Женщины Девятой улицы. Том 2

Оглавление

Мэри Габриэл. Женщины Девятой улицы. Том 2

Часть II. 1948–1951 годы

Грейс

Глава 20. Зов природы

Глава 21. Деяния апостолов, I

Глава 22. Деяния апостолов, II

Глава 23. Слава

Глава 24. Процветание

Глава 25. Бунт и риск

Хелен

Глава 26. Омут чудес

Глава 27. В волнующем трепете

Глава 28. Кукловод

Джоан

Глава 29. Поэма в красках

Глава 30. Из Мексики на Манхэттен через Париж и Прагу

Глава 31. Беспризорники и менестрели

Часть III. 1951–1955 годы

Оставить след

Глава 32. Творческий каминг-аут

Глава 33. Опасности признания

Глава 34. Сказал художнику поэт

Глава 35. Ни по задумке, ни по определению

Открытия руки и сердца

Глава 36. Заплыв против течения

Глава 37. На пороге

Глава 38. Фигуры и речь

Глава 39. Убежище

Глава 40. Перемены в искусстве

Глава 41. Искусство или жизнь

Глава 42. «Красный дом»

Пять женщин

Глава 43. «Гранд-девы», часть I

Глава 44. «Гранд-девы», часть II

Глава 45. «Гранд-девы», часть III

Библиография

Благодарности за предоставление авторских прав и разрешений

Об авторе

Отрывок из книги

В конце октября 1948 года молодая женщина со светлыми волосами до плеч, настолько женственная в привычном смысле этого слова и настолько успокаивающе милая, что запросто могла бы стать лицом рекламной кампании хлопьев для завтрака, стояла перед грязной витриной заброшенного помещения на Четвертой авеню, 85 на самой окраине Гринвич-Виллидж[2]. Ее внешность казалась тут на редкость неуместной, а между тем эти места были ей хорошо знакомы. Относительно недавно, до начала прошедшей весны, когда приняла самое важное решение в жизни, она даже записала сына в здешнюю школу. Решение же это заключалось в том, что женщина отослала своего семилетнего мальчика жить к бабушке и дедушке в Нью-Джерси, чтобы ничто не мешало ей, оставшись в Нью-Йорке, заниматься живописью[3]. Она оставила позади все – работу, мужа, любовника, сына, – ради того чтобы стать художником, толком не зная даже, что это, собственно, значит. Она знала только, что обязана это сделать, и теперь пришла к человеку, который мог подсказать ей, как именно. Женщина позвонила в дверь, из окна сверху высунулась голова. Она крикнула: «Меня зовут Грейс Хартиган, мне нужен Билл де Кунинг. Меня направил к вам Джексон Поллок».

Билл пригласил ее войти[4].

.....

Ларри Риверсу не нужно было адаптироваться к хипстерству, оно было у него в крови. Парень играл на баритон-саксофоне в джаз-бэндах еще подростком и как-то сам перешел на язык, внешний вид и привычку к наркоте, характерные для этой «предрассветной культуры». Его жизнь в те давние дни делилась между двумя мирами: бьющимся сердцем джаза на 52-й улице в Манхэттене и Бронксом, где в многоквартирном доме в квартале, заселенном преимущественно евреями из Восточной Европы, жила его семья[167]. По ночам Ларри играл на саксофоне, а днем помогал отцу доставлять грузы да ухаживал за соседкой, молодой женщиной, у которой был маленький сын. Вскоре они поженились, у них родился общий ребенок, и Ларри-саксофонист и наркоман стал Ларри – главой семейства с женой, двумя сыновьями и похожей на святую тещей по имени Берди[168]. В анналах нетрадиционных бытовых структур его семья на протяжении многих лет будет одной из самых странных, но, как это ни удивительно, при этом самых гармоничных.

Летом 1945 года Ларри предложили работу – в течение трех недель играть в бэнде на курорте в штате Мэн. (Единственный вопрос на прослушивании звучал так: «Наркотой балуешься?» Чтобы быть зачисленным, надо было ответить «да»[169].) Там он познакомился с Джейн Фрейлихер, женой пианиста, и уже через нее раскрыл в себе одну из величайших страстей своей жизни – живопись.

.....