Читать книгу Фейерверк - Михаил Павлович Тяжев - Страница 1
ОглавлениеБорька-Медведь
– С армейки? – спросили Борьку.
– Да.
– Понятно. Раньше крепче было. Два года. Сначала ты дух, потом черпак, потом человек. Домой, значит, едешь.
– Да.
– Что ты заладил все да, да да. Можешь сказать что-то нормальное?
– Да.
– Отстань от него. Не видишь, он как ошпаренный.
Автобус качало на ухабах. Борька Яковлев отвернулся и смотрел на заросшие мелким березняком поля. За окном накрапывал дождь. Вдали сверкала молния.
Пригородный автобус мчался по трассе и притормаживал только на остановках. Кто-то вышел, кто-то вошел. От вошедших пахло дождем. Мокрые зонты, плащи, все убиралось вниз.
«Тихо вы, машете тут! – Я не машу. – Машете! – Тетя Маш, не шуми. – А что он?! Мокрый весь. – Так ведь дождь. – И что, что дождь! Значит, можно входить и мочить всех».
Борька прислушивался к соседским разговорам и не придавал им значения.
Пассажиры засыпали. Чья-то кофта свешивалась сверху. За окном дождь усилился, и в автобусе стало душно.
Подъезжали к поселку. Борька с тоской посмотрел на лес, где-то там сгинул его отец. Отец был охотник и верил, что когда-нибудь он станет зверем и на него тоже будут охотиться. Никто не знал, что с ним сталось. Он просто ушел в лес с ружьем и пропал. Его искали, но ничего, никаких следов не нашли. Так он и числился в полицейской базе как без вести пропавший, и его пожелтевший фотопортрет висел на доске у входа в местный отдел полиции.
Когда Борька смотрел на эту фотографию, он воспоминал детали, предшествующие фотосъемке.
Отец взял сына, чтобы сделать себе фотографию на паспорт. Сорок пять лет – новый паспорт. «Сорок пять, мужик новенький опять!» – шутил Борькин отец и искал в комоде подходящую рубашку. Ее не было. Тогда он надел старенькую в полоску, рукава у которой были короткие. Так и остался на фотографии в рубашке в полоску, и только Борька знал, что под отцовым пиджаком рубашка с коротким рукавом.
За спиной тихо переговаривались:
«Сейчас все по-другому. Возьми работу. Пашешь с утра до вечера, а денег нет. А раньше: в семь отвезешь механиков и спишь до вечера. Потом в семь забираешь их обратно и домой. И зарплата хорошая и нервы в порядке. Я с этой зарплаты иномарку купил».
«Теперь ее фамилия Клюстова, а раньше она была Грачевой, а еще до этого мужа Синицыной, а вообще, девичья ее фамилия Быкова. Как думаешь, это судьба? Или животные восстали против птиц?»
Борька засыпал. Его укачивало. Он думал все так же об отце и вспоминал его лицо. В свете молнии на мгновение осветился угол придорожного кафе. Точно такого же, в которое он когда-то давно заходил с отцом есть пельмени. К ним подавалась томатная паста. Приятно было обмакнуть пельмень в пасте и затем сунуть в рот, ощущая ее холодноватый металлический привкус.
– ПАкро-о-в! – громко произнес водитель автобуса, налегая на «о». – Есть кто на выход?
– Да, – очнулся Яковлев и, встрепенувшись, схватил сумку и пулей вылетел на улицу.
Лил дождь. В его промежутках вспыхивала молния и вдали громыхало. У дороги стоял Жигуль-семёрка. Машина посигналила Борьке фарами. Он сел на переднее сиденье. За рулем был Саня Бочкин. На задних местах две девахи. Борька их не знал и видел впервые.
– Слушай, у тебя дома есть пельмени? – спросил Борька.
– А я чего, знаю. Мать вроде покупала, а вроде и нет. Зачем тебе пельмени? У меня картоха стынет. И водочка в морозильнике лежит. – Он подвинулся близко к Яковлеву и процедил еле слышно: – Короче, моя та, что справа.
– Мне все равно, – покосился на девах Борька.
– Не дрейфь, все будет пучком.
Семерка рванула, обдав горячим воздухом выхлопной трубы холодную ночь. Девчонки сидели тихо, как мышки. Бочкин косился на их голые коленки.
– А вы чего молчите?
– А чего говорить? – сказала одна.
– Ко мне друг приехал. Кореш мой, можно сказать, брат. Мы с ним на горшках рядом сидели. Потом за одной партой. Можно сказать, близнецы!
Девчонки засмеялись.
– А тебя как зовут? – спросила одна. Та, что была слева.
– Борис.
– А меня Катя.
– Очень приятно.
– А ты из армии?
– Да.
– А я к бабушке сюда приехала. Я вон там живу, – показала она на шлакоблочную двухэтажку, у которой со всех сторон торчали телевизионные антенны, из-за этого дом был похож на ежа.
– Учиться пойдешь?
– Не-а. Работать.
– А я учусь. В институте. На экономическом. Завтра уезжаю. На третий курс перешла.
– Понятно.
– А что ты какой не разговорчивый?
– А что говорить?
– У нас у одной девочки брат погиб в армии. При исполнении служебных обязанностей. Гроб привезли, так его даже открывать не разрешили. Так что радоваться надо, что домой живой вернулся.
– Чего ты ко мне пристала! – огрызнулся Борька.
Катя обиделась и отвернулась.
– Он всегда такой! – сказал Саня. – Сейчас пивасика еще зацепим, и он сразу повеселеет.
– Останови машину! – потребовала Катя.
– Да ладно, чего ты? – сказал Саня.
– Останови, кому говорю.
– Катя, прекращай, – произнесла ее подруга.
– Нина, помолчи. Я выхожу.
Саня остановился. Катя открыла дверь и вышла.
– Завтра увидимся, – кивнула ребятам Нина и поспешила за подругой.
Дождь только усиливался. Семерку обдавало водой, из выхлопной трубы шел белый дым.
– Чего ты в самом деле! – огрызнулся Саня, когда развернулся. – Я их так уговаривал.
– Да ладно ты, поехали, жрать охота.
– Если честно, я тоже жрать хочу.
Санек прибавил скорости и притормозил у деревянного дома-барака.
Лестница привычно покачивалась и скрипела. Борька несколько раз спускался вниз и снова поднимался, чтобы еще раз услышать этот родной для него скрип.
На плите стояла чугунная сковорода, картошка в ней была еще горячая. Санек и Борька ели прямо со сковороды, ковыряя вилками поджарки.
– Чем заниматься намерен? – спросил Санек.
– Сварщиком пойду.
– Куда?
– На железку, дядька обещался взять.
– Ерунда все это. Сейчас деньги можно по-другому срубить.
– Как это «по-другому»?
– На днях я тебя сведу с нужным человеком. Он бывший мент, всех своих знает. У него везде прихваты. Так что дело будет крыто!
– Я воровать не стану.
Санек рассмеялся.
– Там не надо воровать, все под ногами лежит. Помнишь, в нашем лесу была воинская часть?
– Ну.
– Ее сейчас нет, а кабель в земле остался. Он – медный. Там сечение, знаешь какое?! Я тут накопал, сдал, так долги сразу вернул. Кабель там лежит и никому не нужен.
– А если поймают?
– Не дрейфь. У нас весь поселок копает. Это всех сажать надо!
– Я даже не знаю. Лучше я сварщиком пойду.
– Ну и иди, за копейки работай! – Санек завалился на диван, над которым висели плакаты с обнаженными девушками. – Зря ты поругался с Катькой, – продолжил он. – Она ничего. Правда, мне больше Нинка нравится. Они в Москве живут. Завтра уезжают. – Он зевал. – Сестры двоюродные… А то можно еще на «хлебном бизнесе» замутить… хлеб всегда нужен, открыть будочку и торговать. Но тут сложнее, много бумаг надо. А с медью проще, подъехал, накопал, обжег и сдал.
За окном стучал по карнизу дождь. Борька сидел у окна и смотрел на улицу.
– Знаешь, мне отец как-то сказал, что если ему все надоест, он превратится в медведя.
Саня похрапывал.
– А, че?! Уснул, блин!.. – встрепенулся он.
– Ничего. Так, болтаю разную ерунду. У тебя матрас есть?
– В шифоньере.
– Я его на пол кину.
– Валяй. Я, пока тебя не было, с нужными людьми познакомился. Так что не дрейфь, деньги будут.
– Санек, я у тебя пару ночей перекантуюсь.
– Валяй. Я все равно сейчас один. Мать с отцом к брату на зону уехали на свиданку.
– Я только пару ночей.
– Без проблем.
Санек все так же зевал, перевернулся с бока на бок.
– Ты правильно сделал, что не поехал к матери. Правильно, – сказал он сдавленным голосом. – Чего ты дома будешь делать? Там другой живет, тебе его что, папой называть? Хотя Егорыч мужик ничего, нормальный.
Саня замолк. И через минуту Борька услышал его храп.
На следующий день они поехали провожать девчонок. Нина позвонила, сказала, что, Катя не против Борьки, только пусть он не грубит.
На улице были лужи. Трава блестела от воды. Темное небо нависало низко над землей. У автовокзала прохаживалась Катя, держа чемодан за ручку. Нина сидела на скамейке, подложив под зад пакет. Санек подкатил на семерке и эффектно притормозил, приоткрыл окошко и включил музыку на полную громкость.
Нина махнула ему рукой. Санек надел черные очки.
– Как я выгляжу?
– Ниче.
Нина звала Саню. Он не выходил из машины, покачивал головой в такт музыки.
– Она зовет, что не идешь?
– Девушке не надо давать повод. Как там у Лермонтова «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».
– Это у Пушкина.
– Какая разница. У классика, короче. Значит, верняк.
Мимо Семерки проходили люди и оборачивались на шум из машины. «Бум-бум! Бум-бум!»
Подошла Нина.
– Хорошо, что вы приехали, – сказала она.
– А то.
– Катька уезжает. Я позже.
– Нормально.
Санек старался не быть многословным.
– Можем вечерком покататься.
– Годится, – ответил Саня.
Нина вернулась на скамейку.
– Боря! – позвали Яковлева.
Он глянул, это была его мама. Борька вышел к ней.
– Чего ты тут, мам?
– Мне сказали, ты приехал.
– Ну, приехал.
– Ты обижаешься?
– Мама, давай не будем.
– Какой ты глупый! Мне что теперь, монашкой на всю жизнь остаться?
– Я тебя не осуждаю, – сказал Борька, а сам глянул на Катю.
– Придешь домой? – спросила мама.
– Я у Сани пока поживу.
– На вот денег возьми. – Она протянула ему несколько тысяч, он их не взял.
– У меня есть.
Борька оставил мать и подошел к Кате.
– Привет.
– Привет.
– Уезжаешь?
– Да нечего тут делать. Кругом психи.
– Это кто, я псих?
– А то кто же.
– Напишешь телефончик? Я приеду в Москву.
– Зачем?
– Приеду, на ВДНХ сходим.
– Чего мне туда ходить, я напротив живу.
– Ну, ты мне покажешь Москву.
– Не приедешь ведь.
– Приеду.
– Точно? – И она только сейчас улыбнулась ему, и лицо ее стало приятным.
Борька кивнул.
– Тогда пиши! – сказала она.
Он вынул мобильник, и она продиктовала ему свой номер.
Подошел автобус, Катя попрощалась с Ниной. Борька отдал ее чемодан водителю, тот сунул его в багажник.
– Пока.
– Покедули! – поднял руку на прощание.
– Боря! Звони, как приедешь, – сказала Катя.
– Ладно, – ответил он и подошел к ней. У него никогда не было девушки, и он не знал, как это делается: прощаться.
– Поехали! Что титьки мнете! – требовал водитель.
Катя поцеловала Борьку в щеку. Водитель закрыл дверь, и автобус поехал.
Вечером Нина ждала ребят у дороги. За рулем сидел Борька. Ехали за город. Саня переволновался и выпил много пива. Нина села на заднее сиденье – Саня к ней. Ей не понравилось, что от него пахнет и он, в наглую, лапает ее.
Она попросила остановить машину.
– Нет, езжай! – гаркнул Саня.
Борька поглядывал на них через зеркало заднего вида.
– Отстань! – просила она. – Да прекрати! Не надо!
Борька сдал к обочине. Вышел из машины, обогнул ее и дернул заднюю дверь, выволок на улицу Саню.
Тот не удержался на скользкой насыпи и покатился вниз.
Борька сбежал вниз помочь ему подняться. Саня вымазался в глине и притих. Борька протянул ему руку. Саня ударил его.
– Успокоился? – сказал ему Борька.
– Еще хочешь?
– Давай, еще!
Саня стоял напротив него, затем, оттолкнув его плечом, взошел наверх. Нина подкрашивала губы на улице. Он сел в машину и уехал.
– Псих! – крикнула ему вслед Нина.
Борька поднялся к ней. Он стоял рядом с Ниной и скреб подошвой об асфальт, счищая налипшую глину.
– Я думала сначала, ты тоже псих! – Она продолжала подкрашиваться.
На дороге им никто не останавливал.
– Ты отойди в сторону.
– Зачем?
– Ты что, только вчера родился?
– Нет.
– Ни один не остановится, если девушка с парнем. Понимаешь?
– Нет.
– Ну, отойди.
Борька спустился в кювет к березам. Нина вытянула руку, и тут же несколько машин остановилось возле нее.
Нина позвала его. Борька вышел на дорогу. Две машины уехали. Один согласился довезти до города.
Сидя на заднем сиденье, он почувствовал рядом со своим бедро Нины и заволновался. Он всю дорогу ехал и думал о ее бедре.
Когда они вышли, она пригласила его к себе. Дома показала ему свои видео, которые снимала ради смеха. На одном из роликов она предстала в образе Чарли Чаплина.
– Нравится?
– Да.
– Я учусь на экономическом, но мне неинтересно. Отец хочет, чтобы я получила настоящую профессию. А я мне нравится делать вот это.
Нина наклонилась над ним и заметила, что он вздрогнул. Ей это понравилось, глаза у нее сузились, и она улыбнулась, как лиса в сказке.
– Поцелуй меня, – сказала она ему вкрадчиво.
Борька попятился от нее и упал с дивана. Она засмеялась.
– Тебе нравится Катя? У нее в Москве парень.
Внутри Борьки закрутилось. До этой минуты он даже не думал, что позвонит ей, но, припомнив Катю у автобуса, ее нежность, он разозлился. Поднялся и вышел.
На улице у Жигулей его дожидался Саня. Он скинул сигарету и выпустил дым.
– Давай, садись.
Борька сел в машину. Семерка сорвалась с места. Проехав железнодорожный переезд, свернула в сторону поселка.
– Куда мы едем? – спросил Борька.
– Боишься?
– Нет.
– Правильно. Что я из-за какой-то бабы буду друга терять!
– У меня не было ничего с ней.
– Да ладно. Не оправдывайся.
– Я не оправдываюсь.
– Представь, тут трое как-то ехали, – сказал через какое-то время Санек, – и сбили ночью лося.
– Лося?
– Натурально лося! Вышли, посмотрели, он здоровенный лежит и еще дышит. Передок машины разбит, в хлам, ну они испугались и рванули, а по дороге подумали: сто пятьдесят кило мяса на дороге не валяются. Заехали домой, взяли ножи, фонарики, а когда вернулись, то увидели, что лося уже кто-то разделал.
Машина свернула и, покачиваясь, поехала по грунтовой дороге, в ямах которой блестели лужи.
– Тут только на танках. Пару дней назад суше было.
Саня вел машину, ориентируясь по лужам и темной полоске среди кустов. За окном дул свежий ночной ветер, пахло горькой полынью.
– Ну и темнота! Как бы не наехать на кого.
– На кого тут наедешь. Здесь никто не ходит.
– Медведь тут мотается.
– Медведь?
– Да.
Машина подпрыгивала на кочках, свет фар ловил стволы деревьев, потом выхватил колючку. Саня заглушил мотор и погасил фары.
– Раскоп здесь, – сказала Саня.
Друзья извлекли из багажника топор и лопату. Взвалив их на плечи, двинулись в темноту. Над полем плыл диск луны. Ребята шли к нему, а он двигался от них.
– Ты точно уверен, что место не охраняется? – сказал Борька и услышал свой голос далеко в поле.
– Чего ты как баба заладил. Боишься, так оставайся!
Они шли в сторону высоковольтной линии, потом свернули правее. Глаза попривыкли и стали боле-мене различимы какие-то столбы, кусты, щиток для пулевой стрельбы.
– А если в них ток?
– Нет там никакого тока, все давно отключено. Я же тебе говорил: пару дней назад нарубил жилу.
– А долго копать?
– По-разному… бывает, полметра копнешь и провод, а бывает и глубже рыть надо.
Они поднялись на горку и увидели черные пустующие казармы, или же какие-то корпуса. Саня натянул на лоб резинку с фонариком. Посветил им: повсюду были копанки.
Саня искал свою. Нашел по какой-то одному ему известной примете.
– Тут давай.
Начали копать и через полчаса вспотели.
– Как найдем, разводи костер. Обжигать будем.
Раскопали на метр в глубину и ничего не нашли. Отвернули на полметра в сторону, там тоже пусто. Саня осмотрелся и ударил лопатой на три метра левее.
– Слушай, – начал Борька. – Зачем тебе, Сань, деньги?
– Как зачем? – удивился он. – Просто нужны. Ты с Нинкой переспал. Я тоже заплачу ей.
– Не было у меня ничего с ней.
– Хорош, так я и поверю…
– Можешь не верить.
– А тебе самому, зачем деньги?
– Не знаю.
– Ты вообще, от жизни чего хочешь?
– Отца бы увидеть, тогда бы понял, что я хочу.
– Он сколько лет назад у тебя пропал. Сколько воды утекло. Твоя мать повторно вышла замуж. А ты все думаешь о нем.
– Все равно. Ничего не хочется делать. Тоска какая-то гложет.
Лопата в руках Борьки ударилась обо что-то твердое. Саня спрыгнул в яму и, став на четвереньки, начал выгребать землю руками.
– Вот она жила! – Он посветил фонариком на лбу на черный в комьях из земли кабель.
– Глянь, под ним еще один.
– Точно!
– А если в этом ток?
– Ты достал уже! Нет там никакого тока. Копай вдоль, чтобы больший участок захватить.
Они откопали по два метра вправо и влево. После чего Санёк начал работать топором, оглашая предательским стуком окрестность. Замахиваясь топором, он взопрел и скинул потную рубашку.
– Пивка бы, – облизнулся он.
Из темноты выступили трое. Саня не сразу заметил их. А когда увидел, то от неожиданности оступился и рухнул в отвал. Борька направил на них штык лопаты. Это были люди в камуфляже. Один из них осветил сначала лицо Борьки, затем в яме испуганное лицо Сани.
– Вот они, голубчики! – сказал он.
Саня выскочил из траншеи и бросился бежать. Борька за ним. Трое рассредоточились и пошли на перехват.
На ходу нащупав ключи от машины, Саня щелкнул сингалку и, запрыгнув, закрыл за собой дверь. Ключ не сразу попал в дупло зажигания.
Машина, набирая скорость, пошла с пробуксовкой. Он гнал по кочкам, прыгая на сиденье как в седле лошади. Сбоку мелькнула Борькина фигура, и еще через мгновение он ударил ладонью по капоту, просил остановиться. Санек дал газу. Борька остался позади.
Выбравшись на трассу, Санек переключил скорость и поехал чуть медленнее. Он ехал и старался перевести дыхание: дышать как можно спокойнее. Обернулся, не преследует ли кто его, и в этот момент машина сильно стукнулась обо что-то тяжелое. Черная масса огромным клубком отлетела с дороги. А по стеклу семерки пошла косая трещина. Саня прижался к рулю и, не останавливаясь, помчался дальше.
Только дома он понял, что оставил в рубашке свои водительские права.
С Борькой было иначе, он спрятался за кусты, и преследователи прошли мимо. Выбравшись, он увидел Санин Жигуль и бросился ему наперерез. Но тот уехал. И тут он услышал стук топора. Вернулся на место раскопа и увидел тех троих. Они рубили их кабель. Выскобленная луна висела над ними.
– А здорово мы их! – сказал один.
– Много они нарыли. Нам копать не придется, – ответил второй.
На выходе с поля Борька заметил в ельнике «шишигу». Он подумал, что эта машина тех троих, вытащил из кармана нож и с помощью него спустил у машины колеса.
Дорога была впереди. Он брел по овсяному полю, запах которого, приторно-сладкий, неприятно пьянил. И тут он наткнулся на что-то черное, большое и дышащее. Это был медведь. Большой и косматый. От него пахло мокрой шкурой.
Зверь еще дышал, кровь булькала из его носа. Что-то неуловимо близкое почувствовал в этот момент Борька, и его потянуло заглянуть медведю в глаза. Он подвинулся корпусом и ощутил, как тяжелый хлипкий воздух выходит из легких. Медведь прерывисто дышал. Борька увидел в его черном немигающем глазу маленький диск луны и дернулся. Ему был знаком это ровный и жесткий, как у охотника взгляд. Сердце Борьки всколыхнулось, неужели? Но нет! Лапа косматого зверя поднялась, он увидел раскрытые когти, этим своим жестом умирающий медведь как бы приветствовал Борьку. Сам он не чувствовал страха, наоборот, с этой самой минуты ему вдруг стало легко и безразлично, он знал, как ему жить.
Через мгновение по овсяному полю в свете полной луны, переваливаясь из стороны в сторону, шел Борька, и фигура его отбрасывала тень медведя.
Валерка-молчун
Валерка Кочнев припарковал автовоз – колесо горело. Он выставил знак и начал спокойно выкатывать запаску. Мимо проехал экипаж патрульной машины, остановился, из «Форда» вышел пухловатый гаишник, прошелся туда-сюда. Валерка не обращал на него внимания, ходит и ходит, пусть ходит, на то ему и ноги даны, чтобы ходить. Валерка ставил колесо, весь измазюкался.
– На сколько шагов должен быть отнесен аварийный знак? – сказал гаишник.
– А ты не знаешь? – ответил Валерка, затягивая гайки на колесе.
– У тебя на двадцать шагов.
– А надо на сколько?
– А ты не знаешь?
– Знаю.
– Тогда чего на двадцать?
– Ты какими шагами мерил, своими? А я своими.
Гаишник не ожидал такого ответа и взбешенно сказал:
– Умный, да? Умный! Еще раз увижу, просто так не отделаешься!
Валерка услышал, как стукнул дверью гаишник и уехал. Он убрал инструмент, сел в кабину и завел грузовик.
Через два часа он сдал легковые машины, которые вез, и уже сидел в придорожном кафе, хлебал борщ. Рядом на стул опустился лысый мужик в пиджаке и с борсеткой из кожзаменителя. Мужик был похож на завхоза.
– Командир, заработать хочешь?
Валерка мельком глянул на него, а лысый продолжал:
– Мне в Минск надо партию «лансеров» перегнать, ты как?
Валерка подметил, что у лысого пуговицы на пиджаке пришиты нитками разного цвета.
– Сто баксов даю и еще на бензин… Соглашайся!
Валерка подвинул себе котлету с макаронами и подметил сведенную татуировку на пальце лысого.
– Хорошо… сто пятьдесят, ну нету больше. Все люди братья, выручать нужно! Там за Минском шестьдесят километров по прямой.
– В Борисов, что ли?
Лысый опешил: «Не совсем туда, но туда».
Валерка согласился.
– Спасибо тебе, брат! А то все боятся, жмутся – глонасс-херас у них!
Еще через три часа Валерка, загрузившись, ехал с лысым по трассе.
Темнело. Лес вдали становился похож на неровный забор. Начинались поля.
Лысый всю дорогу восторгался, что Валерка так здорово придумал: надеть на аппарат, который показывает местонахождение машины, простую фольгу.
– Ай-да Кулибин! – говорил лысый.
Ехать оставалось километров сорок.
Валерка объездил всю страну на своем автовозе и всегда восхищался ее размахом и масштабностью, и всегда задавался мыслью, зачем пер на Россию Наполеон, затем Гитлер, ведь ее не пройти, заблудиться легко, потонуть.
– Деньги я сразу по приезду, – сказал лысый. – Так что ты не дрейфь!
– Я не дрейфю.
– Помогать надо, – продолжал лысый. – А то человек человеку – волк. Я вот с женой и дочкой как-то отправился на Байкал. Колесо полетело. Кругом тишь – никого! Запаску вытащил, чтобы в машину больше влезло. Тут вижу, цыгане едут на «семерке», может, и не цыгане, но только черные они все, как уголь, и веселые. Едут, орут из окон непонятное и что-то быстрое, прям как дети. Я дочку посадил поглубже и закрыл одеялом. Жена придвинулась к ней. Остановились они, идут ко мне, а я в руках монтажку держу. Слово за слово. Катят мне колесо. Держи, говорят, брат. Я им: сколько я должен? Они: не надо ничего! Встретишь кого на дороге, вот так же, дай ему колесо – это будет твоя плата, и уехали.
Валерка слушал его, молчал и смотрел на дорогу.
Лысый сидел и, вроде как, ждал ответа на свой рассказ, Валерка молчал, что он мог ему сказать? Таких историй – куча! Сколько всего на дороге случается и всегда, во всю жизнь, с древних времен, происходило, что на море, что в воздухе, что на земле, везде встречаются и добрые люди и злые.
Не доезжая Минска, свернули. Стемнело, и на дороге плохо горели фонари. Лысый хорошо ориентировался, показывал, куда и где лучше свернуть и где есть на дороге яма и выбоина, и частенько приговаривал: не волнуйся, я не разбойник, деньги получишь!
Уже ночью заехали на базу, Валерка сгрузил «лансеры», получил свои сто пятьдесят баксов и, остановившись у придорожного кафе, лег спать.
Ночью ему приснилась армейка. Он служил в Белоруссии. На самом излете Советского Союза. Снилось ему, что заходит он в один и тот же дом и звонит в одну и ту же дверь. А она перед ним отворяется, и за ней ничего нет. Тогда он снова заходит в подъезд и снова звонит в дверь, и она снова открывается, и так бессчетное число раз.
Валерка проснулся и сел смотреть в окно. Светало. Шел мелкий дождь, и фары выхватывали капли на стекле и преломлялись в них.
У Валерки дома – жена и дочь, студентка университета имени Лобачевского, есть маленькая собака, крикливая, есть «Форд-Мондео», часто зовут в гости друзья, купившие дом за городом, там устраивают они баню и шашлык. А за забором, в других таких же домах, тоже люди топят баню и жарят шашлык, и так изо дня в день, и разговоры о политике, войне, ядерной бомбе, американцах, и сколько лет прошло, и только рейс прерывает его размеренную жизнь с баней и шашлыком и разговорами о америкосах.
Валерка нашел дом, точно такой же, какой видел во сне, и дверь в этом доме была такой же, какую он видел во сне.
Рассвело. Забегали, заторопились люди на работу, двинулись автобусы и поливальные машины, застучала мошка по стеклу, оживились птицы. Валерка положил руки на руль и стал смотреть на подъезд.
И вспомнил, как в увольнительную встретил тут Ингу, так звали девушку, которая жила в этом доме. Инга рвала сирень и окликнула его.
– Ко мне нельзя, мои дома, – сказала она и засмеялась.
Валерка был в гимнастерке, ремень туго стягивал талию, он шагнул к Инге – она отвернулась и пошла вперед него.
Вышли в парк, спустились к реке. У берега тухла мертвая рыба.
– Фу! Снова что-то скинули! – сказала Инга и глянула в сторону двух высоких труб и корпусов фабрики с широкой лентой стеклянных окон.
В лесу он сбросил китель на траву, Инга легла и вытянула ноги с треугольными коленками.
– Ты, Валерка, – молчун! Тебе никто не говорил об этом? – сказала она.
– Нет.
– Мне нравятся молчуны, но непонятно, что у них на душе. Вот у тебя что на душе?
– Не знаю, – он присел к ней, боясь ее спугнуть.
– А я знаю, – сказала она и притянула его к себе, и обвила шею, и поцеловала. Валерка пристально смотрел в ее глаза, все внутри него напряглось.
– Что ты думаешь обо мне? – сказала она, и Валерка увидел, как слюна, словно паутинка, пересекает ее рот.
Валерка смолчал. У него еще не было ни разу в жизни девушки, он слышал от ребят разные скабрезные истории и теперь, когда Инга была рядом, боялся ее и тянулся к ней.
Когда они поднялись и она, глядя в зеркальце, выпутывала из волос соломинки, он стряхнул китель и перебросил его через плечо.
Домой возвращались другой дорогой, вдоль поля. Валерка рассказывал о том, что дома него сестра вышла замуж, что не удастся с ней увидеться, будут учения, а должен быть отпуск. Инга молчала, шла и смотрела на свои туфельки.
– Скажи, что ты обо мне думаешь? – снова спросила она.
– Ты самая красивая, – ответил Валерка, не зная, что сказать.
– Дурак ты!
Инга оторвалась от него и побежала далеко вперед, он бросился за ней, но по пути, стукнув себя по карманам, понял, что оставил у дерева на траве документы.
Вернулся – они лежали там, куда он их положил. А когда ринулся за Ингой, ее и след простыл.
Валерка вернулся в часть.
Потом он несколько дней не выходил из танка, рота находилась на марше. Под Борисовом комполка произнес прочувствованную речь, что в этих лесах воевала доблестная рота «Горьковский комсомолец». Валерка думал об Инге, о ее коленках, слюне, пересекавшей рот, и вспоминал запах тела Инги, почему-то ему казалось, что она пахнет сиренью.
В дверь машины постучался гаишник – нельзя тут стоять. Валерка завел автовоз и, разворачиваясь, заметил, что из подъезда вышла полноватая женщина, рядом с ней шел мужчина, у развилки он поцеловал ее и они разошлись. Она или не она? – подумал Валерка. Что-то неуловимо знакомое промелькнуло в развороте женской головы, в движении руки. Она – не она! – думал он. Нет, сказал себе Валерка, это не она. Конечно, не она. Поравнялся с женщиной, открыл окно и вытащил голову, вглядываясь.
Женщина не сразу обратила внимание, что рядом едет здоровенная махина, а когда увидела его небритое лицо в окошке сверху, остановилась. Валерка спрыгнул к ней.
– Кочнев. Валера Кочнев. Молчун, – сказала она. – Вот ты и догнал меня.
Валерка не знал, что сказать, смотрел на Ингу. Она почти не изменилась, как будто, действительно, не было тех лет, а он догнал ее.
– Как ты здесь?
– Ехал вот. Остановился.
– Значит, судьба, – сказала она и зажмурилась от солнца, и пошла вперед, оглядываясь и как бы приглашая его за собой.
В это мгновение Валерка увидел ее всю, какую-то сияющую, неповторимую, и он снова, как и тогда, раньше, засеменил за ней.
– Ты женат? – спрашивала она на ходу.
Он кивал головой.
– А я нет, – доносилось до Валерки, голова его кружилась, было легко, не так, как дома, когда приезжаешь и заваливаешься на диван, и все понятно, и ничего нового. – Родители умерли, – добавила она.
– Извини.
– Да ничего. Это было так давно. Приходи сегодня за дом. День рождение справляем.
– Чье, твое?
– Нет. Придешь?
– Приду.
– Скажешь, родственник из Москвы.
– Почему из Москвы?
– Все знают, что у меня есть родственник в Москве.
– Я приду, – говорил на ходу Валерка и думал, что надо купить рубашку и брюки.
– Если бы ты тогда догнал меня, – протянула загадочно Инга.
– Так я искал! Документы у дерева забыл, – вскинул голову Валерка.
Он и не оправдывался перед ней, и в то же время выдал себя, что помнил тот день, помнил отчетливо и детально.
– Какие документы? – не поняла она.
– Обыкновенные.
Инга остановилась, не совсем понимая, о чем говорит Валерка, жива была только обида, что ее тогда бросили. А тут, оказывается, такие подробности, какие-то документы.
Валерка смотрел на ее приоткрытую грудь.
– Может, я тебя довезу?
– Не надо, – произнесла Инга, и голос ее изменился, с веселого, наигранного, на грустный. Но тут же она снова заулыбалась и, толкнув его легонько в грудь, сказала:
– Увезешь меня в Москву?
– Так я не в Москве живу, – ответил Валерка.
– Видишь, как все не совпадает, – сказала она и свернула к проходной комбината, из которого когда-то вытекала зараженная вода и травила реку. Валерка остался позади.
– Я приду, – крикнул Валерка. – Обязательно приду!
– Не надо никуда приходить! Я пошутила, – ответила она и сделала ручкой «чао».
Валерка вернулся к автовозу, у машины стоял наискосок, преграждая путь, полицейский патруль.
Валерка уладил с ними дела: сунул деньги одному, второму, отогнал грузовик на стоянку, побрился в туалете, разделся по пояс, вытер тело сухим полотенцем и отправился в магазин покупать рубашку и брюки.
Боясь измять брюки, он целый день ходил по парку, смотрел со стороны реки на сверкающие на солнце окна комбината, смотрел на трубы, которые опоясывала надпись «СЛАВА КПСС». Курил, ел мороженое, глядел, как рыбаки тянут рыбу из воды, как рыба бьется на берегу, стараясь изо всех сил пробить своим телом землю и очутиться вновь в воде. Он впервые понял здесь бессилие выловленной рыбы, он подумал, что никогда не задумывался о том, как рыба мучается и кричит, ведь есть же у нее мозг и чувства, и только человек не слышит всего этого. Он смотрел, как бьется розовая плотва, как изгибается телом, а потом лежит и учащенно дышит, раскрывая жабры, и умирает, прижатая сапогом рыбака.
День тянулся долго, несколько раз Валерка подумывал – не бросить ли ему эту затею. Что-то трезвое будило его – вернись домой, но он находил возражения своему внутреннему голосу: ведь куплены рубашка и брюки. Однако самым главным было то, что он отключил звук у мобильного телефона и не отвечал на пропущенные звонки жены и диспетчера. Он понимал: надвигается катастрофа.
Но здесь было солнце, было все, как тогда, в начале лета, было хорошо, и впереди была вся жизнь.
Наступил вечер. Валерка купил цветов: двадцать одну штуку, ровно столько, сколько они не виделись; обошел дом, в палисаднике, над которым висел дощатый навес, за длинным столом, покрытым клеенкой, сидели люди; дети в старой ванне, наполненной водой, пускали корабли и бросали в них камни, корабли тонули, дети спорили и кричали, кто в чей корабль попал.
Валерка увидел Ингу. Она сидела с мужчиной, тот обнимал ее. Валерка поздоровался. Инга вспыхнула, увидев его. И тут же воскликнула:
– Это мой родственник из Москвы приехал!
Мужчины и женщины, сидевшие за столом, обернулись на Валерку. Лица их ничего не выражали, а тот, который обнимал Ингу, вытер стакан, налил в него водки и двинул Валерке.
– Давай, родственник, чтобы полный!
– Так у кого день рождение?
– У меня, – прищурился мужик. – Цветы мне, что ли? – сказал он, и все за столом засмеялись.
– Инге. Ну, чтобы у тебя все было, – сказал Валерка и хлопнул стакан под одобрительные возгласы.
– И нам ничего бы за это не было, – закончил мужик за Валерку и посерьезнел.
Инга взяла цветы, они ей очень нравились, женщины нахваливали букет.
– Значит, родственник. Это сколько же у тебя родственников в Москве? – обхватил Ингу именинник и так сильно сжал ей шею, что она поморщилась и убрала его руку.
– Дайте ему стул, что ли! – скомандовал именинник.
Валерка сел на табурет на углу стола.
Именинник взял Ингу на колени, казалось, он теперь все делал демонстративно. О Валерке тут же забыли, снова пошли разговоры, именинник смеялся, рассказывал, что недавно был в Минске и зашел в магазин, а там акция – все со скидкой продается.
– Я и купил, – разводил он руки и снова опускал их на бедра Инге и поглаживал их. – А на площади митинг. Оппозиция какая-то. Я затарился, тащу две сумки, а мне менты навстречу. Ты с акции? – спрашивают. Я не допер, говорю, да, с акции, и довольный такой стою перед ними, с нее са́мой. Ну, если с акции, говорят, то пойдем, и свернули мне руки за спину.
– В кутузку увели? – удивлялись за столом и закусывали.
– Куда же еще. Но быстро отпустили.
– Это ведь надо! – верещала женщина и счищала красными ногтями кожицу скумбрии.
– Акция – херакция! Пойдем, покурим, – сказал грузный мужчина и, наступая на ноги, вышел из-за стола.
Засмеялись, всем понравился анекдот именинника.
– У нас сосед тоже с белой ленточкой ходил, а бабушку из квартиры выжил, в дом престарелых ее увезли, – вставил Валерка, смеяться за столом перестали, возникла неловкая пауза. Инга положила в тарелку Валерке селедки под шубой и подвинула к краю стола.
– Как там Москва? – спросил именинник. Он тоже собрался курить. Бил себя по карманам, искал сигарету.
– Ничего.
– Путина видел? – сказала женщина, все евшая скумбрию.
– Он же в Кремле! – не понял Валерка.
– А ты там не живешь?! – именинник задымил сигаретой, и лицо его окуталось дымом.
Вдруг он скинул розы на стул рядом.
– Зачем? Не тебе куплены! – Инга взяла цветы осторожно и вставила их в банку.
– Двадцать одна. А чего? – сосчитал именинник розы.
– Столько не виделись.
– Ты давай за мое здоровье еще пей, ешь! У нас в Белоруссии все натуральное и бабы тоже, – он хлопнул рукой Ингу по заду.
– Мне за руль завтра.
Имениннику не давали покоя цветы, Инга возилась с ними и не обращала на него внимания. Он снова вынул цветы из банки. Инга потянулась за ними, он отстранил ее.
– Положи цветы! – встал Валерка.
– Что?
– Розы, говорю, положи назад в банку.
– А то что? – Именинник улыбался во весь рот, мужчины следили, что будет дальше, женщины с восхищением смотрели на Ингу.
Именинник бросил цветы в сторону.
– Так что мне будет, родственник? – произнес он расслабленно и потер руки, как будто к ним могло что-то прилипнуть.
– Зачем ты так? – Инга собирала и складывала розы. – Ты мне хоть один раз купил цветы?
– Куплю! Тебе цветы важны, тварь ты неблагодарная?! – и он ударил ее наотмашь.
Валерка вцепился в него и повалил наземь, их разнимали. Именинник был силен и вывернулся, и несколько раз ударил Валерку в лицо.
Потом, когда именинник держал руку в ванной, где лежали потонувшие корабли, и кровь растворялась, смешивалась с зеленой водой, ему советовали помазать руку перекисью, а то заражение будет. Он вытаскивал руку из воды, прикладывал к губам и посматривал на лежавшего ничком Валерку. Потом подошел к нему, поднял и усадил за стол. Налил водки, себе и ему.
– Пошли все отсюда! – гаркнул он. – Все, и ты, шалава!
Инга ушла. Остались именинник и Валерка.
– Давай, ладно.
Валерка выпил с ним.
– Ты не сердись, я люблю ее. Но меня достали родственники, отовсюду лезут, со всего Советского Союза. Тебя как звать?
– Валера.
– Меня Гена. Только не крокодил. – Он протянул руку, Валерка пожал ее. – Полста мне сегодня. А жизни нет.
Вечер был теплым, стрекотали сверчки, над навесом проносились летучие мыши.
На следующий день под глазом Валерки красовался густо-синий синяк. Он вывел свой автовоз на дорогу и погнал в сторону России.
Включил телефон и перезвонил жене: «Все нормально». Она услышала его голос и успокоилась. Хорошая у меня жена, подумал Валерка, ничего не надо объяснять, все понимает.
У поста его остановил тот же гаишник, Валерка спрыгнул к нему, подумал, отдам пятьдесят баксов, чтобы уж больше не тревожил. Тот увидел лицо Валерки, да так и отпал! Поменял тон и сразу:
– Чего, напали на тебя, помочь?
– Нет, я на ключ, колесо очередное полетело, – соврал Валерка.
– Да ты не бойся, если грабители какие, мы их!
– Да нет, говорю, ключ. Гаечный ключ!
Он и сам начал верить, что на ключ он упал, когда колесо монтировал. Гаишник даже не стал смотреть документы, хлопнул его по спине и пожелал счастливой дороги.
Валерка глянул на колесо, обернулся на дорогу, по которой только приехал, и усмехнулся, и подумал, что все это ему приснилось. Однако глаз болел.
Актриса
Актриса небольшого детского театра Лера Кукина, как обычно, пришла домой поздно, хотя ее спектакль закончился рано. Она не спешила домой, сидела в машине с Виктором Семеновичем, а потом ужинала с ним в ресторане. Чем он занимался, она не знала. В театре, куда он приводил своих внуков, считали, что он силовик.
На улице только что закончился июньский дождь. Лера стаскивала сапоги в прихожей двухкомнатной квартиры, где в одной комнате жила она, а во второй женщина с сыном Петькой.
Петька вышел из комнаты, сел на обувнице и смотрел на Леру. Когда она разулась и хотела его погладить по голове, ударил ее. Лера не стала сердиться на него, ушла и закрылась в ванной. Там она сняла макияж и потом долго стояла под душем, смывая с себя остатки дня. Лера устала – устала играть, разговаривать, врать матери, устала быть одна.
Потом она тыркалась и не могла открыть дверь из ванной.
– Петька, ты! Открой, говорю! Ах, ты, гад!
Дверь открыла мать Петьки.
– Извините, – сказала она.
– Ничего, – Лера прошла в комнату, на голове ее тюрбан из полотенца.
Она сидела с феном и сушила волосы, лицо ее горело, вокруг глаз круги. Спать не хотелось. Вспоминала слова и взгляды Виктора Семеновича и улыбалась. Ей льстило, что он ухаживает за ней.
Потом она заварила на кухне чай из специальных трав, который ей посоветовали пить коллеги из театра. Чай ей не понравился, она поморщилась и выплеснула его в унитаз. Захотела заварить черный чай, крепкий, такой примерно, какой любил пить отец, возвращавшийся из рейса. Чая на полке не было. Тогда она взяла соседский чай и заварила его. Петька вышел из своей комнаты.
– Что не спишь, пират? – сказала она ему.
– Я не пират.
– А кто ты?
– Я – Дарт Вейдер.
Петька вытащил светящийся меч и начал им размахивать. Задел в темноте чашку на столе, уронил ее.
– Петь, тебе сколько лет? А ты все в солдатики играешь. Девчонки тебя любить не будут.
– Мне восемь лет, – сказал Петька, – и я женюсь на тебе.
– Я взрослая, на мне нельзя.
– Тогда я не скажу, кто к тебе приходил.
– И кто приходил?
– Не скажу.
– Давай, колись, Петь!
– За поцелуй.
– Ах ты разбойник. Маленький, а уж поцелуй. Я вот твоей матери скажу.
– Не скажешь. Потому что я скажу, что ты у нас чай воруешь.
– Я, кстати, Петь, всегда возвращаю, если что брала. Твоя мама знает.
– И вообще ты злая! – сказал Петька. – Мама говорила, что у тебя детей никогда не будет.
– Много она знает! – выкрикнула Лера. – А ну, марш домой!
Она завела Петьку в комнату. Его мать занималась с кем-то английским по скайпу.
– Это как это у меня детей не будет? – сказала Лера.
Петька убежал из комнаты.
– Вы мне мешаете заниматься.
– Занимаешься, да?! За мальчишкой следи. Занимается она!
Лера вышла из ее комнаты, взяла чашку с терпким на вкус чаем и ушла к себе. Там она плюхнулась в кресло, вытащила телефон и листала переписку в фейсбуке. Никто ей не писал, она поставила лайки под фотографиями своих знакомых и набрала номер Виктора Семеновича.
– Алле! – произнесла она тихим голосом.
– Я же просил не звонить мне в это время! – ответил он яростно.
– Да пошел ты! – Лера отключила его номер и отбросила телефон на кровать.
В дверь постучалась мать Петьки. Подала записку, о которой говорил Петька. В записке было:
«Привет, Лера. Это Котов. Если хочешь, увидимся на вокзале. Я уезжаю сегодня ночью. Курский вокзал».И время.
Лера глянула на часы, еще два часа до отправления. Котов был ее давним парнем. Он был когда-то актером. И так же, как она, мыкался, бегая по кастингам, злился, когда слетала роль. Котов чем только не занимался, лишь бы заиметь дело, и снимал полнометражный фильм, после чего прогорел и влез в долги. Лера любила Котова и во всем следовала за ним, верила в его талант. А он начал употреблять наркотики. После этого они стали чаще ругаться. Он ревновал Леру, не давал ей участвовать в серьезных кинопроектах, приезжал на съемочную площадку, лез драться. Лера терпела его. Но когда он украл из гримерной деньги и драгоценности у одной известной актрисы, она сказала себе стоп и оставила его. Через месяц Лера и Котов сошлись снова. Но все чаще ругались. И когда он ее избил, она вызвала полицию. С тех пор она больше его не видела. И вот теперь снова.
Лера убрала записку, лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. Выдвинула ящик тумбочки, достала пузырек со снотворным и снова убрала. Затем она быстро оделась, натянула сапоги и вышла из дома.
Спускаясь на лифте, она вызвала такси. Машина приехала быстро. Ночью Москва была свободна. Мелькали огни за окном. На вокзале Лера расплатилась с водителем и машина уехала.
Лера стояла на улице и представила, что ей придется снова за кем-то ухаживать, волноваться, нервничать. И она подумала: зачем я приехала? Нет, старого не вернуть.
Она вытащила телефон, чтобы снова вызвать машину. Но тут ее окликнули.
– Лера!
Она обернулась и увидела Юру.
– Ты приехала! – сказал он. – Я знал, спасибо тебе.
– Что ты знал? Я приехала подругу встречать, – соврала она.
– Разве ты не получила мою записку?
– Нет. А что, ты был у меня?
Лера заметила, что он сильно исхудал, щеки его впали, сам он как-то вытянулся и все время кашлял в кулак.
– Я рад тебя видеть, – сказал он.
– Я тоже, Юра, – Лера поняла, что если сейчас не избавится от него, то не избавится никогда. Поэтому захотела побыстрее уйти от него.
– Мне надо идти.
Он схватил ее за руку.
– Пусти!
– Лера!
– Я сказала, пусти!
Он убрал руку. Лера ушла.
Она зашла в здание вокзала. И прямиком в туалет. Там закрылась в кабинке и ревела. Затем умылась. Вышла на улицу – огляделась, Котова нигде не было, вызвала такси.
Она ехала по ночной Москве домой. И ей не хотелось возвращаться. Все равно не уснуть. А таблетки пить и вообще. Все казалось таким ужасным, и, самое главное, она как будто сделала что-то поганое, измазалась, и скорее хотелось забыть об этом. Поэтому она попросила водителя изменить маршрут. Через минут десять такси остановилось у ночного клуба.
Лера сидела у барной стойки и выпивала. Светящиеся лучи, то зеленые, то фиолетовые, то желтые, красные, прорезали потолок. Со сцены доносилась музыка, звучал контрабас.
К Лере подсел какой-то парень, на нем была рубашечка в горошек и бабочка.
– Скучаешь? – сказал он.
– Отвали!
– Да ладно ты. Знаешь, в Южной Америке женщины в новогоднюю ночь надевают трусы желтого цвета.
– На фиг ты мне это рассказываешь?
– Вот ты уже улыбнулась!
– Ничего я не улыбнулась!
– Улыбнулась. Я же вижу.
– Слушай, чего ты ко мне привязался? Других баб нет? Если снять меня хочешь, так валяй!
Они вышли из клуба и сели в его машину. Поехали. Леру рвало всю дорогу.
Проснулась она днем от того, что парень толкал ее.
– Давай, давай! Поднимайся!
Лера не узнавала его. Смутно в ее голове через зеленый свет выходила фигура этого парня в бабочке.
– Я спать хочу. Отстань!
– Давай, сказал! – он стащил с нее одеяло. – У меня сейчас жена придет.
Лера хотела поиздеваться над ним. Но, заметив часы на стене, всполошилась. Репетиция! Как она про нее забыла!
Лера схватила свои вещи, оделась и так, с растертой вокруг глаз тушью, выбежала за дверь.
– Сумочку возьми! – крикнул он ей и выбросил на площадку ее сумочку.
Лера вытащила губную помаду, нарисовала на его двери большой толстый член и написала «козел».
Она спустилась в метро. И ехала через кольцевую ветку, так было быстрее. Рядом с ней стояли какие-то азиаты и рассматривали новенький телефон. Крутили его в руках, радовались, как дети. Она почувствовала, что на нее через черные очки смотрит кавказец.
Лера протиснулась дальше. Вспомнила, как приехала впервые в Москву с Котовым. Они тогда были молодые, полные сил. Только и думали, что вот сейчас завоюют мир. У Юры из-за спины выглядывала гитара, и он расчехлил ее и начал бренчать прямо в вагоне, и смеялся, и был такой невероятно непосредственный.
Дальше она пересела на другую ветку, вокруг нее стиснулись люди, так сжали ее, что ей показалось, вот сейчас у нее внутри что-то лопнет.
По дороге в театр она купила воды в магазине и жадно пила на ходу.
Параллельно ей тихо двигалась иномарка. Остановилась. Из машины вышел Виктор Семенович.
– Лера! – позвал он.
Она развернулась на него, и такими смешными показались ей его седые волосы бобриком и какая-то старческая моложавость, что она засмеялась.
– Я звонил. Ты недоступна. Не обижайся, – подошел он к ней. – Ты бы еще на работу пришла. Садись в машину. Я тебя довезу.
Она села в машину.
– Поехали, – сказал он. – Я знаю ресторанчик. Грузинский. Они сейчас снова в Москве открываются.
– Не могу. У меня репетиция, – она все никак не могла остановиться: смеялась и смеялась.
– Что с тобой? Что смешного?
– Ты смешной, – выговорила она сквозь смех. – Посмотри на себя, ты похож на Фавна!
Он ударил ее ладонью. Лера замолчала, смотрела на него испуганно.
– Проспись! – сказал он ей, открыл дверь и вытолкнул ее.
Лера осталась одна на улице. Ее душили злоба и отчаяние. Она хотела выплакаться и не могла. Ей казалось, что все в жизни устроено так, чтобы ей было плохо.
У служебного входа стояли актеры и курили. Она поздоровалась с ними. К ней подошла помреж и сказала, что у нее есть изменения в графике. Лера не слушала ее, смотрела на лица своих коллег. И ей казалось, что они все ненавидят ее, ведь она их ненавидела за то же, за что ненавидела себя: лицемерие, предательство и тщеславие.
Она вошла в театр, взяла ключи от гримерки, поднялась на второй этаж. Открыла дверь. К ней подошел режиссер.
– Лерочка, ты была права! И сцену нужно делать по-другому. Героиня не должна стреляться и уж тем более закалываться! Ни за что! Это глупо. Абсолютно глупо. Подумаешь, граф! Да разве мало таких графов!
Портниха из пошивочного делала замер, нужно было перешить рукав.
– Вот так, – говорила она, и булавка торчала у нее во рту. – А теперь вот так.
Лера слушала их и не слышала. Она пошла прямо по коридору, свернула в цех декораций, какие-то тюки с кулисами лежали на полу. Лера упала на них и начала заворачиваться, ее душило отчаяние, и ей хотелось стать коконом.
– Лера! – услышала она над собой голос помрежа. – Репетиция же!
– Оставьте ее, – сказал режиссер. – Она готовится к роли. Разве не видите?!
– Актриса! – восхищенно произнесла над ней молодая актриса.
Через неделю сыграли премьеру. О Лере написал серьезный театральный журнал. В гримерку завалился с охапкой цветов Виктор Семенович.
– Лерочка! – вытащил он из кармана бордовый футлярчик. – Солнце мое! Хорошо, что ты тогда мне позвонила ночью. А то бы я так тянул и тянул. Выходи за меня замуж.
Он вез ее по ночной Москве, в районе Пушкинской площади у Леры зазвонил телефон.
– Да, – сказала она.
– Ты знаешь, – сказал ей неизвестный женский голос, – что Юра Котов умер?
– Какой Юра?
– Юра Котов! Ты забыла?
Лера отключила телефон.
– Кто такой Юра Котов? – спросил Виктор Семенович.
– Не знаю, – ответила она и отвернулась к окну.
Политика
Дядя Леша – краснолицый, маленького роста с крепким стриженым затылком мужичок стоял у подъезда и курил. Он уже вмазал сто пятьдесят водки и, встретив Витьку Бадина, соседа со второго этажа, доложил ему, что сейчас еще догонится соткой и пойдет смотреть «про политику».
– Чего смотреть? – переспросил Витька Бадин.
– Политику! Ты чего, ток-шоу не смотришь? – дядя Леша удивился.
– Нет. Не смотрю. Времени не хватает. Работы много.
Витька сегодня пострадал из-за политики. Вот как это случилось. Он работал на рыбном заводе, на погрузчике, и поцапался с одним из менеджеров, когда отгружал в холодильник ванну с засоленной горбушей. Он поставил ванну в проем и забаррикадировал одного из менеджеров, который в это время вел там учет. Тот потом примчался и давай качать права. Менеджер был человеком новым на заводе и приходился каким-то близким родственником генеральному. Витька этого не знал, поэтому со свойственной ему искренностью и простотой послал этого менеджера куда подальше. Тот оскорбился, ударил Витьку. Витька – его. Потом они закурили. Вроде как помирились и начали говорить за футбол.
Менеджер любил футбол и болел за «Челси».
– Потому что Абрамовича команда!
– И что? – возражал ему Витька.
– Как что? Абрамович, он же наш?
– Я за «Локомотив» болею. Там Палыч.
– Что твой Палыч!
– А что твой Абрамович!
– Я англичан вообще не уважаю, – воскликнул Витька.
– У них футбол! У них королева!
– А у нас Палыч! Он выйдет в своей шапочке-«петушок», и его команда сразу всех побеждает.
– Зато у них фунт стерлинга, Стинг и «Роллс-Ройс».
– А у нас подлодки сильные.
Витька горячился. Менеджер тоже. Снова закусились, и начали толкаться. Этим все и закончилось. И только после, когда Витька ставил погрузчик в гараж, к нему подвалил бригадир, лысый и пузатый мужчина лет пятидесяти шести. Он предупредил:
– Короче, попал ты, Витюня! По полной попал. Пиши по собственному.
– Как так?
– На фига ты его толкал?! Он же племянник генерального.
– А я знал. Мы с ним за футбол спорили.
– Ну вот и доигрался.
– И что теперь? Ничего нельзя сделать? – Витька боялся остаться без работы. Работу было найти трудно.
– К начальнику гаража надо идти. У него жена работает в бухгалтерии.
Они сходили к начальнику гаража, тот был подшофе: уходил в самом начале лета в отпуск и проставлялся.
Бригадир сел к столу, выпил. Витька стоял и ждал у пожарного щита, на котором висели, выкрашенные в красный цвет, багор, ведро, топор и лом. Бригадир вернулся, сильно выпивши.
– Короче, он все уладит. Его жена там со всеми вась-вась.
– Спасибо. Магарыч с меня.
– Я водку не пью. Ты, если что, коньяк мне. Армянский только.
– Ладно. Мне выходить завтра или нет? – решил уточнить Витька.
– Вечерком сегодня звякни. Я узнаю. Может, день-другой нужно будет переждать. Главное, начальник гаража в курсе. У него сегодня хорошее настроение. А хорошее настроение – это признак решеного дела.
Витька обрадовался. Они стали выходить через проходную. Бригадир усмехнулся:
– Ты вообще это правильно замутил, – сказал он. – Достало это все. Одни свои да наши. Я сына хотел своего сюда к нам пристроить. Он институт закончил. Умный парень. Физик. Не берут – мест, говорят, нет. А этого взяли… Позвони мне часов в девять.
Витька доехал на автобусе до дома и встретил у подъезда дядю Лешу. Было часов восемь.
Света – жена Витьки наварила кастрюлю борща. Витька отказался от ужина. Вышел на балкон и закурил, глядя на темнеющий город.
– Остынет же! – заглянула на балкон Света.
– Потом.
– Случилось что?
– Времени сколько?
– Половина.
– Половина чего?
– Девятого. Так ты есть будешь? Я два раза подогревать не стану.
Витька дождался девяти часов и позвонил через пять минут. Телефон бригадира временно не обслуживался. Витька звонил еще несколько раз. Но телефон у того был отключен.
На балкон снова заглянула Света.
– Закрой дверь! – прикрикнул на нее Витька. Подумал и позвонил на охрану, узнал у них номер телефона начальник гаража. Перед тем как позвонить ему, волновался. Ушел с балкона на кухню, съела тарелку борща с густо намешанным майонезом.
Света сидела напротив мужа.
– Ты скажешь наконец-то, что случилось или нет?
– Увольняют меня.
– За рыбу? Ты же ее не брал больше?!
– Дура! Причем тут рыба! Поцапался там с одним. Он племянником генерального оказался.
– А не мог не поцапаться?
– Не мог. Он за «Челси» болеет. А я за «Локомотив», и подлодки наши лучше.
– Какие подлодки?
– Наши. – Витька решился, набрал номер телефона начальника гаража. Мужской властный голос ответил:
– Да. Кто это?
– Это я, Владимир Сергеевич, Витя Бадин.
– Ну.
– Я на погрузчике работаю.
– Ну.
– Вы, наверное, помните, к вам походил наш бригадир.
– Ну.
– Вы вроде обещали ему, что поможете мне…
– В чем?
– Ну, сегодня же вроде…
– Слушайте, как вас?
– Витя Бадин.
– Витя… Виктор! Я никому ничего не обещал. Я еду в поезде. У меня отпуск.
Телефонный разговор прервался.
– Может, и не уволят? – высказалась Света.
Витька хотел сорваться на нее, но, увидев ее преданное лицо и дрожащие губы, сдержал себя. Он был женат всего как год. Сразу после армии женился на Свете, с которой познакомился в парикмахерской. Она работала там.
«Можно было, конечно, прождать какое-то время, деньги были в загашнике. Но кредиты! – думал Витька, оглядывая стены, мебель, потолок – весь этот евроремонт, пропади он пропадом. – А еще машина, и тоже в кредит».
– Как же быть? – пролепетала Света.
Витька обнял ее.
– Ничего, все нормально будет. Придумаю чего-нибудь. За кредиты не волнуйся.
– Я не волнуюсь. Я за тебя боюсь. Вон у одной муж тоже уволился и теперь второй год пьет.
– Все будет хорошо, – сказал Витька как-то неопределенно и накинул куртку. Хотелось пройтись, развеяться.
– Ты куда?
– У подъезда постою.
– Может, попросить у него прощения, у этого племянника? – сказала Света.
– За что? Он меня тоже толкнул. Вот ты интересуешься политикой?
– Нет.
– Вот и я не интересуюсь. И он не интересуется. А она – есть.
– Все равно, зачем было драться?
– Что я должен был, вторую щеку ему подставить?! Что ты вообще понимаешь? Ты как глупая! – Он спустился вниз и вышел на улицу.
На улице было светло, хотя и вечер. Витьке хотел с кем-нибудь подраться, чтобы только погасить злость. В палисаднике какой-то выпивоха рвал сирень. Витька перешагнул через забор, взял этого мужика за грудки и тряхнул. Тот заулыбался ему идиотской улыбкой. Витька бросил его и направился к магазину.
У его дома на маленьком пятачке, заставленном легковушками, пытался вывернуть прицеп, чтобы подъехать на разгрузку, грузовик. Витька постучался к водителю. Он открыл дверь.
– Чего тебе?
– Хорош ездить! – сказал ему Витька.
– Пошел ты! – спокойно ответил ему водитель и закрыл дверь. Его грузовик снова начал пятиться назад.
Тогда Витька рванул дверцу на себя.
– Ты чего, не понял? У меня тут машина стоит. Заденешь ее.
– Я ее задевал раньше? – сказал водитель фуры все так же спокойно.
– Нет.
– Тогда в чем проблемы?
Витьке нужен был повод.
– А чего ты с прицепом приезжаешь? Мог бы без него, проще было бы! – сказал он.
– Слушай, мужик, тебе работа нужна? Иди устраивайся к нам в логистику. Я посмотрю, как ты будешь выкручиваться! – Водитель закрыл дверь и уставился в боковое зеркало, чтобы довершить свой маневр.
Витька остыл, ему было досадно, он сунул руки в карманы и зашел в магазин. Там было тихо и пусто, шумел холодильник, и кассирша рассказывала уборщице, как недавно ездила к ворожее.
