Читать книгу Любви вопреки - Наида Ризвановна Багандова - Страница 1

ПРОЛОГ.

Как выглядит обычный день нормального человека? Наверняка он просыпается с улыбкой на лице, принимает душ, чистит зубы и готовит свой первый кофе в новом дне. Дальше по тому же сценарию «обычной» человеческой жизни. Работа. Семья. Друзья. Дом.

Как проходит день заключённого? Пожалуй, я не хочу об этом рассказывать. Даже будучи в категории «VIP» быть за решеткой не в кайф. Каждый Божий день похож на предыдущий. Ничего не меняется. Изо дня в день. Из месяца в месяц. Из года в год. Я опробовал это на собственной шкуре.

– Алдамов, на выход!

Поднимаю голову и вижу часового. За время, проведенное в тюрьме, мне довелось узнать весь персонал тюремного патронажа. С кем-то даже сумел подружиться.

Выхожу в узкий коридор, встаю лицом к стене, свожу руки за спиной для наручников.

– Нет необходимости, к тебе пришёл адвокат, – слышу часового. – Шагай. В переговорную.

Сказать, что я удивлён – значит, ничего не сказать. Впервые за пять лет у меня посетитель и никто иной, а сам Яковлев. Если, конечно, это он.

Пройдя темный коридор, попадаю в отсеки. Здесь отдельные комнаты для тет-а-тет бесед между заключёнными и их посетителями. Ещё одна привилегия «VIP». Если ты богат, или же на свободе есть богатый покровитель, то можешь спокойно сидеть в тюрьме всю жизнь. А у меня к счастью или, к сожалению, имеются оба варианта.

Захожу в отведённую для беседы комнату и вижу знакомую картину. Яковлев стоит посреди неё, опираясь на скудненький столик. Над ним, качаясь, горит тусклая лампа. Видимо адвокат, ожидая меня, игрался со светом. У меня дежавю. Я это уже где-то видел. В одной из таких же соседних комнат. Примерно лет пять назад.

– Игорь Борисович, чем обязан вашему визиту?

Мужчина оборачивается и бросает на меня тяжелый долгий взгляд. Затем, обходит стол и садится на прибитую к полу скамью. Вторю его движениям и сажусь напротив. Яковлев пришёл пустой, без бумаг и кейса с документами, который обычно всегда носит с собой. Он сложил руки перед собой и, наконец, заговорил.

– Рад тебя видеть, Рустам.

– Не могу ответить взаимностью, – перебиваю его, – зачем вы пришли сюда?

– Хочу вытащить тебя отсюда.

– Я через год и сам выйду, не утруждайтесь.

– Есть способ сделать это раньше. Но ты должен будешь полностью мне довериться и делать все, что я скажу.

– Спасибо, один раз я уже поверил вам. Итог – пять лет моей жизни в этих стенах.

– Рустам, твоё дело – единственное, которое я проиграл. Но ты сам знаешь все тонкости. Я бы так не переживал, если бы за решеткой оказался настоящий виновник, и это тоже ты отлично знаешь.

– Игорь Борисович, не начинайте опять. Это было мое решения. Я был готов к тому, что сяду.

– Поверь, твой брат совсем не оценил этот поступок.

– Не смейте трогать моего брата, – я кладу ладони на стол слишком резко, от чего издаётся хлопок в воздухе, – Я совершил, я и отвечаю за это.

Он поднимается с места, смотрит на меня сверху вниз. Под тусклым светом не могу разобрать эмоции на его лице, толи он меня жалеет, толи принимает за глупца. Затем, проводит пятерней по седым волосам, и снова бросает в мою сторону тяжелый взгляд.

– Вчера ночью твоего брата убили, Рустам, – говорит Яковлев, – ты зря потратил годы своей молодости, отсиживаясь за него. Он совершенно не оценил твой поступок.

Подрываюсь с места и хватаю его за ворот пиджака. Смотрю прямо в глаза, пытаясь понять насколько он серьёзен. Яковлев не издаёт ни звука, чтобы охрана не поняла, что здесь происходит и не вмешалась в наш разговор.

– Прими мои соболезнования, – добавляет мужчина, – хотя… мне ничуть не жаль его.

– Что ты предлагаешь? – со свистом сквозь зубы спрашиваю мужчину, переходя на «ты».

– Перетасовку тел, назовём это так. Вопрос лишь в том, готов ли ты к этому?

– Ничего не понимаю.

– Никто не знает о том, что Руслан умер. Даже жена ещё не в курсе. Это точная информация. Я предлагаю тебе умереть на зоне, чтобы уже с завтрашнего утра жить на свободе. Притворишься им, станешь братом. Тебе лишь нужно дать согласие, остальное я устрою сам.

ГЛАВА 1.

Отпускаю его и отхожу на расстояние. Думаю над словами мужчины, меряю большими шагами помещение. Мозг пока не понимает и не принимает полученную информацию.

«Руслана убили!» стучит в висках. Моего брата убили. Мою вторую половину кто-то лишил жизни, а я сижу тут и ничего не могу предпринять.

– Неужели не понимаешь, законными путями мы не вытащим тебя отсюда. Никакие амнистии не помогут убийце выйти на свободу раньше положенного срока.

Он замолкает под натиском моего злого взгляда. Наверное, побоялся, что я опять схвачусь за него и начну трясти. Я склоняю голову немного в бок, молча давая согласие на то, чтобы он дорассказал свой план.

– Ты отсидел за него пять лет. Не сложно будет быть им и на воле. Примерно через столько же о братьях Алдамовых все забудут, и ты сможешь жить, как захочешь. Что скажешь?

– Как вы собираетесь все это провернуть? – спрашиваю, немного успокоившись и, возвращая дистанцию, обращаюсь к нему на «вы».

– Не зря же я тридцать лет работаю в этой отрасли. Имеются необходимые связи. Ты скажи: согласен или нет?

– Я сидел в этой клетке, чтобы мой брат спокойно жил на свободе. Он этот шанс прозевал. Значит, пора выбираться отсюда.

– Я рад, что ты тоже так думаешь. За этой дверью тебя ждёт один человек. Шейда расскажет тебе о подробностях плана, а я пока пойду, встречусь с нужными людьми. Ах, да, Алдамов. Ты должен знать, в случае провала большие люди сложат мандат, не только я. А ты можешь до конца жизни не увидеть солнечного света. Если у нас все получится, я буду ждать тебя утром у выхода с документами и досье на брата, чтобы ввести тебя в курс его жизни за последние пять лет. Желаю нам удачи.

Он крепко обнимает меня и пару раз хлопает по спине. Затем выходит из переговорной. Мне остаётся лишь делать то, что велят. Подхожу к двери потайной комнаты. Обычно там за стеклом стоят следователи и люди, которые хотят упечь тебя за решетку, но сегодня, как оказалось, все это время за нами следил человек, готовый помочь.

Шейда. Странное имя. Я такого раньше не слышал. Интересно, что в ней такого, что сам Яковлев доверился ей? Каким влиянием нужно владеть, чтобы крутиться в кругах Игоря Борисовича и мощью обладать, чтобы он взял тебя на дело?

С кучей вопросов в голове и любопытством, тянусь к ручке, желая поскорее встретиться лицом к лицу с человеком, готовым проложить дорожку под моими ногами на пути к свободе.

*******

Утро следующего дня впервые отличалось от предыдущих 1825 дней, что я провёл в стенах тюрьмы. Слишком неожиданно и быстро я превратился из заключённого в человека, пришедшего на опознание тела и вещей. Среди потока незнакомых мне ранее людей, которые, якобы, являются работниками тюрьмы, я узнал лишь одно лицо. Девушка, которую ко мне приставил вчера Яковлев. Она, как ни в чем не бывало, передала мне вещи, чтобы переоделся и стал похожим на человека с воли. Затем, ходила все время на шаг впереди меня с важным видом, приговаривая «Мой клиент и я…» и дальше по списку.

Сначала мы зашли на опознание тела, потом забрали предполагаемые личные вещи умершего. По сути, мне отдали мои же дневники, книги и прочие пожитки, что накопились в камере за пять лет. В официальном документе, свидетельствующем о смерти, написано, что заключённый, то есть я, скончался от сердечной недостаточности.

При осмотре тела действительно не было никаких следов насилия, как ранее и говорил мне Яковлев.

Моего брата-близнеца кто-то убил прошлой ночью, пока я сидел в карцере. Сутки назад он дышал, жил и ходил своими ногами по земле. Кто мне за это ответит? Кого искать? Кого наказывать? Кто знает, кому он перешёл дорогу? Все очень странно, вопросов уйма, но как и где искать на них ответы ума не приложу.

Холодные тонкие пальцы коснулись рукава моей рубашки. Следуя взглядом по руке я столкнулся с большими карими глазами, которые с таким же любопытством изучали меня вблизи. Она что-то произносит, но я скорее прочёл по губам, нежели услышал, что она сказала. Она просит сохранять спокойствие и пройти к выходу из морга. Объясняет, что через несколько часов мы сможем забрать тело, а пока на парковке нас ждёт Яковлев. Тот хочет поговорить со мной и рассказать условия новой жизни. Я словно пустая оболочка, которую она с легкостью направляет в нужную ей сторону. Держит за руку и уверенно ведет к выходу. Странно, что у такой хрупкой на вид девушки такая тяжелая рука. Словно стальные цепи. Так не было больно даже от наручников.

– Руслан Асхабович, соберитесь. Вы обращаете на себя внимание, – шепчет она.

Впервые слышу, как ко мне обращаются по имени брата. И произносит это та, которая прекрасно знает кто я.

Я смотрю на неё – в глазах сожаление. Она играет. Играет на публику. Оборачиваюсь, и наконец, вижу несколько знакомых лиц. Мне выражают соболезнования люди, которые ещё вчера стояли на стороже возле моей камеры. Они реально не видят, что это я? Не понимают подвоха и, правда, верят в то, что я мог умереть от проблем с сердцем?

Уже у выхода, возле последней двери на пути к свободе, к нам подходит главный часовой тюрьмы. С помощью электродного ключа в виде карточки, висевшего у него на шее, открывает дверь, пропускает девушку вперёд, а мне намекает, чтобы задержался. Протягивает руку, я пожимаю её в ответ. Начальник подходит очень близко и у моей головы тихо произносит.

– Не возвращайся больше сюда, сынок.

Он тоже в этом замешан? Кто ещё? Как такое возможно? Он выталкивает меня на улицу и захлопывает за моей спиной массивную железную дверь. За этой дверью осталось мое прошлое. Впереди ждёт новая, неизведанная жизнь. Чем все это обернётся – покажет время.

ГЛАВА 2.

Ещё час спустя мы втроём сидим в уютном московском ресторане. Шейда и Игорь Борисович вводят меня в курс дела. Адвокат просит какое-то время не высовываться, чтобы убийца брата не понял, что его обманули. Пока Яковлев будет искать зацепки, ведущие к врагу, я смогу съездить домой и похоронить брата. Либо отправить тело на родину, а сам вжиться в роль и познакомиться с женой Руслана. Честно признаться, я пока не понял, что хуже: притворятся покойным братом перед матерью или же перед его женой?

Страшно представить что будет, если кто-то из них догадается о подмене. С другой стороны, интересно, кто из них раньше все поймёт?

– Это его телефон, – Игорь Борисович кладет на стол аппарат, кипу всяких фотографий и папку с досье, – в кратчайшие сроки выучи кто кем является и как выглядит. Дело Лейлы лежит в отдельном файле, его просмотри в первую очередь. – увидев немой вопрос в моих глазах, он пояснил, – Я говорю о жене Руслана и невестке вашей семьи. Турок, пожалуйста, отнесись к этому всему серьёзно. Никто не должен знать о том, что мы сегодня провернули. Если мы расколемся, то нас всех ждет печальный конец.

– Говорите, что никто не должен знать, а сами приводите её, – указываю на девушку, что спокойно пьёт свой кофе.

– Шейда – свой человек. Я ей доверяю.

– А я нет, – отвечаю ему, при этом наблюдая за её реакцией.

Она выпрямляется в своём кресле, кладет чашку кофе на стол и, сложив руки на груди, продолжает сверлить меня глазами, будто ждёт пояснения.

– Придётся. С этого дня я не смогу открыто общаться с тобой, поэтому связным станет Шейда. Через неё будут назначаться все встречи, обговариваться места. Пока мы под прицелом я не хочу рисковать. Не забывай, я был адвокатом покойного Алдамова, а она живого.

– Поэтому мы сидим в центре Москвы и вместе пьём этот кофе?

– Так надо было.

Пока мы спорим с ним, девушка скучающе поглядывает на часы. Потом подзывает официанта и заказывает два кофе на вынос. Когда тот идёт выполнять заказ, она встаёт и смотрит на меня выжидающе.

– Через час у нас назначено к барберу, надо закрепить твой образ. Хотя бы внешне пока сделаем из тебя Руслана. Поехали.

– Извини, напомни-ка, я разве спал с тобой? – спрашиваю, игнорируя её слова, – Тогда не «ты-кай» мне. В конце концов, я клиент, а ты мой адвокат.

– Учитывая, сколько ты сидел в тюрьме, уверена уже не один раз себе представил. Но я птица не твоего полёта парень, поэтому делай, как говорю.

– Смотри не опали об меня свои крылья пташка.

– Заткнитесь оба! – сделал нам замечание Игорь Борисович, – Если не уживаетесь между собой, делайте дела молча.

В чём-то он прав. Хочу я того или нет эта девушка нужна мне сейчас. У меня машины пока нет, поэтому едем мы на машине Шейды. Чувствую себя паршиво, как будто в вакууме. Словно я эмбрион внутри матки жизни. К концу этого дня я буду вынужден переродиться и никем иным, а родным братом. Смотрю в окно и стараюсь ни о чем не думать. Если позволить мыслям одолеть меня, то боюсь, что начну сходить с ума уже сегодня. Вопросы типа «что дальше?» и «как жить?» сейчас второстепенные. В первую очередь перевоплощение, во вторую – изучение полученной информации. Третье – похоронить брата.

Девушка уверено ведёт машину, крепко держа руль. Ощущение, что она взволнована чём-то не покидает с того момента, как мы сели в авто. Если подумать… не каждый день проворачиваешь подобное тому, что она сегодня с Яковлевым устроила. Есть из-за чего разволноваться.

– Что за имя – Шейда? Я никогда раньше не слышал такого. Оно что-то обозначает? – спрашиваю первое, что приходит на ум, уже устав от молчания.

– Погугли, если тебе это интересно, – отвечает, не отвлекаясь от дороги.

– А кто ты по национальности? – не бросаю попыток завести разговор.

– Я человек. Алдамов, нам с тобой детей не крестить, а значит незачем изучать друг друга, окей?

– Кошмар, какие мы нервные! – усмехнулся я.

С этой минуты в салоне авто возобновилась тишина. Ещё минут двадцать мы ехали, и наконец, доехали до парикмахерской. Интересно, найди она барбера ещё дальше от города, записала бы, наверное, до него?

ГЛАВА 3.

Последующие несколько дней ушли на формальности и изучение предоставленной Яковлевым информации. Телефон я пока не включал, обзавёлся фонариком, в который вбил всего два номера: Игоря Борисовича и девушки адвоката. Пока это все, что мне было нужно. «Домой» тоже не решился идти, остановился в гостинице.

Потом пришла адвокат и сообщила о том, что все уладила, я могу ехать на родину, спокойно хоронить брата. В тот же день, собрав свои вещи и сдав номер, я вылетел в Махачкалу. Спустя ещё четыре часа я твёрдо стоял на дагестанской земле. Заказав в аэропорту перевозку гроба по нужному адресу, вызвал такси и отправился в родительский дом.

Когда я добрался до нужной улицы в городе правила поздняя ночь. Стоя возле дома, в котором вырос, с сумкой вещей, я на мгновение представил, как мог бы вернуться настоящий я. Отсидевший срок, паршивый ягнёнок семьи Алдамовых. Блудный сын. Но суждено было явиться перед матерью под полотном лжи. Притворяться другим, глядя прямо в глаза женщине, что меня родила. Решившись, захожу во двор, потому что если продолжу бичевать себя дальше, то сбегу. По проложенной отцом плитке подхожу к родному дому, взбираюсь на крыльцо и стучу в дверь. Приходится ещё два раза постучать, прежде чем она откроется. На пороге мама, в ночном халате, с беленьким платком на голове.

– Сынок? – немного неуверенно произносит мама.

– Здравствуй… М… Мама. – мой голос дрогнул.

Подаюсь вперёд и крепко обнимаю её. Единственный в мире аромат, который я помнил и мечтал вдохнуть хотя бы раз последние пять лет, обволакивает меня. Нежными руками она обнимает в ответ.

– Мама, – повторяю, будто хочу убедиться, что это не сон.

– Что-то случилось сынок? За столько лет ты ни разу не приезжал, не оповестив заранее, а тут вдруг приехал посреди ночи. И почему ты один, где Лейла?

Не узнала. Она не поняла, кто стоит перед ней.

– Случилось, мам. Рустам умер в тюрьме. – впервые произнёс это вслух.

Я смотрел, как меняется настроение на ее лице. От счастливой улыбки, что наконец-то сын приехал на родину, чтобы навестить её, до вселенской боли в уголках глаз. Своими словами я навсегда добавил несколько морщин на её светлом лице. Из её глаз потекли крупные капли слез, мама закрыла лицо в ладонях, словно раненый волчонок заскулила. Я ранил мать в самое сердце своей ложью, но совершенно об этом не сожалею. Руслан был её любимцем, маминым сыном и если она узнает правду, боюсь, что сердце матери не выдержит.

Я мужчина. Я справлюсь.

Ни моя мать, ни невестка не пострадают в той войне, в которую бросил меня братишка перед смертью.

***

– А кто это, мам? – указываю на девушку, что собирает грязную посуду со столов. – Я её раньше не видел.

– Это Эмма, вдова Адама. Ты не помнишь? Полгода назад ведь виделись на его похоронах.

Сама того не подозревая мама вонзила сейчас ещё один нож мне в спину. Адам умер? Почему мне никто об этом не сообщил? Руслан должен был сказать мне о том, что мой лучший друг умер. Адам был нам словно третьим близнецом. Что с ним случилось? Как он умер? У кого мне теперь спросить, черт возьми!?

Мне не хватает воздуха. Такое чувство, будто мне снова 13-ть. Оказывается боль потери одинаковая: что в детстве, что в зрелом возрасте. Терять брата также больно, как и отца.

Я сегодня похоронил одного брата и узнал о смерти второго. Поднимаю голову к небу, то ли обращаясь к духу отца, толи к Богу с немым вопросом: я теперь совсем один на этой земле? Без кого-либо, на кого можно положиться в трудную минуту.

Адам, эх, Адам!

– Мои соболезнования, – слышу недалёко от себя голос похожий на звон колокольчиков, – сочувствую твоей утрате.

Оборачиваюсь и вижу ту самую Эмму, о которой спрашивал у матери. Хрупкое тельце, одетое в простенькое чёрное платье, со светлыми волосами и темным платочком на голове. Зеленые глаза на бледном лице искрятся чистотой и добротой, она смотрит так, будто ждёт от меня ответа.

– Спасибо, – все, что мне удаётся ответить.

Она не уходит, стоит рядом, молча смотрит куда-то вдаль, как и я. Слушаю, как она дышит. Спокойно, смиренно. Тишина, что она с собой принесла, благоприятно отражается на мне. Ощущаю шевеление с её стороны, Эмма долго смотрит на меня, затем снова отворачивается. Когда она снова заговорила, я отчетливо понял – в этой девушке определено есть что-то, что истинно зацепило моего оболтуса брата. Такой тяжёлый человек, как Адам, не мог влюбиться и жениться в какую-нибудь простушку, а уж я точно вижу, что она необычная.

– Как ты? – спрашиваю, чувствуя затяжное молчание, но не глядя на нее.

Ответ удивил. Она словно не услышала моего вопроса.

– Ты изменился. – странно слышать это от постороннего человека, которого вижу впервые. – Тот человек, который был на похоронах Адама и ты, словно два разных человека.

– Почему ты так думаешь? – мне интересно из чего исходят её суждения.

– Полгода назад ты даже не выразил соболезнования. Сейчас ты спрашиваешь как я. Поэтому, наверное.

Я не был готов к такому ответу. Руслан не выразил соболезнования вдове брата? Слабо верится, но Эмма не выглядит лгуньей. Может, она просто была в шоке или из-за стресса не помнит каких-то вещей.

– Не стой тут один, – говорит девушка, делая шаг к дому, – мама будет беспокоиться.

Уже поздно ночью, сидя в своей комнате, я анализировал пережитое за последние несколько дней. Пытался понять есть ли предел моим открытиям и удивлениям на этой земле. Я теперь так буду жить? Как ребёнок, с открытым ртом и распахнутыми глазами, вынужденный ловить все на лету, чтобы выжить и развиваться? Пока я пытаюсь адаптироваться, люди, убившие моего брата, будут продолжать топтать землю безнаказанно?

Достаю из кармана сумки конверт с фотографиями, чтобы хоть как-то отвлечься. На обороте каждой из них, как инструкция, от руки записаны данные о людях на фото. С кем-то из них я уже успел познакомиться, с кем-то ещё нет. Его лучшие друзья приехали на похороны. Я уже успел выучить лица всех людей, кроме одного лица. В конверте не было фотографии жены Руслана. Яковлев просил изучить особенно внимательно отдельный файл. Не поленившись, встаю и нахожу ту самую папку в сумке. Сажусь обратно на кровать, не зная, открыть её сейчас или ещё немного подождать.

Если так посмотреть, то она, наверное, сейчас места себе не находит. Руслана убили больше недели назад. Находясь в Москве, я тоже не решился предстать перед ней. Боюсь представить, какими словами она будет меня встречать. Достаю фотографию. На ней изображена молодая женщина с длинными темными волосами. Она не смотрит в кадр, смущенно пряча глаза. Но на лице её улыбка. Такая простая с виду, и в тоже время невероятно красивая. На обороте фотографии пусто.

Не желая больше ничего узнавать о ней, убираю фотографиею обратно в папку, тянусь к прикроватной тумбочке и беру телефон. Впервые включаю его, набираю защитный код. Мобильный тут же оживает. Посыпались сообщения о пропущенных звонках. Спустя пять секунд экран засветился, оповещая о входящем вызове. Принимаю вызов, но молчу в трубку.

– Слава богу, ты живой. – услышал беспокойный шепот. – Руслан, где ты? Что с тобой происходит?

У меня в горле ком стоит. А это всего лишь телефонный разговор. Что будет, когда она спросит то же самое, глядя мне в глаза?

– Я в Махачкале, – отвечаю, проглотив все эмоции, – брат умер. Поэтому уехал, не смог сообщить.

– Почему не взял меня с собой? Что теперь скажут люди, – продолжала она причитать, – скажут, что у Алдамовых невежда невестка. Оф, Руслан, в какое положение ты поставил меня.

– Плевать, что они говорят. Ты не беспокойся об этом.

– Милый, – позвала она, – прими мои соболезнования. Прости, я не сразу сообразила. Так злилась на тебя за то, что пропал внезапно. Совсем не подумала, что причины настолько серьёзны. Я сейчас же возьму билеты и…

– Не надо, – перебиваю её, – я скоро вернусь.

– Руслан, так нельзя. Я должна быть рядом с тобой.

– Ты и так всегда со мной, в моем сердце, – нагло лгу, благодаря Всевышнего за то, что женщина сейчас не видит меня. – Послушай, я через несколько дней вернусь домой. Хочу, чтобы ты ждала меня там. Пожалуйста, не приезжай.

Потребовалось около часа уговоров, чтобы привести всевозможные доводы, и наконец, услышать смирение в её голосе. Она согласилась не приезжать. Договорив, я с облегчением откинулся на кровать. Спать не хотелось, хотя в доме все уже легли. Многочисленные родственники, в основном женского пола, заполнили дом, не оставляя маму одну. До утреннего намаза ещё есть время. Надо было чем – нибудь занять себя, раз уснуть уже не получится. Я взял куртку и вышел из комнаты. Тихо шагая, стараясь быть незаметным, я покинул дом в поисках места, где мог бы побыть немного собой.

ГЛАВА 4.

– Впустишь? – спросил у напуганной моим визитом девушки.

– Зачем ты пришёл? – отвечает Эмма.

– Сам не знаю, – честно отвечаю глядя прямо в глаза, – захотелось спрятаться от всех и побыть немного одному. – на лице девушки читалось недопонимание и я добавил, – Раньше я искал покоя в твоём муже, только он мог вернуть мое душевное равновесие.

Эти слова подействовали на неё как шифр от замка. Эмма отошла в сторонку, молча приглашая меня внутрь. Прохожу. По старинке снимаю обувь. Она достаёт для меня тапочки и, также молча, уходит в другую комнату, оставляя меня одного.

Тишина. То, зачем я пришёл в этот дом.

Прохожу в гостиную, смотрю по сторонам, пытаясь угадать что-то из старого прошлого. Эта квартира была нашей братской берлогой холостяков. Сейчас в ней все абсолютно по – другому. Тёплая, уютная, тихая атмосфера обволакивает. Проникает в меня вместе с воздухом, которым я дышу. Подхожу к дивану и плюхаюсь на него. Закрываю глаза и стараюсь хотя бы ненадолго ни о чем не думать.

В тот момент, когда голова опустошается, я, словно в трансе, сижу и чувствую себя оболочкой без души; человеком без чувств и чистых эмоций; человеком беспомощным и никому не нужным. Разума касается странный шум. Тонкий детский голосок, точнее плач. Открываю глаза пытаясь понять.

«Я, правда, слышу детский плач?»

Звук повторяется, а за ним нежный голос Эммы, что ласково успокаивает младенца.

Встаю и, словно заворожённый, иду на голоса. Дохожу до спальни, но стою возле приоткрытой двери. Эмма играет с малышом, который лежит на кровати, переменно, то плачет, то умолкает на голос матери.

Бесцеремонно и без спроса вхожу в комнату. Как загипнотизированный подхожу к кровати. Ребёнок, заметив меня, любопытно разглядывает. На его лице застывает полу улыбка, затем и вовсе малыш улыбается и начинает как-то по- детски агу-кая, общаться именно со мной. Эмма поворачивается и удивлённо говорит:

– Обычно он плачет при виде посторонних людей.

Опускаюсь на колени, словно мальчик, лежавший на кровати – моя Медина. Я готов заплакать. Я не застал брата живым, но смог увидеть чудо, оставшееся после него. Хочу взять его на руки, и в тоже время боюсь навредить. Тянусь к нему и не решаюсь коснуться. Малыш продолжает изучать меня и весело о чём-то говорит.

– Хочешь взять? – спрашивает Эмма.

– Можно? – спрашиваю в ответ.

– Конечно. Садись на кровать, я подам его тебе.

Забираюсь на постель, устраиваюсь поудобнее. Она кладёт ребёнка мне на грудь. Малыш, как ни в чем не бывало, продолжает свои веселые рассказы, а затем, успокоившись, кладёт палец в рот и замолкает. Смотрю на него, чувствую, как маленькое сердечко бьется внутри, согревая меня, вселяя надежду на то, что эта жизнь ещё чего-то стоит. Смотрю на Эмму – девушка, наблюдая за нами, просто улыбается. В уголках глаз застыли слезы, но она часто моргает, стараясь их отогнать.

– Как назвала?

– Алан, – отвечает, прочистив горло. – Так хотел Адам.

Хочу много чего сказать, но все слова застывают в горле, когда Алан сладко зевает и закрывает глазки, собираясь спать. Из груди вырывается глухой смех. Впервые в жизни держу ребёнка на руках, и он засыпает.

– Я возьму? – Эмми тянет руки к малышу. – Уложу его и будем пить с тобой чай.

– А по крепче нет ничего? – шучу я, наблюдая за тем, как она заботливо забирает у меня малыша и кладёт его в детскую кроватку.

– Адам не пил, я тоже, – отвечает она, – поэтому только чай.

– Адам не пил? Мы об одном человеке сейчас говорим? Ты шутишь? – встаю, поправляю за собой вмятину на кровати и иду к выходу.

Проходя мимо девушки, вижу тень грусти на её лице, но она быстро прячется за волосами. Может не я один такой, полный мыслей и пустой в душе? Стоит ли пытаться с ней говорить и разгрузить немного эту светлую голову?

– Не хочешь поговорить? – выбираю вариант «спросить» чем «гадать».

– Можешь поставить чайник? – спрашивает она, а я понимаю намёк на то, чтобы я ушёл из комнаты.

Ну ладно. Она вернёт своё душевное равновесие, а я пока подумаю – как подобраться к ней ближе. Конечно, мне не стоит особо сближаться тут с кем либо. Пройдёт немного времени, и я уеду в Москву. В ещё более запутанную жизнь: к новым заботам, к «жене», о которой я пока даже думать боюсь.

Пока я тут. Хороню сам себя. Словно в идиотском кино про психа. Надо свыкнуться, смириться, набраться сил идти дальше. Единственная цель – это выжить, не сойти с ума, и найти убийцу брата. Остальное меня не волнует сейчас.

Эмма заходит на кухню ровно в тот момент, когда я сажусь за стол. Все, что нужно для чая я уже достал, пришлось пошарить по шкафам, конечно. Она стала разливать чай. Поблагодарив, взял свой стакан, а девушка села напротив. Мы долго молчали, наверное, минут десять, прежде чем я четко понял – пора уходить. Пусть мне хорошо здесь, по правде я действительно нашёл что искал – покой. Но своим присутствием я заставляю волноваться невинного человека. Она ведь не обязана меня понимать, так ведь?

– Ты хотел поговорить? – произносит спокойно.

– Да, – отвечаю, но какое-то время думаю, стоит спрашивать или нет, и все же спрашиваю, – вы с малышом нуждаетесь в чём-либо? – конечно не совсем то, что надо мне, но тоже важная тема. – Квартира оформлена на тебя, надеюсь?

– Адам перед… смертью, – её голос срывается, на доли секунды задерживает дыхание, закрывает изящными пальцами глаза, – обо всем позаботился. Конечно, его мачеха пыталась оспорить завещание, но буквально месяц назад все закончилось. Я выиграла суд.

– Да уж, Мадина та ещё стерва, знаю-знаю. Адам оставил завещание? Получается, он чувствовал, что… – я не могу сказать это вслух. Все ещё не примирился с тем, что кузена больше нет.

– Он ведь болел, ты разве не знал?

– Я не… «не Руслан. Я Рустам, который последние пять лет просидел в тюрьме. Это дико звучит, но я тут сам себя хороню ради того, чтобы найти убийцу брата. И о том, что происходило эти пять лет, понятия не имею, и спросить не у кого. Никому сказать не могу, никому доверять не могу. Я рассчитывал, что Адам мне поможет, но и его больше нет. Ты единственная, кому бы рассказал, клянусь. Но это опасно, мои тайны могут затянуть любого на дно», – смотрю на неё, а слова колят кончик языка. Я меньше двух недель на свободе, но уже готов сдаться и остановиться. Я не приучен лгать, и лишь дважды крупно солгал за всю жизнь. В первый раз, когда брал на себя вину брата, во второй – забирая себе его жизнь. – не знал. – заканчиваю разговор. – Мне пора. И так задержался.

ГЛАВА 5.

С самого начала стоило придти сюда, а не к Эмме. За час до утренней молитвы я забрёл в ближайшую мечеть от дома. Родственники и друзья ходят именно в эту мечеть, чтобы молиться за «меня». К моменту, когда я, совершив омовение, сидел в одном из углов и читал Коран, стали заходить старшие. Дедушка, дяди, кузены. Все собрались, кто мог приехать. Никто меня не трогал, не желая прерывать чтение Священной книги. И только после призыва Азана, я присоединился к остальным на джамаат (коллективный намаз). Мы просидели до рассвета, молясь за душу умершего, потом мужчины потихоньку стали расходиться. Когда людей осталось несколько человек, и мною уже никто не интересовался, дедушка, вдруг, подсел ближе ко мне. Какое-то время он вертел в руках чётки, а потом внимательно так посмотрел на меня. Мы сидели молча, сложив ноги и лишь звук перебивающихся чёток в наших руках выдавал, что каждому хотелось что-то сказать. Интересно, о чем он задумался? Дедушка молчал очень долго, но, наконец, заговорил.

– Кого ты обманываешь, сынок? – спросил он, ввергая меня в шок.

Я сотни раз представлял, как буду рассекречен и обвинён во лжи, но так и не придумал что скажу в своё оправдание. Что мне сейчас делать? Продолжать врать или признаться? Что я ему скажу?

– Я прекрасно помню, кого из своих внуков обучил этому, – он указывает костлявыми пальцами на чётки в моих руках, – а кто пропускал занятия по арабскому языку. Ты не умер. Но зачем-то пытаешь убедить нас в обратном.

Понимаю, что чтобы я сейчас не сказал, он все равно не поверит. Но выбор не велик. Никто не должен знать правду, не смотря на то, что мне очень бы хотелось поделиться тем грузом, что у меня внутри и попросить совета. Дедушка мог бы помочь в этом деле лучше всех, он многое повидал на своём веку, многому может научить.

«Olmaz!» (нельзя) – вдруг прозвучало в голове. Смешно, что мое прозвище «Турок» происходит именно из того, что я хорошо владею этим языком. Настолько, что в такие минуты, как сейчас, то есть волнительные и сложные, мои мысли звучат как раз по-турецки. Как, если бы, это был способ защитить свои мысли от посягательств чужого человека. Я легко могу заговорить на турецком, сам не понимая, что переключился на другой язык. То есть, мог. Раньше. Или когда сидел в тюрьме. Сейчас турецкий может звучать лишь в моей голове. У меня нет права на ошибку. Именно поэтому я вынужден солгать родному дедушке.

– Моя жена очень богобоязненная женщина, дедушка. – не моргнув глазом, сочиняю на лету. – Мы вместе изучаем религию. Она приучила меня к намазу.

– Хорошо, если это так. – недоверчиво смотрит на меня. – Не пристало мусульманину не знать азы своей религии. Уважаю невестку.

Наш разговор прерывает дядя. Он подходит, и просит меня выйти с ним на улицу. Дедушка машет рукой, говоря, что не против и вновь принимается за чётки. Мы с дядей выходим в дворик, прилегающий к мечети, садимся на одну из металлических лавочек. Я жду, что он скажет, но он все так же молчит. Дядя Хайрула в свои сорок пять лет выглядел немного старше, чем есть на самом деле. Потрёпанный жизнью мужчина, потерявший многое, но не сломавшийся. Похоронил первую жену, но женился повторно, из лучших побуждений. Чтобы Адам и Сабина не росли без материнской ласки. Но человек ошибся. Мадина невзлюбила детей мужа от первого брака и превратила их жизнь в ад. Сейчас все немного проще: Адам умер, а Сабина предпочла уехать в институт благородных девиц, то бишь, в Медресе. Хайрула и Мадина благополучно воспитывают двоих общих сыновей и, похоже, всех всё устраивает. Хорошо, что в этот период меня не было.

– Ты ходил к моей невестке, – вдруг произнёс он, выводя меня из собственных мыслей, – зачем?

– Просто. Захотел увидеть племянника. – ответил я, решив не говорить о том, что о ребёнке узнал случайно.

– Больше не делай так. Я скажу ей, чтобы брала сына с собой, когда приходит к вам. Ты не ходи к ней.

– Почему, дядя? Что плохого в том, что я интересуюсь племянником?

– Ничего. Совсем ничего. – он, наконец, поворачивает в мою сторону голову. – Я поэтому и говорю, пусть берет его с собой, когда будет приходить. Пусть ваши встречи происходят на людях, а не так.

– Как «так»? – передразнивая его интонацию, спрашиваю я. – Говори отрыто, что хочешь сказать? Ты не знаешь свою невестку? Подозреваешь? Дядя, я тебя умоляю. Эта девушка как первый подснежник, в чем ты хочешь её обвинить?

– Вот именно. Я ей полностью доверяю, – он делает паузу, – а тебе нет. – говорит с расстановкой, словно даёт словесную пощечину.

Несколько крепких слов вертится у меня на языке, но беру себя в руки. Уверен, он сказал эти слова из лучших побуждений, заботясь о репутации жены своего покойного сына. Но кому он их говорит! Мне? Серьезно? Да будь я кем угодно, Рустамом или Русланом, хоть чертом лысым, что он себе накрутил там в голове? Насмотрелся бразильских сериалов вместе со своей женой на пару? Какого низкого он обо мне мнения.

– Знаешь что, дядя, – цежу сквозь стиснутые зубы, – давай мы вот что сделаем. Ты ничего этого не говорил, а я не слышал. Уверен, твоего сына и моего покойного, к сожалению, брата это бы очень обидело. Поэтому, в память об Адаме, я предлагаю тебе закончить этот бессмысленный разговор, не обижая друг друга ещё больше.

Я поднимаюсь со скамьи, не желая больше с ним разговаривать. Я сказал и услышал намного больше, чем хотел бы. Большинство из этого совершенно не заслуженно. Но, похоже, дядя так не думал.

– Люди не меняются, Руслан. Я не верю, что ты так просто отступил. При живом Адаме проходу девушке не давал, а уж когда его нет, о чем говорить? Я прекрасно все знаю и помню. И ты запомни: она не одна. Есть я! И пока я жив, не позволю кому – либо опорочить мать моего внука! Понял?

Отдаляюсь, оставляя его без ответа. Слова дяди задевают очень глубоко и отбиваются эхом в голове. Отходя все дальше, я уже не различал, за кого мне больше обидно, за мертвого или живого меня? Чтобы снять напряжение и заглушить рой мыслей в голове, захожу в первый попавшееся заведение, похожее на бар. Я не пил больше пяти лет, поэтому спиртное сразу же ударило в голову. Это не мешало мне заказывать ещё и ещё разные напитки. Передо мной наполняются сразу три рюмки, словно я пью за обоих братьев Алдамовых, и плюс за Адама, тоже, кстати, Алдамова. Мысли затуманились очень быстро. Постепенно я схожу на нет и засыпаю прямо на барной стойке, смиренно положив на холодное деревянное покрытие пустую голову. А потом, просыпаюсь и продолжаю напиваться. И так до самого вечера. Только когда мой организм восстал против меня и начал извергать вулканами содержимое желудка, я угомонился. Когда, наконец, смог прямо, ну как прямо, слегка пошатываясь, стоять на ногах, взяв с собой полупустую бутылку, я вышел из бара.

Долго бродя по ночному городу, в итоге пришёл к дверям, к которым меня настоятельно просили не приближаться. Надавив на дверной звонок, я ждал, когда она откроется. Эмма показалась за ней спустя минуту.

– Я бухой, как свинья. Можно я где-нибудь тут посижу, в коридорчике, – попросился я.

– Не глупи, Руслан, я вызову тебе такси. – она стояла, давая понять, что не хочет впускать внутрь.

– Ты впервые назвала меня по имени, – криво усмехаюсь.

– Потому что впервые верю, что ты это ты. До этого момента мне казалось, что тебя подменили. Но нет. Ты все тот же Алдамов, который…

– Который что? – перебиваю её, ловя взгляд зелёных глаз полный презрения.

– Которого я презирала, не смотря на то, что ты брат Адама.

– Можешь вызвать мне такси?

Её слова и взгляд подействовали на меня как ушат воды. Я, что, действительно становлюсь похожим на Руслана? Судя по рассказам людей, он был полнейшим дном эти пять лет, пока я отсиживал за него срок. Когда он успел так низко пасть?

– Прости, – тихо прощаюсь с девушкой, – ты меня больше не увидишь.

Разворачиваюсь на ватных ногах, с трудом преодолеваю четырёх этажный лестничный барьер, и вновь попадаю на свежий воздух. Не помогает. Я не трезвею. Но и в этом состоянии был свой плюс: я, наконец, принимаю решение уехать отсюда.

Махачкала не то место, в котором я должен быть. Меня ждёт матушка Москва. Растянув объятия, она скучает по мне, звонит и пишет. О чем это я? О жене или о Москве?

– «Siktir” (мат) – выругался вслух и побрел домой.

Может, ну его к черту все и махнуть в Турцию и начать все сначала, как в старые добрые времена? Ведь, однажды я это уже делал. В отличие от прошлого раза, сейчас я владею языком и смогу общаться с местными жителями, не жестикулируя как глухонемой, в попытках объясниться с ними. Почему на воле все так сложно? Сейчас бы сидел себе в карцере, досиживая отмеренный срок. Но нет ведь, поперло меня на свободу. На, Алдамов, держи обеими руками эту тяжелую и непонятную реальность бытия лжеца. Наслаждайся жизнью, Турок!

ГЛАВА 6.

После того, как Рустам выходит на волю, вся моя жизнь становится сплошным безумием. К примеру, сейчас я сижу в такси и очень боюсь не успеть. Этот ненормальный напился в баре и начинает вести себя не совсем адекватно. Откуда я знаю? Ха! Так я все знаю. Ну, или почти все знаю о Турке. Когда мы с Борисовичем провернули весь этот спектакль с опознанием и подделкой документов, то поставили под огромную угрозу себя и всех, кто нам в этом помогал. Как говорится: «Доверяй, но проверяй», поэтому в телефоне Рустама мы установили скрытую программу, позволяющую следить за всеми передвижениями. Фишка в том, что он об этом не знает, а слежу за ним я, так как аналогичная программа установлена и у меня, только с активацией других функций. А еще есть пара «теней» . «Тени» – это люди, которые следят за нашими клиентами по мере возможности, если мы наверняка знаем, что жизни клиента может угрожать опасность. Ребята не вмешиваются, не участвуют нив чем. Зв время моей работы с Борисовичем, не было ни одного случая раскрытия «теней». Это давно отлично проработанная система.

Игорь Борисович настолько проницателен, что буквально через пару часов после того, как наш клиент оказался за пределами тюрьмы, позвонил мне и предупредил.

– Шейда, будь готова к тому, что придется видеть его пьяным, агрессивным, грубым и неадекватным. Человек, мечтающий отомстить, непредсказуем, поэтому будь как можно внимательнее, он будет искать драк и скандалов. Парню нужно как – то выпустить пар, избавиться от накопившихся эмоций. Будь внимательна.

И вот, не прошло и пары месяцев, как Турок вернулся с похорон в Дагестане, а уже пьян в хлам. Выхожу из такси, и сразу в глаза бросается вызывающе манящая вывеска бара, осталось только перейти дорогу. Даже не представляю, что происходит внутри, и как я сумею вывести отсюда двухметрового дядьку, который и на ногах – то стоять не может.

Оказавшись внутри не трудно было догадаться, почему у входа не было охраны. Они все стояли, окружив выясняющих отношения мужчин. Махов, по видимому приказал всем не вмешиваться, поэтому никто не пытался остановить ссору. В голове сразу всплыли воспоминая двухгодичной давности, когда Махов избежал суда и наказания. Тогда он довел все до драки на ножах, оставив навсегда инвалидом молодого парня. Действия Махова признали как самооборону, и по сей день он занимается организацией подпольных боев и незаконным оборотом оружия. Хитрый, расчетливый и физически очень выносливый мужчина, которого жизнь привела к тому, чем он сегодня промышляет.

Из вороха мыслей меня вырывает звук удара. Поднимаю голову и вижу как стул, которым Турок заехал в Махова, отлетает с треском в сторону. Понимая, что добился желаемого, Махов подлетает и хватает того за горло. Выхода у меня нет.

– Имин, отпусти его! – пробираясь через толпу двухметровых амбалов, кричу Махову. – Я сейчас полицию вызову, отойди от него!

Махов вальяжно отступает и рассматривает меня, так словно раздевает на глазах у толпы. Подхожу, закрыв собой Рустама, давая тем самым понять, что шутить я с ним не собираюсь.

– Шейда, дорогая, какая встреча! Подумать только, встретил скромняшку Шейду в баре. Никто в жизни не поверит же!

Ловлю на себе шокированный взгляд Рустама, который, смотрит то на меня, то пытается откашляться.

– Имин, кина не будет, так что разгони своих горилл, и мы сейчас уйдем.

– Уйдем. Мы с тобой? – поднимая одну бровь, мужчина спрашивает у меня, начиная приближаться. – С тобой, дорогая, я готов даже добровольно пойти на допрос к твоему начальнику.

Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и интуитивно отодвигаюсь назад. Главное, не попасть на удочку. Он очень хороший кукловод и обожает манипулировать людьми. Окончательно пришедший в себя Рустам тянет меня за талию, и я оказываюсь очень близко. Невыносимый запах сигарет вперемешку с перегаром, покачивающаяся стойка и туманные глаза не оставляли никаких шансов на обдумывание того, насколько все это могло бы быть романтично, не будь он так пьян.

– Девочка, какого черта ты здесь? – заплетающимся языком тихо шепчет мне Турок. – Или ты мне уже мерещишься?

Чувствую, как к горлу подступает тошнота, и слегка отталкиваю мужчину. Тот хватается за край стола. С детства не переношу запах алкоголя, хочется побыстрее уйти отсюда, пока меня не вывернуло наизнанку.

Тем временем хищный взгляд Имина ничего не упускает. Мужчина вновь начинает приближаться. Рустам тоже подходит и пытается увести меня за спину. Дальше все происходит настолько спонтанно, что я даже не успеваю подумать, что делаю. Хватаю пистолет, спрятанный у Турка за пазухой, за доли секунд снимаю с предохранителя и направляю на Махова.

– Имин, я тебе уже сказала, что не шутить пришла сюда! – Мой голос звучит угрожающе, что непривычно даже для меня самой. – Алдамов, мы уходим. – хватаю его за локоть одной рукой и оттягиваю назад. – Идем, я сказала!

– Ладно – ладно, забирай своего голубка – алкоголика и уходи. – рассмеявшись, Махов жестом дал понять охране, чтобы пропустили нас. – Я думал, у тебя получше вкус, а ты, видимо, настолько погрязла в своих судах и бумажках, что времени не было научиться разбираться в мужчинах. Убирайтесь, пока я добр.