Читать книгу Взгляд со стороны - Нарик Гарунов - Страница 1

Оглавление

I


Нет, в общем–то, мой хозяин не плохой человек. Но многие его воззрения я не понимаю. И не то что бы мы расходились с ним… это невозможно из принципиальных положений. Просто, я не вижу в нем твердой основательности, фундамента, стержня. Не вижу простоты, естества восприятия. Попросту последовательности. Как говорится, вдохнул – выдохнул, выпил – закусил, скушал – высрал! Какая к черту рефлексия?


Здравствуйте, я Жопа. Я жопа Нарика Гарунова. Вас наверняка, заинтересует моя связь и моя суверенность относительно моей надстройки – не заморачивайтесь, я сама толком не понимаю кто я и кто он. Примите это как принимаете свои слабости, как приняли некогда естество своего чада (если оно у вас было). Вот он белый комок на ваших теплых ладонях… обосрался желтой вонючей субстанцией… сколько радости… а вот уж полуторагодовалый увалень… пернул, воняет… а вас это не коробит, лишь веселит. Я естество. А значит моя суть в основе вашей рефлексии. Вы ведь тоже чья-то надстройка!


Наверное, самым важным было бы отметить про себя, что я не ощущаю в себе женского настолько, что напрочь не отмечаю этого в себе. И видимо поэтому, несмотря на то, что судьба впихнула меня в женский род, я не рефлексирую, подобно моей рефлексирующей надстройке. И твердо несу себя на благо самой себе.

Наверное, я фашистка. Я специально не поставила здесь восклицательного знака, потому что отношусь к этому слову по хозяйски… то-есть по хозяйственному. Как одна домохозяйка относится к другой. И поэтому скажу так – я не испытываю ненависти к чужой выгоде, но всякое препятствие на пути к своей, считаю преступлением. И в отличие от своей надстройки не умничаю. Всякая жопа, что хочет улыбнуться мне – для меня родня. Это у них… там… с той стороны моей личности, где приемная и приличия, где все обгажено благопристойностью и правилами, определенность и порядок… как на минном поле. А у меня все просто. Мне по фигу. Будь со мной, и не спихивай меня с моего стульчака. Вот такая у меня философия.

………………………….


Этою весною с нами случилось несчастие! На нас напала чума. Долго и безразлично витала где-то там, в туманных водах Янцзы… и вот, как-то скоренько, впорхнула в Италию и тут же оказалась у нас.

За день до этого у хозяев были гости. Случайные и нелепые – гости сына. Жена моего шефа терпела их из приличия, а сам хозяин был пьян, вальяжен, и рад возможности расслабиться.

Много пили, шумно говорили… за столом сидела разношерстная компания. Пьяный, выживающий из ума умник (хозяин); сын (внук своего деда) – тайный любитель выпивки и закуски; друг номер один – человек из частей, так и не сумевший воплотиться в целое; и друг номер 2, авторитарный трус местами умнее себя самого.

У хозяйки была дочь – редкая гостья из дальнего города. Была внучка, невестка. Ей хотелось быть с роднею, с дочерью, что наезжала раз в несколько месяцев. Ей досаждали незваные, местами назойливые гости. А у хозяина был формальный повод напиться и забыться. Надо отдать ему должное, на мой основательный взгляд, он единственный кто пытался не терять линии дискурса.

Говорили об Украине и русских. Потом о казаках и кацапах. Потом о Толстом и горожанах. Потом начался спор в котором все менее и менее было место для суждений, но все более и более проявлялись утверждения. Сынок напился и пытался казаться трезвее чем был на деле. Я полагаю, его душил авторитет папаши. Он молчал и периодически вздыхал. Друг (друг №1), что воплощал некое не обобщенное множество, разгоряченный спором, понемногу стал воплощать оскорбленное ехидство. А тоталитарный друг (друг №2) добросовестно таращился то на одного, то на другого, не понимая заинтересованности сторон в столь общем нехарактерном споре.

А я, честно говоря, досадовала. Я напоминала сама себе хозяйского сынка, вынужденного помалкивать, опасаясь споткнуться на каком либо затейливом словечке. Мне, так же как и сынку, хотелось чтобы папаша встал и прежде чем пойти спать зашел в уборную, потому что ему уже полчаса как следовало бы это сделать. Но разгоряченный парами… не то спирта, не то спора, он не замечал своего надутого газами живота и грозил довести дело до конфузии. Во всяком случае, я всегда прибываю в некоей растерянности, когда меня присаживают на ободок и требуют от меня деликатности при наличии гостей за дверью и газа в утробе! Не проще ли наладить соответствующую звукоизоляцию, господа, вместо того чтобы подменять естество деликатностью?


Ночью сквозь сон я слышала тещины стоны, но не придала им значения. Во первых, потому что эта гражданка (теща моего хозяина) была такою же жопой как и я, а во вторых, потому что она всегда была больна. И днем и ночью и спросонья и натощак. Мой хозяин ее тоже не привечал. Правда, в отличие от меня никогда не руководствовался выгодой, объясняя себя себе иными аргументами. Утром жена зашла к матери…. и понеслось. Скорая, суета, носилки, больничный коридор, койки, смрад, запах лекарства. У смерти дыханье духоты, гноя и больничных плевков. Эпидемия, мор, пандемия… у хозяйки с мамушкой подскочила температура. Смерть повернулась к миру своею любопытной, холодною рожей… уж лучше оставалась бы тем же местом что и всегда. Я слышала, как вытягивалась и стыла струна, где то в позвоночнике, в темечке. Как гнал из головы мысли мой шеф, пытаясь замереть, переждать пустоту, тошноту в груди.


Я полагаю, что все, что слышу я, слышит и хозяин. И уж тем более, все, что чувствую я, чувствует и он (хотя, у него есть и другие подсказчики: сердце например, и серая чванливая мерзость в черепной коробке). Но обо мне он не имеет твердого мнения. Может быть догадывается… чувствует, как говорится… но не отдает мне должного… назначенного природой. Приписывает каждый раз мои советы нервической мнительности.

Вот и в прошлый раз, он ведь слышал все что слышала я, и почувствовал неладное. Все что я ему сквозь сон нашептала. А не придал значения. В итоге теща чуть не сдохла. Хозяин об этом молчал, а жена винила себя. Только я видела и понимала как моя надстройка деликатно, пока никто не знает и не видит, отпихивала от себя свою вину.

Забавно в нас (человеках) все устроено. Одна часть сострадает, вторая понимает, третья предчувствует. А вот не понятно однако, какая именно из нас отвечает за хитрость? И почему про это свойство человека говорят таким нескладным, ну совершенно нелогичным образом – хитрожопая сволочь? Уж если говорить про меня отдельно от прочего, я бы сказала так – откровеножопая, или, на худой конец, простожопая. А лучше честножопая.


В тот вечер, когда у хозяина были гости, речь шла, помимо прочего, и об искусстве. Хозяин со злой усмешкой говорил,

– Вчера видел телеспектакль дядя Ваня. Наверное, это сотая версия дяди Вани. У нас все умники интерпретируют Толстого с Чеховым. Этим господам из кожи вон… надо… самих себя показать, продемонстрировать, чтобы народ удивился и… заценил, как говорится. –

– Да, да. И я вот, вспоминаю соловьевскую Анну Каренину. Ну, совершенно не похоже на то, что я помню с детства. – Встрял друг номер два. И прежде чем недовольный (за то, что его перебили) хозяин продолжит, добавил,

– Одна Каренина какая-то правильная, пафосная. Другая слишком живая, истеричная. –

Хозяин, поджав губы, дождался конца речи и зло продолжил.

– На самом деле, это… даже не забавно, это смешно. Как говорится от Смоктуновского до Деревянко. Вот вам доказательство, я бы даже сказал ярчайшее свидетельство слабости нашего воображения. Его уязвимости. Кто бы мог подумать, представить себе дядю Ваню таким очевидным? С какой легкостью можно лепить из нашего сознания всевозможные казусы! В этом чертовом дяде Ване я увидел самого себя! Я талантлив, я умен!!! Что я делаю в этой жопе? -

Тут шеф споткнулся, приостановился и тяжело вздохнув, перебил самого себя,

– О чем мы говорили, блядь. Че то я не туда заехал. –

Я попыталась ему напомнить, но разве до него докричишься.

– Ты говорил про Деревянко и Смоктуновского, пап. – Сказал сын.

– Ты че, блядь, меня за дурака держишь? – вспылил отец. Сын улыбнулся, наверное, ему стало легче от сознания, что пьяный папа не заметит его собственного опьянения.

– Да, вспомнил… казусы сознания. Я помню того первого дядю Ваню. Это был главный герой. Смоктуновский. Интеллектуал, душа пацан… ну, умница короче. Гамлет, философ, Чайльд-Гарольд, куры коровы, душка в овечьей шкуре. Хоть в лоб, хоть в попу… куда не поцелуй – везде весь из себя. Наверное, когда Чехов смотрел, как ставят его героев, сам чуманел. Думал, еханный бабай, какой же я умный. –

Тут хозяин на минутку замешкался,

– куда это я? Че то я… не про то. – Обрадовался, взмахнул руками,

– Ааа! Да! Сам ты Деревянко… опа! Не, не, не… нет! Дело не в том что Деревянко хуже Смоктуновского. Даже наоборот. Поумнее, попроще. А дело в том, что я даже представить себе не мог, что дядю Ваню можно представить себе эдаким занудой. Ему, понимаете-ли, приспичило потрахаться. Он стал эпизодическим героем в собственной пьесе. Это ж надо, какой выверт! -

– А что вы имеете в виду? – Спросил друг номер один. Он тоже был раздражен, и хотел во что бы то не стало уязвить хозяина.

– Вам Деревянко не нравится или вы Смоктуновского не можете забыть? –

Хозяин встрепенулся и уставился на друга пристальным взглядом.

– Леха, не пизди. –

Друг №1 улыбнулся легкой снисходительной улыбкой.

– Я-то пиздеть не буду, хорошо, как скажете. Но вы то, сами, с собой разберитесь. Что такого вы увидели у этого Деревянко, чтобы так поразиться? –

–Вот, вот, вот!!! – Запричитал хозяин и задрал палец,

– вот именно! Жопу! Я увидел жопу! Я себя самого увидел. –

Последние слова на всех произвели впечатление. Сын и друг номер два переглянулись с улыбкой. Друг номер один злорадно хмыкнул.

– Экая невидаль.

– Ребята, – с горечью продолжил шеф, – если даже меня так наебали, если так задурили мне мозги, что я по другому уже и видеть это не мог… страдания, интеллигентность, чувства… непременно высокие. А тут на тебе! Я и предположить такого не мог. Какие в жопу чувства – трахаться, трахаться, ТРАХАТЬСЯ он захотел, – завопил хозяин, – если меня можно так легко наебенить, то как же засирают ваши мозги! –

И тут встрял друг номер два. У него был такой вид, словно он, наконец таки, ухватился за мысль в этом идиотском беспредметном трепе.

– Если я вас правильно понял, вы говорите о манипуляции. Знаете, дядя Нарик, я думаю здесь Леха прав. Мы должны уважать ваш опыт, но мы не должны признавать ваш ум… короче, ваши суждения как истинные. Это у вас, как раз, есть шоры. Ваш опыт вас разворачивает… ну вы сами знаете куда…

И понеслось… говно по трубам!


Годы берут свое, конечно же. В первую очередь это заметно по всему тому что находится между головой и мною. Вся эта хренотень, что заводит человека, заставляет его: любить, спешить, ерзать и подпрыгивать – все это вытирается как джинсы на… мне… и вот уже и спешить некуда, и ерзать, вроде как, незачем.

Во вторую очередь (как вторая ступень ракеты) отстреливается голова. Вот она ни хрена не видит, а вот уж ни хрена не может запомнить. А все ерзает да подпрыгивает, не понимая, что без твердого побуждения не будет никакого радения.

Взгляд со стороны

Подняться наверх