Читать книгу Марта - Настасья Астровская - Страница 1
ОглавлениеПрохладное майское утро дышало прошедшим дождем.
Застенчиво слезились крупные кисти сиреней, нежные цветки вишен и абрикосов.
Ленивая серая туча уползала, открывая звонкое весеннее небо.
Было совсем еще рано, вся усадьба дремала в тени своих цветов и листьев.
Михаил Андреевич встал самый первый и вышел на крыльцо. Ему в последнее время плохо спалось после рассвета.
– Так, – тихо сказал он себе. – Что ж, побуду тут в тишине…
И зашагал, рассеянно постукивая тростью по земле, к беседке, увитой плющом. Вокруг нее пышно цвели гортензии. Михаил Андреевич невольно заулыбался, глядя на такую красоту. Между этих зарослей беседки что-то белело. Михаил Андреевич остановился в недоумении.
– Неужели Марта так рано встала?
Марта Александровна Краузе была гостьей Анны Павловны, хозяйки имения, и за время пребывания здесь очень уж полюбила эту беседку. Марта была язвительная и смешливая, хохотала неприлично громко, но очень выразительно и заразительно, да еще встряхивала при этом черными своими кудрями. Трудно было назвать ее красавицей, однако что-то в ней было. Лет ей было двадцать восемь, но она всем говорила, что двадцать четыре, а еще заявляла, что замуж не собирается вовсе, и нечего ее об этом спрашивать.
– Да уж, – пробормотал Михаил Андреевич себе под нос, щурясь на белый силуэт в беседке, – уж не был бы я женат, так переубедил бы вас, ох еще как…
И тут же смутился до румянца на щеках, махнул рукой и пошел к Марте. В конце концов, как он будет выглядеть, если она заметит, что он битый час тут смотрит на нее?
Михаил Андреевич человек был серьезный, скромный. Ему эти лишние приключения были ни к чему.
Он сделал непринужденный вид и вошел в беседку с радостным возгласом:
– Доброе утро!
Марта не ответила. Она сидела, прижав свою раскрытую черную книгу к животу, запрокинув голову.
Михаилу Андреевичу вдруг ужасно захотелось посмотреть на спящую Марту. Он подошел ближе, полюбовался белой шеей в кружевном воротнике, разулыбался. Подошел еще, заглянул ей в лицо – и умильная улыбка его исчезла.
Белое фарфоровое личико, непривычно молчаливый рот, острый носик и скулы, полуприкрытые глаза – так, что из-под нижнего века глядит только жуткая, мутная какая-то полоска белка. А между этих глаз – чернеющее запекшейся кровью сердечко.
– Господи помилуй… – теряя половину звуков, выговорил Михаил Андреевич.
Что-то заставило его потянуться к ней и медленно сдвинуть книгу. Жесткие Мартины руки плохо поддавались его жесту, но все же книга сползла вниз, открывая безобразную кровавую дыру в животе.
– Это что же… будить, что ли, всех? – беспомощно пробормотал Михаил Андреевич. – Незадача какая.
Он бы постеснялся так рано поднять обитателей имения, но ситуация была неприятная: Марту Александровну, кажется, кто-то убил. И этот кто-то мог быть еще здесь.
Михаил Андреевич вздохнул и пошел прочь из беседки, все быстрее, быстрее, в дом он уже забежал и остановился только наверху, у самой двери спальни Анны Павловны. Там он чуть помедлил, вдохнул поглубже и постучал в дверь.
– Да? – отозвалась Анна Павловна из-за двери.
– Анна Павловна, это я! – ответил Михаил Андреевич. – У нас тут… недоразумение случилось.
Спустя полчаса все собрались в гостиной, чтобы обсудить недоразумение.
– Как же быть? – тихо спросила кухарка Дарья. – Она же эта была…ну, такая…царствие небесное, прости Господи.
Анна Павловна нервно пожала плечами.
Она понимала, о чем говорит Дарья. Марта была мистически настроенной девушкой, чем, в общем-то, и привлекала хозяйку дома. Анна Павловна и сама не прочь была устроить спиритический сеанс на досуге. Но Марта не просто увлекалась эзотерикой. Она говорила, что знает особую тайну.
Тайна эта ужасно волновала Анну Павловну, и Марта обещала однажды поделиться своим знанием. Но взяла вдруг – и стала жертвой неизвестного убийцы. Какая наглость! Приехать погостить, соблазнить своею магией, всех очаровать – и умереть!
– Однако, полиция должна прибыть, – вздохнул Михаил Андреевич.
Все молчали.
– Как Евгений Дмитрич расстроится, – тихо сказала Наташа.
Все опустили головы. Анна Павловна хотела что-то ответить, но только плотнее сжала губы.
Евгений, ее сын, учился медицине в университете, и теперь приехал на несколько дней перед последним полугодовым экзаменом. С Мартой он познакомился в прошлый свой приезд, под Рождество, и, кажется, между ними что-то происходило. Анне Павловне это не очень-то нравилось: Марта, конечно, была интересной девушкой, но кроме ее тайн и неприличного хохота за нею ничего не было, а о семье ее и вовсе было почти ничего не известно. Впрочем, заверения в том, что замуж она никогда не пойдет, немного успокаивали – хотя если бы Евгений и впрямь решил на ней жениться, он бы уговорил ее, потому как мог уговорить даже мертвого, а их прекрасные трогательные чувства были тут как нельзя кстати.
Накануне утром Евгений уехал в город, и должен был вернуться поздно вечером.
И ни у кого почему-то не было желания с ним объясняться по поводу произошедшего. Если бы у каждого обитателя усадьбы спросили, хочет ли он рассказывать Евгеше про холодное тело его возлюбленной, сидящее на скамье в беседке, все бы единодушно ответили, что предпочли бы скрывать это – возможно, несколько лет.
Заняться обычными делами не представлялось возможным. Все сидели в гостиной и ждали полицию.
Примечательно, что страха друг перед другом ни у кого не было. Да, гостья мертва, и покинула этот мир она вряд ли через мучительный приступ чахотки. Очевидно, ей кто-то помог. Но никому и в голову не приходило, что убийца кто-то из своих. Ну, кто, в самом деле, мог здесь взять нож или еще чего похуже и вонзить его в мягкий девичий живот Марты Александровны? Анна Павловна ли – исключительная женщина с безупречной осанкой, офицерская вдова? А может, ее кухарка Дарья, через слово судорожно крестящаяся, или горничная Наташа, молодая нежная девушка, то и дело покрывающаяся красными пятнами волнения? Или конюх Федор, что и мухи не обидит, а если и обидит ненароком, то жутко об этом переживает?
И какова вероятность, что давний друг Анны Павловны, мягкий и интеллигентный Михаил Андреевич, не нашел покойницу поутру в беседке, а сам хладнокровно убил ее, хорошенько вымыл руки, спрятал оружие и окровавленную одежду, а после пошел в дом и, чуть ли не теряя сознание, рассказал всем о случившемся?
Нет, нет, решительно некому было совершить такое преступление.
Анна Павловна злилась. Некстати, некстати эта глупая смерть, эта полиция, которую нужно почему-то ждать, эта…эта Марта сама очень некстати, да!
– Вы ее в дом притащили, – прошипела Анна Павловна, обращаясь к Михаилу Андреевичу, но не глядя на него, – ваша подруга! Вот, поглядите, что вышло!
– Я? – Михаил Андреевич даже вскочил со стула. – Помилуйте! Это ваша гостья, Анна Павловна! Да, верно, со мной она приехала – но она уверяла, что вы сами звали ее к себе, да и письмо она вам отправляла заранее, так что…
Анна Павловна встала. По правде, ей не хотелось больше ничего говорить, так что она одним лицом своим показала старому приятелю, как она относится к таким гостям и таким утренним находкам.
Остальным тоже сказать было нечего.
Скоро приехала полиция.
Следователь Цезарь Иванович ходил по саду, многозначительно хмурился и задавал дурацкие вопросы.
– Откуда же мне знать, какие у нее были враги? – устало говорила Анна Павловна, глядя на него с легким отвращением. – Говорю же вам, я знакома была с нею только полгода, как и все здесь, кого она обидела, чему была свидетельницей, и какие деньги при себе хранила – не касается меня это!
– Родственникам нужно сообщить, – сказал Цезарь Иванович.
Анна Павловна поморщилась.
– Не знаю я ничего про ее родственников. Может, у нее их и нет, мне это неинтересно.
– Вот как, – следователь усмехнулся. – Что вы вообще о ней знаете? Человек живет у вас в доме, и в вашем же доме умирает, а вы не можете сказать о нем ничего, кроме имени?
– Послушайте меня, – как-то придушенно, чуть угрожающе начала Анна Павловна, – мы общались с нею в рождество и вот теперь, и мне совсем не нужна была ее родословная до черт знает какого колена, потому как дела у нас с ней были, абсолютно к этому не причастные! И если вы нас всех тут подозреваете – расследуйте уж, пожалуйста, допрашивайте, кого хотите, занимайтесь своим делом, а я вам все уже сказала! Единственное, чего я хочу – чтобы это мертвое тело не торчало у меня в саду, это можно устроить?
– Разумеется, – мрачно ответил Цезарь Иванович, развернулся и пошел прочь.
Через несколько минут не было уже ни его, ни его помощников, ни того, что осталось от Марты Александровны.
И снова никто не задумался, отчего они уехали так скоро, как пойдет расследование, и кто бедняжку Марту будет хоронить. Всем стало так легко дышать от того, что смерть больше не торчит, скаля желтые свои зубы, в их любимой беседке, что пошлые вопросы были забыты.
Евгений приехал вечером и сразу ушел спать. Момент тяжелого разговора был отложен до утра.
Утром все вели себя настолько непринужденно, что сразу было понятно: дело нечисто.
Впрочем, кому именно это было понятно – вопрос риторический. Главное, что Евгений Дмитриевич не задавал лишних вопросов. Он хорошо выспался, был в веселом расположении духа и до завтрака успел совершить прогулку. Когда он вошел в дом, то обнаружил всех в гостиной.
В центре композиции, воистину достойной кисти какого-нибудь Леонардо, стояла Дарья. Фигура Анны Павловны по правую руку от нее была ровной и жесткой, как и всегда. Михаил Андреевич сидел в кресле и наблюдал за дамами. За спиною Дарьи была Наташа, кусающая губы, а чуть поодаль от всей компании, будто не совсем доверяя всему происходящему, стоял Федор.
Евгений понял, что является недостающей деталью этой любопытной сцены, и поспешил занять свое место слева от Дарьи.
Та, видимо, только этого и ждала. Она оглядела всех и почти торжественно проговорила:
– Вот чего нашла!
И положила на стол Мартину колоду таро.
Анна Павловна пристально поглядела на кухарку и холодно выговорила:
– Ты что, руками их трогала?
– Нет! – быстро соврала напуганная ее тоном Дарья.
Анна Павловна продолжала смотреть.
– Я утром в кухне шкаф открыла, – плаксиво затараторила Дарья, – а они на меня так и выпрыгнули! Я еще думаю, ну, откуда им тут взяться… Они рассыпались, я их собирать стала, да одну перевернула, а там…там…
– Да хватит тебе заикаться уже! – прикрикнула Анна Павловна. – Что там?
– Смерть там, – тихо ответила кухарка и тут же зажала рот рукой.
Анна Павловна побледнела и поджала губы.
– Ну, есть такая карта, что ж теперь.
– А я там вторую такую видела, – еще тише призналась Дарья. – И еще. И еще…
– Шарлатанка она была, ваша Марта! – воскликнула Анна Павловна.
Случился конфуз. Все заговорили одновременно, слова сталкивались друг с другом, рассыпались на звуки, звуки перемешивались, образуя всяческий хаос.
Одна половина говорящих стремилась узнать, чего это она, Марта, шарлатанка?, вторая – чего это она, Марта, собственно, их?
Весь этот хор оборвал Евгений своим робким:
– А чего это она… была?
Все замолчали и уставились на него, как на ребенка, который вернулся из сада и рассказал всем, что ел там очень вкусных разноцветных жуков.
А он посреди всеобщего молчания, будто продолжая на глазах у теряющих сознание родственников набивать рот жуками, продолжал:
– Не знаю, о чем вы говорите, но я вот ее только утром видел. В беседке сидела. Пообщались, знаете ли…
Все тревожно молчали.
Анна Павловна почему-то посмотрела на Михаила Андреевича, потом на Наташу. Первый сделал вид, что не заметил, вторая округлила глаза.
Евгеша только смотрел на домашних, и неприятное предчувствие давило ему на кадык: вот мать поджала губы, вот Дарья перекрестилась и глядит в пол, вот Наташа заламывает пальцы, вот Михаил Андреевич нервно щипает ус…
– Видите ли, Евгений Дмитрич! – решился Михаил Андреевич. – Вынужден сообщить вам печальную весть. Марты Александровны… вчера не стало.
У Евгеши случился тягучий безмолвный вечер.
Был этот вечер дрянной, ненастоящий какой-то, противный на вкус, цвет и запах, даже на ощупь отвратительный.
Евгений заперся на ключ в своей комнате. Сидел, лежал на кровати, смотрел в окно, ходил взад-вперед. Мыслей было слишком много, все они были утомительные, давящие, так что думать не хотелось ничего вовсе.
Но все же – Марта мертва. Ее убили, и теперь, кажется, будут искать преступника, да и к черту это уже, это дело полиции. Но если бы он не уезжал, был с нею рядом – мог бы он ее спасти? С чего бы отправилась она в беседку посреди ночи, чего она искала? И ещё – ведь он же её видел. Сегодня. Живую.
Ошиблись ли все и сразу? Каков обман зрения, а: человек восемь видели хладный труп, никто не усомнился! Да уж, да уж.
Но если Марта Краузе погибла, то что же приключилось с Евгением этим утром? Галлюцинация? Звучит тревожно, однако ещё тревожнее другая немыслимая идея: по дому теперь бродит призрак.
Евгений нервно рассмеялся. Ему, как будущему доктору, неприлично даже было верить в такое, но какой приличный человек не совершает в жизни неприличных вещей?
Призраки, колдуны, видения – это всё к матери. Евгеша всегда удивлялся, как его мать, всегда такая холодная и строгая, такая рациональная, превращается в ребенка с горящими глазами, когда речь идёт о всякой магии. Более неподходящих друг другу явлений, чем Анна Павловна и мистические взгляды, сложно было представить, эти слова даже совестно было бы поставить в одном предложении – но в какой-то момент своей жизни она вдруг страстно увлеклась эзотерическими учениями, этот неверный мир захватил ее полностью.
Ну и черт с ним, конечно, с этим миром, да ведь ситуация – бред, бред такой невозможный и дикий, что даже непонятно, как голова решается всерьез его обдумывать! Как это – Марты больше нет?
Это же было совсем недавно, вот она сидит утром в беседке со странной своею книгой – Евгений точно знает это, даже не подходя. Чуть приблизившись, он слышит пение и останавливается. Чудо, как она поет. Так, наверное, только русалки поют. Вот они сталкиваются перед завтраком. Марта в каком-то загадочном настроении, хохочет, даже когда он ничего не говорит, отводит глаза. Вот вечером они встречаются в саду, и что-то невообразимое происходит между ними. Марта глядит на Евгения большими влажными глазами, ничего не решается говорить, дотрагивается до его плеча и тут же убирает руку. Он в ответ берет ее за запястье – и чувствует, как ее огромное бешеное сердце бьется в этой хрупкой тоненькой руке, и свое бешеное сердце чувствует повсюду – в груди, в животе, в голове, в кончиках пальцев, касающихся Мартиной кожи…
– Расскажите мне…что-нибудь, – шепчет она, почти касаясь Евгешиного уха своими губами.
– Я… конечно…– он не соображает, что отвечать, и дышит через раз. – Нет, я… покажу.
– Да, да, – тут же соглашается Марта, – так даже лучше. А… что покажете?
– Чердак, – почему-то отвечает Евгений. Смотрит на нее, не моргая, и решительно повторяет: – Да. Чердак.
И в следующее мгновение они уже на чердаке, и уже черт знает что и черт знает куда ведет их, плохо помнится все, как в бреду, одни ощущения остались: влажная мягкость, солоноватый и железный привкус на губах, в кончиках пальцев – нежная кожа, шелковистые волосы, шершавое кружево платья…
Да, надо признать, он позволил себе лишнего.
Неловкость воспоминания заставила Евгения издать непонятный смешок и выговорить вслух:
– Да уж! Да уж…
Ну, в конце концов, ничего ужасного не случилась. Марта только отстранилась вдруг, будто испугавшись чего-то, сказала:
