Читать книгу Черный Кардинал - Михаил Юрьевич Зашихин - Страница 1

Что стоит в начале начал? Сложно найти человека, никогда не задававшегося этим вопросом. Но вопрос – это только первый шаг на пути к истине, ведь нужно еще и найти ответ. Полет мысли приводит разных людей к различным результатам. Одни обретают веру, другие – доказательства и факты. Что забавно, каждый из них старается переманить на свою сторону как можно больше последователей. Но кто же из них ближе к истине, что же все-таки было началом: свет или тьма? А может, все началось со Слова?

Так или иначе, все возымело свой старт. Под воздействием некоторых сил вселенная вспыхнула пламенем, сотворившим все бесчисленные миры, которые нас окружают. Пламя жизни – самая яркая и потому самая неугомонная стихия. Однако именно наша планета стала одной из избранных носительниц этого пламени. И кто знает, был тому виной случай или чей-то великий замысел…

– Вы меня слушаете вообще, Николай Александрович? – с некоторым возмущением в голосе спросил главный врач.

– Да, я вас слушаю, – смиренно ответил психиатр.

– Оно и видно. В общем так, чтобы завтра в бумагах был наведен порядок, это ясно? Проверка приедет со дня на день, а у нас как обычно царит бюрократический хаос! И не забудьте сделать обход по палатам, которые я упомянул. Скорее всего, проверяющие будут акцентировать свое внимание именно на них, – командирским тоном продолжил Сергей Григорьевич, попутно проставляя печати на незаполненных бланках.

Николай Александрович понимающие кивнул и покинул кабинет главного врача. Он не считал Сергея Григорьевича некомпетентным или, хуже того, глупым. Психиатр прекрасно понимал, что все действия начальства аргументированы условиями, в которые их загоняет жизнь. Однако невозможно было отрицать, что главный врач воспринимал подобные проверки слишком близко к сердцу и зачастую проявлял необдуманную спешку. Куда вообще можно торопиться, когда ты замкнут в колесе?

Но что делать, указ есть указ. Николай Александрович начал свой обход без толики заинтересованности. Простому человеку его работа может показаться необыкновенной. Ведь, казалось бы, психиатр – самый настоящий волшебник, единственный в своем роде врачеватель душ. К сожалению, реальность куда более прозаична. Основная часть работы Николая Александровича заключалась в наблюдении за состоянием пациентов и выписке лекарств. Да, иногда пациенты пытались разговаривать с ним, в надежде найти общий язык. Но что толку просить совета у того, кто сам уже давно запутался в лабиринте собственных мыслей?

Из каждой следующей палаты психиатр выходил более истощенным, чем из предыдущей. Возвышенные мысли, конечно, отвлекали его от повседневной рутины, но они не могли защитить его полностью. Он, словно мученик, сам того не подозревая, оставлял каждому из пациентов частичку своей души. Белые стены, ободранные временем, больничные койки, ставшие тюрьмами, окна, зарешеченные с обеих сторон – все это вытягивало из Николая Александровича жизнь. И лишь один луч света в этой непроглядной тьме держал психиатра на плаву – палата номер шесть.

– Последняя, – с улыбкой прошептал он, отпирая очередную дверь. Было бы упущением не упомянуть, что Николай Александрович, на самом деле, любил свою работу и считал призванием всей жизни. Еще будучи студентом, он любил ставить диагнозы каждому встречному, не забывая при этом делать умный вид и свои фирменные кивки. Особенно яркий эффект достигался, когда юный врач громко и неразборчиво бормотал страшное название диагноза, который первым пришел ему на ум, при этом снисходительно покачивая головой из стороны в сторону. Эмоции жертв Николая Александровича были бесценны. Однако студенческая пора уже давно покинула психиатра, как и мотивация к работе. Ему просто стало скучно.

Шестая палата сильно отличалась от прочих. В ней ценитель искалеченных душ мог почувствовать себя по-настоящему живым. Николай Александрович вообще любил выделяющиеся из обычной практики случаи. И это был один из них.

– Опять вы! Снова пришли колоть меня своими ядовитыми смесями? Или, быть может, сегодня вы наконец решились на электрический стул?! – воскликнул единственный пациент шестой палаты, злобно окинув взглядом своего врача.

– Маниакально-депрессивный психоз, вот мы и встретились, – с иронией в голосе ответил психиатр, присев напротив больного. – Как себя чувствуете, жалобы есть?

– Есть ли у меня жалобы?! Безусловно! Вы когда-нибудь задумывались, сколько глаз следит за вашей жизнью ежедневно? А ведь их сотни, тысячи, и все так и рвутся влезть в вашу жизнь. Правительство наблюдает за вами через скрытые камеры! Корпорации используют вашу личную информацию в своих целях, а затем продают ее на черном рынке! И вы до сих пор верите в свою безопасность?

– Да ни во что я уже не верю, – Николай Александрович с грустной улыбкой посмотрел на пациента. – Как ни крути, бред преследования это всего лишь симптом. Вам уже давно полагается комплексный подход к лечению. Жаль, что у нас нет необходимых препаратов. Но я попытаюсь что-нибудь придумать.

– А знаете почему их нет? Правительство сократило затраты на здравоохранение. На нас с вами. Они хотят вытянуть из нас все соки, до последней капли! Крысы, бегущие с корабля первыми, и то выглядят более благородными! Я вам вот что скажу, уж лучше стать крысой и сбежать, чем оставаться и смотреть на то, как страна обливается огнем. А ведь его возмездия не избежать, им всем воздастся по заслугам…

После этих слов Николай Александрович задумался. Речь пациента можно было расценить как маниакальный бред, списав все детали на расстройство психики. Однако один факт не давал психиатру покоя. Откуда этот больной так много знает о внешнем мире, если уже давно заперт здесь? Посетителей у него не бывает, другие сотрудники клиники с ним не общаются, да и литературы он не читает, большую часть времени проводя в забвении. Ни для кого не секрет, что лечение тяжело больных душою людей может зайти в тупик без должного подхода. В качестве хоть какой-то меры борьбы с психозом, безнадежных пациентов предают ментальному забвению. Став призраками, эти люди не только окончательно теряют рассудок, но и вовсе лишаются всякой человечности. Николай Александрович не хотел той же участи для пациента шестой палаты, хотя и понимал, что это неизбежно. И все же, каким образом человек, никак не связанный с внешним миром, может быть так информирован?

– Чьего возмездия им не избежать? – психиатр развил мысль собеседника, в надежде, что это даст ему хоть какую-нибудь подсказку.

– Того, чье имя давно проклято и позабыто. Сейчас кто-то зовет его героем, сравнивая с гениями былых времен. Другие же наоборот, страшатся своей участи и вовсе обходят его упоминание стороной. Но все это не имеет значения, ведь в конце времен он заберет и тех, и других. Демон, творящий зло во благо. Черный Кардинал, – сказал пациент с трепетом, с каким говорят об идолах.

– Ладно, это была плохая идея. Я выпишу вам новый препарат, он должен сделать вашу жизнь чуть спокойнее. Возможно, он даже сможет отгородить вас от видений, – устало произнес психиатр, попутно сделав несколько записей в своем блокноте.

– Вы что, мне не верите?! Я говорю вам, доктор, кричу вам правду! А вы просто игнорируете ее, словно она не имеет никакого значения! Да он сам приходит ко мне каждую ночь и рассказывает о мире! О переменах. Об искуплении… – по щеке больного прокатилась слеза. Ему были свойственны резкие перепады настроения. Мания всегда сменялась депрессией, а депрессия манией. И так изо дня в день. По замкнутому, бесконечному циклу.

Психиатр молча запер дверь шестой палаты. Он знал, что никто посторонний не мог попасть в отделение ночью, тем более без ведома охраны. Да и кому вообще может взбрести в голову общаться с умственно лишенным?

Состояние пациентов, как и самого Николая Александровича, ухудшалось с каждым днем. Препараты, способные помочь в запущенных случаях, стоили очень дорого, да и мороки с ними много. Этих людей все равно никто не ждет, к чему тратить на них свое время? Те, кто действительно нуждались в выздоровлении, уже давно выздоровели. По крайней мере это был единственный довод, который мог успокоить психиатра. Конечно, в глубине души он знал, что жизнь в этом месте уже давным-давно покатилась к чертям. Но что-то его не отпускало, не давало все бросить и начать с чистого листа. Казалось бы, чего тут сложного? Пойди да возьми все то, что предлагает тебе мир, отбрось все ненужное и стань счастливым. Но, как бы это не было парадоксально, именно у врачевателя душ душа страдала больше всего. Он хотел все бросить, перестать заполнять никому не нужные бумажки и забыть извечный страх грядущих проверок и завтрашнего дня. Ему просто хотелось жить. Быть свободным.

Что примечательно, в одиночестве Николай Александрович всегда выглядел хмурым и уставшим. Вся его суть так и кричала о том, что жизнь прогорает в пустую. Скромный осенний свитер и черные брюки подчеркивали его отстраненность. Очевидно, что психиатр не был богатым человеком. Его туфли не были начищены до блеска, а очки уже давно прослужили свой срок. И все же что-то в его внешности делало его особенным. Узкое лицо? Красивый, прямой нос? А может пепельные волосы с сединой на висках? Нет, конечно же нет. Все дело в глазах. Глаза психиатра были голубыми, но гораздо больше внимания привлекали зрачки, нередко расширенные из-за недостатка освещения. Зрачки, в которых содержалась вселенская печаль. Взгляд Николая Александровича всегда был направлен не на конкретный предмет, а словно куда-то вдаль. Иногда казалось, что психиатр смотрит сквозь объект, в саму его суть, а не физическое изображение. Быть может, оно и к лучшему.

Николай Александрович всегда возвращался домой одним и тем же путем. Психиатрическая больница, сотрудником которой он являлся, находилась на приличном расстоянии от города. Вероятнее всего, такое расположение можно объяснить высокими рисками при содержании пациентов. Вопрос только, кто рискует больше: больной, сидящий за решеткой, или здоровые люди, запертые по ту сторону окна? В любом случае, путь психиатра домой на общественном транспорте занимал не меньше часа. Находясь внутри такого транспорта, Николай Александрович больше всего любил смотреть в окно. Объекты то приближались, то удалялись. Образ сменялся образом, дополняя общую картину города и его окраин. Желтые, красные и зеленые макушки деревьев создавали яркий контраст с невзрачными фасадами зданий, едва различавшихся между собой. Психиатр вернулся домой к моменту, когда солнце уже почти закатилось за горизонт.

«Красота», – подумал он, озираясь на порозовевшие от заката облака. Этот город, хоть был и родным для Николая Александровича, не вызывал у него никаких ярких эмоций. Чего нельзя сказать о природе земель, на которых этот самый город расположился. Огромные территории, покрытые хвойными лесами, вызывали у психиатра восхищение. Казалось бы, великая земля! Город же, столь невзрачный на фоне местных просторов, даже не пытался чем-то к себе привлечь. Плохие дороги, обветшалые дома и полное безразличие со стороны окружающих наиболее ярко описывали сложившуюся картину. Люди отсюда по большей части уезжали, а те, кто остались, вовсе погружались в непроглядную тьму безумия и отчаяния. Однако психиатр, разумеется, от этого только выигрывал. Ведь что бы делали врачи в мире, где люди не болеют, верно?

Квартира Николая Александровича не представляла из себя ничего необычного. Психиатр не мог похвастаться ни уникальной планировкой, ни красотой занавесок. Единственное, что выделяло квартиру из сотен таких же замкнутых коробок – безупречная чистота. Причем в буквальном смысле этого слова! Даже самый что ни на есть внимательный гость не смог бы найти хотя бы один пыльный уголок. А все потому, что Николай Александрович следовал одной-единственной парадигме: стремиться к чистоте как во внешнем мире, так и во внутреннем. По его философии именно упорядоченность действий и чистота разума способствовали максимальной продуктивности в работе. В последнее время, правда, даже это не помогало. Еженедельные уборки скорее напоминали попытку сбежать от реальности, чем следствие чистоты разума. В конце концов, разве может что-либо исцелить душу целителя?

Так или иначе, день психиатра закончился. Следующее утро не предвещало ничего хорошего, а потому Николай Александрович не спешил ложиться в постель. Его тревожили мысли о будущем. И дело даже не в работе, не в безумцах, в пустые глаза которых ему приходилось смотреть ежедневно. Он сделал самую страшную ошибку, которую может допустить человек средних лет. Николай Александрович задумался о смерти.

Да, подобные мысли мучали психиатра так же часто, как и многих его современников. Отчего мы вообще боимся смерти? Скорее всего, ответ кроется в самой постановке вопроса. Однако нельзя утверждать, что ты чего-то боишься, пока не столкнешься с этим лицом к лицу. Именно поэтому Николай Александрович лишь терялся в догадках и домыслах, вместо того чтобы уделить свое внимание более важным проблемам.

А ведь грядущая проверка была куда ближе, чем могло показаться. С самого утра все окружение представлялось психиатру подозрительным. Холодный туман покрыл не готовый к рассвету город. Тусклое солнце, едва выглядывающее из-за горизонта, дарило людям не столько тепло, сколько твердое ощущение приближающейся зимы. Николай Александрович, с ног до головы окутанный холодом поздней осени, спешил на работу. Город словно заселили призраки. Огромные деревья, срубленные ради расширения проезжей части. Памятники культуры, сгнившие еще в прошлом веке. Гордые и целеустремленные люди. Тени прошлого нависли над психиатром, заставляя его испытывать то ли ностальгию, то ли чувство отчаяния. Весь мир Николая Александровича застыл в ожидании чего-то важного.

Однако ничего важного не произошло. Со временем туман рассеялся, и перед психиатром вновь предстала привычная картина окружения. Добравшись до психиатрической больницы, Николай Александрович сразу направился в кабинет главного врача. Действия перед поверкой было необходимо скоординировать, чтобы избежать неприятностей. Не дождавшись ответа на стук, психиатр открыл в дверь. Какого было его удивление, когда он никого там не обнаружил.

– Неужели опаздывает? – с удивлением произнес Николай Александрович в слух, зная, что главный врач никогда не опаздывает. Он окинул взглядом помещение. Все стояло на своих местах, даже кружка с недопитым кофе. Одни только проштампованные печатями бланки испарились, словно их никогда и не существовало. Вместо них на столе красовалась дверная табличка, столь знакомая Николаю Александровичу своей неаккуратно выгравированной надписью: «Палата номер шесть».

Психиатр впал в замешательство. Происходящее скорее напоминало сон или неудавшуюся шутку, чем объективную действительность. Но замешательство быстро сменилось любопытством. Захватив с собой табличку, Николай Александрович пошел проведать своего любимого собеседника.

Коридоры больницы никогда не были привлекательными, но сегодня они особенно отторгали психиатра своим внешним видом. Как только Николай Александрович перешагнул через порог отделения острых психозов, он выронил табличку из рук. Все двери были открыты нараспашку. Переборов испуг, психиатр начал идти по коридору, аккуратно заглядывая в каждую из палат. Первая, вторая, третья – все они были абсолютно пусты. Не осталось даже личных вещей или каких-либо намеков на прежних обитателей. И лишь одна дверь без таблички оставалась закрытой. С трудом найдя подходящий ключ, психиатр дрожащими руками отворил шестую палату.

В центре помещения стоял мужчина среднего роста, одетый в черное пальто. Его темные, растрепанные волосы идеально сочетались с карими глазами, смотрящими прямо в душу психиатра. Незнакомец снял перчатку со своей правой руки и протянул руку Николаю Александровичу.

– Вы не заставили себя долго ждать, – с улыбкой произнес он, ожидая от психиатра взаимности.

Было бы упущением сказать, что Николай Александрович был удивлен. Он остолбенел от увиденного, невольно прислонившись к только что отворенной двери.

– Думаю, мне стоит извиниться за ваше испорченное утро, – с той же улыбкой произнес незнакомец, надевая перчатку обратно. – Но не беспокойтесь, мое дело не займет у вас много времени.

– Кто вы, черт возьми, такой? Как вы сюда попали?! – воскликнул все еще не отошедший от шока психиатр.

– Скажу прямо: попасть к вам было не сложно. Охрана у вас никудышная, кормят отвратительно, да и коррупция в руководстве процветает. Придется оформить жалобу! – рассмеялся мужчина, внимательно всмотревшись в психиатра. – Да и к тому же, как можно запретить зайти в дом хозяину?

– О чем вы? – спросил Николай Александрович, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.

– Вам не кажется, что обстановка нашего с вами диалога слишком напряжена? Присядьте на свое законное место, прошу вас, – ответил незнакомец, указав на кожаное кресло, расположенное ближе к зарешеченному окну. Очевидно, что это кресло появилось здесь так же недавно, как и сам гость психиатра.

Полный смятения, Николай Александрович сел в кресло. Он пытался собраться с мыслями. Его собеседник явно не был ни пациентом, ни работником больницы. Вероятно, именно он был виновен в их таинственном исчезновении. Но что ему может быть вообще нужно?

– Так-то лучше. Мне всегда хотелось попробовать себя в роли психотерапевта. Это ведь такая увлекательная профессия! Каждый клиент уникален, каждая душа требует свой подход. Ну а что же насчет вашей, не хотите излить мне все свои переживания? Думаю, сейчас самый подходящий момент для вопросов, – заметил мужчина, присев на край расположенной у стены койки.

– Не сказал бы, что это действительно так. Все профессии, связанные с психиатрией, по большей части неблагодарные. А люди, с которыми работаю я, и вовсе самые настоящие сумасшедшие. Они не изливают врачам свои души, они поглощают души самих врачей. Вы обратились не в то место и не к тому человеку.

– О нет, друг мой, я обратился именно туда, куда должен был. В стенах этой больницы содержатся великие люди, гении я бы даже сказал. Как же вас угораздило заточить такое великолепное проявление человеческого интеллекта?

– Вы имеете в виду кого-то конкретного? – нахмурился психиатр.

– Вас, Николай, вас. Да и, как можно заметить, вы последний из узников этой тюрьмы. А вот остаться ли им до конца своих дней… Тут уже выбор за вами, – с некоторой иронией в голосе произнес незнакомец, направив на Николая Александровича пистолет. – К слову, конец может оказаться куда ближе, чем кажется.

На этот раз психиатр был готов к подобному повороту событий. Оружие он заметил еще когда садился в кресло. Однако это не отменяло того, что он понятия не имел, как вести себя в такой ситуации. А потому он попытался сделать самый отчаянный шаг, который мог предпринять.

– Знаете, – без эмоций начал он, хотя внутри его сковывал инстинктивный страх, – Я уже не первый год работаю в этой больнице, и всякое успел повидать. Люди превращались в зверей прямо на моих глазах, теряя всякую способность здраво рассуждать. Тогда мне было действительно страшно от мыслей, что когда-нибудь я могу стать таким же как они. Вот какой участи я бы действительно хотел избежать. Обычная смерть на фоне безумия выглядит не такой уж и плохой перспективой. Если вам хочется убить меня, сделайте это прямо сейчас. Мне все равно уже ничем не помочь.

Незнакомец на секунду опустил взгляд в пол, словно размышляя о чем-то. Затем он убрал пистолет в кобуру на поясе и посмотрел на психиатра.

– Какая выдержка! Признаться честно, сперва в ваших глазах я видел только ужас и непонимание, что естественно для подобной встречи. Но теперь… Теперь я вижу ваше истинное лицо. Вы действительно тот, кто мне нужен. Однако вы сказали, что вам уже ничем не помочь. Вы не правы. Есть еще один способ выйти из цикла, помимо смерти. Способ перестать работать, чтобы жить в пробелы между работой, и не возвращаться домой со страхом завтрашнего дня. Я могу дать вам новую жизнь. Новую судьбу. Нового вас.

И человек вновь снял перчатку и протянул руку психиатру. Любой бы на месте Николая Александровича начал сопротивляться, попытался сбежать от незнакомца или вовсе его устранить. Но психиатр действительно отличался от большинства. За последние годы он не сделал в своей жизни ничего важного, никаких прорывов. Его даже не беспокоили серьезные потрясения. Жизнь действительно замкнулась в порочный цикл. Сейчас же перед ним стоял выбор, от которого по-настоящему что-то зависело. Выбор, с которым ему еще не приходилось сталкиваться. Нечто новое. Что-то не вписывающееся в рамки дозволенного и разумного. Шанс стать свободным. Психиатр не знал ни самого посетителя, ни его мотивов. Рационально мыслящий человек никогда не пошел бы на сделку с незнакомцем, да еще и в такой странной обстановке. Но, быть может, в этом и был смысл? Шагнуть во тьму, в надежде обрести свет. Бросится в пламя, в попытке зажечь свое собственное. В этот момент Николаю Александровичу впервые захотелось допустить ошибку намеренно, не обдумывая последствия. И он взял человека за руку.

– Вы сделали правильный выбор, друг мой. Но чтобы увидеть новые берега, нужно отплыть от старых, – мужчина легким движением поднял психиатра с кресла и положил в его дрожащие руки коробок спичек. – Вы должны сжечь свое прошлое, чтобы ясно видеть будущее.

– Вы что, предлагаете мне сжечь больницу? А как же люди?

– Как вы могли заметить, я позаботился о том, чтобы посторонние не мешали нам своим присутствием. Эта больница – символ вашей прошлой жизни. И вы должны от него избавиться. Иначе я сделаю это за вас.

Николай Александрович не понимал, как вообще можно поджечь здание с помощью одной спички. Да и моральная сторона вопроса ставила под сомнения всякие попытки избавиться от прошлого таким радикальным способом. Однако психиатр слишком долго существовал в этом мире разрушенных надежд. Ненависть к реалиям, в которых он оказался, оказалась сильнее чувства такта. Сверкнула искра. Еще одна. Огонь моментально охватил и кожаное кресло, на котором психиатр только что восседал, и больничную койку, насквозь пропитанную безумием. Возгорание было столь резким, что психиатр отскочил в сторону выхода. Без лишних слов незнакомец взял Николая Александровича за руку и перешел на бег. Когда оба покинули здание, огонь распространился уже на весь этаж. Оглянувшись, психиатр в последний раз увидел место, в котором практически поселился. Языки пламени охватывали палату за палатой, пожирая все на своем пути.

– Красиво, не правда ли? – с ухмылкой произнес человек в черном.

– Там такой пожар. Боже, а если загорится лес?! – с ужасом воскликну психиатр.

– Маловероятно. На деревья я горючее не тратил. Да и к тому времени, когда огонь охватит все здание, пожарные уже будут здесь.

– Пожарные?!

– Ну да, я вызвал пожарных. Я слышал, что их работа как раз заключается в тушении горящих зданий. Разве нет?

Психиатр косо посмотрел на собеседника. Создавалось ощущение, что для человека в черном это всего лишь игра.

– Вы либо гений, либо безумец, – заметил Николай Александрович, не прекращая выражать свое удивление происходящему.

– Что есть одно без другого? – со все той же ухмылкой ответил незнакомец. – Не отставайте, машина нас уже ждет!

Через некоторое время они приблизились к большому черному автомобилю, рядом с которым стоял человек в маске. Заметив приближающихся собеседников, человек сразу же отворил перед ними дверь салона автомобиля.

Психиатру было тяжело смириться со столь быстро обрушившейся на него новой реальностью. В дали все еще виднелся дым от пылающего здания, некогда бывшего психиатрической больницей. В какой-то момент мимо его взора пронеслись две пожарные машины, столь спешащие исполнять свой долг.

– Вы были правы, пожарные и вправду приехали, – сказал психиатр, смотря на быстро удаляющиеся огоньки проблесковых маячков пожарных машин.

– Надеюсь это повысит ваш уровень доверия к моим словам. Хотя вы уже успели переступить нормальную для двух незнакомцев границу доверия. Именно поэтому нам стоит познакомиться. Вы ведь в курсе, кто я такой? – не без доли любопытства спросил человек в черном.

– Вчера пациент шестой палаты настойчиво доказывал мне, что каждую ночь его посещает некий Черный Кардинал. Теперь я понимаю, о ком шла речь, – ответил Николай Александрович, оторвав взгляд от окна. – Вас действительно так зовут?

– Да. Мне пришлось отказаться от своего прошлого так же, как и вам. Но я в своих стремлениях пошел куда дальше, чем вы. Я посвятил свою новую жизнь борьбе, и мое имя – это ее символ. Со временем вы поймете, о чем я говорю, – Кардинал наклонился поближе к собеседнику. – Однако не об этом я хотел с вами поговорить. Наверняка вам интересно, к чему я устроил весь этот спектакль со спичками и вытащил вас из зоны комфорта. Дело в том, что не так давно я столкнулся с существенной душевной проблемой, затрудняющей мое дальнейшее продвижение к цели. Именно по этой причине я решил найти специалиста в области человеческих мыслей и чувств. Человека, способного помочь мне расставить все на свои места. Я искренне надеюсь, что вы и есть тот самый человек, которого я так отчаянно искал.

– В чем же суть вашей проблемы? – спросил психиатр, не скрывая свою заинтересованность.

– Скажите мне, вас часто беспокоят призраки прошлого? События, которые давно прошли, плохие поступки, отложившиеся в памяти, и люди, которые уже давно умерли?

– Не сказал бы, что это происходит часто. Быть может, вам нужно помочь разобраться с чувством вины?

– В каком-то смысле да. Так же, как и ваши пациенты теряли рассудок, я с каждым продвижением к цели все больше и больше теряю свою человечность. Я надеюсь, что вы поможете мне не потерять себя, – Кардинал вновь улыбнулся, но на этот раз уже не так воодушевленно, как раньше.

– И какова ваша цель?

– Я думаю, вы и сами все поймете. Скоро мы приедем в мой дом, и я смогу наглядно продемонстрировать вам спектр моих занятий и возможностей. Ну так как, вас устраивает предложенная работа?

– А у меня есть выбор? – с иронией в голосе спросил психиатр.

– Выбор есть всегда. Например, сейчас вы можете ответить отказом и придерживаться своего выбора до конца жизни, – с сарказмом ответил Кардинал.

– Вопрос в том, насколько продолжительной такая жизнь выйдет. Я уже понял, в какие игры вы играете, Кардинал. Вас не волнуют другие люди, ведь для вас это всего лишь стратегический ресурс. И моя жизнь не исключение. Но имейте в виду, если вы хотите решить свою проблему, вы должны полностью довериться мне и отвечать на все вопросы прямо. Иначе результатом моей работы станет лишь пустая трата времени и сил.

Кардинал несколько мгновений смотрел на психиатра с каменным лицом, а затем захохотал.

– А вы мне нравитесь, Николай! Мы с вами быстро подружимся. Уверяю вас, что ответы на ваши вопросы не заставят себя долго ждать, но вам нужно проявить некоторую учтивость для того, чтобы их получить. С моим родом занятий достаточно трудно кому-то по-настоящему довериться, но я постараюсь от вас ничего не скрывать. Так или иначе, теперь мы связаны. Я зависим от вашей помощи, а вы зависите от информации, которую я вам преподношу. Ведь чем больше вы знаете, тем большую вы представляете угрозу. Причем не только для меня, – ухмыльнувшись ответил он, после чего отвел взгляд в сторону окна. – К слову, мы уже приехали. Смотрите и восхищайтесь, психиатр! Теперь это ваш новый дом.

Перед взором Николая Александровича предстал крупный особняк, со всех сторон закрытый возвышающимися к небу соснами. Перед зданием была разбита аллея и главные ворота, являющиеся частью периметрального ограждения. На территории здания расхаживало около десятка людей, которые занимались благоустройством внутреннего двора.

– И это все ваше?! Да этот особняк должен стоить миллионы! – воскликнул от удивления Николай Александрович, который никогда в своей жизни подобной роскоши не видел.

– Если вас удивляют даже такие мелочи, то ваше сердце не выдержит, когда вы узнаете об остальных аспектах моей деятельности, – ответил Кардинал, попутно показывая какие-то жесты людям во дворе. – Боюсь, что вам придется привыкнуть к подобным потрясениям.

Каждый ответ человека в черном вызывал у психиатра лишь еще большее количество вопросов. Он пытался найти хоть одно логичное объяснение происходящему, но, как всегда, лишь терялся в догадках. Николай Александрович не знал, кто такой Черный Кардинал. Кроме того, он не знал, зачем на самом деле его наняли на столь подозрительную работу. Но одно он знал точно: подул ветер перемен.

Над столицей сияло солнце. Даже слепой прозрел бы, представ перед здешними красотами. Здания стремились к небесам, пешеходные улицы были настолько широкими, что больше напоминали проезжую часть, а люди сияли от гордости. По крайней мере, так казалось приезжим. На самом же деле все обстояло несколько сложнее. У каждого нового небоскреба была своя цена. У каждой новой улицы своя причина. У каждого человека свое бремя. Огромный город мог в миг поглотить неосторожных гостей, ставших жертвой местных красот. Иными словами, мнения о столице были противоречивы. Правда же, как и всегда, витала где-то неподалеку.

Гуляя по этому замечательному городу было просто невозможно не заметить изобилия небоскребов, огромных торговых центров, тротуаров, пешеходных переходов, детских садов, школ и больниц. Однако маленьких лавок, в которых торговали независимые продавцы, становилось все меньше. Чтобы скрыть рост цен из-за повышения налоговой ставки, многие производители стали продавать меньшее количество продукции за прежнюю цену. Но люди не заметили подмены, куда больше их беспокоили ценники. Они настолько привыкли к денежному выражению вещей, что потеряли связь с самими вещами. Деньги стали важнее того, что можно на них приобрести. Коренные жителей столицы обычно не тратили драгоценное время на подобные философские размышления. Дела поглощали их с ног до головы. А ведь заняться было чем! Гулянки, интриги, финансовые проблемы и экзистенциальный кризис – все это составляло ежедневный рацион многих жителей этого огромного города. Города, с которого все началось.

В месте, где грань между сном и реальностью столь тонка, что почти незрима, и начинается путь нашего героя. А история его до ужаса банальна. Еще в детстве он вместе с семьей переезжает в столицу, в надежде обрести свое счастье. После нескольких лет усердного обучения, молодой и полный амбиций юноша заводит правильных друзей и становится вполне успешным политиком. И вот, пережив очередной момент триумфа, он вышел к журналистам. В попытке задать свой собственный вопрос, каждый из них пытался перекричать другого.

– Тише, тише! Давайте три вопроса, я тороплюсь, – воскликнул политик, явно воодушевленный скопившимся вокруг него вниманием.

– Первый вопрос, который, безусловно, беспокоит каждого из нас. Расскажите, пожалуйста, как и на каких условиях вам удалось договориться о заключении мира с террористами на юге нашей страны, – задала вопрос журналистка с первого канала государственного телевидения.

– Положение договора о перемирии включает в себя множество пунктов, с которыми каждый сможет ознакомиться самостоятельно после размещения документа в общем доступе. Если вкратце, то нам удалось прийти к компромиссу: юг не получит полной независимости, но зато станет автономным. Регионы-участники договоренности перестанут платить все существующие на данный момент несырьевые налоги в бюджет страны, но и не будут получать финансирование. Им будет дана полная свобода в самоуправлении, включая собственное законодательство. Иными словами, у каждого из них будет организован собственный бюджет, из которого в государственную казну будут уходить только налоги на добычу и продажу полезных ископаемых.

– Не считаете ли вы, что события Южной войны вызовут подобные волнения и в других отдаленных от центра регионах нашей страны? – спросил представитель второго канала государственного телевидения, хотя всем было очевидно, что любой из существующих каналов мог в один миг стать государственным.

– Нет, я так не считаю. Ситуация с югом никогда не отличалась стабильностью, вы и сами это прекрасно знаете. Насколько мне известно, другие регионы не испытывают потребности в независимости на данный момент времени. Следующий вопрос.

– Планируете ли вы баллотироваться в президенты в следующем году? – громко спросил кто-то из толпы.

Политик задумался. Раньше он и представить себе не мог, что у кого-то вообще возникнет подобный вопрос. Теперь же ситуация изменилась.

– Подобную возможность еще нужно заслужить, – скромно заметил он. – Простите, но мне пора идти.

Журналисты не отставали от него и преследовали вплоть до самой машины, но молодой политик не отвечал им взаимностью. В этот момент его волновало совсем другое. Ему было интересно, какого это – быть человеком, чьи слова и действия способны повлиять на жизни миллионов. Человеком, наделенным огромной ответственностью, но в то же время способным на великие поступки. Тогда он и предположить не мог, насколько сильно изменится его мировоззрение в будущем. Не мог даже подумать о том, что его будут называть человеком в черном. Черным Кардиналом.

Он всегда просыпался в холодном поту. В первое время отголоски прошлого сковывали его, не давая даже пошевельнуться. Однако с годами он научился контролировать свои страхи. И вот, в очередной раз собрав всю свою волю в кулак, Кардинал встал с кровати.

В кабинете гения царил творческий беспорядок. Повсюду были разбросаны обрывки записных книжек, старых газетных статей и набросков каких-то рисунков. Как только Кардинал отдернул занавески, яркая солнечная вспышка разнеслась по комнате, освещая даже самые дальние ее уголки. Всмотревшись в лучи света, можно было заметить, как в воздухе витает пыль. За окном же наоборот, наблюдался вполне жизнерадостный пейзаж. Садовник ухаживал за живой изгородью, а Николай Александрович вел активную беседу с охранниками у ворот. Заподозрив неладное, Кардинал сразу же накинул на плечи свое пальто и выбежал во внутренний двор особняка.

– Вы можете мне объяснить, что здесь происходит? Почему на меня никто не реагирует? – вопрошал психиатр, пытаясь выудить хотя бы толику информации у прислуги человека в черном.

– Николай, я смотрю, вы уже начали осваиваться в новом доме! Однако сейчас вы тратите время в пустую. Мои люди не будут реагировать на вас до тех пор, пока не получат указания лично от меня. Поверьте, они не знают больше того, что им положено знать. А вас я приглашаю к столу, сейчас идеальное время для утренней трапезы, – воодушевленно крикнул Кардинал, жестами зазывая психиатра внутрь.

Недовольно вздохнув, Николай Александрович все же прислушался к голосу разума и проследовал за человеком в черном. В центре обеденного зала был расположен длинный дубовый стол, во главе которого всегда сидел Кардинал. Место по правую руку от него было предназначено его управляющему, а по левую – психиатру. Все остальные места были заняты прислугой: начиная с садовников и заканчивая охраной. Когда все приготовления были завершены, повара начали выносить блюда. Элегантная девушка поднесла Николаю Александровичу закрытый металлический поднос, украшенный изысканной гравировкой девятнадцатого века. Помещение наполнил необычайный аромат, свойственный только самым дорогим и престижным ресторанам. Психиатр был полон предвкушения.

– Глазунья обыкновенная, господин, – сказала девушка, сняв крышку с подноса.

В центре величественного подноса была расположена небольшая клякса белка с желтой точкой посередине.

– Обычная яичница? – разочарованно спросил Николай Александрович.

– А что, бывает какая-то другая? – ухмыльнувшись возразил Кардинал, и приступил к трапезе.

Человек, которого психиатр знал как управляющего, выглядел как закаленный в боях солдат. Мускулистое тело, ровное дыхание и тяжелый взгляд – все это указывало на его темное прошлое. Николай Александрович, как уже известно, любил изучать людей. Управляющий лишь стал очередной жертвой его вдумчивого психоанализа.

Когда трапеза закончилась, Кардинал жестом попросил всех покинуть помещение и оставить их с Николаем Александровичем наедине. Сделав глоток воды, человек в черном начал разговор.

– Ну и, как вам моя свита? – с улыбкой спросил он, как и всегда вглядываясь прямо в душу психиатра.

– Очаровательно. Несколько десятков людей трудятся не покладая рук, чтобы обслужить одного. Я точно живу в двадцать первом веке?

– Кажется, вы их недооцениваете, мой дорогой друг. Разве стал бы я брать к себе под крыло поваров, служанок и садовников, если бы на то не было веских причин? Каждый из них является высококвалифицированным специалистом в своей сфере, который может отдать за меня голову на отсечение. И речь сейчас идет не о готовке или уборке. Мыслите шире.

– А что насчет управляющего? Он тоже слуга, или кто-то значительнее? – с интересом спросил Николай Александрович, наклонившись ближе к собеседнику.

Кардинал рассмеялся и отложил свой стакан воды в сторону.

– До вас все же не дошло. Нет здесь никаких управляющих и слуг. Есть только люди, чьи жизни висели на волоске, пока судьба не свела их со мной. Я спас их, дал им новую жизнь. Точно так же, как дал ее вам. Человека, которого вы нескромно назвали управляющим, зовут Сергей. Он прошел Южную войну, был в самом центре военных действий. Вы наверняка уже работали с людьми, пораженными неврозами военного времени. Исходя из этого, вы должны знать, что чувствует любой, прошедший через подобное. Навыки Сергея оказались мне очень полезны, в связи с чем я предложил ему сотрудничество. Сделку, которая изменила его навсегда. И вас она тоже изменит, психиатр. Это я могу гарантировать, – с серьезным лицом продолжил он, выйдя из-за стола. – Давайте за мной. Я покажу вам, как здесь принято вести дела.

В особняке было много богато украшенных комнат. Психиатр никогда в жизни не видел подобной роскоши, разве что на картинах. Однако одна комната пестрила красками больше, чем другие. Это был зал приемов. Именно здесь Кардинал встречал посетителей высшего класса, требующих индивидуального подхода. Письменный стол и кожаное кресло хозяина словно доминировали над всей прочей мебелью, расположенной в помещении. Прямо позади кресла возвышался золотой государственный герб, закрепленный на черном полотне. Непонятно, был он здесь ради оказания еще большего психологического давления на посетителей, или просто вписывался в интерьер. Примечательно то, что кроме кресла Кардинала в этой комнате не было ни одного сиденья. Зашедший в комнату был обязан стоять, чувствуя внутренний дискомфорт и угнетение от высоких стен, окруживших обитель человека в черном. Наверняка подобное описание больше походит на первое впечатление испуганного мальчишки, чем такого разумного человека, как Николай Александрович. Однако тогда между этими двумя образами не было никакой разницы.

– Обычно, я не даю гостям возможность сидеть в этом зале, и на то есть объяснимые причины. Но для вас я могу сделать исключение, – Кардинал жестом подозвал к себе охранника, и тот принес из другой комнаты стул. – Присаживайтесь по правую руку от меня и наслаждайтесь зрелищем.

Психиатр недоуменно посмотрел на своего похитителя, но все же выполнил его указания. Николай Александрович чувствовал себя беспомощным в сложившейся ситуации, ежеминутно обдумывая заключенную сделку с дьяволом. Но уже было поздно взвешивать за и против. Сейчас оставалось только наблюдать.

В зал вошел мужчина средних лет. Он был неприлично широк в обхвате, чего не мог скрыть даже дорогой шелковый костюм. По обрюзгшему лицу вошедшего было достаточно сложно определить какие-либо эмоции, но исходя из контекста было очевидно, что в первую очередь оно выражает страх и смятение.

– Мои люди сказали мне, Алексей Иванович, что у вас возникли какие-то вопросы по поводу нашего соглашения? – заинтересованно спросил Кардинал.

Мужчина не сразу смог собраться с мыслями. Испуганно осмотрев зал, он все собрал всю свою волю в кулак и попытался высказаться.

– Вы… Не такой была сделка! – воскликнул он, явно сожалея о том, что пришел сюда.

– Я понимаю, что времена сейчас не самые лучшие. Финансовый кризис вызывает у людей пассивную агрессию, это естественно. Но нужно быть очень самоуверенным и смелым человеком, чтобы обвинять моего господина в некомпетентности. Вы так не считаете? Впрочем, он не воспринимает подобные оскорбления всерьез, за что вы должны быть ему очень благодарны. Прошу вас, объясните свою проблему, – Кардинал словно заигрывал со своей жертвой.

– Я пришел к Кардиналу потому, что в узких кругах он славится своими возможностями. Меня сразу смутило, что вместо себя он посылает на переговоры со мной какого-то выскочку-представителя. Теперь же все встало на свои места. Он просто боится за свою голову, страшится моего гнева! – гость начал возмущаться так, словно возомнил себя хозяином.

Подавив смешок, Кардинал покашлял в кулак и достал из ящика стола папку с документами. Затем он вынул из нее бумагу и протянул собеседнику.

– Прошу прощение за столь бестактное поведение со стороны моего господина. Но и вы должны понять: он человек занятой, в связи с чем нередко делегирует свои полномочия мне. Сделка со мной равносильна сделке с ним. Таковы правила, под которыми вы сами подписались, – сказал он, ненавязчиво указывая на подпись в нижнем углу документа. – Что же касается условий договоренности, то здесь нет никаких несостыковок. Вы заказывали власть без обязательств. И вы ее получили.

– Да, но какой ценой! Формально я являюсь заместителем губернатора, имею полный доступ ко всей документации и руководству. Но на самом деле у меня нет не только власти, но и свободы! Я разрезаю красные ленты, подписываю публичные соглашения, принимаю участие в крупных мероприятиях. Мой график расписан на месяцы вперед. Я не могу уделить время ни семье, ни политике! Это не власть, а сплошное надувательство! – кричал чиновник, нервно жестикулируя своими пухлыми руками.

В этот момент Кардинал встал и оперся руками на стол. Его хмурый пронзающий взгляд быстро сменился дьявольской улыбкой.

– Когда мы заключали сделку, – ласковым голосом начал он, – мы условились встретиться в ресторане. На нейтральной территории. Сейчас же мы находимся в самом центре местного преступного мира и обсуждаем вашу дальнейшую судьбу. Но вы слишком тупы, чтобы выстроить из этих фактов логическую цепочку, поэтому я дам вам подсказку. Никто из тех, с кем вам доводилось когда-либо разговаривать, не знает Кардинала в лицо. И на то есть веская причина.

– Я вас не понимаю, – смущенно проговорил Алексей Иванович, протерев свой потный лоб платком. – Мне нужно поговорить лично с Кардиналом!

– Насколько я помню, – продолжил человек в черном, выйдя из-за стола и вплотную приблизившись к собеседнику, – В сделке было еще одно условие. Вы должны были стать нашим союзником. Но в последнее время все ваши письма полны жалоб, а не информации. Вы перестали быть полезны, Алексей. Теперь же, побывав в этом месте, вы стали еще и угрозой.

Отступившись на шаг, Алексей Иванович задумался над словами Кардинала. Сейчас его терзали те же чувства, как и всех прочих неосторожных людей, переступивших порог этого зала в прошлом. К нему пришло осознание.

– Клянусь, я ничего не видел! Ваши люди напялили на меня мешок, я не знаю ни дороги сюда, ни как выглядит сама резиденция! Боже, да я даже имени вашего не знаю! Умоляю, не убивайте, у меня же дети! – взмолился он, неосознанно рухнув на колени.

Кардинал достал из-под пальто небезызвестный пистолет и направил на очередную жертву. Пути назад уже не было.

– Как же ты жалок. Неужели не ясно: власть не может быть без обязательств, власть и есть обязательство! Пытался взять ситуацию под контроль, да?! Думал, получилось провернуть с городской администрацией, и со мной пройдет?! Да кто ты вообще такой, чтобы перечить моему слову? Ничтожество, столь же мелочное, что и все люди вокруг! Каждый день сжираешь больше, чем свинья на убой, в то время как дети на улицах голодают! Хотел притронуться к настоящей власти, не отдав ничего взамен? Я покажу тебе настоящую власть! – крикнул он, перезарядив оружие.

– Я… Я сделаю все, что вы только попросите. Отдам все деньги, сдам всех друзей, что угодно… Только скажите мне, что вам нужно, и я сразу этим займусь! – всхлипывал чиновник, дожидаясь своей участи.

– Поздно молить о пощаде, – ответил человек в черном, схватив Алексея Ивановича за лицо. – Видишь этот герб? Это государство, которое ты продал! Люди, которых ты предал! Семья, которую ты разрушил! Жизнь, которую ты погубил. И все эти жертвы будут напрасны.

Николай Александрович не раз видел страх в глазах людей. Но те эмоции были человеческими, а значит измеримыми и понятными. Страх же в глазах этого чиновника имел другую, очень древнюю природу. То был первородный ужас.

– Хватит! – вскочил психиатр, не выдержав накал страстей. – Закончи этот фарс!

Облегченно вздохнув, Кардинал слегка улыбнулся и убрал пистолет в кобуру. Тяжело дыша, Алексей Иванович отшатнулся от безумца и начал ползти в сторону выхода. Он не мог сдержать слезы, равно как и не мог взять под контроль свое тело. Не сумев продвинуться и на метр, скованный ужасом чиновник закрыл свое покрасневшее лицо пухлыми руками. Ему было больно. Ему было стыдно. Ему было страшно.

– Если и есть в мире правосудие, то сегодня оно обошло тебя стороной. Ты свободен. Пока что, – холодно проговорил Кардинал и махнул рукой в сторону охраны. Через несколько мгновений зал был освобожден от посетителя.

Психиатр еще долго смотрел то на золотой герб, то на своего новообретенного пациента. Случай изначально казался не из легких, но теперь сложность ситуации стала очевидна.

– И что только заставило меня ввязаться в это безумие, – прошептал он и задумчиво покачал головой.

– Вообще, я планировал заняться еще кое-какими делами, но думаю, что на сегодня с меня работы достаточно. Вы отлично сыграли свою роль, Николай, поздравляю. Я рад, что не ошибся в вас. Было бы несколько неловко пачкать паркет в такой и без того сложный день, – жизнерадостно ответил Кардинал, – Мне кажется, вы заслужили чашечку горячего кофе.

– Что это было, черт возьми?! Вы только что чуть не убили человека, а ведете себя так, словно ничего не произошло. Я не намерен участвовать в этих играх, чтобы вы там не говорили. Случившемуся вообще есть логическое объяснение, или вы просто решили покрасоваться своим авторитетом? – настойчиво спросил психиатр, указав на государственный герб.

– Когда мы только прибыли сюда, я предупредил вас, что это только начало. Вы должны быть готовы к потрясениям, ведь они будут происходить с завидной регулярностью. У вас был шанс выйти из игры, психиатр. Теперь вы слишком много знаете. И вскоре вам придется узнать еще больше. Ну так что, не составите мне компанию?

Нахмурив лоб, Николай Александрович попытался проанализировать происходящее. Затем он сделал несколько удовлетворительных кивков и вновь проследовал за человеком в черном. На этот раз их путь лежал в комнату отдыха, которая была абсолютно противоположна залу приемов по своей сути. В несущую стену комнаты был вмонтирован искусно украшенный камин, напротив которого располагались роскошные диваны для гостей. Учтивые слуги мгновенно исполняли любой каприз посетителей этого прекрасного места. Иными словами, здесь все было просто пропитано удобством. Неудивительно, что пыл психиатра быстро смягчился, когда он вошел в эту комнату.

– Прошу вас, располагайтесь! Здесь на нас не будут давить ни стены, ни государственная символика. Только я, вы, и тонна вопросов, сотворившая между нами пропасть, – Кардинал подозвал к себе прислугу, после чего на столике перед диваном в миг возникли две чашки горячего кофе. – А пока вы заняты напитком, я попробую развеять ваши сомнения. Как вы наверняка уяснили из нашей с Алексеем Ивановичем занимательной беседы, он является ярким представителем государственного аппарата. Он, как и многие другие люди до него, хотел заключить со мной выгодное соглашение. Вам, как человеку опытному, наверняка известно, что люди редко разделяют свои мысли со своими словами. В их голове зарождается иллюзия, что каждый из них умеет выражать свои мысли максимально доходчиво и грамотно. И, когда их настигает разочарование в собственной уверенности, они начинают обвинять меня. Я заключаю с ними письменные договоры не для того, чтобы доказать свою правоту, вовсе нет. Дураку понятно, что сделка со мной не имеет никакой юридической силы. Однако с годами практики выяснилось, что слово, закрепленное документом, освежает память даже лучше, чем физическое насилие над личностью. В современном мире не так страшно настоящее поле боя, как сражение с собственным разумом. Подписавшись под своими словами, человек частично лишает себя психологической свободы. В совокупности с трюками, которые я использую, такой подход позволяет мне добиться от давшего свое слово чего угодно, вплоть до настоящего безумства.

– Выходит, слухи не врали. Вы действительно дьявол, – хмуро ответил Николай Александрович, едва отпив из своей чашки.

– Вы мне льстите. Я лишь стараюсь быть полезным, только и всего. Жаль, что люди не ценят моей помощи до того момента, как попадают в мою театральную комнату.

– Вы про зал приемов? Должен признать, что это был самый паршивый спектакль в моей жизни. Одного не могу понять. Я-то вам зачем?

– Ваша основная задача – не дать мне нажать на курок. К слову, сегодня вы прекрасно с этим справились. С этого момента, Алексей Иванович точно наш, – сказал человек в черном, отложив свой кофе в сторону.

– Вряд ли после такого кто-то согласится с вами сотрудничать, Кардинал. Я видел настоящий страх в его глазах.

– А он видел в ваших спасение! Теперь вы улавливаете суть моего замысла, Николай? Я сломал этого человека, содрал с него шкуру, а потом подарил луч надежды. Теперь он уже не мой должник, а ваш. Поверьте, такой расклад является наиболее оптимальным. Алексей Иванович, пусть и не внушает доверия своей внешностью и интеллектуальным уровнем развития, является тем самым узлом, на котором завязаны многие интересующие меня личности. Наверняка кто-то из них вскоре найдет свой камень преткновения и станет уязвим. Вот тогда на сцену и выйдете вы, психиатр. Врачеватель душ. Святой.

Осмыслив сказанное, Николай Александрович понял, с кем имеет дело. Этот человек не был похож на тот образ, что предстал перед ним после рассказов больного из шестой палаты. Настоящий Кардинал был куда страшнее, пускай и не в буквальном смысле этого слова.

– Выходит, я всего лишь пешка в вашей игре?

– Смысл пешки в том, чтобы стать ферзем. И вы им станете, когда выполните свою часть сделки.

– Каковы гарантии, что я не стану жертвой своих же предубеждений, как и многие другие до меня?

– Разница в том, что не вы, а я сформулировал условия нашей договоренности. Если кому-то и суждено остаться в конце ни с чем, то это будет точно не ваша концовка. Задавайте еще вопросы, пока у нас есть на это время, – ответил Кардинал, и в глазах его блеснула тень сомнения. Он был напуган своими словами не меньше, чем сам психиатр.

– Зачем вы вообще всем этим занимаетесь? К чему весь этот театр, прикрытие своей личности своим же представительством, запутывающие уловки и бесконечные монологи?

Слегка улыбнувшись, Кардинал подошел к пустующему камину. Он открыл достал из специально оборудованной выемки в стене небольшое полено и отломил от него щепку.

– Вы когда-нибудь видели подожженное поле, психиатр? Видели, как цветущую землю поглощает губительное пламя, как оно пожирает все прекрасное и живое, что попадается ему на пути? Я был свидетелем подобного однажды. Тогда я еще был ребенком, не способным помешать происходящему. Я видел, как горит моя любимая поляна, но не мог ее потушить. Не мог спасти место, ставшее мне убежищем. В тот момент мое сердце раздирали горечь и гнев. Я не мог понять, зачем людям жечь траву. Лишать ее обитателей дома. Однако вскоре я вернулся на место происшествия, и знаете, что я увидел? Молодые ростки пробились сквозь черную гущу мертвой травы, наполнив мою любимую поляну ярко-зеленым цветом. Земля не просто ожила, Николай. Она переродилась. Стала лучше, чем была прежде, несмотря на все невзгоды. Эта мелочь впечатлила меня и заложила в мою голову навязчивую идею. Вам ли не знать, что нет паразита в человеческом разуме страшнее, чем навязчивая идея. И вот куда меня привела моя, – с некоторым разочарованием проговорил он, разглядывая отломленную щепку. – Наш мир прогнил, психиатр. Не потому, что мы допустили ошибки в прошлом, а потому, что нам все равно. Нам безразличны другие люди и земля, по которой мы ходим. Нам безразличны мы сами. И в этом океане абсурда, в этом театре безразличия мы с вами и живем. Обреченные на одиночество, сколько бы людей нас не окружало. Осужденные на смерть, без права на второй шанс. Я устал бежать от своей сути. Устал убеждать себя в том, что если я закрою глаза на происходящее в мире, то беды обойдут меня стороной. Я хочу стать пламенем, которое поможет нашей земле переродиться. А что нужно для того, чтобы разжечь пламя, Николай?

– Нужно поджечь щепки, чтобы впоследствии огонь перешел на дрова. Кажется, я начинаю понимать, – задумался Николай Александрович, порыскав в кармане своих брюк и вернув Кардиналу коробок спичек – И я вам в этом помогу.

Сверкнула искра. Еще одна. Вместе они сформировали пламя, охватившее камин. Изредка подбрасывая поленья, Кардинал с психиатром наслаждались известным каждому треском.

– Как думаете, эта комната подходит для начала сеансов психотерапии? – с интересом спросил человек в черном, закинув ноги на кофейный столик.

– Мы уже начали. И чтобы продолжить, мне придется задать вам еще несколько вопросов. Что конкретно беспокоит вас в последнее время? – уточнил психиатр, взяв в руки ручку и записную книжку.

– Все началось со снов. В какой-то момент меня начали посещать кошмары. С каждым разом они становились все реальнее, и вскоре я начал путаться между реальностью и вымыслом. В основном, весь сюжет моих терзаний завязан на прошлом, уже который год служащее отголоском всех моих поступков. Я уже обращался к врачам, но они лишь удалили симптомы, наделив меня другим недугом – бессонницей. Отказавшись от выписанных лекарств, я стал все больше и больше погружаться в бездну безумия. Доходило до того, что я не узнавал своих же соратников в лицо, путая их с личностями из моего прошлого. Иногда я даже вижу галлюцинации. Со временем я понял, что дальше так продолжаться не может, и потому обратился к вам.

– Хорошо. Мне нужно ознакомиться со списком препаратов, которые вы употребляли ранее. Я должен сразу предупредить: психотерапия не сработает, если вы не будете со мной откровенны. В первую очередь вы ведете диалог не со мной, а с самим собой, и вы должны это помнить. Я постараюсь не перебивать ваши мысли и дам высказаться по любому из беспокоящих вас поводов. А теперь скажите мне, переживали ли вы какие-то серьезные потрясения в своей жизни, которыми вы можете со мной поделиться? Это может быть что угодно, начиная с детской травмы, заканчивая смертью близкого человека.

– Нельзя сказать, что я располагаю широким кругом близких людей. По факту, кроме вас в данный момент я могу назвать всего одного человека. Моего брата Майка.

– Майк? Он что, иностранец? – удивился психиатр, сделав еще одну заметку в своей записной книжке.

– Нет, конечно же нет, – засмеялся Кардинал. – Его настоящее имя Михаил. Но он так много времени провел в Америке, что имя Майкл прижилось куда лучше, чем данное при рождении. По правде сказать, мы достаточно долгое время не общались после смерти отца.

– Он ваш старший брат?

– Хуже того. Мы близнецы. Но не беспокойтесь, вы еще успеете узнать его поближе, когда он соизволит нас навестить. К слову, он обещал приехать в ближайший месяц.

– В таком случае, я не могу не спросить о вашем прошлом. Что было до Кардинала? До перерождения? Каким вы были человеком, до того, как облачились в черное?

– Я был наивен. Верил, что мир вокруг можно изменить честным путем. Доверял людям, окружающим меня. Жаждал их одобрения и поддержки. А вели меня непоколебимые, как мне казалось, принципы. Вера в завтрашний день. Уважение к чувствам других людей. Любовь к ближнему. Иными словами, я делал все, чтобы понравиться людям, потому что считал, что власть исходит от них. Как же забавно теперь смотреть на себя в прошлом, зная то, что я знаю теперь. Власть нельзя получить одобрением. Властью заслуживается одобрение. В том числе и властью над самим собой, что является самой сложной частью пути к чему-то новому.

– И какое же событие стало причиной столь радикальных перемен во взглядах?

Выдержав паузу, Кардинал встал и подошел к камину. В его карих глазах отражались не только языки пламени, но и вселенская печаль, исходившая от самого сердца несчастного гения. Сделав глубокий вдох, он начал свой рассказ.

Он любил толпу. А толпа обожала его. Под гром аплодисментов, молодой политик в очередной раз покинул свое поле боя. У противников в дебатах просто не было шансов. Не потому, что на его стороне была правда, и даже не благодаря его обворожительной харизме. Это была всего лишь игра, пускай и несколько более сложная, чем те, к которым многие привыкли. Стратегия, исход которой определял жизни миллионов людей, но к которой никто не относился серьезно. Никто, кроме него.

Момент настоящего триумфа был ближе, чем когда-либо. Всего через неделю состоится торжественное подписание мирного договора, который подведет черту в многолетней войне. Юный политик чувствовал, что эта победа станет самой знаковой в его жизни. Он докажет всему миру, что даже фундаментальные конфликты, будь то этнические или религиозные разногласия, можно разрешить мирным путем. Однако человек, говорящий о мире, должен в первую очередь примириться со всеми сам. У молодого Кардинала не было врагов в прямом смысле этого слова, все ограничивалось только недоброжелателями. Но один человек, несмотря на кровное родство, все-таки был близок к статусу противника. Вражда, возникшая между братьями, имела куда более глубокие корни, чем может показаться на первый взгляд. Будучи частью одного целого, они были абсолютными противоположностями. И все же, переступив через свою гордость, Кардинал пригласил брата в столицу. Он знал, что без этой встречи не сможет закончить начатое. И не только потому, что будет сам себе противоречить, подписывая мирный договор. Ему была нужна помощь. И оказать ее мог лишь Майкл – человек, обращающийся к преступному миру на «ты».

Кардинал стоял на аэродроме в полном одиночестве. Ни охраны, ни сопровождения, ни транспорта. Только он, небеса, и ветер, колышущий вершины деревьев вдали. Эта встреча не могла быть не приватной. Из-за натянутых отношений, братья старались не раскрывать своего родства общественности. Один мог в любой момент дискредитировать другого, пользуясь своим главным преимуществом, ставшей причиной уязвимости – полным генетическим сходством, включая внешность. Растущая популярность Кардинала как политика сделала эту встречу неизбежной.

Самолет Майка пошел на посадку. Человек, к слову, научился летать совсем недавно. Видел бы Икар то, на что мы способны сегодня. А ведь в том числе благодаря мифу о нем и случился прорыв в авиастроении. Сама возможность полета будоражила умы миллионов на протяжении всей обозримой истории. Еще больше разбилось, пытаясь взлететь. Но их жертвы не были напрасны. Словно капли воды, бьющие по неприступной скале, они со временем все же ее покорили. Быть может, только отбросив страхи и сомнения мы сможем по-настоящему взлететь?

По трапу спустился человек, одетый в элегантный белый костюм с галстуком бордового цвета. Широко улыбнувшись, мужчина распростер руки и вновь, спустя долгие годы расставания, взглянул на себя со стороны.

– Кого я вижу! Новое, но чертовски знакомое лицо. И каким ветром тебя сюда занесло? – только одному Майку было известно, что скрывается за этой обворожительной улыбкой.

– Ты прекрасно знаешь цель нашей встречи, так что давай поскорей перейдем к делу.

– Да ты сама невозмутимость, ничего не скажешь. Я думаю, что обсуждение столь терзающего нас обоих вопроса стоит провести в каком-то более приятном месте. Как насчет партии?

– Шахматы… почему бы и нет, так общение выдастся куда более приятным, – ухмыльнулся политик, соскучившийся по настоящим стратегическим играм.

Некоторое время спустя оба игрока сидели друг напротив друга в элитном ресторане. Исходя из своего статуса, Кардинал старался экономить средства, в то время как его брат ни в чем себе не отказывал. Фасад здания держался на красивых белых колоннах, окутанных красными шторами с позолоченным узором у самых краев. Пол был выполнен из каррарского мрамора столь утонченно, что при первом же взгляде вызывал ассоциации с творениями Микеланджело. Фигуры на шахматной доске были выполнены в венецианском стиле, что лишь доказывало серьезность намерений Майка. К слову, он уже сходил на E4.

– Королевская пешка? – Кардинал ухмыльнулся.

– Двусмысленное выражение, не находишь? – ответил Майк, взяв в руку бокал вина, – Ходи.

– Ты же привел меня в это место не для того, чтобы философствовать, верно? E7-E5, твой черед.

– Значит, я все же вызвал у тебя неудобства? Надеюсь, ты понимаешь, что это только начало. F2-F4, – Майк решил играть по-крупному.

– Хватит валять дурака. Нам обоим очевидно, что дальше так продолжаться не может. Нам нужно разделить зоны влияния, – сказал Кардинал, срубив белую пешку.

– И что же тебя побудило к такому решению? Да, я понимаю, что сложно прикидываться честным и милосердным с грузом в виде меня. Однако я уже живу на другом конце мира, отсеченный от земли, на которой рожден. Более того, все свои дела я веду исключительно с иностранными клиентами, как мы и договаривались, – белый конь перешел на F3.

– Ты прав, мне действительно сложно продвигаться в политике, когда моими же руками на другом конце света творятся всякие бесчинства. G7-G5.

– С каких это пор торговля оружием стала бесчинством? Очень даже добросовестный бизнес, особенно в Америке. Слон на C4.

– Это так, когда речь идет не о поставках оружие террористам в конфликтные регионы. G5-G4.

– Нет, такие заказы, конечно, иногда попадаются под руку. Да и платят за них целое состояние. Но даже у меня есть принципы! Неужели ты думаешь, что я причастен к той шумихе на юге? – белый конь перескочил на E5.

– Я подозреваю каждого. А тебя особенно. Ферзь на H4. Шах.

– А я прекрасно знаю, насколько это тема для тебя важна, и потому стараюсь держаться от нее подальше. Как тебе вообще могло прийти в голову нечто подобное? – белый король совершил маневр на F1.

– Не думаю, что у меня есть еще знакомые нелегальные поставщики оружия. Очевидно, что твоя деятельность вызывает вопросы, – черный конь, украшенный золотом, перешел на H6.

– Да что ты говоришь. Сам весь такой святой, эталон благоразумия. А когда дело доходит до меня, то сразу всплывают все мои прегрешения и ошибки. Интересно, что же вызвало такую реакцию на этот раз. Припомнил мне очередную краденую игрушку? D2-D4.

– Если ты помнишь из содеянного только это, то мне тебя жаль. Пешка на F3.

– Но почему ты винишь во всем меня, а не нашего отца? G2-F3.

– Хотя бы потому, что наш отец страдал, в отличии от тебя. Он был поражен горем. D7-D6.

– А я нет? Неужели я отроду такой монстр? – ухмыльнулся Майк, срубив своим конем пешку на G4.

– Кажется, это размен. Конь на G4.

– Не уходи от темы, брат. Расскажи наконец, за что ты меня так невзлюбил? – пешка срубила коня на G4.

– Все наше детство ты только и делал что издевался надо мной и старался бросить лицом в грязь. Достаточно конкретно? – возмутился Кардинал, переместив черного слона на G4.

– Ого, даже так? А как насчет того, что отец вымещал всю свою злость только на мне? Он был деспотом, а я твоим живым щитом. Прости, что иногда удары проходили сквозь меня. Ферзь на D3.

– Живым щитом?! Теперь это так называется, да? Слон на H3, шах!

– Да как ты смеешь?! – в порыве гнева Майк отодвинул короля на G1.

– Ладья на G8, шах и мат! – Кардинал злорадно ухмыльнулся.

– Подавись своей победой, подонок! – Майк опрокинул шахматную доску, – Я приехал только потому, что твои проблемы угрожают моей жизни! Именно поэтому я помогу тебе. Признаться честно, я бы лично вручил этим боевикам автоматы и ракетницы, была бы у меня такая возможность!

– Ты эгоистичный и запутавшийся ребенок, Майк! Весь такой несчастный, побитый жизнью. Да, наш отец не был подарком. Но почему в одинаковых условиях я стал одним человеком, а ты другим? Глупо винить отца, ты просто по жизни идиот.

– Потому, что я всегда прикрывал твою спину, даже если ты не чувствовал опасности. Ты принимал это как должное, даже спасибо не сказал!

– Спасибо?! Тебе? Да я скорее умру, чем поблагодарю тебя за такое детство!

Майк тяжело вздохнул и отодвинул опустевший бокал в сторону. Он всмотрелся в глаза брата, а затем перевел взгляд в окно.

– Ты всегда был умнее, чем я. За твой интеллект любой из сильных мира сего отдал бы полцарства, если не все. На твоем фоне я всегда был ничтожеством.

– Значит, ты еще и завидуешь мне? Ты, неудачник, который решил пойти по легкому пути? Я ни раз предлагал тебе стать моей правой рукой, открыть миру наше родство. Но ты предпочел финансовые махинации и компанию преступников. Сколько лет ты просидел в тюрьме, ну так, суммарно? Два года? Три? Шесть?

– Явно меньше, чем ты в своей, – Майк встал с кресла и направился к выходу.

– Уже уходишь? А я-то думал, что мы только разогреваемся!

– Я не буду ворошить прошлое. До тех пор, пока ситуация с Южной войной не уладится, я буду твоим союзником. Но как только все благополучно закончится, я исчезну из твоей жизни. Навсегда. И чтоб ты помер в своих амбициях, – сказал он, хлопнув роскошной дверью ресторана.

Кардинал остался наедине с разбросанными на полу шахматами. На удивление, из всех фигур пострадал только черный король. Повторив судьбу Людовика XVI, черный монарх лишился головы. Однако игроку было плевать на судьбу своей фигуры, павшей бесславной смертью. Кардинал в ярости уперся лицом в стол, попутно треснув по нему кулаком. Ему хотелось кричать, метать и ломать. Но он оставался неподвижен. Как и весь мир вокруг него.

Политическая же сторона вопроса, наоборот, жила и развивалась безо всяких потрясений. Причиной тому была грамотная организация деятельности сотрудников штаба политика. Команда из нескольких десятков человек трудилась не покладая рук, ради того, чтобы возвысить своего лидера над соперниками. Среди них особенно выделялись двое: Екатерина Васильевна Кузнецова – глава пресс-службы Кардинала, и Андрей Андреевич Наумов – его правая рука. И если первая крайне симпатизировала амбициям своего начальника, то второй относился к ним скептически. Так или иначе, в этот момент они были озадачены одной и той же проблемой.

– Он так и не объявился? – разочарованно спросил Андрей Андреевич у своей коллеги.

– Не отвечает на звонки, – ответила она, поправив свои белоснежные волосы. – Видимо, нам придется все расхлебывать самим.

– Прекрасно. Просто чудесно. Хоть в чем-то он смог нам довериться! – воскликнул мужчина, в очередной раз обогнув стойку с одеждой.

– В любом случае, кому-то из нас объясняться перед заседанием. А учитывая тот факт, что у меня полно дел с журналистами…

– В пекло придется отправиться мне. А что, звучит вполне разумно. В конце концов, я же так хорошо умею выступать на публике, – с сарказмом продолжил он, не скрывая своего раздражения.

– И надень что-нибудь приличное, заодно тебя и министром каким-нибудь назначат, – ухмыльнулась девушка, протянув Наумову вешалку с костюмом. – Вот, в этом ты будешь выглядеть просто неотразимо!

– Очень смешно. Ладно, черт с ним, наговорю им как обычно всякой ерунды и сойдет. Главное – делать это с умным видом.

– И с красивым галстуком! Давай, шевелись, а не то опоздаешь, – сказала Катя, подтолкнув своего собеседника в сторону примерочной.

Тяжело вздохнув, Андрей Андреевич второпях натянул на себя пиджак и брюки. Он ненавидел официальные костюмы настолько же сильно, насколько ненавидел свои попытки проявить ораторское мастерство. И то и другое вызывало у него ассоциации с давно прошедшими школьными годами, которые запомнились ему не самым лучшим образом. Смирившись со сложившейся ситуацией, он оплатил покупку и быстрыми шагами направился к машине. «Бегать политикам не свойственно», – таков был его девиз.

Когда Андрей Андреевич вошел в зал, перед ним предстала вполне ожидаемая картина. Десятки заскучавших чиновников, депутатов и прочих представителей власти начали недоуменно возмущаться тому недоразумению, что возникло в зале заседаний вместо обещанного Кардинала. Наумов, с трудом натянувший на свое лицо улыбку, проследовал в предназначенное его начальнику кресло. Руки его вспотели, тело было искалечено не отодранными бирками, а голова гудела от поступающих в ее адрес слов. Собравшись с мыслями, Андрей Андреевич достал из кармана записку с подсказками. Пробормотав про себя несколько реплик, он принял на себя тяжелый удар заседателей.

– Хочу… Должен сказать вам… Прошу прощения за предоставленные неудобства, – выдавил он, пытаясь оттянуть от своей шеи красный галстук. – Сегодня на ваши вопросы буду отвечать я.

– Что это за безобразие! Как это понимать?! – доносились возгласы собравшихся.

– Тише! Наверняка господин Наумов найдет объяснение происходящему. Прошу вас, наберитесь терпения, – воскликнул председатель собравшегося заседания. – Товарищ, вам слово.

– Я понимаю, что все вы ждали другого человека. Должен сказать вам, что он не смог прийти сюда по весьма веской причине, дать огласку которой может только он сам, поскольку она сугубо личная, – аккуратно подбирал слова политик, не забывая подглядывать в записку. – Давайте поговорим о деталях мирного договора, которые вас беспокоят.

– К слову, мы позволили себе начать обсуждение без вас, Андрей Андреевич. А повестка у нас, как вы наверняка знаете, вполне конкретная – тридцать первый, сорок второй и шестьдесят девятый пункты договоренности, которую ваш штаб предлагает правительству в качестве метода борьбы с терроризмом на юге нашей страны, – продолжил председатель, протянув Наумову протокол заседания. – За час вашего отсутствия, мы успели провести голосование касательно каждого из пунктов и пришли к весьма неоднозначным выводам. Учитывая, что все заседание является инициативой вашего штаба, в качестве некой предпосылки к формированию комиссии, которая будет следить за организацией предстоящей встречи двух конфликтующих сторон, мы весьма удивлены тому, что эти три пункта вообще представлены к рассмотрению.

«Как же мне надоела бюрократия. Да и галстук жмет», – подумал Андрей Андреевич, не выявив из слов председателя ничего ценного. С серьезным лицом взглянув в протокол, он осмотрел всех собравшихся.

– Не думаю, что вы уяснили суть проблематики данного вопроса. Все пункты представленного договора были неоднократно оговорены с ведущими специалистами. Пожалуйста, объясните свою точку зрения подробнее, – монотонно начал политик, не забывая «эффектно» жестикулировать.

– Да что тут объяснять, черным по белому же написано! Вы ведь даже не прочитали толком протокол, а уже пытаетесь обвинить нас в некомпетентности? – возмутился один из депутатов, сидящих вдали.

– В отличии от вас, я стараюсь не переходить на личности и исходить из фактов. Ваша постановка вопроса не удовлетворяет общепринятым нормам. И вообще, – сказал уверенный в себе Андрей Андреевич, надеявшийся разгромить позицию оппонента благодаря фактам, приведенным в другой чудотворной записке. Каков же был ужас в его глазах, когда он не нашел ее в кармане своего нового пиджака.

– И вообще что? Опять будете пытаться заговорить нам зубы своими возгласами об этике и единстве народов? Тут, между прочим, стоит вопрос социального обеспечения граждан в конфликтных регионах! – продолжил депутат, встав со своего кресла.

– Социальное обеспечение… Будет обеспечено. Это мы можем гарантировать, – сдерживая страх проговорил господин Наумов, нетерпеливо поглядывая на свои наручные часы.

Сказать, что толпа безжалостных чиновников и депутатов была готова разодрать тридцатишестилетнего Андрея Андреевича в клочья – ничего не сказать. Пускай он и был самым старшим из всего штата сотрудников, но его точно нельзя было назвать самым опытным в открытой политике. Его истинное поле боя – закулисные игры, в которых ему не было равных. Именно он смог протолкнуть политические взгляды штаба в массы, вовремя договорившись с нужными людьми. Кроме того, его же заслугой был и сам факт организации подобных заседаний и мероприятий. Но сегодня он потерпел поражение.

– Как вообще возможно так облажаться за полчаса разговора? Ты полностью дискредитировал не только себя как сотрудника, но и весь штаб в глазах общественности! О чем ты вообще думал?! – кричала двадцатичетырехлетняя Катя, совсем позабыв о субординации.

– Ах, так это я нас всех подвел, да? А ничего, что основной виновник торжества вовсе не соизволил явиться на встречу? Я потратил уйму времени на то, чтобы собрать всех этих людей вместе. Учел все детали, подобрал к душе каждого из них уникальную отмычку. Эта встреча должна была стать символом нашего триумфа. И вот, когда все звезды наконец-то сошлись, наш неприкосновенный политический идол просто растворился в воздухе! И ты считаешь, что это я нас дискредитирую?

Екатерина разочарованно покачала головой, а затем откинулась на спинку дивана, расположенного в кабинете Андрея Андреевича. Места в комнате было немного, поскольку цена аренды офиса в центре столицы была запредельная, и на весь штат сотрудников было выделено всего двести квадратных метров площади. В этом месте теснота лишь способствовала появлению обид.

– Скажи честно, ты ведь просто ему завидуешь? – спросила девушка, взглянув в глаза своему собеседнику.

– Что ты, нет, конечно же нет. Что за вздор? – удивился в ответ Андрей Андреевич, отведя взгляд в сторону своего рабочего стола.

– Он молод и крайне популярен в народе. К тому же, он действительно верит в то, что делает правое дело. За ним будущее, Андрей. И ты не можешь с этим смириться, – спокойным голосом сказала она, взяв в руки телефон.

– А тебе он, судя по всему, симпатичен? – ухмыльнулся Наумов, вновь посмотрев на свою коллегу. Ее голубые глаза напоминали ему звездное небо, отраженное на дне колодца. Страшась провалиться, Андрей Андреевич всегда старался быть в стороне, не проявляя особого интереса к натуре Кати. Но что-то предательски шевелилось внутри его души, мешало соблюдать безопасную дистанцию. Сила, которой нет на свете равных.

– Ты только сегодня ведешь себя как придурок, или у тебя так по жизни? В любом случае, герой нашего обсуждения только что объявился. Смотри, – ответила она, указав на экран своего устройства.

– Прости за то, что не отвечал на звонки, был очень сильно занят… Завтра объясню подробности… Попроси Андрея организовать встречу… Он что, просто прислал нам инструкции?! – воскликнул Наумов, поверхностно пробежавшись по тексту сообщения.

– Ты словно его не знаешь, – девушка развела руками, и, улыбнувшись, вышла из кабинета.

Что же касается самого Кардинала, то он, разумеется, проводил свое время с пользой. Упершись в небесный потолок, молодой политик размышлял о своем детстве. Именно в этом парке, на этой самой скамейке, он впервые попробовал мороженое. Забавно, что подобные воспоминания нередко отпечатываются в нашей памяти на долгие, долгие годы. Они являются своего рода маяком, указывающим верный путь. Светом, напоминающим, что твой путь не лишен смысла, ибо в пути смысл и заключен. Но стоило ему только задуматься о своих родителях, как яркий свет воспоминаний поглощала непроглядная тьма. Мать умерла еще при родах, а отец… Скажем так, когда отец столкнулся с фактом невообразимой радости и убийственной печали одновременно, он выбрал второе. Цена, которую ему пришлось заплатить за детей, показалась ему слишком завышенной. Однако стоит отдать ему должное, ведь сыновей он все же воспитал. Возможно, таким образом он решил исполнить последнюю волю своей возлюбленной.

– Не думал, что ты придешь, – сказал Кардинал, не отрывая взгляда от темнеющих небес.

– Ты же прекрасно понимаешь, что я не могла не прийти. В конце концов, ты же мой начальник, – улыбнулась девушка, сев рядом с политиком. – Правда весьма странно, что ты попросил меня явиться в этот парк только спустя час после первого сообщения. И вообще, мы же должны были обо всем поговорить завтра, разве нет?

– Сегодня я проявил слабость, Катя. Больше этого не повторится. Теперь я полностью с вами. До конца. И я знаю, что ты поймешь меня, если я предпочту оставить истинную причину моего отсутствия в тайне. Однако Андрей не оценит подобный подход. – начал он, опустив взгляд на землю. – Завтра в офисе я расскажу официальную версию произошедшего, которая избавит нас от лишних вопросов и позволит продолжить работу. Но сегодня я хочу поговорить с тобой о реальности. Мне кажется, что нам не выиграть эту безумную гонку.

Для Екатерины Васильевны не существовало ни возрастных рамок, ни моральных ограничений. И вот один из тех немногих избранных, вошедших в круг ее уважения людей, говорит о неизбежности поражения. Для нее он был не просто начальником. Он был лидером. Человеком, способных повести за собой на край света при любых обстоятельствах. Куда же делась вся его решимость?

– Что ты имеешь в виду?

– Войну не остановить, Катя. Ведь эта война ведется не столько на поле боя, сколько в человеческом разуме. Нас разделяют разногласия, со стороны кажущиеся столь нелепыми, что становится тошно. Мы играемся с жизнями, которые нам не принадлежат, аргументируя это тем, что имеем на это законное право сильного. Ибо мы – победители. И это относится не только к нашему государству, но и ко всем в принципе. Каждый прав в своем ограниченном взгляде на мир, но в совокупности эта правота не стоит ни копейки. Вместо того, чтобы учить наших детей жить в мире с соседями, мы учим их бояться и ненавидеть. Южные люди бывают необоснованно импульсивными, но это не значит, что они с рождения заклеймены на агрессию. Им просто некуда высвобождать всю ту энергию, что бурлит в их горячей крови. И эта особенность делает их уникальными. Но почему, скажи мне, почему мы обязаны воевать? Как вообще могло дойти до такого, что нам нужно искать компромисс и окольные пути, чтобы прийти к мирной договоренности? Разве мы не все едины от рождения как нация, как вид? Мне больно, больно смотреть на эту несправедливость по отношению к людям, которые хотят видеть мир единым. Людям, которые готовы проявить уважение ко всем прочим нациям, расам и народам. А все потому, что стоит тебе хотя бы заикнуться о бессмысленности войн, как тебя бросают лицом в грязь. Ничего ты не понимаешь, ты человек с маленькой буквы! А вот они, те самые они, которые всем руководят… Они знают, куда нас вести. Они пишут учебники. Дают детям образование. Лечат стариков. Мы никто без поводка на шее. По крайней мере, в этом они нас убедили, причем убедили успешно. Вбили нам в голову, что родина, страна и государство – синонимы. Сказали, что военнообязанные отдают долг родине, хотя по факту ими руководит исключительно государственный аппарат, имеющий свои собственные, неведомые родине цели. Разве может в таком мире одержать победу здравый смысл?

Екатерина Васильевна, пускай и была сильной духом девушкой, но на миг все же потеряла дар речи. Теперь ей стало очевидно, что проблема вовсе не в решительности.

– Твои слова… Они пропитаны гневом. Ты злишься, но злишься не на никому неизвестных властителей мира, а на самого себя. Любой может упрекнуть нашу жизнь, сказав, что она ужасна. И далеко не каждый приступит к делу после сказанных слов. И, насколько я тебя знаю, ты все же относишься к этому меньшинству, – проговорила она, попытавшись выглядеть убедительно.

– Что толку от мира, если он рано или поздно потрескается по швам? В нашем случае, это вряд ли займет больше полувека. И речь сейчас идет даже не о противостоянии с непонятным внешним противником, а с войной внутри нашей страны. На земле, которая нас, так или иначе, объединяет. Раньше я думал, что проблема в людях. Что это люди виноваты в своих бедах, что это они выбирают свою изначальную судьбу. На самом деле, даже статус человека как такового мы принимаем не сразу после рождения. Появившись на свет, мы приобретаем биологические черты человека, но лишь с возрастом приобретаем социальные. Личностью не рождаются, Катя. Ею становятся. И эта простая истина поставила все на свои места. Недавние события… Заставили меня задуматься о детстве. О времени, когда я формировался как человек. В этот момент до меня наконец-то дошло, что таким как мы с тобой просто несказанно повезло. Ведь мы родились в семьях, которые смогли дать нам образование и помочь социализироваться, какими бы плохими эти семьи нам не казались. А те люди, которых мы клеймим варварами, всего лишь являются обделенным большинством. Война против себе подобных неестественна для человека. Те, кто думают иначе, просто не получили необходимого развития своей социальной половины. И потому на нас лежит ответственность за тех, кому повезло меньше, чем нам. Мы не выбирали кем родиться, но мы выбираем, кем умереть. Вот почему я говорю с тобой о бессмысленности этой гонки. Мы должны установить мир не на поле боя, а в людских головах, чего бы это нам не стоило.

– И как же, по-твоему, мы должны сделать всех обделенных «личностями»? Ты говоришь прямо как настоящий утопист, – фыркнула Екатерина, пытаясь переварить сказанное своим собеседником.

Глаза Кардинала азартно блеснули, а затем взглянули прямо в лицо девушки. Глубина этого взгляда была сравнима лишь с океанической пучиной, таинственно переливающийся на свету. Было в этом мужчине что-то столь притягательное, что-то столь завораживающее… Екатерине хотелось утонуть в его взгляде, попытаться хотя бы на миг ощутить все то, что ощущает он. Но она знала, что это невозможно.

– Если бы я знал, мы бы с тобой разговаривали на вершине мира, а не в общественном парке. А потому я могу предложить лишь один метод. Проб и ошибок.

– Главное, чтобы эти ошибки не стоили нам жизней, – ухмыльнулась девушка, зачарованно взглянув на появившиеся звезды. – Иначе окажемся там.

– Иначе окажемся там, – улыбнулся он в ответ.

Жизнь Николая Александровича изменилась до неузнаваемости. Психиатр стал не только чувствовать себя лучше, но и начал проявлять более активный интерес к окружающему миру. Полный достаток сна, питания и пространства побуждал его к действиям, способным украсить досуг. Иными словами, когда Кардинал покидал особняк, Николай Александрович старался выудить как можно больше информации из обитателей этого причудливого места. Однако ни о природе его возникновения, ни о мотивации местных он так ничего конкретного и не узнал. Исходя из подслушанных разговоров, он выяснил, что в этом здании Кардинал осел достаточно давно, и что все новые жильцы рекрутируются под его личным руководством. Из всего этого вытекает логичный, но неутешительный вывод: у каждого из живущих здесь заключена своя сделка с гением в черном.

В свободное время Николаю Александровичу разрешалось посещать все комнаты за исключением кабинета Кардинала. Воспользовавшись столь широким спектром возможностей, психиатр обследовал весь особняк вдоль и поперек, но помимо жилых комнат и различных рабочих помещений ничего необычного он не приметил. Со стороны особняк напоминал отель, обслуживающий только двух постояльцев. К несказанной удаче Николая Александровича, ответы нашли его сами и без предупреждения. Сегодня к нему подошел Сергей – человек, исполняющий обязанности управляющего резиденцией Кардинала.

– Вы стали выглядеть лучше, чем две недели назад. Признайтесь, все дело в свежем воздухе? – едва заметно ухмыльнулся он, что являлось исключительным случаем в сложившейся обыденности.

– Да, воздух тут действительно чистый. Думаю, за это нужно благодарить в том числе и садовников, ухаживающих за здешней растительностью, – ответил психиатр, не скрывая своей радости от столь неожиданно услышанного вопроса.

– Я могу лично ручаться за каждого специалиста, который работает на благо нашего дела. Собственно, именно поэтому мне и доверили такую ответственную должность. Кстати, вас устраивает ваша комната?

– Она просто восхитительна! Я очень давно не ощущал подобного комфорта.

– Это меня радует. Давайте пройдемся. Мне нужно с вами поговорить, – прямолинейно заявил Сергей, указав на внутренний двор.

Солнечный свет все лучше проскальзывал через хвою высоких сосен, окруживших особняк. Николай Александрович всю жизнь вставал рано, но только с недавних пор стал ощущать себя живым по утрам. Вдохнув аромат растений, с любовью выращенных на украшенных камнями клумбах, он невольно улыбнулся. Воздух был пропитан свободой и чистотой, словно в горах, но при этом был теплым и «приятным на ощупь».

– Скажу честно, в первое время я сомневался в ваших силах. Мне казалось, что я снова ошибся с выбором. К счастью для всех нас, вы оказались тем самым, кого мы так долго искали, – с суровым лицом начал Сергей, хотя было понятно, что даже он наслаждается красотой этого места.

Психиатр недоуменно приподнял бровь и посмотрел на управляющего, однако тот не проявил никакой реакции. Вместо этого, бывший военный продолжил свою мысль.

– Это я первым сказал Кардиналу, что ему нужно найти врача. Несложно догадаться, как он воспринял мою просьбу в первый раз, но он всегда уважал мою честность и потому все же начал обдумывать мои слова. Когда дело дошло до первых серьезных симптомов, я начал искать ему подходящего специалиста. Я и сам часто бывал у психиатров в свое время, но найти такого, кто сможет выдержать наш уклад жизни, было достаточно сложно. Как оказалось, искать нужно было не в столице и даже не за рубежом, ведь нужный человек оказался прямо подносом. В любом случае, когда мы узнали о вашем громком деле психа с маниакально-депрессивным расстройством, я начал собирать на вас досье.

– Это дело двухлетней давности. Неужели вы следите за мной так давно? – вновь удивился Николай Александрович, внимательно вслушиваясь в каждое слово.

– Мы проделали большую работу. Поставили своих людей в руководстве больницы, выбрали подходящий момент для операции и вывели весь персонал и больных в другое здание, местонахождение которого я не имею право разглашать. Но можете быть уверены в сохранности каждого, чье лицо попадалось вам на глаза за последние два года. За исключением, разве что, главного врача, – хмуро подметил он, отведя взгляд в сторону. – Он был замечен за подделкой бланков и кражей имущества. Пришлось устранить эту проблему.

– Устранить? Вы что, его убили?! – воскликнул психиатр, отшатнувшись в сторону.

– Он был единственной нашей ошибкой в подобранном персонале. А поскольку мы не имели право на ошибку, нам пришлось свести его счеты с жизнью.

– Вы что, от любого избавитесь, стоит только Кардиналу сказать имя? Даже от меня?

– Кардинал приказал мне лично следить за вашим самочувствием и деятельностью. Сейчас вы самый защищенный человек из всех, кто проживает на этой земле. Но если он отдаст мне приказ убить вас, моя рука не дрогнет, – без толики сомнений ответил Сергей.

– Спасибо за честность, – прошептал психиатр, попав в явно напряженную обстановку. – И сколько здесь проживает убийц?

– Каждый, кого вам доводилось видеть, и еще больше тех, кого вам никогда не увидеть.

– Что, прям все? Даже повара?!

– В первую очередь повара. Убийство без пролитой крови – лучшее убийство. Но я вас не ради рассуждений о работе позвал. Мне нужно вас предупредить. – продолжил управляющий, приблизившись к собеседнику вплотную. – Через несколько недель сюда должен прибыть еще один человек, который может представлять для вас реальную опасность.

– Майкл? Кардинал мне, конечно, рассказывал о его преступных делах, но он же не станет переходить дорогу своему брату. По крайней мере, я не вижу для этого никаких предпосылок. Да и к тому же, зачем говорить об этом так рано?

– Слушайте меня внимательно. У меня есть досье на каждого преступника, с которыми мы так или иначе сталкиваемся в работе. Но об этом парне я не знаю ничего. Буквально. Есть, конечно, некоторые отпечатки прошлого в виде давно закрывшегося оружейного бизнеса, но за последние годы он не проявлял вообще никакой активности. Исчез с радаров, если так можно выразиться. А теперь он объявляется как ни в чем не бывало, намерен приехать прямо сюда, в самое уязвимое место для нашего дела! Ему определенно нельзя доверять. Если он окажется не на нашей стороне, вы точно станете его мишенью, ведь вы единственный, кого его брат подпускает на расстояние вытянутой руки, помимо меня самого. Но у вас, в отличии от меня, нет десятка лет военного опыта за спиной. Вы уязвимы для атаки. А потому, когда он попросит вас о приватной беседе, предложит куда-то отправиться, вы сразу же должны отчитаться об этом мне, – проговорил Сергей с выдержкой, свойственной рапортующему. – Сейчас у нас достаточно времени, чтобы подготовиться к его приезду, но я все же вынужден попросить вас о содействии. Следуйте моим инструкциям и ничего не говорите Кардиналу. Он не может здраво рассуждать по этому вопросу.

– То есть, вы готовы убить человека по его слову, но готовы ослушаться его приказа, когда дело касается безопасности? Вы точно военный? – ухмыльнулся психиатр, хотя это было явно излишне.

– Сейчас Кардинал опасен для себя больше, чем для других. Я это вижу. И вы увидите, когда он впадет в психоз. Как только речь заходит о Майкле, он теряет всякую осторожность. Именно поэтому мы вынуждены действовать в тени. Только так можно обеспечить безопасность нашего дела, – управляющий не ответил на ироническую часть высказывания Николая Александровича, но в его глазах прослеживалось неодобрение.

– Я посмотрю, что можно сделать. Спасибо за разговор, – сказал психиатр, в попытке ненавязчиво закончить диалог и уйти восвояси.

– И еще кое-что. Не пытайтесь лезть в голову ни мне, ни моим людям. Поверьте, это ради вашего же блага.

– Даже если бы я захотел, из всех местных «сотрудников» на мои вопросы, пока что, отвечаете только вы. Все остальные словно призраки, молча делающие свою работу.

– Мы все здесь лишь оболочка от тех, кем когда-то были. Надеюсь, что вас это не коснется, – все также сурово ответил Сергей, наконец отпустив психиатра.

«Призраки в городе-призраке. Звучит вполне логично», – подумал Николай Александрович, направившись в свою комнату. По его просьбе, служанка приносила поднос с едой прямо ему в кабинет, чтобы он не отвлекался от своей работы. Психиатр уже который день корпел над литературой, любезно предоставленной ему для проведения исследований. Симптомов, которые ему на данный момент удалось зафиксировать, было недостаточно для точного определения диагноза. Кроме того, Кардинал уже четыре дня был в отъезде, в связи с чем никакой новой информации для размышлений Николай Александрович так и не извлек. Однако факт того, что болезнь активно развивается уже на протяжении нескольких лет, навел его на некоторые мысли.

Для начала, это должно было быть нечто долгоиграющее, что-то, напоминающее бомбу замедленного действия. Люди, разумеется, почти никогда не сходят с ума в одно мгновенье, но несколько лет – это достаточно внушительный срок. К тому же, Кардинал все еще мог здраво рассуждать, чтобы там Сергей не говорил. В подобную концепцию идеально вписывается что-то из аффективных расстройств. Для этих заболеваний характерны регулярные депрессии и нарушения в эмоциональной сфере. Кошмары как раз можно было приписать к подобному симптому. Но даже если так, данных было недостаточно, чтобы определить источник проблемы. Исходя из этого, Николай Александрович решил пойти на риск.

Как уже было сказано ранее, гостю были доступны все комнаты, помимо самой завораживающей. Дверь кабинета Кардинала закрывалась на два замка, один из которых отпирался ключом, а второй – правильной комбинацией цифр. Ни ключа, ни комбинации, у психиатра, разумеется, не было. Но зато у него было твердое желание разобраться в происходящем. А это уже что-то значит.

«Я мог бы попробовать пробраться туда через окно. Если бы я только нашел способ подняться так высоко без подозрений со стороны окружающих… Может, есть прямой выход на крышу?» – думал он, медленно пережевывая кусочек жаркое с подноса.

– Извините, можно вас побеспокоить? – раздался женский голос и последующий стук в дверь.

– Да, да, конечно! Войдите, – ответил Николай Александрович, слегка напугавшись.

Порог комнаты переступила молодая девушка, одетая в легкую, но полностью покрывающую тело однотонную одежду. Ее рабочие ботинки были испачканы в земле. Несложно догадаться, кем она здесь работала.

– Ой, вы завтракаете, я не хотела вас отвлекать. Может, мне подождать снаружи? – смущенно спросила она, отступив на шаг.

– Да ничего страшного. Я могу чем-то помочь? – любезно ответил Николай Александрович, протерев руки салфеткой.

– Вы же врач, да? У нас случилось небольшое происшествие…

– Если это происшествие не связано с чьей-то головой, то я вряд ли могу быть вам полезен. Я врач-психиатр.

– Да, да, именно так! Нужна помощь с головой. Пожалуйста, нужно поспешить, – воодушевленно воскликнула девушка, потянув удивленного Николая Александровича за руку.

Через несколько мгновений оба находились в центре помещения, оборудованного под небольшой госпиталь. Судя по всему, именно здесь медики Кардинала латали раненых, вернувшихся с различных поручений. Спустя минуту в комнату занесли окровавленного садовника, получившего открытую травму головы.

– Боже мой. Что черт возьми… Вы меня неправильно поняли! – воскликнул психиатр, отшатнувшись от новоявленного пациента.

– Ну вы же врач, вы же сможете ему помочь, да? – жалостливо спросила девушка, явно не имеющего ничего общего с медициной.

– Да как я… У него что, пробит череп?! Ему срочно нужно обработать рану и сделать перевязку. Есть у вас что-то обеззараживающее? – в панике кричал психиатр, осматривая помещение. – Несите все что есть и побольше бинтов!

Ошарашенные садовники притащили несколько бутылок водки из погреба, а девушка откуда-то раздобыла большой моток бинтов. Николай Александрович, несмотря на общее медицинское образование, был в полной растерянности.

– Прижмите рану. Да, вот так, – командовал психиатр, попутно обрабатывая бинты спиртом. Закончив, он сделал продолжительный глоток из бутылки и отложил ее в сторону. Наложенная повязка помогла замедлить кровотечение, но не остановило его полностью. Умирающий мужчина кашлял кровью.

– На бок его, на бок! – крикнул Николай Александрович, в попытке взять контроль над ситуацией. – Мы его теряем! Где все ваши медики?!

– Из врачей сейчас здесь только вы, – скромно заметила девушка, стараясь не смотреть на лужи крови под койкой.

– Я же вам сказал, я не… – начал было психиатр, но раненый его опередил. Потеряв сознание, мужчина грохнулся с койки прямо на пол. После нескольких подергиваний, его тело потеряло всякие признаки жизни.

– Нет, нет, нет! Я не позволю! – взвыл Николай Александрович, бросившись к бездыханному садовнику.

– Вы делаете массаж сердца трупу с пробитой головой, – без каких-либо эмоций заметил Сергей, войдя в комнату. – Смерть не лечится, Николай.

– Я не дам ему умереть! Вызовите скорую в конце концов!

– Вы же знаете, что мы не можем. Оставьте беднягу в покое, ему уже не помочь. Встаньте, – сказал управляющий, оттянув врача от трупа.

В жизни психиатра было много потрясений. Чего только стоили больные, с которыми ему приходилось иметь дело в больнице. Даже смерть посещала его дважды, сначала забрав отца, а затем и мать. Но еще ни разу человек не умирал на его руках от потери крови. Незнакомец, за которого он почувствовал ответственность.

– Судя по всему, врачам тоже нужна психологическая помощь, – мрачно проговорил Сергей, протянув Николаю Александровичу стакан с виски.

– Что это? – еле слышно спросил психиатр, подавленный ситуацией.

– Яблочный сок, черт возьми! Пейте, пока лед не растаял, – с раздражением ответил управляющий, сев напротив своего собеседника.

Николай Александрович сделал осторожный глоток, а затем выпил все залпом. Закрыв лицо рукой, он начал что-то шептать себе под нос.

– Это была случайность. Садовник постригал верхушку изгороди, но оступился и свалился с лестницы прямо на камни в клумбе. Вы не несете за это ответственности, – рассудил Сергей, вновь наполнив стакан психиатра.

– Он умер оттого, что я не смог ему помочь, – отчаянно прошептал он, не убирая руки от лица. – Если бы я только вспомнил годы практики.

– Никакие годы психиатрической практики не смогли бы восстановить ему череп.

– Скажите мне, куда подевались все ваши медики? Тоже ушли на какую-то непонятную встречу, как и Кардинал? – с упреком сказал психиатр, посмотрев на Сергея.

– Это моя ошибка, не ваша. С этого момента на посту будет дежурить как минимум один врач. Но, в отличии от вас, я не впервые сталкиваюсь со смертью в прямом смысле этого слова. Любого солдата можно заменить.

– Да как вы… Почему вы относитесь к своим подопечным как к какому-то ресурсу, который всегда можно восполнить? – спросил Николай Александрович, сделав еще один глоток.

– Потому что так оно и есть. Мы все всего лишь пушечное мясо на этой передовой. Даже я. Даже вы.

– Ах, ну да, как же я мог забыть. Мы все всего лишь пешки в его игре, и он даже этого не скрывает! Вбил вам в голову чувство долга, лишил индивидуальности. Отвратительно.

Сергей лишь фыркнул в ответ, не став развивать дискуссию. Он вообще не любил спорить. Ведь хорошие солдаты не возражают, а плохие его не особо интересовали. Тяжело вздохнув, бывший военный вышел из-за стола.

– Вы куда это?

– Выбрасывать труп.

– Выбрасывать?! Вы в своем уме вообще? Его нужно похоронить, как достойного человека!

– Достойный бы не упал с лестницы на камни.

– Вы тут что, совсем озверели? Боже, никакой деликатности, – воскликнул раскрепощенный Николай Александрович. – Мы идем его хоронить, сейчас же!

Закатив глаза, управляющий отправил несколько охранников за лопатами. Не прошло и получаса, как во внутреннем дворе было организованно полноценное погребение. Сколотив из старого шкафа гроб, Сергей погрузил погибшего внутрь.

– Цирк, – хмуро пробормотал он, закрыв крышку импровизированного гроба.

– Человечность! Да, вот так, погрузите его в яму. Теперь нужно сказать речь! – крикнул слегка выпивший психиатр.

– Валяй.

– Ну… В общем… Земля тебе пухом, садовник! – всплакнул Николай Александрович, отвернувшись от ямы.

– Сразу видно, профессионал. Закопайте этого несчастного уже. А я пойду укладывать нашего неугомонного, – сказал Сергей, взяв врачевателя душ под руку.

Психиатр лежал на кровати в полном одиночестве. Алкоголь уже давно выветрился, равно как и всяческое желание жить. В его перемешались все мысли, за исключением размышлений о работе, ведь от них он попросту отказался. Итогом стал закаменелый взгляд Николая Александровича, направленный на белый потолок комнаты. Покой нарушил очередной стук в дверь.

– Войдите, – поникшим голос ответил он, приложил два пальца к правому виску.

В комнату вошла та же самая девушка, но на этот раз уже не в рабочей униформе, а во вполне приличной одежде. Ее белоснежные волосы были аккуратно заплетены в косу, перекинутую через плечо, а голубые глаза сияли жизнью.

– С вами все в порядке, Николай? – поинтересовалась она, присев на край кровати.

– Да, спасибо, мне уже лучше. Что-то случилось? – уже отчаявшись вопросил психиатр, подготовившись к худшему.

– Нет, я просто зашла вас проведать, ведь вы уже целый день не выходите из кабинета. И принесла вам попить, – улыбнулась она, протянув кружку с водой.

– Очень любезно с вашей стороны. Мне достаточно неловко, что вы знаете мое имя, а я… – воодушевился он, приняв дар от посетительницы.

– Меня зовут Оксана, будем знакомы! – оживленно воскликнула девушка, пожав ослабевшую руку Николая Александровича. – Простите за то, что все так случилось. Мне нужно было догадаться, что вы врач другой специальности.

– Ничего. Все уже позади. Скажите, вы хорошо знали того мужчину?

– Не то, чтобы очень. Он был новеньким.

– Тогда его вдвойне жаль. Явно не так он представлял себе свою карьеру, – слегка ухмыльнулся психиатр, отпив воды из кружки. – А вы сами здесь давно?

Как оказалось, Кардинал забрал Оксану из детского дома еще шесть лет назад, когда ей было четырнадцать. Родители не смогли совладать со своими внутренними демонами, в связи с чем их лишили родительских прав. В приюте дети ее не понимали и считали странной. Воспитатели же относились куда более отрицательно. Точнее сказать воспитательница, позже отправленная в психиатрическую клинику с диагнозом маниакально-депрессивного расстройства личности. Именно об этом деле упомянул Сергей, когда разговаривал с Николаем Александровичем.

– Мир тесен, – задумался психиатр, встав с кровати, – Но одного я все же не понимаю. Зачем Кардиналу ввязывать маленькую девочку в свою незаконную деятельность? Он же подверг тебя прямой опасности!

– Не знаю. Мне он сказал, что чудаки должны держаться вместе.

– В твоем случае, он хотя бы не сжег приют, – улыбнулся Николай Александрович, расставляя книги со своего стола в шкаф.

– Зато он чуть не сжег Тамару Алексеевну, когда разговаривал с ней в приюте. Она всегда вела себя странно. То бегала несколько дней полная радости и энергии, то целыми неделями ходила хмурая и на всех кричала. Я чаще попадалась ей под руку именно во втором случае, – с грустной ностальгией сказала Оксана, забрав опустевшую кружку.

– Он еще и сам пришел в приют? Вот так вот просто?

– Он не скрывает своего лица. Никогда. – ответила она, приблизившись к порогу комнаты. – Кстати, это из-за меня Сергей о вас впервые узнал, когда я рассказала ему про Тамару Алексеевну. Наверное, мне стоит извиниться.

Психиатр отрицательно покачал головой. Взгляд девушки заставлял его непроизвольно улыбаться. Она напоминала ему молодость – время, когда он был по-настоящему счастлив. Не думал о будущем, жил сегодняшним днем. Почти как сейчас.

Кардинал вернулся в особняк с закатом солнца. Утомленный гений в черном сильно удивился, когда обнаружил в своем внутреннем дворе чью-то могилу. Слегка покосившись на сооружение, напоминающее надгробие, он отправился прямиком в обеденный зал. Ужин уже давно прошел, но вряд ли это кого-то беспокоило. Через несколько мгновений повара принесли на стол несколько основных блюд и без лишних вопросов покинули зал. Когда мужчина приступил к трапезе, в помещение вошел Николай Александрович.

– Да вы тут неплохо без меня повеселились, я смотрю, – мрачно начал Кардинал, без пощады поедая куриную ножку.