Читать книгу Джюлио - Михаил Лермонтов - Страница 1

Осенний день тихонько угасал

На высоте гранитных шведских скал.

Туман облек поверхности озер,

Так что едва заметить мог бы взор

Бегущий белый парус рыбака.

Я выходил тогда из рудника,

Где золото, земных трудов предмет,

Там люди достают уж много лет;

Здесь обратились страсти все в одну,

И вечный стук тревожит тишину;

Между столпов гранитных и аркад

Блестит огонь трепещущих лампад,

Как мысль в уме, подавленном тоской,

Кидая свет бессильный и пустой!..

Но если очи, в бесприветной мгле

Угасшие, морщины на челе,

Но если бледный вялый цвет ланит

И равнодушный молчаливый вид,

Но если вздох, потерянный в тиши,

Являют грусть глубокую души, —

О! не завидуйте судьбе такой.

Печальна жизнь в могиле золотой.

Поверьте мне, немногие из них

Могли собрать плоды трудов своих.

Не нахожу достаточных речей,

Чтоб описать восторг души моей,

Когда я вновь взглянул на небеса,

И освежила голову роса.

Тянулись цепью острые скалы

Передо мной; пустынные орлы

Носилися, крича средь высоты.

Я зрел вдали кудрявые кусты

У озера спокойных берегов

И стебли черные сухих дубов.

От рудника вился желтея путь...

Как я желал скорей в себя вдохнуть

Прохладный воздух, вольный, как народ

Тех гор, куда сей узкий путь ведет.

Вожатому подарок я вручил,

Но, признаюсь, меня он удивил,

Когда не принял денег. Я не мог

Понять, зачем, и снова в кошелек

Не смел их положить... Его черты

(Развалины минувшей красоты,

Хоть не являли старости оне),

Казалося, знакомы были мне.

И подойдя, взяв за руку меня:

«Напрасно б, – он сказал, – скрывался я!

Так, Джюлио пред вами, но не тот,

Кто по струям венецианских вод

В украшенной гондоле пролетал.

Я жил, я жил и много испытал;

Не для корысти я в стране чужой:

Могилы тьма сходна с моей душой,

В которой страсти, лета и мечты

Изрыли бездну вечной пустоты...

Но я молю вас только об одном,

Молю: возьмите этот свиток. В нем,

В нем мир всю жизнь души моей найдет —

И, может быть, он вас остережет!»

Тут скрылся быстро пасмурный чудак.

И посмеялся я над ним; бедняк,

Я полагал, рассудок потеряв,

Не потерял еще свой пылкий нрав;

Но, пробегая свиток (видит бог),

Я много слез остановить не мог.

Есть край: его Италией зовут;

Как божьи птицы, мнится, там живут

Покойно, вольно и беспечно. И прошлец,

Германии иль Англии жилец,

Дивится часто счастию людей,

Скрывающих улыбкою очей

Безумный пыл и тайный яд страстей.

Вам, жителям холодной стороны,

Не перенять сей ложной тишины,

Хотя ни месть, ни ревность, ни любовь

Не могут в вас зажечь так сильно кровь.

Как в том, кто близ Неаполя рожден:

Для крайностей ваш дух не сотворен!..

Спокойны вы!.. на ваш унылый край

Навек я променял сей южный рай,

Где тополи, обвитые лозой,

Хотят шатер достигнуть голубой,

Где любят моря синие валы

Баюкать тень береговой скалы...

Вблизи Неаполя мой пышный дом

Белеется на берегу морском,

И вкруг него веселые сады;

Мосты, фонтаны, бюсты и пруды

Я не могу на память перечесть;

И там у вод, в лимонной роще, есть

Беседка; всех других она милей,

Однако вспомнить я боюсь об ней.

Она душистым запахом полна,

Уединенна и всегда темна.

Ах! здесь любовь моя погребена;

Здесь крест, нагнутый временем, торчит

Над холмиком, где Лоры труп сокрыт.

При верной помощи теней ночных,

Бывало, мы, укрывшись от родных,

Туманною озарены луной,

Спешили с ней туда рука с рукой;

И Лора, лютню взяв, певала мне...

Ее плечо горело как в огне,

Когда к нему я голову склонял

И пойманные кудри целовал...

Как гордо волновалась грудь твоя,

Коль очи в очи томно устремя,

Твой Джюлио слова любви твердил;

Лукаво милый пальчик мне грозил,

Когда я, у твоих склоняясь ног,

Восторг в душе остановить не мог...

Случалось, после я любил сильней,

Чем в этот раз; но жалость лишь о сей

Любви живет, горит в груди моей.

Она прошла, таков судьбы закон,

Неумолим и непреклонен он,

Хотя щадит луны любезной свет,

Как памятник всего, чего уж нет.

О, тень священная! простишь ли ты

Тому, кто обманул твои мечты,

Кто обольстил невинную тебя

И навсегда оставил не скорбя?

Я страсть твою употребил во зло,

Но ты взгляни на бледное чело,

Которое изрыли не труды, —

На нем раскаянья и мук следы;

Взгляни на степь, куда я убежал,

На снежные вершины шведских скал,

На эту бездну смрадной темноты,

Где носятся, как дым, твои черты,

На ложе, где с рыданием, с тоской

Кляну себя с минуты роковой...

И сжалься, сжалься, сжалься надо мной!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда мы женщину обманем, тайный страх

Живет для нас в младых ее очах;

Как в зеркале, вину во взоре том

Мы, различив, укор себе прочтем.

Вот отчего, оставя отчий дом,

Я поспешил, бессмысленный, бежать,

Чтоб где-нибудь рассеянье сыскать!

Но с Лорой я проститься захотел.

Я объявил, что мне в чужой предел

Отправиться на много должно лет,

Чтоб осмотреть великий божий свет.

«Зачем тебе! – воскликнула она, —

Что даст тебе чужая сторона,

Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?..

Подумай, Джюлио!» тут, взор склонив,

Она меня рукою обняла, —