Оглавление
Михаил Вайскопф. Агония и возрождение романтизма
От автора
Часть 1. Романтизм на излете
Творчество Лермонтова как агония романтизма
Стратегия иносказаний. Запад в консервативной периодике Пушкинских лет
Случай, который повторился. Неучтенные источники Гоголя
«Мрачные образа» Об одном источнике двух повестей гОголя – «Портрет» и «Вий»
Мнимый Гоголь в роли ревизора
Проблема модального статуса в сочинениях Гоголя
«Значительное лицо» в версии Льва Толстого, или гоголевский след в «Войне и мире»
Женские образы в «Войне и мире» и русская проза 1830-х годов
Голубь и лилия. Романтический сюжет о девушке, обретающей творческий дар
Часть 2. Голубая тюрьма: Очерки о Фете
Борьба за Афанасия Фета
Гернгутерский субстрат
Кантонистский стол
Два Адама
Танец с черепом. Балладно-вампирические мотивы в творчестве Фета
«Цветочные спирали» Недовоплощенность как конструктивный принцип
Взаимообратимость лирического субъекта и объекта, снятие дихотомий
Эстетика утилитаризма и утилитаризм эстетики
Центр и периферия. Социокультурная геометрия Фета
Фет и Гоголь
Фет и Толстой. К истории религиозной распри
Спор о России. Фет и Тургенев
«Жезл Аарона» Кастово-монархический капитализм Фета
Часть 3. Посмертные приключения романтизма
«Свирепые глаза Сталина» К истории одного псевдонима
От масонской теософии к «незнакомке» А. Блока. Преемственность гностического сюжета
Между библией и авангардом. Фабула Жаботинского
Рихард Вагнер, Франц Кафка и Александр Грин. Метаморфозы «Летучего голландца»
Пути избавителя. Конспирология в «Крысолове» Александра Грина
Извлечения
М. Булгаков и Г. Гейне. Опыт краткого комментария
«Государство» Платона в поэзии советского авангарда. Две заметки
Воспоминания Андрея Белого о Штейнере. Актуальный контекст
«Турецкий игумен» К концептуальным истокам книги Андрея Белого «Мастерство Гоголя»
Часть 4. Набоков, или Воскресение романтизма [574]
Интертекстуальная экспозиция
Романтическая традиция в «Отчаянии» Набокова
Нетки Цецилии Ц. о романе Набокова «Приглашение на казнь»
Приложение. Пропащая грамота
Галилея
Ферапонт Промокашин. Капля меда[697]
Иван Кологривов. Лунная грязь
Барон Прозен. За стеной
[А. П. Розенгартен] [698] Письмо госпоже икс
Памяти Мурра. Докладная записка Фемистокла Тимофеева, сравнительно молодого котенка
Графиня
Список литературы
Отрывок из книги
Перед вами второй сборник моих работ. Предыдущий, изданный «Новым литературным обозрением» в 2003 году под названием «Птица тройка и колесница души», состоял из публикаций, накопившихся за двадцать пять лет (с добавлением перепечатанной книжки о Маяковском). С тех пор у меня появилось немало других статей и сообщений и вышло несколько монографий. Одна из них, «Влюбленный демиург: Метафизика и эротика русского романтизма» (НЛО, 2012), содержала пространный анализ русской романтической школы, взятой тогда в рамках ее базовой пушкинско-гоголевской стадии. Теперь эту проблематику, но в ином жанровом формате, я пытаюсь провести сквозь весьма разнородный и разновременной материал – в диапазоне от Лермонтова до Набокова. Ведь русская романтика являла себя в бесчисленных перевоплощениях – модернистских, авангардистских и прочих. Порой она внятно пробивалась в мощном, хотя все же промежуточном реализме – причем не только у Тургенева, Достоевского или Гончарова, где ее присутствие самоочевидно, но и у принципиального антиромантика Толстого и даже, весьма ощутимо, у Чехова. Позволю себе сослаться здесь на концовку «Демиурга»: «Романтизм был вовсе не мостом к великой русской литературе, а ее непреходящей живой основой, соками которой она питается и поныне». В согласии с такой установкой, «Агония и возрождение романтизма» – это целостная книга.
Отслеживая по мере сил строение и многосложный генезис рассматриваемых тут сочинений, особенно советского периода, я старался плотно встроить их в насущный контекст. Бывают рифмующиеся даты, которые знаменуют закат культурной эпохи. Романтический золотой век иссяк где-то к началу 1840-х годов, физически подытоженный смертью Лермонтова, а нарративно – «Шинелью» и «Мертвыми душами» Гоголя. Русский неоромантизм был раздавлен (или все же придавлен) через сто лет – вместе с его создателями, да и вместе с остальной русской литературой. Под новый, 1939 год в лагере умучили Мандельштама, а через полгода в свободном Париже в свободной нищете скончался Ходасевич. В январе следующего, 1940 года чекисты убили Бабеля, в марте умер Булгаков, а в августе 1941-го повесилась Цветаева; прибавим к этому мартирологу Введенского и Хармса, тоже уничтоженных властями в начале войны. В мае 1940-го последний великий русский романтик Набоков успевает бежать от наступающих нацистов из Франции в США, где станет, однако, уже не русским, а американским писателем, сумевшим адаптировать свой эмигрантский опыт к совершенно новым условиям.
.....
Вскоре Блюдечко узнает в Фесе ту самую девушку, с которой недавно он танцевал и которая пленила его воображение. Покидая вместе с другом усадьбу – на хозяйской коляске – он прощается с героиней лишь на краткое время, ибо собирается вскоре вернуться. И застенчиво прибавляет: «– Только извините меня пред вашим папенькой… Я не Гоголь, я Федор Блюдечко…» (С. 27). С извинениями обращается он на прощание и к самому судье, но тот в ответ его урезонивает:
В заключительной главе, действие которой происходит через полгода, показан новый приезд обоих чиновников. Блюдечко вернулся, чтобы отпраздновать свою свадьбу с Фесей, а уже женатый Ситечко – чтобы быть у него шафером. Словом, гоголевский сюжет о сватовстве псевдоревизора к дочери городничего нашел тут счастливое завершение.
.....
