Читать книгу Сотворение мира - Мэрая Кьюн - Страница 1

«Там, где кончается разум, начинается вера»

Аврелий Августин

1

Запах лекарств, яркий свет и вокруг все белое. Белые палаты с белым постельным бельем на белых металлических кроватях. Люди в белых халатах, раздают больным белые таблетки. Это больница. Педиатрическое отделение. Сюда попадает любой ребенок, то есть человек не достигший совершеннолетия, нуждающейся в общей терапии. С пустяковыми болячками в больницах больше не лежат. Различные ОРВИ и ОРЗ можно дома лечить, стационарно. А госпитализируют только с серьезными заболеваниями.

Сейчас декабрь. Легко подхватить вирус, особенно после добровольно принудительных вакцинаций от гриппа. Сейчас модно ставить прививки от гриппа. Вакцина включает штамп гриппа. Человеку вводят слабый вирус. Он заболевает, лечиться, а после выздоровления организм человека приобретает дополнительный иммунитет, и уже готов противостоять гриппу, блуждающему по улицам крупного уральского города.

Врачи называют это иммунизацией. А на мой взгляд, это фармацевтический заговор. Ну а что? Удобно придумать историю про страшный грипп, от которого лучше защититься, переболев после вакцинации. Ведь после вакцинации хлынут потоки больных в аптеки скупать лекарства и поднимать прибыль отечественной фармацевтике. Будем честны, вероятность подхватить грипп без вакцинации не такая уж и большая. А испытать все радости заболевания после вакцинации придется каждому. А что будет с теми, кто воздержался от лечения или лечился не в должной мере? Ответ прост: осложнения. Да, грипп опасен не сам по себе, а тем, что он может перерасти в осложнения.

И сейчас в педиатрическом отделении городской больницы каждый второй ребенок или подросток лежит с осложнениями после гриппа. У кого-то отит, у кого-то гайморит, у кого-то бронхит. Отделение переполнено больными. В больнице объявлен карантин. Родственники на этой неделе не могут навещать пациентов. Благо не запрещены передачки. Хотя кому какое дело.

– Седьмая палата на кварцевание! – произнесла медсестра писклявым голоском.

Эта фраза означала, что больным седьмой палаты необходимо выйти в коридор на полчаса. За это время будет проведено проветривание. А после включат кварцевую лампу, размещенную прямо над дверью палаты. Озарив ультрафиолетом палату, кварцевая лампа обеззаразит помещение от бактерий и вирусов.

Пациенты седьмой палаты поспешили выйти в коридор. В коридоре был кожаный диванчик и плазменный телевизор. Три мамаши с детсадовскими малышами на руках быстро заняли места на диване и уставили свой взгляд в телевизор. Там шли новости. Как всегда рассказы про доблестных военных и неоднозначную политику. А после больничный коридор пропитался полемикой, которую раздували домохозяйки с умным видом, но абсолютно непонимающие собственной же речи.

Из седьмой палаты также вышли две девочки. Одна такая забавная, рыжеволосая. Ей лет одиннадцать. Она все пыталась хоть с кем-то подружиться. А вторая уже подросток, почти взрослая. Еще полтора года и уже в педиатрию ее не определят. Из палаты она вышла, как зомби, опустив голову в пол, тяжело передвигаясь.

– Иващенко! В процедурный! – все тот же голос медсестры.

По всей видимости, девочка-зомби носила фамилию Иващенко, так как именно она также не спеша и тяжело двинулась в процедурный кабинет.

Процедурный кабинет располагался напротив седьмой палаты. Помещение то слегка продолговатое. Стиль по-видимому больничный минимализм. Все как всегда белое: кушетка, ширма, стол медсестры и шкаф с медикаментами. Медсестра также была в белой одежде. Ее внешность сложно описать. Ведь медсестра скрыта под белой одеждой, медицинским колпаком и марлевой маской. Остается довольствоваться ее писклявым голоском.

– О, Иващенко, проходи – сказала медсестра.

– Как вы догадались, что это я? – удивленно спросила девочка.

Медсестра взяла ампулу какого-то лекарства, надломила верхнюю часть ампулы, чтобы в нее можно было опустить иглу, наполнила этим лекарством шприц и на иглу надела колпачок. После чего с шприцом в руке она развернулась к девочке и произнесла с улыбкой:

– Это не догадки, это профессиональное чутье.

– Какое-то сомнительное чутье – холодно ответила девочка.

– Лиза, ты что такая невеселая? Неужели не идешь на поправку? Видимо зря тебя выписываем. Нужно тебе еще недельку полежать, полечиться.

– Да, я и не против – тяжело вздохнув, чуть шепотом ответила девочка.

– Ладно проходи за ширму и ложись на кушетку… или нужно говорить кладись? Лиза, ты не знаешь, как правильно?

– Нет, не знаю – все также томно отвечала девочка.

– Просто я помню, нам в школе говорили, что нет такого слово «ложи», а есть слово «клади». Вам наверняка тоже такое в школе говорят. Ты должна знать, как правильно…

– Пожалуйста, поставьте уже укол, и я пойду – сказав это, девочка перебила медсестру.

Лиза легла на кушетку, приготовилась как физически, так и морально к инъекции. Она немного зажмурилась и пребывала в ожидании непосредственно укола.

– Ох, Иващенко, все-таки оставим мы тебя еще на неделю – произнесла медсестра, после чего поставила укол.

Выдавив все лекарство, медсестра вытащила иглу из ягодичной мышцы, а на это место приложила ватный диск, пропитанный спиртом. Обычно после этой процедуры медсестры сразу же отходят к своему столу, готовятся к следующему пациенту, но в этот раз, медсестра замерла возле девочки. Ее руки в бежевых латексных перчатках слегка задрали футболку девочки, тем самым полностью оголив поясницу. На коже шестнадцатилетней девочки были рубцы. Тело покрывали тонкие полосы, похожие на шрамы или растяжки.

– Лиза, ты можешь меня не бояться, ответь только честно, тебя бьют дома? – проявляя интерес и, возможно, заботу, спросила медсестра.

Девочка сначала опустила взгляд вниз. Ей стало больно от этих слов. Но нельзя было подать и виду. Поэтому она включила агрессию. Да, это лучшая защита у подростков.

Она поправила одежду и резко соскочила с кушетки. Направляясь к двери, произнесла:

– А вам то что? Какое вам до этого дело? Ваша забота уколы да капельницы ставить!

Лиза закончила свою речь чуть на повышенном тоне, вышла в коридор, хлопнув дверью процедурного кабинета.

2

Выписали Лизу ближе к вечеру. А так как на дворе стояла зима, темнеть стало рано. Лиза вышла из больницы, окинула печальным взором пустой и холодный пейзаж.

– О, мои родные, близкие и друзья, вы все пришли меня встречать! Я так польщена – с обидной насмешкой прошептала себе под нос Лиза.

В действительности Лизу никто не встречал. Ее встретила лишь холодная одинокая улица.

Девочка, натянув шапку понадежнее, пошла в сторону автобусной остановки. Сухой и сильный ветер сгонял снежные шапки с деревьев. Снег неприятно летел в лицо. На теплой коже он быстро таял и конденсировал, а вкупе с сильным ветром дарил неприятные покалывающие ощущения.

Мерцающие фонари, дающие тусклый свет, хруст снега под ногами – это должно быть романтично. Это романтично, когда вы идете по этому снегу с любимым человеком. Это приятно, когда вы веселой компанией друзей лепите снеговика, делаете снежных ангелов или просто закидываете друг друга снежками. Но когда ты только выписался из больницы и идешь в одиночестве туда, куда идти вовсе не хочется, это вызывает злость и раздражение.

Несвободные люди часто бывают раздражительны. Смирение с собственной несвободой могло бы подарить чувство спокойствия. Но где вы видели смирение среди подростков?

Лиза скрывала свою злость, часто делала глубокие выдохи, закатывала глаза и нервно смотрела по сторонам. Она еще не умеет скрывать свои чувства.

Вот и к остановке подъехал старенький трамвай. Пассажиров практически не было, потому как район, в который направляется Лиза, не часто посещается людьми, передвигающимися на трамвае.

Лиза присела в хвосте трамвая. Место выбрала возле окошка. В кармане зимнего пальто цвета молочного шоколада она нашла банкноту номиналом в сто рублей. Эту банкноту она протянула кондуктору. Кондуктор, немолодая полная женщина, брезгливо посмотрела на эти деньги, будто ей протянул купюру какой-нибудь люмпен. Кондуктор возмутилась:

– А что меньше нет? У меня к вечеру только крупные деньги. Сдать нечем.

– А мои то какие проблемы? У меня деньги есть. Я готова оплатить себе проезд. Вы обязаны дать мне билет – уставшим голосом произнесла Лиза.

– Я ничего тебе, соплячка, не обязана! Или плати двадцать пять рублей, либо выходи на следующей остановке – прикрикнула кондуктор.

Лиза была настолько измождена, что ей не хотелось дальше раздувать спор, скандалить. В ее шестнадцатилетней голове и так было много забот и переживаний, поэтому этот спор был ни к чему. Конечно, в любое другое время, Лиза бы ответила кондуктору. И сделала бы это в максимально нахальной и грубой форме, на которую способны только подростки, да еще бы права свои зачитала. Сейчас модно козырять правовой грамотностью, особенно при встрече двух разных слоев населения. Но сейчас, именно в этот день и в этот час, Лиза предпочла тихо уйти. Трамвай остановился, и Лиза покинула его. А после полтора часа по морозу шла домой. Чтоб дорога не была такой мучительной, Лиза надела наушники и включила плеер. Она предпочла скрыться от этого безумного мира, поэтому стала слушать песни на полной громкости. Да, это вредно для здоровья, для слуха, но лишь тогда, когда твой разум полностью занимает музыка, ты отвлекаешься от этого мира, и уходишь в свой внутренний мир.

С музыкой Лиза дошла до элитного жилого комплекса. Набрала код на домофоне «17493» и вошла в подъезд. В подъезде было тепло, чисто и светло. Лизу радостно встретила консьержка:

– Здравствуйте, Елизавета! Неделю вас уже не было, у вас все в порядке?

– Да, я просто в больнице лежала, только сейчас выписали – ответила Лиза.

– В больнице? Боже ж ты мой, что-то серьезное? – встревожено спросила консьержка.

– Воспаление легких. Осложнение после гриппа.

– Ужас какой! – покачала головой консьержка.

Лиза не любила проявление жалости и все что с этим связано. Она не любила, когда ее пытались жалеть. Она не любила людей, своим поведением выпрашивающих к себе жалости. Она почувствовала, что консьержка, это милая пожилая женщина, сейчас начнет жалеть Лизу, поэтому девочка поспешила к лифту.

Лифт доставил Лизу на шестой этаж. Она достала в том же кармане пальто ключи с брелком в виде черепа. В связке было два ключа: один серебристый маленький, другой чуть побольше и золотистого цвета. Сначала Лиза просунула золотистый ключ в дверной замок и провернула три раза. После чего открыла нижний замок серебристым ключом. Открыла дверь и вошла в квартиру.

Интерьер квартиры был богатый, в стиле барокко. Лиза присела на пуфик с ножками из красного дерева и сняла обувь. Позже сняла шапку, шарф и пальто. Пока убирала верхнюю одежду в шкаф, к ней подошел мужчина зрелых лет хорошего телосложения. У него слегка проступала седина. Он был в белой рубашке и черных брюках. В руках держал бокал для вина и кухонное полотенце.

– Привет – радостно сказал мужчина.

Лиза обернулась. Посмотрела на мужчину в рубашке и поприветствовала в ответ.

Мужчина начала натирать бокал для вина. Со спины к нему подкралась стройная, ухоженная женщина лет сорока. Она была одета в красное облегающее платье. В этот же цвет были покрашены ее губы, накаченные ботексом. Женщина приобняла стоящего перед ней мужчину и обратилась к Лизе:

– Ты вернулась? А мы тебя не ждали.

– А у вас что праздник какой-то? – равнодушно поинтересовалась девочка.

– Да, у нас праздник. Папа подписал контракт с китайской фирмой. Поэтому скоро мы купим дом на Кипре. Жду не дождусь – с меркантильной улыбкой произнесла женщина.

– Я рада за вас – еще более равнодушно ответила Лиза.

– За нас! – сказал мужчина.

Он положил свою правую руку девочке на левое плечо, и улыбнувшись, сказал:

– Пойдем с нами на кухню.

И они втроем проследовали на кухню. Посреди кухни стоял большой круглый стол из белой кости. На столе была ваза с фруктами, два набора роллов и бутылка красного сухого вина. Они сели за стол.

– Мы не готовились к твоему приходу, поэтому на тебя не взяли роллы – изобразив фальшивое сожаление, сказала женщина в красном платье.

– Я и не хочу есть – резко ответила Лиза – водичка у вас есть? Или мне водопроводной испить?

– В холодильнике бутылка стоит, можешь взять – сказал мужчина.

Лиза поднялась со стула, достала бутылку из холодильника, налила воды в стакан, сделала один глоток, взяла стакан в руки и захотела выйти из кухни, но ее остановили:

– Дочь, ты куда? – спросил мужчина.

– К себе в комнату. Спать – коротко и холодно ответила Лиза.

– Успеешь выспаться, завтра все равно выходной. Ты присядь. Нам нужно многое обсудить. Ты ведь заканчиваешь школу через год. Потом в университет на экономическое поступать будешь. А время быстро пролетит. Очнуться не успеем, как я тебе бразды правления нашей фирмой в руки передам. Пора тебя уже в курс дела вводить. Давай я тебе расскажу про этот контракт и какие он открывает для нас перспективы – воодушевленно произнес отец девочки.

– Пап, давай не сегодня. Я правда устала – сказала Лиза.

– Что ты устала? – выкрикнул отец – В больнице лежать ты устала?

Лиза опустила голову вниз. Она боялась посмотреть на разъяренного отца.

Отдышавшись и слегка усмирив свой пыл, громким голосом сказал Лизе:

– Иди!

И Лиза последовала в свою комнату, не подняв головы.

3

Утро следующего дня было эмоциональным. Сон Лизы разбавили крики мужчины, являющегося ее отцом:

– Вот гады! Подставили! – на весь дом разносились крики разъярённого мужчины – развели как последнего…

На этих словах мужчина влетел в комнату своей дочери. Его бешенный взгляд бросился на Лизу. Дыхание было учащенное, ноздри раздуты, он словно бык на корриде, где красная тряпка его дочь, пытающаяся разомкнуть глаза после сна.

– Какого черта ты еще спишь? – начал он кричать на дочь – ты видела который час?

– Пап, у меня выходной – дрожащим голосом начала произносить Лиза, и каждое новое слово она произносила громче – я что не могу поспать в свой выходной?

– Выходной бывает лишь у тех, кто работает, а ты, нахлебница, на мои деньги живешь.

Лиза старалась сдерживать слезы, но чем сильнее было стремление их сдержать, тем с большей вероятностью они хлынут из глаз бедной девочки и перерастут в истерику.

– Мне шестнадцать! Мне законодательство не позволяет работать полный рабочий день! – надрываясь произносила Лиза.

– Ты еще отцу перечишь?

Он закрыл дверь в комнату девочки. Просверлил яростным взглядом Лизу. И злостным полушепотом начал говорить ей:

– Да чтоб я в своем доме без своего же разрешения и писка твоего не слышал.

Он собирался подойти к Лизе, но его взгляд упал на рабочий стол. За этим столом Лиза делала уроки, что задавали на дом в школе. На абсолютно чистом столе, где были в аккуратные стопочки сложены учебники и тетрадки, стоял пустой стакан. Этот стакан вовсе не создавал беспорядка, но отцу так не показалось. Он перекосился. Правый глаз начал дергаться, как при нервном тике. Отведя голову немного в сторону, он будто бы себе пробормотал:

– Порядок на столе, порядок в голове. А у руководителя фирмы должен быть порядок в голове. Иначе это плохой руководитель. Я этого не допущу.

Он вновь посмотрел на Лизу, которая пыталась немного спрятаться под одеялом. Свирепый взгляд отца не делал его лицо буйным, он внешне был абсолютно спокоен, он как убийца со стажем. Он не отрываясь смотрел прямо в глаза Лизе, а правой рукой указал на стакан, стоящий на столе:

– Это что такое? – спросил отец – почему этот стакан находится здесь, а не на кухне?

Неведомый страх поселился в Лизу, она боялась произнести что-то лишнее, что-то, что не угодит отцу. И вновь дрожащим голосом стала оправдываться:

– Я просто вчера водички попила.

С каждым своим словом Лиза проваливалась в невылазную яму собственного стыда и страха.

Отец же сохранял внешнее спокойствие, но с холодным и убийственным взглядом, он продолжил говорить:

– Я не спросил тебя, чем ты вчера занималась. Я задал конкретный вопрос и хочу получить на него четкий ответ: что этот стакан здесь делает?

– Я не знаю – робко ответила Лиза.

Отец нервно улыбнулся. Нет, это не улыбка та, что дарит любящий человек, это предупредительная реакция перед нападением, эта улыбка хищника.

– Знаешь, мне это все надоело.

Он произнес фразу спокойным голосом, посмотрел на Лизу и не увидел никаких эмоций кроме страха и негодования. Что может сильнее раззадорить хищника? Только страх. Теперь уже крича, он повторил:

– Мне все это надоело!

Он резко схватил стакан со стола, и размахнувшись, бросил стакан в стенку, что тот разбился вдребезги.

Отец вылетел из комнаты, а Лиза, ошарашенная, лежала в постели и пряталась под одеялом. Через мгновение сердитый отец вновь появился в комнате девочки, в этот раз у него в руках были венок с совком и тонкий прут. Он бросил на середину комнаты совок с веником, а сам присел на стул. Властно и надменно произнес:

– Почему ты до сих пор в постели? Убирай осколки.

– Я потом уберу – ответила Лиза.

Эти слова привели в ярость мужчину. Он соскочил со стула и стремительно направился к Лизе. Он одернул одеяло, за которым пряталась Лиза, и швырнул это одеяло на пол. Замахнулся правой рукой и нанес удар розгой по юному телу девочки. Она лежала в розовой пижаме: короткой маечке и шортах. В это же мгновение на левом плече проявился красный след от удара. Отец схватил Лизу за руку и потащил вон с кровати. Он снова замахнулся, чтобы совершить удар, но слова Лизы его остановили.

– Если еще раз ударишь меня, я позвоню в горячую линию. Сюда явятся органы опеки и отберут у вас родительские права – смелым, но истеричным голосом начала говорить Лиза – а потом приедут журналисты и снимут отличный репортаж или напишут статью про неблагополучную семью короля уральских драгоценных камней. Как ты думаешь это понравится твоим акционерам? Наверняка цена акций возрастет!

Отец слушал и приходил в неприятное удивление. Он опустил руку, в которой была розга. Подошел максимально близко к Лизе, и посмотрев ей прямо в глаза, начал шепотом произносить:

– Знаешь, девочка моя, нет ни одной проблемы, которую невозможно решить в нашей стране с помощью денег. Я занесу по белому конверту с приятной суммой и твоим журналистам, и твоим органам опеки, и все дружно забудут и тебя, и твой звонок в горячую линию.

– А у меня свидетели есть – сквозь слезы заявила девочка.

– Кто? – холодно спросил отец.

– Медсестра. Когда ставила мне укол, увидела следы от ударов.

– Что ты ей сказала? – также холодно спросил отец.

Но Лиза промолчала. Она отвела глаза в сторону. Отца это разозлило, он крикнул:

– Что ты ей сказала?

Лицо Лизы побагровело, оно стало мокрым от слез. Она снова посмотрела заплаканными глазами на отца и ответила на повышенном тоне:

– Ничего! Ничего я ей не сказала!

Мужчина уцепился правой рукой в лицо Лизы. Он крепко держал ее в области нижней челюсти. Он злостно высказался:

– Вот и молчи, тварь!

После чего отвесил Лизе пощечину, да так сильно, что девочки свалилась на пол. Сам же он отправился на кухню, посеяв боль и непонимание в комнате подростка.

Лиза, полусидя на полу, долго плакала. Ее истерика была сильной и непрерывной. Порой, она задыхалась от того, что учащенно выдыхала. Она задавалась вопросами. За что с ней так поступил отец? Что она сделала за утро плохого, что он хотел высечь ее розгой? Неужели его так беспокоит беспорядок в комнате? Хотя здесь нет никакого беспорядка. Здесь только стакан? Стакан – причина его ярости? Нет. Он уже пришел злой. До этого слышны были крики про то, что его кто-то обманул. Неужели неудача в бизнесе его так расстроила? Ну хотя это нормально. Все бы расстроились, если бы потерпели неудачу в бизнесе. Но зачем бить и ругать своего ребенка? Неужели она просто попала под горячую руку разгневанного человека? Наверное, так бывает у всех людей. Но у Лизы это бывает часто. Отец постоянно вымещает свою злость на девочке. Но почему?

4

Выходные прошли тихо. Не было скандалов. Не было общения как такового. Отец улетел в Москву разбираться со своими китайскими партнерами. А мать тоже куда-то уехала. Сказала, что к сестре. Лиза на два дня осталась дома одна. Это было одновременно прекрасное и ужасное время. Прекрасное оно было тем, что ее никто не ругал, никто не донимал, никто не бил. Она была в одиночестве. И в этом одиночестве она была защищена от внешнего мира. Но ее мог уничтожить внутренний мир. Одиночество – хороший повод поразмыслить. Она могла вновь погрузиться в пучину непонимания, почему с ней так жестоко обращается отец. И в этих мыслях вообразить себе, что лучший выход из этой ситуации – суицид. В такие психологически тяжелые моменты нельзя оставаться наедине с собой. От грустных мыслей Лизу отвлекла обязанность сделать домашнее задание на понедельник. И она погрузилась в мир задач и упражнений по физике и русскому языку, а также в мир русской литературы девятнадцатого века. Вот так и прошли ее выходные.

Отец с матерью должны вернуться в среду. Отличный повод, чтоб не идти в школу. Все равно никто не проверит. Но Лиза пошла. Она была дисциплинирована. Нет, это не последствия родительского воспитания, это боязнь, что кто-то узнает об этом воспитании. Она всегда выполняла все домашние задания, никогда не прогуливала, была очень послушна и покладиста для учителей. И все это для того, чтобы создать иллюзию, что в их доме царит спокойствие и уют. Что каждый вечер она не выслушивает беспочвенные претензии и не страдает от психологического насилия, а слушает Шопена и Моцарта в кругу любимых родных. Лиза верила, что своим поведением она создала нужный образ. Как было на самом деле? Никому неизвестно. Точнее никому неинтересно. Кому какое дело, как дома обращаются с девочкой. Учителя должны учить, и заниматься учением детей только в пределах школы. Вне школы у них своя личная жизнь, свои заботы и мысли, которые точно не заполняют проблемы учеников.

Занятия в школе начинаются с девяти утра. Рядом с домом Лизы нет школ. Ей приходится ездить на автобусе в другой район, чтобы посещать школу. Лиза и ее родители проживают в элитном жилом комплексе. На территории комплекса есть салоны красоты, фитнес залы, косметические клиники и бутики модной одежды. Здесь нет школ и детских садов, как в обычных спальных районах. Местные жители своих детей не водят в детский сад. Дети их либо проводят время с нянями, либо в центрах раннего развития. Родители, чьи дети достигли школьного возраста, определяют своих чад в элитные гимназии. Две такие гимназии расположены в центре города, другая за пределами города и является неким пансионатом. Сюда отправляют детей на триместры. Дети учатся два с половиной месяца. Здесь обучают не только общим образовательным предметам, но также еще верховой езде и светскому этикету. После двух с половиной месяцев обучения гимназистов отправляют домой на двухнедельные каникулы. И так весь учебный год.

Школа, в которую направляется Лиза, является обычной районной школой. Здесь учатся дети обычных рабочих, офисных менеджеров, бюджетников, представителей сфер торговли и услуг. И работают здесь вовсе не титулованные учителя. Лизу перевели в эту школу три месяца назад. Здесь она еще новенькая, поэтому имеются определенные проблемы в общении со сверстниками. Это напряжение спадает с каждым днем, и возможно, скоро вовсе исчезнет. А пока всплывает каждый раз, когда Лизу вызывают к доске.

– Так. Задачу решит…задачу решит… кого бы вызвать? О! Иващенко, давно у тебя никаких оценок не было. Давай к доске – произнесла женщина с приятным добрым лицом и забавной прической.

Лиза поднялась со стула и подошла к доске. Вслед за ней проследовал шлейф недружелюбных и завистливых взглядов одноклассников. Белым мелом на зеленой школьной доске были написаны условия задачи «на выход продукта». Лиза посмотрела на доску, шепотом прочитала условия и после принялась что-то писать на доске. Она выцарапывала какие-то химические формулы на доске. Учительница внимательно следила за действиями Лизы. В какой-то момент она обратилась к девочке:

– Ну что как рыба молчишь? Проговаривай все, что пишешь на доске.

Лиза кивнула. И не поворачиваясь к классу лицом, ведя записи на доске, начала говорить:

– Первым делом составим схему получения серной кислоты.

– Так, продолжай – перебила учительница Лизу.

Лиза продолжила:

– Теперь рассчитаем долю серы… получилось 144 грамма.

– Так, правильно – медленно произносила учитель – что дальше?

Лиза хотела приступить к расчету теоретического выхода продукта, но прозвенел звонок. Звонок – для учителя. Поэтому Лиза продолжала стоять у доски и выводить решение. А для одноклассников будто и не существует этого правила. По звонку они быстро покидали учебники и тетрадки в рюкзаки и побежали в столовую. Учителю оставалось недовольно покачать головой, выдохнуть и смириться с таким неприятным положением дел. Она посмотрела на Лизу, на послушную девочку, улыбнулась. Ведь хоть кто-то ведет себя как представитель рода Homo sapiens. Она облегчено обратилась к Лизе:

– Можешь больше не писать. Я вижу, что ты знаешь. Я поставлю тебе отличную оценку за сегодняшний урок.

Лиза еще раз кивнула. Положила мел и отошла от доски.

– Спасибо – скромно сказала Лиза.

Подошла к своей парте, аккуратно и не спеша стала складывать учебные принадлежности в сумку. А учитель не отрывала глаз от ученицы. Она как будто в ней что-то разглядела. То ли учителя подкупила покладистость девочки, то ли порадовали знания в области химии, а может она и вправду что-то разглядела. Женщина, улыбаясь, обратилась к Лизе:

– Сегодня начали составлять списки участников муниципального этапа школьных олимпиад, и я тебя хочу внести в этот список.

– Анна Викторовна, спасибо, но я вынуждена отказать – сказала Лиза.

– Почему? У тебя неплохие успехи в освоении химии. Даже если ничего не выиграешь, получишь хотя бы бесценный опыт. Я настоятельно рекомендую участвовать в олимпиаде.

– Опыт чего? Участия в олимпиаде? Вы думаете мне этот опыт реально пригодится в жизни?

– Лиза, ты еще маленькая и многого не понимаешь. Ты не можешь знать, что тебе действительно пригодится в жизни, а что нет.

– Ну олимпиады то здесь причем?

– Лиза…

– Хорошо – перебила девочка учителя – допустим, олимпиада – это что-то очень важное для жизни, но не по химии же.

– А что тебя не устраивает в химии?

– Анна Викторовна, мне очень нравится этот предмет. Я люблю решать задачи, я очень люблю, когда вы нам даете на самостоятельных работах цепочки превращений. Но я не могу участвовать в олимпиаде по химии. Ведь, если я буду участвовать, то мне придется готовиться к олимпиаде. А я не должна много времени уделять химии. Я должна время уделять экономике и чуть-чуть математике. Мне после школы на экономический поступать.

– Ох, Лизочка, вы, подростки, склонны по сто раз на дню менять свое мнение. И так что до поступления в университет, ты точно также можешь собираться и на юриспруденцию, и на инженерный. Знаешь, как вашим мнением легко управлять? Вот вышел десять лет назад сериал про военных, так все мальчики кадетами резко захотели стать. А семь лет назад сняли сериал про врачей, так потом в медицинских академиях конкурс был страшный, аж по сто человек на место. Сейчас по телевизору сериал про школу и учителей показывают. Так вот я сейчас смотрю на вас, как на потенциальных конкурентов. Глядишь и пединституты заполните – с улыбкой произнесла учительница.

– Менять свой выбор склонны те, у кого этот выбор есть – грустно произнесла Лиза – до свидания, Анна Викторовна.

Лиза собрала сумку, закинула ее на левое плечо. То самое плечо, на котором проявился след от удара розгой. Там сейчас синяк, а потому закинутая на плечо сумка, доставила болевое ощущение, что сразу проявилось на лице у девочки. Лиза покинула класс. Необходимо было успеть в столовую. Там сейчас большие очереди, и если по раньше прийти, то может хватит времени, чтобы покушать. А если нет, то придется голодной идти на следующий урок.

Каждый понедельник у Лизы было по семь уроков. После школы она сразу шла домой. Дома делала уроки, дополнительно читала экономическую литературу. Иногда вечером созванивалась со своими друзьями. После ужинала в кругу семьи. Принимала пенную ванну. Ванна помогала расслабиться, забыть неприятности нынешнего дня и настроиться на день грядущий. Часто, принимая ванну, Лиза испытывала боль, особенно, когда перед погружением в воду, на ее теле появлялись новые следы от ударов розгами. Но Лиза нашла выход, как не чувствовать боль. Она берет с собой специальный подсвечник. Подсвечник керамический выполнен в форме керосиновой лампы, состоит как-бы из двух ярусов. На нижний ставится свечка, верхний ярус является ванночкой для аромомасел. Каждый прием пенной ванны сопровождается приятным благоуханием лаванды. Запах лаванды, тусклое горение свечи, пена – все это не только придает романтический антураж, но и помогает забыть о боли, как физической, так и душевной. Такой прием ванны – это обязательный акт каждого дня. Он дарит чувство защищенности и веры в то, что скоро все поменяется в лучшую сторону. Это бегство от реальности в маленький добрый мир подростка.

После принятия ванны Лиза отправляется спать.

Пока не было родителей, график дня Лизы был немного изменен. Нет, график оставался прежним. Все по расписанию: школа, внешкольные занятия, ужин, ванна, сон. Изменилось эмоциональное наполнение этого режима. Оно стало более спокойным, отчасти дарило радость. Пока не было родителей, Лиза ужинала у себя в комнате. Отец бы не позволил грязным тарелкам заполнять рабочий стол, а крошкам от шоколадного кекса присутствовать на кровати. Но когда его нет, кто что может запретить?

5

Безмятежные два дня быстро пролетели. И вновь ужинать пришлось в кругу семьи. Обычно за столом чувствуется напряжение. Но сейчас его не было. Его никогда нет, когда отец доволен. А сегодня он уладил дела со своими партнерами, поэтому за столом сидел добрый папа и пытался даже шутить, рассказывать смешные истории. Зато напряжение создавала Лиза. То ли она настолько привыкла жить самостоятельно, и приезд родителей заставил ей выйти из зоны комфорта, то ли у нее есть обида на родителей за жестокое обращение с ней.

Сначала она прятала свое недовольство. Но позже недовольство стало перерастать в злость и выходить наружу. Она ковырялся в тарелке и исподлобья поглядывала на своих родителей.

– Ой, родные мои, я вам сейчас такую историю расскажу – воодушевленно начала рассказ мать – я же у сестры была, мы с ней отправились по магазинам. Столько вещей примерила с ума сойти. Так вот зашли мы в магазин верхней одежды. А там шубка норковая так и просит, чтоб я ее одела…

– Надела! – перебила рассказ Лиза.

– Ой, да какая разница?

– Большая.

– Сейчас это неважно. Важно то, что эта шубка стоит всего семьдесят пять тысяч! Представляете?

Лиза брезгливо посмотрела на свою мать, после злобно обратилась к ней:

– Слышала, что врожденный интеллект ребенка определяется интеллектом его матери. Я надеюсь, что я приемный ребенок или что меня в роддоме с кем-то перепутали. Потому как быть такой тупой, как ты, это просто невыносимо.

После этих слов Лиза встала из-за стола и проследовала к себе в комнату.

Удивленная услышанным в свой адрес от дочери мать, обратился к мужу:

– Сеня, что это было? Что она себе позволяет? Иди разберись с ней!

Мужчина встал из-за стола. Схватился за ремень и с насмешкой сказал:

– Не беспокойся, разберусь.

Отец пошел в комнату к Лизе. Спустя какое-то время мать на цыпочках подкралась к двери, где разговаривали Лиза со своим отцом, и стала подслушивать их разговор.

Когда, отец вошел в комнату к девочке, она встретила его недобрым взглядом и фразой:

– Пришел бить меня?

– Я пришел с тобой поговорить – сказал отец и присел на стул.

– Это что-то новенькое – язвительно произнесла Лиза.

– Ну все хватит ядом прыскать – улыбнулся отец и продолжил – дочь, интеллект бывает не только врожденный, но и приобретенный. А насчет матери твоей. Я даже не знаю, как так получилась. Вроде была как все, мыслила не глупо. А потом ты родилась. Такой маленькой розовый комочек счастья. Я взглянул на тебя в первый раз и в груди что-то защемило. Я вдруг все осознал. Я вдруг понял для чего я живу. И мать твоя тоже все поняла. Она с головой ушла в эту возню с пеленками. Она от тебя не отходила ни на шаг. С работы уволилась. В перерывах между кормлением и сменой подгузников хоть книгу бы какую-нибудь почитала… А когда тебе было три года, я взял на себя вопрос с твоим образованием. Пустоту, которая образовалась у твоей матери, быстро заполнили всякие ток-шоу и сериалы. Вот и отупела немного. Но какой бы она не была, она твоя мать и моя жена, и мы должны не то чтобы ее уважать, хотя бы не презирать. Помнишь, как у Вольтера: «Торжество разума заключается в том, чтобы уживаться с людьми, не имеющими его».

В комнате Лизы атмосфера стало теплой, доброй, дружественной. Лиза с отцом негромко засмеялись. Между ними было понимание.

– Пап, почему ты цитируешь Вольтера, а живешь по Домострою? – с жалостливыми глазами спросила Лиза.

– Дочь, на меня иногда накатывает волна эмоций, которые мне сложно контролировать.

– Папа, согласись, что я не являюсь причиной этих эмоций.

– Ну как же? Мне порой мать про тебя такое расскажет, что мне хочется взять ремень или розги в руки и идти тебе мозги на место вставлять.

– Мать расскажет… она тебе постоянно про меня что-то рассказывает, а ты ей веришь.

– Почему я не должен верить? Она же твоя мать, она про тебя врать не будет.

– Конечно не будет… – обиженно произнесла Лиза – а хочешь я тебе кое-что расскажу?

На этих словах мать, которая подслушивала весь разговор, ворвалась в комнату. Своим появлением она перебила не начавшийся рассказ Лизы. Мать явно была чем-то обеспокоена. Она знала, что Лиза владеет не самой приятной для нее информацией. От этого отношение матери к дочери было холодным. Она не испытывала жалости к ребенку, которого периодически избивали. Наоборот, она инициировала проявление таких методов воспитания. И сейчас тоже.

– Что ты с ней любезничаешь? – обратилась она к мужу – ты обещал с ней разобраться!

– Я уже с ней поговорил, мы все выяснили – спокойно ответил ей муж.

– Все выяснили? Сейчас посмотрим – истерично сказала мать и вышла из комнаты.

– Я правда не понимаю, о чем она – сказала Лиза отцу.

Тем не временем женщина нервно стала рыться в карманах своего пальто. Потом полезла в сумку. Достала оттуда пачку сигарет. И со злобной ухмылкой вернулась в комнату:

– А это как ты объяснишь? – спросила мать и кинула пачку сигарет на стол.

– Честно, это не мое! – растеряно произнесла Лиза.

– Лиза, не ври нам, мы знаем, что ты куришь – спокойно и невозмутимо произнес отец.

– Я не курю. Я буквально пару раз попробовала и все – оправдывалась девочка.

– Этих пару раз хватило, чтоб тебя отчислили из гимназии.

– Меня не отчислили, вы сами забрали мои документы.

– Лиза! – отец повысил на девочку голос – ты же понимаешь, что мы добровольно забрали документы, чтобы тебя с треском оттуда не выгнали?

– Пап, да там каждый второй курит, и никого не отчисляют. А меня бы отчислили? Да ты сам подумай! – опять на девочку на катили слезы. Порой бывает так сложно доказывать правду.

– Я не собираюсь строить гипотезы, что-то предполагать. Я сужу по фактам. И если матери позвонили из гимназии…

Девочка перебила отца, пробормотав себе под нос:

– Гм, испорченный телефон какой-то.

– Так все! Хватит! Устроили тут. Что ты хотела этим сказать? – обратился он к матери – Что она курит? Ну и пусть курит! Хочет травить свой организм? Ее право.

Мать явно была недовольна реакцией главы семейства. Ей нужно было добиться определенной реакцией, и она знала как, поэтому продолжила:

– А ты знаешь, кто эту пачку принес? Нет? А я скажу! Наш участковый. Да-да. Он прямо в квартиру поднялся, принес пачку и еще много интересного рассказал про нашу дочь.

– Да что за бред ты несешь? – выкрикнула Лиза – папа, не верь ей!

– Это правда? – яростно спросил отец Лизу.

– Нет, я же тебе говорю! – у Лизы началась истерика – Ну когда же ты меня услышишь, что она тебе врет? Она постоянно врет!

– У тебя есть пять минут. И я вернусь сюда. А дальше ты знаешь, что я сделаю – спокойно, сдерживая агрессию, произнес отец.

Лиза не стала медлить. Она схватила пачку сигарет со стола и побежала в прихожую. Надела пальто и сапоги и выбежала на улицу. Она бежала долго и бесцельно. В голове ни одной мысли, только эмоции. Эти эмоции давали силы и энергию для бега. Она убежала за пределы жилого комплекса. Прошла через парк и забрела в другой жилой район. В этом районе не было дорогих элитных домов, здесь стояли обычные панельные девятиэтажки. Лиза присмотрела себе не заснеженную лавочку возле какого-то подъезда. Присела. Позже достала пачку сигарет и начала выкуривать одну сигарету за другой.

Отец никогда не давал такой возможности. Возможности избежать наказания. Возможно, и сам не хотел. Он чувствовал, что вот-вот и его рассудком завладеют эмоции, и он уже не сможет не сдержаться. Поэтому предупредил Лизу. Мать же и вовсе ждала прежней реакции, поэтому удивилась и тому, что Лизе дали уйти, и тому, что Лиза ушла:

– И что ты это так оставишь? – спросила она мужа.

– Вернется – поговорим.

– А если не вернется?

– Вернется! – утвердительно сказал мужчина и пошел в спальню.

6

Лиза продолжала сидеть на той лавочке и курить. Она не о чем не думала. Просто выжидала момент, когда может вернуться домой.

Тишину нарушили шуршание пакета и хруст снега. Кто-то шел. Лиза обернулась и увидела свою школьную учительницу по химии:

– О, Анна Викторовна, добрый вечер – не вынимая сигареты изо рта, произнесла девочка.

– Лиза, что происходит?

– Вам что-то не нравится?

– Ты уже умная девочка, зачем ты так поступаешь? – учительница была полна негодования – выдрать бы тебя по-хорошему!

– В очередь становитесь – злобно произнесла Лиза.

– Вы посмотрите, она еще дерзит мне! Родители, наверное, обрадуются, когда их ребенок в прокуренных вещах домой вернется!

– Не вернется… – пробормотала Лиза.

– Что ты сказала? Как это не вернется? – расспрашивала учительница.

– Вот так не вернусь! Из дома я ушла!

Слова девочки рассмешили Анну Викторовну. Она взглядом взрослого человека на неразумного ребенка начала говорить:

– И куда ты пойдешь?

– Никуда! Здесь сидеть буду.

Учительница тяжело выдохнула:

– И давно ты тут сидишь?

– Давно.

– Молодец! Еще и без шапки. Заболеешь же! – стала причитать учительница.

– Ну и отлично. С удовольствием на недельку в больницу лягу. Всяко лучше, чем сейчас.

Анна Викторовна увидела в девочке сильную обиду, злость. Она подумала, что сможет помочь Лизе, поэтому предложила:

– Пойдем ко мне!

– Куда? – спросила Лиза.

– В гости ко мне зайдешь, отогреешься. Посмотрела бы на себя, вся посинела от холода. Чай попьем.

– Черный? – нахмурив брови, спросила девочка.

– Чай? Да, черный.

– Тогда пойду!

– Только прошу тебя, выброси эту гадость.

Лиза последовала совету учительницы. Она выбросила сигарету. А после проследовала с ней в дом.

Подъезд девятиэтажного дома был не похож на подъезд дома, в котором живет Лиза. Во-первых, здесь не было консьержки. Во-вторых, не на всех этажах горел свет. В-третьих, стоял стойкий запах рвоты вперемешку с мочой. Ну и конечно, настенная живопись. Куда без нее? И такая же примитивная, как у первобытных людей. Хаотично расписана стена словами, относящимся к нецензурной брани. Лиза и Анна Викторовна поднялись на третий этаж. Вошли в квартиру. Интерьер квартиры учительницы по химии не был роскошным. Все какое-то серое, неприметное, но чертовски уютное. Там было тепло. Там был домашний уют.

Вошедших встретил мужчина в протертых брюках и футболке. Он подошел к учительнице, произнес:

– Привет, любимая.

Поцеловал свою благоверную и помог снять пуховик.

Анна Викторовна представила девочку своему мужу:

– Сереж, знакомься, это Лиза – моя ученица.

– А ты, Анечка, стала занятия на дом брать? – поинтересовался Сергей.

– Нет, там сложная история… Лиза, что стоишь? Снимай пальто и проходи в гостиную, будем чай пить.

Лиза сняла пальто, сапоги. Собралась пройти в гостиную, как ее остановил вопрос Сергея:

– Подожди! Так это я тебе дал прикурить? Там возле подъезда.

– Ну да – виновата ответила Лиза.

– Сережа! – возмущено сказала Анна Викторовна.

– Что Сережа? Я откуда знал, что это твоя ученица? – начал оправдываться Сергей.

– Ей же восемнадцати нет!

– Так и не скажешь! А на лбу возраст не написан! Мне что паспорт надо было попросить?

– Ох, Сережа… – произнесла Анна Викторовна и ушла на кухню.

В прихожей оставались Сергей и Лиза. Сергей наклонился к Лизе и шепотом с улыбкой произнес:

– Училка в школе, училка и дома. Не обращай внимания. Давай пальто повешу.

Лиза улыбнулась мужу Анны Викторовны, отдала свое пальто ему и проследовала в гостиную.

Лиза, Анна Викторовна и Сергей сели за стол. Анна Викторовна разлила чай по чашкам. Поставила в центр стола сахарницу.

– Лиза, угощайся – обратился Сергей к девочке – пирог с картофелем и грибами. Пирог пек сам и грибы сам собирал, между прочим.

– Ничего себе! – удивилась Лиза.

– А что твой отец не печет пироги? – улыбаясь, спросил Сергей.

– Отец… да у меня мать ничего не печет. Она обычно готовую еду покупает.

– Хорошо живете значит. А мы сами готовим.

После этих слов поселилось неловкое молчание. Молчание нужно было как-то разбавить. Инициативу взяла на себя Анна Викторовна. Она обратилась к Лизе:

– Иващенко, так что ты решила насчет олимпиады?

– Анна Викторовна, я откажусь – ответила Лиза.

– Иващенко… хм… я работаю на заводе… я технолог обработки драгоценных камней. Так у нас руководитель фирмы – Иващенко – конченная сволочь! Вы даже не представляете – высказал Сергей.

Лизу рассмешили эти слова. Она продолжила разговор:

– Я представляю! Это мой отец!

– Сережа! – тяжело вздохнув и неодобрительно покачав головой, произнесла Анна Викторовна.

Лиза не чувствовала обиду за слова Сергея. Теперь она точно чувствовала себя комфортно в доме учительницы химии. А Сергей с Анной Викторовной явно ощущали дискомфорт. Они покраснели от стыда. И опять воцарилось неловкое молчание.

На этот раз молчание решил прервать Сергей. Однако подобрать нужные и правильные слова было непросто, также непросто, как и подобрать правильную интонацию. Одну и ту же фразу можно произнести с разной интонацией, тем самым наделив эту фразу разным эмоциональным подкреплением, что повлечет и различную реакцию собеседника. Сергей, что чувствовал неловкость, хотел подобрать слова с максимально мягкой и отводящей от прежнего разговора интонацией. Но человек так устроен, что, чем сильнее его стремление приблизиться к идеалу, тем в реальности он ближе к тому состоянию, от которого бежит. Сергей позволил себе, хоть и непреднамеренно, грубость, обозвав отца Лизы. Соответственно, сейчас ему необходимо проявить максимальный интерес в следующем вопросе, избегая грубость. Но ничего не вышло. Как положено в таких случаях Сергей немного грубо, как бы с претензией спросил:

– Раз у тебя отец такой богатый, почему ты в обычной школе учишься, а не в гимназии?

– Я училась в гимназии-пансионате все это время – ответила Лиза.

– Гимназия-пансионат? Это где-то в Англии? – заинтересовано спросил Сергей.

– Нет. Это у нас. Пятнадцать километров от города – ответила Лиза.

– Наверняка что-то элитное из себя представляет. Здание поди бывшая усадьба каких-то там графов? – в шутливой форме поинтересовался Сергей.

– Там территория, огороженная забором. На территории три корпуса и конюшня. Первый корпус – учебное здание – выглядит как обычная школа, только с хорошей отделкой и ремонтом. Второй корпус – жилой – является неким общежитием коридорного типа. Коридор протягивается через весь этаж. На каждом этаже расположено по тридцать комнат. В комнаты селят по два человека. Само здание имеет небольшую этажность – всего семь этажей. На трех нижних живут мальчики, на трех верхних – девочки; а по середине – столовая и библиотека с читальным залом. И здание корпусов обычные панельные. В наследство нашей гимназии никакой усадьбы не досталась – разъяснила Лиза.

– Да и откуда у нас тут графы взялись?! – добавила Анна Викторовна.

– А конюшня вам зачем? – продолжал расспрашивать Сергей.

– Она не для нас, конюшня – для лошадей. У нас наравне с обычными уроками проходили уроки по верховой езде.

– Ого. А еще какие причуды были в этой гимназии?

– Причуды… хм… ну разве что красная в клеточку школьная форма, как в хентае.

– Хентае?

– Да. Хентай – это мультипликационное японское порно – смело ответила Лиза.

После слов Лизы за столом последовала неоднозначная реакция. Сергей рассмеялся. А Анна Викторовна чуть не подавилась чаем. В который раз, покрасневшая, она отодвинула чашку с чаем, сердито посмотрела на девочку и так многозначно сказала:

– Лиза!

Да уж, если бы не интонация, то наша речь стала бы скучна и однообразна. Ведь эмоции человека пока еще не способны передать смайлики и анимационные картинки. Безусловно, используя их в переписки, мы придаем сообщениям эмоциональность. Но эта эмоциональность односторонняя. Так, мы действительно с помощью смайлика выразим свое собственное настроение. Но поймет ли наше настроение адресат? Может для него именно этот смайлик что-то другое значит? Другое дело – живое общение. Это не просто обмен вербальными и невербальными знаками, это нечто большее. Анна Викторовна могла и не говорить: «Лиза!». Одного взгляда вполне хватило чтобы немного пристыдить подростка.

– Почему забрали твои документы с той гимназии? – спросил Сергей.

– Отец испугался, что там разгорится скандал и его имя засветят в СМИ – невесело ответила Лиза.

– Из-за чего скандал?

– Да там и не было бы никакого скандала. Просто директор увидел, как мы курим с одноклассниками на перемене, и сообщил об этом родителям. А отец подумал, что это может перерасти во что-то серьезное, поэтому забрал мои документы.

– Ну в городе есть еще гимназии для таких детей богатеньких родителей, как ты. Почему в обычную школу?

– Опять из-за страха скандала. Отец мне не доверяет. И думает, что я могу что-то учинить. Логика моего отца такая, что людей с фамилией Иващенко много, но богатых Иващенко в городе почти нет, только отец. И если в обычной школе кто-то по фамилии Иващенко что-то натворит, то этому никто внимания даже не придаст, мало ли таких учеников во всем городе. А вот если это произойдет в элитной гимназии, то автоматически пострадает репутация отца. А его репутацию можно конвертировать в деньги. Соответственно, чем лучше репутация, тем больше у него денег. А для папы нет ничего важнее, чем его деньги и бизнес, который приносит деньги.

– Лиза, думаю, ты наговариваешь на своего отца – вмешалась в разговор Анна Викторовна – для любого родителя всегда на первом месте его ребенок.

– Ну это вы, Анна Викторовна, отца просто моего не знаете.

– Лиза, я его знаю – сказал Сергей – не знаю, как дома, но на работе его только деньги волнуют; ни сотрудники, ни покупатели, ни контрагенты, ни конкуренты, ни собственная продукция ему не интересны. Только прибыль.

– Это правильно. Цель предпринимательской деятельности – прибыль – попыталась оправдать Анна Викторовна отца Лизы.

– Нет, не правильно. Кроме коммерческих должны быть и другие цели. Иначе нет поля для роста и развития фирмы. Нет ничего хуже, чем зациклиться на прибыли – вступил в спор Сергей.

– А как без прибыли можно добиться других целей? – поддержала спор Анна Викторовна.

За столом спор шел час, может больше. Спорили Анна Викторовна и Сергей. Лиза молчала, пила чай и наблюдала на ведущих спор людей. Пока необъяснимо почему, но Лизе эта картина нравилась. Наверное, она хотела бы иметь именно такую семью. Да, Анна Викторовна и Сергей жили скромно, но уютно. Их дом наполнен душевной теплотой, а не роскошными предметами декора. Эти два обычных ничем непримечательных человека наполнили дом теплотой. Есть ли счастье в деньгах, а соответственно в проблемах, с которыми приходится сталкиваться тем, кто имеет большое состояние? Или счастье – это тихая скромная гавань? Богатый шторм или скромный штиль? – решать каждому.

7

Лиза в тот день сделала свой выбор. Она решила, что не будет поступать на экономический и не поедет в Москву учиться. Как об этом сказать отцу? Как вообще явиться сегодня домой безнаказанно? Нужно где-то остановиться, у кого-то переночевать. Нагло пользоваться гостеприимством учительницы и ее супруга Лиза не захотела. Поэтому пошла в сторону дома в надежде, что в пути ей придет идея.

Идея пришла в подъезде дома. Лиза вошла с подъезд и подошла к коморке консьержки. Заглянула в небольшое окошко.

– Лидия Васильевна! – тихо разбудила Лиза консьержку.

Консьержка в миг отошла от сна. Еле разомкнув глаза, посмотрела на девочку и произнесла:

– Ой, Лизочка, а ты почему домой не идешь? Уже поздно!

– Можно я у вас тут переночую? – спросила Лиза.