Читать книгу Охотник - Матвей Курилкин - Страница 1

Большинство мальчишек в Пенгверне мечтают стать охотниками. Впрочем, среди девочек такие фантазии тоже не редкость. Аксель исключением не был. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать – его мечта, скорее всего, не сбудется. Охотников очень мало. Молодой человек не знал точно, сколько в Пенгверне охотников, слышал только, что их меньше сотни – и это в городе, количество жителей которого уже приближалось к пятнадцати миллионам. Из уроков истории Аксель знал, что до катастрофы были города и побольше, но даже тогда пятнадцатимиллионный город считался очень многолюдным. И на весь этот гигантский город, занимавший площадь в несколько миллионов гектар, всего сотня охотников. Расчеты давались подростку легко, и он без труда мог прикинуть свои шансы, поэтому Аксель готовился пойти по стопам отца и стать маркшейдером. В народе принято считать, что самому лучшему инженеру-человеку никогда не сравниться с худшим инженером гномов, но Аксель знал, что это досужие вымыслы, берущие свое начало из тех сказочных времен, когда боги правили разумными расами и внимательно следили, чтобы каждый народ занимался тем делом, которое было им, богам этого народа, угодно. Гномы тогда жили в глубоких шахтах и не выходили на поверхность, люди строили города и пахали землю, орки носились по степям вслед за тучными стадами животных, а эльфы жили в лесах. Чем они, эльфы, в лесах занимались, Аксель не знал, как не знал об этом преподаватель истории, а спросить самих эльфов было нельзя – они не пережили катастрофы, сгинули, вместе со своими богами. Так же, как и еще некоторые из старших рас, о которых парень знал еще меньше. Он был не очень прилежным учеником, когда дело касалось истории. Вообще-то, Аксель так же слабо представлял себе, что такое «тучные стада», «степи» и «леса», но виной тому была не слабая успеваемость, а недостаточное красноречие учителя. Взглянуть на все перечисленное своими глазами юноша не мог, потому что был потомственным горожанином и никогда за пределы города не выбирался. И не был знаком ни с кем, кто за пределами города бывал.

Последние два дня он часто вспоминал о своих фантазиях, только того детского восторга уже не испытывал. Теперь в его мыслях преобладали тревога и страх. Два дня назад он узнал, что кто-то из его соседей стал одержимым. Жители Пенгверна узнают о том, что где-то поблизости появился бесноватый только после того, как находят его жертв. Тревожная весть пронеслась по району утром второго дня декады. Аксель узнал об этом вместе с остальными учениками своей школы: прямо во время уроков учеников вместе с учителями неожиданно созвали в зал для торжественных празднеств, и их обычно невозмутимая старшая наставница, гра Хеннингс взволнованно объявила:

– Дети! Сегодня утром обнаружили, что гро Овергор вместе со всей семьей погиб. Вы все знаете, что это значит – кто-то из наших соседей стал одержимым.

В зале сразу стало шумно, ученики начали перешептываться, выкрикивать вопросы. Кто-то из младших заплакал. Гро Овергора все хорошо знали – он держал продовольственную лавку на углу Шахтерской и Цветочной улиц, в которой продавались, кроме прочего, очень вкусные и яркие имбирные пряники. Пряники собственноручно пекла гра Овергор, супруга лавочника. У четы было двое детей, Эмма и Густав, оба учились в той же школе, что и Аксель. Эмма на первом круге обучения, а Густав на втором, как и Аксель, только на две ступени младше. Они с ним даже были немного знакомы – с Густавом и Эммой вся школа была знакома. Может быть, именно поэтому пряники, которые так здорово пекла гра Овергор, столь редко дожидались покупателя – их раньше растаскивали многочисленные приятели их детей.

Гра Хеннингс постучала деревянным молоточком по специальной медной подставке, укрепленной на кафедре, призывая детей к тишине. Мелодичный звон растекся по залу и постепенно стих. Вместе с ним стихли разговоры.

– Я понимаю ваше смятение, но прошу вас вести себя как подобает! – слегка повысила голос гра Хеннингс. – Об этом ужасном происшествии уже сообщили в магистрат нашего района, и скоро кто-нибудь из охотников вычислит и обезвредит одержимого. До тех пор совет наставников принял решение приостановить работу учебного заведения. Сегодня занятий тоже больше не будет. Сейчас ваши наставники разведут вас по домам. Вы знаете, что вас в школе гораздо больше, чем взрослых, так что отвести каждого за руку наставник не может, поэтому вы пойдете в составе своего класса. Ваш учитель будет сопровождать вас, пока последний из класса не окажется дома. Я призываю и даже прошу вас вести себя тихо и не усложнять работу наставнику! Помните – вы воспитанники одной из старейших школ Пенгверна и должны поддерживать репутацию родной школы! Так же прошу вас во время этих вынужденных каникул воздержаться от прогулок, выходить на улицу только в случае крайней необходимости и в сопровождении родителей. И ни в коем случае не открывайте никому двери, даже если хорошо знаете этого человека. Помните, одержимым может оказаться любой, даже ваш лучший друг! Конечно, дети почти никогда не становятся одержимыми, но все равно проявляйте осторожность! Для того чтобы вам не скучно было проводить эти вынужденные каникулы дома, а также чтобы сократить отставание от школьной программы, наставники выдадут вам задание для домашнего обучения. По окончании перерыва всех ждет строгий экзамен.

На этом объявление было закончено, и дети стали собираться в классах, дожидаясь учителей, которые остались пока в зале вместе с гра Хеннингс, чтобы уточнить маршруты, по которым удобнее будет развести учеников. Аксель, поднимаясь в класс, размышлял о происшедшем. Как и всякий шестнадцатилетний юноша из благополучной семьи, он не верил в собственную смертность и не беспокоился о том, что может стать следующей жертвой одержимого. Он думал о том, где же теперь его мать станет покупать продукты, если лавка гро Овергора закроется? И о том, что таких вкусных имбирных пряников теперь не попробуешь – матери всех одноклассников Акселя уже много лет безуспешно пытались выведать секрет приготовления, но так вкусно ни у кого не получалось. Он вспоминал, что Густав никогда не отказывался поучаствовать в каком-нибудь предприятии, сулящем выгоду или развлечение. И что его сестра, Эмма, всегда ужасно смешно злилась, когда брат пытался отбрыкаться от ее участия в авантюре, и всегда обещала обо всем доложить маме, и после этого Густаву, конечно, приходилось придумывать для нее какое-нибудь несложное задание.

Почувствовав, что в глазах защипало, Аксель уставился в потолок, чтобы не дать слезам выкатиться, и принялся усиленно думать о чем-то нейтральном. Он, как и любой в его возрасте, был уверен, что стоит кому-то увидеть его слезы, и он на всю жизнь прослывет слабаком. Парень стал вспоминать речь гра Хеннингс. «Одна из старейших школ Пенгверна, как же. Интересно, хоть в какой-нибудь из школ Пенгверна учителя говорят воспитанником, что их школа НЕ одна из старейших? Еще и заданий надавала, чтобы дома удержать, экзамены придумала. Да ведь все равно эти экзамены нам уже через два месяца предстоят, мы же на последней ступени! И дома сидеть совершенно бессмысленно! Все знают, что одержимый может найти тебя где угодно! И смысла сидеть дома никакого нет!» И хотя он собирался добросовестно выполнять указания директрисы до тех пор, пока одержимого не уничтожат, парень был совершенно уверен в том, что будучи запертым, он будет подвергаться ничуть не меньшей опасности, чем если станет разгуливать по улицам.

* * *

Однако уже на второй день затворничества боевой настрой Акселя изрядно ослаб. И вместе с ним, как ни странно, уменьшилась решимость дисциплинированно сидеть дома. Положение еще осложнялось тем, что сидеть приходилось в одиночестве. Отец Акселя, гро Лундквист, должен был вернуться со смены в железной шахте только через полдюжины дней, мать с младшими братом и сестрой и того позже – они отправились погостить к тетке Акселя, кузине его матери, в район мастерских еще несколько дней назад, и вернуться должны только через семь дней. Акселя в этот раз не взяли, на что он был очень обижен – ему нравилось гостить у тетки, нравился ее дом и вообще район мастерских. Там было очень интересно, парень мог часами наблюдать за работой мастеров, которые с помощью сложных механизмов, работающих на энергетических элементах, вытачивали, клепали, паяли, прошивали, прикручивали и другими способами соединяли множество деталей, которые все вместе превращались в Изделия (именно так, с большой буквы называли результат своих трудов мастера). Процесс сопровождался лязгом, визгом, шипением пара и свистом подшипников… Вокруг туда-сюда деловито слонялись гремлины с забавными мордочками, их белоснежная шерсть была покрыта потеками масла и металлической стружкой, а в больших, блестящих черных глазах плескался такой восторг от причастности к чуду, что смотреть без смеха было невозможно. Эти полуразумные создания всегда с большим удовольствием помогали в работе мастерам, да и в заводских районах их, говорят, очень много. В детстве Аксель не понимал, почему их называют полуразумными, ведь они делают такую сложную работу, к которой сам Аксель, например, даже не представлял, как подступиться. Потом, на первом круге обучения в школе ему объяснили, что гремлины не умеют ни говорить, ни читать, не слишком понимают, для чего нужен тот или иной механизм и не умеют создавать что-то новое, однако чувствуют все неисправности и интуитивно понимают, как можно их исключить. Или даже оптимизировать и улучшить работу устройства. Для мастеров, так же как и для фабрикантов, представители этой расы стали незаменимыми помощниками. В общем, наблюдать за работой мастеров было по-настоящему увлекательно. А ведь еще можно было набрать каких-нибудь некондиционных деталей и попробовать собрать из них что-нибудь интересное… Однажды у Акселя даже получился вполне сносный метатель, которым он не преминул похвастаться в школе. Одноклассники его тогда очень зауважали. Правда, после того случая пришлось несколько дней спать на животе, а потом еще искать способ заработать, чтобы вернуть отцу деньги, которые тот потратил на лекаря для Акселя и его друзей, а также на установку стекол и окраску стен в классе, испорченных взорвавшимся метателем. Обычно-то от Акселя не требовали самостоятельно платить за помощь лекаря, если он заболеет, да и на карманные расходы отец давал достаточно, но в тот раз он был очень уж зол. И мать его поддержала. Аксель потом сообразил, что столь строгое наказание было вызвано скорее испугом, чем недовольством, все-таки руки ему тогда посекло серьезно. Удивительно еще, что глаза остались целы. Даже чувствовал себя виноватым… Правда, про второй метатель рассказывать так и не стал.

Так что Аксель был очень обижен на мать за то, что она не взяла его с собой погостить. И даже радость от того, что дом на несколько дней остается в его распоряжении, его не утешала. Он подозревал, что его не взяли с собой именно из-за того случая – опасались, как бы он не изобрел еще что-нибудь наподобие того метателя. Посчитали, что оставить его одного дома будет безопаснее. Ну нельзя же серьезно относиться к словам матери о том, что он не должен пропускать учебные дни в преддверии выпускных экзаменов? Дураком Аксель не был, учеба ему давалась легко, и к экзаменам он был давно готов. Он еще раз представил, в какой ужас придут родители, когда узнают, какие дела творятся дома в их отсутствие! Был бы кто-нибудь из них дома – наверняка бы тут же увезли подальше, как только услышали про одержимого. И сейчас Аксель считал, что это было бы к лучшему. Не пришлось бы по ночам вздрагивать от каждого шороха в пустом доме, представляя себе, как по лестнице тихо поднимается кто-то… что-то чужое и холодное. Что-то, что собирается причинить Акселю боль, много боли, а потом убить. «А может, это и к лучшему, что никого нет, – внезапно решил парень. – По крайней мере, я знаю, что никто из родных не превратился в чудовище. И никто бы не позволил родителям уехать. Кто бы нас принял? Та же тетя Агата, как только мама расскажет ей, отчего мы решили у нее погостить, тут же указала бы нам на дверь. Кто знает, может, одержимый – один из нас? И все-таки одному совсем жутко».

С трудом дождавшись рассвета, Аксель решительно выбрался из постели и, торопливо одевшись, выбежал на улицу. «Если одержимый захочет меня прикончить, двери его не остановят. А сидя дома, рехнуться можно», решил он. Парень вдохнул полной грудью и осмотрелся. Погода в этот день была удивительно хороша для конца весны – дождя не было, и, хотя вечные тучи никуда не делись, было достаточно сухо. Камни мостовой были чуть мокрые от утреннего тумана, и только. В Пенгверне редко видели солнце – девять месяцев в году были отданы на откуп туманам и мелким, моросящим дождям, и только летом тучи уходили, и жители могли насладиться солнечным светом и чистым небом, слегка подернутым, правда, смогом от многочисленных фабрик.

Подумав немного, Аксель направился по обычному маршруту. Сначала пройти по Шахтной улице, потом два квартала по Цеховой, пройти через переулок под названием Бывший Тупик на улицу Неунывающих Могильщиков, которая упрется в Мозаичную площадь, на которой и находится школа. В школе делать нечего, но куда еще можно пойти, Акселю просто не пришло в голову. «Пройдусь немного, а там придумаю», решил парень и, приняв целеустремленный и уверенный вид, зашагал по камням, машинально выбирая те, которые чуть выступают из мостовой, чтобы не замочить ног в отсутствующих сегодня лужах.

Народу, несмотря на ранний час, было хоть и меньше, чем обычно, но все равно немало. Это только для воспитанников школ в случае появления в округе одержимого жизнь замирает. Взрослые такой роскоши себе позволить не могут. Прохожие и не думали в страхе шарахаться друг от друга, да и лица их не были обезображены печатью ужаса и обреченности. Глядя на эти физиономии, привычно озабоченные своими бытовыми проблемами, и сам Аксель постепенно перестал вздрагивать, заслышав шаги за спиной. Мурашки со спины куда-то исчезли, да и напряженные плечи слегка опустились – поход в неизвестность превратился в обычную прогулку. Парень наконец расслабился и стал получать удовольствие от погожего утра. И тут же за это поплатился.

Вот только что он спокойно шел, рассматривая узоры из разноцветных булыжников на площади, и вдруг кто-то тяжело навалился на плечи и схватил за шею. Аксель с такой силой рванулся, что, вырвавшись из захвата, покатился по камням. Не оглядываясь, он как был, на четвереньках, пополз вперед, подальше от кошмара. Горло перехватило так, что даже закричать было невозможно.

Прийти в себя Акселя заставило только совершенно неприличное ржание, доносившееся откуда-то далеко позади. Заливистый смех, прерываемый всхлипами – кому-то было настолько весело, что даже воздуха не хватало. Аксель заставил себя остановиться и медленно поднялся на ноги. Обернулся. Метрах в тридцати сзади обнаружился Руне Блумквист – однокашник и хороший приятель Акселя. Парень ощутил непередаваемый коктейль эмоций, в котором преобладало облегчение, стыд и досада – надо же было так попасться! Но делать нечего, не убегать же теперь. И Аксель побрел к товарищу.

– Я тебе еще это припомню, Руне.

– Даже если ты окажешься одержимым – это стоило того, – сквозь смех ответил Блумквист. – Так улепетывать! Да я бы тебя на двух-то ногах не догнал!

– Посмотрел бы я на тебя, если бы над тобой так пошутили! – продолжал возмущаться Аксель. – Еще бы и не так бежал!

– Я бы так быстро не смог, – с некоторой даже завистью цыкнул Руне. – У тебя, Аксель, настоящий талант! Тебе надо в скачках участвовать. Или в собачьих бегах! Ладно-ладно, не дуйся, – поспешно замахал руками младший Блумквист, видя, что Аксель начал всерьез закипать. – Признаю, шутка получилась злая, но я просто не смог удержаться!

– Сам-то ты чего здесь забыл? – буркнул мальчик, остывая. – Сказано же, дома сидеть.

– Могу адресовать тот же вопрос вам, гро Лундквист, – задрал нос Руне. – Что вас подвигло в такую рань покинуть свое уютное родовое гнездышко?

– Совсем тоскливо дома сидеть, – признался Аксель. – Родителей нет, сижу целыми днями и в окно пялюсь. Да и ночами… – заканчивать предложение он не стал, но Руне понимающе кивнул.

– У меня похожая ситуация. Родные все здесь, только от этого не легче. Начинает казаться всякое. Вот и сбежал проветриться. А тут смотрю – батюшки, да ведь это сам Аксель, собственной персоной!

– Угу. А с чего ты взял, что я Аксель, а не кто-нибудь, занявший его место? Я вот насчет тебя не уверен.

– А я и не знаю. Но думаю, что даже если ты одержимый, на площади на меня нападать не станешь. Они, говорят, людных мест сторожатся.

Школьники немного помолчали, подозрительно разглядывая друг друга.

– Ладно, будем считать, что ты не одержимый, – решил наконец Руне. – Чем займемся?

Аксель пожал плечами.

– Было бы неплохо зайти в лавку. У меня все припасы дома закончились. Только рано еще, они через час открываться будут.

– А пойдем на рынок? – предложил Руне. – Рынок-то работает. Заодно новости узнаем.

– Хорошо. Только людными улицами!

– Ну уж нет! Будем гулять задними дворами. И непременно на пустырь заглянем. Конечно, людными улицами, Лундквист! Стал бы я так глупо тебя заманивать, будь я одержимым?!

* * *

По дороге настороженность в общении куда-то исчезла, школьники перестали подозрительно посматривать друг на друга, а разговор перешел на обсуждение обычных школьных тем. Руне с восторгом описывал свою будущую профессию – он, в отличие от Акселя, не собирался идти по стопам отца, а готовился стать торговцем. Не таким, конечно, как те, которые сидят возле своих лотков на рынке, продавая урожай со своих огородов. Настоящим, купцом, одним из тех, кто водит в степь огромные караваны с продукцией многочисленных заводов и мастерских Пенгверна, а обратно возвращается с целыми стадами быков, подводами, наполненными зерном или шерстью и другими товарами, которые в самом Пенгверне не производятся.

– Мы все зациклились на железе и камне. Наш город такой огромный, что мы забыли о существовании остального мира, а ведь он много больше, чем старичок Пенгверн, сколько бы народа тут не кучковалось. Я хочу своими глазами увидеть и степи, и леса, и море, и солнце, не скрытое тучами или дымом, – вдохновенно рассказывал Блумквист. – Хочу увидеть настоящих орков…

– Наши-то орки тебе чем не настоящие? – удивленно перебил Аксель. – Клыки есть, зеленые, высокие. Что, те, которые в степи живут, как-то по-другому выглядят? С хвостами на лбу?

– Да что б ты понимал! Настоящие орки живут в степи, а здешние слишком городские. Променяли вольную жизнь на каменные лабиринты и радуются, – презрительно фыркнул парень. – О, смотри, газеты продают. Пойдем, купим, только у меня денег с собой нет. Да и позавтракать не мешало бы. – Как человек, готовящийся стать купцом, Руне очень бережно относился к деньгам и не тратил их на что попало.

Акселю, впрочем, было не жалко. Родители оставили ему вполне достаточно средств на то время, пока будут отсутствовать.

Они купили сегодняшний номер газеты и уселись в трактире, который был тут же, у выхода с рынка. Заказав по порции яичницы с жареной кровяной колбасой и по кружке пива (инициатива Руне, Аксель предпочел бы морс, но постеснялся в этом признаваться), расстелили на столе газету.

«Уже почти половину декады назад в нашем районе появился одержимый. – Писали в „Пенгвернском горнодобытчике“, местном ежедневном издании. – Никаких подвижек в поисках убийцы пока нет. Как сообщили нашему журналисту в магистрате, все охотники сейчас заняты в других местах появления одержимых, прежде всего – в Чумном городе. В граничащих с ним районах произошли сразу несколько десятков убийств, и власти опасаются, что скоро волна насилия может перекинуться и в более благополучные районы нашего города.

Между тем, сегодня обнаружен уже второй случай массового убийства в нашем районе – теперь к списку жертв бесноватого добавилась семья шахтера Ханса Соммера: его жена, престарелый отец и двое детей. Сам Ханс находился на работе в шахте и потому избежал участи своей семьи. Таким образом, на счету у одержимого уже восемь человек, четверо из которых – дети. Оба раза трагедия произошла ночью. Полиция делает все возможное, чтобы прекратить убийства, но вы сами понимаете, дорогие читатели, что у них просто недостаточно средств и опыта для поиска злодея, так что надежды на благополучный исход без участия охотников мало.

Последних, без сомнения, гораздо меньше, чем необходимо городу для того, чтобы можно было своевременно реагировать на угрозу. И если город не может увеличить их количество, то минимизировать угрозы, возникающие в неблагополучных районах, как нам кажется, вполне по силам администрации. Понятно, что власть не всесильна и ничего не может сделать с той же Чумной областью, да и некоторыми другими опасными и не поддающимися контролю частями города. Но какие мотивы удерживают их от того, чтобы очистить, например, Пепелище, которое вот уже не первый век портит своим существованием лик нашего города и также частенько отвлекает силы охотников, спросите вы? Освободив тем самым огромные силы стражи, которая вынуждена ежедневно патрулировать границы этой язвы. На этот вопрос у нас нет ответа, остается только надеяться, что рано или поздно эту проблему все-таки начнут решать.

А пока, дорогие читатели, нам, вместе с вами, остается только надеяться на лучшее и, конечно, не забывать о безопасности».

– Вот демоны! – ругнулся Руне. – Якоб и Ивар. Я их знал, мы почти соседи.

Парни помолчали, думая об одном и том же.

– Как думаешь, где он прячется?

– С чего ты взял, что он где-то прячется?

– А по-твоему можно жить в семье и незаметно от родных тратить время не только на то, чтобы убить, но и предварительно поиздеваться над жертвой? – скептически поинтересовался Руне.

– Может, его семьи уже в живых-то нет, просто он об этом никому не говорит, – возразил Аксель. – Да и потом, – мне, например, для сокрытия, даже напрягаться бы не пришлось, я же сейчас один живу. И мало ли таких одиноких?

Блумквист сощурился:

– Только попробуй меня в гости пригласить! Сразу в полицию доложу.

– Только попробуй ко мне прийти! – парировал Аксель. – Сразу в полицию доложу.

* * *

Школьники немного послонялись по рынку, неторопливо разглядывая проходящих мимо людей. Аксель закупил провизии на несколько дней вперед, и на этом прогулка закончилась – вновь начался дождь, да и гулять с тяжелым мешком было не слишком приятно. Условившись встретиться на следующий день, друзья разошлись по домам.

Аксель не слишком переживал о том, что приходится снова возвращаться в одинокий и пустой дом – он уже придумал себе занятие. В тайнике под кроватью у него лежал самодельный метатель, и в сложившихся обстоятельствах было просто глупо им не пользоваться. Конечно, придется значительно упростить конструкцию, оставив возможность только одного выстрела, зато сильно уменьшится размер, и выстрел произойдет наверняка… По крайней мере, Аксель был уверен, что так будет. В нынешнем состоянии устройство не срабатывало два раза из трех, и еще оставался шанс, что оно взорвется прямо в руках.

Он уже подходил к дому, когда заметил на другой стороне улицы одинокую, понурую девчонку, которая сидела на ступеньках дома, опустив голову, и роняла на камни мостовой редкие слезинки. Аксель никогда не проходил мимо женских слез – не так его воспитывали. Но сейчас ему почему-то очень захотелось именно пройти мимо, постаравшись, чтобы девочка его не заметила. Он даже остановился, замер, не понимая, откуда в нем вдруг такое пренебрежение, чуть ли не трусость. Постояв так несколько секунд и так и не разобравшись в своих желаниях, он тряхнул головой и решительно зашагал к юной барышне. «Совсем рехнулся уже с этими одержимыми», пробормотал он себе под нос.

Он остановился возле ребенка и, пересилив себя, вежливо спросил:

– Какое горе у вас, гратта?

Девочка вздрогнула и подняла голову, уставилась на него блестящими глазами, торопливо отерла дорожки слез со щек.

– Я тебя видела. Ты приятель Густава.

– Да, я знал Густава, – недоуменно ответил Аксель. Он девочку не помнил. – Густава убил одержимый.

– Знаю. Мы с Эммой учились в одном классе. – Девочка снова всхлипнула.

– Что ты здесь делаешь? И почему плачешь? – снова спросил Аксель. Против воли получилось немного грубовато, Аксель даже выругался про себя.

– Не твое дело! Сижу где хочу! – девочка отвернулась, вздернув нос, и уставилась куда-то вдаль. По щеке снова скатилась слезинка.

«Ну, вот и отлично, – подумал Аксель. – Моя помощь ей не нужна, можно идти домой».

– Прости, я был не вежлив, – сказал он, вместо того чтобы уйти. – Может, тебе чем-нибудь помочь? Давай я отведу тебя домой? Где ты живешь?

– Нет, не хочу! – вскинулась девочка. При этом ее взгляд упал на свертки с продуктами и прямо-таки прикипел к ним. «Да она же голодная!» – сообразил Аксель.

– Слушай, у меня тут есть пирог с печенью, я, когда ходил по рынку, был голоден. Но потом я зашел в трактир, и теперь понимаю, что пирог мне совершенно не нужен. Дома у меня никого нет, так что он просто пропадет. Ты не могла бы оказать мне услугу, съесть его за меня? Вежливые гратты должны помогать взрослым.

Хитрость была совсем незамысловатая, но то ли девочка была слишком голодна, то ли по причине слишком юного возраста она не заметила подвоха:

– С печенью? Хорошо, давай свой пирог, – величественно разрешила она. Аксель порылся в свертке и протянул ей еще теплый кусок. Девочка старалась есть неторопливо и с достоинством, но было видно, что ей приходится прилагать немало усилий, чтобы не заглотить его весь целиком.

Дождавшись, когда с пирогом будет покончено, Аксель предложил:

– Может быть, юная гратта позволит в качестве благодарности за оказанную услугу проводить ее до дома?

– Я не пойду домой!

– Да почему?! – возмутился Аксель. – Что тебе там так не нравится?

– Я просто боюсь! Мой отец – одержимый!

Аксель разозлился. Ему совсем не хотелось провожать домой эту юную гратту, более того, ему вообще не хотелось с ней разговаривать. Чем-то она его раздражала. Все, что он сейчас хотел – это вернуться к себе, переодеться в сухое и заняться метателем.

– Вот что, – тяжело вздохнув, решил Аксель, – Я не знаю, почему ты считаешь, что одержимый – твой отец, но настаивать не буду. Однако если так, почему бы тебе не пойти в полицию и не сообщить им об этом?

– Ты что, глупый? – девочка удивленно посмотрела на школьника. – Кто же мне поверит? Сейчас каждый третий своих родственников подозревает.

– И почему же ты уверена, что именно ты не ошибаешься? – спросил Аксель, хотя ему было не интересно.

– У меня папа с Хансом Соммером работает, они хорошо знакомы. Мы все время к нему в гости ходили. И с гро Овергором мы много общались, мы же с Эммой в одном классе учились.

– Это не доказательство, – возразил Аксель. – Всего лишь знакомство.

– А еще накануне убийства отец отправился в пивную и вернулся только под утро. И вчера – тоже.

– Это может быть совпадением, хотя я понимаю твои страхи. Почему же ты не рассказала матери?

– Она мне не верит! Говорит, что это все глупости и совпадения. Накричала на меня, и я тогда одна убежала. Я тоже не хочу верить, что это папа, но ночевать дома боюсь!

– Хорошо. – Вздохнул Аксель. – Давай я попробую тебе помочь.

– Я не просила о помощи, – буркнула девочка. – Я сама найду, где мне переночевать!

«Замечательно, – думал Аксель. – Мне надо найти ей место для ночевки. И лучше всего подойдет мой дом, конечно».

– Как хоть тебя зовут? – неохотно поинтересовался юноша.

– Агнетта Фальк.

Аксель вспомнил, что пару раз слышал это имя от покойной Эммы Овергор.

– Пойдем. Я живу здесь неподалеку, – сказал парень, отвернувшись и перехватывая поудобнее свертки с едой.

Девочка послушно шла сзади, а Аксель усиленно соображал, что ему делать. Ему не хотелось помогать девчонке. Ему даже не хотелось находиться рядом с ней. «Все из-за этого одержимого, – размышлял парень. – Я готов бояться собственной тени. Когда Руне навалился на меня, я чуть в штаны от страха не наложил. Конечно, немудрено в такой ситуации заполучить паранойю! И все-таки. Малознакомый парень ведет ее к себе домой, а ей хоть бы что. Да ни одна воспитанная девочка, даже десяти лет, не пойдет на такое и под страхом смерти! С другой стороны, она очень напугана и не знает, что делать. Ей всего десять лет. Можно и забыть о правилах приличия в таком возрасте и такой ситуации. В таком возрасте, говорят, одержимыми даже не становятся. Вот и пришли. Нужно что-то решать».

– Вот что, подожди меня здесь. Сейчас я сложу еду, и мы пойдем в трактир. У меня есть немного денег, так что я смогу снять для тебя комнату с пропитанием на несколько дней, пока одержимого не поймают.

– Не хочешь пускать меня в дом? – горько улыбнулась девочка.

– Не хочу портить твою репутацию, – дипломатично отговорился Аксель. – Что подумают люди? Смотри, на нас и так смотрят!

Вокруг действительно было достаточно народу, но, конечно, никому не было дела до двух подростков. Аксель не стал дожидаться новых возражений и вопросов, и просто скользнул в дверь дома, сразу закрыв ее за собой. Он бросил свертки с едой и неохотно выскользнул обратно. Девочка никуда не делась, так и стояла под дождем. Аксель почувствовал себя неловко, но не стал извиняться. Таверна с номерами была недалеко, и недешевая – Акселю пришлось расстаться с большей частью сбережений, чтобы оплатить девочке шестидневное проживание.

– Я завтра зайду тебя проведать вечером, – пообещал он на прощанье и с облегчением удалился.

Он вышел на улицу и, сгорбившись, торопливым шагом пошел домой. Мальчик по-прежнему чувствовал какую-то неловкость, граничащую со страхом. Он не выдержал и оглянулся – из окна таверны на него смотрела Агнетта. Когда он свернул в переулок, ощущение дискомфорта почти исчезло.

* * *

Время пролетело незаметно – переделка метателя оказалась делом более сложным, чем Аксель предполагал. Так что когда он поднял голову от стола, заваленного инструментами и обрезками железа, то с удивлением заметил, что уже темнеет.

– Я же целый день не ел! Так и загнуться можно! – вслух произнес Аксель. Сразу стало как-то неуютно – голос порождал эхо, которое всегда почему-то появляется, когда ты один, даже если помещение тесное и завалено тюками с мягкой тканью. Сразу вспомнилась Агнетта Фальк, с которой ему не посчастливилось сегодня познакомиться. «Какой-то у нее взгляд странный», – подумал Аксель, но не стал больше говорить вслух. Он спустился на первый этаж, порылся в пакетах, которые так и были сложены возле входной двери и соорудил себе гигантский бутерброд из хлеба, сыра, копченого мяса и различных овощей. Очень внушительный и очень аппетитный бутерброд. Аксель подумал немного и налил еще огромную кружку молока. Мама всегда говорила, что есть всухомятку – наживать себе язву желудка! Он устроился за столом, аккуратно, стараясь не уронить ни один из ингредиентов бутерброда, поднес его ко рту… И опустил назад. Ощущение чужого взгляда в спину не проходило и, несмотря на то, что Аксель с самого утра ничего не ел, напрочь отбивало аппетит. Аксель поднялся из-за стола и подошел к окну – стоя в освещенной столовой, он не мог ничего увидеть на темной, мокрой улице, и от этого становилось только страшнее. Юноша представил, что сейчас он доест свой бутерброд и поднимется в спальню. Он зажжет свет и станет читать, что-то про приключения археологов-поисковиков, тех бесшабашных и бесстрашных разумных, которые рискуют забираться в руины старых городов, уничтоженных катастрофой. Городов, набитых механическими или даже магическими ловушками, оставшимися со старых времен, когда людям и нелюдям еще была доступна магия, ловушками, которые охраняют порой несметные сокровища. Он постарается сосредоточиться на книжке, но вместо этого будет представлять, как медленно и тихо, не скрипнув, открывается входная дверь и нечто бесшумно поднимается по лестнице, нечто, с глазами Агнеты Фальк…

– Ты абсолютно точно сходишь с ума, Аксель. Ты рехнулся от страха, глупый школяр, сын маркшейдера. Не об этом ли ты мечтал, когда представлял, что становишься охотником? – Успокоить себя язвительными словами так и не получилось. Аксель подошел к входной двери. Проверил, закрыт ли замок. Вздохнул и, проклиная свою трусость, подошел к одежному шкафу, уперся в него спиной, поднатужился и стал толкать его к двери. На то, чтобы перекрыть проход, ушло минут двадцать. И еще столько же, чтобы разыскать в доме замки от оконных ставней и закрыть их все изнутри – такого на его памяти родители не делали ни разу. Зато стало полегче – как-то уютнее и спокойнее. Аксель наконец уничтожил бутерброд и отправился спать – на чтение книг сил уже не осталось, так что он просто проспал крепко и безмятежно почти до полудня.

Проснувшись, юноша с удивлением вспоминал свое вечернее настроение. «Сам себя не узнаю, – думал он. – Вообще, может быть, это было разумно – забаррикадировать дверь и закрыть ставни. Но почему именно вчера?»

Сонное недоумение мгновенно исчезло, как только Аксель отодвинул шкаф. Входная дверь была открыта, хотя юноша точно помнил, как закрывал ее накануне. Чуть внимательней осмотрев дверь, он понял, что замок взломан – заметил царапины на двери. Язычок был отжат. На дрожащих ногах Аксель с трудом доковылял до стула и повалился на него. «Меня спас только шкаф. Одержимый не захотел шуметь и не стал выбивать дверь, когда выяснилось, что тихо войти не получится. Если бы не моя паранойя…» На этом мысль обрывалась и шла по кругу. Прийти в себя удалось только через час и только потому, что он вспомнил о назначенной встрече с приятелем. Аксель ужасно не любил опаздывать и потому пересилил себя. К тому же он уже решил, чем они с Блумквистом сегодня займутся. Нужно только не забыть взять метатель.

* * *

Выйдя из дома, он минуту рассуждал, не забежать ли в таверну, в которой оставил девочку, но не смог себя пересилить. Объяснив себе, что он и так рискует не застать Руне, юноша поспешил к нему. Он все-таки опоздал и, когда прибежал на Мозаичную площадь, нашел там своего товарища, уныло и бесцельно шлепающего по пузырящимся от дождя лужам.

– Я уж думал, тебя одержимый замучил, – поприветствовал тот Акселя. – Собирался домой идти.

– Между прочим, могло и такое случиться, – выпалил Аксель. – Сам не знаю, как спасся!

Он пересказал другу события предыдущего вечера и ночи.

– А тебе точно не показалось? – с сомнением поинтересовался Руне. – Все-таки дети редко одержимыми становятся. Может, ты просто забыл, что дверь не закрыл? И потом, кто сказал, что это именно она к тебе пробраться пыталась? Между прочим, ты очень удобная жертва – тебя бы даже искать не стали еще целых шесть дней, до возвращения отца. О том, что ты один, знаю не только я и Анна, все наши одноклассники, да и соседи твои. А могли ведь и просто проследить. И, кстати, почему ты сразу об одержимых подумал? Между прочим, не стоит забывать и о банальном воровстве. Не говори мне только, что у вас дома нечем поживиться!

– Знаешь, я и сам сомневаюсь, – признался Аксель. – Поэтому предлагаю проверить. Давай вместе сходим к Фалькам?

– И что у них спросим? Скажите, не одержимая ли у вас дочь? И потом, вдруг она права, и это действительно ее отец?

– Нет. Просто зайдем и объясним ее матери, куда делась Агнетта. Она же волнуется, наверное. И присмотримся заодно. Вдруг что-то заметим?

Руне тяжело вздохнул.

– Это можно. Только страшно как-то.

– Чего днем-то бояться? Людей на улице полно. В дом заходить не станем, просто постучимся и поговорим с гра Фальк, – продолжал уговаривать Аксель.

Руне еще немного подумал, а потом все-таки кивнул.

– Хорошо, все равно скучно. А ты, скорее всего, ошибаешься. Нет там никаких одержимых. Только имей в виду – если нас там замучают и убьют – это ты виноват, так и знай!

– Ха! Если нас замучают и убьют, твое осуждение меня точно меньше всего волновать будет, – фыркнул Аксель. На самом деле он ужасно боялся и Руне упросил идти только потому, что один мог просто не решиться.

Дорогу к дому Фальков Руне знал неплохо – он жил в той же части района и не раз возвращался домой в компании с другими школьниками, среди которых была и Агнетта. Подойдя к дому, друзья некоторое время топтались возле двери, не решаясь постучаться. Аксель пересилил себя и громко заколотил в дверь. Дверь распахнулась не сразу. А когда она открылась, на мальчишек недоуменно воззрилась невысокая полная женщина с добрым лицом.

– Мальчишки, вы чего тут? – поинтересовалась она. – Зайдете?

Мальчишки переглянулись. На лице гра Фальк не было ни следа озабоченности и беспокойства. Будто у нее не сбежала из дома маленькая десятилетняя дочь, да еще в городе, по которому бродит одержимый.

– Простите, гра Фальк, мы тут ненадолго. Я просто вчера встретил вашу дочь, Агнетту… – Аксель замялся, не зная, как продолжить.

– Да уж, эта мелкая паршивка у меня на месте сидеть не любит, – женщина расплылась в улыбке. – Каждый день с подружками гуляет, и ничем ее не удержишь! И сейчас тоже, завтрак ей скормлю, да отпущу. Я ей строго-настрого запретила по темноте ходить, и чтоб всегда на глазах у людей была, и в гости ни к кому не ходила. Так что вы, мальчики, не беспокойтесь. А хотите я и вам завтрак соберу? Вон оба какие тощие. Заодно присмотрите за Агнеттой, вы же подружились вчера?

Гра Фальк не требовались ответы, она, похоже, просто наслаждалась звуками собственного голоса. Аксель и не смог бы ничего ответить. Он слушал веселое щебетание маленькой, круглой, румяной женщины, а по спине у него стекали капли холодного пота. Больше всего ему хотелось убежать, не дослушав женщину – краем глаза он заметил, что Руне шаг за шагом, медленно удаляется от двери – еще чуть-чуть, и приятель просто сорвется на бег, только его и видели. Аксель уже почти решился последовать его примеру, когда за спиной у матери Агнетты послышались быстрые шаги.

– Мамочка, кто к нам пришел? – гра Фальк шустро развернулась в двери, чтобы ответить. «Вот сейчас отличный момент, чтобы сбежать», – подумал Аксель, но так и не смог преодолеть ступор. Голос Агнетты звучал не так как вчера. В нем не было ни отчаяния, ни усталости, ни зарождающейся простуды. И все-таки это был ее голос. Аксель поднял руку, пытаясь нащупать что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь сможет испытывать столь всепоглощающий страх. Ноги мерзко дрожали, будто превратились в желе – то самое, которое мама готовила летом из костей и ягод подгорной клюквы. Отец часто приносил эту ягоду целыми корзинами. У его коллег гномов всегда были излишки, и они с удовольствием раздавали их живущим на поверхности – чего продукту зря пропадать? Юноша сам поражался, откуда в такой момент у него появляются столь несвоевременные сравнения? Нащупать удалось только ветвь терновника, который многие приверженцы старых традиций сажали возле входа в дом, защищая его от зла. Если имели возможность, конечно – не везде в Пенгверне дома стояли столь свободно, чтобы оставалось место еще и для деревьев. Резкая боль в руке от впившейся колючки мгновенно привела Акселя в чувство. Как раз вовремя, чтобы услышать окончание фразы:

– Тут к тебе пришел юноша, говорит, что вы вчера с ним гуляли. Надеюсь, ты вела себя достойно, не капризничала? Смотри у меня, меньше чем через декаду вернется папа из шахты, обязательно спросит, как себя вела его маленькая принцесса. Не хотелось бы его расстраивать.

«Гро Фальк работает так же, как отец, – думал Аксель. – Значит, его никак не могло быть здесь, когда происходили убийства. Да и не сбегала она из дому». Он еще надеялся, что это какая-то ошибка, что девочка совсем другая… Но тут гра Фальк наконец посторонилась, и парень увидел Агнетту, которая шла к двери. Она смотрела прямо ему в лицо. Аксель больше не видел маленькую девочку. Чуть отстраненная улыбка, уверенные, недетские движения. Ему навстречу шла смерть. И тогда он отпустил изломанную ветвь терновника и вытянул в сторону девочки руку с укрепленным на запястье метателем. Второй рукой он хлопнул по спусковому рычагу.

Аксель не учился конструированию, и особых талантов к этому у него тоже не было. Он просто собрал несколько деталей от разных устройств, в качестве рабочего элемента использовав крохотную крупинку алхимического серебра. Редкого и очень дорогого металла, который использовался во многих механизмах и агрегатах как источник энергии. И метатель у юноши получился откровенно ущербным – он опасался усложнять механизм, помня результаты предыдущей попытки. В этот раз конструкция была предельно проста – алхимическое серебро лежало в небольшом толстостенном баллоне с водой, отделенное от жидкости перегородкой. После нажатия на рычажок эта перегородка разрушилась, и как только металл соприкоснулся с водой, его температура резко возросла – так резко, что вся вода мгновенно превратилась в пар. Возросшее давление заставило с огромной скоростью вылететь остро отточенную медную монету, укрепленную в стволе. Аксель рассчитывал, что она пролетит как диск для игры в фрисби – он ошибся, монета вращалась в воздухе совершенно непредсказуемо. Ошибся он и в усилии, с которым поршень отправит монету в полет – оно оказалось гораздо большим. И расстояние до девочки было совсем невелико, так что монета не успела уйти в сторону и попала ей прямо в лицо, снеся половину черепа и расплескав его содержимое по всей комнате. Алхимическое серебро слишком долго находилось в контакте с жидкой водой, и потому его температуры хватило, чтобы сильно раскалить стенки баллона – юноша получил сильный ожог запястья. Отдачей ему выбило плечо и повалило на спину, и от боли он на несколько секунд потерял сознание. А когда пришел в себя, первое, что он услышал, был дикий, отчаянный вой гра Фальк, которая удерживала на коленях тело своей мертвой дочери и раскачивалась из стороны в сторону.

* * *

Акселя еще декаду держали в одиночной камере, но дело так и не дошло до суда. К нему никого не пускали – даже родителей, которым телеграммой сообщили о происшествии уже на следующий день. Он вообще никого за это время не видел – даже пищу ему просовывали в крохотное оконце, открывавшееся только дважды в день. Уже на третий день парень сам убедил себя, что совершил страшную ошибку – убил ни в чем не повинную девчонку. К концу пребывания в камере он уже всерьез обдумывал, каким способом можно убить себя. Жить с таким грузом на душе не хотелось. Когда дверь камеры распахнулась, он не отреагировал – слишком глубоко погрузился в свои переживания. Полицейскому пришлось потрясти парня за плечо, прежде чем он пришел в себя.

– Приятель, вставай. Суда не будет, Агнетта Фальк и в самом деле оказалась одержимой. Так что давай, выходи. Тебя там видеть хотят.

Облегчение, которое испытал Аксель, можно было сравнить с чувством, которое возникает во сне. Когда ты вдруг видишь любимого умершего родственника и понимаешь, что его смерть и все это время, вся эта тоска были неправдой. Только чудесно воскресшим в этом случае был он сам. Медленно, не вполне осознавая, что ему говорят, Аксель поднялся с жесткой лавки и побрел вслед за провожатым. Тот бормотал что-то о том, как все были уверены, что девочка была нормальной, и что все думали, Аксель просто помешался от страха. Аксель не отвечал. Он снова оказался в полицейской приемной, где ему выдали вещи и помогли натянуть куртку – рука до сих пор болела.

Аксель внезапно осознал, что перед ним стоит женщина. Он таких еще не видел. Сначала ему показалось, что она не слишком молода. Этому способствовал тот факт, что она была совершенно седая, к тому же Аксель еще не вышел из того возраста, когда все женщины старше тридцати кажутся древними старухами, однако, присмотревшись, он изменил свое мнение. Черноглазая, стройная, затянутая в тугой корсет поверх белоснежной сорочки, с едва заметной сеточкой морщин вокруг глаз, она небрежно держала на сгибе руки теплый кожаный плащ, из-под которого виднелась рукоять метателя и край широкого плотного ремня, с укрепленной на нем кобурой. Штаны из плотной непромокаемой и немаркой ткани – дорогой и практичной – обтягивали стройные, красивой формы бедра. Женщина распространяла вокруг себя уверенность и силу, бледные тонкие губы были чуть изогнуты в иронической усмешке, взгляд был прямой и строгий. И она уже некоторое время о чем-то говорила.

– Эй, парень. Ты меня слушаешь вообще?

– Простите, я немного выбит из колеи, – признался он. – Откровенно говоря, нет, не слышал. Вы не могли бы повторить?

– Оно и видно. Меня зовут Ида Монссон. Это мою работу ты сделал, прикончив одержимую. Опустим ту часть, в которой я рассыпаюсь в благодарностях за то, что мне не пришлось нудно бродить по городу в поисках бяки, тем более, что денег за эту работу я тоже не получу, и, выходит, зря тащилась в ваш район целых тринадцать часов. Меня интересует, как ты ее вычислил.

Аксель начал послушно рассказывать, но его прервали почти сразу:

– Так, стоп. Заткнись пока. Объясни, почему ты не стал приглашать девчонку в дом, а вместо этого отправил в трактир. Такие юные лопухи обычно не бывают столь осторожны.

– Не знаю. Мне просто с ней рядом было ужасно неуютно, казалось… Нет, не знаю. Просто неуютно.

– Ясно. Вот что, пойдем-ка проводим тебя домой. Нужно поговорить с твоими родными.

– Со мной что-то не так? – немного испугался юноша.

– Ну, это как посмотреть. Если ты не врешь и действительно что-то такое почувствовал – ты можешь стать охотником.

– Но… Охотники же видят одержимых?! А я… Я до сих пор не уверен, что мне не показалось. Вдруг я просто угадал?

– Да бред это все, ничего мы не видим. По ощущениям все происходит вот примерно так, как ты описал. Не нравится человек, и все. Неужели не слышал историй о том, что мы частенько ошибаемся? – охотница подтолкнула мальчика к двери.

Аксель послушно вышел из участка.

– Слышал, но думал, что все это вымысел. Не бывает такого.

– Большинство таких историй действительно гроша ломаного не стоят. Статистика гласит, что примерно один из десяти убитых охотниками оказывается нормальным человеком. Мы должны проанализировать кровь каждого из убитых. Анализ крови занимает четыре дня, так что проверять всех жителей района нельзя, но каждого убитого в обязательном порядке. И – отчет в администрацию. За ошибки нас никто не наказывает, если, конечно, это не происходит слишком часто.

– А почему нельзя брать кровь у подозреваемых? Чтобы заранее убедиться?

– Потому что это бессмысленно. Одержимый отличается от обычного разумного. В его крови под влиянием сущности, которая заняла его тело, появляются различные вещества… Долго объяснять, да и не знаю я всех тонкостей, это дело ученых. Шутка в том, что такие изменения бывают и у вполне обычных людей. При жизни. Тех, которые не являются одержимыми. Те, кто просто испытывают сильные чувства, например. И только у одержимых эти вещества не исчезают после смерти. Не спрашивай, почему – не думаю, что даже высоколобые понимают, в чем тут дело. Так есть и точка. – Она чуть помолчала. – Так что ты думаешь о том, чтобы стать охотником?

Аксель задумался. Задай ему этот вопрос кто-нибудь пару декад назад – он бы ответил мгновенно. И положительно. Теперь – нет.

– Я не знаю. Я все эти дни думал, что убил невинного ребенка. Жить не хотел. И получается, что охотник каждый раз чувствует то же самое? Да и опасно это. Говорят, охотников часто убивают.

– Все так и есть. Но нас мало. И больше – некому. А насчет того, что часто убивают… У тебя отец кем работает, шахтером? Инженером? У них там, в шахтах, между прочим, тоже не мед с сахаром. Завалы, взрывы горючих газов, да мало ли чего еще. В любой профессии так. Обычная работа, только ответственности больше. Может, чуть более опасная. Зато и платят нам так, что твоему отцу и не снилось. Ты подумай. Сейчас я с твоими родителями поговорю, обрисую твои перспективы и все такое. А вы уж между собой потом обсудите. Но окончательное решение все равно за тобой. Времени, чтобы его принять, у тебя достаточно – пока школу не закончишь. Сколько тебе там осталось – месяц? А там если решишься, просто приедешь ко мне – возьму в ученики. По правилам нашей гильдии, кто обнаружил охотника, тот его и обучает.

* * *

В тот день Аксель был почти уверен, что откажется. Ида привела его домой, после чего заперлась в кабинете отца с родителями и целый час провела в нем. А потом ушла. После этого были слезы радости и облегчения в глазах у матери, да и отец подозрительно часто моргал, был праздничный ужин и долгие разговоры… Но тема будущего Акселя не затрагивалась. Аксель не хотел об этом говорить – он боялся, что родители станут его отговаривать и он из чувства противоречия захочет поступить наперекор. Для себя он уже почти решил, что будет жить так, будто ничего не произошло. Почему эту тему не затрагивали родители, он тогда не понял, но был им благодарен.

А потом было возвращение в школу и последние дни учебы. И Аксель заметил, что игнорировать происшедшее не получается. Все его знакомые разделились на две группы. Те, кто считал, будто Акселю просто повезло, что Агнетта оказалась одержимой. Некоторые шли в предположениях дальше и говорили, что гро Лундквист, отец Акселя, заплатил охотнице за то, что она признала Агнетту Фальк одержимой. Тот факт, что больше убийств не происходило, не заставлял их усомниться в своих предположениях. Их не убедил даже анализ крови погибшей, выставленный на всеобщее обозрение. Люди из второй группы считали, что Аксель поступил правильно. Беда в том, что в последней группе были только его родители, брат и сестра. Даже Руне стал избегать товарища и присоединился к тем, кто считал, что ему просто повезло. С каждым днем он все больше думал о ремесле охотника.

В день, когда Аксель пришел домой с грамотой об окончании школы, у него состоялся серьезный разговор с родителями. Он не остался на вечеринку в честь окончания школы – и физически чувствовал облегчение, которое испытывали его одноклассники, когда он уходил. На душе было смутно. Родители ждали его прихода – они сидели в столовой, украшенной по случаю праздника.

– Откуда вы знали, что я так рано вернусь? – недоуменно поинтересовался юноша.

– Догадались. – Отец всегда был немногословен, и особенно в вопросах, которые казались ему незначительными. – Скажи, сын… Что ты думаешь по поводу предложения гра Монссон?

Аксель выдохнул.

– Я не знаю. В детстве я мечтал стать охотником. Но после того, что произошло… Я сидел в камере и был уверен, что убил Агнетту. Не одержимую. Целых десять дней. И оказывается, ни один охотник не может быть до конца уверен, что убил одержимого до того, как проведут анализ крови. Мне было страшно.

Мать пересела на соседний стул и крепко обняла Акселя. Он не стал вырываться, как делал это обычно, считая себя слишком взрослым для такого проявления чувств, но продолжил говорить:

– И я думал, что откажусь. Две недели назад я хотел просто забыть обо всем и жить так, как жил раньше. Закончить в школу. Поступить в инженерный институт. Но мне не дают забыть! На меня смотрят, как на убийцу, избежавшего кары! Я уже ничего не понимаю, – юноша почувствовал, что горло перехватило, и замолчал. Не хватало еще разрыдаться!

– Ты очень повзрослел, – сказал вдруг гро Лундквист. – Четыре декады назад я оставлял дома ребенка, а две декады назад увидел мужчину. Это… неожиданно. – Он разглядывал сына, будто незнакомца. – Я горжусь тобой. Мы с мамой тобой гордимся. Но тебе не хватает опыта. Люди не любят тех, кто от них отличается. Гномы, орки… Они просто другие, от них не ждут точно такого поведения, как от людей. А охотники… охотники окружены тайной. Так здорово слушать рассказы об их подвигах – когда они далеко. А ты был обычным мальчишкой и вдруг в одночасье стал этим самым охотником. Убил одержимую, в которой никто не мог таковую заподозрить. Ты думаешь, те, кто говорит, что мы заплатили, чтобы Агнетту признали одержимой, верят своим словам? Нет, конечно. Это просто страх, сын. Страх и немного зависти. Гремучее соединение. Ох, да к мертвым богам это все, – он внезапно тряхнул головой. – Я не хочу для тебя такой судьбы. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Прожил спокойную, счастливую жизнь. Я готов за это платить. Мы можем переехать – здесь тебе твоего таланта не забудут, но Пенгверн велик, специалисту моего уровня будут рады везде. Я и хотел так сделать. Просто сообщить о том, что мы переезжаем. Мама убеждала меня так и поступить. Но Ида Монссон была права. Ты слишком вырос, и я больше не могу принимать за тебя решения.

Аксель улыбнулся. Отец все-таки не решился быть совсем откровенным. Надеялся умолчанием повлиять на его решение. Но он и сам додумал то, что отец не смог сказать. Пенгверн велик, но в нем нельзя спрятаться. И рано или поздно о его способностях узнают, куда бы они ни уехали. И даже если они покинут Пенгверн, этого не избежать. А еще… Меньше сотни охотников на пятнадцать миллионов жителей. И новые одержимые появляются регулярно. «Обычная работа, только ответственности больше. Может, чуть более опасная», – говорила Ида Монссон.

Аксель провел с семьей чудесный вечер, а утром попросил мать помочь ему собраться.