Читать книгу Гонитель - Наиль Наильевич Сафин - Страница 1

Пролог

Весеннее небо, грузное и серое, исторглось дождем. Крупные капли тяжело падали на выглядывавшие среди грязного снега куски асфальта. Ручейки, грозившие перерасти в буйные потоки, устремились вниз, забирая с собой остатки льда и скопившегося вдоль дороги мусора.

Высокий мужчина средних лет в серой фетровой шляпе, одетый в старомодный плащ и костюм-тройку, стоял перед черной кованой калиткой, зажатой меж толстых кирпичных стен, ограждавших двор. На первый взгляд могло показаться, что он замер в нерешительности, словно раздумывал: отворить калитку или нет? Но холодный блеск голубых глаз, вздернутый подбородок и гордая осанка говорили скорее об абсолютной уверенности в себе – и в том, что он собирается совершить. С нескрываемой брезгливостью в который уже раз за последние годы осматривал он особняк, возвышавшийся круглыми башенками и узкими балконами над соседними домами. Столь пошлое подражание средневековой архитектуре всегда его раздражало. Как и сам владелец недвижимости. При мысли о том, что терпеть осталось лишь несколько минут, он не смог удержаться от мимолетной улыбки, тронувшей лицо как раз в тот момент, когда калитка со скрипом отворилась, пропуская гостя внутрь.

Перед самым входом он на мгновение замешкался, крутанул массивный перстень на пальце, глянул на свою застывшую тень – и громко постучал.

Дверь открыла домработница. Не обратив на девушку ни малейшего внимания, он молча поднялся по лестнице и бесшумно проскользнул в кабинет, где за массивным столом из красного дерева восседал широкоплечий мужчина с седыми волосами.

– Гутен таг, Михаил Павлович! – приветственно снял шляпу вошедший.

– Здравствуй, Геннадий Генрикович, – не без удивления оторвал взгляд от бумаг хозяин кабинета. – Тебя каким ветром занесло? Мы не договаривались.

– Да так, мимо проходил. А тут дождь закапал – дай, думаю, зайду к начальнику и, не побоюсь, другу. Не откажет же в приюте!

– Гена, давай сразу к делу, – седовласый снял очки и протер глаза. – У меня выходной, а работать приходится больше, чем в будни. Что-то срочное? Если нет – бахнем по пятьдесят и разойдемся, а то у меня со временем совсем туго.

– Тут ты, Михаил Павлович, прав. Времени у тебя и впрямь немного, – Геннадий Генрикович подошел к окну, глядя на стекающие по стеклу капли. – Даже меньше, чем ты можешь подумать.

– С тобой всё в порядке? – собеседник заметно напрягся, запуская руку куда-то под стол. – Не нравится мне твоя интонация.

– Я тебя прошу, Миша, не оскорбляй себя жалкими потугами. Ты не хуже меня знаешь, что игрушка под твоим столом ничего мне не сделает.

– Ты тоже себя не переоценивай, – седовласый опустил руку, откинувшись в кресле. – Рангом не вышел.

– Совершенная правда! Оно и понятно: преданный сын Люцифера, хоть и на первой ступени, – страшная сила.

– К чему ты ведешь? – на лице, будто вырезанном из гранита, промелькнул интерес.

– Забавно, – в задумчивости провел пальцем по стеклу Геннадий Генрикович. – Мы, демоны, пользуемся терминологией Ордена – все эти ранги развития и прочая чепуха… К чему условности? Кроме того, история не раз доказывала, что сила не всегда стоит во главе угла.

– В мире демонов сила – основа всего, – Михаил Павлович достал из ящика сигару, покрутил ее в руке и, поразмыслив, отложил в сторону. – Что бы ты ни задумал – слабоват будешь.

– К сожалению, да. Поэтому я немножечко схитрю, – улыбнулся гость и, крутанув перстень на пальце, мгновенно приблизился к собеседнику. – Фамильная реликвия, сотни лет копившая энергию предков. Не мне объяснять тебе, на что она способна.

При этих словах из перстня повалил густой серый дым, окутавший Михаила Павловича едва ли не с головы до ног. Хозяин особняка судорожно вращал глазами, беспомощно моргал и сипло дышал, не в состоянии пошевелить даже пальцем.

– И сила, что ты так бережно собирал, мне очень пригодится. – Дым, повинуясь воле Геннадия Генриковича, поднял жертву в воздух и прижал к стене. – Но ты этого не увидишь. В отличие от всех остальных.

Не теряя более ни секунды, он вынул из внутреннего кармана старинную дагу, молниеносным движением вонзил клинок в шею седовласому и стал удовлетворенно наблюдать за тем, как пульсирующая золотистым светом энергия покидает своего владельца и, проходя через окровавленный клинок, обретает нового. Она растекалась по жилам, горячила, вводила в экстаз. Спустя минуту, когда новопреставленный обмяк на полу, Геннадий Генрикович обернулся к зеркалу и прямо-таки залюбовался, как его тело светится изнутри, впитывая силу.

Размяв шею до хруста, он небрежно схватил хрустальный бокал и щедро налил жутко старого и пахучего коньяка, что стоял в графине на столе. Сегодня есть что отметить – хотя это еще только начало…

Глава 1

Лето. Жара. На очередной остановке в забитый под самую крышу автобус втиснулся тучный мужчина в брюках, натянутых почти до груди, и с лицом багряного цвета. Голову венчал рыжий чуб, словно потрепанный петушиный гребень. Заплатив за проезд, пассажир принялся вертеть головой, выискивая место для швартовки. А потом тронулся вперед. Шумно вздыхал, вытирал пот со лба и шеи, но непреклонно продвигался сквозь утрамбованную людскую массу. Я же лишь ехидно улыбался про себя, представляя, каково тем, кого протаранил этот «ледокол». Однако ехидная улыбка мгновенно превратилась в обреченную, когда женщина рядом со мной вышла на остановке, и свободное местечко тут же занял новоприбывший чубастый боров, отчего мне пришлось буквально вжаться в стену своим не самым стройным телом.

Кряхтящий в утренней пробке автобус. Матерящийся водитель. И я, зажатый в углу лицом к стенке, как нашкодивший ребенок. Стараясь вдыхать как можно меньше того, что здесь называлось воздухом, я с тоской размышлял: где же в этой жизни я свернул не туда? Мне, если не ошибаюсь, двадцать шестой год, и я могу с полной уверенностью сказать, что не достиг абсолютно ничего. Если задуматься, мой жизненный путь до того прост и однозначен, что я мог бы стать отличным персонажем для какого-нибудь легкого приключенческого романа. Удобный возраст, понятный большинству: у людей моих лет могут быть те же проблемы с самоопределением, что и у подростков. Особенно в наше время, когда можно работать каким-нибудь менеджером среднего звена, не обладая особыми специфическими навыками, а параллельно с этим пытаться «найти себя». Конечно, бывают и прогрессивные, целеустремленные люди, планирующие жизнь чуть ли не с детского сада: к тридцати годам они уже оформляют себе первую ипотеку, второе повышение на работе и третью жену. Но нет, я-то из «поздних». Менеджером по рекламе работаю. Ищу себя.

Родители есть, но живут в далекой деревне за сотни верст, никак не влияя на мою жизнь. С постоянной девушкой не сложилось, а мимолетные знакомства заводить не умею. Честно – пытался. И не раз. Но при слове «свидание» у меня язык прилипает к нёбу и начинают потеть те места, о которых я уже давно и думать позабыл. Нет, общаюсь с представительницами противоположного пола я легко, но переступить определенную грань – смерти подобно. А девушки таких, как я, за версту чуют – и, лишь только присмотревшись, сбегают куда подальше.

Быть может, я слишком циничен и не доверяю людям, зануда не в меру и, чего греха таить, люблю шаурму – ну так ведь никто не совершенен, верно? Так что – да, из меня вышел бы отличный герой для романа. Никаких «якорей», слишком сильных привязанностей и чрезмерно раздутых моральных терзаний. Чистый лист, лепи что хочешь. Нет, я бы, конечно, пообижался некоторое время на писателя, чей талант и фантазия столь скудны, что моя жизнь – это всё, на что его хватило; но обида была бы недолгой. Ведь теперь – а может, и прямо сейчас – начнется основное действо. События закрутятся в невероятном темпе, на меня свалится гора денег, окружат красивейшие девушки и преданные друзья, враги… нет, врагов, пожалуй, не надо. Остановимся на друзьях и девушках. Судьба мира будет зависеть от моих действий! Хотя это, пожалуй, слишком большая ответственность. У меня даже ипотеки еще не было.

Размышляя таким образом, я и не заметил, что давление на спину уменьшилось, а значит – ледокол покинул порт. Развернулся, облегченно вздохнул и ринулся к выходу – только теперь увидел, что приехал на свою остановку.

На работу шел быстро, с рвением и страстью, ведь там был кондиционер. Но возле входа в двухэтажный особнячок девятнадцатого века, по совместительству являвшийся нашим офисом, сидело нечто, напоминавшее медведя… Лохматое существо: язык высунут, белоснежные зубы сверкают на солнце…

В животных я разбираюсь не очень, но моих знаний хватило, чтобы почти с полной уверенностью осознать, что это все-таки пес. Возможно, результат безнравственных генетических опытов, но тем не менее. Только вот взгляд у него был жуткий – вроде как осознанный, почти человеческий… и, кажется, наполненный жалостью. Чего только не подумается, когда солнце припечет… Помнится, агрессивным собакам нельзя смотреть в глаза, а в данном случае – не сильно-то и хотелось. Аккуратно, по стеночке, я ухитрился просочиться в здание.

На лестничной площадке пахло краской – то были следы недавней активности коммунальных служб, по недоразумению именуемой «ремонтом». В углу, под узким окном с деревянной рамой, стояла жестяная банка из-под кофе, до половины заполненная окурками, среди которых виднелись и тонкие «бычки», испачканные губной помадой. А это уже следы нашей новой начальницы, пару недель назад приступившей к своим обязанностям. Директор назвал ее своим заместителем, чем сразу обрек женщину (весьма симпатичную, между прочим) на тщательное обсуждение каждым членом нашего небольшого, зато разобщенного коллектива. И, надо сказать, причины на то были. Не то чтобы многие из нас, простых смертных, рассчитывали построить головокружительную карьеру в незыблемой «Реклам-Инвест» – не с такими намерениями идут в подобные компании. Но Костик, старший менеджер, или Валера Коломойцев, начальник производства, подходили бы на эту должность куда больше: у них и опыт наличествовал, и хватка нужная присутствовала. А если уж свет наш Дмитрий Михайлович, владыка всея компании, двухметровый мужик с богатырской статью, решил потворствовать современной феминистической моде – то и это мало чем оправдывало игнорирование давно заслуживших повышение девушек. Ну, или женщин – кто знает, как они сами себя называют, когда им еще только чуточку за двадцать, но уже под сорок? Короче говоря, все решили, что новоиспеченный заместитель Елена Вениаминовна и директор – любовники. Что не мешало мужской половине коллектива плотоядно заглядывать в откровенное декольте и интригующий вырез юбки начальницы.

Признаться, я и сам по первости засматривался, хоть и без особого энтузиазма – чего я там не видел? Пять лет в педагогическом, где я был единственным парнем в группе, одарили меня неким иммунитетом к женским чарам. По крайней мере, я был в этом свято убежден.

– Никита Юрьевич, категорический вам шалом! – замахал рукой Слава Шольц, кучерявый паренек в очках, сосед по рабочему месту. – Пока не сел – будь добр, принеси кофе! Глаза всё никак не разлипнутся.

– А ты на автобусе покатайся, лучше кофе пробуждает, – посоветовал я, заворачивая на кухню. – Не у всех жилплощадь в пяти минутах ходьбы от работы, знаешь ли.

– А нечего завидовать. Это, как его там, антисемитизмом называется. Модное нынче направление.

– Ага, две тысячи лет уже как модное, – комментировал я, пока кофейная жижа наполняла стакан с красующимся на нем именем «Вячеслав».

– Вот-вот! Пока я страдаю за грехи своего народа…

– Шилов! – раздалось из другого конца нашего «опен-спейса». – Кончай трепаться! Ты для «Факела-НН» сделал проект? И принеси мне кофе тоже, раз на кухне.

Закатив глаза, я полез за кружкой с надписью «Валерия».

– Лер, тебе с молоком и сахаром? Две ложки?

– Ну а как еще, Никит? И не забудь – топленое!

– Забудешь тут с вами, истеричками…

– Чего говоришь?

– Сейчас всё будет! И кофий, и прожект!

Вообще-то Лера, один из старших менеджеров, лишь с очень большой натяжкой подходит под определение «стерва», но в последнее время, с появлением новой заместительницы, общаться с ней становится всё сложнее.

Разнеся заказы по офису, я смог наконец приступить к работе. И заряжала она позитивом, как никогда! Просмотрев детали технического задания, я выяснил, что разместиться на билборде желает новехонький, недавно отстроенный крематорий. Вот тебе и «Факел-НН»! И какую рекламу я должен для них придумать?

Почесывая затылок и тупо пялясь в монитор, налепил макет из фотографий самого крематория, урн и почему-то восковых свечек. Оставив место для текста пустым, я с чувством выполненного долга позвал Шольца курить.

– Видел сегодня Елену Вениаминовну? – глубоко затянувшись, он мечтательно смотрел в окно. – Какова женщина, а? Ради такой и помереть не жалко. Прожив перед этим долгую и полную радости жизнь в достатке, разумеется.

– Я, пожалуй, даже палец ради нее не порезал бы, – выдохнув дым, я всматривался в окно, пытаясь найти гигантскую псину, что встречала меня утром. – Да и уровня она не нашего, чего уж там. Ты машину ее видел? «Мерс» С-класса! Новехонький. А сама? С платочком шелковым на голове, в очках с брюликами. Нет, Шольц, такую тебе не заарканить.

– А тебе будто светит что-то, – усмехнулся Славка, ввинчивая сигарету в кофейную банку и тут же зажигая новую. – Я мужик перспективный, программист как-никак! А программисты в наш век – как врачи: люди образованные, незаменимые и респектабельные. Уважаемые то бишь. Понимаешь?

– Понимаю, ага. Ты только перестань с матерью своей проживать для начала, недвижимость приобрети. Или арендуй. Куда после свидания поведешь свою Елену Прекрасную? В подъезде постоите, пивка дерните? Или сразу с мамой знакомить, еще до первого поцелуя?

– Дурак ты, Шилов. Я, может, мечтаю просто? Полет фантазии! Ну да ладно, проехали. Слышал, кстати, Скворцова, клиента нашего недавнего, у себя в доме нашли?

– Мертвого?

– Какой там! Интересней всё. Интернет второй день гудит, весь город обсуждает. Лежал, мычал, слюни на ковер пускал. Прямо как Лера на прошлом корпоративе, только безвозвратно.

– Ну и? Что интересного-то? Следов взлома не было? Загадочное происшествие с участием западных спецслужб-рептилоидов?

– Какой там! – отмахнулся Шольц. – Наоборот. Вся квартира – вверх дном! Следы борьбы, значит. А тело его, Скворцова то есть, изрезано всё, кровища повсюду, а под ним – круг ритуальный, с пентаграммами и рунами колдовскими! Сатанисты, стало быть, бушуют. А свидетели заявляют, что ничегошеньки не видели в тот день необычного, кроме собаки огромной. Возле подъезда, говорят, сидела и с укором на всех смотрела. С укором, слышишь? Бабки, что на скамейках время коротали, особо этот момент подчеркивали.

Я отчего-то закашлялся, а делать это с наполненными дымом легкими – не слишком удачная идея. Получив несколько совершенно бесполезных ударов по спине, после долгих откашливаний я все-таки спросил:

– Коричневая собака, да? Мохнатая, на медведя похожа?

– Откуда я знаю, братец? – затушил вторую сигарету Шольц. – Мне до твоих фантазий дела нет.

Меня почему-то хватил озноб. Какой-то явственный дискомфорт ощущался от осознания того, что зверь, виденный с утра, – не сон и не мираж, а самый что ни на есть настоящий, из плоти и крови. Разумеется, это могла быть совсем другая собака – мало ли брошенных животных в городе? Но именно та деталь, что псина смотрела на прохожих с укором, не давала теперь покоя. Ведь и мне взгляд животного показался слишком… осмысленным? Но, в конце концов, какая разница? Гривенником в трамвае за проезд животное не расплачивалось – и то хорошо.

Но офисная рутина, что ни говори, прогоняет любую хандру и лишние мысли из головы. Бесконечный гомон голосов не умолкал ни на секунду, и, казалось, нигде от него не было спасения. Все что-то кричали, передавали друг другу, ругались, здоровались и прощались; приходили курьеры, клиенты; работники из разных отделов бесконечным караваном пересекали открытое пространство офиса, огибая перегородки и столы, изредка задерживались возле кулера или ксерокса, скапливались вблизи туалета; трезвонили телефоны; женщины бесконечно подводили глаза перед карманными зеркальцами и одновременно перекрикивали друг друга в надежде озвучить самую свежую сплетню; мужики утыкались в телефоны или, словно зомби, вклинивались в караван офисного планктона, чтобы дойти до курилки или выпить чашку кофе. И вся эта система, как дорожное движение в Бангладеш, отлично работала, несмотря на отсутствие правил и какого-либо регулирования.

Пока, словно черт из табакерки, посреди всего этого хаоса не появился мужчина. Высокий, под два метра, худой, но с очень широкими плечами, недельной щетиной и черными как смоль волосами до плеч. Одет был, несмотря на жаркую погоду, в кожаную куртку с металлическими клепками. Большие темно-карие глаза с легким, слегка ленинским прищуром скользили взглядом от одного человека к другому. А перед тем как незнакомец, пританцовывая, зашел в кабинет Дмитрия Михайловича, я успел разглядеть у него множество побрякушек – разномастные кольца, браслеты и серьги. В городе, пусть не столичном, и не на таких насмотришься, но впечатление он, несомненно, производил.

– Держите меня, девоньки, я сейчас сорвусь, – обняв себя руками, Лера мечтательно уставилась в потолок.

– Чего тебя держать-то, недокормыш? Кому нужна тощая девка с девятью классами образования? Вот я – другое дело, – поправив обеими руками внушительную грудь, Тома из бухгалтерии полезла в сумочку за зеркальцем. – Я и женщина видная, и крестиком вышивать умею.

– Молчала бы, баба деревенская! – закатив глаза, Лера сделала вид, что набирает текст на компьютере. – Помню я, откуда ты сюда пришла, – с кожевенного цеха в дыре, названия которой никто и не вспомнит, при царе еще дело было. А теперь сидит, груди себе мнет и думает, что интересна кому-то! Ха!

– Откуда я пришла – там тебя не было! Жизни не видала, а языком треплет! Ишь, какая цаца. Такие, как ты, у нас в Дальней Ивановке полы мыли в коровнике, и то при большом везении.

– Девоньки, не ругайтесь! Меня на всех хватит, – поправив очки, вклинился Шольц. – Зачем вам высокий и плечистый журавль, когда рядом есть надежная и умная синичка, а?

– Заткнись, Шольц! – хором рявкнули девушки.

А я тем временем тщетно пытался расслышать разговор незнакомца с нашим директором. Но одно мог сказать точно: друг другу они явно не симпатизировали. Голос Дмитрия Михайловича, и без того обычно грозный и внушительный, звучал всё громче и громче, пока не сорвался на натуральный крик:

– И не смей больше приходить сюда, вымогатель! Лично дух из тебя вышибу, паразит! Пошел вон!

Дверь в кабинет директора со свистом открылась, чуть не слетев с петель, и в это же мгновение оттуда вылетел упомянутый субъект, прокатившись спиной по полу и затормозив возле моего стола. Вытянув шею, я принялся рассматривать незадачливого посетителя на предмет телесных повреждений, но таковых на первый взгляд не обнаружил. Незнакомец же, ничуть не смутившись, легко поднялся на ноги, поправил воротник куртки и, отсалютовав в сторону Леры и Томы, покинул офис. Наш Дмитрий Михайлович, конечно, всегда был человеком вспыльчивым, но таким его в офисе еще не видели. Оказия!

Конечно, приступы ярости у директора происходили не каждый день. Более того, ни я, ни, как потом выяснилось, остальные не могли припомнить случаев подобного рукоприкладства в офисе – по крайней мере, открытого, о котором все бы знали и были бы тому свидетелями. Многие рассказывали, что наш наиглавнейший – мужик непростой, замешанный в девяностые не в самых хороших историях… Но кто теперь разберется, что из россказней правда, а что – результаты слишком бурного воображения сплетников?

Остаток рабочего дня прошел не очень продуктивно: сначала весь коллектив обсуждал случай с незнакомцем, раз за разом добавляя всё новые подробности, потом я пытался заняться работой. Но в итоге лишь вводил в поисковике формулировки «большая коричневая собака», «огромный лохматый пес» и тому подобные – но так и не определился, что же это могла быть за порода. Вроде бы похоже на нечто среднее между ньюфаундлендом и мастифом, но полной уверенности не было. Не было у меня и малейшего понятия, зачем я этим занимаюсь и почему мой воспаленный разум зацепился за такой пустяк, – но чем-то ведь на работе заниматься надо?

Написав в макете для «Факела-НН» фразы «Свеча сгорела на столе», «Автор жег» и «Приходите, здесь просто огонь!», я отослал файл Лере и поспешил убраться из офиса. Да, за работу я не очень держусь, но это не было саботажем в полном смысле слова. Так уж завелось, что иногда, не чаще чем раз в пару месяцев, когда попадаются тупиковые задания, нам можно «скидывать» их начальству – таким образом мы расписываемся в своем бессилии, выслушиваем тонну матерной критики и переходим к следующему клиенту, пока с этим разбирается кто-либо еще. Порой бывало, что проект проходил через всех менеджеров по кругу и возвращался обратно к «отправителю», но это случалось нечасто: как правило, хоть у кого-то в цепочке уже была использована возможность перекинуть дело, и в этом случае бедолага был вынужден бороться до последнего.

А я, насвистывая что-то, заторопился домой. Вечерняя прохлада уже копилась меж крон деревьев, кроткими порывами ветра слетала вниз, вдоль тротуаров, колыхая стриженую траву и наполняя воздух свежестью. Своеобразной, городской свежестью, пропитанной выхлопными газами и запахом раскаленного за день асфальта, но всё равно – приятной. Настроение настало лирическое, ноги сделались вдруг ватными – я присел на скамейку, не пройдя и ста метров. Только закурил сигаретку и закрыл глаза, вслушиваясь в гул двигателей и шелест листвы, как из полудремы меня выдернул бархатистый женский голос:

– Шилов Никита? Ты, что ли?

Неохотно разлепив веки, я оглядел источник шума – Елену Вениаминовну собственной персоной. Склонив голову набок, она рассматривала меня, как товар на прилавке. Но и я, притворившись сонным, не преминул оценить внешние достоинства женщины: платиновая блондинка с распущенными волосами, одетая в белоснежный облегающий деловой костюм и кроваво-красную блузку с провокационным вырезом, не могла не производить впечатление.

– Здравствуйте, Елена Вениаминовна! Не ожидал вас здесь увидеть.

– Просто Лена, – мило поморщив носик, сказала она. – Не очень лестно, что ты не ожидал увидеть начальство возле работы, не находишь?

– Ну, я не совсем это имел в виду. То есть совсем не это… – Ну вот, уже чувствую, как начинаю потеть. И это притом, что она даже не производит на меня какого-то особенного впечатления. Что ж я за мямля такой?

– А ты забавный, – ткнув меня в плечо пальцем, она неспешно зашагала прочь, поманив рукой: – Пошли, пройдемся, когда еще выдастся такая погода!

И мы пошли. А что? Я уже давно не подросток и понимаю, что влюбленности – той самой, что описывают в рыцарских романах, – большинство людей не испытают никогда, даже если очень будут к этому стремиться. А потому, если есть хотя бы небольшой шанс, что такая женщина обратила на меня внимание, нужно непременно этим воспользоваться. Это не студентка педагогического, тут другой масштаб! И выгода карьерная может случиться, опять же.

– Интересный ты человек, Никита, – спустя минуту молчания сказала спутница.

– И чем же? Мне, если честно, действительно любопытно: чем я мог заинтриговать такую неординарную женщину, как вы?

– Назовешь меня женщиной еще раз – и уже ничем интересовать не будешь, – растянула губы в подобии улыбки Елена.

– Простите. Опыта общения с женщин… с девушками у меня не очень много. В институте вокруг только и были, что студентки, но я к ним быстро привык и не воспринимал как… понимаете? Ни с кем так и не сложилось в итоге. Сложно это всё!

– Да нет, Никита. Всё просто: если девушка сама проявляет к тебе интерес, заводит разговор и, например, предлагает прогуляться – нужно, как говорит наш Дмитрий Михайлович, брать быка за рога. И пригласить ее, скажем, в какой-нибудь ресторан, чтобы скоротать приятный летний вечерок.

На том и порешили. Чувствовал я себя не в своей тарелке, и это еще мягко сказано. Мало того, что Лена (как она настойчиво просила ее называть) повезла нас в ресторан на своем «мерседесе», так еще и сама выбрала место.

Подъехали мы к красной неоновой вывеске с латинскими буквами «KissX», висевшей над дверью с мягкой обивкой. Не привык я к подобным интерьерам, чего уж тут.

Внутри заведение оказалось не столь шокирующим, как мне подумалось, в какой-то степени даже приятным: приглушенный свет, столики, отделенные от остального пространства струящимися занавесками-балдахинами, и тихая саксофонная музыка.

Выбрала моя спутница одну из «приватных» комнат и, заказав лишь сухой мартини, принялась рассказывать, как она устала от… всего. От жары, не отпускающей и ночью, от грязи на дорогах и стенах домов, от глупых провинциальных людишек, окружающих ее всюду. Упомянула она и то, как надоели ей нелепые ухаживания местных мужчин, наивно считающих себя успешными и достойными ее внимания, – и это несмотря на то, что «двушка» на окраине и «форд-фокус» в кредит – весь их жизненный багаж. Она жевала оливки, вынутые из мартини, и частенько подзывала официанта за добавкой, не особо интересуясь, желаю ли я чего-то.

А я желал лишь провалиться сквозь землю. Сидя в мягком кожаном кресле, одетый в футболку с нарисованным волком из «Ну, погоди!», и выслушивая бесконечное нытье Елены, я лишь спрашивал себя: зачем нахожусь здесь? Она, безусловно, была красива – даже очень: полные губы, накрашенные яркой красной помадой, огромные миндалевидные голубые глаза, милая родинка на правой щеке. Я явственно ощущал, как меня тянет к ней, вроде как даже против собственной воли. И в какой-то момент понял, что не могу здесь находиться. Решив не дожидаться конца очередного ее пассажа о том, как она окончит курсы стилистов и откроет свой салон красоты для VIP-персон, я поднялся из-за стола.

– Я очень извиняюсь, Елена Ве… Лена… Кхм, Лена! – лишь громко откашлявшись, я смог прервать ее монолог, который она произносила, уставившись в телефон. – Думаю, пора нам закругляться. Спасибо за приглашение, было приятно провести с вами время, но я, пожалуй, пойду. Дома надо кота кормить, сами понимаете…

– Ну что ты, Никита, что ты! Мы же только пришли! Потерпит твой кот, ничего страшного. Можешь же ты уважить свою начальницу, а? – зыркнула она на меня поверх телефона и потерлась своей ногой о мою. – Вечер только начинается, поверь мне. Официант! Бокал «Вдовы Клико», сильвупле!

– Не надо, правда. Да и коктейли я не очень люблю… Пивка бы! – со знанием дела добавил я.

Девушка звонко расхохоталась, вынув очередную оливку из бокала.

– Этот коктейль тебе понравится, обещаю, – с томной улыбкой заверила Елена Вениаминовна.

Позже, попробовав принесенный официантом напиток, я понял причину смеха Лены: мне довелось испить вовсе не коктейль, а шампанское, причем, судя по строке в меню, весьма не дешевое. А по вкусу – обычная кислятина. Не разбираюсь я в этом! В институте, помнится, в компот водку добавляли – и то добротнее было.

Не успел я высказать свои вкусовые предпочтения, как образ Лены подернулся туманной дымкой и чуть расплылся. Протер глаза, потряс головой – эффекта ноль. И спать захотелось сильно. Последняя мысль перед тем, как мир померк: и правильно, что не люблю шампанское. Дурею я от него…

Никифор и Георгий. Эпизод 1

– Асмодей, Ашмедай, или Аэшма-Дэва – один из четырех верховных демонов – является олицетворением похоти, разврата и прелюбодеяния. Упоминается во многих источниках, в том числе в священных текстах зороастрийцев, в Книге Товита, а также в Талмуде. Считается, что в иудейские придания он попал из древнеперсидских, но надежных подтверждений этому нет. Служат ему инкубы (мужские ипостаси демонов) и суккубы (женские). Голова его имеет три лика – бычий, человеческий и ослиный, а ездит он верхом на… верхом… на…

Парень со спутавшимися на лбу черными волосами и тонкой, чуть изогнутой линией губ перестал ходить по комнате, зажмурился и принялся щелкать пальцами, силясь вспомнить нужное ездовое животное.

– К черту! – выпалил он спустя полминуты мучительных раздумий, пнул табуретку и схватил со стола потрепанную книгу в кожаном переплете. – Ну да. На крылатом змее. На ком же еще…

Досадливо морщась, он бегло прошелся взглядом по строчкам и с раздражением отложил книгу в сторону, после чего виновато посмотрел на лысоватого мужчину средних лет, развалившегося в кресле с видом полного безразличия к происходящему.

Внешность его была непримечательна: выделялись лишь темно-коричневые, почти черные глаза, отливающие металлическим блеском. Необычна была и его манера двигаться – неспешная, на первый взгляд даже ленивая. Но паренек знал, что змея в высокой траве тоже двигается неспешно, пока не наступишь ей на хвост.

Хрустнув шеей, мужчина достал из кармана грецкий орех и, сжав его в руке, без видимых усилий раздавил скорлупу. Кинул в рот одну половинку ядра, потом вторую, не торопясь заработал челюстями.

– Сорок отжиманий, – лаконично проговорил он как бы между делом.

– Отец Герман, руки и спину уже ломит, – умоляющим тоном начал парень. – Может, приседания?

Мужчина лишь сжал губы и с хрустом раздавил скорлупу очередного ореха, словно из ниоткуда нарисовавшегося в руке.

– Сорок так сорок… – парень, кряхтя и шумно вздыхая, принялся часто отжиматься от пола на пальцах.

– Георгий! – негромко, но с явным укором произнес отец Герман.

– Понял, понял, – прошептал подросток. И резко замедлил темп – теперь на каждое размеренное движение вниз-вверх уходило не менее пяти секунд. Это усложняло упражнение в разы – недаром он понадеялся, что наставник не обратит внимания на халтуру. Но куда уж там!

После последнего, самого мучительного подъема Георгий перекатился на спину и долго пытался отдышаться.

– По-моему, – восстановив, насколько получилось, дыхание, начал он, – наказание не соответствует проступку. Ну забыл я этого крылатого змея, и что? Как мне это пригодится? Вот буду я идти по улице, увижу незнакомца на чешуйчатой твари с крыльями и сразу пойму: передо мной верховный демон! Тикайте, хлопцы!

– Сорок приседаний, – поразмыслив несколько секунд, вновь лаконично объявил отец Герман.

– Да хоть восемьдесят! – крикнул Гоша. – Надоело! Пичкаете меня всеми этими… знаниями… бесконечные упражнения… день за днем! Сколько можно! Когда начнется практика? Хочу увидеть настоящего демона, изгнать его, хочу сделать что-то более стоящее, чем приседания!

– Восемьдесят, – кивнул отец Герман, вновь расколов скорлупу ореха.

Парень некоторое время молча смотрел в глаза учителю, но, как и всегда, не выдержал стального взгляда и смиренно принялся за упражнение.

Через несколько минут, отряхнув одежду от крошек, отец Герман поднялся с кресла и, заложив руки за спину, принялся высматривать что-то за окном.

– Ни одно упражнение или знание о демонах не будет лишним в будущем. Каждое выученное слово и каждая капля пота, пролитая в процессе подготовки, поможет тебе преуспеть в деле изгнания и выжить. И второе гораздо важнее первого.

– Но сказать, сколько еще надо учиться-то, можно?! – вновь повысил голос Гоша. – Полтора года мучаете, а конца-края не видно… – Не дождавшись ответа, он добавил уже тише: – Скажите хотя бы – как долго? И что это будет? Что-то вроде экзамена? Или настоящая охота?

– Всему свое время, – не поворачиваясь, ответил отец Герман. – Терпение – один из главных постулатов охотников Ордена.

– Только я не из Ордена, – обиженно буркнул парень.

– Продолжишь в том же духе – никогда в него не попадешь.

– Будто лишь мне это надо, – тихо, словно не желая быть услышанным, сказал Георгий. – Выкупили, как корову, заперли в доме, а меня никто не спросил – хочу ли всего этого. А я человек, между прочим…

– Ты еще ребенок! – резко развернувшись, ткнул пальцем в сторону нерадивого ученика отец Герман. – Незрелый, импульсивный, недалекий! Думаешь, демоны – красивая выдумка? Или, быть может, считаешь, что они снисходительно похлопают тебя по плечу, если тебе не хватит сил и знаний в противостоянии им? Они – адские отродья, воплощения пороков и зла. И, будь уверен, используют любую твою слабость! Не успеешь и пикнуть, прежде чем окажешься бездыханным телом на обочине дороги или, того хуже, их безропотным слугой. Вся твоя подготовка покажется детской забавой перед лицом истинного греха! И не смей больше сомневаться в моих методах или мотивах, щенок!

Георгия чуть заметно трясло, с лица схлынула краска. Не отвечать, держаться! Быть может, всё это – очередной урок или проверка?

Учитель же снова повернулся к окну, заложив руки за спину. Помолчав минуту, показавшуюся Гоше вечностью, он добавил:

– Иди в подвал и тренируй пентакли. Потом закончишь ответ по суккубам и инкубам. И не забывай про рукопашную подготовку.

Парень стремглав помчался в подвал, перескакивая через три ступеньки. Отчаянно ударил висевшую у стены боксерскую грушу, но от чрезмерного негодования (и вследствие этого – полного отсутствия концентрации) удар получился неправильным – рука согнулась под неестественным углом и отчаянно заболела. Пытаясь сдержать рвущийся наружу крик, Георгий сел в углу лицом к стене и принялся раскачиваться взад-вперед, баюкая поврежденную конечность. С лестницы доносились звуки шагов: за Гошей последовал наставник. Услышав шаги совсем рядом, парень гигантским усилием восстановил нормальное дыхание и замер без движения.

Подойдя к боксерской груше, отец Герман принялся быстро и методично наносить серии из двух-трех ударов.

– Пойми, мальчик. Демоны страшны не столько своими силами, сколько твоими слабостями, – наставник провел мощный апперкот, заставив грушу удариться о потолок. – Они мастерски вычислят все потаенные страхи, скрытые и постыдные желания – и вмиг обратят их против тебя. Они и пальцем не пошевелят – а ты будешь в их власти. Я не пытаюсь тебя запугать, лишь констатирую факт, – сместившись вбок, отец Герман ловко увернулся от летящего в него спортивного снаряда, провел очередную серию ударов.

Но внезапно остановился, повернулся к ученику спиной и зашагал обратно наверх, добавив напоследок:

– Руку перемотай бинтом, не нагружай сильно. И, Георгий… Ты сам поймешь, когда будешь готов. Ты… – наставник хотел сказать еще что-то, но, вздохнув чуть глубже, скрылся из виду.

За прошедшее в мучительных тренировках время парнишка нередко сомневался в истинности услышанных суждений – с того самого момента, когда в последний раз ощутил прикосновение матери и равнодушный взгляд отца.

Если бы он лично не видел процесс изгнания демона – источавшего мощь и гнев, словно загнанный в угол тигр, – в жизни не поверил бы в их существование. И это в стране, где по официальной версии партии не просто отрицалось всё сверхъестественное, но даже желание верить в подобное было под запретом.

В тот раз, как ему сказали, он видел настоящего сетха, демона гнева и ненависти, прислужника Сатанаэля. Черные вертикальные зрачки, жуткие и загадочные переплетения силы, покрывавшие дымящуюся кожу темными жгутами, – всё это навеки осталось в памяти. Еще больший ужас ему внушало то, что сетхи считались наименее опасными представителями мира демонов, – их отличала лишь непомерная физическая сила (и в редких случаях – умение управлять огнем).

Георгий до сих пор не мог взять в толк: чем какой-нибудь инкуб, прислужник Ашмедая, манипулирующий похотью и страстью человеческими, может быть опаснее разгневанного сетха, одним движением способного убить даже тренированного члена Ордена? Но вряд ли наставник врал или ошибался – уж это Гоша понимал. Не было у него на то причин.

Взглянув на часы, паренек тяжело вздохнул, поднялся на ноги и поплелся к центру комнаты, где каменный пол был расчищен для занятия, которое он не любил даже больше зубрежки. Черчение пентаклей… Он лично видел их эффективность при изгнании сетха, но тем не менее премудрость эта давалась ему с ощутимым трудом. Еще в школе он недолюбливал геометрию и никогда бы не подумал, что нечто похожее его ждет в столь далеком от школьных наук деле.

Исчерпав запас мелков, юноша поднялся к себе в комнату – небольшую каморку, практически лишенную мебели, зато оснащенную тайным лазом на случай опасности. Непонятно было, что может грозить посреди лесной глуши, где он проживал, но, думалось Гоше, иезуитам виднее…

Утро выдалось на редкость приятным: восходящее летнее солнце не успело еще прогреть прохладный с ночи воздух; ветерок, пробивавшийся сквозь занавеску, словно гладил по голове, а птицы беззаботным щебетанием возглашали приход нового дня. А еще – обошлось без мучительных снов. Хотя бы сегодня. Лишь ноющая боль в руке напоминала о суровой действительности, заставляя разлепить глаза и провести водные процедуры.

Разминка, силовые тренировки, завтрак, теория демонологии, отдых. После обеда – по второму кругу. Каждое действие было привычно и даже приятно – рутина, в которую превратилась его жизнь за последние полтора года, стала чем-то родным и предсказуемым, той опорой, которая не позволяла его сознанию рухнуть в пучину беспросветной тоски и жалости к себе. Как говорил отец Герман – сложно жаловаться на жизнь, если после усиленной тренировки даже дышать трудно. Так оно и было на самом деле.

Поначалу парень внимательно наблюдал за тем, как менялось его тело: на руках вспучивались мышцы, на животе всё отчетливее проглядывали «кубики». Удивлялся тому, насколько гибкими делаются связки и суставы после долгих растяжек и упражнений. А потом освоился. Новое тело стало для него привычным, удобным, и он даже не мыслил уже себя прежним доходягой.

Частенько паренек пробовал совмещать полезные дела, поэтому звук отворяющейся двери застал его в тот момент, когда он висел на турнике вниз головой, удерживая «планку», и читал «Историю и особенности демонов похотливых: суккубов и инкубов» за авторством Алессандро Флорентийского.

Совершив незамысловатый кульбит, парень бесшумно приземлился на пол и тихонько выглянул за угол, чтобы в прихожей увидеть привычно мрачное лицо отца Германа. Непривычным было наличие рядом с ним гостя, а наиболее смутившей юношу деталью оказался плотный холщовый мешок, накинутый на голову разговорчивого незнакомца.

– Хибара, конечно, так себе, – вещал голос из мешка. – Не видно ни зги, но я бедность и запустение по запаху чувствую. Интуриста сюда не приведешь, красотой не похвастаешь, однако…

Монолог был прерван звонким подзатыльником, после чего отец Герман снял мешок с головы гостя, и Гоша смог рассмотреть его как следует: высокий и плечистый, но худощавый, средних лет мужчина в белых щегольских клешеных джинсах, красной рубахе с цветочным орнаментом и с длинными вьющимися рыжими волосами. Ну и стиляга! Откуда он только тут взялся? Внушительных размеров крючковатый нос почему-то не смотрелся отталкивающе, скорее наоборот – добавлял персонажу изюминку.

Всё встало на свои места, когда отец Герман повел мужчину в подвал. Оказалось, что руки у «гостя» за спиной скованы наручниками. Едва Гоша встретился с незнакомцем взглядом, тот безуспешно рванулся из железной хватки иезуита, и парень на миг увидел проступившие на коже кроваво-красные узоры и алые зрачки, гневно смотревшие будто в самую душу.

Настоящий инкуб! Слуга Ашмедая в доме! Георгий растерянно прислонился к стене и стер выступивший на лбу пот. Неужели настало время экзамена? Нет, не прошло и пары дней, отец Герман наверняка предупредил бы. С другой стороны, он и не говорил о конкретной дате. Сказал лишь, что Гоша почувствует, когда будет готов. Парень не имел понятия, готов ли он, пытался прислушаться к себе, но ничего, кроме чуть подрагивавших коленок и приступа потливости, за собой не обнаружил. Помимо всего прочего, отца Германа всегда отличала поразительная педантичность во всех вопросах, и мальчик был уверен, что тот непременно предупредил бы его о грядущем испытании. Хотя, если подумать, может, смысл как раз в том, чтобы провести обряд без предупреждения? Проверить, хватит ли смелости и сил у молокососа? Георгию казалось, что именно так его называют в Ордене.

С другой стороны – это может быть его первый обряд! У кровных гонителей, даже таких слабых, как он, это священное действо важно не только по смыслу, но и своими прямыми последствиями: часть силы первого изгнанного демона навсегда остается у охотника. Поскольку кровных гонителей за последние лет триста было не больше, чем пальцев на руках, свидетельств не так уж и много (по словам отца Германа – слишком мало), чтобы достоверно вычислить подлинные закономерности, но некоторые вещи можно утверждать почти с уверенностью.

Самая пугающая из них – с гонителем остается не только часть энергии демона, но и его пороки, грехи. То есть то, что и является основой могущества. Логичное, в общем-то, утверждение фактически означает, что принявшему силу придется не просто побороть в себе разъедающую гниль демонической природы, но и смириться с ее существованием. В том случае, если он желает оставить себе обретенную мощь. Если же он не сможет укротить силу демона – она попросту поглотит его и гонитель сам станет адским отродьем, причем невероятно могучим, перескочившим сразу несколько рангов, бесконтрольным и безумным. Георгий не до конца понимал все хитросплетения, но звучало это пугающе, и он не мог с уверенностью сказать, сумеет ли сейчас пройти через подобное…

А тут такое! Еще вчера он требовал демона на заклание, а теперь, едва получив его, всерьез засомневался, справится ли с подобной ответственностью.

Не увидишь – не узнаешь! Гоша на цыпочках спустился в подвал, откуда доносился тенорок незнакомца.

– Серьезно, Гера, для кого весь этот спектакль? Для мальчика? Он же еще совсем мелкий книжный червь, зачем ты меня к нему привел? Он мне на один укус… Да шучу я, шучу! – незнакомец сплюнул кровь после хлесткого удара отца Германа и улыбнулся красными губами. – Какой же ты старый и скучный иезуитишка. Уж кого-кого, а вас явно не по распределению на работу берут – все, как один, хамы и шуток не понимаете.

– Закрой свой грязный рот, погань! – процедил иезуит. – Ты еще не понял, в какую историю угодил. Покуда не скажешь, где отсиживается твой покровитель…

– Это вы тут отсиживаетесь, как червячки в куче навоза, – оскалился демон, – а он настоящий хищник! Вам к нему и на версту не приблизиться…

Непочтительную реплику вновь прервал удар – на этот раз отточенный хук справа. Георгия передернуло от мысли, каково приходится незадачливому пленнику. Парнишка и сам не раз попадал наставнику под горячую руку, хотя и понимал, что его били даже не в полсилы.

– Насекомое! Ты осознаешь, что являешься лишь его пешкой, марионеткой, которую он выбросит при первой возможности? Зачем продолжаешь служить ему?

– Куда вам понять? – грустно улыбнулся инкуб. – Люди, живущие по заветам книг, устаревших сотни лет назад. Жалкие снобы. Ваши потуги никогда ни к чему не приведут, кроме окончательного краха человечества. Оставьте нас в покое, и мир заиграет новыми красками. Просто попробуйте!

– Знаем мы, какими красками он заиграет. Слышали, видели, – отец Герман пристегнул наручники, сковывавшие запястья демона, к торчавшим из пола цепям. – Помаринуешься здесь недельку – заговоришь по-другому. Если будешь нужен.

Иезуит уже поднимался по лестнице, когда инкуб его окликнул:

– Гера! Пока не ушел, выполни просьбу?

Хозяин дома чуть наклонил голову вбок, изображая внимание.

– Пластинку верните.

– Какую пластинку? – с искренним непониманием в голосе спросил отец Герман.

– Ну ту, что отняли вчера. В квартире… новый альбом…

– Нет, – лаконично ответил иезуит и продолжил подниматься по лестнице.

– Пластинку верните, сволочи! Не прощу! Точнее, всё прощу, кроме этого! Моя пластинка!..

Гоша взлетел по ступеням и сел на табуретку в коридоре, изображая ленивый интерес к происходящему.

– Это кто? – спросил он, сдерживая дрожь в голосе.

– Мелкая сошка. Тебя это не касается. Что бы он ни говорил – не слушай. Что бы ни предлагал – не верь. Не дотрагивайся до него и даже не думай проявить хоть какую-то инициативу! – непривычно громко и, похоже, нервно сказал учитель. – Мне срочно надо отбыть по делам Ордена. Когда вернусь – не знаю точно. Продуктов тебе должно хватить.

– А ему?

– Что – ему?

– Ну… демону хватит? Его же тоже надо кормить. И поить.

– Не вздумай! – отвесив парню подзатыльник, прикрикнул отец Герман. – Ты чем меня слушаешь? Сказал же: не смей прикасаться к нему! Обойдется без еды и воды. Твоя задача – следить, чтобы он не убег. Присматривай за ним. Издалека! – последние слова он говорил, уже отворяя входную дверь. – Георгий, прошу тебя, не наделай глупостей.

И ушел. Гоша не знал, что и думать. Полтора года ему рассказывали, насколько опасны демоны, а потом, без предупреждения и объяснений, оставляют наедине с одним из них. Всё это было странно, чтобы не сказать – подозрительно. Уж кто-кто, а иезуиты казались Гоше очень непростыми ребятами с четкими правилами и продуманными на несколько шагов вперед планами на любой случай жизни. Ходили слухи, что они влияют на политику партии с самого верха! Чего уж там, даже Брежнев считается с их мнением! Хотя в это Гоша, конечно, не верил. Всему же есть границы? Тем более что слышал это он от тех же иезуитов.

Быть может, это – часть обучения, трюк? Но парню всё же не верилось, что Орден стал бы шутить с демонами. И сам он точно не станет.

От мыслей отвлек крик, доносившийся из подвала.

– Э-эй! Эге-ге-е-ей! Червячок, ты здесь? Спускайся, поболтаем!

И тут до паренька дошло: он остался один на один с демоном. Никто не придет на помощь, не вмешается. Трескучий тенорок инкуба вдруг зазвучал подобно грому:

– Я знаю, что ты слышишь! Это же типовая застройка, здесь стены просвечивают!

На негнущихся ногах Гоша зашагал в свою комнату. Что же делать? Вдруг цепи порвутся? Ему не сказали даже, какого ранга демон! Быть может, зачарованные наручники ему не помеха? Ведь все ошибаются – и Орден тоже. И тогда – смерть или служение демону. Оба варианта не слишком вдохновляли…

Остается одно – сидеть тихо до прихода отца Германа и надеяться на лучшее. В крайнем случае, он хотя бы ни в чем не будет виноват.

Глава 2

Пробуждение мое сопровождалось целым букетом не самых приятных ощущений: затекшие руки, резь в запястьях, головная боль и звон в ушах. Попробовал открыть глаза – но веки будто слиплись. И только пара голосов, женский и мужской, глухо слышались откуда-то издалека.

После нескольких попыток пошевелиться понял, что… подвешен в воздухе за руки!.. И тут же бросил попытки. Последнее, что помню, – довольное лицо Елены Вениаминовны. И «Вдова Клико». Точно! Шампанское! Ясное дело, не могло так от шипучего напитка разморить. Похитили меня, стало быть. И что такого может понадобиться преуспевающей бизнес-леди от недавнего студента и простого менеджера? Что я ей дать-то могу? Ну, кроме извращений каких-нибудь… Но стоило мне вспомнить про мужской голос, как последняя мысль отчего-то особенно не понравилась. О чем я только думаю? Похитители, похоже, не догадываются, что я пришел в себя. А значит, остается следовать единственно верным путем – висеть дальше и притворяться, что нахожусь без сознания.

Спустя минуту-другую звон в ушах поутих, и речь стала различима.

– Ты посмотри на него, – с сомнением сказал знакомый мужской голос. – Он же чмо последнее. С чего такая уверенность?

– Да нет у меня никакой уверенности, в том-то и дело, – нетерпеливо ответил не менее знакомый женский голос. – Но что-то с ним точно не так!

– А может, дело в тебе? – вкрадчиво поинтересовался, как я уже понял, Дмитрий Михайлович. – Наверное, просто не очень старалась?

– Я? – возмутилась любительница шампанского. – Скажи мне, милый, делала ли я осечку хотя бы раз?

– Хорошо, но, может, у него природная сопротивляемость? Индивидуальная устойчивость к подобного рода воздействиям?

– И часто ты таких встречал? Не мне объяснять тебе, что это может значить. Ты сам не веришь в подобное.

– Кровник Ашмедая? Он-то? Я же знаю его как облупленного. Невозможно это, тут я с тобой согласен. Да и существуют ли они вообще? На артефакты проверяла? Может, орденский?

– В одежде нет. Внутри тоже.

Вот тут-то градус бреда и зашкалил. Из диалога похитителей я понял только две вещи: я чмо и у меня внутри искали какие-то артефакты. И если с первой новостью я готов был смириться и даже, чего уж тут скромничать, согласиться, то вторая насторожила не на шутку. Внутри – это где? И могу ли я считать данное обстоятельство достойным окончанием свидания с шикарной девушкой? Хотя на радостный финал всего происходящего надеяться не получалось.

– Одно я могу сказать точно, – спокойно заявила Лена, – он не демон. Скорее всего – книжник. Получается, нам надо выяснить – одиночка или работает на Орден.

– Ну что ж, – по голосу Дмитрия Михайловича я понял, что он улыбается, – такое дело мне по душе. Давненько я не разминался.

– Может, лучше позвонить наверх? Всех пленных велели переправлять им, если помнишь.

– Думаю, немного самоуправства нам простят. Тем более начальник будет только рад, если мы сдадим им уже расколовшегося охотника.

– Делай как знаешь, босс, – с издевкой ответила Лена.

В этот момент я подумал, что стоит в ситуацию вмешаться. По меньшей мере – осмотреться. Но, продрав глаза и быстро оглядевшись, понял, что лучше бы оставался в неведении.

Находился я в сыром, совершенно пустом подвальном помещении. Напротив – стальная дверь. С потолка свисают цепи с кандалами, в которых прочно закреплены мои истерзанные руки. Из одежды на мне – лишь изодранная футболка да трусы. И на том спасибо…

– Привет, соня! Заснул на первом свидании – ни одна девушка такое не простит! – елейным голосом протянула начальница, заметив, что я пришел в себя. – Но мы с Димой, пожалуй, помилуем тебя, если скажешь, где прячешь артефакты и на кого работаешь.

– А если не начнешь говорить, – басом добавил Дмитрий Михайлович, доставая из внутреннего кармана нож-бабочку, – я помогу, можешь быть уверен.

– Стойте! – возопил я не своим голосом. – Погодите! Я уже готов говорить! Уберите нож, пожалуйста…

Дмитрий с сомнением посмотрел на Лену, потом на меня, но нож не убрал. Лишь произнес коротко:

– Говори.

Я постарался собраться с мыслями и преодолеть страх, чтобы вести конструктивную беседу.

– Вы что тут, с ума посходили все?! Оккультисты хреновы, сатанисты недоделанные! Вы чего невинных людей к потолку подвешиваете и холодным оружием угрожаете?! Что за чушь несете? Какие артефакты? Что за орден такой? Прежде чем резать на куски, будьте добры объяснить, что здесь вообще происходит и какого черта вы извращаетесь тут со мной?!

На несколько секунд повисла тишина, и только эхо моего голоса отражалось от бетонных стен. После чего Елена залилась звонким смехом, а Дмитрий, в мгновение ока преодолев разделявшие нас метры, полоснул мне ножом по груди, а затем сразу же последовал удар рукой по лицу наотмашь.

– Ты явно не понял, что от тебя требуется, щенок! – взревел мой недавний начальник.

Замахнулся было для следующего удара, но тут всех нас накрыл жуткий грохот. Источником шума была входная дверь. Складывалось ощущение, что в нее шибанули тараном, причем нехилым, так как верхняя петля тут же слетела. А спустя несколько секунд последовал и второй удар – с диким скрежетом и шумом стальная дверь вылетела вперед, сбив с ног Дмитрия и знатно приложив его о стену. Пролетел он буквально в сантиметре от меня – так что, можно сказать, пронесло.

И вошел зверь. Тот самый, что встречал меня этим утром у работы. Он отряхнулся, совсем как обычная собака, поднял ленивый взгляд на Елену Вениаминовну и с кряхтением улегся на пол, положив морду на сложенные перед собой передние лапы. Девушка, ошарашенно разглядывая собаку, неуверенно попятилась, озираясь на валявшегося без сознания Дмитрия Михайловича. И замерла, когда воцарившуюся тишину подвального помещения нарушил другой звук – свист. Он не был похож на заунывный шум ветра в незакрытом окне или в высоковольтных проводах по осени – нет, это был мелодичный свист, который мог издавать только человек. Какая-то грустная и даже красивая мелодия.

Засунув руки в карманы порванных местами джинсов, в подвал неспешным шагом спустился тот самый незнакомец, что давеча повздорил с моим начальником. Теперь на нем были еще и круглые солнцезащитные очки, а во рту – леденец на палочке. Оглядев помещение, он наклонился, чтобы погладить собаку, однако та отстранилась, фыркнув. Не смутившись, пришелец подошел к Елене Вениаминовне вплотную и улыбнулся.

– Последнее слово, погань? – произнес он спокойно, лишь брезгливо скривив рот.

– Ты кто, к черту, такой? – прошипела Елена.

Не мешкая ни секунды, он ухватил ее за голову и одним невероятно быстрым, ловким движением с силой опрокинул на бетонный пол – так, что основной удар пришелся на затылок. И вмиг распрямился как ни в чем не бывало. Девушка осталась лежать на спине с широко открытыми глазами, словно увидела что-то перед собой и не могла в это поверить. А из-под разметавшихся по полу платиновых волос растекалась лужа крови.

– Рухлядь, – словно выплюнул незнакомец.

И, перешагнув через неподвижное тело, подошел к Дмитрию, пытавшемуся выбраться из-под выбитой двери.

– А с тобой, солдатик, разговор будет более обстоятельный, – уже с заметным интересом произнес очкастый. Небрежным движением руки он отбросил дверь в сторону и наступил ногой на грудь директора.

И в этот момент всё завертелось: Дмитрий Михайлович, несмотря на внушительные габариты, молниеносно схватил незнакомца за ногу, выкрутил ее против часовой стрелки, вынуждая того оступиться, а сам тут же одним прыжком вскочил на ноги – такое я видел только в фильмах с Брюсом Ли и в «Матрице». Пока очкарик возвращал себе равновесие, мой бывший шеф налетел на него с ножом. Его движения были точны, непредсказуемы и быстры настолько, что мне он виделся как размытое пятно. Хотя тут, быть может, и «Вдова Клико» виновата. А незнакомец, не будь дураком, играючи уклонялся от всех выпадов и наскоков противника, спрятав руки за спиной и шаг за шагом отходя назад. И в миг, когда Дмитрий Михайлович поравнялся с собакой, та недовольно рявкнула – да так громко, что уши заложило. Очкарик, заметив, что оппонент на долю секунды замешкался, тут же провел мощнейший апперкот в челюсть – директор аж в воздух подлетел – и одним слитным движением завершил немудреную комбинацию ударом ноги с разворота, впечатывая страдальца в стену. Без проволочек подошел к стекающему на пол телу и, взяв мужчину за волосы, несколько раз с силой ударил головой о твердую поверхность, отчего на бетоне остались кровавые пятна с остатками волос и еще чего-то белесого (о происхождении этого последнего и думать не хотелось).

А я спокойно себе висел, наблюдал. Бывают в жизни ситуации настолько абсурдные или невероятные, что просто не воспринимаются как реальные: переливающееся небесными всполохами северное сияние, величественная громада горной вершины пред взором альпиниста, честные выборы; но я никогда не видел ничего из вышеперечисленного, а потому для философской отрешенности мне хватило и представшей перед глазами картины.

Незнакомец, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания, подобрал с пола ножик-бабочку и, деловито насвистывая уже знакомую мелодию, принялся раздевать Дмитрия Михайловича. Потом вынул из внутреннего кармана куртки стеклянную колбу. Оголив лишенного чувств директора по пояс, он сделал надрез у него на запястье и подставил склянку под забившую струйку крови. Затем достал из другого кармана кисточку и, обмакивая ее в собранную багровую жидкость, принялся рисовать замысловатые фигуры и линии на полу вокруг тела. Спустя несколько минут художественной практики он приступил к повторному воспроизведению символов – на сей раз ножом на груди жертвы, бормоча при этом себе под нос что-то нечленораздельное. А через минуту положил раскрытую ладонь в центр рисунка на теле. И в миг, когда я уже смог позволить себе заскучать, началось невероятное: директор, словно связанный по рукам и ногам, принялся извиваться и корчиться в пароксизмах, изо рта полезла пена, а кожа покраснела и задымилась. Дым пошел и от очкарика, хотя тот и не двигался, лишь сильнее прижимал руку к груди трепыхающегося мужика.

А спустя секунд десять-пятнадцать всё закончилось, неожиданно и безрадостно. Очкастый поднялся на ноги, чуть пошатнулся, поправил воротник куртки и подошел ко мне. Ленивым движением оборвал державшие меня цепи, опустил очки на кончик носа и собирался что-то сказать, но тут же был сбит с ног: стремительной фурией на него бросилась Елена Вениаминовна. Инерцией от прыжка повалив незнакомца на пол, она молча принялась полосовать его ножом почем зря, при этом раза три-четыре (насколько я смог разглядеть) загнала «бабочку» под ребра. Пес, выискивавший блох у себя в шерсти, вдруг встрепенулся, взмахнул хвостом, подскочил к Елене и, схватив зубами за ступню, с силой швырнул девушку о стену – видимо, они с очкариком ходили в одну и ту же школу единоборств. И приземлилась бедняга прямо рядом со мной – никогда не подумал бы, что увижу роскошную Елену Вениаминовну в таком виде и так близко: спутанные и слипшиеся от крови волосы, разорванная в самых неожиданных местах одежда, лицо в кровоподтеках.

Неуемный незнакомец тем временем вновь поднялся на ноги, неожиданно ловко – и это с сочащейся из ран кровью – подскочил к нам и обнял Елену, встав на одно колено. Склонил голову, сильнее прижал девушку к себе и пробормотал несколько неразличимых фраз. Затем положил руку на макушку начальницы, и их тела синхронно забились в конвульсиях. Кожа у обоих покраснела, задымилась, а Лена вдруг с усилием повернула голову ко мне – и из ее налитых кровью глаз на меня уставились два вертикальных красных зрачка. Не на шутку струхнув, я попытался отползти, но она, из последних сил рванувшись из крепкой хватки незнакомца, схватила мою руку. Меня затрясло, замутило… А перед тем, как второй раз за день потерять сознание, подумалось, что мы, наверное, смотримся довольно комично: дымимся и трясемся, лежа на полу, словно компания пьяных мужиков, выбежавших из сельской бани на мороз. А еще – почему-то сильно захотелось курить…

***

Высокая стройная девушка с темно-каштановыми волосами, собранными в «конский хвост», стояла за барной стойкой. По сотому разу протирая бокалы, она то и дело поглядывала в работающий телевизор, примостившийся в углу над полкой с алкоголем. Иногда, на мгновение, словно боясь быть замеченной, она замирала, останавливая взгляд на входной или задней двери. И тихонько напевала мотив какой-то грустной и мелодичной песни.

Так шли часы: телевизор чуть слышно бормотал что-то, девушка снимала стулья со столов, методично очищала мебель от налипшей жвачки, расставляла солонки и перечницы, подметала пол. Иногда, заскучав, она принималась делать зарядку – разминка, несколько подходов отжиманий на пальцах, приседания. Затем некоторое время сидела в позе лотоса, глубоко и размеренно дыша, пока вновь не возвращалась к протирке бокалов.

Она была вынуждена чем-то себя занять. Ведь сегодня, спустя каких-то пару дней после последнего изгнания, он снова пошел на дело. Несмотря на уговоры и веские доводы. Она знала, что он не отреагирует на них, – таков уж у него характер – но ничего не могла с собой поделать. Смена сегодня была не ее, но она договорилась с Карлосом. Приходить за полдня до начала смены тоже было излишне: она оставалась почти уверена, что он не вернется раньше полуночи, даже если всё пойдет по плану – а подобное, с его-то методами, случается не так уж часто. С другой стороны – мало ли, вдруг все-таки управится пораньше, такое ведь тоже бывало. Тем более в этот раз с ним Шкет, а тот, хоть и своенравен подобно уличному коту, всё же знает свое дело не хуже остальных. Конечно, всё это – лишь рассуждения и домыслы, но что ей еще остается?

И только поздним вечером, когда солнечный свет из крошечного окошка под потолком сменился алым мельтешением неоновой вывески, она услышала условный стук в заднюю дверь – два коротких, два длинных, три коротких. Пришел!

Скрипя подошвами кроссовок о дубовый паркет, она за пару вздохов добежала до двери, чтобы отодвинуть засов.

– Маришка! Быстрее! – раздался требовательный голос снаружи. – Посылку вам принес. Только я вам ее не отдам – потому что у вас документов нету, – копируя интонацию почтальона Печкина, Наставник сначала просунул голову в приоткрывшийся проем, осмотрелся и, резко толкнув дверь ногой, влетел внутрь.

Рубашка порвана в нескольких местах и пропитана кровью, линзы в очках треснуты, а на руках чуть заметно трясется парень без чувств, в одних трусах и грязной окровавленной майке. Шкет, как и всегда, вальяжно зашел после – осмотрелся и вильнул хвостом, увидев Маришку. Ничуть не суетясь, пес закрыл дверь, слегка бортонув ее всем телом, и пошел к своему месту – постеленной у барной стойки перине.

А вот девушка, напротив, вертелась вокруг мужчины и заваливала его вопросами:

– Что случилось, Наставник? Кто этот трясущийся доходяга? И кто вас так отделал? Со Шкетом всё хорошо? Мне показалось, он слегка помят…

– Ты лучше спускайся в подвал, постели там что-нибудь для доходяги и окажи ему срочную помощь по твоему профилю, – последние слова он произнес шепотом, глядя на Маришку поверх треснувших очков.

– По моему профилю… как же это так? Он что – как вы?

– Как я – только я один и есть, – спускаясь в подвал и укладывая парня на пол, не без гордости заявил мужчина, – а он – кровный гонитель, потомственный охотник. Только сам об этом не подозревает.

– Не может быть! С чего вы решили? И откуда он вообще взялся? – девушка включила свет, постелила на пол старый матрас и, присев на корточки, закатила на него бессознательное тело

– С того решил, милочка, что с полчаса назад он вместе со мной изгнал суккуба-служителя первой ступени. Без пентаклей и крови. Со всеми вытекающими последствиями, – сложив руки на груди, авторитетно заявил мужчина.

Девушку буквально распирало от новых вопросов, но, слыша интонацию Наставника, она не рискнула проявлять излишнее любопытство и занялась страждущим пареньком. От него исходил сильный жар, он вертел головой из стороны в сторону, беспорядочно махал руками и бормотал что-то невпопад, словно его терзали жутчайшие кошмары. Хотя, учитывая произошедшее, сомневаться не приходилось: кошмары его только начинались. Собравшись с духом, Маришка встала на колени и протянула руки вперед, одну ладонь положила парню на лоб, другую – на нижнюю часть живота и, зажмурившись, принялась вытягивать демоническую энергию, гулявшую по жилам новоявленного охотника на демонов.

Глава 3

На этот раз пробуждение и назвать таковым было сложно – настолько быстро я пришел в себя. Словно очень медленно моргнул. В точности как в свое время на лекциях по педагогической антропологии: вроде на мгновение прикрыл глаза, чтобы лучше усвоить сложную науку, а на часы глянешь – двадцать минут прошло. При этом дома в выходной день попробуешь задремать – два часа провозишься, а толку – ноль. Была, видимо, в институтских лекциях какая-то особенная, умиротворяющая атмосфера…

Так о чем это я? Очнулся, и слава богам. Вокруг – темнота, в ушах – свист ветра. Последнее, как наиболее раздражающий фактор, насторожило особенно. Огляделся по сторонам, посмотрел вверх – та же непроглядная темень. А потом, нервно сглотнув, обратил взор вниз и горько пожалел, ибо увидел там плохо различимое светлое пятно, неуклонно увеличивающееся в размерах, а значит – приближающееся ко мне, что могло означать только одно: я падаю.

Внутри всё похолодело, сердце бешено забилось, а я впал в ступор. Пытаясь бороться с чувством обреченности, принялся соображать, что за катавасия приключилась, – во-первых, уже по традиции, надо вспомнить последнее, что происходило перед отключкой. В голове тут же вспыхнули вертикальные красные зрачки Елены, а остальные события, прицепившись к этому образу вагонами скоростного поезда, тут же примчались на станцию «Воспоминания». Подвал, кровь, собака-монстр, с ней очкарик-чудак и внеочередная планерка с начальством. Похоже на бред, но – что есть, то есть. Ах да, теперь еще и непонятно откуда взявшееся падение. Ну да ничего, разберемся. В конце концов, я почти уверен, что это всего лишь сон, ведь не мог я оказаться на столь большой высоте, буквально минуту назад находившись в подвале. Стоило этой мысли укрепиться в сознании, как я с силой брякнулся обо что-то твердое и холодное. Но, судя по боли в груди и спине, – живой! А значит, это действительно сон. Ну, или что-то похожее – кто знает, какие последствия меня еще могут ожидать после «Вдовы Клико».

Оглядевшись, запутался пуще прежнего: насколько позволяли судить мои скромные познания в архитектуре, я оказался в традиционной русской избе. Чистенькой такой, ухоженной. Внушительная кирпичная печь, деревянная скамья под окном, в углу на полке – иконы. И множество деталей, делающих картину правдоподобной, ничуть не похожей на сон: над печкой висят букетики малознакомых, но пахучих трав, на полу валяются испачканные в золе ухват и кочерга, а возле входа стоят калоши и лапти – пыльные, разношенные. На печи, словно выжженный, красуется какой-то знак, напоминающий букву «р», но угловатый и очень уж коряво нарисованный…

На низеньком табурете рядом с иконами, ссутулившись, сидела девушка. В традиционном сарафане, с заплетенной косой русых волос. Я попытался привстать, дабы оглядеться и завести непринужденную беседу с незнакомкой, но понял, что отползти к стенке и сесть, откинувшись всем телом, – вот пока самое большее, на что я способен. Всё же боль в груди и спине была нешуточной. Но, к моему счастью, инициативу проявлять не пришлось: девушка грациозно поднялась и медленно, словно балерина в музыкальной шкатулке, повернулась ко мне. Здравствуйте, приехали: Елена Вениаминовна! Сомнений в том, что это она, – никаких. Волосы другого цвета, сама чуть моложе, но голубые глаза, сверкающие льдинками, и родинка на правой щеке – приметы неоспоримые. Я сильнее вжался в стену.

– Эк вы нарядились, Елена Вениаминовна, – нервно пробормотал я. – Не фанат я подобных переодеваний. У меня и опыта, признаться честно, особого нет, и вся эта славянская тематика – не по мне. Дитя девяностых, что вы хотите! Мне женщину-кошку подавай или Лару Крофт…

– Жаль, что лишь в смертельный миг могу снова ощутить себя прежней… – поправив пояс на сарафане, молвила Лена. – И оттого еще унизительнее быть обреченной на вечные муки из-за такого, как ты.

Брезгливо сжав губы, Елена Вениаминовна снова отвернулась.

– Ну, знаете ли… – начал было я, но, посмотрев на себя, замолчал. Державшаяся на честном слове окровавленная майка, бывшие когда-то белыми трусы и дряблое тело, не отягощенное физическими нагрузками, – картина, по правде говоря, не впечатляющая. Но обидно же всё равно!

– Каждый демон когда-то был человеком. И у каждого человека наступал в жизни момент, когда он ломался – терял собственное «я». И в каком-то смысле обретал новое. Так было и со мной, – снова сев на табурет и уставившись в непроглядную тьму за окном, говорила девушка. – Когда это случилось – никто сейчас и не вспомнит. Вроде бы во времена НЭПа? Меня уже давно следовало выдать замуж, но я противилась. Хотела уехать с хутора, начать новую жизнь. Но папенька был против. Ссорились мы с ним немало. Попробуй объяснить мужчине, рожденному при царе, что у девушки могут быть свои желания, – с горькой усмешкой рассказывала Лена. – Но я пыталась. Порол он меня частенько, как сейчас помню те вымоченные ивовые прутья. А матерь лишь охала да головой качала: сплошная дурь у дочки на уме, откуда только? Они и не подозревали, как я ненавижу их и всю эту деревню. Думали, что выбьют из меня эти глупости. Но ошибались! – голова ее чуть затряслась, и она зажала рот ладонью, словно сдерживая смех. – Однажды папенька пошел в гости к председателю колхоза – тучному борову с куцыми усиками. И взял меня с собой. Они долго пили самогонку, жрали как свиньи и смеялись на весь хутор. Вечером он оставил нас с усатым наедине. Сказал – тот свататься будет. И он сватался. Весь вечер и половину ночи. А потом, – на этих словах Елена часто задышала, – прорыдав до утра, я почувствовала, как во мне что-то сломалось. С первыми проблесками рассвета мне почудилось, что в жизни ничто более не имеет значения, кроме одного моего желания. И желание это было – месть. Наутро я сбежала, а на хуторе обнаружились трупы председателя колхоза и моих родителей. А я начала новую жизнь. С новыми силами! – девушка неожиданно вскочила, наклонилась и отворила невесть откуда взявшуюся крышку погреба. – И ты такой же! Как они! Думал, что можешь остановить меня!

Поначалу хотелось возразить – быть может, даже разразиться гневной тирадой – но отчего-то напала непреодолимая апатия, да и сама мысль противоречить безупречно красивой девушке со столь трагичной судьбой показалась кощунственной.

А Елена взяла меня за волосы и потащила к зияющему чернотой погребу, откуда несло сыростью и холодом. Сил сопротивляться не было, боль в груди нарастала, а руки и ноги повисли плетьми. Да и паники я не ощущал. В конце концов – молодая и красивая девушка прямо-таки силой тащит меня в темное уединенное местечко. Какой мужчина будет сопротивляться? А то, что за волосы, – так у всех свои предпочтения, я ведь завсегда открыт экспериментам.

Мои вязкие, тягучие мысли были прерваны странным дребезжанием. Подняв взгляд, я увидел в окне избы прелестное лицо незнакомой девушки с огромными зелеными глазищами и темно-каштановыми волосами, стянутыми в «конский хвост». Она отчаянно колотила в окно избы, многозначительно приподнимала брови – и то стучала кулаком себе по лбу, то крутила пальцем у виска, намекая на чью-то умственную несостоятельность. Я вопросительно глянул на нее и, слегка кивнув, показал пальцем на себя, как бы спрашивая: «Ты, случаем, не намекаешь, что я тупой?», – на что получил три утвердительных кивка подряд. Потом начались настоящие шарады: она на пальцах показывала, как кто-то откуда-то уходит, и после этого – большой палец вверх. Я выдавил протяжное «а-а-а-а», поняв в конце концов, что она хочет сказать: мне надо уйти из избы, и всё станет хорошо. Видимо, так!

И тут меня как молнией поразило. А чего это я? Не обращая внимания на боль в груди и слабость, я поднялся на ноги с грацией новорожденного жеребенка и с силой оттолкнул Лену. Девушка, не ожидавшая подобного взбрыка, сама угодила в погреб – и подозрительно долго кричала, падая вниз. Думается мне, ничего хорошего ее там не ждет. Промелькнула мысль подойти к провалу, проверить – как там она? Но, всё же справившись с наваждением, я поспешно шагнул к входной двери, напоследок еще раз взглянув в сторону окна: там по-прежнему стояла зеленоглазая – смотрела на меня с осуждением, а потом и вовсе скорчила раздраженную гримасу. Иду уже, иду! Толкнул скрипучую дверь и почти бесстрашно сделал шаг в кромешную тьму.

И снова очнулся! Воздух сперт, дышать тяжело, колотит озноб. В тусклом освещении вижу вездесущего незнакомца в треснутых очках и усталое лицо девушки с зелеными глазами. Вблизи она показалась еще милее, чем в видении: чуточку вздернутый аккуратный носик, россыпь едва заметных веснушек на лице. Смотрела она на меня с точно таким же осуждением, как только что во сне. Но теперь-то я уверен в реальности происходящего. На шестьдесят, а то и все шестьдесят пять процентов!

– Долго еще валяться планируешь, болезный? – поинтересовался незнакомец, скользнув по мне взглядом, и тут же обратился к девушке: – Маришка, помоги доходяге подняться. И срам прикрой ему, будь добра. Раздет он, а стыдно-то мне…

– Сейчас принесу, – покладисто ответила девушка, – в корзине для грязной одежды вроде было что-то из Карлосовых вещей. У него, правда, размерчик поболее будет, – она скептически оглядела меня, – но на безрыбье, как говорится…

– Полностью согласен – стыд и срам! В наше время молодежь себе такого не позволяла, – я приподнялся, поборол тут же начавшееся головокружение, но сумел остаться в положении сидя. – Премного польщен вниманием уважаемых господ к моей персоне. Но не могли бы вы объяснить ситуацию более предметно? – с трудом сдерживая рвущиеся с языка менее литературные слова, едко спросил я.

– И что тебя интересует? – очкарик принялся шуршать фантиком от появившегося у него в руке леденца «чупа-чупс».

– С каким вкусом карамелька? – устало спросил я.

– Клубничка. Со сливками. Любимая! Только пить после нее хочется – в засаде не очень удобно, если ты понимаешь, о чем я, – подмигнул ценитель сладкого.

– Ага. Спасибо, исчерпывающе. Ну и еще, так, в качестве бонуса, хотелось бы узнать: где я нахожусь, как сюда попал, что произошло в подвале и кто вы, к чертям, такие?

– Как-то странно ты спрашиваешь – в обратном порядке. Мне отвечать так же? С конца? Или соблюдать хронологическую последовательность? От первого лица? Сухо и по факту или с сальными подробностями? – сняв наконец очки и сев напротив меня на турецкий манер, продолжал издеваться мужчина.

– Хорошо, прошу прощения за невежливость, – кивнул я в знак раскаяния. – Признаю, что последний вопрос прозвучал грубовато. В принципе, мне многое и так понятно, но учитывая мою недавнюю бессознательность – вы можете быть в курсе некоторых деталей…

– Да, спал ты крепко. Даже Маришка достучалась до тебя с трудом – а она, поверь, пробуждала и не таких, – в голосе собеседника послышались нотки гордости.

– И ей я тоже благодарен, хотя и не очень понимаю за что. Но не могли бы мы вернуться к моим вопросам?

– Ах да, конечно. Мне с самого начала рассказывать?

– Да. С того самого начала, где появляюсь я, – приняв в расчет скверный характер рассказчика, уточнил я на всякий случай.

– Хорошо, – откашлявшись, он положил карамельку за щеку и продолжил, чуть коверкая звуки: – Третьего августа две тысячи двадцать первого года, около шести утра, Шкет вышел на традиционный утренний моцион…

– Шкет? Моцион? А при чем тут я? Можно как-то ближе к делу?! – я понемногу начинал закипать.

– Нет, ну я так не буду, – опустив голову, незнакомец отвернулся и принялся откусывать от карамельки кусочки.

– Извинись перед ним сейчас же, – вытаращив глазищи, зашипела Маришка, вдруг оказавшаяся рядом со мной с какой-то одеждой в руках. – Он не станет продолжать, пока не извинишься.

Я неуверенно смотрел на Маришку некоторое время, но на ее лице и мускул не дрогнул. Незнакомец прекрасно слышал сказанное девушкой, но продолжал молча сидеть. Глубоко вздохнув, я виновато проблеял:

– Извините меня, пожалуйста, как вас там звать…

– Плант.

– Что?

– Плантом его звать, – шепнула тихонько Маришка.

– Прошу прощения, Плант.

– Так вот, – молниеносно повернувшись лицом ко мне, как ни в чем не бывало продолжил чудак, – вышел, значит, Шкет на моцион. Я еще удивился: в тот день было жарко, а он всё равно поперся. Как выяснилось позже – причина на то была! Он, зараза, ленив до безобразия, уж я-то знаю – просто так не выйдет никогда. Но в таком деликатном деле, как поиск осознанных демонов, равных ему нет, поверь, – Плант подкрепил слова кивком, – даже тоньше меня чувствует. В общем, привел он меня к одному интересному особнячку, где оба этажа заняты небезызвестной фирмой «Реклам-Инвест». Я, как ответственный гражданин, решил в ситуации разобраться и выяснить, кто там у вас нечистью является. В этот момент, – он показал на меня разительно уменьшившимся чупа-чупсом, – мы и встретились с тобой. А далее всё настолько очевидно, что и рассказывать неудобно. Но тебе, обладателю пытливого ума, поясню: установил я слежку за этим вашим директором, понял, что действует он не один, в связи с чем проявил невиданную осторожность и взял Шкета с собой на дело. Толку от него было, правда, что с козла молока.

Демонами они оказались старыми, опытными, хотя силенок у них не то чтобы много было, – махнув рукой, покачал головой рассказчик. – Но баба эта ваша, Ленуся, упорная оказалась! Прыть проявила такую, что вынудила меня изгонять ее напрямую, без ритуала. А это, как всем известно, процесс потенциально опасный и неприятный. Но даже будучи бесполезным болваном, подвешенным к потолку, ты умудрился создать проблемы из ничего: вмешался в процесс изгнания – и мало того что чуть не угробил душу свою, так еще и едва не выпустил демона. А демонов, как известно, выпускать ни в коем случае нельзя. И только квалифицированное и своевременное вмешательство Маришки спасло твою бренную тушку.

Девушка слушала с не меньшим любопытством, чем я. И даже согласно кивала, особенно на «бесполезном болване». А мне вдруг всё стало ясно.

– Спасибо, рассказ был исчерпывающим. «Сверхъестественное» я и сам смотрел, грешен, законы жанра знаю. Как же вы на демонов без соли и святой воды пошли? И следов серы там не было… Хромает ваша версия.

– Что ты смотрел? Не понял… – Плант вопросительно глянул на Маришку: – О чем это он? Вода и соль? А сера тут при чем?

– Он об одном древнем сериале, – закатив глаза, пояснила девушка. – Не обращайте внимания, Наставник.

– И что же, демоны оставляют следы серы, получается? – заинтересовался мужчина.

– Конечно, – авторитетно подтвердил я, – на земле прямо порошочек и остается.

– А откуда он сыпется, порошок этот? Из какого такого места?

– А я-то почем знаю? Это вы охотники за нечистью.

– И что же получается – ходят демоны, а из каких-то отверстий в их телах сера сыпется?

Почесав затылок, я не нашелся, что ответить.

– Когда вы так говорите, и правда звучит не очень, – согласился я. – Но пора и честь знать! Спасибо, что приютили, обобрали, подогрели, так сказать. Пойду я!

– Ладушки, – вскочил Плант, – не поминай лихом! Ты только адресок наш запиши, мало ли – соскучишься или выпить захочешь.

– Да ты, дурак, не понял ничего… – начала было Маришка, но Плант ее прервал.

– Пусть идет. Разве можем мы удерживать людей силой? Отдай ему одежду Карлоса, чтобы он ночевал дома, а не в КПЗ. Да, ключи от квартиры и мобильник не забудь ему вернуть. Нам чужого не надо, – он ослепительно улыбнулся. И, легко поднявшись на ноги, покинул помещение.

– Неблагодарный осел! Проваливай сейчас же! – кинув в меня одежду, выпалила Маришка и убежала вслед за так называемым Наставником.

Ну, осел так осел. Не такое слыхивал в свой адрес, и ничего – живой, почти здоровый и психически уравновешенный. Хотя сам факт того, что Маришка на меня злится, почему-то не радовал совсем. Но делать нечего – надо как можно скорее бежать из этого пристанища сумасшедших. Домой я хочу.

Огляделся. Подвал был сплошь уставлен каким-то нехитрым провиантом, бочонками с пивом, посудой, а в углу располагалось что-то напоминающее прачечную – стиральная и сушильная машины, корзины для белья…

При самостоятельном осмотре собственного тела серьезных увечий я не обнаружил – лишь небольшой, затянувшийся розоватой кожей шрам на груди.

Наспех напялив немудреный спортивный костюм и сцапав ключи от дома, я покинул мрачноватый, но уютный подвал. Поднявшись по лестнице, очутился в коридоре, который с одной стороны оканчивался входной дверью, с другой – залом, внешне сильно смахивавшим на бар. Выпить я сейчас был бы не против, но явно не здесь.

Только хотел пройти к выходу, как из бара вышло чудо дивное, по недоразумению называющееся Шкетом. Пес застыл статуей и смотрел на меня, как большевик на ростовщика, – с далеко идущим интересом.

Поежившись, я засеменил к двери и, громко хлопнув внушительной железякой, оказался на ночной улице. Глубоко вздохнул, осмотрелся. Вздохнул еще раз, но уже разочарованно. Находился я недалеко от центра города, но, как это часто бывает, в самой глуши: где-то в конце улицы Черниговской, почти под самым Метромостом. Передо мной возвышались башни заброшенного элеватора, сплошь исписанные художественными потугами творческого хулиганья. Райончик так себе. Отсюда до кремля – двадцать минут в быстром темпе, но первые пять надо преодолевать аккуратненько, ибо люди здесь встречаются самые разные. Освещения – никакого, часть зданий – заброшенные или недостроенные, прохожих, особенно ночью, крайне мало. Прямо-таки чашка Петри для криминальных элементов.

А на здании, из которого я вышел, красовалась ярко-красная неоновая вывеска: «На дне». Литературненько! Но что-то не припомню такого заведения в этих местах. Да и самого здания тоже. Хотя сейчас куда ни плюнь – везде открываются отделения компаний микрозаймов и «разливайки» с пивом. Чтобы далеко не ходить, значит. Место для бара выбрано, прямо скажем, спорное, но и владелец с головой явно не очень дружит, так что в целом картина складывалась вполне гармоничная.

Зашаркал я неспешно по дороге, внимательно оглядываясь по сторонам. В подобных местах частенько мерещится всякое – смазанное движение тени на периферии зрения, легкий шелест в кустах или громкий испуганный крик…

Последнее, впрочем, не мерещилось. Из ближайших кустов буквально вылетела пара молодчиков, размахивая руками. Рассмотреть их не получилось, зато силуэт крупной собаки я узнал сразу: Шкет споро нагонял неизвестных, подбадривая их низким рычанием и громогласным лаем. Что случилось, когда он их догнал, не знаю, но на всякий случай позлорадствовал.

И внутри разлилось тепло – наверное, именно так чувствовали себя прелестные дамы, когда на их защиту вставали доблестные рыцари. Вряд ли ведь эти двое в кустах в морской бой играли. Скорее – планировали незаконный способ обогащения за мой счет. Ждала их лишь премия в виде потрескавшегося мобильника, но увечья бы нанесли всё равно – как минимум от обиды.

Весь оставшийся путь в темноте я чувствовал внимательный собачий взгляд в спину. И только когда вышел на хорошо освещенную Нижневолжскую набережную, облегченно вздохнул, а обернувшись, заметил лохматую тень, скользнувшую за ближайшее здание. Сахарную косточку Шкет заслужил точно!

Дом, милый дом… Пожалуй, сегодня была самая долгая ночь в моей жизни. А усталости – ни в одном глазу. Налил чаю, набухал четыре ложки сахара и ложку меда – есть у меня такая привычка, при стрессе налегаю на сладкое. И, пережевывая конфету «Ромашка», пялился в окно, где мерцали редкие огни в квартирах соседней многоэтажки. Над усыпанной антеннами крышей уже начинало разгораться зарево восходящего солнца. Было как-то грустно, даже тоскливо. Все-таки слишком много испытаний выпало на бедную мою головушку за последнее время. Казалось, будто злосчастное свидание с Еленой Вениаминовной случилось не полдня, а месяц назад. И весь этот цирк с демонами… Нет, я, безусловно, сознаю, что странностей действительно было много, и очень хотелось бы объяснить их чем-то эдаким, с мистическим флером. Но, если задуматься, единственное необъяснимое, что было наяву, – это кошачьи глаза Елены, да и то – современная офтальмологическая наука шагает далеко впереди обывательских представлений, и контактные линзы еще никто не отменял. А то, что мы все дымились, как костер, потушенный по-пионерски, – это, может, и вовсе мне показалось. Я ведь теперь и не знаю толком, когда был во вменяемом состоянии, а когда – наоборот. Бар любителей ролевых игр – уж точно не источник надежной информации. Короче говоря – отпусти и забудь. Завтра, а точнее сегодня, будет новый день, будет новая пища.

Улегся в кровать с намерением подремать хоть пару часов перед работой, но сон, как и ожидалось, не шел. Мысли крутились вокруг странного видения с молоденькой Еленой. Понятное дело, что большая часть сцены в избушке – выверты ушибленной головы, но почему-то ощущалась абсолютная уверенность в истинности рассказа девушки. Казалось, я наяву вижу гаденькую физиономию усатого колхозника, бордовое от стыда лицо отца – и мать, в слезах утешающую его. Его, а не страдающую в это время дочь! Какими извергами надо быть, чтобы подвергнуть собственное дитя такой пытке? В них не было ничего человеческого, а значит убить – не грех вовсе, а заслуженное возмездие. Засунуть тела в холодный погреб и бросить там гнить – меньшее, что она могла сделать. Но как потом забыть пережитый позор и страх? Как избавиться от липкого ощущения грязи и отвращения к самой себе, навсегда поселившихся в душе?

А у меня на душе скребли не то что кошки – целый львиный прайд. Собственно, в дверь тоже кто-то настойчиво скребся – оттого и прошел навалившийся транс. Не оправившись еще до конца от навязчивых мыслей, я как сомнамбула проковылял через всю квартиру, впустил визитера, и только потом взгляд мой остановился на вошедшем Шкете, тихонько уткнувшемся мне в ноги. Не обратив на это особого внимания, я поднял глаза к зеркалу и увидел в нем изможденное лицо с чуть заостренным носом, небольшим шрамом на правой щеке и алыми линиями, на мгновение вспыхнувшими на коже. А из глаз с красными вертикальными зрачками по небритым щекам почему-то катились слезы…

Глава 4

Обдумывая увиденное, я растерянно уселся на кровать. Если появление Шкета меня не сильно беспокоило (уже привык, что он следует за мной, как тень отца Гамлета), то краснота в глазах внушала нешуточную тревогу. Узоры на коже, понятное дело, привиделись – секундное замешательство. Может ли это быть галлюцинацией? Да, но маловероятно: с тех пор, как покинул бар, я вполне четко осознавал всё происходящее. Постарался прислушаться к ощущениям – слегка урчит в животе, чешется затылок, внутренняя пустота и отсутствие смысла жизни. Вроде всё как обычно. Хотя постойте-ка! Последнего обычно не было. Не фанат я экзистенциализма и подобной ереси – сколько ни читал Сартра, ничего внутри не екало. А тут прямо пробило, словно затычку из заполненной ванной вынули. И было странное ощущение, будто эмоции – посторонние, чуждые моей природе. Я посмотрел в вечно грустные глаза Шкета, разлегшегося в ногах, вытер невесть откуда взявшиеся слезы, несколько раз ударил себя ладонями по щекам, затем решительно подошел к зеркалу – и там, к величайшему облегчению, увидел самые обыкновенные человеческие глаза серого цвета. Мои то есть.

Что ж, одним глюком меньше, одним больше – кому какая разница? Позавтракаю, выпью два-три стакана кофе – и всё произошедшее накануне забудется, как новогодний корпоратив. Препятствием к амнезии служил центнер невероятно разумной собачатины у меня в комнате, но это – дело поправимое.

Мобильный разразился звонком, заставив вздрогнуть. На треснутом экране определился номер Шольца. И что ему нужно с утра?

– Здорово, Никит! Ты где пропал-то? Я кофе был вынужден себе сам делать – не по-дружески это. Тут такое происходит, не поверишь!

Посмотрел на часы – половина одиннадцатого. Это как так получилось? Только недавно был рассвет, а сейчас уже разгар рабочего дня!

– Я-то как раз поверю, Шольц. А вот ты – вряд ли. Я тут проспал немного, замолви там за меня, если что. Скоро буду! – и бросил трубку.

Нацепив первую попавшуюся одежду и на ходу почистив зубы, побежал на работу. Шкет, как заправский телохранитель, неотступно следовал за мной. Мне, честно говоря, его компания пришлась по душе: прохожие частенько провожали нас опасливыми и уважительными взглядами. Да, в нашей ситуации скорее собака выгуливала человека, но людям-то было невдомек. По привычке рванул к автобусной остановке, но глянул на Шкета, потом на часы и снова на Шкета. А ну его! Пойду пешком. Всё равно опоздал уже так, что терять нечего. Да и начальство вряд ли хватится…

Остановившись у ларька с шаурмой, я заказал одну и заплатил. И тут Шкет рявкнул так, что продавец съестного подпрыгнул на месте. Извинившись за поведение собаки, я строго приказал Шкету сидеть тихо. Раздалось утробное рычание, и нам с продавцом самим захотелось сесть и притихнуть. После второго громогласного рявка я предположил, что пес трапезничать желает, и заказал вторую шаурму – Шкет удовлетворенно разлегся в тени ларька. Такого на мою зарплату не прокормишь…

В офис пес, к счастью, заходить не стал, вальяжно расположившись под кустом сирени при входе. Оставив шаурму рядом с ним, я резво проскочил лестницу. После слов Шольца ожидал увидеть в офисе всё что угодно – от массовой драки до толпы оперативников, но никак не думал, что встречу угрюмую тишину. Весь разношерстный коллектив сидел смирно и молча. Я даже начал подозревать, что они работают. И только бесстрашный Слава Шольц в привычной манере замахал рукой, безжалостно разрывая тишину выкриком:

– Никита! Сделай мне кофе, будь добр! И присаживайся быстрее, я тебе тут… прожект один покажу.

Я даже отвечать не стал. Лишь по привычке пошел на кухню. А когда поставил перед Славой дымящуюся кружку, тот жадно отхлебнул обжигающей жижи и принялся тараторить:

– Прикинь, сегодня на работу не вышли Дмитрий Михайлович и Елена Вениаминовна!

– Ну и? Они – начальство. Отдыхать изволят, наверное, – попытался изобразить я недоумение.

– Ты не понял! Ведь не даешь мне рассказать, – гневно нахмурился Славка. – Пришла какая-то девушка – высокая, симпатичная. Очень даже. Глаза такие, знаешь…

– Слав, давай ближе к телу.

– Да-да. Пришла она, значит, и сказала, что оба они, то есть Дмитрий Михайлович и заместительница, срочно отбыли в московский филиал для повышения квалификации. А нам сюда назначают временного управляющего из Москвы! Ее то есть, Марию Ивановну Сорокину, – со значением произнес парень, подняв указательный палец. – А вместе с ней пришел какой-то крючкотворец, невзрачный такой, лысенький, с кожаным портфельчиком. Аудит проводят! Взялись за нас капитально, друг! – поправив очки, резюмировал он.

– Согласен, всё это странно, но я по-прежнему не понимаю причины твоего волнения. Что нам с тобой до аудита? Мы с деньгами делов-то не имеем. А московскую выскочку быстро на место поставим. То есть не мы, а Лера с Томой.

– Так-то оно так. Но я ж программист!

– И-и-и? – в нетерпении протянул я.

– А то, что нет у нас никакого филиала в Москве. И не было никогда. Кто оцифровывал учредительные документы? Кто делал резервные копии жестких дисков начальства? Кто…

– Понял, понял, – зажал я ему рот рукой. – Ты только помалкивай, Пуаро. Чую, ждут нас непростые времена.

– Полностью согласен. Но мы с тобой информированы. А значит – вооружены.

– Да уж. Вооружены… – сказал я, а сам уже в оба глаза пялился на новую управляющую из Москвы.

Она вышла из директорского кабинета – высокая девушка с зелеными глазами и волосами, собранными в «конский хвост». Увидев меня, сделалась серьезной, как двоечник у доски.

– Шилов Никита? – посмотрела она на меня укоризненно.

– Да?

– Пройдите в кабинет. Обсудим ваш последний проект.

– Сию секунду, Марь Иванна… – обреченно вымолвил я, плетясь в указанном направлении.

Только я подумал, что сбежал из сумасшедшего дома, как он приехал ко мне с гастролями. Что же это такое, а?

В кабинете директора, и в мирное время не отличавшемся порядком, теперь царил хаос. Посреди стопок бумаг и папок, проигнорировав наше появление, сидел, видимо, тот самый аудитор. Особого впечатления он не производил. Невысокий, плечи узковаты, взгляд цепкий, сосредоточенный. На носу почти невидимые очечки в тончайшей металлической оправе. Но в целом – ничего особенного. Сидит себе и сидит. Пишет что-то увлеченно, колпачок ручки покусывает. Хотя я бы порядком удивился, если б аудитором оказался кто-то вроде Планта или нашего теперь уже бывшего директора – нестереотипно как-то получилось бы.

Маришка уселась в кресло при входе и глубоко вздохнула, массируя переносицу. Мне пришлось сиротливо устроиться на табуретке рядом с аудитором. А он тем временем, с размаху поставив точку, облизнул палец и принялся неспешно перелистывать тонкую стопочку исписанных им листов. Перечитывал отдельные абзацы, периодически бормотал что-то, словно стараясь запомнить, и легонько кивал, соглашаясь со своей собственной мыслью. Спустя несколько минут он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на девушку.

– В целом, госпожа Маришка, ваша версия событий выглядит правдоподобно, – сказал он мягко, поблескивая линзами очков, – но некоторые вопросы, конечно, остаются. Если даже мы проигнорируем факт несогласованного изгнания господина Скворцова Геннадия…

– Он открыто мучил и убивал людей ради возвышения! И не собирался останавливаться. Если б не Наставник, кто знает, сколько еще…

– Поэтому я и сказал – отбросим этот инцидент, – всё так же мягко, но со сталью в голосе прервал девушку аудитор. – Но остаются другие нюансы. Кто указал вам на суккуба и сетха?

– Шкет, кто ж еще. Вы прекрасно знаете, что кроме Наставника у нас нет спецов по выявлению демонов.

– Он может лично подтвердить это?

– Да, он здесь. Сейчас, подождите, – Маришка подошла к открытому окну и, сложив ладони рупором, заорала на всю улицу: «Шкет! Поднимайся к нам! Иаков говорить хочет!»

А голос у нее сильный! Поет, небось, неплохо.

Спустя минуту за дверью послышались истерические матерные крики и звуки отодвигаемой мебели. Маришка открыла дверь, и перед нами предстал спокойный как удав Шкет.

– Salvete, Amaliel, – чуть склонив голову, учтиво сказал аудитор.

Теперь я, правда, сильно сомневался, что он таковым был. Довелось мне в институте немного учить латынь в качестве факультатива – не думаю, что аудиторы обычно приветствуют собак на мертвом языке. Впрочем, не знаю ни одной профессии, кроме кинолога-иллюмината, где подобное вообще могло бы понадобиться.

Шкет, или Амалиэль, как к нему обратился мужичок, проследовал через кабинет и сел возле меня. Аудитор аккуратно подошел к собаке, достал из внутреннего кармана четки, от которых легонько повеяло благовониями, и, прошептав что-то, приложил их ко лбу животного. Кончики пальцев Иакова на секунду едва уловимо задымились, и он сейчас же отпрянул.

– Что ж, ясно. Не смею больше беспокоить вас, Амалиэль, – на этот раз по-русски сказал он.

Маришка открыла дверь кабинета, выпуская Шкета. Снаружи снова послышались матерные крики, но уже не такие надрывные. Быстро народ привыкает, аж гордость берет.

– Последний неясный момент, – поправив пиджак, Иаков снова уселся в кресло, – связан с вами, господин Шилов. Подтверждаете ли вы слова госпожи Маришки о том, что, цитирую: «гражданин Шилов Никита Антипович является жертвой, а также случайным свидетелем изгнания суккуба-служителя первой ступени, человеческое имя которой звучит как Архипова Елена Вениаминовна, и сетха-адепта третьей ступени, человеческое имя которого звучит как Шальнов Дмитрий Михайлович. Гражданин Шилов признаёт себя отныне и до конца дней своих информатором на службе Ордена и всех демоноборцев, обладающих документально подтвержденной компетенцией для ведения демоноборческой деятельности. Кроме того, он обязуется держать полученные сведения в строжайшей тайне и понести полную ответственность в случае ее разглашения неуполномоченным лицам», – подтверждаете ли вы всё это? Не хотите ли что-то добавить или, быть может, опровергнуть?

– Нет, господин Иаков, всё правильно сказано. Вот не к чему придраться! С языка сорвали, сам всё это хотел сказать, – добавляя как можно больше елея в голос, проговорил я.

Иаков вопросительно покосился на Маришку, а та пожала плечами и постучала кулаком по лбу – похоже, это был ее излюбленный жест, когда речь шла обо мне. Чего, мол, от убогого хотите?

– Спасибо за показания, господа, будем считать, что у Ордена больше нет к вам вопросов. Но помните, что протокол, подписанный вами, – при этих словах он как бы невзначай подсунул мне бумагу и ручку, – я лично передам в руки praepositus нашей провинции.

Я и сам не заметил, как поставил свою подпись.

– Да хоть Черному Папе, – похлопала мужичка по плечу Маришка. – Аривидерчи, отец Иаков!

И тут Иаков, уже стоявший в проходе, вдруг резко обернулся, схватил девушку за руку и гневно прошептал:

– Не смей всуе упоминать его, грешница! Ты недостойна даже думать о нем! И говори уважительно с представителем Ордена, отродье!

– Вот вы и сняли маску, отче! Давайте, выскажите всё, что думаете обо мне, смелее! Не будьте лицемером!

Лицо Иакова налилось краснотой, губы сжались в тонкую полоску, но, так ничего и не сказав, он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью перед ухмыляющейся Маришкой.

– Интересные у нас аудиторы пошли! На латыни шпарят, девушкам красивым угрожают. На инквизиторов больше похожи, – постарался я разрядить обстановку.

– С инквизиторами они никогда не ладили, – отойдя к окну, сказала Маришка, – хотя ничем их не лучше, если уж на то пошло.

У меня назрело несколько вопросов. А еще обстановка вокруг, как бы это помягче выразиться, переставала быть забавной. Как мог я расписаться где-то, не осознавая, что делаю? Этот Иаков что, гипнотизер какой-то? Очередная загадка в копилку к остальным. И всё же что это была за бумага? Так можно коллекторов дождаться через месяц или органы отдать поневоле. Озвучив свои опасения девушке, получил расплывчатый ответ:

– Не парься! Это иезуиты. Подставить, конечно, могут, да и действуют чаще всего в своих интересах. Но букву закона чтут, этого у них не отнять. Иначе не продержались бы пятьсот лет, шутка ли. Так что – не волнуйся, прикрыли мы тебя.

– Прикрыли от чего?

– А вот это я расскажу тебе по дороге в бар.

– Тот самый? Название которого вы у Алексея Максимовича Пешкова украли?

– Да, умник, – взяв со стола автомобильные ключи, Маришка направилась к выходу. – Не отставай. И так проторчала тут из-за тебя всё утро.

– Как будто я просил… – промычал я нерешительно. Мало ли, вдруг просил? Я уже ни в чем не уверен.

Маришка вышла из кабинета, нетерпеливо бряцая ключами, и тут же направилась на улицу, не потрудившись затворить за собой дверь и даже не взглянув на коллектив, который, я почти уверен, видела впервые. Строить товарищеские отношения с коллегами в ее планы явно не входило.

А я, робко пересекая «опен-спейс», чувствовал на себе десятки любопытных, иногда даже завистливых взглядов. Еще бы! Рядовой менеджер говорил о чем-то с высоким начальством и аудитором в кабинете, а после отправился в неизвестном направлении с писаной красавицей из Москвы! Почти уверен, все гадали: влип я в крупные неприятности или, наоборот, готовлюсь к олимпийскому прыжку вверх по карьерной лестнице? В обоих случаях – страх как интересно, но первый вариант больше располагает к бурным обсуждениям.

Махнув коллегам на прощание и цыкнув на Шольца, порывавшегося что-то крикнуть, я поспешил за новоявленной Марией Ивановной. Усевшись в большой черный джип, я делано поерзал на сиденье, пристегнулся и закурил, приоткрыв предварительно окно. Невежливо? Может быть. Но девушка, сидевшая рядом, не далее как сегодня ночью лицезрела меня полуголым и полуспятившим в подвале сомнительного питейного заведения – так что будем считать, что неловкость первого знакомства мы уже преодолели. Да и распакованная пачка сигарет под магнитолой как бы намекала, что хозяйка вряд ли будет против.

– С чего начнете процесс запугивания, Марь Иванна? – выдохнул я дым в салон автомобиля, отчего Шкет недовольно заурчал на заднем сиденье.

– Не буду я тебя запугивать, да и не собиралась. Но правду расскажу. Если сам захочешь.

– Стало быть – красная таблетка или синяя? Хорошо, что выбор этот мне предлагает молоденькая девушка, а не чернокожий бритый мужик…

– А тебе лишь бы паясничать, да? – Маришка резко повысила голос. – Ничего в жизни не умеешь, ничего не значишь и, чтобы компенсировать свою никчемность, притворяешься клоуном, когда первый раз в жизни стоит быть серьезным?!

Я от возмущения чуть сигарету не выронил ей на колени. Да, излишними амбициями и пядями во лбу, конечно, не отличаюсь, но и выслушивать подобные претензии от малознакомых девушек не собираюсь. Есть же у меня гордость, в конце концов. Совсем чуточку, но если поскрести по сусекам – что-то да наберется.

– А может, ты мне прекратишь мозг крутить со своими демонами, орденами, сатанинским ритуализмом – и скажешь, зачем я вам нужен? Только честно, без сказок?

– Мы ничего от тебя не скрывали. Не веришь мне – поверь Иакову, уж ему-то совсем без надобности тебе врать.

– Мутному типу-аудитору с дымящимися четками, разговаривающему с собаками?

– Хорошо, – Маришка помассировала переносицу и глубоко вздохнула. – Вне зависимости от твоего настроя ты должен выслушать меня и не перебивать. В первую очередь это важно для тебя самого… – Она повернулась, дождалась от меня кивка и продолжила: – Как мы случайно выяснили, ты – гонитель… то есть экзорцист, так тебе понятнее будет, хотя и не совсем верно. Ты умеешь изгонять демонов из людей, это твой дар с рождения. По крайней мере, мы в этом почти уверены. Демонические силы на тебя условно не действуют. Пока мы точно не знаем – устойчив ли ты к любым воздействиям или только со стороны суккубов. В первом случае – ты у нас почти уникум, получается. Во втором – тоже неплохо, есть с чем работать, – девушка вздохнула и, увидев, как я зажигаю вторую сигарету, тоже закурила. – И самое главное, что тебе следует усвоить: пока ты не научишься управлять своими силами и не поймешь их природу, тебе грозит серьезная опасность. Сейчас, после изгнания сильного суккуба, ты фонишь, как обогащенный уран. Все демоны видят в тебе одновременно соперника и легкую добычу. В первый раз тебе повезло: вовремя подоспел Наставник. Что будешь делать во второй? Закидаешь демонов остротами?

– Предположим, – я припомнил видение в зеркале и, на миг задумавшись, поднял указательный палец, – лишь на секунду представим, что ты говоришь правду, так всё и есть на самом деле. Тогда, согласись, будет логично с моей стороны попросить доказательств. И причем, – прервал я собиравшуюся было что-то сказать девушку, – таких, чтобы у меня сомнений не осталось. А еще хотелось бы получить доходчивое объяснение: на кой вам понадобилось мне помогать? На общество анонимных самаритян вы как-то не тянете.

Маришка не ответила, задумавшись о чем-то. Так мы и ехали – молча, под нестареющий «Love Machine» от Shocking Blue, доносившийся из колонок. Вслушиваясь в красивый голос вокалистки, я припомнил, что ее вроде бы тоже звали Маришкой. Или нет? Надо не забыть загуглить…

Когда мы пересекли площадь Лядова и выехали на Белинского, девушка затормозила. Беспардонно оставив машину у края дороги возле парка Пушкина, она приказным тоном велела выходить. Что ж, мы не гордые, в конце концов – начальство из Москвы, ничего тут не поделаешь. Шкета оставили в машине – впрочем, он даже ухом не повел, сонно развалившись в багажнике.

Поравнявшись с Маришкой, я вспомнил, что сто лет не ходил по парку с девушкой. Последний раз доводилось курсе эдак на четвертом, но тогда всё было романтичнее, веселее. Во-первых, и в этом я почти не сомневался, девушка была психически здорова. Во-вторых… хотя и первого пункта, пожалуй, хватит.

Прошло всего несколько лет, но у меня уже появилась твердая уверенность, что раньше и трава в парке была зеленее, и солнце светило ярче. Гулял с утра до вечера, и дела ни до чего не было. А сейчас, при взгляде на спортсменов, бегающих по дорожкам, и парочек, уютно устроившихся на скамейках, меня терзала лишь одна мысль: почему все они не на работе средь бела дня? Как им это удается?

Прохаживаясь по испещренному трещинами асфальту парковых дорожек, я разглядывал знакомый пейзаж: давненько не стриженный газон, обвалившиеся местами бордюры, пестреющие белой краской стволы тополей. Почти все скамейки были заняты влюбленными парами, пенсионерами и беспечными мамашами, чьи детишки испытывали на прочность нервы прохожих, кидаясь друг в друга мусором и мелкими камушками. Степенно прохаживались пожилые; владельцы собак семенили вслед за своими питомцами; уткнувшись в телефоны, спешили куда-то люди в деловых костюмах. Показалось даже, что некоторые прохожие с каким-то ленивым интересом посматривают на нас с Маришкой. Наверное, мания величия развивается.

Наблюдая за идиллической картиной летнего парка, я вспоминал последние сутки как странный, туманный сон. И всерьез задумался: не отрицаю ли я очевидного? Может ли обычный хлороформ, или что там мне подмешали в шампанское, обеспечить столь долгие и правдоподобные глюки? Что именно произошло в подвале? Как Маришка попала ко мне в сон? Я привык считать себя человеком практичным и приземленным, и оттого подобные мысли приводили в замешательство, перегружали вытянутые как струнки извилины, рисковавшие порваться от перенапряжения.