Читать книгу В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев - Страница 1

… Саид Мохаммад лежал на снегу. С головой завернувшись в одеяло, он трогал закоченевшими пальцами обмороженные ноги и скулил, как щенок. Саид Мохаммад не хотел так умирать.

Прошло несколько дней с тех пор, как покинул он разрушенный бомбардировкой кишлак. Удивительно, что он до сих пор жив, что не замерз прошлой ночью. Особо морозная выдалась ночь. Значит, так угодно Аллаху!

Потрескавшимися губами он зашептал: «Во имя Аллаха милостивого и милосердного!»

Прав оказался «Панджшерский лев», мудрый Ахмад Шах Масуд, нельзя верить шурави. Обещали русские уйти насовсем из Афганистана. Ахмад Шах дорогу на север открыл, пожалуйста, «буру бахай!». Убирайтесь восвояси! Моджахеды ни единого выстрела не произведут! Ни одного неверного не тронут. Зачем же тогда русские обрушили напоследок на бедный Афганистан бомбы и снаряды?

Он не пошел с отрядом, а направился в родной кишлак проведать семью.

Уже показались огоньки керосиновых ламп. Два огонька. Один, что левее, светил из окна их дома. Второй огонек – соседский. В других семьях на лампы и на керосин денег не тратили. И тут начался авианалет.

Без сознания пролежал он всю ночь. И хорошо, что не очнулся раньше. Иначе услышал бы доносящиеся из-под развалин жилищ истошные стоны, а среди них – голосок младшей сестренки, придавленной глиной и камнями. Когда он очнулся, в ушах шумело, будто рядом протекала бурлящая горная река.

К вечеру стоны прекратились. Хоронить никого надобности не было.

Русские всех похоронили. Заживо. Шатаясь, обошел Саид кишлак, превращенный в одно большое кладбище. Сперва все же надеялся хоть кого-нибудь отыскать живым, раскопать, вытащить. Тщетно.

Оставаться в уничтоженном кишлаке больше было незачем. Саид поднял мерзлую лепешку, откусил, пожевал, припрятал на потом и, прихрамывая, спустился по протоптанной в снегу тропинке к дороге. Обернулся. Когда он уходил отсюда в первый раз, перед домами, лесенкой построенными на склоне, стояли люди, а на плоских крышах – детишки, и все тогда смотрели ему вслед, провожая в дальнюю дорогу, на войну. Теперь его уже никто никогда не встретит и не проводит.

Саида никто не придет искать и из отряда, да и кто поверит, что после такой страшной бомбежки кто-то в кишлаке мог выжить?

«Калашников» с полным магазином, слава Аллаху, цел. Но выстрелить в себя Саид не решался.

Он надеялся повстречать моджахедов, добраться до какого-нибудь кишлака или, на худой конец, выйти на шурави, принять бой и расквитаться за семью. Но где они теперь, эти русские? Ноги совсем не слушались, Саид часто падал, полз по снегу.

Так и замерзнет он в горах, так и сгинет весь их род, неотомщенный.

Почему не погиб он в последнем бою, почему сразу не попал в рай? Саид Мохаммад – настоящий мусульманин, он чтит Коран, он пять раз в день совершает намаз, который год уже он воюет против неверных и потому знает, что моджахеду нечего бояться, что священная война – джихад – прямая дорога в рай. Так всегда говорил Али, старший брат.

Али вернулся из Пакистана совсем другим человеком. Не нищим, забитым деревенским пареньком в калошах, а возмужавшим, в кожаных ботинках на шнурках, в новой одежде, с автоматом, с пачкой афгани, с лазуритовыми четками в руках. Какие это были четки! Казалось, полированный камень впитал всю синеву и глубину афганского неба. Али отгрызал по кусочку сахар, запивал чаем и, перебирая четки, рассказывал про Пакистан, про джихад, про Ахмад Шах Масуда, про кровавый режим в Кабуле, про ненавистных шурави, решивших поработить Афганистан.

Со временем Али возглавил целый отряд, его уважали, побаивались. Много хлопот доставил неверным Али, а прежде чем погиб, многих русских солдат на тот свет отправил. Погиб Али как настоящий герой – в бою. Сначала улизнул он от русских, вывел отряд из окружения и успел еще вдогонку русским послать привет от Аллаха – отрезал отходящую группу, потрепал как следует. Всех бы вырезал, не приди русским подмога. Артиллерия спасла русских. Али стал мучеником и, значит, сразу попал на небеса.

И Саид Мохаммад последует за Али. Если ему не суждено дожить до своего пятнадцатого дня рождения, он погибнет как мученик.

Война – это хорошо. Что была бы за жизнь без войны? Кроме родного кишлака, ничего бы не увидел он, работал бы целыми днями, голодал, болел.

Война принесла много горя Афганистану, и война же сделала Саида моджахедом, воином Аллаха!..

Он еще сопляком был, когда Али взял его в отряд.

… Автомат сильно отдавал в плечо. Разве удержишь его детскими руками!

Нелегко соперничать со взрослыми. Пули не достигали цели, ныряли в пыль. Позор! Обидно! До слез обидно. Над ним можно только смеяться. Неужели он и в этот раз никого не убьет? Вон же они, русские солдаты, так близко! Больше не отстреливаются. Патроны кончились. Удирают из кишлака. Моджахеды стреляют четко, с разных сторон. Одного уложили, второго. Третьего сейчас убьют, и тогда закончится веселье. Надо спешить! Саид Мохаммад нашел упор, взял третьего шурави на мушку, выстрелил и – о, слава Аллаху! – подранил в левую ногу. Наконец-то! Да, именно его пуля догнала солдата. Сомнений нет!

Солдат упал, но поднялся и заковылял дальше. По команде Али моджахеды прекратили огонь, оставили солдата Саиду Мохаммаду. Твоя добыча! Далеко не уйдет. Кончай его! Поднялись из укрытий моджахеды в полный рост, визжат от восторга, как дети. Отличное веселье – по подраненному пострелять! Неверного убить – святое дело!

«В спину целься, – посоветовал брат. – Попал! Молодец!» Будто плетью хлестнули убегающего по спине. Следующий выстрел заставил солдата прижать к телу правую руку – обожгла пуля. Навылет, видимо, прошла. Еще и еще целился Саид Мохаммад, еще и еще раз стрелял. Живучий попался шурави, никак не хотел умирать. Упал, поднялся, пошел.

Очередная пуля солдата почти сразила – казалось, кончили его, так нет – покорчился и пополз. Пригвоздил его решающий выстрел. Тут уж замер солдат.

«Пойдем!» Саид Мохаммад засверкал счастливыми глазами, гордо повесил автомат на плечо, послушно последовал за братом. Солдат лежал на животе. Из ноздрей текла кровь. Лицо и курчавые черные волосы, и смуглую кожу, и гимнастерку с пятнами крови припорошила пыль.

«Хорошо стрелял», – похвалил брат, поднимая автомат убитого. Саид Мохаммад поймал поощрительные взгляды других моджахедов. «Отрежь ему палец, – брат протянул большой нож. – Твой первый шурави».

Саид Мохаммад обошел мертвого, присел над головой солдата, нагнулся, приподнял левую руку, расправил пальцы, выбрал указательный, приложил нож к середине, надавил, но лишь надрезал кожу.

Острие ножа ушло в землю. Силенок не хватило. Саид Мохаммад надавил сильней, косточка хрустнула…

На перевал опустился туман, поднялась метель. Шапочку из верблюжьей шерсти и одеяло покрыл снег. Снежинки лежали на густых черных бровях, длинных ресницах и едва наметившихся усиках. Через час-другой его занесет снегом.

С завываниями снежной бури теперь соперничал пугающий гул. Ужас сковал Саида Мохаммада. Вертолет! Неужели русские прилетели, чтобы добить тех, кто остался в живых после бомбежки? Неужто знают о нем, что жив еще он? Откуда?

Почему шурави так ненавидят афганцев? Зачем вообще пришли они в Афганистан?

За что столько лет убивают и пытают мусульман? В плен он не сдастся, он знает, что делают русские с пленными!

… Несколько лет назад точно так же от надвигающегося вертолетного грохота Саид Мохаммад вдавил голову в плечи, сощурился, затрясся. Издалека те «вертушки» напоминали стаю черных птиц – страшных, беспощадных к моджахедам. Он приготовился бежать, чтобы спастись, скрыться, зарыться, исчезнуть. Али удержал за руку, и они спрятались в пересохшем арыке, украдкой поглядывали на заполонившие небо винтокрылые машины и видели в бинокль, как сели за кишлаком шурави и как выбежали солдаты и заняли оборону.

Главного среди шурави – высокого, грузного, немолодого генерала в пятнистой форме, походившей на зелено-коричневые узоры на вертолетах, – встречали старейшины. Они кланялись, будто он царь и бог, и лебезили перед ним, а после переговоров выдали трупы убитых советников, а заодно и повинных в гибели советников моджахедов. Вышло все точь-в-точь, как предсказал Али. А что им оставалось делать? Шурави грозили нанести по району бомбо-штурмовой удар.

«Смотри, – кивнул брат и произнес слово, от которого всякого моджахеда передергивало, – спецназ». Саид впился в бинокль. Солдаты как солдаты. Ничего необычного. Те же автоматы, те же русые волосы. Отчего ж тогда так боятся и ненавидят моджахеды этот самый «спецназ»?

Пока ждали генерала, одному из пленных моджахедов развязали руки, положили перед ним заряженный автомат.

– Бери, сволочь!

Они с братом лежали слишком далеко, чтобы слышать, что говорил спецназовец, да и не поняли бы чужую речь, даже если и находились бы ближе.

Видели только перекошенный рот офицера. Поджарый, в кроссовках, бежевых брюках и бежевой же куртке с закатанными рукавами, открывающими наколки на руках, он отступил назад, указывая на автомат.

– У меня только нож. И тот нарисованный. – Спецназовец напряг руку, показывая вытатуированную финку. – Бери! – Он пододвинул ногой автомат ближе к пленнику. – Ссышь?

Сидевший на корточках афганец не сводил глаз с «калашникова». Последний шанс, ему дали шанс отыграться! Исподлобья косился моджахед на шурави и скалил неровные желтые зубы, и, когда офицер отвернулся, естественно, так, будто и забыл про предложенное пленнику оружие, вроде отвлекся на облетавший район вертолет, пленник решился. Но спецназ не столь глуп, чтобы позволить бестолковому афганскому крестьянину перехитрить себя! Офицер удовлетворенно хмыкнул, когда стоявший наготове за спиной у афганца солдат грохнул рыпнувшегося пленного по голове прикладом.

– Хотел убежать, душара? – Офицер ринулся к поднимающемуся пленнику.

– Отставить!

– Попытка к бегству, товарищ майор, – оправдался спецназовец с татуировками перед старшим по званию офицером в темных очках.

– Вылетаем!

Замесили горячий воздух лопасти, одна за другой отрывались машины и потянулись стайкой прочь. И тогда спрятавшиеся Саид Мохаммад и Али привстали, отряхнулись и, не сговариваясь, вздрогнули, когда от летевшего чуть правее вертолета вдруг отделилась фигурка человека и камнем полетела вниз…

Совсем рядом с замерзающим Саидом Мохаммадом кружило это проклятое русское вертокрылое чудище, угрожающе рядом. Он скинул одеяло и щелкнул предохранителем. «Нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммад – его пророк!» Вот оно, ниспосланное с небес испытание! Шанс отомстить за брата, за родных, за себя.

Гул нарастал. Ему казалось, что все дрожит, как при землетрясении. Нет, вертолет не знал о нем, не мог знать. Вертолет явно сбился с курса, потерялся, рыскал в сумерках, кружил. Вертолет явно хотел спастись так же, как и Саид Мохаммад. Вертолет летел к нему, где-то над ним, но слишком высоко, справа от него, слева. Только бы он подлетел ближе! Саид Мохаммад молил Аллаха направить русский вертолет прямо на него! Тогда он умрет не один, не зря! Он готов к бою! У него есть верный друг – «калашников». Он отомстит за брата! Саид Мохаммад приложил застывший, словно крючок, палец к курку, чуть приподнялся и, когда совсем близко померещилось что-то темное и темное пятно стало наползать на него, а за стеклянным колпаком кабины смутно вырисовалось лицо, вздрогнул от автоматной очереди и закричал: «Аллах акбар!» – радуясь предсмертной победе над русскими…