Читать книгу Конфетти и серпантины - Мирон Высота - Страница 1

Звон курантов потонул в знакомых с детства аккордах, в уже вполне себе пьяных, излишне восторженных возгласах и звяканье бокалов. Счастливые оскалы улыбок вокруг, колючие холодные пузырьки кружат по горлу и шибают в нос, Марьяна невзначай прижалась теплым бедром. Тут и с улицы загрохотали первые раскаты салютов и фейерверков.

– На улицу! – заорал Шиховский. – Дети, где та коробка, что я купил? Ща как бахнем.

По квартире заметались возбужденно-радостные люди. Кто-то кричал в телефон, другие кричали друг другу и хлопали по спинам, обнимались, дети просто кричали сами по себе от переизбытка детского восторга. Полыхнуло трескучим бенгальским огнем.

– А давайте отсюда посмотрим, – заглянула ему в глаза Марьяна.

– Ну, давайте, – охотно согласился Комов, в шапке и шарфе, одной рукой уже залезший в пуховик.

Сторукая, многоголосая компания выкатилась из квартиры, а они вдвоем, незамеченные, погасив свет, встали около окна. Только гирлянда на елке мигала разноцветьем и телевизор бубнил что-то оптимистично-восторженное. Во дворе все бахало и бабахало. Полыхало зарево от взвившихся в небо ослепительных огней. Силуэты многоэтажек – отчетливые, остроконечные, как сказочный город, но такие уютные, как эта комната, где они стоят почти вплотную друг другу. Он даже улавливал запах ее тела – сладковатый, одновременно терпкий и нежный.

Завибрировал в кармане телефон. Комов ответил, не посмотрев на номер, ожидая услышать чей-нибудь знакомый голос и даже приготовил дежурную улыбку, как будто ее будет видно собеседнику.

– Комов! Артем Сергеевич! Мы вам не тот заказ отдали. – Голос был незнаком, официален и при этом чуть ли не плакал.

– Что, простите? – переспросил Комов.

– Мы вам вчера оправу выдали. Это Оптика на Первомайской. Она не ваша, – голос на другом конце разговора дрожал и даже, возможно, всхлипывал. Позвонивший, казалось, был на пороге эмоционального срыва.

– Не понял вас, – рассеянно улыбнулся Марьяне Комов и уже приготовился сбросить звонок…

– Ты че, блядь, не понял? – вдруг, перекрывая всхлипы, ворвался в разговор другой голос – грубый и какой-то хрустящий. – Чкалова, сто двадцать, триста восемьдесят шесть? Там живешь?

Комов сбросил звонок, убрал телефон и вдруг его ладонь, сама по себе, неожиданно смело легла на талию стоящей около одернутых оконных штор Марьяны. Марьяна улыбнулась. А Комов почувствовал, как ладонь вспотела. Хорошо, хорошо, подумал он и поправил очки в новой оправе.

Многоэтажки на улице вдруг смазались и расползлись, поехали в разные стороны, в глазах защипало. Сказочные силуэты ощерились, а белый свет от зависшей сигнальной ракеты показал на миг снежную пустыню и стволы зенитных орудий.

***

Телефон звонил еще несколько раз, так что Комов отключил звук и вибрацию. Он действительно именно вчера, тридцать первого забрал в оптике заказ – новые очки, ну и что теперь? Перепились они там, наверное. Балуются. Кто балуется? А ну его. Комов решил даже не разбираться с этим происшествием.

Праздник неожиданно резко кончился, как всегда, бывает на Новый год. Комов объяснял это тем, что кульминация праздника наступает поздно, что естественно. Куранты, гимн, традиционный забег на мороз и что? Салаты уже заветрелись, остатки гуся подсохли, бабки пялятся в экран, дети спят, эйфория ушла. Пустота накатывает, как говаривал один из новогодних персонажей. Уходить надо вовремя. Марьяну еще провожать.

Комов зашел в комнату попрощаться с Шиховским. Тот стоял перед небольшой, наряженной детскими поделками елкой и копался в собственных штанах – одну руку засунул внутрь, а второй рвал ремень.

– Ты чего, Шиховский, перебухал? – спросил Комов и попытался остановить друга.

– Елочку полить, – Шиховский не казался пьяным. Наоборот, Шиховский был страшно трезв. На Комова смотрели внимательные ненавидящие глаза. Штаны он расстегивать перестал.

– Очки бы тебе расхерачить. Хоть разок, – сказал вдруг Шиховский.

Комов осторожно бочком, выскользнул из комнаты в прихожую, где было тесно от уходящих, одевающихся, прощающихся гостей, там быстро сунул ноги в ботинки, не застегивая накинул пуховик, шапку натянул, забыл при этом подать пальто Марьяне, а она ждала, и улыбаясь, улыбаясь, задом, мелко раскланиваясь, пожимая руки, вырвался на лестничную клетку.

– Артемыч, давай, братан, – кричал из глубины квартиры, затертый гостями Шиховский и махал ему вслед. Пьяный и дружелюбный.