Читать книгу Брак по-тиквийски 6. Жизнь после смерти - Натали Р. - Страница 1

Адский дождь лил всю ночь. Небеса словно разверзлись, и с них колотили молнии и хлестали холодные струи, сливающиеся в водопад. В такую погоду не то что хозяин питомца на улицу не выпустит… Ни один разумный человек не выйдет под такой ливень и порывы ветра, даже если кажется, что положено. Тильгримский патруль спрятался в придорожное кафе и грелся чаем. А смысл вылезать и куда-то ехать? За стеной дождя не видно машину, стоящую под окнами; что в таком разе патруль сможет углядеть на дороге? Несерьезно. Все равно преступники в такую лютую непогоду под крышами сидят, они ж тоже люди.

Только под утро начало утихать. Потоки воды превратились в струи, те распались на капли – пока еще тяжелые и откровенно ледяные, но все же не море, льющееся сверху. Младший командир Рикер осторожно приоткрыл дверь кафе и высунул голову за порог. По макушке зашлепали капли, стекая на лицо. Патрульный джип, чисто вымытый естественным образом, стоял в огромной луже. Рикер вздохнул и обернулся к подчиненным, стирая воду с лица пятерней:

– Поехали. И так уж засиделись, начальство по головке не погладит.

Охая и стеная, безопасники поднялись из-за стола, застегивая форменные куртки и проверяя оружие. Рикер подошел к стойке, протянул расчетную карточку. Сонный толстяк поднес считыватель, поблагодарил.

Завести джип поручили самому невезучему – выбранному жребием. С жалобным видом парень, загребая воду ботинками, добрался до транспортного средства, открыл его и подогнал к ожидающим на крыльце товарищам, не желающим мочить ноги. Все загрузились, машина тронулась, расплескивая лужи. Трасса была пустой от горизонта до горизонта, лишь серое небо сверху да темный асфальт под колесами. Тучи понемногу светлели, но расходиться не спешили. Рикер задремал на заднем сиденье под шум дождя и шин.

Из полусна его выдрал возглас младшего коллеги Пинта:

– Зохен! Там дым!

Рикер протер глаза. Какой дым, откуда? Возгорание в такую-то мокроту? Он посмотрел, куда показывал Пинт. И впрямь, из низины за резким поворотом дороги валил жирный черный дым, какой бывает, когда горят покрышки. Рикер опустил стекло, в салон ворвался влажный воздух, несший с собой характерный запах резиновой гари.

– Вот же зохен, – пробурчал он. – Выходим.

Выходить никому не хотелось, но надо. Ясно ведь, что ЧП. Для собственного удовольствия никто не будет жечь резину под мерзким дождем.

В этом месте трасса шла по насыпи. Что слева, что справа – крутой склон. Рикер подошел к краю насыпи, ежась от промозглости и морщась от резиновой вони. Так и есть, внизу догорала разбитая машина. Ну, как догорала – дождь залил очаг, не дал разгореться пожару в полную силу. Скелет автомобиля уцелел, было похоже, что и внутренность частично сохранилась. Только стекла полопались, да покрышки дымили нещадно. Рикер пригляделся: кажется, внедорожник, чуть ли не такой же, на котором приехали патрульные.

Пинт, спустившийся вниз, чтобы осмотреть автомобиль, крикнул:

– Номер виден! С20-Х48.

– Пробейте, – поручил Рикер другому сотруднику.

И снова вздохнул. Хочешь – не хочешь, нужно лезть вниз по мокрой горке. А потом, что еще печальнее, предстоит взбираться по ней же обратно.

– Тачка не из городских гаражей, – доложил сотрудник. – Номер службы охраны безопасности Ноккэма.

Неспроста силуэт авто показался знакомым.

– Звоните им.

Скользя, Рикер преодолел путь к останкам машины. Пинт, фотографируя ее со всех сторон, кивнул старшему коллеге на искореженную кабину:

– Там труп застрял. Только не знаю, как добраться. – Рядом с пожарищем все еще было горячо, разлились дымящие резиновые лужи.

– Точно труп? Не живой?

Едва вымолвив, Рикер и сам понял, что вопрос дурацкий. Конечно, труп. Кабина всмятку, да еще огонь поработал. Никаких шансов.

– Звоните пожарным, – распорядился младший командир. – Я вызываю следаков.

Следственная группа прибыла к полудню: путь из Тильгрима неблизкий. Ее лишь ненамного опередили пожарные, они еще не успели уехать. На обочине стало многолюдно: патрульный джип, фургон следователей и пожарная машина; пожарные сматывали шланги, нецензурно удивляясь, как что-то могло загореться в такой ливень. Сейчас дождь совсем утих, перейдя в висящую в воздухе мелкую морось, но было очень мокро.

Старший командир Ортнер внимательно осмотрел дорогу. Вираж тот еще. Наверняка водитель не смог вырулить. Ночью плохая видимость, в дождь еще хуже, хоть дюжину фар включай – не поможет. А сцепление с мокрым асфальтом никакое. И чего несчастному вздумалось в этакую непогоду куда-то ехать? К сожалению, все возможные следы смыло: на трассе – дождем, внизу – пожарной пеной. Точную траекторию не установить – на какой скорости ехал автомобиль, где начал тормозить, в каком месте его снесло с дороги, как на грех, не огороженной. Остаются лишь предположения.

– Господин Ортнер! – позвал снизу эксперт Гьюл.

Что-то в его голосе показалось настораживающим. Ортнер посмотрел на Гьюла с обочины. Непроницаемое лицо опытного безопасника. Но Ортнер, не менее опытный, умел читать и по таким. Гьюл обнаружил нечто. Нечто очень нехорошее.

С сожалением скинув мешающий плащ, Ортнер стал спускаться, опираясь на руку патрульного, не успевшего сделать вид, что он занят чем-то другим.

– Господин Ортнер, – прошептал стажер, указывая на кабину. Глаза большие-большие, а в них шок. – Там женщина. Три-четыре дюжины весен, – продемонстрировал он профессионализм, невзирая на подавленное состояние. – Точнее не определить: труп обгорел.

Сердце сжалось. Гибель мужчины вызывает грусть, но гибель женщины – двенадцатикратную печаль. Или во сколько там раз их меньше? Господин Ильтен упоминал однажды, но Ортнер забыл. Лучше и не знать, чтоб не расстраиваться. Три-четыре дюжины весен – значит, могла бы еще нескольких детей родить до климакса, а теперь – всё.

Пожарные возились с резаком – необходимо было разрезать кабину, чтобы вытащить тело. Гьюл, стоящий рядом с ними, посмотрел на начальника, и в его взгляде Ортнер прочел: дурные новости не закончились. Он деликатно отстранил плечистого пожарного и заглянул внутрь.

– Зохен!

– По-моему, она непохожа на зохена, – буркнул пожарный. – Красивая баба была, не глядите, что лицо попорчено.

Глубокая царапина от виска и через весь лоб, запекшаяся черная кровь, сморщившаяся от пламени кожа на левой щеке…

– Вы тоже узнали, да? – почти неслышно спросил Гьюл.

Ортнер вздохнул и молча кивнул. Не есть нам больше варенья, подумалось почему-то. Вот я кретин, выругал он сам себя, неужели мне больше не о чем жалеть? Деревяха стоеросовая, как она сказала бы. Но нет, это просто защитная реакция нервной системы. Думать о несущественном, крутить в мозгу глупости, чтобы сердце не отказало от перегрузки.

– Что мы ее мужу скажем? – проговорил Гьюл. Эксперт, кажется, тоже в эмоциональном ступоре.

Ортнер взял себя в руки. Он же не впечатлительный родственник, он – руководитель следственной группы. Его задача – установить, почему и как случилось то, что случилось, и сообщить свои выводы в подходящих формулировках.

– Скажем, что не справилась с управлением.

Чтобы она да с управлением не справилась? Зохенский бред. Поверит ли муж? Он ее хорошо знает, но в достаточной ли степени, чтобы адекватно оценивать ее мастерство вождения? Ортнер-то помнил, что она творила в лесу, лавируя между деревьями и оврагами, когда ловили неудачника, укравшего ребенка в Тильгриме. Он, Ортнер, вообще не предполагал, что автомобиль может там ехать. И этот урод не ожидал. Думал, что на велосипеде легко уйдет от пеших преследователей, а вот как бы не так.

Он напишет в заключении, что она не сумела удержать машину на дороге. А потом не смогла выбраться. Тоже бред. Кто другой, может, и усомнится, но экспертам ясно, что труп не зажат. Она непременно выбралась бы: заклинила дверь – разбила бы окно, застряла одежда – разорвала бы ее к зохенам. Потеряла голову от страха? Нет, не про нее.

– Вы думаете о том же, что и я, господин Ортнер?

– Смотря о чем вы думаете, господин Гьюл.

– О том, что не стоит знать мужу.

Лицо спокойное и решительное, руки сжимают подплавленную оплетку руля. Она направила машину именно туда, куда хотела. Дюжина зохенов!

– Я не понимаю одного: почему? зачем?

Стажер стоял в сторонке, сверля начальство преданными глазами. Заметив, что старший командир обратил на него внимание, выпалил:

– Я звоню-звоню, а господин Ильтен не отвечает! – Чувствовалось: стажер рад, что ему не доведется сообщить мужу о смерти жены, но какое-то неизвестное пока обстоятельство мешает ему испытать радость в полной мере.

– И что же вы намерены в этой связи предпринять? – осведомился Ортнер.

– Я уже, господин Ортнер! Я позвонил в городское управление службы охраны безопасности Ноккэма. И высший командир Руани объяснил, что господин Ильтен никак не может подойти к телефону.

– По какой причине? – Начальник превозмог желание тряхануть подчиненного за шейный платок.

– А он тоже, господин Ортнер! Вчера вечером господин Ильтен умер в больнице.

– Небесные силы, – пробормотал Ортнер.

– Они самые, – меланхолично подтвердил Гьюл.

Картинка сложилась. Вот он, мотив. Ортнер слышал от коллег с Т4, что в некоторых уголках Вселенной для вдовы считается приличным совершить ритуальное самоубийство, дабы воссоединиться с супругом в посмертии. Для ребят это настоящая головная боль: на Т4 довольно много женщин из такого мира, они привычны к снегу, вот и выдают их замуж на снежную планету. А потом служба охраны безопасности вынуждена мониторить смерти женатых мужчин, чтобы вовремя вмешаться и не дать женщине осуществить этот проклятый ритуал. Должно быть, госпожа Ильтен оттуда же, в своих рассказах она неоднократно упоминала снег. И поговорки у нее про снег были. «Зимой снега не допросишься», – говорила она про жадного соседа. А когда безопасники приезжали к ней неожиданно, выговаривала им: «Как снег на голову!» Ортнер загрустил.

– Невозможно себе представить, – проговорил Гьюл, глядя, как подчиненные упаковывают тело в мешок. – Она же так любила жизнь. И вокруг нее жизнь кипела.

Помолчал и заключил:

– Теперь все будет не так.

Гьюл порой завидовал ее мужу. Поразительная женщина, не падающая в обморок при виде чужих трупов и способная надавать по морде грабителям и убийцам. Жаль, что она была не его женой, и не только поэтому. Она создавала вокруг себя атмосферу праздника на грани с шабашем. Шашлыки и блины, веселые посиделки с байками об охоте и работе, чай с вареньем… Все это уже в прошлом.

Ортнер вытер капли с лица. То ли пот, то ли морось. Наверное.

– У них младшая дочь осталась незамужняя, – вспомнил он.

Не совсем та девочка, к которой он искренне хотел бы посвататься, чересчур энергичная, как заводная игрушка. А может, надо было отбросить сомнения и поговорить с ее отцом. Как всегда, дождался, когда стало поздно. Сироту отдадут замуж через Брачную Компанию – и, конечно, не ему.

«Я, Рино Ильтен, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, в отсутствие всякого принуждения, доброй волей заявляю, что в случае моей смерти или утраты дееспособности назначаю опекуном Аннет Ильтен, моей дочери, Эрвина Маэдо».

Высший командир Тегер Руани перечитал документ еще раз и затосковал. По всему выходит, что именно ему предстоит передать печальное известие генеральному командиру Маэдо. И именно на его головушку генеральный командир сольет свое недовольство. Не уберегли! Не предусмотрели!

Аннет Ильтен сидела за его столом. Пока он отвлекся, сумела включить его ноутбук – как пароль-то подобрала, хакерша малолетняя? – и уже играла в какую-то азартную игру. Черные волосы колечками собраны на затылке в короткий хвост, черные озорные глаза так и бегают вдоль экрана. Непохоже, чтобы дитя убивалось по родителям. Не понимает? Да не так уж мала деточка, еще немного – и можно замуж выдавать.

– Кыш, – сказал он. – В кресло!

Девочка не стала спорить. Встала из-за стола, обошла его, чтобы сесть в кресло для посетителей. Внезапно обернулась, показала язык и сцапала ноутбук. Ну и ладно, все равно работать невозможно. Руани открыл ящик стола, где лежала заветная фляжка. Выпить или не выпить? Вроде при ребенке неудобно. Он покосился на девочку. Та, забравшись в кресло с ногами и устроив ноутбук на подлокотнике, увлеченно тыкала в кнопки.

Все пошло наперекосяк со вчерашнего вечера. С того самого момента, как в кабинет начальника городского управления службы охраны безопасности влетела госпожа Ильтен, таща за руку свою дочь. Поначалу Руани непрозорливо обрадовался. Госпожа Ильтен нравилась ему, а еще больше нравилось, что она явилась практически вовремя: он как раз хотел обсудить ее роль в очередной операции. В городе засекли женщину, крадущую дорогие вещи из магазинов-автоматов. Засекли по показаниям случайных свидетелей: от камер она ловко прикрывалась. Как у нее получалось обманывать автоматы, пока не разобрались, но преступление следовало поскорее пресечь, а для этого задержать воровку и предъявить доказательства. Тут-то госпожа Ильтен пришлась бы очень кстати: ведь вещи женщина прятала под платье, и никто из мужчин не взялся бы обыскивать чужую жену.

Но госпожа Ильтен не стала говорить об операции. Она вывела девочку на середину кабинета, поставила рядом с ней объемистый баул и кинула на стол тонкую желтую папку.

– Я прошу вас, господин Руани, передать господину Маэдо по своим каналам, что у него есть дочь. Пусть заберет ее и позаботится о ее счастье. А если он этого не сделает, – лицо ее, и до того не слишком приветливое, стало вовсе каменным, – я его прокляну, хоть бы и с того света.

Руани еще подумал, что про тот свет она ради красного словца завернула. Эх…

Не успел он ничего вымолвить, как она, взмахнув полами плаща, испарилась. Только дверь запоздало хлопнула.

– И что мне с этим делать? – растерянно проговорил он.

– Мама же сказала, – немедленно ответил звонкий голосочек, хотя вопрос был риторическим. – Вы не слушали, что ли?

Зохен! Он помотал головой и открыл папку. Всего два листа: справка о рождении девочки и доверенность на опекунство. Как-то неожиданно. Нет, то, что у господина Маэдо есть дочь, было очевидно для Тегера Руани давным-давно. Достаточно взглянуть на малышку, чтобы приметить сходство. Но до сей поры Ильтены придерживались официальной версии, что бывший любовник ни при чем. С чего такой крутой разворот? Господин Ильтен понял, что девчонку с таким характером не пристроить замуж выгодно?

Он еще раз перечитал доверенность и внезапно покрылся потом. «В случае моей смерти или утраты дееспособности»…

Он вызвал помощника:

– Проверьте статус господина Ильтена.

Старший командир Салве бросил удивленный взгляд: мол, неужели начальник сомневается в благонадежности господина Ильтена? Но приказ выполнил, и удивление ушло.

– Господин Рино Ильтен мертв, господин Руани. Сегодня, три часа назад. Острая сердечная недостаточность.

– Дюжина зохенов! А где госпожа Ильтен?

– Так она совсем недавно у вас была, – резонно заметил помощник.

Да, но где она сейчас? Руани рывком распахнул дверь и совсем не командирским аллюром порысил по коридору, расспрашивая всех встречных сотрудников. Кто пожимал плечами, кто кивал и показывал в сторону выхода. Вылетев на крыльцо, он затряс постового:

– Куда она?..

Тот волшебным образом понял, кто – она.

– Госпожа Ильтен? Села в машину, господин Руани, и уехала.

Зохен, зачем она уехала? Лучше всего для нее было бы остаться под покровительством службы охраны безопасности. Он, Руани, устроил бы все наилучшим образом. Проконсультировался бы с Брачной Компанией, куда ее разумно препроводить: везти ли к диспетчеру для нового освидетельствования, или он решит вопрос дистанционно. А она бы провела время до принятия решения в комфорте и покое… Н-да, комфорт и покой – не для нее.

Надо найти ее, пока она не натворила каких-нибудь безумств или, чего доброго, не попала в беду. Темнеет, ночь на носу.

– На какой машине она уехала? – обратился он к постовому.

– Так вот здесь служебный внедорожник торчал, его и взяла, господин Руани.

Руани посмотрел на место, где обычно стоял дежурный автомобиль. Автомобиля не было, только асфальт по контуру чуть менее мокрый.

– Почему вы ей разрешили?

– Н-но, господин Руани, – постовой аж попятился, уловив, что начальство сердится, – она ведь не спрашивала разрешения. Села, завела и уехала. Я так понял, что по вашему поручению.

Руани заскрипел зубами.

– Номер автомобиля?

– С20-Х48.

– Зовите офицера, пусть объявит в розыск.

Он вернулся в кабинет. Девочка с интересом рылась в ящиках его стола.

– А это что? – Она продемонстрировала фляжку с коньяком.

– Вещественное доказательство!

Он выдрал драгоценную емкость из ее лапок и засунул обратно в ящик. Зохен знает что!

Девочка выглядела как-то по-другому. Ага, натянула мохнатую зеленую кофту. И впрямь похолодало, дождь за окном барабанил все сильнее. А откуда у нее кофта? Ну да, баул. Он был раскрыт, и из него торчала банковская упаковка купюр. Руани не удержался: нагнулся, вытащил… Ого, там не одна пачка! Пять, десять… двадцать тысяч единиц.

– Это мое! – заявила малявка.

– Конечно.

Он положил пачку на место. У него и в мыслях не было отжимать деньги у девочки, он же не преступник, а наоборот. Но та смотрела на него с подозрением, и он, застегнув баул на молнию, отошел от него на пару шагов.

Двадцать тысяч единиц. Столько стоит девочка, столько дает за ее рождение государство. Господин Ильтен получил пособие за дочь, которая не его, а теперь, стало быть, передает по адресу. В принципе, правильно. Руани на его месте поступил бы так же. Или нет? Пожалуй, он все-таки сообщил бы отцу о дочери сразу. Или не сообщил бы? Зохен! Вот сейчас он должен это сделать, но почему-то не решается. Завтра, постановил Руани. Не в ночи же письмо сочинять.

А ливень разыгрался. Вести куда-то девочку по такой погоде – рисковать ее здоровьем. Мохнатая кофта промокнет в момент. И ноги… Открытые сандалии с ажурными носочками – не для дождя.

– Ильтен, вам придется провести ночь здесь, – неловко сказал Руани. – Но кровати у нас только в камерах для задержанных…

– Здорово! – воодушевилась малютка. Перспектива заночевать в камере вовсе не испугала и не смутила ее. – Всегда мечтала попасть в тюрьму. Но так, чтобы не надо было совершать правонарушений, это нехорошо. – С этим Руани был от всей души согласен. – Ну, ведите меня в камеру! А то я уже спать хочу. – Она зевнула. – И сумку мою не забудьте.

Ночь прошла, как на иголках. Уезжать домой высший командир не стал: и из-за стихии, и оттого, что боялся оставлять девочку без пригляда, мало ли что она в камере. И еще потому, что хотел держать ситуацию под контролем. Несколько раз он требовал доклада о розыске служебного автомобиля. Судя по данным городских камер, он двигался в восточном направлении, а дальше следы терялись. Куда госпожа Ильтен могла отправиться? Руани позвонил коллегам в Тильгрим, связь была никудышная, что-то трещало, периодически голос собеседника пропадал. Нет, госпожа Ильтен в Тильгриме не появлялась. В Риаведи? Да кто ж ее знает… Почему же нет камер, господин Руани? Разумеется, есть! И на трассе, и у поворота на Риаведи. Только что за видимость ночью и в жуткий ливень? Камеры, можно считать, слепы. Патруль? Вы в своем уме, господин Руани? В районе шторм, в небе дыра, и из нее льется море. Смотрите метеорологический сайт, ваш Ноккэм тоже краем должно задеть. Ах, у вас непогода? Так представьте, что у нас. Связи с патрульными нет, рации не работают из-за грозы, мобильники не ловят – видимо, где-то ретранслятор повредило. Вас по проводу и то еле слышно, господин Руани. Дождитесь, когда развиднеется, тогда и будете искать свою машинку. И госпожу Ильтен заодно. Наверняка она в ней.

Самым разумным было бы лечь спать. Но какой может быть сон, когда не находишь себе места от беспокойства? На дороге шторм, и посреди него – госпожа Ильтен, потерявшая мужа, в расстроенных чувствах. Наверное, не стоит уже звать ее госпожой Ильтен, но как звать – непонятно, а как-то ведь надо.

Руани позвонил в Центральный Гараж. Да, в машине есть их чип, и они могут отследить маршрут. Нет, сейчас локализовать невозможно. Въехала в зону грозы, маячок не откликается. Такое бывает, господин Руани. Гроза утихнет, связь восстановится…

Он открыл метеорологический сайт и следил за движением грозового фронта, опустошая одну чашку кофе за другой. Наконец гроза закончилась, хотя дождь не перестал. Из гаража сообщили, что пришли сигналы от двух машин, стоящих на дороге, пережидая буйство стихии, но с интересующим господина Руани автомобилем связаться не удалось.

Похоже, он все-таки задремал – прямо за столом, с телефоном в руке. Внезапная резкая трель звонка заставила его вздрогнуть и открыть глаза.

– Городское управление Ноккэма? – осведомился молодой голос. – Это патруль из Тильгрима. У нас тут ваш джип С20-Х48. Трасса Ноккэм – Тильгрим, двести сорок первый лонг.

Остатки сна слетели.

– С ним все в порядке?

Молодой патрульный кашлянул.

– Боюсь, что нет, господин Руани. Машина упала с обрыва, разбилась и обгорела. Судя по всему, ремонту не подлежит.

Руани похолодел.

– В ней кто-нибудь был?

– Не знаю, господин Руани. Еще не осмотрели. Скорее да, чем нет: не сама же она свалилась, кто-то был за рулем. – Патрульный проявил логику, редко свойственную молодым безопасникам: видать, далеко пойдет. – Скоро следаки приедут, разберутся.

А потом позвонил старший командир Ортнер. И подтвердил худшие опасения.

Руани все-таки приложился к фляжке. Пережить такое известие после бессонной ночи да на трезвую голову – чересчур тяжкое испытание. Ну почему я не остановил ее, терзал он себя. Почему не предугадал? Я же знал, что от нее можно ожидать чего угодно. В том числе того, что она помчится куда глаза глядят, не разбирая дороги. Машину занесет на мокром асфальте, она потеряет управление… Зохен, почему я дал ей уехать? Не знал, не имел всей необходимой информации? Должен был почувствовать. Все это жалкие отмазки, а ему теперь жить с пониманием, что он мог остановить ее и не сделал этого.

А мог ли? Что ему следовало предпринять? Схватить ее за руки и никуда не пустить? Она бы пнула его и вырвалась. Заслонить дверь собой? Оттолкнула бы. Позвать группу захвата, скрутить ее, надеть наручники и запереть в камеру? Может, и прокатило бы, но не факт, что подчиненные выполнили бы такой приказ. Разве можно обращаться с приличной женщиной подобным образом? И деваться некуда, даже если знать, что по-иному ее не удержать.

Кстати, о камере. Там же девочка! Руани кликнул пришедшего на службу помощника, велел умыть и накормить ребенка, а если дитя захочет – вывести на прогулку во внутренний дворик. Вспомнив об Аннет Ильтен, Руани вспомнил и о том, что собирался написать генеральному командиру Маэдо. Сейчас этого хотелось еще меньше. Но есть такое слово – надо.

– Эрвин, – проворковала жена, подавая ему горячий бутерброд, – возвращайся сегодня пораньше, пожалуйста. Нельзя же столько работать!

Он вздохнул, принимая из ее рук тарелку с бутербродом и чашку с кофе. Ну зачем ему приходить домой пораньше? Чтобы слушать весь вечер трескотню про наряды и сериалы? Им банально не о чем говорить. Ему неинтересно то, что она считает важным, а она не понимает того, чем он живет. Нельзя столько работать? Еще как можно! Только работа и имеет смысл.

– Не забудь пообедать, Эрвин. – Фел сунула ему контейнер с едой. – Если будешь нерегулярно питаться, может начаться гастрит.

Ожирение ему грозит с таким питанием, а не гастрит. И без того уже пузо за ремень вываливается. Где они, те времена, когда он бегал с пистолетом по городским помойкам и лазал по мокрым парковым зарослям? Молодой и стройный, только-только пришедший в службу охраны безопасности…

– Обязательно надень теплый пиджак, милый. – Она буквально впихнула его руки в рукава. – По утрам холодно. И постарайся не наступать в лужи, хорошо?

Он мысленно взвыл. Возможно, если бы у них были дети, жена обратила бы на них свою заботу, и она перестала бы быть столь удушающей. И у Фел не оставалось бы пустого времени, чтобы искусственно заполнять его сериалами, а после – подробным их пересказом тому, кому они безразличны. И тогда, наверное, он стал бы приходить с работы раньше. С детьми нужно возиться, играть, воспитывать их. И они действительно важнее всего, даже работы. Но – увы. Диспетчер утверждал, что у них с Фел частичная генетическая совместимость, и дети могут получиться. Ошибался или врал? Или просто мало времени прошло? Да какое там – мало! За это время дети успели бы вырасти. Жена проходила дополнительное обследование, она совершенно здорова в репродуктивном плане. Он – тоже. Звезды не сходятся?

На улице он расстегнул пиджак. Не так уж холодно, как волнуется Фел, и слишком уж тесно он облегает брюхо. Надо худеть. А как тут похудеешь? Откажешься есть – Фел будет смотреть жалобно, словно ее побили, и ныть, и уговаривать…

Служебная машина уже стояла у подъезда. Он задрал голову и помахал рукой, зная, что жена наблюдает за ним с одиннадцатого этажа. Вечером непременно пожурит за то, что вышел в расстегнутом пиджаке. Впрочем, есть выход: привычно отрешиться и не слушать, думая о своем.

Дежурный вышел из-за стойки, придержал перед ним дверь Главного управления службы охраны безопасности Тикви, стукнул себя кулаком в грудь:

– Светлого солнца, генерал Маэдо.

Он небрежно кивнул и проследовал в кабинет, скользя мимолетным взглядом по посетителям. Представители городских управлений с отчетами, следователи, адвокаты, журналисты… И дела у всех – первостепенно важные, иные решаются на более низких уровнях. Секретарь поставил на стол чашку травяного чая. Почему-то он научился заваривать чай так, как любит генеральный командир, а жена – нет. Фел считала, что трава – для скота. И вообще с сомнением относилась к чаю, готовила только кофе.

Маэдо отпил чай и включил компьютер. Пока есть время до начала приема, нужно просмотреть почту. Целый список служебных сообщений, причем два с других планет Союза – Т3 и Т5, рядом с ними мигали значки, обозначающие, что письма поступили по межпланетной пси-связи. Он открыл то, что с родины.

«Генеральному командиру Маэдо – от высшего командира Руани, Ноккэм, Т5».

Ну надо же! Бывшему подчиненному что-то понадобилось от того, что полторы дюжины лет назад был его командиром? Да так понадобилось, что он решился написать в Центр и напомнить о себе, не опасаясь внеплановой проверки? Что у них там случилось? Раскрыт мировой заговор? Или совершено такое преступление, которое требует ресурсов Главного управления? Ограбление ведущих компаний планеты? Массовое убийство детей?

Что проку гадать? Он сделал новый глоток и продолжил чтение.

«Господин Маэдо, вам необходимо лично прибыть в Ноккэм. Я сознаю, сколь плотно вы заняты и насколько серьезными делами. Поверьте, это дело не менее серьезно. К сожалению, я не могу доверить подробности каналам связи, даже тем, которые считаются надежными. Пожалуйста, приезжайте. Как можно скорее».

Зохен! Что старый опер не может доверить закрытому служебному каналу связи? Нечто личное? По спине пробежал холодок. Не иначе, это касается Терезы! Она что-то наворотила, а нерешительный Руани не знает, как с этим справиться. Убила какую-нибудь важную шишку? Спалила столичное управление из-за того, что его глава не так на нее посмотрел или не те слова сказал?

Дюжина зохенов! Надо ехать. Он вызвал секретаря:

– Купите мне билет на Т5. Если есть подходящий рейс, прямо на сегодня.

Маэдо позвонил Руани из Синиэла, и тот встретил его в аэропорту.

– Что-то с госпожой Ильтен? Рассказывайте. Где она?

Руани тяжко вздохнул, поворачивая руль.

– Как бы вам сказать, господин Маэдо… В общем-то, уже нигде…

– Да что вы мнетесь? – прикрикнул он, начиная нервничать. – Докладывайте, как следует.

Руани сглотнул и выпрямил спину – разве что кулаком себя в грудь не стукнул, это было бы затруднительно на повороте. Оторвать хоть одну из рук от руля? После того, что произошло с госпожой Ильтен, Руани об этом даже подумать не мог.

– Да, генерал Маэдо! Это случилось позавчера. Сначала скончался господин Ильтен…

Вот оно что. Увы, следовало ожидать.

– Сердце? – практически с уверенностью предположил Маэдо.

– Да, острая сердечная недостаточность.

А ведь Ильтен знал, что этим закончится. Отказывался лечиться. Пытался как-то позаботиться о том, что будет с Терезой после его смерти. К несчастью, после смерти мы не можем уже ничего.

– Что отчебучила госпожа Ильтен? Никого не убила?

Руани от неожиданности икнул.

– Нет, что вы, генерал Маэдо! Она… уехала по дороге на Риаведи. Угнала служебный джип и разбилась на нем. Не справилась с управлением… – Если бы Руани не надо было смотреть на дорогу, он опустил бы глаза. Он иррационально чувствовал себя виноватым.

Молчание было долгим. Маэдо ожидал всякого, был готов выслушать любую чудовищную историю и вытащить Терезу из любой неприятности, в которую она угодила. Но такое никак не вписывалось в его представление о том, как все может и должно проистекать. Только не так банально. Взорвала себя вместе с дюжиной гонящихся за ней безопасников – да. Украла космический корабль и разбилась на нем, размазав заодно тонким слоем космопорт Синиэла – пожалуй. Заставила выдать себе карточку пенсионерки и освободить от повторного замужества, взяв заложников – и это может быть. Но не справилась с обычным джипом? Нет.

Наконец он вымолвил:

– Не верю.

– Я тоже не верю, господин Маэдо, – признался Руани. – До сих пор поверить не могу. Но это так, верим мы или нет. Тело в морге. Пойдете на опознание? Или… лучше не подвергать испытанию ваши чувства?

– Пусть мои чувства вас не беспокоят, Руани, – ответил он резковато. – Разумеется, я взгляну на тело. По меньшей мере, мне надо точно убедиться, что это она.

Сотрудник морга снял простыню с тела, и сердце сжалось. Жуткая рана на лбу, обуглившаяся кожа…

– Эксперт говорит, она умерла сразу, – сообщил Руани, будто услышав, о чем думает Маэдо. – От удара, не от ожогов.

Несмотря на травмы, лицо было узнаваемо. Руки… Маэдо провел пальцами по кисти. Когда-то у нее был сломан мизинец на левой руке, и до сих пор осталось утолщение на кости. Можно подделать даже характерную родинку на груди, но не кость, которую не видно.

– Тереза, – хрипло прошептал он.

Комната слегка закачалась. Он отошел на шаг, давая сотруднику снова набросить простыню.

Он не задал ни единого вопроса, которых так боялся Руани. «Как вы допустили?», «Почему не задержали?», «Какого зохена у вас дороги в таком отвратительном состоянии?» Глупо сейчас об этом.

– Руани, у вас есть выпить, – проговорил он, и это не был вопрос.

– Да, господин Маэдо. Конечно.

Коньяк подействовал, как надо. Даже лучше: Маэдо вышел из помутненного состояния сознания, словно протрезвел, каким бы странным это ни казалось. И спросил очень трезво:

– Зачем вы позвали меня сюда, Руани?

Никакой нужды в его присутствии, судя по всему, не было. Участвовать в опознании? Никто и без того не сомневался, что это Тереза. Сообщить о смерти Терезы Ильтен можно было по почте, это его не скомпрометировало бы: мало ли какие знакомства он водил по службе. Во всех базах она легализована, подозрений не вызывает.

Руани ткнул в телефон, соединяясь с помощником:

– Приведите девочку.

И протянул Маэдо желтую папку. Тот вытащил бумаги, пробежал глазами.

– Тронут. Но неужели господин Ильтен не нашел опекуна поближе?

Руани промолчал. Сейчас и так все станет ясно.

– Я больше не хочу в камеру! – заявил звонкий голосок с порога. – Там скучно.

Маэдо поднял глаза и встретился взглядом со своей юной копией.

– Зохен, – вымолвил он.

– Сам ты зохен, – отозвалось дитя. – А я милая девочка.

И так это прозвучало похоже на Терезу, что он рассмеялся.

– Госпожа Ильтен просила передать вам, генерал Маэдо, что это Аннет, ваша дочь.

Мог бы и не говорить. Какие тут сомнения?

– Поедешь со мной на Т1, Аннет? – спросил он.

– Конечно, – подтвердила маленькая зохенка. – Куда ты теперь от меня денешься?

И он снова засмеялся. И хлопнул ее по ладошке:

– Заметано!

Два сапога пара, подумал Руани. Госпожа Ильтен порой употребляла это выражение, но только теперь он до конца понял его суть.

– Смотри, не забудь мою сумку, – деловито сказала Аннет. – А ты заныкают, знаю я их. Там мои вещи и деньги.

– Деньги? – Он удивленно заглянул в сумку. – Ни хрена себе!

– Это тебе. Мама сказала, чтобы ты их потратил на мое образование. Я здесь в школу ходила, если что. Программировать люблю.

Маэдо восхищенно покачал головой. Умеет же Тереза озадачить! Даже после смерти. Думай теперь, как пристроить это чудо в школу. А еще думай, как знакомить Аннет с Фел. И как сложатся их отношения: девчонка явно не из тех, что хорошо кушают и тепло одеваются на радость нянькам. Будет забавно посмотреть, и в их противостоянии он поставит точно не на жену.

Они перебрасывались поддевками всю дорогу, и Маэдо это нравилось. Словно перчинка после того, как объешься сладостями. А когда они уже шли пешком к дому, и вокруг не было ни людей, ни машин, Аннет посерьезнела.

– Скажи, ты правда мой настоящий папа?

– Ясное дело, правда. – Ему стало немного неловко, и он добавил: – Ты не думай, я твоего первого папу не обманывал. И никто из нас не виноват, что мы оба маму любили. Любовь – такая сложная штука… Подрастешь – узнаешь.

Девчонка хмыкнула. Прямо как Тереза, до слез. И приостановилась, заставив его оглянуться.

– Тогда я тебе скажу одну вещь, которую ты не должен открывать никому. А лучше сразу забудь. Клянешься? Любовью своей поклянись.

– Клянусь, – искренне произнес он, хоть и не верил в то, что тайна малявки представляет интерес для кого-то, кроме нее. У детей вечно какие-то глупые секреты.

– Мама не умерла, – сказала Аннет.

– Что?! Послушай, не надо…

– Это ты послушай меня, папа, – настойчиво проговорила она. – Мама разрешила тебе узнать, если ты еще помнишь о своей любви и грустишь. Не грусти, не о чем. Мама жива, и она позаботится о себе так, как считает нужным. А не так, как хотелось бы государству. Это ее слова.

– Но я видел своими глазами…

– Решай сам, чему верить. Мама умеет водить машину.

В самом деле! Именно это не давало ему покоя. Как она могла вылететь с дороги? Неужели малявка права?

– Как? – выдавил он.

– Неважно, – отрезала она с совсем не детской интонацией. – Не спрашивай о подробностях и не ищи ее. Она умерла для всех. Я сказала тебе лишь ради того, чтобы ты не горевал. У нее все будет хорошо.

И он поверил. На слово, без задокументированных свидетельств, без вещественных доказательств. Поверил девочке, наверняка жуткой фантазерке, в то, что противоречило очевидному. Потому что знал Терезу, и это было на нее похоже – выкинуть нечто неожиданное, абсолютно нереальное.

Он улыбнулся, обнял дочку и шепнул ей:

– Спасибо.

Микроавтобус службы охраны безопасности въехал в дачный поселок и двинулся по неширокой улице, задевая придорожные кусты и нависающие ветви деревьев, с которых срывались капли. Лужи до сих пор не просохли. Еще три весны назад после такого ливня проехать в Риаведи было бы невозможно, колею размывало даже обычным дождем. Это госпожа Ильтен, которой надоело выталкивать забуксовавшую машину, закатила скандал в тильгримском муниципалитете. До того момента администрация еще не имела счастья общаться с госпожой Ильтен, и она произвела неизгладимое впечатление. Дорогу заасфальтировали в рекордные сроки. Не слишком качественно, поскольку быстро, но теперь зимние визиты в поселок перестали представлять проблему.

Микроавтобус подкатил к воротам дачи номер 12. Водитель выключил двигатель. Ортнер вылез наружу, стараясь не наступить в грязь, за ним – Гьюл. Старший командир Салве помог выйти Руани – не то чтобы начальник сам не мог, а чисто из соображений субординации.

Дом казался осиротевшим. Впрочем, почему казался? Когда они закончат с делами, младший командир Рикер опечатает дом и ворота, ведь у Ильтенов не осталось наследников. Ноккэмский коллега, высший командир Руани, обмолвился Ортнеру, что младшую дочь увез генерал Маэдо. Старшая, как он сам знал, давно замужем на Т1. Да и будь девочки здесь, они не в счет, им не владеть имуществом.

На подвале висел замок, и Ортнер подозвал Рикера с отмычкой. Нет смысла оставлять будущим покупателям дома то, что они, может быть, не оценят. Гьюл открыл молнию на большой сумке, и Ортнер принялся грузить в нее банки с вареньями и соленьями.

Тереза наблюдала за визитерами из-за кустов. Руани топтался напротив красноглазой железной скульптуры, явно стараясь справиться с накатившей слабостью в коленях – ноккэмец приехал сюда впервые и еще не был знаком с Пушком. Заместитель почтительно придерживал его под руку и что-то тихо говорил – Тереза не могла расслышать слов, опасаясь подойти ближе.

Из подвала появились следователи, груженые позвякивающими сумками. Ах они, гады! Пользуясь ее отсутствием, выгребли ее запасы. Она уже забрала из дома то, что дорого сердцу: синий мохнатый ковер из спальни, подушку на стул из золотистой кожи дракона, подстреленного прошлым летом, детские рисунки… Ружье пришлось оставить, хоть душа и болела о нем: оно зарегистрировано, его будут искать, конфискуют и продадут. Банки она начала перетаскивать, но они тяжелые, за раз много не унесешь, а она все еще не вернулась в форму. Не успела. Не подумала, что эти уроды так быстро явятся прибрать то, что плохо лежит. Мародеры проклятые! Тереза заскрипела зубами. И сделать ничего нельзя, коли желаешь сохранить свою тайну.

Младший мент вышел из дома с ружьем в чехле. Она подавила вздох.

Ортнер и Гьюл, с натугой таща сумки, направились к машине. Тереза чуть пригнулась и затаила дыхание. Руани-то и лужу под ногой не заметит, а следаки внимательные. Помстится им, что веточка не под тем углом торчит или цвет листвы не тот… Нет уж, лучше не рисковать и не показываться им на глаза.

Поставив сумки у микроавтобуса, они открыли заднюю дверь и вытащили какой-то продолговатый мешок и две лопаты. Но копать не стали, вручили сопровождающим. Некоторое время спорили, ходя по двору туда-сюда. Наконец, остановились возле скульптуры, ткнули пальцем подчиненным с лопатами: вот здесь.

Ортнер сам позвонил Руани, спросил, можно ли забрать тело. Госпожа Ильтен должна покоиться тут, в Риаведи, в поселке, который любила больше города. В своем дворе. И лучше всего – рядом с этой металлической конструкцией, к которой питала необъяснимую слабость и называла произведением искусства. Руани дал добро, но поставил условие: пусть его возьмут с собой. Теперь они стояли вместе над опущенным в выкопанную яму телом, завернутым в мешок, и молчали об одном и том же. Больше никогда не будет, как прежде.

Ортнер махнул рукой младшим с лопатами. Они отсалютовали и принялись закидывать могилу землей.

– Надо цветов сверху положить, – промолвил Гьюл. – Она цветы любила. И дочке своей на холмик всегда цветы клала. Пойду, нарву.

Да ведь это меня хоронят, осенило Терезу. В мешке – ее тело. Гьюл приволок охапку красных цветов, водрузил на зарытую могилу. Ортнер украдкой смахнул слезу. Тереза растаяла. Ладно, пускай лопают ее варенье и консервы да поминают. Эх, они же не знают, что такое поминки. Ну, значит, так сожрут. И еще раз добром ее вспомнят.

Рикер принес большие казенные замки, повесил на ворота, главный вход и подвал. Всё, теперь это чужой дом. Обидно, но следовало ожидать.

Сумки исчезли в машине, а за ними и вся компания. Микроавтобус с трудом развернулся на узком проселке и покатил прочь. Тереза вышла из-за кустов. Прислонилась лбом к холодным прутьям кованой ограды, прощаясь с домом. Последние дни она только и делала, что прощалась. С мужем, с дочерью, с самой собой, со всей прежней жизнью…