Читать книгу Кто-то может вернуться. Сборник мистических рассказов - Михаил Монастырский - Страница 1

Сборник мистических рассказов

«Кто-то может вернуться»

Автор: Монастырский

                          Запишите нас

      Более века назад, с тех пор как человечество получило в свои руки, записывающие аудио и видеоустройства, Перри начал коллекционировать голоса. Сегодня старику Перри уже было 144 года, и он не бросил своё хобби.

       Правда, в последние годы Перри значительно реже, чем раньше записывал на свой, такой же древний и забытый, как и он сам, диктофон Panasonic, свои разговоры и беседы с различными людьми. Теперь он только их слушал.

       Да, поначалу когда-то очень давно Перри начал записывать на плёнку своих родственников, близких, друзей, соседей и разных знакомых. Потом, когда постепенно никого из них не стало, а Перри всё жил и жил, он стал записывать  разговоры с теми, с кем  случайно доводилось говорить о каком-то важном и необычном событии.

       Слушать записи спустя годы и десятилетия старику было очень интересно. Увлекала Перри не только тема разговора, которая теперь уже слышалась по-другому, а ещё и голоса, передающие эмоции тех, с кем он когда-то общался, и кого уже не было на этом свете.

        Устраиваясь поудобнее в своём кресле-качалке, почти полностью с головой накрывшись клетчатым пледом, старик Перри отдавался целиком своему любимому занятию и, надев наушники, часами внимательно слушал и слушал звуки из своего прошлого. Смысл теперешней полужизни-полусуществования свёлся к прослушиванию сотни ранее записанных кассет, и старик с его любимым занятием ничуть не мешал быту своих праправнуков, с которыми жил в собственном старом доме, не один раз ремонтированном поколениями жившими и умершими в нём.

       Часто Перри отматывал записи на определённое заинтересовавшее его место и сосредоточенно вслушивался в тот или иной момент беседы. Часто слёзы неожиданно срывались с глаз Перри, и он подолгу не мог успокоиться, утопив до упора большим пальцем клавишу паузы Panasonicа и сжав его в трясущемся кулаке. Часто старик крепко зажмуривал веки и мысленно торопился скорее туда, где остались все, туда, куда иначе никак нельзя было вернуться, потому как не существовало путей, ведущих Перри обратно кроме этого. И если человеческое счастье имело право быть, то счастье Перри было там – в его прошлом. Звуки, доносившиеся из наушников, с каждым годом приобретали новые оттенки, наполнялись новым смыслом и всё сильнее и сильнее тревожили сердце и душу Перри.

       И вот однажды, слушая голос и смех своей сестры, Перри вдруг заметил одну очень существенную закономерность. Он поспешил взять карандаш и большой белый лист бумаги и, аккуратно разложив его на письменном столе, начал перечислять имена людей, записанных когда-то им на плёнку, с указанием дат их смерти. Он чертил линии, стрелки, писал цифры, складывал, умножал и делил числа, заштриховывал часть их, а другую часть перечёркивал.

        Проведя за этим занятием без перерыва несколько часов, Перри рухнул в кресло-качалку и онемел от ужаса, охватившего его с ног до головы. Так и есть! Его предположение подтвердилось…

        Старик понял, что оказывается каждый раз после записи на диктофон кого бы там ни было, этот человек погибал по разным причинам ровно через девять месяцев! И никто, и ни сам Перри не замечал никогда этого совпадения! Да и каким же образом, аудиозапись могла повлиять на судьбу всех этих людей? Почти сотни людей… Нет, это было невозможно!

       Перри с трудом поднялся с кресла и подошёл к письменному столу. Он снова провёл арифметические действия с имеющимися числами, включив в расчёты дату начала первой совершённой им аудиозаписи, и убедился, что, таким образом, к его жизни каждый раз прибавлялось по девять месяцев жизни каждого им записанного человека. Мало того, старик вычислил, что именно завтра заканчивается его срок. Это было так неожиданно! Завтра, именно завтра, жизнь Перри либо оборвётся на этом 144-ом году, либо он успеет записать новую жертву…

       На следующий день старик поступил так, как поступили бы многие, оказавшись в такой щекотливой ситуации. Но Перри, спасая себя, записал на свой Panasonic голос своего самого юного на тот момент родственника – двухлетнего малыша Айзека, с интересом ползающего под ногами среди специально разбросанных прапрапрадедом ярких игрушек.

       «Да, будет его душа в раю», – пробормотал себе под нос Перри, заигрывая с мальчишкой и гладя его морщинистой ладонью по белобрысой макушке.

       Довольный собой старик, улыбаясь, поплёлся к себе в комнату и, надев наушники, неторопливо прилёг в своё кресло-качалку.

       Безусловно, так история Перри могла длиться до бесконечности, но тонкие миры, невообразимая загадка которых была им раскрыта, не могли без внимания оставить нашего умника. И вот, устроившись как всегда поудобнее, почти полностью с головой накрывшись клетчатым пледом, старик нажал на клавишу пуска своего диктофона, но, впервые, клавиша хрустнула под большим пальцем и вдруг развалилась на мелкие части. Гарантированный японцами срок эксплуатации Panasonicа закончился ещё в прошлом столетии.

       Леденящая душу дрожь, вызванная непредвиденной ситуацией, вспыхнула и промчалась по позвоночнику Перри, молниеносно ударив в голову приступом ужаса. Старик запаниковал, задёргался и попытался вскочить из своего кресла, но оно уже не отпустило его из своих объятий. Любимый клетчатый плед внезапно отяжелел, будто став на мгновение железобетонной плитой, и так сильно придавил тело к спинке кресла, что у Перри перехватило дыхание. Секунда, и изо рта старика вырвался какой-то беззвучный вопль, более походивший на последний глоток воздуха рыбы, выброшенной на берег рукой безжалостного рыбака. Ещё секунда, и старое сердце остановилось. Плед медленно сполз с мёртвого тела хозяина и, свернувшись на полу, улёгся, как верный пёс, у его ног.

Шёл снегопад или дорога домой

       Мой отец, которого я несколько лет не видел, умирал. В конце рабочего дня позвонили из моего небольшого городка детства "Т" и сообщили, что он находится при смерти. Заехав на автозаправочную станцию, не заезжая домой, где меня ждала Метти с дочерями, я сразу направился к родителю, в надежде застать его живым. Наши с отцом отношения нельзя было назвать хорошими, но и плохими уже тоже нельзя было считать. Мой зрелый возраст и его старость нам обоим были на руку.

       Шёл снегопад. Жители нашего шумного города ликовали. Через четыре с небольшим часа наступал Новый 2012 год, непрерывно искрящийся и мигающий фейерверками и цветными лампочками, которые перестали отражаться в чёрных стёклах моего автомобиля лишь только я выехал на заснеженную трассу. Здесь дожидалась меня последняя ночь. Прибавив на одно деление печку, я представил, как в снежной безветренной мгле постепенно пропали красные фонари габаритных огней.

       Трасса была пуста, все давно отмечали долгожданный праздник. Крупные хлопья снега, освещаемые ближним светом фар, неторопливо кружили и падали на моём пути. Зелёные цифры часов на приборной панели показали мне 20:15. Справа от дороги из темноты друг за другом показались два дорожных указателя: один с надписью «Счастливого пути», другой – указатель расстояния до моего города «Т. – 850». На рассвете я должен добраться до дома моего детства, где не был более 7 лет. Вглядываясь в ночную дорогу, я погрузился в свои воспоминания. Завтрашний мой визит будет уже не таким, каким он был раньше, когда была жива мама.

       Вдруг появившийся одноглазый грузовик, тяжело кативший мне навстречу,  вернул меня к реальности. Он моргнул два раза своим, не перегоревшим левым глазом, и коротко, но громко дал гудок. Я притормозил, сравниваясь с ним, чтобы узнать значение сигналов, но он не снижая скорости, так и проехал мимо. Я не успел разглядеть водителя, зато заметил, что лобовое стекло его кабины было полностью засыпано снегом, у него не работали дворники. Я следил за удаляющимся от меня в сторону города странным грузовиком через боковое зеркало, менее чем через минуту от него не осталось и следа, он сгинул в новогодней ночи. Придурок. Я снова прибавил скорость, недоумевая о значении этой встречи, и тут же забыл о ней.

       Зелёные цифры часов на приборной панели опять показывали мне 20:15. Первый раз в жизни вижу, как зависают электронные часы. По крайней мере, у меня такого ещё не было. Кнопки для установки времени не среагировали на мои нажатия. Я надавил на кнопку подсветки наручных часов. Циферблат вспыхнул ярко – голубым светом, освещая даже моё лицо. Стрелки стояли на месте – 20:15. Тогда я достал из кармана куртки мобильник и разблокировал его. Связь отсутствовала (…) и время на экране тоже замерло на 20:15. Положив телефон на переднюю панель, я решил, что одновременный сбой всех часов (плюс телефона) –  это и есть тот «правдоподобный» случай, когда снаряд падает оба раза в одно и то же место. Даже три раза!

        А ведь я выехал из города не менее как полтора – два часа назад. Вспомнив, что сразу при выезде на трассу забыл засечь километраж по спидометру, я обнулил счётчик. Где–то через 600 километров я буду уже рядом с домом, в котором сейчас умирает мой отец. Конечно, теперь-то он желает меня увидеть.

        Каждый имеет право прожить жизнь так, как ему хочется. По крайней мере, он не сделал меня таким же, как он. У меня было иначе, чем у многих моих друзей. Это их отцы пытались мастерить своих сыновей, мой же был занят самим собой. Я всегда был предоставлен себе, сам совершал ошибки и сам исправлял. Ему за меня незачем и некогда было беспокоиться. Я потом перестал вовсе ждать от него какой-либо помощи и на десяток лет вообще забыл о его существовании. Может он умер ещё тогда? Позже при встрече, оправдывая себя в моих и, прежде всего в своих собственных глазах, он назвал отсутствие воспитания воспитанием. Я даже молча согласился, дабы не ранить старика. У меня уже были свои взрослые дети, которых я никогда не оставлял без внимания больше, чем на время двухнедельной командировки. Моё согласие с его мнением утешило его тогда, а я просто перевёл разговор на другую тему и укатился от него за тысячу километров.

       Шёл снегопад. Как быстро в размышлениях летит время, я проехал уже 192 километра. Зелёные цифры часов по–прежнему показывали 20:15. Ни одной машины, ни туда и ни обратно, ни догнать и ни обогнать. Здоровенные хлопья, освещаемые ближним светом, продолжали тихо падать на белоснежную трассу. Справа от меня на мгновение из темноты друг за другом показались два дорожных указателя: один с надписью «Счастливого пути», а другой  – указатель расстояния до моего города «Т. – 850»? Но, не сбавляя скорости, я промчался дальше. Видимо устали глаза и мне показались те же самые надписи, что и при выезде из города. Проехав ещё около получаса, я решил, не дожидаясь пока на моём пути появится населённый пункт, остановиться и выйти из машины, чтобы немного передохнуть. Ни одной машины. Ну, кто в такую погоду, да ещё и в новогоднюю ночь поедет на межгород? Только при чрезвычайных обстоятельствах, только.

       Я вздохнул и выключил двигатель. Вышел на улицу, захлопнув дверь. Куртку моментально засыпал падающий с молчаливого чёрного неба снег. Как тихо и необычно. Будто не настоящий мир. Истинный остался там, позади, где веселье и радость, праздник и смех.

       Подняв под капюшоном голову вверх, я всматривался в каждую падающую на меня снежинку, одновременно получая непередаваемое наслаждение от освобождения мочевого пузыря. Но тут неожиданно с боку я вдруг услышал знакомый короткий и громкий сигнал старого грузовика, откуда-то (****ь!) вынырнувшего недалеко от меня и так же, как в прошлый раз, не тормозя проезжающего мимо. Я даже забыл о мочеиспускании! Я опять не смог разглядеть, кто там был за рулём, но снова отчётливо увидел, что лобовое стекло кабины было полностью засыпано снегом. Я только смотрел ему вслед…

       Проехав ещё пятьдесят километров, я решил, что нужно включить музыку, дабы отключится от мыслей о странном грузовике, но на первой же песне "Назарет" выключил магнитофон, решив, что в тишине лучше.

       Но мы же с ним не едем по кругу? Да, нет чушь какая–то. Просто такой же второй грузовик ехал оттуда же откуда и первый. И лампочки правых фар у них тоже одновременно перегорели, так же как и у меня зависли трое часов. Я проверил и убедился, что на всех часах до сих пор было 20:15.

    Шёл снегопад. По памяти уже недалеко будет известный каждому, проезжавшему когда–нибудь по этой дороге одинокий отель «Белый волк» с придорожным кафе, там я выпью чашечку кофе и перекушу. Заодно узнаю точное время. Уже, наверное, за полночь.

       Помню, ещё 20, нет 22 года назад, мы останавливались в этом отеле шумной компанией друзей, большая часть которых уже на том свете. А ведь я всех так ясно помню. Александр, Тод, Рон, Бетти.. и … Хелен… С каждым годом имена только прибавляются. Тогда в «Белом волке» мы смеялись и отрывались (да, от земли!) пару дней, мы отмечали 1988 Новый год. Как будто позавчера (…). С остальными друзьями теперь встречи только случайны или когда действительно прижмёт. Нет, надо чаще встречаться! Обязательно! Вот вернусь и соберу у себя всех, даю себе слово! Хочу увидеть я… всех…

       Нереальные хлопья снега, освещаемые ближним светом фар, продолжали сопровождать меня. Я набрал скорость. Справа из темноты друг за другом показались два дорожных указателя: один с надписью «Счастливого пути», а другой – указатель расстояния до моего города «Т. – 850». Стоп!!! Я ударил по тормозам, меня кинуло, но машину я удержал.  Быстро включил заднюю скорость и резко сдал назад, так что оба указателя оказались передо мной. Я щёлкнул дальний и обомлел. Действительно это были те же самые указатели, которые я видел, выехав из города! На моём спидометре было 264 километра плюс минимум полторы – две сотни, которые я не засёк сразу!

      Ночь одним выдохом задула новогодние огни и опустилась над самой землёй. Она  уставилась на меня через лобовое стекло, медленно и тяжело дыша. От неё разило гниющим мясом. Мне казалось, что она сжала со всех сторон мой автомобиль и уже никогда меня не отпустит. Я незаметно и осторожно протянул руку вперёд, включил первую передачу и резко рванул с пробуксовкой вперёд. Набрав максимальную скорость, я в ужасе нёсся от погони, ничуть не страшась вылететь в кювет. Я мчал в «Белый волк», только там я найду объяснение происходящему.

       Впереди сверкнул огонёк. До него мне чуть–чуть. Это, конечно же «Белый волк», я точно знаю. Я ездил по этой дороге не раз и прекрасно помню расстояние от города до отеля. Огонёк приближался ко мне, я не сбавлял ход. Всё хорошо, в зеркалах никого!

       Я успокаивал себя и вспомнил детей и жену. Какое счастье, что они есть у меня! Я, выехав второпях к отцу, только и успел поговорить с ними пару минут по телефону! Но всё же, в конце, я успел сказать им самые важные слова.

       Я заехал под знакомую огромную вывеску «Белый волк» освещавшую оранжевым светом всю территорию парковочной стоянки, на которой стояла ещё пара машин, полностью заваленных снегом. В окнах кафе я приметил несколько торжествующих, судя по их жестам, людей. У всех Новый год!

       Я взял с передней панели телефон и посмотрел на экран. Связи так и не было, а все трое часов показывали 20:15, хотя, наверное, уже около часа ночи. Большее расстояние я проехал. Заглушив двигатель, я вышел на улицу и, захлопнув дверь, поставил машину на сигнализацию. Она в ответ мне пикнула и пару раз моргнула фарами.

       Шёл снегопад. Куртку моментально засыпал падающий с молчаливого чёрного неба снег. Как тихо и необычно. Только теперь там за закрытым окном кафе издавались глухие праздничные звуки. Хм.. Всё равно, будто это не настоящий мир. Подняв под капюшоном голову вверх, я всматривался в каждую падающую на меня снежинку, сверкающую, будто в волшебной сказке, на фоне светящейся надписи «Белый волк» и был безумно доволен. Глубоко вдохнув свежего новогоднего воздуха, я направился к кафе и остановился у одного из окон.

      Мне показалось, что я увидел там парня очень похожего на моего, погибшего в 93-м году друга Александра. Я приблизился к стеклу и заглянул вовнутрь кафе. За большим столом в центре зала сидели мои… умершие друзья. Их было так много… И Тод, и Рон, и Бетти.. и … Хелен (!). Они все дурачились и выпивали точно, так как тогда, двадцать два года назад, на Новый 1988 год!

       У меня потемнело в глазах, и сознание дало сбой. Мозг не мог объяснить увиденное за стеклом. Только я начал пятиться назад, как Александр заметил меня и стал показывать всем в мою сторону. Они радостно закричали и бросились к окну, у которого я стоял. Они смеялись, корчили мне рожи и, махая руками, звали зайти к ним внутрь кафе.

       Рука машинально уже доставала ключи из кармана, как внезапно знакомый короткий и громкий сигнал, раздавшийся прямо за спиной перепугал меня окончательно. Я выронил ключи и, обернувшись, увидел стоящий рядом с моей  машиной старый одноглазый грузовик. Его лобовое стекло было полностью засыпано толстым слоем снега. Дверь кабины медленно отворилась, и из неё вышел мой отец.

– Привет, – сказал он, подойдя ко мне и обняв за плечо. – А мы тебя давно тут ждём, пошли вовнутрь, на улице холодно. Жаль, что ты к 12-ти не успел, ну и ничего страшного. Веселье в самом разгаре! Твои друзья так будут рады тебе, пошли.

       Я, молча с ним согласился, дабы не тревожить старика своим волнением. За праздничным столом я узнал, что вчера в 20:15, когда выехал из города на трассу, у меня случился инфаркт. Я умер в одиночестве в собственной машине, остановившись у края обочины прямо перед двумя, освещаемыми ближним светом, дорожными указателями: один с надписью «Счастливого пути», а другой – указатель расстояния до моего города «Т. – 850». Когда шёл снегопад…

        Архивная справка из местной газеты: «Отель «Белый волк» был закрыт в 1990 году и в течение следующего года был снесён, в связи с нерентабельностью заведения». 

Кризхин

       И тогда, тысячи лет назад, уже не было на земле людей, не согрешивших ни разу за свою жизнь, но не было до рождения Кризхина поступивших так, как поступил он.

   Кризхин родился и вырос в простой крестьянской семье. Он был единственным ребёнком. Слабое здоровье, постоянные болезни мучили мальчика всё его детство. Также как и всем детям на земле, родительская забота приходилась ему по вкусу. И очень скоро без внимания он не мог уже быть ни дня. Все свои силы родители, а особенно мать, отдавали на ублажение капризов и желаний мальчишки.

       Время летело быстро, Кризхин вырос и стал взрослым. Однако не было у него ни забот, ни хлопот, ни жены, ни детей, ни друзей и даже не было врагов. Только старуха мать, да старик отец были его окружением. День и ночь, без отдыха, продолжали родители работать для своего сына. Тот же только погонял их, да учил, как им жить правильно и трудиться с пользою.

       Так уж загладила мать сына, что однажды встал тот против отца своего. И как не пытался старик втолковать старухе, что слепа она и не видит греха своего – бесполезно всё было. Бежала бабка тут же к сыночку, в ноги падала и жаловалась на деда, дословно всё пересказывая, что муж говорил ей. Злился сын и бил её, за то, что расстраивает его, а отца сказал, что вовсе убьёт, если тот сам к утру не повесится.

       Побежала тогда бабка обратно к деду и сказала ему о желании их сына. Расхохотался старик над ней, плюнул через плечо и повесился.

       Опять побежала к сыну старуха, чтобы новость эту сообщить, да встретил её по дороге чёрт и говорит:

– Что, бабка, так сильно любишь сыночка своего?

– Очень люблю, – отвечает она, – до чёртиков!

– Это хорошо, а вот он тебя любит?

– Конечно, любит, я же мать его.

      А чёрт продолжает:

– А давай – ка, проверим?

– Нечего тут и проверять! – обижается старуха.

– А если я ему сердце твоё принесу и за сердце мизинец попрошу его свой отдать? – насмехается чёрт, прищурившись, да хвостом повиливая.

– Ты что это?! – завизжала старуха. – Зачем тебе мизинец то сына моего, как это он без мизинца жить будет? Сердце моё так себе забери, а его не тронь!

       И чёрт расхохотался над ней, плюнул через плечо и исчез.

       Старуха дальше к сыну побежала. Прибежала мокрая вся, про смерть мужа совсем позабыла, а про чёрта ему рассказала. Рассердился тот, да опять побил мать свою, приговаривая:

– Дура ты старая, может чёрт то не простой был, может он за сердце твоё сторговаться на что-то со мною хотел!

     Ох, как огорчилась бабка, извинилась перед сыночком, и обратно чёрта искать кинулась. Разыскивала она его до глубокой ночи, с ног совсем сбилась, упала, но так и не нашла рогатого. Не хотел он с ней больше встречаться, а вот к сыну её в это время пожаловал и говорит ему:

– Вот сердце матери твоей у меня на ладошке лежит, бьётся ещё. Отдашь мне свой мизинец – будет ещё жить она и к утру домой вернётся, а не отдашь – погибнет этой же ночью на болотах.

– Ты что торговаться ко мне пришёл? – спрашивает сын бабкин у чёрта. – Забери ты себе это сердце старое, если оно тебе так нужно, а мне по наследству за него заплати, да только не деньгами или золотом, а чудом каким!

  Разозлился чёрт тогда, да решил урок преподать умнику.

– Хорошо, чудо то, настоящее будет тебе. Хочешь вечно жить и Душами руководить, чтобы служили они тебе всегда? Чтобы вкалывали они на тебя, спины свои гнули, а ты их только и ругал, только и погонял, как пастух баранов.

– Конечно, хочу! Кто же не хочет?

– Хорошо, тогда я сейчас к Богу схожу, и сердце матери твоей ему отдам, чтобы поверил Он мне в то, что есть такой человек на земле как ты. Рассердится Он на тебя, а я то тут и пристрою тебя Душами руководить. Согласен?

– Ещё бы, конечно, согласен! Кто же не согласен то будет? Поскорее только вопрос этот с Богом реши, а то обо мне теперь заботиться некому, сирота я

       Получив это согласие, чёрт отнёс, как и обещал, Богу сердце старухи. Чёрт рассказал Ему всё как было. Опечалился Бог и сказал чёрту, чтобы тот навсегда забрал себе этого выродка и чтобы на земле духа его никогда больше не было – только под землёй место ему.

      Так чёрт и слово своё сдержал, и помощника себе получил, и проучил Кризхина.

     Потом уже под землёй Кризхин узнал, что непростые Души у него в подчинении, а Души заблудшие и что выходить на землю ему на свет Божий не велено, да и невозможно вовсе. Только поздно уже было что-то менять – время назад не раскрутишь. Так и живёт Кризхин до сих пор под землёй уже тысячи лет.

Симулятор Смерти

– Красавчик, ты желаешь сейчас прочувствовать любовь к этой грёбанной  жизни и преждевременно, как твои дружки, не наложить на себя руки? – где-то за спиной Чесли Мура раздался немолодой прокуренный женский голос, который будто только что смог вырваться из бездонной тьмы этой поздней дождливой октябрьской ночи.

      Чесли обернулся и увидел перед собой пожилую женщину с ярко накрашенными блестящей помадой губами. Начёс её редких обесцвеченных длинных волос, торчащий во все стороны, наверное, ещё с начала восьмидесятых, выглядел чрезвычайно дерзко.

       Она стояла, опираясь спиной о дом, возле пристройки с разрушенными  временем ступеньками, ведущими куда-то вниз. Невысокую слегка сгорбившуюся фигуру женщины и её давно состарившееся лицо в ночной темноте освещала мигающим светом разноцветных лампочек вывеска со странной надписью «Симулятор Смерти».

– Да, я вовсе и не собираюсь покончить с жизнью. Я просто немного  заблудился в неизвестном мне городе. Сегодня только прилетел часов пять назад и вот решил пройтись. А Вы отсюда? – указывая взглядом на моргающую вывеску, спросил женщину Мур.

– Ну, да. Я зазываю посетителей. Это моя работа.

       Женщина, продолжая разговор, стала медленно спускаться по каменной лестнице, одной рукой опираясь о кирпичную стену дома, в полной уверенности, что незнакомец последует за ней:

– Слушай, Красавчик, всего лишь за какие-то вонючие пятнадцать баксов, тебе мой Джон устроит, как настоящему туристу, самую натуральную прогулку на Ту сторону. Она приостановилась на полпути вниз, убедилась, что Чесли следует за ней и продолжила разговор. – Оставишь все свои печали Там и вернёшься через полчаса обратно сюда уже таким жизнелюбцем, что эта задница покажется тебе волшебным раем. Вот попомнишь меня, идём…

       И Чесли шёл за ней.

       Дойдя до огромной металлической ржавой двери внизу лестницы, она с трудом открыла её на себя и, приглашая гостя пройти первым, сказала:

– Чем больше к нам будет посетителей, тем скорее наш город научиться жить по-новому. Но кругом же одни выродки и ублюдки! А ты, заходи, не стой.

       Чесли зашёл. За ним вошла и она, плотно закрыв за собой дверь на затвор.

       Тусклая и единственная лампочка над головой встретившего их крупного темнокожего мужчины, одетого в светлый бежевый лёгкий комбинезон, освещала небольшую комнату, стены и пол, которой были полностью выложены белым кафелем. Громила, внимательно оценив взглядом Чесли, представился:

– Я Джон. Линда сказала, что путешествие будет стоить Вам пятнадцать долларов?

– Да, – ответил Чесли, взглянув на Линду, прикурившую в этот момент сигарету.

– Баксы вперёд, – пояснила Линда, протягивая за деньгами руку.

       Чесли совершенно не понимал зачем он сюда зашёл, доверившись абсолютно незнакомым и очень странным людям. В чём заключается смысл этого аттракциона? Однако он, достав из кошелька двадцатку, послушно протянул её Линде.

       Та, взяв деньги, обратилась к Джону:

– Сдачи нет, давай на все.

       Джон подошёл к двери, расположенной в глубине комнатки и открыл её нараспашку. Там было ярко-белое помещение. Чесли, неподвижно стоя на месте, с любопытством всматривался в открытый дверной проём, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за широченной спиной Джона, направившегося туда. Но из-за сильного света, вырывающегося из яркой комнаты, Мур ничего не мог разглядеть. Ему показалось и представилось, что там, как в детской сказке, этот негр прячет украденное у людей Солнце.

– Ты, главное, не трусь, Красавчик, смелее. Ещё глядишь, понравится, ха-ха-ха, – рассмеялась, кашляя Линда и похлопывая своей морщинистой ладонью по спине Чесли, будто это ему, а не ей, надо было сейчас стучать по спине.

      Странно, но почему-то Чесли и не опасался вовсе ничего. Он вообще не понимал, что здесь сейчас с ним будет происходить и чего нужно бояться.

      Тут снова в дверях появился громила Джон. Он, не закрывая за собой дверь, вкатил и остановил перед Чесли дорогущий гроб, установленный на специальной каталке. К ней он подставил приспособленный для этого высокий табурет и, протягивая чёрную мускулистую руку гостю, лёгкой улыбкой, обнажив крупные жемчужные зубы, приветливо сказал:

– Прошу Вас, карета подана. Полезайте в гроб, не спешите, а я помогу Вам в нём устроиться.

      Чесли без капли сомнения так и сделал. Улегшись в гроб, он спокойно прикрыл глаза и стал прислушиваться к приятному мягкому звуку вращающихся колёсиков, везущих его в неизвестность. Почему у него не было страха? Неужели любопытство было сильнее предстоящей опасности? Всё дело в названии вывески или что-то потустороннее помогало сейчас ему легко преодолеть эту тайную черту?

       Чесли слышал, как Джон прикрыл за собой дверь, завозя гроб в ослепительно яркую комнату. Мысль о том, чтобы открыть глаза пришла в голову, но тут же она и  безвозвратно исчезла в сознании Чесли, как пустая, лёгкая и совершенно неважная мысль, может даже и не его мысль, мысль от которой собственно ничего и никогда уже не будет зависеть. Через закрытые веки Мур ощущал свет и тепло, напоминавшее  прикосновение морских солнечных лучей. Стало казаться, что он лежит в белом песке где-то на берегу океана и ничто больше не тревожит и не беспокоит его… И нет никаких ни тревог, ни забот… Всё растворилось…

       Каталка с лежавшим в гробу Муром остановилась, словно, прямо «под Солнцем», лучи которого стали немного припекать лицо Чесли, но он всё дальше и дальше плавно уплывал в своих фантазиях вниз и вверх по уносящему его куда-то течению… Сон неспешно укутывал сознание… Постепенно белый слайд мягко тускнел, наполовину переходя в серые, а потом и более тёмные тона с редкими вспышками, кляксами и мазками разноцветных красок, запомнившихся ещё от мигающих лампочек странной вывески у входа на улице.

      Продолжая лежать с закрытыми глазами, Чесли Мур будто бы сверху и со стороны видел, как Джон тихо закрыл гроб крышкой и осторожно защёлкнул замки. Стало совсем темно.

      Вдруг резкое, абсолютно неожиданное падение вниз оборвало спокойствие Мура. Он попытался вскочить – нет, он начал стучать по крышке гроба кулаками и коленями, пытаясь её открыть, но тщетно. Лёжа в падающем в пропасть гробу, Чесли заорал изо всех своих сил и тут же замолк, поняв, что звать на помощь бессмысленно. Он чувствовал нарастающую скорость падения этого тяжеленного дубового  гроба. Пальцы только успели крепко сжать в кулаки простынь, но удара ещё не последовало. Только гул и ветер, всё громче просачивающийся со свистом через щели замков, только безжалостный страх неизвестного! Чесли ожидал удара, как ему казалось, о дно очень глубокой шахты, и в нарастающем напряжении готовился к столкновению с землёй, но дна всё не было и не было, и не было. Это же невозможно!!!

      Страх, бесконечный жуткий страх овладел Чесли до такой степени, что его трясло и колотило, будто под током. Только теперь он понял, что это была ловушка и именно сейчас при ударе наступит его нелепая Смерть.

      Страх стал настолько велик, что сознание Чесли не выдержало и оставило, бросило, покинуло его. Оно ринулось обратно вверх, но тут снизу чья-то длиннющая худощавая дряхлая рука острыми пальцами успела схватить самый кончик нити уносящейся к свету и потянула за него на себя. Кто-то шёпотом произнёс:

– Люди спустятся под землю, скоро… Так решил Бог. Даже муравьи будут торопиться пролезть в щели, чтобы укрыться от Его возмездия. Скоро падут их амбиции…

      Тут же порыв ветра ворвался внутрь гроба и забился внутри него, как загнанный и пойманный в клетку дикий зверь. Захваченный в плен ветер заколотил, будто тряпичную куклу о стенки гроба тело Чесли, который уже не дышал. И вдруг ветер исчез.

      В это мгновение сотни земляных змей моментально просочились сквозь стенки  гроба и накинулись жадно обдирать тело Мура. Они пожирали его как саранча, уничтожающая всю растительность на своём пути. Секунды, и от тела Мура остался только скелет. Пожиратели, сделав своё дело, ушли также быстро, как и появились до этого.

      После них Его Величество Время пришло к Чесли Муру, неторопливо разрушая его кости в песок и пыль…

      И только после этого чья-то длинная худощавая дряхлая рука разжала свои острые пальцы и отпустила на свободу пойманное ею сознание Мура, которое тут же стремительно бросилось отсюда прочь.

– Проснись, проснись, – смеялась довольная беззубая Линда, похлопывая по щекам Чесли. – С Днём рождения, Красавчик! Двадцать баксов кончились и тебе уже пора…

Разделённая

                                        I

       Отчаяние бушевало в душе Евы от полученной сегодня новости, и она ничего не могла с этим поделать.

       Только месяц назад Ева потихоньку начала приходить в более-менее нормальное состояние, стала самостоятельно передвигаться и обслуживать себя после курса тяжелейшей реабилитации вследствие перенесённой травмы, полученной при автокатастрофе, из-за которой она навсегда потеряла мужа и шестимесячный плод не рождённого сына.

       Пару часов назад Еве пришло письмо по электронной почте о том, что её сократили с работы в связи с переподчинением их филиала, указав на необходимость получения письменного уведомления и на её право обращаться в суд. Не трудно было догадаться, что таким образом работодатели избавляются от тех, кто долго находится на больничном листе, а суды давно уже отработали порядок лишения несчастных тех самых прав. Бесполезно. Так и оборвалась последняя ниточка, связывающая Еву с миром, в который она, лёжа около года в больничной постели, мечтала скорее вернуться, дабы не свихнуться от пережитого в предстоящем ей одиночестве.

      После горьких рыданий Ева, покусывая распухшие от стекающих по щекам слез губы, молча сидела в кресле перед пылающим камином и держала в руке любимую игрушку покойного мужа – револьвер Taurus Raging Bull, давно получивший популярность в качестве оружия гражданской самообороны. Поняв, что пришло время нарушить баланс между страхом дальнейшей жизни и страхом предстоящей смерти, Ева решила довериться «русской рулетке» и поставила на кон свою жизнь. Она зарядила револьвер только одним патроном 454 Casull, позволяющим охотиться на самых крупных животных, включая африканских слонов.

       Ева размышляла о своей жизни, пытаясь найти хоть какой-то смысл своего дальнейшего существования, и медленно вращала заряженный барабан о почти зажившее правое бедро, собранное вместе с костями таза несколькими сложными и дорогостоящими хирургическими операциями. Ей так сейчас хотелось освободиться от цепких сопливых щупальцев этого проклятого и предавшего её мира, что она даже вообразила, разлетающиеся во все стороны собственные окровавленные куски черепа и мозга, вспомнив сюжет одной научно-познавательной программы ТV, где в замедленной съёмке показывали стрельбу по тыквам. Ева представила, как круто всё будет выглядеть со стороны, если это смотреть по кабельному.

       Решение практически было принято. Ева, как человек до сих пор верующий (пусть и мало верующий), последний раз в жизни обратилась к Господу с просьбой… помочь ей нажать на спусковой крючок.

                                      II

       Ещё немного провернув барабан, Ева направила дуло в голову и, не раздумывая спустила курок. Но нет, выстрела не было. Она перевела дыхание и мысленно нарисовала себе Бога, который смотрит на неё сейчас свысока.

       Ева, долго не готовясь, повторно поднесла шестизарядный револьвер к виску и машинально выстрелила. И на этот раз револьвер промолчал.

       До этого момента удерживаемое где-то в глубине души волнение вдруг вырвалось наружу, и Ева учащённо задышала. В одно мгновение холодный пот выступил по всему телу так, что майка «Our happiness with you in San Francisco» разом прилипла к груди и спине. Пот со лба медленно пополз по переносице, нос зачесался, и захотелось чихнуть. Возможно так, подумала Ева, она смогла бы сбросить накатившее беспокойство и снова взять себя в руки для продолжения задуманного, но чихать уже не хотелось. Тут она опять вообразила Бога, на этот раз слегка ухмыляющегося ей. Его язвительная улыбка только подтолкнула Еву к очередной попытке самоубийства.

       Она снова подставила ствол револьвера к голове, и, сделав глубокий вдох, на счёт «раз, два, три…» выстрелила. Чёрт! Опять! Что же это за дерьмо! Ева вспомнила, что точно вставила в барабан патрон и после первой неудачной попытки больше его не прокручивала, дабы не уменьшить вероятность выстрела. То есть, без дополнительных вращений барабана Ева играет с Господом в честную в математическом смысле игру. Обдумав это, она как никогда разозлилась на Творца. Да, Он просто издевается над ней! Ну, ничего, решила Ева, даже если пять раз револьвер не выстрелит, то ясно, что он выстрелит при шестой попытке.

       Курок, выстрел! И опять нет! Револьвер в четвёртый раз тихо щёлкнул, предложив Еве ещё раз испытать судьбу. Курок, выстрел! И опять нет! Револьвер не выстрелил и в пятый раз! Вдруг вспомнилась где-то услышанная фраза, что у Господа полно всяких сюрпризов! Ева была доведена до бешенства! Так сводить счёты с собственной жизнью она не планировала. Это уже было чем-то похоже на игру ради игры или на смерть ради принципа. Сейчас Еву даже потряхивало от злости, она не успевала следить за собственными руками, независимо от неё дёргающимися во все стороны. Она не находила себе места, обида возросла до максимума! Ему всё мало, мало, мало! Она стремительно вскочила с кресла, сжав со всей силы рукоятку револьвера, и прихрамывая, подошла к стоявшему у стены огромному зеркалу.

       Увидев себя во весь рост, Ева зарыдала. Ей показалось, что она так жутко выглядит и будто бы постарела лет на десять – пятнадцать. Волосы стали реже, глаза потускнели, на лице появились новые морщинки, мешки под глазами раздулись, а шея и грудь абсолютно были не её! Как же она раньше не замечала в себе эти ужасные перемены! Эта маленькая ссутулившаяся женщина была не только незнакома Еве, она была ей противна! Горе сломало Еву, и оно не отцепится уже никогда! Больше сил её не было.

                                      III

       Наш мир подчиняется общим законам теории вероятностей. Так и вероятность выстрела увеличилась пропорционально уменьшению оставшегося количества ходов. Ева понимала, что именно сейчас она покончит с собой. И теперь она хотела только скорее сделать это. Ева видела себя одним из участников смертельной игры. У второго игрока, по её мнению, было существенное преимущество.

       Наблюдая в зеркале за трясущейся рукой, Ева подняла револьвер на высоту головы. Слёзы полностью залили её глаза, и в исказившемся изображении она увидела тыкву.

       На этот раз указательный палец неуверенно лёг на курок, но оружие выстрелило.

                                      IV

       Пожилой хирург, во время операции огнестрельной раны височно-теменной  области головы Евы, шил и приговаривал, что некоторые пациенты после перенесённой тяжёлой травмы пытаются покончить с собой при отсутствии помощи и заботы со стороны близких людей, такое случается нередко. Только если человек не возненавидит свою жизнь в мире, по причине любви к Богу, то сможет перенести всякого рода трудности, настигающие его каждый час.

       После этих слов Ева очнулась на мгновение во время наркоза, чуть приоткрыв один глаз с уцелевшей стороны головы, и увидела  человека, молча стоявшего в стороне от операционного стола. Она узнала Его по бездонным глазам, с состраданием и любовью смотрящими на нее.

       Это же был не Он, это не Он издевался надо мной…

       Такова была последняя мысль.

       Через минуту Господь забрал Еву, разделив её боль.

Царапина

                                        I.

       Утром 4 мая Харли живо открыл глаза. Он всего лишь несколько мгновений назад яростно искал и, к его счастью, успел найти выход из своего сна. Лицо, волосы и подушка были мокрыми.

– Чёртов сон! – Харли опять начал утро с ругательных слов. Ну, а кто бы на его месте не ругался?

       Глубоким вдохом и резким выдохом Харли привёл себя в чувства, стараясь забыть очередной ужас. Он одним махом выскочил с постели и тут же протянул руки к потолку, вытянувшись вверх и на всю свою пустую квартиру издав оглушительный звериный рёв. Да, здесь он уже был недосягаем для ночных кошмаров, терзающих его вторую неделю.

– Хрен вам! – кому–то крикнул он вверх и, играя раскаченными мышцами рук, бросил взгляд на своё отражение в большом круглом зеркале, единственно висевшем на голой стене. На правой щеке была свежая ярко–красная царапина сантиметра три – три с половиной…

       Подойдя ближе к зеркалу, Харли несколько минут пристально рассматривал царапину, которая при дотрагивании болела. Она спускалась по щеке от самого края глаза ровно вниз и раздваивалась на равные части, как куриная лапа с отрубленным средним пальцем.

       Не найдя в постели предмет, о который он мог поранить себе щёку Харли решил, что поцарапался о золотое распятие, висящее на его шее на короткой широкой цепи со спаянными между собой концами. После того как однажды во время купания в океане у цепочки расстегнулся замок, Харли запаял её, опасаясь потерять украшение. Снять крест теперь возможно было только через голову, да и то с трудом.

      Всегда выходя из дома и встречая на улице соседей и знакомых, Харли с каждым из них любезно здоровался и широко улыбался. Вот и сегодня, несмотря на поганое настроение, он не изменил своим принципам и старался быть для всех приятным, чтобы не переменить мнение о себе.

       Приходя на работу, он был со всеми корректен, что восхищало коллег. Какая учтивость и галантность! Однако они не знали о том, сколько труда это стоило Харли.

       Всем нам порой приходится улыбаться, когда даже не хочется говорить, но, возвращаясь вечерами домой, не каждый занимается тем, что делал Харли. Чуть меньше года назад он с интересом увлёкся эзотерикой, затем самостоятельно занялся оккультизмом, а далее ещё чем-то странным и чёрным. Так незаметно для самого себя Харли с азартом перешёл от теории к практике.

       Вот только свои тайные и пока ещё сырые эксперименты начинающий маг стал проводить на своих знакомых, не подозревающих об этом. Да, это были те самые соседи и коллеги, родственники и приятели, бывшие одноклассники и просто первые встречные люди. Всех их объединяло одно – они все были виновны в несчастливой, а точнее нескладной жизни Харли! Кто–то мешал его карьерному росту, кто–то сделал ему несправедливое замечание, кто–то занял прямо перед его носом парковочное место на автостоянке перед магазином, а какая–то особа почему-то так легко отказала ему, красавцу, в любовных утехах. И каждый был для него, как царапина. Харли по несколько дней изводил себя по любому пустяку, ненавидя, и в душе проклиная своих обидчиков. Словом, список подопытных граждан с каждым новым днём только увеличивался пропорционально растущим, как думалось Харли, знаниям чёрной магии.

       Начитавшись легко доступной литературы, Харли подолгу выбирал меру  наказания той или другой персоне. На одного шепнёт, другого фотографию сожжёт, про третьего заклятие на бумаге напишет. А на следующий день встретит свою жертву и внимательно всматривается в неё, улыбаясь. Мучается тот или ещё нет? Может нужно ещё добавить ему? Было ли в действительности какое-то отрицательное воздействие на людей сказать невозможно. Скорее наоборот. А вот страстное и нездоровое желание Харли мстить, в конце концов, создало такой избыточный потенциал, что им заинтересовались…

                                         II.

       Из рассказа дежурного врача:

       "В ту ночь, 13 мая, когда привезли Харли в госпиталь, я совершенно был не настроен на подобные разговоры с пациентом, но не выслушать умирающего человека я не мог.

       Так вот я, конечно, понимал, что в таком тяжёлом состоянии, в котором находился Харли, всякое может прийти в голову, и потому молча кивал ему в ответ, якобы я понимаю его и очень сочувствую. Он даже плёл, что может назвать мне, как и любому человеку, день и час моей смерти! Я, безусловно, посчитал это бредом. Сразу скажу, что меньше надо читать всякого дерьма, а вот некоторые люди, как и этот Харли, без дерьма не могут.

       В общем, как он сказал мне, когда им заинтересовались (кто-то там наверху), то поначалу ему стали сниться кошмары. Они были очень тяжёлые и походили скорее на реальность, чем на сновидение. Кстати сказать, спиртное или ещё какую–нибудь дрянь, я понял, он категорически не употреблял, объяснив, что так обязательно нужно для чистоты эксперимента. И вот сны были реальными настолько, что его сознание совсем скоро стало путать сон с явью. Ему стало кругом мерещится то, что видел он в снах. Короче, «крышу» у Харли снесло, как вирусом поражённую компьютерную программу. Мало того, он вместо того, чтобы остановиться на этом стал назло эти силы дразнить, увидев их заинтересованность им. Сказал, что хотел точно убедиться, что они с ним контачат.

       И вот вначале у него на щеке появилась царапина… Но, не придав ей должного значения, в этот же вечер он плавил на огне газовой плиты серьгу, выкраденную у своей начальницы, которая достала его. Расплавленный металл Харли вылил через окно на улицу, приговаривая в её адрес какие–то пожелания типа «как вода, туда-куда… » и так далее. А утром он опять проснулся от кошмара и на этот раз увидел глубоко разорванную на своём плече мышцу. Рука, подушка и простынь были в крови.

       Рука сильно болела. Врач тогда ему зашил рану и, несмотря на подозрительное молчание Харли о причине травмы сказал, что лучше сразу обратиться в полицию, если на него было совершено нападение. Харли не ответил врачу, но пришёл к нему на следующее утро с открытым переломом пары рёбер. Они торчали из него, как спицы, с концов которых на брюки капала кровь. Харли было очень плохо, он терял сознание и очень много говорил несуразного и непонятного. Тот врач тоже посчитал, что пострадавший бредит от боли. Однако от госпитализации Харли отказался и с трудом ушёл домой.