Читать книгу Солнце и гром - Мира Медунова - Страница 1

ЧАСТЬ 1

СВЕТ И БЕЗУМИЕ

ГЛАВА 1

Джеймс всегда был довольно странным. Что в детстве, что сейчас, в девятнадцать лет, он поражал окружающих своей мрачной нелюдимостью и какой-то маниакальной сосредоточенностью на двух единственных вещах, интересовавших его в жизни: учебе и езде на мотоциклах. Друзей у него никогда не было, и, что еще страшнее, он никогда в них не нуждался. Девушки у него тоже никогда не было.

В детстве, по правде говоря, он не отличался особой привлекательностью, но лет в пятнадцать резко преобразился: вытянулся, стал шире в плечах и, к тому же, из-за усилившегося внимания к учебе стал забывать вовремя стричь волосы, что делало его и без того интересный облик еще более ярким. К тому же, взыграла итальянская кровь, превратившая когда-то нескладного мальчишку в жгучего брюнета с опасным темно-карим взглядом.

Но, как уже было сказано, у Джеймса не было девушки. Он их просто не замечал. Не потому, что питал к ним какую-то тайную злобу или что-то в этом роде, а потому что они не вызывали в нем ни малейшего интереса. Однако дело было не в ориентации. Парни его тоже нисколько не интересовали. Джеймс вообще был равнодушен ко всему, что интересовало его сверстников, и это, конечно, делало его весьма необычным, хотя сам он никогда не придавал этому особого значения.

Родителей у него не было, они погибли в автокатастрофе, когда он был еще совсем маленьким, и на воспитание его взяла Сильвия, тетка по маминой линии, женщина вспыльчивая и грозная и вместе с тем справедливая и добрая. Вот ее Джеймс ценил и, несмотря на свой малопонятный, даже слегка жутковатый характер, никогда не доставлял ей проблем.

Они жили вдвоем и жили чрезвычайно мирно и дружно; Джеймс всегда по-своему заботился о Сильвии, а та, в свою очередь, души в нем не чаяла и беспокоилась, как о родном сыне. Его замкнутая натура и нежелание с кем-либо общаться всегда несколько тревожили ее, казались, как и многим другим, странными и ненормальными, и она надеялась, что хотя бы в университете он очнется от своего бездонного внутреннего мира. Но, к сожалению, надежда эта потерпела сокрушительный провал.

Поступил Джеймс не куда-то там, а в Государственный Ядерный Колледж имени Джеймса Максвелла, учреждение, в которое он мечтал попасть чуть ли не с первого класса, и теперь он учился едва ли не больше и охотнее, чем в школьные годы.

Благодаря усилиям, приложенным в школе (уже тогда он рьяно изучал данную сферу, игнорируя не интересовавшие его предметы), с самого начала обучения в колледже он значительно опережал по знаниям и объему навыков студентов третьих и четвертых курсов. У него был талант к разработке различных взрывных устройств и ядерных систем. И это увлекало его с поистине страшной силой. Так же, как и мотоциклы.

Впрочем, мотоцикл у него был только один, и собирал он его сам в течение двух с половиной лет с упорством и целеустремленностью, которым можно было только позавидовать. Столь решительные усилия в итоге привели к созданию безобразного железного монстра, способного набирать адскую скорость и вызывать беспокойство одним лишь своим видом.

Скорость Джеймс любил не меньше, чем создание взрывоопасных устройств. Кого-кого, а гонщиков в Северной Дакоте было предостаточно, и раз в две-три недели он позволял себе это фантастическое удовольствие: состязаться в скорости с людьми, понятия не имевшими о том, что такое чувство самосохранения.

Сильвия, естественно, об этом не знала, а если б узнала, Джеймс не снес бы головы. Но он не мог жить без этого и умел держать меру. Возможно, если б не забота о тетке, он отбросил бы и эту крошечную осторожность. Он никогда не задумывался о причинах собственного легкого безумия, но факт оставался фактом: он был словно комета – неудержимая и не имевшая веских причин держаться рядом с Землей.

Их дом – небольшой двухэтажный коттедж с симпатичным палисадником у крыльца – располагался в одной из самых спокойных и тихих зон Весеннего Круга и довольно-таки редко впускал в свои двери гостей. Джеймса уединенная жизнь более чем устраивала, а Сильвии хватало суеты и общения и без гостей: она работала бухгалтером в небольшой кампании с небывало веселым и шумным коллективом.

Поэтому в среду двадцать седьмого февраля Джеймс немало удивился, когда по возвращении из колледжа услышал со стороны кухни сердитый голос Сильвии и не менее напряженные голоса, по меньшей мере, двух мужчин. Для их обычно тихого и безмятежного дома это было чем-то из ряда вон выходящим.

Пройдя же на кухню, Джеймс поразился еще больше. Сильвия спорила не с какими-то там проходимцами, оказавшимися в доме по какой-то нелепой ошибке, а с двумя крупными мужчинами, одетыми, словно денди: в дорогущие классические костюмы, в которых совершенно спокойно можно было отправиться на какое-нибудь звездное мероприятие. Заметив его, один из них – совсем седой субъект с невероятно глубокими морщинами на лбу – совершенно забыл о Сильвии, застыл на месте в какой-то непонятной растерянности, а затем, к величайшему изумлению Джеймса, бросился к нему и крепко обнял.

– Господи! Вылитый Амато!

Когда старик отстранился, Джеймс посмотрел на него с нескрываемым недоумением:

– Вы кто?

– Меня зовут Бертольдо Аурелио. Я знал твоего отца с самого его рождения. Я был его учителем.

– Что-то все равно ничего непонятно, – Джеймс хмуро посмотрел на Сильвию. – Кто они?

Второй мужчина – настоящий великан лет сорока пяти – возмущенно повернулся к Сильвии:

– Ты вообще ему ничего не рассказывала?

– Я собиралась! – не менее сердито вскричала та. – Но он еще ребенок! И вы не должны были явиться так рано!

– Да что здесь происходит?

– Послушай, юноша, – Бертольдо положил руку Джеймсу на плечо и серьезно заговорил. – Твой дед – очень великий человек. В его руках огромная власть и огромная ответственность. И сейчас он нуждается в тебе. Он живет в Нью-Йорке, в Манхеттене. Ты должен переехать к нему.

– Что? – Джеймс запутался еще больше. – Дед? Нет у меня никакого деда!

– Есть.

– Я никогда о нем не слышал. Где он был все эти годы?

– Так было нужно для твоей же безопасности.

– Что за чушь! – Джеймс снова требовательно обратился к Сильвии. – Может, расскажешь все-таки?

– Дельный вопрос, – поддакнул великан, не сводя с женщины мрачного взгляда.

Сильвия с какой-то затаенной болью глянула на Джеймса, после чего медленно заговорила:

– Это правда. Твой дед по отцовской линии еще жив. Его зовут Марко. Он глава одной из самых сильных мафиозных семей в Штатах. Твой отец тоже был мафиози. Его и твою мать заказала другая мафиозная семья. А тебя на всякий случай спрятали здесь.

– Супер, – только и сказал Джеймс, пытаясь переварить услышанное. – Блестяще прям. До девятнадцати лет я, оказывается, не знал о себе ничего.

– Оставьте нас! – гневно обратилась Сильвия к гостям. – Не видите? Нам нужно поговорить!

– Хорошо, – великан неторопливо двинулся к выходу из кухни. – Дадим вам час на объяснения.

– Ты достойный сын своего отца, – заявил Бертольдо, крепко ухватив Джеймса за локоть. – Я уже это вижу.

Сказав это, он тоже удалился.

Как только входная дверь хлопнула в глубине дома, Джеймс сел за стол и посмотрел на сидящую напротив разбитую Сильвию.

– Ничего не объясняй. Я понимаю, почему ты мне ничего не рассказывала, – он умолк, напряженно глядя прямо перед собой. – Ни один нормальный взрослый не захочет рассказывать такое ребенку. А для тебя я и сейчас ребенок.

– Ты всегда был чудным, – сказала Сильвия со слезами на глазах. – Такой отчужденный и такой добрый.

– Добрый только к тем, кого я люблю, – сказал Джеймс с усмешкой. – И все-таки ты знала, что они появятся рано или поздно.

– Да. Они должны были забрать тебя через два года, после твоего совершеннолетия. Я думала, что за это время успею рассказать тебе обо всем. Но твой дед серьезно заболел. Возможно, двух лет он не проживет. Поэтому они приехали раньше.

– Что им от меня нужно?

Сильвия долго молчала, прежде чем ответить:

– Марко хочет, чтобы ты стал наследником его бизнеса. И главой семьи.

Джеймс недоверчиво усмехнулся:

– Это не мое. И потом: разве в мафии так принято? У них ведь обычно главой ставят того, кто достоин, а не наследника по крови.

– В том-то и дело, – Сильвия тяжело вздохнула. – В роду Кармелло недостойных еще не было.

– Я не поеду, – решительно заявил Джеймс. – Мы с тобой здесь останемся. Я хочу получить диплом, и тебя я одну не оставлю.

– Я тебя тоже не оставлю, дитя, – Сильвия с усталой улыбкой покачала головой. – Родного сына я бы так не любила. Если тебе придется уехать, я поеду с тобой. Я им тебя в обиду не дам.

– Мы не уедем. Они не смогут меня заставить.

Сильвия снова испустила тяжкий вздох, ясно выразивший сомнение в услышанном заявлении. От Джеймса этот вздох, конечно, не укрылся, и все же он твердо верил, что сможет настоять на своем. Во всяком случае, верил пока.

ГЛАВА 2

Первый же удар отбросил Джеймса в сторону, будто кулек с воздухом. Чертов Детина (именно так парень мысленно окрестил Аньелло Даунтелли, второго мафиози, приехавшего по его душу) умел быть убедительным и умел демонстрировать это быстро и наглядно.

Джеймс игнорировал желания семьи Кармелло целых пять дней, и терпение Аньелло, в конце концов, иссякло. Сильвии в это время не было дома, а Джеймс по наивности открыл дверь настырному гостю, который до этого момента вел себя относительно адекватно. На этот раз Аньелло пришел один, без Бертольдо, и предложил Джеймсу переговорить во дворе за домом, что и привело к печальному положению последнего.

Где-то полминуты Джеймс был уверен, что его грудная кость, треснув посередине, врезалась прямиком в позвоночник, но, к счастью, уверенность эта оказалась безосновательной. Он просто чуть не умер от болевого шока, не издав, однако, ни единого звука. Кое-как оправившись, он медленно встал и глянул на Аньелло так, как делал это обычно: без всякого страха, устало и безразлично.

– Совести у тебя нет! – с потешным выражением учительского осуждения возгласил Даунтелли (это выражение смотрелось особенно комично на его грубом тяжелом лице, буквально вопившем об истинном роде его деятельности). – Твой дед ждет тебя, а тебе и дела нет!

– У нас разные точки зрения, – спокойно сказал Джеймс. – Ты знаешь моего деда и считаешь его великим. А я его не знаю. Пять дней назад я даже не знал, что он вообще существует. Поэтому для меня он чужой. И, как ты и сказал, мне нет до него дела.

– Он пошел на это ради твоей защиты! Все семьи знают, что Кармелло передают место главы по наследству! Многие пытались узнать твое местоположение с известной целью, но твой дед сделал все, чтобы никто к тебе и близко не подобрался!

– Хорошо. Поблагодари его за меня, когда увидишь.

С этими словами Джеймс развернулся и неспешно двинулся в обход дома.

– Ну ладно! – Аньелло заставил себя успокоиться. – Если не согласишься, нам придется надавить на тебя через Сильвию.

Джеймс остановился, медленно повернулся обратно:

– Ты не посмеешь.

– Ты ведь знаешь, кто я. Посмею.

– Не наглей, старик. Ты не представляешь, что я могу с тобой сделать.

– Не имею привычки бояться детей. Поверь, я не хочу трогать Сильвию. Она славная женщина, хоть и характер у нее скверный. Но вредить ей каким-либо образом у меня нет ни малейшего желания. Так, может, ты не будешь заставлять меня?

Джеймс в эту минуту выглядел очень странно: он походил на хищника, застывшего перед атакой, а лицо его было настолько холодным, злым и полным ненависти, что Аньелло невольно задумался, а не перегнул ли он палку в своих, по правде говоря, лживых запугиваниях.

– Свинья! – выплюнул, наконец, юноша, после чего, не прибавив больше ни слова, ушел в направлении входной двери.

Аньелло же был так потрясен его яростным выпадом, что даже не подумал как-то наказать его за оскорбление. Хотя он по всем видимым признакам был сильнее Джеймса, ему даже на секунду пришло в голову, что это он, пожалуй, еще легко отделался.

– С чего ты вдруг решил передумать? – спросила Сильвия, помогая Джеймсу укладывать чемодан.

– Стоит все-таки познакомиться с дедом. А то еще проклянет перед смертью. Не хотелось бы.

– Как будто я поверю, что тебя может напугать такая ерунда. Признавайся, надавили они на тебя, да?

– Нет, – сказал Джеймс, запихивая в боковой отдел чемодана наиболее ценные из своих книг и инструментов. – Сам так решил.

– Даже в университете уже все уладил?

– Да, на заочном отделении было целых шесть свободных мест. Перевели без проблем.

– Что ж, ну все понятно. Жаль, что еще двух месяцев не смог продержаться.

– А что будет через два месяца?

– Закончится действие моего контракта, и я поеду за тобой.

– Послушай, – Джеймс сел на кровать рядом с чемоданом и серьезно посмотрел на Сильвию, – не нужно тебе за мной ехать. Они же мафия. От них лучше держаться подальше. А я уже не маленький. Сам как-нибудь о себе позабочусь.

– Знаешь, когда твоя мать просила меня позаботиться о тебе, она не уточняла, до какого именно возраста, – Сильвия усмехнулась. – Вот именно. Они мафия. Так тем больше у меня причин быть рядом с тобой. Тебе пригодится мой совет. Да и вообще – не брошу я тебя одного в этом логове тьмы.

– Логово тьмы? – Джеймс рассмеялся. – Скоро узнаем.

– Главное: не зли деда.

– Что, очень опасен?

– А как думаешь, безобидный человек смог бы держать под контролем треть теневого бизнеса Америки?

– Да уж, вряд ли.

– Вот-вот.

«Только злить его мне все равно придется, – Джеймс благоразумно не стал озвучивать эту мысль вслух. – Уж я постараюсь сделать так, чтобы он отправил меня обратно. Терпеть не могу принуждения. А убивать он не станет. Родная кровь все-таки. А если и попробует… Ну, пусть попробует».

В день отъезда Джеймс не чувствовал ни малейшего волнения. Мотоцикл ему позволили взять с собой, Сильвия была в полном порядке, а сам он ничуть не сомневался в своем скором возвращении. Аньелло даже с некоторой настороженностью поглядывал на него по пути в аэропорт.

Только уже в самолете, при первых движениях воздушной махины, странное чувство, будто когтистой лапой, сгребло его душу. Это было мучительное беспокойство, предчувствие какого-то грядущего события, обещавшего принести ему то ли неслыханную боль, то ли что-то еще, он сам хорошенько не был уверен. Впрочем, чувство это прошло так быстро, что ему без труда удалось списать его на легкий приступ аэрофобии. Тем более что это был его первый в жизни перелет.

ГЛАВА 3

Поместье семьи Кармелло находилось в Лироне – элитном районе Манхэттена, куда нельзя было попасть без специального разрешения.

Это место вполне можно было назвать раем на земле. Обманчиво пустынное, оно напоминало эдемский сад – здесь полно было зелени, редких цветов и растений, красивых холмов, и почти с любого места, стоило только забраться на какую-нибудь возвышенность, можно было увидеть сияющую поверхность океана.

Джеймс, конечно, отмечал все это, но думал больше о предстоящей встрече с дедом.

В аэропорту его, Аньелло и Бертольдо встретили четверо одетых с иголочки мужчин на двух серьезного вида Джипах, которые и доставили их в итоге в Лирону. Лирона представляла собой довольно-таки обширную территорию, и немалая ее часть принадлежала семье Кармелло. Особняк показался лишь минут через пятнадцать после того, как они проехали ворота, а в промежутке их путь лежал через густой темный лес, которому, казалось, не будет ни конца, ни края.

Появившийся наконец дом вполне соответствовал ожиданиям Джеймса. Это была огромная пафосная резиденция в бело-красных тонах с широким крыльцом в форме полукруга и длинной мозаичной террасой.

Джип остановился у входа, и Бертольдо, ехавший рядом с Джеймсом (Аньелло сел в другую машину), сделал ему знак выходить.

– Господин Марко ждет тебя, – сказал старик уже на лестнице, ведущей в дом. – Если ты не слишком устал, позволь проводить тебя к нему прямо сейчас.

– Я не устал, – коротко ответил Джеймс, не чувствуя ни малейшего желания оттягивать эту встречу.

Внутри дом был такой же пафосный, как и снаружи. С потрясающим ремонтом, но в строгом стиле – своей сдержанной величественностью он вполне соответствовал роду деятельности тех, кто его населял.

Стоит отметить, Джеймсу не было до окружающей обстановки никакого дела. Он никогда не был жадным до роскоши, и удивить его чем-то подобным было невозможно. В то же время он не чувствовал и никакой подавленности, хотя раньше никогда не бывал в таких богатых домах. Следуя за Бертольдо, он думал только о предстоящем разговоре и его возможных последствиях, все остальное его нисколько не интересовало.

Кабинет Марко, по всей видимости, находился на первом этаже и довольно далеко от входа. Они прошли целых пять широких коридоров, освещенных яркими бардовыми лампами, когда впереди нарисовалась какая-то компания.

Это были четверо мужчин в строгих костюмах (в других костюмах здесь, похоже, никто никогда не появлялся), посетивших, по-видимому, как раз тот кабинет, к которому направлялись новоприбывшие. Трое из них не произвели на Джеймса никакого впечатления: это были грозного вида пожилые субъекты, напоминавшие чем-то сопровождавшего его Бертольдо. А вот четвертый захватил его внимание так успешно, что он бы сам удивился этому, если бы мог проследить за собой со стороны.

Наверно, в первую очередь его поразило то, что перед ним был не очередной великовозрастной объект с заведомо сомнительным прошлым, а парень примерно его же возраста, может быть, старше совсем не намного. Во-вторых, огромное недоумение вызывала его внешность.

В отличие от всех мафиози, с которыми Джеймс успел столкнуться за последнее время, этот парень совсем не походил на итальянца. У него была яркая золотисто-пшеничная шевелюра (в данный момент аккуратно уложенная), совсем не итальянские темно-зеленые глаза и совершенные европейские черты, которые вполне могли позволить ему стать супер моделью или кем-то в этом роде. Рост и телосложение тоже весьма этому способствовали. Он был также высок, как и Джеймс, даже выше на пару сантиметров, также строен и при этом крепок – этакое великолепное животное, вылепленное рукой непревзойденного мастера.

Выражение его лица тоже значительно отличалось от каменно-непроницаемых физиономий его спутников. Он казался очень спокойным, даже беспечным, но не глупым: была в нем какая-то энергия, что-то самонадеянное и неуловимо сильное, чему трудно было дать конкретное название. Джеймс сам был озадачен этим, но вот это самое неопределимое нечто почему-то страшно взбесило его.

Незнакомец и трое его спутников вежливо приветствовали Бертольдо и спокойно прошли мимо.

По пути блондин без всякой неловкости посмотрел на Джеймса и радушно улыбнулся. У него были необычайные манеры. Он казался очень дружелюбным и при этом всем своим существом излучал уверенность в собственном превосходстве. Его улыбка показалась Джеймсу скорее небрежной, чем приветливой, и это разозлило его еще больше.

По правде говоря, он был очень растерян. Обычно ему не было до окружающих людей никакого дела (как бы ярко и необычно они ни выглядели), а на этого блондина он реагировал, словно воспаленная сетчатка на яркий свет. Он был так взбешен и растерян, что, сам того не осознавая, смотрел вслед молодому мафиози до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. И даже после этого он не успокоился и тут же спросил у Бертольдо:

– Кто это?

– Семья Донацио. Самые верные союзники семьи Кармелло.

– Я про блондина.

– Это Альваро Донацио, ее глава.

– Глава? – Джеймс был поражен. – Он же совсем молодой! И не похож на итальянца.

– Это верно. Его мать была наполовину немкой. Такой красавицы мир больше не увидит. Внешне он пошел в нее. Что касается возраста, то не обманывайся. Да, он очень молод, но уже успел доказать, что достоин того места, которое занимает. Подчиненные его боготворят.

Пока Бертольдо говорил, вопросы один за другим раскручивались в неожиданно запылавшей голове Джеймса, но выплеснуть их наружу он не успел. В конце коридора возникла блестящая черная дверь, которая, по-видимому, и являлась целью их долгого похода.

Коротко постучав, Бертольдо дождался приглушенного «входите», открыл дверь и сделал Джеймсу знак следовать за собой.

Кабинет Марко оказался очень просторным и на удивление уютным. Здесь было много цветов в больших ажурных кадках, изящная мебель из красного дерева и очень много высоких окон, большая часть которых в настоящий момент была открыта. Это создавало приятный сквозняк в помещении и, к тому же, вызывало обманчивое ощущение безопасности этого места.

Центр комнаты представлял собой что-то вроде основной зоны. Там располагался большой черный диван в форме полукруга, четыре кресла, довершавшие круг, и низкий прямоугольный стол по центру.

В одном из кресел сидел крупный старик с абсолютно белыми волосами и исчерченным морщинами лицом. Одет он был просто, но очень аккуратно: в серые вельветовые штаны и черную рубашку в бардовую клетку. При виде гостей он взял трость, прислоненную к подлокотнику кресла, и медленно встал. Его взгляд был прикован к Джеймсу, так же, как и взгляд последнего был прикован к нему.

Не требовалось никаких усилий, чтобы понять: это была очень сильная волевая личность, прошедшая тяжелейший жизненный путь, но так и не утратившая своей внутренней мощи.

Марко Кармелло был очень высок, и даже сейчас в нем не было ни грамма лишнего веса; однако лицо выдавало признаки тяжелой болезни: цвет кожи был каким-то нездоровым, землисто-желтым, а белки глаз были скорее серыми, чем белыми. Но, несмотря на это, несмотря даже на трость, на которую он опирался, никто не рискнул бы назвать его немощным или бессильным.

– Подойди ко мне, внук, – сказал он не приказным, а каким-то усталым грустным тоном.

Джеймс подчинился, и Марко, крепко сжав трость левой рукой, правой притянул его голову к своей груди. Джеймсу ничего не оставалось, кроме как осторожно ответить на это неожиданное объятие. Уже второй раз за этот день он был сбит с толку, потому что в этот момент его сердце болезненно сжалось, и он даже ощутил легкий ком в горле. А в голове пронеслась мысль, что этот человек, несмотря на всю его страшную власть и репутацию, был все же очень добр, пускай, возможно, и далеко не ко всем.

Когда Марко наконец отпустил его, его глаза блестели от слез, однако заговорил он ровным голосом и без всякого смущения:

– Наверно, тебе уже это говорили. Ты очень похож на своего отца. Садись, пожалуйста. Бертольдо, ты тоже оставайся. Сейчас нам принесут чай с пирожными.

Как только все расселись (Марко занял прежнее кресло, в то время как Джеймс и Бертольдо сели по правую и по левую руку от него), вошла опрятная пожилая женщина с огромным подносом, наполненным чайными принадлежностями на три персоны, быстро расставила все перед собравшимися и немедленно удалилась.

– Угощайтесь, – сказал Марко, пододвигая к себе блюдце с чаем и перекладывая на тарелку одно пирожное. – Эти пирожные просто изумительны. Даже мне порой значительно поднимают настроение. Впрочем, должен признать, все, что готовит Эльза, обладает этим редким свойством.

Джеймс не слишком хотел есть, тем более сладости, но из вежливости взял себе пирожное.

– Тебе нравится птичье молоко? – спросил Марко, ненавязчиво наблюдая за ним.

– Не слишком. Я вообще не очень люблю сладкое.

– Я в юности тоже не любил. Но годы значительно влияют как на вкусы, так и на взгляды людей.

Джеймса так и подмывало начать обсуждение основной темы, но он сдерживал себя, так как не хотел показаться грубым. По какой-то причине ему не хотелось быть резким с этим человеком.

– Должно быть, тебе нелегко было расстаться с Сильвией?

– Да. Она с детства растила меня.

– Не переживай. Как только она переедет, я позабочусь о том, чтобы у нее все было в порядке.

– Как раз об этом. Я приехал сюда не с целью остаться. Я просто не смог… – Джеймс уже хотел сказать: «проигнорировать угрозу вашего подчиненного», но не выдержал обращенного на него доброго взгляда и быстро сменил фразу, – я просто решил увидеться с вами и сказать все лично. У меня другие цели в жизни. Я не хочу брать на себя ответственность за других людей и не думаю, что могу с этим справиться. Я замкнутый человек, никогда никем не командовал и не хочу. Я, скорее, развалю тут все. Вам лучше подыскать на место главы кого-нибудь другого.

– Интересные соображения, – сказал Марко, опуская чашку на блюдце и сосредотачивая все внимание на Джеймсе. – Ты говоришь, у тебя другие цели в жизни. Если не секрет, какие именно?

– Я хочу стать ядерным инженером, – без тени сомнения ответил Джеймс. – Создать что-то полезное, что облегчит жизнь человечеству. У меня есть кое-какие способности, поэтому я говорю так уверенно. Я бы хотел заниматься этим всю жизнь.

– Так одно другому не мешает, – сказал Марко, снова возвращаясь к пирожному. – Неужели ты думаешь, что я собираюсь запереть тебя здесь и требовать, чтобы ты делал только то, что угодно мне? Ни в коем случае. Ты мой единственный внук. Я буду страшно горд, если ты окончишь университет и обретешь профессию, о которой мечтаешь. Но и возглавить семью тебе это никак не помешает.

– Я не хочу быть мафиози! – выпалил Джеймс, чувствуя, что дед уверенно подводит его к нежелательному решению. – Не хочу связываться… с этим миром.

Марко добродушно улыбнулся:

– Похоже, у тебя о нас очень скверное мнение.

– А должно быть другое?

– Почему бы тебе самому не выяснить? – замолчав ненадолго, Марко продолжил уже совсем другим: серьезным и твердым тоном. – Врать я тебе не буду. Это и правда очень опасный мир. Но насколько он темный, ты должен решить сам. А также понять, что, несмотря на все его малопривлекательные стороны, кто-то должен управлять им. И лучше бы, чтобы это был достойный человек. Такой, как ты.

– Откуда вы знаете, что я достойный? – спросил Джеймс с легким раздражением. – Вы меня впервые видите.

Марко снова засиял благодушной улыбкой:

– Ты очень молод, поэтому не можешь понять этого. Но когда-нибудь поймешь. Я предлагаю тебе следующий план. Оставайся с нами на полгода, изучи все сам и потом скажи, твой это мир или нет. Присмотрись к тому, что здесь происходит, и тогда реши все для себя. Если и через полгода ты захочешь уйти, обещаю, я не стану тебя удерживать.

– Почему вы так уверены, что я захочу остаться?

– Я не уверен. Но считаю, что ты должен попробовать. Для своего же блага. Не хотелось бы, чтобы ты упустил что-то важное в жизни.

– Все важное уже при мне, – сухо сказал Джеймс. – И вся эта роскошь меня не цепляет. Вы сами нажили все это. Это ваше достижение. А для меня это просто скука. Свое богатство я хочу сам нажить. Так что не думайте, что вам удастся заманить меня всем этим блеском.

– И в мыслях не было, – с очень довольным видом сказал Марко. – Так что ты ответишь на мое предложение?

Джеймс задумался ненадолго, потом решительно сказал:

– Полгода я тут торчать не буду. Четыре месяца максимум.

– Хорошо, – благосклонно кивнул Марко. – Молодец. Нельзя так легко соглашаться со всеми предлагаемыми условиями.

– Учебу я бросать не собираюсь.

– Этого никто и не требует.

– Чем я здесь должен заниматься?

– Об этом поговорим позже. А теперь иди в свою комнату и отдохни как следует. Бертольдо проводит тебя. Я же вижу, как ты устал. Все остальное обсудим вечером.

– Хорошо.

– Пойдем, юноша, – Бертольдо встал и направился к выходу из кабинета. – Тебе действительно нужно отдохнуть.

– Бертольдо, – окликнул Марко. – Зайди ко мне, как только устроишь Джеймса.

– Конечно, отец.

При выходе из кабинета Джеймс не удержался, бросил взгляд на оставшегося в глубине комнаты Марко. Тот спокойно сидел в своем кресле и неторопливо доедал, наверно, уже третье или четвертое пирожное. Весь его вид излучал глубокое спокойствие, и это спокойствие навело Джеймса на мысль, что выбраться отсюда ему будет, пожалуй, не так легко, как он думал.

Комнату ему выделили просторную и очень удобную: с широченным кожаным диваном, на котором ему, очевидно, предстояло и спать (так как кровати здесь не было), большим письменным столом с ультрасовременным вращающимся стулом напротив, вместительным платяным шкафом у стены и длинным балконом, выходящим на бескрайний сад поместья.

Комната располагалась на третьем этаже, и вид с балкона открывался просто потрясающий. Солнечные блики резво носились по узким галечным тропинкам, испещрявшим сад по всей территории, и эти блики вызвали в памяти Джеймса воспоминание о недавнем инциденте. Воспоминание об одном очень уверенном в себе пафосном блондине.

«Ладно, – сказал он себе мысленно не без легкого предвкушения. – Стоит задержаться здесь хотя бы ради того, чтобы сбить с него спесь».

ГЛАВА 4

Деятельность семьи Кармелло – этой гигантской многофункциональной машины с бесчисленным множеством непрерывно действующих механизмов – распространялась на многие сферы коммерческой жизни главных штатов Америки, и некоторые из этих сфер были вполне легальными, в чем Джеймс убедился не без помощи Бертольдо, ставшего для него кем-то вроде бессменного наставника.

Отельный бизнес действовал в полном согласии с законодательством, как и многочисленные рестораны и несколько известнейших развлекательных центров, о которых Джеймс слышал задолго до своего приезда сюда. Все это было вполне себе «чистым» бизнесом, без каких-либо теневых сюрпризов.

Джеймс поверил в это не потому, что был чересчур доверчивым, а потому что Бертольдо буквально закопал его в тоннах накрахмаленной документации, подтверждавшей законность всех этих предприятий. Хуже того, он заставил его тщательно вникнуть в каждую бумагу и научил отличать поддельные печати от подлинных.

В итоге Джеймс не мог сомневаться просто потому, что сам стал экспертом по части данных вопросов. Кроме того, все эти предприятия были очень известными, пользовались спросом у огромного множества людей, такой бизнес просто не мог быть незаконным, что и подтверждали бесчисленные, заверенные влиятельными шишками бумаги.

Джеймс уже начал задаваться вопросом, а почему, собственно, Кармелло считались мафией, когда Бертольдо потихоньку начал раскрывать перед ним вторую сторону шоколадной медали. И вот она оказалась уже не шоколадной, а фальшиво-золотой.

Марко Кармелло являлся владельцем двенадцати элитных казино в Нью-Йорке, а также контролировал несколько весьма серьезных линий по поставке оружия. Первое было относительно легально (благодаря сомнительным договорам с людьми, имен которых Джеймсу пока не открывали), второе же вовсе официально не признавалось, хотя фактически было неоспоримой реальностью.

Небольшой анализ, проведенный Джеймсом самостоятельно, без помощи Бертольдо, помог ему выявить интересный факт: доходы с казино и операций с оружием, регулярно поступавшие на счета Кармелло, превосходили доходы с легальных предприятий почти в двенадцать раз! Это, в общем-то, многое объясняло: и влиятельность семьи, и нежелание Марко полностью легализовать свой бизнес. Отказаться от такого куска не смог бы сильнейший из людей, тем более если этот кусок стоил ему усилий всей жизни.

Во всяком случае, поначалу Джеймс видел в этом только жадность и не более того. С другой стороны, он также чувствовал и некоторое облегчение. С его точки зрения, азартные игры и торговля оружием были все-таки не настолько скверной отраслью, как, например, наркобизнес или сутенерство. Если бы он узнал о последних двух, то смылся бы в тот же день. Хотя это вовсе не значило, что теперь он хотел остаться здесь навсегда. Он по-прежнему был твердо намерен уехать по истечении оговоренного срока в четыре месяца, но, по крайней мере, пока он был здесь, ему не нужно было испытывать острой ненависти к происходящему вокруг.

Впрочем, иногда доходило и до ненависти. Если Бертольдо занимался с ним, так сказать, «письменными науками», то Аньелло Даунтелли занялся его физическим становлением. И становление это не слишком радовало Джеймса, так как стоило ему вечно избитого тела, ноющих скул, а иногда и ярких красок на лице. Аньелло не учил его драться, он просто избивал его, что, естественно, не вызывало к нему теплых чувств со стороны ученика.

Джеймс терпеть не мог эти вынужденные тренировки, но никогда не просил Марко отменить их: предстать перед дедом плаксивым соплежуем ему хотелось еще меньше, чем быть избитым.

Вообще на данном этапе у него сложилось весьма интересное отношение к хозяину дома. С одной стороны, он презирал его за алчность и мафиозную деятельность, а с другой, чувствовал легкий страх перед ним и желание добиться его уважения.

Было в Марко какое-то обаяние, располагавшее к нему всех окружающих, и, вдобавок, к Джеймсу он относился действительно по-родственному, ни к чему не принуждал его и никоим образом не ограничивал его свободу. Когда узнал об увлечении гоночным спортом, предложил даже купить новый мотоцикл, чтобы, так сказать, загладить вину за долгие годы отсутствия, на что Джеймс ответил вежливым, но решительным отказом. Изменять своему Железному Тигру он не собирался, хотя жест показался ему довольно искренним и вызвал даже легкую теплоту в его обычно непроницаемой душевной оболочке.

Общались они каждый день, иногда по многу часов, не затрагивая, правда, главных тем: о мафии и о видах Марко на будущее Джеймса. Старик оказался очень интересным собеседником, с ожидаемо богатым жизненным опытом, в чем Джеймс убедился еще в первую встречу.

Поначалу его настораживали эти беседы, даже немного напрягали, но постепенно он расслабился и стал даже находить в них определенное удовольствие. На каком-то бессознательном уровне он чувствовал, что дед общался с ним не потому, что хотел вызнать его слабые стороны или залезть в душу с недобрыми целями, а потому что искренне интересовался им и хотел установить между ними крепкие дружеские отношения без всякого злого умысла.

Джеймс никогда не был особо разговорчивым, но общение с дедом ничуть не утомляло его, и спустя какую-то неделю он даже стал ощущать легкое беспокойство в те дни, когда к Марко приезжал его личный доктор.

Диагноз старшего Кармелло был неутешительным: ишемия третьей степени, уже стоившая ему двух тяжелейших инсультов. То, что он смог преодолеть их и остаться при этом вполне дееспособным, чрезвычайно поражало Джеймса. Это, к слову, было еще одним поводом смотреть на старого мафиози со страхом и восхищением.

К счастью, сейчас его состояние было относительно стабильным, но, как понял Джеймс, никто сильно не рассчитывал, что он проживет еще больше двух лет. И сам Марко, судя по некоторым его фразам и замечаниям, не слишком в это верил.

Однако, несмотря на столь мрачные обстоятельства, атмосфера особняка мрачной вовсе не являлась. И это тоже было заслугой Марко. При всей своей жесткости и суровости он в то же время был удивительно положительной и жизнелюбивой личностью. У него часто было плохое самочувствие, но это редко можно было заметить. Как бы плохо ему ни было, он всегда оставался в хорошем настроении, и чувство юмора никогда не изменяло ему. По всем признакам было видно, что он не боится смерти, а может, даже ждет ее, и это глубокое философское спокойствие налагало характерный отпечаток и на весь дом, придавая ему ясную нерушимую безмятежность.

Тем не менее, для Джеймса время здесь тянулось ужасающе медленно, и три прошедшие недели показались ему тремя месяцами непрерывного и безнадежного ожидания.

Этот срок стал определенной вехой, потому что в это время в особняке планировалась серьезная «вечеринка» с участием наиболее влиятельных представителей семьи. В эту категорию входили руководители предприятий, казино и куда более опасные персоны: главы боевых групп (которых в семье Кармелло, похоже, было непозволительно много) и еще более зловещие одиночки, в дела которых Джеймс пока предпочитал не вникать.

Естественно, многих он уже знал, например, Бертольдо – главного советника Марко, а через него и нескольких наиболее ценных юристов семьи. Также он неплохо знал Аньелло, который, к его вящему раздражению, был здесь весьма крупной шишкой, а именно: главным информатором и командиром всех боевых подразделений Кармелло.

Вообще Аньелло был тем еще прохвостом. Он только казался примитивным бугаем, а на самом деле обладал хитростью и дальновидностью, о которых многим оставалось только мечтать. Благодаря ему (или, вернее сказать, из-за него) Джеймс вскоре перезнакомился с внушительным количеством парней из боевых отрядов, которые, к его немалому удивлению, легко проникались к нему симпатией и, несмотря на его неприветливость, тут же принимали за своего.

Конкретно против этих людей Джеймс ничего не имел, и все же их расположение не особо его радовало, особенно когда он замечал, как оно радует Детину. По правде говоря, его жизнь в Лироне складывалась совсем не так, как он рассчитывал. Он нравился здесь решительно всем и нравился, похоже, совершенно искренне, хоть и не прилагал для этого никаких усилий! Его приняли как-то уж очень легко и охотно, и по какой-то причине ему это абсолютно не нравилось.

Назревающая встреча столпов его тоже немного нервировала. Ведь он не был дураком и прекрасно понимал, для чего она затевалась: могучие прыщи тоже хотели его увидеть, оценить и решить для себя, достоин ли он того положения, какое хотел дать ему Марко. Джеймс боялся вовсе не того, что они могли разочароваться в нем, а того, что, как и дед, могли счесть достойным. Он понимал, что в таком случае избежать этой участи ему будет гораздо труднее. А притворяться он не умел. Изображать из себя кого-то другого было для него также неестественно, как для тигра неестественно ходить на задних лапах. Ему оставалось только надеяться, что руководители столь масштабных организаций (которые априори должны быть умными людьми) смогут приглядеться к нему более внимательно и понять, что он последний человек, которого стоит ставить во главу этого темного царства.

Встречу решили организовать в саду, за длинным деревянным столом, специально принесенным из подвала. Место выбрали спокойное и живописное: широкую лужайку, окруженную цветущими фруктовыми деревьями. Стол поставили под высоким абрикосом, покрывавшим все вокруг прохладной мягкой тенью.

Марко, Джеймс, Бертольдо и Аньелло пришли задолго до появления первых гостей и заняли места по краю. Джеймс боялся, что его заставят сесть рядом с Марко (это было бы уж слишком явной демонстрацией), но, к счастью, ничего подобного не произошло. По правую и по левую руку от главы сели Бертольдо и Аньелло, а Джеймс занял место рядом с Бертольдо.

Стол к этому времени был уже полностью накрыт, служанки заканчивали последние приготовления. Стоит отметить, еда была очень вкусной и разнообразной, но довольно простой; как впоследствии узнал Джеймс, такова была старинная традиция семьи, существовавшая уже почти целый век.

Вскоре стали подтягиваться гости. Похоже, никто не хотел опоздать, и потому наплыв оказался каким-то сумбурным и беспорядочным, у Джеймса даже в глазах зарябило. Первым делом все подходили к Марко, пожимали ему руку и говорили несколько положенных в таких случаях теплых фраз, затем приветствия удостаивались Аньелло и Бертольдо, и только потом внимание новоприбывших обращалось на Джеймса.

Лица отпечатывались в его памяти очень надежно, но вот запомнить с первого раза столько имен оказалось для него непосильной задачей.

Как и следовало ожидать, в основном это были люди среднего возраста или старше, очень солидные и на первый взгляд дружелюбные. Они не останавливались рядом с Джеймсом надолго и не задавали каких-либо нетактичных вопросов. Сам он держал себя как обычно: спокойно, сдержанно и в меру вежливо, так, как он, в общем-то, всегда вел себя с незнакомыми людьми.

Вскоре все расселись, и за столом завязалась доброжелательная непринужденная беседа. Казалось, Джеймс здесь вовсе никого не интересовал. При других обстоятельствах он бы обрадовался, но не после слов Аньелло, которые тот сказал ему накануне, во время их очередной смертоубийственной тренировки.

– Ты, наверно, боишься, что на тебя будут обращать слишком много внимания. Сразу отсеки эту мысль. У нас, мафиози, особый стиль. Если тебе уделяют слишком много внимания, значит, считают бесполезным человеком, не достойным ни страха, ни уважения. Если же тебе кажется, что на тебя вовсе никто не смотрит, знай: каждый твой шаг анализируется, ни одно движение не проходит незамеченным, потому что что-то в тебе их зацепило.

Сейчас Джеймс не мог поймать на себе ни единого взгляда, однако чувство дискомфорта, одолевавшее его, было просто нестерпимым. Ему очень хотелось, но он не мог сомневаться в правоте Аньелло. Как ни было это ужасно, но, похоже, даже этих прожженных монстров он умудрился чем-то заинтересовать, не пошевелив ради этого ни единым пальцем. Хотя внешне он ничуть не изменился, внутри у него будто чернила разлились, пропитав все восприятие холодом дурного предчувствия.

И тут кто-то из гостей спросил с беззлобным возмущением:

– А где Юпитер? Опаздывает, как обычно?

Ответили ему в той же добродушной манере:

– Ну, еще бы. Наверно, ему пришлось остановиться где-то и позволить девушкам насладиться созерцанием его божественной красоты.

Многие рассмеялись.

– И не стыдно вам сплетничать, в вашем-то возрасте, господин Мартелли?

Все обернулись в сторону голоса и увидели быстро идущего по лужайке Юпитера или, что было ближе Джеймсу – Альваро Донацио, вид которого сейчас действительно можно было назвать безупречным. Он был одет в классический черный костюм, наверняка сшитый на заказ, и в спешке казался каким-то редким зверем, принявшим ненадолго облик человека.

Все оживились при виде его, тепло заулыбались, и даже Марко обнял его, вместо того чтобы просто пожать руку.

– Садись, Альваро. Тебя-то нам и не хватало.

– Прости, отец. Мне очень стыдно.

– Успокойся и садись.

– Мы уже привыкли, – сказал Аньелло, чем вызвал волну безобидных смешков среди собравшихся.

Альваро тут же утянули на другой конец стола, где он сел в окружении тех, с кем, по-видимому, давно был знаком и находился в неплохих отношениях.

Затем Марко сказал небольшую приветственную речь, после которой все, наконец, приступили к еде.

Джеймс тоже взялся за вилку, хотя есть, если честно, ему совершенно не хотелось. Он тратил все свои моральные силы на то, чтобы выглядеть как ни в чем не бывало, тогда как внутри у него словно шторм разыгрался. Появление Альваро Донацио странным образом выбило его из колеи, заставив немедленно забыть обо всем остальном.

Он сам не знал, что именно в блондине так влияло на него, что вызывало эту неукротимую злость, бешенство, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Донацио, по сути, не сделал ему ничего плохого, а он терял над собой контроль от одного его вида. Это было вдвойне непостижимо с учетом его врожденного хладнокровия и равнодушия ко всем, кто не являлся частью его семьи.

Между тем атмосфера за столом царила самая что ни на есть позитивная, и разговоры велись интересные и легкие. Обсуждать дела мафии, похоже, никому и в голову не приходило. Джеймсу, в принципе, было все равно. Ему больше не было дела даже до отношения к нему этих людей. Время от времени он не выдерживал и бросал короткий взгляд в сторону объекта своих непонятных чувств.

Альваро казался солнцем среди тусклых камней, охотно гревшихся в его лучах. Его обаяние, веселость, смех – все это будило в Джеймсе что-то огромное и страшное, о чем он даже не подозревал до встречи с ним.

Обед длился около часа, затем все постепенно стали расходиться. Кто-то уходил сразу насовсем, некоторые собирались в небольшие группы и разбредались по саду, обсуждая какие-то явно более насущные вопросы, чем та невинная ерунда, о которой шла речь за столом.

Вокруг Марко также собралась внушительная компания, но серьезных разговоров никто пока не заводил. Что-то навело Джеймса на мысль, что, возможно, причина была в нем, и он вышел из-за стола, сказав деду, что хочет немного прогуляться. Тот мягко кивнул (как будто бы с благодарностью в глазах), и Джеймс двинулся вглубь сада.

Направление, что он выбрал, не было спонтанным. Несколькими минутами ранее туда же направился Альваро, увлеченный каким-то важным звонком. Джеймс вовсе не хотел сталкиваться с ним, да и не особо на это рассчитывал (тот мог вернуться обратно и по другой аллее), однако двинулся именно в ту сторону, даже не рассмотрев другие варианты.

Поначалу вокруг было пустынно, но вскоре Джеймс дошел до пруда и увидел знакомую, заросшую ярко-желтыми розами беседку. Альваро был там: расхаживал неторопливо из стороны в сторону, настойчиво кому-то что-то объясняя. Словно тигр, спокойно контролирующий свои действия.

Первой мыслью Джеймса было развернуться и незаметно уйти, но вместо этого он подошел к беседке и молча остановился у входа. Альваро, конечно, сразу заметил его и быстро завершил разговор. После чего дружески улыбнулся ему:

– Здравствуй еще раз. Я опоздал, поэтому не стал знакомиться. Меня зовут Альваро Донацио. Тебя я уже знаю, как и все здесь, наверно, так что можешь не представляться.

– Ты самый молодой в этой компании, – сказал Джеймс то, чего секунду назад точно не собирался говорить, – и позволяешь себе опаздывать?

– Вот не поверишь: борюсь с этим изо всех сил,– Альваро выглядел так, словно мрачный тон Джеймса нисколько не задел его. – Каждый раз пытаюсь выехать вовремя, и каждый раз что-то задерживает. Уже и репутацию себе такую неприглядную заработал. Но ничего не могу с этим поделать. Это происходит независимо от моей воли.

Он говорил без всякой неловкости, уверенно и просто, и Джеймс поймал себя на том, что жадно ловит каждое его слово, вслушивается в голос, боясь пропустить малейшую перемену тона.

В этот момент телефон Донацио снова зазвонил, он бросил короткий взгляд на экран и снова посмотрел на Джеймса.

– Боюсь, мне пора. Простишь меня?

Джеймс только невразумительно пожал плечами. У самого выхода Альваро задержался, сказал ровным тоном:

– И кстати, я не самый молодой в этой компании.

И Джеймс готов был поклясться, что в этот момент в его глазах промелькнула та самая спокойная небрежность, что так вывела его в их первую встречу.

Тем же вечером во время очередного урока по юриспруденции Джеймс сказал Бертольдо:

– Я бы хотел узнать больше об Альваро Донацио. Это возможно?

Старик как будто совсем не удивился; интерес Джеймса, наверно, показался ему даже естественным, ведь они с Альваро были почти ровесники.

Таким образом, той же ночью Джеймс сидел за столом в своей комнате, изучая тонкую, но очень содержательно папку с информацией об источнике его неожиданных тревог. Конечно, информация была неполная, но и этого ему хватило, чтобы сделать несколько вполне определенных выводов.

Альваро был чертовски умен, но не так, как Джеймс. Джеймс всегда чувствовал себя превосходно в сфере сложнейших математических вычислений, однако иностранные языки никогда не поддавались его разумению. Альваро же знал целых пять и владел каждым безупречно. Кроме того, он окончил с отличием экономический факультет Гарварда и написал несколько научных работ, удостоившихся известных наград.

Всё это было весьма интересно, но не слишком способствовало достижению той цели, что стояла перед Джеймсом. Однако стоило ему добраться до информации об увлечениях, как чувство азарта затопило его без шанса на спасение.

Добрых полчаса он лазил по поисковым сайтам определенного характера и, в конце концов, наткнулся на информацию, которая, по его мнению, могла помочь ему добиться успеха в засевшей у него в голове навязчивой идее. Шансов было мало, но почему-то ему нужно было верить.

Он страшно хотел разобраться с этим, привести в порядок помутившийся ум, избавиться от необъяснимой злости, которая и на злость-то не была толком похожа, а для этого ему была необходима помощь того, кто вызвал в нём все эти неуправляемые эмоции. Ему оставалось только надеяться, что добытая информация поможет ему преуспеть в этой нелегкой задаче.

Ждать оставалось три дня.

ГЛАВА 5

Джеймс, конечно, предполагал, что обстановка будет отличаться от той, к которой он привык в Северной Дакоте, но не ожидал, что настолько.

Неофициальные гонки везде были довольно популярны, но здесь, на Черной Аллее (южная окраина Манхэттена), собралась просто адская толпа, несмотря на далеко не детское время. Народу было столько, что он не сразу понял, где вообще собираются участники. К счастью, в какой-то момент ему на глаза попались двое других мотоциклистов, тяжело продвигавшихся сквозь разношерстную массу, и он осторожно пристроился за ними, что было относительно легко благодаря адекватным размерам его байка.

Так он попал в специальную огороженную зону, куда допускались только уже зарегистрированные участники. Сам он зарегистрировался три дня назад, и выданный в заявке номер избавил его от каких-либо проблем с доступом. Этот момент, в общем-то, ничем не отличался от того, что было в Дакоте, а вот все остальное – весьма.

К такому количеству зрителей Джеймс совершенно не привык; то, что многие делали ставки, и вовсе показалось ему дикостью. Что касается самих участников, то они его не слишком волновали. У многих были байки под миллион долларов, у некоторых – проще, но с устрашающей начинкой, и все они были Джеймсу глубоко безразличны. Он знал, что его «конь» мог дать фору любому из этих мнимых монстров. Правда, никто другой не разделял этого мнения.

В Дакоте все парни, с которыми он гонял время от времени, знали о его навыках и потому относились с уважением и даже некоторой опаской, здесь же он был новичком, и если на него и посматривали, то только с жалостливой ухмылкой. Джеймса это даже немного забавляло. Он-то знал, кого здесь на самом деле стоило жалеть.

Впрочем, все это были лишь мелочи по сравнению с основным источником его размышлений. Хоть он и приехал заранее, и до начала гонки оставалось еще достаточно времени, ему уже было не по себе от мысли, что он, возможно, жестоко ошибся в осенившем его три дня назад предположении.

Альваро Донацио, ставший для него с некоторых пор чем-то вроде особого вида психической болезни, так же, как и он, обожал в свободное время гонять на мотоциклах и, судя по тому, что было написано в его кратком досье, по меньшей мере, раз в месяц участвовал в неофициальных манхэттенских гонках.

Когда Джеймс узнал о намечающейся в ближайшие дни так называемой Квартальной гонке – нелегальной, но очень популярной в Манхэттене – он почему-то сразу подумал, что Донацио наверняка захочет в ней поучаствовать. Собственно, это была единственная причина, по которой сам он теперь находился здесь. И уже глубоко презирал себя за проявленную слабость.

Ведь у него не было никаких гарантий, что Альваро действительно здесь появится. Откуда вообще у главы мафиозного семейства могло взяться время на такую чепуху? Он, скорее всего, даже не слышал об этой гонке. А если и слышал, вряд ли мог позволить себе вырваться.

Джеймса неимоверно раздражало собственное огорчение по этому поводу. По идее, он должен был радоваться, ему уже давно не доводилось никуда выезжать, но вместо радости он ощущал какую-то гнилую пустоту внутри или даже хуже: будто ему в душу бегемот насрал. Хотя, если честно, он даже не знал, что стал бы делать, если бы Альваро все-таки появился. Он даже не думал об этом. Ему просто было необходимо увидеть его, увидеть и хоть немного приземлить, доказать, что…

Впрочем, этого он и сам не знал. Зато отлично понимал, что сам факт того, что ему хотелось что-то кому-то доказать, был чертовски странным и несвойственным его пофигистической натуре.

Когда до начала гонки осталось всего десять минут, надежда окончательно в нем задохнулась. С таким опозданием обычно никого не принимали, да и участники уже стали съезжаться к стартовой линии, вызывая еще больший гул в толпах наблюдателей.

Джеймсу было тошно от самого себя, но он искренне хотел развернуться и свалить отсюда. Даже предстоящее состязание, обожаемая им скорость и шепчущий в венах риск не могли сбавить силы его разочарования. Он чувствовал, что если поедет, не только не получит удовольствия, но, возможно, разочаруется еще и в любимом с детства увлечении. Что ужаснуло бы его, если бы он вник в эту мысль поглубже.

Мнение остальных участников его не колыхало, поэтому он уже собирался сдать назад, как вдруг шум за спиной резко усилился, и в огороженную зону въехал еще один мотоциклист.

Реакция парней при его появлении была Джеймсу знакома. Забыв о гонке, которая должна была начаться спустя каких-нибудь три-четыре минуты, они подорвались со своих байков и с радостными возгласами бросились встречать новоприбывшего, от которого, по-видимому, были в полном восторге. Тот тоже слез с мотоцикла (с опасного на вид «Yamaha YZF-R25», мощь которого даже Джеймс всегда охотно признавал) и, сняв шлем, весело приветствовал подоспевших гонщиков.

При виде его у Джеймса внутри все свернулось в тугую пружину, настоящий кокон дичайшей энергии, который мог развернуться в любой момент и вызвать последствия, масштаб которых он сам не мог себе представить.

Альваро Донацио выглядел непривычно в широких черных джинсах с прорезями на коленях и застегнутой на все пуговицы черной кожанке с серебряными цепочками на рукавах и передних карманах. Но улыбка – этот уверенный добродушный оскал самовлюбленного хищника – ослепляла как всегда.

Джеймс, как обычно, не мог оторвать от него глаз и чувствовал все ту же непостижимую застарелую злость, побуждавшую его он сам не понимал к чему. Несмотря на то, что он стоял почти на краю стартовой линии, Донацио вскоре заметил его, и изумление, отразившееся на его лице, убедило Джеймса в том, что он не зря сюда приехал. Почему-то было безумно приятно видеть на лице этого великолепного придурка озадаченность, даже легкий шок. Впрочем, он довольно быстро справился с собой и махнул рукой в знак приветствия. Джеймс отвернулся, уже предчувствуя скорое веселье.

Наконец, все вернулись к байкам, и Альваро тоже втиснулся в ряд (для него, похоже, правила были не писаны), примерно на пять машин правее от Джеймса. Брюнет не мог его видеть, но почему-то ощущал также ясно, как если бы они стояли в полуметре друг от друга. Однако это не мешало ему думать о предстоящей гонке.

Впереди лежал путь почти в три километра, по извилистой трассе, выходившей во многих местах прямиком к океану – с высоты около тридцати метров (примерная высота пятиэтажного дома).

Джеймс совершенно не знал этой дороги, что нисколько его не пугало. Так ему всегда нравилось больше: и риск сильнее и, как следствие, более яркие вспышки адреналина. Однако сейчас его будоражила не только предстоящая опасность. Откровенно говоря, ему даже было плевать на победу. Он хотел победить только одного человека, и это желание захлестывало его прямо-таки с пугающей силой.

Такого старта у него никогда раньше не было. Он мгновенно вырвался вперед, жестко подрезая ближайших соперников, отсекая слабых и со скоростью, совершенно неоправданной в начале гонки, обходя тех, кто держался увереннее. Раньше он всегда держал меру, даже в самых ожесточенных и напряженных состязаниях, но сейчас… сейчас он действительно несся по краю лезвия, совершенно не думая о том, что падение могло стоить ему жизни.

А все потому, что Донацио… чертов Донацио был впереди! Каким-то чудом он умудрился обойти всех в первые же секунды и оставить Джеймса любоваться на свой сверкающий в ночи металлический зад! Этого брюнет никак не мог вынести. Вся его рассудительность, ледяное самообладание полетели в ад при виде такой вопиющей наглости. И он рванул следом, щедро наплевав на какой бы то ни было самоконтроль.

То была не гонка, а сущее издевательство над собственной жизнью.

Страшнейшие повороты Джеймс одолевал на не менее страшной скорости, иногда практически теряя управление и ужасаясь близости чернеющих обрывов. Иногда сердце ухало прямо под колеса мотоцикла, но каждое успешно преодоленное препятствие вызывало в нем просто сумасшедшую радость, которая гнала его вперед на той же космической скорости. Хотя вид Донацио, до которого было уже рукой подать, действовал еще сильнее.

В следующий поворот – узкую петлю почти в сорок пять градусов – они вписались уже на одном уровне, а когда снова вырвались на ровную трассу, Джеймс был почти на метр впереди. От эйфории, разрывавшей мозг, ему хотелось орать во все горло, но он лишь молча несся вперед, следя за тем, чтобы расстояние между ним и Донацио не сокращалось. Он будто чувствовал азарт противника, его желание во что бы то ни стало вернуть потерянное лидерство, и это заводило его почище самого крепкого энергетика.

На следующем повороте, в который они влетели почти одновременно, рискуя всем, чем только было можно, блондин снова вырвался вперед, но Джеймс вскоре снова оттеснил его, вклинившись в крошечную полоску между ним и обрывом, что, похоже, даже для Альваро было слишком, так как он резко дал влево.

Еще довольно долго они так чесали друг другу нервы, то обгоняя, то уступая, а затем Джеймс, поддавшись какому-то бессознательному порыву, свернул на длинное плато, отходившее в одном месте от трассы и утыкавшееся прямиком в громаду океана – в нескольких десятках метров внизу.

Он остановился у самого начала, снял шлем, чувствуя невыносимый жар во всем теле. Сейчас ему было почти все равно, свернет Донацио за ним или нет, но тот свернул, остановился в паре метров и, также сняв шлем, с изумленным видом покачал головой:

– Совсем неплохо.

– Взаимно, – сказал Джеймс, не чувствуя какого-либо упадка энергии из-за остановки. – Даже не ожидал.

– Не оскорбляй меня. Я хорош во всем, что мне нравится.

– Не выпендривайся.

Альваро рассмеялся:

– Как ты здесь оказался, позволь спросить?

– Просто захотел прокатиться. А что, думаешь, за тобой слежу?

– Если честно, именно так я и подумал.

– И правильно сделал, – Джеймс хмыкнул. – Я знал, что ты будешь здесь. Хочу выяснить, что ты за фрукт.

– Меня лучше не пробовать.

– Почему?

– Говорят, слишком яркий. Могу ослепить в неподходящий момент.

– Ты считаешь себя очень крутым, да? Как насчет искупаться? – Джеймс мотнул головой в сторону обрыва. – Хватит пороху?

Донацио, до этого момента искренне наслаждавшийся комедией, приподнял брови:

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Что скажешь? Готов составить компанию? Попрощаться со своим королевским байком навсегда?

– Это опасно, – сказал Альваро, немного посерьезнев. – Удар может оказаться сильнее, чем ты думаешь.

– И ты говоришь мне это после той жопы, что устроил на дороге? Не смеши. От такого не умрешь. Но решиться не каждый сможет, я согласен.

– Обычно я не поддаюсь на провокации. Но спасовать перед тобой не имею права.

– Давай. Я сейчас даже умереть не боюсь. Лишь бы сделать это с тобой хоть раз.

Голос Джеймса звучал спокойно, но при этом он говорил с такой агрессией, с такой сильной злобной требовательностью, что Альваро проникся, сам сдвинул брови в угрожающем прищуре и швырнул шлем себе за спину:

– Я готов.

– Отлично! Только не замри у самого края. Потому что я пойду до конца.

– Не волнуйся об этом.

Они встали в одну линию перед обрывом: взбудораженные и безумные, как два психопата, которых по ошибке выпустили из клиники. Причем Альваро не был и вполовину так безумен, как Джеймс.

Они вместе досчитали до трех и выстрелили, как два пушечных ядра. Обрыв приблизился чуть ли не за долю секунды, так что задуматься об отступлении у них даже толком не было времени. Впрочем, даже если бы было, они бы все равно не отступили.

В тот момент, когда почва ушла из-под колес байка, и ему в лицо ударилось чистейшее небо, Джеймс таки заорал. Но не от страха, а от обжигающего кровь восторга, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Где-то слева ему почудился приглушенный смех Донацио, а потом – почти сразу после прыжка – его сотряс убийственный удар об воду.

Поначалу он совершенно оглох, утратил всякий контроль над ситуацией, потом до него дошло, что все его кости целы, и сам он находится в полном порядке, разве что в жестоком столбняке из-за силы поразившего его удара. Черный Тигр давно пошел на дно, в то время как сам он барахтался на поверхности воды, отчаянно пытаясь восстановить слух. И не менее отчаянно пытаясь выяснить, куда выбросило Донацио.

Тот обнаружился довольно скоро, примерно в десяти метрах впереди. Его светлая грива выделялась на фоне черного океана бледным золотистым пятном, которое немного привело Джеймса в чувство. Постепенно он стал различать окружающие звуки и первым из них был смех блондина: тот, по-видимому, был в полном восторге от совершенного ими «полета» и, судя по всему, никаких проблем со слухом не испытывал.

– Эй, ты там не спятил? – выкрикнул Джеймс, хотя самому хотелось ржать не меньше: адреналин в крови все еще ревел, как двигатель тысячетонного самолета, и никак не желал замолкать.

– Это еще надо разобраться, кто тут спятил, – донеслось ему по воде со стороны Альваро.

– Поплыли к берегу!

– Ты же искупаться хотел? Что, уже надоело?

– Я забыл раздеться. В одежде как-то паршиво.

Донацио снова покатился со смеху. Вернее, не покатился, а рванул уверенным брасом в сторону мерцающего на приличном расстоянии берега. Джеймс тут же устремился за ним, и минут через пятнадцать суматошной гребли они, наконец, добрались до суши.

Погода была теплая, однако не настолько, чтобы, выбравшись из прохладной воды, они не почувствовали продирающего до костей озноба. Но тут им немного повезло. На пустынном берегу, совсем недалеко от того места, где они «причалили», расположилась группа молодых ребят, которые как раз сейчас собирались уходить. Какой-то пацан уже начал заливать костер водой из трехлитровой бутылки, чего Джеймс с Альваро никак не могли допустить. Они даже ничего не сказали друг другу, но действовали прямо-таки с удивительной солидарностью.

– Эй, парниша, стой! – Альваро побежал к костру так быстро, насколько позволяла громоздкая из-за обилия воды одежда. – Оставь, пожалуйста! Мы сами потом уберем.

Незнакомцы – четверо молодых парней, судя по огромным рюкзакам, студентов на каникулах – изумленно обозревали «морских котиков».

– Вы откуда выпали?

– А вы не видели? – спросил Джеймс, с ненавистью стаскивая с себя истекающую океанской водой куртку. – Прямо с неба.

– В смысле?

– Да неважно, – Альваро тоже сбросил куртку и швырнул на камни рядом с костром. – Мы уберем здесь все. Спасибо вам.

– Мы тут картошку запекали. Там в углях еще осталось несколько штук. Можете съесть, если хотите.

– Да вас нам Бог послал, не иначе!

Компания рассмеялась, а потом, разговаривая уже о чем-то своем, пошла своей дорогой.

Джеймс и Альваро, недолго думая, полностью избавились от верхней одежды и уселись друг напротив друга возле костра, наслаждаясь жарким теплом, ласкающим продрогшую кожу.

– Да уж, многое я повидал в своей жизни, – начал Альваро, доставая из углей черную, как смоль, картофелину, – но такого психа, как ты, еще не встречал.

– Ты поддался. Значит, сам такой же.

– Не спорю. Но у меня хоть какие-то тормоза имеются.

– Так и у меня имеются, – Джеймс тоже взялся за картошку. – Хотя нет, вру. Имелись.

– Интересная поправочка.

– Знаешь, не рассказывай мне про тормоза. Даже я так не езжу.

– Ну, это просто талант. Я и подростком гонял примерно также.

Не скажи он это так просто и легко, Джеймс счел бы его хвастуном, но тон был таким беспечным, что вызывал одну только симпатию. Тем не менее, Джеймс решил немного приструнить его:

– А ты слабохарактерный. Согласился на мое чокнутое предложение без раздумий. Тобой так легко манипулировать?

– Я уже сказал: я поддался только тебе. И у меня, в общем-то, не было другого выбора.

– Почему?

– Ты ведь будущий глава Кармелло. Нам предстоит многие дела решать вместе. Я должен был добиться твоего уважения. А если бы я отступил, ты бы запомнил это на всю жизнь и в будущем стал бы припоминать при куда более серьезных обстоятельствах.

– Вот это дальновидность! – Джеймс был искренне поражен, главным образом потому, что сам ни о чем подобном даже не думал, когда бросал ему вызов.

– А ты разве не с этой целью меня выследил? – будто прочитал его мысли Альваро.

– Нет, не с этой, – Джеймс ответил честно, но углубляться в тему не стал. – И давно ты в этом варишься?

– В чем именно?

– В мафиозных разборках.

– С рождения. Мой прапрадед основал семью. Я – это уже пятое поколение.

– Ни хрена себе! Такая древняя тема?

Альваро позабавила его реакция:

– Не такая уж и древняя. Кармелло еще древнее. Ты разве не изучал историю?

– По мелочи. Мне сейчас в основном самое актуальное рассказывают: экономические, юридические моменты, все такое.

– Так говоришь, словно не рад этому.

Джеймс немного помолчал, потом хмуро сознался:

– А я и не рад. Я вообще не хочу быть мафиози. Я приехал только потому, что этот громила Аньелло пригрозил испортить жизнь моей тете. Так бы ноги моей здесь не было. Добровольно бы точно не приперся.

– Ты серьезно? – Альваро уставился на него с откровенным изумлением.

– А что тебя так поражает? Что в этом такого замечательного?

– А ты необычный. Неудивительно, что дон Марко так хвастается тобой.

– Хвастается? С чего ты взял?

– Это все заметили. И теперь я понимаю, почему. Полное отсутствие жадности – именно таким должен быть босс Кармелло.

– Да ты смеешься. Хочешь сказать, мой дед не жадный?

– К старости, может, и стал немного, но в молодости не был. Тебе все-таки стоит изучить историю. На многое откроются глаза.

– Вникну, раз ты так советуешь. Но не думаю, что это сильно изменит мое отношение.

– Да ты нечто, – с усмешкой сказал Альваро, доставая из углей вторую картофелину. – Жалко, соли нет.

– Да я такой голодный, что мне и так вкусно!

Джеймс сказал это с таким пылом, что сам с себя и прыснул. Альваро подхватил, и некоторое время они просто ели, дружески посмеиваясь и расхваливая нехитрую трапезу.

Ни с кем еще Джеймсу не было так легко. Собственно, у него и друзей-то никогда толком не было, и все же он знал, что Донацио был особенным. Будь у него хоть тысяча знакомых, ни один из них не смог бы вызвать в нем того потрясающего чувства легкости и душевной свободы, что он ощущал со всей яркостью прямо сейчас.

Он был рад, что Альваро не стал заострять внимание на причинах, побудивших его встретиться с ним таким способом, потому что сам в них еще толком не разобрался. Открывать же полностью свое сердце, рассказывая о непреодолимом интересе, уже начавшем переходить в больную одержимость, сейчас точно было не время. Он просто не мог испортить себе такой классный вечер.

– Когда ты стал главой?

– В двадцать два года.

– И сколько с тех пор прошло времени?

– Интересный способ узнать возраст, – сказал Альваро со смешком. – Сейчас мне двадцать четыре. Можешь считать меня своим старшим братом.

– Ой, не начинай. Пять лет – не такая уж большая разница. Во многом я и сейчас могу тебя уделать.

– Не смею спорить.

– Издеваешься?

– И в мыслях не было.

Альваро казался серьезным, но Джеймс почему-то был уверен, что только казался, в душе же вовсю смеялся над ним. Но доказательств не было, поэтому пришлось проглотить.

– Ладно. А чем еще занимался? Помимо дел, связанных с семьей?

– Да ничем особенным. Все как у всех. Ходил в школу, занимался легкой атлетикой, потом поступил в университет…

– Да, это было в твоем досье. Экономика, иностранные языки и еще черт знает что. Ты умник, похоже, тот еще.

– Что есть, то есть. Природа не обделила.

– И скромник тоже тот еще.

Альваро усмехнулся:

– Это тоже есть.

– И как оно там, в Гарварде?

– По-разному. Но в основном весело.

– Да тебе везде весело!

– Серьезно? Я кажусь таким легкомысленным?

– Именно.

– Ну, здорово. Буду рад, если таким ты меня и будешь всегда знать.

– А что, демона внутри прячешь?

– Не знаю насчет демона, но безобидным меня точно считать не стоит.

– О себе я могу сказать то же самое, – нисколько не испугался Джеймс. – Но вернемся к теме универа. Кутил часто?

– Знаешь, я прям в восторге от нашего формата общения. Давненько мне не устраивали допрос с пристрастием.

– Допрос – это когда человек обязан отвечать. Ты не обязан, так что расслабься.

– Прямо камень с плеч, – Альваро вздохнул с притворным облегчением. – На самом деле не очень часто. Хоть по мне и не скажешь, я довольно рассудительный человек. И всегда таким был. Но после успешно закрытых сессий напивались, конечно, знатно. Один случай до сих пор не могу забыть.

– Какой случай?

– Я тогда учился на третьем курсе. Мы только что сдали все экзамены и решили отметить в одном хорошем клубе за городом. Поехали втроем: я и двое лучших друзей – Беркс и Мелдон. На самой вечеринке ничего особенного не произошло: повеселились без приключений, потанцевали, поели, все как всегда. А вот на обратном пути было прикольнее. Напились все так, что за руль никто сесть не рискнул, даже Беркс, который в то время частенько гонял в нетрезвом состоянии. Двинулись пешком вдоль дороги, надеясь подцепить такси или хоть кого-нибудь. А клуб этот, как я уже сказал, находился за чертой города, без машины там вообще делать нечего: пустота вокруг, ночь, хоть волком вой, никого не побеспокоишь. А мы же пьяные, не додумались еще у клуба такси вызвать, так и перлись по дороге непонятно куда. И самое главное. Мы с Берксом еще хоть как-то осознавали реальность, а Мелдон вообще в дрова напился, даже идти сам не мог, так и висел между нами, а мы его кое-как тащили. Продолжалось это, наверно, минут пятнадцать, а потом нам повезло: впереди такси замаячило. Беркс замахал, мы выползли к обочине, и тут, когда машина уже совсем рядом была, Мелдону что-то в голову ударило, и он неосознанно пару шагов вперед сделал, так что мы не успели его остановить. И такси прямиком по его ступням проехалось! Я сам видел: колеса по самые джинсы наехали, даже обуви не было видно. Беркс тоже заметил, вытаращился на меня, и мы там так и стояли в ступоре, пока таксист не позвал. Обратно ехали уже абсолютно трезвые, долго рассуждали, везти Мелдона в больницу прямо сейчас или дождаться до утра. В итоге решили дождаться, рассудив, что за ночь хуже не станет (все-таки не до конца протрезвели). Дома уложили Мелдона на диван, стянули с него обувь и начали изучать его ступни. Выглядели они, в общем-то, как обычно, но нам все же показалось, что их знатно сплющило, и мы полночи сходили с ума, пытаясь как-то смириться с этим горем. А потом наступило утро.

Альваро замолк, со смехом покачал головой.

– И что случилось? – спросил Джеймс, изрядно захваченный рассказом.

– Мы таки задремали в креслах перед Мелдоном, а разбудил нас он сам. Встал преспокойно, начать тормошить и недоумевать, почему мы не спим в своих комнатах. Стоило видеть наши с Берксом лица – мы, наверно, вылупились, как два барана. Потом Беркс спросил так тихонько, как Мелдон себя чувствует, не болят ли у него ноги… Тот еще больше удивился, а нас сорвало.

– В смысле?

– Да ржать начали, как кони. И еще полдня не могли успокоиться. Стресс пережили конкретный, а тут такое облегчение. В общем, не зря говорят: пьяному море по колено.

– Может, вам показалось? Не так уж сильно его придавило?

– Ну, нет. Придавило еще как. У него даже синяки потом обозначились. Но и только.

– Офигеть. А вы ему рассказали?

Альваро хохотнул:

– Да. Через год.

– И что он сказал?

– Сначала обвинил в том, что чуть не угробили, а потом и сам посмеялся.

– М-да. Я бы такое тоже не забыл.

С минуту они помолчали, обдумывая с разных ракурсов эту историю, не чувствуя никакой неловкости из-за тишины, но даже находя в ней своеобразное удовольствие.

– Думаю, пора выдвигаться, – сказал, наконец, Альваро, сворачивая в рулон свою так и не просохшую куртку. – Если честно, мокрые штаны уже достали. Я их тоже хотел снять, но перед тобой как-то стремно было. Все-таки не настолько еще близкие друзья.

– Я не снял по той же причине, – сказал Джеймс, вставая и с неохотой заливая костер водой из бутылки. – Как думаешь, подъем далеко отсюда?

– Я знаю это место. Около двухсот метров. А наверху Парк Поющих Фонтанов. Пройдем его и окажемся возле «Черного Леопарда».

– Что это?

– Отель моего знакомого. Хотя отель – одно название. Там есть все для человека и даже больше. Предлагаю забежать к нему и попросить помочь в нашем бедственном положении.

– Я не против. У меня все сдохло: и телефон, и транспорт, и я даже не совсем представляю, где сейчас нахожусь.

– Интересно, кто в этом виноват? – ухмыльнулся Альваро.

– Не упрекай. Я ни о чем не жалею. Просто фиксирую последствия.

– Положись на меня.

– Ты что, так и пойдешь без верха?

– Вещи еще не высохли. Да и час уже поздний. Не думаю, что людей будет много. Смысл идти в мокром? Штаны-то я не снимаю. Хотя хочется до слез.

– Терпи уж. А то еще полиция загребет за неприличный вид.

– Не загребет, но так и быть, потерплю. А то ты еще смутишься.

– С чего бы?

– Да кто тебя знает. Я ведь так и не понял, зачем ты вообще за мной приехал.

Джеймс замешкался с ответом, весь напрягся, а Донацио только со смехом хлопнул его по голому плечу.

– Да расслабься ты, шучу я. Идем уже, мне не терпится переодеться в сухое.

Парк Поющих Фонтанов, вопреки ожиданиям парней, был далеко не так пустынен, как можно было ожидать в два часа ночи. Людей, конечно, было не так много, как в более раннее время, но все же достаточно, и Джеймс с Альваро, шедшие по центральной аллее без верхней одежды, не остались без внимания.

Глазели на обоих (стоит отметить, у обоих телосложение было что надо), но Джеймс замечал только взгляды, обращенные на Альваро, и эти взгляды почему-то страшно бесили его. Блондин только усмехался, а ему приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не попытаться силком натянуть на него мокрую куртку. Это бы выглядело странно. Он и сам находил это странным, но ничего не мог с собой поделать. Внимание окружающих к Альваро, восхищенные взгляды женщин вызывали в нем непреодолимое бешенство, и он только и мог, что отчаянно пытаться скрыть от спутника свое состояние.

Когда они, наконец, добрались до «Черного Леопарда», ему быстро полегчало, так как Альваро, наконец, обрел возможность полностью одеться.

Его друга звали Демарио – это был смуглый стильный тип лет тридцати, невысокий, но крепко сбитый, с глазами почти идеальной круглой формы и большущей родинкой на правом виске. Впечатление он производил на редкость комичное, да и вел себя шумно и как-то совсем несерьезно, но Джеймс моментально просек: то была лишь тщательно отработанная маска, скрывавшая за собой весьма опасную личность. Впрочем, к Альваро Демарио относился, по-видимому, с самым искренним расположением.

Когда они ввалились к нему в апартаменты (охрана на входе, к счастью, признала Донацио), его и без того круглые глаза увеличились еще на несколько процентов, сделав этот вечер совершенно незабываемым.

– Что за чудо? – осведомился он, закрывая за гостями дверь. – Что с тобой, братишка? Тебя похитили русалки?

– Скорее, русал, – ответил Альваро, бросая мокрые вещи прямо на пол у входа. – Спаси нас, пожалуйста.

– Как я могу это сделать?

– Позволь воспользоваться твоей ванной. И рестораном.

– Охотно, друг мой. А это что за личность?

– Джеймс Кармелло.

– Вот это да! – Демарио чуть не утопил Джеймса в своем громадном взгляде. – Не ожидал, что увижу тебя так скоро. Наслышан, наслышан.

– Откуда? Я что, начинающая поп-звезда?

– Тоже мне – поп-звезда! В определенных кругах ты куда более значительная фигура.

– Вот давай не будем об этих кругах. Лучше отправь этого бедолагу в душ.

– Да ладно тебе, – вмешался Альваро. – Иди первый.

– Не спорь. Тебе больше невмоготу, чем мне. Только недолго.

– Ладно. Не буду настаивать. Кстати, Дем, сухих шмоток не найдется?

– Повезло вам, – немедленно отметил тот. – Мико вчера вернулся из Франции, привез кучу брендовых тряпок, даже белье какое-то элитное. А размеры, как всегда, не на мои короткие ноги. Поделюсь с вами, так и быть.

– Перебор. Дай просто что-нибудь из гостиничных комплектов.

– Успокойся уже!

– Ну ладно. Слышишь, Джи, удачно мы попали. Брендовое белье!

– Мудак, – сдержанно улыбнулся Джеймс. – Иди уже, отогревай свою задницу.

– Лечу!

Как только Альваро исчез, Демарио завел легкую светскую беседу, никак не связанную с темами, которых Джеймс предпочел бы не затрагивать. Ему очень хотелось сесть, но он сдерживался, так как влажные штаны в скором времени заставили бы его снова встать. Самому хотелось переодеться до нервного тика, но почему-то было делом принципа пропустить Альваро вперед.

Демарио совсем не утомлял; Джеймс даже хотел расспросить его о блондине, узнать, как давно они знакомы, и еще много чего другого, однако он молчал, так как не хотел, чтобы Демарио начал задавать различные вопросы в ответ. Альваро так и не сказал ему, каким образом они оказались в столь занятном положении, и Джеймс тоже не собирался об этом рассказывать. Не потому, что стыдился чего-то, а потому что это касалось только его и Донацио, ему не хотелось делиться этим с кем-либо еще.

Вопреки его ожиданиям, блондин управился очень быстро и вышел из ванной, наверно, минут через семь после того, как скрылся в ней. В сухой одежде, опрятный и свежий, он казался самым счастливым существом на земле. Даже улыбался, как дурак, хотя Джеймс в глубине души получал удовольствие от этой улыбки.

Сам он провел в ванной еще меньше времени. На нервы действовала невозможность узнать, о чем говорят двое друзей за дверью. Он с ужасом осознавал, что ему хочется контролировать чуть ли не каждый шаг Альваро, следить за каждым его действием, не оставлять одного ни на минуту… Он почти ненавидел себя за такие мысли, но не мог перебороть их. Его воля была над ними не властна.

– А где вы спать-то собираетесь? – спросил Демарио, как только Джеймс показался из ванной.

– А сколько сейчас времени? – поинтересовался Альваро, удобно развалившийся в кресле у окна.

– Третий час.

– Сам-то почему не спишь в такое время?

– А то ты не знаешь. Для меня как раз сейчас вся жизнь и начинается.

– Ну, и для нас тоже. В ресторан мы по-любому пойдем.

– Отличный план. Может, и в клуб тогда заглянете? Сегодня Брудо выступает.

– Что скажешь, Джеймс?

– Как хочешь. Я не против.

– Отлично. Тогда…

– Дам я вам по номеру, не беспокойся. Благо, места есть.

– Да нам и одного двухместного хватит.

– Говорю же, есть места. Прекрати уже в чужака играть. Это обижает.

– Ты настоящий друг, – Альваро встал и легонько приобнял Демарио. – Навек в долгу.

– Не начинай. Вот ваш пропуск в клуб. В ресторане тебя знают. Ключи от номеров принесет кто-нибудь из официантов.

– Не мог бы ты еще телефон раздобыть? Нам бы не помешало сделать пару звонков.

– Да не вопрос.

– Вот оно – высококлассное обслуживание, – засмеялся Альваро, направляясь к двери. – Обожаю тебя.

– Еще бы. Меня все обожают.

Хоть Джеймс и понимал, что это были всего-навсего дружеские подначки, все равно напрягало конкретно. Ему хотелось и на Демарио рявкнуть, чтобы перестал так свободно обращаться с Альваро, и на Донацио тоже – за чрезмерную раскованность и наглость. Но, к счастью, разум в нем все еще бодрствовал и не давал совершить столь несуразную глупость.

В ресторане его досада сошла на нет. Спокойная музыка, приглушенное освещение, красивая приятная обстановка и, самое главное, возможность единолично наслаждаться обществом Альваро – все это быстро вернуло ему адекватность и привело в отличное расположение духа.

Картошка, съеденная ими на пляже, лишь обострила чувство голода, и теперь они ели с удовольствием, вполне естественным после всех пережитых приключений. Разговаривать это им не мешало. Теперь они словно поменялись местами. Если поначалу говорил в основном только Альваро, то теперь настала очередь Джеймса раскрывать подробности своей жизни. И он бы поразился собственной словоохотливости, если бы она не была такой естественной и непринужденной в этой компании.

Ему не хотелось сдерживаться рядом с Альваро, да он и не пытался; охотно рассказывал о своем детстве, об учебе, которую любил всей душой, и в чутком внимании Донацио находил понимание, от которого у него внутри все так и поджималось от восторга.

– Не налегай на вино, – то и дело посмеивался блондин, отодвигая от него пухлый фужер. – Это «Королевская Ветвь», неопытных от нее в два счета развозит.

– Так видно, что я неопытный?

– Заметненько.

– Ну и что? Ты ведь меня не бросишь?

– Не рискну.

– Только ноги под колеса не суй.

Альваро заржал, Джеймс тоже поплыл от смеха, они так близко наклонились друг к другу, что чуть не стукнулись лбами. Потом Альваро снова что-то спросил об университетской жизни Джеймса, и разговор снова перешел в приятный для обоих монолог. Пока они сидели, один из официантов принес им на подносе телефон, и по пути в клуб Альваро сделал несколько звонков, предупредил подчиненных, что вернется домой не раньше утра.

Джеймсу тоже необходимо было это сделать (он предупредил о том, что задержится, но не сказал, что вовсе не вернется), но думал он, идя рядом с Донацио по длинному коридору, совсем не об этом.

Странное чувство душило его, ощущение, будто что-то идет не так, будто он срочно должен сделать что-то важное, абсолютно необходимое, но он никак не мог ухватиться за суть собственной уверенности. Грохочущий шум буйствующей дискотеки, вырвавшийся диким зверем из-за массивных черных дверей, заставил его почувствовать еще большее беспокойство, странную болезненную неудовлетворенность, которую ему во что бы то ни стало нужно было скрыть от Альваро. Тот между тем завершил последний звонок и протянул ему телефон:

– Звони. Я подожду.

– Не надо. Заходи.

– А ты найдешь меня?

– Даже не сомневайся.

– Ну ладно. Он со мной, – Альваро кивнул стоящему у дверей распорядителю. – Держи карту. На всякий случай.

Как только Альваро скрылся из виду, Джеймс набрал номер Бертольдо (в мире мафии, как он недавно узнал, было принято запоминать имена близких людей наизусть) и коротко объяснил ему, что ночью дома не появится. Солгал, что будет гонять по городу в приличной компании. Говорить про Альваро до смерти не хотелось. И становилось не по себе от догадки, что даже таким ничтожным образом ему не хотелось делить его ни с кем.

Чувство неясной неудовлетворенности все еще мучило его, когда он вошел в оглушительный ад ночного клуба. Контраст с благородной атмосферой ресторана был просто чудовищный. И даже как-то не верилось, что такое огромное количество людей в столь позднее время могло пребывать в подобном энергетическом тонусе. Хотя тут, конечно, не обошлось без различных вспомогательных средств. Джеймс сам, пожалуй, немного переборщил с «Королевской Ветвью», даже голова немного кружилась, но в целом он чувствовал себя отлично и не испытывал ни малейшей сонливости.

Диджей – незнакомая Джеймсу звезда по прозвищу Брудо – умел захватывать толпу. Процентов восемьдесят присутствующих, наверно, не помнили собственного имени, танцуя под его действительно зажигательный транс.

Джеймс почти сразу обнаружил Альваро. Тот стоял чуть поодаль от танцпола, ближе к барной зоне, и смотрел в сторону сцены, легко переступая ногами в такт музыке. Он не танцевал, как другие: бешено, полностью отдаваясь эмоциям, даже здесь сохранял достоинство, но в его сдержанных движениях было что-то настолько притягательное, что кому-то не мешало бы у него поучиться.

Когда Джеймс увидел его, что-то в нем будто встало на свои места. Вся необъяснимая злость, не дававшая ему покоя с самой первой встречи, странная раздражающая тревога, болезненная нехватка чего-то, ревность, нетерпение – все это вдруг показалось ему невероятно смешным и наивным. А правда, по сути, всегда была на поверхности. Просто ему, никогда не сталкивавшемуся с чем-то подобным, понадобилось время, чтобы распознать ее. Но теперь, наконец все поняв, он не собирался медлить ни секунды.

Ничуть не колеблясь, он подошел к Альваро, взял его за руку и, ничего не объясняя, повел к выходу из клуба. Тот, вероятно, удивился, но ничего не сказал, видимо, сам хотел узнать, что вдруг нашло на спутника.

Как только они вышли, Джеймс повлек его вперед по коридору, затем свернул в узкий закуток рядом с лестницей, толкнул спиной к стене и впился в губы поцелуем. Без предисловий, без всякого смущения, так, словно это было чем-то абсолютно понятным, не требующим никаких объяснений. И сразу с таким пылом, почти грубой эгоистичной жадностью, что Альваро от шока даже не сразу среагировал. Потом кое-как оттолкнул от себя Джеймса, посмотрел с бесконечным изумлением, явно еще не до конца осознавая внезапно выросшую перед ним реальность.

– Не спорь, – только и сказал Джеймс, снова атакуя его, целуя все, до чего только мог дотянуться, готовый сломить любое, даже самое яростное сопротивление.

Альваро не сопротивлялся. В другой день ему, может, хватило бы здравомыслия отвергнуть Джеймса, даже избить в случае необходимости, но не сегодня, когда он был странно очарован им и раздавлен пугающей властью его тихой, покоряющей все вокруг воли. А раз он не хотел избивать, ему необходимо было отвечать на страсть Джеймса, иначе она бы его просто стерла в порошок. Это был словно буран: свирепый, сносящий все на своем пути, безжалостный и великолепный в своей наглости.

– Угомонись.

– Черт, я же сказал – не спорь! – агрессивно, крепко сжимая запястья. – Я все равно не отпущу!

– Я и не спорю. Но если ты хочешь дойти до конца, здесь не самое лучшее место.

Как ни странно, до Джеймса дошло. Что еще поразительнее, он нашел в себе силы отпустить Альваро и последовать за ним в сторону лифта. Но шел он при этом очень близко, почти дыша в затылок, словно боясь, что жертва попытается сбежать. Честно говоря, на какую-то секунду Альваро закралась в голову такая мысль, но ее неосуществимость была слишком очевидна. Кроме того, бешеный напор Джеймса и его не оставил равнодушным, хоть и поражал отнюдь не меньше; от шока и волнения его почти трясло, и он не смог бы сказать, чего в этой дрожи было больше: страха или возбуждения.

Лифт он уверенно проигнорировал, опасаясь, что в нормальном виде выйти из него уже не сможет, а на лестнице случилось что-то вроде продолжения недавней гонки. Альваро со всех ног побежал вверх по ступенькам, Джеймс немедленно рванул вдогонку, при этом они смеялись, как два душевнобольных, и чувствовали накал эмоций, от которого все волоски на теле вставали дыбом. Наконец, отыскали один из номеров, что дал им Демарио, спокойно вошли внутрь, и тут Альваро усомнился в том, что имел дело с человеком, а не с демоном.

Первую минуту он вообще ничего не мог контролировать, Джеймс притиснул его к стене и держал так крепко, как могли бы держать пятеро; при этом он умудрялся сдирать с него одежду и целовать с такой яркой ненасытной жесткостью, что эти поцелуи походили, скорее, на укусы и вызывали даже легкое отторжение.

Альваро не был девственником, но никогда не спал с парнями, и потому первые минуты с Джеймсом были для него странными, пугающими, особенно когда они перешли на кровать, и тот тут же подмял его под себя, быстро сдергивая с себя футболку. В какой-то момент Альваро даже захотелось втащить Джеймсу и сбежать, но тот будто почувствовал это, замер ненадолго и посмотрел ему в глаза.

В этом взгляде было что-то такое, что в очередной раз подавило всю волю блондина, волю, которая далеко не была слабой, и, хуже того, заставило что-то в нем поплыть от предвкушения, предвкушения долгого и мучительного наслаждения.

– Не спорь, – шепотом повторил Джеймс, еле ощутимо целуя его в щеку.

Он не был опытным, и Альваро всем телом ощутил это в момент полного единения. От боли ему снова захотелось прибить Джеймса, даже сломать ему что-нибудь; слезы брызнули из глаз невольными предателями, но изменить что-либо уже не было никакой возможности. Он напряг все силы, собираясь достойно перетерпеть эту пытку, на которую в какой-то степени сам себя обрек.