Читать книгу Остров с призраками - Михаил Анатольевич Гришин - Страница 1

1

Если рассудить по правде, то раньше Витька никогда островами не интересовался. И вообще Витьке даже думать об этом было некогда, потому что у него и без того дел хватало, как у всякого занятого человека.

Взять, например, школу: в классе больше двадцати учеников, а ни одно даже самое незначительное мероприятие без Витьки не обходится, хоть другие ничуть не хуже могут петь, танцевать, рисовать стенгазету, выступать на соревнованиях и олимпиадах. Да и как откажешься, если тебе доверили отстаивать честь класса. Это только какой-нибудь лодырь может к такому поручению отнестись пренебрежительно, а Витька себя таковым не считал. Он человек нужный и даже почтенный.

Кроме этих школьных обязанностей, Витьке полагалось также выполнять обязанности домашние: пылесосить, выносить мусор, ходить за хлебом и ещё много всяких других мелких дел. Конечно, можно было бы под каким-нибудь надуманным предлогом увильнуть – какая важность! – и предаться своим заботам. Но сознательность не позволяла трудолюбивому Витьке обмануть надежды отца с матерью, которые с работы приходили усталые и любили, чтобы в доме был порядок.

Причём все эти многочисленные дела надо было изловчиться выполнять без малейшего вреда для школьной успеваемости.

Но дела – пустяк, если бы при этом не страдала Витькина личная жизнь. Он чуть – было совсем не отвык хулиганить, едва не превратившись в самого заурядного мальчишку. Да, на его счастье, наступили долгожданные каникулы, отдалив на неопределённый срок такую нерадостную перспективу. Витька сразу почувствовал бодрость и энергию, которые скопились в нём за время примерного поведения.

Вот тогда-то ему своевременно и попалась на глаза старая книга, где один писатель очень толково описал жизнь матроса Робинзона Крузо на необитаемом острове. В общем, всё как-то само собой получилось… Если, конечно, не считать Вовчика, который эту книгу и принёс.

Вовчик был большой любитель чтения – успел перечитать все книги в городской библиотеке и теперь замахивался на Национальную библиотеку в городе Москве. От такого непрерывного чтения голова у него развивалась быстрее, чем всё остальное. И это не удивительно, так как в большой голове удобно хранить много чего полезного. А в маленькой разве всё уместится? Нет конечно! И в конце концов Вовчик стал похож на инопланетянина: огромная голова на хилом теле. Круглые роговые очки, которыми Вовчик очень гордился из-за того, что они будто бы сделаны из панциря самой настоящей морской черепахи, придавали ему ещё больше сходства.

Впрочем, может, Вовчик и правда был таинственным пришельцем, которого соплеменники заслали на Землю приглядывать за мальчишками. Чтобы он, пользуясь их добрым отношением и покровительством, смог разузнать всё о нелёгкой и опасной жизни на Земле и впоследствии рассказать обо всех их ловких проделках своим инопланетным пацанам. Однако, как бы там ни было, Вовчик пользовался общим уважением и, что удивительно, его даже за глаза никто не дразнил очкариком.

После прочтения такой необыкновенно интересной книжки Витька сильно разволновался: как это раньше он умудрялся обходиться без необитаемого острова – даже удивительно. Жил себе как последний болван, занимаясь всякими пустяками, достойными разве что быть забавами для малышей. А где-то, оказывается, стоит необитаемый остров безо всяких дел и ждёт не дождётся, когда Витька на него приплывёт и начнёт осваивать. Возникшее было сомнение по поводу того, что в двадцать первом веке необитаемых островов не осталось, Витька отверг как вредное и не достойное внимания настоящего исследователя, крепко уверовав, что один, да остался. И Витькино предположение подтвердилось. Вот что значит научно мыслить!

2

В выходной, когда Витькины родители ушли к отцовой родне в гости, а сам Витька только расположился на кухне как следует подкрепиться, чтобы потом целый день не отвлекаться на такую мелочь, как еда, в квартиру длинно позвонили и тут же без паузы громко забарабанили в дверь. А так как удары раздавались снизу, колотили, несомненно, ногами.

От такой наглости Витька чуть не подавился.

Взрослый человек не станет хулиганить. Значит, колотил кто-то из ребят. Желая проучить наглеца, Витька, когда бежал по коридору, схватил, что попалось под руку, – тапок, и резко распахнул дверь. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем опустил тапок на голову, было изумлённое лицо толстого Колюни по прозвищу Пельмень.

Поражённый такой встречей, Колюня, запинаясь, пробормотал:

– Т-ты чего д-дерёшься?

– Дверь не для того сделана, – заорал Витька, – чтобы её ногами пинали… кто попало!

Колюня оправдывался, моргая:

– Я к нему по делу пришёл… А он меня сразу тапком по голове… А ещё друг называется!

– А нечего дверь пинать? Она тебе виноватая? – не мог успокоиться Витька. – Для этого звонок имеется.

Опасливо косясь на разъярённого хозяина квартиры, Колюня протиснулся мимо него внутрь, бормоча:

– Если бы не срочное дело, я разве стал бы ногами стучаться? Нет, конечно!

Действительно, любой человек грохот услышит скорее, чем обычный звонок, и Витька успокоился:

– Ладно… Только поаккуратнее надо, а не так… Каждый тут будет…

Увидев на кухне пирожки с начинкой, которые аппетитной горкой возвышались на тарелке, Колюня повеселел. Хотя и без этих пирожков упитанный Пельмень выглядел основательно, как Илья Муромец в молодости: тугие лоснящиеся щёки, пухлые губы, курносый нос в веснушках, заплывшие глаза и вечно взъерошенные волосы.

Две вещи любил Пельмень больше всего на свете: вкусно поесть, отчего у него живот выпирал, как у беременной тётеньки, и этим самым животом пихаться. Подойдёт к какому-нибудь пацану, который стоит себе смирно, никого не трогая… раз, и летит смирный мальчишка вверх тормашками, хлопая глазами от такой несправедливости.

Дело в том, что недавно по телевизору показывали фильм о борцах сумо, и после него Колюня так проникся симпатией к своим толстым собратьям, что стал всем без разбора демонстрировать силу. А так как обладателем такого выдающегося живота числился один Пельмень, то и равных ему не было. От этого он сильно загордился и обнаглел до такой степени, что даже осмелился вызвать на поединок старшеклассников. Только старшие ребята не захотели с ним связываться, меряясь силой таким необычным способом, а дали ему простого пинка под его жирный зад, да ещё вдогон несколько раз по шее, чтобы особенно не задавался и не имел привычки по всяким пустякам приставать к уважаемым старшеклассникам.

Но Пельмень на это нисколько не обиделся, посчитав за слабость противника, и осмелел ещё больше, не давая никому расслабиться во время своего пребывания в школе. (От такой жизни кое-кто даже подумывал перевестись в другую школу). Правда, на этаж к старшеклассникам Колюня ходить перестал, а при встрече с ними предусмотрительно обходил стороной.

Пельмень по-богатырски развалился на табуретке и как должное принялся с тарелки таскать пирожки, заглатывая их, как крокодил.

Срочное дело, о котором он пришёл сообщить, выглядело следующим образом: его отец, вечно занятый на работе, в кои годы собрался отдохнуть – махнуть на рыбалку на Митяев кордон, где жил его знакомый лесник Иван Петрович. Неподалёку от кордона протекала широкая река Студенец, и этот самый лесник знал на ней все заветные места, где водятся щуки, налимы, окуни и другая полезная для организма рыба. Отец, давно мечтавший отведать пахнущей дымком ухи, до того был рад предстоящей вылазке на природу, что разрешил Колюне прихватить с собой кого-нибудь из своих дружков. А так как самым закадычным другом считался Витька, который, не разобравшись, сразу начал драться вонючим тапком, за что, Колюня на него, впрочем, совсем не в обиде – друзья всё-таки, – он решил прихватить с собой Витьку. Поэтому завтра прямо спозаранку Витьке предстояло явиться на железнодорожный вокзал…

Колюня доел последний пирожок, облизал пальцы и разочарованно протянул:

– И это всё-ё?

– Всё, – сказал Витька, сам успевший съесть всего один, да и тем чуть не подавился.

– А почему вы так мало готовите? – удивился Колюня.

– А зачем нам готовить много? – тоже удивился Витька.

Колюня самодовольно похлопал себя по животу, который раздулся у него ровно на два десятка Витькиных пирожков, и сказал:

– А у нас мать много готовит. Один раз они с отцом целый день возились – гостей ждали. А я возьми и всё поешь… Пришлось им снова готовить, чтобы знакомые не обиделись, что просто так в гости приходили…

Витька посмотрел на опустевшую тарелку и вздохнул:

– И куда в тебя только помещается?

Колюня, примериваясь было задремать, потёр глаза и, зевая во весь свой широкий, как у лягушки, рот, вяло сказал:

– В меня… помещается.

…Проживать в чужой стороне поначалу всегда трудно. Это известно любому исследователю. Потому что там другой климат и другие люди, а уж без знания местных обычаев можно запросто угодить в какую-нибудь глупую историю. Поэтому в команде отчаянного Витьки и бестолкового увальня Колюни просто необходим был человек рассудительный, способный мыслить необыкновенно.

Пришлось взять с собой Вовчика – человека умного, хоть и дохлого, к тяжёлым походам не приспособленного.

На вокзал Витька явился первый, как самый дисциплинированный. Каково же было его удивление, когда под часами, где накануне была обговорена встреча, он увидел многолюдную толпу – люди оказались совсем не глупыми и тоже часы выбрали как место наиболее приметное.

Солнце только что вышло, грело ещё слабо. По перрону «бродили» голуби и пили из не просохших после ночного дождика лужиц. Гудел маневровый паровоз.

Появился Пельмень, нагруженный вещами, как вьючное животное и даже хуже… Он подошёл к ожидавшему Витьке и с печальным лицом пожаловался:

– Вообще-то мать, собирая всю эту муру, рассчитывала на отца. А не успели мы зайти за угол, как он всё на меня перегрузил. Говорит, чтобы с малолетства привыкал ко всяким трудностям, и чтобы жизнь мне мёдом не казалась.

Витька, неизвестно чему ухмыляясь, спросил:

– А сам он где?

Колюня махнул в сторону вокзала:

– Газету покупает.

Вдалеке показалась тщедушная фигурка Вовчика в громадной шляпе, видно, надетой им, для того чтобы не напекло в голову и не повредились мозги. Под тяжестью рюкзака его нещадно кидало из стороны в сторону. К тому же сползавшая всё время на глаза шляпа доставляла дополнительные неудобства. Не видя, Вовчик сталкивался с прохожими и с необыкновенной быстротой перемещался вслед за своим рюкзаком, чудом удерживаясь на ногах.

Витька с Колюней с интересом стали наблюдать за его зигзагообразным передвижением, гадая – хватит ли у Вовчика сил преодолеть весь путь на своих ногах или последние метры придётся ползти.

Но Вовчик не опозорился и, плюхнув рюкзак, отдуваясь, сказал:

– Дошёл.

Витька пнул его рюкзак и, почувствовав что-то твёрдое, поинтересовался:

– У тебя чего там?

– Книги.

Витька с Колюней удивились:

– Зачем столько?

Вовчик разъяснил:

– На свежем воздухе читать намного полезнее, чем в доме… От этого прочитанное усваивается быстрее… Потому что усталость выветривается и голова находится всё время в свежем состоянии.

Новый метод по усвоению книжных текстов, изобретённый учёным Вовчиком, Пельменю показался больно сомнительным и он, почесав затылок, спросил:

– А вот знания твои… Они вместе с усталостью не выветрятся?

Вовчик подумал и сказал:

– Знания, они не в голове, они в мозгах. А у меня что в мозги попало, уже никогда не выветрится, хоть бей по голове, чем ни попадя.

Но проводить маленький эксперимент со своей головой, как предложил пребывающий в сомнении Пельмень, не захотел, сказав, что знания всё равно останутся, только голова пострадает, а она тут ни при чём, чтобы по ней лупили. И привёл такой сильный пример, против которого не поспоришь:

– Вот в древние времена для чего учёных на кострах сжигали? Потому что ничего поделать с ними не могли: как ни пытали, как ни колотили по головам палками, а знания всё равно в мозгах оставались. Вот инквизиторы и придумали их вместе со своими знаниями сжигать, чтобы они больше ими не хвалились… А пепел развеивали по ветру.

– Это мы знаем, – согласился Колюня. – Учили.

И даже вспомнил одного такого учёного астронома, пострадавшего от своих несвоевременных знаний, но всё равно от них не отказавшегося, – Джордано Бруно.

3

Объявили посадку на поезд.

Витька, который слыл более опытным путешественником и прихватил с собой только самое необходимое: солдатскую фляжку с водой, фонарик, компас, спички, моток капроновой верёвки, складной ножичек, половинку бинокля, увеличительное стекло и другие, просто незаменимые в любом походе предметы, хотел было помочь слабосильному Вовчику, но тот оказался упёртым, как все учёные, для которого сгореть на костре было самым обычным делом, нежели доверить кому-то свой ценный груз.

Не согласился на помощь и Колюня, побоявшийся, что отец обличит его в отлынивании от трудностей и в воспитательных целях добавит ему в рюкзак всё что угодно вплоть, до кирпичей.

Глядя на таких дураков, больше похожих на бурлаков с картины художника Ильи Репина «Бурлаки на Волге», репродукция с которой висела в классе, чем на путешественников, сам Витька держался солидно, как и подобает знаменитому исследователю.

Он первый и заметил толстую в три обхвата тётку, по сравнению с которой даже жирный Пельмень выглядел замухрышкой. В руках тётка несла здоровенную клетчатую сумку, именуемую среди рыночных торговцев «мечта оккупанта», потому что в неё вмещается столько, сколько захочешь. Справиться с такой неподъёмной сумкой тётке было нелегко, и она так часто садилась на неё передохнуть, что, наверное, думала, будто поезд обязан был дожидаться её одну. Но из-за одного человека, даже из-за такой чудной тётки, вся железная дорога график движения поездов менять вряд ли станет, и Витька, с малолетства приученный уважительно относиться к взрослым, с готовностью подставил своё могучее мужское плечо. Он подскочил к тётке, которая готовилась в очередной раз передохнуть, подхватил сумку и, кособочась, поволок к вагону.

– Эт-то что такое? – вскричала тётка.

Но тут её саму подхватили под руки подоспевшие Вовчик и Пельмень и тоже поволокли к вагону, как два трудолюбивых муравья большую муху.

С минуту тётка соображала, что бы всё это значило, потом негромко заголосила:

– Ой, ой, оставьте меня!

– Да не переживайте вы так, – самым добрым голосом уговаривал Пельмень. – Вы нам не в тягость.

Но тётка попалась какая-то бестолковая, всё никак не могла понять, что люди заботятся о её здоровье, и не умолкала, повышая голос:

– Ой, мама родная! Ой, да что же это творится на белом свете!

Тётка хоть и капризничала, отказываясь от помощи, но особо не сопротивлялась, видно, побоявшись, что сумка уедет в гости одна, а она даже не предупредила родственников, чтобы сумку встречали на вокзале и они друг друга не узнают и могут разминуться.

Витька оставил вещи в вагоне и вернулся на подмогу. Втроём они кое-как затолкали тётку, и Витька облегчённо вздохнул:

– Успели!

Тётка, дрожа разрумяненными щеками, задыхаясь, пыталась выговорить:

– Спа…па…

Витька, не утруждая себя ожиданием услышать внятное «спасибо», скромно сказал:

– Не стоит благодарности. На нашем месте так поступил бы каждый.

И тут тётку прорвало. Глядя на ребят диким взглядом, она принялась ругаться:

– Паразиты вы этакие!… Вы что же вытворяете? Вы зачем меня в поезд запихали?

Пассажиры с интересом стали прислушиваться.

– А разве вы… не уезжаете? – растерянно спросил Пельмень.

– А с чего бы мне уезжать?!

Вовчик, глядя на рассерженную тётку, робко признался:

– Ошибочка вышла.

– Ошибочка! – злобствовала тётка. – Это что же получается! Не успела я приехать, а уже, значит, обратно уезжаю?

Но тётка разволновалась зря, потому что поезд не набрал самый быстрый ход и при умелых действиях Витьки со стоп-краном затормозил быстро, а не увёз её в другой город. А то пришлось бы шагать тётке обратно целых сто километров, а так только из-за города, что, конечно, тоже не близко, если взять во внимание её тяжеленную сумку. Стоило из-за этого поднимать шум. Радостная оттого, что не уехала во Владивосток, тётка с такой прытью покинула вагон, что, глядя на неё, ни за что не подумаешь, что человек с подобной комплекцией способен совершить действия с проворностью обезьянки.

Опомнившись от удивления, друзья облегчённо вздохнули, и Витька, оправдывая свою глупость, сказал:

– Откуда я знал, что она домой шла… На ней не написано.

Представив, что подумала тётка, когда её бесцеремонно волокли к поезду, на ребят напала смехота, перешедшая в самую настоящую ржачку: Витька повалился на лавку, задирая ноги, Пельмень плюхнулся на место, колыхая животом, как человек-гора, а Вовчик от смеха так обессилел, что рюкзак перевесил, и он упал на спину в проходе, став похожим на перевёрнутую черепаху. Это придало ещё больше веселья, потому что задохлику Вовочке без посторонней помощи вовек не подняться.

Сильно прихрамывая, пришёл Колюнин отец дядя Женя, неся в одной руке газету, а в другой тощий рюкзачишко, по одному виду которого нетрудно было догадаться, для кого он в походе предназначался.

– По какому поводу веселье? – поинтересовался дядя Женя.

– Анекдот смешной вспомнили, – ответил Пельмень.

Дядя Женя кивнул и тут же подал ценный совет:

– Дружка своего с прохода уберите. А то, если его раздавят, будет ещё смешнее.

Пельмень с Витькой кинулись к беспомощно барахтавшемуся Вовчику, освободили от него рюкзак и, зная, как трясутся учёные над своими книжками, бережно разместили рюкзак на полке, а Вовчик разместился на лавке сам.

Дядя Женя присел на край и, сняв кроссовку, стал рассматривать распухшую ногу, сокрушённо покачивая головой:

– Нда-а! Не ко времени меня угораздило…

Ребята придвинулись поближе, и Пельмень немного обеспокоенно спросил:

– Где это ты, пап?

– Я отчего задержался? – начал рассказывать дядя Женя.– Знакомого в соседнем вагоне встретил. А когда сюда добирался, какие-то хулиганы стоп-кран сорвали… Я же не ожидал, что поезд на ходу вдруг резко остановится… Вот и упал, подвернув ногу… Да ещё лбом о дверную ручку приложился… Во! – он убрал чуб, и все увидели выдающуюся по размерам шишку. – Теперь будет чем в ночи светить! – не унывал дядя Женя.

Ребята незаметно переглянулись и заёрзали: мало того, что они забыли про своего взрослого товарища дядю Женю, так ещё вместо него прихватили с собой какую-то несуразную тётку, которая в отличие от дяди Жени уезжать совсем не собиралась. Да ещё из-за этой самой тётки дядя Женя повредил ногу…

Витька, чувствуя себя виноватым в такой неразберихе, участливо спросил:

– Больно, дядь Жень?

Хоть и без того было видно, как ему больно, дядя Женя виду не подал, весело ответив:

– Терпимо!

Мимо с испуганным лицом пробежал человек в железнодорожной форме. В конце вагона он запнулся о забытый в проходе чемодан и позорно растянулся. Браня безответственного хозяина, железнодорожник вскочил и как угорелый выбежал, в сердцах хлопнув дверью. В наступившей тишине было слышно, как он кому-то проорал:

– Всё в порядке!

Скрипя буксами, поезд тронулся.

Ребята приникли к окнам.

Тётка осторожно спускалась по насыпи, балансируя свободной рукой. На полдороге щебёнка под её ногами посыпалась, и она, не устояв, грузно шмякнулась на зад. Цепко держа сумку на коленях, тётка быстро съехала, подняв за собой белое облако. Её пронзительный визг плеснул в приоткрытые окна, переполошив пассажиров больше, чем вынужденная остановка. Они вслед за ребятами поглядели наружу. Тётка успела оправиться от испуга и грозно потрясала кулаками. А так как за перестуком колёсных пар её было уже не расслышать, она разевала рот без звука, как в немом кино.

– Чего это она? – оторопел дядя Женя от такой необычной выходки взрослого человека.

– Поездом ошиблась, – пояснили ребята. – А теперь злится.

Дядя Женя подозрительно к ним пригляделся, а потом спросил:

– И вы здесь, конечно, ни при чём?

Троица дружно замотала головами, не отвлекаясь от окна.

4

А там действительно было на что посмотреть: кончился унылый пустырь, и поезд загромыхал по железному мосту через реку. На пологом берегу паслось пёстрое стадо, несколько коров забрели по брюхо в воду и с ленцой хлестали себя по бокам хвостами, отгоняя назойливых оводов.

На середине реки лёгкой скорлупой качалась лодка с рыбаками. Один из них поднялся и долго из-под ладони провожал поезд.

Вовчик, высунув руку в окно, помахал и обрадованно воскликнул:

– Заметил! Тоже машет!

Тотчас в окне замелькали четыре руки, потому как сообразительный Витька высунул сразу две, перехитрив всех.

От такой несправедливости Пельмень надул свои толстые губы и перешёл на другую сторону, предупредив:

– Чтобы к моему окну никто не подходил. Я один буду всем махать.

И он расселся один, как скряга, захапав целое окно.

Поезд нырнул в сосновый бор, и вагон наполнился запахами хвои и лесных гвоздик. Верховой ветер гулял в вершинах сосен и гнул их вслед проплывающим облакам.

Пельмень тёрся носом о стекло и время от времени быстро оглядывался, опасаясь, что его конкуренты незаметно подкрадутся и тоже будут подглядывать в его окно. Из-за этого сам чуть не проглядел бревенчатую церквушку, одиноко торчавшую на полянке среди леса.

– Церковь! – заорал Пельмень, спохватившись, и, будто никогда не грозился и окна не захапывал, позвал: – Идите сюда! Скорее! Да скорее же!

Витьке и Вовчику, конечно, стало интересно, откуда здесь взялась церковь, и они перебежали на его сторону, крича:

– Где, где?

– Да вон же, вон! – орал возбуждённый Пельмень и тыкал пальцем в стекло.

Дядя Женя отложил газету и тоже посмотрел:

– Это не церковь, – сказал он. – Это часовня над святым источником, – и рассказал предание: – В этих местах когда-то жил святитель Питирим. Однажды, гуляя по лесу, ему сподобилось найти иконку Божией Матери. Когда он её поднял, на этом освящённом месте из земли и забил источник. Вода в нём оказалась целебная, и люди, которые её пили, выздоравливали. С тех пор источник считается святым, и паломники ходят сюда за водой. И так продолжается уже около четырёхсот лет…

– Вот это да! – воскликнули ребята, поражённые древностью источника.

Несомненно, что за четыре века из него пришлось попить ледяной водички и русским богатырям, распаренным славной битвой, и князьям со своими дружинами, пропылённым многодневными походами на неприятеля, и странникам, уставшим после хождения в чужой сторонке, и обыкновенным путникам, и даже святым, которых теперь давно уже и в помине нет, а источник остался и всё так же приносит пользу людям.

От этого ссора показалась настолько мелочной, что про неё вспоминать не хотелось, и остальной путь ребята проехали в хорошем настроении, свободно перебегая с одной стороны на другую, чтобы не прозевать интересное за окном.

При одной такой перебежке тяжеловесный Пельмень наступил своему отцу на больную ногу, и ребята вмиг притихли, а сообразительный Пельмень отсел подальше, чтобы отец не достал ему по шее свёрнутой газетой.

– Я нечаянно, – унылым голосом сообщил Колюня.

Дядя Женя сморщился, потряс головой и хмыкнул:

– Надеюсь. А если бы ты специально наступил, я бы вообще без ноги остался.

И в назидание на будущее нагрузил на своего легкомысленного сынка второй рюкзак, когда объявили остановку, а сам пошёл без всего, едва ступая на ногу, которая распухла до таких размеров, что с трудом вместилась в расшнурованную кроссовку и цвет имела блестяще-лиловый.

На лесном тихом полустанке, где от шпал пахло разогретым на солнце креозотом, путешественников встречал лесник Иван Петрович. Глядя на его длинную согбенную фигуру, никогда не подумаешь, что он мог один, «вступив в схватку с тремя вооружёнными браконьерами, скрутить их», как о нём писала районная газета «Трудовая новь». И только зелёная фуражка, похожая на пограничную, но с кокардой из дубовых листьев, придавала ему нужную солидность.

– Здорово, парни, – сказал лесник и крепко по-мужски пожал всем руки. – Как добрались?

– Нормально, – ответил дядя Женя, но острый натренированный взгляд лесника разглядел расшнурованную кроссовку, и он спросил: – Что с ногой?

– Пустяк, – отмахнулся дядя Женя.

– В лесу пустяков не бывает, – суровым голосом осадил его Иван Петрович и, присев на корточки, стал осматривать ногу. – Эге, да тут, парень, дела покруче, чем в военных фильмах. А, насколько я понимаю, запасную ногу ты с собой не прихватил, поэтому придётся тебе, Евгений, в город возвращаться… снимок делать.

После короткого препирательства дядя Женя неохотно уступил, сказав:

– Петрович, ты уж тут до моего возвращения пригляди за моими охламонами… Мало ли.

Лесник весело оглядел притихших ребят и подмигнул:

– А чего за ними приглядывать? Они парни самостоятельные!

Витька, благодарный за то, что Колюнин отец оставляет их одних на кордоне, подобрал толстую сучковатую палку и подал ему:

– Вот, дядь Жень, возьмите… Всё легче будет идти…

Дядя Женя повертел палку в руках и хмыкнул:

– Ну спасибо… заботничек!

Когда все отсмеялись, лесник уже на полном серьёзе поинтересовался:

– Ты сам как… доедешь?

– С таким инструментом, – заверил дядя Женя, – хоть на край света! – и он наглядно продемонстрировал, как пойдёт на край света: опираясь на палку, проделал пару шагов в сторону и обратно.

– Ну, смотри! – Петрович хлопнул его по плечу и, обращаясь к ребятам, скомандовал: – По коням, парни!

Насчёт коней он, конечно, пошутил, потому что их не было, а была одна рыжая лошадь, запряжённая в телегу с резиновыми колёсами – наверное, от какого-нибудь трактора. К ней и направился лесник широким шагом. Витька, Пельмень и Вовчик пошли следом, переглядываясь и толкая друг друга локтями.

Вовчик со всех сторон обошёл лошадь, даже заглянул ей под пузо, будто собирался увидеть там моторчик…

– Ты что ж, лошадь никогда не видел? – удивился Пельмень.

– Почему, – пожал плечами Вовчик, – видел.

– Где ты мог видеть? – стал допытываться настырный Пельмень и подковырнул: – Если только в телевизоре!

Но Вовчик на слабоумного Пельменя не обиделся, а честно сознался:

– На картинке.

И в очередной раз, подтверждая свою учёность, отчеканил:

– Лошадь – крупное непарнокопытное животное семейства лошадиных.

– Это точно! Сейчас лошадь только на картинке и увидишь, – разделил Вовчиков взгляд Петрович. – В телевизоре там всё больше меринов показывают. И знаете, каких? – он хитро прищурился.

– Знаем, – ухмыльнулся Витька. – «Мерседес» называется.

– Во, во! Заграничных меринов видим больше, чем своих родных лошадок. Дожили…

Захапистый Пельмень и тут успел захватить самое интересное, заявив:

– Чур, я буду рулить!

– Рули, – разрешил лесник.

Витька, имевший опыт общения с лошадьми (однажды в деревне знакомый дядька подвозил его до бабушкиного дома), авторитетно сказал:

– Лошадью не рулят, лошадью правят.

Но Пельмень сделал вид, что не расслышал, и, усевшись впереди, натянул вожжи, заорав на весь лес:

– Пошла!

Несмотря на его зычный голос, лошадь продолжала стоять, как ни в чём не бывало, будто команда относилась не к ней.

Опозоренный Пельмень смутился и, чтобы окончательно не пасть в глазах лесника, схватил короткий кнут и стал размахивать им над своей головой с такой скоростью, что сидевшие в телеге испуганно пригнулись, чтобы им не досталось по ушам.

– Кому говорю, пошла! – заорал Пельмень ещё громче.

Тогда лошадь презрительно оглянулась на возницу, задрала хвост и выдавила несколько зелёных яблок.

Пельмень перестал орать и, затаив дыхание, отвернул свой веснушчатый нос, часто мигая.

– Это она с перепугу? – развеселился Витька, – что ты её кнутом убьёшь!

В отличие от Пельменя, лошадь оказалась совсем не глупой. Справив своё дело, она безо всякого понукания сама пошла по лесной дороге.

– Дядя Иван, – спросил Витька, – а лошадь как звать?

Лесник таинственно улыбнулся и сказал:

– Имя у неё самое знаменитое. Сивка-бурка! Может, слыхали о такой? – и он, размахивая в воздухе пальцем, наизусть прочёл куплетик из известной сказки Ершова, наверное, запомнив ещё со школьной скамьи:

Сивка-бурка,

Вещая каурка,

Встань передо мной,

Как лист перед травой!

Витька критическим взглядом оглядел едва тащившуюся лошадь и засомневался:

– Что-то не очень похоже.

Лесник, продолжая посмеиваться, пояснил:

– Раньше на ней почту возили. Вот она и привыкла к медленной ходьбе.

– А! Ну тогда конечно…

Оттого, что настоящая Сивка совсем была не похожа на сказочную и не летала как чумовая, а шла неторопливо (Витька вспомнил, как у бабушки в деревне скакал верхом на козе Фроське, и прикусил язык), было даже лучше: никакой тебе тряски, дыши в своё удовольствие свежим лесным воздухом, настоянным на диких лесных цветах, да слушай концерт в исполнении лесных музыкантов – кукушки, иволги, дятла, синицы и других не менее талантливых пташек.

Резиновые колёса мягко катились по мокрому песку.

Витька лежал на спине и, свесив ногу с телеги, беззаботно покачивал. Пельмень правил, точнее держался за вожжи, делая вид, что правит, и иногда важно чмокал губами, хотя лошадь не обращала на него внимания и шла знакомой дорогой самостоятельно, мечтая о доме, где её ждала вкусная сочная травка.

Вовчик подсел к леснику, который сидел, свесив ноги на одну сторону, и на правах человека учёного повёл разговор с ним на равных, показывая свою осведомлённость в лесных науках:

– Дядя Иван, а у вас тут в лесу случаи происходят?

– Какие случаи?

– Интересные!

– Интересные? – переспросил лесник и призадумался, потом оживился: – Ну слухай… Есть тут у нас один любитель охотиться на кабанов – Коля Палый. Браконьер он известный, не один раз его штрафовали, а затем и ружья лишили, чтобы, значит, угомонился. Да где там! Стал он баловаться силками – на кабаньей тропе расставлять. Раз попался в силок крупный секач, ну Коля и решил добить его топором. Однако случилась накладка: кабан, не будь дурак, резко рванул в сторону… и обух сбил металлическую петлю с его шеи. Коля перетрусил и, спасаясь от клыков разъярённого зверя, каким-то чудом успел забраться на стоявшую рядом сосну… Да и просидел там часов шесть, дрожа от страха как осиновый листок.. Всё это время кабан грозно хрюкал внизу… Наверное, ждал, когда Палый устанет сидеть и упадёт… И лишь поздним вечером кабан скрылся в чаще… Да и то только из-за того, что я его ненароком спугнул. Тут закоченевший на дереве пленник и свалился к моим ногам… Отогрел я его, ну и само собой в – кутузку…

Смешная история про растяпу браконьера ребятам очень понравилась. А нечего невинных животных ловить, да ещё с топором! Самого бы этого Колю Палого обухом по голове, чтобы поумнел… Ребята в восторге захохотали.

Лошадь запрядала ушами и прибавила шаг, косясь лиловым глазом на ездоков.

Вовчик спрыгнул с телеги и ухарски исполнил дикарский танец, показывая как ему весело. Витька поднялся и, сидя, заколотил себя в грудь кулаками, улюлюкая на весь лес:

– У-лю-лю-лю-лю!

Пельмень, не отставая от своих дружков, небрежно перехватил вожжи в одну руку, а другой залихватски свистнул, сложив средний и большой пальцы в кольцо. Даже суровый Петрович, повидавший всякое, поддался общему азарту – захлопал в ладоши, да так громко, что где-то далеко-далеко отозвалось раскатистое эхо.

И тут произошло непредвиденное: Сивка то ли перепугалась такого необычного шума, то ли проголодалась и заторопилась домой пожевать пахучего сена, только она вдруг поскакала галопом, задрав хвост, так, как, наверное, не бегала с самого детства, когда числилась ещё жеребёнком.

Пельмень от неожиданности выронил вожжи и кувыркнулся на спину, Витька успел испуганно вцепиться в край телеги, а лесник, покачнувшись, только и смог удивлённо воскликнуть:

– Ты гляди-ко! Ожила!

Вовчик перестал кривляться и застыл посреди дороги, в растерянности вылупив и без того увеличенные линзами глаза. Потом спохватился и со всех ног кинулся догонять, выкрикивая:

– Эй, вы куда! Стойте! Меня забыли!

Но Сивка, по-видимому, наслушавшись про своего сказочного собрата, неслась намного быстрее, и в скором времени Вовчик остался далеко позади.

Лесник изловчился и, ухватив вожжи, натянул. Сивка, роняя изо рта пену, заплясала на месте, пару раз поднялась на дыбки и с неохотой перешла на нормальный шаг, а потом и совсем остановилась, дрожа и тяжело вздымая боками.

– Ну что ты, милая, что? – стал уговаривать её Петрович. – Чего ж ты, глупая, испугалась?

И лошадь постепенно успокоилась, даже от стыда за своё недостойное поведение перед гостями прикрыла глаза.

На узкой дороге развернуться было негде, а задом сдавать Сивка не умела или не хотела – пришлось ждать, пока Вовчик дойдёт своими ногами. Минут через двадцать шаткой походкой появился и сам запалённый танцор и ничком повалился в телегу, не проронив ни слова, будто Витька с Пельменем и Петрович были виноваты в том, что лошадь не стала его ждать, а убежала. Может, она до поры до времени нарочно притворялась, что не умеет бегать, чтобы в один прекрасный момент, когда соберётся побольше народу, и показать свою удаль. А сегодня как раз такой прекрасный момент и наступил, по её мнению. Кто может знать, что у лошади на уме!

5

Лесную сторожку за деревьями было не видно: ехали, ехали, потом повернули с дороги (как ребятам показалось, в самую чащу, где заблудиться для городского жителя ничего не стоило) и неожиданно за кустами, будто по волшебству, появился маленький домик со старой грушей в крошечном огородике. Срубленный из сосновых брёвен домик, снаружи почерневший от дождей и времени, больше был похож не на жилище такого геройского лесника, как Петрович, а на избушку Бабы-Яги, если к ней приделать курьи ножки.

Витька с любопытством поглядел на крышу, надеясь увидеть там жестяного петуха, но, к его удивлению, конёк украшал флюгер, выполненный по современному – в виде самолёта, у которого на ветру крутились три пропеллера.

Дворик был огорожен жердями, чтобы по нему свободно не разгуливали лоси и кабаны: одни – любители Сивкиного сена, другие – поковыряться в огороде.

– А если медведь придёт? – спросил Витька и сам ответил: – Он все жерди, словно спички, переломает!

– Ну, брат, тут уж ничего не поделаешь, – развёл руками Петрович. – Не буду же я из-за него железный забор городить. Да и не водятся они здесь…

– А если медведь припрётся, – воинственно заявил Пельмень, выставив свой знаменитый живот, – будем отстреливаться!

– Дельный совет, – не стал спорить с ним Петрович.

Витьке, которому доводилось близко видеть зверей только в передвижном зоопарке ( где прямо у него на глазах с голоду околела тощая облезлая лиса), не верилось, что если бы не изгородь, то самые настоящие вольные звери могли бы так близко подходить к дому, что им ничего не стоило бы заглянуть в окно – поинтересоваться, чем там занимается хозяин.

– Дядя Иван, – спросил Витька, желая выяснить взволновавший его вопрос, – а вот другая… мелкая живность, она ведь запросто может проникнуть сквозь такую дырявую ограду?

– Они и проникают, – подтвердил Петрович.

– И что… прямо в окна заглядывают? – Витька вытаращил свои в крапинку глаза и затаил дыхание.

– Бывает и в окна.

– Вот это да!

– Но больше, конечно, на огород целятся…

– Чтоб чем-нибудь вкусненьким поживиться! – встрял в разговор прожорливый Пельмень. – Уж я-то их знаю!

Витька хотел было Пельменя осадить, чтобы помалкивал, когда разговаривают два уважаемых человека, но тут его осенила одна мысль, и он, хитро поглядывая на этот жиртрест, самым добреньким голосом полюбопытствовал:

– Дядя Иван, и какими способами вы боретесь с их обжорством? Неужели расстреливаете на месте?

Пельмень громко икнул, вздрогнув всем туловищем.

Петрович, не заметив намёка, сказал:

– На этот случай у меня имеется свой метод… бескровный. Но действенный.

И он, сложив губы трубочкой, свистнул, как обычно свистят хозяева, подзывая своих собак. И точно – из конуры, которую за кустами жимолости ребята не сразу разглядели, вылез огромный лохматый пёс и, зевая во всю свою зубастую пасть (Колюнин обострённый слух даже расслышал хруст), с грозным видом двинулся в их сторону.

В этот миг и сам Пельмень, и Витька подумали одинаково: собака нужна для того, чтобы гонять толстяков, пока у них не растрясётся жир. Подтвердил такую версию и Петрович, сказав:

– При виде Чука всякому любителю поживиться сразу становится не до еды. Надо быть вёртким, чтобы успеть от него убежать.

От перспективы быть покусанным Пельмень впал в уныние и стал испуганно озираться, прикидывая, в какую сторону задать стрекача, чтобы эту здоровенную псину оставить ни с чем. Зато худощавый Витька отнёсся более спокойно, полагая, что как объект для нападения он особого интереса не представляет.

Петрович потрепал по холке подошедшего пса и, указывая на ребят, раздельно сказал:

– Чук, это друзья. Дру-узья. Их надо охранять. Понял? Ох-ра-нять!

Смышлёный пёс звучно клацнул зубами и негромко зарычал, показывая, как будет охранять.

– Может, это самое… не надо нас охранять, – запнулся было Пельмень, не сводя тоскливых глаз с Чука. Но лесник суровым голосом прервал: – Парни, здесь не город… Здесь лес. И случиться может всякое… Можно ненароком заблудиться, можно угодить в болото, которых тут полно… Наконец, могут напасть и волки, – припугнул он.

Услышав про волков, Пельмень сразу согласился, видно, до него дошло, какую аппетитную закуску он для них представляет.

Витька с минуту поразмыслил, а потом спросил:

– Дядя Иван, а как вот Чук к лосям и кабанам относится?

– А у них нейтралитет.

– Чего у них?

– Нейтралитет. Обоюдное ненападение.

– Ну вы тоже скажете… – хмыкнул Витька.

– А вот слухай! – Лесник присел на одну из оглобель телеги, из которой только что выпряг Сивку, и начал рассказывать: – Жила у меня тут кошка Муся. И вот как-то вышел из леса сохатый, а моя Муся возьми к нему и подойди. Ну, думаю, раздавит её или рогами проткнёт… Хотел уж было для острастки пальнуть вверх… Да смотрю, лось мою кошку обнюхал и… Как уж они там между собой договаривались, я не знаю. Но только с той поры сохатый стал приходить каждый день часов около двенадцати, а Муся заранее выходила на крыльцо и ждала его. Свиданья эти обычно длились недолго – обнюхают они друг друга, Муся потрётся о ноги сохатого, пообщаются несколько минут, и всё. Вот только кошка стала частенько уходить вечерами гулять. А потом и совсем пропала. Видно, увёл её жених. А ты говоришь!

Витька покрутил головой, восхищённый такой крепкой дружбой совсем разных животных, и предположил:

– Наверное, они в свадебное путешествие отправились? Нагуляются и вернутся.

– Ну что ж, – захохотал во всё горло Петрович, – будем ждать.

– А что, законно! – сказал Витька, довольный, что развеселил серьёзного Петровича.

Лесник хлопнул себя по коленям и поднялся:

– Ну что ж, парни, как говорится, делу время, потехе час. Пока отдыхайте, а я с объездом поеду, погляжу, что в моих владениях происходит. Это вам не заграница, где лесок можно за пару часов пешком обойти. У нас дела посерьёзнее… Так-то!

Он прошёл под навес, где у него хранился лошадиный инвентарь, снял со стены потёртое седло и взгромоздил на спину Сивке. Пока Петрович затягивал подпругу, лошадь продолжала невозмутимо хрумкать сено, но слегка заартачилась, когда он всунул в её жёлтые оскаленные зубы удила, оторвав от такой вкусной еды и при этом ещё пошутив:

– На-ка шоколадку!

Пельмень, глядя на прежде невиданную процедуру, явственно почувствовал у себя во рту металлический привкус и брезгливо сморщился, ощерившись, как только что Сивка.

– До вечера, парни! – крикнул Петрович и, нахлёстывая Сивку по бокам, затрусил на ней по лесной тропинке.

Лесник уехал с объездом, и ребята остались одни.

Пельмень передёрнул плечами и сам себе сказал:

– Пора подкрепиться!

Он уселся на сене возле навеса и, покопавшись в рюкзаке, извлёк свёрток с бутербродами, которые незамедлительно стал уплетать.

– Вкуснотиш-ша! – прошамкал набитым ртом Пельмень, и тут его взгляд встретился с взглядом Чука.

Пёс лежал напротив и, положив голову на лапы, внимательно наблюдал за жующим толстяком.

Пельмень икнул, едва не подавившись, и, перестав жевать, тоже уставился, не моргая, на собаку. Сидеть с раздувшимися щеками было нелегко, потому – что скопившейся во рту слюны становилось всё больше и больше, грозя потечь по подбородку, что, несомненно, послужило бы сигналом собаке к гонению обжоры по лесу до полного его истощения.

Чук зевнул, прикрыв глаза, и Пельмень быстро-быстро заработал челюстями. Чук перестал зевать, и Пельмень тоже перестал жевать.

Борьба человека с собакой продолжалась долго: когда собака на секунду переключала своё внимание на что-то другое, человек быстро жевал, не сводя с неё настороженных глаз; как только собака опять устремляла на него грозный взгляд, челюсти человека замирали в застигнутом положении.

Таким неудобным способом Пельмень кое-как всё-таки умудрился дожевать бутерброд и облегчённо вздохнул.

Тут собака встала и ушла.

Пельмень дождался, когда Чук залезет в конуру, и торопливо приложился к полуторалитровой баклажке с молоком, опустошив её почти наполовину. Довольный тем, что ему так ловко удалось обхитрить собаку, Пельмень блаженно растянулся на душистом сене. Через минуту его могучий храп разнёсся далеко окрест, не на шутку перепугав лесных обитателей. На короткое время в лесу наступила тишина. А когда юркий воробей слетал на разведку и доложил об увиденном, лесные обитатели запели с новой силой, радуясь, что это всего-навсего обыкновенный человеческий храп, только очень громкий.

6

Вовчик, испытавший шок оттого, что его чуть не потеряли в лесу, перейти спать на душистое сено был не в силах и остался лежать в телеге. Он только и мог, что во сне постанывать и сучить ногами, видно, всё ещё догонял Сивку.

Только Витька, как настоящий путешественник, привыкший неутомимо преодолевать всякие опасности и трудности, которые всегда подстерегают на пути знаменитых исследователей, не развалился, как остальные, спать, будто они до этого не спали тысячу лет и сюда приехали отсыпаться, а решил исследовать местность на предмет её ознакомления.

Вначале он хотел забраться на самую высокую сосну и сверху всё осмотреть в бинокль, но, прикинув, что из-за разлапистых веток обзора не будет, остановился на крыше, как на месте наиболее подходящем для наблюдения. По приставленной к стене лестнице, словно заранее кем-то приготовленной для такого нужного дела, Витька залез на крышу. Но даже оттуда его зоркие глаза, усиленные во сто крат биноклем, видели одни макушки сосен, правда, так близко, что, если протянуть руку, можно было запросто дотронуться, а вот то, что находилось за ними, всё так же оставалось покрыто тайной. Витька, любитель разгадывать всяческие тайны, загорелся желанием разгадать и эту и полез повыше – туда, где крепился флюгер, а заодно уж и его получше рассмотреть. И обязательно бы у него всё получилось, но подвела нога, поскользнувшись в самый ответственный момент, когда Витька почти приблизился к разгадке – оставалось только навести бинокль. А так как Витька не аист, чтобы стоять на одной ноге на самом гребне крыши, то он, сохраняя равновесие, ухватился за флюгер, который его не только не удержал, но и сам сломался. Гремя всеми частями тела по ребристому шиферу, Витька прокатился по крыше дома, затем по скату и свалился прямо на спящего Пельменя.

Тот со сна подумал, что на него упала печная труба, и перепугался так, что чуть не тронулся умом. Воя толстым голосом, будто паровозный гудок, Пельмень стал носиться по двору, сметая всё на своём пути, не зная, что в таких случаях делают, ведь печные трубы на людей не каждый день падают. Потом у него в голове, наверное, совсем перемкнуло, и он побежал, куда глядят глаза. И если бы не умный Чук, который вылез посмотреть, что происходит на вверенной ему территории, и за штанину не притащил обратно проблемного толстяка, Пельмень убежал бы далеко в лес и заблудился. А там его нашли бы голодные волки и съели. Конечно, если бы сами не сошли с ума при виде такой горы мяса.

Вовчик, наученный на собственном горьком опыте не поднимать шума, приподнял голову, поглядел и, уронив её в телегу, задёргался всем телом: то ли опять сон нехороший увидел, то ли от смеха.

Витька сидел на сене и бессмысленно пялился на флюгер в руке. Теперь ему предоставилась отличная возможность рассмотреть его вблизи, да вот что-то желание пропало.

Пельмень пришёл в себя только тогда, когда осознал своими куриными мозгами, что свалилась на него не печная труба, а его закадычный друг Витька. От обиды разгубастившись, Пельмень попенял:

– Ты чего сверху на людей сваливаешься?

– Я не нарочно, – сказал Витька.

– Если бы не нарочно, – резонно заметил Пельмень, – то упал бы в другое место, – и стал вслух размышлять: – А тут получается, как специально целился… Наверное, чтобы упасть помягче?

– Что ж, по-твоему, – возмутился Витька, – я и флюгер специально сломал? – и сунул под нос Пельменю самолёт-бомбардировщик, с покорёженными пропеллерами выглядевший, как будто сбитый в бою.

После этого Пельмень ему поверил. Ясное дело: не станет же нормальный человек специально всё крушить в гостях.

Пельмень подумал и сказал:

– Пускай хоть и не специально. Но всё равно как-то… неудобно получается. Не успели приехать, а уже ломать всё стали…

– Чего это – всё? – опять взвился Витька.

Пельмень вздрогнул и виновато заморгал:

– Это я просто сказал так… Не сломали… а беспорядок во дворе устроили… То есть не все, конечно, устроили… а я устроил, – скромно признался он и вздохнул.

– А-а, ты про это? – успокоился Витька и хмыкнул. – Это пустяки! В крайнем случае, есть на кого свалить, – он выразительно поглядел на конуру, и Чук грозно зарычал, наверное, услышал, в чём его собираются обвинить. Отчего Витька так заторопился поправиться, что стал заикаться: – Я х-хотел сказать, что у-убраться – для нас п-пара пустяков. Вот флю-угер… – приуныл Витька.

Пельмень, признательный Витьке за то, что он согласился оказать помощь в наведении дворового порядка, тоже проявил участие, указав на телегу:

– Это вот его надо спросить. Эй, учёный!

Из телеги появилась улыбающаяся физиономия Вовчика, словно Диоген из бочки, и отозвалась:

– Чего надо?

– Тут твоя голова требуется.

– Как ускакивать от меня на лошади, выходит, большого ума не надо! А теперь, значит, моя голова потребовалась? – заважничал Вовчик-Диоген.

– Мы хотели с тобой посоветоваться, – сказал самым трагическим голосом Витька и Вовчик снизошёл до их просьбы:

– Чего там ещё?

Он хотел ловко сигануть с телеги, но задел ногой о доску и упал в траву лицом. Тут же испуганно вскочил, выплюнул травинку и с грозным возгласом «Йя-а!» ударил ногой по доске, чтобы в следующий раз знала, как подставлять подножку, и запрыгал на одной ноге, вскрикивая от боли:

– Ой, ой, ой!

Такого глупого поступка от знаменитого учёного Пельмень с Витькой никак не ожидали. От растерянности они поначалу чуть не проявили к нему жалость, но потом опомнились и надулись от смеха, став похожими на два варёных рака, но вслух всё-таки не рассмеялись. Вот что значит выдержка!

Даже Вовчик, с подозрением к ним приглядывавшийся, не догадался, почему это они вдруг стали такими красными. Наверное, принял за загар и бодро поинтересовался:

– Так в чём у вас здесь загвоздка?

Витька рассказал про флюгер.

Вовчик выслушал, взял самолёт и, тщательно осмотрев со всех сторон, важно заявил:

– Надо его на место прикрепить!

– Это мы без тебя знаем… – начал было Пельмень, но Вовчик неожиданно озлился: – А раз без меня знаете, то нечего ко мне и приставать! Может, у меня сейчас в голове мыслительный процесс идёт… Может, я стою на пороге великого открытия… А вы тут со своими дурацкими пустяками время у меня только отнимаете!

Витька замахал руками:

– Нет, что ты! Что ты! Мы не знаем, как укреплять… А то разве стали бы тебя отвлекать… Нет, конечно!

Вовчик сразу остыл и сказал:

– Сейчас подумаю!

Он заложил руки за спину, глубокомысленно поднял глаза и стал прохаживаться по двору.

Пельмень с Витькой уважительно притихли, чтобы не мешать мыслительному процессу, а то, если каждый будет всё время отвлекать, так недолго и мозгами свихнуться. Но до свихивания мозгов дело не дошло, потому что Вовчик неосмотрительно наступил на валявшиеся где попало грабли и получил черенком по лбу. Потирая ушибленное место, он в недоумении замер, не соображая, откуда они здесь взялись, потом заорал:

– Надумалось!

Вот так оказывается, и совершаются все великие открытия!

Достаточно было упасть яблоку на голову Ньютону, чтобы он тотчас открыл закон земного притяжения, а Вовчику – как следует треснуть граблями по башке и набить шишку, чтобы он догадался, как крепить флюгер.

Пельмень с Витькой встрепенулись:

– И как же?

– Черенок нужен, – дал умный совет Вовчик.

– Что-о?

– Черенок, – с удовольствием повторил Вовчик и пояснил: – К черенку крепится флюгер, а уж потом сам черенок мы прибиваем к дому гвоздями.

– И правда! – обрадовался Витька. – Как это я сам не догадался!

– Тут голова нужна, – заносчиво сказал Витька и постучал по своей голове согнутым пальцем.

Черенок в лесниковском хозяйстве нашёлся быстро. Даже не черенок, а ровненькие жерди, которые были очищены от коры и выглядели гладенькими, будто отполированными. Как раз то, что надо! К тому же две штуки, что совсем уж замечательно: одну сразу в дело, а другую про запас, если первую получится испортить.

Благодаря таким длинным жердям самолёт поднимется гораздо выше, почти под самые облака, где ему и положено летать. Занятый Петрович небось и сам мечтал переделать, да всё как-то руки не доходили. Поэтому он не только не будет ругаться, но ещё и похвалит за смекалку и расторопность.

У ребят даже дух захватило. Они с большим усердием взялись за работу.

Пока Витька выправлял своими умелыми руками покорёженные пропеллеры, Вовчик раздобыл где-то ножовку, но самому попилить не удалось, потому как захапистый Пельмень тут же её отнял со словами:

– Ты будешь долго возиться, а здесь необыкновенная быстрота нужна!

И он со своей безмозглой ухваткой быстро отхватил почти половину жерди и, конечно, всё испортил, потому что примерялся на глазок.

– Ты что наделал? – завопил Витька, размахивая отпиленным концом. – Убью!

Пельмень на всякий случай отбежал и оттуда крикнул:

– Не переживай так, ещё одна жердь имеется!

– На тебя никаких жердей не напасёшься, – отозвался Витька и пробурчал: – Пилит… будто тут ему дрова какие-то обыкновенные.

Замерять взялся Вовчик, который к своему поручению отнёсся со всей ответственностью: подобрал щепку, оглядел её, отломил тонкий кончик и, зажмурив левый глаз, стал проводить с ней какие-то замысловатые действия, то отдаляя руку, то приближая. После долгих манипуляций со щепкой, когда у Витьки готово было лопнуть терпение, Вовчик отмерил шагами расстояние на жерди и уверенно сказал:

– Здесь надо пилить!

– Точно? – спросил Витька, прищурившись.

– Если я не прав, – патетически воскликнул Вовчик, – можете меня самого распилить на две части!

– Ну смотри! – предупредил Витька и значительно поводил концом жерди у него под носом: – Чуешь, чем пахнет?

Вовчик, как истинный учёный перед необразованными инквизиторами, стойко перенёс угрозу, только поинтересовался:

– Чем?

– Там узнаешь! – загадочно пообещал Витька и позвал: – Эй, пильщик, иди пилить!

– Брось жердь! – крикнул Пельмень.

– Не бойся, – сказал Витька, не выпуская жердь из рук, – не трону!

Косясь на вооружённого Витьку, Пельмень боком подошёл и торопливо отпилил.

Только удостоверившись, что распил произошёл в полном соответствии с разметкой, Витька расстался с жердью, похвалив Пельменя:

– Молодец!

Пельмень заулыбался всё шире и шире и тут же выразил готовность в дальнейшем сотрудничестве с таким хорошим руководителем.

– Без тебя управимся! – осадил его Витька и приступил к самой ответственной части работы – креплению флюгера на кончик жерди.

Потом, правда, он смилостивился и разрешил поучаствовать в прибивании жерди гвоздями. Для этого обычные гвозди, понятное дело, не годились, а требовались особенные – толстые и длинные. Их случайно обнаружили в сенцах забитыми в пол, где и без того гвоздей хватало, и по всему выходило, что эти пять штук оказались лишними. Пока их вытаскивали да выпрямляли, намучились здорово. Зато жердь с флюгером прибили так крепко, что, даже если захочешь оторвать, ни за что не оторвёшь.

Чтобы полюбоваться на свою работу со стороны, Витька, Пельмень и Вовчик отошли на середину двора, потом вышли за ограду, затем ушли к самому лесу. Отовсюду видно флюгер! Вот что значит сделать всё по-научному, а не абы как!

7

После этого они уже по-хозяйски убрали во дворе.

А тут и Петрович прискакал на взмыленном коне, как пошутил начитанный Вовчик. Хотя на самом деле Сивка, утомлённая долгим походом, шла, понуро свесив голову, и сразу принялась наедать силу, хватая сено с поспешностью оголодавшего Пельменя. Чтобы побольше уместилось в её животе питательного сена, Петрович расстегнул подпругу и снял седло.

– Ну что, парни, – спросил он, – отдохнули?

– Отдохнули, – вразнобой ответили ребята.

– Небось, на сене отдыхали?

Витька с Вовчиком промолчали, а Пельмень буркнул:

– Ага!

– Я мальцом тоже любил на сеновале спать, – признался Петрович и, наверное, вспомнив свои детские годы, стеснительно улыбнулся. – От разнотравья запах стоит такой… необыкновенный. Бывало, аж голова от него закружится. Красота-а! Для меня и сейчас дороже этого запаха ничего на свете нет. Духмяный запах… Лечебный.

Друзья стали дружно с шумом вдыхать лечебный запах, чтобы надышаться сразу на целый год, раз уж появилась возможность оздоровиться без всяких лекарств.

Вот, оказывается, почему все лошади любят душистое сено. От этого здоровья в них скапливается столько, что даже мощность в современной технике учёные измеряют в лошадиных силах.

Витька незаметно для всех сунул в рот пучок травы и пожевал. Но сено на вкус оказалось жёстким и горьким, и он, весь, скривившись, выплюнул, рассудив, что с него хватит и той силёнки, которая скопится от запаха: всё-таки он не лошадь, чтобы питаться сеном.

Надышавшись лечебным запахом разнотравья, ребята заметно оздоровились: принялись пихаться, многозначительно перемигиваться, и время от времени поглядывая вверх, прыскать в кулак. Конечно, такая активность без последствий не осталась: Петрович вслед за ними задрал голову, долго смотрел, а потом строго спросил:

– Что это?

– Флюгер, – ответили ребята, несколько озадаченные таким неуместным вопросом.

– Я вижу, что флюгер, – сказал Петрович и ехидно сощурил свои глаза. – А на чём это, скажите пожалуйста, он прикреплён?

– На жерди, – пояснил Витька.

– Та-ак… – внушительно сказал Петрович, взглядывая по очереди на ребят. – И кто же это из вас такой сообразительный?

– Все… сообразительные! – гордо ответил Витька, и его лицо расплылось в довольной улыбке.

Петрович задумчиво пожевал губами и со вздохом сказал:

– За заботу, конечно, спасибо. Только я эти самые… жерди… на оглобли приготовил. Почти три месяца их до ума доводил… сушил… Через пару деньков собирался менять…

– Во-он в чём дело! – догадался Витька. – То-то, я смотрю, они такие ровненькие да лёгкие…

Вовчик поправил очки и внёс ясность:

– Ошибочка вышла.

От расстройства Петрович, не глядя, с размаху сел на тележную оглоблю, и несправная оглобля, конечно, окончательно доломалась.

– Ёжкин кот! – ругнулся лесник.

Витька давно приметил эту особенность: в самый ответственный момент нужная вещь всегда оказывается неисправной или совсем отсутствует под рукой. Хотя до этого работала как часы и своим присутствием успела достаточно намозолить глаза. Например, однажды Витька долго хранил одну штучку, а потом за ненадобностью взял её и выбросил, чтобы зря не занимала место. А на следующий день выяснилось, что она безотлагательно потребовалась в конструкции гоночного автомобиля и без неё обойтись ну никак невозможно. Напрасно Витька бегал на свалку её разыскивать: такую нужную вещь уже успел кто-то подобрать, наверное, какой-нибудь расторопный пацан и теперь пользуется ею, как своей, смеясь над лопоухим хозяином.

С минуту Витька соображал, как быть с жердями, – не склеишь же их обратно. Потом окинул взглядом росшие у края леса молодые сосенки и объявил:

– Мы вам новые жерди заготовим. Сколько угодно!

– Нет уж, – отказался Петрович, – я как-нибудь сам. Завтра вот с утречка поеду в дальний квартал… Балуется там кто-то у меня, лесок потихоньку подворовывает. Там и пригляжу… жерди… на оглобли. Кстати, как вы тут одни, управитесь… если я в дальнем заночую? Кое-кому засаду устрою.

– Управимся, – солидно сказал Пельмень. – Чего тут не управиться.

Петрович хмыкнул и покивал:

– Это я не сомневаюсь. Это вы запросто… со своими способностями-то, – он внимательно оглядел смущённых ребят и, неожиданно звучно хлопнув себя по коленям, весело крикнул: – Чего пригорюнились, головы свесили? Сейчас ужинать будем! Да не чем попадя, а ухой!

Оказалось, что за делами время пролетело незаметно. Вечерняя заря ещё красила верхушки сосен розовым светом, а внизу уже лёгким туманом мазались летние сумерки.

Петрович распорядился:

– Николай, заготавливай из оставшихся чурок дровишки, Владимир, разводи костёр, а мы с Виктором на реку сходим сетку проверим.

– Далеко идти? – осведомился Витька.

– До ночи должны вернуться, – прикинул Петрович и, увидев, как у Витьки вытянулось лицо, дальше подшучивать не стал, побоявшись, что он упадёт в обморок, и сказал: – Метров триста.

Витька облегчённо протянул:

– А-а!

– Вот тебе и а!

Петрович взял ведро, и они с Витькой отправились за рыбой.

Пельмень, деловито поплевав на свои пухлые ладони, принялся крушить топором ровные чурки, которые от богатырского удара разлеталась во все стороны. Вовчик с готовностью подбирал их по всему двору и складывал шалашиком, чтобы побыстрее разгорелся костёр.

Петляя среди деревьев, тропинка вела под уклон. Ещё не видя реки, Витька догадался о её присутствии по знобкому холодку, которым потянуло навстречу. Высокие сосны сменил низкорослый кустарник, затем неширокая полоска луга, и вот уже видны ракиты, свисавшие над тихой водой. Придерживаясь за ветки, а кое-где и за траву, по крутому спуску подобрались к самой воде. Тишина. Только иногда всплеснёт жирующая рыба да квакнет спросонок лягушка.

Петрович отвязал от коряги прочную леску и неторопливыми движениями начал вытягивать сетку из воды.

Глядя, как бьётся запутавшаяся в ней рыба, негромко сказал:

– Посмотрим, что нам Бог сегодня послал.

Оказалось, что сегодня Бог не пожадничал и послал рыбакам щедрый улов, наверное, для того, чтобы было чем попировать ребятам: пяток окуньков, с десяток плотвичек, три зубастые щучки, пару линьков, язька, налима, такого жирного, что с хвоста аж жир капал, и даже два здоровенных чёрных рака, похожих на допотопных чудовищ.

Раков Витька отпустил на волю, предварительно как следует рассмотрев, а остальную рыбу поместил в ведро с водой.

Пока Петрович, сидя на корточках, курил, задумчиво поглядывая на водную гладь, Витька в половинку бинокля стал изучать далёкий противоположный берег. Ничего интересного там не наблюдалось, и он перевёл бинокль на Студенец, который широко и величественно нёс свои синие с прозеленью воды. Неожиданно посреди реки Витька разглядел размытое сумерками тёмно-зелёное пятно.

– Дядя Иван, – спросил он, – что это такое?

Петрович не спеша выпустил табачное облако и спокойно ответил:

– Остров.

Витька чуть не выронил бинокль и ещё сильнее вгляделся в размытые очертания, дрожащим голосом повторяя, как заклинания:

– Остров, остров, остров…

Выглядел он при этом как городской дурачок Серёня, даже Петрович обеспокоился и спросил:

– С тобой всё в порядке, парень?

– Ещё как! – в восторге заверил Витька и вдруг заволновался: – Дядя Иван, а вот остров… он необитаемый?

Петрович выплюнул сигарету и встал:

– Раз никто не проживает на нём… Стало быть необитаемый.

Захлёбываясь от радости, Витька горячо заговорил:

– Вот здорово! Правда, дядя Иван? Что ж, и названия у него никакого нет?

– Название имеется… Митяев остров.

– И кордон Митяев, и остров Митяев? – поразился Витька. – Это кому же такая слава досталась?

Петрович строго взглянул на него и дрогнувшим голосом сказал:

– Придём домой, паря, и я вам расскажу давнюю историю, связанную с этим островом.

Он подхватил ведро и стал подниматься на высокий берег. Витька последовал за ним. Петрович быстро шагал по тропинке, торопясь вернуться до полной темноты. Витька шёл позади и всё о чём-то думал, а иногда и беседовал сам с собой.

8

Во дворе вовсю полыхал костёр.

Возле него на корточках сидели Пельмень с Вовчиком. На каждый непонятный шорох они испуганно поворачивали головы и с настороженностью вглядывались в загустевшую темноту. Со стороны два полуночника были похожи на больших сов, у которых, как известно, головы вертятся на все сто восемьдесят градусов: надоело тебе вперёд смотреть или вбок, можешь очень просто повернуть её назад и поглядеть, что происходит с тыла.

Но оказалось, что сами ребята представляли в своём уме совсем другую картину, потому что, обрадованно вскочив навстречу, они в один голос заявили:

– Дядя Иван, нам ружья нужны!

– Зачем? – оторопел от такого наскока Петрович.

– Чтобы мы были похожи на охотников на привале, – соврали пацаны, скрыв истинную причину вооружения.

– Какие же мы охотники? – удивился Петрович. – Мы рыболовы! И все принадлежности у нас рыбацкие…

Витька в этом интересном разговоре никакого участия не принимал, трезво рассудив, что взрослый человек Петрович в обиду их никому не даст и, если что, сразу сбегает за ружьём…

Вскоре в ведре закипела вода. Душистый запах разваренной рыбы и лаврового листа распространился по всему двору и даже дальше. На пир слетелись какие-то белые мотыльки. Они кружились над ведром и от нетерпения покушать вкусной ухи пикировали вниз, сгорая в огне. В траве всё время кто-то подозрительно шуршал.

– Дядя Иван, – напомнил Витька, – вы обещали об острове рассказать.

– О каком таком острове? – заинтересовались Пельмень с Вовчиком, сразу забыв о своих страхах.

Витька обратил к ним ухмыляющееся лицо и сразил известием:

– О необитаемом.

И с торжеством заметил, как у пацанов отвалились челюсти.

Петрович подозрительно долго возился с ухой: помешал, зачерпнул, подул, попробовал, похрустев недоваренным пшеном, и посчитав не поспевшей, отложил ложку. Потом долго занимался куревом: вынул из кармана пачку сигарет, ногтястыми заскорузлыми пальцами вытянул одну, прикурил, испортив несколько спичек, и задумчиво уставился в темноту поверх ребячьих голов, совсем не замечая их присутствия. От его молчаливых действий повеяло холодком отчуждения. Ребята зябко поёжились, несмотря на пышущий жаром костёр.

Витька несмело потянул его за рукав и негромко позвал:

– Дядя Иван!

Петрович перевёл свой взгляд на мальчишек, по очереди вгляделся в застывшие перед ним лица и, качнув головой, сказал:

– Задумался я, парни. Что-то мне всегда в груди жмёт, когда про этот случай вспоминаю… Может, это быль, а может, легенда… Не нам судить. В общем слухайте… Во время войны появился в наших краях один танкист… Юнец совсем… Говорят, что ему не было ещё и семнадцати. По военному он числился механиком-водителем… И перегонял откуда-то свой танк. Скорее всего после ремонта… Наверное, в каком-нибудь сражении подбили, вот он и ремонтировался… А уж почему он один в танке оказался… без экипажа… о том я не ведаю и врать не собираюсь. Тут как раз фашисты в наступление пошли. Переправу начали наводить… от того берега и до острова… А от острова, конечно, досюда… Чтоб, значит, вглубь нашей страны продвинуться… На острове закрепилась рота наших солдат… окопы, то, сё. Да где им со своими «трёхлинейками» супротив вооружённого до зубов врага… А у нашего танкиста в танке полный боекомплект… снарядов, стало быть… Закручинился он, что бойцам нашим не может помочь… Да и переправился вместе с танком на остров…

– Как это? – спросил Пельмень, подавшись вперёд. – По воде что ль?

– Этого я не могу сказать, – пожал плечами Петрович, – может, на понтоне, может, на плоту каком… Об том история умалчивает… Только оказался он на острове… И в одиночку принял сраженье… кровавое… Не на жизнь, а на смерть сражался… За вас, ребятню… за матерей ваших, отцов… Крепко он сражался. Несусветное количество полегло в том бою врагов… Но не прошли они… Бежали с позором… потому как не на того напали…

Голос у Петровича дрогнул, он замолчал и принялся с не свойственной ему суетливостью рыться в своих карманах в поисках спичечного коробка. Нашёл, со второй попытки зажёг спичку и поднёс огонёк к погасшей сигарете. Пальцы у него заметно подпрыгивали.

Витька с трудом сглотнул пересохшим горлом и почему-то шёпотом спросил:

– Дядя Иван, а дальше что было?

Петрович несколько раз глубоко затянулся, смял в пальцах окурок и сказал:

– А дальше исчез геройский парень вместе со своим танком.

– Как исчез? – разинули рты мальчишки.

Петрович развёл руками и вздохнул:

– Об этом никто не знает… Только после боя не нашли ни его, ни танк… Вся рота погибла в том неравном кровавом бою… А он исчез… Рассказывают, будто иногда по ночам слышатся с острова крики «ура», выстрелы, рёв одинокого танка… Дурной славой пользуется остров с войны… Никто на него не заглядывает, ни грибники, ни рыболовы… Даже охотники с ружьями и те страшатся на нём бывать… На что я не из пугливых, а как-то боязно становится, когда мимо острова приходится проплывать… Правда, один раз всё-таки бывал там… Из камней пирамидку сложил… навроде обелиска…

– Куда он мог деться? – задумчиво произнёс Витька, к чему-то прислушиваясь. Даже уши у него шевелились.

Петрович помолчал, а потом сказал:

– Старики поговаривают, будто он на небо вместе с танком вознёсся…

Мальчишки быстро подняли головы.

В бездонном ночном небе тихо мерцали далёкие звёзды, крепко храня тайну о геройском танкисте. Вдруг небосвод прочертила яркая звезда и погасла.

– Звезда упала, – сказал Пельмень.

– Не звезда, а метеорит, – поправил его Вовчик, возмущённый столь примитивным объяснением небесного явления.

– Много ты знаешь, – заспорил твердолобый Пельмень и обратился за поддержкой к Петровичу. – Дядя Иван, правда, звёзды падают?

Петрович, подрывая свой авторитет, простодушно ответил:

– Раньше считали, что это будто бы чья-то жизнь закончилась… А ещё, когда звезда падает, желание загадывали…

Вовчик, чтобы не обидеть отсталого Петровича, промолчал, а Витька, глядя в небо, признался:

– А я загадал желание… Как думаете, сбудется?

– Безо всякого сомнения, – заверил его Петрович и пояснил: – Не может такого быть, чтобы желание, загаданное в ночном лесу у костра, да не сбылось.

– И остров я теперь догадался, почему так называется, – сказал Витька и, оглядев всех, торжествующе выпалил: – Потому что того пацана звали Митя. Вот!

Петрович дружески положил руку ему на плечо и сказал:

– А по-нашенски, по-деревенски – Митяй!

Только произнёс он такое необычное имя, как костёр, до этого горевший ровным огнём, полыхнул так, что все отшатнулись, прикрываясь от жары.

А Пельмень, сидевший на корточках ближе всех, опрокинулся на спину и испуганно выкрикнул:

– Что это?

В этот момент от реки донёсся приглушённый расстоянием хлопок, очень похожий на пушечный выстрел.

Все поглядели в ту сторону, хотя за лесом, и к тому же ночью, увидеть ничего было нельзя, как ни разглядывай.

– Гром это, – сказал Петрович спокойно. – Дождь будет.

Но после того, что он сам тут понарассказывал о геройском танкисте, поверить в такой бред, что это обыкновенный гром, мог только самый распоследний олух, если такой ещё остался на свете.

9

Наутро окончательно выяснилось, что Петрович насчёт дождя… приврал. Никаким дождём и не пахло, даже наоборот: во всю светило солнце, на небе ни единого облачка, хоть бы одно залетело шутки ради, чтобы на неё сослаться.

Но Петрович не смутился оттого, что его разоблачили, и оправдался:

– К вечеру соберётся…

И, наверное, от расстройства, что вышло не по его, ускакал на своей Сивке пораньше, строго наказав со двора никуда не отлучаться во избежание неприятностей, которых в незнакомом глухом лесу полно, и несведущему человеку в них нипочём не разобраться: неприятность это или уже приятность.

Ребятам всё это было известно и без его наставлений. Только где он видел пацанов, которые сидели бы на скамеечке, как какие-нибудь пенсионеры и день-деньской вели неторопливые беседы. Никто из троих, как ни старался припомнить, ничего подобного из своей жизни так и не вспомнил, что, естественно, вызвало у них ликование, и зачесались руки совершить какую-нибудь ловкую проделку. Но неожиданно выяснилось невероятное: специально придумать даже самую захудалую проделку оказалось намного сложнее, чем её исполнить. Они и не подозревали, что раньше это всё как-то само собой получалось.

Мальчишки разбрелись по двору и принялись усиленно придумывать.

Через полчаса бестолкового хождения Вовчик с беспокойством ощупал свою голову и сказал:

– У меня голова хорошо работает только в лежачем положении.

Но лечь на сено он поостерёгся, помня трагедию, произошедшую с Пельменем, и ушёл в дом.

Рыжий бельчонок, шустро сновавший в кроне, по-видимому, заинтересовался новыми постояльцами сторожки и спустился на самую нижнюю ветку, а потом и вовсе уселся на ограде.

Пельмень, у которого с собой вечно припасено что-нибудь из съестного, вывернул карманы и, ссыпав на ладонь всевозможные крошки, с вытянутой рукой двинулся к гостю.

Бельчонок от любопытства, чем таким вкусным собирается угостить его толстый мальчишка, принялся бегать по ограде взад-вперёд.

Конечно, Витьке тоже захотелось вблизи рассмотреть лесного обитателя, может, если удастся, даже погладить. Но у него отродясь не водились в карманах крошки, а подкрадываться, обманывая доверчивого зверушку, он посчитал для себя последним делом. Поэтому ему оставалось только с завистью наблюдать, затаив дыхание.

Пельменю до заветной цели оставалась пара шагов, как вдруг на порог выскочил Вовчик и, размахивая руками, истошно завопил:

– Пацаны! Сюда! Скорее!

Его знаменитые очки из панциря морской черепахи чудом удерживались на одной дужке, а волосы торчали во все стороны, будто через них пропустили ток высокого напряжения.

Увидев такое страшилище, бельчонок, конечно, напугался и убежал.

Даже Витька, не ожидавший ничего такого, честно говоря, слегка струсил, отчего сам закричал громче Вовчика:

– Чего орёшь! Бельчонка спугнул! Разорался тут на весь лес! Как дам сейчас по башке!

Но с Вовчиком стряслось, видно, что-то серьёзное, что самым непосредственным образом сказалось на его слухе, потому что он на Витькины угрозы не обратил ни малейшего внимания и голос свой не сбавил.

– Быстрее! Скорее! – орал он как оглашенный и поминутно оглядывался, словно боялся нападения сзади.

Пельмень, раздосадованный тем, что ему не удалось приручить дикого бельчонка, сам проглотил хлебные крошки и побежал вслед за Витькой на выручку хиляку – учёному, решив расправиться с ним немного погодя.

В маленькой горенке, куда они грозной оравой ворвались, Вовчик указал перед собой пальцем и выкрикнул:

– Видели?!

Над комодом висела застеклённая синяя рамка с фотографиями. Среди десятка пожелтевших карточек в самом уголке ютилось крошечное фото губастенького паренька в военной форме. Судя по петлицам – танкиста. Фотография, похоже, предназначалась для важного документа, и паренёк, чтобы казаться серьёзным, отчаянно таращил с неё глаза.

– Митяй! – сказал уверенно Витька, и на улице что-то так оглушающе бабахнуло, что задребезжали стёкла.

– Са-самолёт п-пролетел, – сказал Пельмень, почему-то заикаясь.

Гул удаляющегося самолёта затих, и Витька тихо произнёс: – Ми…, – подождал, прислушиваясь, и так же шёпотом договорил, – … тяй!

Позади жутко скрипнула кровать, и ребята, вздрогнув, обернулись.

Бельчонок, неизвестно когда проникший в горенку, проскакал по кровати и выскочил в распахнутое окно.

Все радостно захохотали, довольные проделкой шустрого бельчонка, а Вовчик возбуждённо зачастил:

– Да-а… лёг я на кровать, только мозгами пораскинул, почти уже одну интересную штучку придумал… А тут смотрю, фотография, подошёл, гляжу – Ми… в общем тот самый пацан… Я за вами, а вы там…

– Интересно, а кем он Петровичу приходится? – спросил Пельмень.

Вовчик запнулся и ляпнул:

– Сын!

– Скажи ещё внук! – рассердился Витька. – Это когда было!.. Петровичу теперь должно не менее ста лет исполниться… А столько никто не живёт!

Вовчик в уме быстро подсчитал годы и приуныл:

– Ошибочка вышла.

– Пацаны! – сказал Витька и, заговорщицки оглянувшись, быстро зашептал: – Я ещё вчера надумал, что нам надо обязательно побывать на таком загадочном острове… Всё выяснить… Вообще-то я сюда затем и приехал, чтобы разные необитаемые острова исследовать… А так даже ещё интереснее получается… Будем исследовать, куда пропал настоящий танк.

– А как мы на этот самый остров попадём? – задал резонный вопрос Пельмень.

– А как на него попал тот пацан? – в свою очередь спросил Витька. – Да ещё и с танком! А он будет потяжелее твоего рюкзака!

Пельмень, кровно обиженный таким сравнением, надулся, но Витька миролюбиво напомнил:

– Ты слышал, вчера Петрович говорил о лодке?

– Слышал, – буркнул Пельмень.

– Вот на ней и поплывём!

– А она где?

– Найдём! – бодро ответил Витька и, желая заручиться поддержкой команды в столь непростом мероприятии, как экспедиция на таинственный остров, предложил проголосовать и первым поднял руку: – Я голосую за то, чтобы немедленно обследовать остров!

Вовчик, который в силу своей учёности просто обязан был изучать всякие не известные науке явления, поддержал его:

– Я голосую за! Потому что мне охота поглядеть на этот остров… и вывести всю эту запутанную историю на чистую воду.

– Я как все, – сказал Пельмень, помолчав, и тоже поднял руку.

Витька обрадовался, что Пельмень не взбунтовался и усмирять такую махину не придётся, уже на правах командира распорядился:

– Значит так… Сейчас берём с собой самое необходимое… Находим лодку… и плывём на ней на остров на разведку… Пока Петрович будет устраивать засаду своим браконьерам, мы всё быстро разведаем и вернёмся. Ясно? Вопросы будут?

– А еду с собой брать? – тотчас задал вопрос Пельмень.

– Ты что, там жить собрался? – зашипел на него Витька. – Не успели поесть, а он опять уже о еде думает… Итак вон раздулся… как барабан.

– Барабан, он не раздувается, – задумчиво сказал Вовчик, – барабан, он тугой… Это воздушный шар раздувается.

– Ты что меня учишь! – заорал Витька. – Барабан – карабан! Шар – башар! Дам вот сейчас биноклем по башке… Сразу узнаешь… как вредничать!

Видя, что Витька не на шутку рассердился, Вовчик с Пельменем больше приставать к нему с пустяками не решились и ушли собираться в дорогу.

Вскоре отряд в полном походном снаряжении быстро зашагал со двора.

– Петрович приедет, а мы уже будем всё знать, – размышлял Витька вслух. – Он похвалится, что поймал браконьеров, а мы ему…

– Вот у нас новость, так новость! – подхватил Вовчик. – По сравнению с которой все его браконьеры просто ерунда…

Но не успели они дойти до вчерашней тропинки, чтобы по ней спуститься к реке, как из своей конуры вылез Чук и, устрашающе скаля зубы, встал на пути.

Витька, возглавлявший экспедицию, резко остановился, на него налетел Вовчик, глаза которого прикрывали поля здоровенной шляпы, и замыкавший шествие Пельмень с ходу врезался в замешкавшихся товарищей. От его тарана Витька пролетел далеко вперёд и очутился перед разинутой пастью Чука, который, воспользовавшись такой удачей, мгновенно вцепился в Витькину штанину. Умный пёс, чтобы не покусать гостя, трепал штанину не больно, но достаточно грозно, для того чтобы экспедиция, временно свернув свои исследования, в паническом беспорядке отступила к сторожке, голося:

– А-а!

Нагоняя ещё больше страха, Чук преследовал троицу огромными прыжками и рычал, будто лев. Загнав ребят в дом, Чук вернулся в свою конуру и улёгся отдохнуть от волнений.

10

Поглядывая в окна, члены не состоявшейся экспедиции стали совещаться.

– Он что… с ума… сошёл? – прерывистым голосом спросил запыхавшийся Пельмень.

– Это он выполняет поручение Петровича, – ответил Витька. – Чтобы мы куда-нибудь не ушли и не заблудились.

– А по-моему, он нас на остров не пускает, – сказал Вовчик, и Пельмень с Витькой прямо остолбенели, услышав такую неожиданную версию.

Через минуту Витька обрёл дар речи и воскликнул:

– Точно! Как это я сам не додумался! – и вдруг пронзительно заорал на Вовчика: – Ты не умничай! У меня тоже голова имеется!

– А я чего? – вздрогнул Вовчик.

– А-то я не вижу, чего! – шумел Витька.

Вовчик, поднёсший было к своей голове согнутый палец, торопливо его отдёрнул, оправдываясь:

– Это я просто шляпу поправить.

– «Шляпу»! Шляпу, её рукой поправляют, а не согнутым пальцем!

Вовчик со всех сторон внимательно разглядел свой палец, будто увидел его впервые, и пояснил:

– Это его от занозы скрючило.

И, подтверждая сказанное, принялся с увлечённым видом выковыривать невидимую занозу.

– Теперь нам просто необходимо побывать на этом острове, – остывая, сказал Витька.

– А может, не надо, – засомневался Пельмень.

– Надо! – суровым голосом одёрнул его Витька.

– Конечно, надо! – поддакнул ему и Вовчик, который делал вид, что пытается вытащить не видимую глазу занозу.

Витька покосился на него, но промолчал, а Пельмень, зная Витькин непреклонный характер, с вздохом спросил:

– А как мы со двора уйдём незаметно?

Вовчик перестал без толку расковыривать свой палец и сказал:

– Надо дождаться, когда Чук уснёт.

– Так он тебе и уснул! – не поверил в такую затею Витька.

– Уснёт! – заверил Вовчик. – Только его надо как следует накормить.

– Это правда, – со знанием дела согласился Пельмень. – Меня всегда после еды в сон тянет. Хоть сопротивляйся, хоть не сопротивляйся. Я один раз горячих пончиков объелся и прямо на ходу уснул… Чуть под машину не попал, – похвалился он.

– Вот! – поучительно потряс выздоровевшим пальцем Вовчик. – Объестся Чук и уснёт. А если даже и не уснёт, всё равно ему будет лень гоняться за нами по лесу… Мы и убежим.

Витьке пришлось согласиться, что Вовчик, хоть он и приличный зануда, нашёл выход из положения.

– Что ж… – сказал он. – Можно рискнуть… Не сидеть же истуканами до возвращения Петровича…

А Вовчик вовсю уже суетился вокруг заартачившегося Пельменя, насильно стаскивая с него рюкзак:

– Давай, давай, не жадничай! Потом тебе всё в тысячу раз компенсируется!

Но это заявление никакого впечатления на всегда уступчивого, на всё согласного Пельменя не произвело.

– А ну снимай рюкзак! – с негодованием гаркнул Витька. – Это, между прочим, для общего дела требуется!

Возможно, Пельмень в самом деле проникся душой к общему делу, а может быть, просто решил ещё больше не разволновывать Витьку, только он хоть и с неохотой, но с рюкзаком расстался, правда, при этом, как маленький, канюча:

– Да-а! А если я с голоду помру?

– Не помрёшь! – безжалостно отрезал Витька. – Ты за счёт своего жира ещё сто лет проживёшь… как медведь!

– Медведь, он только зиму выдерживает, – поправил его Вовчик, любивший во всём точность. – А потом ему опять надо жир наедать.

– Это медведю надо жир наедать каждый год, – заявил Витька, – а Колюне и набранного до конца своей жизни хватит.

Пельмень нахмурился, но промолчал.

Между тем Витька сбегал к конуре и вывалил содержимое рюкзака в собачью миску.

– Огурцы надо было хоть оставить, – проворчал Пельмень, с сожалением глядя, как здоровенная псина расправляется с его харчами. – Cобаки их не едят.

Но Чук, видно, был какой-то особой породы (а-то какая ещё собака будет так заботиться о гостях, не пуская их на остров) и огурцами занялся в последнюю очередь, наверное, оставив их на десерт. Чук придавил лапами огурец, обнюхал его и смачно захрустел, жмурясь от удовольствия.

Витька с Вовчиком страшно удивились:

– А говоришь, не едят!

Пельмень засопел, как бык, и видно было, что ему очень жаль отданных съестных припасов.

– А чего ж отказываться, – покраснев, проговорил он, – раз сами навязались со своей едой. Он не дурак какой-нибудь…

Чук доел и сытно развалился возле конуры. Вскоре он заснул, изредка вздрагивая во сне треугольником уха.

– Во! – торжествующе поднял палец Вовчик. – Всё, как я говорил! Здорово у меня черепушка работает?!

Но Витька его огорчил:

– Ерунда твоя черепушка! Это надо ещё в действии испытать. Кто пойдёт?

– Я не пойду! – угрюмо отказался Пельмень. – Ишь какие! Я и еду давай, я и испытывай. Больно жирно будет!

– Та-ак! – зловещим голосом протянул Витька и посмотрел на Вовчика.

Но и тот особого желания быть подопытным кроликом не выказал, отчаянно замотав головой:

– Ни! И придумывай им, да ещё и сам иди! Ни!

– Скажите, уж испугались! – презрительно оглядел их Витька. – Слабаки вы оказывается!

– И никакие мы не слабаки, – стал защищаться Вовчик. – Сам, небось, боишься!

– Бою-усь… – обиделся Витька. – Было б чего…

Он самоуверенно тряхнул нахально торчавшим на затылке вихром, как перо у дикаря, и вышел.