Читать книгу Лев 2. Попали в любовь - Наталия Крас - Страница 1

Оглавление

ГЛАВА 1

– Можно? – в класс заглянула женщина средних лет с волосами, неравномерно окрашенными в блонд. В руках она держала пуховик и сумку. – Извините, Алла Петровна, у меня старший в одиннадцатом, я с того собрания на это, надо везде успеть… – она посмотрела на учительницу с виноватой улыбкой.

– Да, конечно, проходите, вот есть место, рядом с папой Гены Штольского, – она указала женщине на первую парту. Крупный мужчина, сидевший там, с интересом посмотрел на вошедшую в класс маму.

Алла Петровна окинула обоих каким-то умиротворённым взглядом и продолжила родительское собрание:

– Вот хорошо, что вы подошли, – она сверилась с записями у себя на столе, – Мария Иннокентьевна… как раз собиралась ваш вопрос осветить.

Учительница обвела всех родителей взглядом и сообщила:


– У нас в девятом «А» сложилась, – она сделала усилие, сжимая улыбку, расплывавшуюся без спроса по лицу, – романтическая пара… – она многозначительно посмотрела на пришедшую только что Марию Иннокентьевну и её соседа по парте. Те переглянулись, недоверчиво изучая друг друга.

После некоторой паузы учительница продолжила:


– Я бы не стала при всех заострять на этом вопросе внимание. Но, во-первых, Гена Штольский и Аня Тимофеева нисколько не скрывают своей… дружбы, а, во-вторых, это настолько редкий случай в школьной практике, что я непременно хотела уделить этому внимание.

Она откинула назад волосы, слегка тряхнув головой, и возвела взгляд к потолку.

– Эти дети, – продолжала она, – так наивно, так бесхитростно относятся друг к другу… Что… что просто все учителя, вся школа любуется ими. Вы знаете, – она пронзила обоих родителей взглядом, – что они оба стали теперь учиться?

Родители снова переглянулись.


– Что там скрывать, – продолжала вести собрание классная руководительница, – ни Аня, ни Гена никогда не стремились к хорошим оценкам. Как-то вот всегда прохладно относились к учёбе, а ведь дети очень хорошие… очень! .. – она восторженно посмотрела на родителей.

– Анечка, – учительница сложила руки у груди, – к доске выйдет, на Гену посмотрит – щёчки розовые!.. Глазки блестят!.. И так, глядя на него, и говорит, и говорит, прямо как по учебнику, на все вопросы отвечает, ничего не упустит… – классного руководителя охватила как бы некоторая экзальтация, – а Гена! Гена выйдет отвечать и тоже глаз с неё не сводит… и говорит, говорит, говорит… И не к чему придраться, очень хорошо всё знают! Мне иногда кажется, если их вдвоём поставить у доски, они так хором и будут отвечать слово в слово. Домашняя работа всегда сделана, всё чисто, аккуратно. Вы знаете, ведь я им во второй четверти «отлично» вывожу и по литературе, и по русскому, а раньше ведь не больше «тройки» было, редко «четыре»! – она округлила глаза и обвела взглядом класс. – Всего-то полтора месяца прошло, как Гена её сумку по школе носит. И теперь все учителя в один голос отмечают их успехи.

Тут она как бы очнулась от очарования, охватившего её, разомкнула руки и обратилась к конкретным родителям.

– Как вам это удалось? – она перевела взгляд с отца Гены на мать Ани.


      Мужчина, немного помявшись на своём стуле, самодовольно заметил:

– Ну, я всегда сына рублём поощрял… Теперь за успехи особенно, так сказать, одобряю… М-да-а…


– Да они сами занимаются у нас каждый день, – заговорила Мария Иннокентьевна, – старший у меня – одиннадцатиклассник, тоже учится, он и за ними присматривает, говорит, вслух всё учат, читают все уроки… Да! – охотно рассказывала она. – Аня у нас ещё рисует! У известного художника занимается… А теперь у неё почти каждый день свежие цветы стоят, – она улыбнулась, тронув за рукав соседа по парте.

Он самодовольно ухмыльнулся:


– Ну да, я поощряю… рублём, так сказать… А что, цветы рисует?


– Нет… – задумалась Мария Иннокентьевна, – цветы почему-то не рисует… Гену вашего только… Так в портрете выросла! – расширила она глаза на Гениного папу.

Родители, довольные друг другом, перевели взгляд на классного руководителя.

– Ну вот, видите, какая замечательная, плодотворная у них… дружба, – вытянула руки ко всем родителям учительница, как бы ища поддержки, – я вот, может быть, диссертацию напишу о влиянии романтических отношений на успехи в учебном процессе. Ну, статью в педагогический журнал, так уж точно!

– Что ж теперь им всем влюбляться что ли?.. – пробасил чей-то отец из середины класса.

– Нет, не всем, конечно, – растерялась Алла Петровна, – но я хочу вам сказать, что и бояться этого не нужно! Видите?! Видите, как бывает!.. – она ладонью показала всем на первую парту, где сидели радостные родители новоиспечённых отличников.

Она перевела дух, приложив руку к груди, посмотрела на наручные часы и продолжила:

– Так, и последнее… Школа, как всегда, устраивает к Новому году дискотеку для старшеклассников. Как раз у детей будет возможность пообщаться друг с другом лишний раз… Они там и играют всегда во что-нибудь интеллектуальное… И танцы… Двадцать девятого декабря все нарядные приходят к восемнадцати часам. Волноваться не о чем, будут дежурить учителя… завуч тоже… Теперь, – она ещё раз посмотрела на часы и сделала довольное лицо, – я вас отпускаю. Всех с наступающим Новым годом! Следите за оценками в электронном журнале!

***

Прозвенел звонок на урок. Девятый «А», как всегда перед математикой, ждал конца перемены в коридоре. Высокий шатен, обильно сдобренный прыщами, отлепил спину от стены возле кабинета, поднял с пола чёрный рюкзак и розовую клетчатую сумку. Взгляд его был устремлён в сторону кучки девушек, оживлённо обсуждавших что-то. Одна из участниц обсуждения тоже изредка посматривала в его сторону, едва заметно вздёргивая подбородок, как только ей удавалось застать его за разглядыванием. Её каштановые с рыжинкой волосы, перехваченные сзади резинкой, мягкими волнами спускались почти до пояса.

К кабинету математики, не особо торопясь, подошла невысокая учительница с короткими белыми волосами. Её небольшая голова венчала несколько расширенное книзу, но вполне бодрое тело. Качнув крупными серьгами, она открыла дверь и впустила девятый «А» в кабинет.

Прыщавый шатен, стоявший ближе остальных к двери, с ленцой засунул голову в класс и, передумав заходить, стал пропускать туда одноклассников.

– Вы как пингвин, Марина Михална, – прозвучал он приятным баритоном и насмешливо уставился на учительницу.

Она метнула в него возмущённый взгляд:


– Штольский!..


– Императорский, Марина Михална… пингвин… – добродушно пояснил он, – самая холодоустойчивая птица. Заводит птенцов при шестидесятиградусном морозе на ураганном ветру… Вот как вы нас… – он усмехнулся, – тоже любите, – и он опять сунул нос в дверь, а затем прошёл туда сам, небрежно закинув на плечо розовую сумку.

В классе было настежь открыто два больших окна, из которых, весело танцуя, в класс залетали редкие мелкие снежинки. Марина Михайловна хмыкнула и окинула его спину многообещающим взглядом. Штольский достиг последней парты, сгрузил там свой рюкзак, розовую сумку и, едва взглянув, кивнул вошедшей однокласснице с длинными волосами:

– Ань, я здесь.


      Аня, до этого весело шепчущаяся с другой девушкой, собрала губы в кружок, свысока глянула на сидящего Штольского и прошла к последней парте.


– Все пишут самостоятельную работу, номера на доске! – пронзительным голосом вскричала математичка.


      Ученики, поёживаясь от холода, открыли тетради, вооружились линейками и погрузились в упоительный мир треугольников и их площадей.


      Марина Михайловна взглядами метнула несколько молний в разные концы класса и удовлетворённо уставилась в смартфон. Через десять минут после этого она, не отрывая глаз от экрана, завопила:

– Не успеете!.. Пишите!.. – потом опять пообещала: – Не успеете!..

Ещё через десять минут она прошествовала к одной из последних парт, вставила наманикюренные пальцы в тетрадь Штольского, пробежала глазами по его самостоятельной, сказала громкое:

– Хм!.. – и, забрав у него тетрадь, направилась дальше выдёргивать у всех с парт самостоятельные. Кто-то пытался ещё ненадолго удержать свою неоконченную работу, кто-то смиренно отдавал.

Достигнув учительского стола со стопкой в руках, она объявила:


– А теперь Штольский докажет нам теорему о площади треугольника через синус, – она посмотрела на него и подняла брови, – к доске… Ге-на, посмотрим кто тут самая устойчивая птица…

Штольский взглянул на Аню и пошёл отвечать. У доски он взял мел и обернулся на класс. Вид у него был задумчивый.


– Ну!.. Мы ждём! – потребовала учительница.


      С первой парты привычно начали подсказывать.


– Тихо всем! – Марина Михайловна слегка сдвинула брови.


– Площадь треугольника… – начал Гена и растерянно запнулся, глядя на мел у себя в руке. В классе зашушукались, кто-то хихикнул, обитатели первых парт, находясь под учительским прицелом, помалкивали.

Гена поднял глаза на одноклассников, рассеянно пробежался по лицам и остановился на Ане. Она стыдливо, совсем как истинная героиня русских народных сказок, опустила взгляд, потом тут же снова посмотрела на Гену, нежно порозовев при этом. Его лицо неожиданно ответило тем же. Он разомкнул губы, ещё больше покраснел, ловя мельчайшие изменения в ее мимике, и так, глядя ей в глаза, зачарованно заговорил:

– Площадь треугольника равна половине произведения двух его сторон на синус угла между ними… – по его лицу, если бы кто-то догадался закрыть уши, можно было сказать, что он раскрывает самые потаённые свои мысли или рассуждает о чём-то, что не принято в приличном обществе. Он на секунду замолчал, глядя на соседку по парте во все глаза, потом уставился на мел в руке и продолжил:

– Запишем данную теорему в стандартных для треугольника обозначениях…

Он повернулся к доске и занёс руку, чтобы писать, застыл ненадолго и снова обернулся к Ане. Она вспыхнула, поджала губы, Штольский сглотнул, снова залившись краской, и стал чертить треугольник. Потом он ещё оборачивался посмотреть на Аню и после этого взгляда выдавал новую порцию доказательства, точно следуя учебнику. Когда с теоремой было покончено, Марина Михайловна снова хмыкнула и произнесла:

– Правильно… а теперь координатным методом, – она хищно уставилась на Гену.

Он глубоко вздохнул и подверг себя новой серии взглядов в сторону Ани вперемешку с кусками теоремы. Доска покрылась чертежами и формулами. В конце Гена выглядел и уставшим, и взволнованным одновременно. Он глубоко дышал и не знал куда деть глаза.

– А теперь, – сказала математичка, – реши задачу на нахождение площади треугольника координатным… – её прервал звонок, она вздохнула, – ладно… «отлично», – и тут же заверещала: – Все выходим! Мне проветривать надо!


ГЛАВА 2

После шестого урока девятый «А», как и некоторые другие классы, неравномерными группами покидал здание школы. Штольский остановился на крыльце, нагруженный с двух сторон своим рюкзаком и Аниной сумкой. Его голову с приятной глазу хаотичностью покрывали крупные завитки каштановых волос. Вниз от ушей они тонули в полосатом шарфе, дважды обёрнутом вокруг шеи поверх строгого пальто. Его отрешённый взгляд был устремлён вдаль. Прыщи при лёгком морозе ещё ярче краснели на его утончённом лице.

Школьная дверь выплюнула очередную порцию его одноклассников, преимущественно состоявшую из девушек. Приятная со всех сторон блондинка, щедро одарённая длинными кудрями и ресницами, поглядев на него, ехидно пропела:

– Ха-а-а… Снегурочка растаяла и Штольский остался с одной сумкой…


– Бикис, иди, куда собиралась… – ответил Штольский, не повернувшись.

– Ксюша, пойдём, он всё равно не поймёт юмора, – посоветовала ей менее привлекательная подруга.

Остальные с готовностью поддакнули.


– А, может, снегурочка уменьшилась и живёт теперь в розовой сумке?.. – поддразнил высоковатым для парня голосом блондин, сопровождавший девушек.

– Балямов, не смешно… Я был о тебе лучшего мнения, – лениво отстреливался Штольский, глядя вдаль.


      К ним присоединился приятный брюнет спортивного телосложения. Он положил руку Штольскому на плечо:


– Ген, не напрягайся, шипперов не уймёшь…


– Да я особо и не напрягаюсь… – обернулся к нему Гена.


– Лёва, – томно обратилась к спортивному брюнету Ксюша, – пока… – она вся как бы замерла в ожидании.


– Пока, – устало произнёс Лев и спросил у Штольского: – Ты идёшь?

– Да, я сегодня один…

– Зато у тебя есть сумка, – пропела вслед ему Ксюша, и вся компания радостно захихикала.

– Бикис, уймись, а то я подумаю о тебе что-нибудь… не то… – отозвался Штольский, удаляясь вместе с Лёвой от школьного крыльца.

– Не могу… не выношу эту Бякис… – скривился Штольский, когда они отошли на приличное расстояние.

– А раньше… ты прямо-таки поклонялся… – усмехнулся Лев.


– Не напоминай… – насупился Штольский, – я думал, ты мне друг…


– Да ладно тебе, Ген, было и было…


      Штольский внезапно остановился посреди улицы, задумчиво раскинув пальцы на отставленной руке:


– Лёва, вот что это, а?.. Всем что-то надо… влезть везде… вывернуть наизнанку…


      Лев пожал в ответ плечами.


      Они двинулись дальше.


      Штольский опять вдруг остановился:


– Даже эта, классная на собрании, бухтела про романтическую пару… Елозила там смычком по клавишам, курица…


– По струнам… смычком по струнам… – поправил Лев.


– Нет, Лёва! Если по струнам, то это музыка, а когда по клавишам – это уродство… Все – уроды!!


– Ген… ну, ты же не будешь отрицать, что вы с Аней у всех на виду и, в общем, не старались ничего скрывать…


– Да, но мы и не просили никого влезать со своими мелкими… – он сморщил нос и сложил поднятые пальцы вместе, – ничтожными словечками.


      Штольский снова двинулся вперёд, не получив ответа. Он продолжил:


– Все хотят удовлетворить своё жалкое любопытство и на всём поставить свой мерзкий штампик. Им невдомёк, что влезая туда, куда не просят, они могут помешать… и всё испортить… – Штольский посмотрел свысока и поднял одну бровь.

Теперь остановился Лев:


– Штольский, только не говори, что у вас что-то там испортилось просто из- за…


– Из-за уродов? – Штольский исподлобья посмотрел на Льва и напустил загадочный вид. – Не дождутся!.. Штольский этого не допустит! – он поднял вверх указательный палец, а заодно и брови.

– И вообще, где Аня? Куда ты её дел? И почему ты один с её сумкой?..

– Ха!.. – Штольский причмокнул и двинулся дальше, загадочно подёргав головой.

– Штольский, ты меня пугаешь… – догнал его Лев, – я надеюсь, у неё всё хорошо? Ну, и у тебя…

– Конечно!.. – уклончиво ответил тот. – Просто я не понимаю, почему всё в этой полной идиотов жизни должно укладываться в их дебильные рамки и правила?.. – он лениво и как бы задумчиво шагал и время от времени раскидывал свои длинные пальцы, общаясь с Лёвой, но в то же время со всем пространством в целом. – Где свобода? Где полёт фантазии? – он остановился, посмотрев сквозь Льва прозрачным взглядом. – Почему надо, например, одеваться? – и он растерянно, как будто и впрямь недоумевал по этому поводу, посмотрел на своё пальто.

Лев засмеялся и, толкнув его в спину, задал ему вектор движения:

– Штольский, только умоляю – не раздевайся! Холодно!

– То есть, в принципе ты не против?! – обрадовался Штольский, продолжив идти.

Лев посмотрел на него, плохо сдерживая улыбку:


– В принципе, это иногда необходимо.


– Вот видишь… – вздохнул Штольский, – и ты туда же… необходимо… Почему люди не хотят освободиться от стереотипов?..


– Штольский, освободи меня, пожалуйста, пока я не напридумывал что-нибудь нестереотипное! Где Аня?


– А… Аня? Она в этом… в курятнике… – сказал он обыденно и погрузился в размышления, сунув руки в карманы пальто.


      Лев толкнул его в бок, как бы размораживая.


      Штольский вздохнул, выходя из транса:


– Ну Медовников… художник, к которому она ходит, я тебе говорил… Она уехала ещё с физкультуры, у них там сегодня раньше начинается… Мастер изволит отбыть на праздники куда-то… – издевательским тоном закончил он, потом снисходительно посмотрел на Льва и продолжил: – Вот всё вам, слабым умишком, объяснять надо… Как вы живёте? – он пожал плечами и слегка потряс головой.


– А курятник тут причём? – спросил Лев, игнорируя всегдашнее недовольство примитивностью окружающих.


– А что же это по-твоему? – ухмыльнулся Штольский. – Этот Медовников – такой центровой расфуфыренный петух в пёстром шарфике и блестящей рубахе, как бы случайно расстёгнутой до пупа, расхаживает там весь надушенный среди цыпочек, старательно малюющих что-то на мольбертиках, – он картинно выкидывал по очереди руки с растопыренными пальцами, создавая обстановку, – то к одной в палитрочку залезет и мазнёт там что-то, приобняв невзначай, – Штольский подвигал бровями, – то другой шепнёт как бы по секрету: «Вы, милочка, грязцы сюда добавьте, грязцы… а теперь небочко поправьте-ка»… и похлопает где придётся… – Штольский опять многозначительно подвигал бровями, глядя на Льва.

Тот засмеялся над Штольским, пародирующим художника.


– И ты не против?.. Курятника…


– Я?! Как же всё примитивно! Лёва, не разочаровывай меня!..


– Ну правда…


– Да пусть разогреет… Мне же лучше… Он – молодец! Я почти его поклонник и фанат. Я бы и сам так устроился, если бы хоть что-то рисовать умел. Ты не поверишь, но они ему за это ещё и деньги платят!

Штольский многозначительно посмотрел на Льва и они оба рассмеялись.

– У тебя сегодня тренировка есть? – спросил Штольский. – Ты не опаздываешь?


– Да, позже…

– Пойдём со мной к Тимофееву зайдём, я сумку закину, а то я его один на один плохо переношу, – поморщился Штольский.

Они завернули на другую улицу, и прошли привычным для Штольского маршрутом к Аниному дому. Дверь открыл высокий плечистый парень. Взгляд глубоко посаженных серых глаз обдавал холодком.

– Александр Вениаминыч, – деланно расшаркался Штольский, не то издеваясь, не то побаиваясь его, – примите! – он выставил перед собой Анину сумку.

Тимофеев усмехнулся, глядя на Штольского как на придурка, вздохнул и забрал у него сумку сестры.

– О, Лев… здорóво! – Тимофеев протянул руку и Лев пожал её. – Зайдёте? – пригласил он обоих, глядя на Льва.

Тот посмотрел на друга. Гена уклончиво ответил:


– Если Аня позвонит, я сегодня ещё зайду, – при этом он разглядывал стену около квартиры.


– Ну это ты к Анютке зайдёшь, а сейчас ко мне, – он махнул им головой в сторону открытой двери, по его голосу и внешности трудно было понять, что ему нужно и способен ли он звать в гости с дружескими намерениями.

Штольский медлил, поэтому Лев тоже не двигался с места.


– Ну, мне надо с кем-то вменяемым из вашего класса поговорить… – в голосе Тимофеева появились тёплые оттенки, но он смотрел с надеждой исключительно на Льва.

Потом он посмотрел сурово на Штольского, как бы раздумывая, взял его своей мощной рукой за одежду на груди и втащил в дом. Лёва удивлённо проследовал за телом Штольского. Но тот, хоть и оказался внутри квартиры, будучи приглашённым таким странным способом, оставался каким-то замороженным.

Тимофеев вздохнул над ним и сказал примирительно с надеждой в голосе: – Я пельмени варю, могу и на вас добавить…


– Годится, – кивнул Штольский и обратился к Лёве: – Ты как? Не торопишься? – и когда Лев махнул головой, стал раздеваться.


      Они прошли на кухню, где Тимофеев закидывал пельмени в кастрюлю. Штольский сел к столу, вытянувшись, как будто ему всадили в спину кол. Потом вскочил:


– Надо руки вымыть, – сказал он и ушёл в ванную комнату.


      Тимофеев подсел ко Льву поближе и тихо спросил:


– Он вообще как? Поговорить с ним хоть иногда можно? – он просверлил Лёву серым взглядом.

Лев удивился:

– Да в нашей школе только с Генкой и можно поговорить! – он присмотрелся к Тимофееву и на всякий случай добавил: – Ну, и с тобой…

Тот вздохнул:


– Ну, не знаю… Почему у меня всегда такое ощущение, когда с ним говорю, что один из нас идиот?


      Лев сдержал улыбку, пока Тимофеев отвернулся к пельменям.


– Да нормальный он! Я не знаю… почему у вас так…


– Я ж ему Ксюшу простил?.. – снова сверлил глазами Тимофеев.


      Лев неуверенно кивнул.


– Я ему сестру прям в руки отдал…


      Лев снова кивнул.


– А чего он?.. – поднял брови Тимофеев.


– А что?..


– Я не знаю… Он нормальный? С Анькой в комнате закроются, слышу – он ей из учебников декламирует… громко… Ладно, она теперь учится хорошо, но это так, для матери с отцом. А я понять хочу… – он остановился.

– Что?.. – Лев пожал одним плечом, удивляясь.


      Тимофеев перешёл на шёпот:


– Анька – в порядке, ты согласен? – он многозначительно посмотрел на Лёву.

– Да, – кивнул Лев.


– Чего да?.. Огонь!.. Мечта… если присмотреться… Ну, чокнутая правда, да. Ну, и он же тоже?..


      Лев, недоумевая, пожал одним плечом.

– А он там руки моет… – Тимофеев кивнул в сторону ванной.


– Да что не так-то? Я тоже сейчас пойду руки мыть, – удивился Лев.

– Это ладно, – сказал примирительно Тимофеев, потом покряхтел и спросил: – Она его интересует вообще? – он повёл бровью. – Или он так и будет учебники читать?

– Да ты что от него хочешь-то? Ты тут вроде должен мораль блюсти на правах брата…

Тимофеев вздохнул:


– Тяжело с вами… Это, конечно, я Аньку в обиду не дам, убью, если что…

– Ну, вот…


– Что вот?


– Вот и видно, что убьёшь…


      Тимофеев напрягся лицом, обдумывая что-то. Потом добавил:

– Не всё ж время учебники читать.


– Аня-то что говорит?


– Ничего не говорит… Балдеет от него, – Тимофеев сделал непонимающее лицо, выпучив глаза, и недоверчиво посмотрел в сторону ванной.


– Ну и всё!.. – подытожил Лев.


      Тимофеев вздохнул и пошёл к пельменям.


      Явился Штольский и, закатав рукава джемпера, сел за стол в позе истукана.

В кухне повисла тишина. Тимофеев старательно помешивал пельмени. Штольский не менее старательно изображал статую.

Потом он вдруг вскочил и снова ушел в ванную.


– Анютка, – подошёл опять Тимофеев, оглядываясь на дверь ванной, – после их посиделок выходит с помадой на губах… – он многозначительно посмотрел на Лёву.

– Ну и что?!

– А красится она только здесь, – Тимофеев вытянул руку в сторону просторной прихожей, Лев повернул голову и увидел косметический столик в конце коридора из кухни.

– Ну?..

– Абагян, ты же не дурак? У тебя девушка есть? – Тимофеев подсел вплотную ко Льву, подвинув стул, и опять выставил руку в сторону столика в прихожей. – Она красит губы, идёт с ним в свою комнату, выходит… – Тимофеев окончательно придвинулся к нему, – помада на месте… – он поднял одну бровь.

– Да почему ты недоволен-то?

– Лёва!.. – зашипел Тимофеев. – Почти два месяца, почти каждый день по шесть-семь часов они вместе! Она к нему неровно дышит уже давно, иначе я бы и не заикнулся тебе тогда… Я хочу понять, что у них там?.. Спроси у него ты!

– Да ты что! Не буду я расспрашивать… Их и так все достали…


– Может, он этот… гей?


      Лев положил голову на руку и затрясся над столом от смеха, потом поднял красное лицо:


– Нет, успокойся, только не Штольский!


– Ну, не знаю… – и Тимофеев побежал спасать убегающие пельмени.


      В кухню вплыл Штольский, зависнув у дверного косяка. Он поводил взглядом по стенам, как будто его одолевала какая-то мука, потом спросил:


– Александр Вениаминыч, что там с пельменями?..


– Скоро, садись, чего торчишь?! – пробурчал Тимофеев.


      Штольский проследовал к кухонному шкафу с посудой и стал доставать тарелки. Хозяин дома удивлённо вытаращился на него.


– Помочь… надо?.. – завис Гена с тарелками в руках.

– Ну, давай…


      Лев на всякий случай занял место между ними у раковины и стал мыть руки прямо на кухне, кося глазами то на одного, то на другого.


– Как у тебя со спортом сейчас? – решил он разрядить обстановку.


– Да как… никак… – начал невнятно Тимофеев, – с самбо завязал тогда ещё, как тебе говорил. Всё-таки первое место на региональных, на память что-то осталось… Дальше точно уже нельзя было продолжать, ну, ты знаешь…

– В зал тебе можно же ходить… – поддержал Лев.

– Ой-й-й, – скривился Тимофеев, – я не могу, это отупляет… Просто железо туда-сюда таскать… Это не для меня. Мне цель нужна.

– Может, другой вид спорта подобрать?..

– А-а… – прокряхтел он безнадёжно, – посмотрим, пока не знаю. Отец сказал учиться, надо экзамены сдать… Давайте тарелки, готово!..

Лев кивнул Штольскому. Тот опасливо приблизился с тарелками к Тимофееву и стал относить на стол каждую, наполненную пельменями. Лев посчитал, что это прогресс в их общении.

Рассевшись за круглым столом, они сначала ели молча. Но пельмени способны согреть не только рот и желудок. Постепенно лица у всех порозовели, и появилась некоторая ленца в работе челюстей. Тимофеев окинул гостей настороженным взглядом и выдавил из себя порциями:

– Я… спросить… хотел… Ксюша там… ни с кем… не встречается сейчас? – он посмотрел на Лёву.

– Бикис? Ни с кем! – уверенно ответил Штольский и принял вид хозяина положения.

Тимофеев медленно перевёл на него взгляд и потом обратился снова ко Льву: – И что, можно как-то…


– Подкатить, чтоб наверняка? – уточнил Штольский.

Тимофеев нахмурился:


– Да… – он взглянул опять только на Льва, хотя тот удивлённо молчал.

– Есть одна зацепочка… – Штольский многозначительно поднял бровь.

– Ка-ка-я? – медленно спросил Тимофеев у Лёвы.

Лев молча переводил взгляд с одного на другого, ему казалось, что он присутствует при разговоре двух гроссмейстеров, которые обсуждают предстоящий матч, не желая выдавать друг другу секретные ходы.

– Деньги нужны! – высказал Штольский, сияя.

– Тебе? Сколько? – заинтересовался Тимофеев, переведя на него взгляд.

Штольский оторопело посмотрел на Льва.

Тот, зная привычку Штольского недоговаривать, надеясь на сообразительность присутствующих, попросил:

– Ген, ты скажи просто всё, что знаешь, только разборчиво, ладно?

Штольский обмяк, и Лев понял, что сейчас он больше всего хочет разразиться тирадой о недоумках, поэтому он ещё раз тихо его попросил:


– Гена, просто скажи…


– В январе будет два концерта Блэк-энд-рэд… – постарался Штольский.

Лев и Тимофеев переглянулись.


– И? – уточнил Тимофеев. – Ты хочешь туда пойти? Тогда ты скажешь? Ты хоть знаешь, сколько стоит один билет на них?!


– Саш, подожди, – Лев положил перед ним руку на стол, – не торопи его… там не то… Он сейчас всё расскажет, да, Ген?


      Штольский растопырил глаза от возмущения, но это было понятно только Льву, поэтому он придвинул Штольскому свою тарелку с пельменями, заметив, что свои тот уже доел. Гена молча зажевал возмущение пельменями и продолжил:

– Именно потому, что билеты столько стоят, это заинтересует Бикис! – Штольский бешено вращал глазами. – Она же… на всё, что блестит… как эта…

– Сорока, – подсказал Лев.

– Да! – продолжал растопыривать глаза Штольский. – На это и лови, – он облегчённо обмяк и повернул взгляд к Тимофееву.

Тот что-то обмозговывал.


– Ты уверен, что это сработает?.. Ей нравится их музыка, она говорила? Что ещё? Цветы, подарки…


– Сто процентов – сработает! – снова начал вращать глазами Штольский и накинулся на Лёвины пельмени. – Музыка ей не нравится, она престиж любит в любом проявлении. Если все ломятся на Блэк-энд-рэд, то будь уверен, – она это оценит.

– Может, ей что-то ещё нравится? Конфеты… Она с Анькой тут раньше ела, когда они дружили.

– Конфеты?.. – скис Штольский. – Не… ну если их лопают звёзды со сцены, тогда конечно. Ну или на крайняк, если они стоят прям как вселенная, тогда – да! Цветы – забудь, только если позлить подружек, чтоб позавидовали… А так… ноги вытрет. Один на один не дари.

– Что, всё так предсказуемо? – уточнил Тимофеев.


– Конечно! – снова стал вращать глазами Штольский.


– Что, моя сестра тебе больше нравится? – спросил Тимофеев, задумчиво обхватив подбородок мощной рукой и глядя в Штольского насквозь.


– Небо и подземелье! Вообще!.. – перестал жевать Штольский, тараща глаза.


– Земля… небо и земля… ладно, ладно, – усмехнулся добродушно Тимофеев, – ты ешь…

Штольский внезапно врос в стул с колом в спине и медленно повернул голову к Тимофееву:


– Тебе-то это зачем?.. Клад нашёл – поделиться не с кем?

– У меня свой интерес… – ухмыльнулся тот.

На улице Штольский снова задал свой вопрос:


– Вот скажи, ты что-нибудь понял? Зачем ему Бикис?.. Добровольно на эту голгофу! Он вроде всё про неё понял…


– Да мне кажется, всё просто, – ответил Лев, – его тоже престиж волнует, как и её. Ты сам говорил, что по ней пол-школы сохнет, вот и заинтересовало.

– Точно… – прозрел Штольский, – Вениаминыч награды собирает… на память, как он говорит.


– Да нет, не совсем так, – Лев задумался, – он говорил мне тогда, что она ему нравится. Не знаю… зацепило что-то. Может, он надеется там что-то откопать… нормальное…

– Бякис и нормальное – это из разных миров, – вздохнул Штольский.

– Слушай, Ген… Сашка… он очень внимательно к тебе присматривается… и к Ане тоже… – Лев посмотрел на друга.

– Витаминыч-то?.. – Штольский ухмыльнулся. – Я уже понял, Шерлок с Ватсоном доморощенный. Выслеживает что-то всё…

– Он волнуется… просто…

– Ну понятно, понятно… не по плану же… надо, чтобы всё было стандартно… как у всех…

– Типа того… Но теперь вы с ним вроде нащупали друг друга… Лучше общаться будете…

– Это я его нащупал, тьфу… щупал… даже говорить противно… А у него ко мне подхода нет… Он же весь из мышц и пельменей!

– А у Ани к тебе подход есть?..

– Ещё какой… – ответил уклончиво Штольский и на его губах заиграла загадочная улыбка, – но ты не поймёшь… – он искоса глянул на Лёву.

– А… у тебя к ней?..


      Штольский подозрительно посмотрел на Льва:


– Накрутил уже?.. Тебя… Витаминыч?..


      Лев пожал плечами. Штольский насупился и продолжил движение, уйдя внутрь своего пальто. Потом неожиданно остановился и сказал:

– Я ищу…

Лев вопросительно посмотрел на него.


– Подход… – объяснил Штольский.


– Это учёбой что ли? Оценками?


      Штольский скривился как от кислого:


– Я выше этого, Лёва! Я думал, ты знаешь…


– Я тоже думал, что знаю про Штольского и оценки всё! Но сейчас… Это что-то невероятное!.. Как?..


– Есть метод… – ухмыльнулся Штольский, – но ты не поймёшь…


– Как хочешь… – тряхнул головой Лев, удивляясь Штольскому.


– Слушай, это ты мне будешь втирать про стандарты?! У тебя вообще… с училкой…


– Она не училка!.. – насупился Лев.


– Это же нонсенс! – проигнорировал замечание Штольский. – Это вообще!.. Но тебя никто не обсуждает, всем всё нравится… А, ну да, никто же не знает… Пока… – Штольский поднял брови.

– Штольский, заткнись! Ты же не собираешься…

– Ты из меня скотину не делай!.. – обиделся Штольский. – Я просто рассуждаю. Ладно, я не хотел наступать на твои больные… пятки, – примирительно сказал он.

– На мозоли… У меня всё в порядке…

– Да? – изумился Штольский. – И Гарик – уже не помеха? Они уже не играют в баре по вечерам?

– Играют…

– Помню, как мы с тобой отмечали в этом «Огурце» пару моих «двоек» и твоё второе место, ты даже пива выпил… – Штольский пихнул Льва в бок и подвигал бровями, – может, по пивасику? – он махнул в сторону супермаркета.

Лев помотал головой:


– Мне на тренировку.


      Штольский сморщил нос:


– Подождёшь?


      Он зашёл в супермаркет, выбрал себе пиво и, переговорив с какими-то молодыми людьми в очереди, пристроил пиво в их корзину покупок. Пока он стоял с этой парой, он им что-то говорил, а они очень заинтересованно его слушали. Было похоже, что он их давно знает, и они его тоже.

– Что ты им рассказывал? – спросил Лев на выходе из магазина. – Ничего, пиво похвалил, они теперь такое же брать будут.


      Лев усмехнулся:


– Реклама – это твоё…

– Это как-то примитивно, нулевой левел, – отозвался Штольский. – Я люблю в людях покопаться… хотя они тоже по большей части примитивны и предсказуемы.

Он отпил пива и с наслаждением закатил глаза.

– Пока Анечки нет… вспомнить как это звучит… на языке… – вздохнул он, не забывая наслаждаться напитком.

– Ты её не боишься случайно? – усмехнулся Лев.

– Боюсь, – совершенно серьёзно ответил Штольский, – я перед ней как обезьяна перед ужом.

– Перед удавом…

– Без разницы, – махнул рукой Штольский, – но я над этим работаю. А ты свою Олю разве не боишься?

– Нет, – ответил Лев удивлённо, – просто я не всё понимаю…

– Значит, боишься, – резюмировал Штольский, посмеиваясь над собственной шуткой, – а что Гарик?

– Ну, что Гарик?.. – нахмурился Лев. – Как всегда…

– Да-а-а… Он поглощает, конечно… – протянул Штольский и глянул на Льва, – не кисни, он уже своё профукал…

– Ты думаешь?..

– Я надеюсь!.. – и Штольский снова подвигал бровями как завзятый ловелас. – Но козыри у него непрошибаемые, конечно. Расслабляться нельзя!

Лев грустно усмехнулся.


ГЛАВА 3

Зал для тренировок самбистов был похож на обычный спортивный зал с той только разницей, что большую часть помещения занимал толстый борцовский ковёр с большим жёлто-красным кругом в середине.

– Максим Иванович, – сказал запыхавшийся от быстрых приседаний мальчишка с волосами, торчащими в стороны словно ржавые иглы, – долго ещё разминка?

Тренер посмотрел исподлобья и насмешливо скомандовал, показав на него:

– Лев, хватай Игорька на плечи и бегом по залу с отягощением, а то ему отдохнуть захотелось. Так! Все старшие берут по одному мелкому и бегом за ними!

– А-а-а, – затрясся Игорёк наверху.


– Надеюсь, все помнят и предупредили дома, что сегодня две тренировки подряд? Перед Новым годом одну отменяю тогда, – продолжал беседу с подопечными Максим Иванович.

– А… а… а, не хо… о… о… чу… чу… чу… две… э… э… – кивал телом Игорёк на Лёвиных плечах, пока тот не засмеялся.

Лев остановился:


– Максим Иваныч, не могу… он смешит…


– Всё для вас, – сказал Максим Иванович, – как скажете, так и будет. Закончили бег с отягощением! – он коротко дунул в свисток. – Старшие уползают из центра ковра, мелкие удерживают за ноги, – он прошёл, быстро показав кому с кем быть в паре.

– Только попробуйте не уползти! И только попробуйте не удержать на середине! – пригрозил он и тем и другим. – Михальчук, двигайся активней, ты же не из одного живота состоишь! Давай, Олег, вспоминай где у тебя мышцы! Плечами, плечами тоже работай! – командовал тренер.

Младшие члены команды, кряхтя, изо всех сил пытались удержать более мощных товарищей на середине ковра и были похожи на муравьёв, сражающихся с расползающимися ящерами.

– А чё мне самый бугаистый достался?! – возмутился Игорёк, царапая волосатые ноги старшего по команде. – Герасимов, куда прёшь?!

– Думай! – кричал ему тренер. – Хватит с Данила кожу сдирать, думай чем держать! У самбиста сила не только в руках и ногах, а ещё в голове!


      Игорёк покряхтел и обхватил ногу Герасимова своими обеими костлявыми ногами, обвиваясь руками вокруг второй мощной ноги. Герасимов смеялся, но полз дальше, утаскивая Игорька вместе с собой за край ковра.

– Кто устал? – спросил тренер.


– Я! – бодро вскочил Игорёк.


– Молодец! – похвалил Максим Иванович. – Распределились по залу!

Отдыхаем так: руки перед собой, не сгибая ног, падаем вперёд. Прийти на ковёр ладонями, грудью и щекой, спружинив согнутыми руками! – он дал свисток и спустя секунду ещё один. – Не! Слышите!? Не сгибая колени!! Ноги держим напряжёнными! Поехали! – просвистел он.

Вся команда пыталась выполнять самостраховку при падении вперёд.


– Правильно делают только Данил и Лев. Показывайте! Остальные смотрят!..

Вот! – показал он, подбегая по мягкому ковру к Герасимову и указывая на его локти. – Не руки, а пружины! Напряжённые, чуть согнуты!.. Поехали все! – он дал свисток.

Весь зал самбистов, одетых кто в красные, кто в синие куртки-самбовки и короткие шорты в цвет, падал на руки, отрабатывая навык страховки. Тренер свистком остановил упражнение.

– Все синие: маленькие, большие – все – сплелись в клубок в середине! Держитесь друг за друга! Задача красных растащить их в стороны. Погнали! – скомандовал Максим Иванович. Он стоял, скрестив руки на груди и переходя изредка по кругу, посматривал со всех сторон за безопасностью происходящей потасовки.

– Правильно, за ноги тоже можно! – приговаривал он, приседая, чтобы рассмотреть что происходит в разноцветной пыхтящей толпе. – Аккуратно! Носы берегите! – Постепенно толпа синих рассеивалась, потому что ребята в красных самбовках успешно отрывали и отбрасывали тех в стороны. В конце получилась небольшая заминка. В середине остался грузный Михальчук, обнявшись с которым, Игорёк завис в воздухе. Оба были в синей форме. А Лев, который был одет в красную самбовку, держал Игорьковы ноги и вырывал его из объятий Михальчука. Олег и Лев при этом смеялись, а Игорёк с лицом, переполненным ужасом, обнимал Михальчука как родного за плечи, пытаясь избежать отрыва от товарища по команде. Но его растопыренные руки постепенно соскальзывали с тела Олега, а тот, тряся от смеха жировыми отложениями, уже тоже не мог удерживать около себя Игоря. С другой стороны подключился Герасимов в красном и, ухватившись за ноги Михальчука, опрокинул его руками в ковёр. Получилось, что и Лев, и Данил одновременно оказались держащими ноги других членов команды.

Тренер тут же обрадованно объявил упражнение «Бег с тележками», и теперь уже половина команды побежала вокруг всего зала, подталкивая впереди себя вторую половину, бегущую руками по ковру. После двух таких кругов по залу Максим Иванович скомандовал:

– А теперь отдыхаем!


      На что Игорёк радостно запрыгал на одной ножке с криками: «Ура! ура!» Тренер, затаив улыбку в уголках рта, пояснил условия отдыха:


– Всем на канаты! По одному подъёму всем – раз. Второй подъём – держим угол ногами девяносто градусов! Погнали, отдыхаем на канатах!


      После канатов к нему подбежал Игорёк и обиженно спросил:


– Максим Иванович, когда на самом деле отдыхать будем?


– Прямо сейчас, Игорёк! – он потрепал его непослушные волосы на голове и продолжил для всех громко: – Встали в круг! Руки в замок на затылке, вращения тазом!.. Шире движения! Борцу нужны мягкие, разработанные бёдра! В другую сторону! Мягче!.. Олег, таз – это не живот, вращай другим местом! – он подошёл к Михальчуку и придержал его, направляя вращения в нужную сторону.

В зал заглянул подтянутый мужчина в строгом костюме. Его волосы были аккуратно уложены, от всего его вида исходил некоторый лоск, который обычно складывается не только из предметов одежды, но ещё и из общей манеры держаться в этой одежде определённым образом. Он оглядел зал, разулся у входа, расстегнул пиджак и, засунув руки в карманы брюк, медленно прошёл в зал, как бы наслаждаясь моментом.

Максим Иванович присмотрелся к нему, состроил довольный смайл на лице и, отыскав глазами в кругу ребят Герасимова, поручил ему заканчивать разминку. Раскинув широко руки, он двинулся навстречу мужчине в костюме. Тот поспешил навстречу тренеру, утопая носками в борцовском ковре, также с раскрытыми объятиями.

– Макс…


– Стасик…


      Они обнялись, казалось, после долгой разлуки. Максим Иванович, не разжимая объятий, сделал движение, как бы начиная проводить бросок, но его знакомый быстро выставил ногу, удержавшись на месте.

– А-а, помнишь!.. – сказал обрадованно тренер, придержав его руками. И они оба рассмеялись.

– Так мастерство-то не пропьёшь! – кивнул Стас.


– Вряд ли ты пьёшь… – окинул его взглядом Максим Иванович.


– Иногда же можно, – подмигнул ему Стас, сделав голос потише, – надо нам с тобой посидеть как-нибудь. Пора уже на праздники настраиваться…


– Можно и посидеть… – ответил тренер, уводя своего знакомого к краю ковра, чтобы не мешать группе заниматься.


– Я чего зашёл, увидеть тебя хотел, конечно, вспомнить как мы начинали вместе… и спросить: мальчишку моего возьмёшь к себе?


– Маленький что ли появился? Я как-то упустил из виду твоё семейство.


– Да… маленький тоже есть, я ж второй раз женат. Дочка у меня. А оболтуса моего старшего ты знаешь…


– Егорка? Сколько ему сейчас?


– Да. Семнадцать уже. Бывшая уезжает с новым мужем из страны, вот решили, что Егор со мной останется. Хочу, чтобы толк из парня вышел. Твоя закалка точно впрок пойдёт.

– А у него как со спортом, занимался где-то?

– Да… не то, чтобы… качался немного… – уклончиво ответил Стас, – ну ты посмотришь на него, ладно? А мы с тобой посидим, подумаем чем тебе помочь тут, – он окинул взглядом зал и многозначительно посмотрел на Максима Ивановича, – помощь спонсорскую окажем…

– О, ну о спонсорах любой спортсмен мечтает, а если для целой команды, то вообще…

– Ну… подумаем, что можно сделать…


      Ребята с интересом поглядывали на них, слегка ленясь делать упражнения, которые придумывал в отсутствие тренера Герасимов.


– Любопытные… – усмехнулся Стас, – это у тебя всегда так? Младшие со старшими вместе занимаются?


– Нет, конечно. Сегодня соединил их, две тренировки у каждой группы. Иногда им полезно… Хочешь, побудь ещё… Я пойду к ребятам.

После тренировки Лев поспешил в бар, чтобы встретиться с Олей и проводить её до дома. Герасимов догнал его в ста метрах от спорткомплекса.

– Лёв, быстрый, блин… На… забыл в раздевалке, – он проскользил на кроссовках по нечищенному от снега тротуару и отдал ему самбовку.

– А… спасибо! – Лев взял форму и сунул в спортивную сумку, закинул её на плечо и сделал шаг уходить.

– На свиданку что ль летишь? – усмехнулся Герасимов.


      Лев слегка сдвинул брови.


– С чего ты решил?


– Ты раньше душ после тренировки игнорировал… И переодеваешься в свежую одежду… – он кивнул на большую спортивную сумку на плече у Льва, – так что, либо ты стал девочкой, но на тебя вроде не похоже… либо у тебя появилась девочка, – старший по команде насмешливо вытянул лицо.

– Ты сам в душе торчишь дольше всех, – Лев повернулся уходить, – давай, пока…

Герасимов поспешил за ним и пошёл рядом.


– Со мной понятно, у меня Настюха… Ну, ты видел… На вокзале провожала, когда на соревнования уезжали, – самодовольно растягивал слова Герасимов, – пора и тебе делиться впечатлениями…

– Не собираюсь… – угрюмо ответил Лев.


– Ну, давай… колись, кто там у тебя?


      Лев остановился и поднял голову вверх, глядя в лицо Герасимову:


– Дань, чего пристал?..


– Тебе жалко?.. – в его глазах блеснул как бы некоторый азарт, он

насмешливо сверлил взглядом Лёву. – А хочешь, я тебе кое-что расскажу?..


      Лев мотнул головой и продолжил движение:


– Маме своей расскажи.


– Ну, зачем же ты дерзишь? – многозначительно протянул Даня и посмотрел сверху вниз на собеседника. – Ладно… долго с тобой, мне уже поворачивать, – он махнул в сторону переулка, – короче, Михальчуку скажешь, что у тебя девушка, а то я проспорю ему пиво, понял? – он придержал Льва за рукав.

Тот остановился и посмотрел на Герасимова, усмехнувшись:

– А он что сказал?


– Что ты тренера послушался, поэтому стал в душ ходить…

– Психолог…

Герасимов заржал:


– Я ж говорю – дееевочка, – он подмигнул Льву, – тренер-то про одеколон ничего не говорил… – он смотрел выжидающе, как будто ещё сомневался в своих выводах.

– Ладно, скажу, – пообещал Лев, выдержав паузу, – но только, чтобы Михальчук пиво не жрал, пусть худеет.

Герасимов опять засмеялся:


– Договорились, – он поднял руку, стоя уже в нескольких шагах. Лев тоже махнул ему, уходя в другую сторону.


ГЛАВА 4

Он летел через улицы, не считая ни минут, ни шагов, ни многочисленных поворотов с одной улицы на другую. Наконец сквозь заснеженные ветви сквера показалось крыльцо, над которым заливался зелёным неоном огурец, гас и наполнялся снова. На большой раздвижной лестнице, приставленной к козырьку, трудился какой-то техник. Видимо, его целью была неоновая надпись, потому что от «Бар Огурец» осталось только «Б… О…рец». Он открывал скрюченными от холода пальцами упаковки со сменными лампочками и ронял их в снег. Вышедший на крыльцо покурить владелец бара матерился, глядя наверх, и обещал оставить работника без оплаты. Тот слезал вниз, скользя на перекладинах лестницы, поднимал лампочки и вытирал их рукавом, через каждую минуту он повторял: «Ща, всё сделаем, хозяин», – и карабкался на скользкую лестницу снова.

Лев привычно ощутил радостное волнение при виде зелёной вывески над баром, ведь за ней была она, его Оля. Не та недоступная и загадочная девушка, с которой он познакомился и не знал как ей понравиться. А она… которая сказала, что любит. Хотя, загадки в ней всё-таки остались. Но они ему не мешали.

Ещё на подходе к бару он услышал музыку. Открыв дверь, он узнал джаз, очень похожий на тот, что они играли с Олей на школьном концерте. Он прошёл к барной стойке и, увидев знакомого бармена, остановился около него.

– Пить будешь? – спросил тот.

– Ага… – сказал Лев, устраиваясь на высокий стул и разглядывая сцену с музыкантами, вернее, не столько всех музыкантов, сколько Олю, порхающую пальцами над синтезатором.

– За счёт заведения, – бармен поставил перед ним на пробковую подставку с изображением огурчика прозрачный стакан, наполненный до краёв.

– Почему?

– Слушай, ты у нас только воду глушишь. Мне фильтрованной воды для тебя не жалко.

– Я же после тренировки…


– Поздно ты сегодня…


– Две тренировки сразу, в счёт новогодней, чтобы тридцать первого не приходить…


– Еду заказывать будешь? А то на кухне одни уроды на ночь останутся, пока нормальный повар не ушёл, выбирай скорей, я схожу к нему.


– Не… Устал, даже есть не хочется. Сладкого только если… Углеводное окно закрыть…


– У меня только газировка сладкая, ты же это не пьёшь… – он покопался за прилавком, – ликёр тоже… А, подожди, у нас снеки есть, там изюма навалом, а орехов как раз по-жлобски, выбирай, – он выложил на стойку пакетики с нарисованными фруктами и орехами.

– Изюм – это хорошо, – сказал Лев и сосредоточился на сцене, вытряхивая в рот сразу половину смеси из пакетика. Там, действительно, оказалось много изюма.

Бармен усмехнулся:


– Бери ещё, – он кинул на стойку ещё пару пакетиков, – у меня гости всё равно оставляют, закажут, потом не забирают, только выпивку…


– Сколько с меня? – спросил Лев.


– Та… – скривился бармен, показывая лицом, что оно того не стоит, – оставь, Оле своей что-нибудь купишь, – он кивнул головой в её сторону, – давно выглядывает в сторону дверей, – усмехнулся он, – ждёт.

Лев благодарно посмотрел на него. Потом снова уставился на сцену. Джаз закончился, музыканты приступили к другой композиции.

Оля была сегодня в белой свободной рубашке, частично заправленной за пояс, и узких джинсах, которые после оборванного края открывали стройные лодыжки, дальше следовали туфли на каблуках. Незамысловатый, но стильный образ довершали её недлинные светлые волосы, которые танцевали вместе с музыкой от её клавиш.

Она уже заметила Льва и теперь продолжала играть на синтезаторе, посылая ему то улыбку, то взмах ресниц.

Гарик с края сцены естественным образом собирал на себя все взгляды женской половины посетителей бара, да и значительную часть мужской аудитории он неизбежно привлекал тоже. Его бас-гитара в длинных руках, украшенных татуировками до плеч, звучала просто волшебно, но если бы ему пришло в голову отбросить бас в сторону, то он и тут не потерял бы поклонников, они просто продолжили бы любоваться им. Магия его музыки всегда состояла и из его личного магнетизма тоже.

На другом конце сцены музыкально вытягивал длинную шею, приставленную к телу спереди, другой гитарист. Тощий Толян, как и Гарик, был обладателем длинных волос, маленькой бородки и аккуратных усов, но в этой интерпретации вся растительность казалась не дополнением магнетизма, а некоторым недоразумением, ошибкой стилиста. У Толяна ошибки не было лишь в одном – его владении электрогитарой, он являл с ней одно целое и вытаскивал из инструмента такие потаённые звуки, которые не могли даже присниться, если вы не слышали его игру раньше.

Особой гармонией группу музыкантов наполняли влюблённые друг в друга певица и ударник. Симпатичная мулатка по очереди подходила к каждому на сцене и, артистично строя глазки, как бы подпевала, не делая своё творчество центральным, но от этого её пение становилось ещё более уникальным, потому что для каждого инструмента она находила внутри своих музыкальных связок новые оттенки и вибрации.

А царствующий позади всех над ударной установкой подслеповатый Тимоха, так трогательно замирал, шурша щётками по малому барабану, при её приближении, что ни у кого не оставалось никаких сомнений насчёт них, а если оставались, то рассеивались сразу, когда она удалялась от Тимы к другому обитателю сцены. Это он оформлял неистовыми ударами по тарелкам. Он весь вздрагивал, отчаянно сверкал и глазами, и линзами очков в свете софитов, хлеща своё лицо длинной чёлкой. А певица, конечно, знала в каких музыкальных моментах лучше всего испытывать ударника, чтобы он мог проявиться вот так вот, во всей красе, и хоть ненадолго затмить притягательность Гарика, обратив внимание зрителей на себя.

Насытив публику звуками, музыканты, как всегда оставили на десерт Толяна с его исключительным соло на электрогитаре, которому он отдавался полностью, и сошли с невысокой сцены в зал.

Оля подбежала к Лёве и, одарив его синим взглядом, поцеловала в щёку. Он на секунду зажмурился, скосив губы в её сторону. Большего в присутствии окружающих их людей, он позволить себе не мог.

– Представляешь, нам Эдик выделил комнату для инструментов, – радостно сообщила она, – не надо будет носить синтезатор, и остальным тоже полегче теперь будет, – она обернулась на ребят.

– Супер! – обрадовался неподдельно Лев. Эти новости означали сразу очень много для него. Это значило, что носить её синтезатор не будет не только он сам, но и Гарик, то есть у него не будет повода заходить к ней домой, а ещё у Гарика не останется предлога, чтобы оставлять у Оли свой бас, потому что он сам живёт от бара намного дальше, чем она.

Оля взяла его за руку и повлекла к своим друзьям. Они сели за столик у сцены дожидаться, пока Толян насладится соло на своей гитаре и завершит таким образом музыкальный вечер в баре.

Мулатка, завидев Льва, состроила кокетливую гримасочку и сразу вытянула руку к нему, призывно пошевелив смуглыми пальцами. Он, усмехнувшись, слегка сжал её пальцы в руке и наклонился чмокнуть в щёку:

– Привет, Джоконда!

– Как я пела сегодня? – она кокетливо прищурила тёмные глаза и слегка подалась вперёд.

– Прекрасно, – без восклицаний ответил ей Лев, соответствуя её ожиданиям.

– Вот видите! – насмешливо обратилась Джоконда к другим музыкантам. – Есть почитатели моего таланта!

– А кто говорит, что мы не ценим твой талант? – сунул нос к ней в лицо Тимоха и целомудренно поцеловал пухлые губы, потом подумал и ещё раз приклеился к ним, удлиняя соединение.

– Хо-хо, – передразнил Гарик, откинув длинные пряди назад, – может, и мне спросить у нашего молодого друга, как я играл, – и он пошевелил пальцами в сторону Льва, не вытягивая при этом руку.

– Хочешь, я и тебя поцелую, – насмешливо ответил Лев.


      Джоконда с Тимохой зашлись беззвучным смехом.


– Избавь меня от этого кошмара, – сморщился Гарик и наклонился над коктейлем, который перед ним поставила официантка.


– Как всегда для вас, пина-колада, —услужливо пропела она, благоговейно приблизившись к Гарику, словно желая погреться в лучах его сценического образа. Он одним движением пальцев дал ей понять, чтобы уходила, и пожевал при этом трубочку, шевеля усами.

Лев повернулся к Оле, ему было интересно, как она реагирует на все эти постановочные трюки. Она растворилась в музыке, которая лилась со сцены. Лев и не заметил за мелкими препирательствами, какие метаморфозы произошли с Толиком. Он, как всегда во время сольных партий, закрыл глаза и, казалось, развернулся во всю свою музыкальную мощь. Другие музыканты его нисколько не сдерживали во время совместных выступлений, но стоило ему остаться наедине со сценой, – он расцветал. И даже его тщедушность и угловатость, одетые в творческий накал и некоторое сценическое безумство, преображались, делая из него не просто тощего парня с редкими длинными волосиками и прозрачной бородкой, а утончённого гения со своеобразной подачей. Всё это становилось возможным лишь потому, что он весь без остатка припадал к электрогитаре и в точности следовал её вибрациям, изображая в некоторых местах что-то похожее на конвульсии, его лицо то сжималось почти в точку, то расправлялось в каком-то блаженстве и умиротворении. Когда он закончил, то, поставив гитару около себя на сцену, как бы опал, расслабив все мышцы, и только инструмент продолжал служить ему опорой. Он одухотворённо посмотрел в зал и получил заслуженные овации. Нет, такое было бы невозможно, если бы на сцене находился Гарик с его вечным непостижимым магнитом, запрятанным внутри. Только он распоряжался пространством вокруг себя, но стоило ему пропасть, другие люди получали свой шанс. И тут главное было – не упустить. Что и сделал Толян.

Он приблизился к их столику, получив свою порцию славы.


– Здóрово! Ты сегодня что-то новое… – одарила его улыбкой Оля.


– Он всегда что-то новое, – обыденно заключил Тимоха, продолжая, как и до этого, разглядывать свою мулатку сквозь прямоугольники очков, не снимая руки с её плеч.

– Чува-а-ак, – прогнусавил радостно Толян, приблизившись ко Льву и, буквально вынимая его из-за столика, стал похлопывать его по спине, приобняв, – рад тя видеть!

– Толян… – поприветствовал его Лев таким же постукиванием, – я прям заслушался, – искренне похвалил он.

Льву было удивительно, что именно Толян, вопреки более прохладному отношению всей компании, сразу очень тепло его принял и не скрывал своей симпатии.

Гарик похрюкал остатками коктейля на донышке кокоса, поглядывая на них исподлобья, и сказал:

– Эдик идёт … – он встал, – надо инструменты убрать.


      К ним приближался владелец бара «Огурец» в красном джемпере, элегантно облегающем небольшой животик.


– Ну что, – он обратился лицом исключительно к Гарику, как будто считал его главным, – может, всё-таки сбацаете мне на новогодней тусовке концертик? Плачу вдвойне!

– Не… – Гарик лениво откинул длинные волосы и также лениво процедил слова: – Дай студентам отдохнуть, – он кивнул в сторону остальных, – ребятам надо домой съездить на праздники. После каникул опять соберёмся и сбацаем тебе, что хочешь.

– Ты же не студент и не иногородний, – продолжил уговоры Эдик, – может, хоть неполным составом…

– Я уже нет… – протянул Гарик, потом насмешливо просверлил Олю глазами, – Оле вот тоже уезжать не надо… Может, вдвоём зайдёмся в музыкальном экстазе на Новый год, а? Как раньше?.. – он поднял бровь вверх, многозначительно глядя на неё.

Оля только слегка покачала головой, прозрачно улыбаясь, как будто приняла это за шутку.

Эдик вздохнул:


– Тогда придётся быдлячью тусовку делать, раз вы мне гламура добавить не хотите, – и собрался уходить.


– Э, а ключ от комнаты?! Нам надо инструменты убрать, ты обещал, – напомнил Гарик.


– А… ну да… чего не сделаешь ради любимых музыкантов, – Эдик

неодобрительно окинул всех взглядом, – поаккуратней там, не кладовка, – мой кабинет, всё-таки… – он отдал Гарику ключ.

Гарик кивнул Толяну и они ушли.

Лев в очередной раз ощутил насколько просторнее стало без Гарика. Он посмотрел на Олю:

– Ты была лучше всех, как всегда… – он приблизился чуть-чуть к ней, но заметив на сцене Гарика, который складывал её синтезатор, остановился.


      Оля благодарно улыбнулась, но Лев всё равно злился на себя. Вокруг люди позволяли себе поцелуи, когда им угодно, тем более был вечер, и многие в зале уже изрядно расслабились под воздействием спиртного. Никто не обращал на них внимания. Тимоха давно завладел вниманием Джоконды, в том числе её губами. А он всё не мог поцеловать Олю, хотя очень этого хотел.

Прощание на крыльце затянулось. Музыканты договаривались о выступлениях в последнюю неделю перед праздниками. Лев, стоя рядом с Олей, чувствовал себя лишним в этой компании. Гарик и здесь был главным, настраивая всех не расслабляться. Он закурил и стал говорить о важности последних выступлений, чтобы зрители и в дальнейшем ждали их появления на сцене.

Лев подумал, что непостижимым для него образом Гарик всегда оказывался рядом с Олей. Но сейчас он сам стоял между ними и чувствовал, что ему все же удаётся контролировать ситуацию. Ему было бы совсем спокойно, если бы он решился сейчас обнять Олю.

Гарик отбросил окурок и, как всегда, насыпал в рот сразу несколько подушечек мятной жвачки. Лев поморщился при воспоминании о первом разговоре с ним, когда он, дыша из-под усов табаком и мятой, намекал ему, чтобы он не претендовал на Олю. Вот и сейчас вместе с запахом мяты он ощутил присутствие Гарика не только здесь, на крыльце…

Наконец он закончил воспитательную речь, и они стали прощаться. Олю все расцеловали в щеки. Гарик приблизился к ней последним и, заслонив её от Льва, захапал в свои ручищи. Когда с этим было покончено, Оля посмотрела, как ему показалось, с облегчением:

– Пойдём? – предложила она.


      Лев, глянув на всех, обхватил её за талию и шагнул вместе с Олей с крыльца.

Он знал, что вся компания провожает их глазами. Лев приостановился и, приблизившись к Оле, поцеловал ее в губы.

– Какой ты сладкий… – сказала она.


– Это изюм, – усмехнулся он.


      Они услышали голос Гарика с крыльца:


– Пока, сладкий мальчик!.. – ехидно сказал он.


– Пока, мятные усы, – крикнул ему Лев, не оборачиваясь и опять поцеловал Олю.


      Джоконда усмехнулась:


– Люблю таких дерзких…


– Да? – заинтересовался Тимоха и обнял её. Она хохотнула ему в лицо, а он поцеловал её, после чего они не прощаясь ушли, заплетаясь ногами друг в друге. Гарик, глядя им вслед, сказал Толяну:


– Может, и нам уже поцеловаться?


– Ограничимся пока… – ответил Толян и дал ему на прощание руку.

– Давай! – попрощался Гарик, посмеиваясь. Оставшись один, он угрюмо посмотрел на удаляющуюся Олину спину и вздохнул. Казалось, он что-то обдумывал, потом он злобно выплюнул жвачку и снова закурил.


ГЛАВА 5

Проводив Олю до подъезда, Лев спросил:


– Что делать будешь?


– Спать лягу… устала сегодня…


      Он взял её руки в свои и подышал на них теплом, глядя ей в лицо.


– На учёбе с утра, потом еле успела в школу… – продолжила она, – два урока провела, потом опять в училище зачёт сдавать… потом Гарик поторопил, чтобы пораньше все собрались в баре…

Лев нахмурился при упоминании о Гарике, опять он как будто был здесь, между ними. Он притянул её к себе, пытаясь выместить собой все воспоминания о нём, и настойчиво поцеловал её. Ему показалось, что в его руках она действительно забылась ненадолго. Она стояла перед ним такая близкая и доступная, касаясь дыханием его кожи, и смотрела своими удивительными синими глазами. Он снова приблизился, но звонок телефона вырвал её у него. Она полезла в карман и вся магия исчезла. Лев невольно глянул на экран её смартфона. Оттуда насмешливо смотрел неподражаемый Гарик и призывно тренькал всем телефонным нутром.

Лев сунул руки в карманы и угрюмо уставился в кроссовки.

– Мне ответить? – улыбнулась Оля.


– Как хочешь, – пробубнил он, не поднимая головы.

Звонок в телефоне уснул, а она так и не ответила.


– Перезвони, он ждёт, наверное… – глянул Лев исподлобья.


      Оля, легко усмехнувшись, положила голову ему на плечо и потянула его руку из кармана. Он поддался сначала нехотя, а потом обхватил её крепче. Она тронула его щёку губами. Но на продолжение надеяться не пришлось, её телефон снова потребовал внимания.

– Ага, давно не звонил, – Лев снова сунул руки в карманы.


– Ну, что ты… – Оля вздохнула, – может, это не он.


– Ну, посмотри, посмотри… – кивнул Лев.


      Оля достала смартфон и хихикнула. Оттуда опять ехидно улыбался Гарик. Она посмотрела в глаза Лёве и, приподняв телефон к его лицу, отключила звук. Гарик стал улыбаться молча. Она убрала его в карман и тихо сказала:

– Ты ревнуешь… не надо… – она улыбнулась, – я тебя люблю…


      Лев выдохнул и схватил Олю, не понимая, как он мог вообще её выпустить и надуться, ему хотелось срочно наверстать всё упущенное. Но телефон снова вмешался в происходящее. На этот раз заверещало в кармане у Льва.

– А я вот тоже буду ревновать!.. – засмеялась она. Лев нехотя выпустил её и одной рукой достал телефон.

– Это всего лишь Штольский… – оправдывался он.


– Какая разница?.. – насмешливо заметила она.


      Лев поднял смартфон к её глазам и выключил звук. Задержавшись взглядом на её лице, он схватил её, прижал к себе и сказал в ухо:


– Больше нам никто не помешает… – и стал целовать её.


      Запищал сигнал домофона, кто-то заходил в подъезд. Но Лев, почувствовав как Оля отстраняется, лишь притянул её ближе. Разговоры проходящих мимо людей он тоже нарочно проигнорировал, пока Оля, наконец, не сдалась и не перестала на каждый шум пытаться отворачивать голову.

На следующий писк домофона он придержал дверь после выходящих людей и потянул Олю в подъезд.

– Провожу до лифта… – сказал он.


      Но когда лифт вздохнул и открылся уже в третий раз, Лев зашёл в него тоже.

– До квартиры?.. – продышала она ему в губы.


– Куда скажешь…


      Потом она не могла попасть в замочную скважину ключом в тусклом свете единственной лампочки, но скорее всего от волнения. Он сам открыл дверь. Они застряли на какое-то время на пороге. Его рука неожиданно потянулась к молнии на её куртке, и он легко достиг тепла её спины под одеждой. Она втянула его в темноту квартиры и захлопнула дверь.

Олина квартира встретила их тишиной, от этого все звуки, которые издавали они сами, становились ещё значимее и волновали гораздо сильнее. Каждый шорох от снимаемой одежды усиливал желание, побуждая обоих к новым действиям. Их движения в темноте походили на неистовый танец, состоявший из стремительных перемещений, перемежающихся с длинными остановками, когда они почти не двигались, замирая у какой-нибудь стены. В дверном проёме комнаты они оказались уже без обуви и верхней одежды. В объятия дивана Оля упала в джинсах, но уже без рубашки, его рука отбросила футболку. Лев склонился над ней, озадаченный предметом женского белья, который одновременно и скрывал, и соблазнительно предлагал ему её грудь. И в тот момент, когда он, дыша в него, решал снять его, или пока оставить, Оля упёрлась руками ему в плечи. Он вопросительно посмотрел в её лицо.

– У тебя презерватив есть? – выдохнула она.

Лев едва заметно помотал головой:

– Я как-то не готовился…


– Это хорошо… что не готовился… – коротко засмеялась Оля.


      Он посмотрел на неё с виноватой улыбкой:


– Я же не планировал…


– Это тоже хорошо, – она прикрыла тыльной стороной ладони рот, пряча улыбку.


      Он поцеловал ладонь, оттолкнул её своим лицом и, закрыв глаза, поцеловал губы, потом склонился к шее. Оля вплела свои тонкие пальцы в его волосы на затылке, прерывисто задышав. Потом она поймала руками его лицо и притянула к своему, но не пустила целовать себя, а, глядя в его глаза, произнесла:

– Купи презервативы в следующий раз, ладно? А то я тебя не пущу… Они смотрели друг на друга с желанием и сожалением одновременно, согревая и без того порозовевшие лица обоюдным дыханием.


      Лев в конце концов слегка улыбнулся и провёл пальцами по её щеке и шее, спустился ниже:


– А когда следующий раз?


– А я не знаю… – она мягко убрала его руку.


– Получается, мне надо специально планировать, и тогда ты уже не скажешь, что это хорошо…


– А ты не готовься и не планируй… просто купи, как бы говоря: «А вдруг…»

– Ладно, так и скажу в магазине: дайте-ка мне презервативов побольше… а вдруг…


      Она засмеялась и толкнула его в грудь:


– Эй!.. Не смей там заигрывать с продавщицей!


– Ладно, тогда скажу ей: а вдруг… но только это не с вами вдруг, а с другой… вдруг…


– Нет… так… ещё хуже… – смеялась она.


      Его рот дёрнулся в усмешке, и он не без сожаления отстранился, упав рядом с ней на спину. Они лежали на диване, глядя в потолок, по которому изредка гуляли лучи от света фар проезжавших по улице машин.

Он взял её руку в свою, она повернула к нему лицо, он тоже посмотрел на неё, переводя взгляд ниже, скользя по её телу. Оно отвечало не только на ласки, но и на его взгляд, это сводило с ума. Он положил руку на её живот, почувствовал как она дышит и слегка провёл по нему ладонью. Она остановила его руку:

– Лев… ты меня провоцируешь…


– На что?.. – спросил он сквозь улыбку.


– На… – она закрыла глаза, – я выставлю тебя за дверь…


– Я не хочу за дверь, – сказал он и убрал руку.


      Они снова уставились в потолок. Смесь неясных пятен света и теней переводила волнение в другую реальность. Ему казалось, что время сейчас течёт как-то иначе, и они тоже существуют по другим законам бытия.

Он резко выдохнул и спросил, оглядывая комнату, чтобы отвлечься хоть на что-то:

– У тебя что, нет телевизора?..


– Нет, – отозвалась она, – когда сняла квартиру, думала потом куплю, а теперь не хочу… Зачем?..


– Да, я тоже его не смотрю, тупняк какой-то…


– Я лучше на гитаре поиграю… или… Поиграй мне, а?.. – попросила она.

– Сейчас? – он повернул к ней голову.

Она кивнула.

Он встал, взял гитару из ниши в стене, где у неё хранились инструменты, и сел рядом. Потом обернулся к ней:

– Ты уверена, что хочешь это слушать?.. Это же ты учишься в музыкальном училище, а я… так…

– Лев… перестань, ты набиваешься на комплименты… – сказала она сквозь улыбку.

– Ты же знаешь о чём я… Ты лучше меня играешь.

– Ну и что… Даже если ты просто будешь трогать струны, мне понравится. Я люблю гитару и… тебя… так что, ты не ошибёшься в любом случае.

Её слова добавили ему уверенности, но он всё равно до конца не верил в это. Он заиграл простыми переборами знакомых аккордов и постепенно расслабился на эту тему. С тех пор, как они познакомились и готовились к школьному концерту, он не забрасывал больше гитару. И постепенно понял, как музыка дополняет его жизнь, как снимает лишние волнения и убирает страхи, помогает сосредотачиваться на главном, а не метаться мыслями впустую.

– Скоро Новый год… – сказал он, не переставая играть.


      Она очнулась:


– М-м? Да…


– Помоги мне… скажи, что тебе подарить… Мы же увидимся в Новый год? – он повернулся к ней. – Я хочу с тобой встречать…


      Она задумалась и не отвечала.


– У тебя были какие-то планы? – спросил он.


– Нет-нет… – отозвалась она, – просто вспомнила… – она вздохнула, – прошлый Новый год…


– Что-то неприятное?.. – он перестал играть, глядя на неё.


      Она закрыла глаза на секунду, как будто пытаясь освободить мысли от чего-то.


– Ничего… не важно… – она улыбнулась, – это хорошо, что ты заговорил о подарках… Давай, я тебе что-нибудь куплю… Что ты хочешь? – воодушевилась она.

– Ну, нет, ты не будешь мне ничего покупать, – он нахмурился.

– А мне хочется! Я могу, не волнуйся об этом…


– Могу… – он невесело усмехнулся.


– Да… у меня есть работа… почему нет?

– Нет, Оль, я так не хочу… У меня тоже будет работа… Тогда купишь…

– Ну, конечно, будет! Не переживай!.. Просто, это же не сразу, закончишь учёбу, тогда и…

– Ты же ещё учишься… и работа у тебя есть. Я тоже должен…

– В школе это немного по-другому, когда определишься с профессией, тогда будешь о работе думать.

– Мы договорились, что ты не будешь тратить на меня деньги? – уточнил он.

– Хорошо, раз для тебя это так принципиально… Ну, хоть что-то я могу тебе подарить? Мне было бы приятно…

Он задумался, потом повеселел и сказал:


– Приготовь мне что-нибудь, – и снова заиграл на гитаре, – это будет отличный подарок.


      Оля не отвечала. Он скосил на неё глаза, ему показалось, что она выглядит слегка напряжённой. Тогда ему пришло в голову облегчить ей задачу:


– Свари мне кашу, мне нравится…


      Он опять осторожно посмотрел на неё. Похоже, это был промах – просить её готовить.


– Или, знаешь, лучше свари мне пельмени, ты умеешь варить пельмени?

Она выдохнула, как будто с облегчением:


– Конечно… тебе правда это понравится?

– Да! Не представляешь, как я их люблю! – соврал он, стараясь быть убедительным. Он тоже облегчённо вздохнул, потому что куда отступать дальше, он просто не знал, разве что заказать сосиски?

Они замолчали. Он играл ей, а она слушала, прикрыв глаза.


– Ты цветы любишь? – спросил он.


– Смотря какие… – откликнулась она неопределённо.


– И какие же лучше? – он приготовился ловить каждое слово.


– Не знаю… ничего особенного… просто не люблю чопорные такие букеты, официальные…

– Это как?

– Мне нравится, когда весело…


– Весело? От цветов?


– Ну, чтобы аромат был, а то они какие-то ненастоящие, когда без запаха… И чтобы цветы разные, и не много, а то веник получается… Но это, наверное, сложно, да?..

– Нет, я всё запомнил: весёлый невеник с запахом.


      Она слегка рассмеялась:


– А ты хочешь подарить мне цветы?


– Это секрет, ты должна постараться и всё забыть теперь.


– М-м, тогда не смей вспоминать о пельменях, – её голос звучал как-то сонно.


– Уже забыл, – он весело посмотрел на неё.

Она закрыла глаза. Он заиграл тише. Потом отложил гитару в сторону, ещё посмотрел на неё. Её веки слегка подрагивали, но она, вроде, заснула. Похоже, надо было уходить. Ему не хотелось расставаться с ней. Он оперся на локоть, положив голову на руку, посмотрел на её лицо и дальше, на открытую часть тела. Хорошо, что она так и не оделась… Он думал, что не сможет оторвать взгляд от неё, но клюнул носом и понял, что усталость берёт своё. Он лёг на минуточку рядом с ней, положив руку под голову. Где-то в полудрёме, на грани между сном и реальностью, он придвинулся ближе к ней и обхватил рукой джинсовые бёдра. Она с неясным звуком сквозь сон повернулась к нему, её рука соскользнула на его голову и взъерошила волосы, застряв там.


ГЛАВА 6

В темноте улицы сияли фонари, проявляя редкие снежинки, кружившие в поисках успокоения. Через некоторое время снежинки стали всё более уверенно попадать в поток света и устремляться по воле начавшегося ветра куда-то в сторону, но их всё равно неизбежно прибивало к земле. Они аккуратно ложились, накрывая тротуары ровным хрустящим покрывалом, и неизбежно расхлябывались, образуя слякоть на проезжей части, попадая в темноту дорог, обработанную зимними реагентами.

К Олиному подъезду, похрустывая свежей белизной под ногами, с двух сторон приближались двое мужчин. Один широкоплечий, в тёмной куртке спортивного покроя, совсем ещё не пожилой, но уже и не молодой, ловил непокрытой головой белые пушинки на свои тёмные густые волосы, хотя за его плечами топорщился капюшон. Второй в полупальто и стильной шапке, видимо, обладал более светлыми волосами, потому что его усы, изящно сидевшие на ещё не стареющем, но слегка задетом морщинками лице, обладали приятным пшеничным оттенком. Оба разговаривали с кем-то по телефону.


      Темноволосый мужчина приятным баритоном слегка взволнованно говорил:

– Ладно, вроде нашёл этот дом, вот подъезд, отмени там Гену по второй линии, ему тоже спать надо, и сама ложись… Ну, не можешь – не спи! Но волноваться зря тоже не надо!.. Ладно! Хорошо. Позвоню, как только что-то узнаю про сына… Да, встречу – убью его, да… Ладно-ладно, шучу. Всё! Спи!.. Ну, не спи! Всё, давай.

Ему навстречу к подъезду подходил мужчина с усами, который тоже разговаривал по телефону:

– Да… Я тоже волнуюсь. Хорошо, позвоню… сразу, да… обязательно. Нет, если всё хорошо, то не буду к ней заходить, хорошо! Послушаю под дверью, что происходит, да, всё расскажу потом… Ладно, сразу, конечно, сразу, жди звонка, всё! А лучше спать ложись… Ладно, как хочешь, не ложись. Жди, всё, да, да…

Лев проснулся, обнаружив, что уткнулся носом в Олин живот. Ему показалось, что он проспал не больше пяти минут, было по-прежнему темно, только неясный свет из окна от уличных фонарей позволял рассмотреть что-то. Он втянул носом воздух около её пупка и поцеловал его, поднял лицо. Оля спала. Он аккуратно снял её руку со своей головы, поднялся и стал искать на полу футболку. Отсоединив её от Олиной рубашки, он оделся и, выйдя в прихожую, достал из кармана валявшейся у двери куртки телефон. Экран высветил позднее время и двадцать шесть уведомлений о звонках от обоих родителей и ещё восемь от Штольского. Лев невольно ругнулся.

– Ой… – услышал он Олин голос из комнаты, – сколько времени?


– Два часа, начало третьего… – ответил Лев.


– Сколько?.. – изумилась она, оглядываясь в темноте. Она обнаружила на диване рубашку и натянула рукава, потом, не прицеливаясь, застегнула на ходу пуговицу.

Она вышла к нему и нащупала выключатель в прихожей. Яркий свет резанул обоим глаза, они смотрели друг на друга, сощурившись.

– Мы что, заснули? – спросила она.


      Он улыбнулся:


– Представляешь? Мы с тобой переспали… немного, – сказал он, надевая куртку, и показал ей свой телефон улыбаясь.


      Она удивлённо качнула головой и стала поднимать свои разбросанные вещи, нашла телефон в кармане и удивлённо подняла брови:


– Меня тоже разыскивали… Гарик, потом родители… Хм… Перезванивать уже поздно…


– Завтра позвонишь… – сказал он и притянул её к себе для прощального поцелуя, – ты мне приснилась, – шепнул он, целуя её, – и там у нас всё было…

– И ты мне снился… – она закрыла глаза, но, спохватившись, сказала: – Всё, иди… – и открыла дверь за его спиной.

Он вздохнул и закинул сумку на плечо.

На этаже открылся лифт и выпустил обоих мужчин на этаж, освещенный тусклой лампочкой. Они, настороженно переглянувшись, двинулись по направлению к квартирам. Увидев приоткрытую дверь, пускающую на клетчатый пол полоску света, оба двинулись вперёд, снова посмотрев друг на друга. Из-за двери доносились голоса, и мужчины остановились, почти достигнув цели.

– У тебя рубашка неправильно застёгнута… – донёсся до них голос Льва. Послышался шорох и поцелуи с придыханиями.


– Всё, хватит… – попросил Олин голос совершенно неубедительно.

Полоска света сузилась и снова расширилась, качнув луч на клетчатом полу.

– Лев… Иди… А то я не смогу тебя выгнать…

– Пока… – его голос выражал нетерпение и сожаление, послышались звуки откровенного поцелуя, который совершенно явно поддерживался обоими участниками.

– Провокатор… какой-то… – неуверенно зазвучала Оля.


      Мужчина с тёмными волосами сделал шаг вперёд. Второй придержал его за локоть и, внимательно поглядев на него, мотнул головой в сторону двери, как бы спрашивая. Тот слегка кивнул, соглашаясь.


      В щели приоткрытой двери показалась Лёвина куртка, а вокруг куртки обвилась Олина рука.


– Купи презервативы… – напомнил её голос.


      На пару секунд воцарилась тишина.


      У мужчин около двери одновременно поднялись брови, они снова переглянулись. Спустя секунду они услышали, как в квартире упала на пол спортивная сумка, ещё что-то звучно приземлилось, судя по всему, куртка вместе с содержимым её карманов. А за ней зашуршали и остальные вещи, всё это перемешивалось со звуками поцелуев и неясным шёпотом влюблённых. Затем звуки стали удаляться, становиться всё более приглушенными и теперь раздавались уже из более отдалённого уголка Олиной квартиры, видимо, из комнаты.

Мужчина с усами невольно дёрнулся в сторону приоткрытой двери, но второй остановил его за рукав, сказав шёпотом:

– По-моему, не надо… – и посмотрел на усатого.

– У них даже презервативов нет…


– Глупые, конечно, но не разнимать же их сейчас…

Тот обречённо кивнул, а потом спросил:

– А у… тебя нет с собой?

– Я женат почти двадцать лет, – наклонился ближе темноволосый мужчина, – давно не рассовывал по карманам резинки.

– Н-да-а-а…

– И как бы… ты зашёл, чтобы их отдать?.. – усмехнулся он.

Мужчины стояли и слышали как вдалеке падает последняя одежда на пол. Оттуда же иногда раздавались откровенные признания.

– Может, нам надо уйти? Чтобы не слушать…


– Что же мы их оставим с открытой дверью!?


– Тоже верно…


      Более плечистый мужчина подошёл к стене напротив двери и сел на корточки, уперевшись в стену спиной. Обладатель пшеничных усов постоял ещё и последовал его примеру.

– У тебя покурить нету? – спросил усатый.

– Не курю… – они говорили приглушённым голосом, похожим на шёпот.

– Я тоже… но что-то молодость вспомнил, сейчас бы закурил. О, надо жене позвонить, отбой тревоги дать.

– Да… и мне тоже.

Они оба набрали номер каждый в своём телефоне и, не сговариваясь, тихим голосом выдали жёнам почти одинаковый текст о том, что их взрослый ребёнок жив и чувствует себя очень хорошо, и что можно уже не волноваться и спать. Потом они помолчали какое-то время. Обладатель полупальто стянул с головы шапку и теперь слегка мял её в руках, время от времени вздыхая.

– Не дёргайся так… дождёмся, я думаю… одного из них… – темноволосый тряхнул головой, – убить бы его… чуть-чуть…

– У тебя хоть парень… по-любому волнений меньше…

– Н-да? Ему шестнадцать!.. – слегка повысил голос темноволосый.

Усатый слегка покрутил головой.

– Ну, а если они нас после этого, – темноволосый кивнул в сторону

приоткрытой двери, – внуком наградят, то всё равно вместе думать будем…

Усатый посмотрел на него и протянул правую руку:


– Денис, Олин отец.

– Иван, – и он, ухмыляясь, посмотрел на удивлённого Дениса и пожал ему руку, – странно да?.. Так бывает: внешность армянина от отца, а русское имя – подарок от матери.

Денис усмехнулся:


– Часто объяснять приходилось?


– Да прилично…


– Ты как здесь оказался?


– Лёвин друг рассказал про Олю и где живёт, моя жена его накрутила, чтобы признавался, а то всю его семью на уши поднимет среди ночи. А так… мы и не знали про твою дочь до сегодняшнего дня. А тут, оказывается… Я, кажется, слово «люблю» раз пятнадцать слышал?

– Может, и больше…

– Что важно, с обеих сторон… А сколько лет Оле?

– Восемнадцать…

– Ясно… Что же вы девочку одну жить отпустили, а теперь дёргаетесь?

– Да тут целая история вышла, я сам до конца всего не понимаю. У наших соседей сын есть, Игорь, хороший вроде парень, музыкант, как мы все. Растили их вместе, он постарше и как бы приглядывал всегда, в музыкальную школу провожал, встречал, даже если у него не было своих уроков… Нам, наверное, так удобно просто было. Вместе они и вместе. Сначала он в музыкальное училище поступил, а через три года она… А потом… Они прошлый Новый год вдвоём встретили, и вдруг всё… как отрезало. Он притих как-то… она тоже… А потом Оля прямо в свой день рождения, когда восемнадцать исполнилось, взяла с нас слово, что мы не будем больше лезть в её личную жизнь. Иначе она не будет с нами общаться. А мы уже думали, что они поженятся. Наверное, мы где-то пережали, слишком навязывали ей этого Игоря… Теперь уже не знаешь, что ей говорить и о чём спрашивать. Живёт отдельно, квартиру снимает.

– А Игорь?

– А Игорь иногда появляется и рассказывает, что у Оли происходит. Они в одном коллективе выступают с другими студентами. А в последнее время он, как и сегодня вечером, приходит и начинает накручивать нас на тему, что около Оли нехорошие люди. Я как-то тоже сорвался, приехал сюда и встретил тут твоего Льва, он приходил репетировать с Олей к концерту. Так что, мы с ним уже познакомились.

– Тише… кажется, идут, – Иван приподнял руку, – надеюсь, оторвутся друг от друга на этот раз.

Они услышали как прихожая наполнилась шорохами и заверениями в нежных чувствах. Потом дверь приоткрылась и спустя семь или восемь поцелуев выпустила Льва. Он вышел и, захлопнув за собой дверь, прислонился к ней затылком и замер с закрытыми глазами. Отлепив спину от Олиной двери, он встретился глазами с отцом и, повернув голову, с отцом Оли тоже.

– Здравствуйте… Денис Иванович…


– Здравствуй, Лев, – Денис вздохнул, – я могу тебя попросить?..

Лев неуверенно кивнул.

– Не говори Оле, что видел меня здесь, сможешь?

Лев кивнул более внятно.

– Ну ладно, я поехал тогда… Может, вас подвезти, – сказал он, подходя к лифту.

Иван обхватил одной рукой сына за шею, как бы обнимая, и ответил за них обоих:


– Не-е-ет, нам прогуляться надо с Лёвой, – он слегка потряс его, – да, Лев? Остыть немного…

Лев вышел на выбеленную снегом улицу и подставил лицо ветру. Тот обрадованно налепил ему на ресницы снежинок. Он усмехнулся, и в рот ему тоже залетел снег.

Они пошли вдвоём с отцом, похрустывая ногами по свежему покрову дорог.

– Ладно, раз ты такой счастливый, не буду тебе ничего говорить, – сказал отец и вздохнул, – но позвонить всё-таки надо было. Часов пять назад хотя бы.

– Ты не понимаешь… – сказал Лев медленно и как бы безразлично.

– Всё понимаю… Но сейчас три часа ночи. Мы обзвонились тебе и Гене тоже… Можно было предупредить?..

– Я хотел… Но так получилось… Две тренировки… устал… уснул случайно.

– Ты уснул… а мы-то – нет!.. – Иван посмотрел на сына и смягчил голос, забирая у него сумку.

– Ты когда нас познакомишь?

– Не знаю…

Они одновременно накинули капюшоны на головы и пошли молча. Когда они уже почти подходили к дому, Иван остановился и полез в карман. Лев оглянулся на отца.

– На вот… купи то, что она просила, – он сунул сыну в руку несколько купюр и внимательно посмотрел на него, – и вот это вот прям важно!..

Лев кивнул, а потом вскинул голову и удивлённо посмотрел на отца:

– Откуда ты знаешь?..

– Дверь надо закрывать!.. – Иван многозначительно поднял одну бровь.

– А…

– И Денис тоже слышал…

– И что ещё вы с ним слышали? – оторопело спросил Лев.

– Ну… почти всё, я так думаю, кроме самых интимных подробностей из комнаты.

– Офигеть… – Лев опустил плечи, а потом голову.

– Ладно, не расстраивайся, всё нормально… Ты был очень убедителен…

Лев посмотрел на него исподлобья:

– Ну почему вы не ушли?!

– Ну потому что охраняли вас! – развёл Иван руками. – Кому-то надо было иметь голову на плечах. А дверью не стали хлопать, чтобы тоже… не испортить всё… Ну, не волнуйся, мы там… отвлекались… разговаривали…

– О чём?!

– О чём, о чём… о погоде… – поддразнил Иван, – кстати, ты знаешь, что там за горизонтом какой-то Игорь остался?..

– Игорь? – Лев сдвинул брови. – А… Гарик…

– Знаешь его, то есть… Ну, так он там до сих пор, кажется, рассчитывает на что-то, – он внимательно посмотрел на сына и снова полез в карман, – возьми ещё, тебе понадобится, – он добавил ему ещё денег, – это его заслуга, что Денис прискакал.

– Спасибо, – покивал Лев головой.

– Слушай, и купи уже… и дверь закрывай… – он просверлил сына глазами, – и звони родителям, когда задерживаешься!.. Просто скажи, где ты и когда вернёшься!..

Лев кивнул.

– Ладно, пойдём домой, – усмехнулся отец, – ещё поспать успеем.


ГЛАВА 7

Утром Лев прибежал на четвёртый этаж, в застеклённой части которого находился зимний сад. Сквозь стёкла вдоль всей стены были сначала видны разросшиеся комнатные растения, а дальше ряды парт, возглавляемые с одной стороны учительским столом. За ним у стеклянной стены, отгораживающей от улицы, стояло пианино. Зимний сад был ещё и кабинетом музыки. Лев, прицеливаясь между фикусами, прилип взглядом к Оле. У неё был первый урок, и её уже обступили шестиклассники.

– Ты что, шестиклассниц пасёшь? – раздался насмешливый голос за его спиной.

Он обернулся:

– А… Ксения… Я просто на информатику иду…

– Что же ты не дошёл? – съязвила она и присмотрелась к пробелам между листьями фикусов, слегка вытягивая шею.

Лев дёрнулся к соседнему кабинету информатики, и она переключилась на него.

– Давай вместе сядем? – предложила она. – А то Мурашина не пришла, а ты теперь без Штольского скитаешься…

– Давай… – нехотя согласился он.

Пока они прошли до соседнего кабинета и задержались у открытой двери поздороваться с одноклассниками, у Ксении успели поинтересоваться, пойдёт ли она на дискотеку, двое: из седьмого и из десятого. Причём, не по годам нахальный семиклассник специально для этого и прибежал на четвёртый этаж со второго.

За учительским столом, уйдя в большой монитор, согнулся молодой человек. Его обведённые сизыми кругами глаза и впалые щёки подсвечивались бледной синевой от экрана.

– Роман Иванович, компьютеры доставать?.. Уже звонок прозвенел… – спросили его из класса.

– А?.. – шарахнулся молодой человек от экрана, неожиданно вырастая в высокого, хоть и слегка сутулого, обладателя серого пиджака. Под пиджаком беспомощно распласталась рубашка невнятного цвета, отказывающаяся облегать тощую шею.

– Звонок?.. – испуганно недоумевал он. – Почему так тихо?

– Нормально, как всегда… – отозвался Балямов.

– Да, Никита, доставай… ты знаешь, там в шкафу, клади на парты, – пришёл в себя Роман Иванович.

– Дохлый чуть не сдох!.. – засмеялись за последними партами.

– Я вас попросил бы!.. – воскликнул Роман Иванович фальцетом. – По фамилии меня не называть! Я… – он вытянулся и обвёл класс взглядом, – учитель!.. – он расширил глаза, как будто назвал себя Цезарем.

В классе обменялись усмешками и ещё похихикали, пока Балямов выделял на каждую парту по ноутбуку.

– В прошлый раз мы разобрали инструменты и приемы улучшения изображений, а также создание композиций изображений, – напомнил Роман Иванович, прохаживаясь вдоль доски, как всегда пытаясь приладить движениями мышечный каркас к скелету, отчего двигался как бы толчками. – Сегодня вы быстро создаёте изображение с наложением на него фотографии как в прошлый раз, всё есть в тетрадях. И пробуете наложить текст, а затем производите трансформацию текста.

– А объяснять вы не будете? – поинтересовались из класса.

– Кто делал домашнее задание, тот справится, – пообещал Дохлый, – допускается взаимопомощь, вы работаете в парах. Но на контрольной буду спрашивать каждого в отдельности.

Роман Иванович привычно сгруппировал своё вытянутое тело за столом и ушёл в экран, осветив лицо мертвенным сиянием от компьютера, но, очнувшись ненадолго, пообещал:

– Работайте, в конце урока проверю!..

Ксения потянулась к сумке и, взявшись за тетрадь, передумала, оставив её там.

– Лёвочка, у тебя записано в тетради? А то у нас Мурашина всё пишет обычно, а я делаю, – она махнула ему ресницами.

– Да, – он положил свою тетрадь на середину, – смотри.

– Ты поможешь? – она придвинулась к нему, открывая тетрадь. Он подпихнул тетрадь ближе к ней. Но Ксения всё равно осталась

посередине.

– Какое изображение будем накладывать? – спросила она обволакивающим голосом.


– Да всё равно, – он неопределённо махнул головой, – вон, учебник сфотографируй.

Она достала смартфон, посмотрела на него, задумавшись, и сказала:

– Давай нас… – и быстро сделала сэлфи, приблизив плечо ко Льву и напустив на себя томный вид.


      Лев устало отвернул голову от неё. Штольский с другого ряда, оставив Аню воевать с компьютером, вопросительно кивнул ему и изобразил хищный оскал, показывая глазами на Ксению, а потом провёл пальцами около шеи, намекая на плохое завершение происходящего. Лев пожал плечами.

Ксения попыталась навязать Льву наложение их фотографии на изображение в программе, но он демонстративно сложил руки на груди. Штольский, в очередной раз обернувшись в их сторону, удовлетворённо окинул Лёву взглядом и отвернулся. Ксения тем временем сама повторила пройденный материал, соединив изображения. Получалось, что на фоне солнечного парка с прудом и уточками в нём, где-то среди деревьев, соединились их лица: одно слегка перекошенное от неожиданности, а другое умело-томное с полуопущенными ресницами. Она подумала и добавила их паре прозрачности, так что сквозь них проступили ветки деревьев. Она воодушевлённо посмотрела на Лёву, но он сосредоточился на учебнике географии.

– Ну посмотри, как у нас получилось!.. – попросила она, тронув его руку.

– Нормально, – сказал он, не поднимая головы.

Она собрала губы в пучок, глядя на него.

– Может, добавить что-нибудь? – понадеялась она на его участие.

– Как хочешь… – Лев неопределённо махнул рукой.

Она подумала и обсыпала их изображение сердечками.

– Нравится? – спросила она.

– Угу… – сказал Лев, глядя в книгу.

– Что напишем?..

– Что хочешь…

– А ты знаешь, как надпись вставлять? – с надеждой на спасение спросила она.

Лев открыл учебник по информатике на нужной странице и придвинул к ней:

– Вот тут всё есть.

– А ты будешь что-то делать?

– Я потом посмотрю… одобрю…

– Ну ладно… – заговорщически согласилась она.

Штольский снова просканировал ситуацию и, встревоженно зыркнув, отвернулся к своему компьютеру.


      Ближе к концу урока Ксения, издав вздох облегчения, тронула Лёву за рукав:

– Смотри, всё готово… – с загадочной улыбкой сообщила она.

Лев поднял голову от учебника по географии, в который погружался во время урока, и обомлел. Он увидел себя, слегка искорёженного гримасой отчаяния, и надрывно томную Ксению, нанизанных на ветки деревьев, в обрамлении исступлённо розовых сердечек. Снизу их грозили заклевать утки, а потом утопить их останки в мутном пруду. Под прудом на дорожке рядом с парковой урной значилось: «Ксюша и Лёва».

Лев, глянув на Ксению так, словно сомневался в её здравом уме, судорожно схватил её телефон, лежавший на столе, чтобы посмотреть на время.

– Уже не успеть… – выдохнул он.


– Ты что-то хотел добавить? – обрадовалась она.


– Переделать! – возмутился он шёпотом.


      Лев окинул класс взглядом и оценил попутно Дохлого за столом.


– Что такое? – спросила Ксения.


– Мы должны сдать… это… – он с отвращением глянул на изображение в компьютере, – первыми, пока остальные возятся.


– А всё правильно?.. – с надеждой спросила она.


      Лев насупился, глядя на экран:


– Трансформацию надписи забыла сделать, – изрёк он со сдвинутыми бровями и, придвинув учебник информатики к себе, пощёлкал мышкой, изогнув подпись полукругом, обращая концы вниз. «Ксюша» ткнулась одним краем в лужу на дорожке, а «Лёва» опустился в кучку мусора рядом с тропинкой.

Ксения слегка надулась, но ничего не сказала.

Лев схватил ноутбук с парты, оглядываясь на класс, и прошёл к учительскому столу:

– Роман Иванович, мы закончили, – он показал работу.


      Дохлый оторвался от своего компьютера, слегка возвращая здоровый оттенок коже лица, посмотрел и сказал:


– Ну, художественную ценность я не должен принимать во внимание… Задание выполнено. Надпись не отцентрована… Ладно, «четвёрки», – он извлёк у себя в компьютере электронный журнал и выставил им оценки. Потом вопросительно посмотрел на Лёву.

– Стирать уже можно? – уточнил тот.

– А, да, освободите компьютер и сдайте… – Дохлый снова ушёл в свои электронные дела.

Лев, стоя около его стола, на весу уничтожил всё, созданное за урок, проверил, чтобы это не осталось в корзине и с облегчением выдохнул.

Прозвенел звонок.

Он метнулся к парте и, схватив свой рюкзак, стал судорожно запихивать в него учебники.

– А ты идёшь… – начала Ксения.

– У меня другие планы, – перебил её Лев и выскочил из кабинета информатики.

Он быстро достиг стекла с зарослями фикусов за ним и, дождавшись последних выходящих из музыкального кабинета шестиклассников, ворвался к Оле, прикрыв за собой дверь. Она шагнула к нему навстречу, оглядывая его лицо, он также искал подтверждения в её глазах, что им не приснилось прошлой ночью всё произошедшее. Он сделал шаг ещё и схватил её плечи, утопая в её распахнутых глазах. Не в силах ничего произнести, Лев прокружил её на пол-оборота, остановив спиной к дверям, и впился в её губы, утопив в поцелуе своё имя, которая она почти произнесла. Они оторвались на секунду друг от друга и, простояв в немом разговоре глазами ещё секунду, снова соединились. Лев нещадно крушил её причёску рукой, но, приоткрыв глаза, вернулся в реальность и отодвинулся от Оли. Она, с трудом разлепляя веки, выдохнула, чуть смутившись, и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Но, ничего не сказав, отвела глаза в сторону, приглаживая растрёпанные волосы. Он тоже, громко дыша, посмотрел на окружающее пространство, пытаясь вернуться в него полностью.

Он с усилием шагнул от неё назад и сказал, снова посмотрев ей в лицо:

– Я люблю тебя…


– И я тебя… – ответила Оля, растворяясь в его глазах.


      Лев мученически вдохнул, отрывая взгляд, и зашагал к дверям навстречу подоспевшим пятиклассникам.

За стеклянной дверью он увидел отупевшее от неожиданности и удивления лицо Ксении. Он, глянув на неё исподлобья, помедлил секунду и решительно направился мимо неё дальше по коридору, подкинув на плече рюкзак. Она беспомощно подняла и опустила в руке его тетрадь по информатике, потом растерянно посмотрела на неё, а потом на стеклянные двери музыкального кабинета, заполняющегося младшими учениками. Её глаза казались такими же большими и стеклянными, их заполняла внезапная влага.

– Так! – прищурилась к ней завуч, решительно таранящая коридор. – Девятый «А»?

Ксения кивнула.

– Роман Иванович там у себя? – махнула она рукой за поворот после стёкол зимнего сада.


      Ксения заторможенно пожала плечами.


– Чего ревёшь? – деловито приблизилась завуч.


      Ксения ткнулась ей в крепкое плечо, зайдясь в рыданиях. Завуч оторопело приняла её в объятия.


– Ну!! – сдвинула она брови, слегка отпихивая от себя рыдающую и заглядывая в красное лицо. – Чего там у вас? Двойку что ль получила у Романа Ивановича?

– Чего, чего… – пошморгала Ксения, – учителя у вас с учениками целуются, вот чего!! – выкрикнула она ей в тучное лицо.

– Так, так… – огляделась испуганно завуч, – тихо, тихо… это Дохлый что ли там себе позволяет? – насупилась она. – Сейчас я с ним поговорю!.. – она угрожающе посмотрела в сторону кабинета информатики.

Ксения ошалело уставилась на неё:


– Как… Дохлый…


– Ну, ты мне сказала… Дохлый… что там? Целоваться к тебе лез?..


– Фу!.. Людмила Васильна, вы что!.. – вскинулась возмущённо Ксения.

– А… ну, то есть всё в порядке, да? Двойку, да?..


      Ксения хищно прищурилась покрасневшими глазами со следами растёкшейся туши и прошипела в лицо Людмиле Васильевне:


– Это ваша новая музичка целуется!..


– Ольга Денисовна… с тобой?! – недоверчиво отодвинулась от неё завуч.

Та зашлась в бессвязных пришипётываниях:


– Да что ж такое!.. С Абагяном из нашего класса! – выпучила она глаза на завуча.

У той, по всей видимости, слегка отлегло на душе и она, задумчиво сложив губы смайлом вниз, поинтересовалась:

– И что, сильно целуется? Может, так… привет-привет?..

– Сильно!.. – выкрикнула Ксения. – Без приветов!.. – и злобно глядя на лицо завуча, которое было недостаточно расстроенным, процедила сквозь зубы: – А у нас с ним любовь, между прочим, а она лезет!

– Ну, с любовью это ты подожди… не горячись… – предупредила завуч, задумчиво оборачиваясь к стёклам зимнего сада, – но я там разберусь… Ты иди, Дикис, иди… я подумаю…

– Я – Бикис, – обиженно проговорила Ксения.

– Ну, всё равно… иди! – расширила глаза Людмила Васильевна. – Сказала – разберусь!

И завуч прошагала дальше по коридору, на минуту остановившись у стеклянных дверей. Она пронаблюдала за Олей, которая разговаривала с пятиклассниками, а потом села за пианино и что-то заиграла группе заинтересованных девочек. Они её о чём-то спрашивали, а она им весело отвечала и снова показывала что-то на пианино.

– Хм… целуется, значит… – проговорила себе под нос Людмила Васильевна и открыла стеклянную дверь.

– Здра-а-авствуйте!.. – нестройно раздалось с разных концов класса.

– Ольга Денисовна! – завуч прошла к пианино и встретилась с Олей лицом к лицу, когда та встала из-за инструмента.

– Здравствуйте, Людмила Васильевна! – она посмотрела на неё, ещё не убрав с лица воодушевление от общения с ученицами.

– Эм-м-м… Ну, вы тут занимайтесь пока… А потом зайдите-ка ко мне в кабинет, ладно?.. Поговорим… а то тут не совсем удобно.

– Хорошо, – согласилась Оля, – а когда?


– Ну, вот освободитесь… и тогда…


– У меня подряд все уроки…


– Да? А… ну, да… ну, на следующей перемене сможете?

– Хорошо, зайду.

– Ну, занимайтесь, занимайтесь… сейчас звонок уже будет на урок… И она проследовала к кабинету информатики.

– Как тут у вас, Роман Иванович? – спросила она, отрывая Дохлого от экрана.


– Всё в порядке… – привстал он.


– Как с ученицами?.. Из девятого?


– Ушли только что… У меня одиннадцатый сейчас… – он недоуменно повёл рукой.


– Ну, с ученицами-то как?.. Находите общий язык?.. – она внимательно вглядывалась в него.


– Да… вполне… И с учениками тоже, – спохватился он, – у меня же опыт… стаж… Я уже три года после института здесь отработал, – он распрямился и приподнял подбородок, глядя на Людмилу Васильевну с достоинством.

– Вот только на это и надеюсь… – вздохнула она, – стаж – это хорошо!.. – она похлопала его по плечу мясистой рукой. – А ученицы-то вам как?.. Нравятся?..

– Ну… всякое бывает… – он недоверчиво смотрел на неё.


– То есть?! – насупилась она.


      Он приблизился к ней как заговорщик:


– Скажу вам честно, иногда не учат… – он снова распрямился, глядя на неё, – но я стараюсь! Объясняю!

– Ага… – произнесла она задумчиво. – Это хорошо! Старайтесь, Роман Иванович… Но, знаете… ученицам иногда можно что-то простить… не зацикливайтесь на них…

– Я вас не понимаю… – напрягся Роман Иванович.

Завуч длинно посмотрела на него и сказала задумчиво:


– Вот и хорошо, что не понимаете… вот и хорошо… Главное – спокойствие в нашем деле, да? – она с надеждой посмотрела на него.

– Да, – оторопело согласился он.

Она стала удаляться из кабинета, но услышав среди учеников обсуждение школьной дискотеки, резко развернулась.

– Роман Иванович! Я чего заходила-то!

– Да… – привстал он снова.

– Дискотека же будет у старшеклассников, вам дежурить!

Он открыл было рот, но она его перебила:


– И не спорьте! У вас стаж! – она посмотрела на то, как он открывает и закрывает рот. – А я знаю, что вы в прошлый раз дежурили. Но мужчина-то нужен! Куда ж их, – она махнула на одиннадцатый класс рукой, – без мужчины оставлять?!

– Так я не только в прошлый… Я каждый раз дежурю!.. – задрал он брови.

– Ну и хорошо! У вас же стаж!.. Давайте-давайте, пободрее, Роман Иванович! А то всё сидите тут, сидите… надо и размяться. Эльвира Петровна придёт, географ наш, я тоже… Потанцу-у-уе-е-ем! – сказала она радостно.

– Ну, ладно… Подежурю опять… – обмяк он.

– Вот и хорошо! – она радостно сжала кулак в воздухе.

И Людмила Васильевна, вскинув голову, прошествовала под сигнал звонка из кабинета информатики в коридор.


ГЛАВА 8

На следующей перемене в кабинет завуча вошла Оля.


– Людмила Васильевна, вы что-то хотели мне сказать… – её лицо было наполнено светом и незамутнённой радостью.


– Да-а… – завуч глянула на неё исподлобья, – вы присаживайтесь, Ольга Денисовна, – она указала ей на стул с другой стороны от своего стола.


      Оля села и в ожидании посмотрела на завуча.


– Грм… Разговор деликатный, Ольга Денисовна! Надеюсь, мы поймём друг друга…


      Оля посерьёзнела и приготовилась слушать.


– Грм… Мы обе взрослые женщины… Давайте не ходить вокруг да около… Словом, что там у вас с Абагяном из девятого «А»?


      Оля резко вдохнула, приоткрыв рот, и поискала глазами ответов на столе.

– Вижу, что что-то промелькнуло, Ольга Денисовна… Но стоит ли

зацикливаться на ничего не значащем эпизоде?.. – она внимательно присматривалась к учительнице музыки.

Оля приложила обе руки к столу, как бы решаясь, потом подняла взгляд на Людмилу Васильевну и тихим, но твёрдым голосом сказала:

– Это не эпизод!..


      Завуч наклонила голову:


– Ну, Ольга Денисовна, голубушка… Вы – педагог… вы – взрослая женщина!..

– Я временно заменяю Зою Петровну и мне восемнадцать, – уточнила Оля негромко, но решительно.

– Ну… Зоя Петровна ваша, может, и не вернётся уже… на пенсию после больничного выйдет… Так что… – она наклонилась над столом, приближаясь к Оле, – он мальчик совсем… несмышлёный!.. – уговаривала она.

– Ему шестнадцать, он сам этого хотел… – Оля опустила глаза, взволнованно задышав.

– Хотел!.. – откинулась Людмила Васильевна от стола. – Они все всего хотят!.. – она присмотрелась к Оле. – Но, всё равно… субординацию надо соблюдать!.. Тут школа!.. Храм науки!..

Оля поджала губы, раздувая ноздри, потом посмотрела на завуча, на её порозовевшем лице обозначилась решимость:

– Я могу и уйти из школы, если в этом всё дело.

– Ну зачем же, так сразу уйти… Кто это вас отпустит? Вы подумайте ещё об этом!..

– О чём?


– Ну… надо ли вам всё это? Надо ли ему?


      Оля вздохнула, опуская взгляд:


– Я уже думала. Очень много думала… Больше не хочу! – её ресницы взметнулись навстречу взгляду Людмилы Васильевны.


      Та со слегка прокисшим лицом продолжала:


– Он, может быть, не понимает, что делает!


– Понимает… У вас ко мне всё?!! – Оля резко встала.

Завуч открыла рот и так и не нашла что сказать.

Оля посмотрела ей в лицо, слегка раздув ноздри дыханием, и повернулась к двери из кабинета.

Людмила Васильевна проследила за ней до выхода.


– Вредная… ужас… – тихо проговорила она, едва та захлопнула дверь за собой.


      Оля, захлопнув дверь, припечаталась к ней спиной и слегка опустила голову, потом, проведя по лицу рукой, еле слышно проговорила себе под нос:

– Гадость какая…

– Что с вами? – посочувствовал голос сверху.


      Оля подняла голову и вздохнула, устало глядя на собеседника:


– Ничего, Роман Иванович… Всё в порядке…


– Ну, вы заходите ко мне по-соседски, если что… Я всегда рядом… – обнадёжил он, заглядывая ей в лицо.


– Спасибо!.. Всё хорошо… – она отсоединилась от двери и ушла.

Дохлый вошёл в кабинет завуча. Она явно пребывала в раздражении.


– Людмила Васильевна… Я тут подумал… Насчёт дежурства на дискотеке…

Завуч злобно сдвинула брови:


– Ничего не знаю, вы – мужчина… – она окинула его критическим взглядом, – надо кого-то чтобы слушались, а то там начнётся и выпивка, и ещё… что- нибудь…

Он удивлённо посмотрел на неё, подходя ближе к столу:


– Да я как раз хотел там быть… Но…


– Что но?! Условия мне ставите? – она повысила голос в нетерпении.

Дохлый помялся и сел. Завуч кинула на него строгий взгляд. Его глаза, казалось, ещё глубже провалились в своё сизое обрамление.


      Он просительно поднял на неё взгляд:


– Не надо Эльвиру Петровну со мной ставить… Пожалуйста!..


– Да что она вам сделала?.. – презрительно посмотрела Людмила

Васильевна. Потом откуда-то из глубин тучного тела вздохнула: – Где ж я вам ей замену найду?.. У всех почти семьи, всем неохота… Одни мы с вами вечно готовы на подвиги…

– Да я не против… – он говорил совсем тихо, как-то прибито. – Помогите молодому сердцу, так сказать… Поставьте со мной дежурить Ольгу Денисовну… – он поднял несчастные глаза на неё, – пожалуйста…

– Белозерскую?.. – выплюнула грозно Людмила Васильевна. Потом, хрюкнув о чём-то себе под нос, сменила гнев на милость и задумчиво произнесла: – Белозерскую… Белозерскую…

Она встала из-за стола, решительно дёрнула вниз трикотажную кофту на себе и обогнула стол, направляясь к Роману Ивановичу.

Он, пригнувшись, испуганно взирал на неё из сизых глубин.

– Ой-й-й, Роман Иваныч!.. – пригляделась она к нему сверху вниз. – Вы всё как-то странно изъясняетесь, Роман Иваныч. Молодой, вроде, человек… Ну что это… – произнесла она с пренебрежением, – молодому… сердцу…

– А что?.. – с несчастным видом произнёс он.

– Ну-ка!.. – она вытянула его со стула за плечи и тряхнула им перед собой, как мягкой игрушкой. – Белозерскую ему подавай к двадцать девятому!.. – она рассматривала его, как одежду в магазине, и сомневалась. – Как-то встряхнитесь, что ли… Торс подкачайте.

– Торс?.. – ошалел он. – Я же не успею до двадцать девятого… торс…

– Ну, что-нибудь сделайте!! У нас тут мальчики ходят по школе пошире вашего в плечах-то… спортсмены! А вы… Хоть оденьтесь как-то посовременнее… Ой-й-й… что мне с вами делать?.. – задумалась она.

– Так что… я могу надеяться?.. – глянул он на неё прибито.

Она вздохнула:


– Надеяться-то вы можете, конечно!..


      Он обрадованно посмотрел на неё.

Она просверлила его глазами:


– Мало! Надеться-то! Понапористей надо быть с такими девушками!

– То есть, вы её со мной поставите? – ещё больше обрадовался он.

– Да поставлю, поставлю, куда она от меня денется… – проворчала

Людмила Васильевна. – Но и вам надо!..

– Что?

– Ну что! Понапористей как-то… Сделайте что-нибудь!.. Подарок подарите!.. – она озарилась. – Точно! Подарок!

Дохлый тоже засиял вслед за ней.


– Я как раз хотел… цветы!


      Она сделала кислую физиономию:


– О-о-ой, удивили! Цветы… Она же учитель! Ученики их и так таскают… Ещё конфет подарите…


– Ну, да… я и собирался…


      Она посмотрела на него снисходительно, как на ребёнка, и безнадёжно вздохнула:


– Вы бы ещё ватрушек принесли…


– А что надо? – растерялся он.


– Надо женщину молодую интересную поразить! Не вздумайте быть банальным!


– А что же нужно молодой женщине?


– Как что?! – она вздохнула, глядя вдаль через окно кабинета. – Меха дорогие, машина хорошая… – потом оглядела его критически, – ну с вас пока что и… кольца достаточно… Да! Точно! Кольцо!

– Как, сразу кольцо?! – в ужасе отпрянул Дохлый.

– А чего тянуть?!! Я там буду, я вас поддержу!

– Я даже не знаю… – растерялся он.

– Кольцо!! – постановила Людмила Василевна. – И не жмотничайте, потолще купите, золотое! – сказала она, растопыривая глаза.


– Ну ладно… – он попятился к дверям.


– И не вздумайте отступать! – провожала она его, грозно надвигаясь всем телом. – А то я вам устрою!.. – она угрожающе сжала губы уже у самой двери. – Вот поставлю всем младшим классам информатику шестым-седьмым уроком, чтобы эти бандиты приходили к вам на ушах стоять, будете знать! Все соки из вас выпьют… – она ухмыльнулась, – молодые…

Она выпроводила ошалевшего не то от счастья, не то от надвинувшейся ответственности учителя информатики и удовлетворённо потёрла мясистые ладони друг об друга. А потом хлопнула в них, громко хмыкнув.

На следующей перемене Людмила Васильевна явилась в зимний сад.

– Ну, Ольга Денисовна, я всё придумала! – сообщила она радостным голосом.


      Оля оторвала взгляд от пятиклашек, с которыми разговаривала перед уроком, и настороженно посмотрела на завуча:

– Что же?..

– Да не смотрите вы так! – она обхватила руками Олины плечи. – Я к вам с миром пришла, будем дружить!

Оля мягко высвободилась от неё и вопросительно посмотрела, приподняв розовеющее лицо ей навстречу.

– Пойдёмте-ка с вами вместе на школьную дискотеку! Пообщаемся в неформальной обстановке, подружимся!.. – она приблизила лицо, слегка сморщивая нос и прижато улыбаясь.

Оля слегка наклонила голову, недоверчиво глядя на завуча:


– Это что, месть такая, из-за нашего с вами разговора?

– Экая вы, милочка, злопамятная! – примирительным голосом проговорила Людмила Васильевна и как бы легко рассмеялась. – Поговорили две взрослые женщины… Поспорили… что ж тут такого? Мстить я вам не собираюсь, уверена – вы мне тоже. В современном мире живём! Да, Олечка Денисовна? – она говорила легко и как бы дружелюбно.

Оля рассматривала её уже не так непримиримо.


– Вы – музыкальный работник. Там тоже будет музыка. Вы будете

олицетворением всего прекрасного, что есть в школе. Вы нам очень нужны! Может, они при вас постесняются безобразничать…

– Если вам так не нравится всё это, то и не устраивали бы эти дискотеки, – предложила Оля завучу.

– Да я и не устраивала бы, – качнулась она вперёд, – если на то пошло… – Людмила Васильевна стала заговорщически настроенной, – да директор у нас больно современный. Надо, говорит, в духе времени, – и она хлопнула мясистой ладонью по Олиному столу.

Оля не очень уверенно пожала плечами.


– Приходите-приходите… у нас там интересно… – настаивала завуч, хитро улыбаясь. – Молодые люди заходят… не только мальчики зелёные… с профессией, с педагогическим стажем… а не то что…

– Мне это не интересно, – Оля метнула в неё красноречивый взгляд.

– Ну, вы же не хотите ссориться? – улыбнулась Людмила Васильевна. – Давайте, накрасьтесь там, посильнее, кудри поинтересней завейте… или что у вас там? И приходите-приходите… – потрясла она подбородком. – Не откалывайтесь от коллектива! – она слегка понизила голос, оглядев пятиклассников, отвлекшихся на свои дела. – Потом шалопаев этих по домам разгоним, когда они наобжимаются, наконец, рябиновки выпьем за здоровье, а?.. А?.. – Людмила Васильевна подмигнула и посмотрела на её лицо, соображая. – Ну, или не выпьем, тоже хорошо… будет…

И удостоверившись, что Оля больше не хмурится в её сторону и не проявляет явного сопротивления, попятилась из кабинета, примирительно говоря напоследок:

– Ну вот и хорошо… Олечка Денисовна… Я вас записываю на дежурство…

Она вышла из зимнего сада, потирая руки.


      Оля задумалась, глядя ей в спину. Потом очнулась и хмыкнула.


– Рябиновки… – засмеялась она прозрачным смехом.

На следующей перемене Оля, сверившись с расписанием у себя в телефоне, спустилась на третий этаж. Она, ещё издалека глядя на девятый «А», разбившийся на кучки в коридоре, начала сдерживать наплывающую улыбку. Лев стоял с другими ребятами и о чём-то смеялся. Она остановилась неподалёку и, прислонившись плечом к стене, наблюдала за ним. Иногда с ней здоровались и она отвечала. Неожиданно к ней подошли две её ученицы и стали показывать свои рисунки. Она взяла их в руки, просмотрела и вернула, сказав, что они ей понравились. Когда девочки, довольные общением, ушли, Оля снова взглянула вдоль коридора. Лев стоял в нескольких шагах от неё, прислонившись к стене плечом, и наблюдал за ней, улыбаясь. Она немного подошла к нему и остановилась в паре шагов.

– Ты ко мне пришла? – улыбнулся он. – Приятно.

– Да, поговорить… – улыбнулась она, – а то мы как-то и не разговаривали ещё сегодня…

– Да… не разговаривали… – он слегка покраснел, – мы здесь первый раз встретились, – он кивнул в сторону кабинета математики, – тоже алгебра была.

– Да, я помню… – ответила Оля, – ты тогда рассматривал меня как рыбку в аквариуме и ничего не говорил…

– Я сказал!.. – возмутился он, смеясь.


      Она покачала головой:


– Нет… я первая заговорила…


– Разве?.. – он посмотрел себе под ноги и поднял слегка смущённое лицо.

– Вот-вот… и тогда так же… кеды свои рассматривал.

– Но я первый с тобой познакомился, а ты не хотела…


– Да… первый… Но я хотела… Просто тебе не сказала…


– А что ты ещё мне не сказала?.. – он взволновано посмотрел на неё, на её губы.


– Лев, – она сглотнула и отвернулась, потом опять посмотрела на него, – как же трудно с тобой разговаривать… когда ты далеко…


– А мы и рядом… не очень разговариваем… – он отвернулся, положив голову затылком на стену и сунул руки в карманы.


      Они стояли в шаге и бросали друг на друга взволнованные

взгляды.


– Тут будет школьная дискотека… – начала Оля, – что ты думаешь об этом?


– А что думать?.. Я лучше с тобой погуляю. Это же единственный день, когда вы не играете в баре вечером…


– Да, Тимоша с Джокондой уедут, у неё отец только на один день проездом будет…


– Ну и хорошо, проведём вечер вместе, а то тридцатого вы опять

выступаете…

– Да, последний раз в этом году… Видишь, мы разговариваем, – улыбнулась Оля.

– Это потому, что я на тебя не смотрю, – обернулся к ней Лев, – видеть тебя не могу, – засмеялся он.

– Я тоже не выношу на тебя смотреть… так… – усмехнулась она.


– А ты разве хотела на дискотеку?..


– Это не я хотела… Это завуч говорит: приходите-приходите… дежурить… – Оля растерянно качнула головой.


      Лев хитро прищурился:


– Так ты будешь? На дискотеке?.. Ну тогда и я приду! – он опять к ней повернулся, приткнув плечо к стене.


– Правда?.. Ты не против? – Оля тоже развернулась к нему.


– Потанцуем… – сказал он, сдерживая изо всех сил прихлынувшую улыбку, – мы ещё не танцевали вместе…


      Она вздёрнула подбородок и посмотрела на него, улыбаясь:


– Это надо исправить… А ты разве танцуешь? – она насмешливо сдвинула брови.


– Так вот какого ты обо мне мнения?! – возмутился Лев, улыбаясь. – Думала, раз у меня спорт, то я уже всё… по-другому двигаться не могу? Я вообще-то призовые места на танцах брал!

– Да?! – изумилась Оля с улыбкой. – Вот ты у меня, оказывается, какой… разносторонний…

– Правда, это было в четвёртом классе…


      Она рассмеялась.


– Что ты смеёшься? Награды бывшими не бывают, так мой тренер говорит.

– Танцуют не наградами, а ногами… и не только… – она пыталась сдержать улыбку, глядя на него.


      Лев насмешливо сдвинул брови:


– Ещё посмотрим, как ты танцуешь! Ты умеешь, вообще?


      Она вспыхнула:


– Ещё посмотрим, кто лучше танцует!..


      Проходящий мимо Роман Иванович, удивлённо остановился между ними, как бы становясь третьим в беседе, и обратился к Оле:


– Ольга Денисовна, я слышал, вы тоже будете… на дежурстве?..

Развлечёмся… И у меня будет окошко на следующем уроке, я к вам зайду…


– Но у меня нет окошек, Роман Иванович, у меня все уроки подряд.


– А я всё равно зайду, музыку послушать, вы так чудесно играете. Я всегда слушаю через стену. Можно мне хоть раз живую музыку услышать? – и он добавил вкрадчиво: – Вашу музыку…

– Ну конечно, заходите, – Оля недоуменно пожала плечами.


      Роман Иванович, удивлённо глянув на Льва, ушёл, слегка махнув Оле рукой и состроив подобие улыбочки.


– Это что?.. – спросил Лев оторопело.


– Это Роман Иванович… – пояснила Оля, тоже слегка недоумевая.


– Я в курсе! – Лев отстегнулся от стены, провожая того взглядом в спину. – Что это с ним?!


– Хм… – пожала Оля плечами, – музыку хочет…


– Да он, похоже, не только музыку хочет… – Лев подозрительным взглядом проводил Дохлого до конца коридора, а потом посмотрел на Олю из-под бровей.

Прозвенел звонок на урок. И они, переглянувшись ещё раз, разошлись в разные стороны.


ГЛАВА 9

Дискотека должна была начаться, как обычно, под надзором Людмилы Васильевны, благословляющей диджея из десятого класса на включение музыки. Для проведения мероприятия силами учеников все сидения в актовом зале были сдвинуты к стенам и частично вынесены в коридор. Для танцпола освободилось достаточно большое пространство. На сцене устроился диджей за пультом, а по краям сцены у стен огромные колонки, способные обслужить музыкой весь район, купленные по настоятельному обращению к директору старшеклассников. По той же инициативе был куплен большой зеркальный шар, который теперь крутился под потолком, раздавая по залу блики.

Людмила Васильевна решительно взошла на сцену и, переливаясь зеркальными зайчиками, при этом освещенная ещё и верхним светом, возложила мощную ладонь на плечо диджея. Она окинула суровым взглядом пустой танцпол, рассевшихся на сваленных по углам и вдоль стен сидениях старшеклассников, и сказала:

– Ну, Чайкин… давай… нашу!


– Может, не надо, Людмила Васильна?.. – взмолился Чайкин.


– Так!.. Вы хотите ещё дискотеки?.. Тогда крути… – она кивнула на его микшер.


      Он вздохнул, глянул на одноклассников и устало произнёс:


– Понял…


      Чайкин сменил диск на вертушке, подкрутил ручки, поправил ползунки и включил трек известного певца, любимца дам старшего возраста.


– Чайкин, что за фигатень?!! – посыпалось в него от старшеклассников, умудрившихся перекричать музыку. – Гаси этот отстой!!


      Диджей обречённо пожимал плечами в зал, который тут же покинули некоторые из уже собравшихся.


      Людмила Васильевна понимающе закивала головой под музыку и слегка задвигалась в предложенном темпе, ритмично помогая себе руками, собранными в кулаки, но как бы не давая себе жечь по полной. Она наклонилась к Чайкину:

– Мне надо хоть какое-то удовольствие получить от вашего этого безумства, – пояснила она ситуацию.

Он сидел с несчастным видом и ловил пренебрежительные замечания одноклассников и других учеников, надеявшихся на улучшение репертуара.

Завуч, ритмично перебирая ногами, посмотрела на часы:


– Так!.. Хорошее начало! Но что-то мои дежурные не идут, пойду встречать… – и, обращаясь к диджею, добавила: – Давай, Чайкин, не безумствуй тут сильно… Я ещё приду… проверю…

Он посмотрел на неё более весёлым взглядом и подмигнул кому-то в пустующем зале.

Перед выходом она окинула строгим взглядом всех скучающих по разным местам и разрешила приглушить свет, что сразу и было сделано теми, кто стоял у выключателей около дверей. Стоило ей удалиться от актового зала, как из колонок послышался рэп, умеренно сдобренный матом.

– От-т… – покачала она головой, проходя по школьному коридору.


Едва она достигла школьного вестибюля, как в дверях показался румяный с мороза Роман Иванович. Его удлинённая куртка торчала вокруг тела колокольчиком.

– Что же вы опаздываете? – встретила она его.

– А Ольга Денисовна уже здесь? – поинтересовался он, оглядываясь.

– Нет, вроде бы, не пришла ещё… Но всё равно, опаздывать – это не в вашу пользу…

– Так я по магазинам…


– Купили?.. Показывайте!.. – приказала она.


      Он нерешительно сунул руку в карман.


– Давайте, давайте… – поторопила она его.


      Он достал коробочку для ювелирных украшений, Людмила Васильевна выхватила её и открыла крышку, тут же уставившись на Дохлого осуждающе:

– Обалдели?.. Обручальное?..


– Не-е-ет… – оторопел Роман Иванович, – там камешек есть, просто наклонилось в коробочке.


– А-а-а… – она присмотрелась к изделию, повертела его в руках, – ну, ладно, может, у неё зрение получше моего, рассмотрит сразу… ваш камешек… – она вернула ему коробочку и вздохнула, глядя на него.

– Я, вы знаете… как-то робею, честно сказать… – Роман Иванович стягивал с себя верхнюю одежду.

– Опять вы?!!


– Что такое, Людмила Васильевна?


– Ну, вот это… робею… честно сказать… вы как из прошлого века, прям не знаю, что с вами делать…


– А как же надо?.. – вытянул лицо Роман Иванович.


– Ну, не знаю… как они сейчас все говорят, – она махнула рукой в сторону источника доносившихся звуков, – скажите: стрёмно… обломно… или прикольно… А вы – робею, – она раздражённо хмыкнула, – это вы должны меня учить!..

Дохлый застыл, недоумевая.


– Как вы будете с ней разговаривать? – качнулась она, раскинув к нему руки.


– Но я таких слов от неё не слышал…


– Зато она их слышит… от других… – она неопределённо кивнула головой, – и, похоже, ей это нравится…


– Знаете… Людмила Васильевна… я за культуру общения в любом случае.


– Вы там со своей культурой только не переборщите, Роман Иванович, – она выглянула за частично застеклённые входные двери, – идёт, кажется.


– Ой… – втянул голову Дохлый.


– Давайте-давайте… не робейте – она усмехнулась, – и глядите, не

бухнитесь там на колени, или ещё что-нибудь из этого же репертуара…


– На колени?.. – задумался он, поправляя галстук.


– Я буду рядом, если что… – она заговорщически наклонила голову, глядя на него.


      Оля вошла такая же румяная с мороза и, поздоровавшись со всеми, стала снимать одежду, приближаясь к вешалке около вахтёра. Людмила Васильевна подтолкнула Дохлого к ней. Он поспешил помочь ей с одеждой. Оля ответила лёгкой улыбкой.

Актовый зал тем временем пополнялся учениками старшей школы, которые под знакомые ритмы стекались из коридоров, покидая насиженные подоконники. Девятый «А» неполным составом сбился в кучку в одном из углов зала, заняв несколько сцепленных между собой сидений, поставив два ряда напротив, чтобы видеть друг друга.

– Скучно… давайте пока в «Правду или действие», – предложила Ксения, осмотрев пустой танцпол и надув губы. Девушки поддержали предложение, с готовностью усаживаясь плотнее, чтобы всех разместить, кто-то из юношей навис над ними сверху. Аню, стоявшую сбоку, тоже привлекли в игру.

– А как будем: с ведущим или так?

– Ну, конечно, с ведущим, так интереснее! – решила за всех Ксения и глянула на Лёву, который стоял дальше у стены рядом со Штольским и выглядывал в сторону света, льющегося из коридора в затемнённый зал. По их лицам мелькали зеркальные блики от шара.

– Кого назначим? – спросили девушки.


      Аня еле заметно хмыкнула, улыбаясь одной стороной рта.


– Ну, конечно, Мурашину! – снова решила за всех Ксения.


      Аня повела бровью и неопределённо кивнула, словно подтверждая для себя давно известную истину.


      Мурашина, воодушевившись предложенной должностью, грузно пролезла в центр и, потеснив кого-то крупным задом, уселась напротив Ксении, ловя её пожелания.

– Ну, давай, Мурашина, назначай кого-нибудь… – благосклонно разрешила Ксения.

– Ждёшь? – тихо спросил Штольский у Лёвы, перехватывая его взгляд в сторону двери.

Лев неопределённо повёл головой и как бы кивнул.

Штольский оглядел зал и наткнулся на фигуру Тимофеева у другой стены. Тот, сгруппировавшись вокруг своих же сложенных на груди рук, угрюмо поглядывал из-под бровей на девятиклассников.

– У-у-у… явился… неандерталец… – прогнусавил Штольский, скривившись.

– Что-то ты его недолюбливаешь. Не привык ещё? – Лев посмотрел с усмешкой на друга.

– Разве к нему можно привыкнуть!? Одна надежда на второе число…


– А что второго? – заинтересовался Лев.


– У Анечки родители уедут в санаторий. А этот… Витаминыч, – Штольский неодобрительно кивнул в сторону Тимофеева, – если решится пригласить Бикис на «Блэк-энд-рэд», тоже свалит из дома, наконец, – Штольский поймал на себе взгляд Ани и застопорился на секунду, присматриваясь к ней.

– По-моему, тебе надо идти к Ане… – предположил Лев.

– Пусть ещё подождёт немного… – хищно произнёс Штольский, став похожим на самца крупных кошачьих, с интересом выжидающего добычу за кустами.

Аня тем временем отвернулась, изобразив равнодушие. Её длинные волосы, отчасти собранные сзади заколкой, волной стекли на плечо. Штольский сглотнул и с усилием повернулся в сторону двери. Он пихнул Лёву локтем. В зал вошли дежурные учителя, возглавляемые любительницей устаревших песен. Лев, отлепившись было от стены, припал к ней снова, разочарованно поджав губы.

– Не подойдёшь? – спросил Штольский.

– Ты же видишь… – но Льва не слушали, Гена снова впал в виртуальное общение с Аней. Их красноречие было очевидным, хоть и беззвучным. Но о чём был их разговор, знали только они сами.

– Гмр-р… – Штольский проворчал что-то на зверином диалекте, – это она специально… Посмотри!..

– Да я и так смотрю, – отозвался взволнованно Лев, глядя на Олю в сопровождении Дохлого.

Гена пихнул его в бок:

– Да куда ты смотришь! Туда смотри!.. – он дёрнул его за одежду, направляя на кучку играющих.

– Ну?! – нетерпеливо спросил Лев. – Что там?

– Аньку видел? – угрюмо спросил Штольский.

Лев пожал плечами:


– Видел, конечно.

– Это она специально?

– Что?!


– Оделась…


      Лев прыснул:

– Тут все оделись и, представь, все специально, даже я…

– Не-е-ет… это она для меня специально оделась в прозрачную фигню какую-то, – угрюмо проговорил Штольский.

Лев насмешливо посмотрел на него:


– Штольский, неужели ты ревнуешь? Расслабься, там ничего не видно, – он присмотрелся к Ане, – на ней ещё какая-то штучка надета, тут и пооткровеннее одежда есть.

– Вот именно! – Гена свирепо вращал глазами. – Штучка!.. Посмотри, на ней лифчик есть?

Лев мельком глянул на Аню:


– Я не знаю… Ты же только что ревностью мучился, зачем меня подсылаешь смотреть?


– Да какая ревность! – поморщился Штольский, как будто ему подсунули что-то кислое. – Это неинтересно.


– А что тогда? – удивился Лев.


– Она меня мучает, понимаешь? Специально…


      Лев снова посмотрел на Аню недоверчиво:


– Да где? Всё прилично… Ну, красиво оделась… Тут все постарались… Вон, эта…


– Да вижу я! Бикис вываливается из платья, это неинтересно… – Штольский жадно присматривался к Ане, стоявшей к нему боком, но она то и дело взглядывала на него, и тогда он напускал на себя равнодушие и старался не быть застигнутым врасплох. – Лёва, подойди посмотри! Мне важно! – процедил Штольский сквозь зубы.

– Да не буду я! Твоя девушка – ты и смотри!

– Слушай, я не против, можем помечтать и вместе. Мне надо знать, как она оделась, понимаешь? – он вглядывался в Анину спину, поскольку она сложила руки перед собой и закрыла интересующий его объект.

– Штольский, мне есть о ком… Твоя девушка, хочешь – спроси!.. – предложил Лев, оглядываясь опять на Олю, которая о чём-то беседовала с учителем информатики.

– О точно! – озарился Штольский, снова пихнув друга в бок. – Они же в «Правду или действие» играют. Надо только дождаться момента…

– Ген, ты же не будешь при всех её… это… смущать…

– Почему? – удивился Штольский и, слегка сощурившись, протянул: – Как раз при всех она и скажет.

Гена слегка покивал головой туда-сюда, как будто соображая что-то, покрутил растопыренной ладонью перед собой и успокоился, снова присматриваясь к Ане, пока она сосредоточилась на играющих.

Лев усмехнулся, наблюдая за его мыслительным процессом.

– Если я включусь в игру, то выберу действие, – разрабатывал план

Штольский, – Мурашина обязательно назначит меня с ней, чтобы пошипперить для Бикис, это ясно. При всех она выберет поцелуй, если я что-нибудь понимаю в этой женщине, – прищурился Штольский к Ане, – но если она без лифчика… то не выберет… – он поднял брови, соображая, – и я в пролёте…

Лев недоумевая смотрел на Гену:


– Как же у вас всё сложно!..


– Это? – Штольский засмеялся, икая и вздрагивая. – Это вообще не сложно! Но остальное у нас… – он покивал головой, – действительно слегка запуталось… – и он разочарованно выставил верхнюю губу.

– А какая связь?

– Ты про лифчик? – Гена поднял брови, глядя на Льва, как на младшего по разуму. – Это же прям на поверхности… Если она под этой штучкой голая, то голая правда в том, что она настроена меня помучить, а значит целовать не будет. Ясно же! – он слегка пожал плечами.

Лев 2. Попали в любовь

Подняться наверх