Читать книгу Позволь мне отвести тебя домой - Мина Уэно - Страница 1
ОглавлениеГлава 1
У нее очаровательное круглое лицо, короткая вьющаяся челка, тоненькая коса, перехватывающая голову словно ободком, и распущенные темно-русые волосы с едва заметной волной.
Уна бежит по полю наперерез, и цветущая гречиха хлещет ее по икрам. Луна в небе полная, белая и светит ярко, как фонарь, и Ноэль может различить даже рисунок на ткани ее простенького ситцевого платья. Он знает, что это ее единственный выходной наряд: и на танцы, и в церковь. Вся остальная одежда – для работы на ферме.
– Скорее!
Ноэль протягивает руку, она хватается за его ладонь, и они вместе торопятся к краю обрыва над морем, откуда открывается вид на городской порт.
По дороге через склон холма и лес до города несколько миль, но отсюда они могут смотреть, как приходят и уходят корабли. Настоящие, большие, не чета рыболовецким суднам, что есть в их деревне.
«Королева» пришвартована у причала. Пароход, каких еще свет не видывал, и это его последняя стоянка перед грандиозным, неслыханным путешествием через океан.
Ноэль замирает от восторга, и на земле его душу держит только ладонь Уны.
– Только подумай, – произносит он, не отрывая взгляда от черно-белой красавицы. – Более двух тысяч пассажиров, и это не сон… Как же им повезло! Счастливчики.
Он переводит взгляд на Уну, а она – на него. У нее светлое лицо. Да, кожа белая, и в свете бледной луны она похожа на едва подрумянившийся фарфор. Но светлая – она сама, и взгляд ее темных, как у лани, глаз – тоже светлый.
Уна улыбается его мечтам.
– Однажды и ты выйдешь в открытое море.
– Уже скоро, – Ноэль вздыхает, глядит на нее сверху вниз и не может сдержать рвущейся наружу искренней улыбки, хоть и знает: для нее это повод скорее для печали, чем для радости.
Но Уна и это понимает. Помимо прочего, у нее светлая голова. Она умнее всех, кого он знает. Девочке с фермы ни к чему ученые знания, но нескольких классов деревенской школы для нее оказалось недостаточно, и она берет книги в городской библиотеке. Их ей возит его отец, наведывающийся в город по делам каждую неделю.
– Значит, – Уна усмехается, так по-взрослому понимающе, – буду женой моряка.
Ноэль наклоняется и целует ее в лоб. У них обязательно будет свой домик в городе внизу, и, когда корабли будут возвращаться в порт, Уна будет ждать его у пирса, прямая и тонкая, как тростинка. Одна или за руку с их ребенком – мечты всегда разнятся в этом, оставаясь неизменными в одном: он – бравый моряк, возвращающийся к своей единственной возлюбленной, оплетающей тонкими белыми руками его шею и плечи.
Уна задерживает на его лице восторженный взгляд.
– Такой ты красивый, – шепчет она. – Тебя впереди ждет что-то большое и настоящее.
– Нас, – уверенно поправляет он ее. – Нас.
Уна улыбается победной улыбкой, ее голова сидит прямо и высоко на тонкой шее. Ее осанке могли бы позавидовать балерины с фотокарточек. В детстве, когда ее отец ушел из семьи, бросил жену и ферму и не вернулся, Уне приходилось есть запеченные луковицы тюльпанов. Наверное, оттого она такая худенькая.
– Тебя мать отпустит на танцы в субботу?
– Если ты поручишься, что приведешь меня домой до девяти…
– Поручусь! – Он подхватывает ее за тонкую талию и кружит в воздухе, наслаждаясь тем, как она задыхается от смеха. – Поручусь, Уна!
– Поставь… Поставь меня! – взвизгивает она.
Вдруг их слуха достигает протяжный низкий гудок. Из труб «Королевы» валит пар.
Ноэль ставит Уну на землю и, не моргая, глядит, как пароход выходит в море.
Позже они лежат на спине в невысокой траве пологого холма, и Уна без запинки называет ему каждое созвездие – небо безоблачно, и звезды хорошо видны.
* * *
Летний зной заставляет ее радоваться тому, что волосы убраны в косы, сплетенные в тугой узел на затылке. По дороге до пирса она нарвала полевых цветов, чтобы украсить ими прическу: других украшений у нее все равно нет.
В городе пахнет рыбой, солью и мазутом.
В груди пугающе пусто.
Вокруг нее пестрая толпа. Все прощаются. У женщин в глазах слезы, но на губах судорожные улыбки.
Уна не думала, что этот день настанет так быстро.
Ноэля она замечает издалека. Темно-зеленая форма ему к лицу. Их погрузят на пароход – как он и мечтал, – но повезут не через море, а всего лишь в другой порт, где ребят пересадят в вагоны.
И прямиком на фронт.
Ноэль улыбается, завидев ее, и Уне хочется, чтобы кто-то запечатлел его здесь и сейчас. Когда он был ребенком, на него пролили солнце, не иначе. Светлые волосы, что виднеются из-под пилотки, мягко отливают в полуденном свете, глаза сияют, тепло и нежно. Он мог бы быть не таким красивым, будь черты его лица более правильными, но один небольшой изъян дарит ему несравнимое очарование. Его прямой острый нос посажен чуть выше над губой, чем следовало бы. Но не настолько, чтобы взгляд цеплялся за эту деталь. А еще его брови так часто мягко приподнимаются над переносицей, особенно когда он говорит с ней…
Он не заслуживает того, что с ним может случиться.
Бог должен беречь мечтателей.
– Старший говорит, что грузиться начнем вот-вот.
Он беспокойно оглядывается, но, когда оборачивается к ней, пытается выглядеть и говорить беззаботно.
– Представляешь, я все-таки выйду в море, Уна.
От его шутки ей хочется бежать с пирса прочь.
– Ненадолго, Ноэль.
– Пожелаешь мне чего-нибудь?
Она избегает смотреть в эти светло-серые глаза, чтобы не признавать, что в них прячется страх, который не скрыть за мягкой улыбкой.
– Уцелеть.
Уна берет его за руки.
– Беречь себя и не терять мужества…
– Стройся! Вещи не забывать!
Вокруг поднимается суматоха. Ноэль пытается сосредоточиться на ней, но ему все время приходится глядеть по сторонам в поисках своего командира. Его товарищи уже встают в строй, и гражданские торопятся отойти, чтобы не мешать построению.
– Я вернусь, Уна…
Но из-за его смятения слова эти звучат рассеянно. Уна встает на носочки и целует его в щеку, пока он ищет взглядом свое место, а после торопится в толпу провожающих, отступивших от новобранцев.
Вдалеке нескладно начинает играть оркестр. Уходя прочь вместе с другими солдатами в сторону парохода, Ноэль бросает взгляд на провожающих, но по его растерянному взгляду Уна понимает, что он не видит ее.
От зноя здесь совсем душно. Ей нужно поскорее обратно на ферму.
Глава 2
Корабли приходят и уходят.
Остаток лета Уна почти каждое утро ходит смотреть на порт с прежнего места, бредя по колено в колосящихся травах и стелящемся к земле тумане. Для этого она встает затемно, потому что рабочий день на ферме теперь начинается еще раньше.
* * *
Туманный осенний лес поутру полнится шорохами и неясными очертаниями. В солдатской форме зябко и сыро. Винтовки им приказано держать в руках.
После краткого курса подготовки их всех отправили в грязную, безымянную местность, окруженную с одной стороны лесом, а с другой необработанными в этом году пашнями. Здесь они уже несколько дней сидят в окопах.
В лагере подготовки было иногда весело, иногда грустно, но там царил дух бравады и геройства. Его товарищи храбрились, заражая и его своим настроем.
Но здесь, слушая по ночам тишину, царящую над траншеей, или же доносящиеся откуда-то издалека звуки взрывов и выстрелов, Ноэль чувствует только тоску и неизбежность надвигающегося шторма.
Пустое, звенящее ожидание нескольких дней заставляет каждую мышцу в нем желать действия, а сердце – холодеть. Тревога снедает – он почти не спал все эти дни.
Под ногами с оглушительным хрустом ломаются тонкие веточки. Их пятеро солдат и офицер, руководящий вылазкой, и каждый как натянутая струна.
Ноэль чувствует, как все его естество собирается в тугой узел между горлом и грудью – сейчас это все, что от него осталось. Он никогда бы не подумал, что может обратиться в один сплошной клубок нервов.
Выстрел прошивает воздух совсем близко. Они тут же припадают к земле. Поблизости раздается перекличка, но слов не разобрать: язык ему незнаком. Шаги и шорохи слышны теперь будто отовсюду, и туман вокруг смыкается плотнее.
– Оружие! – шепотом командует офицер, но команда требуется только ему: его товарищи уже готовы отстреливаться.
Его пальцы так дрожат, что он еле находит спусковой крючок, а затыльник приклада никак не желает правильно упереться в плечо, – он так и не научился этому, – и внутри поднимается, подобно гигантской волне, огромное, неподвластное ему чувство страха. И он не может выплыть.
Его товарищи стреляют. Офицер – вот он, прямо около него.
– Стреляй! – цедит он. – Ноэль!
Ноэль утирает пот, а шаги и голоса, кажется, все приближаются, и по ним уже стреляют в ответ. А он не хочет быть здесь и сейчас. Где угодно, только не здесь. Боже, он же не выбирал это!
– Ты куда? Стоять! – несется ему в спину, но он уже бежит, не помня себя от спорящих друг с другом паники и безумия.
Валежник разлетается в стороны. В спину стреляют – но уже свои – и не попадают, и Ноэль сам не может ответить себе, как ему удается проскочить мимо пуль и мимо вражеских солдат.
* * *
Пропал без вести. Так было сказано в той телеграмме.
Зима принесла слякоть и ветра. Уна приподнимает ворот пальто, спускаясь с повозки отца Ноэля, и спешит в библиотеку. Пока у того дела, она может сдать старые книги и выбрать новые.
После недавней телеграммы вдовец, у которого был один-единственный сын, совсем постарел и осунулся. В его взгляде нет прежней ясности, а в разговорах – прежней уверенности. Несмотря на то, что у нее много работы, Уна каждый день навещает его, чтобы выпить кружку чая в кресле у печки и, как в первый раз, выслушать рассказ о том, как умерли во младенчестве все братья и сестры Ноэля.
С новыми книгами в руке она выходит на улицу. Повозка и лошадь на месте, а отца Ноэля еще нет. Уна перекладывает книги в одну руку и треплет пегую лошадку за гриву, прижимаясь щекой к теплой бархатистой щеке.
Что же дальше?..
– Ваша лошадь?
Она оглядывается и видит перед собой приятного черноволосого мужчину. У него вежливая белозубая улыбка и проницательный светлый взгляд. Волосы зачесаны назад, пальто и обувь дорогие, а в руках – коробки из кондитерской.
Он выглядит зрелым. Наверное, лет на тридцать.
– Простите, – он смеется, наблюдая ее замешательство. – Но вы так красиво смотрелись… Позвольте представиться. Я – Эмброуз.
Он учтиво приподнимает перед ней шляпу.
Уна так теряется, что невольно улыбается.
– Вы живете поблизости? – спрашивает он.
– На ферме, за городом.
Она не отходит от лошади, крепко держась за сбрую, чем успокаивает скорее себя, чем клячу.
– О, – Эмброуз изумляется. – Так удивительно… Ваша красота достойна столичных улиц, а не деревенских закоулков.
Уна потупляет взгляд. Ей странно слышать все это, и она не знает, куда деть глаза, чтобы не смотреть на смущающего ее мужчину. Но Эмброуз продолжает говорить:
– Я – один из соучредителей сиротского приюта, что открывают для жертв войны. У нас сегодня большое чаепитие с подопечными. Пойдемте со мной? Уверен, что вам это будет интересно.
– Спасибо, – Уна качает головой. – Я жду отца.
– Тогда позвольте, – Эмброуз перехватывает коробки в своей руке, чтобы было сподручнее. – Это вам.
Он протягивает ей пирожное – пышное, с заварным кремом и орешками, – и Уна, отпустив лошадь, сначала берет его и только потом думает о том, что делает. Но в последнее время их стол так беден и скуден, а голода она страшится с детства.
– Спасибо, – тихо благодарит она.
Эмброуз еще раз улыбается и отправляется прочь по узкой мощеной улочке, оставляя ее с пирожным в одной руке и книгами в другой.