердамского отеля моего отца, – с трудом выговорил я и добавил: – основная палитра там синяя и голубая.

Она с торжествующим видом хлопнула рукой по столу.

– Обалдеть! А почему он тебя хочет им укрыть?

Я уже понял, почему. И мне, убеждённому скептику, непостижимо было, каким образом она смогла это увидеть. Мне трудно было вымолвить хоть слово. Если бы мы были в другом месте и в другое время, я непременно решил бы, что все это подстроено. Но сейчас, когда мой душевный иммунитет пошатнулся от пережитых потрясений, я оказался окончательно сражён. Она понимающе молчала, не торопя меня с ответом.

– С самого открытия этого отеля мой отец уговаривает меня им заняться. Но я далёк от этого бизнеса. И отца это всегда расстраивало. Он считает, что, как моё собственное дело, это будет для меня хорошей гарантией будущего.

– Теперь понятно, – кивнула Арина, – может то, что он уснул, означает, что он уходит на покой, желая тебе передать этот отель?

– Он давно практически не занимается им, – возразил я, – управляющий этого отеля – мой друг, Гилберт. Тот самый, который был женат на дочери моей мачехи.

По её расфокусированному взгляду я понял, что наши сложные родственные связи для неё такая же абракадабра, как для меня – все эти паранормальные приблуды.

– Но, Арина! Ты действительно экстрасенс, – восхитился я.

Она скромно потупилась. Тут раздался звонок вызова на её смартфоне.

– Да, Натан, – сказала Арина, сразу вернувшись к реальности, – да. Что? Чтооо???

Я с смутной тревогой наблюдал, как она поднесла руку к губам, шепча свой вопрос. Её лицо сначала побелело, потом вспыхнуло, потом как-то посерело.

– Боже мой…. Боже мой, какой ужас, – ее передёрнуло, но Арина продолжала слушать, время от времени напряжённо поглядывая на меня.

– А что мне им сказать, – она, кусая губы и ногти, слушала, – а Роланд? Он же здесь, со мной.

В трубке снова что-то зашуршало. Арина вздохнула и бросив в трубку краткое «хорошо», нажала отбой и уставилась в никуда.

– Только не говори, что случилась еще какая-то катастрофа, – попросил я, выдергивая девушку из шокового транса.

– Я даже не знаю, как это сказать…. В общем…, – Арина вздохнула, собираясь с мыслями, – по делу о пожаре будет расследование… то есть, оно уже началось. И Натан просит меня сегодня встретиться со следователем, который будет заниматься этим делом и сейчас собирает сведения.

– То есть это был поджог?

– Пока никто ни в чём не уверен. Просто Кешка, которого ты спас вчера, бесследно исчез сразу после инцидента. Даже не дождался врача. Их драка выглядела слишком подозрительно … особенно на фоне этого пожара. А сегодня, – она зажмурилась, – когда расчищали сгоревший фрегат….., – она умолкла, но я договорил повисшие в воздухе слова.

– Там нашли обгоревший труп.

Арина, тяжело сглотнув, кивнула. Она умоляюще посмотрела на меня.

– Надо было открыть его вчера, – она готова была разрыдаться. Губы дрожали, она то сжимала побелевшими пальцами стакан с водой, то подносила их к вискам, то прижимала ладонь ко рту.

– Почему я тебя не послушала, – тихо причитала она, – он сгорел там, а я стояла рядом и даже не подумала открыть дверь и проверить. Только подумай… мы спокойно пили чай и смеялись, а в это время во фрегате заживо горел человек!

Словно не в силах выносить саму мысль об этом, она с горестным стоном уронила голову на руки. Её телефон коротко звякнул, возвещая о пришедшем сообщении, но она не шевелилась.

– Арина, успокойся, – чувствуя, как от самих этих мыслей по лбу и вискам снова начинает разливаться ноющая боль, я протянул руку и коснулся её подрагивавших пальцев, – я тоже не подумал об этом. А ведь это я убеждал тебя, что видел кого-то во время экскурсии. Ты никого не видела.

– Все двери там были закрыты, – добавила она ослабевшим голосом, хватаясь за это оправдание, как утопающий за соломинку – если он оставался там, его кто-то запер снаружи.

– Ты же понимаешь, что, если бы его там заперли насильно, он стучал бы и кричал, когда мы проходили мимо. Мы были и рядом, и над ним. Но он молчал и прятался. Значит он не хотел, чтобы его обнаружили.

Она кивнула и, будто прочитав мои мысли, достала из сумочки тот самый блистер с таблетками, который уже однажды спас меня. Я попросил ещё одну и для себя, и мы, проглотив по таблетке и чокнувшись своими стаканами, дружно запили лекарство сочным морсом.

Мой мозг тем временем увлечённо работал, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего дня и вечера. Меня сверлила неотступная мысль, что здесь что-то не так.

– Ты не могла об этом подумать по двум причинам, – размышлял я вслух, – во-первых, как мы видели, все двери были заперты. А открыть и проверить позже ты уже не могла, потому что весь день была занята со мной и Натаном. У тебя просто из головы это вылетело, даже если бы ты приняла мои слова всерьез. Во-вторых, вспомни: когда ты стояла рядом с фрегатом, тот ещё не горел и даже не дымился.

– Дымился, – обречённо возразила Арина, – когда приехали пожарные, огонь с мостов уже перекинулся на фрегат. И я даже не подумала…, – она снова закрыла руками лицо.

– Я должен признаться, для меня вообще стало новостью, что и фрегат сгорел. Я узнал это только что от тебя. Сейчас понятно: это было лишь вопросом времени. Но вчера я надеялся, что пожарным удастся быстро погасить огонь. И не уверен, что в такой панике вспомнил бы о каком-то странном призраке, обитающем там, на корабле.

– Видимо, он сам не знал, что фрегат уже загорелся, поэтому не пытался спасаться, а просто ждал, пока всё уляжется, – с выражением ужаса в глазах проговорила Арина, – да и никто не мог знать, что он загорится. Но…

– Да, – протянул я, – страшно это всё. И все же, кем он был и что он мог там делать?

Услышав этот вопрос, она встрепенулась и схватила телефон.

– Нужно созвониться со следователем.

Тут я взбодрился. Выходило, что еще до отъезда мне удастся присутствовать на сборе сведений и, возможно, даже стать свидетелем. Задержать меня в Ростове вряд ли смогут, но я был только рад узнать что-то новое для себя и, возможно, помочь в расследовании дела.

– А я смогу присутствовать? – с надеждой уточнил я. Она мрачно передёрнула плечами.

– Я напомнила шефу, что ты со мной. Он сказал, что это еще лучше: если у тебя есть желание поучаствовать в разговоре, он будет тебе благодарен. Но если ты сделаешь вид, что не понимаешь русского и просто будешь присутствовать, возможно, это избавит тебя от лишних хлопот. Выбор за тобой.

Мне очень хотелось поучаствовать в сборе сведений, а не просто сидеть, как чурбан, и ждать, пока всё закончится и опасаясь выдать, что я понимаю и даже немного говорю по-русски.

– Я мог бы просто слушать и подтвердить, что я действительно видел тень и силуэт. А если следователь захочет узнать что-то еще, могу добавить свои свидетельства, – предложил я.

– Да, но надо ему сразу сказать, что завтра утром тебе позарез нужно уезжать, и что бы ни случилось, ты просто случайный свидетель.

– Разумно, – согласился я, наблюдая, как она набирает чей-то номер.

– Да, здравствуйте, – напряжённо поприветствовала она кого-то на другом конце провода, – Андрей Константинович?

Нам повезло, что следователь оказался поблизости и обещал присоединиться к нам не позднее, чем через десять минут. За это время мы успели возбуждённо обсудить свои общие показания, придумать варианты допроса орехового Кешки, если он объявится, и Семена, как только тому станет лучше. Несмотря на сильное желание не вмешиваться и не свидетельствовать против несчастного Семена, я понимал, что, будучи непосредственным участником мероприятия по спасению Кешью-Кешки, мне, так или иначе, следовало дать следователю правдивую информацию.

Однако, спустя десять-пятнадцать минут все выстроенные мною догадки и предположения о ходе расследования рухнули под натиском суровой реальности. Объяснив по телефону, в каком углу террасы мы находимся, Арина повернулась к выходу и помахала кому-то. В следующую минуту я увидел приближавшегося к нам высокого молодого человека. Его внешность была очень примечательна. Стройное мускулистое тело атлета в джинсах и рубашке с расстегнутым воротом вызывало жгучую зависть даже у такого беспристрастного наблюдателя, как я. Выразительные глаза, проницательно изучающие вас из-под густых бровей, полные губы, красивый овал лица с мужественной линией скул и небрежно вьющиеся русые волосы, обрамлявшие все это безобразие, вызывали уверенность, что этот человек, мягко говоря, не обделен вниманием прекрасного пола. К чёрту метафоры. Он был до ужаса красив, и меня поразило, с каким равнодушием Арина приветствовала этого славянского полубога. При всех своих достоинствах, о которых я был наслышан (и о которых не питал особых иллюзий, принимая их как факт, сопровождающий мое присутствие на этой бренной земле), я почувствовал себя чуть ли не Морлоком из подземелья, хотя на внешность свою пожаловаться отнюдь не могу. При всем при этом он совершенно не казался донжуаном или ловеласом. В его манерах не было и намека на флирт и заигрывания. Спокойный, уверенный, красивый и сильный – вот те качества, от которых женщины теряют голову, падая в объятия каждому, кто их демонстрирует. По крайней мере, русские женщины. По крайней мере, мне так казалось. Он производил впечатление человека, не обделённого умом, но лицо его и взгляд были слишком серьезными. Возникали сомнения, что когда-либо на его лице играла беззаботная улыбка.

Он внимательно выслушал, как Арина представляет меня, пожал мне руку и на ломаном английском выразил уверенность, что новая информация существенно повлияет на расследование дела. Он вызывал во мне невольное уважение, как и его диктофон, который он выложил на стол, едва присев и попросив официанта принести ему кофе с молоком.

– Скажите, вы уже видели место, где нашли того…человека? – дрожащим голосом спросила Арина.

Он кинул на неё несколько удивлённый взгляд, точно этот вопрос нарушал запланированную последовательность его действий по сбору сведений.

– Вы имеете в виду того, кто прятался на фрегате? – уточнил он.

– А вы уже знаете, что он там именно прятался? – несмотря на скованность, вызванную ситуацией в целом, я заметил блеснувшее в глазах Арины бешеное любопытство.

И снова беглый взгляд на неё, но уже скорее заинтересованный.

– Разумеется, – последовал уверенный ответ, – иначе о том, что на фрегате кто-то есть, знали бы все, кто проходил мимо.

Арина, стукнув стаканом с водой об стол, уставилась на меня. Её бровь поползла вверх, а рука в комическом жесте потянулась к затылку, выдавая её подозрительную озабоченность совпадением в наших репликах.

Обаятельный следователь с серьёзным видом справился у Арины, как давно у них работали те двое, которых мы видели дерущимися в зале, и подробно расспросил её о том происшествии. Слушая её восхищённый рассказ о том, как я героически спасал полумёртвого Кешью-Кешку, он пару раз внимательно взглянул в мою сторону. Я же, не отрывая глаз, наблюдал за его реакцией на Арину. Когда он трогательно склонялся к ней, с серьезным вниманием вслушиваясь в ее рассказ, я чувствовал себя лишним на этом празднике молодости и красоты. О, известно ли вам это уничижительное сознание собственной незаметности и тянущая к земле плечи тоска от присутствия того, кто даже в соперники вас бы не принял. И все это рядом с очаровательной женщиной, на которую вы осмеливаетесь иметь виды …

Затем, без лишних комментариев, следователь стал расспрашивать меня о замеченном мною силуэте на корабле. Выходило, что тот человек умело прятался там неопределенное время, но по какой-то причине его увидел именно я. А то, что все двери фрегата были заперты снаружи, свидетельствовало о как минимум одном сотруднике, который был в курсе происходящего.

– Как же так получилось, что этого странного человека никто не слышал и не видел? – переживала Арина, – ведь он должен был пытаться спастись, когда понял, что горит фрегат… людей вокруг было много, его бы услышали.

– Дело в том, – следователь сделал глоток уже второго заказанного латте и, поморщившись, огляделся в поисках сахара. Я придвинул ему стоявшую у края стола сахарницу, которую Арина в волнении гоняла по столу, – он, по всей видимости, и не знал, что корабль загорится. Понял это только когда вылетели окна мостов. Но там уже так всё было задымлено, что он бы и не выбрался. Скорее всего, он задохнулся, прежде чем вообще понял, что происходит. И даже если бы он кричал…, – Андрей Константинович с укоризной взглянул на мою спутницу, – вы же были там. Вы много кого смогли бы расслышать в этом шуме? Тем более что звук шёл в другую сторону, на реку.

Та грустно задумалась. Я тоже вспомнил, что, громко окликая Арину, не надеялся, что в том адском гаме она меня услышит. Даже находясь совсем рядом нам приходилось почти кричать, чтобы расслышать друг друга. Когда на мостах и в ресторане вылетели окна, этот звон практически оглушил меня.

– Да, там многие кричали, – нехотя согласилась Арина, – никто не понимал, куда бежать и кому нужна помощь. А когда начали тушить, люди и сами стали спасаться от копоти и дыма.

– В таком пожаре всего двое пострадавших – удачный исход, как бы кощунственно это ни звучало, – невозмутимо заметил Андрей, – Если бы огонь перекинулся на гостиницу, возможно, жертв было бы больше.

– Получается, что мы так и не узнаем толком ничего, – она покачала головой.

– Все сотрудники в обязательном порядке будут опрошены. Я подозреваю этих двоих драчунов. Первого активно ищут, другой пока в реанимации и в сознание не приходил. Вся надежда на них, необходимо установить личность погибшего.

Со следователем мы проговорили больше часа, и я положительно был под впечатлением, ожидая того же и от Арины. Но, судя по её сосредоточенному и одновременно отстранённому выражению лица, химии между этими двумя было не больше, чем между мною и загадочным корабельным сторожем. С тем, по крайней мере, мы успели обменяться парой многозначительных взглядов. Но как же я обманывался! Поднявшись из-за стола и поблагодарив нас за беседу, Андрей снова заинтересованно зыркнул на моего рыжего экстрасекса (какого моего, о чем это я вообще?) и сообщил, что сохранит её номер и будет вынужден обратиться к ней за разъяснением некоторых моментов в ходе расследования.

– Сожалею, – добавил он, – но вам, по всей видимости, придётся прийти на опознание тела.

– К-какого тела, – Арина с суеверным ужасом посмотрела на него.

– Обгоревшего. В процессе установки личности это неприятный, но необходимый этап. Возможно вы, или кто-нибудь из ваших сотрудников опознает этого человека.

Девушка содрогнулась и перевела взгляд на меня, словно безмолвно моля о пощаде. Я поднял руки, имея в виду, что при всём моем сочувствии в этом я ей точно не помощник. Сам я в этот момент испытывал двоякие чувства.

– Мне пора. Будьте пожалуйста на связи, – оставив нас, следователь отправился к бару, чтобы расплатиться за свой кофе, а затем решительно зашагал к выходу.

– Пройдёмся? – предложил я, своему рыжему другу, чьё лицо внезапно посерело и не спешило возвращать себе былые краски. Да, я не завидовал Арине, но понимал, что опознание тела или живого человека – действительно необходимая часть любого расследования.

7

Как ни приятно было гулять в городе, нам всё же пришлось вернуться в отель. Я отправился в свой номер, где меня ждали неотвеченные деловые письма, пришедшие еще накануне. Бизнес занял пару часов, после чего, созвонившись с Ариной, я узнал, что приглашен на театральное представление, билеты на которое были забронированы заранее. Что до меня, я был только рад покинуть душный отель, отравленный дымным зловонием. Открытые окна теперь слегка освежали комнаты, но мне всё время нестерпимо хотелось выпить воды и помыться. Мы выехали в город к шести вечера. По дороге я узнал, что официанта Кешку так и не нашли, а его телефон отвечал, что абонент вне зоны действия.

Это была опера «Мадам Баттерфляй», которая мне очень нравится. Однако самый сильный и впечатляющий голос был, вопреки ожиданиям, не у главной героини, а у ее служанки Сузуки. Декорации, костюмы, сильная глубокая музыка, эмоциональное исполнение – все это стало одним из самых ярких впечатлений от моего пребывания в Ростове. Прекрасным завершением вечера стал легкий ужин в компании моей прекрасной спутницы в одном из заведений города, после чего я на такси вернулся в гостиницу, а Арина отправилась домой.

Спал я с открытыми окнами и к утру сильно озяб, несмотря на двойное одеяло. Это обеспечило мне быстрый и бодрый подъём. Ещё вечером, вернувшись в отель, я обнаружил, что подача электричества восстановлена. На ресепшн сидела девушка в маске. Мне маска также была предложена, однако, вместо неё я попросил дополнительное одеяло, признавшись, что собираюсь спать с открытыми окнами. Одеяло незамедлительно принесли и, извинившись за утренние неудобства, предложили сервировать мне завтрак в номер. Такое предложение меня более чем устроило: мой самолет вылетал в одиннадцать часов утра. Арина обещала ожидать меня в холле в восемь утра, но, поскольку аэропорт располагался не слишком далеко от отеля, мне сказали, что я могу не торопиться и выйти к половине девятого. Однако уже в пять минут девятого я, выписавшись и расплатившись по отсутствующим счетам (моё проживание в отеле было бесплатным), уселся на роскошный диван в холле и, немного нервничая, стал ждать Арину. В восемь пятнадцать я уже собирался отправить ей сообщение, опасаясь, как бы мне не пришлось ехать в аэропорт в одиночестве, но, поколебавшись, решил подождать еще пять минут. Мне не хотелось уезжать, не попрощавшись с моим гидом-экстрасенсом, к которой я успел привязаться за эти два, пожалуй, самых длинных дня в моей жизни. Но я напрасно волновался: запыхавшаяся Арина влетела в холл отеля и, увидев меня, помахала рукой.

– Идем, Роланд. Машина ждёт.

Я вскочил и, схватив свой чемоданчик, послушно последовал за ней. И через пару минут предоставленный нам черный красавец Вольво мчал нас по направлению к аэропорту.

День был пасмурным и холодным. От вчерашней солнечной погоды не осталось и следа. Город вынырнул слева, как напоминание о другом мире, автомобилях и самолетах; принимая очертания человеческой суеты, зонтов, курток и пробок. На стекло упали первые капли дождя. Я подумал, очень некстати, что через несколько часов уже буду в Амстердаме. Невольно поднял глаза на сидящую рядом рыжеволосую девушку. Она невесело улыбнулась – неужели подумала о том же?

И тут я вспомнил, о неожиданном, но приятном звонке Гилберта. Мы, старинные друзья, доверявшие друг другу самое сокровенное, не виделись тысячу лет. При мысли о встрече с ним, настроение немного улучшилось. Но этот душевный подъем сопровождало неприятное ощущение, как неожиданный легкий привкус горечи, когда пробуешь экзотическое сладкое блюдо. И вроде бы баланс, да не вяжется сюда эта горечь. В тот момент я был уверен, что настроение портила перспектива разлуки с моим гидом… Мы договорились, конечно, держать связь по электронной почте и телефону, но я не знал, увидимся ли мы когда-нибудь снова. Мне не хотелось пугать ее поцелуем, ибо я не знал, как она отреагирует на столь резкое проявление чувств. Но надежда умирает последней, как сказал один прозаик-утопист.

– Все хорошо, Роланд? – спросила Арина, заглядывая мне в глаза.

– Да. Просто грустно расставаться после того, что мы пережили за эти два дня…, – и будь счастлива с аполлоном-Андреем….

Она кивнула, поджав губы. Никому из нас не хотелось растравлять пафосный момент. От невеселых мыслей отвлек громкий звонок ее телефона. Звонил красавец-следователь. Ну кто же еще, кроме него, мог отвлечь её внимание от моей персоны?

– Да, Андрей, – она внимательно слушала, – да, я в городе. Освобожусь? – она взглянула на часы, – часа через два…. Хорошо, наберу вас.

Ну вот и всё. Глупец, твой поцелуй ничего бы не изменил. Противный ком уязвлённого самолюбия поднимался изнутри. Я вспомнил, каким она нашла меня вчера в зале завтраков: жалким и больным. Разве такой образ интересен красивой умной женщине, как бы здраво она себя ни оценивала? Я проглотил этот ком обиды неизвестно на что, выпрямился и деланно бодро кивнул наблюдавшей за мной Арине.

– Как твоя голова сегодня? – улыбнулась она.

Остатки моей гордости потонули в пучине отчаяния. «Ты для неё объект жалости, не больше», фыркнул внутренний вредный Фре-Роланд.

– Отлично, – я указал на её телефон, – следователь звонил? Опознание?

– Ты думаешь? – ужаснулась она, – так скоро?

– Думаю да, – вредный Фре-Роланд злорадно потирал ручонки. Пусть эта встреча с ним будет заранее отравлена трупным ядом. Бррррр!

Она откинулась назад и чуть слышно застонала. При виде её несчастного лица мне стало стыдно за своё малодушие. Я взял её руку и легонько сжал в своей.

– Всё будет хорошо, Арин. Спасибо за то, что ты была со мной эти два дня. Только твое присутствие сделало их для меня незабываемыми.

Она пожала мою руку в ответ, и наши взгляды встретились. В ушах шумели волны любви, накатывавшие на брег нашего счастья, поэтому я не сразу расслышал, что она передаёт мне дежурные слова сожаления и наилучшие пожелания от Натана.

– Спасибо. Передай ему пожалуйста, что я надеюсь на скорейшее восстановление его детища. Ты сама, надеюсь, без работы не останешься? – я подмигнул ей, но по выражению её лица понял, что этот вопрос пока окончательно не решён и тревожит её. Мне хотелось хоть чем-нибудь подбодрить Арину, поэтому я брякнул, не подумав:

– Даже если с «Причалом» покончено, ты всегда можешь подрабатывать экстрасенсом.

Она рассмеялась и снова сжала мою руку. Однако, её лицо быстро посерьезнело.

– По крайней мере, мне кажется, тебе стоит развивать в себе эту способность, – продолжал я, – только не в мистическом, а больше в психологическом плане.

– Например? – нахмурилась она, не понимая.

– Например, просматривая меня, как ты говоришь, ты увидела, что моего отца что-то печалит. Направив это видение на проработку моих отношений с отцом, ты бы больше работала, как психолог-экстрасенс.

Арина кивнула мне и заметила:

– Меня как раз и привлекает больше работа над текущими внутренними вопросами, а не возможность заглянуть в будущее.

И добавила:

– В конце концов, это возможность решить и свои собственные психологические проблемы.

– Точно, – обрадовался я, и мы неожиданно одновременно заявили:

– Потому что наше будущее создаем мы сами!

И уставились друг на друга. Не знаю, что произошло потом, но мы в резком и (с моей стороны) дерзком порыве обнялись. Моё сердце колотилось так, что, казалось, перебивает мерный гул её сердцебиения, отдававший у меня где-то в подмышках. Казалось, что в этот момент сам Андрей-аполлон, смирившись с моей победой, благословляет нас. Я так и не решился поцеловать её, но взгляд от её губ оторвать уже не смог. К счастью, она этого и не заметила, и, мягко отстранившись от меня, заметила, глядя в окно, рыдавшее потоками дождя:

– Подъезжаем. Мы же еще увидимся с тобой, Роланд? Ты удивительный человек!

Я ничего не мог сказать. Меня обуревали дикие и одновременно такие знакомые мне чувства. Снова нахлынула горечь перед моментом прощания, а мысленный Андрей-аполлон, ухмыляясь, распахнул Арине свои мускулистые объятия. «Любовь, как кровь или хорошая заковыристая морковь». Каждому своё, а мне – место у окна в самолёте.

Не успел я опомниться, как мы уже стояли у стойки регистрации. Мой чемодан вместе с моими напрасными надеждами проследовал в багажный отсек. Но, Бог мой, на что я вообще надеялся? И что это за идиотская слабость, что за бессмысленные метания? Я свой выбор сделал давно, моя жизнь мне нравилась, и менять я её пока не собирался. На мой выбор не повлияли ни мудрый, все понимающий отец, ни добрая мачеха, ни увещевания лучшего друга…. Моя жизнь изменится только тогда, когда я сам буду готов к этому.

Чувствуя, как растворяется во мне отрезвляющая таблетка, милостиво протянутая мне собственным здравомыслием, я не сразу заметил, что сидевшая напротив меня Арина застывшим взглядом смотрит куда-то мимо меня поверх своей чашки с прощальным кофе, на который я пригласил ее, пользуясь тем, что посадку ещё не объявили.

– Арин, – позвал я её, – ты что? Ты в порядке?

– Д-да, – встрепенулась она, приходя в себя, – просто задумалась?

У входа на посадку мы еще раз крепко обнялись, и я решительно направился по змейке к пропускному пункту, возле которого стояло несколько человек. Арина, провожавшая меня тем же подозрительно сочувственным взглядом, внезапно окликнула меня.

– Роланд!

Я вздрогнул и обернулся.

– Мне правда очень жаль. Насчет твоего отца. Но лучше будет, если ты последуешь его совету. Пожалуйста, послушай его. Это очень важно!

Подивившись этому странному порыву, я неловко улыбнулся, помахал ей и скрылся за ширмой предпосадочного зала.

Когда я уселся на своё место в полупустом самолёте, я не мог не признаться себе, что, несмотря на жестокое самобичевание по поводу моего увлечения Ариной, я откровенно грустил. Решив отдаться этому чувству, пережить его, переспать с ним за время этого перелёта, я опустил голову на подголовник своего кресла и полу-дремал, прикрыв глаза. Я надеялся только на то, что останусь без соседей, что позволило бы мне, не отвлекаясь ни на кого, исчерпать свои эмоциональные стенания и перейти на следующий этап. И как только я перестал сопротивляться своим чувствам, перед глазами начали вставать карие (или зелёные?) глаза моего рыжего экстрасекса, её улыбка, её странный застывший взгляд, когда она ворожила над моим эфирным телом, её мелодичный голос, рассказывавший мне о казаках…. Вспомнилась её нерешительность перед тем, как войти в мой номер, её смех в ответ на мои глупые шутки… Глаза увлажнились сладкой слезой печали, и я уже погружался в томительные грёзы, а самолёт ещё не сдвинулся с места.

Вибрация смартфона в кармане пиджака заставила меня вздрогнуть. Увидев имя на экране, я удивился этому неожиданному, но приятному звонку.

– Здравствуй, Габриэла, – с улыбкой в голосе сказал я.

– Милый мой. У тебя такой печальный голос… Ты уже знаешь?

– Знаю что? – я выпрямился в кресле, мгновенно напрягаясь.

– Ах, Роланд, мальчик мой, – в задрожавшем голосе Габриэлы явно проступали рыдания, – тебе нужно срочно приехать в Женеву. Твоего папы не стало вчера.

Часть 3

МАДЖЕНТА

1

В просторной гостиной женевской виллы было много людей, но Гилберт, входя в нее этим жарким июльским вечером, сразу наткнулся взглядом на осунувшееся лицо старшей сестры Софи. Марьян стояла в пол оборота к нему и тихо переговаривалась о чём-то со стоявшим рядом Роландом. Она тоже заметила его. В руках она держала бокал, наполненный красным вином. Гилберт знал, что Марьян живет на вилле уже почти две недели. Она приехала по просьбе умирающей матери и оставалась рядом с Габриэлой до последних минут её жизни. А потом занялась похоронами. Не могла же она доверить легкомысленному Гарри организацию похорон, пояснила она по телефону. Гилберту было совершенно безразлично, кто этим будет заниматься. Его слишком измотали последние три месяца попыток сначала доказать свою непричастность к жестокому убийству бывшей жены, а затем выяснить, кто и как это убийство совершил. Поначалу свидетельства нескольких очевидцев их ссоры возле кафе тем апрельским утром сделали его главным подозреваемым в совершенном преступления. На его счастье, у него остался чек из ресторана, где он ужинал перед встречей с Софи, да и официантка подтвердила его алиби. Выходило, что Софи была убита как раз в тот промежуток времени, когда Гилберт ужинал и решал вопросы по ремонту одного из старых номеров. Всё происходящее казалось дурным видением или сном, он просто отказывался признавать, что каким-то непостижимым образом именно он оказался в центре этого кошмарного бреда. Обвинение по какой-то причине изначально поставило себе целью во что бы то ни стало доказать, что это именно он убил Софи. Все его попытки убедить обвинение в существовании некоего Поля, с которым Софи, по её словам, собиралась уезжать из Франции натыкались на скепсис и только усиливали настрой против него. Скрытная жизнь этой женщины, практически полное отсутствие общения с матерью, Гарри или Марьян, которые, как выяснилось, понятия не имели о планах сестры, только ухудшали ситуацию. Обвинение так яростно изобличало Гилберта в том, что он мог выдумать несуществующего Поля с целью отвести глаза от своей преступной персоны, что он и сам уже сомневался: а не приснился ли ему вообще этот разговор? С отчаяния Гилберт снова закурил, и, сидя бессонными ночами с дымящейся сигаретой на кухне, ловил себя на мысли, что невольно ожидает возвращения жены. Совсем как год назад. Либо со страхом представлял, что он сошёл с ума и взаправду совершил это убийство, тайно приехав в Париж. А этот его сон в отеле – просто флешбэк его реального поступка. Он чувствовал, что она и после ухода в мир иной продолжает мучить его, не отпуская на свободу и не давая возможности узнать всю правду о том, что с ней произошло. Там, в парке. Больше всего Гилберта пугало именно то, что в парке он увидел её именно такой, какой она предстала ему во сне. Об этом он, разумеется, никому не сообщал, даже Роланду. У них пока и не было времени на такой разговор. Роланд вообще вернулся из своей апрельской командировки каким-то другим. Он стал более задумчивым и каким-то уж слишком серьёзным. Гилберт помнил, что Роланд кого-то встретил в России, но вдаваться в подробности в тот момент у него не было желания. За эти три месяца Габриэла и Роланд сделали всё возможное, чтобы помочь ему. Спустя месяц поисков нашелся надёжный свидетель помимо официантки. В тот злополучный вечер один заядлый курильщик из дома напротив парка все время, пока Гилберт ожидал Софи, с интересом наблюдал за крепко обнимающейся парочкой, которая подозрительно долго в одном неизменном положении прижималась к ограде со стороны парка. Оба кутались в тёмные пальто. Именно перед этой оградой, между густыми кустами жимолости через час после этого и нашли Софи. Незадачливый наблюдатель не догадался позвонить в полицию, но почему проходящие мимо люди не видели крови, не слышали криков, до сих пор оставалось загадкой.

– Ты только представь, – сухо сглатывая, рассказывал Гилберт Роланду, – я сидел в этом парке буквально в ста метрах от неё. Я ждал её почти час и не додумался обойти этот треклятый парк. И как? Как это могло произойти, я до сих пор не могу себе представить. Столько людей вокруг! И никто не заметил, что практически на их глазах убивают человека! Вся трава вокруг этого места была испачкана в крови. И никто ничего не видел!

Слушая этот рассказ, Роланд испытывал до боли знакомое дежа-вю и с тоской вспоминал их обед с Ариной на террасе ресторана в Ростове. Апрельское путешествие действительно сильно подействовало на Роланда, а после того, как сбылись деликатные предсказания гида, он всерьёз пересмотрел свои взгляды и планы на жизнь. «Последуй совету отца», крикнула она ему тогда на прощание, словно эта прежде сдерживаемая просьба вырвалась против её воли. Возможно, тогда на террасе она увидела ещё что-то, о чём не стала ему сообщать. Поэтому став полноправным владельцем отеля в Амстердаме и пользуясь вынужденным отсутствием Гилберта, Роланд стал потихоньку принимать дела и изучать гостиничный бизнес. Он всё еще чувствовал себя далёким от этого, однако решил сделать всё возможное, чтобы проявить уважение к воле своего отца. Кроме того, после гибели Софи Габриэле воленс-ноленс пришлось в очередной раз менять своё завещание. По этому завещанию отель в Париже, ранее принадлежавший Софи, отходил Гилберту. Сейчас он ещё об этом не знал. Габриэла под большим секретом сообщила новость Роланду. Он предвидел, что Гилберт, узнав об этом, предпочтёт оставить пост управляющего в нидерландском отеле и займётся своей собственностью. Это уже сейчас ставило его перед выбором: найти нового управляющего хотя бы на время или же принимать дела и пробовать себя в управлении отелем. Не имея на примете надёжного человека, кроме Гилберта, которому он мог бы довериться, Роланд выбрал второе. Тем более, что Женевский «Велюр», о котором так мечтала её несчастная младшая дочь, Габриэла разделила между Марьян, Гарри и Роландом.

Сейчас, наблюдая за неспешно проходящими мимо, сидящими на старой софе Габриэлы, на антикварных стульях, хранящими молчание или тихо переговаривающимися людьми, Гилберт даже не находил в себе сил на то, чтобы принять скорбное выражение лица. На нём теперь постоянно висела утомлённо-недоумевающая мина. Он чувствовал, что плечи его так и тянет вниз от свалившихся на него в последнее время хлопот. Мало того, что Софи погибла со всеми вытекающими последствиями, так еще и Габриэла не выдержала двойного удара. Она, конечно, после смерти Готфрида не раз говорила, что ей недолго осталось быть на этом свете, но Гилберт не воспринимал её слова всерьёз, считая их попросту сетованиями на возраст. Габриэла была энергичной молодящейся женщиной, следившей за своим здоровьем и даже в восемьдесят с лишним лет не производила впечатления уставшей от жизни старушки. Тем печальнее был её скоропостижный уход. Весь предыдущий год, включая эту весну, казался Гилберту серьезным испытанием. И, положа руку на сердце, он не был уверен в том, что прошёл его достойно. Как и в том, что все закончилось. Только налив себе вторую порцию отличного восемнадцатилетнего виски, присланного на похороны мужем Марьян, Гилберт почувствовал, что начинает понемногу расслабляться. Хотя внутреннее онемение, никак не желавшее оставлять его с апреля, по-прежнему держало его в состоянии неловкого отупения. И от этого не спасали ни бесчисленные сигареты, ни алкоголь, ни душеспасительные беседы с Роландом. С Гарри, которого все так почему-то называли с детства, он никогда близок не был. Инициатором такого произношения имени брата стала еще малышка Софи, не выговаривавшая носового звука. Однако мать всегда звала его Анри, на французский манер.

Обменявшись парой незначительных фраз с теми из присутствующих, с кем он был знаком, Гилберт добавил в свой стакан льда и огляделся. Ему нестерпимо захотелось уединиться где-нибудь и просто побыть в тишине. Даже это соблюдавшее почтительный уровень шума сборище его утомляло. Слева от лестницы виднелся проход в курительную комнату. Он знал, что там стоит несколько мягких и весьма удобных канапе. Пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, он подлил себе еще скотча и, ловко лавируя между сновавших с подносами официантов, открыл практически незаметную за тяжёлой бархатной портьерой дубовую дверь. Закрыв её за собой с другой стороны, он с облегчением обнаружил, что в комнате никого нет. Гилберту хотелось курить, поэтому он уселся на один из уютных обтянутых расшитой тканью диванов и, поставив тумблер на стол, придвинул к себе стоявшую на краю чистую пепельницу. Она была предназначена для сигар, но и для обычных окурков тоже годилась. Он машинально затягивался уже второй сигаретой, погрузившись в невесёлые раздумья, когда вдруг заметил, что дверь бесшумно отворяется. Гилберт недовольно поморщился. Но в следующий момент лоб его разгладился: в комнату входил Роланд. Тот тоже, напрягшись при виде сидящей фигуры, облегчённо вздохнул, когда обнаружил в этой фигуре своего друга. В руке Роланда тоже был стакан скотча, они мрачно чокнулись и сделали по глотку. Гилберт про себя умолял друга говорить о чём угодно, только не об осточертевшем ему процессе по делу Софи. Но поскольку молчание затянулось, он решил первым задать вопрос, чтобы отвести разговор от нежелательной темы.

– Ты так и не рассказал мне, что там случилось в России. Что заставило тебя наконец прислушаться к советам отца?

– Как раз совет прислушаться к советам отца, – последовал неожиданный ответ.

Гилберт на это заметил несколько резко:

– Полагаю, этот совет должен был быть весьма настойчивым. Раз сработал именно он, а не мои просьбы и не увещевания Габриэлы.

Гилберт имел право обижаться. Потому что был давним и верным другом Роланда. Потому что был бессменным управляющим «Велюра», который тот наследовал. И, черт побери, потому что слова о чьей-то рекомендации подозрительно отдавали несвойственной для Роланда легкомысленностью. Гилберт швырнул окурок в пепельницу и с вызовом уставился на Роланда.

– Может соизволишь поведать мне, во что тебя там угораздило ввязаться?

Тот примирительно улыбнулся, но не спешил откровенничать. Гилберт начал раздражаться. Он осознавал, что становится законченным невротиком, но ничего не мог с собой поделать.

– Ладно, попробуем сыграть в вопрос-ответ, раз ты так скрытен.

– Дело не в том, что я что-то скрываю от тебя, Гейс, – возразил тот наконец, запуская пальцы в свои коротко подстриженные волосы и словно пытаясь прочитать ледяные иероглифы на дне своего стакана, – Ты напрасно так полагаешь. Я просто сам толком ещё не разобрался во всем том, что мне открылось.

– Я смотрю, тебя в Тибете заждались, – фыркнул Гилберт, всё же с нескрываемым любопытством поглядывая на друга, – так что? Неужели наш Рул всё-таки влюбился?

– Не говори чепухи, – взвился Роланд и тут же спохватился, – как можно влюбиться за два дня, практически не зная человека. Это невозможно. Тем более у нас совершенно разная жизнь. И вообще дело не в этом….

Роланд умолк, а Гилберт, довольный тем, что сумел смутить его, терпеливо ждал продолжения бессвязной речи. Только положил подбородок на ладонь с умилительным выражением лица. Эта мина всегда бесила Роланда, и Гилберт воспользовался этим сейчас, ничуть не смущаясь временем и местом. Габриэле вряд ли понравилось бы видеть в своем доме только траур и печаль. А вот против их дружеского подтрунивания она бы не возражала.

– Так это ОНА дала тебе этот ценный совет?

– Да! Она!

– Ооооооо, Бог мой!

В ответ на это игривое восклицание Роланд замахнулся на друга диванной подушкой. Тот сделал вид, что испуганно защищается от атаки. Подшучивание над ломающимся Роландом стало для него хорошей возможностью отвлечься от занудных мыслей.

– Что за след в душе должна была оставить эта русская малышка, чтобы ты позволил ей вмешиваться в свои семейные дела, – полушутливо-полусерьёзно недоумевал Гилберт, делая вид, что размышляет вслух, – разве что…если след остался не только в душе….., – он красноречиво подёргал бровями.

– Гейс! – Роланд бросил на него предостерегающий взгляд, – заткнись!

– Ооооо! – это ошеломлённое восклицание вырвалось уже против воли, и в ответ в Гилберта полетела подушка, едва не перевернув его стакан.

– Ладно-ладно! Ты сейчас мне весь скотч разольёшь. Ну извини, я не знал, что у вас всё так серьёзно.

– Ты слышал меня? Я сказал, между нами ничего нет. Просто…, – Роланд вздохнул, – там столько всего произошло… и произошло это всё в самый нужный момент, чтобы я остановился и посмотрел на свою жизнь… со стороны…

– Звучит так, словно ты там с Буддой встречался…, – Гилберт снова хотел фыркнуть, что что-то в глазах друга заставило его проглотить насмешку и вместо этого у него вырвалось:

– Жаль, что и я не могу так сделать. Посмотреть на себя со стороны.

– Понимаешь, само это решение изменить что-то не было мне указано напрямую. Меня как будто подвели к нему, издалека… начали с намёков. Далее там имели место какие-то отвлечённые, но очень серьёзные события, потом пошли разговоры о семье и эта… эта мистика….

При слове «мистика» Гилберт насторожился.

– Рул…, – осторожно спросил он, – тебя там случаем не… ну, не гипнотизировали, или что-то вроде того? Ты просто сильно изменился после возвращения «оттуда».

– Не гипнотизировали, – усмехнулся тот, – но что-то вроде «того» было.

– Тааак… А можно поподробнее?

Роланд умолк, раздумывая, могли ли его действительно подвергнуть гипнозу с целью выяснения каких-то сведений или чего-то еще… По всему выходило, что роковые события, свидетелем которых он стал, не могли быть связаны с целью его приезда: рабочий объект находился за городом, вся необходимая для первой встречи информация была им предоставлена, да и провалов в памяти у него за два дня не было. Все события он помнил и записывал с поминутной точностью или наговаривал на диктофон. Разве что эта ужасная головная боль… Но, учитывая обстоятельства, она вполне объяснима. Правда Арина давала ему какие-то таблетки. Но он тут же вспомнил, что она и сама их принимала в его присутствии. У Роланда вырвался вздох облегчения, и это не укрылось от его друга.

– Рассказывай! – велел он, – что там за мистика была.

– Ну в общем эта девушка, которая меня сопровождала…. Она может видеть определённую информацию, как экстрасенс.

– Мммм….экстрасенс-экстрасекс, – многозначительно зарифмовал Гилберт.

Роланд вскинул голову.

– Что ты сказал?

– Да успокойся, Боже ты мой! Просто так говорят. А я-то думал, что я психом становлюсь.

– Я тебе не рассказывал об этом? – подозрительно сощурившись и пропуская мимо ушей намек спросил Роланд.

– Нет. Кое-что говорил, что ты под впечатлением, но не о мистике. Ну и что там она у тебя увидела?

– Ты не подумай, что мы только и делали, что этим занимались… Там.., – Роланд осёкся, увидев, как брови Гилберта снова дернулись в насмешливой гримасе. Тот схватил диванную подушку и сунул себе под мышку.

– Я ничего не думаю. Продолжай.

– Там был пожар, – сердито поглядывая на подушку и беря в руки свой стакан, проговорил Роланд, – сгорел весь ресторан, где она работала. Там было столько людей, все очень переживали. Покалечился парень: он с крыши спрыгнул. Еще один странный тип прятался зачем-то у них в корабле…, – заметив недоумённый взгляд Гилберта, он объяснил:

– Это большой комплекс, несколько ресторанов, историческое место. Там стоит копия фрегата русского царя. Вернее, стояла, – поправился он, – внутри этого фрегата скрывался неизвестный, который во время пожара сгорел. И его нашли уже после.

– Вот жесть!

– Да! Это страшно. Интересно, но Арина рассказывала мне, что незадолго до пожара видела об этом сон.

– Сон? – машинально спросил Гилберт.

– Да. Видела сон о том, что все там горит. Это она мне сказала на следующий день, накануне моего отъезда. И заодно рассказала, что она экстрасенс.

– И где же вы этим занимались? – буркнул Гилберт, чьи мысли неотвязно прицепились к слову «сон».

Роланд угрожающе поднял свой стакан, делая вид, что целится им в Гилберта.

– Мне свой виски не жалко, – предупредил он, – она это делала в ресторане.

– В сгоревшем ресторане?

– Да нет же. На следующий день после пожара мы гуляли по городу и зашли пообедать. Там она и посмотрела мою эфирную информацию, как она говорит.

– Прямо в ресторане, среди людей?

– Да, прямо там.

– И что?

– Тебе дословно?

– Ну… давай, – с некоторым сомнением согласился Гилберт.

Роланд вздохнул, принимая сосредоточенное выражение, и проговорил:

– Она сказала, что увидела моего отца… то есть она увидела человека, очень печального, который хотел накрыть меня синим одеялом и который очень грустил оттого, что я отворачиваюсь от него. Потом этот человек, по её словам, конечно, отошёл куда-то, лёг на кровать и заснул.

При этих словах лицо Гилберта, сохранявшее до этого легкое скептическое выражение, совершенно вытянулось в недоумевающей гримасе.

– Рул, – негромко сказал он, – ты меня прости, но это какой-то полный бред.

– Я тоже сразу так подумал, – подхватил Роланд, ничуть не смущаясь такой реакции, – А! – воскликнул он, – чуть не забыл! Она ещё видела скорпиона в его руках.

– Ну и что?

– Мой отец – скорпион по гороскопу. Уж ты-то должен это знать.

– Ну я знаю. И что?

– И я опять ошибся. Она сказала, что он накрывал меня, как будто одеялом, но это было не одеяло. Она сказала русское слово, которое по-французски означает велюр. Это был синий велюр. А где у нас синий велюр? – торжествующе спросил он у друга, который продолжал смотреть на него, критически склонив голову на бок и выразительно приподняв одну бровь.

– Синий Велюр? – переспросил Гилберт, начиная потихоньку понимать, – в Амстердаме.

– По её видению выходило, что отец хочет укрыть меня, то есть передать мне амстердамский «Велюр», чтобы гарантировать мне безопасное будущее. И его крайне печалит то, что я отворачиваюсь и отказываюсь от этого.

– М-да. Послушай, – с сомнением протянул Гилберт, – тебе не кажется, что это как-то слишком притянуто за уши?

– Это ещё не все, Гейс. Она спросила меня, не умер ли недавно кто-то в моей семье. Я тогда еще не знал ничего об отце и сказал, что никто не умирал кроме мамы. Но ведь это случилось уже давно. Я уже потом осознал: она как будто увидела, что здесь происходило, потому что очень сочувственно на меня смотрела. А когда провожала меня в аэропорту…

– Провожала тебя? На самолёт? – Гилберт поджал губы, словно не давая себе сказать лишнего, но на лице его проступала лукавая улыбка.

– Да, – словно бы не замечая его намека, ответил Роланд, – она мне крикнула вслед, чтобы я послушался своего отца. Я тогда удивился, чего это она такие советы мне дает, понимаешь…. А когда уже сидел в самолёте, позвонила Габриэла….

Они оба умолкли, думая о Готфриде.

– Речь не столько о том, что это всё так удивительно совпало, – тихо продолжал рассуждать Роланд, – а о том, что пока она мне это всё не объяснила, я понятия не имел, как сильно отец по этому поводу переживает. Я как будто посмотрел на ситуацию его глазами. Он ведь хотел как лучше. Он не заставлял меня бросать свою деятельность, всегда давал мне самому выбирать. Но этот «Велюр» стал бы для него гарантией, что я обеспечен. А я, как тупой осёл сопротивлялся и отталкивал его…

Роланд тоже замолк и отпил немного виски.

– Поэтому я и утверждаю, – будто сквозь силу вымолвил он, – что меня все эти два дня пребывания на берегу той реки будто подводили к этой мысли.

– Я бы даже сказал, что тебя ткнули носом, как нашкодившую собачонку, – заметил Гилберт.

Его друг кивнул, соглашаясь.

– Даже не буду обижаться, я действительно чувствую вину перед отцом. Если бы я успел встретиться с ним и объяснить, что я всё понял, возможно, он ушёл бы со спокойным сердцем.

– О, не волнуйся, – успокоил его Гилберт, – я уверен, Готфрид взял с Габриэлы тысячу обещаний постараться убедить тебя, по крайней мере, не продавать «Велюр».

– Да, но это не одно и то же, – убеждённо возразил Роланд, не замечая, что в его глазах появились слёзы раскаяния, – Проблема еще в том, что практически весь предыдущий год мы с отцом так или иначе выясняли отношения. Я не давал себе труда проявить хотя бы немного такта и терпения, а просто прятался от разговоров с ним в своих проектах и при каждом удобном случае смывался в свои трипы. У нас с Ариной сразу после пожара был еще один откровенный разговор….

Гилберт насупился. Не слишком ли много откровенных разговоров Роланд провел в чужой стране с совершенно незнакомыми людьми? Не похоже это на него. Ему было известно, что иногда излить душу постороннему человеку гораздо проще, чем обсудить проблему с тем из близких, к кому она непосредственно относится. Но всё же ….

– Мы заговорили тогда о родных, – опуская подробности о том, где именно это всё происходило, сказал тот, – и она призналась мне, что её мучают предчувствия какого-то несчастья или… ну, в общем… странные предчувствия. Несмотря на то, что в жизни у неё всё в порядке. Если бы я не видел её лицо, когда она говорила, я никогда не воспринял бы этот разговор всерьёз. Но, вспоминая впоследствии наши с ней разговоры, я понимал, что и сам не ценил того хорошего, что дал мне отец. Вот к чему всё это было. А теперь уже поздно….

– Возможно, что и она тоже что-то не ценит, – предположил Гилберт, – поэтому и случаются у неё эти…, – он поводил руками по воздуху, – предчувствия.

Роланд пожал плечами.

– Возможно и так.

– Как бы то ни было, – медленно проговорил Гилберт, собираясь с мыслями, – одному совпадению я точно готов поверить. Ты говоришь, что она видела вещий сон?

Роланд недоверчиво посмотрел на друга.

– Уж никак не думал, что ты веришь вещим снам.

– Мне пришлось, – ответил тот, – дело в том, что в тот день, когда убили Софи, я тоже видел что-то подобное.

– Тебе приснился пожар?

– Ну что ты несёшь, – вспылил Гилберт, – Нет, конечно.

– Ты хочешь сказать, ты предвидел, что Софи погибнет?

– Перед тем, как позвонить ей, чтобы назначить встречу, я заснул в номере. И прямо перед пробуждением увидел перед собой в кровати её мертвое лицо, – при этих словах Гилберта передёрнуло, будто по телу снова прошёл разряд того ужаса, который он испытал в тот момент, – и оно было точно таким, каким я её увидел потом в парке. Понимаешь?

Удивлённый взгляд Роланда выдавал его реакцию на эти слова. Но договорить им не дали. Дверь сигарной комнаты приоткрылась, на мгновение впуская в неё приглушённый гомон из холла, и тут же её прикрыли.

– Вот вы где прячетесь, – на лице вошедшего Гарри не было ни улыбки, ни удивления. По всей видимости, он заметил, как за зелёной портьерой по очереди скрылись Гилберт и Роланд. Поэтому, как только представилась возможность скрыться от утомляюще сочувственных слов и раздражающе скорбных взглядов, он дал знак Марьян, что собирается ретироваться и оставил её одну развлекать оставшихся гостей и провожать тех, у кого хватило такта дать родственникам покойной, наконец, передохнуть. Едва войдя в комнату, Гарри заметил стаканы с виски на столике, и тут же пожалел, что оставил свой допитый скотч на столике в гостиной. Однако, возвращаться туда он не собирался. Поэтому сел рядом с Гилбертом, потирая руками лицо и разминая затёкший затылок.

– Гарри, ты просто свинтус, – равнодушно заметил Гилберт, – бросил бедняжку Марьян одну развлекать гостей.

– Они уже уходят, – бросил тот в ответ, – а вы сами хороши. Спрятались тут и сидите, как сурки в норе.

– Смею напомнить, это я встречал и развлекал всех разговорами, в ожидании, пока ваша персона соизволит явиться, – сказал Роланд. Он был крайне недоволен тем, что их разговор с другом был так внезапно прерван, и тот не успел закончить рассказ о своём сне.

Гарри только пожал плечами, словно говоря: «Так для этого тебя и купили», и, расстегнув дорогой пиджак, устроился поудобнее, с удовольствием заваливаясь на мягком канапе. И пиджак, и брюки сидели на нём безупречно. Гарри всегда выглядел этаким дэнди на стиле, с идеально уложенными вьющимися чёрными волосами. Его зелёные глаза разрезом и надменным выражением очень походили на глаза Софи. Характер его, однако, был мягче, хотя и с хитрецой. Софи, не стесняясь и не переживая о своей репутации, открыто делала то, что считала нужным, её братец же по натуре был пронырлив и изворотлив. Это помогало ему завоевывать обожание своей матери. Габриэла, Гилберт это знал, не питала иллюзий насчет своего сына. Но её любовь к нему заставляла прощать любые промахи и нейтрализовала критику в его адрес.

Некоторое время они молча рассматривали убранство курительной комнаты. Наконец, Гарри, взглянув на Гилберта, спросил:

– Я так понимаю, тебя можно поздравить?

Тот стиснул зубы, понимая, что это было более чем ожидаемо. Но состроил слегка удивлённую мину, словно вопрошая, о чём идёт речь.

– С твоим избавлением, – охотно пояснил Гарри в ответ на его немой вопрос.

– Не с чем поздравлять, – процедил Гилберт сквозь зубы, – надеюсь, ты помнишь, что твоя сестра мертва.

Ход был удачным: по холёному лицу Гарри мгновенно прошла тень. Он не поднимал глаз, но было видно, что пристыжён и не сразу нашёл слова для оправдания.

– Похоже, прошедший год, как и эта весна, никому из нас не давали особых поводов для радости.

Роланд зыркнул на говорившего. Он не общался с Гарри, не был в курсе того, что происходит в его жизни. Да, по правде сказать, не особенно интересовался этой темой. Он заметил, что Гилберт шарит глазами по потолку, словно что-то припоминая. В памяти всплывали туманные сетования Габриэлы на финансовые неудачи, по какой-то непонятной причине сыпавшиеся на Гарри в прошедшем году, как из рога изобилия.

– Тебе удалось спасти свой «Велюр»? – спросил он, вспомнив, что транжира Гарри из-за нескольких неудачных (и даже, на его опытный взгляд, весьма глупых) решений едва не потерял свой отель прошлым летом.

– Да! – с гордостью парировал тот, – все мы учимся на своих ошибках.

– И многому же ты научился? – фыркнул Гилберт. Роланд с интересом наблюдал за их пикировкой, соблюдая известный нейтралитет, но готовый при необходимости встать на защиту друга.

– Весьма! – ещё одно громкое заявление заставило Гилберта смять лежавшую у него на коленях диванную подушку.

– Ну хоть с подозрительными девицами больше не связываешься? – продолжал колоть его Гилберт. Гарри усмехнулся и бросил на него дерзкий взгляд.

– Больше нет. По крайней мере, не влюбляюсь, как идиот. Твой отрицательный опыт с моей сестрой стал для меня показательным примером.

Гилберт скрипнул зубами, собираясь сказать какую-то колкость, но от назревающей ссоры их спасло появление утомлённой Марьян. На ней было чёрное платье простого кроя, открывавшее подтянутые икры, и элегантная накидка. Даже украшения, поблёскивавшие на её шее и в мочках ушей, были тёмно-красного траурного цвета. Короткие тонкие каштановые волосы Марьян крупными небрежными волнами обрамляли её приятное белокожее лицо с широкими скулами. Окинув взглядом налившиеся кровью глаза Гилберта, сверлившие небрежно развалившегося рядом с ним Гарри, она поняла, что пришла очень вовремя. Отвечая на приглашающий кивок Роланда, Марьян поджала губы, видимо пытаясь выдавить из себя дружескую улыбку. Это ей не удалось. Тогда она, видимо в душе махнув рукой, подошла к диванчику напротив его столика и с усталым вздохом опустилась на него, одновременно ставя на стол свой бокал с красным вином. Маленький красный клатч упал на ярко расшитую ткань канапе. Внимание сидящих мгновенно переключилось на появившуюся женщину. Глядя на её улыбчивое лицо с незатейливыми чертами, на котором сейчас отпечатались следы усталости от неприятных хлопот, Гилберт вспоминал тонкие аристократические линии Софи. Её выражение, в отличие от сестры, всегда казалось не столько приветливым, сколько вызывающе-надменным. Он вздрогнул и постарался отогнать некстати всплывшее в памяти мёртвое лицо бывшей жены с налипшими на него волосами и молодыми листиками жимолости воспоминаниями о Габриэле. Он как-то видел фотографию той, сделанную в двадцатилетнем возрасте. Такие же выразительные зелёные глаза, как у Софи, но не было у Габриэлы этой ледяной хладности черт, а вместо отталкивающего высокомерия в ней читались притягательная горделивость и сильный характер. Подумалось, что из всех троих детей именно Марьян была меньше всего похожа на свою мать. Но только Гарри, лицом и характером точная копия своего отца, унаследовал густые кудрявые волосы Габриэлы. Гилберт, не особенно желая нарушать висевшее между ними молчание, глотнул виски и только спустя несколько минут наблюдения за застывшим взглядом Марьян, негромко спросил:

– Ну как ты? – словно выдёргивая её из глубоких размышлений о чём-то своём.

Она зажмурилась и тут же широко распахнула глаза. Покачала головой, словно возвращаясь из сонного полузабытья.

– Всё разошлись, – её чуть осипший голос тоже выдавал утомление и печаль, – я попросила принести нам сюда кофе и закуски. Сейчас умру от голода.

Роланд, сидевший рядом, мягко пожал её руку, словно говоря взглядом: «какая же ты умница!». Она всё-таки выдавила из себя вялую улыбку.

– Все организованно безупречно, Марьян, – добавил Гилберт свою утешительную толику к их обмену взглядами.

– Как надоел этот бесконечный траур, – Марьян рывком стянула с себя тонкий кардиган и небрежно кинула его на соседний диванчик.

Все были с ней согласны, но предпочли промолчать. Марьян достала из сумочки салфетку и зеркальце. Промокнула скулы и нижние веки, поправила волосы на лбу и убрала все обратно, звонко защёлкнув клатч.

Вошёл обслуживавший мероприятие официант с подносом, на котором виднелась бутылка скотча. Он расставил на столе чашки с кофе, лёд, виски, воду, чистое стекло и снова вышел. Ещё через пару минут на их столе красовалось блюдо с красивой горкой канапе. Оказалось, что скорбь отнимает много сил: все накинулись на закуски, с благодарностью поглядывая на организовавшую это Марьян. Только Гарри почти не притронулся к еде. Зато щедро наполнил скотчем один из принесённых чистых стаканов и горкой насыпал в него льда.

Проглотив несколько сытных корзиночек с паштетом и ореховым сыром, Гилберт почувствовал, что его настроение поднимается, и он готов к дальнейшим пикировкам с Гарри. Вместо этого Роланд перехватил инициативу и спросил у Марьян, вытирая салфеткой губы:

– Я не успел спросить: как твоя Мадж?

Роланд тут же пожалел, что спросил об этом, увидев, как губы Марьян при этих словах задрожали, как и чашка кофе в её руках. Она прижала пальцы к уголкам глаз, пытаясь задержать слёзы и закрыла глаза, точно собираясь с силами для ответа. Гилберт в это время лихорадочно припоминал, что ему рассказывала Габриэла о Мадженте, девятнадцатилетней дочери Марьян. Та почти год назад связалась с какой-то подозрительной сектой или обществом и стала быстро отдаляться от семьи. Никакие попытки родителей отговорить её от участия в их сборищах не возымели успеха.

– Она по-прежнему в этой секте? – сочувственно спросил он, подаваясь вперёд, чтобы затушить недокуренную сигарету. Во рту осталось неожиданно неприятное послевкусие, и он поспешил запить его виски, который Гарри любезно ему налил.

– Да это и сектой-то нельзя назвать, – Марьян кашлянула и отпила вина, не замечая, что в другой руке держит чашку кофе. Потом с тяжелым вздохом поставила их на стол и наконец посмотрела ему в глаза, – это… навроде какого-то тайного общества.

– Религиозного?

Марьян отрицательно покачала головой.

– Не похоже.

– Она хоть что-то рассказывала о нем? – спросил Гарри, пересевший на подлокотник, подальше от Гилберта, и с интересом внимавший.

Она снова качнула головой. Гилберту подумалось, что он не единственный, кого до крайности измучила личная проблема.

– От неё ничего невозможно добиться. Она только и проговорилась о каких-то тайных целях, о которых известно только посвящённым. Не больше. Мы уже и разговоры прослушивали, и взломали её переписку в интернете… Если бы кто-то из её друзей был в курсе, мы бы могли выяснить больше. Но всё, что пока удалось узнать – целью любого посвященного является достижение такого уровня, на котором им даётся особая священная миссия. И эту миссию посвящённый должен выполнить, чего бы это ему ни стоило….

Она умолкла, словно не позволяя себе высказать мысль, державшую в страхе её и её мужа. От этих слов у Гилберта похолодело в груди, и он бросил испуганный взгляд на окаменевшее лицо Марьян. Та отвела глаза.

– Больше похоже как раз на нечто религиозное. Вам, конечно, неизвестно, с чем могут быть связаны эти миссии? – снова вставил Гарри, поймав недовольный взгляд Роланда.

Марьян беспомощно развела руками и тихо шмыгнула носом.

– Как бы то ни было, она совершеннолетняя и имеет право загубить собственную жизнь, – заметил он.

– Не имеет, если в процессе она совершит преступление, – веско произнёс Роланд, – тебе трудно будет это понять, но совершеннолетие также обозначает высокий уровень социальной и личной ответственности.

– Похоже, не только у меня прошлый год был отвратным, – покачал головой Гарри.

Марьян невесело усмехнулась, будто бы говоря “Tu parles!” и снова полезла в сумочку за салфеткой, чтобы промокнуть покрасневшие от набегавших слёз глаза.

– Мы как раз заказывали очередную вылазку, чтобы еще хоть немного информации добыть, как мне позвонила мама насчет Софи… Поэтому я не смогла приехать на её похороны. Надеюсь, ты не в обиде на меня за это, – произнося это, Марьян глядела на Гилберта. – Мне было очень тяжело отказываться, но я объяснила все маме, и та поняла.

– И я понимаю, – произнёс Гилберт, серьёзно глядя на неё, – твой выбор очевиден, Марьян. Мы с Софи были в разводе и, поверь, к тому моменту, как это случилось, я в душе давно отпустил её.

Выпалив эту откровенную ложь, он неосторожно глотнул виски и чуть не закашлялся. От него не укрылся смешок Гарри.

– Можешь себе представить, каким это для меня стало шоком. Она никогда меня особенно не любила. С матерью у них вообще были странные отношения…

– Это стало шоком для всех нас, – тихо заметил Роланд.

Гилберт невольно напрягся. Возможно, что причина разлада между Софи и Габриэлой уже совершенно не имела значения, но она столько лет будоражила его воображение, что сейчас он замер, втайне надеясь, что Марьян что-нибудь знает.

– Так ты не в курсе, почему они рассорились?

Марьян пожала плечами с заметным равнодушием.

– Мама вообще не хотела об этом говорить. Всегда меняла тему. Вы же знаете, какой у нее был характер…, – её голос дрогнул, и Марьян поднесла салфетку к уголку глаза.

Все молчали, понимая, что, как бы ни хотелось всем избежать обсуждения больных тем, это не удастся.

– Разумеется, не хотела, – буркнул Гарри, делая большой глоток виски.

– Ты хочешь сказать, что тебе известна причина? – спросил Гилберт.

Тот неопределённо пожал плечами. Но, как бы ни хотелось Гилберту это выяснить, упрашивать Гарри он не собирался. Марьян же подняла на него глаза, но, видимо, тоже не находя в себе сил ни на уговоры, ни на пикировки, промолчала. У них с Гарри ещё будет время поговорить наедине.

– Вы обратили внимание, – вдруг раздался голос Роланда, отвлекая Гилберта от мрачных мыслей, – что для всех нас прошедший год действительно стал испытанием и всех нас чему-то настойчиво учил?

Марьян и Гилберт переглянулись.

– Для меня определённо, – согласился Гарри, – по крайней мере, в отношении принятия опрометчивых решений.

– Да, – протянул задумчиво Гилберт, – только вот я еще толком не понял, чему именно учили меня.

– Я многое пересмотрел в своей жизни, и особенно – по отношению к отцу, – добавил Роланд.

Марьян, чувствуя, что все взгляды обратились на неё, не спешила, однако, присоединяться к остальным.

– Понятия не имею, чему меня учат, – немного раздражённо сказала она наконец, – разве что не обольщаться и быть ко всему готовой. Потому что в любой момент тебя может накрыть совершенно безвыходная ситуация. Ты не сможешь ничего сделать, только станешь истязать себя и метаться, как чёртов кролик по клетке.

Мужчины согласно закивали, а Роланд подумал вслух:

– Может как раз самые трудные ситуации нас и учат самым важным вещам.

Марьян подняла на него глаза.

– А может и просто потому что дерьмо случается, и необязательно в этом есть какой-то важный урок? Может просто ты становишься избранником какой-то страшной лотереи, и никто, кроме того, кто эту лотерею раскручивает, не сможет дать внятного ответа, зачем всё это нужно.

Это прозвучало достаточно резко и заставило всех задуматься. Слышно было, как в воцарившейся тишине Гарри хрустит корзиночкой с грушевым джемом.

– Зови меня буддистом, – проговорил Роланд, – но у меня ощущение, что во всём, что с нами происходит, есть смысл и цель. Может поэтому это происходит именно с нами и именно этим конкретным образом.

Марьян воззрилась на Гилберта, словно молча вопрошая, куда делся старый добрый Роланд и что это за новоиспечённый философ сидит рядом с ней. Гилберт лишь поднял руки, мол: «меня не спрашивай».

– Что с тобой-то произошло? – спросила Марьян Роланда.

– Наш Роланд попал в пожар, как феникс, восстал из пепла и встретил личного экстрасенса, – быстро ответил за него Гилберт. Теперь и Гарри с любопытством смотрел на покрасневшего Роланда.

– Вот бы этого экстрасенса сюда, – пробормотал Гарри.

– Тебе уже ничего не поможет, – съязвил Гилберт.

– Она никому не поможет, – возмутился Роланд, – вы что, не поняли? Она может только указать направление. А все решения принимаем мы сами.

– Да что там с тобой, чёрт возьми, случилось? – недоумённо взвыл Гарри с набитым ртом.

– Только…, – продолжал Роланд, как будто не услышав его, – как же надо умудриться потерять связь с самим собой, чтобы тебе требовалась помощь постороннего человека. Который указал бы, куда тебе идти. А сам ты уже не справляешься.

– Да идите вы со своими кантовскими заморочками! – не выдержал Гарри и, резко встав, вышел из комнаты.

– Ты правда попал в пожар? – спросила Марьян, чьи округлившиеся глаза сверлили сводного брата.

– Нет. Просто присутствовал там.

– А что за экстрасенс такой? Где это вообще было?

– В России, – ответил Роланд и хотел ещё что-то добавить, но Марьян дёрнулась и, повернувшись, вытащила из сумочки вибрирующий телефон. Она извинилась и встала, собираясь выйти, но уже в дверях застыла и привалилась спиной к косяку. Мужчины невольно вслушивались в её разговор со звонившим мужем. Это было понятно по её негромкому приветствию. В следующий момент телефон выпал у нее из рук и шлёпнулся о её чёрную туфлю.

– Марьян, что случилось? – встревожился Роланд, бросаясь к ней. Та словно окаменела и ничего не слышала. Гилберт поспешил на помощь Роланду, и они вместе под руки усадили её на ближайший диван. Прошло несколько минут, прежде чем к Марьян вернулся дар речи, и, беспомощно переводя взгляд с одного на другого, она хрипло пробормотала:

– Это… Фрэнк звонил. Мадж пропала. Уже второй день нигде нет….

2

Почти стемнело. Июльская ночь не спешила захватывать город в свои мягкие объятия. Пришлось до наступления темноты шататься по улицам, прежде чем Маджента смогла отправиться в указанное ей для проживания место. Она, конечно, покинула Нью-Йорк с уже подстриженными и выкрашенными в нелепый, почти чёрный цвет, волосами и бровями. Билли, который довёз её аж до развилки на Трентон, утверждал, что тёмный цвет очень подходит к её новым карим глазам. От природы глаза её были голубыми, но ради маскировки пришлось надевать линзы. И это стало одним из первых сложнейших испытаний: глаза чесались, слезились и норовили вытолкнуть посторонний предмет. Билли сказал, что всё пройдёт, как только глаза привыкнут. Мадженте в это слабо верилось, поэтому, едва попрощавшись с ним, она не выдержала и сняла линзы. Ей сразу полегчало. Она подумала, что достаточно будет постоянного ношения солнцезащитных очков. Для выполнения задания ей придётся также значительно изменить свой вес: перед выездом из дома этого делать не дозволялось, чтобы заявившие в розыск родные указывали старый её вес. Поэтому Мадж даже поправилась, в течение последнего месяца с удовольствием налегая на фаст-фуд и колу. Тем сложнее будет худеть сейчас. Но она к этому готовилась. И уже за весь сегодняшний день не ела ничего, кроме хот-дога и молочного коктейля на заправке. Все остальное время почти без остановки пила воду. От этого её сейчас мутило и болела голова. Отовсюду доносились дразнящие запахи острой пасты, хот-догов, бургеров, такосов и прочей снеди, которой торговали на улицах Филадельфии. Мадж была рада наконец укрыться от этой вони, а также от гуляющих разношёрстных толп в тишине тёмной улочки, на которой почти не было людей. В начале десятого она, осторожно оглядываясь, поднялась по ступенькам старого облупившегося дома и потянула за рычажок древнего звонка, для чего ей пришлось приложить все усилия. Звонок как будто проржавел изнутри. Мадж не знала, слышен ли звонок в жилище, где её уже должны были ожидать. К её облегчению, через минуту высокая дубовая дверь скрипнула, отворяясь, и из неё выглянуло весёлое широкоскулое лицо.

– Пармезановая груша! – воскликнуло лицо, словно не веря своим глазам, – Карина, мать твою, это ты?

– Карина утонула в Мичигане ещё в ноябре, – машинально вымолвила она отклик на пароль, – я – Кристина.

Скуластое лицо громко расхохоталось, и из-за двери целиком высунулась его обладательница – полногрудая девушка в желтых шортах и рваной боксерке. Они шумно обнялись и расцеловались. По тому, как приветствовала её девушка, Мадж поняла, что за ними, возможно, наблюдают соседи. Эта догадка подтвердилась, ибо, как только девушка фамильярным шлепком по заднице буквально втолкнула её в помещение и дверь за ними захлопнулась, она сразу повернулась к Мадж и еле слышно сказала:

– Рядом одна противная старуха постоянно палит. Пошли.

Она деловито стала подниматься по лестнице. Мадж, предчувствуя скорое освобождение от своего тяжеленного рюкзака, последовала за ней. Преодолев несколько ступенек, она ощутила, как зудят её спина и ноги от непрерывного сегодняшнего хождения. У этого здания была какая-то странная планировка, так как, едва поднявшись, они каким-то образом сразу оказались в просторной гостиной. Там не было верхнего света, но везде горели светильники и многочисленные толстые красные свечи. Обстановочка показалась Мадж средневековой. Она не сдержалась и ухнула:

– Вот это да! Как в фильмах про вампиров!

– Может ты и найдёшь для себя такого, – хмыкнула девушка, – зови меня Сандра.

Имя, конечно, ненастоящее. Интересно, долго она здесь уже живет? Решив, что обязательно выведает у Сандры эту информацию, Мадж продолжала крутить головой, разглядывая окружающую обстановку. Между тем, Сандра уже вела её через холл налево в боковую комнату.

– Жить ты будешь здесь, – сказала она, открывая дверь, – встречи у нас под видом вечеринок проходят в большой зале. Но собираемся мы нечасто. Сейчас у меня кроме тебя никто больше не живёт.

Мадж прошла за ней в небольшую комнату и в нерешительности остановилась. Здешняя мебель была очень похожа на ту, которой был обставлен холл.

– Вы что, промышляете грабежом антикварных лавок? – не выдержала она.

Сандра рассмеялась.

– Привыкнешь. Я сама поначалу в шоке была. Смотри, здесь живут привидения, серьёзно говорю тебе, – увидев недоверчиво-испуганное выражение на побледневшем лице новоприбывшей, добавила, – но они не опасны. Если услышишь за дверью шаги, не обращай внимания. Они могут даже в дверь стучать. Так что, если после стука в дверь ночью я тебя не позвала, можешь не реагировать и дальше спать спокойно.

Мадж неуверенно кивнула, не представляя себя, как она смогла бы спокойно заснуть, если бы знала, что в её дверь стучится призрак. Она осторожно скинула рюкзак на стоявший слева от двери старинный стул и сразу застонала от боли в спине.

– Пришлось долго гулять с ним сегодня, – пояснила она в ответ на сочувственный взгляд Сандры. Та понимающе кивнула.

– Бедняжка. Я тебе сейчас закажу поесть. Что-нибудь очень-очень лёгкое, ты же в весе должна сбавить, если не ошибаюсь? – её указательный палец застыл у носа Мадж.

– Ну ладно, разбирайся тут пока. Ванная комната дальше по коридору. С горячей водой в этом доме был напряг, но сейчас всё исправили. Я тебя буду ждать на кухне, это внизу, за лестницей.

Оставшись одна, Мадж на некоторое время зависла, невольно прислушиваясь к удаляющимся шагам Сандры, а затем огляделась. Прямо напротив двери, под большим окном стояла высокая и широкая заправленная кровать. На неё девушка в изнеможении присела, а потом и легла. Кровать оказалась чрезвычайно мягкой, и Мадж сразу стало клонить в сон. В мареве знойной ночи, слушая невнятные звуки музыки, проникавшие сквозь приоткрытое окно, Мадж представляла, что действительно попала в старинный замок, где живут вампиры и другие волшебные существа. В её фантазиях от этих существ исходила только любовь и желание научить её своим магическим премудростям. Ведь кое-что она уже умела. Она не могла показать это родителям, чтобы они поверили, что участие в сообществе Хранителей приносит ей только развитие и новые знания. Расплачиваться за обучение приходилось выполнением различных заданий. Мадж до сих пор не верилось, что её степень посвящения наконец достигла уровня, на котором ей выпало очень важное и ответственное задание. Даже при том, что она была новичком, и многие хранители не были уверены, что она справится, им приходилось мириться с этим, ведь ключевая карта в раздаче выпала именно ей. Ошибки быть не могло: карты-оракулы никогда не промахивались. Они, каким-то непостижимым образом отслеживая невидимые связи-нити, всегда безошибочно указывали на того, кто лучше всех справится с определённой задачей.

Пройдя в указанную ванную, Мадж всмотрелась в своё отражение в мутном старинном зеркале. Её снова начала охватывать дрожь, которая накатывала на неё периодически, сотрясая тело мощными волнами. Началось это сразу после того, как ей сообщили о назначении. Возможно, это просто было просто волнение, а возможно и начинающийся поток информации. Она пригладила свои тёмные волосы и повернула вентиль старинного крана. Мадж вымыла руки и умылась, решив искупаться после ужина. В этом задании она была назначена единственным исполнителем. Сандра, при необходимости, будет её проводником во всех смыслах этого слова. Им предстояло еще разобраться в задании и всё обсудить. Ей не терпелось получить ответы на свои многочисленные вопросы. Спустившись в ярко освещённую большую кухню, Мадж нашла там прохлаждающуюся Сандру. Кухня, в отличие от остальной части дома, была довольно современно обставлена, не считая таких же массивных кранов, как и в ванной.

– О, ты уже? – обрадовалась Сандра, увидев входящую прибывшую, – располагайся. Еду сейчас привезут. Получилось заказать только салат с тунцом. Рис тебе на ночь есть не стоит.

Мадж, усаживаясь на высокий барный стул, пожала плечами.

– Без проблем. Мой желудок уже потерял надежду что-то вообще получить. Он просто онемел.

– Завтра подкупим продуктов, – ободряюще улыбнулась Сандра, – и будем сами готовить, если получится. Здесь всё еще вчера закончилось. День сегодня был бешеный, поэтому я ничего не успела. По утрам я тебе буду заваривать снадобье, оно снижает тягу к еде. И само по себе очень полезно. Пока не сбросишь вес, мне придётся контролировать твоё питание. И помни: в течение дня ты также следишь за собой. Лучше, конечно, вообще ничего не есть, но я понимаю, как это трудно.

Сандра казалась старше самой Мадж и опытнее. Так и вышло: ей было уже 22 года.

– Ну что, приступим! – бодро заявила она уже через десять минут, вернувшись на кухню и поставив на стол несколько коробок. Запах, шедший от них, сразу разбудил уснувший желудок Мадж и её практически скрутило от голода. Не выдержав этой муки, она потянулась к одной из них. Там оказались овощи с рыбой, как и говорила Сандра. Уже положив в рот первую порцию, Мадж вдруг спохватилась и, вытащив спрятанный в нагрудном кармане рубашки тонкий конверт, положила его на стол.

– Вот моё задание. Мне сказали, что вскрыть мы должны его вместе. Чтобы ты могла мне всё разъяснить.

Сандра фыркнула.

– Твоё задание мне давно известно, – и увидев, как у Мадж брови поползли вверх, добавила, – только вот тебя мне не показали. И я, если честно, впервые за всё время засомневалась в картах-оракулах. Не так я тебя себе представляла.

К такому сочному салату невыносимо захотелось чиабатты или, хотя бы кусочек багета. Но Мадж понимала, что пока нельзя. Опомнившись, встрепенулась.

– Почему?

– Потому что такое редкое и сложное задание, какое выпало тебе, должно выпадать опытным хранителям. А не новичкам, которым пятнадцать лет в обед.

– Мне девятнадцать, – терпеливо поправила Мадж.

– Это неважно. Ты – новичок без опыта. Да еще и родители тебя вовсю разыскивают. Хуже кандидата и придумать нельзя было.

– А… твои родители? – робко спросила Мадж, – ты же тоже их оставила ради этого дела?

– А у меня нет родителей, – отрезала Сандра, жуя маслину, – приёмных я бросила давно. Им до меня дела не было. Даже вспоминать о них не собираюсь.

Мадж тяжело вздохнула. Одним из самых сложных этапов тренировки для неё стало отпускание своей семьи и поддержание с ними исключительно эфирной связи.

– Вообще не представляю, как ты попала туда, и как ты могла быть избрана, продолжала вслух возмущаться Сандра, – ты не подумай, это не критика. Я беспокоюсь о твоей же безопасности. Тебе говорили, какие последствия влечёт за собой невыполнение задания?

– Говорили, – кивнула Мадж, – а хочешь еще больше удивиться? Карты избрали меня на круге, когда меня вообще там не должно было быть.

– Как это? – воззрилась на неё Сандра.

– Это вообще для меня первая церемония избрания. Мне разрешили присутствовать только для замыкания круга. Сказали, мол, двенадцатый номер пустует, стань на него. Карты ведь никогда не избирают тех, кто не готов для задания. Я и стала. И на первом же круге мне почему-то сразу выпадает ключевая карта.

Сандра, покусывая губы, слушала.

– А кто до тебя стоял на двенадцатом номере? – спросила она.

– В том-то и дело, что никто. Последняя раздача была пару месяцев назад. После этого выбыл один хранитель. Я даже не знала об этом, но мне в течение недели перед раздачей снилась и повсюду встречалась цифра «12». Я поначалу считала, что-то судьбоносное случится, ведь у меня день рождения двенадцатого числа. А после всё поняла, когда мне позволили стать на позицию «12» и вообще сказали, что отныне она моя. И сразу выпала карта ключевая.

– Выходит, что-то судьбоносное у тебя и случилось, – возразила Сандра, внимавшая ей, затаив дыхание.

– Ну да, наверное. Удивительно совпало.

– Глупышка. У хранителей совпадения – жизнеутверждающий принцип.

– Да, – согласилась Мадж и тоже подцепила на вилку огромную маслину, – просто не всегда получается такие знаки правильно истолковать. Так что там у меня за задание? Мне наконец расскажут или нет?

– Расскажут, – милостиво сказала Сандра, усаживаясь на высокий стул. До этого она ела стоя, – дело вот в чем. Когда-то давно, как ты, возможно, знаешь, из Белого города исчез один из Стражей Щита.

– Да, об этом я знаю, – кивнула Мадж.

– Найти его до сих пор никто из нас не смог. Либо он полностью потерял себя, либо его так хорошо спрятали, что никакие попытки найти или отследить его уже много лет не дают никакого результата. Наше общество основал ясновидящий, которого много лет преследовали сигналы из Белого города, – Сандра сделала знак рукой, говоривший, что нет надобности повторять то, что Мадженте и так давно известно. У той округлились глаза.

– Ты хочешь сказать, что появилась возможность его найти?

– Пока неизвестно. Но мы узнали о том, кто, возможно, способен найти его. Или, хотя бы, попытаться отыскать его след.

Мадж нахмурилась. Она не представляла себе, кто на это способен. Неужели нашёлся настолько мощный экстрасенс, который сумеет отследить местонахождение или историю исчезнувшего Первого Стража?

– Что-то в этом роде, – сказала Сандра, видимо, увидев направление её мыслей, – только всё немного сложнее.

– Сандра, не томи, – попросила Мадж после минутного молчания, повисшего за столом.

– Ну кто ещё способен, будучи в связке с Первым, отследить его? – задала та наводящий вопрос.

Мадж почувствовала, как её относительно набитый живот наливается ледяным холодом. Холод поднимался выше по пищеводу и, наконец, она смогла выговорить онемевшим языком:

– Т-ты… ты… что…. Хочешь сказать, что здесь находится Третий Страж? Здесь и сейчас, на Земле?

Сандра как-то совсем по-мальчишески хохотнула.

– Увидели только, что он сейчас находится здесь, в Филадельфии. Больше ничего.

– Здесь…, – Мадж поперхнулась. Лист рукколы попал не в то горло.

– А с чего бы тебя отправили именно сюда? – резонно спросила Сандра, когда помогла ей откашляться. Мадж, прижимая руку к груди, изумлённо воззрилась на неё.

– Но почему я? Почему меня выбрали для этого?

– Теперь ты понимаешь моё изумление? – она встала и подошла к внушительной кофемашине, – кофе?

Мадж было не до кофе. Но ошеломительные новости ей просто необходимо было запить чем-нибудь крепким. Поэтому она кивнула.

– Я не понимаю, – бормотала она, вытирая салфеткой губы, – я ведь ничего не видела. Вообще. Я не получила никакой информации об этом.

– Сегодня ночью получишь, – пообещала Сандра, ловко ставя две красивые фарфоровые чашки под текущую коричневую жижу.

– Но… что мне нужно делать? Какое задание? Что вообще от меня зависит?

– Успокойся ты. Карты не просто так выбрали тебя. Видимо, вы как-то с ним связаны.

– Ну, может тем, что я тоже из Белого города, – начала было Мадж, но её резко осадили:

– Детка, все Хранители из Белого города. Никто другой попасть в общество просто не смог бы. Это и так понятно.

– Значит всем посвящённым снятся сны о Белом городе?

– Разумеется. Нам всем необходимо вспомнить, чем мы там занимались, чтобы реализовать свои цели и задачи в этом мире.

– И ты знаешь, кто ты … ТАМ? – Мадж опасалась, что Сандра задаст ей тот же вопрос. Ответа у неё не было.

– Конечно знаю, – ответ был прост, – я – Проводник.

– Проводник?

Ну конечно, кто же ещё. Сандра улыбнулась, наблюдая за её реакцией.

– А там ты… мужчина или женщина?

– Так, – Сандра остудила любопытство новоприбывшей, возвращая её в суровую реальность, – давай ближе к делу. Твоя задача прежде всего – найти Третьего Стража. Карты-оракулы выбрали именно тебя, потому что, по всей видимости, именно у тебя это получится быстрее всего. А когда найдёшь…

– Но как же я его найду? – возмутилась Мадж и поморщилась, сделав глоток из чашки: кофе ожидаемо был чёрный и совершенно не сладкий.

– Это далеко не самое сложное, – возразила Сандра, демонстративно насыпая себе сахару, – надеюсь, ты не считаешь, что обнаружить его – твоя единственная задача?

По поднятым бровям Мадженты она поняла, что именно так та и думала.

– Вовсе нет! После того, как ты его обнаружишь, что будет относительно нетрудно…. Информация начнёт поступать сразу же, ведь ты уже открыта ей…. В общем, тебе нужно выйти со Стражем на контакт.

– А это мужчина или женщина?

– Понятия не имею. Но он или она притянется к тебе, поверь. Его невероятная сила так или иначе отобразится в его физическом теле. Ты это точно почувствуешь. Если честно, – прервала себя Сандра, – понятия не имею, как ему удалось воплотиться.

– У меня миллиард вопросов на этот счёт, – согласилась Мадж. Она снова начинала содрогаться от пронизывающих её тело вибраций.

– Ну вот, – обрадовалась Сандра, – у тебя отличная мотивация для сближения с ним.

– Ну понятно, войти с ним в контакт… или с ней… А если он окажется маньяком каким-нибудь?

– Это сильно усложнит ситуацию, – задумчиво проговорила Сандра, – придётся силой возвращать его к его сути. Но это очень маловероятно. Страж пришёл в этот мир с определённой задачей: найти напарника и вернуться с ним в Белый город. По моим представлениям он либо будет, как терминатор, идти напролом к своей цели, либо его помимо воли будут к ней вести высшие силы. Уже сам факт его местонахождения в штатах говорит о втором. Надеюсь, что ты всё выяснишь.

– Погоди-ка, – Мадж осенила неожиданная мысль, – ведь он может быть и младенцем, и умирающим стариком, который прожил свою жизнь, так и не достигнув своей цели. И он может умереть раньше, чем я вообще пойму, кто он.

Сандра издала глубокий вздох человека, ведущего беседу с беспросветной тупицей.

– Да пойми же ты, глупышка, – терпеливо сказала она, – он может быть здесь кем угодно, даже дряхлым стариком. Но сам факт того, что информация о нём открылась нам именно теперь, говорит о том, что сейчас и здесь он наиболее близок к своей цели. И времени у нас не так уж много. Наиболее вероятно то, что он сейчас находится в сознательном возрасте. Но, разумеется, может статься и такое, что он новорождённый малыш.

– И… и что же мне тогда нужно делать? – боясь услышать ответ, пробормотала Мадж.

– Если ему сейчас меньше девяти месяцев, его трогать нельзя вообще. Но я очень в этом сомневаюсь.

– А если ему больше девяти месяцев, но он ещё малыш?

– Ты сама знаешь, что нужно сделать, – Сандра спокойно встретила её взгляд, – мы продумаем план. И ты заберёшь его.

Мадж уставилась в пустоту, чувствуя, что силы её покидают. Она должна будет похитить у матери младенца.

– Повторяю, это всё очень маловероятно, – сказала Сандра, – Страж должен быть в сознательном возрасте.

– Хорошо, – Мадж глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Тебе надо отдохнуть. Завтра я не буду тебя будить. Ты должна выспаться как следует и запомнить всё, что увидишь во сне. Ты же умеешь это делать?

Мадж кивнула.

– И не забудь передать своим, что с тобой всё в порядке. Ну, пошли наверх. Ты уже вся дрожишь.

Мадж послушно проследовала за Сандрой наверх. Озноб действительно бил её вовсю. Они прошли мимо гостиной в ванную комнату, где в кремовом шкафчике обнаружилось огромное полотенце и тёплый халат с махровыми тапочками.

– В шкафу в твоей комнате лежит домашний прикид типа моего. Если тебе что-то понадобится, говори мне. Потом, когда освоишься, будешь сама покупать себе всё, что нужно. Деньги ты берёшь у меня.

Искупавшись и почистив зубы, Мадж уже в который раз за этот день дёрнулась, не сразу распознав себя в запотевшем зеркале. Однако, тёплый душ и чистый мягкий банный халат с тапочками успокаивали, и поднимали настроение. Мадж так расслабилась, что, забравшись под лёгкое одеяло, и, передав маме и отцу мысленное послание, сразу крепко уснула.

3

Когда она открыла глаза, всё изменилось. Она не знала, что, не знала, как. В воздухе словно витали неуловимые и прозрачные нити, растворяясь в солнечном свете, наполнявшем комнату по мере того, как Мадж приходила в себя. Она повертела головой, пытаясь сориентироваться в окружающих её непривычных запахах и ощущениях. И сразу всё вспомнила, увидев ажурные обои в цветочек и старинный шкаф из дерева с изящной резьбой. Потянувшись за часами, Мадж обнаружила, что уже почти девять. Она села на кровати, чувствуя себя отдохнувшей. Но, к своему ужасу, поняла, что не помнит ничего из того, что ей снилось. Разве что фразу, звенящую в ушах перед тем, как она открыла глаза.

Мадж быстро оделась и скользнула в ванную, мимоходом замечая, что в гостиной царит тишина. Снизу же доносились звуки музыки. Уже через пять минут девушка спустилась туда. На кухне резвилась её новая знакомая, подпевая и пританцовывая в такт песне, лившейся из висящего на стене экрана. На кухне вкусно пахло кофе, свежей выпечкой и ещё чем-то смутно знакомым, от чего у Мадж сразу потекли голодные слюнки. Она застыла на пороге, но Сандра, словно ощутив её присутствие, обернулась и помахала ей рукой.

– Доброе утро!

– Доброе утро, – отозвалась гостья, проходя на кухню и машинально протирая глаза. Обоняние её не обмануло: на столе действительно красовалось блюдо с аппетитными печеньями и булочками странной формы. Рядом стояла большая пиала с финиками и необычного вида конфетами. Мадж вздохнула, не веря, что гостеприимная хозяйка может быть настолько жестокой, чтобы, выставив на стол все эти соблазнительные богатства, не позволить ей съесть хотя бы печенюшку.

– Ну, как спалось? – проговорила та и приглушила звук телевизора, пока Мадж садилась на вчерашнее место. Мадж улыбнулась ей, с трудом отрывая взгляд от вкусностей.

– Сейчас поедим, – успокоила её страхи Сандра, – видишь ли, я обожаю печь. Но тебе же надо худеть… Поэтому пока мы будем обходиться специальными диетическими печеньями и бездрожжевой выпечкой. Пару фиников съешь обязательно. Утром зарядиться калориями необходимо. Надеюсь, ты вообще завтракаешь?

Мадж кивнула, внутренне порадовавшись этому. Она никогда не страдала отсутствием аппетита, особенно сейчас, когда её организм готовился к пищевой аскезе.

– Я уже подумала, что это только для тебя, – проговорилась она.

Сандра усмехнулась.

– Я не настолько кровожадна, – сказала она, ставя перед Мадж большую чашку с жидкостью, которая издавала странный запах, похожий на кофе и каких-то необычных трав… или приправ.

– Выпить надо всё, – заявила Сандра, – вкус своеобразный, но горчит. Поэтому я тебе и наделала сладостей.

Мадж даже не стала спрашивать, из чего сделан этот странный тёмный напиток, про себя дружелюбно обозвав Сандру ведьмой. Она понюхала его и сделала осторожный глоток. Горячее варево сначала обожгло язык и горло, но потом оказалось, что эффект этот производится не столько высокой температурой, сколько самим эффектом пощипывания и кисловатой горчинкой во вкусе. Через пару глотков напиток ей даже понравился, а в сочетании с финиками и с печеньем вызывал какую-то детскую радость, заставлявшую губы невольно растягиваться в улыбке, попу ерзать на стуле и болтать ногами.

– Я не помню, что мне снилось, – поспешила она сообщить, удручающе глядя на Сандру, – вообще.

– Совсем не помнишь? Или ничего не снилось? – уточнила та, запивая вкусную булочку своим кофе.

– Я не знаю, – с расстроенным видом ответила Мадж, – пытаюсь вспомнить, но не получается. Обычно мне легко это удаётся, но сейчас…. Как будто белым светом в голове припорошено. Помню только, что перед тем, как открыла глаза, мне кто-то кричал: «Поторопись в Бургер Кинг!» (“Rush in Burger King” – англ. Прим. автора)

– Раш в Бургер Кинг, – задумчиво повторила Сандра и добавила, – это может быть следствием твоей вынужденной голодовки и потребности в быстрых углеводах… А может быть и что-то иное…

Мадж, чувствуя себя никчёмной пустышкой, грустно смотрела в свою чашку.

– Сейчас проверим, – услышала она и удивлённо вскинула глаза.

– Сразу после еды нежелательно этим заниматься, – добавила Сандра, – но у нас мало времени. Надо уточнить, единственная ли это информация, которую тебе дали.

– А… как мы это проверим? – Мадж недоверчиво глядела на хозяйку.

– Увидишь.

Они закончили трапезу и навели порядок на кухне. После чего поднялись наверх. Сандра усадила Мадженту на мягкий ковер посреди гостиной, а сама опустилась напротив неё, продемонстрировав, как нужно правильно сидеть. Она опустила на пол свои ладони и попросила Мадж накрыть их своими. Обе закрыли глаза и по просьбе Сандры, Мадж сконцентрировалась на своих снах в прошедшую ночь. Мадж припоминала, что некоторые хранители могли при необходимости считывать информацию с людей. Но она никогда не слышала и тем более не видела, чтобы кто-нибудь делал это целенаправленно для прояснения какого-либо определённого вопроса. По всей видимости, Сандра обладала совершенно уникальными способностями, так как и полминуты не прошло, как перед глазами Мадж стали мелькать неясные картинки. На них можно было различить привычные улицы Нью-Йорка, машины, сливающиеся в одну большую смазанную извилистую черту. Затем перед ней встал какой-то большой рейсовый автобус и множество людей на станциях, будто сама Мадж сидела в этом автобусе и смотрела на них из его окна. Эмоции, сопровождающие эти сны, были связаны с крайним интересом. Он был связан со всем, что Мадж успевала охватить взглядом. И в самом конце, перед тем как Сандра слегка сжала её пальцы, возвращая её обратно, Мадж снова услышала голос, в котором она узнала саму себя. Этот голос повторял “Rush in Burger King!”.

Отлежавшись на ковре после этой сцепки, они пересели на диван. Сандра растирала ладони. Мадж понимала почему: её собственные ладони горели огнём.

– Ну, что ты видела? – спросила Сандра.

Мадж описала свои видения. Сандра медленно кивала, слушая её.

– Выходит, то единственное, что ты запомнила, непосредственно связано с этой информацией. И является, скорее всего, наиболее важным. В принципе-то…, – задумала она на минуту, – и вся эта автобусная белиберда только нам и даёт, что наш Хранитель приехал сюда из Нью-Йорка. Потому что ты, если не ошибаюсь, добиралась автостопом, и это не твои воспоминания.

Мадж дернулась, тоже вспоминая парки своего города, промелькнувшие в видении.

– Очень смешно, – не выдержала она, – и что, я не смогла бы выполнить задание там? Обязательно нужно было бросать родителей, наводить эту панику, когда мы могли прекрасно всё выполнить в Нью-Йорке. Разве что такого удивительного проводника, как ты, у меня там не было бы точно.

– Мало ли какие могут быть причины, – пожала плечами Сандра, словно не замечая этот комплимент, – может он был там проездом, или ему нельзя там оставаться… Мы привязаны по времени к появлению данных, понимаешь? Мы узнали о нём именно тогда, когда это нужно. Ни раньше, ни позже.

– Понимаю. Просто странно всё это. И, если честно, я шоке, как ты всему этому научилась.

– Ну, у каждого свои способности, – смущённо улыбнулась девушка.

– Я бы тоже хотела научиться этому, – мечтательно подхватила Мадж, – ты не только сама видела, ты меня заставила вспомнить все. Или почти все…

Сандра рассмеялась.

– Всё было наоборот, – поправила она, – я смогла увидеть только потому, что увидела ты. Но почему ты должна именно поспешить в Бургер Кинг? Неужели он и здесь ненадолго?

При мысли о бургерах и картошке, Мадж зажмурилась.

– Как назло. Именно туда, где мне нельзя поесть.

– Возьмешь там салат и выкинешь все фриты, – усмехнулась Сандра, – но сначала надо разобраться….

Она застыла, глядя в никуда и повторяя, словно про себя: «Rush in Burger King, Rush in Burger King». Мадж тоже воспользовалась минутной заминкой, обратившись к своим собственным ощущениям. Однако, они предательски безмолвствовали, на все внутренние запросы отзываясь неестественным молчанием. Казалось, даже мысли её испуганно застыли в ожидании чего-то.

– Может он временно живёт в Филадельфии и питается в Кинге? – предположила Мадж, покусывая ноготь большого пальца.

Сандра не спешила с ответом.

– Так или иначе, мы вынуждены ориентироваться только на твои ощущения, – наконец ответила она, неохотно возвращаясь к реальности, – я могу просматривать что-то исключительно через тебя и только с твоего разрешения. Логические размышления сейчас ни к чему нас не приведут.

– Что же делать? – Мадж подняла на неё расстроенные глаза.

– То, ради чего ты приехала, – последовал ответ, – ты отправляешься искать его.

– Но… как же я его найду? – испуганно спросила Мадж, – ты разве не идёшь со мной?

– Ни в коем случае! – заявила Сандра, поднимаясь с дивана, – я только буду тебя отвлекать. Тебе необходимо сконцентрироваться на своих ощущениях. Только так ты выйдешь на Третьего. Я пойду по своим делам и заодно закуплюсь продуктами. А ты отправишься на поиски. Ты же свой мобильный дома оставила? Так я тебе для связи дам один. Если случится что-то из ряда вон или ты вдруг потеряешься – звони.

– Я так понимаю, мне лучше начать с обхода местных Бургер Кингов? – буркнула Мадж. Она втайне надеялась, что Сандра составит ей компанию в поисках, однако все надежды разлетелись в прах.

– Не обязательно. Если он там, ты найдёшь это место. Не сегодня, так завтра.

– Как я узнаю его? – продолжала волноваться Мадж, – я не такая сильная как ты… Я даже сны свои про него не могу запомнить… Раньше у меня всё получалось, а сейчас…

– О, дорогая! Если ты его найдешь, ты это сразу почувствуешь, – заверила Сандра, – Я еще больше убеждаюсь в том, что ты связана с ним. И именно поэтому ты можешь не помнить.

Она отправилась в ванную, бормоча про себя: «Rush in Burger King, Rush in Burger King». Уже закрывая за собой дверь, она оглянулась на сидевшую Мадж и проговорила:

– Если это то, что я думаю, то… детка, я буду очень громко смеяться.

Мадж ничего не поняла. Но даже если бы поняла, что-то в выражении лица Сандры подсказывало ей, что это не облегчило бы ей её задачу. Она со вздохом поднялась с дивана и отправилась одеваться.

***

Прикрыв за собой входную дверь, Мадж сразу надела очки. Ослепительное солнце, играя в салки с листвой исполинских деревьев дотягивалось до асфальта на дороге, до жизнерадостно зеленеющих лужаек, до захлопнутых капотов припаркованных машин, и игриво отскакивало от стекол очков проходящих мимо людей прямо в глаза. Вчерашний душащий усталостью воздух сегодня казался свежим и чистым, заставляя расправлять плечи, вдыхать полной грудью и улыбаться навстречу веселому тёплому ветерку.

Сначала Мадж намеревалась совершить рандомный тур по основным достопримечательностям города и уже начала искать на карте путь к дендрарию, но потом всё же решила идти и ехать наобум, без цели. Единственным обязательным пунктом для посещения она отметила для себя любой ресторан Бургер Кинг, который увидит по дороге. Но уже к часу дня она поняла, что ни первая, ни вторая затея результатов не дают. Мадж не чувствовала ничего. Совсем ничего. Фокус постоянно смещался из сенсорного центра в поисках зацепок и знаков, которых не было. Впервые за всё время посвящения Мадж была близка к отчаянию. Она считала себя никчёмной пожирательницей Сандриных печений, совершенно бесполезным членом общества. Карты, по всей видимости, избрали её чтобы указать именно на её абсолютную ненужность. Что ж, она это уяснила. Возможно, что уже сейчас к Сандре направляется более опытный хранитель, чтобы вплотную заняться поисками Третьего Стража. Мадж казалось, что даже Сандра, сколь бы отстранённой от этого задания та себя ни представляла, смогла бы достичь лучшего результата. По крайней мере, не сидела бы она сейчас, как Мадж в этом парке, наблюдая за игрой каких-то подростков в мяч и мечтая о большом сливочном мороженом, щедро политом карамелью. Мадж, несмотря на достаточно калорийный завтрак, который был запит особым зельем Сандры, начинала чувствовать слабые позывы голода.

«Сейчас зайду куда-нибудь и съем какой-нибудь салат. А на десерт попрошу кофе. Если бухнуть в несладкий кофе мороженого, можно убить двух зайцев.»

Но она, продолжая размышлять о кофе с тающим шариком мороженого, почему-то не трогалась с места. То ли потому, что уставшие ноги еще просили отдыха, то ли она всё же вняла наставлениям Сандры и боялась, что помимо мороженого закажет еще какой-нибудь бисквит или пирог… Минуты текли за минутой. Дети, бросив свою игру, разошлись. Мимо поляны, где они играли, то и дело сновали люди с собаками, жестикулирующие парочки, женщины с колясками. А повернув голову в сторону небольшого пруда и увидев там беседующих женщину и девочку, которые, скорее всего, были мамой и дочкой, Мадж и вовсе чуть не расплакалась. Острая тоска по дому уколола сердце, не давая глубоко вздохнуть. Как они там, без неё? Она уже раза три передавала своим, что с ней всё в порядке, чтобы они не искали её, а дожидались её возвращения и так далее… Но, в свете последних неудач с запоминанием снов и получения информации по своему заданию, она уже не была уверена, что её послания достигают адресатов. И вообще, почем ей знать, может все хранители в начале исполнения своих задач испытывают такие трудности… Не отрывая взгляд от продолжающих стоять у пруда женщины и девочки, она вдруг отчётливо ощутила острую скорбь в душе той женщины. Женщина была больна, и рядом с ней находилась не дочь, а внучка. Вытирая слёзы, помимо воли скатывающиеся по щекам, Мадж как-то резко и неловко убрала с лица мешавшую ей прядь тёмных волос и вздрогнула, задев рукой что-то шершавое. Она рассеянно поморгала, сбрасывая связь с чужими энергиями, совершенно ненужную ей сейчас. Перед её лицом висела салфетка. Обычная белая салфетка, которые раздают продавцы уличной еды. Салфетку держала чья-то рука. А к руке была прикреплена чья-то рельефная мужская грудь в серой футболке. Неохотно подняв глаза выше, Мадж увидела красивое лицо с широкой дружелюбной улыбкой. Над ней стоял высокий статный парень в укороченных джинсах и бейсболке. Мадж нахмурилась и отрицательно покачала головой.

– Возьми. Ты грустная, – с сильным акцентом сказал он.

Ах, чтоб тебя! Она взяла из его рук салфетку и едва заметным кивком поблагодарила. Может он поймет, что он здесь лишний и уйдёт? Однако юноша, который, казалось, своей мощной фигурой занимал всё пространство перед ней, и не думал уходить.

– Можно? – спросил он, указывая на свободное место на скамье рядом с ней.

Кто она такая, чтобы запретить ему? Она пожала плечами, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться в ответ на его заразительную улыбку. Он сразу уселся рядом и, кладя радом свой рюкзак, облегчённо выдохнул, видимо, также, как и она после долгой прогулки.

– Устал.

Мадж всё-таки улыбнулась ему. «Черт бы его побрал! Теперь не отлепится.» И следующий же его вопрос подтвердил его намерения.

– Как тебя зовут? – акцент сильный, даже рубящий. Явно не француз. С французскими студентами Мадж общалась. И с итальянцами тоже. Этот акцент что-то напоминал ей, но что – она не могла понять.

– Ма…., – она вовремя осеклась, вспомнив своё вымышленное имя, – мое имя – Кристина.

– Красиво, – он заулыбался ещё шире, – а я – Богдан.

– Как?

– Богдан, – повторил он, активно артикулируя, – я из России.

– Ааа…, – протянула Мадж, всё же внимательно глядя на его лицо. Она была напряжена из-за внезапного вторжения в её пространство и незапланированного знакомства. Парень же, казалось, не испытывал по этому поводу, как и по поводу своего малопонятного произношения никакого смущения.

– Ты… работаешь? … эээ… Гуляешь? – поправил он сам себя, справившись с ошибкой.

– Гуляла, – всё равно сегодня она никого уже не найдёт. День безнадёжно испорчен. Она всё равно не знает, что говорить Сандре. Так почему бы немного не поболтать с этим милым непонятным парнем? Потом она найдёт способ от него отвязаться.

– Я тоже устала, – добавила она.

Он с наслаждением вытянул длинные сильные ноги и посмотрел туда, где пять минут назад играли дети.

– Мне нравится Америка, – выговорил он, – здесь всё так интересно.

Мадж едва удержалась от смешка. То немногое, что она знала о России и о русских, свидетельствовало только о том, что им не сидится у себя дома, и что они всеми правдами и неправдами стремятся в её страну.

– Мне тоже, – только и могла она ответить. Внезапно парень подскочил на месте и стал яростно размахивать руками. От неожиданности Мадж тоже вскочила. Оказалось, что он махал стайке молодых людей, сгрудившихся у киоска с мороженым на другом конце парка.

– Мои друзья…. Коллеги, – сказал юноша и добавил – ты… хочешь мороженого?

Мадж хотела. Она так хотела, что от одного слова «мороженое» закусила губу. И он это заметил.

– Пошли! – сказал он, неохотно поднимаясь со скамейки, – я тоже хочу.

По мере того, как они приближались к мороженщику, настроение у Мадж заметно улучшилось. Она заулыбалась, плечи уже не тянуло к земле от осознания собственной ничтожности. Она не сразу заметила, что внутреннее спокойствие и беззаботная радость с каждым шагом уплотняются, превращаясь в нечто почти осязаемое, упругое. Оно мягко вибрировало внутри, подчиняясь, как ни странно, не её дыханию, а иному воздействию. Словно некая вибрация извне настраивала биение её сердца на свой ритм, и то с радостью подчинилось этому новому кадансу. Когда они приблизились к молодым людям и девушкам, оживлённо махавшим руками её спутнику, Мадж уже видела, что её эфирное нутро полностью обнажилось, открыто и без стеснения отвечая на приливы мощнейших потоков энергии. Едва кивнув представлявшимся ей людям, она внутренним волчком завертелась вокруг своей оси, судорожно пытаясь понять, кто был источником такого притяжения, откуда оно шло. Едва ли возможно, чтобы такая вибрация достигла её издалека. По всей видимости, её испускал кто-то из этой весёлой компании. Мороженщика, тощего мужчину с морщинистой от загара кожей, тоже пока нельзя было списывать со счетов. Всего вокруг неё находилось три девушки и пять парней, включая Ба… Что-то вроде бы отдалённо похожее на «Бандана». Звучит немного по-мексикански. Все молодые люди оказались иностранцами: если Мадж верно запомнила, там были девушки из Польши, парни из Украины, Сербии… остальных она уже не запомнила, так как её уже прямо-таки оглушал этот энергетический набат.

Что же делать? Что же делать? в панике спрашивала себя Мадж, в то время как её слабые попытки обнаружить, откуда идут потоки энергии, провалились. Шум и гам вокруг (все как раз на ломаном английском обсуждали, куда двигаться дальше, перебивая друг друга и смеясь) мешали сосредоточиться.

– Давай погуляем с тобой? Немного, – перед ней снова возникло весёлое лицо Банданы. Рука его протягивала ей рожок карамельного мороженого. Видимо, он заметил, как она растеряна и решил увести её подальше от этого гвалта. Она же продолжала ошалело озираться по сторонам и в этот момент больше походила на испуганную птицу на скотном дворе. Бандана что-то крикнул одному из стоявших неподалёку парней. Тот кивнул. Тогда юноша мягко взял руку Мадж и потянул её в сторону. Как только их ладони соприкоснулись, энергетические волны, до этого с шумом накатывавшие на неё, вдруг захлестнули её с головой. На какое-то мгновение Мадж показалось, что она сейчас задохнётся. Она не могла пошевелиться, словно окаменела от этого натиска силы. Он дотронулся до её руки, но это уже была не рука. Это была рукоять гигантского меча в его мощных пальцах. А её подобравшееся упругое тело в этот момент было самим этим мечом, готовым разить врагов направо и налево.

– Кристина! Мороженое!

Она вздрогнула, когда он выпустил её руку. Он всё еще стоял и смотрел на неё. Сделав над собой усилие, она могла лишь кивнуть и взяла рожок уже оплавившегося мороженого. Потом они, не сговариваясь, направились к ближайшей скамейке. Мадженте просто необходимо было прийти в себя. У неё в голове не укладывалось, как всё произошло. Она не просто нашла Третьего Золотого Стража. Он сам её нашёл. И это подтверждает догадку Сандры о том, что они как-то связаны. И совсем не как-то. Она была воплощением его оружия в Белом Городе. Вот почему карты выбрали её. Только она может защитить его и пробить ему сквозь тернии дорогу к его цели: спасение давно пропавшего Первого Стража. Мадж охватил священный трепет. Она обнаружила, что они уже присели на скамейку. Бандана с аппетитом поедал мороженое, а она с трудом глотала то, что откусывала, даже не чувствуя такого желанного еще пять минут назад сливочно-карамельного вкуса. Ощущения, которые ею сейчас владели, были бесценны, а она даже не могла на них сосредоточиться, чтобы запечатлеть в своей памяти. Всё, что было до этого, всё, что будет после, казалось лишь прелюдией к этому моменту. Она есть здесь и сейчас – в самой своей сути. Она – орудие в его руках, и все её дальнейшие действия будут лишь отражением его стремлений к достижению его великой цели. Она лишь инструмент в его руках. Уже растворяясь, Мадж вдруг спохватилась. В этом своем воплощении Страж может быть очень далёк от экстрасенсорного восприятия. Дело также осложнялось языковым барьером. Пришлось вернуться к реальности. Две первые части её задания были выполнены: Хранитель найден, контакт установлен. Теперь необходимо было выяснить, что он делает в Филадельфии, надолго ли он здесь. Судя по возрасту, он здесь на летних каникулах по какой-то студенческой программе. Мадж знала о таких программах обмена и работы за границей.

– Ты студент? – спросила она, стараясь говорить как можно членораздельней.

Он кивнул, вытирая руки о салфетку и вытаскивая из рюкзака бутылку с водой.

– А ты?

Мадж тоже кивнула.

– Ты приехал сюда работать?

– Да. И мои друзья… коллеги тоже. Мы приехали…., – он замер, словно сверяясь с чем-то, – да, приехали две недели назад.

– Ты был в Нью-Йорке? – продолжала допытываться Мадж.

– Был, – подтвердил он, – там столько много людей… и столько мусора…

Она слабо засмеялась.

– Я прилетел в Нью-Йорк на самолёте из Москвы, – рассказывал Бандана, – там нас забирал автобус.

– А где ты здесь работаешь? – Мадж уже знала ответ. Ей ужасно хотелось поразить его правильной догадкой, но она сдержалась.

– Я работаю в Бургер Кинге. А ты живёшь здесь?

Мадж качнула головой.

– Я приехала в гости к подруге. Она живёт в Филадельфии. У неё очень красивый дом.

– О’кей, – по всей видимости, к архитектуре он равнодушен. Однако, когда Бандана снова взглянул на неё, в глазах его горел живой интерес. У него были красивые миндальные карие глаза и в меру полные мягкие губы.

– У меня сегодня выходной, – сказал он, – покажешь мне город?

– Я сама не очень хорошо его знаю, – пожала плечами Мадж, – поэтому буду рада погулять с тобой и посмотреть его.

Оказалось, что Бандана и сам уже знал некоторые места в городе и сразу потащил её на огромный вокзальный рынок. Там, наконец-то, Мадж смогла поесть. Да и молодой человек с удовольствием присоединился к ней в поедании овощей. Он сетовал на то, что питается только бургерами и картошкой фри. Несмотря на языковой барьер, он живо общался, спрашивал, как будет по-английски то или иное и старался запомнить её ответы. Мадж пыталась произнести пару слов по-русски, но у неё сразу заболел язык. Она говорила по-французски, даже недавно пыталась учить латынь. Но славянские языки были для неё чем-то совершенно непостижимым. После некоторых усилий ей удалось переключиться на материальное восприятие и не отвлекаться на свои ощущения. Просмотрит всё потом, его нельзя отпугивать сейчас.