Михаил Хлебников, литературовед, критик и кандидат философских наук, квалифицированным пером рисует карту текущей отечественной словесности, расставляя приоритеты и демонстрируя хрупкую эфемерность мыльных пузырей, по недоумению принимаемых за изделия духа. В своей «Большой чи(с)тке» автор доказательно и остроумно (подчас убийственно остроумно) проводит ревизию сложившихся представлений о сегодняшней литературной действительности в России. В поле зрения Хлебникова попала значительная часть нынешних «властителей дум» – Алексей Иванов, Дмитрий Быков, Андрей Рубанов, Евгений Водолазкин, Андрей Аствацатуров, Алексей Сальников и многие другие. Очень познавательное чтение.
Книга содержит нецензурную брань.
Оглавление
Михаил Хлебников. Большая чи(с)тка
Часть 1. Титаны, жанры, манифесты
Блок, зеркало, нога, или В поисках потерянного близнеца Дмитрия Быкова
Авитаминоз[1]
Современная альтернативная история: путешествие от писателя к читателю и обратно
Как мы пишем, или Теория шести рукопожатий
Октоберфест писателя Леонтьева
Роман Алексея Иванова «Тобол», или О пользе прямолинейности
«Третий сорт» про третью смену
Соколиная охота Андрея Рубанова
Цыпкин на руках
Часть 2. Premium segment – 2019
Посредственно
«Пой же, пой. На проклятой гитаре…», или Невыносимая лёгкость бытия
Кто кому зачем сказал «мяу»
Венедикт Ерофеев, или Хризантема на тахте
«Кому на руси жить плохо»
Настоящие книги оглушают, Карл!
Часть 3. Связь времён
Больная совесть с тремя справками
«Буду жить и есть окрошку…»
«Продолжал отстаивать свои ошибочные взгляды…»
Отрывок из книги
…В историю книгопечатания Уильям Буллок вписал своё имя изобретением в 1863 году ротационной машины с автоматической подачей бумаги через валики прямо с рулона. Скорость печати возросла до тридцати тысяч листов в час. Естественно, что машина Булло-ка существенно упростила и удешевила типографский процесс – книги и газеты находили всё большее количество читателей. К сожалению, сам Буллок четыре года спустя стал жертвой собственного изобретения. Находясь в типографии, он заметил, что механизм одной из машин заклинило, и, пытаясь исправить поломку, пнул остановившийся блок. Однако машина зажала и раздробила его ногу. Последовавшая через несколько дней гангрена не оставила изобретателю шансов.
Говоря о войне изобретений против своих творцов, напомним, что литература ранее уже успела показать вариант этого рокового столкновения. Все помнят сюжет романа Мэри Шелли, написанного в начале XIX века: доктор Франкенштейн становится жертвой собственного научного тщеславия. Созданный им монстр преследует не только доктора, но и близких Франкенштейну людей: родных, друзей, любимую девушку. Не менее драматичные примеры конфликта творца и его создания мы находим в истории самой литературы. Нередко писатели становятся невольными жертвами ими же изобретённых приёмов, которые они первоначально самонадеянно считали самыми удачными и яркими.
.....
Использование антисемитских клише шокировать не может. Чрезмерно карикатурно, чтобы воспринимать всерьёз, и слишком топорно исполнено, чтобы подать утончённой публике как постмодернистское обыгрывание этнических стереотипов. Остаётся пожалеть, что персонаж не поделился со своим творцом «прекрасным», «богатым» и «пластичным».
Впрочем, как мы уже замечали выше, умение донести свою мысль ясным и выразительным русским языком – является в иерархии Быкова писательским достоинством второго, если не третьего ряда. И здесь уместно будет вспомнить о мелькнувшем у него в статье о Валентине Катаеве, полной чудных открытий, замечании о Сергее Довлатове как о «недалёком человеке», которое позже было развёрнуто и концептуализировано. В чём вина Довлатова? Первое обвинение – наличие читателей:
