Читать книгу Шах и мат. Рассказы - Михаил Артюшин - Страница 1
Экзамен
ОглавлениеУтро нового дня встретило поезд унылым пейзажем выжженной степи. Трое друзей ехали в одном купе плацкартного вагона. Еще два дня назад они сидели у костра на берегу озера, одноклассники, костяк их десятого «Б», учившиеся вместе с семилетнего возраста. Собравшись в последний раз вместе, после прошедшего выпускного вечера, они прощались друг с другом, встречая рассвет новой взрослой жизни. Все разъезжались по разным городам.
Михаил смотрел в окно, сидя за столиком на нижней полке, мысленно возвращаясь в тот вечер, на берегу озера, не замечая проплывающие за вагонным стеклом маленькие станции с одноэтажными, похожими друг на друга зданиями в окружении немногочисленных деревьев, выделявшихся зеленью крон на желтом фоне уходящей за горизонт степи.
Его Вера уезжала в Ленинград. Он в – Магнитогорск. С этим ничего уже поделать было нельзя. Они не спали в палатке всю ночь. Целовались. Договаривались о будущей встрече после вступительных экзаменов или на каникулах. Ее адрес он должен будет взять при первой возможности у ее мамы.
Веселый звон железных ложек, встрепенувшихся разом от раскачки вагона в трех тонких стаканах, устойчиво стоящих на столе в стальных подстаканниках, отвлек его от воспоминаний. Реальность в виде выжженной солнцем степи с очертаниями невысоких холмов, появляющихся иногда по ходу движения на ровной желтой поверхности в светлой дымке воздуха, проглядывалась за окном до самого горизонта.
* * *
Город за окном еще не просматривался, но вскоре, пересчитав громче обычного все стыки рельс на стрелках, состав возвестил проснувшимся пассажирам о прибытии на подъездные пути товарной станции. Через четверть часа, протиснувшись между прилипшими к дороге зданиями складов и пакгаузов, поезд плавно выкатился на первый путь и притормозил напротив здания вокзала Магнитогорска. В открытую дверь тамбура влетел поток воздуха с необычным привкусом дыма.
– Привыкайте, мужики! – сказал Михаил. – Это привет от комбината! Сначала непривычно, а завтра уже не будете замечать!
До здания института добрались на трамвае, проехав четыре остановки по улице Карла Маркса и пройдя наискосок парк, разбитый у городского главпочтамта между двумя главными улицами города, названными, как и во всех городах Советского Союза, в честь основателей учения марксизма-ленинизма.
Здание института с огромными окнами нависало своей монументальной мощью над прилегающей к нему главной площадью города и трибуной с расположенным в центре композиции каменным памятником вождю мирового пролетариата. Рука вождя была направлена в сторону уходящего вниз к реке широкого проспекта Металлургов с зеленым сквером посередине. Проспект спускался к реке, переходя в длинный мост с двухсторонним движением. Видны были красно-желтые трамваи, уходящие по темным полоскам рельсов на левый берег. Здания жилых домов в правой части площади закрывали вид на южный мост и начало металлургического гиганта. Виднеющаяся вдали синяя лента реки разделялась тремя длинными песчаными островами, вытянутыми вдоль течения с севера на юг. Разноцветные дымы всех цветов радуги клубились, закручиваясь в спирали, поднимались в небо над крышами цехов комбината из десятка разных по высоте и окрасу труб, от едва виднеющихся в размытом теплом воздухе корпусов прокатных станов и мартеновских цехов до чернеющих в конце центрального моста громадин доменных печей. Подхваченные ветром, они мелкими клочками улетали в облака и растворялись в прозрачном небе, а пышущие жаром трубы отправляли все новые и новые завитки дыма всех цветов и оттенков.
Огромные, деревянные, резные двери главного входа были настежь открыты. В прохладном вестибюле парни быстро нашли приемную комиссию. Оформление на курсы прошло быстро. Вопрос с размещением решился также очень просто. Им выдали направление в общежитие строительного факультета. Общежитие находилось ближе к вокзалу. Пришлось возвращаться назад. Они пошли пешком, торопиться было некуда. За зданием Дворца культуры металлургов повернули налево и, пройдя небольшой скверик, подошли к ступенькам общежития.
Старое трехэтажное здание, построенное в послевоенные годы, с толстыми стенами, с башней, увенчанной остроконечным шпилем, надстроенной над главным входом и вестибюлем на уровне четвертого этажа, встретило их поначалу неприветливо. Сидящая на входе за фанерным желтого цвета барьером женщина в рабочем черном халате, в белом в горошек платочке, подвязанном под подбородком, при попытке пройти мимо нее в открытый кабинет коменданта общежития, строго сказала:
– Так! Что? Куды?! Нету там никого! – видя, что послушные парни остановились, уже мягче спросила: – Че надоть-то? Все разъезжаются!
– Да нам поселиться надо! – сказал Борис с чуть заметным возмущением.
Михаил молча протянул направление.
– Дуся, кто там?! – послышался голос из открытой комнаты коменданта.
– Идитя! – махнула рукой в направлении кабинета вахтерша.
Так состоялось их знакомство с талисманом общежития стройфака – тетей Дусей.
* * *
В комнате с эркером стояли пять кроватей с тумбочками и два покрытые голубым пластиком стола. Слева и справа от входа находились встроенные шкафы с фанерными дверцами, покрашенными темно-коричневой краской, в хаотичном порядке на внутренних стенах были закреплены алюминиевые крючки. Поперек шкафа висела перекладина из обточенного черенка лопаты.
В комнате было душно. Распахнув все три окна, ребята начали устраиваться на новом месте. Вещи разместили в шкафах, сумки под кроватями, так как антресоли над шкафами оказались забитыми книгами и учебниками. Сидеть в такую погоду в общежитии не хотелось. Переодевшись, они вышли на улицу.
Местоположение общежития, как выяснилось после обхода окрестностей, было неплохое. В тридцати метрах от входа располагалась трамвайная остановка, отделенная от проезжей части темными, сваренными из труб, полукруглыми ограждениями. Напротив остановки на первом этаже дома находился магазин «Одежда». В витринах стояли в разных позах манекены. На фоне погасших окон магазина светлыми пятнами угадывались очертания их застывших фигур, белым цветом выделялись женские летние платья и рубашки на мужских костюмах.
На противоположной стороне улицы, напротив общежития, над первым этажом хрущевки-пятиэтажки красовались большие красные буквы «Гастроном». Огромные, ярко подсвеченные окна были украшены видами перевязанных бечевой колбас и прочей снеди. На углу следующего перекрестка виднелось здание почты.
В гастроном заходить не было смысла, так как в общежитии их еще ждали остатки домашних припасов, собранных в дорогу заботливыми мамами. Запрыгнув в первый подошедший трамвай, они направились знакомиться с городом.
* * *
Весь июль стояла хорошая погода. Над городом синело бескрайнее безоблачное небо. Каждое утро в восемь часов они выходили из общежития. По дороге забегали в рабочую столовую металлургического комбината, расположенного рядом с Домом культуры. Три квартала по улице Ленина, мимо главпочтамта – единственного места, где можно было из автомата позвонить по межгороду, – они преодолевали в течение десяти минут и успевали подойти к зданию института точно к началу занятий.
К середине дня город изнемогал от жары. Асфальт на тротуарах становился мягким. К вечеру небо постепенно принимало темные краски, и каждую ночь, редко когда через день, удивительным образом последствия дневной жары смывались ночным дождем. После занятий они, как правило, шли на городской пляж. Вечером возвращались в общежитие, по пути забегая в рабочую столовую.
Знания в головах абитуриентов постепенно пополнялись и закреплялись. Наступил момент, когда в приемной комиссии появилась информация о времени и месте проведения предстоящих вступительных экзаменов. В общежитии стали появляться новые лица. Ежедневно вахту тети Дуси штурмовала прибывавшая абитура, загораживая проход и вестибюль чемоданами, баулами и рюкзаками. Вновь прибывшие расселялись, устраивали быт, знакомились с институтом и городом, и по утрам и вечерам общежитие уже гудело и шумело, как растревоженный пчелиный улей. Утром входные двери хлопали каждую минуту, отсчитывая количество выходящих жителей общежития, спешащих на последние занятия подготовительных курсов и не совсем спешащих, идущих неуверенной поступью по незнакомым улицам в приемную комиссию высшего учебного заведения под названием горно-металлургический институт. Вечерами изо всех раскрытых окон доносились звуки музыки, звучащей из катушечных магнитофонов или динамиков настенного радио, голоса парней и звонкий девичий смех. На вечерние телевизионные программы народ собирался в вестибюле общежития, принося с собой стулья из своих комнат, рассаживаясь рядами перед экраном телевизора, как в кинотеатре.
Наконец в фойе института на стенде приемной комиссии появилось расписание экзаменов. Первым экзаменом была литература.
– Что-нибудь напишем! – сказал Михаил, глядя на расписание предстоящих экзаменов. Больше его волновали математика и физика.
– Завтра в девять ноль-ноль, аудитория 121, это где горный факультет! – подытожил Борис. Готовиться к этому экзамену друзья не стали и остаток дня провели на пляже.
Вечером после ужина в комнате царила обычная обстановка. Михаил сидел за столом, писал на тетрадном листке письмо домой. Борис лежа на кровати читал книжку. Санек то и дело подходил к окну, закуривая очередную сигарету, задумчиво глядя на улицу сквозь редкие просветы в зеленой листве вяза, закрывавшего окно своей кроной. Солнце пробивалось сквозь листву последними лучами багрового заката. Ветра не было, и жар от нагретого за день солнцем асфальта поднимался вверх и, казалось, застывал в воздухе, в листве деревьев, постепенно нагревая открытые окна и проникая через них во все помещения старого здания. Вместе с горячим воздухом комната постепенно наполнилась и табачным дымом. Белое табачное облако плавало под потолком комнаты.
– Сань, кончай курить! – сказал Михаил, обращаясь к Чудину.
– Фу-у! Надымил! Чудило, ты че надымило? Курить на улице будешь! – поднялся с кровати Борис. – Давайте хоть проветрим! – добавил он, открывая двери в коридор. Посмотрев на Санька, завалившегося на кровать, сказал: – Чем курить, найди у кого-нибудь учебник литературы и почитай. Может, завтра и пригодится на сочинении!
– Мишаня! Пошли вниз, новости посмотрим! Пусть пока проветривается!
Спускаясь на первый этаж, Михаил сказал Борису:
– Психует Санек! В школе ему тройку преподы натянули, а здесь он понимает, что шансов нет!
Друзья вернулись в комнату минут через двадцать. Дверь была открыта, но проход в комнату был загорожен столом. На столе стоял Александр. Приподнимаясь на носках, он выуживал из верхней части шкафа очередной учебник. Так продолжалось минут пять. Наконец, терпение Александра было вознаграждено. Он спрыгнул со стола, держа в руках учебник литературы. Ребята отодвинули стол, зашли в комнату.
– Что откопал? – поинтересовался Борис.
В ответ Санек протянул запыленный, в паутине учебник.
– Литература! – Борис смахнул с изломанной по краям толстой обложки паутину, – выпуск 1947 года! Это ж музейный экспонат! На фиг ты его достал?
– Ладно. Посмотрим! Здесь пылится, там сгодится! – с тонкой ноткой злости, прозвучавшей в голосе, неожиданно в рифму ответил другу Александр.
– Ну, ты Пушкин! Александр Сергеевич! – засмеялся Михаил.
– Я и по паспорту Сергеич! – огрызнулся Санек.
– Да мы в курсе!
* * *
Вот и наступил день первого экзамена. Привычной дорогой друзья шли в сторону института немного раньше обычного. Волнение, конечно, присутствовало.
– Давайте хоть аудиторию заранее найдем! – предложил Михаил.
– Опаздывать сегодня нельзя! Миня прав! – поддержал друга Борис.
– Я вообще хочу первым войти, чтобы заднюю парту занять! Может, что спишу! – Чудин рукой похлопал себя по животу, где учебник литературы, отозвавшись на постукивания барабанным, картонным эхом, напомнил о себе. С утра он поменял прописку – переселился с душных, пыльных антресолей в тесные, темные, но теплые «апартаменты» под пиджаком, между Санькиным животом и брючным ремнем.
* * *
Санек Чудинов стоял у дверей самой большой аудитории горного факультета, карауля свою очередь на сдачу экзамена. Борис с Михаилом слонялись по широкому коридору, рассматривая развешенные на стенах фотографии угольных разрезов и шахт. Вскоре в точно назначенное время дверь аудитории отворилась. Пожилая женщина строгого вида в темных роговых очках, окинув взглядом толпу абитуриентов, громко объявила:
– Внимание! Заходим по одному. Темы сочинений будут написаны на доске!
– Молодой человек! Вы первый! Проходите, пожалуйста! – обратилась она к Чудину, и Санек, как и планировал, первым зашел в аудиторию. Через пять минут, в порядке очереди, на экзамен попали и Михаил с Борисом. Им достались места на предпоследнем ряду. Чудина на задних партах не было.
«Где же он?» – подумал Михаил и, окинув взглядом ряды столов, увидел Чудина на первой парте, напротив стола преподавателей! Он сидел у окна в неподвижной позе. Борька тоже увидел друга и, посмотрев на Михаила, помотал головой: «Ну и ну!»
Ничем в этой ситуации они другу помочь уже не могли. Оставалось выбрать тему сочинения, раскрыть ее и постараться написать без ошибок.
Одна тема была по повести Максима Горького «Мать», другие два варианта сочинений были на свободную тему. В течение трех часов Михаил, иногда отвлекаясь от творческого процесса, наблюдал за Чудиным и видел, что тот старательно и медленно что-то все-таки пишет в тетрадке, иногда отрываясь от написания, задумчиво, подолгу глядя в окно. «Ну, что будет, то будет!» – подумал он и продолжил экзаменационную работу.
Время, отведенное на сочинение, подходило к концу. На удивление, Чудин сдал свою работу одним из первых и вышел из аудитории. Через полчаса Борис с Михаилом тоже вышли в прохладный коридор. Чудина они нашли в курилке.
– Ну что? Написал? – почти одновременно спросили они коллегу по перу.
Затянувшись сигаретой, он мотнул головой, выдохнул из легких столб дыма и выпалил:
– Написал!
* * *
Утро следующего дня было для них необычным. Проснувшись и собравшись в институт, они почти не разговаривали с друг другом. Было понятно, что каждый переживал за оценку. Все-таки первый экзамен!
Стенд в приемной комиссии был увешан листами бумаги, на которой темными плотными столбцами чернели фамилии абитуры. Правее фамилий синими чернилами были выведены оценки за сочинение. Михаил нашел себя в первом списке, в ряду фамилий, начинающихся на первую букву алфавита. Жирная цифра четыре и дополнительно прописью в скобках «хорошо» красовались напротив его инициалов! На сердце отлегло. На четверку он и рассчитывал, прекрасно понимая, что оценка «отлично» ставится исключительно за сочинение без единой ошибки. Подошел улыбающийся Борис:
– Мишаня! У меня «хор»!» – объявил он свою оценку.
– У меня тоже четыре балла! – ответил Михаил.
В этой суматохе они совсем забыли про Чудина.
– Смотри! Вон Санек! – увидел друга Борис с высоты своего роста в толпе, скопившейся у списка оценок.
Протиснувшись к последнему списку, они нашли колонку фамилий на «Ч». Чудин стоял рядом и смотрел на список широко открытыми глазами.
«Что там – двояк, трояк?» – подумал Михаил, ища фамилию друга на стенде. Напротив фамилии Чудинова стояла цифра пять и рядом красовалось «отлично»! Это была чуть ли не единственная на весь поток поступающих пятерка за сочинение!
Секрет успеха Санек поведал друзьям по дороге домой. Будучи насильно усаженным преподавателем за первый стол, он сначала загрустил, но потом сумел устроить учебник литературы в нише стены, рядом с батареей. Название заданной темы сочинения «Павел Власов – как представитель рабочего класса» он обнаружил в учебнике.
Тщательно переписав своим каллиграфическим подчерком текст, вплоть до точек с запятой, тире и прочих знаков препинания, он умудрился забрать учебник с батареи, засунуть на глазах преподавателей обратно за пазуху, сдать сочинение и выйти с экзамена!
Посоветовавшись, друзья решили секрет успеха Александра, как творца сочинений по произведениям советских классиков, до поры до времени никому из новых знакомых не выдавать!
Три следующих дня пролетели незаметно. С утра до позднего вечера друзья читали конспекты, на третий и четвертый раз пролистывали учебники.
Экзамен по физике проходил проще. Друзья в этот раз оказались в одном ряду, на соседних партах. Подготовив свои письменные ответы, Борис и Михаил написали решения задач и ответы Александру. Не зря они месяц ходили на курсы подготовки! В итоге за экзамен по физике Саня получил трояк, Михаил четверку, а Борис – пять! Повеселевший Санек уже вечером говорил: «Вперед! Даешь математику!»
Письменный экзамен по математике проходил в привычной им аудитории, где в течение месяца шли занятия подготовительных курсов. Помещение находилось над вестибюлем института, и из окон аудитории видна была площадь, проспект и комбинат!
Друзьям не повезло с самого начала. Преподаватели рассортировали их троицу по разным рядам. Каждый ряд выполнял отдельный вариант письменного задания. Все продумали преподаватели горно-металлургического института, но не знали про уникальные способности абитуриента по фамилии Чудинов списывать контрольные работы.
Михаил пару раз оглядывался вполоборота на Санька, который сидел через проход от него. Один раз Александр его взгляда не заметил. Михаил увидел только, что тот, подперев лоб левой рукой и ладонью прикрыв глаза, правой что-то записывает в тетрадь! «Скатывает!» – подумал Михаил. Второй раз, оглянувшись, он увидел, что Чудин сидит, положив авторучку. Увидев, что Михаил обернулся в его сторону, Санек приподнял большой палец правой руки, лежащей на столе. Жест был понятен без слов: «Все нормально!»
В аудитории постепенно рабочая тишина уступала место небольшому шевелению и шуму. Некоторые абитуриенты завершили решение уравнений и задач. Кто-то начинал перепроверять выполненную работу. Несколько человек сдали свои задания и вышли в коридор. В это момент в зал вошел стройный средних лет мужчина. Черноволосый, кудрявый, он энергичной походкой прошел к столу преподавателей. При его появлении они встали и вышли из-за стола.
Слышно было, как он спросил: «Как дела?» – на что одна из принимающих экзамен, назвав его по имени и отчеству, что-то сказала ему вполголоса и показала на небольшую стопку сданных работ. Добавив еще одну фразу, она сопроводила ее плавным жестом руки и направила его внимание на сидящих за партами абитуриентов.
В этот момент все находящиеся в аудитории либо наблюдали за этой сценой, либо, наклонив головы, трудились над цифрами в своих тетрадях, и только один человек смотрел в сторону соседа и неприкрыто списывал что-то с его тетради. Это был, конечно, Чудин!
Заметив, что в правом ряду один молодой человек явно списывает, мужчина энергичным шагом подошел к столу, где сидел Санек и еще двое парней, несколько секунд он смотрел на разложенные на парте листы, черновики и, видимо, приняв решение, взял лежащую перед Чудиным тетрадь. Забрав тетрадку, мужчина вернулся к преподавателям. Еще раз пролистав страницы, он показал содержимое тетради стоящим у стола коллегам: тот ли вариант задания выполнен абитуриентом. Получив от них утвердительный ответ, положил тетрадку на стол, в стопку ранее сданных работ.
Чудин сидел на своем месте, закрыв голову двумя руками. Обернувшись в зал, мужчина вдруг громко сказал:
– Молодой человек, я вас не задерживаю! Можете идти!
Александр вмиг покраснел и как-то неловко собрал со стола ручку, черновики, уронив на пол несколько листов. Наклонившись, он собрал их, смял в комок и, засунув в боковой карман пиджака, медленной походкой, не оборачиваясь, дошел до двери. На секунду остановился, видимо, осмысливая произошедшее, затем с досады пнул дверь ногой и вышел в темную прохладу бетонного коридора.
Прошло минуть двадцать. Абитуриенты выкладывали свои работы на преподавательский стол, где теперь уже во главе комиссии сидел мужчина, выгнавший Чудина с экзамена. Судя по манере поведения, он явно являлся руководителем или одним из старших преподавателей математики в институте. Стопка лежащих перед ним на столе работ заметно выросла. Тетрадка Чудина в числе прочих дожидалась своей участи в самом низу, под добрым десятком других.
Время шло, нужно было сдавать то, что за три с половиной часа наработано и решено. Вот уже и Борис, щелкнув авторучкой, убрал ее в нагрудный карман пиджака, закрыл тетрадь и положил на нее ладонь. Зная Борьку, Михаил сразу понял, что означает этот жест – у друга все решено правильно, и он доволен проделанной работой. Посмотрев на Михаила, Борис кивнул головой в сторону стола преподавателей, приглашая и его встать на выход. Михаил в ответ кивнул, при этом поднял указательный палец, что означало: «Минуту, сэр!»
Далее события разворачивались стремительно. Неожиданно дверь в аудиторию резко распахнулась. Друзьям было видно, как из дверного проема в аудиторию заглянул Чудин. Бросив взгляд на друзей, он посмотрел на преподавателя и, не говоря ни слова, пальцем поманил его на выход. Это было так необычно, что все находящиеся в аудитории опешили.
– Что это такое?! – возмутилась одна из преподавательниц. – Не ходите, Василий Иваныч!
Мужчина был не из робкого десятка. Он встал из-за стола, жестом усадив хотевшую выйти вместе с ним сотрудницу:
– Успокойтесь, Фаня Давыдовна! – и вышел из аудитории, закрыв за собой дверь.
Ожидание было недолгим. Через минуту преподаватель влетел обратно в аудиторию, громко и зло ругаясь: «Бандитов в институт пускают!»
Направившись прямиком к рабочему столу, он лихорадочно начал перебирать стопку экзаменационных работ, пока не нашел работу Чудина. Схватив тетрадку, он быстрым шагом вышел из аудитории.
– Сдавайте работы! – объявила Фаня Давыдовна. – Время вышло!
Она стояла у стола и сама принимала из рук в руки от выходивших абитуриентов их экзаменационные работы.
Михаил с Борисом пошли искать друга. Ни в коридоре, ни в буфете, ни в курилке Чудина не было. Они увидели его, выйдя на улицу. Санек сидел на скамейке и курил. Посидели, помолчали. Первым не выдержал Чудин:
– Ладно! Нет, так нет! Домой поеду!
– Сань! Он твою работу унес куда-то! – сказал Михаил.
– А как он ее нашел? – удивился тот.
– Как, как! Ты тетрадь подписал своей фамилией? Подписал! Вот он и запомнил!
– Ты что ему там наговорил-то? – с досадой спросил Михаил. – Он же, как бешеный, забежал и давай твою тетрадь искать.
Санек молча достал из кармана пачку сигарет, нервно закурил и после первой затяжки ответил:
– Сказал ему, что я его сегодня зарежу!
– У тебя что, мозги поплыли?! – плюнув в сердцах на землю, крикнул Михаил.
– Да, дело пахнет керосином! – приуныл Борис.
– А че будет-то?! – не унимался Санек.
– В милицию может заявить, вот «че»! – передразнил друга Борис.
– Одно пока понятно – кол по математике тебе обеспечен! – Михаил встал со скамейки, разгорячившись и расстроившись от такой глупой выходки друга, и продолжил разнос: – Он же твой вариант просмотрел, преподам показал и в стопку положил! Ты видел?
– Видел!
– Что там у тебя решено было? Все скатать успел?
– Все!
– Ну так зачем ты его в коридор-то вызывал?!
– Не знаю! Я думал, все – завалил!
– «Завалил»! – передразнил друга Борис.– Работу в общей массе проверили бы – и все! Глядишь, если все правильно, может, был бы трояк или четвертак! А ты теперь сам себя и завалил! Чудо!
Михаил присел на скамейку, нервно постукивая ногой по асфальту.
– Пить охота! – после долгой паузы сказал Чудин.
– Обедать-то будем? – спросил друзей Михаил.
– Что-то в столовую не хочется, жарко! – ответил Борис.
– Я вообще есть не хочу! – поддержал Бориса Чудин.
– Пошли на пляж! По дороге что-нибудь придумаем! – предложил Михаил.
По дороге Чудин придумал зайти в пивной бар. Выпив залпом пол-литровую кружку пива, утолив жажду, Санек расслабился и немного успокоился. Вскоре вся компания, выпив по паре кружек пива, пришла в нормальное расположение духа. Михаил с Борисом уже не кипятились на своего друга за неудачную выходку. Ясно было, что их товарищ попал в неприятную ситуацию и теперь нуждается в помощи и поддержке самых близких ему в этом городе людей.
Этот день они провалялись на пляже до темноты, покупая в буфете на пляже пирожки с картошкой, булочки, газировку, а ближе к вечеру горячий чай. Утомленные солнцем и усталые от событий такого длинного дня, парни возвращались в общежитие в темноте летнего вечера.
В фойе общежития несколько человек смотрели телевизор. Тетя Дуся, оторвавшись от вязания шерстяных носков, подняла глаза поверх очков, недовольно ворча:
– Вот гуляки-то! Где вас черти носят?! Тут коменданту весь день телефон обрывали, все Чудинова ищут! Набедокурил чего, что ль?
– Теть Дусь, что случилось? – спросил Борис.
Тетя Дуся выделяла Борьку среди всех парней и довольно благосклонно к нему относилась.
– В приемную комиссию ему завтра, Шурику вашему, надоть! – завершила она свою тираду. Подтянув клубок коричневой шерсти, она поправила на носу очки и поддела спицей очередную петельку темно-коричневого шерстяного носка.
Душ в подвале еще работал, был как раз мужской день. Смыв пляжный песок с кожи, остатки проблем тяжелого дня, парни вернулись в комнату, плюхнулись на кровати. Вскоре загулявшая компания спала крепким сном. Поставленный Михаилом на кухне чайник громко булькал, кипел, возмущенно звеня металлической крышкой. Сняла чайник с плиты тетя Дуся во время вечернего обхода своих владений.
– Пусть теперя утром поищуть свои чайники! Вот я им утром мозги-то почищу! – ворчала она, уже сидя на вахте, наливая в граненый стакан, стоящий в узорчатом серебристом подстаканнике, кипяток. – Господи, спаси и помилуй чадов своих грешных! – перекрестилась она на маленькую иконку, висящую в правом углу.
* * *
В приемной комиссии документы Чудину вернули не сразу. Два дня друзья сопровождали Чудина до приемной комиссии. У центрального входа и в вестибюле они несколько раз за это время встречались лоб в лоб с тем самым преподавателем, которого Чудин пообещал зарезать. Оказалось, что это был заведующий кафедрой высшей математики, профессор, доктор наук. При встрече Чудин первым заметил у него на руке татуировку в виде морского якоря. В общем, как потом выяснилось, профессор был мужик боевой, служил после войны пять лет на флоте.
Саньку пришлось писать объяснительную, где он объяснил свой поступок огромным желанием поступить в институт и приносил свои извинения за этот хулиганский поступок. Заведующий кафедрой математики, видимо, простил его, и Шурика отпустили с миром. Чудин уехал домой. Борис с Михаилом сдали вступительные экзамены и были зачислены на строительный факультет. Осенью они приезжали на родину, но Александра увидеть не смогли. Семья Чудиновых к тому времени переехала в Орел.
Михаил забегал домой к Вере. Верина мама дала ему адрес общежития Ленинградского технологического института.
Осенью ребята с факультетом уехали на уборку картошки в село Гумбейка, названного по имени речки, протекавшей через центральную усадьбу совхоза.
Санек с тех пор друзьям ни разу не позвонил и писем не писал. Позже знакомые ребята говорили, что его призвали в армию. Больше своего друга они не видели. Со временем вся эта история стала забываться, но в октябре начались занятия, и довольно часто в институте профессор-моряк встречался им то на улице, то в коридорах, при этом друзья ощущали на себе его колючий взгляд.
– Боря! По-моему, он нас запомнил! – первым поделился мыслями с другом Михаил, после того как они почти столкнулись с ним на улице Ленина, на повороте к институту, в ста метрах от входа в корпус горного факультета.
– Не забывается такое никогда! – пропел Борис в ответ. – Поживем – увидим!
В напряженной учебе прошел первый семестр. День у ребят обычно начинался в половине седьмого утра. К семи часам Михаил с Борисом бежали на утреннюю тренировку в спортзал. Лекций, занятий, как правило, было четыре пары, после они шли в общежитие, обедали по дороге в столовой металлургического комбината. Оставалось немного времени на подготовку, отдых, а вечером они спешили на тренировку сборной по баскетболу. Вечерами друзья чертили чертежи, выполняли курсовые работы. Михаила часто можно было видеть за столом, где он засиживался допоздна, старательно заполняя тетрадный листок, затем выводя на конверте ленинградский адрес Веры.
Отгремели салютами новогодние праздники. На улицах города хозяйничали залетные степные вьюги, застилая улицы принесенным с полей снегом, выстуживая дома крещенскими морозами, разукрасившими стекла в домах.
Друзья сдали зимнюю сессию. Зимние каникулы провели дома. На вечер встречи выпускников, традиционно проходивший в феврале, их класс собрался уже не в полном составе. Не было Веры и Чудина. После новогоднего поздравления писем от Веры не было. Михаил понимал, что это связано с экзаменами. Он написал ей, что будет ждать ее приезда домой, на каникулы.
Вернувшись в Магнитогорск, друзья втянулись в привычный ритм тренировок и учебы. Михаил продолжал настойчиво писать письма Вере, отправляя конверты с главпочтамта, не доверяя свою переписку висящим на стенах домов, замерзшим в морозном воздухе, синим железным ящикам с надписью «почта». Заходя с улицы в общежитие, он первым делом смотрел разложенные на столе у вахты письма. Но время шло, и отсутствие ответных писем от Веры вынуждало его прекратить бесплодные старания. Последнюю открытку он отправил к Восьмому марта. На этом одностороннюю переписку он решил завершить.
Закончился учебный год. Пролетело в Казахстанских степях стройотрядовское лето. До начала учебы оставалась неделя, и они приехали из стройотряда домой, возмужавшие, загорелые, обросшие. Михаил отпустил бороду. Вот в таком виде, прямо с поезда, он хотел забежать домой к Вериной маме. Оставив рюкзак и гитару у Бориса, он пошел мимо школы, не дожидаясь трамвая, в сторону Вериного дома. На подходе к школе он неожиданно столкнулся нос к носу с Ириной.
– Привет! Миш, ты, что ли? – удивленно спросила она.
– Привет, Ирин! Это мы с Борькой только что с поезда, из стройотряда! К Вере домой хочу зайти, узнать, как у нее дела. Не пишет давно, – выпалил он.
– Пойдем до остановки! Мне тоже в ту сторону! – предложила она. – Где это вы так загорели? – поддержала она разговор.
– В Казахстане, Ирин! В совхозах целинные объекты строили! – ответил он.
Они прошли еще метров двадцать. Разговор не клеился. Он чувствовал, что Ирина внутренне как-то напряжена. Вот она неожиданно остановилась и, не смотря в его сторону, сказала:
– Не ходи к Вере! – затем медленно повернулась к нему лицом, поправляя локон русых волос. «Почему это?» – чуть не сорвалось у него с языка, но Ирина уже произнесла мучительные для него слова: – Замуж она вышла! Еще весной!
Наверно, наступившая пауза была очень длинной. Михаил застыл, соображая, что ему сейчас делать. Идти вперед или назад? Бежать? Куда бежать? Он же шел к Вере. А теперь туда идти незачем! Вера!.. Понятно теперь, почему она не писала! Стало неожиданно очень жарко. Он снял стройотрядовскую куртку.
– Миш, ты чего? – заволновалась Ирина.
Михаил в ответ махнул рукой, повернулся, закинул куртку через плечо и медленно пошел обратно.
Вечером он купил несколько бутылок портвейна и шоколад. Во дворе дома, между двух пятиэтажек, он сидел на скамейке, за деревянным столом, в окружении друзей по двору, до самой темноты, и потом, при свете прожектора, освещавшего площадку с крыши, до поздней ночи играл на гитаре песни, привезенные от костров стройотряда. Вечер был по-летнему теплый, спешить было некуда. Спрятав свои переживания, он пел для друзей, не подавая виду, шутил, лихо пил портвейн, отгоняя от себя навязчиво лезущие в голову мысли о Вере, и прощался с первой любовью. Ближе к ночи он впервые в жизни напился.
* * *
В сентябре весь второй курс стройфака был направлен на картошку. До середины октября Михаил с Борисом бороздили заснеженные совхозные поля в компании трактора-погрузчика, отрывая с погрузчиком заполненные картофелем контейнеры от матушки-земли и высыпая их содержимое в кузова стоящих в очереди автомашин. Полтора месяца жизни на природе, напряженная работа, спартанские условия проживания на нарах, под крышей огромного склада, приютившего на ночлег две сотни девчонок и парней, стали для Михаила спасением от мучавших его переживаний. Степные ветры, веселая атмосфера, царящая каждый вечер, хохот от «соленого» анекдота выносил настежь двери и грозил снести крышу бывшего зернового амбара. Все это вместе с лучшим лекарством от душевных мук под названием «время» постепенно делали свое дело. Сердечная рана медленно-медленно, но затягивалась.
В одно прекрасное утро окрестные поля окончательно покрылись снегом, и факультет вернулся в альма-матер на учебу, оставив овощеводов совхоза один на один с проблемой уборки оставшегося на полях урожая.
* * *
Прочитав расписание лекций, вывешенное огромной белой простыней на стене, напротив гардероба на цокольном этаже главного корпуса, Михаил позвал Бориса:
– Смотри! Высшая математика! Лектор – заведующий кафедрой! Фамилию видишь?!
– Вижу, Мишаня, не слепой!
В течение двух семестров оба друга, сидя на лекциях профессора, усердно конспектировали все, что тот доходчиво и толково доводил до студентов. В отличие от других преподавателей, на лекциях у профессора-моряка не было скучно. Он умел увлечь аудиторию, читал каждую лекцию с увлечением и всегда охотно отвечал на вопросы, в том числе иногда и на отвлеченные от основного предмета. На семинарах у других преподавателей, поменьше рангом, друзья еще усерднее грызли гранит науки, вникая в интегралы, производные и прочие премудрости высшего курса математики.
Учебный год второго курса оканчивался хлопотами по сдаче курсовых работ и зачетов. Последним в графике весенней сессии для четвертой группы стройфака стоял экзамен по высшей математике. Настроение предстоящего летнего отдыха чувствовалось повсюду. Уже пустые аудитории и почти безлюдные бесконечные коридоры горно-металлургической кузницы инженерных кадров напоминали о том, что наступили каникулы. Пора и преподавателям отдохнуть от любимых студентов, да и студентам пора с пользой провести два летних месяца, набраться сил для предстоящего нового учебного года! В фойе уже неделю висел список сформированного на базе стройфака стройотряда. Светло-зеленые стройотрядовские куртки с оранжевыми нашивками, сапоги, рабочие рукавицы сложены в рюкзаки. Гитара на стене, отсвечивая полированной поверхностью солнечные блики, напоминала о будущих вечерах у летних костров. «Скорее бы сдать эту высшую математику!» – повторяли друзья при каждом удобном случае.
И вот наступил судьбоносный день. Группа С-73–4 по одному заходила в аудиторию. Студенты, поздоровавшись с преподавателем, клали зачетные книжки на стол, выбирали экзаменационный билет и рассредоточивались по аудитории, занимая свободные парты.
– Боря! Я пошел! – сказал Михаил, взявшись за ручку двери.
– Ни пуха! – хлопнул его по плечу Борис.
– К черту!
Подойдя к столу, Михаил поздоровался.
– А! Вот и последний из могикан! – неожиданно громко приветствовал его профессор.
Положив на стол зачетку, Михаил подумал: «Причем здесь последний из могикан?!» – и потянулся за лежащим с краю билетом. Но тут профессор неожиданно опередил его движение, прихлопнув выбранный Михаилом билет своей пятерней. Морской якорь на запястье профессорской руки, с двумя заостренными, загнутыми краями, ярко выделялся на коже на фоне манжета белой рубашки. Рука бывшего моряка прижала билеты к зеленому сукну стола, и Михаилу на секунду показалось, что своими темно-синими, жирными линиями якорь всей своей тяжестью намертво придавил разложенные по столу в ряд билеты.
– Ан, нет! Билета я вам не дам! Присаживайтесь вот сюда! – рука профессора оторвалась от стола и, повторяя направление, выбранное синим якорем, указала на первую парту, в двух метрах от профессорского стола.
Михаил растерялся от неожиданности, посмотрел на ребят, сидящих за партами и наблюдающих за этой сценой, повернулся в сторону входной двери и, выдержав секундную паузу, взяв себя в руки, медленно сел на указанное место.
Профессор тем временем взял чистый лист бумаги и что-то начал на нем писать.
Открылась дверь аудитории. Борис, убедившись, что можно заходить, бодрым шагом подошел к экзаменационному столу.
– А! – радости профессора не было предела! – Вот и еще один могиканин!
Ничего не понимающий Борис положил зачетку рядом с зачеткой Михаила и занес руку над билетами, гадая и выбирая билет, как свою судьбу, на ближайшие три часа. Рука профессора тоже зависла над столом, пытаясь наложить вето на белый ряд заветных листков, но в последний момент морской якорь наполовину закрылся манжетой рубашки, и карающая длань опустилась на другой край стола.
– Ладно! Берите билет! – смилостивился он к очередному представителю «племени могикан».
Выбрав билет, Борис прошел мимо Михаила, высоко подняв брови, всей мимикой спрашивая: «Что случилось?!» – Михаил в ответ в отчаянии махнул рукой, мол: «Все! Труба!»
Через пару минут профессор встал и положил перед Михаилом два листа бумаги, сверху до низу исписанные синими чернилами.
– Решишь – будем дальше разговаривать!
От такой несправедливости Михаилу стало тоскливо. «Пятнадцать уравнений! Что делать? – рассуждал он про себя, взвешивая все за и против, – встать и уйти? Но все равно сдать-то когда-нибудь надо! Не бросать же учебу!»
Представив на миг огорченное лицо матери, если он вдруг вернется домой, исключенный из института, подумал: «Два года я готовился к этому экзамену! И все коту под хвост?!» Проснувшаяся в нем злость на эту несправедливость помогла ему сосредоточиться. Решение уравнения он аккуратно записал на чистый лист бумаги и перешел к следующему заданию.
Прошло три часа. Группа сдавала экзамен, и аудитория постепенно пустела. Студенты, по очереди подсаживаясь за стол к экзаменатору, отвечали на вопросы по билетам. Просматривая решения, определяя уровень знаний сидевшего перед ним студента, иногда задавая дополнительные вопросы, профессор выставлял отметки в зачетные книжки. К тому времени Михаил решил все предложенные ему заведующим кафедрой в качестве испытания пятнадцать заданий. Торопиться в его положении смысла не было, он он решил не тянуть кота за хвост, встал из-за парты и протянул через стол исписанные листы бумаги профессору, как бы спрашивая: «Дальше-то что?»
– Ну-ка, посмотрим, что у вас тут, коллега! – заметил профессор.
Просматривая один за другим листы контрольной работы, он жестом пригласил Михаила присесть на стул, стоящий с другой стороны стола. Он видел, что контрольная решена без ошибок. Не выпуская листы из рук, он уже оценивал экзаменуемого студента по внешним признакам как человека. Этот голубоглазый блондин со шрамом на щеке под правым глазом, приехавшей поступать два года назад, еще тогда показался ему лидером бандитской шайки. Слишком уверенно он вел себя тогда в приемной комиссии. Тот самый Чудинов, он до сих пор помнил эту фамилию, видно было, что слушался его безоговорочно! Несколько последующих встреч на улице с этой компанией окончательно убедили его в этом предположении. Даже уверенная поступь, чуть впереди своих спутников, выдавала в нем лидера. За прошедшие два года старая обида и негодование от хулиганского поступка пацана, с прилизанными волосами, злыми, сверкающими глазами и «ножом за пазухой», уже утихли. В приемной комиссии он смотрел его документы. Типичный троечник, с одной пятеркой по физкультуре. Как он умудрился получить «отлично» за вступительное сочинение?
А сейчас ему импонировала реакция этого «главаря» на устроенную им предварительную проверку знаний. Другой бы раскис, а этот собрался, достойно повел себя. Опять видна уверенность в своих действиях. По опыту он знал, что уверенность студента всегда подкреплена только прочным знанием предмета. Он окинул взглядом десяток разложенных на столе зачетных книжек и взглянул на часы. Да, время еще есть! Он любил экзамены за эти минуты торжественности, висящего в воздухе напряжения от ответственности за последствия, наступающие в результате проверки знаний студентов. Он любил эти минуты общения на экзаменах за их непредсказуемость, своеобразную лотерею для студентов, приносящую кому удачу, а кому и разочарование.
С циферблата часов его взгляд соскользнул на запястье, на татуировку со словом «Справедливый».
Некстати и не вовремя пришли на память серые, стремительные линии эсминца, стоящего на рейде в Финском заливе. На минуту задумавшись, он вспомнил себя двадцатитрехлетним.
* * *
Была весна. Катер пришвартовался к причалу, и он, махнув рулевому, легко спрыгнул с борта, не дожидаясь трапа, вслед за матросом, швартовавшим катер к причалу. Десять минут назад он простился со всей командой, с братишками-матросами, с любимым кораблем, стоящим на рейде. Пять лет службы прошли на этом корабле, который стал для него родным домом. Расставаться с ним было очень трудно.
В бескозырке, с разлетающимися за плечами лентами, в черном бушлате, он стоял на набережной Кронштадта, осыпаемый долетавшими до него брызгами разбивающихся о камни волн, сдерживая слезы. «Справедливый», кренясь на волнах, прощально покачивал из стороны в сторону антенными мачтами, прощаясь с ним навсегда.
После Кронштадта Василий поступал на физико-математический факультет Ленинградского университета. Он вспомнил собственные волнения во время сдачи экзаменов. На экзаменах его выручала морская форма, уважение к которой, как уважение к морскому военному флоту, оказывали все преподаватели на вступительных экзаменах.
Очнувшись от воспоминаний, Василий Иванович вздохнул, посмотрел на входную дверь, окинул взглядом аудиторию и подумал: «Наверное, я не прав! Эти парни проявили уважение к предмету. Судя по всему, неплохо подготовились к экзамену, но надо еще проверить, чтобы все было по справедливости».
Эта татуировка якоря эсминца, сделанная в кубрике на «Справедливом», всегда по жизни выручала его, напоминала о морской службе, морском братстве, корабельной дисциплине, где или побеждают, или погибают все вместе. И он всегда по жизни старался поступать так, как научил его в юности «Справедливый».
– Ответьте мне, коллега, вот на такой вопрос! – закончив рассматривать решенные студентом задания, произнес бывший моряк и отложил листы бумаги в сторону.
Михаил приготовился к худшему. Битый час профессор выяснял знание высшей математики сидевшего перед ним студента, задавая вопросы по всем разделам.
Остатки группы, сидевшие в аудитории, притихли. Как рассказывал потом Борис, он тоже загрустил, видя такую предвзятость преподавателя к другу. Он же будет следующим!
Сдавшие экзамен товарищи по группе то и дело открывали дверь, заглядывали, недоумевая, почему так долго профессор терзает Михаила.
Почувствовав, видимо, настроение аудитории и перебор во времени в отношении к неплохо подготовленному студенту, профессор, выслушав очередной ответ Михаила, молча взял в руки зачетную книжку, заполнил строку «математика» оценкой «удовлетворительно», протянул Михаилу и сказал:
– На четверку не тянешь! До свидания! Следующий!
Не веря, что все уже с этой секунды позади, Михаил медленно вышел из аудитории. В коридоре его обступили девчонки и парни из группы:
– Что случилось? Почему он тебя так долго спрашивал?
– Потом расскажу! – пообещал уставший Михаил. – Надо Борьку дождаться!
Через десять минут из аудитории вылетел улыбающийся Борис.
– Ну что? – хором атаковали его уже уставшие ждать однокашники.
Михаил сидел чуть в отдалении.
– Мишаня, – рванулся мимо ребят к другу Борис, – у меня четвертак!
* * *
Вот так и закончилась эта история. Подготовка к экзамену по высшей математике пошла друзьям на пользу. Выдержав этот экзамен, они и в дальнейшей учебе относились к каждому предмету с полной отдачей. Они научились учиться и работать по-настоящему, ответственно. Не всем по плечу оказалась напряженная учеба в техническом институте. Из их группы, численностью тридцать человек, за пять лет по разным причинам учебу не смогли окончить семнадцать студентов.
Уважаемый профессор, заведующий кафедрой математики, выдержал свой экзамен, экзамен на человечность. Два года он ждал момента, чтобы поквитаться с обидчиками, но не сделал этого, доказав тем самым, что он настоящий мужик.
Нам всем в жизни рано или поздно приходится держать экзамен. Жизнь постоянно устраивает человеку экзамены, которые мы или сдаем, выходя из очередного испытания с честью, или, не выдерживая испытаний, скатываемся по наклонной без возврата.
2012 г.
