Оглавление
Михаил Нисенбаум. Лис
Книга первая. Непереводимая игра
Глава предварительная. Одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмой
Глава 1. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой, одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмой
Глава 2. Одна тысяча девятьсот девяностый
Глава 3. Одна тысяча девятьсот девяносто второй, одна тысяча девятьсот девяносто третий
Глава 4. Одна тысяча девятьсот девяносто пятый, одна тысяча девятьсот девяносто шестой
Глава 5. Одна тысяча девятьсот девяносто шестой, одна тысяча девятьсот девяносто седьмой
Глава 6. Одна тысяча девятьсот девяносто седьмой
Глава 7. Одна тысяча девятьсот девяносто седьмой, одна тысяча девятьсот девяносто восьмой
Глава 8. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой, одна тысяча девятьсот девяносто девятый
Глава 9. Одна тысяча девятьсот девяносто девятый
Глава 10. Одна тысяча девятьсот девяносто девятый
Глава 11. Одна тысяча девятьсот девяносто девятый
Книга вторая. Молодость – это заразно
Глава преждевременная. Две тысячи восьмой
Глава 12. Две тысячи второй
Глава 13. Две тысячи второй, две тысячи третий
Глава 14. Две тысячи третий
Глава 15. Две тысячи четвертый
Глава 16. Две тысячи четвертый
Глава 17. Две тысячи четвертый
Глава 18. Две тысячи пятый
Глава 19. Две тысячи пятый
Глава 20. Две тысячи шестой
Глава 21. Две тысячи шестой
Глава 22. Две тысячи шестой
Глава 23. Две тысячи седьмой
Глава 24. Две тысячи седьмой
Глава 25. Две тысячи седьмой
Глава 26. Две тысячи седьмой
Глава 27. Две тысячи седьмой
Глава 28. Две тысячи седьмой
Глава 29. Две тысячи седьмой
Глава 30. Две тысячи седьмой
Глава 31. Две тысячи восьмой
Глава 32. Две тысячи восьмой
Глава 33. Две тысячи восьмой
Глава 34. Две тысячи восьмой
Глава 35. Две тысячи восьмой
Глава последняя. Две тысячи восьмой
P. S. Две тысячи пятнадцатый
Отрывок из книги
В разгар защиты на середине фразы Сергей Тагерт снова почувствовал ужас от того, что конец учебы неотвратим, как осень, точка в тупике предложения, смерть. Большая аудитория на десятом этаже, где шла защита дипломов, была залита солнцем, через открытые окна волнами накатывали звуки пролетающих машин и голубоватые от расстояния голоса со спортплощадки. Летний поток звуков еще сильнее подчеркивал скоротечность университетской эпохи: ни чинные лица членов комиссии, ни зеленое сукно стола, ни доска, покрытая белесыми разводами, не могли противостоять гулу огромного города и внешнего мира. Тагерт готов взять академ, завалить защиту, сделать что угодно, но остаться здесь хотя бы на год, а лучше навсегда: переводить отцов церкви, бродить по саду рядом с факультетом почвоведения, сидеть с однокурсниками в буфете, бегать на лекции к историкам. Но защита шла своим чередом, профессора одобрительно кивали в такт его речи, точно он не говорил, а пел, лето и время летели прямо на него, подхватывали и тащили дальше, как ручей – невесомую щепку.
Коротенький спич Сучкова, выступления рецензентов, Аза Алибековна, похожая на рембрандтовскую пророчицу, хвалит работу хтоническим голосом, известным всему университету. А сам Тагерт растерянно озирается по сторонам, словно ищет, за какую соломинку зацепиться ради спасения или хотя бы передышки.
.....
Курс латыни умещался в один семестр, по занятию в неделю. Итого – от тринадцати до пятнадцати пар. За такое время невозможно не только погрузиться в стихию речи, но даже разок окунуться. Только глянуть из окна трамвая, ползущего над побережьем, на морскую гладь, вдохнуть через окно воображаемо соленый воздух, а потом, когда трамвай вильнет в сторону города, представлять пляж, кипящую в трещинах волнолома пену, дальний пароход.
Латинский язык вместе с римским правом появился в институте вместе с новым ректором, Игорем Анисимовичем Водовзводновым. Как многие реформаторы конца восьмидесятых, Игорь Анисимович в качестве идеала видел разом университет николаевской эпохи и, положим, современный Оксфорд. Все лучшее расположено много раньше и сильно западней. Дореволюционное и западное казались синонимами, словно революция семнадцатого года просто сбила Россию с западного пути.
.....
