Читать книгу Светлячок - Мауна Деметриос - Страница 1
ОглавлениеСветлячок
В потоке чистом или мутном
Я выхожу за полчаса до восхода. Обычно я хожу на реку ночью, но я люблю и это время перед рассветом, когда на стыке земли и неба еле теплится первая надежда на появление солнца. Когда прекрасные девы-титаны одетые в гигантские тоги снежных облаков, черпают ковшами из звезд бездонное иссиня-черное небо, изливая его тишину на едва пробуждающийся мир. Когда…
Я всматриваюсь в свое отражение на зеркальной поверхности реки, и мое обнаженное тело белесым призраком колышется в такт мерному колебанию ее течения. Меня зовут Мика, мне восемнадцать, и я себя люблю. И это не потому, что я красива, – а я считаю, что я действительно намного красивее многих других девчонок моего возраста, – а потому что теперь я гораздо сильнее.
Я провожу рукой по своей груди. Я гибкая и стройная; у меня изящные бедра, тонкая талия и роскошные рыжие волосы. Сейчас мои волосы собраны в хвост: перевязанные синей лентой, вздымающиеся, как морские волны, они такие длинные, густые, шелковистые, невесомые… как моя душа.
А еще у меня очень редкие, темно-синие глаза.
Я смотрю на свое отражение в воде так долго, что перед глазами начинает темнеть. И мне кажется, что настоящая я – не та, которая, прислонившись к раскидистой иве, стоит на берегу, а та, что колеблется на поверхности воды. И я чувствую затаившуюся в ней тьму и угрозу.
Я вхожу в реку. Ледяная вода облизывает мои голени, ноги проваливаются в прохладный мягкий песок с примесью ила, и я сжимаю пальцы на ногах, чтобы полнее ощутить всю прелесть этого чувства. Морозное пощипывание поднимается все выше и выше по моему телу: колени, бедра, таз, живот. И, когда вода доходит мне почти до самой груди, я замираю, на мгновение, в предчувствии обжигающего холодного удара, и ныряю с места в таинственные темные воды реки.
Я медленно плыву, наслаждаясь каждым мгновением, каждым вдохом, ласковым кружением воды вокруг моего обнаженного тела. И я уже знаю, что сейчас за мной наблюдает пара сверкающих глаз. Глаз мальчика, притаившегося в зарослях камыша у самого берега. Я знаю, он смотрит на меня с обожанием…
Откуда я это знаю? Это просто инстинкт, чутье. Я просто чувствую его присутствие и то, что это присутствие несет в самом себе.
Но я непротив. Нет ничего страшного в том, что мальчику нравится смотреть. И я не хочу прогонять его, ведь мне хочется, чтобы он смотрел.
Я переворачиваюсь на спину.
Моя мать работает секретарем в юридической фирме. После того случая два года назад, она серьезно увлеклась психоанализом и тому подобным. А я считаю, что ей самой было бы неплохо пройти курс психотерапии.
Отца у меня нет: он ушел от нас, когда мне было пять лет, и я почти ничего о нем не знаю.
Честно говоря, я его прекрасно понимаю. Моя мать – самый неподходящий, для создания близких и доверительных отношений, человек. Когда она бывает дома, – что к счастью случается не так часто, – она всегда щедро делится со мной своим богатым, по ее мнению, жизненным опытом и познаниями в области психологии. Поэтому, с ее слов, я наверняка знаю, какой я стану в будущем, какая судьба меня ждет, и на каких моделях поведения и комплексах будет построена вся моя дальнейшая жизнь.
Все это отравляет меня больше чем что-либо: ведь она моя мать, и прислушиваться к ее словам это почти что автоматическая функция моего разума. Потому сейчас, плавая на спине и наблюдая за тем как первые лучи золотистого солнечного пламени скользят по серебристой глади воды, я думаю о том, что было бы для меня лучше: утонуть здесь и сейчас в этой прекрасной и чистой воде, или позже, в мутных водах несчастья, которые готовит мне, по словам моей матери, жизнь.
Мысленно посмеявшись над своим приступом меланхолии, я отпускаю все мысли, отдаваясь мерному шепоту тьмы внутри меня. Шепоту моего отражения, моего зеркального двойника, который разговаривает на языке ночи, на языке сумрачных подводных течений, на языке опьяняющего забвения.
Через какое-то время я внезапно осознаю, что мы с мальчиком, прячущимся в кустах, совершенно одни. Это понимание кажется мне таким шокирующе-странным. И, хотя он и не подозревает, что я знаю о его присутствии, я чувствую, что между нами есть особая незримая связь.
Его зовут Джейк, он на два года младше меня, и на семь сантиметров ниже. И, несмотря на то, что я знаю его с самого детства, дружить мы начали не так давно: всего несколько лет назад. Что я о нем знаю? Я знаю, что он очень замкнутый, но добрый мальчик, что он живет со своим дедушкой, потому что его родители умерли, когда он был еще совсем маленьким. Знаю, что я ему нравлюсь. Что еще вам нужно знать о человеке, чтобы быть с ним рядом? А нужно ли вообще что-то знать кроме его присутствия?
Погрузившись в воду с головой, я попыталась стряхнуть с себя внезапно наплывшие смущающие воспоминания из детства.
Пора.
– Джейк, – негромко зову я, зная, что он меня обязательно услышит. – Почему ты прячешься? Я знаю, что ты здесь, выходи и поплавай вместе со мной.
Он какое-то время колебался, и я слышала, как он переминается с ноги на ногу стоя в камышах. Затем он, все же, вышел из своего укрытия и неуверенно приблизился к воде.
– Привет, Мика, – тихо сказал он, опустив взгляд в землю и делая вид, что совсем на меня не смотрит.
– Снимай одежду и присоединяйся, – спокойно, чтобы его не вспугнуть, говорю я, украдкой изучая его, не по возрасту сильное и стройное, тело. – Я не кусаюсь.
Он снова колеблется, но, все же, раздевается и входит в воду. Я же продолжаю жадно впитывать каждое мгновение. Переливчатую игру оранжевого солнечного света на его крепком теле. Предвкушаю, как я запущу пальцы в его русые волосы, пахнущие лесными травами, как сожму в своих руках его крепкие мускулы, как одной рукой обовью его крепкое плечо, а другой, как бы невзначай, проведу по его бедру. Как посмотрю в его голубые глаза, и снова, – как тогда, два года назад, – в них утону.
Я подплываю к нему, и мне становится слышно, как стучат от холода его зубы. Конечно. Он, должно быть, всю ночь прождал на берегу моего прихода. Ведь обычно я прихожу купаться поздно ночью, чтобы моя мать ничего не узнала.
Почему я не хочу, чтобы она знала? Да потому что она наверняка закатит скандал и безобидной руганью дело не ограничится.
– Это тоже придется снять, – говорю я и начинаю стягивать с него трусы. Я внимательно слежу за его глазами, чтобы не пропустить тот момент, когда я перегну палку, и он испугается. Он вздрагивает, когда я касаюсь его обнаженных бедер, но остается стоять неподвижно. Я стягиваю трусы до самых его колен, а затем погружаюсь под воду и снимаю их уже окончательно. Размахнувшись посильнее, я кидаю его трусы на берег.
– Ззачем, тты это делаешь? – Его губы уже посинели от холода.
– Я же без трусиков. Будет нечестно, если я одна буду совсем голая. – Я прижимаюсь к нему всем телом и чувствую, как он дрожит в моих объятиях.
– Ххорошо, – напряженно выдыхает он и из его рта вырывается облачко пара.
Молочно-белая пелена тумана плывет над рекой. Мы стоим, обнявшись, по пояс в воде, и я ощущаю его теплое дыхание на своих сосках. Солнечные лучи касаются нас своими жаркими ладонями и, через какое-то время, Джейк перестает дрожать.
Не знаю почему, но мне безумно нравится стоять вот так рядом с ним, ощущая своей кожей его кожу, водить по его мускулистой спине пальцами… Моя нога неожиданно соскользнула с камня, на котором я стояла, и попала ему между ног. Мне показалось, что я коснулась чего-то твердого и упругого, а когда я посмотрела вниз то, поняла, что у Джейка встал.
И, не стала убирать ногу.
Багровых вод серебро
Все началось полгода назад…
Влажная темнота благоухающей ночи и воздух, трепещущий первобытной тревогой. Я лечу под темными сводами леса на крыльях босых ног, и извилистые ветви могучих деревьев тянутся мне навстречу, раскрывая вязкие и тягучие объятия. Я слышу, как палая листва шуршит под моими ногами, чувствую, как сучья опавших ветвей больно впиваются в мои стопы, я вдыхаю обжигающий ледяной воздух, и его пряный, пьянящий аромат кружит мне голову.
Страшно ли мне?
Нет. Ведь я часть этого мира, и приятная тяжесть его силы разливается по всему моему телу. Я сбрасываю свое платье. Река совсем близко. И я снова буду свободна.
Я почувствовала его слишком поздно. Я едва успела увернуться от взметнувшейся из темноты тени, прежде чем леденящий ужас змеящейся молнией пронесся по всему моему телу и полностью лишил меня сил. Я рефлекторно затормозила, моя правая нога утонула в прибрежном песке, я оступилась и, трепеща от страха, рухнула на спину.
Я даже крикнуть не могла. Я впервые в жизни ощутила нечто подобное: настолько мощное и подавляющее присутствие чего-то… Это было присутствие опасного хищника, победить которого у меня не хватит сил. Мое дыхание стало таким быстрым, что, казалось, легкие вот-вот разорвутся. Не в силах совладать с собой, обнаженная, застигнутая врасплох и совершенно беззащитная, я лежала на спине захлебываясь от ужаса, и беспомощно наблюдая за тем, как…
Он медленно приближался ко мне, его темный силуэт на мгновение навис надо мной, словно он прислушивался к моему безмолвному крику, а затем его мрак поглотил меня, затопив белизну моих распахнутых от ужаса глаз.
Этот случай изменил ход моей жизни навсегда и безвозвратно.
Это так, не потому что меня изнасиловали. Не потому, что пока я беспомощно лежала там, на берегу реки, судорожно проглатывая слезы и ненавистный холодный воздух, он беспощадно вдавливал меня в мокрый от ужаса и крови песок. И даже не из-за того разрывающего душу страха, который до сих пор иногда внезапно просыпается и начинает яростно метаться в моем солнечном сплетении…
Все дело в боли. Боль была настолько сильной и невыносимой, что затмила все остальные чувства. На какой-то момент она стала моей единственной и неизбежной реальностью. Я осознала, что полностью сокрушена. Ничто кроме боли не имело для меня значения в тот момент. Ни жалкий человечек, судорожно кончающий в меня, ни мое собственное тело, бьющееся в конвульсиях, ни страх и ужас, сковавшие мой шокированный разум. Ничто кроме бесконечной боли, изливающейся из самой глубины моего живота и затопившей все мое существо.
И посреди этой боли внезапно расцвело нечто иное. Что-то, что знало: мое тело сокрушено, мой разум повержен, мои чувства погружены в абсолютный хаос, но, при всем при этом, где-то на острие моего собственного сердца сияет несокрушимое и вечное НЕЧТО. И я даже не могу сказать, что я ощущала это НЕЧТО. Я сама была ИМ!
И из этого пришел крик. Невыразимый вопль, словно сама вселенная кричала через меня. Это не был крик ужаса, боли или отчаяния. Это был крик сам в себе. Словно из моих уст истекало то самое библейское слово, которое было началом и концом.
Мои руки, словно сами собой, взметнулись к лицу нападавшего, пальцы смертельной хваткой вцепились ему в лицо, сдирая с него кожу. Тень надо мной в ужасе вскрикнула и отшатнулась.
Дальше я помню плохо. Кажется, между нами завязалась короткая схватка. А через несколько секунд я внезапно осознала, что осталась одна.
Из-за туч выкатился белесый шар луны. Я обессилено опустилась на окровавленные колени и, словно зачарованная серебристыми переливами лунного света на поверхности реки, поползла к воде.
Войдя в воду, я почему-то ощутила неимоверное облегчение. Словно в мгновение ока эта тихая заводь, посреди ночного леса, забрала с меня всю грязь и мерзость произошедшего. Словно эта игриво искрящаяся лунным светом вода проникла в каждую клеточку моего существа и сожгла в своем опаловом сиянии все мои грехи, все то, о чем я когда-либо сожалела. И там в этой воде, я внезапно поняла, что все наконец-то закончилось. Что нет больше боли, страха и крови.
Выйдя из воды, я надела свое белое платье, лежавшее у кромки ночного леса и спокойно, словно пребывая в зачарованном сне, направилась домой.
Взобравшись по дереву, через незакрытое окно второго этажа я влезла в свою комнату и также спокойно легла спать.
Утром меня разбудил истошный крик моей матери. Непонимающим взглядом я посмотрела на нее, в оцепенелом ужасе замершую у двери моей комнаты, на себя, на алый подол платья, которое я так и не сняла вчера перед сном, на пропитавшуюся кровью кровать подо мной и тихо улыбнулась.
– Не кричи мамочка. Все уже хорошо.
Потом было много чего. Я долго лежала в больнице. Полиция поймала того человека, который на меня напал. Мне разрешили не участвовать в опознании, ведь из-за темноты я так и не разглядела его лица, и все равно не смогла бы его узнать. Но образцы ДНК, полученные из его семени и кожи, каким-то чудом оставшейся у меня под ногтями, подтвердил его виновность.
Того человека посадили в тюрьму.
Кстати, на суде меня тоже не было, так что я так никогда и не видела его лица. Но мне, если честно, все равно. Ведь боль, пережитая мною в тот день, открыла мне нечто такое, что больше ее самой, что больше самого страха и чего бы то ни было еще. Она открыла мне мою глубинную невесомую драгоценную и, в то же самое время, несокрушимую суть. Она открыла мне…
Я даже не в силах выразить это словами. Конечно, у меня нет благодарности перед существованием за то, что тогда произошло со мной. Но нет и злобы. Просто понимание, что случившееся каким-то образом было неизбежно.
Мать много плакала и много ругала меня, она заклинала меня больше никогда не ходить на реку одной. Можно подумать, что до этого мне было можно…
Есть и еще кое-что. С тех пор я начала острее чувствовать людей: их присутствие и то, что несет это присутствие в себе. Хочется сказать, что это звериное чутье, но это предчувствие такое тонкое, почти изящное, что язык просто не поворачивается назвать его таким грубым словом.
А когда я поправилась и вышла из больницы…
Апрельские цветы
Ласково шелестели деревья, беззвучно перешептываясь с солнечным ветром о чем-то сокровенном. В их ветвях веселым перезвоном заливались красочные несмышленые птички, погруженные в свои брачные игры, и даже не подозревающие о том величии, что раскинуло свои сверкающие лучи повсюду вокруг. Безграничное лазурное небо, разворачивающее свои хрустальные крылья от края и до края земли – словно отражение океана вечности – безмолвно смотрело вглубь самого себя.
В тот солнечный весенний день я прогуливалась в небольшой рощице рядом с домом. Вообще-то я даже не прогуливалась, а скорее просто шла туда, куда вел меня....
Ветер судьбы толкает меня в спину, но отныне я не стану ему повиноваться. Потому что теперь я знаю иной ветер. Ветер своего сердца. Невесомым свечением ветер моего сердца толкает меня в грудь. И я беспрекословно повинуюсь ему, потому что он – единственное, на что я отныне могу положиться. Стоит мне оступиться и сделать шаг в сторону, как тысячи страхов, притаившихся в недрах моего существа, набросятся и растерзают меня на маленькие клочки: на тысячи маленьких беззащитных и потерянных Мик.
Странное у меня имя, да?
Имя человека – это всегда маленькая прихоть того, кто нам его дает. Иногда оно определяет всю нашу жизнь, иногда оно не имеет ровно никакого значения. Имя – это только имя и ничего больше. Все зависит от того, какое значение мы ему предаем. Хотя… Уж лучше пусть меня называют Микой, чем, например, Дурой или Лягушкой.
Я спотыкаюсь и неловко падаю лицом в траву. И я больше не хочу вставать. Там внизу до сих пор все так болит. И эти ночные кошмары, в которых за мной приходят черные «тени» и хотят меня куда-то утащить. Эти бесконечные бредни моей матери. Я больше не хочу возвращаться в колледж, не хочу будущего: ничего не хочу. Хочу просто лежать вот так, среди деревьев, вдыхать пьянящий аромат влажной травы, мерзнуть от легкого дуновения весеннего ветерка, пустить корни в эту черную сырую землю, и навсегда забыть, что когда-то была человеком.
Нет мне не грустно. Я просто устала. И я сама не знаю от чего.
Рядом что-то глухо стукнулось о землю. Словно с одного из деревьев в траву упало огромное сочное яблоко. Чьи-то неуверенные шаги рядом. Легкое прикосновение чьей-то руки. Неужели это сказочная фея пришла унести меня в свою сказочную страну за горизонтом? Или это ангел? Пожалуйста, пусть это будет так. Хоть кто-нибудь…
Прекрасно понимая, что я не увижу ни фей, ни ангелов, – нехотя, но все же с легкой надеждой, – я повернула голову набок, чтобы разглядеть своего шумного гостя, заставшего меня в столь неприглядном положении.
– А. Это ты Джек, – разочарованно выдавила я. – Чего тебе.
– Меня зовут не Джек, а Джейк, – неуверенно ответил мальчишка, протирая о штаны свои испачканные в древесной коре ладони.
– Мне без разницы, хоть Оливер Твист. Ты откуда тут взялся, с неба свалился что ли? – дерзко парировала я.
– С дерева. А почему ты не встаешь?
– Больно мне. Не хочу вставать, – я отвернулась, и, снова уткнувшись лицом в траву, попыталась представить, что здесь никого нет. Я слишком сильно устала, чтобы тратить силы на бесполезную болтовню.
Мальчишка какое-то время молча переминался с ноги на ногу, а затем внезапно, словно что-то для себя решив, подошел ко мне и лег рядом.
– Можно я полежу рядом с тобой?
Я ничего не ответила, и все осталось так, как есть.
Через какое-то время я задремала.
Сквозь сон я почувствовала, как мальчик нежно прильнул ко мне, как его руки заботливо и нежно обхватили мои плечи. Я попыталась противиться ему, но сон свинцовыми оковами сковал мои конечности. Я пыталась что-то сказать, как-то возразить, но кроме обессиленного стона, я из себя ничего выдавить не смогла.
– Спи, спи, спи, спи, – слышала я его шепот рядом со своим ухом. – Спи, – мерно шумел ветер в ветвях. – Спи, – пели красочные птички. – Спи, – звенело сквозь сонную пелену сияющее солнце. – Спи, – эхом разливалось в моем, вдруг ставшем таким невесомым, теле. – Лети.
Я парила в «нигде», легкая, как сам воздух, вибрирующая, как струна арфы, теплая, как домашняя кошка. Боль ушла. Я не боялась, что за мной снова придут тени. Я не беспокоилась о словах моей матери, которые, как я теперь ясно видела, не значат абсолютно ничего. Мне было смешно от того, что я придавала так много значения таким незначительным вещам, как прошлое и будущее.
Через какое-то время я снова ощутила свое тело, такое теплое, уютное, свободное от боли и страха. Я открыла глаза и обнаружила, что я обнимаю Джейка, а его рука лежит у меня между ног. Такая горячая, живая, такая легкая…
Нет, он не делал ничего такого, просто его рука лежала прямо на том месте, где жил мой страх и обитала моя боль.
Все это было настолько странно. Я снова закрыла глаза, пытаясь сообразить, что делать дальше.
– Больше не болит?
Я открыла глаза и утонула в его неизмеримо добром и ласковом взгляде. Во взгляде ясных, как горный ручей, хрустальных голубых глаз, таких безмерно теплых и опьяняющих, таких невинных и, в то же самое время, пронзительных. Я утонула во взгляде не по-детски могущественных разумных глаз.
– Нет, – сокрушенно пискнула я, внезапно став мягкой и податливой, как апрельские цветы.
Да кто он вообще, черт возьми, такой, этот мальчишка?! Да меня все подруги в колледже засмеют, если узнают, что я тут с ним валялась! – возмущенно возопила во мне, внезапно пробудившаяся студентка.
Хотя какое мне теперь до них дело? Видеть никого не хочу.
Ветер сердца пронзительно резко толкнул меня в грудь, бросив меня в объятия мальчишки. И я разразилась самыми сладостными слезами в своей жизни.
Почему я? Что со мной происходит? Что я делаю? – крутились мысли в моей голове, зачарованной доносившимися откуда-то издалека, ароматами полевых цветов.
– Тише, тише, – приговаривал Джейк, ласково, словно я – неразумное дитя, поглаживая меня по голове.
И тогда я прильнула своими губами к его. Ощущая солоноватый привкус собственных слез, я почувствовала, как он испугался.
Я притянула его еще ближе к себе, попутно расстегивая пуговицу на его штанах. Он попытался, было, меня оттолкнуть, но я сжала его так крепко, что уже сама не могла дышать.
– Пожалуйста, Мика, не надо. Мне тяжело дышать, – чуть не плача прошептал он.
Но я уже никак не могла остановиться. Я засунула руку ему в трусы и, коснувшись его внизу, начала медленно поглаживать. Вверх вниз, вверх вниз.
Джейк еще какое-то время пытался вяло сопротивляться, но вскоре обмяк и затих в моих объятиях. Его глаза теперь были закрыты, и я с упоением смотрела, как трепещут его длинные ресницы.
Когда там внизу Джейк стал горячим и твердым, я полностью обхватила его «достоинство» своей влажной от волнения ладонью и сжала так сильно, что он со стоном изогнулся дугой. Я ослабила хватку, и Джейк, словно утопающий, вцепившийся в мое платье, прильнул головой к моему плечу. И тогда я впервые ощутила сквозь платье его прерывистое тяжелое, дыхание на своей коже. И дыхание это было, как морской бриз.
Он умирал в моих объятиях, словно маленький загнанный зайчик.
Господи, Мика, что ты делаешь?
Я села на колени и, спустив с него штаны, обхватила его напряженный член своими губами. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Джейк вздрогнул, обхватил своими руками мою голову и…
Я проглотила и взяла Джейка за руку.
– Теперь твоя очередь.
И снова его рука лежала у меня между ног. Только на этот раз не поверх платья, а под ним.
Парит она, и кружится планета
Когда все закончилось, я какое-то время лежала, молча, бессмысленными глазами глядя в такую же бездумную, как мой разум в тот момент, пустоту неба. Потом он рассмеялся, а я внезапно осознала, что только что сделала две самых ужасных вещи в своей жизни: совратила невинного агнца и разбила свой разум вдребезги.
То, что случилось, вдруг показалось мне какой-то дикостью. Все это было безумно, неестественно, нереально…
И совсем не больно.
Нет, мы не занимались сексом в прямом смысле этого слова. Просто его рука… Он своей рукой…
Он был так нежен. Никогда в жизни я не ощущала такой ласки. Словно океан течет сквозь все твое тело, качает тебя в теплой напоенной солнцем воде. Словно маленькие красочные рыбки нежно касаются твоей кожи то здесь, то там. А внизу – словно ты едешь верхом на дельфине и чувствуешь песни морских сирен у себя между ног.
Только сейчас я заметила, каким красивым был Джейк. Вообще-то по сравнению с тем, каким он был в детстве, Джейк, стал таким…
Но дело даже не в этом. Не в его красоте причина его притягательности.
А в чем тогда? Не знаю. Не знаю.
Я закрыла лицо ладонями, пытаясь скрыть приступ безудержного и, скорее всего, слегка безумного, беззвучного смеха.
– Почему ты смеешься? – как то уж слишком робко, для того, кто только что своими руками довел меня до экстаза, поинтересовался он. – Я был так плох?
Может все дело в его глазах?
– Не знаю. У меня такое в первый раз, – ответила я, проглатывая внезапно подкативший к горлу ком. – Это было чудесно.
Он вопросительно посмотрел на меня, а я просто покрутила рукой у своего виска, словно намекая на то, что эта девочка просто не в себе.
Серьезно. Не стану же я ему говорить.
По крайней мере, не сейчас.
– У тебя уже было с кем-нибудь? – спросила я, больше чтобы отвлечь его и свое внимание от этой темы.
И я услышала то, что никак не ожидала услышать.
– В каком-то роде.
– Так да или нет? – надавила я.
– Да, – спокойно ответил он.
– Не верю! – подскочив от удивления, я села и пристально посмотрела в его глаза. – Ты мне врешь?
– Не вру, – также невозмутимо ответил он.
– С кем? – Я прильнула к нему еще ближе, вздрогнув, от внезапно налетевшего порыва ветра.
Тихонько зашелестела листва. Он строго посмотрел в мои глаза и, внезапно покраснев, ответил:
– Джентльмен не должен говорить о подобных вещах.
– С другими джентльменами, возможно, – специально произнеся слово «джентльменами» как можно более противным тоном, парировала я. – Мы с тобой только что занимались таким, что… – я замялась. – Думаю, я имею право на хоть какое-то доверие с твоей стороны, – собравшись с духом, наконец, выпалила я.
– Говоришь прямо, как взрослые, – с легкой иронией заметил он. – Хотя, если ты обещаешь…
– Обещаю, обещаю, – затараторила я, не дав ему закончить фразу. – Я никому ничего не скажу. Ну, пожалуйста, – взмолилась я, к своему удивлению, почти сгорая от любопытства.
– С Гретой Ининг.
Что-то легонько коснулось моей обнаженной ноги. Маленький паучок, сорванный ветром со своего пристанища в кроне дерева, робкими шажочками восьми своих тоненьких лапок засеменил по направлению к подолу моего жемчужно-белого, покрытого бежевыми кружевами, платья.
– Какая спортивная фамилия, – ревниво процедила я, вспоминая, какая из себя эта Грета, и щелчком пальца сбила паучка на чуть влажную и, все же, еще горячую траву.
Его однокурсница. Черноволосая и белокожая, с коротко-стриженными волосами и миловидным личиком, спрятанным за нелепыми очками, Грета, как и Джейк, была из тех людей, которых можно отнести к категории «не от мира сего». Прямолинейная, как рапира, вечно напряженная, как тетива лука, и сосредоточенная, как луч лазера, Грета, всегда сторонилась людей и была полностью сконцентрирована на одной лишь ей ведомой цели, и своих книгах, в компании которых, насколько я знаю, она и проводила большую часть своего свободного времени. Вот уж правду говорят «В тихом омуте…».
– И кто из нас сексуальнее? – заливаясь краской, неожиданно для самой себя спросила я. Хотя, на самом деле, вовсе не была уверена, что хочу знать ответ на этот вопрос.
– Ты смущаешь меня такими вопросами. – Он неожиданно снова стал тем, кого я знала с детства: маленьким, неуверенным в себе парнем. – И вообще, для нее это было скорее что-то вроде эксперимента.
– Джек, – назидательным тоном начала я, – ты плохо разбираешься в женщинах, если думаешь, что для нее это был просто эксперимент.
– Сколько можно раз говорить, что я не Джек, а Джейк. И ты, Микаэлла, просто плохо разбираешься в Грете, раз думаешь, что кто-то из нас двоих способен понять ход ее мыслей.
– Почему? – совершенно не обидевшись на его не по-детски едкое замечание, спросила я.
– Потому что она – гений. Она словно всегда и все знает наперед. И, несмотря на то, что я дружу с ней очень давно, я все равно не могу ее понять. Она лучшая в спорте, в учебе, она красива и могла бы стать очень популярной, но… Я никогда не знаю, и думаю, что даже когда вырасту, так никогда и не пойму, что происходит у нее в голове.
– А как у вас это произошло в первый раз? – продолжила я копать себе яму. И яма эта была полна кольями ревности.
Снова подул легкий ветерок. Но на этот раз теплый. Мои волосы взметнулись, накрыв лицо Джейка. В тот момент он улыбнулся, и я так, скорее всего, никогда не узнаю чему именно.
– Она меня соблазнила.
– Также как я сегодня?
– Нет, – коротко бросил он, и я поняла, что он больше не хочет об этом говорить.
Вдруг мне стало жутко стыдно за свое любопытство, и я молча отвернулась.
– Не обижайся, – он положил мне на плечо руку, и в этом прикосновении я снова ощутила ту самую щемящую сердце ласку, которая, как кажется, и сводит меня в нем с ума. – Просто в этой пустой болтовне, нет абсолютно никакого смысла. В ней нет никакой жизни. Но в тебе вся жизнь. Я чувствую это в твоем сердце. В твоем лице, которое словно светится изнутри жемчужным светом, в жаре твоих рук, в твоем нежном дыхании… Ты здесь, прямо передо мной, такая живая, такая теплая, такая… Это дерево, где я писал свои стихи, этот ветер, что привел тебя сюда, и даже эта боль, что заставила тебя упасть под этим деревом. Все это настоящее, полное силы. А остальное… А остальное может подождать.
Я застыла, сраженная его словами. Словно колокол тишины в моей груди наконец-то завершил свой бесконечный бег от одного края вечности к другому, и внезапно я услышала его оглушительный звон. Звон более прозрачный и чистый, чем сама святость.
Это было совсем, как в ту роковую ночь. Только теперь не было страха, не было боли и крови. Но было так хорошо, так спокойно и сладостно, что я, снова, не смогла бы описать все это, даже если бы очень того захотела.
А я не хотела.
И я ощущала это повсюду: внутри себя, в Джейке, в щебете птиц, в каждом движении, пронизанного свежими весенними ароматами, воздуха, в холоде, исходящем от земли, в жаре исходящем от солнца и Джейка, в каждом атоме бытия. Наверное, это и есть тот самый Бог, про которого так часто говорят взрослые, – подумалось мне.
Но действительно ли они знают, о чем говорят?
Внезапно мне до жути захотелось закричать: «Господи, если это не Ты здесь, то я не знаю тогда кто Ты?»
Трепеща, словно пламя на ветру, я упала в объятия Джека; восемнадцатилетнего мальчика, простым словом заново открывшего мне ту неизмеримую глубину того, что я не могла постигнуть никак иначе, чем через ту жуткую боль.
– Именно об этом я и говорю. – Словно прочитав по моему лицу, прошептал Джейк, целуя меня в лоб.
– Умоляю, прочитай мне свои стихи, – обессилено прошептала я.
– Нет прошлого у птицы в небе ясном, – начал он. – Полет и невесомость – поступь света. Свободная в безмолвии прекрасном, парит она, и кружится планета…
– Хочу еще. Прямо сейчас, – прошептала я и снова положила его руку себе между ног.
Белозубая вечность
Белозубая вечность, проглотившая мое сердце, улыбалась мне во все свои тридцать два миллиарда бесконечностей зубов.
– Съешь меня всю, – взмолилась я, одинокая, лежащая в ночи на влажной от пота кровати.
– Это не тебе решать, – бархатистым голосом ответила она из темноты тягучего и жаркого весеннего воздуха.
– А кому? – снова вопрошала я у сверкающей темноты.
– Ты знаешь.
– Зачем ты меня мучаешь? Зачем тянешь мои жилы тоской?
– Отпусти все, и обретешь покой.
– Не могу?
– Не хочешь или не можешь?
– Ты же знаешь, это одно и то же. Мы не можем выбирать, чего нам хотеть и чего бояться.
– Свобода – это кровь света.
Я схожу с ума, – подумала я, встав с постели, чтобы открыть окно. Сколько еще будет так продолжаться? Это что же значит и есть любовь?
Если да, то она нравится мне гораздо меньше, чем…
– Это не любовь, – перебила оконная рама.
– Это страсть, – подтвердили цикады.
– Тогда я, наверное, действительно должна отпустить это.
– Отпусти, – молчаливо подтвердило мое сердце. – Ты же знаешь, это не то, за что стоит страдать. То, за что стоит страдать, никогда не приносит страдания. Боль – да. Утомление – да. Много чего. Но не страдание. Никогда.
– Не понимаю тебя…
– Многие не понимают.
Инфернальный бездонный дьявольский непостижимый и до боли знакомый ужас окутал меня с ног до головы. И тогда я поняла, что сплю.
– Снова ты? – устало и безразлично спросила я у черной, как само зло, темной фигуры, внезапно возникшей посреди моей комнаты.
«Тень», как всегда, зловеще промолчала.
– Я знаю, ты питаешься моим ужасом.
«Тень» снова промолчала, но на этот раз угрожающе.
Плесень страха мерзкими белесыми нитями начала прорастать сквозь меня, пытаясь забраться мне как можно глубже под кожу. Усилием воли я попыталась стряхнуть с себя его паутину, и тогда «тень» вцепилась в меня и поволокла куда-то под потолок. И только теперь я по-настоящему испугалась. Я почувствовала, что паника заливает меня, как вода.
Впервые черная тварь вела себя так агрессивно. Почему? Я только начала привыкать к этому непрекращающемуся ужасу. Может быть, она поняла это и решила таким образом укрепить свою власть?
Надо сказать, что ей это удалось.
Я так слаба.
– Помогите!!! – пыталась крикнуть я, но не могла произнести ни звука. И это было во много раз ужаснее, чем в ту ночь на берегу реки. Я пыталась вырваться из цепких объятий «тени», но у меня ничего не получалось – она утягивала меня все выше и выше куда-то в беспроглядный мрак над потолком. И страшнее всего было то, что весь мир словно содрогался в предсмертных муках отчаяния.
Тьма. Тьма. Тьма. Тьма ада.
Пожалуйста, Джейк, пожалуйста. Хоть кто-нибудь, умоляю.
И он пришел. Он пришел. Он пришел.
Если бы я могла плакать, я бы плакала от радости, – но не дождем, а маленькими снежинками радости.
Сверкающим треугольным клинком огня, Джейк пронесся сквозь черную «тень», пронзая ее своим сияющим телом. «Тень» вздрогнула, словно от резкой и нестерпимой боли, и растаяла в воздухе.
Смеющиеся глаза Джейка смотрели прямо на меня.
– Больше не беспокойся об этом.
– Не понимаю о чем ты?
– «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится», – услышала я хор поющих за его спиной голосов.
– «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла», – пропело мое сердце в ответ.
И тут я проснулась.
Меня всю трясло. Оставив пропитанную липким потом ночную рубашку на постели, я босиком спустилась на первый этаж. Включив свет на кухне, я открыла холодильник и тут же вся покрылась мурашками от, вырвавшегося из него, холодного воздуха.
Налив себе стакан ледяного молока и, осушив его одним махом, я взглянула на свое отражение в зеркальной поверхности оконного стекла. На долю мгновения мне показалось, что в его темном проеме я увидела улыбающееся лицо Джейка. С надеждой я подбежала к окну. – Неужели он пришел ко мне и стоит там ожидая меня?
Но за окном никого не было – лишь равномерно покачивались на ветру, выхваченные бездонным светом луны, ветви кипариса.
Галлюцинация?
Палка, голова и Грета
Уж не знаю, как, но всем в колледже стало известно, что мы с Джейком теперь вместе.
Это повлекло за собой немало проблем. И все бы ничего, если бы надо мной только смеялись. Похоже, у меня было гораздо больше недоброжелателей, чем я предполагала.
Гвозди в туфлях, грязная тряпка на столе, нецензурные надписи по поводу наших с Джейком половых отношений, – некоторые из которых я с самодовольной улыбкой признавала вполне правдивыми, – но никаких открытых конфронтаций. Что позволило мне предположить стоящую за всем этим женскую «руку». И я не ошиблась.
– Мика, Мика, – взволнованным шепотом подозвала меня моя подруга Кити. – Быстрее пойдем со мной, мне надо тебе кое-что показать.
– Что?
– Неважно, просто пошли за мной.
Хорошо, – подумала я. Я уже знаю, что ты приготовила мне какую-то пакость, Кити, но то, что я это знаю, дает мне небольшое преимущество. Осталось только тебя изобличить.
Но я просчиталась. Ловушка оказалась настолько же неизбежной, насколько была до обидного банальной.
– Прости Мика, мне не нужны проблемы, – пискнула Кити и исчезла за углом заднего двора школы, на котором осталась лишь я одна. И, конечно же, они.
Как там говорится в таких случаях? Их было трое?
Все случилось настолько быстро, что я даже выдохнуть не успела. Это было похоже на сверхускоренное слайд шоу. Вот передо мной стоят три девушки со старших курсов, чьи лица и внешний вид не предвещают мне ничего хорошего. Вот мне в голову врезается деревянная палка – скорее всего, подпиленная для удобства ручка от швабры. Вот по моему лбу медленно сползает ручеек алой крови и заливает мне левый глаз. Еще удар и ручеек превращается в целый водопад. В следующем кадре мои ноги становятся такими же ватными, как и мое сознание, и я резко падаю на колени. Мои роскошные волосы все в крови, синяя лента куда-то пропала… Странно, но почему-то в тот момент меня больше всего заботит именно это. Я попыталась отыскать ее глазами, но в этот момент кто-то схватил меня за волосы и потянул вверх. И тогда я услышала самый нелепый вопрос в своей жизни:
– Получила шлюха?
Непрерывно моргая, от попавшей в глаза крови, я попыталась что-то сказать в ответ, но мой язык меня совсем не слушался, и я лишь промычала в ответ нечто нечленораздельное.
– М-м-м, – передразнила одна из девушек. Они втроем рассмеялись и та из них, что держала меня за волосы, резким рывком опрокинула меня на спину.
– А теперь послушай меня сука, – прошипела она, уткнув мысок своего ботинка мне между ног. – Если я хоть еще один раз услышу, что ты трахаешься с этим чудиком Джейком, и позоришь наш колледж своим развратным поведением, клянусь Богом, тебе не жить.
И тут что-то у меня в голове включилось, и мои губы начали двигаться сами по себе. Словно пребывая в каком-то странном нелепом сне, я обнаружила себя произносящей слова, которые, скорее всего, в этой ситуации произносить не стоило вовсе:
– Черта с два я тебя послушаю, дрянь. Чтоб ты сама сдохла, сука. Богом она клянется, – я рассмеялась. – Какая набожная тварь. Может быть, ты просто завидуешь мне?
Фраза за фразой слетала с моих губ, в то время, как мои визави постепенно все больше и больше закипали от ярости. Я уже было приготовилась снова получать по голове и пасть смертью храбрых, как появились они…
Огромный парень, в форме нашего колледжа пружинистым шагом полушел-полубежал по направлению к нам. Заметив его появление та девчонка, что держала меня за волосы, грязно выругалась.
– Скорее бежим, – всполошилась вторая, и лицо ее исказила гримаса неподдельного страха. – Это же Ричард с параллельного курса. Давай, не тормози, – запричитала она, дергая третью за рукав, – Я слышала, что он совсем отмороженный, и не будет разбираться кто прав, а кто нет.
И только они собрались бежать, как…
– А ну стоять!!! – проревел здоровяк, да так властно, что даже я затряслась от страха.
– Сейчас мы будем все тут решать, – сказал он, подбежав к нам и, по-отечески ласково, положив руку на плечо той девчонке, что все еще держала меня за волосы.
– Она сама… – начала было та.
Но здоровяк резко ее осек:
– Закрой пасть, – медленно, по слогам, произнес он, и на его лице уже не было и тени улыбки. – Грета, – тихо позвал он. – Делай, что собиралась. Я не могу бить женщин.
И только теперь я заметила неприметную темноволосую девочку в очках, все это время стоявшую за спиной здоровяка. Как там его зовут? Ричард кажется.
Внутри у меня все похолодело. Эта точно меня не пощадит, – вдруг подумалось мне. Она же наверняка больше всех ревнует меня к Джейку.
«Если же я пойду и долиною смертной тени…», – внезапно вспомнилась мне фраза из моего сна.
С ледяным спокойствием Грета сняла очки и, небрежно протерев их платком, протянула Ричарду.
Резкий порыв ветра. Я застыла в немом изумлении. Где-то в нескольких метрах от нас с гулким стуком упала на землю окровавленная палка. Еще один удар ногой и та из девушек, которая стояла ближе всего к Грете тоже упала. Вторая попыталась было увернуться, но получила жесткий боковой удар ногой в подбородок и также рухнула на землю.
– Вот за это я тебя и люблю, – восхищенно прошептал здоровяк, заворожено глядя то на свою спутницу, то на девушек, бесчувственно лежащих на земле.
– Не смей приближаться ни к ней, – Грета указала пальцем на меня, – ни к Джейку. Поняла?
Третья девушка кивнула в ответ и, наконец-то отпустив мои волосы, попятилась назад. Грета резко выдохнула, мысок ее ботинка едва уловимым касанием щелкнул по лицу девушки, а юбка, в третий раз задорно хлопнув о воздух, медленно осела на ее белоснежных коленях. Заливаясь слезами ни то от боли, ни то от обиды, ухватившись за сломанный нос обеими руками, третья девушка побежала прочь.
– Давай руку, мы отведем тебя в медпункт, – сказала Грета, протягивая мне свою маленькую, словно слепленную из дорого фарфора, ладошку. – Ричард помоги.
Я ошарашено уставилась на ее руку.
– Я думала, ты меня ненавидишь?
Невозмутимое лицо Греты внезапно потеплело, и она рассмеялась. И смех этот был звонкий и легкий, словно переливы колокольчиков.
– В действительности все иначе, чем кажется, – ответила она и засмеялась еще громче. – Если ты думаешь, что я ревную тебя к Джейку, то ты очень заблуждаешься. Джейк – мой друг. А друзья моего друга – мои друзья… И наоборот, – внезапно став задумчивой произнесла она, глядя на то, как одна из поверженных ею девушек пытается подняться.
– Ричард, – внезапно обратилась она к здоровяку. – Думаю, я действовала слишком импульсивно и не успела все как следует просчитать. – Вскоре мне может потребоваться твоя помощь. Ты же не откажешь мне в помощи?
– О чем речь крошка? – Небрежно бросил здоровяк. – Ты же знаешь, что я всегда на твоей стороне.
– Я тебя обожаю. – Внезапно просияв, она повисла у Ричарда на руке и, чуть приподнявшись на мысках, нежно поцеловала его в щеку. – Я тебе отблагодарю, – шепнула она ему на ушко и великан внезапно покраснел.
– Ты же знаешь, что я помогаю тебе не из-за этого, – смущенно буркнул он.
– Я знаю Ричард, знаю. – Грета нежно провела рукой по его щеке, и столько чуткости и чувственности было в этом ее жесте, что даже я залилась краской, словно подсмотрев нечто настолько интимное, что никак нельзя видеть посторонним вроде меня.
– Я знаю о тебе то, что даже ты сам о себе не знаешь.
Не такой я представляла себе Грету. Не такой она виделась мне во время учебы.
Роняя слезы
Грета смотрела в мои широко распахнутые от боли глаза.
– У тебя красивые глаза, – заметила она, пытаясь хоть как-то отвлечь меня.
Затем ее взгляд медленно переместился по диагонали влево и вверх, вправо и вверх, влево и вниз. Все это время на ее лице постепенно расползалась умилительная улыбка.
Закончив играть со мной взглядом, она легонько коснулась моей руки. Видимо на этом ее приемы общения с ранеными людьми иссякли.
– Потерпи, совсем немного осталось. – Привстав, она посмотрела на мою голову и руку доктора, зашивающего рану на моей голове. – Еще пара стежков и все.
Мои любимые волосы… Рана, нанесенная теми девчонками, оказалась довольно серьезной, и доктор решил наложить мне несколько швов. Немного конечно, но волосы в этом месте пришлось сбрить.
Спасибо Ричарду – только благодаря его внушительному присутствию удалось убедить доктора не сбривать слишком много, – потому что меня слушать, особо, никто не хотел.
– Твои тоже очень красивые, – несколько запоздало выдавила я, пытаясь сдержать внезапно подкатившие слезы досады.
И это была не просто лесть. Глаза Греты действительно были до невозможности красивы без очков: бездонные бархатистые, они словно переливались изнутри, становясь то агатово-черными, то словно пылали золотом янтаря. Ее тонкие, но, в то же самое время, выразительные темно-красные, с легким сливовым оттенком, губы снова растянулись в улыбке.
– Почему ты помогла мне? – спросила я, когда мы вышли из здания больницы.
– Ты злишься на ту девушку, за то, что она ударила тебя? – задумчиво спросила Грета, словно не услышав моего вопроса.
Ричард все это время шел следом за нами на небольшом отдалении и не вмешивался в наш разговор.
– Нет, пожалуй.
– Почему?
– Не знаю, просто во мне нет злости, – она просто не пришла ко мне. А что?
– Значит, я в тебе не ошиблась. – Грета задумчиво взглянула на залитое апельсиновым закатным сиянием небо, то тут, то там забрызганное серебристо-серой мишурой облаков, и печально произнесла: – Наверное, действительно нет смысла пытаться вернуть горькую пилюлю тому, кто ее тебе преподнес. Через это цепляние человек, сделавший это, получает над тобой власть. Проще просто выплюнуть ее и забыть… – она на секунду умолкла, и мне показалась, что в тот момент на ее лице на мгновение блеснула печальная улыбка. – Плохо только, когда ты к ней настолько привыкаешь, что начинаешь считать ее частью самой себя, – закончила она, уже более тихим и мягким голосом.
И как это понимать? – удивленно подумала я.
– Я просто помогла тебе и все, – словно прочитав мои мысли, наконец-то, ответила она на мой первый вопрос. – Я видела, что у тебя начались проблемы, и попросила кое-кого приглядывать за тобой, чтобы она сообщила мне, когда появится опасность. Но мы немного опоздали. – Она тяжело вздохнула. – Честно говоря, я не особо горела желанием выставлять себя напоказ, и вмешиваться во всю эту детскую возню. Но есть в тебе что-то, что не могло оставить меня равнодушной к происходящему. Возможно даже, что если бы на твоем месте оказалась какая-то другая подружка Джейка, я не стала бы вмешиваться, – уж больно дорого нам всем может это обойтись.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать, что недостаточно просто однажды дать отпор этим девчонкам. Думаю, нам всем следует ожидать возмездия. С их ли стороны или откуда-то еще. Сама понимаешь, мы в этом колледже мы не самые популярные фигуры. Поэтому какое-то время нам придется держаться вместе. Одну нить им порвать будет легко, а пять уже не так просто.
– Не думаю, что все так плохо, – с сомнением в голосе предположила я. – И тебе совсем не обязательно мне помогать.
– Им только повод дай сорвать на ком-нибудь свою злобу, – горько усмехнулась Грета, словно и не слышала моих последних слов. – Думаешь, почему я держусь в стороне от остальных? А ведь в начальной школе меня все любили; я была очень популярна благодаря своим успехам в учебе и спорте, у меня было много друзей… Но все это лишь до поры до времени.
– Что же случилось потом?
– Зависть, – она снова усмехнулась, но на этот раз презрительно. – Вот и пришлось маскироваться. – Грета протянула мне очки. – Даже это – не более, чем иллюзия.
Я посмотрела сквозь линзы на унылый городской пейзаж и тут же поняла, о чем она говорит: линзы в ее уродливых очках были без диоптрий – совершенно обычное стекло, не более того.
– Теперь я очень внимательно выбираю людей, с которыми позволяю себе быть такой же открытой, как сейчас с тобой.
– Выходит, ты мне доверяешь?
– Выходит так, – почти удивленно, словно впервые заметив это, ответила моя черноволосая спасительница.
– Тогда, может, откроешь мне секрет, – я глянула назад, проверяя, не слышит ли нас Ричард. – Почему…
– Почему я встречаюсь с Ричардом? – Я кивнула. – Просто люблю его. Сама не знаю почему. Может потому что он восхищает меня своей силой. Может потому что в его присутствии мне не надо стараться быть самой умной. А может быть, просто так.
И настолько беззащитной и нежной показалась она мне в этот момент, что мне захотелось прижать ее к своей груди и погладить по голове. Повинуясь внезапному порыву, я так и сделала.
– Теперь я тоже буду защищать тебя, – роняя, внезапно накатившие слезы, на ее ошарашенное лицо, тихо произнесла я.
Танцующая Луна
Устало бросив какое-то бранное слово на своем птичьем языке, одинокий ворон резко сорвался со своего места посреди паутины электропроводов, призрачной сетью, раскинувшихся по всему нашему городу, и улетел куда-то в сторону заходящего солнца. Вспыхнули мерцающие призрачным холодным светом уличные фонари. Когда я вернулась домой, мать набросилась на меня с расспросами. Но правду я ей, конечно же, не сказала. Эти взрослые всегда такие нервные, а я не хочу портить себе и без того неприятное настроение.
– Ты прямо, как мальчишка. Вечно влезаешь во всякие неприятности, – досадливо бросила она через закрытую дверь моей комнаты.
И правда, что-то последние полгода мне как-то не везет, подумала я, проглотив таблетки, выписанные мне доктором, и погружаясь в тревожный сон, наполненный жуткой головной болью.
Странные монохромные сумерки на заднем дворе школы тревожной змеей просочились в мое сердце, расползаясь в моей груди чернильным пятном беспокойства. Вслед за этим возникла, неестественно большая луна и залила все вокруг своим хрустальным сиянием.
– Смотри. – Невдалеке, нахмурив брови, стоял Джейк. Грета мягко взяла меня за руку и показала куда-то в сторону колледжа. – Видишь там за окнами черная паутина?
Я ничего не увидела и просто пожала плечами. Обернувшись, я увидела за нашими спинами Ричарда, который перекидывался мячом с какой-то беловолосой девочкой. Где-то я ее уже видела, – подумала я, и тут же поняла, что это именно та девочка, которую Грета попросила за мной приглядывать.
– Извини! – крикнула она издалека, заметив, что я смотрю в ее сторону. – Я немного напутала со временем в этот раз.
И все же, я была уверена, что ее ни разу не встречала.
– Ничего страшного! – крикнула я в ответ, и они с Ричардом продолжили кидать друг другу мяч.
– Нам надо убрать эти нити, – сказала Грета. – Иначе все закончится плохо. Джейк, ты сможешь?
– Посмотрим, – все также, хмурясь, ответил Джейк.
Я подошла и робко взяла его за руку.
– Не надо Джейк. Ты и так слишком часто мне помогаешь. Я должна справиться с этим сама.
– Ты не сможешь, – неотрывно глядя куда-то во тьму окон колледжа, Джейк накрыл мою руку своей. – Эта система слишком запутанная. Я не могу ее решить, – нервно сжав мою ладонь, произнес он, обращаясь, к Грете.
– Решение оставь мне. Луна поможет. Луна!
Девочка, теперь игравшая с Ричардом в догонялки, бросила мяч на землю и, сделав несколько раз сальто на руках, подбежала к нам.
– Я здесь.
– Луна, ты поможешь нам распутать эту паутину? – спросила ее Грета, нежно поглаживая девочку по голове.
– Конечно. Это не сложнее, чем играть в «кошачью колыбель».
Только сейчас я поняла, что девочка, стоящая перед нами, была альбиносом. Ее белоснежные и тонкие, как шелковые нити, волосы взметнулись от легкого порыва ветра, и я заметила, как красивы ее белые, словно разлетевшиеся от удивления, брови. Совсем как крылья чайки, – вдруг подумалось мне.
Ее тонкая, как у маленькой феи, фигурка качнулась из стороны в сторону и голубые льдинки ее ясных и пронзительных глаз с любопытством остановились на мне.
– Новенькая? – поинтересовалась она, обходя меня кругом и изучая с ног до головы. Она дважды легонько похлопала меня ладошкой по груди. – Ты знаешь, что ты здесь.
– Сколько тебе лет? – почему-то спросила я.
– Одиннадцать. А тебе?
– Восемнадцать. – Я протянула ей руку. – Меня зовут Мика. А тебя Луна, правильно?
Девочка кивнула и бодро пожала протянутую ей руку.
– Пойдем. Я тебе покажу, – сказала она, куда-то потянув меня за руку. И такая нечеловеческая сила была в ее движениях, что я невольно испугалась, что она запросто может мне ее оторвать. – Не бойся, ничего плохого не случится, – успокоила меня Луна.
В то время, как я судорожно пыталась понять, что же все таки происходит, моя рука все никак не отрывалась, но продолжала все больше и больше растягиваться вдаль.
– Луна, нельзя! – внезапно услышала я далекий голос Джейка. – Она же…
В ушах раздалось странное шипение, как рокот накатывающей волны, которое постепенно заполняло все мое сознание, вытесняя все остальные звуки, переходящее в приятный однотонный звон. Свет перед глазами начал меркнуть, сгущаясь в некое подобие длинного тоннеля сотканного из бархатистой вибрирующей тьмы. И в конце этого туннеля я увидела тусклый свет.
Не в силах сопротивляться силе, затягивавшей меня в этот тоннель, я устремилась к мерцающему свету, и, всего через какую-то долю мгновения, обнаружила себя стоящей в полумраке коридора колледжа.
– Здорово, правда?! – воскликнула Луна, восторженно дергая меня за руку.
– Да уж, – ответила я, зачарованно глядя на хитросплетение разноцветных нитей, раскинувшихся по всему коридору.
– Эти нити – это как информационная система нашего колледжа, – пояснила, возникшая словно из ниоткуда, Грета. – Что-то вроде интернета.
– И зачем мы здесь? – поинтересовалась я.
– Нужно убрать вот эти черные нити. В них находятся все сплетни, которые возникли вокруг вас с Джейком.
– И зачем это нужно?
– Чтобы про вас с Джейком забыли и оставили в покое. Эта структура образовалась из-за негативных мыслей, которые излучают студенты колледжа в ваш адрес. Видишь вот те черные узелки на этой паутине? – Я кивнула. – Это что-то вроде вируса, рожденного из соединения негативных мыслей и эмоций людей. Возникнув однажды, эта субстанция постоянно требует все новой и новой подпитки, иначе она очень скоро погибнет. Но она желает жить и будет провоцировать ваших недоброжелателей снова и снова испытывать по отношения к вам негативные эмоции. Понимаешь?
– Думаю, да. И что с этим делать?
– Нам надо распутать эти нити и стереть эти шарики из общей информационной системы.
Я протянула руку, пытаясь прикоснуться к одному из темных пульсирующих шаров, висящих на паутине, но Луна вдруг резко потянула меня за рукав, жестами показывая, что этого делать не стоит.
– Не надо, иначе он просто разрядится в тебя, – пояснила Грета.
– И что тогда будет?
– С тобой будут происходить различные неприятности; разобьется любимая чашка, подвернешь ногу, разобьешь голову – одному лишь Богу известно, что еще может тогда с тобой произойти.
Вжавшись в стену, я с опаской посмотрела на шары под потолком.
– Не хотелось бы. И как тогда их убирать?
– Существует много способов. Кто-то их сжигает, кто-то просто перекидывает в другое место или на других людей. Есть и такие, кто их просто ест…
– Зачем?
– Лучше не думай об этом.
– А где Джейк и Ричард? Что-то их давно не видно, – поинтересовалась я, оглядываясь по сторонам.
– Да вот же они. – Луна ткнула пальцем в одну из черных нитей, и я увидела пару светящихся сфер двигавшихся вдоль всей нити из стороны в сторону.
Я замерла от удивления. Как такое возможно? И кто из них Джейк?
Я стала пристально всматриваться в эти сферы. Коридор стремительно уменьшился, а нить, наоборот, стала стремительно приближаться ко мне, увеличиваясь в размерах. И вдруг я увидела внутри нее, весело болтавших, и перетаскивавших с места на место какие-то кабели, Ричарда и Джейка.
– Мне надо им помочь, – закрывая глаза, сказала Грета.
Я перевела взгляд на нее. Ее тело, похожее на голографический отпечаток, смещаясь в пространстве из стороны в сторону, несколько раз дрогнуло и растворилось в воздухе.
– Что происходит? Ничего не понимаю.
– Не волнуйся, вон она, – Луна снова указала на разноцветные нити под потолком, и я увидела, что теперь там было не две, а три светящихся сферы. – Грета направляет их, рассчитывая, как и что изменить, Джейк перенаправляет течения в соответствии с ее планом, а Ричард обеспечивает им обоим защиту.
С удивлением я осознала, что больше не чувствую своего тела. Словно я сама стала сферой чистого сознания, беззаботно плывущей в невесомости. Я обнаружила, что могу видеть все здание колледжа разом. А затем я увидела, как три светящиеся сферы, искрясь и переливаясь невообразимыми цветами, танцуют в полумраке, разрывая и снова сплетая черные нити в новом сверкающем узоре. Попеременно удаляясь от нас в ту или иную часть здания, они творили нечто такое, что было запредельно моему пониманию.
Внезапно все нити вспыхнули, каждая своим светом, и те из них, которые до этого были черными, тоже стали пульсировать различными цветами. Темные шары, словно неподвижно дремавшие все это время на своих «насестах» пауки, как по команде сорвались со своих мест и устремились к Джейку, Грете и Ричарду.
Сфера Ричарда выступила вперед и, облепившие ее со всех сторон, черные шары застряли на полпути, так и не достигнув Греты и Джейка.
– Заземли их Луна! – Услышала я внезапно прозвучавший у меня в голове крик Джейка.
Внезапно здание колледжа, растворилось перед моим внутренним взором, оставив после себя лишь красочное сплетение переливающихся неоновыми разрядами молниеносных потоков и коммуникаций. Ярко-белым шаром, – словно пламя, заключенное в водянистую оболочку, – мимо меня проплыла Луна, испещренная самыми прекрасными узорами, которые мне когда-либо доводилось видеть. Кружась, она протянула какую-то белесую нить паутины вниз, соединяя красочные коммуникации школы с недрами Земли. И тогда произошло вот что. Отчаянно раскачивая серебристую нить, – словно пытаясь вырваться из подстроенной Луной ловушки, – темные шарики один за другим начали соскальзывать куда-то вниз, исчезая в бездонном зеве подземного океана непроглядной тьмы. Глядя на все это великолепное безумие, я вдруг ощутила, что схожу с ума. Что вообще здесь происходит? – снова и снова спрашивала себя я. – Как вообще все это возможно?
Внезапно у меня перед глазами все закружилось, и я ощутила, что вот-вот куда-то сорвусь. Проваливаясь сквозь опаловое пятно света, отброшенное луной на пол коридора, я начала падать куда-то во тьму, и лишь маленькая ладошка Луны, заботливо подхватившей меня на полпути от падения, удерживала меня от падения в чернильное море.
Смеясь, гибкая, словно маленькая фея, Луна закружила меня в беззаботном танце. И танец этот происходил не где-то в пространстве, а внутри моего собственного сердца. Я снова почувствовала Это: тот безграничный сияющий Покой, смотрящий из самого центра моей груди, – неподвижный, чистый и невозмутимый.
Глядя Его глазами, я внезапно осознала, что все это только сон, что нет в мире ничего, о чем стоило бы беспокоиться.
Я проснулась. Проснулась в полной уверенности, что больше ничего плохого в моей жизни не произойдет.
Смерть врунишки и муравьи
Так и случилось. История с теми девчонками вскоре замялась, и нас с Джейком наконец-то оставили в покое. Мои раны зажили гораздо быстрее, чем я ожидала. И все – не считая того, что мне какое-то время пришлось прятать выбритый участок головы – было просто превосходно.
– А знаешь, мне недавно приснился такой странный сон…
Пока я рассказывала, Джейк неторопливо пожевывал травинку и то и дело улыбался. А когда я смотрела на его по-мальчишечьи задорное загорелое лицо, на сердце у меня становилось тепло и легко.
Каждой клеточкой своего тела я старалась запомнить все. Его белую клетчатую рубашку, его дурацкие широкие брюки и лакированные ботинки, его голубые глаза, напоенные весенним ветром, дерево, посреди поля, заросшего дикими цветами и травами, под которым мы лежали, снежно-белые громадины облаков, проплывавшие над нами, бабочек и ласковый ветерок, ласкавший наши разгоряченные и полные солнечного света тела.
– Значит, ты все-таки запомнила этот сон?
– Так ты его тоже видел? – Я озадаченно посмотрела на него, но он лишь, молча, кивнул в ответ. – Так значит, это был вовсе не сон?
– И сон и не сон.
– Как такое возможно?
– Грета называет это миром сновидений, но мне больше нравится слово «закулисье». Это как место, в котором, прежде, чем стать реальностью, вызревает все то, что должно произойти на сцене: в нашем мире. Место, где живут мысли и чувства людей, где обитают странные и непонятные существа, реальность, которых мне сложно подтвердить или опровергнуть.
– Но как получилось, что все мы оказались там?
– Нас с Гретой этому научила Луна.
– Я видела ее во сне. А кто она?
– Луна – это наша с Гретой подруга детства. – Когда он сказал это, я вдруг вспомнила, что и правда видела ее когда-то давно вместе с Джейком.
– А где она сейчас?
– Она умерла, – ответил Джейк, и лицо его, словно подернувшееся серой водянистой пеленой, стало таким невероятно печальным.
– Прости, я не знала.
– Ничего страшного, мы так часто видим ее с Гретой во сне, что я забываю о том, что случилось.
– Как она умерла? – неожиданно севшим голосом, спросила я.
– Рак. Она долго болела, но старалась никогда не показывать нам, как ей на самом деле страшно и больно. – Джейк ненадолго замолчал, а затем, вынув травинку, которую все это время держал между зубов, продолжил. – Потом, она стала приходить к нам во снах. Это было так странно, и мы с Гретой часто удивлялись тому, что наши с ней сны о Луне так похожи.
– Выходит именно так она показала вам закулисье?
– Да. И чем чаще мы встречались там с Луной, тем больше мы стали запоминать из своих снов. В свое время каждый из нас осознал, что, несмотря на то, что он спит, он все же в полном сознании. Потом к нам присоединился Ричард. Он сильно привязался к Луне, и стал периодически играть с ней в своих снах. Она стала для него чем-то вроде младшей сестренки и, постепенно, он тоже понял, что эти сны – не просто сны. В чем-то мы разобрались сами, что-то подсказала нам Луна. Наверное, и за несколько дней все не расскажешь, но думаю, что все это вроде того, что обычно называют осознанными сновидениями.
– А как туда попал Ричард?
– Не знаю. Наверное, его привела туда Грета… Или он сам пришел. Ведь ты же заметила, что он ее очень любит? – Я кивнула. – Многие во сне попадают в закулисье, но не совсем хорошо это понимают, думая, что это просто обычный сон. Ведь ты помнишь свои кошмары?
– И ты был там со мной, – напомнила я.
– Конечно, ведь ты сама позвала меня.
Неожиданно для себя я заплакала.
– Значит, это тоже были не просто сны. Но, кто же тогда эти черные «тени», которые приходили за мной?
– Не плач, ведь они больше не приходят? – Я снова кивнула. – Я называю их «хозяевами страха» и все, что я знаю о них, это то, что их не стоит бояться.
– А ты когда-нибудь сам встречался с ними?
– Нечто подобное долгое время преследовало меня по ночам.
– И что ты сделал?
– Однажды мне просто надоело бояться. В своем сне я очень сильно разозлился, собрал всю силу воли и бросился прямо на стоящую передо мной тень, намереваясь ее избить.
– И что произошло дальше?
– Я прошел через «тень» насквозь и почувствовал резкое сотрясение, словно бы меня ударило током. После этого «тень» исчезла и все надолго прекратилось.
– И это больше не происходит с тобой?
– Происходит, конечно, но очень редко. Обычно я просто молюсь – иногда это помогает, или пытаюсь как можно скорее проснуться. Хотя, иногда, проснуться почему-то бывает очень тяжело – словно ты парализован или схвачен чем-то.
– А ты звал когда-нибудь Грету, Ричарда или Луну на помощь?
– Нет. Зачем если я могу справиться сам. Тем более, что в моем случае эти «тени» не вели себя так нагло, как с тобой.
– Наверное, это потому, что я боюсь их сильнее, чем ты.
– Сложно сказать, ведь, по сути, я не знаю, кто это такие и почему они появляются.
– Тогда давай больше не будем об этом говорить, – уткнувшись в его нагретое солнцем плечо, закончила я обсуждение этой темы.
– Не будем. – Задумчиво накручивая локон моих выцветающих от весеннего жара волос, он посмотрел куда-то в сторону дерева. – Интересно, скоро они там?
Я закрыла глаза, наслаждаясь кружащим торжеством золотоносного полудня, вдыхая свежий, и, в то же время, слегка пряный тонкий аромат, исходивший от Джейка. Вслушиваясь: в пение дрожащего воздуха в напоенной светом листве, в тоскливо-возвышенный крик одинокой чайки, откуда не возьмись залетевшей в наши края, в доносившиеся из высокой травы в нескольких метрах от нас с Джейком, сладостное постанывание Греты, я тихонько улыбалась.
Через минут пятнадцать они появились: пунцово-красный Ричард, стыдливо застегивавший штаны, и необычайно тихая и нежная Грета, чья кожа, по какой-то непонятной мне причине, всегда, после их с Ричардом «игр», как будто светилась изнутри, подобно лунной амрите.
– Теперь наша очередь посторожить вас, – робко сказала Грета.
– Мы еще немного полежим, – лениво ответил Джейк, вопросительно посмотрев на меня. Я кивнула, и мы лежали так, какое-то время, пока Ричарду вдруг не понадобилось отойти по своим «мальчишечьим» делам.
– Ну что, попробуем втроем, пока Ричарда нет? – смеясь, предложил Джейк, и тут же получил от меня жесткий тычок под ребра. – Не злись, я шучу.
– Я знаю, – обиженно пробурчала я, ревниво поглядывая, на тот как хихикает над нами Грета. – Вы же этим уже занимались, верно? – внезапно вырвалось у меня.
– О, так это же было в мире сновидений, – удивилась Грета. – Не думала, что к этому стоит серьезно относиться.
– Я так и знала! Врунишка! – закричала я, набрасываясь на Джейка.
Получив еще несколько тычков, Джейк притворно застонал и, словно умирая от смертельного удара, прошептал:
– Как ты могла предать наши чувства, Грета? К этому серьезно относился лишь я один? Вы обе, простите меня за все… – и потом, он умер своей притворной смертью маленького врунишки.
– Я тоже хочу попробовать, – спустя бесконечно долго затянувшееся молчание, сказала я. – Как это происходит?
– Ну все вроде бы также, – начала Грета, – Только чего то не хватает, а что-то, наоборот, настолько глубоко, что… Это трудно объяснить. Лучше пусть Джейк тебе покажет. – Она притворно стыдливо прикрыла рот ладошкой, поглядывая на нас светящимися весельем глазами. – Дурачки! – внезапно выпалила она и, резко вскочив, убежала по направлению к зарослям, из которых наконец-то появился Ричард. – Давайте, идите уже скорее, – добавила она, повиснув у него на шее. – А то я еще хочу.
Восхитившись ее выносливостью, я потянула лениво сопротивлявшегося Джейка за собой. Туда, где среди высокой душистой травы, нас уже ждет нагретый чужими любовными играми плед, туда, где сердце горит и колышется, словно океан золотистого сладостного света, туда, где жар солнца переплетается с жаром дыхания…
Туда, где, ползая по обнаженным телам людей, поют и перешептываются муравьи.
Жизнь, которая не закончится никогда
Мы снова были в мире сновидений. Огромный, необъятный лес – я словно ощущала его весь и сразу. Каждой частицей своей души, каждый шорох, каждое движение странных огоньков и спиралей на самой границе моего восприятия.
Причудливые огромные деревья, словно, сошедшие со страниц древних легенд, задумчиво покачивались на ветру, пока Луна медленно расхаживала взад и вперед, поучая нас, словно маленьких детей.
– Тот, кто ожидает что-то увидеть, увидит то, что ожидает. Тот, кто ничего не пытается увидеть, а просто смотрит, увидит все, – вдохновенно говорила она.
– Луна, я боюсь, – простонала я, слегка придержав ее за рукав легкого белого платьица, когда она проходила мимо. – Я тут ничего не знаю. Здесь очень красиво, но я еще не успела освоиться.
– Не бойся. Я тебя всему научу. Ты, – она ткнула в меня своим маленьким детским пальчиком, – ты можешь подняться выше всех.
– Я? Но почему?
– Потому что ты знаешь, что ты здесь. – И она, как в прошлый раз, легонько похлопала меня в области сердца. – Ты чувствуешь это?
И только сейчас я поняла, о чем она говорит – вовсе не о том, что я здесь, в сновидении. Луна говорила о том чистом и ясном осознании, из которого весь мир и та девочка, что я когда-то считала собой, видятся, как призрачный волшебный сон.
– Да я знаю это. Я и есть тот, кто ничего не знает, – выдохнула я, внезапно снова погрузившись в это прекрасное видение мира.
– Хорошо, – Луна удовлетворенно хлопнула себя по груди. – Тогда ты сможешь подниматься вместе с нами.
– Тогда начнем? – нетерпеливо предложила Грета, и каким-то образом я вдруг поняла, насколько для нее важно узнать, как высоко в этот раз ей удастся подняться.
– Начнем, – ответил Ричард.
– Летим! – радостно закричала Луна, вскинув руки навстречу безграничному синему небу.
И только внезапно побледневший Джейк ничего нам не ответил, просто кивнув в ответ.
Он как-то странно посмотрел на меня, и в глазах его я увидела такую неземную тоску, что на мгновение мне показалось, будто острый отравленный клинок внезапно пронзил его сердце.
– Джейк, – начала, было, я, но, увидев, как он отрицательно мотает головой, тут же осеклась.
– Не надо, – прочитала я по его губам. – Я потом все объясню.
Я вдруг поняла, о чем именно он не хочет говорить вслух. Поняла, что он хочет найти в этом мире своих родителей. Ведь где, как не здесь, он сможет это осуществить?
– Мы взялись за руки, и нас стремительно потянуло вверх. Мир вокруг потемнел, превратившись в сплошной вибрирующий серебристо-серой тьмой тоннель. Бесчисленные образы сновидений проносились перед моими глазами, стремительно, словно подхваченные огромным вихрем неистового тайфуна, вспыхивали и гасли красочные и одинокие миры, заблудившиеся где-то на краю призрачной вселенной. Заброшенные города, прекрасные леса, поля, заполненные теплым золотистым светом – все это было или населено разными странными существами, или так прекрасно пустынно и дико, что аж дух захватывало.
Танцующие лучи то тут, то там пронзали мрак нашего путешествия, таинственно маня, призывно зазывая своими песнями, мерцая, словно сказочные цветы на ладони Всевышнего. Я знала, что Луна нас ведет, знала, что бояться здесь нечего, я наслаждалась каждым мгновением нашего искрящегося волшебством путешествия, но…
Но, на границе моего сознания трепещущей птичкой все же бился маленький, но настойчивый страх. Страх того, что я не смогу вернуться, страх того, что я останусь здесь навсегда и никогда больше не увижу свой дом, свою любимую маму – пусть даже у нас с ней и не самые лучшие отношения, – не увижу свою сказочную реку, соседского пса Рэма, не смогу закончить колледж, в конце концов.
Однако, чем выше мы поднимались, тем легче мне становилось. И не только потому, что мой страх постепенно отступал, отпуская мое незримое сердце, но еще и потому, что то, что я видела, было все ближе и ближе к той блаженной несокрушимой всевидящей пустоте, что жила в моем сердце.
В какой-то момент я заметила, что Ричард и Грета исчезли. Затем пропал Джейк, и мы с Луной остались только вдвоем. Я мысленно позвала Луну и получила что-то вроде короткого телепатического ответа в виде образов. Я увидела, как Джейк, Ричард и Грета, не в силах подняться выше, по очереди соскальзывают в красочные миры, вспыхивавшие на протяжении всего нашего пути. Я почувствовала, что им там будет хорошо и успокоилась. Дух приключения полностью поглотил меня, и мне даже в голову не пришло пытаться разыскать кого-то из них.
А миры тем временем становились все ярче и ярче, и, через какое-то время стали настолько ослепительными, что я уже была не в силах различить хоть что-нибудь кроме безграничного океана сияния, заполнившего всю вселенную. И этот океан был так безмерно мудр, полон невыносимой любви и такого сострадания, что если бы на тот момент у меня было хоть какое-то тело, то оно наверняка бы сгорело в его нестерпимом сиянии. Мне хотелось зажмуриться, но не было ничего, что я могла бы зажмурить. Я позвала Луну, но не смогла различить, ни себя, ни ее. И в этот момент все взорвалось. Но не грохотом и звоном райских труб, а такой запредельной тишиной, таким покоем и блаженством, что…
Все вдруг стало таким ясным и чистым, не было ни меня, ни света, ни тьмы, ни сознания, ни мыслей, ни чувств, и даже то, что я называю собой, по сути, не являлось ничем, и было лишь слабым откликом чего-то маленького: капелькой брызг, на миг сорвавшейся с гребня океанской волны. А затем наступило НИЧТО, и НИЧТО созерцало само себя. И это НИЧТО всегда есть было и будет. И в НИЧТО был кажущийся импульс. Он постепенно нарастал, становясь все более отчетливым и громким. Он стал светом, затем звуком, затем силой и…
Я снова проснулась. По крайней мере, так казалось кому-то, кто в экстазе трепетал, лежа на постели.
Открыв глаза, я увидела в своей комнате сияющий призрак Луны. Она что-то с радостным видом мне говорила, но я не слышала ничего, кроме странного мелодичного перезвона, почему-то напоминавшего мне песню сказочных фей. Луна медленно погрузила свои пальцы прямо в мою грудную клетку, и я ощутила, как маленькая черная скорлупка вокруг моего светящегося сердца с треском раскололась. Через макушку моей головы, внезапно ставшую прозрачной, как стеклянная крыша в местной художественной галерее, в мое сердце внезапно опустился неземной свет, выжигающий на своем пути всю ту тьму – всю злобу и страхи, весь гнев и гордыню, – что я копила и взращивала в себе, как мне тогда показалось, многие-многие жизни. И я вдруг поняла, что именно к этой тьме притягивались все мои неприятности, именно эта тьма привела ко мне моего насильника, именно она заставляла этих странных зловещих существ из моего сна возвращаться и испытывать меня на прочность снова и снова. Именно эта тьма сгорала сейчас в белоснежном и кротком пламени любящего милосердия, изливавшегося на меня с самой вершины мироздания, и так стыдно и больно мне стало за свое собственное зло, что я невольно заплакала, позволяя остаткам своего непомерного эгоизма растаять в этих слезах.
