Читать книгу Чародейка. Часть первая - Михаил Николаевич Смолин - Страница 1

Часть первая.

«Не от мира сего»

Глава № 1.

Появление Брошенного Портфеля

Странное событие произошло с девочкой Катей в последнюю апрельскую пятницу 199… года и, как следствие, привело к удивительным приключениям. И это, очевидно, всё из-за того, что она верила, будто самые интересные истории приходят в голову утром, когда уже проснулся, но глаза ещё не открыл.

Солнце играло лучиками по окнам домов и безжалостно топило остатки ноздреватого снега. Оно одновременно подсказывало, что начавшийся день будет забавным. Катя лежала и фантазировала, какая крепкая дружба может завязаться между необыкновенными друзьями: велосипедным следом, тенью от крапивы, заколоченным гвоздём и взорванной гранатой. Само собой, она смутно представляла сотканные утренним воображением образы: о чём они могут говорить и вообще как идти на контакт, особенно с взорванный гранатой, чей вид уже сам за себя говорил, что она неуравновешенна, очень вспыльчива и не склонна к общению. В конце концов, воображение победило и дало сказочным существам путёвку в жизнь.

Одновременно, ай-ай, девочка вспомнила самое главное, что в школе сегодня два урока, всего два урока, но они есть. И вот тут-то и произошло то странное событие, с которого и начинается наша сказочная история. Неожиданно вокруг наступило необычное безмолвие: с улицы пропали голоса прохожих и урчание автомобилей, как говорят ― уличные звуки, и в тиши Катя как сквозь сон услышала красивую мелодию – не где-то, а на улице, именно под её окном, играла скрипка. Она и сама не поняла, что подсказало ей, что это скрипка. К красивой мелодии присоединилось щебетанье птиц, а вслед за тем девочка услышала окутанные тайной шорканья, сопения и бормотания: кто-то вёл беседу непонятно о чём и что-то невнятно напевал. Разумеется, Катя смекнула, почему этот кто-то неизвестный разговаривал сам с собой, а не с кем-то: потому, что голос собеседника и в помине отсутствовал.

Она открыла глаза – музыка и болтовня стихли. Девочка переоделась, подошла к окошку, раздвинула занавески, и выглянула в приоткрытую фрамугу на улицу. Возле дома на обочине тротуара стоял кожаный, школьный портфель. Прохожие шли мимо, не обращая на него внимания, или не замечали его.

«Вполне неплохая вещь. Странно: забыли или потеряли, ротозеи», подумала Катя и пошла в ванную.

Мама на кухне побрякивала посудой. Вода весело зажурчала из крана умывальника.

Перед тем как умыться, девочка взяла с полочки жёлтый пенал с раствором для мыльных пузырей.

Стоя перед зеркалом, Катя энергично поболтала рамочкой в пенале и вынула её на свет. По жирной мыльной плёнке поплыла цветастая радуга. Девочка сделала лёгкий выдох, но цветная «мыль» и не подумала превращаться в мыльный пузырь. Она подула посильнее, но опять ничего не произошло: пленка, как была в рамочке, так и осталась плоской. Тогда из озорства и детского любопытства Катя сложила губы гармошкой, надула щёки и изо всех сил дунула. И тут на её глазах не из плёнки в рамочке, которая опять осталась целёхонькая, а из открытого тюбика с зубной пастой вылез пузырь. Он надулся быстро и получился большой и переливающийся. Девочка затаила дыхание и удивлённо уставилась на него. Пузырь разделился на два небольших, радужно переливающихся, и на каждом замерцали совсем не схожие мордашки. На заплаканном лице первой текли разноцветные разводы от крупных слёз, рот другой, косоглазой, изгибался в улыбке кончиками к верху. Но их, очевидно, нисколько не волновал такой конфуз. Они подмигнули рисованными глазками и в образовавшейся тишине колокольчиками прозвенели:

– Ура! Нашлась! Дринь-дринь! ― закричал радостно первый пузырёк.

– Вас ждут, девочка… дзинь, динь-динь-динь, ― серьёзно добавил второй.

Катя моргнула ресницами и попыталась ответить, но не получилось. Жирная цветная плёнка в рамочке порвалась на огромное количество мелких пузырьков. Они полетели ей в лицо, и угодили, куда не полагается; девочка чихнула, мордочки пропали, большие пузыри лопнули. Возникшую тишину вновь наполнил шум воды в умывальнике.

Катюша ополоснула лицо холодной водой, тщательно промыла увидавшие чудеса веки, задумчиво посмотрелась в зеркало и не удержалась от того, чтобы сделать своему отражению гримасу. Гримаса получилась одновременно и смешная, и грустная как на старой картинке с клоуном. А может быть, отражение в зеркале последовало примеру двух мордочек на переливающихся пузырях. Девочка повесила полотенце на вешалку и пошла в свою комнату, по пути заглянула на кухню, сказала «Доброе утро» маме и понюхала вкусные запахи.

Пакет с учебниками и тетрадками как обычно висел на крючке двери её комнаты. Страшно не хотелось делать заданные на дом уроки, но Катя уже знала, что такое ответственность – она взяла со стола «Русские народные сказки» и залезла с ногами на кровать.

– Почему, когда хорошая погода, всегда задают много домашнего задания? ― раскрыв книжку, вознегодовала девочка и её размышления переменили русло и потекли в направление, совсем далёкое от учёбы: ― Интересно, что такое волшебство? Отчего ему никто не учится? Читать, писать ― пожалуйста, а вот как колдовать, ни одна учительница не знает. Умела бы я волшебством распоряжаться, дала бы сейчас задание урокам ― они бы делались, а я гулять пошла. И гуляла бы, гуляла или книжку продолжала читать, или… Что такое мне сейчас в ванной над умывальником причудилось? Удивляться остаётся. Я своими глазами видела, своими ушами слышала это чудо-волшебство. И где оно? Раз покажется и исчезнет. Нет, чтобы задержаться, поговорить, познакомиться. А вдруг мне это всё причудилось, или я заболела и у меня температура. Точно, скорее всего, от уроков у меня галлюцинации. Катя озабоченно помассировала пальчиками виски, улыбнулась своим мыслям, закрыла лицо ладонями, глухо прошептала:

– Эй, эй, волшебство, валяй сюда.

Тяжко вздохнула, слезла с кровати, уселась за стол и раскрыла учебник. В голову пришёл стишок. Девочка взяла авторучку и написала на листке бумаги:

Наши выдумки-придумки

Обитают ― знаешь где?

Нет, не в ящике, не в сумке

И совсем не на луне.

Постоянно где-то с нами,

Нос суют в любые дни,

Ходят, бродят как дворами

В круглой голове они.

Видно, место приглянулось,

Поселились ― не прогнать

И серьёзная учёность

И властительная глупость

Вместе любят здесь гулять.

Запах с кухни просочился в комнату и совсем отбил у девочки желание учить уроки.

Катя сердито захлопнула учебник, повернулась к окошку и увидела на подоконнике портфель, который недавно стоял на улице. От удивления, так как портфель заговорил с ней немного утомлённым человеческим голосом, она выпустила учебник из рук, и тот грохнулся на пол.

– Здравствуйте, девочка Катя. Не пугайтесь, пожалуйста, ни меня, ни обстоятельств, но я случайно услышал ваше желание познакомиться с волшебством и считаю своим долгом сказать, что в этом случае я просто вам необходим. Я немного запачкан грязью и пылью ― ох, пути-дороженьки заковыристы, но если меня протереть тряпочкой, я буду блестеть как новенький. Меня зовут Брошенный Портфель.

На блестящих металлических уголках Портфель вразвалку прошёлся по подоконнику, а Катя стремительно подбежала к окну и выглянула на улицу.

Надо сказать, что её квартира находилась на втором этаже. Поэтому неудивительно, что перемещение странного портфеля с улицы на второй этаж, прямо на подоконник приоткрытого окна, привело девочку в изумление.

– Ты подумала, что над тобой пошутил твой брат, ― продолжил речь Брошенный Портфель: ― На самом деле это не так. Мной никто не управляет, за меня никто не разговаривает, я сам по себе. Переставь меня, пожалуйста, на трюмо. Открой, возьми салфетку и вытри, иначе мне стыдно находиться в твоей комнате.

Катя бережно, двумя руками исполнила просьбу брошенного гостя и поставила его напротив зеркала. Тогда крышка Портфеля сама открылась, из него выпорхнула тряпочка и принялась сама тщательно полировать поверхность своего хозяина. Она разгладила морщинистые и неровные складки, протёрла пряжку, расправилась правильным четырёхугольником и, отряхнувшись в сторонке, овеяла его. Через несколько минут чистый Портфель продолжил беседу. Перед этим он важно надулся, растопырил металлические уголки и уселся днищем на полированную поверхность мебели.

– Итак, девочка Катя, познакомиться с волшебством очень просто. В этом ты и убедилась в моём лице. Вот, я здесь. Но чтобы научиться, мало-мальски, кудесить или чародействовать, а по сути своей это явления одного порядка, тебе нужно попасть в питомник, где выращивают волшебство, и находится он у Горыни в мурье.

– Где? ― еле слышно спросила девочка, мало понимая, что вообще сейчас происходит.

– В Пещере находится питомник волшебства. А Пещера в Волшебной горе, ― вкрадчиво произнёс Портфель. ― Мне поручено пригласить тебя в гости.

– Очень занятно, ― осмелела и раскрыла рот Катя. ― А можно тебя спросить? Уважаемый Брошенный Портфель, ты волшебный?

– Да, но не люблю, когда меня хвалят.

– И ты умеешь колдовать?

– В пределах своих возможностей, или внутренностей, ― На Брошенном Портфеле обозначились выразительные глаза и рот. Застёжка крышки в данном случае исполняла роль носа. Рот ехидно ухмылялся, а над круглыми рисованными глазами появились густые, изогнутые брови.

Создавшаяся обстановка не на шутку заинтересовала девочку и пришлась ей по душе. Она с головой окунулась в восхищение, от того что с ней приключилось, что этот чудный, живой, школьный портфель, каковой почему-то назвал себя «Брошенным» просто так залез к ней в комнату и сейчас разговаривает с ней рисованной физиономией. Когда тряпочка его вытирала, он сладко мурлыкал от удовольствия.

– Ты говоришь, Брошенный Портфель, что я смогу научиться колдовать, и для этого надо пробраться в пещеру к Горынычу.

– Не к Горынычу, а к Горыне. И давай договоримся, что «колдовать» ― это все-таки, по-вашему. То есть так говорят в вашем мире, а у нас это слово устарело и неприятно режет слух; как я уже сказал, мы обычно говорим «кудесить», или «чародействовать», или «выращивать волшебство». У нас так принято, ― внёс первый штрих ясности Портфель.

– А кто такой Горыня?

– Горыня это не он, а она ― ведьма уважаемая, старая как мир.

– Ведьма!? ― разочарованно и как-то боязливо воскликнула Катюша, ― Это Баба-Яга, что ли?

– Тсс… прошу тебя, не поминай это имя без необходимости, если ты желаешь продолжить наше знакомство и попасть в Волшебную мурью. Горыня ― великая ведьма и заслужила, чтобы её так называли. А ещё она по совместительству инспектор растущего волшебства. А директор питомника волшебства Василиса. Тоже волшебница заслуженная, ― Портфель поёрзал на месте и добавил, ― Бояться наших чародеек не надо, но как все учительницы они строгие и требовательные. А как ты хотела? ― чтобы хоть одну кудесу выучить, о-го-го терпения надо.

– Не послушаюсь я, и превратит такая учительница меня в «не разбери-пойми кого угодно»? Беспокойно задала вопрос Катя.

– Сдалась ты ей! Ой! Извиняюсь девочка… Ты не возражаешь, если я тебя буду звать просто Катя?

Девочка кивнула, и Брошенный Портфель оптимистически продолжил:

– Она ведьма, понимаешь, ну очень хорошая ведьма. Самая-самая хорошая ведьма, ― он произнёс слово «ведьма» так, как будто это слово было синонимом словам «фея» или «добрая волшебница». ― Ко всему прочему, я официально заверяю, как друг и будущий твой наставник, что какие-либо превращения самой тебя, без твоего согласия, не состоятся. Да и на трусиху ты не похожа. Я так старался, искал тебя ― неужели мои усилия зря?

– Скажу откровенно, все твои заверения, Брошенный Портфель, необычны и подозрительны. К примеру, как мы попадем в эту мурунью и далеко ли она? ― спросила девочка.

Брошенный Портфель съёжился и радостно захихикал:

– Я уже чувствую, что ты согласна и продолжу. Это мы, волшебники, так в шутку называем пещеру Горыни ― мурья, ибо нам она кажется маленькой и тесной. А ты называй её по-своему, например, школа. Ты там, так или иначе, будешь учиться. То есть, по-нашему, выращивать волшебство или чародействовать. Нет-нет, что я говорю! ― воскликнул Портфель, заметив наморщенный нос девочки. ― Школа ― это не то, это где-то в далёкой заморской стране, а у нас растить надо, выращивать или ничего не получится, ― в голосе Брошенного Портфеля появилась взволнованность. ― Питомник Волшебства ― самое правильное выражение для вашего мира. Там тебя научат выращивать плоды фантазии, и там ты заведешь дружбу с игрой воображения. У нас не зубрят и не заучивают, невыносимо напрягая мозги, а впитывают знания, потому что уважают и любят их. Дополнительно знаю и могу сказать, что наверняка пойдём мы с тобой через железнодорожный мост, мимо парка, за пруд – далеко-далеко. Поможет нам в этом одно очень хорошо мне знакомое средство. Вот на нём мы с тобой и поедем. А пешком, конечно, не дойти.

– Ну, парк я видела, а железнодорожный мост и пруд где ты нашёл?

– По этому поводу не переживай. Всё будет.

– А что скажет мама? Если очень далеко идти, она меня потеряет и ни за что не отпустит.

– Это мы тоже уладим, ― Брошенный Портфель улыбнулся: ― Ты время не тяни, лучше уроками займись, а то скоро в школу идти. После занятий погуляем. Садись, садись, а я в сторонке в одиночестве подремлю.

– Но ежели ты добрый Волшебник, так сделай мне уроки, ― быстро сообразила Катя.

Портфель нервно помялся на углах и проворчал:

– Не имею права, уроки ты должна делать сама.

– Какой же ты мне друг тогда? ― Катерина обиженно надула губы. ― Ещё зовёшь куда-то. С такими друзьями в школу не ходят и тем более по пещерам не лазают.

– Подумай и пойми, ― возразил Портфель: ― В случае если я за тебя буду делать уроки, ты так и ничему и не научишься. «По щучьему велению, по моему хотению сделай мне уроки, Брошенный Портфель»: ты девочка Катя, а не Емеля.

– Один раз, Брошенный, один раз, ― не унималась девочка.

– Ладно, ― щёлкнул замочком Портфель. ― Ради того, что тебе летом, что ни говори, придется волшебные знания в голову помещать. Ради этого на всё готов. В следующий раз такая помощь подлежит принципиальному несогласию. Питомник Горыни ― это не средняя школа: там от списывания толку нет, самому всё делать надо ― волшебство у каждого своё, как отпечатки пальцев.

Крышка Брошенного Портфеля с силой откинулась, из него вылетела авторучка и порхнула к тетрадкам на столе. Тетрадки сами аккуратно разложились и раскрылись. Чудо-перо принялось за работу в тетради по русскому языку. Катя со счастливым выражением лица сидела за столом, затаив дыхание, и любовалась своим почерком, а волшебство старательно и аккуратно выводило каждое слово и правильно ставило знаки препинания.

– Катюша, иди завтракать, ― раздался из кухни мамин голос.

На удивление Катя быстро и молчаливо поела, не болтая ногами под столом, не выглядывая в окошко на улицу и не возя чашку с чаем по столу.

– Спасибо, мама, можно я сегодня пойду в школу пораньше? Уроки я уже сделала. Если хочешь – проверь.

– Что-то не верится, ― подозрительно посмотрела на дочку мама. ― Давай-ка неси тетрадки.

Через минуту мама увидела, что русский язык и математика, как ни странно, сделаны прилежно – без ошибок и помарок.

– Молодец, глазам своим не верю, ― похвалила она. ― А как у нас с литературой?

– А литература у нас будет только в понедельник…

– Это не отговорка, ― сказала мама и нахмурилась.

Катя приуныла. Она знала, что на понедельник задали выучить любое стихотворение о весне, но она ничего не учила и даже ещё не искала стишка в книгах.

Тогда она подумала и решила, что желательно не говорить правду и соврать, а стихотворение выучить в выходные.

– На понедельник, дорогая мамочка, нам ничего… ― язык перестал поворачиваться, и девочка не смогла выговорить больше ни слова.

– И что дальше? ― мама вопросительно смотрела на дочь.

За спиной мамы на краю кухонного стола стоял чайник для заварки чая. Крышка его тихонько приподнялась, и из чайника вылезли два пузыря, толкая перед собой заваренные листья чая; на прозрачных стенках появились две светлые рисованные мордочки. Первая смотрела очень грустно, вторая улыбалась во весь рот.

– Не трусь, рассказывай, ― пропищала одна.

– Не учила, так сама придумай, ― вторя ей, звонко прозвенела вторая.

– Ничего страшного на понедельник нам не задали, всего лишь выучить стихотворение… о весне, ― повернулся, наконец, Катин язык.

– И что на счёт стихотворения? ― сочувственно повторила вопрос мама.

– А ничего. Хочешь послушать?

И девочка, сама не ожидая, вдруг поняла, что знает новое стихотворение, и с выражением прочитала его:

Посмотрите, как танцуют

Блики солнца на воде ―

Это лучики рисуют

Поздравление весне.

Просыпайся, что уснуло.

Оживай, что умерло.

Пенью, запахам и краскам

Открывается окно.

По подсушенной тропинке

В босоножках ты пройдёшь

До нехоженой глубинки

Где из норки вылез ёж.

Там, засыпанная хвоей,

Ещё мёрзлая земля

Сохранила снег в покое

До сегодняшнего дня.

Катя закончила декламировать и пояснила:

– Сама сочинила. Татьяна Максимовна нас за это хвалит.

– Хм, ― сказала мама. ― Хорошо. Желаю тебе точно так, без запинки, уверенно отвечать на уроке. Ну, иди, и после уроков нигде не задерживайся. Две мордочки мгновенно исчезли в чайнике, и крышка чайника со звоном грохнулась на место. Катя засмеялась, а мама подумала, что задела чайник рукой.

Глава № 2.

Прогулка

Внимание, читатель, вторая глава, по большому счёту, лишняя и написана она для того, чтобы в сказке было ровно десять глав. Если она тебе покажется скучной или непонятной, тогда просто погляди её окончание и приступай к следующей, но если ты любознательный читатель, ты обязательно прочтёшь её целиком.

На следующий день с Брошенным Портфелем в руках Катя гуляла по улице. Сами понимаете, его она дома без присмотра оставить не могла. Её брат Илья обязательно что-нибудь с ним натворил бы. Да и сам Портфель оставаться один дома не пожелал.

Катя постояла у весеннего ручья, прогуливаясь вдоль него, дошла до продовольственного магазина, около него села-посидела на лавочке.

На самом деле она гуляла не бесцельно. Она разговаривала с Брошенным Портфелем. Разговор происходил примерно в таком духе:

– Расскажи, Брошенный Портфель, с помощью чего у тебя фокус с пузырями получается? Какую ловкость применяешь?

– Это вовсе не пузыри, а Две Мордочки, сёстры приблизительной и неразделённой видимости. Они с детства мне знакомы и тоже будут этим летом в питомнике у Горыни волшебство выращивать вместе с тобой, если ты не будешь мне перечить и во всём меня слушаться.

– Чего им учиться-то его выращивать, они и так всё умеют, ― тут же возразила девочка.

– Ничего они не умеют, ― заспорил Портфель.

– Ты меня за глупую принимаешь? ― Катя похлопала Портфель как товарища по плечу. Из него донёсся звук означающий удовольствие: ― То из тюбика с зубной пастой вылезут, то из чайника. Ты мне голову не морочь – пузыри в виде двух мордочек запросто не разговаривают, да вдобавок так, что мама их вовсе не слышит.

– Они с рождения умеют эдакую штуку выкидывать, а на самом деле такие же девочки как ты, но необычные. Проще говоря, в переводе на ваш язык из другого теста. Поняла?

– Не совсем но, в общем, ясно, ― ответила Катя. ― И хочу попросить тебя, Брошенный Портфель, сотворить ещё одно чудо.

– Почему ещё одно? Разве было первое чудо?

– Как же не было, а кто за меня уроки делал?

– Разве это чудо. Подумаешь. Кто эти уроки только не делает.

Катя подумала, что с таким суждением она обязана согласиться и сказала:

– Хорошо, любезный Портфель, сотвори первое чудо.

– Надеюсь, в разумных пределах, ― беспокойно поинтересовался её новый друг.

– Конечно, в разумных. Далеко ходить мы не будем. Предлагаю, ― Катя задумалась, ― превратить вон ту рыжую кошку у подъезда в тигра, переполоху будет.

– Катя!!! ― Портфель задергался у девочки в руке: ― Придуманное тобой превращение и самой Горыне непосильно. Кошки в тигров не вырастают ни с того, ни с сего.

– Странный вы народ, волшебники. Я как понимаю – волшебство в том и заключается, чтобы сделать чудо, ― рассудила Катя. ― А что такое чудо? Это то, что никто не ожидает…

– Не уверен. А если, например, ожидаешь, но не веришь. Подумай на досуге, вдруг пригодится, ― Портфель сделал паузу и продолжил. ― Разумеется, девочка, по-своему вы правы, но тигр из кошки ― это не чудо, это глупость. Сколько кошку в тигра не превращай, он всё равно кошкой останется.… Но если наоборот попробовать, ― Брошенный Портфель запнулся и опять на несколько секунд замолчал: ― По-моему, есть все шансы, что получится…

– А что если нам во дворе карусель построить?

– Кто в добром деле отказывает, а что для этого надо?

– Для этого надо? ― Лицо девочки приобрело озадаченный вид: ― Ты разве сам не знаешь?

– Не знаю, ― Брошенный Портфель испустил печальный вздох.

– Папа знает. Надо его спросить.

– Нет, не поможет. Волшебство ― это когда сам решения принимаешь, без папы.

– Везде отговорки у тебя, Брошенный Портфель. Предложи тогда ты, что умеешь?

– Могу свисток, могу шарик воздушный, могу шоколадку, капризная девочка.

– Ага! ― Катю осенило. ― А деньги можешь?

– Фальшивые ― пожалуйста. Но ваши мысли, Катя, не в правильное направление поворачиваются и бредут. Вы норовите не в нашу Волшебную Пещеру попасть, а в другое не менее знаменитое заведение, о коем рассказывать я вам не уполномочен.

Брошенный Портфель обиженно надулся, а девочка подумала: «Плохо всегда просить, лучше самой научиться волшебству, тогда я всё, что мне надо, то и колдовала бы».

Вслух она сказала:

– Расскажи мне о той пещере, куда мы пойдём. О ведьмах-волшебницах. Какие они? Расскажи, как волшебство выращивают и шоколадку, что обещал, давай, ― не забыла попросить Катя.

Брошенный Портфель посопел и стал рассказывать, как будто старую сказку читать:

– Дорога в мурью Горыни далёкая, опасная. За лесами дремучими, непролазными мира сказочного есть край. Называется Волшебные Суземы. В самой глухомани находится и никому не ведомый он. Не натаскаться, если не знаешь, куда. Охрана тех земель строгая ― заплутает, заморочит; хорошо, если откуда пришёл, туда и выведет, а ведь можно и сгинуть. Невидимы указатели лесных кружев, неслышны шаги, тебя сопровождающие. Закричишь ― лукавым эхом твой голос повторится. Будешь молчать ― обовьют тебя стебли, окружат тени, навалится усталость, ляжешь на траву ― уснёшь, не проснешься.

Среди густого леса спрятана Гора, у подножия её местечко ― Пни, а в крутом склоне Горы вход в ту самую Пещеру. Скоро откроются ворота Волшебной Пещеры и пригласят молодых да неопытных в питомник, где выращивается волшебство. Там сказочные учителя уроки ведут, а любопытство водит тебя по залам и чародейское ремесло показывает. Один за другим откроются потайные уголки мурьи увлекательными мирами твоих сверстников и окружат они тебя заботой, добром, любопытством. Как человек ты будешь одна-единственная, право слово, первая и необходимая ― получилось таким образом…

– Так-так-так, а почему это именно меня пригласили? ― задала очередной вопрос Катя Брошенному Портфелю.

– По способностям ты подходишь, а определила это Горыня. Вот научишься волшебству в питомнике, станешь взрослой, и своих детей научишь. Дети твои тоже своих детей обучат, и постепенно оно будет к людям возвращаться, а то совсем забыли они, что такое настоящее волшебство. Всё перепутали. Многое неправильно понимают.

Способов, как его выращивают не перечесть, и не смогу я тебе всё рассказать, иначе, зачем в Пещеру Горыни ходить. И ведьму Горыню ты сама увидишь. Волшебники волшебников в портретах не обрисовывают и характеристики друг другу не пишут: непосильное для нас это дело.

Девочка заметила, как тёмно-коричневая кожа Портфеля приобрела красноватый оттенок. Её новый друг на минуту замолк, и продолжил:

– Извини, девочка, приукрасил, но без корысти. Как говорится, за туманом совсем другой лес скрывается. Зачем приглашает тебя к себе в мурью Горыня, она сама тебе это объяснит. И не ходить ты вправе, испугаться, ничего в этом зазорного нет. И чародейству там не возбраняется научиться, а, почитай, у тебя ничего и не получится. Волшебство ведь оно тоже хитрое, вроде думаешь, вот ухватил, поймал, а оно, глядь, потекло из ладоней сквозь пальцы, и нет его. И говорить-то про него никому нельзя, а всё в себе хранить положено.

Катю задели слова Брошенного Портфеля, она надулась как мышь на крупу.

– А я думала, сейчас пойдём, я тебя со своими друзьями познакомлю, а оказывается, и рассказывать нечего, всё в тайне.

– Да-да. Кроме нас с тобой, никто ничего знать не должен. Иначе спугнём мы удачу, а ловить-вылавливать её и в вашем мире, и в нашем ― удовольствие малопривлекательное.

Разговор девочки и Брошенного Портфеля прервали двое мальчиков ― Катины школьные товарищи. На улице друзей редко называли по именам, обычно по кличкам. Одного звали Чернов, другого Матрёшка. Они вынырнули из подъезда и, не сговариваясь, устремились к своей однокласснице. На мальчишечьих лицах явно просматривалось, что место, занятое скукой, просит уступить, вышедшая погулять задиристая шутка.

– Выходной день сегодня, а Катя в школу с портфелем собралась, ― съехидничал Чернов.

– Какой большой портфель! Не замучилась таскать? ― добавил Матрёшка.

– А ну, отдай его нам. Мы тебе его сейчас куда хочешь утащим. Что у тебя там? Гардероб для Барби?

Катя уловила, что шутка заходит слишком далеко, испугалась, схватилась за Портфель.

– Прекратите его трогать! Его нельзя хватать!

Но Матрёшка уже, изловчившись, выхватил Брошенный Портфель из рук девочки и отбежал с ним в сторону, в тень деревьев, где перекинул его Чернову, как баскетбольный мяч. Катя побежала за мальчишками. Они ловко убегали от неё.

– Сейчас мы посмотрим, что там! ― кричал Чернов.

Он подбежал к беседке, поставил Портфель на широкие, деревянные перила и открыл. Что они хотели найти в нём, осталось загадкой.

Матрёшка и Чернов, вытянув шеи, заглянули в волшебную утробу, и немедленно, испуганно отпрыгнули в сторону. Из открытого Портфеля выглянуло серое существо, всем своим видом напоминающее муравья, но отличалось от названного насекомого большими размерами и имело глаза-шарики, покачивающиеся на длинных, тонких усиках. За ним из глубины Портфеля появились ещё три «муравья». Они огляделись вокруг себя и дружно воззрились на мальчишек.

– Глаза в кучу! ― Заголосил первый нервно-командным голосом: ― Это Ученический Портфель, а не Windows. Активно шевелим мозгами, работаем! Работаем! Работаем!

– Приглашаю к уроку геометрии, ― произнёс второй «муравей» мужским голосом диктора местного телевидения: ― Как всегда, наши дорогие люди, гипнотизация пространства будет происходить по удаляющейся прямой линии, проходящей через две взаимно дополняемые точки. Призываю проявить интерес!

В это время глаза-шарики на тонких усиках, потянулись на сближение и образовали кучу ― она превратилась в треугольник, где вершину занял один глаз, а основание четыре.

Раздался душеспасительный голос третьего усатого создания:

– Вам повезло, вам больше чем повезло. Вы попали на шоу, на великое шоу. Кучерявое, планетарное шоу прошлого, настоящего и чуть-чуть будущего. А впрочем, какая разница ― через пять минут будущее становится настоящим, а ещё через пять настоящее ― прошлым. Но шоу остаётся, шоу ― оно всегда. Это модно, это заводит, будоражит, подогревает. Вся жизнь наша ― шоу. Кому повезёт, а кому нет. Куда ни глянь, всюду шоу. Итак, приступаем. Молодые люди, перед вами равнобедренный треугольник. Как ни крути, он устойчив абсолютно на основании из большего количества глазиков. Его нельзя перевернуть и поставить на вершину ― он всё равно завалится. Зато его можно катить и это, без сомнения, идёт на пользу глазикам. Внимательно вглядитесь в его «верхушку». Ну, ну, думаем, думаем, ломаем голову, не доламываем. Об этом глазике принято рассказывать много глупостей, частных подробностей и ими интересуются нижние глазики. Призываю к полемике! Кому, как не нам с вами судить да рядить, рядить да подсуживать…

– Закрываем верхний глазик, ― прервал третьего «муравья» первый и замолчал. Третий «муравей» продолжил. ― Получилась трапеция. Она представляет собой неустойчивую систему, о которой есть правдивая история, как левый глазик подрался с правым глазиком, но больше всех пострадал средний глазик, что привело, в конце концов, к его отмиранию. А также есть множество личных историй о победах и трагедиях. На них и стоит ток-шоу современного человеческого разума. Ну-ка, молодежь, думаем, думаем, кидаемся мыслями, но корректно. Призываю к дискуссии!

– Позвольте! Позвольте сообщить! ― опять встрял второй. ― Думай, не додумывай, но об этих глазиках хорошо известно, что они косятся друг на друга и чем выше возносятся, тем более сближаются, при этом углы подъёма никогда не совпадают. Это следствие неодолимого перемещения глазиков по вертикали, являющееся их целью, смыслом существования и важностью содеянного.

– Таково шоу! Удивительное, сногсшибательное шоу! ― опять заголосил третий. ― Корявость его геометрии такова, что при малейшем нажатии сверху равнобедренная трапеция очень легко превращается в неравнобедренную, а то и в параллелограмм или четырёхугольник неправильной формы. Где дебаты, не вижу дебатов. Они давно должны идти строем по вашему сознанию, чеканя шаг!

– Коллега, ― ответил второй: ― Почему вы всё время упоминаете одно слово ― шоу, хотя есть и другие не менее подходящие. Например, театр.

– О! Я с вами согласен! Шоу, театр, театр!

– Например, жизнь.

– О! Я не согласен. Это больше подходит для носиков, зубиков и желудочков. Театр лучше. Это возвышенней и уже классика.

– Закрываем ещё три глазика, ― быстро выпалил первый «муравей», опасаясь, как бы о нём не забыли на этом спектакле, и за ним на этот раз в разговор вступил четвёртый . Он пропел невозмутимым голосом аналитика: ― Перед вами нижний ряд треугольника. Глазики этого ряда поражают своим разнообразием, но вопреки всякой логике обычно сливаются в одну прямую. Об этих глазиках есть невероятное множество простеньких, порой ужасных и очень похожих историй. Они абсолютно не интересуют выше парящие глазики. И ещё есть заковыристая сказка об экономике…

– Фигня, а не сказка. Ничего не надо думать, всё и так ясно, ― перебил четвёртого третий, а первый продолжил:

– А теперь, внимание. Закрываем следующую пару и перед нами великое изобретение эволюции ― два глаза, через них проводим линию, уходящую в бесконечность. Какой вывод ― любая геометрия, а тем более шоу зависит от двух глазиков. Они всегда доверчиво-открытые, они суть всего, основа всего… Закройте глазики, и не будет никакого шоу, а тем более геометрии. Останется слепая космическая аксиома ― бессмертная, бесконечная прямая, существующая вне любых глаз…

– Стой, стой, стой. Ты какие глаза закрываешь? ― засуетился второй и его глаза-шарики надулись до размера апельсинов. Матрёшка и Чернов улеглись на травку рядом с беседкой и сладко засопели.

– Обучение во сне… ― попытался что-то разъяснить первый.

– Неверное решение, сбой обучающего процесса! ― выпалил второй, вновь перебив первого: ― Спящим объектам нельзя преподавать грамотность, если необходимые знания подменены порциями хаотичной информации! Требуется вводная разъяснительная работа! А всё потому, что вредно бесконечно гулять и пропускать невероятное количество школьных уроков!

– Ах! Оставьте эти проблемы родителям и родной школе, ― встрял третий.

– Коллега, кому это вы сказали? А совесть, где совесть, все ищем совесть! ― второй устремил свои глаза-шарики на третьего.

– Как где? Участвует в шоу, ― грустно сорвалось с языка первого, и первый скрылся в Портфеле.

– Дожились, ― отпустил куда-то в пространство второй и последовал за ним.

Третий посмотрел на четвёртого и проорал:

– Заметаем воспоминания и тикаем! ― и тоже упал в Портфель.

– Ты чего? Мне тикать некуда, я дома, ― рассудил четвёртый и быстро юркнул вслед за всеми: из глубины Портфеля раздались вопли: ― Утечка, утечка четверти важной информации.

Катя давно подошла и со стороны наблюдала странное представление, похожее на кукольный театр. Когда «муравьи» скрылись в Портфеле, и его крышка захлопнулась, она спросила:

– Что означает эта сумасшедшая постановка, Брошенный Портфель?

– Когда мы уйдём, они проснутся и постараются больше не прогуливать школьные занятия. Здесь нет никакого волшебства. Они хорошие мальчики и вырастут настоящими мужчинами.

– Я должна была догадаться, что волшебники являются гипнотизёрами. А что это за существа усатенькие и серенькие? Как называются?

– Мой ум. Мальчики его встряхнули, вот он и полез наружу ― забрендил. В отличие от бессознательного состояния, которое возникает у людей в подобных случаях, когда их головы встряхивают, я демонстрирую так называемое «изсознательное состояние», тем самым показываю свою защитную реакцию. Ну, например, тебе знаком зверёк под названием скунс?

– Конечно. Он отпугивает преследователей дурным запахом, ― ответила Катя, обрадованная тем, что знает подробности о повадках животного, которого никогда не видела.

– А я в этих случаях обхожусь умом. Действует безотказно. Ещё никогда не подводило. Слишком умный пугается и убегает, а тот, кому это не надо или не интересно, засыпает.

Объяснение учёного друга показалось девочке неправдоподобным, и она возмутилась:

– Чепуху-то не мели, волшебник, говори правду ― это лучший способ не врать, ― лукаво сказала Катя и погладила Брошенный Портфель, чтобы он не обижался на её высказывание. Но ласка не помогла ― он надул свои бока, а ручку прижал плотно к крышке, отчего взять его оказалось не так-то просто.

– Э, э, э.… Нет. Вы ошибаетесь, Катя, Брошенный Портфель не обманывает. Те двуногие и без перьев, которые говорят одно, а думают совсем другое, то есть чей мыслящий аппарат с речевым теряют контакт, в связи с чем требуют усовершенствования и доработки, живут не в Волшебных Суземах. Я уж не говорю про тех, чей мыслящий аппарат, заведомо обуреваемый ложью, подчиняет своей воле уста.

– Фу, ну ты зануда, Брошенный Портфель. Извини, ты слышал, я кричала мальчишкам, что тебя нельзя трясти. Но, сам знаешь, это же мальчишки… Ну, ничего, ты постоишь, отдохнёшь около кровати, и у тебя всё сотрясение пройдёт. Не будет никакого головокружения учёности, ― и девочка с Портфелем под мышкой побрела к своему дому, по пути размышляя. На самом деле никому не докажешь, что можно разговаривать с деревом, с соседской собакой, с рисованным человечком на асфальте, с огромным валуном на дороге или обаятельным школьным портфелем. Вопреки всему обязательно скажут ― крышу снесло, на солнце перегрелась, что-то не то съела, с пятого этажа упала, по голове чем-то стукнули или с какого-то такого перепуга совсем спятил ребёнок, и мерещится ему невесть что. И в противовес этим обвинениям ничего не придумано кроме болезни, которую должен лечить врач с не внушающим доверие названием ― психиатр.

Идя и размышляя, Катя минула продуктовый магазин и вошла во двор своего дома. Здесь она встретила своих младших (как она называла ― мелких), дворовых подруг ― Лену, Айгуль и Анжелу. Они собрались играть в классики, но мела не нашли, и беспомощные стояли и оглядывались, не зная чем расчертить асфальт. Выручила Катя, достав из Портфеля несколько кусков мела. Слегка поколебалась и затем вынула из него четыре скакалки, девочкам и себе. Подружки от души обрадовались, и Катя решилась на другие сюрпризы. Из Портфеля появился мяч, четыре тамагочи и четыре эскимо. После чего девочки попросили показать, что ещё есть в Портфеле, но он оказался пуст.

В понедельник Катя пошла в школу ― среднюю школу №10. До конца учебного года оставалось совсем немного. Брошенный Портфель всегда находился при ней.

Он всё время помогал девочке в трудную минуту, но, как утверждает сама Катя, уроки за неё больше никогда не делал. Зато это вызывает большие сомнения у её друзей. Они учились с ней в одном классе ― Оли и Андрея. О своих приключениях в будущем она расскажет им, но, по причине понятной одной ей и больше никому, до конца тайную завесу о своих похождениях открыть у неё не получится.

Надо сказать ещё о том, что когда Катя собиралась в школу, то о школьных принадлежностях не задумывалась. Они всегда лежали в Портфеле. Любой учебник, линейка, ластик, карандаши подточенные, и конечно дневник. Забывай, не забывай его, он первым норовил из него появиться.

Творились мелкие шалости, незаметные и шутливые превращения, весёлые проказы – о них повзрослевшая Катя мне запретила рассказывать, но всё шло к тому, что настал день расставания.

– Сегодня ночью я тебя покину, ― сказал Брошенный Портфель: ― Скоро вернусь, жди. Путешествие будет долгим. Приду за тобой рано утром, неслышно и незаметно. Заранее не прощаюсь, а говорю― до волшебной встречи, Катя.

– До волшебной встречи, ― ласково попрощалась девочка: ― Я тебя буду очень ждать. Страсть как хочется в ваши Пни.

Глава № 3.

Дорога в пни

С наступившим летом пришла невыразимая скука. Брата днём с огнём приходилось искать, заведомо зная, что не найдётся. Родители с утра до ночи на работе, а друзья неожиданно потерялись, как разбросанные игрушки на детской площадке, которые дети забыли, или не захотели собрать. Тут пришёл незваный Повелитель Детства, собрал разбросанные «игрушки» и унёс. Испуганный двор затаил дыханье, и слышалось, как неуклюже топают мимо него скучные дни, озабоченные взрослыми проблемами. Через неделю Катя заявила, что так больше жить не может. Её возмущению никто не удивился, видимо ждали. И тогда появился дедушка.

Уже на следующий день поезд мчал сестру и брата в укромный уголок земного шара, где им предназначалось прожить школьные каникулы на заслуженные и мизерные пенсии стариков.

Катя, глядя в окно бешено мчащегося скорого, догадалась, что таинственное не за горами. И, разумеется, из того места, куда вез её копчёный вагон, потянется цепочка великих превращений и невероятных чудес. Почему? Потому что она не забыла бабушкины и дедушкины родные места, и, конечно, раньше гостила у них, и хорошо помнила все, что сказал ей в недалёком прошлом Брошенный Портфель. Именно там находились железнодорожный мост, парк и пруд, именно в той последовательности. Теперь она удивлялась, по какой такой туманной причине она об этом не догадалась сразу.

Но непонятные события начались с того момента, когда она с братом Ильёй и дедушкой, нагруженные сумками, вышли на автобусную остановку. Ждали недолго. Подкатил потрёпанный тарантас и нехотя открыл двери.

– Коммерческий рейс! Скидок нет! ― Донёсся из его утробы залихватский голос кондукторши.

– Благие намеренья топчут наши надежды, ― проворчал дедушка.

Втроём они залезли в почти пустой автобус и сложили вещи на свободные сидушки. Кондукторша лениво подошла и, глядя в сторону, повторила:

– Скидок нет.

– Три билета до вокзала, уважаемая.

– До какого вокзала? У нас их два.

– Второй вокзал не вокзал называется, а автостанция, ― влез в разговор дедушки и кондукторши Илюша.

– А тебя, мальчик, не спрашивают. Поколение растёт ― никакого уважения к старшим. Бери пример с сестры, ― кондукторша искательно расплылась в улыбке и обратилась к Кате: ― А тебя девочка как зовут?

– Не скажу, ― надула губы Катюша.

Кондукторша сунула в ладонь дедушки сдачу и проворчала:

– Вы папаша, дочурку далеко не отпускайте ― мало ли: всякие случаи бывают.

На вокзале они остановились возле киоска. В нём продавали разнообразную всячину: шоколадки и печенье, журналы и игрушки, карандаши и бельевые прищепки. Ожидание поезда скрасила подошедшая к ним молодая пара. Парень держал в руках пачку фотографий и рекламные буклеты.

– Здравствуйте, юное поколение, ― поздоровались они и притворно-приветливо заулыбались. ― Вы не могли бы нам помочь? Утерян очень важный предмет: копия большого, прямо гигантского кошелька.

У молодого мужчины в руке, как у фокусника, веером раскрылись фотографии с изображением Брошенного Портфеля в нескольких ракурсах.

Илюша не раз видел его в комнате Кати, раскрыл рот, но не успел ничего сказать. Точнее, он произнёс звук «Пооорт.…» и булавка сестры вонзилась ему чуть пониже поясницы.

– …Вот это шмель! ― Громко закончил он фразу и рассерженно махнул рукой. В своём взмахе его ладонь выбила из пальцев парня фотографии, и они разлетелись по асфальту. Бредущее на перрон многочисленное семейство старательно прошлось по ним.

Илья кинулся выяснять с Катей отношения по поводу обидевшего его «шмеля» и в это время объявили посадку на поезд. Ничего не узнав у ребят по поводу Брошенного Портфеля, странная супружеская пара исчезла.

Поезд тронулся и незаметно набрал скорость. Плацкартный вагон отбивал на стыках рельс чечётку. Дедушка, любящий коммунистов и лыжный спорт, уткнувшись в газету, посапывал, а его очки сползли на самый кончик носа. Катя достала из багажа альбом с карандашами и задумалась над сюжетом. Неспокойный брат комментировал проплывающий за грязным оконным стеклом загородный вид. Перед третьестепенной станцией поезд затормозил, но не остановился и её длинный, пустой перрон нескончаемо потянулся в обратную сторону.

– Ого! ― Воскликнул прильнувший к окну Илюша, и Катя из любопытства, но невольно последовала его примеру. На платформе стоял мужчина, сам по себе ничем не примечательный, если бы на его плече, крепко вцепившись в пиджак, не сидело красное пушистое существо, похожее на обезьяну, но с куриными лапами вместо обезьяньих ног и с губной гармошкой в коротких, лохматых руках. Мужчина стоял, засунув руки в карманы брюк, и внимательно вглядывался в окна проходящего пассажирского состава. «Обезьяна» на его плече помогала ему: тоже перила злые жёлтые глаза в окна вагонов.

Как только мужчина увидел ребят, он мгновенно изменился в лице как хищник, почуявший лёгкую добычу, а «обезьяна» улыбнулась отвратительной беззубой улыбкой. Катя отстранилась от стекла, а Илья, сидевший по ходу, изогнулся, как мог, и проводил взглядом неприятную парочку, покуда она не скрылась из виду.

Длинный перрон маленькой станции закончился, и поезд, как будто вспомнив, что перед ним ещё дальняя дорога, начал разгоняться. Опять весело застучали колеса, и вагон слегка закачало. Тогда дверь, ведущая в тамбур, открылась, и появился тот самый мужчина с той самой красной «обезьяной». В руках он держал пластмассовую корзину с напиханными в неё разными мягкими игрушками. Он пошёл медленно, крадучись, и остановился напротив ребят.

– Кто с нами нынче откровенен, того подарком мы оделим, ― проворковал пришелец, а создание на его плече выдуло из губной гармошки высокий звук.

– Как зовут зверюшку? ― Поинтересовался Илья.

– Это не зверюшка. Это страж.

– Он вас охраняет?

– Он охраняет волшебный сказочный мир.

– Ну-ну. У дедушки денег нет. Всё равно ничего не купит. Не верите, могу разбудить.

– Нет, не надо. Эти игрушки я раздаю бесплатно. Тем детям, у кого имеются хотя бы маленькие задатки к сочинению стихотворений.

– К сожалению, дяденька, у меня пятёрка не по литературе, а по химии и хорошо получаются не стихотворения, а химические смеси. Например, алюминиевая пудра, активированный уголь, плюс аммиачная селитра. Нынче теория в школе не подкрепляется практикой. Реагенты перестали поступать. Приходиться экспериментировать тем, что находишь на улице.

– Но у тебя есть сестра. Я вижу, она рисует. А сумеет ли она сочинить стишок.

– М, м, м… ― промычала Катя и отрицательно покачала головой.

– Как жалко. Ну, а хотя бы просто показать, как слова рифмуются.

– М, м, м… ― повторила жест Катя.

– Немая, ― наблюдая разговорный процесс и еле сдерживая смех, молвил Илья, вовсе не догадываясь, что сестре сейчас стало страшно. Ей не надо было далеко ходить, чтобы понять, что кто-то ищет ту девочку, с которой встречался Брошенный Портфель, то есть ищут её, а не кого-то другого. Но вот зачем ищут?

«Обезьянка» ещё раз дунула в гармошку и сердито посмотрела на девочку.

– Мне кажется, она скромничает, ― настаивал незнакомец и протянул Кате неказистую мягкую игрушку ― фиолетового енота с крысиным хвостом и обгрызенными ушками.

Катя бережно взяла подарок и украдкой посмотрела на красного зверька. «Обезьяна» на плече незнакомца как будто приготовилась к нападению и чего-то ждала. Её вид не внушал дружелюбия.

Катя потрепала еноту ухо и продекламировала:

– Мы-мы, мы-мы, мы-мы, мо-мо

Мо-мо, мо-мо, мо-мо, мы-мы

Мы-мы, мы-мы, мы-мы, мо-мо

Мо-мо, мо-мо-мо, обезьяна.

«Обезьяна» уронила гармошку в корзину и обиженно захныкала. Дядька выхватил из рук девочки енотика и бросил его рядом с гармошкой.

– Это не стихотворение, а уродство, и не заслуживает подарка. Хочу вас обрадовать: таких как вы не пустят в сказку ― вы обидели её стража. Ха, ха, ха.

Дядька платочком вытер обиженные глаза «обезьяны», подхватил корзину и опять крадучись пошёл в другой конец вагона, заглядывая в каждое купе, словно обремененный поиском потерянной удачи.

На этом бы всему кончиться, так нет, цепочка странных событий продолжилась тёплым летним вечером, но это уже случилось после того как она с братом и дедушкой приехала к бабушке.

Невысокая, худенькая и совсем постаревшая бабушка поджидала детей дома. Приезд внука и внучки придал ей новых сил, а общение с ними лечило все её болезни. Она с интересом слушала Катю и не удивилась, когда внучка рассказала ей не подлежащую разглашению историю про Брошенный Портфель и что её ищут неведомые, но, очевидно, нехорошие силы.

По-прежнему на полочке, на кухне стоял вязанный из цветной пряжи домовой. Он был стар, как и этот частный дом, а по его строгим глазам и густой бороде каждый мог догадаться, что он здесь тоже равноправный жилец, и с ним надо считаться.

Несколько дней спустя, среди бела дня, в то время, когда Катя собралась гулять и подошла к калитке, с улицы раздались голоса. Странные и как будто нечеловеческие: один противно-скрипучий, второй не скрипучий, но тоже противный. Высокая, глухая калитка, сделанная из струганных прочных досок, хорошо скрывала как владельцев голосов от Кати, так и Катю от них. Девочка притаилась и прильнула к щёлке, пытаясь разглядеть непрошеных гостей, а они повели вот такой разговор.

– Чувствуешь, пахнет. Здесь она живёт, ― раздался первый скрипучий и противный голос.

Катя принюхалась, но ничего не учуяла.

– Нос заложило… а чем пахнет? ― Ответил второй противный.

– Я тебе говорю, здесь живёт. Сказками, стихами, детскими книжками не то, что пахнет, воняет, ― продолжил первый.

Катя ещё раз принюхалась – от калитки пахло старым деревом.

– Согласен, верю, ― согласился с ним второй.

– По твоей ряшке видно – сомневаешься.

– Не мудрено. Сейчас много малолетних девочек глупые стихи сочиняют ― попробуй, вычисли. С парнем гораздо проще: у них стихи или заумные или шансон. Понимаешь?

– Понимаю. Так будем брать или нет? Засов пообещал, что за неё хорошо заплатят.

При всём неудобстве Катя отлично разглядела разговаривающих подростков, одетых опрятно, в модные футболки. Место, предназначенное для надписи на груди, занимала аппликация с изображением той самой «обезьяны», которую Катя видела в поезде у неприятного дядьки на плече. Головные уборы в виде грязных бейсболок украшали золотые кокарды в виде клопа.

– А у тебя сетка есть?

– Есть. Я запасливая.

– Надо притаиться и ждать, когда её бабушка в магазин пошлёт.

Катя опрометью бросилась домой ― гулять ей расхотелось. Она подбежала к окошку, выходящему на улицу, и посмотрела в него. Около калитки не было никаких следов ― подозрительная парочка пропала, и за забором открывалась пустая улица.

Что делать? Рассказать всё бабушке ― совсем за сумасшедшую примут. И на улицу выходить боязно. Буду бисер весь день вышивать, пошли они все к чёрту.

Только она нашла пяльцы, с улицы раздались крики нелицеприятной разборки. Некоторые вопли, несомненно, принадлежали одному из давешних посетителей. Девочка вновь выглянула в окно. У калитки, набычившись, стоял крепкий, маленький как гном дедуля с роскошной бородой. Его рука мёртвой хваткой держала свёрнутую шею существа в виде ящерицы размером с холмогорского гуся, с грязной головой и общипанного, с красным пятном на голом брюхе и уродливыми когтистыми лапами. Дедуля очень хорошо кого-то напоминал. И Катя поняла кого – домового Тошу. Она кинулась на кухню. Домовёнок пропал.

– Бабушка, а где Тоша?

– Я его помыла и на улицу сушиться отнесла.

Девочка выскочила во двор. Вязаный старичок мирно сидел на нагретой солнцем лавочке. Катя села рядом.

– Так кто мне всё-таки расскажет, что здесь происходит?

Но домовой молчал и улыбался на солнышко.

То ли от порыва ветра, то ли чтобы привлечь внимание калитка хлопнула. Девочка подошла и выглянула на улицу. Странное дело, подумала она, несколько минут назад калитку закрывала изнутри задвижка.

Заинтригованная происходящим Катя закрыла калитку и зашла обратно в дом. Дедушка и бабушка занимались своими делами. Брат лежал на диване и читал книжку «Человек-амфибия».

– Кто калитку открыл?! ― Громко спросила Катя.

– Ты, ― раздался с дивана голос Илюши.

Связываться с братом не имело смысла, и она вернулась на скамейку, где её ждал Тоша.

– Брошенный Портфель со мной разговаривал, а ты не хочешь, ― сказала Катя, не зная как вызвать домовёнка на контакт.

На улице просигналил два раза автомобиль, затем в доме зазвонил звонок и мужской голос прокричал:

– Телеграмму заберите!!!

Почтальон протянул Кате листочек бумаги. Внизу квитанции стояла галочка. Девочка поставила закорючку и получила депешу, свёрнутую в плотную трубку и перевязанную ленточкой. Посмотрела на обратный адрес с надписью «Пни. Питомник. Сегодняшняя дата и время. 7. 00».

Она развязала ленту, и распрямила скрученный пергамент. Красивым каллиграфическим почерком на нём было написано: «Завтра утром приду. Будь готова. Предупреди бабушку». И подпись «Брошенный П».

– А говорил, всё сам уладит. Ох, хитрец, ― улыбнулась Катя.

***

― Катя, доброе утро, вставай.

Катя приоткрыла один глаз. У кровати стояла бабушка.

– Вставай, тебя друг ждёт на улице. Ух, ужасно нетерпеливый.

– Сколько времени, бабушка? ― девочка еле раскрыла сонные глаза.

– Полпятого.

– С ума сошёл этот Портфель. В такую рань.

Глаза всё ещё не хотели раскрываться, а голова прилипла к тёплой подушке. Но, как, ни странно, бабушка очень настойчиво торопила внучку. Приготовленный завтрак остывал. Походная одежда висела на стуле.

– Ну, внученька, как говорится, ни пуха, ни пера. Гляжу я, друг надёжный у тебя, и сама ты девочка не промах, но не задерживайся, а иначе я тебя потеряю, тогда уже не волшебство получится, а переживания.

– Не волнуйся, бабушка. Не пропаду. Всё будет отлично.

Бабушка поцеловала внучку, и та бодро вышла из дома вперёд навстречу приключениям.

В это летнее утро, когда только-только выглянуло солнышко, и прокричал первый петух, на улицы ещё не вышли люди и не выехали машины. Тишь да гладь. Не боясь быть замеченным, Брошенный Портфель шел впереди, переваливаясь, цокая об асфальт металлическими уголками.

Они шли по направлению к пруду. Прошли мимо базара, перевалили через железнодорожный мост и углубились в парк. В парке Брошенный Портфель подошёл к одной из луж, совсем крохотной. Нагнулся над ней и прошептал замысловатые слова. На луже появились красивые глаза с пушистыми ресницами, и она бесшумно, не плескаясь, подплыла к ногам Кати.

– Свежей жизни, девочка Катя. Так вот какая ты, наша гостья, ― заговорила Лужа. ― Я низвергаюсь перед твоей смелостью водопадом, рассыпаюсь росой, готова утолить жажду кристально чистой водой. Меня зовут ― Живая Лужа.

Девочка склонилась и потрогала воду, из которой получилась Живая Лужа. Вода как вода, обыкновенная.

– У нас времени мало. Пошли, ― подал команду Брошенный Портфель, и путешественники продолжили путь.

Они вышли из парка. Впереди обрубленным ручейком текла Живая Лужа, за ней вышагивали Портфель и девочка.

Вскоре они вышли к пруду. Его сделали в стародавние времена, построив запруду на речке. Вокруг лес, за плотиной немного места под пляж. Рядом с ним, по-хозяйски деля территорию, притулилась пристань с лодками и двухместными катамаранами-велосипедами.

Стояла тишина, изредка нарушаемая щебетаньем птиц. Пруд замер гигантским зеркалом, ожидая, когда подует ветерок и почешет его мелкой рябью. Живая Лужа быстро потекла и плюхнулась в него. Катя заглянула в тёмную, зеленоватую воду и поискала Лужу, но не заметила никаких её признаков. Родная среда поглотила её.

Брошенный Портфель торопливо залез в одну из лодок. В ней неизвестно почему лежали вёсла, хотя обычно дежурный лодочной станции убирает все причиндалы на ночь в специальное помещение под замок.

– Влезай сюда, ― позвал Портфель девочку.

Катя прыгнула. Замок сковывающий цепь, вероятно по указке Брошенного Портфеля самостоятельно раскрылся, а цепь отвязалась от пристани и повисла свободным концом над водой.

Впереди на водной глади появились глаза Живой Лужи. Лодка сама по себе поплыла, нисколечко не качаясь. Повернув в левую сторону, туда, где в пруд впадала речка, она стала набирать скорость.

Перед ними раскинулись заросли водной растительности с раскрывшимися кувшинками и непроходимой стеной камыша. Кате сделалось не по себе: скорость маленького кораблика перешагнула его скромные возможности. Ветер трепал косички девочки, мелкие брызги падали на одежду, летели в лицо. Она крепко ухватилась обеими руками за поперечную доску. Портфель заметил её испуг, закричал:

– Не бойся, Катюша, Живая Лужа не переворачивается.

Он сидел на самом носу: на волнорезе.

С одного края из него наружу вылез динамик, раздалась торжественно-волнительная мелодия, какая обычно сопровождает далёкое морское плавание.

Открытая вода кончилась. Живая Лужа вместе с речной посудиной пронеслась по кувшинкам и врезалась в камыши. Тростник шумно зашуршал о борта, но они неодолимо двигались вперёд, раздвигая густые заросли.

После пруда Живая Лужа увеличилась в размерах. Сейчас лодка помещалась на ней целиком. На скорости Лужа перенесла её сквозь гущу водной травы и камыша, прошлась немного вверх по течению реки и в одном пологом месте выплеснулась на берег. Теперь она текла прямо по суше ― то по тропкам, то прямо через лес, то по полянам и опушкам, стекая в овраги и поднимаясь из них.

Лужа текла, лодка стояла посреди Лужи, в лодке сидели Брошенный Портфель и Катя с бравым видом.

– Охо-хо! Эге-гей! ― Кричала девочка, когда Лужа ныряла в попадающуюся на пути ложбину.

Несколько раз Живая Лужа с разгону вытекала на автомагистрали, пугая водителей машин неожиданным появлением. Что они подумали и сказали об этом, история умалчивает. «Плюх», и из кювета на шоссе выскакивала волна с лодкой, завёрнутой в брызги как в шубу. «Плюх», и лодка на гребне волны исчезала в противоположном кювете.

Проворно маневрируя между ёлок, Живая Лужа выплыла к полю, пересекла широкую, незнакомую реку и снова углубилась в лес. Далеко-далеко уплывали они от населённых человеком мест. К неведомому краю света и к невиданному краю тьмы. То лосей повстречают, то медведей. Зайцы, белки, куницы, рыси, волки, лисы, разные пернатые уступали дорогу и провожали взглядом небывалый доселе аттракцион.

Вскоре на пути появились необычного вида болотца и водоёмы с мутной, а то и грязно-серой водой. Когда Живая Лужа пересекала такие заводи, Брошенный Портфель вертелся на передней скамеечке, тревожно поглядывал по сторонам.

– Осторожно Лужа, не рискуй, возьми левее: дорога будет длиннее, зато надёжнее.

Но Живая Лужа не послушалась, желая сократить длинный путь, стекла в большое и грязное озеро и поплыла через него. Они доплыли до середины стоячей воды и Брошенный Портфель, зорко глядя по сторонам, закричал:

– Лужа! Берегись! Пятна! Быстрей, быстрей на берег!

Катя ничего, не понимая, закрутила головой, оглядываясь по сторонам. Что мог увидеть Брошенный Портфель? Его крики испугали её, она умудрилась, балансируя, встать на качающееся днище, пригляделась и всё поняла. С разных сторон огромного водоёма к ним стремилась, скользя по водной поверхности маслянисто-коричневая ржа.

Лохматые, грязные кляксы выбрасывали в сторону Живой Лужи гадкие щупальца. Лужа почувствовала опасность и увеличила скорость. Лодка со стороны походила на катер-скутер, от скорости задравший нос к верху. Но пятна размножались с невероятной скоростью, их появлялось всё больше и больше. Они плыли за Живой Лужей вдогонку, они набрасывались справа и слева, а самое страшное, что они появились в большом количестве впереди.

– Брось лодку, брось лодку! ― Кричал Портфель: ― Мы доплывём, сама спасайся!

Лужа лавировала, огибая, плывущие ей навстречу опасные заграждения, кидалась из стороны в сторону, быстро набирала скорость и резко тормозила, как будто у неё имелся свой собственный стоп-кран, или вертелась на одном месте наподобие компасной стрелки, потерявшей стороны света. Катя упала коленками на дно и обеими руками ухватилась за борта. Пятна как злые гиены набрасывались на Лужу, отрывая от неё клочки чистой воды. Портфель в ярости метался и что есть мочи топал уголками-подковками, понимая, что ничем помочь Луже не в силах. А Лужа сопротивлялась изо всех сил ― распихивая сживающий всё живое со свету ужас, она упорно пробиралась к берегу. Поодиночке пятна ничего не могли с ней сделать, но они собирались в одну сплошную преграду, в одного грозного, хищного зверя.

Двигаясь к берегу, Живая Лужа с каждым метром теряла свою чистую воду, ослабевала и хилела. Движение лодки замедлилось, а вскоре она вовсе остановилась. До берега оставалось совсем недалеко, каких-то несколько десятков метров. Лодка стояла легко покачиваясь. Злая ржавчина со всех сторон набросилась на то, что ещё оставалось от волшебного творения. Чистая вода ещё кое-как отталкивала грязь, но, то, что она умирает, и девочка и Портфель хорошо понимали и видели.

– Что делать?! ― В панике орал Портфель: ― Они её сейчас окончательно разорвут и уничтожат! Это я во всём виноват! Прости меня!

Со слезами на рисованных, печальных глазах он смотрел то на Катю, то на лес. Девочка, поражённая всем происходящим, не могла понять, что происходит, ведь со злым волшебством она столкнулась впервые. Но не прошло и минуты, и она сообразила, в чём дело. Что Живой Луже, какая бы она ни была волшебная, нужна помощь, да и крики Портфеля вывели её из замешательства. Катя схватила весло и принялась колотить им ржавые пятна. Это не помогло. Весло шлёпало по пятнам, не нанося им никакого вреда.

– Думай, ― затребовала от самой себя девочка, сердито смотря на кипящий вокруг лодки водоём: ― Думай… есть! ― Катя встрепенулась: ― Портфель, банку! Банку давай!

Друг не подвёл. Крышка открылась как у механической табакерки с чёртиком ― под давление пружины. В нём стояла пустая трёхлитровая банка с пластмассовой крышкой. Катя тут же схватила эту банку и поднесла к борту лодки.

– Лужа, спасайся сюда! ― И Живая Лужа фонтанчиком выскочила из грязной жижи, наполнила банку до краёв. Красивые, чистые глаза благодарно посмотрели на девочку и моргнули лучистыми ресницами.

Вокруг деревянной посудины ржавые пятна терзали последние клочки чистой воды. Катя осторожно поставила банку на дно, взялась за вёсла.

Немного времени спустя борт лодки коснулся берега. Девочка с банкой и Брошенный Портфель сошли на землю и побрели в лес.

Расступился, зашумел великий, зелёный бор перед маленькой девочкой. Приподнялись огромные, мохнатые и колючие лапы елей. Откинулись в сторону гнилые, упавшие стволы и ветки. Расплелась поросль, не путалась под ногами, не мешала идти.

Влажность насыщала воздух. Лучи солнечного света кое-как пробивались к почве сквозь крону деревьев. Полумрак окутывал окрест. Тропинка уходила в самую чащу, куда и вовсе не проникало солнце, то теряясь среди травы, то отчётливо петляя среди могучих корней елей на усыпанной сухой хвоей и сосновыми шишками земле. Иногда встречались муравейники необычайно больших размеров.

Брошенный Портфель и Катя упорно шли, не жалуясь на усталость. Посидят, отдохнут. Катя поест, чем Портфель угостит: сосиски в тесте, пирожки, пончики, фрукты, лимонад. И дальше. Банку с Живой Лужей, больной и растерзанной, тащили по очереди.

Солнце давно прошлось по верхушкам деревьев и покатилось за горизонт. Полумрак превращался в ночь.

– Далеко ещё, Портфель? ― Волновалась Катя.

Портфель шёл, пыхтел, молчал.

Раз не отвечает наверно далеко, думала девочка и терпеливо шагала вслед.

Меж деревьев забрезжил огонёк. Путешественники остановились. Портфель замер, прислушался. Катя села на заваленную ольху и поставила банку у ног.

– Кто там может быть?

Заухал филин, а вдалеке ему ответил протяжный вой волка. Портфель ожил и громко сказал:

– Пошли, подруга, это свои. Кажется, я знаю кто. Уже недалеко. Завтра придём.

Через двести метров Катя и Портфель подошли к костру. Огонь без дыма весело играл, пощёлкивая аккуратно нарубленными сухими веточками. У костра сидела очень странная девочка. Растрепанные соломенные волосы и длинный курносенький носик бросались в глаза, а когда Катя поздоровалась, и девочка встала для приветствия, то вышло, что она ещё на голову выше Кати. Ноги обуты в высокие старинные сапоги-ботфорты, в данной обстановке свёрнутые до колен. Девочка по-мужски протянула сухую, но сильную ладонь и назвала своё имя:

– Козыля.

– А меня Катя зовут, а это мой друг ― Брошенный Портфель. Хотя больше он уже не брошенный ― я же его нашла. Мы идём вместе с ним к Горыне. Я буду там учиться выращивать волшебство.

– Я тоже туда иду, чтобы вместе с тобой учиться и помогать тебе, ― Козыля почесала нос: ― Устраивайтесь. Утром до цветочной поляны дойдём. Там Девочка-Ромашка нас ждёт. А от цветочной поляны до Пней совсем рукой подать.

Брошенный Портфель предложил Кате подушечку и одеяло. Девочка завернулась в него и удобно улеглась у костра. Посмотрела на небо, увидела среди верхушек ветвистых деревьев много-много мигающих звёзд и залюбовалась ими.

– Интересно, ― сонным голосом проговорила она: ― Почему в этом лесу комаров нет? Никто не кусает?

Ответила Козыля:

– Потому что ты у него в гостях. Лес тебя принял и оберегает. Ты здесь своя.

– Премного благодарна. А вот ещё вопрос: когда я научусь выращивать волшебство, я кем стану?

Портфель, умаявшись, молчал в тряпочку. Разговор с Катей поддержала Козыля.

– Я думаю, чародейкой.

– А ты?

– А я, наверно, просто квалификацию повышу.

– Это что получается, ты чародейка уже?

– Не совсем так. Я местная, видишь ли, и те состояния, которые вы называете волшебством, во мне изначально заложены, а ты из другого мира, где волшебства днём с огнём не найдёшь. Зато, как говорится, у вас наука и упорный труд.

– Козыля, а вот вопрос на засыпку: когда я стану чародейкой, кто-нибудь чужой со стороны сможет опознать во мне эту способность, пока я сама не пожелаю?

– Есть один секрет или верный способ. Говорят, когда смотришься в зеркало, посмотри себе в глаза. В зрачках всегда видно отражение. У обыкновенных людей оно нормальное, а у чародейки отражение всегда перевёрнутое. Вверх ногами всё отражается, и не так они всё видят и воспринимают. Трудно быть чародейкой Катя в наши дни, ох, как трудно.

– А знаешь, Козыля, когда Брошенного Портфеля не было рядом, вокруг меня подозрительные типы крутились.

– Не тревожься. В обиду не дадим. Известно нам, что это за типы. Спи спокойно, ― раздался заспанный голос Портфеля.

Тишина и темнота окутали лес. Лишь костёр потрескивал. Катя и Брошенный Портфель спали, Козыля нет. Внимательно слушала она тишину, поглядывала на девочку.

«Наверно ей предначертано к нам пожаловать: смелая, любопытная, вежливая. Попала в волшебство и виду не подает, словно так и полагается», думала Козыля. «Надо надеяться, что не зря Горыня её к нам пригласила, и, авось, что-то, в конце концов, произойдёт, переменится. Сумеем ли всё поправить? Хватит ли у неё сил выдержать и что теперь с ней будет? Люди последнее время хлипкими сделались. Как трудно стало, почти невозможно найти среди них настоящую душу кудесника. Доняли злодеи коварством и преступлениями: давно пора свои меры принимать».

– Эй, Найденный, ― кикимора легонько ткнула Портфель веточкой.

– Ну, чего тебе?

– А мне девочка понравилась.

– Мне тоже. Думаю, что чародейка из неё получится.

– Откуда знаешь?

– Живая Лужа свет любит, вокруг себя не терпит глухой преграды, и, чтобы хоть одну её капельку сохранить и спасти её, что нужно?

– Что-что, стеклянная банка. Ёжику понятно. Вон она стоит.

– Не поверишь, девочка сама додумалась, что банка нужна, а не ведро или бидон, ― не подсказывал я ей. Когда я водяную грязь увидел, меня вывернуло и в панику кинуло. Мысли разбежались как мыши при виде кота. Как можно так природу загадить ― живописные озерки места красили…

Козыля задумалась: ну дела, значит, вырастим волшебство мы этим летом. Большой сюрприз тебе, Магистр Смерти. Рухнули твои дурные планы. Открываются ворота питомника. Эх, руки чешутся, пощекотать бы кого.

– Что ты всё сопишь, Козыля. Молча охраняй.

Портфель перекатился на другую сторону костра и там сладко засопел. Ночь поплыла над волшебным лесом, перелистывая ещё не выдуманные страницы сказки. В загадочной книге судеб она искала ту страничку, с которой начиналось утро следующего дня. И как только она её нашла, лучики солнца упали на неё и, как написанные невидимыми чернилами, на ней прояснились строчки нашего дальнейшего повествования.

Утром Портфель разбудил Катю своей песней. Её он не пел, а нараспев орал:

Спросите: ― Нет что у тебя?

Ответа не ищите.

Я вам достану из себя

Всё то, что вы хотите.

Любая вещь у вас в руках,

Подаренная мной,

Простым предметом может быть,

А для кого судьбой.

Зависит всё от ваших рук

И вашего ума ―

В том-то и дело что портфель,

А вовсе не сума.

Когда-то брошен, но сейчас

Подобран и нагружен ―

Как хорошо когда есть друг

Которому ты нужен.

Козыля пошла вперёд. Катя и Брошенный Портфель последовали за ней. Портфель подпрыгивал, всё ещё повторяя куплеты из своей песни. Козыля шагала широкими шагами впереди. При дневном свете Катя разглядела её более подробно и подумала, что слово «высокая» не совсем подходит ей, лучше подойдёт «долговязая». Сильные ноги отмахивали широченные шаги. Ниже здоровых крепких коленок болтались загнутые в складки потёртые древние ботфорты. Они надоедливо хлюпали и «чвакали» при каждом шаге, что никак не мешало Козыле идти. Одета она была в серое платье с тёмно-зелёной накидкой. Платье подпоясано кожаным ремнем. На ремне висел длинный старинный меч. Левой шестипалой рукой она постоянно придерживала его, чтоб он не болтался. Так они и дошли до цветочной поляны, усыпанной разноцветными цветами и заросшей пахучими травами. Вокруг лиственный лес. На ветке прокудлевой берёзы путешественников ждала Девочка-Ромашка. Сидела, болтала ногами. Вместо юбки лепестки от гигантского цветка. На копне припудренных пыльцой волос миниатюрная шляпка. Чтобы шляпка не слетала, её держала заколка-бабочка размером с половину шляпки.

Девочка-Ромашка первая увидела Козылю, Катю и Портфель. Плавно взлетела над поляной, стрекоча лепестками юбки-цветка, приветливо замахала руками.

– Я вас давно жду. Привет Козыля, привет Портфель, привет Незнакомка.

Катя, щурясь на солнце, тоже помахала Девочке-Ромашке.

– Мы будем подругами, правда! Я просто в восхищении, и мне тоже ужасно хочется полетать!

Около поляны они нашли родник. Катя открыла банку и выпустила Живую Лужу в родник.

– Выздоравливай Живая Лужа, набирайся сил. Надеюсь, мы ещё с тобой увидимся.

Живая Лужа открыла красивые хрустальные глаза, прошептала:

– Обязательно увидимся, ― застенчиво блеснули в уголках глаз капельки: ― Спасибо тебе девочка.

В полдень путники подошли к Пням ― поселению на опушке елового леса. Оно состояло из множества больших пней-домиков. В них жили чудесники, чудесницы и, как принято говорить, всякая нечисть. У каждого имелся свой пень прибранный, ухоженный (беспорядка и грязи здесь не терпели), у кого с окошком, у кого без, у кого с чердаком, у кого с подвалом. Пни-домики образовывали непрямые улицы, перекрёстки и проулки. Невысокие разноцветные заборчики, мостики через канавки и ручейки, расписные фронтоны и фасады, гнёзда аистов и скворечники, плодовые деревья, клумбы с цветами радовали, создавая причудливый пейзаж. В стороне, в крутом склоне Волшебной Горы виднелись красивые резные ворота ― вход в Пещеру Горыни.

– Ух, ты, изумлённо сказала Катя, ― как красиво.

– Красиво, очень красиво, ― невесело проворчал Портфель, ― но мы с тобой договоримся, Катюша, то, что ты человек никто не должен знать до поры до времени, о чём тебе Горыня сама поведает. Возьми козылину накидку-надевашку с капюшоном. В ней тебе ходить по улице. В Пещере и дома снимать разрешается. С этого момента ты… ― Портфель запнулся: ― Кикимора, что ли.

– Сам ты, ― обиженно отозвалась Катя.

Козыля засмеялась и поправила:

– Цветочек-ягодка.

Но Портфель продолжил на полном серьёзе:

– Ни в коем случае на улице капюшон не скидывать, иначе сразу увидят, что ты девочка-человек, а не местная. Эдакая перспектива до поры до времени не желательна. Всё понятно?

– Да, ― таинственно и храбро согласилась Катя, закутываясь в длинную, темно-зеленую накидку.

– Тогда пошли, ― распорядился Портфель.

Глава № 4.

Питомник

По безмолвным коридорам подземного великолепия Брошенный Портфель проводил Катю до нужной двери с табличкой ― «Приёмная комиссия. Шиш». Ниже висела вторая табличка «Все жалобы излагаются в устном виде и на сытый желудок».

– Заходи и представься, ― Портфель услужливо отошёл в сторону и пропустил девочку вперёд. Катя вошла в кабинет. За столом сидел маленький толстенький человечек и запросто грыз грецкие орехи. Их он таскал из мешочка на правой стороне стола, а скорлупки скидывал в мешочек на левой. Когда Катя зашла, он не прекратил прилипчивое занятие, но уселся прямо и подвинул ближе к себе исполинскую книгу, перед собой положил чистый лист бумаги, взял в руки перо, вежливо забубнил:

– С кем имею честь? Какую невыносимость с собой принесли? Караул кричать будем, плакать, головой об стенку постучим, к сожалению, гроб забрали, зато пуль полный ящик, выбирайте, ― не отвлекаясь от орехов, спросил маленький и толстенький, видно посчитав, что к нему пришёл посетитель, на предмет, предложенный второй табличкой.

Девочка откинула капюшон, распахнула надевашку и бойко затараторила:

– Здравствуйте! Я пришла в Пещеру Горыни учиться выращивать волшебство! Желаю быть чародейкой и обязуюсь учиться с утра до ночи и с ночи до утра. Зовут меня Катерина…

Катя замолчала. По хмурому лицу Шиша ― а именно так звали главного секретаря питомника ― она подумала, что говорит что-то не то. Также она заметила на его голове выглядывающие из кучерявых волос крохотные рога. Встретить здесь настоящего чёрта она не ожидала, и это её смутили.

– Вы кикимора?― грозно спросил чёрт.

– Не… не кикимора. Я человеческая… Чё не узнаёте?

– Почему накидка кикиморы?

– Это подруга у меня кикимора… Она дала. Зовут её Козыля.

Упавшим голосом девочка продолжила:

– Запишите меня, будьте волшебным и тогда волшебство вам скажет волшебное слово. А ещё я подружилась с Девочкой-Ромашкой и уверена, что из меня получится чародейка, и я смогу выращивать волшебство.

Шиш расправил косматые нахмуренные брови, коротко спросил:

– Кто рекомендовал?

– Портфель Брошенный, ― почти шёпотом ответила Катя.

– Что я слышу. Этот жулик-эрудит нашёл ученицу.

Катя совсем растерялась и насупилась, не зная, что ответить. И в это время в кабинет вошла, вернее, ворвалась молодая красивая девушка.

– Добрых желаний, обаяшка! ― Оживила она девочку: ― Записывай её, Шиш, в наш питомник. Растить из неё чародейку будем. ― И оглядев гостью, добавила: ― Это я тебя пригласила. Будем знакомы.

Катя удивленно смотрела на неё. Никаких догадок отыскивать не потребовалось, сама собой пришла уверенность, что перед ней собственной персоной Горыня, уважаемая ведьма, старая как мир. Свободная блузка на стройной фигуре, замысловатая стрижка длинных светлых волос. От волшебницы веяло приветливостью, добродушием, весельем и конечно французскими духами.

– Что мнешься? Открывай фолиант, ― бойко бросила она Шишу.

За Горыней в кабинет прокрался Портфель, а хозяйка Пещеры, закончив оглядывать девочку, продолжила:

– А ты не выглядишь усталой. Боевая. Как дошли? Без приключений. К слову сказать, мы тут за тебя переживали.

– Не совсем всё хорошо, ― ответил Портфель. ― Хотя по поводу конспирации не к чему придраться,… но, несмотря на все предосторожности, Живая Лужа пострадала в Мыльных Заводях, которые Магистр наш разбросал, где ни попадя. Катина большая заслуга ― она придумала её в банке спасти. В роднике у цветочной поляны мы её выпустила. Пусть сил набирается.

– А ещё, ― добавила девочка, ― мы повстречали Козылю и Девочку-Ромашку. Они теперь мои подруги.

– У тебя будет много друзей, ― ответила Горыня. ― Пойдём, сведу с ними, а уж они со всеми своими странностями сами тебя познакомят и питомник покажут, и волшебство выращивать научат.

– Стойте! Как мне человеченку записывать? ― Опомнился Шиш.

Горыня остановилась.

– Пиши… Хитра.

– А что отмечать в графе ― место жительства? Порядок требуется.

– Ой, Шиш, когда у нас порядок-то был, ― отмахнулась Горыня и с порога ответила. ― Сделай такую запись… не от мира сего.

Ведьма вновь лукаво и добро посмотрела на Катю.

– Хитрой мы тебя будем звать. Хитрой. Добро пожаловать, Хитра, в Питомник Волшебства.

Затем Горыня попросила Брошенный Портфель подобрать для девочки пень, где она будет жить.

– Позаботься о полном благоустройстве и уюте для юной воспитанницы, ― сказала она и повела новенькую осматривать пещеру.

Как уже было сказано выше, гордость крутого склона горы представляли собой высокие и узкие двери. По краям входа росли могучие и старые две сосны, образовывая мохнатыми лапами и мощными голыми корнями проход к нему. К этим дверям часом раньше и привёл Катю Брошенный Портфель. За ними располагался роскошный вестибюль, отделанный яшмой, гелиотропом и ониксом. Полированные, где белые, а где светло-зелёные, стены и потолок помещения, да и всё его пространство освещалось мягким и рассеянным, но отнюдь не мерклым светом. Три коридора-штольни веером расходились от вестибюля под разными углами к горизонту (правый поднимался вверх, средний шёл горизонтально, а левый опускался полого вниз) и далее они соединялись концентрическими проходами, перемычки между ними тянулись извилисто, ломано и петляли. Подземные дебри вели к всевозможным помещениям, комнатам, кабинетам, классам, залам и клетушкам, предназначение, содержимое и обстановка коих не всегда с пониманием укладывалась в голове не то что маленькой девочки, но даже взрослого человека.

Горыня провела новенькую вглубь верхнего коридора, как она объяснила, для общепонятности, в начальный класс. Хитра замерла. Она смотрела и не могла надивиться. Голос Горыни, рассказывающей ученикам, кто такая новая ученица, и говор учеников слышались как будто вдалеке. Хитра их не слышала, она во все глаза рассматривала широкое круглое пространство. По периметру стен (если таковые имелись) источали ароматы, плелись, цвели всей своей красотой невиданного разнообразия растения. Впечатление складывалось, что это цветущие доисторические джунгли и, стоит раздвинуть первые веточки, то сразу увидишь что-то ещё далёкое, увлекательное и необычное. Семь внушительных, овальных экранов сродни жидкокристаллическим, но из разноцветного обсидианового стекла цветами радуги застыли среди роскошной зелёной растительности. Посреди класса на высоте гораздо выше человеческого роста, как в невесомости, зависло изваянное из горного хрусталя, изумруда и золота кресло с витиеватыми подлокотниками и высокой спинкой. В кресле сидела пожилая, но очень красивая женщина ― Василиса, чаровница и кудесница естественного волшебства. Хитра встретилась с ней глазами и вежливо сделала книксен. Вокруг Василисы на разных уровнях висели в воздухе тоже с высокими спинками, глухо закрытые снизу и с дверцами двенадцать чёрных парт с учениками и одна пустая. Ученики выглядывали из своих парт и с любопытством смотрели на новенькую.

– Хитра, ты меня слышишь? ― Горыня тревожно посмотрела на девочку: ― Познакомься с питомником. Смотри сколько у тебя друзей – не отобьёшься.

Волшебница щёлкнула пальцем, и пустая парта подлетела к Хитре.

– Садись. В левом верхнем углу джойстик для управления специально для тебя. Вперёд, назад, влево, вправо. Осторожно, а то ещё чего доброго кувыркнёшься, хотя, в любом случае, не выпадешь.

Хитра всплыла, покачиваясь во всех плоскостях. Непоседливо подлетела к однокашникам в ответных приветствиях и с не меньшим любопытством разглядела каждого. Козылю и Девочку-Ромашку она уже знала. Ещё узнала двух сестрёнок-неразлучниц ― Две Мордочки, а остальных видела впервые. Два брата ― Меха и Теха, Нечёса ― русалочка, закутанная с головы до ног в золотистую ткань с красными разводами, как индианка в сари. Лешеня, в костюме и при галстуке. Кудла ― лохматый, неподстриженный до такой степени, что глаз не видно. Ведьмочки ― Маецка и Колябка. Юный выдумщик Растатут. Впоследствии девочка узнала, что сами себе они присвоили название ― притоманы (ну, что поделаешь, любили они вычеркнутые из памяти, старые слова; их всё равно люди больше не произносят и сколько в русском языке забытых слов переиначили ― ничего страшного: одним больше будет, и если мы их тоже так будем называть.)

Горыня ушла, а Василиса продолжила занятие. Всё происходило стремительно, и новенькая вовсе потеряла счёт времени. Урок, перемена, урок, опять перемена.

Как в обычной школе, в перерывах в Пещере работал буфет-столовая. Хитра правильно поняла, что волшебники не изобретают велосипедов, и доступ к нормальному питанию растущему поколению открыли со всех сторон. Повариха Совушка, всегда готовая накормить любого вкусной едой, хлопотала на огромной кухне.

На больших переменах отдыхали за увлекательными, порой озорными развлечениями.

После занятий Хитра, Козыля и Девочка-Ромашка возвращались в свой пень, где жили. Пень был с двумя окошками, высоким крыльцом, очень тёплый, четырёхкомнатный. Каждой девочке по комнате и одна общая. Кухня и остальные необходимые заведения тоже имелись. Готовили по очереди по изощрённым рецептам. Их преподавал по кулинарному делу Шиш, учитывая особенности всяких вкусов. Вдаваться в подробности не будем – просто для примера скажем, что Девочка-Ромашка могла часто обходиться стаканом чистой воды, но и от подкрашенной и с различными добавками она не отказывалась. Козыле нравились слизни в разном приготовлении – маринованные, запеченные и прочее.

Так проходили день за днём будни трудной познавательной поры. Соблюдая тайну, Хитра от Пещеры до пня ходила в Козыленой накидке-надевашке, а в Пещере и дома снимала волшебную защиту. Никто, кроме притоманов и преподавателей, не знал и не догадывался, что она девочка-человек.

Но оставим пояснения, и не будем торопить события. Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Не откладывая на потом, однажды после занятий Горыня, как и обещала, позвала Хитру к себе с намерением пролить свет, зачем нужно соблюдать тайну и ходить в накидке, маскируясь под кикимору. В мурью к Горыне Хитру повёл Растатут.

– Стучаться не надо, ― объяснил он девочке. ― Горыня глупостей не любит. Она свою Гору насквозь видит, а, следовательно, знает, что это мы с тобой к ней пришли. Но если хочешь постучать, постучи. Ничего за это не будет.

И Растатут изо всех сил заколотил кулаками по каменному щиту, преграждающему вход.

– Успокойся ты, ― толкнула его Хитра, видя, как он побелевшими суставами высекает искры.

Каменная глыба плавно отошла в сторону. Посреди открывшейся Горыниной мурьи горкой лежали раскалённые камни, и на них без дров горел костёр. Над огнём, снежинками или мошками, висели искорки, и тянуло прохладой. В углу медленно вращался здоровущий глобус. По его поверхности, как настоящие, плыли грозовые тучи и облака различных ярусов. Тучи хаотично поблёскивали молниями, но, ни то что грома, но и щелчков полыхающих разрядов слух не воспринимал. Это подтверждало то, что влияние глобуса ограничивалось его замкнутым, внутренним миром, а чужое пространство его не интересовало, и он терпеливо тянул свою лямку.

Несколько кристаллов берилла и кварца высотой с игрока баскетбольной команды громоздились вдоль стен, за ними стояли два гроба из темно-коричневого камня.

Рядом, у костра, в воздухе висела перевёрнутая пирамида цвета отполированного льда. Горыня вышла из-за неё, поведя рукой, укротила огонь и в мурье потеплело. Спросила:

– Как тебе у нас, нравится?

– Ещё бы, ― ответила Хитра и прикоснулась рукой к пирамиде. На гладкой поверхности вспыхнули маячки ― непонятные ей знаки. Они рассыпались и замерцали блёстками. Девочка прошептала:

– Сказка.

– Да, это не ваш мир.

– Я уже догадалась.

– И хочешь знать, почему ты сюда попала?

– Хочу.

– Начну с того, что у нас есть недостойный нашего внимания враг и пропитанный ложью соперник. Мы презираем его, и он нас боится, и считает, что мы у него в печёнках сидим. Егибиха её зовут. Силой огромной обладает. Содержит большой штат слуг: стражников под названием ворварды и так называемых притворных. Жилище её ― Дворец, и влияние его абсолютно противоположно влиянию Пещеры. Дворец был построен давным-давно, чтобы соединить два мира ― ваш и наш. Но так получилось, что вышло наоборот. Его хозяином стала Егибиха и повернула его жизнь по-своему.

Дворец обладает своими чарами. Как мы на него глядим? А никак. Он нам не интересен, но мешает вам ― людям. Многим от него нет спасения в вашем Несуразном мире. Извини меня, обаяшка, но ваш мир мы называем именно так. К сожалению, наверно, поэтому без дворцовых чар в нём и не прожить. Видишь, как всё запутано, но мы поможем тебе во всём разобраться. Ворвардов мы не боимся, а над притворными можно смеяться и сожалеть им, но и они как сказочные существа нас тоже не волнуют. Они живут во Дворце для того, чтобы Дворец не пустовал…

Никакой особой угрозы ворварды и тем более притворные нам не несут, но их недооценивать нельзя. А Егибиха опасна, она запросто уничтожит любого из твоих друзей: на это у неё сил и ума достаточно, ― Горыня закончила монолог, сделала передышку и продолжила: ― А теперь о том, почему ты попала сюда. Ты попала сюда потому, что у нас случилось несчастье.

– Несчастье?

– Да, так уж получилось. Какое это несчастье, я тебе сказать сейчас не могу. Мы вынуждены держать всё в строгом секрете. Ты узнаешь это после учёбы, в определённое время и в определённом месте, если у нас с тобой всё получится, и если я буду уверена в успехе, но то, что ты должна будешь нам помочь, об этом я обязана предупредить уже сейчас. В данный момент у тебя есть время всё обдумать и осмыслить, но когда придёт час и всё будет готово, думать мы тебе не дадим, ― Горыня усмехнулась, наблюдая за испуганно-внимательным выражением лица Хитры. ― Некогда будет…

– Нетушки, Горыня, я сюда не для того добиралась, чтобы к маме и папе проситься. Да, я уже по дому скучаю… но ничего.… Так это я из-за Егибихи должна накидку носить и кикиморой претворяться.

– Да, шпионов у неё достаточно и если она узнает, что ты у нас в питомнике, меры примет: надо догадываться, какие. Поэтому, чтобы не бояться её и уметь противостоять дворцовым чарам, тебе надо, сначала как можно больше впитать нашего волшебства, и тогда я разрешу тебе накидку-надевашку обратно Козыле отдать.

– И когда я начну впитывать волшебство?

– А это с тобой происходит с того момента, как ты вошла в нашу Пещеру. И ещё запомни, на будущее, чародейки вопросов не задают: сами догадываются. Наш сказочный мир полон диковин. Он большой. Тебе трудно представить его размеры. У него свои беды и свои победы, подобные вашим, поскольку наши миры очень близки и как видишь, соприкасаются.

– Всё-таки, Егибиха, она кто – великая ведьма?

– Бесспорно, по отношению к тебе. Егибиха одна из ведьм, чьё влияние на ваш мир огромно. Но вот для меня она не ведьма… У неё много титулов ― она их любит ― Магистр Смерти, Владычица Агрессии и Эгоистичных Покоев, Хозяйка Равнодуший и Безразличий, Власть Духовной Пустоты. Это что-то тебе сказало? Разумеется, было бы справедливо, если бы мы с ней жили в различных мирах и, желательно, не параллельных. С одной стороны для того, что творит Егибиха, вовсе не надо быть ни чародеем, ни ведьмой, ни другим сказочным существом. С другой стороны, себя она так никогда не назовёт и предпочтёт другое слово ― волшебница.

– Ни чё себе. Кроме того, что она могущественная, значит она ещё и хитрая?

– И хитрости разные бывают, обаяшка. С разными векторами. В её мире неправильный вектор.

– Я поняла.

– Тогда, можете идти. Через два дня ты вернёшься в мурью и ляжешь в гроб.

– В какой гроб?

– Вон в тот, ― Горыня указала на каменную домовину: ― Не пугайся. Мне надо познакомить тебя с темнотой, а этом помещении абсолютно темно.

Прохаживаясь, Горыня разговаривала с Хитрой, а Растатут сидел в вертящемся кресле, вырезанным из глыбы гематита. Ножка кресла представляла собой одну массивную кошачью лапу. Создавая яркий контраст, белоснежная мягкая подстилка свешивалась со спинки и с краёв сиденья. Бесёнок сидел в позе, похожей на позу мальчика, вытаскивающего занозу, и пилочкой дня ногтей подравнивал раздвоенное копытце, выглядывающее из штанины. Его чобот на высокой подошве валялся на полу.

– Не буду вас больше задерживать. Вижу, вы куда-то собрались? ― Подвела черту Горыня: ― Растатут, перестань. Ты и так у нас красивый.

– Быть можно дельным притоманом и думать о красе копыт, ― перефразировал Анчутка, бросил пилочку на столик и сладко потянулся: ― Жар костей не ломит. Настоящая жизнь начинается с огня.

– Растатут обещал мне показать настоящий огонь, ― ответила Хитра продолжая подозрительно глядеть на гробы, из тёмной горной породы. Их крышки украшали кустики ягод, крест-накрест пересекающиеся линии, завитушки и прочие символы древнего орнамента. Неприятное ощущение, связанное с атрибутами смерти остановилось рядом, но и оно же подсказывало, что это, та самая нехоженая тропочка. На неё надо свернуть и идти, чтобы увидеть сказочное и загадочное.

– Я жду тебя, ― добавила Горыня. ― Так надо, чтобы ты подтвердила своё окончательное решение.

– Слушаюсь! ― Пятки вместе, носки врозь, руки по швам, по-мальчишечьи смело выкрикнула Хитра. Развернулась на месте и в сопровождении выдумщика исчезла в раздвижных скалах.

В конце нижней штольни они нашли лаз и углубились в кривые коридоры, о каких мечтает любой, а не только самый фанатичный спелеолог. Здесь Растатут впервые показал Хитре, что такое светляк. В руках ребят загорелись огоньки. Огонь не обжигал кожу. Хитра перевернула ладонь и с интересом наблюдала за своим светляком. Языки холодного пламени свободно полыхали вниз и ярко освещали пытающееся скрыться в темноте пространство.

– Нам это как-то болело-ехало, ― раздался из глубины пещеры голос чёрной силы, питающей слабость к огню. ― Мы в темноте видим. А вот вам, людям, это надо знать. И ещё, что хорошо ― светляк темноту не пугает. К слову сказать, что такое свет без темноты, да ничего, пустое место. Свет познаётся в сравнении с темнотой, а темнота без света ― это темнотааа! Не надо ни с чем сравнивать. Темнотааа! Темнотааа!

Хитре почудилось, что она уже лежит в гробу и густая темень прикасается к ней, ощупывает её, пробует на зуб, чтобы понять, кто она такая, из чего состоит. Ну как, не боишься меня, как бы спрашивала она.

Повторяющиеся двести раз зигзаги привели ребят к глубокой подземной расщелине. Освещая перед собой дорогу, Хитра вошла в узкий проход. Скалы, как декором разукрашенные кристаллами, наплывами, друзами, вкраплениями выступали из темноты и нехотя расступались перед ней.

Впереди вспыхнул светляк Растатута, и он закричал:

– Иди ко мне!

Хитра поднырнула под зубастый карниз и, пригнув голову, боясь задеть макушкой острые выступы, пошла на зов. Всюду торчали, переливались в отблесках светляка разноцветные, драгоценные камни. Они отвлекали внимание. Ей захотелось задержаться, постоять и осмотреть скрывающиеся в темноте богатства, но голос Растатута торопил.

– Иди сюда. Здесь интересней.

– Кому как! ― крикнула Хитра и уловила, что крик застыл рядом, заглушаемый непонятно откуда доносящимся грохотом.

Чтобы догнать проворного друга, пришлось взбираться по каменной лестнице вверх. Высокие ступеньки предназначались для ходьбы великанов, но никак не детей. Кое-как Хитра преодолела подъём и взобралась на обрыв.

Море огня полыхало под ногами. Расплавленное тесто горных пород медленно, как полноводная река, текло, волоча за собой оторванные и исковерканные, наподобие льдин во время ледохода, плиты и глыбы каменных образований. Они таяли на глазах. Масса выдавливалась из-под земли и превращалась в реку. Шум стоял ужасный. Как из мартеновской печи выскакивали и плюхались на берег снопы искр и медузы раскалённой грязи.

Хитра перекрикивая шум, крикнула на ухо Растатуту:

– А мне не жарко!

– Я позаботился, ― ответил он, не повышая голоса.

– Это магма? ― Девочка ткнула пальцем в сторону кипящей и клокочущей реки.

– Она самая.

– Похожа на ад.

– Какой ад! ― Завопил, негодуя, Растатут и прыгнул на одну из плывущих глыб: ― Ад вон там! ― Он показал наверх: ― Или вот здесь! ― И выразительно постучал кулаком по голове: ― Вот здесь! А рая вообще нет! Его не должно быть! Кто придумал рай?! Есть движение и огонь! Огонь и обжигающие чувства. Огонь! Настоящий огонь! Он относится к неизменяемым составляющим. Огонь нельзя превратить в огонь. Он греет всё, что внутри и всё, что снаружи. На поверхности он становится другим! Там он мечется, звереет, потеряв дом! И у него остается два выбора ― стать послушным или умереть! Вот почему на белом свете он до поры до времени скрывает свою силу, и тот, кто про это забывает, рано или поздно глубоко раскаивается!

Хитра стояла в безопасности и с опаской поглядывала на него: как он беззаботно скакал с одной каменной «льдины» на другую. В своём танце он забывался и несколько раз пропадал в бушующем водовороте огня, который стремился туда, где ему навечно полагалось застыть и превратиться в мёртвые скалы. Исчезая в кипящем вареве, Растатут надолго скрывался с глаз юной воспитанницы, а потом вновь появлялся и снова лихо отплясывал на горящей под ним земле.

Но в океане огня никуда не терялась и хорошо виднелась на высоком утёсе, невесомая и хрупкая, но неробкая маленькая фигурка девочки. Она догадывалась, что её новый друг не просто так привёл её сюда, чтобы поглазеть на обыкновенные пылающие недра, а для того, чтобы она поняла всю свою значимость. Что никакие силы природы, а тем более зла, не могут её уничтожить, испепелить, стереть в порошок, а значит, вся магия Магистра Смерти не страшна и не представляет опасности.

На обратном пути Растатут показал Хитре подземное термальное озеро. В нём купаться мог один он.

Из него подземная река несла горячую воду в источники рядом с горой и лесом. Здесь вода остывала, и плавать в ней могли уже все притоманы. А Хитре, к сожалению, ради сохранения тайны, разрешалось просто сидеть на бережку и смотреть на воду, укрытую пледом из пара.

Закутавшись в накидку-надевашку, Хитра со своими новыми друзьями часто выходила на прогулку в лес, где каждый старался показать свои способности и передать волшебный опыт друг другу.

По-прошествии какого-то времени Хитра лучше узнала новых друзей и стала хорошо понимать кто на что способен. Она увидела, что русалочка Нечёса очень серьёзная девочка. По всем предметом училась на одни пятёрки. На всех уроках всё у неё получалось добротно, но лучше всего она умела изготавливать разные ткани и шить из них одежду. Одним мановением руки у неё получались изумительные платья, красивое бельё.

Нечёса никогда не сидела на земле. Всегда сидела на нижних ветках деревьев. Этому она научила Хитру. Первое время у Хитры ничего не получалось. Но после неоднократных тренировок, сконцентрировав волю, оттолкнувшись руками от воздуха, ногами от земли она плавно взлетела за Нечёсой на ветвь большого раскидистого клёна. Они сидели на ветке, и в воздухе появилась Девочка-Ромашка. Быстро, быстро перебирая лепестками, как стрекоза крылышками и размахивая руками, она в шутку защебетала:

– Подожди, ещё немного подучишься у Нечёсы, и я эстафету приму. Буду тебя учить. Над поляной кружить сможешь как я.

Девочка-Ромашка много помогала Хитре в ботанике. Показывала, где какие растения, как растут. Она знала абсолютно всё из жизни пчёл и других насекомых и в перспективе, когда появится возможность, обещала показать своей новой подруге несравненную пасеку.

С Кудлой у Хитры познакомилась с самым последним, и завязались особые дружеские отношения. Молчаливый, суровый, лохматый и воинственный товарищ: его никто не мог заставить подстричься и разговаривать он много не любил. Только он и Козыля имели при себе наследственное, холодное оружие. Если Козылю оберегал меч, то у Кудлы был большой острый нож, и этим оружием он с ловкостью попадал в любую цель. Хитре очень нравилось, как он кидал его в гладко срубленный пень; подбегал и перекувыркивался через него, при этом превращаясь в волка. Отбежав в сторону, волк возвращался назад, делал кувырок в обратную сторону и превращался в Кудлу. Хитра тоже решила этому научиться. Начала тренироваться кувыркаться на траве, но едва дело дошло до пня ― она воткнула в него нож, разбежалась, прыгнула, но испугалась, толком не перекувыркнулась и больно ударилась о корни. Свернулась калачиком и завыла. Кудла подошёл, подал руку.

– Ничего, заживёт. Видишь, уже вой получается, ― без тени улыбки сказал он, но за густой шевелюрой игриво сверкнули чёрные пуговки глаз.

Рядом с Пнями располагались комфортабельные хозяйственные постройки, в том числе и конюшня. Ребята научили Хитру верховой езде. Ей досталась буланка (лошадка буланой масти). Всей гурьбой наперегонки они скакали лощинами до синей реки, а обратно лугами и горной тропой. И в продолжение бешеной, дикой скачки воспитанники пещерного питомника никогда не гикали и не кричали. Гробовое молчание всегда сопровождало всадников. Особенно становилось не по себе, когда они тенями врывались под сень глухого и роскошного леса. В глубокой лесной тишине раздавался мерный стук копыт: угрожающий и страшный.

Старательно учила Хитра все предметы, но волшебство она полюбила больше всего. Другого и ожидать не следует. И сама она не понимала, почему ей вдруг захотелось с большим интересом слушать чудодеев питомника, вникать во всякие мелочи и всегда обижалась, если за вопросы её ругали. Чародейки вопросов не задают, слышалось в ответ, но вскоре она к этому привыкла и перестала обращать внимания.

Шиш любил повторять, что не существует волшебной палочки, а есть собственная выдумка, подкреплённая научно-сказочными знаниями, потому, что терпеть не мог, когда упоминали волшебные штуковины общего или многонаправленного действия. Ещё одна учительница ― Доля Свет Ладушка возражала ему и растолковывала, что без волшебных принадлежностей, имеющих силу выполнить задуманное желание, чародей не будет чародеем. Но необычные предметы тоже надо уметь изготовить, и помогает этому терпение, свобода и, что немаловажно желание. А правильное применение выдумки и знаний ведёт к обычным волшебным фокусам.

Подспудно Хитра давно догадалась, почему именно её позвали в питомник. Всё дело было в кудесах ― так здесь называли приёмы волшебства. Обучать девочку применять на практике чародейство и обязали Долю Свет Ладушку. Суть в том, что придумывать кудесы (а их полагалось обязательно придумывать для каждого случая в пространстве и времени отдельно) вменяло в обязанность определённые данные неразрывно связанные со способностью находчиво выходить из ситуации цейтнота. Для этого надо было чувствовать, что ты кудесишь, а не придумываешь обыкновенную ерунду, иначе ни какого времени не хватит для сотворения волшебства. Притоманы к словам кудес во многих случаях дополняли определённые движениями, а в некоторых случаях им хватало просто движения рук. А девочке больше нравилась стихотворная форма, и она выбрала её. Зачатки этого таланта у неё имелись, а развить это, как говорится, было, делом времени и волшебников.

Когда Доля Свет Ладушка обучала кудесам Хитру она в классе сидела одна. Притоманы занимались другими делами, это обучение им было без надобности. Да и вообще девочка заметила, что, в отличие от неё, они частенько бездельничают.

Вот и на этот раз Доля Свет Ладушка расхаживала по классу с одной единственной неподвижной партой, с указкой в руке. Школьную доску заменял экран. Ученики питомника называли его «дальнего ума».

Хитра сидела за партой смирно как паинька и слушала. Записывать запрещалось: исключительно запоминать. И в голове вертелось ― детская память самая крепкая. Это взрослые уже выдумали помнить, и забыть, обычно удачно, вовремя и к месту.

– Привожу пример, ― не обращая внимание на флегматичность Хитры, продолжала говорить Доля Свет Ладушка и помахала указкой у экрана: ― Кудесы на дружбу. Знаки на экране.

Не померкнет огонёк

Верности и чести

Пусть качается брелок

Этих знаков вместе.

– Запомнила?

– Запомнила, ― ответила Хитра и повторила про себя четверостишие.

– Вчера… Ты обещала, что сама придумаешь кудесу.

– Да, Доля. Но я сотворила уже её.

– Ничего страшного. Покажи и я скажу правильно или нет.

– Не телефон и не улыбки

Нам не заменят тех минут

Когда приходят к вам открытки

Которых вроде бы не ждут.

Обычной весточкой, картинкой

Что просто выбросить не жаль

Из глубины спешат в глубинку

На миг прервать и сблизить даль.

Удары сердца участились ―

Достаточно им похвалы –

Открылись для моей открытки

Непроторённые миры.

– И что эта кудеса означает?

– Я послала поздравление подруге. У неё завтра День Рождения.

– Н… да. Правильно. Получилось, не переживай.

– Растём и во сне и наяву.

– На сегодня всё. Занятия закончены, ты свободна. За дверями тебя ждут; топчутся.

Дверь приоткрылась и в класс заглянула русалочка.

– Долюшка, погулять бы нам. Луна в перигеи, Плутон в афелии, Юпитер в Скорпионе. Погулять бы.

Осёдланных коней Растатут и Кудла держали недалече. Растатут подсадил Хитру, но та, оказавшись в седле, натянула поводья.

– Стойте ребята! Надо сначала к Горыне зайти.

– Зачем? ― Удивилась Нечёса.

– Когда мы были у неё с Растатутом, она попросила через два дня зайти. Прошло два дня.

– Не два, а четыре, ― поправил Растатут.

Русалочка засмеялась.

– Ух, учиться. Два дня за один. Поехали, луна в перигеи. Потом к Горыне зайдём.

– К чёрту ваш перигей, ― обиженно буркнула Хитра и в ответ прозвучало.

– Ну, извините, мне этот перигей тоже болело-ехало.

Лучи заходящего солнца обжигали еловый лес. Кони, хрипя, пересекли заросшую камышом поляну и выскочили на древний вал. На горизонте в виде тонкой золотой каёмки рождался закат. Полное отсутствие перигея, афелия и Юпитера в Скорпионе, как в шутку заметила Хитра, ничем её не расстроило. Ложащееся спать небо пахло полевыми травами и опережающими события снами. Чем дальше они ехали по насыпи, тем ниже ложилось на землю тёмно синее одеяло.

Негромкий рокот работающего завода тёк по просеке, перехлёстываясь с гулом высоковольтных проводов. Старинные, красивые строения показались как вынырнувший из потайной бухты Летучий Голландец. Бетонный кое-где покосившийся забор и выглядывающие из-за него ангары на должном уровне портили парадную перспективу. Изрытая ямами и слегка припорошенная грязно-жёлтой щебёнкой подъездная дорога завершала вид.

– Безобразие, ― зашипела русалочка. Хорошее настроение у неё пропало. Остались нетерпение и невыносимость видеть происходящее.

– Люди работают, зачем приставать, ― молвила Хитра. ― Поехали дальше, ребята.

– Нет, не поехали. Праздник, а они работают.

– Какой праздник, Нечёса?

– Какой-какой, жизнь им дарована, а они… Кто так работает ― с утра до ночи. Им деваться некуда и не знают они, что благодаря лени появились мозги, а собачья работа это их отсутствие. А воспитание детей, а беседы вечерами о том, о сём, а кино посмотреть, а здоровье поправить? Кто так работает? Радости не вижу! Самого основного ― радости, что никакими деньгами не заработаешь! ― Крикнула русалочка. ― А это там кто? Начальник стоит? Тоже мне, индюк. Цигарку за цигаркой ― своё здоровье не умеет ценить, ни чужое беречь.

– Успокойся, Нечёса. Ребята, куда мы вообще попали? На мой мир смахивает.

– Нет, это не твой мир, ― Кудла показал на небо. ― Насколько я знаю, в вашем мире подобных летательных аппаратов не делают.

Хитра глянула в сторону, куда указывал её лохматый друг. По небу плыла бочка, как мельница, размахивая двумя колёсами. Её вертикальное положение и сооружение в виде веранды на верхней крышке возвышенно гармонировали. Из украшенного флагами, транспарантами и гирляндами летательного приспособления лилась жизнерадостная, танцевальная музыка.

Из ангара удушливого предприятия выкатился мотоблок с тележкой. На тележке лежал гроб. Машиной управляла женщина. У ворот проходной она остановилась и подождала. К ней вразвалочку направился человек, которого русалочка назвала начальником. Он, не спеша, покуривая, подошёл к вдове. Было видно, как отсчитал денег, и протянул журнал. Она в нём расписалась.

– Претензий не имею, ― слегка опустив веки, отвлечённо сказала русалочка непонятно кому, самой себе или друзьям. ― Ну и ну. Ходячий пожизненный перекур ― одна мысль, как вон на ту бочку попасть.

Мотоблок тронулся, и медленно поехал по дороге кое-как объезжая ямы.

– Утопится она завтра, и твоя будет, а Нечёса, ― поигрывая уздечкой, бросил Кудла, намекая на легенду о том, что утопленницы становятся русалками, но Нечёса не ответила на его высказывание и продолжала бормотать:

– Праздник, а они… Отвратительно, глупо…

Хитра больше не стала ждать. Выражение её лица приняло недетский вид. Девочка развернула кобылку и поскакала по насыпи к поблёскивающей вдали реке.

На повороте дороги показалась кучка детей. Они шли по обочине к проходной завода, неся в руках узелки с домашней едой.

– Помогите, ― попросила русалочка Растатута и Кудлу, сунула пальцы в рот и свистнула. Они не возражали, но и помогать не стали, а поскакали вслед за Хитрой. Свист безумным ураганом пронёсся мимо завода и ударил в подстанцию. Из нее, подражая новогоднему представлению, вылетели психованные искры и струи попорченных, малахольных фейерверков. Шум завода, издавая протяжное «иии», умер, и наступила давным-давно ожидаемая, но непривычная для этих мест тишина.

– Отдохните – праздник всё-таки, ― раскрыла рот русалочка, но заметила, что рядом никого нет. Тогда она утихомирилась и поскакала вслед за ребятами.

А Хитра доехала до реки, в район её плёса. По мелкому вязкому песку течение воды возило пластиковую бутылку. Девочка разулась и зашла в воду. Стайка мелких рыбёшек потыкалась ей в пальчики.

Русалочка села на камушек, вынула гребень и расчесала длинные сине-зелёные волосы. Неопровержимое доказательство водной стихии, они стекали по её плечам на спину и огибали двумя волнами бёдра. Растатут и Кудла нашли плоские гальки и, соревнуясь, кинули в реку. Они долго скакали и выписывали по поверхности воды китайские иероглифы, оставляя за собой «блинчики».