Читать книгу Ведьмы - Наг Стернин - Страница 1

Мертвые друзья лежали внизу, на дне драккара, черные и распухшие от яда, и было их больше, чем живых. Остальные еще гребли, но кто знает, в чьей крови угнездился смертоносный яд? Река узка. Затоны часты. До выхода в Оку еще плыть и плыть. Чем поможет тебе каленый нож, если получишь стрелу в живот, как Фарлаф?

А начиналось все прекрасно, дело обещало быть простым и легким, добыча же стоила и не такого похода. Богатейший Погост. И волости обширнее не было у вятичей. Угол. Самый край славянства. Слева литва, справа финны, вокруг буреломный дремучий бор, и пути-дороги в том бору только по воде, и воля такая, что даже и не снилась в других в обжитых краях, и все несут жертвы всеблагим богам, и славяне несут, и финны с Лопасни-реки, и литва с Протвы, ах, если бы не Фарлаф, тупой, упрямый, как пень, Фарлаф, которому цены не было в бою, но, по совести сказать, какая он голова для такого дела? Стемид должен был вести корабль, и посылавшим следовало бы это знать.

Чертеж, что начертил на бересте проклятый Колдун, был прост и понятен: вот Ока, вот Нара, вот Болотный Погост, вот Серпейка-река и град славянский, а вот и речки, коими следовало тот град обойти. Хорошие речки. Небольшие, но глубокие. И волоки на тех речках Колдун обещал удобные. Напасть следовало ночью, волхвов перебить, идола Рода четырехликого скинуть в ров, а Погост, разграбив, выжечь дотла, вот и все, вот и следовать бы по сему, да, видите ли, не захотелось Фарлафу ног на болоте мочить, попер по настилу, хотя Колдун и предупреждал. Не всех, ох, не всех волхвов перебили на том Погосте.

Его же, Фарлафа, и нашли первые стрелы. Под утро. На волоке. Отошел на пару шагов помочиться и повалился головой в кусты: две стрелы в паху, одна в горле. А вокруг пусто. Никого.

Каждый кустик обшарили, каждую ложбинку. Повернули назад, шага не сделали, сидит стрела в плече у Кнута. Чепуха, вроде бы, царапина, луки у колдунов слабые, вовремя увидеть, так и на щит стрелу можно поймать. Кто же знал, что ядовитые они, те стрелы?

А стрелы летели, летели, и не было им конца, и каждый был многажды попятнан, и каждый измучен прижиганиями, и только Стемид, осторожный, хитрый Стемид до сих пор не получил ни единой царапины. Он же, Стемид, разжег на корабле жаровню. Он же усадил к ней старика Харальда и велел калить нож. Кабы не это, к полудню все были бы мертвецами. Невидимками были славянские колдуны, и все время оказывались впереди. Валили в русло коряги, деревья, драккар застревал на тех затонах, и лишь начинали варяги затоны разбирать, как прилетали с берега стрелы. А вокруг пусто. Хоть бы веточка какая шевельнулась.

Лишь однажды заметили на реке мужика. Стоял по пояс в воде и шарил под берегом руками. Напрасно кричал Стемид, что раколов это и, вообще, не вятич, а литвин, все будто обезумели, выскочили из драккара, как волки. Растерзанный труп выкинули в воду, так ничего и не узнав, разве что злость сорвали, да время потеряли, вот и все. А стрела опять пришла. С другого берега. Чиркнула над плечом у Красавчика Свенельда и разорвала ему ноздрю. А в драккаре один Стемид, а жаровня пуста, потому что вот он, Харальд, со своим ножом, здесь он, на берегу, и нож его от крови того литвина еще не просох. Дернул Свенельд нож из-за голенища, и все, и не зваться ему больше Красавчиком, зваться Свеном Безносым, а лишь отплыли от того места, безо всякой стрелы повалился на дно Грим. Вот тебе и прижигания. Да и то сказать, какое место жечь раскаленным железом сначала, если разом попятнали тебя две стрелы? А впереди был второй волок, и уже начинало темнеть, и каждому мнилось жжение яда в крови.

На последнем затоне Стемид снова придумал хитрость. Велел он самым молодым и быстрым, Эриху и Карлу с Руальдом, взять в каждую руку по щиту и ловить на те щиты стрелы, пока будут остальные разбирать затон. Ни одна стрела не достигла цели на этот раз. Колдуны, бросив дюжину стрел, стрельбу прекратили. Затон разобрали, и Стемид велел друзьям грести через одного, а оставшимся защищать гребцов от обстрела. Викинги повеселели. А когда Хитроумный велел положить на жаровню ножи мертвецов, рев ликования пронесся над тихой рекой, распугивая птиц и зверье диким эхом. Стрелы и теперь пятнали варягов, но реже, много реже, так что Харальд успевал спокойно прижечь рану, благо ножей каленых теперь под рукою хватало. Впереди, однако, была ночь, и впереди был волок.

Стемид придумал выход и на сей раз. "Кто гонит нас в темень под стрелы? – спросил он, – Найдем на реке голое место и заночуем. Волок пройдем утром, а там уж и Ока".

Утром на волоке опять с легкостью переловили колдовские стрелы, а вот уже когда весла разбирали, чиркнула над бортом последняя и зацепила зазевавшегося Харальда. И упал Харальд лицом в жаровню. Мертвый. Не теряли колдуны ночью времени даром. Новым ядом мазали они теперь свои стрелы, и нес тот яд смерть мгновенную.

Следом пришел черед Хельги Бешеного. Две стрелы из трех, посланных в него, поймал он на щиты, чего ж больше требовать от человека, рук у него сколько? Только вместе, только по три вырывались теперь стрелы из леса, и всякий раз кто-нибудь падал, и все схватили щиты, и каждый вновь стал сам за себя, а колдуны стреляли, стреляли, стреляли, всякий раз по три и очень, очень метко. Три колдуна уцелело при разгроме Погоста.

До Оки, по чертежу берестяному судя, оставалось всего два поворота, но грести стало некому. Четверо живых осталось на драккаре, а берега были круты, высоки были берега и лесисты. Извилисты славянские реки. Хорошо знали тайные звериные тропы оборотни-колдуны. Медленно плыл по реке корабль мертвецов.

"Нет, напролом не пройти", – сказал Стемид. "Силу ломят силой, а хитрость – хитростью", – сказал Стемид. "Мы еще посмотрим, кто кого", – сказал Стемид и направил лодью к большой песчаной отмели. Когда ткнулось судно носом в песок, выпрыгнул он на берег без щита и шелома, замахал руками и заорал во всю мочь своей медной глотки: "Ваша взяла, славянские колдуны. Мы вернем добычу. Мы положим все здесь, на отмели, а взамен вы пропустите нас в Оку. Если обманете, если хоть одна стрела вылетит из леса, мы вернемся, и не видать вам больше серебра, как своих ушей. Все сложим назад, лодью подожжем, и души друзей наших снесут добытое к подножью трона Одина, верховного бога варягов. Если вы согласны, пусть стрела вонзится в песок у моих ног. Я сказал".

Из леса вылетела одинокая стрела и задрожала в песке меж косолапых его ступней. Стемид велел сложить добычу на берег. Но медлили друзья, переглядывались нерешительно. Безносый Свен прогнусил сквозь кровавые тряпки: "А коли обманут? Встретят стрелами за тесниной? Оставят одного сторожить, а остальные вниз? Против течения драккар не поднять".

С презрением посмотрел Стемид на бывшего красавчика и сказал, смеясь: "Ты оставил бы меня одного стеречь такое богатство, Безносый? Никуда им не деться, друг за другом будут следить, торчать будут на голом мысу, а вот мы вернемся, дай только корабль вывести в Оку, и горе им, умирать будут тяжело и долго".

И опять оказался прав Стемид. Ни одна стрела не сорвалась с берегов. А когда вывели корабль в Оку, когда бросили якорь, Стемид с Вермудом и Рулавом ушли в лес.

"Оставайся сторожить, Безносый, – сказал Стемид бывшему красавчику с радостной насмешкой, – на что еще ты сейчас годен? Поплачь о былой красоте". Сказал и пошел, вколачивая в землю кривые ноги, приземистый, мощный, вдвойне страшный медвежьей силой и лисьей хитростью.

Свенельд ждал ушедших до вечера, потом до утра. Но, видимо, слишком долго искушал Хитроумный судьбу. Свенельд поджег драккар и уплыл вверх по реке на берестяном челноке, отчаянно работая веслами.