Читать книгу Павел Федотов. Несостоявшееся сватовство - Наталия Клевалина - Страница 1

Летом 1878 года в усадьбе Загоны, что неподалеку от легендарной гоголевской Диканьки, Константин Маковский увлеченно писал «Русалок». Сюжет был сказочный: залитая призрачным светом река с таинственными «водяными девами», взлетающими в хороводе по темному небу к самой луне. Но что-то у художника с замыслом не ладилось.

В один из дней к крыльцу подкатила запряженная четверней коляска с форейтором. Выпрыгнувший из нее незнакомец был довольно примечательной наружности – с длинными, по-казацки вислыми усами и в накинутом на плечи просторном сером плаще, называемом на Полтавщине «кобеняк», который украшала крупная алмазная пряжка. Представившись живущим неподалеку помещиком Василием Васильевичем Тарновским, сосед осведомился у челяди, не здесь ли нанимает дачу господин Маковский, и объяснил, что желает забрать прославленного живописца из «непотребной дыры», предоставив в его распоряжение свою Качановку – для вдохновенного творчества.

Вскоре из Качановки прибыли экипажи. Прихватив эскизы «Русалок» и кое-какие свои пожитки, Маковский отправился в соседнее имение. Тарновские оказались милейшими людьми и тут же пригласили Константина Егоровича отобедать. К столу вышла дама лет сорока, коротко представленная хозяевами Юлией Васильевной, недавно овдовевшей родственницей.

Что-то смутно знакомое почудилось в облике женщины – и эта склоненная голова, и черное платье, хотя художник мог поручиться, что никогда с ней раньше не встречался. После трапезы мужчины удалились в кабинет, куда им подали крепкое и сигары. Зашла хозяйка Софья Васильевна, справилась, удобно ли гостю. Завязалась беседа.

– Вы уж простите нашу молчунью, – начала Софья Васильевна, – от горя все отойти не может. А кстати, Васенька не рассказывал вам про тетушку свою, тоже Юлию Васильевну? В нее же без памяти был когда-то влюблен известный художник Федотов. Даже рисовал ее. Они с нашей Юлией, говорят, очень похожи.

– По молодости тетушка слыла весьма авантажной барышней! – добавил Василий Васильевич. – Увидела федотовские работы и объявила: мол, хочу его в мужья!

Тут-то и понял Маковский, откуда знакомо ему лицо печальной дамы в темном платье. Просто она напомнила ему Юлию Тарновскую, с которой писана купеческая дочка в знаменитом «Сватовстве майора». Да и «Вдовушка», перед которой Маковский простаивал часами, задумав создать собственную версию этого грустного сюжета, чем-то неуловимо похожа на Юлию.

– Да, недурна была наша Юлия Васильевна! – попыхивая сигарой, проронил хозяин. – На галерее висят картины художника Волоскова, был здесь и такой. На некоторых из них она. Не желаете полюбопытствовать?

Прежний хозяин усадьбы Григорий Степанович Тарновский был бездетным, сообщил Василий Васильевич, и после ранней кончины брата, отставного подпоручика из Полтавы, взял на воспитание многочисленных племянников: Юлию, отца нынешнего владельца поместья, трех их братьев и пять сестер. Но Юленьку дядюшка выделял особо, только ей дозволялось разливать чай гостям.

Полотна, висевшие на галерее, Константин Егорович нашел простоватыми, написанными явно ради интерьера. На одном Алексей Волосков запечатлел комнату, носившую название Фонарик, с модными для того времени готическими мотивами в отделке. На фоне стрельчатых окон с цветными витражами Юлия в светлом платье с ниткой коралловых бус в руке стояла за спинкой стула, на котором расположился Григорий Степанович. Маковского невольно тронуло милое лицо девушки со смутной грустью во взоре.

На другом холсте она все в том же летящем белом платье с оборками и с той же печалью на лице шла по дорожке парка с дядюшкой, держащим трубку с длинным чубуком. Маковский смотрел на посредственную мазню и вспоминал знаменитое «Сватовство майора».

…Поздней осенью 1850 года в мастерской Федотова, что на 21-й линии Васильевского острова, царил страшный холод. Позирующая Юлия в тонком муслиновом платье отогревала дыханием замерзшие руки, но не жаловалась. Чтобы развлечь модель, Павел Андреевич декламировал шуточные стихи собственного сочинения. Он назвал их «Рацея». Читал на манер уличного раешника-зазывалы.

Вот извольте-ка посмотреть:

Вот купецкий дом —

Всего вдоволь в нем…

А вот извольте посмотреть:

Вот сам хозяин-купец,

Денег полон ларец,

Есть что пить и что есть…

Уж чего ж бы еще? Да взманила, вишь, честь:

«Не хочу, вишь, зятька с бородою!

Мне по крайности дай хоть майора,

Без того никому не отдам свою дочь!..»

А жених тут как тут и по чину – точь-в-точь.

Полотно «Сватовство майора» выставлялось на прошлогодней академической выставке, наделало много шума и принесло художнику известность. Картину приобрел меценат Федор Иванович Прянишников. Сейчас, год спустя, Павел работал над вторым вариантом и на сей раз моделью для невесты выбрал Юленьку. Не переставая класть мазки, он продолжал:

…И вот извольте посмотреть,

Как наша пташка сбирается улететь;

А умная мать

За платье ее хвать!

И вот извольте посмотреть,

Как в другой горнице

Грозит ястреб горлице, —

Как майор толстый, бравый,

Карман дырявый,

Крутит свой ус:

Я, дескать, до денежек доберусь!

Юлия звонко рассмеялась, а Федотов вдруг помрачнел. Не понимая резкой перемены его настроения, девушка тоже притихла. Какое-то время слышен был лишь вой ветра за окном.

– Вот вы, Юленька, веселитесь, а мне-то не до смеха, – прервал молчание художник.

– Отчего же, Пава? – Федотов невольно вздрогнул – не привык еще, так называли его только домашние и самые близкие друзья. – Вам со мной скучно?

Юлия присела на диванчик, где расположился манекен с гитарой в шарнирных руках, прозванный кем-то Олей. Павел отложил кисти, взял из рук куклы инструмент и запел, голос он имел замечательный.

Однажды на маневрах полк его стоял в каком-то глухом селе, вечерами заняться было решительно нечем, и Федотов частенько, сидя у окна, развлекал себя пением под гитару. А вскоре заметил, что денщик Коршунов стал подавать к столу курочку, которую раньше добыть было непросто. Павел заподозрил неладное – не иначе у деревенских таскает ловкач. Учинил допрос, и тут выяснилось: Коршунов за небольшую мзду впускает в палисадник охотников послушать пение барина – оттуда и деньги на кур.

Минуту-другую художник рассеянно перебирал струны и наконец запел: