Читать книгу Лесоруб Ася - Михаил Александрович Каюрин - Страница 1

Ася оставила учёбу в техникуме в начале первого семестра.

В стране уже три месяца полыхало жаркое пламя войны. Немцы упорно рвались к Москве, сводки информбюро каждый день были всё тревожнее и тревожнее.

Студенческие группы поредели, часть парней ушли добровольцами на фронт. Написали заявление и несколько девушек, но их пока не призывали.

В первых числах сентября их третий курс отправили в колхоз на уборку урожая, а после возвращения объявили: обучение станет платным. Для Аси озвученная сумма была неподъёмной.

Небольшой зарплаты матери итак едва хватало для приобретения самых дешёвых продуктов. Дополнительный довесок в расходах вынудит голодать всю семью. Этого допустить Ася не могла. Правда, младший брат Иван, поступив на курсы шоферов, стал получать стипендию, но эта стипендия была такой скудной, что заметного увеличения семейного бюджета не произошло.

Сообщив матери о своём решении оставить учёбу, Ася занялась поиском работы и потратила на это две недели. Никаких вакансий кроме мытья полов во всей округе для неё не нашлось. Сказывалось тёмное пятно в её биографии. Её отец арестован в 1937 году и осужден на 10 лет лишения свободы по Ст.58-10 УК РСФСР. Для всех окружающих она теперь дочь врага народа.

И тогда Ася отважилась на отчаянный поступок. Ещё в первые дни поиска, когда она заглянула на биржу труда, ей бросилось в глаза объявление, напечатанное крупным жирным шрифтом.

Вначале оно не заинтересовало её, поскольку речь шла о приёме лесорубов в урочище Дальний Тырым. Это была тяжёлая мужская работа, требующая определённых навыков и физической силы, и для неё, казалось, не подходила.

После безрезультатных хождений по конторам и учреждениям, убедившись, что подходящей работы ей не найти, Ася ещё раз подошла к знакомому объявлению. Внимательно прочитав каждую строчку, она решилась попробовать себя в качестве лесоруба.

На бирже труда, как ни странно, её решению не удивились и оформили направление на лесоповал без лишних вопросов. Разгорающаяся война сняла все ограничения на женский труд.

На сборы отводилось двое суток.

Возвращаясь домой, Ася готовилась к непростому разговору с матерью. Сообщить о своём отъезде в глухую тайгу Ася решила вечером, когда они втроём сядут ужинать. Ей необходима была поддержка брата. Она была уверена, что Иван поймёт и поддержит её.

За ужином, когда мать поставила на стол сковородку с жареной картошкой, Иван, открывая банку с солёными грибами, неожиданно спросил:

– Ну, как, сеструха, нашла сегодня работу – или опять по нулям?

Вопрос брата был неожиданным. Ася изучающе посмотрела сначала на Ивана, потом перевела взгляд на мать, словно оценивая их готовность к восприятию ошеломляющей новости, и с напускным безразличием сказала:

– Да, сегодня мне повезло, работу я нашла.

– Нашла? – удивилась мать. – А чего ж молчала? Вот радость-то какая!

– Видать, подвернулась такая работа, про которую и говорить-то не хочется, не то, чтобы радоваться, – проговорил Иван язвительно.

– Не бреши, – одёрнула сына Евдокия и насторожилась, в её глазах мелькнула тревога. – Полы мыть устроилась?

– Нет, мама, – вздохнула Ася. – Поломойке мало платят. В леспромхоз я устроилась, буду лес валить наравне с мужиками.

Маленькая сухая рука матери дрогнула, из неё выпала ложка, улетела под стол.

– Как же ты решилась, Асенька? – дрожащим голосом вымолвила она с осуждением. – И со мной даже не посоветовалась.

– Прости, мама, но я знала, что ты будешь против, – Ася встала, подошла к матери, обняла её за плечи. – Не беспокойся, пожалуйста, всё будет хорошо. В лесу много женщин уже работает, так что там я буду не одна. Буду вместе с ними ковать победу над врагом, сейчас лес, ой, как нужен стране! Эвакуированные заводы в чистых полях стоят под открытым небом, люди остались без крыши над головой, а зима уже на пятки наступает.

– Так оно, дочка, сейчас вся страна нуждается в помощи. Но ты же никогда лес не валила, какой с тебя работник в тайге? – с жалостью выговорила мать. – Занедужишь от непосильной работы, а то ещё хуже – придавит бревном случайно.

– Мама, не нагоняй страха, – поморщившись, вступился за сестру Иван. – Наш отец тоже не умел валить лес, но жизнь заставила, и он научился. И Аська научится, не боги горшки обжигают. Другие бабы смогли же освоить эту работу, помогут ей на первых порах. Зато какая красивая кругом тайга, чистый воздух! А запах один чего стоит! Хвоя и смола дурманят голову, сил придают человеку. Да и харч в тайге посытнее нашего будет, верно, сестрёнка?

Ася увидела, как Иван подмигнул ей, намекая, чтобы она продолжила в том же духе.

– Да, мама, питание там хорошее, – подхватила Ася, – суп с мясом, каша с тушёнкой, чай с маслом. Зарплату буду привозить домой нетронутой, в тайге её тратить без надобности, да и негде.

– Ой, Ася, загробить ты себя хочешь по собственной воле, – запричитала Евдокия, смахивая с глаз накатившиеся слёзы. – Надорваться можно на такой работе, а ты будущая баба, тебе ещё детей рожать, подумай об этом. Мужики посильнее вас, и те пупы рвут, грыжу зарабатывают. В лесу физическая сила нужна, видела я, как отец ваш жилы рвал на делянке, чтобы норму выработать.

– Всё, мама, хватит причитать, отговаривать меня уже поздно, я приняла для себя решение, – наставительно-ласково проговорила Ася и, чмокнув мать в щёку, отстранилась от неё, подняла упавшую ложку, села на прежнее место. – Давайте будем ужинать.

За весь ужин никто из них больше не проронил ни слова. Евдокия будто сжалась в комок и периодически утирала краешком фартука катившиеся из глаз слёзы.

После ужина Иван, потолкавшись в комнате некоторое время, ушёл к другу. Ася с матерью остались вдвоём. В доме повисла тягостная тишина.

– Мама, да не переживай ты так за меня, – не выдержав мучительного напряжения, заговорила Ася. – Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты ведь не одна остаёшься, Ваня всегда будет рядом с тобой. Ничего практически не меняется. Ты же не плакала, когда я училась в другом городе, правда? Хотя меня тоже неделями не было дома. Сейчас наши встречи будут чуть реже, что тут такого?

– Боюсь я за тебя, дочка, – потухшим голосом сказала Евдокия. – В тайге хулиганистый народ собирается, обидеть могут. А заступиться за тебя будет некому, там каждый за себя.

– Глупости всё это, мама, – хорохорясь, проговорила Ася. – Люди везде одинаковы, только характеры у них разные. К каждому требуется отдельный подход. Кто-то признаёт только силу, а для кого-то важна доброта и ласка. Жизнь в общежитии за два года меня многому научила. Я и сдачи могу дать, если потребуется. Ты, мамочка, плохо меня знаешь. Твоя дочь выросла сильная и отчаянная, даже драться умеет. Тебе просто не довелось убедиться в этом.

Евдокия слушала Асю, а глазах стоял один немой вопрос: выживешь ли ты, дочь, там, в тайге, в неизвестных и непредсказуемых условиях?

Весь следующий день был посвящён сборам в дорогу. Ася неторопливо выкладывала на стол все свои личные вещи. Потом, после некоторых раздумий, что-то убирала назад, что-то тут же дополняла. Трудность заключалась в том, что она не знала достоверно, в каких условиях ей предстоит жить, и когда разрешат взять выходной. Будет ли там электричество, или придётся коротать вечера при свечке? Есть ли возможность нормально помыться, или предстоит довольствоваться нагревом ведра воды на печке? На бирже труда на эти вопросы она не получила вразумительных ответов. Сейчас эти вопросы задавала ей мать, и Ася, чтобы не расстраивать её понапрасну, на ходу придумывала картины таёжной жизни и без заминки описывала мнимый быт лесорубов.

Ранним утром следующего дня Ася в сопровождении Ивана вышла из барака. С матерью она простилась в комнате, попросив не провожать её дальше порога. Туго набитый вещевой мешок с затянутыми вверху лямками нёс на плече Иван. Он вызвался проводить Асю на вокзал и посадить в поезд.

– Ты, это…сильно не умничай там в лесу, – озабоченно посоветовал он, когда они расположились на угловой лавке в закопчённом зале ожидания.

– Что значит «не умничай»? – спросила Ася с недоумением.

– Не умничай – значит не лезь в бутылку по пустякам со своими принципами, – поучительно сказал Иван. – Веди себя тихо и мирно, присмотрись к людям, к их заведённым правилам. Хоть ты и жила в общежитии два года самостоятельно, но это ещё не означает, что ты уже тёртый калач. Мать ведь не зря беспокоится за тебя – с блатным народом ты не сталкивалась. У этого люда свои правила жизни, другие порядки и повадки.

Ася с большим удивлением покосилась на брата и спросила:

– Ты-то откуда про всё это знаешь?

– Плавали – знаем.

– И где это мы плавали? – не отступалась Ася.

– Неважно, – попытался отмахнуться от неё Иван. – Раз говорю – значит, знаю.

– Нет, Ваня, это очень важно.

– Твоя назойливость на блатном жаргоне означает «лезть в бутылку».

– И всё же?

– Вот привязалась, – недовольно пробурчал Иван. – К Ваське Бородину, дружку своему, в гости хожу. Он в соседнем бараке живёт. У них там год назад в двух комнатах блатные поселились, насмотрелся я на их жизнь, наслушался всякого, оттуда и все познания.

– И что, на этих бандюков никакой управы нет?

– Ты что такая наивная? Кому хочется рисковать своим здоровьем? У блатных все разборки заканчиваются мордобоем и поножовщиной. Поэтому никто из жильцов и не смеет перечить им, закрываются на засов и сидят тихо, пережидают, пока те не угомонятся.

– Ты, Ваня, такие страсти рассказываешь, что мне даже не верится, – содрогнувшись, тряхнула головой Ася и передёрнула плечами.

– Верится тебе, или не верится – но будь осторожнее, – поучительно высказал Иван. – Может на этом Дальнем Тырыме и неплохой народ собрался, работящий, но держать ухо востро никогда не лишне. В любом коллективе всегда отыщется какой-нибудь урод, который не хочет жить по общепринятым правилам.

В словах Ивана было что-то незнакомое и уже не мальчишеское. И только сейчас Ася обратила внимание на то, что и голос брата изменился – стал более грубым, мужским.

«А ведь он действительно становится мужчиной, – подумалось ей вдруг. – Через полгода ему исполнится восемнадцать, он станет совершеннолетним».

От этой мысли ей стало тревожно. Ася была уверена, что война через полгода не закончится – слишком далеко продвинулись немцы, значит, брата призовут в армию и отправят на фронт.

Поражённая последней своей мыслью, она уставилась на Ивана так, как будто сейчас не он её провожал в неизвестную жизнь, а она отправляла его на фронт.

– Ты чего вылупилась? – не догадываясь о её мыслях, спросил Иван. – Урод обязательно объявится, вот увидишь.

– Хорошо, Ваня, я прислушаюсь к твоим советам, – сказала Ася с несвойственной ей покорностью.

В это время послышался прерывистый паровозный гудок, к перрону приближался пригородный поезд.

– Вставай, пошли! – распорядился Иван. – Подкатывается твой драндулет.

Иван с лёгкостью подхватил увесистый мешок, забросил на плечо и, не оглядываясь, направился к выходу. Ася последовала за ним.

Паровоз, попыхивая клубами дыма, медленно прополз мимо перрона и остановился, выставив коротенький состав напротив здания вокзала.

Сгрудившиеся толпа молчаливых и хмурых пассажиров начала спешно растягиваться вдоль состава. Иван направился к последнему вагону.

– Там меньше народу, можешь подремать, – бросил он на ходу.

Ася облюбовала скамейку в самом конце вагона, Иван поставил на неё мешок.

– Ну, вот, располагайся, поедешь одна, как королева, – бодрым голосом проговорил он.

Ася присела к окну, Иван остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты, Ваня, не забывай помогать маме, хорошо? – печальным голосом произнесла она. – Я теперь, наверно, не скоро приеду вас навестить.

– Не беспокойся, всё будет в полном ажуре.

Они надолго замолчали, оба уставились в окно. За стеклом моросил дождь. Перрон был пустынным, лишь однажды перед их взорами прошёл железнодорожный рабочий с железным ящиком в руках и мелькнула спешившая по своим делам молоденькая проводница.

– Ты не говорила, как будешь добираться до Дальнего Тырыма, – нарушил молчание Иван. – Я не стал спрашивать тебя при матери, чтобы она не переживала лишний раз. Ей ведь неизвестно, что паровоз ходит только до Пашии.

– До Кусьи доберусь на попутном грузовике, а дальше на конной упряжке.

– Это ведь километров полста по тайге, не меньше. Не боишься?

– Волков бояться – в лес не ходить, – усмехнулась Ася. – Других вариантов судьба не захотела мне предоставить. Не сидеть же на шее у матери из-за страха?

Иван посмотрел на сестру и ничего не сказал.

– И потом, какой может быть страх здесь, в тылу? – продолжила Ася. – Вот на фронте – да, страшно. Или на оккупированных немцами территориях. Там действительно страшно. Слышал ведь, что они творят с местным населением?

– Слышал, – ответил Иван глухим голосом. – И всё же, будь осторожной, и в мирной обстановке всякое случается.

– Я уже слышала про уродов, учту, наставник, – рассмеялась Ася с какой-то казённой улыбкой на лице, театрально, будто репетировала свою первую роль на сцене.

Паровоз издал предупредительный гудок и недовольно фыркнул выброшенным паром.

– Ну, ладно, мне пора на выход, – негромко сказал Иван. – Напиши письмо, как придешь на место, а то мать изведётся вся.

– Напишу обязательно, – пообещала Ася.

Иван спрыгнул с подножки вагона на перрон, когда паровоз дёрнул состав и медленно потащил его мимо здания вокзала. Ася прильнула к окну и видела некоторое время шагающего по перрону брата, потом он исчез из её поля зрения.

Через минуту за окном потянулась бесконечная лента хвойного леса.